18.

Кожа, белая, как снег.

Огромная кисть для пудры двигалась по лицу. Белоснежка была по-зимнему бледна, и эту бледность не пытались убрать, совсем наоборот. Тональный крем на тон светлее, чем ее собственный, натуральный цвет. Как и пудра. Четко растушевать границы под подбородком. Косметика выровняла цвет и замаскировала небольшие дефекты кожи. Кожа стала неестественно гладкой. Белоснежка выглядела, как фарфоровая куколка.

Губы алые, как кровь.

Элиза четко прорисовала контур губ. Карандаш шел вдоль арки Купидона, затем по верхней губе налево, затем направо. После нижняя губа — одним уверенным движением. Растушевка к центру. Это усилило ощущение глубины.

Один слой губной помады. Излишки аккуратно промокнуть бумагой. Затем второй слой. После — красный блеск для губ по центру, чтобы создать оптический эффект пухлых губ.

Волосы черные, как смоль.

Элиза зачесала челку Белоснежки и побрызгала хорошим лаком для волос. Затем взбила черное каре и лаком зафиксировала правильную форму прически.

Краска легла отлично. Белоснежка раздумывала над тем, насколько странно выглядит, когда, после продолжительного времени, они стали смывать краску и на ослепительно белый кафель потекли завитушками иссиня-черные струйки. Краска образовывала романтичные красивые картины на полу ванной, пока канализация не всосала ее остатки в трубу. Белоснежка ополаскивала волосы, пока вода не стала абсолютно прозрачной.

Еще более странно она выглядела, когда Элиза усадила ее на стул, накинула старую простыню на плечи и начала коротко стричь волосы. Сначала до плеч, затем еще немного до ушей. Черные локоны валялись на полу. Белоснежке было трудно представить, что это нападало с ее головы.

Черные мокрые пряди на полу. Как знаки вопроса без точек. Вся ситуация — один сплошной знак вопроса. Белоснежке хотелось поставить точку, и именно поэтому она тут.

— Тебе не жалко? — спросила Элиза в середине процесса.

Белоснежка слегка улыбнулась.

— Это всего лишь мертвая клетчатка.

Элизу затрясло.

— Я никогда так не думала.

В конце Элиза подстригла ей челку, выпрямила волосы и проверила, чтобы нигде не торчало лишних волосинок. Затем протянула Белоснежке длинное красное вечернее платье, цвет которого колебался от алого до оранжевого и от пурпурного до винного, в зависимости от положения и света. Белоснежка надела его. Платье было простым, с узкими лямочками, и прекрасно село.

Белоснежка взглянула в зеркало.

Свет мой зеркальце, скажи…

Из зеркала на нее смотрела чужая и прекрасная женщина: прямая осанка, накрашенные темным загадочные глаза и выражение губ, которое может означать как радушную улыбку, так и пренебрежение. Белоснежка была довольна. Эта женщина — не она. Эта женщина — кто-то другой. Кто-то, кто пойдет на вечеринку к Белому Медведю.

Элиза вскочила и начала издавать короткие странные звуки. Белоснежка расшифровала их как позитивную оценку.

— Кроме шуток, ты прекрасна. Я такая молодец! Какого черта я вообще торчу в этом лицее, когда из меня может выйти великолепный визажист?

Здорово видеть Элизу радостной. К ее щекам вернулся румянец, и во взгляде больше не было тусклой унылой пустоты.

— И еще чуть-чуть этого, — потребовала она и брызнула Белоснежке на шею духи Joy.

Белоснежка задержала дыхание, чтобы не проглотить витающую в воздухе смесь эфирных соединений и алкоголя.

Сейчас она пахла кем-то другим, но не собой. Отлично. Никто не вспомнит ее после праздника. Там запомнят женщину, выглядящую как Белоснежка из сказки, которая пахнет дорогими духами, лаком для волос и шикарным мылом.

— Парни, идите сюда!

Туукка и Каспер с грохотом вылетели из комнаты.

— У тебя неплохо получи… Вау!

Предложение осталось неоконченным, когда Белоснежка повернулась. Каспер тоже стоял, разинув рот.

— Мммм… Разве это не другая сказка, где из серой мышки получается неприлично хорошенькая телка? — наконец, смог сказать Каспер. — Золушка, что ли?

— Я б ей вдул, — вырвалось у Туукки.

Парень ляпнул, не подумав.

— Если только во сне, — удовлетворенно сказала Белоснежка.

Было уже 19.20. Три часа назад Белоснежка пришла к Элизе, у которой сидели Туукка и Каспер. Начало их встречи прошло в молчании. Но все они знали, что определенная грань уже пройдена. До этого все было легко, управляемо, относительно напряженно. Больше — нет. В Белоснежку стреляли. Она идет туда, где ей может грозить опасность.

Белоснежка еще раз повторила свой план. Он не был разумным. Не был рациональным. Он был опасным. Но Белоснежка не обращала на это внимания. Она хотела опасности. Хотела пойти туда, где было страшнее всего.

Когда Белоснежка прошлась еще раз по плану, где она тайно пыталась попасть на вечеринку как-нибудь с черного хода, Каспер разинул рот и произнес:

— Не выйдет.

— С чего ты взял? — удивилась Элиза.

— К Белому Медведю не попасть просто «как-нибудь с черного хода». Я слышал, что там по-настоящему надежные системы безопасности. Всякие чертовы заборы, и охранники, и прочее.

Каспер положил руки на затылок и откинулся в кресле на спинку. Было видно, что он наслаждается ролью носителя истины.

— Окей. Тогда забыли, — сказала Белоснежка.

Каспер хитро улыбнулся.

— Единственное что: ты можешь попасть туда прямо, через парадную дверь, у всех на виду.

— Как такое возможно?

— Женщины могут. По крайней мере, определенные женщины, которые приглашены на вечеринку, чтобы выглядеть шикарно и развлекать мужчин. Их ни о чем не спрашивают, если они одеты соответственно теме. В этот раз тема — fairy tales, то есть сказки.

Туукка прыснул так, что у него из носа потекла минералка.

— Ты серьезно? Разве мы не сможем сделать из нашей экоанархичной лесбияночки люксовую шлю… простите, эскорт-девушку?

Элиза оценивающе осмотрела Белоснежку с ног до головы. Затем приказала парням поразвлекать самих себя пару часов, хотя бы киношку посмотреть или в игрушку поиграть.

— Я смогу то, что не сможете вы, — сказала она, улыбаясь. — Если папа придет домой, не пускайте его ко мне в комнату. Скажите, что я сплю, или что йогой нагишом занимаюсь. Или еще что-нибудь.

Белоснежка была готова. На часах 19.45. На ней было красное вечернее платье и белые туфли на каблуках. Недолго потренировавшись ходить на них, она поняла, что вес следует распределять по ноге и что шагать надо совсем не так, как на плоской подошве. Наконец, это стало несложно. Вопрос лишь в усвоении роли, чтобы собственные движения соответствовали образу, созданному одеждой.

Белоснежка не умеет нормально ходить. Она странно волочит ноги.

Этим словам уже десять лет. Белоснежка помнит даже тембр голоса, которым это было сказано. Выражения лица и жесты, которые сопровождали слова. Преувеличенно подражательные.

Тогда она решила, что будет учиться ходить всеми возможными способами. Нормально и ненормально, красиво и уродливо, быстро и медленно, плетясь и семеня. И никто никогда не сможет сказать ничего по этому поводу. Это не спасло ее тогда, но от навыка все же была польза — много раз после того случая.

Элиза накинула на Белоснежку белую короткую искусственную шубку и протянула длинные черные перчатки, доходящие до локтей. И маленькую, украшенную бисером сумочку.

— Не потеряй ее. Она жутко дорогая, — заставила поклясться Элиза.

Снизу послышался звон: отец Элизы собирался на вечеринку. Туукка и Каспер тоже спустились вниз, собираясь уходить. Белоснежка открыла сумочку. Там лежали пудра, кроваво-красная помада в золотом флакончике, сто евро и что-то розовое и волосатое. Она ощупала мягкую поверхность и почувствовала, как пальцы утонули в ней и нащупали что-то твердое. Она достала этот предмет из сумочки. Розовые наручники.

Элиза покраснела и замотала головой.

— Не спрашивай. Я не хочу вспоминать эти вечеринки.

Белоснежка лишь слегка подняла брови и положила наручники обратно в сумочку. Ее не касалось то, что Элиза делает на вечеринках и с кем.

— И это.

Элиза вручила Белоснежке огромный, черный пуховик до щиколоток с капюшоном.

— Я не знаю, чем думала, когда покупала это. В нем выглядишь будто в спальном мешке. Но вот ему нашлось применение.

Белоснежка надела пуховик. Он немного жал в плечах, так как внутри должны были поместиться рукава искусственной шубки. В остальном же пуховик был идеален. Белоснежка застегнула пуговицы, осторожно надела капюшон и еще раз посмотрела на себя в зеркало.

Снежный человек. Черный кузен Йети, допустим.

Элиза и Белоснежка секунду постояли друг напротив друга. Обеим было нечего сказать. Белоснежка почувствовала желание обнять Элизу и пообещать, что все будет хорошо. Хотя она не была в этом уверена. Да она никогда никого не хотела обнимать добровольно, кроме мамы и папы в детстве.

Элизе было страшно. Как и Белоснежке.

Элиза была готова сделать то, что должна. Как и Белоснежка.

Сейчас бессмысленно спрашивать, уверена ли Элиза в том, что в действительности хочет узнать об отце. Граница вопросов и сомнений уже пройдена. Элиза была избалованным подростком, которая думала, что живет жизнью-мечтой первой красавицы лицея. Она, видимо, думала, что сможет протанцевать всю жизнь, покупая на деньги отца одежду и сумочки от кутюр, устраивая выходящие из-под контроля вечеринки, после которых убирает кто-то другой; потягивая напитки и кое-что еще, крутя мальчишками и мужчинами, как ей захочется. Скрывая хрупкость за накрашенной маской. Изображая из себя более глупую особу, чем есть на самом деле.

Белоснежка видела, что Элиза знает: этот вечер изменит все. Розовые очки окончательно разобьются. На картинке появились отвратительные пятна — уже в ночь на понедельник, когда Элиза вытащила руки из пакета и удивилась, почему они такие грязные и липкие. То, что обнаружилось тем вечером, никогда не смыть водой.

Во взгляде Элизы мерцала такая решительность, что Белоснежка подумала: они не слишком уж разные. Их миры никогда полностью не соприкоснутся, но в эту мимолетную минуту они были объединены одним окружением, одним чувством, одной мыслью.

Элиза набрала полные легкие воздуха, спокойно выдохнула и сказала:

— А сейчас ты идешь смущать моего папочку.

Белоснежка кивнула. Было 19.52.

19.

Пальцы Терхо Вяйсянена скользили по сатину, когда он пытался завязать галстук-бабочку. Руки безнадежно вспотели. Надо иногда протирать их туалетной бумагой.

Времени слишком много. Ему уже надо было бы стоять на улице и ждать машину. Он ни в коем случае не хотел опаздывать. Машина не стала бы его ждать. Мероприятие прошло бы мимо. Выскользнуло бы из рук, как сатиновая бабочка.

Светский раут. Когда он последний раз был на светском рауте? Несколько лет назад, где-то на вечеринке босса жены: утомительный выпендреж с коктейлями, закончившийся вызовом такси под утро. Терхо не любил такие сборища «изысканного общества». Хотя по многим меркам он сам сейчас «изысканное общество».

Бабочка наконец-то соблаговолила занять свое место. Терхо, нервничая, слегка дотронулся до волос, хотя парикмахер только что хорошо их уложил, и понял, что напряжен больше, чем обычно. Он напоминал себе, что идет на вечеринку по двум причинам.

Чтобы смочь поговорить напрямую с Белым Медведем.

Чтобы увидеть Наталью.

Наталья до сих пор не ответила на его письмо. Терхо знал, что когда-то раньше она бывала на вечеринках Белого Медведя, но не хотела ничего ему рассказывать.

Top secret, my love.

Белый Медведь держал людей непостижимо крепко. Терхо подозревал, что у него самого нет особого положения в глазах Белого Медведя. Всего лишь жалкий наркополицейский, пешка. Хотя последние десять лет он, может быть, помогал бизнесу, но, вероятно, они прекрасно справились бы и без него. И все-таки ему надо посовещаться.

Поддавшись утренним эмоциям, Терхо принял решение. Он больше не хочет продолжать. Он хочет отказаться от двойной роли. Но ему надо получить от Белого Медведя такую компенсацию, чтобы удалось покрыть убытки последующих нескольких лет. Чтобы получилось распрощаться с игровыми долгами, устроить дела Натальи и свои собственные. А затем сосредоточиться на жизни, простой спокойной жизни, в которой нет ничего такого, от чего сердце начинает учащенно биться. Ни преступлений, ни игр, ни Натальи, ни денег.

