15.
Белая, пушистая, мягкая, пышная, тонкая марля, гора взбитых сливок. Далеко и еще дальше, друг за другом, мимо и низко. Медленно и расслабленно плывут облака.
Dagen svalnar mot kvällen…
Еще не похолодало. Самая сильная дневная жара миновала. Воздух как птичье молоко. Он щекочет пальцы ног, бедра, руки, как будто кто-то водит большим пером вдоль изгибов тела. На пристани можно лежать совсем без одежды, смотреть в небо, на облака. Ждать. Тосковать. Скучать по тому, кто в нескольких шагах. Улыбаться про себя, чувствуя на своей коже взгляд.
Tag mina smala axlars längtan…
Тепло снаружи и внутри. Тепло, которое заставляет исчезнуть пустые мысли. Спешащая медлительность, замедленная спешка. Летняя, бесконечная-бесконечная мимолетность. Мгновение, когда все еще хорошо и вдвоем лучше, чем в одиночку…
Мысли о том, что чувства могут продолжаться долго, долго. Здесь можно было бы остаться. С этим человеком можно быть. Эту руку можно ловить десятки, сотни, тысячи раз. Тишина. Слышать, как дыхание пытается подстроиться под чужой, небрежный, тихий ритм, который можно усилить вместе, в один такт.
Когда уходит лето, когда ветер холодного течения срывает с берез первые желтые листья, мысли на пристани кажутся сном. Увиденным кем-то другим…
Белоснежка вздохнула и устремила взгляд с неба на полицейский участок. Из самых больших окон вокзала хороший обзор. Она сидит уже три часа в ожидании, что что-то случится.
Бессмысленно.
В трескучий мороз Белоснежка следовала за отцом Элизы, Терхо Вяйсяненом, от дома в Пууники до шоссе Хатанпяян валтатие. Терхо Вяйсянен пришел на работу, а Белоснежка осталась на посту на автовокзале. Ей неохота была сидеть в полицейском участке. Хотя, например, очереди в паспортный стол были известны своей медлительностью, но сидящая часами в очереди девушка может все равно вызвать подозрение.
Тут на нее никто косо не смотрел. Она выглядела достаточно опрятно, не производила впечатление бездомной и была настолько незаметной, чтобы потом никто ее не смог вспомнить.
Казалось неразумным тратить таким образом весь день. Очевидно же, что Терхо Вяйсянен на работе, как обычно, до четырех или даже дольше, и пойдет домой тем же путем, каким и пришел сюда. Оставаться в тени — безумнее безумного.
Белоснежка уже выпила четыре картонных стаканчика черного кофе. Каким-то образом надо пытаться оставаться бодрой.
Деньги. Мужчины, преследующие Элизу. Молодая женщина с фотографии. Белый Медведь.
Как это все может быть связано между собой?
Ключ — Терхо Вяйсянен. В этом она была уверена. И Элиза в этом уверена, хотя не хочет думать, что отец замешан в чем-то плохом. Его вынудили. Лицо девушки посерело, когда она смотрела фотографии. Что-то внутри нее оборвалось. Пропало детское доверие, и часть ее «я» разбилась вдребезги.
Белоснежка понимала ее. Она помнила, каково это — смотреть на себя в зеркало осенью в первом классе, перед Рождеством, и видеть маленькую, пугливую, остолбеневшую девочку, которая никогда не поверит, что с ней произошло такое. Что такое вообще бывает. Я больше не я, так она думала. Это была правда. Она стала кем-то другим, другой девочкой.
Жила-была девочка, которая научилась бояться…
Осматривая автовокзал, Белоснежка дала отдохнуть своим уставшим глазам, сторожившим полицейский участок. Отремонтированное год назад здание в стиле фанки было прекрасно. Утренний свет падал внутрь через огромные окна. Если смотреть только на свет, а не на ослепительную белизну улицы, можно подумать, что сейчас лето.
Белоснежке захотелось облокотиться на спинку стула в зале ожидания и закрыть глаза, еще раз увидеть во сне летнее тепло и неукротимость. Принять приносимые воспоминаниями радость и горе.
Какого черта она вообще здесь делает?
