Ева в ужасе воззрилась на Измаила. Его жестокость, в которой он так легко сознался, оглушила ее, выбила почву из-под ног, почти ранила. Конечно, дело было не в ней самой, но в Ное. Представив на мгновение, через что заставил его пройти поганый маньяк с сестринским комплексом, девочка, не раздумывая, ударила того по лицу. И тут же скривилась от боли в наверняка вывихнутой руке.

— Отойди от него, — потребовала она, толкнув Измаила в грудь, подальше от Ноя. — Твоему садизму вообще есть предел? Что он тебе сделал?! Понравился твоей ненаглядной сестре!?

— Ну-ну, успокойся! — поспешил вмешаться Илья, перехватив со спины руки разбушевавшейся малышки. — Зачем так злиться?

— Но ты же слышал, что он сделал!

— Да, и это было очень давно, — благоразумно напомнил ей парень. — Если кто и должен злиться, так это он, — кивнул на по-прежнему коленопреклоненного Ноя. — Не ты, Ева. И если не прекратишь, рана на шее может открыться.

— Это было давно, — ровным голосом подтвердил Ной. Казалось, он и не заметил порыва Евы защитить его. А если заметил, то никак не оценил. — Моя просьба не связана с твоей сестрой, князь, — обратился он к Измаилу. — Только поэтому я осмелился просить об услуге Еву. Илону нужно лишь обратить. Ее кормлением и адаптацией займется Гунар. Для Евы это не будет стоить многого.

— Для тебя это действительно ничего не стоит? — спросил Измаил у Евы, будто и не было ее вспышки гнева на него. И снова девочка поразилась, как легко в нем безумие менялось местами со здравым смыслом. Словно две личности в одном теле.

— Дать немного крови я смогу, — осторожно ответила она, смутившись перед этим серьезным, деловым Измаилом.

— И ничего страшного, что ты продлишь жизнь ненаглядной возлюбленной Ноя?

— Конечно, ничего… — не договорив, Ева моргнула.

Так эта Илона — девушка Ноя? Ради нее он позволил Измаилу издеваться над воспоминаниями о своем горьком прошлом?

В сердце кольнуло. Ева вспомнила, что Ной хотел привести ее одну, без Ильи. Вот так просто, без поддержки и защиты, подставить ее перед безумным князем и ревнивой княгиней. И что случилось бы, если бы Илья не сразился с Майлзом, удовлетворив этим Мириам?

— Эй, ты побледнела, — удивленно заметил Илья. — Тебе плохо?

Ева не ответила. Она смотрела на Измаила — отчаянно, словно тонущий, боясь перевести взгляд на Ноя. Боясь, что каждый в этой комнате придет к тем же выводам, что и она.

Ной видел, как он ей нравился. Ной использовал ее, чтобы выжила его Илона. Ной подставил ее, дабы ублажить своего князя и получить разрешение на обращение.

Измаил склонил голову на бок, словно механическая кукла. Его лицо — идеально неподвижная маска, но его глаза — в глазах была жизнь. Жизнь и понимание. И никакого сочувствия, от которого девочке стало бы совсем невыносимо.

— Ева?

— Да, — растянула она губы в пародии на улыбку, — кажется, мне нехорошо. Голова кружится.

— Едем домой или сначала отдохнешь?

— Ишмаэль, разреши ей обратить человека, — вдруг вмешалась Мириам. Голос ее переливался весельем. — Я хочу на это посмотреть.

Ева вздрогнула и отвела взгляд. Три удара сердца она набиралась смелости и только затем посмотрела на Ноя. Коленопреклоненный, щемяще красивый, сдержанно непроницаемый и… выжидающий. Ева вдруг увидела его скованность, напряжение во всем теле и тень смирения, будто она уже сказала ему «нет». И в этом «нет» крылось подступающее отчаяние.

Однажды у него уже забрали шанс на любовь. Забрали эгоистично и жестоко. Так стоило ли его теперь винить за жестокость к ней?

Ева хотела винить. Слишком больно ей было, чтобы простить.