Терхо понял, что больше не может терпеть страх и стресс. Прикрытие, которое в молодости поднимало уровень адреналина в его крови, кажется сейчас утомительным и нервным. Он, может быть, и смог бы продолжать еще несколько лет, но тогда здоровье подведет, сердце подведет, нервы подведут. Он сам себя подводит уже столько времени…

Из зеркала ванной на Терхо смотрел мужчина, выглядящий старше своих лет. Под глазами висят мешки, под подбородком висит еще один, рыхлый, и живот висит над ремнем. Все на нем висит и течет. Годы стресса и ощущения вины съедали его, заставляли его съедать что придется, не следить за здоровьем, силами, не следить за семьей. Надо признаться в этом если не другим, то хотя бы себе.

Со всем надо завязывать. И со свиданиями с Натальей надо завязать. Из них все равно не выйдет такой пары, которая могла бы открыто появляться на людях. Надо начать новую, честную жизнь. Поэтому он пытается сделать что-то, в чем удача редко его подводит. Он попытается шантажировать Белого Медведя.

Терхо снова взглянул на часы. Пора. Он только вышел в коридор, как Элиза сбежала с лестницы, схватила его за руку и начала тащить в сауну на первом этаже.

— Что такое? Мне надо идти, — нервничал Терхо.

— Мне надо показать тебе кое-что очень важное. Это на минутку.

— Не сейчас. Мне нельзя опаздывать. Это очень-очень важное мероприятие.

— Неужели какая-то вечеринка важнее меня?

Элиза крепко схватила его за руку. Большие обиженные глаза. Терхо увидел перед собой не семнадцатилетнюю девушку, а семилетнюю девочку, которую страшно огорчить.

— Окей. Но только на одну минуту.

Белоснежка тихо спустилась по ступенькам. Это было ужасно сложно сделать на каблуках и в стесняющем движения спальном мешке. Туукка ждал ее снаружи, в укрытии у лестницы.

— Еще не приехала, — прошептал он.

— Надеюсь, не опоздает, — сказала Белоснежка.

28 градусов мороза, рекорд этой зимы. На всем лежит тонкий ледяной слой. На домах, деревьях, камнях, машинах. Одежде, волосах, щеках, мыслях.

— Элиза обещала задержать отца, пока я не позвоню, — сказал Туукка.

Затем они притихли и стали ждать. Белоснежка удивилась, почему Туукка не прикалывается над ее одеянием черного снежного человека или над тем, какие предложения ей придется выслушивать весь вечер. Она видела, что у парня подбородок дрожал. Туукка напрягся. Может, даже боялся. Возможно, первый раз в жизни по-настоящему.

Жил-был мальчик, который научился бояться…

Сама Белоснежка чувствовала себя удивительно умиротворенно. Они действовала заранее спланированным образом. И сосредоточилась на том, что будет дальше.

19.58. «Ауди» вывернула на улицу и остановилась перед домом. Туукка посмотрел на Белоснежку, приподняв бровь. Белоснежка кивнула. Туукка вышел на прогулку. Он спокойно прошел мимо черной машины, и когда вышел из поля зрения водителя, нырнул за припаркованную «ауди», сгорбился за багажником и стал ждать сидя.

Теперь выход Каспера.

Парень вышел из-за угла, подошел к черной «ауди» и стал огибать ее спереди. Водитель не реагировал. Каспер достал из кармана ключ, демонстративно прижал его к капоту и продолжил путь. Звук поцарапанного покрытия разорвал морозную тишину. Водитель уставился на Каспера, пока не понял, что произошло.

Каспер удовлетворенно поднял в воздух средний палец.

Тогда к водителю вернулась жизнь. Он рявкнул что-то непонятное и выскочил из машины. Туукка действовал быстро, как молния. Он приоткрыл багажник. Каспер побежал, противно смеясь; водитель устремился за ним, на секунду оглянулся, чтобы закрыть машину с брелока, и продолжил погоню за Каспером. Тот умел бежать достаточно медленно, чтобы быть соблазнительно близко.

Белоснежка уже была около машины. Туукка помог ей залезть в багажник. Тот, по счастью, оказался немаленьким, но Белоснежка все равно вынуждена была сгруппироваться, чтобы влезть внутрь. Наконец, она положила полоску шелковой ткани на механизм замка и показала Туукке большой палец: все отлично.

Тот ответил тем же жестом и закрыл багажник максимально тихо.

Когда Белоснежку окружила темнота, она была вынуждена побороть ужас. Девушка оказалась в маленьком тесном пространстве, где пахло затхлым воздухом и бензином. Она надеялась, что путешествие не будет длинным.

Наконец Белоснежка услышала, как водитель вернулся, вполголоса сыпля ругательствами. Пип-пип — замок машины открыт. Водитель сел в машину и хлопнул за собой дверью.

Белоснежка попробовала, получится ли у нее достать мобильник из сумочки. Едва-едва. Она посмотрела на часы мобильного: 20.05. Можно даже на секунду осветить синим экраном темноту.

Затем послышались приближающиеся шаги со стороны Элизиного дома. Дверь машины открылась.

— What took you so long? — спросил водитель ворчливым голосом.

— Sorry. Family matters, — услышала Белоснежка голос Терхо Вяйсянена.

— Polar Bear hates it when people are late.

— Let’s not waste more time then.

Аминь. Элиза была полностью солидарна с отцом Элизы. У нее не было ни малейшего желания провести в этом месте и в этой позе больше времени, чем это нужно.

«Ауди» зарычал и тронулся.

— You have criminals on this street.

С трудом разобрав слова водителя, Белоснежка улыбнулась. Когда машина тронулась и холодный поток воздуха стал проникать внутрь через щель в багажнике, она успокоилась.

Назад пути нет.

20.

Темнота непроглядная. Сквозь нее не протиснуться. Темнота не позволит.

Она не выбралась бы. Ей не хватило бы воздуха. Она бы умерла.

Гравий оставлял на ее спине рельефную картинку из ямок. Она сжимала гравий ладонями, чувствовала острые края камней, давала камням упасть между пальцами.

— Выпустите меня! — кричала она.

Она крикнула это десять раз, сто раз, тысячу раз. Она била по крышке кулаками, пинала ее ногами, поворачивалась и пыталась выбить ее спиной. Бесполезно.

Они сидели на крышке. Наверное, болтали ногами и по очереди сосали леденцы на палочке, смаковали его клубничный вкус. Они никуда не спешили. У них была власть.

Слезы лились из глаз Белоснежки уже сухими. Она начала впадать в панику. Ей казалось, что если она не выберется прямо сейчас, то задохнется.

Она начала орать. Так громко, как только могла. Она думала о крике чаек и их открытых клювах. Она была чайкой. Она кричала.

Чем громче голос, тем дольше будешь жить. Она превратилась в голос. Она была едина с голосом. Такой же яростно-красный, высокий тембр.

В какой-то момент она поняла, что больше не темно. Крышка ящика с гравием открыта. Она поднялась и вытерла слезы. К щекам пристали песок и мелко измельченный гравий.

Ее не видели.

Они ждали следующего случая. Они знали так же хорошо, как и Белоснежка, что он наступит.

Белоснежка медленно досчитала до десяти.

Сейчас она не позволит себе паниковать. Она больше не та девочка, что раньше. Она изменилась. Она научилась. Она может находится в каком угодно маленьком пространстве сколько угодно времени.

Все до этого момента шло как надо. Почти все.

Да, ударяясь о края стенок багажника, она теперь в синяках. Да, кажется, что в ее нос навсегда въелся запах бензина. Да, она дрожит от холода и чувствует, что продрогла до кончиков пальцев. Но это мелочи.

«Ауди» ехала тридцать пять минут, затем замедлила ход и остановилась. Терхо Вяйсянен выбрался из машины первым. Затем вышел водитель, запер машину и ушел.

Белоснежка прислушалась и, так как вокруг было тихо, рискнула схватиться окоченевшими пальцами за шелковую ткань, ровно потянуть за нее и осторожно надавить ногами на люк, чтобы тот открылся. Оставшаяся в механизме замка ткань должна выщелкнуть язычок из паза, чтобы она могла выбраться.

Треск рвущейся ткани — это самое плохое, что она слышала за последнее время.

Без паники. Спокойно.

Белоснежка определила на ощупь, где именно порвалась ткань. Не смогла понять. Заледеневшие пальцы ничего не ощущали, а длинные перчатки мешали осязать. Белоснежка схватилась зубами за правую перчатку, стянула ее, затем засунула замерзшие пальцы в рот и грела их до тех пор, пока кровь снова не начала циркулировать.

Новая попытка.

Пальцы нащупали край замка и потрогали ткань. Белонежка знала, что влажные пальцы сразу же заледенеют.

Да. О да. Шелка осталось ровно столько, что за него можно схватиться. Она вцепилась в ткань, сильно толкнула ногами люк вверх и потянула ткань — медленно, медленно, медленно и четко к себе.

Багажник не открылся.

Белоснежка сжала зубы, толкала и тянула. Напрягалась до предела.

Щелк.

Люк все-таки поднялся. Багажник открыт. Белоснежка схватилась за его края и отдышалась. Она слушала. Как раз в этот момент прямо к «ауди» вывернула и остановилась другая машина. Пассажиры вышли наружу.

— Мог бы хоть иногда пылесосить свою телегу, — послышался женский голос. — Посмотри на мои туфли. Они должны были быть розовыми.

— Сама же хотела быть Спящей Красавицей, принцессой Розой. По-моему, тебе больше подошла бы злая мачеха. Как раз надела бы черные туфли, — ответил мужчина.

Голоса ссорящейся пары отдалялись. Стало тихо.

Белоснежка приподняла багажник и огляделась. «Ауди» находилась на какой-то маленькой парковке. К счастью, машина остановилась с краю, в тени и за деревьями. Сейчас ее никто не увидит.

Белоснежка молниеносно распаковалась из «спального мешка», натянула перчатку на руку, поднялась из багажника и тихо его закрыла. Куртку надо оставить внутри. Наверное, назавтра — или когда багажник будет открыт в следующий раз — водитель будет удивлен. Белоснежка потрогала прическу. Кажется, она в полном порядке. Элиза не преувеличивала, говоря, что ее лак для волос творит чудеса.

Пудреницу из сумочки — и к зеркалу. Быстрая проверка макияжа. Убрать размазанную помаду с края нижней губы. Вот теперь она готова.

Белоснежка оглянулась, чтобы осмотреть место для вечеринки.

Борис Соколов осмотрел свое творение и кивнул сам себе. Снежная Королева, так как раньше. Если этот вид не заставит Терхо Вяйсянена прекратить конфликт, то он, Борис, будет готов съесть два кило шариков из льда. За один присест.

Борис чувствовал одновременно неизмеримую боль и удовлетворение. Причина удовлетворения была ясна. Ему стало легче. Он смог все прояснить с Белым Медведем, тот не держит зла из-за выстрела в Вииво Тамма.

Белый Медведь объяснил, что его люди видели Вииво буйствующим с оружием на кладбище среди бела дня. Это непорядок. Значит, у него пропала сознательность, и он стал ненадежен. А ненадежный человек не нужен, в этом Белый Медведь и Борис были солидарны. Поэтому Вииво надо было убрать. Ничего личного.

Борис смотрел на Наталью, карие глаза которой были открыты. На лице — удивление, потрясение.

Ох, маленькая моя Наташенька, ты, что, вправду думала, что дядя Боря не узнает о том, что ты решила сбежать? Да еще и с деньгами? Это было бы воровством. А все мы знаем, что воровство — это очень плохо. Если бы ты вела себя хорошо, все вышло бы не так.

Наталья, Наталья…

Снежная Королева с инеем на губах.

Вечеринка может начинаться.

Сплетни Каспера оказались правдой. Здание окружал огромный каменный забор. Само здание большое, начала XX века, трехэтажное, среди леса. И к зданию ведет только одна узкая тропинка.

Белоснежка сомневалась, что это здание можно найти на карте. Есть места, расположение которых нужно держать в тайне, и для этого есть разные способы.

Она отправилась к воротам, рядом с которыми охранник останавливал людей и что-то у них спрашивал. Белоснежка старалась, чтобы ее поведение соответствовало виду оплаченной вперед, роскошной девушки из эскорт-услуг.

Когда подошла ее очередь, она зашагала мимо охранников целенаправленно, но с ощущением собственного достоинства.

— Минуточку. Стоп! — сказал один из шкафов.

Сердце Белоснежки забилось. Неужели дорожка оборвалась?

— Мобильник. Cell phone, — потребовал охранник и протянул руку.

Белоснежка скривила рот, достала из сумочки мобильный и демонстративно сунула его в гигантскую ладонь охранника. Можно было подумать, что для этих амбалов не было ничего важнее, чем старый Элизин телефон, причем испорченный. Охранник положил мобильник в сумку, где, судя по звуку, лежали и другие телефоны. Затем тщательно изучил содержание дамской сумочки и отдал ее обратно.