Вииво Тамм разгадывал судоку в вечерней газете, и заодно поглядывал на полицейский участок. Он сомневался в душевном здоровье Бориса Соколова. Не казалось это разумным — подстерегать полицейского на работе целый день. Но Соколов был того мнения, что тут что-то нечисто. Его удивило, почему мужчина не ответил на письмо Натальи. Та иногда хвасталась, что Терхо Вяйсянен отвечает на ее почту прежде, чем она нажимает кнопку «Отправить».
Соколов подозревает: что-то случилось. А когда Соколов что-то подозревает, это неспроста.
Вииво спросил у Соколова, не стоит ли ему пойти поговорить с Терхо Вяйсяненом. Заставить его понять, что их не следует тормошить. Вииво умел уговаривать оставаться на службе. И знал толк в молчании. Некоторые после его визита замолкали навсегда.
Это, видимо, не прокатывало. Никто из них не хотел, чтобы полицию обращала на себя внимание, коли есть смысл продолжать работать вместе. Поэтому нужно только шпионить.
Соколов ничего не имеет против того, что Вяйсянен затеял свою игру. Ему только нужно знать, есть ли в его команде еще игроки.
Интересно, в этот квадрат идет девятка или семерка? Надо было выбрать любительский уровень сложности три звезды, а не профессиональный — пять. Keep it simple. Нет у него цели натаскивать себя на чемпиона судоку. Всего лишь убить время. Вииво погрыз кончик карандаша и уставился в сторону полицейского участка.
Весь день насмарку.
Белоснежка начала искать телефон, чтобы позвонить Элизе и отказаться от своего обещания. Не может она тратить жизнь на такое безрезультатное выслеживание, хватит уже.
Терхо Вяйсянен размышлял об электронном письме, которое получил сегодня ночью. Конечно, он не смог напрямую связаться с Белым Медведем — лишь с одним из его «ассистентов», которые, как и он, работают под кодовыми именами. Ассистент написал, что Терхо надо пойти в Тампере-холл, в мужской туалет, где в сливном бачке третьей кабинки будет спрятан мобильный, и позвонить по девятому в списке быстрого доступа номеру телефона. Тогда и будут ему остальные инструкции. Мобильник окажется в укромном местечке сегодня.
Пытается ли он откусить слишком большой кусок?
Совместная работа Бориса Соколова с эстонцами идет хорошо. Но они — всего лишь преступники среднего уровня. Соколов стоит над эстонцами, но и он такой же слуга, как и другие. Другое дело — Белый Медведь. О нем ходят только слухи — и никаких конкретных сведений. Терхо не знал никого, кто видел бы его хоть раз.
Но если он хочет денег, надо что-то делать. А он действительно их хотел. Ему нужно их получить. Он рассчитывал закрыть этими средствами пару игровых долгов.
Терхо утихомирил урчащий живот, накинул пальто и решил пойти в обеденный перерыв в Тампере-холл.
Мужчина вышел из полицейского участка.
Вииво Тамм насторожился.
Белоснежка насторожилась.
Вииво быстрее оказался под подозрением, и в этом Белоснежке повезло. Она успела понять, что разгадывающий судоку на холоде мужчина выглядит знакомо. Когда он двинулся, Белоснежка узнала его по длине шагов, немного сутулой спине, траектории движения рук.
Один из нападавших.
Мужчина с разбегу открыл дверь. Белоснежка краем глаза поглядывала на него и поняла, что они оба тут одновременно не просто так, и не могут одновременно выскочить на улицу. Ее и мужчину объединяло кое-что.
Один объект слежки.
Черт, это усложняет дело. Белоснежке придется стать невидимой для двоих.
16.
Белоснежка нерешительно остановилась в вестибюле Тампере-холла.
До этого момента все шло хорошо. Элизин отец настолько был сосредоточен целенаправленным движением, а сутулый — следованием за ним, что никто из них не обратил внимания на Белоснежку. Надо только держать нужную дистанцию, чтобы держать в поле зрения обоих мужчин. Видь и будь невидимой. Это она умела.
Они пересекли мост Соринсилта, прошли мимо университета, повернули на улицу Юлиопистонкату и оттуда к Тампере-холлу.
Внутри возникла проблема.
Терхо Вяйсянен решительно прошел вдоль Синей линии скульптора Киммо Кайванто и вошел в мужской туалет. Сутулый задержался на минутку около туалета, огляделся по сторонам и тоже вошел туда.
Белоснежка задумалась. Она могла бы подождать в вестибюле, спрятавшись от взглядов. Но с другой стороны, в туалете может произойти что-то важное. Даже, скорее всего, произойдет. Вряд ли отец Элизы пришел сюда, чтобы сменить рабочее место на общественный туалет. У него какая-то другая причина, и Белоснежке надо ее узнать. Но, как девушка, она не может пройти внутрь. Это вызвало бы ненужное внимание окружающих. Ей надо пройти туда мальчиком.
Белоснежка осмотрела себя в зеркале гардероба. На ней темная одежда и серая шапка, всё унисекс. Толстая куртка скрывает изгибы тела. Она быстро собрала волосы под шапку, приняла другую позу, изменила точку опоры, поменяла выражение лица.
Она удивительно сильно изменилась. Из зеркала, в натянутой шапке, насупив брови, на нее смотрел пацан.
Самое главное — походка. Белоснежка сделала шаги более развязными, свободными, ноги больше врозь, вперевалку. Дойдя так до дверей мужского туалета, она дотронулась до дверной ручки и самоуверенно ее нажала.
Пальцы Терхо Вяйсянена скользили, когда он пытался открыть крышку бачка унитаза. Та оказалась неожиданно тяжелой и тугой. Он попытался сунуть в щель ногти, но это не помогло. Нужны ногти подлиннее. Терхо покопался в кармане. От отражателя нет никакого толку, как, впрочем, и от водительских прав. К счастью, в кармане нашелся старый, когда-то забытый там ключ от велосипеда, который удалось силой засунуть под крышку. Потом Терхо начал выворачивать ее, как можно тише. И тут он услышал, что кто-то зашел в соседнюю кабинку.
Вот не повезло. Ничего нельзя сделать спокойно.
Ключ угрожающе начал сгибаться, но, к счастью, крышку удалось сдвинуть. Она предательски загремела. Это звук взорвал тишину туалета.
Дверь снова открылась. Шикарно, вторая пара ушей… Пришедший обосновался в другой кабинке рядом с Терхо. Тот чувствовал себя окруженным. Сейчас нужно успокоиться, вдохнуть и изгнать из себя паранойю. Тампере-холл — это публичное место, где есть бесплатный туалет. И, конечно, им пользуются. Но вот неприятное совпадение, когда трое мужчин одновременно решили опорожнить свой мочевой пузырь… То есть два. Сам-то он хочет подержать в руке кое-что другое.
Терхо снял куртку, засучил рукав правой руки, сунул руку в бачок и стал щупать. Сначала пальцы находили только воду, и его затошнило, хотя он знал, что вода там еще чистая. А в правильной ли он кабинке? А если мобильник уже забрали? А если его обманули?
Затем что-то словно прыгнуло само в его руку.
Есть!
Терхо вытащил черный футляр, который оказался водостойким, открыл его и нашел внутри телефон, завернутый в целлофан. Он засунул его в карман куртки, футляр — в другой карман, затем поставил крышку на место. Сердце грохотало в ушах, будто на нем играл сумасшедший барабанщик. Терхо понял, что его руки дрожали. Он страха ноги стали ватными, хотя причин бояться не было.
Куртку на себя, дверь открыть — и немедленно к раковине. Терхо намылил руки и помыл их раз, потом еще раз. Он сдерживал желание вернуться и стереть отпечатки пальцев с унитаза. Но это было бы слишком.
Из других кабинок не доносилось ни звука. Видимо, у обоих запор, подумал Терхо, тщательно вытер руки и поспешил прочь из мужского туалета.
Белоснежка считала секунды. Она определила быстрым взглядом понизу, где Терхо, и вошла в соседнюю кабинку. Он, кряхтя, делал там что-то — судя по звукам, поднимал крышку бачка. Доделав дело, помыл руки и удалился.
Было слышно, как сутулый спустил воду. Видимо, для вида. И вышел из туалета, но рук не помыл. Белоснежка ненавидела, когда после туалета не мыли руки. Она, конечно, не фанат чистоты, но мытье рук после туалета — необходимость.
Пять, шесть, семь, восемь… Спустя десять секунд Белоснежка открыла дверь кабинки, помыла руки и толкнула дверь туалета. Она как раз успела увидеть, как Терхо Вяйсянен и сутулый, следовавший за ним, выходят из Тампере-холла. Белоснежка поспешила за ними.