Едва заметным движением головы он дал понять, что Белоснежка может проходить. Девушка приказала ногам не дрожать от холода и облегчения. Она высоко держала голову. Хождение на каблуках по ледяной дороге казалось самоистязанием, хотя дорожка была хорошо посыпана песком.

Шаг. Спокойно.

Вокруг темнота. Белоснежка шла вдоль дорожки из фонарей. По краю дорожки во двор стояли уличные свечи, которые буквально полыхали на ветру. В конце дорожки была дверь, около которой стоял швейцар старых времен. Собранные сзади волосы и белые короткие перчатки. Язык жестов, одновременно высокомерный и надменно-вежливый. Халдей открыл дверь Белоснежке и поклонился. Та прошла внутрь.

У нее получилось.

Она действительно попала на вечеринку к Белому Медведю. Теперь ей надо выяснить, во что впутался отец Элизы.

21.

Другой мир. Другая реальность.

Краски, огни, звуки. Синий через секунду становится зеленым и желтым. Оранжевый, переходящий волнами в золотой. Фиолетовый, вырастающий из винно-красного. Лиловые фуксии — извивающимися гирляндами. Музыка, пение русалок, вздохи леса, звяканье кристаллов, забытые отзвуки глубоких пещер, камерная музыка дворцов и замков, звон маленьких бубенчиков. Все это проносится мимо, выпрыгивает из-за спины, пропадает и снова возвращается.

Сказочный мир.

В каждой огромной комнате звуками, светом и реквизитом искусно создана атмосфера другой реальности. Белоснежка вышла из кишащего тайнами темного леса и попала в серебряный бальный зал, со стен которого свисали странные гирлянды. Она прошла через морское царство. Заглянула в избушку, в которой стояли маленький, средний и большой стулья.

Иллюзии с такой силой овладевали ею, что проходило некоторое время, прежде чем она могла воспринимать детали комнат. Везде были официанты, держащие подносы с напитками. В каждой комнате напитки соответствовали тематике. Они выглядели фантастически. Из некоторых поднималась что-то типа пара. В некоторых цвет менялся: на дне был пурпурным, а сверху — голубым. Одни официанты были одеты сказочными существами, другие — ожившими золотыми статуями.

Гости переходили из одной комнаты в другую с бокалами в руках. В гуле голосов Белоснежка выделила финский, английский, шведский и русский. Где-то, вроде, послышался испанский, но она не была в этом уверена. Большинство женщин выглядели, как она. Молодые, ухоженные и как будто не знакомые с другими посетителями. Каспер был прав. Много богачей. Гости в основном мужчины средних лет, некоторые старше, другие совсем немного моложе. Кое-кто с супругами. Белоснежка узнала увядшую Спящую Красавицу со своим принцем. Ее явно не интересовал освежающий прекрасный сон — если не на сто лет, то, по крайней мере, на несколько часов.

Лица некоторых гостей казались Белоснежке отдаленно знакомыми. Это политики? Бизнесмены? Трудно сказать.

Белоснежка попыталась понять, как организовано пространство. Два этажа под вечеринку, последний этаж — под «комнаты отдыха», подвал — под помещение для персонала. Туда уходят официанты с пустыми подносами и возвращаются с полными.

— Тебе, наверное, бессмысленно предлагать это?

Белоснежка обернулась и посмотрела на мужчину, который держал два бокала и обращался именно к ней. Мужчина был уже седоват, но по общепринятым понятиям считался привлекательным. Темные брови, карие глаза, отлично сидящий костюм. Белоснежка успела отметить по лейблу на рукаве, что это «Хуго Босс». Значит, мужчина хотел купить костюм задорого, но в отношении брендов был старомоден. Вписывается в общую картину. По возрасту он годился Белоснежке в дедушки.

Мужчина нагнулся к Белоснежке. Она сдерживалась, чтобы не сбежать от вони туалетной воды и сигар. Туалетная вода была тоже от «Хуго Босс». Судя по всему, мужчина хотел как можно больше подчеркнуть свое покровительство.

— В этом напитке как раз есть яблоко, — произнес он низким голосом, как будто посвящал ее в тайну. — Подозреваю, что это яд для вас, Белоснежек.

Загорелое лицо мужчины расплылось в самодовольной улыбке. Видимо, представлял, насколько же невероятно он сообразителен.

Белоснежка поискала в своем запасе выражений лиц немного глупую, льстивую и кокетливую улыбку.

— Да. У нас уже давно на них аллергия. Но если ты найдешь мне что-то такое, в чем будет достаточно градусов и сладости, тогда мы сможем продолжить беседу.

— Что-то достаточно согревающее в такой мороз, — сказал мужчина и погладил голую руку Белоснежки.

Рука была влажной от пота, но девушка выразила свое отвращение лишь в мыслях.

— Ты читаешь мои мысли.

— Твое слово — закон, — сказал мужчина. — Не пропадай.

— Я постараюсь не заблудиться в лесу и не захватить в рабство семерых низкорослых мужчин.

Улыбка мужчины стала еще шире.

— Если кто-то попытается затянуть твой корсет слишком туго, обещаю развязать его, — сказал он, сверкая глазами.

Ну-ну, старая пантера знает сказку братьев Гримм. Но знанием сказок Белоснежку не покорить. Как и ничем другим. Белоснежка посмотрела, как исчезает вдали широкая спина мужчины, и поднялась на второй этаж.

Терхо Вяйсянен огляделся. Натальи не было видно. Бабочка душила его шею. Он ее ослабил.

Некоторые гости заставили его челюсть отвалиться. Он ли это?.. А это?.. Материала хватило бы для нескольких вечерних газет и пары желтых журналов впридачу. Терхо видел, как известный политик пощипывал за ушко измученное существо, напоминающее фею Динь-Динь.

Он знал, что о вечеринке нельзя пикнуть ни слова. Люди Белого Медведя прикончат теленка. И не только теленка, но и его семью, родню, близких, друзей. Все это знали. Никто не хотел быть печальным примером.

Терхо увидел молодую девушку, переодетую Белоснежкой. В ней было что-то очень знакомое. Разве у Элизы нет такого же платья? Хм, очевидно платье очень популярно, а не уникально, как давал понять тогда продавец. Вот доказательство того, что за деньги можно получить лишь то, что тебе кажется.

Нет, за деньги можно многое получить. Можно улучшить жизнь. Поэтому он здесь.

Если комнаты первого этажа воплощали прекрасный зачарованный мир сказок, то на втором этаже жили жестокие кошмары. Деревья, которые ветвями, как руками, хватали прохожих. Кикиморы болотные, которые заманивают в топкий омут своими песнями. Сны, из которых не пробудит поцелуй принца.

Одна комната была черной, и в ней царила иллюзия залетевших туда воронов, которые угрожающе каркали. Белоснежка хотела инстинктивно сгорбиться, чтобы воображаемые когти не вцепились ей в волосы.

В комнате находились двое одетых в черное официанта, которые несли серебряные блюда. На блюдах были снифтеры, наполненные черным напитком. Официанты беседовали о чем-то тихими голосами. Белоснежка хотела послушать, о чем они говорят, поэтому подошла ближе, делая вид, что хочет взять напиток.

— Где Белый Медведь? — спросил один из официантов.

— Разве ты не слышал, что он придет только в двенадцать?

— Он? Думаешь, что…

Первый официант осторожно посмотрел на второго и протянул Белоснежке серебряное блюдо. Белоснежка взяла снифтер и улыбнулась, затем повернулась спиной.

— Безапелляционное постановление Белого Медведя, чтобы о нем не говорили «он», — прошептал первый второму.

Белоснежка наклонила бокал так, что напиток потек по ее губам, и задумалась над тем, что услышала. Она взглянула на огромные богато украшенные весящие на стене часы. Еще почти три часа.

Второй части диалога она не поняла. Почему не называть Белого Медведя словом «он»? Необычно. Это наверняка выяснится в полночь.

Судя по празднику, Белый Медведь представляется еще более странным экземпляром, чем раньше. Он тратит баснословные деньги на нереальные декорации — всего лишь на вечер и ночь. Большая часть гостей вряд ли оценит роскошь комнат. Им важнее всего, что выпивки хватает, а женщины красивые и готовые к флирту. И не только к нему.

Свиньи в смокингах. Как будто костюм за тысячи евро и часы за десятки тысяч евро способны сделать прием культурным. Суть в том, чтобы вести себя так, как хочется. Если есть деньги, то нет правил. Если нет правил, ты король.

Белоснежку вдруг затошнило. Ей хотелось домой. Хотелось вытащить ноги из туфель на каблуках и сунуть их в вязанные бабушкой носки. Она даже сварила бы себе чаю, хотя и считала чай бессмысленным теплым пойлом. Белоснежка почувствовала бы себя уютно и спокойно. Ей пришли на ум бабушкины обои с розочками, ее теплые руки, которые заплетали ее волосы в косы.

Белоснежка осторожно облизала губы. Водка с «Салмяки», так она и думала. Остро-соленый вкус ослабил тошноту.

Помни, на самом деле здесь не ты. Этот персонаж — не ты. Кто-то другой гуляет по комнатам в белых туфельках и красном платье. Здесь ничто тебя не касается.

Белоснежка выпрямила спину. Она здесь не для того, чтобы развлекаться. У нее есть дело.

22.

Наталье не было холодно. Она была мертва уже 128 часов. 128 часов — это до смешного короткое время для живого человека. Для мертвого оно еще короче. Наталья прожила двадцать лет, три месяца и два дня. Она умирала бы бесконечно долго. По сравнению с бесконечностью 128 часов — это почти ничто.

Если бы Наталья еще была жива, хотела бы она вернуться в то мгновение, когда Борис Соколов предложил ей сотрудничество? Наталья встретилась с ним пару раз через ее тогдашнего бойфренда и наркодилера Дмитрия, и поняла, что Борис в этом бизнесе большая шишка. Конечно, не босс всех боссов, но все же босс. Мужчина, у которого есть влияние. Соколов пригласил Наталью в команду. Ему как раз нужна была представительно выглядящая женщина, мозги которой не затуманены алкоголем или наркотиками.

Хотела бы она изменить выбор? Если бы она не дала положительный ответ Борису, то никогда не приехала бы в Финляндию, никогда не встретила бы Терхо, никогда не пыталась бы сбежать с деньгами, никогда не получила бы пулю-убийцу. Она не лежала бы мертвой на морозе в восемнадцать градусов, с глазами, уставившимися во тьму, с синими губами щелочкой, как будто шепчущими что-то.

Если бы Наталья знала все это, конечно, она отказалась бы. Но тогда она знала только то, что не хочет растить дочь в квартире, в углах которой воняет плесенью и сквозь картонные стены которой слышны шумные ссоры и примирения соседей. Поэтому она и согласилась. В ту же неделю Борис организовал Наталье, маме и Ольге лучшее жилье.

Прошел год. Наталья снабжала наркотиками молодых, богатых и красивых москвичей, и сама чувствовала себя такой же, как они. Молодой, богатой и красивой.

Жизнь могла бы быть прекрасной. Стоящей. На Наталья успела еще в девятнадцать лет выучить, что если все кажется замечательно, что-то обязательно это испортит. В тот раз это был какой-то приказ ехать в Финляндию с Борисом, последить за финским бизнесом. Она представила себе Хельсинки, откуда относительно легко попасть домой. Но вместо этого ей надо было ехать в Тампере, который на первый взгляд показался ей жалким и маленьким. Соколов прожил полжизни в Москве, еще полжизни — в Тампере, но он окончательно переехал в Финляндию.

«Приказ Белого Медведя», — сказал Борис. Наталья тогда в первый раз услышала о Белом Медведе. Позже она даже попала к нему на вечеринку и поняла, что ее роль маленькая, смешная, никакая — и что она, Наталья, может быть заменена в любой момент.

Наталья чувствовала себя в Тампере, как на другом полушарии. Она неправильно ходила и неправильно одевалась. Ее кроличий полушубок и сапоги на высоких каблуках — это было слишком. На нее оглядывались на улицах. Мужчины предлагали ей деньги, но не за наркотики, а за секс. Наталья с горечью подумала, что в этом городе надо ходить зимой в пуховике, осенью и весной — в ветровке, и сидеть летом на площади Таммелантори в кепке и поддельных крокситах, поедая черную колбасу, и тогда ты не будешь выделяться из толпы.

Она не знала никого в городе, кроме Бориса Соколова и его эстонских помощников. Поначалу она звонила каждый вечер домой и слушала голосок маленькой Ольги, потом плакала во сне от тоски.

Наталья смотрела на финских лицеистов, которые, как ей казалось, выглядят совсем детьми, хотя она всего на год старше их. Она думала: каково это — жить как они. Ходить после школы в кафе и обсуждать то, что означает поведение хорошенького мальчика и что могут спросить на экзамене по истории. Взвешивать варианты дальнейшей учебы и обдумывать то, как провести каникулы. Мечтать о собственной квартире, мечтать о покупке щетки для мытья посуды и об уборке кровати простынями «Финлейсон», подаренными на поступление. Испытать экзистенциальный кризис от вопроса: кем хочешь стать.