Парк Сорсапуисто был как зачарованный. Ветви деревьев словно все сплошь в инее, или на их поверхности осел снег, заледеневший сложными искусно выточенными кристаллами. Солнце отражалось от каждого такого кристалла: сверкало, сияло, блестело, искрилось, излучалось. Снежная Королева проехала на своих санях через парк. Ее волосы и мантия развевались, оставив после себя легко колышущиеся, крошечные льдинки. Она дунула, и все стало белым и волшебным.
Дыхание Снежной королевы. Лед и пронизывающий ветер.
Дыхание Белоснежки. Водяной пар, который быстро покрывает инеем шарф и хну щек, невидимый пушок на них.
Белоснежка подтягивалась на турнике и заодно слушала. Терхо Вяйсянен, вроде, только что достал из кармана мобильник, набрал номер, подошел к пруду Сорсанлампи и приложил трубку к уху.
Сутулый стоял за ближайшим деревом и делал вид, что закуривает. Удивительно, что Терхо не заметил мужчину. Подтягивающуюся Белоснежку он наверняка заметил, но не подумал, что этот пыхтящий мальчишка заинтересован его разговором. Наверняка, он думал, что стоит достаточно далеко. В такую тихую погоду звуковые волны расходятся очень хорошо.
Три, четыре, пять…
Белоснежка считала подтягивания и ждала, когда отец Элизы начнет говорить.
— Hello? This is… okay, you know who is this.
Английский мешал пониманию. Терхо Вяйсянен говорил низким голосом в сторону пруда, и его слова пропадали по пути. Финские слова было бы проще расшифровать и правильно истолковать.
Руки начали уставать. В последнее время Белоснежка слишком мало подтягивалась. Тем не менее, она не сдавалась.
Сутулый тоже внимательно слушал.
Двенадцать, тринадцать…
— Polar Bear… Already an invitation?.. 8 pm tomorrow, right. Black tie. If you could just…
Последнее предложение оборвалось. Кто-то повесил трубку. Но Белоснежка слышала достаточно. Отец Элизы идет завтра на вечеринку в Белому Медведю.
Руки предали Белоснежку. Она рухнула на землю. Мышцы рук дрожали, и удар по ногам получился болезненным.
Блин. Вот и кончилась невидимость.
Терхо Вяйсянен и напавший оба смотрели в ее сторону. Маскировка более не имеет смысла. Теперь важно плавно завершить роль порядочного молодого спортсмена.
Белоснежка побежала трусцой вокруг пруда Сорсалампи в мужской манере. Армейские ботинки скользили по заледеневшей беговой дорожке, со страшной силой разрушая иллюзию. Но даже силой мысли нельзя было сделать их шипованными зимними кроссовками. Надо держать марку.
Здесь бегает спортсмен. Никакого замешательства.
Если она обогнет пруд, то сможет по прямой прибежать домой выпить что-нибудь тепленького и отчитаться перед Элизой.
Белоснежка поняла, что надеется зря, когда услышала сзади приближающиеся тяжелые шаги.
17.
Борис Соколов пытался дозвониться до эстонца, но тот молчал. Наверное, поставил телефон в беззвучный режим, чтобы полностью сосредоточиться на слежке. Хорошее, конечно, свойство. Но преступление само по себе не имело никакого смысла: Борис только что получил сообщение от Белого Медведя, что полицейский был с ним на связи и что его люди организовали тому приглашение на вечеринку — правда, немного другим способом. Борис не всегда мог понять, как действует Белый Медведь. Иногда он размышлял, соблюдает ли тот особую осторожность — или просто заставляет бегать людей ради собственного удовольствия. Последняя версия казалась более правдоподобной. Иногда Борис очень уставал от приказов и капризов Белого Медведя. Он знал, что находится в привилегированном положении, даже можно сказать, в касте любимчиков, но это положение в любой момент может измениться. Борис жил в постоянном страхе, ходил в невидимом ошейнике. У него нет права на ошибку.
То есть лучше всего прекратить работу. Нет причин рисковать. Вдруг кто-то сможет связать эстонца с полицейским. Или Тамм сделает что-то необдуманное… Вииво Тамм — отличный мужик, профессионал, но и он время от времени «закипает». Когда такое случается, Вииво становится безжалостным и неуправляемым.
Борис отправил ему сообщение: «Стоп! Отменяй дело!»
Вииво Тамм ускорился. На сей раз эта маленькая сучка не убежит. На сей раз он покажет девчонке, где раки зимуют. Первый раз не в счет — так, случайность. А теперь это его личное дело… Телефон завибрировал у него в кармане. Кто-то пытался дозвониться, но у Вииво не было времени отвечать. У него сейчас свои заботы.
Вииво не сразу понял, что же именно ему показалось знакомым в мальчишке на турнике. Но потом он вгляделся внимательнее. Куртка. Где-то раньше он ее видел. Когда мальчишка побежал, Вииво вспомнил. Мальчик на самом деле не мальчик, а девочка. Которая тогда бежала по-другому, но все же не настолько, чтобы ее не узнать.
Почему же Терхо Вяйсянен тогда ее не признал? Собственную-то дочь?
Вииво чуть-чуть поразмышлял. И тут ошеломляющая догадка ударила в его сознание. Она не дочь полицейского. Это какая-то другая девчонка, которую почему-то перепутали с дочкой. И ему надо выяснить, почему и как.
Когда девчонка начала бежать быстрее, ярость переполнила Вииво. Ни одна сучка среднего роста не допрыгнет до его носа. Он отморозил пальцы рук и ног, потратил драгоценное время, торча в чаще Пууникки и разгадывая судоку на автовокзале. Девчонка в красной шапочке издевалась над ним.
Он ее догонит. Он выжмет из нее рассказ о том, как она во все это впуталась. И научит не играть в такие взрослые игры, в которые она еще не умеет играть.
Вверх по тропинке, идущей от Тампере-холла, в горку по улице Кявелятие, над дорогой. Лед, скользко. Абсолютно не подходящая для бега обувь. Холод, разрывающий легкие. Куртка, замедляющая движение. Зимний бег — совсем не ее призвание.
Белоснежка оглянулась.
Мужчина догонял ее.
Белоснежка пыталась дышать сквозь зубы. Получалось шипение. Уж шипит, а жук жужжит. Мороз безжалостен.
Через Кявелятие на другую сторону.
Мороз, мороз, мороз, мороз. Мороз невелик, а стоять не велит. Мороз невелик, а стоять не велит. Прилипчивая фраза стучала в голове Белоснежки, мешая ей принять рациональное решение. Бежать до конца Кявелятие? Плюсы: прохожие, машины. Минусы: гололед местами как зеркало, и возможность того, что сообщники напавшего могут быть где-то где-нибудь там, настороже со своим пикапом, и схватят ее в удобный для них момент. Рискнут ли? Среди бела дня?
Белоснежка быстро решила: в сторону улицы Хаутаусмаанкату. Там, на пешеходной дорожке, совсем немного льда. Она развернулась и побежала к кладбищу Калеванкангас.
Мужчина следовал за ней. К счастью, по нему было видно, что его тоже доканывают скользкие дороги.
Мороз невелик, а стоять не велит. Мороз невелик, а стоять не велит.
Прекрати.
Белоснежка попыталась вспомнить какую-нибудь другую фразу.
Run baby run baby run baby run…
Шерил Кроу спасала. А вот армейские ботинки подводили раз за разом. Белоснежка выругалась про себя. С этого момента, пожалуй, следует носить шипованные кроссовки. Если, например, опять будет погоня. Что, в свете последних событий, кажется на редкость очевидным.
Она свернула на кладбище. Могила Вяйнё Линны осталась справа, Йуйси — слева. Оба — «простые хорошие ребята». У всех без исключения жизнь бессмысленна. Но особенно бессмысленной была бы сейчас смерть. Среди могил. Что за ирония.
Шаги мужчины раздавались все ближе. Белоснежка знала, что сейчас лучше не оглядываться. Если она это сделает, то потеряет драгоценные секунды. Может, забежать в часовню? Или к дверям крематория? Там кто-нибудь будет? Пустит ли внутрь?
На кладбище нельзя бегать.
Мамин голос. Мамины нравоучения. Прости, мама. Ничего ты не знаешь и не предполагаешь. Иногда нужно только бежать.