Затем Наталья встретила Терхо, который оказался совсем не таким, как Соколов или эстонцы, хотя был с ними заодно. Наркополицейский, который участвовал в бизнесе, сливая информацию.

Терхо и его шершавые ладони. Нежность, которую излучал этот мужчина при первой встрече. Он был застенчив и так очаровательно не уверен в том, как говорить с Натальей и как ее касаться. Совсем не то, что все ее бывшие мальчишки и мужчины, которые вили из нее веревки и выкручивали ее в желаемую позу.

Была ли это любовь? Похоже на то. Наталья почувствовала, что это такое — быть в безопасности с мужчиной. Терхо говорил о своем доме, семье, быте. Наталья понимала, что она хотела бы именно такой жизни. Никакой секретности, страха, чувствительной слизистой в носу и следов от игл в паху. Терхо обещал организовать ее дела, помочь ей завязать. Наталья долго ему верила, но ничего не произошло. Он обещал впустую, как и все ее предыдущие.

Слова, которые становились ложью, как только вылетали изо рта.

Это Наталье надо было вовремя выучить. Не доверяй никому, кроме себя. Принимай решения в одиночку — и принимай их последствия.

Поэтому она и решила забрать из дома Соколова предназначенные Терхо 30 000 евро и исчезнуть. Она все спланировала. Ей удалось украсть запасной ключ Соколова так, что тот не заметил. Ей удалось организовать избушку для укрытия. Все было ясно. Соколов и эстонцы должны были быть в воскресенье в другом месте, но они вернулись раньше. Поэтому Наталья Смирнова лежит сейчас в темноте, мертвая и обнаженная.

Она понесла последствия своего решения. Они были тяжелее, чем она могла себе представить.

Жизнь Натальи была серией неправильных выборов, которые она не могла обойти. Неправильный выбор казался ей правильным, доставленным на золотом подносе, благоухающим розами. Она не могла смотреть под или за поднос, увидеть тот белый пласт снега, на который брызнули алые капли ее крови.

Поэтому Наталья сейчас лежала одна, в холоде, не чувствуя его.

Как лежала уже 128 часов.

Но и мертвую, ее не могли оставить в покое. У Бориса Соколова был еще один план по ее использованию.

23.

Белоснежка поспешила в подвал. Иногда она оглядывалась назад. Не преследует ли ее тот самый мужчина? К счастью, нет. Значит, ей удалось сбежать.

Она как раз хорошо поела — десятки разных блюд со шведского стола, — когда раньше докучавший ей мужчина вдруг подкрался сзади и потребовал объяснений, куда она запропастилась.

— Пути женщины неисповедимы, — ответила Белоснежка кокетливо.

Мужчина предложил ей переместиться на последний этаж и подробнее изучить эти пути. Белоснежка апеллировала к тому, что ей надо сначала поесть. Мужчина положил руки ей на талию и начал утверждать, что такую стройную талию не стоит портить чрезмерным обжорством. Белоснежка ответила, что не ела весь день и что мужчине наверняка будет лучше, если она не упадет в обморок от слабости. Мужчина засмеялся.

— Какая же ты дикая кошечка, когда войдешь во вкус…

«О да, глаза выцарапываю только так», — подумала Белоснежка, но ответила довольным мягким мяуканьем. Потом она обманула мужчину, протянув ему свою тарелку подержать и сказав, что пойдет попудрить носик. Он так и остался торчать с тарелкой, полагая, что у него в залоге еда, без которой дамочке будет плохо. Тупица.

Белоснежка осмотрелась. Внизу была огромная кухня, где, судя по звуку, повара готовили выше головы новых блюд. Слышался звон сковородок, стук ножей по доскам и другой шум, перемежаемый громкими командами. Белоснежка следила за передвижением еды боком, пряча взгляд.

Пару раз она мельком видела Элизиного отца, но он куда-то пропадал, как только она пыталась проследить за ним.

Сейчас, как по заказу, Белоснежка услышала голос Терхо Вяйсянена из ближайшего коридора. Он говорил с кем-то по-английски. Голос его собеседника казался знакомым, но Белоснежка не знала, почему.

Голоса приближались. Тогда Белоснежка поняла. Она слышала этот голос, когда за ней гнались в Пююникки. Русский.

С секунду она размышляла. Остаться ли ей на месте и сделать вид, что она оказалась тут случайно или из любопытства? Никто из мужчин ее не узнает. Но все же она привлечет внимание — слишком заметна. Тогда продолжить дело уже не получится.

Белоснежка попробовала ближайшую дверь. Та открылась. Она осторожно прокралась внутрь. В помещении никого не было — только огромные холодильники и ящики с разным алкоголем. Какой-то склад, несомненно. Она проскользнула внутрь и стала ждать, чтобы Терхо Вяйсянен и мужчина прошли мимо.

Но они не прошли, а остановились около двери.

— I’ve got something to show you, — услышала Белоснежка голос русского.

Она огляделась. Задних дверей нет. Укромных мест нет. Ничего, куда можно побежать и где спрятаться.

Ничего, кроме холодильников.

Белоснежка открыла дверцу ближайшего из них, задержала дыхание и быстро закрыла ее обратно.

Ко рту подкатила тошнота. Руки и ноги затряслись. Не хочется обдумывать увиденное. Оформление праздника было, конечно, декоративным, но вот содержимое холодильника — не муляж. Белоснежка приблизилась к следующему холодильнику с крышкой наверху и с облегчением вздохнула. Ничего, кроме пары пачек замороженного гороха. Она щелкнула кнопкой, чтобы отключить холодильник. Это не особо помогло бы, но, по крайней мере, снизило бы эффективность морозилки, которая в ином случае моментально довела бы до минус восемнадцати градусов затолканный в нее кусок мяса весом 55 килограмм и температурой 36,3.

Белоснежка заметила движение дверной ручки. Она залезла в холодильник, приняла там максимально удобную позу и захлопнула за собой крышку, как только мужчины вошли в комнату.

Холод мгновенно начал щипать ее обнаженную кожу. Видимо, от мороза не убежать даже в помещении. Эта зима никогда не кончится.

Терхо Вяйсянен измучился. Он уже устал от игр Бориса Соколова. Он желал сосредоточиться на стратегии влияния на Белого Медведя, чтобы тот выплатил ему хорошие деньги. Ходили слухи, что Белого Медведя нельзя шантажировать и ему нельзя угрожать. Ни у кого это не вышло, хоть многие пытались.

Ему надо посоветоваться.

— Where is Natalia? — спросил Терхо.

Борис Соколов обнажил зубы. Это выражение лица означало улыбку.

— Как раз ее я и хотел тебе показать, — ответил он по-английски. — Твоя Снежная Королева тут.

Терхо смотрел с удивлением, как Соколов открывает крышку ближайшего холодильника.

Белоснежка услышала, как отец Элизы закашлялся. Она знала, что он сейчас увидел. Картинка врезалась в ее сетчатку на веки вечные. Материал для будущих кошмаров.

Молодая женщина в холодильнике, голая и мертвая. Глаза открыты, серо-синее лицо, губы слегка темные, высохшая кровь. В животе дыра.

— Что… Что вы с ней сделали? — услышала Белоснежка дрожащий голос Терхо.

— Я думал, что полиция и раньше видела простреленные тела.

— Но… Почему?

— Ты серьезно утверждаешь, что не знаешь? Наталья собиралась сбежать с деньгами. Твоими деньгами. Нашими деньгами. Мы ее остановили. Разве ты не догадался, когда получил пакет с окровавленными деньгами?

— О каких деньгах вы все время говорите?

— О твоей награде.

— Черт побери, никакая награда не приходила!

— Тогда это твоя проблема, а не наша. Доставка была 28 февраля, как и договаривались. Три раза в году, в условленный срок. На этот раз даже не спрятано в лесу, а доставлено прямо к дверям. Хотели порадовать тебя хорошим обслуживанием.

— Это… отвратительно.

— Это жизнь. Не могли мы позволить себе отпустить Наталью с деньгами. Возможно, никаких следов к тридцати штукам евро пока нет, но вероятный донос не остался бы незамеченным.

— Нет… Нет… — Элизин отец пытался подобрать слова. — Не хочу больше иметь дела ни с тобой, ни с твоими людьми. Никогда. Ясно? Это не должно было быть так. Люди не должны были умирать.

— Но они умерли. Сначала Наталья, потом Вииво.

— Вииво Тамм?

— Люди Белого Медведя. Ничего удивительного. Иногда так бывает. Попытайся подойти к этому с профессиональной точки зрения. Без потерь в жизни не обходится. Хлам исчезает, деньги воруют, люди умирают. Это часть дела.

— С профессиональной точки зрения? Профессиональной? Черт побери, к этому нельзя относиться с профессиональной точки зрения. Ты убил человека.

Белоснежка услышала, как голос Терхо захрипел. Он был на грани истерики.

Белоснежка почувствовала, что перестала ощущать свои пальцы на руках. Пальцы на ногах она уже не ощущала. Но кислорода там еще хватало. Еще.

— Я собрался завязать с ненадежным работником. И намекнул тебе, Терхо Вяйсянен: не стоит ссориться со мной. А то я смогу легко найти тебе лежанку рядышком с твоей шлюхой. Собственноручно, если потребуется.

— Но я тебе нужен. Я нужен тебе уже десять лет.

— Наша совместная работа была безупречной игрой. Ты давал нам сведения, мы обнаруживали для тебя подходящие дела. Наркоторговля процветала, наркополиция получала статистику, чтобы выглядеть прилично. Win-win. Моими трудами тебя повысили. Слушай, Терхо Вяйсянен, ты мне не нужен. Ты для меня — кусок мушиного дерьма. Найду другого информатора, как только пожелаю.

— Приятно слышать. Значит, я завязываю.

— Я решаю, когда ты завязываешь.

— Нет, Борис Соколов, так дело не пойдет. Будет так, что я завязываю, и ты ничего не сможешь с этим сделать.

Белоснежка услышала повисшую между мужчинами тишину, становившуюся мучительно долгой.

— Хмммм, — произнес в конце концов русский. — Если ты действительно завяжешь, как я могу быть уверен, что ты не будешь болтать?

— Ты должен верить мне.

— Скажу так. В принципе, я мог бы доверять твоим словам — так как, если ты их нарушишь, то найдешь в холодильнике твоего домика свою прекрасную дочурку.

— Черт…

Белоснежка услышала шуршание и грохот — видимо, Терхо Вяйсянен полез в драку с Борисом Соколовым. Послышалось кряхтение, затем тишина. Затем:

— Я не преувеличивал, когда сказал, что если понадобится, то собственноручно… — Голос Бориса Соколова был запыхавшимся.

— Все, все. Понял. Убери это. Сожалею, что потерял самообладание.

— Помни. Дочурка в холодильнике. Забей эту картинку себе в память, если в следующий раз тебе вздумается вести себя глупо. Сразу же реализую эту картинку. И моим словам можно доверять.

Затем Белоснежка услышала, как дверь открылась и мужчины ушли.

Ни секунды не рано. Холод начал сковывать тело, ледышки морозили кожу. Белоснежка подняла руку, чтобы открыть крышку холодильника.

Тут дверь снова открылась. Шаги двоих. Горячая речь на финском языке:

— Не понимаю, как алкоголь может расходоваться в таких количествах. Они сосут его, как мочалки.

— Привыкай. Это же только начало. Увидишь, что будет утром.

Официанты, быстро поняла Белоснежка.

— Что нам надо срочно взять?

— Шампанское. Его больше всего идет поначалу. Потом такими же темпами будет исчезать беленькое и красненькое. Красного зимой даже больше. А утром пойдет крепленое, виски и все такое. Рома ужасно много. И, конечно, легкое. Часть пьет одно и то же с вечера и до утра, но большинство хочет разнообразия.

«Возьмите уже свой шампусик и проваливайте», — приказала про себя Белоснежка. Болтать можно и в другом месте.

— Понял. Кто-то поставил ящики красного на шампанское. Хотя я четко сказал, что красное вниз, а шампанское наверх. Ведь, как я только что сказал, красное лакают позже.

— Ну-ну, не напрягайся. Big deal. Поднимем их куда-нибудь.

— Именно что big deal. Приходится работать руками, если заранее не следовать инструкциям. Я могу сказать тебе, что, по моим меркам, тут полный хаос. Инфернальная суета. Напитки надо носить все время. Очень весело искать в такой обстановке коньяк с хорошей выдержкой, когда какой-то идиот нарушил всю систему.

— Ну так начнем.

Абсолютно правильно. Белоснежка поблагодарила второго официанта, когда услышала, как он тащит ящик. Бутылки сильно бренчали.

— Да не на пол. Они будут путаться под ногами. Давай на холодильник.