Мертвые не обращают внимание. Мертвые — они мертвые. Покойник не вздрогнет, даже если через могилы скачет девочка, которая сама не хочет быть покойницей. Поэтому ей надо бежать, хотя ноги безвольно скользят при каждом шаге, хотя кажется, что мороз прострочил легкие, и те полны теперь маленькими дырочками, и пот струится под толстой курткой и свитером.
Высокие кладбищенские ели покрыты белой закругленной формы глазурью. Их ветки склонились под тяжестью снега, над могилами и их посетителями.
Мертвые и живые. Живые и мертвые.
Оттуда придут судить живых и мертвых.
Белоснежка уже слышала дыхание мужчины. Долго она не протянет, скоро его рука схватит ее за куртку.
А потом что-то случилось. Белоснежка услышала глухой удар, ворчание, стон и ругательства на эстонском. Она их не понимала, но смысл был ясен. Она не повернулась, но надежда наделила ее ноги дополнительной силой.
Вииво Тамм поскользнулся, упал, больно ударился об лед левым коленом и мгновенно понял, что игра окончена. Он не сможет больше бежать за девчонкой. Хорошо бы хоть до дома доковылять.
Как битая собака.
Как усмиренная шавка.
Гнев снова овладел Вииво. Еще сильнее, краснее, и мысли вконец затуманены.
Он выхватил оружие и встал на колено.
Он не думал. Только чувствовал каждой клеткой, что девчонку надо остановить. Любой ценой. Он поднял оружие и прицелился.
Белоснежка услышала тихий щелчок. Потом что-то просвистело мимо ее бедра и ударилось в надгробный камень, отколов от его края кусочек.
Пуля.
Мужчина выстрелил в нее.
Пульс Белоснежки вдруг подскочил ударов на двадцать.
Она скакала, мчалась, летела, не замечая ни гололеда, ни холодного воздуха, ни стекающего ручьем по спине пота.
Белоснежка рискнула оглянуться только после долгого-долгого пути. Вдали виднелся силуэт мужчины — вон, стоит на кладбищенской дорожке, потирает колено. Какая-то милая бабушка шла ему на помощь.
Оружия не видно. Пули не свистят.
Белоснежка продолжала бежать, хоть и почувствовала облегчение. Она знала, что сбежала.
В этот раз.
Краска потолка потрескалась. Трещины образовывали странные, никуда не ведущие дорожки. Белоснежка лежала в кровати, наблюдая, как трещины перекрещиваются друг с другом, и давая злобе вырасти внутри себя. Она прижала к животу голубого потертого плюшевого зайца с оторванным ухом. Зайке придется принять крепкую, тяжелую хватку ее рук.
Белоснежка пришла домой, скинула ботинки с ног, бросила куртку на спинку стула, сняла потный свитер, и из-под него — еще один, тонкий и с короткими рукавами.
Она стояла под душем полчаса. Дала душу окатить ее, как ливню. Помыла волосы шампунем без запаха и использовала мыло без запаха. Она всегда использовала все без запаха. Не из-за аллергии или непереносимости, а потому что не хотела пахнуть ничем особенным.
Узнать человека по шампуню, мылу, молочку для тела, духам или одеколону очень просто. Даже аромата фруктового мыла достаточно, чтобы рассказать чуткому носу, что в комнате находится кто-то еще. Большинство не чувствуют особых запахов в общественных местах, это требует более развитого обоняния, но приторные и резкие запахи парфюма ощутит любой, если у него не заложен нос.
А еще запахи рождают воспоминания. Дегтярный шампунь возвращал в ее душу летнюю ночь, гладкость воды и быстрых стрекоз. Мускусный гель для душа рисовал в памяти жилистую, мускулистую руку и спину с красиво расходящимися лопатками. Это напоминало о мгновениях, когда они лежали друг у друга в объятьях и смеялись над какой-то мелочью, забавность которой никто больше не понял бы. Это заставило вспомнить четкий изучающий взгляд голубых глаз, перед которым Белоснежка всегда чувствовала, что смущается и краснеет. Ее сердце стучало с перебоями, а ноги подгибались, как веревочки, когда мимо проходил кто-то, всего лишь помывшийся таким же гелем для душа. Хотя она видела и знала — еще прежде, чем посмотреть, — что в этом запахе прячется не тот человек, по которому она тосковала. Так сильно было воздействие запаха на память.
Человек не всегда помнит, как выглядит незнакомец; но когда девица вдруг унюхает знакомый одеколон на ком-то другом, ей безошибочно вспоминаются широкие плечи, короткие волосы, джинсы и полосатая рубашка; ей удается вспомнить, как ходил этот мужчина и где.
Белоснежка такого не хотела. Она не хотела оставаться в памяти незнакомцев. И знакомцев тоже. Она хотела ходить совсем незаметной и не пахнуть, насколько это вообще возможно.
Белоснежка смывала со своей кожи страх и панику и обрабатывала натертые ботинками мозоли.
На мамин звонок она ответила:
— Все отлично. В школе не слишком трудно. Да, у меня есть деньги.
Ложь. Ложь во благо.
Когда же она перестала делиться с мамой всем? Когда пошла в школу? Возможно, тогда. Или, может, раньше — потому, что в их семье не говорили. Белоснежка никогда не могла выяснить, о чем же таком не говорили, но неразговорчивость повисала в воздухе такой тяжестью, что в нее можно было врезаться и запутаться, как в паутине. Каждый заботился о своих делах. Умалчиваемые вещи могли быть любопытными, а со стороны — абсолютно странными. Как, например, обнимаемый Белоснежкой плюшевый зайчик. Мама привезла его ей во время последнего визита в Тампере и сказала, что некогда он был самой любимой игрушкой маленькой Белоснежки. Та взглянула в крошечные глаза зайчика и вдруг очень четко вспомнила, что это была любимая игрушка кого-то другого. Не ее, хотя она в него тоже играла. Она произнесла это вслух.
— Ты не так помнишь, — уверяла мама. — Он был твоей любимой игрушкой, и его звали Оскари.
Белоснежка замотала головой.
— Я позже назвала его Оскари. А сначала его имя было Клоун. Разве он мне достался не от какой-то кузины?
Мама ничего не сказала, и Белоснежка поняла, что это была одна из многих вещей, о которых просто не говорили.
Трещины в краске на потолке были как карта неизвестного звездного неба. Трещинки. Она их обожала. Они такие интересные. Сейчас Белоснежка сосредоточилась на ее гневе, и это дало ей силу. За ней уже дважды гнались, в нее стреляли. После всего этого ей надо бы хотеть больше, чем тогда, порвать со всем этим. Но сейчас она хотела узнать, хотела прояснить, поставить точку и заставить преступников ответить за свои действия. Она больше не хотела бояться.
Страх кончился тогда, когда карты были раскрыты.
Поэтому она знала, что будет делать завтра. Белоснежка яростным движением швырнула зайку в угол, достала мобильник и позвонила Элизе.
Вииво Тамм доковылял на костылях до двери своего дома и мучительно тяжело открыл ее ключом. Было очень трудно держать костыли, крутить ключ и стараться не наступать на левую ногу. Он покачнулся и поморщился.
Сердобольная бабушка, собрав людей вокруг, вызвала ему скорую помощь и, конечно, сама ворвалась бы в машину, чтобы удостовериться, что все будет хорошо, если бы фельдшеры не убедили ее, что больной в надежных руках.
В клинике Акута ему сделали рентген, диагностировали небольшую трещину, наложили шину, выдали костыли и сильное обезболивающее.
Сейчас Вииво наконец-то добрался до дома. Маленькая, мрачная и суровая однокомнатная квартира никогда не казалась ему такой соблазнительной. Открыть холодного пива, запить им парочку таблеток «Бураны»… может, еще что-нибудь. Смешать для того, чтобы освежить голову. Затем он позвонил бы Борису Соколову, который выплеснул всю свою злобу на его автоответчик.
Злобный сумасшедший «рюся». Очень хотелось не звонить, но тогда Борис гарантированно заявится барабанить в дверь.
В коридоре Вииво встретил затхлый запах. Гору грязной посуды хорошо бы когда-нибудь раскорчевать. В этой вони, тем не менее, было что-то странное, мятное. Как будто кто-то только что съел леденец от кашля.
Вииво закрыл за собой дверь и проковылял в свою одновременно гостиную — спальную — рабочую комнату. Он не успел зажечь свет, поскольку кто-то сделал это вместо него.
Вииво успел понять, что значит этот запах.
Люди Белого Медведя.
Выстрел — всего лишь тихий щелчок. Потом Тамм упал навзничь, и из его рта хлынула красная, как краска, кровь.