— А в нем нет ничего важного? То, что нам скоро понадобится. Будет неприятно таскать эти ящики туда-сюда. Они чертовски тяжелые.

— Да там парочка старых пакетиков какой-то заморозки. Я час назад проверял.

— Если я все-таки…

Белоснежка услышала, как второй официант взялся за ручку морозильника.

Только не открывай его. Нет, нет, нет…

Белоснежка услышала, как что-то стукнулось о крышку.

— Эй, балбес! Ты мог прищемить мне пальцы.

— Так тебе и надо. Ты будешь поднимать, или мне все делать в одиночку?

— Спокойно, спокойно…

Второй удар по дверце. Третий. Четвертый. Четыре полных ящика красного вина.

— А теперь берем это шампанское, как и требовалось.

Звон бутылок, когда кто-то из официантов понес ящик. К двери приближались шаги.

— Эй, минуточку, — сказал один из официантов и оглянулся.

Он подошел к холодильнику. Послышалось щелканье и звук открываемой дверцы.

— Кто-то по невнимательности вытащил. Их надо держать в холоде, хоть это всего лишь пара пакетиков с овощами. Никогда не знаешь, когда их понадобится кинуть, скажем, в сто килограмм лосятины.

Снова шаги к двери. Дверь открылась и закрылась. Белоснежка на складе одна.

Если не считать тела кого-то по имени Наталья в соседнем холодильнике.

Скоро здесь будет два замороженных тела.

24.

— Эй, come on! Попытайся хотя бы. Надо сразу стрелять ему в голову, прежде чем он заметит тебя. Мы все время теряем очки.

— Иди подрочи! Я стараюсь изо всех сил. Ты так много шипишь, что трудно сосредоточиться.

— Вот! Вот! Стреляй! Нет, черт побери… Стреляй!

— Йеееееессс! Мозги по полю, по посевам…

— Что посеешь, то и пожнешь.

Элиза испытывала головную боль, царапавшую ей виски и затылок. Она сидела перед ноутбуком, наблюдая за красной точкой, которая долго оставалась неподвижной. Это хорошо. Значит, Белоснежка добралась до места и попала на вечеринку. Если бы она застряла в багажнике, то позвонила бы или скинула эсэмэску. Элиза не хотела думать о таком раскладе, что водитель или кто-то другой нашел Белоснежку и устроил ей в багажнике временное место для отдыха.

Кончики пальцев разместились во рту, Элиза грызла ногти. Розовый с черным рисунком, гелевый маникюр скоро пришел в негодность. Вечно одно и то же. Как будто ее сейчас могли интересовать какие-то ногти…

— Время раскрасить стены этой комнаты брызгами алой крови. Make my day.

Элиза закипела. Она подошла к розетке и выдернула из нее шнур «Плейстешн». Мысленно заткнула уши на протестующий рев Туукки и Каспера. Шли бы они уже по домам играть, если ничего другого не умеют. Засранцы.

— Мы почти побили рекорд, — пожаловался Каспер. — Мужики валились, как сено.

— Можете хоть немного сосредоточиться на этом? — спросила Элиза и ткнула в ноутбук.

— Эй, бейби. Картинка не меняется уже два часа. И останется такой, если все пройдет как надо. Сейчас мы никак не можем помочь Белоснежке. Или ты думаешь, что если мы уставимся в монитор все трое, то сможем отправить ей позитивную энергию и волны силы?

Пока Туукка говорил, он подошел сзади к Элизе и положил руки ей на плечи. Элиза стряхнула его руки. Прикосновение Туукки сейчас ее бесило. Он сам ее бесил. Непостижимо, что она когда-то была в него влюблена, и даже думала — еще пару дней назад, — что они когда-нибудь снова будут вместе, так как оба успели проверить силу своего обаяния и либидо на многих других. Что они все-таки стали любовной историей века, воплощенной пылающей страстью.

Если бы не Туукка, Элизе не надо было бы сейчас сидеть, уставившись на красную точку, обозначающую Белоснежку. Ей не нужно было бы бояться ни за нее, ни за отца. Это Туукка захотел оставить деньги. Это ему пришла в голову «гениальная» идея помыть их в школе. Элиза понимала, что, в общем-то, бессмысленно винить парня в ее теперешнем дерьмовом состоянии, но ненависть проще сконцентрировать на Туукке, чем на отце.

Папа. Папочка, как всегда говорила и думала Элиза. Она всегда была папочкиной дочуркой, особенно потому что мама, сколько Элиза себя помнит, всегда так надолго уезжала в командировки. Элиза и папочка всегда придумывали вдвоем что-нибудь интересное; тащили в гостиную все матрасы, одеяла, подушки и строили огромную крепость, где спали ночами. Папочка делал омлеты в виде головы мишки и пел громким голосом песни Паулы Койвуниеми. Папочка никогда не уставал от ее вечных скороговорок и не нервничал из-за ее причуд. Именно папочке Элиза выплакала первые свои сердечные печали. Наверное, прошел где-то год с того момента, как они устроили марафон «Звездных войн», который завершился межгалактической войной из воздушной кукурузы, что заставило маму бешено вращать глазами.

Последние дни увели ее от папочки, которого, как думала Элиза, она так хорошо знает. На его месте появился странный человек, который изменял маме с молоденькой девушкой и впутывался в опасные криминальные делишки. Элиза хотела взглянуть отцу прямо в глаза и спросить:

— Терхо Вяйсянен, кто же ты на самом деле?

Она боялась за Белоснежку и боялась того, что та узнает. Из ее жизни резко исчезла самая безопасная, самая надежная ее часть, и она не была уверена, сможет ли переварить новые подробности. А переваривать, наверное, будет нужно…

Каспер нажимал кнопки телефона и вдруг поднял глаза на Элизу и Туукку.

— Вот дерьмо. Я только что понял кое-что.

Элизин пульс участился.

— Ну?

— Вряд ли там кому-то разрешат проносить с собой мобильник. Говорят, что Белый Медведь очень осторожен в таких вещах, — сказал Каспер.

— И это только сейчас пришло тебе в голову? — пробурчал Туукка. — Как же она тогда будет докладывать нам обстановку?

Элиза не испугалась.

— Не думаю, что это будет проблема для Белоснежки. Конечно, она найдет способ, как сообщить нам, что все хорошо.

— Ты слишком ей доверяешь, — заметил Туукка и внимательно посмотрел на Элизу.

«Больше, чем вам двоим», — подумала Элиза. И хотя она была благодарна за то, что ей не приходится проводить этот вечер в одиночестве в большом доме, следя за монитором, где мелькает красный огонек, она решила, что когда все закончится, она заявит Туукке и Касперу, что рвет с ними дружбу. Они больше не троица.

Взгляд Элизы снова сосредоточился на красной точке. Что делает сейчас Белоснежка? О чем думает? Элиза начала теребить светлую прядь волос, затем потянула ее кончик в рот. Сосание волос успокаивало ее с детства. Она знала, что эта привычка бесит Туукку, но ее это не беспокоило.

— А если она не сообщит, что все хорошо…

Каспер оставил предложение парить неоконченным в воздухе.

— Тогда действуем согласно первоначальному плану, — сказала Элиза, попытавшись предать голосу спокойные нотки.

— Где закреплен ее навигатор? — спросил Туукка.

— На бедре, — сказала Элиза. — В подвязке чулка.

— А если кто-то его заметит? — подумал вслух Каспер. — Откуда мы узнаем, если, например, навигатор будет оттуда вырван и выброшен в мусор, а Белоснежка — убита, затолкана в какую-нибудь каморку и увезена прочь?

Элиза вскочила со стула. Она хотела ударить Каспера или дать ему щелчок.

— Прекрати такие разговоры. Это не поможет. Можете оба заткнуться до тех пор, пока не понадобится сказать что-то умное. Белоснежка на вечеринке, все хорошо и дела идут так, как надо. Если бы она услышала, как мы тут волнуемся, то наверняка расхохоталась бы нам в рожи.

Элиза отправилась быстрым шагом на кухню. Ей захотелось чем-то успокоить нервы. Взгляд остановился на маминой стойке для вина. Пара бокалов красного сделали бы мысли и страхи немного мягче, помогли бы легче их перенести.

Пальцы Элизы уже поглаживали горлышко одной бутылки, но она решила по-другому.

Нет, ей надо оставаться трезвой. Надо быть в боевой готовности, если Белоснежке понадобится помощь.

25.

В каждом ящике шестнадцать бутылок красного вина. Четыре ящика. Стеклянная бутылка на 0,75 литра. Белоснежка вспомнила, как читала где-то, что пустая стеклянная бутылка весит 450 г. Если посчитать еще вес самого ящика, то на крышке холодильника около 77 килограммов.

Не самая приятная мысль.

Белоснежка иногда заставляла себя в спортзале, на тренажере «жим ногами», поднять 100 килограммов. Но это не «жим ногами». Это морозильная камера.

Белоснежка сбросила туфли с ног. Затем прижалась спиной ко дну так хорошо, как только могла, и ударила ступнями по крышке. Толкнула. Ничего.

Гипотермия. Это когда температура человеческого тела опускается ниже 35 градусов по Цельсию. Симптомы: озноб, ощущение холода, неловкость, мышечный тремор. Когда температура опустится еще ниже, ощущение холода пропадает и мышечный тремор заканчивается, но пропадает и осязание. Нарушаются дыхание и пульс. Когда температура тела опускается ниже 30 градусов, растет риск аритмии сердца.

Собственный защитный механизм организма начинает гонять теплую кровь к важным органам и холодную кровь к конечностям. Руки перестают быть способными к деятельности. Труднее двигаться. Бессмысленные движения конечностями могут заставить циркулировать холодную кровь. Когда холодная кровь дойдет до сердца, она заморозит сердечную мышцу, может вызвать фибрилляцию желудочков и даже смерть.

Ощущение сильного холода не было Белоснежке в новинку. Это началось осенью, после разрыва; она стала иногда ходить в Капинойя, в сауну — париться и плавать. Чем холоднее становилась вода, тем приятнее были ощущения. Особенно шикарно получилось, когда озеро Нясиярви заледенело и когда Белоснежка оказалась в первый раз в жизни в проруби. Моржевание стало для нее своего рода наркотиком. Когда она вылезала из ледяной воды, по телу растекалось тепло, в жилах начинал петь эндорфин, а в голове становилось опьяняюще легко. Ощущение было невероятным. Хотелось еще, еще, еще…

Белоснежка была в сауне белой вороной. Большая часть «парильщиков» была пожилыми мужчинами и женщинами, из которых часть сидела в парной при 120 градусах в шапке, и у всех была специальная обувь для плаванья в проруби. У Белоснежки этого не было. Бабушки и дедушки обычно называли ее девочкой. Это ей очень подходило. Белоснежка никогда не видела в сауне никого младше двадцати. Иногда заходили компании тридцатилетних, иногда устраивались мальчишники или девичники, или другие мероприятия.

Обычно в проруби было спокойно. Жилистые пловцы заходили в холодную воду без охов и ахов. Они несколько раз погружались, затем вылезали, чуть-чуть стояли около сауны и давали пару выйти из кожи. Белоснежка любила это мгновение. Она редко пробовала в жизни что-то такое, что можно назвать священным, но когда ходила в сауну за неделю до Рождества вечером, когда на заднем дворе загорались фонари, сверкали звезды в небе, и каждая клеточка бодрствовала после проруби, ее охватило чувство одновременно благодарности, тоски, печали и радости — а это есть прикосновение к святости. В это мгновение наступило ее собственное рождество, когда она смотрела на звезды и сильные, надежные ели, лапы которых сгибались под тяжестью снега.

Но нырять в прорубь — полезно для здоровья, не то, что лежать в холодильнике. Вода в ноль градусов — это не гроб в минус восемнадцать.

Белоснежка сейчас жалела, что когда-то была не внимательна на уроках по основам безопасности. Она запретила мозгам думать, что кислород постепенно уходит. Надо сосредоточиться на толкании крышки. Впрочем, это то же самое, что и бессмысленное движение конечностями, или то, что она израсходует кислород быстро и бесполезно.

Ноги как два заледеневших ствола.

Белоснежка глубоко вдохнула, напряглась — и продолжила толкать, толкать, толкать…

Крышка чуть-чуть сдвинулась. Совсем чуть-чуть. Белоснежка не могла держать больше, и крышка рухнула назад.

Слезы брызнули из глаз Белоснежки, хотя она ни в коем случае не хотела сейчас плакать. Положение казалось безнадежным. Как же глупо и напрасно, что все кончится именно так. Она не хотела умирать. Сейчас, когда ее жизнь в Тампере начала казаться особенно ценной…

Белоснежка в хрустальном гробу. Спит вечным сном.

Нет, в сказке было не так.

Белоснежка подумала о той девочке, которой была. И которой она стала сейчас. Она никогда не сдавалась. Даже в самые черные мгновения.

Девушка немного сменила позу, зажмурилась и сосредоточила силу в ногах. Не делать напрасных сгибаний ног и пальцев, устроиться как на тренажере «жим ногами», делать беговые движения, как при пробеге вверх.

Прикуривает в мышцах? Надо, чтобы прикуривало. Хорошо печет, эффективная боль. И еще раз. С песней.

Белоснежка толкала, толкала, толкала. Мышцы ног дрожали. Бедра горели. За зажмуренными глазами мелькали чудесные картинки.

Белоснежка почувствовала, как крышка поднимается. Она не сдастся, не даст пощады мышцам! Девушка услышала, как сдвинулись ящики, услышала, как они срываются и падают на пол. Услышала, как бьется стекло.

Звон стекла — как звон волшебных колокольчиков феи. Самый прекрасный звон на свете.

Белоснежка приподнялась и полностью вытолкнула крышку. Ее трясло от холода и усталости. На полу, в море вина, волновались осколки. Белоснежка натянула туфли обратно на ноги и вылезла из холодильника. В туфлях на каблуках есть польза: только маленькая часть подошвы касается пола. Она осторожно зашагала к двери, аккуратно ступая между осколками.

Только сейчас Белоснежка поняла, что могла позвать на помощь. Наверняка кто-нибудь бы услышал.

Это никогда не приходило ей в голову. Она никогда не звала на помощь.

Соколов быстро огляделся. Праздник приобрел более расслабленный характер. Борис прихлебывал из бокала свой любимый виски, «Джек Дэниелс». Белый Медведь помнил про него. Борис сейчас не на работе, поэтому может сосредоточиться на напитке и пейзажах. Красивые женщины… он всегда смотрел на них с удовольствием. В этом есть прикосновении к печали; он понимал — четко и безнадежно, — что по возрасту в отцы им годится. Их можно сопровождать одну ночь, но не более. Его шансы на нормальные отношения улетучились уже много лет назад. Впереди маячили десятки лет в одиночестве, где его самым лучшим другом будет «Джек».

Белый Медведь хотел, чтобы на вечеринке отсутствовали незаконные вещества. Мера предосторожности — и, вероятно, очень даже разумная. Если полиция когда-нибудь нагрянет на вечеринку, никого не заподозрят в преступлении. Алкоголь же может течь хоть рекой.

С другой стороны, Борис чувствовал ненависть к наркотикам. Конечно, они обеспечивали ему работу, богатую и приятную жизнь. Дом в Руско вдали от соседей. Влияние. Женщины. И сам он никогда не отказывался занюхать в подходящую минуту пару дорожек товара. Колоться он никогда не начинал.

Но жизнь была вечным стрессом. Надо следить за тем, чтобы груз попадал в Финляндию. Надо следить за раздачей, держать дилеров в ежовых рукавицах, находить новых клиентов, бояться, что старые клиенты проболтаются. Слишком много ниточек в руках. Мячики попадают на пол.

Раньше хватало того, что всякие сергеи, хорхе, махмуды и петтери не заходили на твою территорию. А сейчас идет борьба с. com, nl и @hotmail. Дизайнерские наркотики встали на место обычных. Они продавались по Интернету, свободно, за собственным монитором — и затем получались на почте. Битва с ними была безнадежной.

Идея Белого Медведя состояла в том, что самые заметные их клиенты — богатые, красивые и успешные, и это, конечно, замечательно, но все же, чтобы выжить, надо было снабжать тех, кто на дне, и не может платить ничем, кроме наличности. Тех, кто продает свои ноутбуки и меняет их на наркотики. За состоянием счетов которых социальная служба следила во все глаза. У которых нет возможности заказывать по Интернету.

Если бы бизнес не был столь опасен, Борису не надо было бы убивать Наталью. Сам он волновался за девушку больше, чем мог себе в этом признаться. Он даже согласился смотреть сквозь пальцы на роман Натальи и Терхо, но здесь имелся риск.

В то же время Борис рассуждал, что отношения с Натальей были еще одним винтиком в тисках, в которых ему, вероятно, придется зажать Терхо Вяйсянена. Тупого полицейского, который клялся, что завяжет. Посмотрим. Борис был уверен, что Терхо еще приползет обратно и попросит продолжения. Он бы, конечно, согласился, но поставил бы условия. Полицейский до этого момента жил полнокровной жизнью, ни в чем себе не отказывая. Терхо Вяйсянен выглядел неожиданно искренним, когда утверждал, что не получал денег. Может, он даже не врет. Может быть, кто-то украл деньги со двора под покровом ночи. Борису все равно. Деньги были для Вяйсянена, Борис по ним не плачет. Самое главное, что Вяйсянен, очевидно, тоже не будет. В будущем полицейскому не стоит ждать такой большой награды.

Если бы Наталья сдержала себя и осталась на службе… У девочки было отличное безопасное будущее. Возможность подняться до статуса правой руки Бориса. Девушка стала несговорчивой, размечталась. Борис видел это по ней, ощущал по выражению ее лица и тембру голоса. Ничего не понадобилось, кроме одного визита в Москву, — и брат Натальи выдал планы сестры после первой же царапины.

Борис мог бы сделать намерения Натальи бессмысленными, если бы не оставил деньги дома. Но он хотел проверить, попробовать, измерить девчонкину преданность. Ртуть поползла ниже нуля, хотя он до последнего был уверен, что к девушке вернется разум. Наталья не оставила ему других вариантов, кроме ее устранения. Жаль. Борис Соколов был уверен, что из всех на свете людей только Наталья его не подведет.

«Джек Дэниелс» мягко и согревающее тек в горло. Надо повторить еще пару раз.

Тело он уберет завтра. Сегодня не время для грязной работы.

26.

Приближалась полночь. Вечеринка становилась все громче и беспокойнее. Музыка гремела. Шампанское было заменено более крепкими напитками. Макияж начал стираться. Мужчины ослабляли галстуки.

Но еще не время полностью забить на все, забыть все правила поведения, напиться халявным алкоголем по принципу «сколько влезет», завязать пару ссор, отправиться на верхний этаж отдыхать. Самый главный номер вечера, гвоздь программы еще впереди.

Явление Белого Медведя.

Поэтому Белоснежка и осталась. Выбравшись из холодильника, она заперлась в женском туалете, сняла вечернее платье и облила себя из находящегося над унитазом душа теплой водой. Постепенно девушка начинала ощущать руки и ноги. Она вытерлась бумажными полотенцами, снова надела платье и поправила макияж, который неожиданно хорошо сохранился. Может быть, Элизе действительно следует подумать о карьере стилиста. По крайней мере, ей удалось нарисовать Белоснежке такую боевую раскраску, которая выдержала не только еду и питье, но еще и морозильную камеру.

При виде стоящих в очереди в туалет обозленных женщин она только спокойно приподняла бровь, не говоря ни слова.

В принципе уже можно идти домой. Ее задание выполнено. Она узнала, что отец Элизы работает вместе с наркоторговцем Борисом Соколовым. Что он поставлял Соколову одни сведения и скрывал от полиции другие, получая за это награду наличными. Белоснежка узнала, что в подвале, в холодильнике лежит труп женщины по имени Наталья, которую убил Борис Соколов. У нее в запасе достаточно информации, чтобы посадить Соколова. Впрочем, как и отца Элизы, и от этого никуда не деться.

И все-таки Белоснежка осталась. Ее любопытство не было бы удовлетворено, если бы она не увидела мистический легендарный персонаж, о котором говорили шепотом.

Она продолжила бродить по комнатам фантазий, которым, казалось, не было числа. Одна комната была полностью розовой. Она наверняка стала бы самой любимой у Элизы. Или все же нет, как поняла Белоснежка через пару секунд. Она почувствовала легкую тошноту, заметив, что среди зефирок, розовых единорогов, розовых бутонов и подушечек спрятаны разные секс-игрушки, от изящного хлыстика до фаллоимитатора. Действительно взрослые сказки, на любой вкус. Белоснежка продолжила свой путь, когда в комнату вошла, обвившись друг вокруг друга, парочка. Они выглядели так, словно в любой момент готовы насладиться всеми предложенными комнатой яствами.

Чем ближе было до полуночного боя часов, тем напряженнее становилась обстановка. Все ждали. Все жаждали. Когда оставалось всего лишь десять секунд, начался обратный отсчет. Все собрались в огромном зале второго этажа. Настоящая толпа.

Десять.

Краем глаза Белоснежка увидела Терхо Вяйсянена, который нервно поигрывал бокалом.

Девять.

Музыка начала затихать, а затем и вовсе исчезла.

Восемь.

Свет в зале стал приглушенным, и только отражающееся в крыше звездное небо освещало собравшихся.

Семь. Шесть. Пять. Четыре. Три.

Белоснежке вдруг захотелось прыснуть от смеха при мысли об абсурдности ситуации. Она здесь. Простая школьница, чья жизнь перевернулась пару дней назад, когда она случайно выбрала неудачное время для посещения фотолаборатории.

Два.

Люди больше не выкрикивали цифр. Они произносили их ровно, почтительно.

Один.

Черная темнота ворвалась в зал. Все затихли. Послышался тихий звон, как будто звук далеких бубенцов. С потолка зала начали падать снежинки, которые выглядели, как настоящий снег. Когда Белоснежка дотронулась до одной из снежинок, та рассыпалась в пыль.

Внезапно мощные прожекторы осветили центр зала.

Две женщины. Обе в одеянии Снежной Королевы. Им это имя подходило в тысячи раз больше, чем замороженной Наталье. Абсолютные близнецы. Они появились в центре зала, словно из пустоты. Белоснежке было сложно угадать их возраст. Они могли быть как двадцатилетними, так и пятидесятилетними. Издали не приметить морщинки на руках и шее.

Зал взорвался громкими аплодисментами. Женщины величественно поклонились. Только сейчас Белоснежка увидела, что у одной из них на шее серебряное украшение в виде белой льдинки. У второй на шее красовался серебряный медведь.

Белый Медведь. Не один человек, а два. Но все же один, единица.

Женщины ждали, когда гости стихнут, затем заговорили. Они плавно сменяли друг друга, так что вскоре Белоснежка уже не могла понять, кто когда говорит.

— Зима — это сказочное время. Поэтому я решила в этот раз организовать вечеринку на сказочную тему. Сны, мечты и кошмары. Из этого сделаны сказки. Вы здесь, потому что я жажду отблагодарить вас. Вы были в зачарованном сне. Сне об обществе, которое действует более плавно, эффективно, целенаправленно. Для нас границы существуют, чтобы их разрушать, правила — чтобы их менять, нормы — чтобы ставить их под вопрос. Празднуйте! Забудьте на секунду про обычные ограниченные мысли. Здесь всё для вас. Жизнь для вас.

Речь женщин не зацепила. В ней не было ничего конкретного. Они говорили на английском без акцента. У Белоснежки был с собой диктофон, который зафиксировал каждое слово этого обращения, однако она не услышала ничего компрометирующего. В чем же участвовали эти женщины? Тянули ли они где-то на заднем плане всех этих гостей за веревочки? Какая часть их деятельности преступна?

Взглянув на восторженную публику, Белоснежка поняла, что ей никогда не позволят этого узнать. Настоящая деятельность Белого Медведя была как искусственный снег, падающий из-под потолка. Если его попытаться поймать, он рассыплется и пропадет, как будто его и не было.

У нее не было никаких шансов против Белого Медведя. Может быть даже так, что и эти женщины — только декорации. Их не поймать. Им ничего не сделать.

Но Белоснежка могла отправить за решетку Бориса Соколова. Круг, начавшийся среди окровавленных купюр в фотолаборатории, тогда замкнулся бы. Этого хватило бы.

Сейчас ей хотелось домой.

27.

— Мне не нужно зеркальце, чтобы сказать, что ты на этом празднике всех милее, всех румяней и белее.

Дыхание мужчины обдавало жаром ее уши, а руки крепко сжимали талию. Белоснежка выругалась про себя. Этот липучка нашел ее снова и смог вцепиться в нее крепкой хваткой именно в тот момент, когда Белоснежка собралась уходить. По запаху, пропитавшему его дыхание, было ясно, что он выпил не менее двух хороших порций коньяка. А по его крепкой хватке становилось понятно, что пытаться вырваться бессмысленно. Это привлечет слишком много внимания.

— Уже начал бояться, что ты пропала. Так не пойдет. Мы кое о чем не договорили, — прошептал мужчина и прижался своей огромной плечистой тушей к спине Белоснежки.

Минимум 90 килограмм, оценила Белоснежка. Должно быть, сильный. Не стоит его дразнить. Надо попробовать другую тактику.

— Ты все-таки не замерзла?

К счастью, нет, подумала Белоснежка.

Повернувшись, она оказалась с мужчиной лицом к лицу. Его глаза налились кровью. Пиджак он где-то оставил. На голубой рубашке под мышками расползались огромные темно-синие пятна. Галстук был затянут слабо. Белоснежка схватилась уверенным движением за галстук, поднесла рот к его уху и прошептала:

— Пойдем туда, наверх, и посмотрим, будет ли у этой сказочки счастливый конец.

Затем ущипнула его за мочку и подавила в себе ощущение тошноты. Она сможет сыграть и эту роль.

На лице мужчины расплылась довольная улыбка, он облизал губы и спросил:

— Так чего же мы ждем?

Поднимаясь вверх по лестнице, Белоснежка чувствовала все время, как он смотрит ей в спину. Бессмысленно пытаться бежать. Ее ноги немного дрожали, но она заставила их плыть в покачивающейся и зовущей походке. Каково было бы подниматься по ступенькам перед тем, с кем действительно хочется идти в верхние комнаты, закрыть за собой дверь и запереть реальный мир снаружи… Аромат сияющей теплой кожи и масла для загара. Деревянные ступеньки пристани, по которым они взбежали, смеясь. Шаги, которые твердо следуют за ней, и, слыша которые, она чувствует зуд ожидания…

Бессмысленно вспоминать. Это было прошлым летом. Прошла вечность.

Сейчас она здесь, и она справится здесь.

Белоснежка провела мужчину в свободную комнату, в центре которой стояла огромная кованая кровать, и толкнула его вниз. Важно выглядеть максимально самоуверенной и смелой.

— Я догадывался, что ты дикая кошечка. Это даже лучше. Разумеется, я тебя приручу. Но сначала дам кошечке наиграться, — защебетал мужчина и начал сдирать штаны, лежа на кровати.

Белоснежка захлопнула дверь, повернула ключ и шагнула к мужчине. Он пытался ощупать ее потными ладонями.

— Тсс, тсс, кошечке надо сначала наиграться, — напомнила Белоснежка и снова толкнула мужчину на кровать.

В его пьяных глазах появился блеск, который успокоил Белоснежку. Он в ее руках, по крайней мере, сейчас. Она уселась на него верхом. Мужчина сразу начал поглаживать ее бедра.

— Что у тебя тут? — спросил он, и на его лбу появилась морщинка удивления.

Вот дерьмо. Белоснежка крепко схватила обе его руки и закинула их к спинке кровати за голову.

— А сейчас будь заинькой, — прошептала она мужчине, взяла его руки своей левой рукой, а правой достала из сумки что-то пушистое и розовое.

— Ты любишь привязывание? — расплылся в улыбке мужчина.

Белоснежка пристегнула запястья мужчины к спинке кровати.

— Не особо, — сказала она и поднялась с кровати. — Но надеюсь, что ты любишь.

Прошло мгновение, и мужчина понял, что Белоснежка даже не собирается возвращаться в кровать. Это понимание выветрило коньяк из его затуманенных мозгов; злобный рев сорвался с его губ, но было слишком поздно. Белоснежка заперла дверь снаружи.

Она прошла до конца коридора к окну, открыла его и швырнула ключи от комнаты и наручников в сторону заднего двора, где они тут же исчезли из виду. Мужчина вряд ли еще раз помешает Белоснежке убраться отсюда домой.

Терхо Вяйсянен уставился в окно в зимнюю темноту.

Он сдался.

Он понял, что никак не сможет повлиять на Белого Медведя, чтобы тот выплатил ему компенсацию. Или те женщины… Как теперь надо обращаться к ним? Он попытался поговорить с одним из их телохранителей и договориться о встрече. Просьба была отклонена. Когда он объяснил, что получил особое приглашение встретиться с Белым Медведем, ему грубо сказали, что приглашение ничего не значит. Бессмысленно представлять, что Белого Медведя заинтересует какой-тоnobody.

Когда Терхо взглянул на других гостей, он понял, что это правда. Он для Белого Медведя просто муха. И Борис Соколов — муха, или максимум шмель. Они до забавного маленькие винтики в огромном механизме.

Терхо ничто не поможет, кроме как просочиться у них между лап. Пойти домой, обнять дочку, написать жене по электронке, что соскучился. Подумать над тем, как бы сложилась его жизнь, если бы у него не было его главного источника дохода. Ситуация не безнадежна. Конечно, есть долги, но есть и работа. И у жены тоже. Прожить есть на что. Играть надо все-таки бросить, тем более что он давно это планировал. Дела Натальи больше не надо поправлять, потому что ее больше нет. Руки Терхо задрожали, и его затошнило, как только он подумал об этом. Надо не думать. Он не мог дать тоске одержать над ним верх. Надо оставаться рациональным и разумным. Надо подумать об обычной жизни. Дочери не надо покупать все самое дорогое. Им — всей семье — надо жить хорошей, спокойной, простой жизнью, проводить больше времени вместе, проводить его так, как это делают нормальные люди.

Нормальные люди не выдают наркоторговцам информацию, когда и где полиция совершит следующий налет, какие дилеры «стучат» властям, какие фуры собираются остановить на границе, какие приняты планы действий по предотвращению контрабанды наркотиков. Также нормальные люди не получают намеки о хранении наркотиков или доносы на мелких преступников, от которых Соколов и его компания хотят почему-то избавиться. Терхо за много лет решил нереальное количество проблем с помощью Соколова. Он думал, что оба они получили от этого договора много пользы. Соколов хотел стать главой наркобизнеса в Тампере, Терхо хотел самолично отправить за решетку самых опасных дилеров, которые продают грязные смеси или просто яды вместо чистого наркотика, вызывая тем самым огромное количество летальных исходов.

Он успокаивал свою совесть тем, что Соколов поставляет наркотики прежде всего людям, держащим свое пристрастие под контролем и не собирающимся кончать передозировкой, то есть потребляющим дурь «для развлечения». Но он, тем не менее, давно уже знал, что это только часть правды. Соколову сгодятся и такие деньги, на которые голодающий человек смог бы купить не дурь, а молока и хлеба. Терхо просто хотел закрыть на это глаза.

Он сам хотел бы закрыть на все глаза. Он от всего устал. Он хотел домой.

Вдруг Терхо снова заметил ту молодую женщину, на платье которой он до этого обратил внимание. Сейчас он приметил ее белую сумочку. Вообще-то он не разбирался в женских сумочках, но эту узнал. Это «Гермес», она стоила сотни евро. Он знал ее, потому что купил точно такую же Элизе на день рожденья. Дочка ее долго и страстно хотела.

Такое же платье может быть совпадением.

Такая же сумочка может быть совпадением.

Но обе этих детали на одной женщине — вряд ли.

Догнав ее в несколько шагов, он подскочил к ней, крепко схватил за руку и потребовал объяснений.

Интерес Бориса Соколова пробудило то, как Терхо Вяйсянен ссорится с какой-то молодой женщиной. Он подошел ближе и понял по финской речи полицейского, что тот утверждает, что купил сумочку и платье этой женщине. И еще туфли.

Борис усмехнулся. Очевидно, для финна вошло в привычку тратить деньги на других женщин, не только на Наталью. Это следовало бы прекратить давным-давно. Борис уже повернулся, чтобы уйти, но тут он услышал в его горячей речи слово «дочь».

Борис застыл на месте. Его мозги быстро заработали. Если эта в красном платье — дочь Терхо Вяйсянена, выходит, девчонка знает слишком много. Девчонка знает, кто преследовал ее в Пююникки. Может быть, она знает и про Наталью. И про деньги. Тогда почему она здесь, на вечеринке?

Лучше всего было бы пойти поболтать с девчонкой, чтобы она поняла, что лучше ей, как и папочке, молчать.

Белоснежка попыталась вырвать руку из хватки отца Элизы, но полицейский определенно привык работать с неподдающимися людьми. Хватка у него была железной.

— Отвечай! Откуда у тебя сумочка Элизы?

Белоснежка увидела, как к ним приближается Борис Соколов. Его взгляд был пугающим.

Терхо Вяйсянен прижался вплотную к ней, понюхал воздух и буркнул:

— У тебя даже духи Элизы!

Борис Соколов был уже в трех шагах.

Белоснежке надо убегать.

Она со всей силы толкнула Терхо сумочкой в грудь и сказала:

— На! Духи, к сожалению, вернуть не смогу.

Терхо Вяйсянен так удивился, что ослабил хватку. Этого хватило. Белоснежка вырвалась и бросилась к лестнице. Она слышала, что Соколов рванул за ней, выкрикивая что-то по-русски.

По лестнице навстречу Белоснежке шла официантка, одетая в Алису в Стране Чудес, и несла на подносе какие-то напитки молочного цвета. Видимо, «Белый русский». Белоснежка беззвучно извинилась и толкнула поднос. Напитки и осколки разлетелись по ступенькам. Она услышала, как Соколов поскользнулся и выругался.

Это дало Белоснежке несколько дополнительных секунд. Она стянула с ног туфли на каблуках и бросилась сквозь толпу с туфлями в руке. К входной двери, из нее наружу. Она бежала по аллее из факелов.

Fire walk with me. Ситуация все больше и больше начинала напоминать «Твин Пикс». Не хватало только, чтобы из-за какого-нибудь угла появился злобный Карлик.

Соколов кричал охранникам у ворот:

— Stop her!

Мужчины, повернувшись, загородили дорогу. Два шкафа, сквозь которые не пробиться.

Вдруг Белоснежка сменила направление. Борис Соколов последовал за ней. Высокая стена окружала здание со всех сторон. Белоснежка забежала в самый дальний угол. Было темно. Снег колол ступни, которые были одеты лишь в тонкие чулки.

Белоснежка быстро изучила руками стену. Не схватиться. Даже мартышка не перелезет. Но все же она нашла очень маленькую дырочку, воткнула в нее каблук и приподнялась на второй ноге. Равновесие понемногу возникало. Соколов почти у стены.

Белоснежка ударила второй туфлей по стене и надавила на нее. Рука Соколова вцепилась ей в подол платья.

Подол порвался.

Каблук сломался.

Туфля упала в снег, и только каблук остался в стене. Вот она, опора. Ноги Белоснежки болтались в воздухе, пальцы вцепились в стену и в каблук, и девушка изо всех сил потянулась наверх. Ей удалось затащить себя на стену, когда руки Соколова уже ползли по ее ноге.

Белоснежка упала со стены с другой стороны. Мягкий снег принял ее. Соколов не пытался перелезть за ней, а метнулся к воротам и оттуда наружу. Белоснежка побежала по сугробам. Снега было по икры. Подол платья безнадежно разорвался, полностью обнажив бедра.

«Отлично, — думала Белоснежка. — Так легче бежать».

Бегать по снегу трудно. Мороз грыз ее своими острыми зубами. Лес был темным, как сама чернота.

Борис Соколов отставал все больше и больше. Белоснежка снизила скорость. За четыре дня это уже третий раз, когда ее преследуют по снегу и морозу.

Три попытки. В сказках герои обычно получают три попытки. Две первые всегда провальны, а третья удачна. Означает ли это, что она убежала с концами? Или то, что преследователь наконец-то ее настигнет?

Три попытки. Три ошибки. Что это: попытка или ошибка?

Вдруг Белоснежка почувствовала: что-то больно задело ее бедро. Она не обратила на это внимание. Она бежала, пробивалась, неслась вперед. Голосов сзади больше не было слышно.

Белоснежка пощупала пальцами бедро. Пальцы нащупали что-то теплое. Кровь. Борис Соколов выстрелил в нее, но пуля только поцарапала кожу. Однако кровь все же течет сильно.

Белоснежка не хотела об этом думать.

Она только бежала. Лес погрузил ее в себя, как в темную воду.

Но маленькая бедненькая Белоснежка осталась одна-одинешенька в лесу. Она была настолько испугана, что смотрела на дрожащие листья деревьев и не знала, куда идти. Белоснежка побежала по твердым камням и через терновые кусты, и лесные хищники бродили совсем рядом с ней, но не делали ей зла. Она бежала, пока ноги не перестали ее слушаться и вокруг не опустился вечер.

28.

Жила-была девочка, которая бежала так долго, пока ноги могли ее нести. И после этого она тоже бежала — в мыслях, в фантазиях. Ее тонкие, сильные и проворные ножки неслись через сугробы, а на белом снегу не оставалось следов. Она убегала, как убегают те, которые знают, что свободны, которые знают, что их не догонят.

Белоснежка колебалась на границе сознания и бессознательности.

Ей не было холодно. Ей было тепло. Краем мозга она понимала, что это плохо, но не могла жаловаться. Она лежала навзничь на снегу.

Белоснежка думала о крови, которая лилась из ее бедра на снег. Представляла, как красный образует на белом красивые завитушки, рисует дивные орнаменты, которые разливаются от нее на метр, на два метра, на весь лес.

Она видела себя сверху, как будто летела на высоте десяти метров. Черные волосы на сугробе, будто нимб. Красное платье, рваное, которое сияло, будто сделанное из нитей, распущенных из драгоценных камней. Извивающиеся схемы, которые расширяются, расширяются, расширяются…

Прекрасно. Не уродливо.

Уродина. Слишком худая. Кривые зубы. Противный голос. Засаленные волосы. Грязная обувь. Волосатые руки. Тупица. Идиотка. Кретинка. Дура. Шлюха.

Откуда у тебя эти шмотки? Из мусорного бака?

Наверное, твоим родителям стыдно появляться с тобой на людях.

Если бы я выглядела как ты, я бы из дома не выходила.

Тебя, наверное, удочерили.

Что визжишь? Если тебе больно, так и скажи. Ах, тебе больно? Заткнись, или я дам тебе настоящий повод для слез.

Ты настолько уродлива, что будешь выглядеть лучше, если тебя избить.

Слова, слова, слова, слова, слова, слова, слова, слова… Предложения, фразы, вопросы, восклицания. Щипки, царапины, удары, разрывы, зажимы, толчки, пинки.

Ты — не те слова. Ты — не крики и ругань. Ты — не злоба, которая выплевывается, как потерявшая вкус жвачка. Не удары кулаками и не синяки от них. Не кровь, которая хлещет из носа. Ты — не их установка. Ты — не их.

Внутри тебя всегда есть часть тебя, куда никто не доберется руками. Это и есть ты. Ты — своя собственная, и внутри тебя — вселенная. Ты можешь быть чем угодно. Кем угодно.

Не бойся. Тебе больше не надо бояться.

— Мне больше не надо бояться, — шепчет про себя Белоснежка.

Пар идет у нее изо рта.

Она хорошо помнит их лица. Их девичьи голоса и смех, который звучит, звучит, звучит в коридорах школы до сих пор, хотя учеба закончилась и здание затихло.

Она очень хорошо помнит запахи. В первые годы — приторные, искусственные запахи ароматизированных ластиков. Втайне от учителей съеденные во время перемены развесные конфетки, малиновые мармеладки, «Салмяки» — всё вместе. Ванильные духи из магазина «Бодишоп» — первые духи, которые мама дает пользоваться в школу. Затем через несколько лет — настоящие духи, каждый день разные, в зависимости от настроения, одежды и моды. Новинки от «Эскада».

Она быстро научилась распознавать их, вынюхивать издалека, знать, когда они повернут из-за угла. Иногда это помогало. Иногда она успевала убежать, спрятаться, избежать встречи. Но чаще — нет. Тогда она поняла, как тошнотворно они пахнут на самом деле, когда вонь смешивается с потом или с тем, чем воняет немытый писсуар мужского туалета, когда ее голову заталкивают в него и приказывают лизать твердый, холодный фарфор.

Она запомнила их имена. Она запомнила их навсегда.

Анна-София и Ванесса.

Это продолжалось с первого класса до середины девятого. Каждый год натиски становились все жестче, слова — грубее, удары — больнее. Белоснежка не знала, почему девочки выбрали именно ее. Может быть, она не так улыбалась или не улыбалась вообще. Может, у ее голоса был неправильный тембр в неправильное время. Это неважно. Она быстро запомнила, что никогда не получится изменить свой облик, поведение, всю себя, чтобы ее оставили в покое.

Белоснежка никогда никому не рассказывала об этом. Даже не рассматривала такой вариант. Дома молчание было стандартом поведения. Не спрашивай, не рассказывай. Все хорошо, ничего плохого не произносится вслух. Синяки, кровоподтеки, растянутые запястья и разорванная одежда. Все это она могла объяснить, если то было необходимо. Школа — поле битвы, и Белоснежка не могла знать, кто друг, а кто враг. Стратегию надо было тщательно обдумывать. Пытаться минимизировать ущерб. Рассказать учителям — это, возможно, ухудшить ситуацию. Скорее всего, ей не поверили бы. Анна-София и Ванесса умели играть перед взрослыми. Невинные ангельские улыбочки.

Насилие, истязание, подчинение. Белоснежка запретила себе думать об этом, как о «школьном издевательстве», так как это звучало как-то пустяково, мимолетно, легко. Безобидное подтрунивание. Сказано для забавы. Чуть-чуть толкнули. Она сама упала. Что-то типа дружеских шуток.

В восьмом классе Белоснежка начала бегать и качаться. Она решила набрать хорошую физическую форму, чтобы иногда у нее получалось убежать. Это раз от раза выходило все лучше и лучше. Но кошмар не кончился.

Потом был тот раз. Зимним вечером, когда солнце уже пропало за горизонтом и школьный двор опустел. Белоснежка пряталась за бачком с пищевыми отходами до тех пор, пока не убедилась, что Ванесса и Анна-София ушли. Она терпела зловоние банановой кожуры и остатков горохового супа, которое втискивалось в морозный воздух, вея теплом разложения. Она ждала полной тишины. Синий сумрак спускался на школьный двор. Покой.

Белоснежка выбралась из своего укромного местечка. Она двигалась очень тихо. Она затаилась в сине-серых темных тенях. Она была лишь предчувствием дуновения ветра на утоптанном снегу. Она слышала звуки машин из жилых кварталов. Она слышала, как в дальнем парке лают собаки. Она слышала, как замерзший снег с гулом падает с крыши школы. И, тем не менее, она услышала шаги Анны-Софии и Ванессы слишком поздно. Слишком поздно она стремглав бросилась прочь, ее ноги словно взорвались силой бега. Но этого не хватило. Девочки смогли поймать ее за углом школы, где возвышалась кирпичная стена. Белоснежка подбежала к стене, сняла варежки и сунула их в карман. Подобравшись к стене, она вцепилась пальцами в грубый кирпич и попыталась забраться наверх. Ноги не находили опоры. Пальцы леденели на морозе, и хватка ослабла. Девочка была в ловушке.

Белоснежка обернулась, привалилась спиной к стене и приготовилась принять первый удар. Она научилась быть избиваемой. Она знала, как лучше всего защищаться. Она знала, когда следует вдохнуть, а когда выдохнуть, когда напрячь мышцы, когда расслабить их. Она надеялась только, что сегодня ее будут бить не очень долго. Ей было холодно и хотелось писать. Она хотела домой. Хотела поесть жаренные отцом, слегка подгоревшие рыбные палочки и поделать уроки, ни о чем не думая.

Анна-София и Ванесса приближались. Они не произнесли ни слова. Тишина намного хуже, чем ругательства и угрозы. Она уплотнялась в ожидание, которое рождало вкус рвоты во рту Белоснежки. Девочки прыгнули к ней, мягко, словно волчицы. Белоснежка предпочла бы встретиться с настоящим, голодным и злым, истребителем стад, чем с этими двумя, чьи волосы сияли в темноте, а губы блестели красным. Они были более опасными хищниками; внутри них не ощущалось пульсирующее теплое сердце — лишь леденящий холод.

Белоснежка медленно считала от десяти до единицы и ждала первого прорыва границ. Она не знала, будет ли это легкий толчок в плечо, плотный толчок или теплый, пахнущий мятой плевок в лицо.

Десять, девять, восемь, семь…

Вдруг Белоснежка почувствовала, как внутри нее растет что-то красное и горячее. Что-то чужое. Вряд ли это уйдет. Злоба. Гнев. Желание быть бесстрашной. Глаза затуманились. Числа выпали из ее головы, мысли выпали, время и место выпали. Она не могла сказать, как все случилось. Из ее памяти выпал кусок. В исчислении времени зияла черная дыра.

Она сидела в снегу, верхом на Анне-Софии, и изо всех сил била ее по лицу. На пальцах было что-то теплое и темное. Она смутно понимала, что это кровь, и что она течет из носа Анны-Софии. Она скорее догадывалась, чем чувствовала, что Ванесса пытается удрать от нее. Ее локоть вонзился острием в живот Ванессы, и девочка ослабила хватку.

Белоснежка не знала, сколько времени наносила удары. Она смотрела на себя, словно издали, со стороны. На девочку, у которой по щекам и подбородку текли выплаканные слезы и сопли. Руки которой поднимались раз за разом все более обессилено. Это действительно она? Разве эта экспозиции не абсолютно безумна? Анна-София постанывала и закрывала лицо руками. Ванесса держалась за живот и кричала, чтобы она прекратила. Белоснежка вернулась, как будто прыгнула обратно в прежнюю себя, почувствовала мягкое, покорившееся тело Анны-Софии под собой, и в этот момент злость ушла.

Она поднялась. Ноги дрожали. Руки безнадежно висели. Мороз покалывал пальцы. Она вытерла влагу со щек. Анна-София поднялась и села, согнувшись, а Ванесса присела рядом с ней. Они не смотрели Белоснежке в глаза. Белоснежка не смотрела им в глаза. Никто не проронил ни слова. Тишина была красноречивее слов.

Белоснежка отправилась домой дрожащим уставшим шагом. Она не боялась, что девочки будут следить за ней и мстить. Она ничего не боялась, не чувствовала, не думала. На полпути домой она остановилась с краю дороги, и ее вырвало. Удивительно, но гороховый суп выглядел так же, как до того, как его съели.

Дома она сразу же отправилась в туалет, прежде чем родители ее увидели. Из зеркала на нее смотрела девочка, с которой она была не знакома. На щеке кровоподтек. Белоснежка удивленно подняла руку и коснулась щеки. Девочка в зеркале сделала то же самое. Кровь не ее. Это кровь Анны-Софии, которую она стерла с лица рукой. Белоснежка помыла лицо раз, второй, третий, четвертый, такой горячей водой, какую только смогла вытерпеть. Она терла себя мылом до тех пор, пока оно не начало щипать.

Попав вечером в кровать, она сразу же уснула — и спала долго, до самого утра, без снов. Когда запищал будильник на мобильнике, Белоснежка чувствовала себя хуже, чем когда-либо. Хуже, чем когда накануне ее били и толкали.

Белоснежка была уверена, что они так это не оставят. Анна-София и Ванесса разовьют эту тему. Она будет наказана, так или иначе — и официально, и неофициально. Они не останутся неотомщенными.

Прошел день, второй, третий, неделя, месяц. Ничего не произошло. Анна-София и Ванесса просто оставили ее в покое. Конечно, ее изолировали от других одноклассников, и никто добровольно не хотел с ней разговаривать, но никто больше и не бил. Ни одного обзывательства, ни одной эсэмэски с угрозой убить ее.

Все закончилось как об стену.

Постепенно Белоснежка поверила в это. Дышать стало легче. Наступила весна, пришло раннее лето, света стало больше, а школьных дней меньше. Слушая, как другие поют «Летнюю песнь», Белоснежка чувствовала, как что-то черное и тяжелое отпускает ее. Она шла после праздника, сжимая в руках аттестат девятого класса, во всепоглощающий свет, лето, свободу.

Снег засиял желтым цветом. Затем — оранжевым. Через секунду — зеленым. Белоснежка видела огни, слышала грохот. С неба сыпались золотые звезды. Затем родилась гигантская роза, лепестки которой открывались, плавились, испарялись. К лунному свету пронесся единорог. Планеты танцевали друг с другом.

Салют.

В честь Белого Медведя.

Наверное, уже около полпервого.

Белоснежка подумала о маленьком навигаторе, который притаился под подвязкой чулка на бедре. Она подумала об указаниях, которые даст Элизе в том случае, если не вернется с вечеринки или не даст о себе знать до полуночи. Надо отправиться с вечеринки, прежде чем часы пробьют двенадцать раз.

Но это, вроде, другая сказка? О Золушке?

Шум продолжался. Белоснежка качалась на разноцветных волнах. Ей было хорошо. И клонило в сон.

Каждый вечер, когда гаснет лампа и наступает настоящая ночь.

Синий сон.

Синий, синий, сверкающе-синий.

Белоснежка задумалась на секунду, что салют еще не кончился. Затем она поняла, что не слышит грохота. А слышит визг.

Белая стена. Запах стерильности. Яркий свет.

Отвратительная пульсирующая боль где-то вдалеке. У Белоснежки не было сил думать об этом. Во рту вкус антибиотиков.

Кап, кап, кап. В нее что-то вливалось. Ее к чему-то подключили. Она смутно помнила названия всех предметов, окружавших ее.

На свету движутся образы.

Знакомые лица.

Мама. Папа.

Голоса издалека, за стеклом, за поверхностью воды, за стенкой.

— Врач же сказал, что состояние улучшается. Больше не плачь, дорогая. Älskling… Девочка выздоровеет. Она у нас борец.

— Не могу об этом не думать. Не смогла бы вынести, если бы мы и ее потеряли.

— Не потеряем. Тсс, тсс…

И ее? Кого потеряли мама и папа? Белоснежка хотела спросить, но не смогла образовать ни слова. Открывание рта было работой не по ее силам.

Она хотела только спать. Надо не забыть спросить позже. Когда-нибудь позже. Но сначала она проспит сто лет.

Но это, вроде, другая сказка? О Спящей Красавице?

Белоснежка чувствовала, как тонет в кровати, в ее мягкости; но вот она прорвалась сквозь кровать, как сквозь слой облаков на небе, и полетела.