— Измаил, — позвала она, повернувшись к князю, — я дам кровь на ее обращение. В конце концов, — улыбнулась она, чувствуя, что если моргнет, слезы прольются из глаз, — он мне никто. Разве нет?

Медленно, очень медленно Измаил кивнул, словно ожидал, что она передумает. Ева и сама ждала, когда боль и уязвленная гордость поднимут в ней злобные головы.

— Я хочу поехать домой. Отдохнуть. Потом пусть ее привезут.

— Илона не выдержит перемещения, — сказал Ной.

— А меня это заботит!? — сорвалась на крик Ева. Ей было противно от искренней заботы в его голосе. Над ней самой он разве что забавлялся. Но стоило девочке повысить голос, как она сразу же об этом пожалела.

«Веду себя как ревнивая идиотка».

— Мне нехорошо, — попыталась она сгладить впечатление от своей вспышки. Пальцы брата на ее руках ободряюще сжали и отпустили. Он обнял ее за плечи, баюкая, и Еве стало чуточку легче. — Один день твоя Илона может потерпеть?

— У нее действительно осталось мало времени, Ева, — Ной поднялся и встал прямо перед ней. И выражение его лица было словно ножом ей по сердцу. — Обрати ее этой ночью. Пожалуйста. Завтра может быть поздно.

— Ненавижу тебя, — выдавила Ева со всхлипом, уже не обращая внимания, как слезы градом катятся по щекам. — Ладно, хорошо. Если так хочешь, я приду ночью. Но за это я хочу две вещи.

— Какие?

— Я хочу увидеть ее только один раз — в момент обращения, — Ева выпрямилась в руках брата, не желая чувствовать себя жертвой. И ставя условия, она хотя бы немного могла почувствовать себя увереннее. — Если не хочешь, чтобы и с ней случилось что-то плохое, убери ее куда-нибудь подальше от Измаила… и от меня. Пусть не мозолит глаза, — сглотнув комок, девочка перевела взгляд на внимательно слушавшего князя: — Я не хочу, чтобы ты ее убил или даже просто мучил, когда я… когда я решилась пожертвовать кровью. Понимаешь?

— Хорошо, — легко дал согласие Измаил. — Пусть женщина живет, пока ты хочешь этого.

— И без пыток, — твердо потребовала Ева, что заставило вампира от души рассмеяться:

— А ты знаешь, Агарь так этого и не попросила. Интересно, забыла или нет. Как думаешь?

— Не забыла, — мотнула головой Ева. — Рядом с садистами о таких вещах не забывают.

— Я тоже так думаю, — снова склонил на бок голову князь. — Все, что я делал, я делал лишь с ее согласия.

«И теперь с твоего», — повисло безмолвное в воздухе.

Но Ева этому не поверила. Безумец и садист с неограниченной властью — с чего бы такому, как он, исполнять прихоти человека? Разве что от скуки. И вряд ли это продлится долго.

— Второе, — объявила она, и кривая усмешка зазмеилась на ее губах, — больше никаких временных имен. Я хочу, чтобы ты носил свое имя сейчас и окончательно. Ты — Ной. Зовись так в память об отвергнутой тобой Агарь.

«В память о моей первой, чертовой любви».

…

Ной согласился со всеми условиями. Правда, Еве показалось, что принятие имени стало для вампира особо неприятным сюрпризом, если не сказать серьезным испытанием чувств к Илоне.

Впрочем, ничего удивительного, если подумать: он бежал от своего имени три сотни лет, а тут вдруг появляется обиженная девчонка и требует с него обратного.

Ну и пусть.

Зато этим своим условием Ева явно порадовала Измаила. А огорчать князя вампиров, как бы ей того иногда ни хотелось, лучше все же не стоило. Да и просто она чувствовала себя слегка не в своей тарелке за отвешенную пощечину. В конце концов, любого другого Измаил за подобное… убил бы? Переломал кости? Еве отказывала фантазия. Князь уже показал, что может сотворить без повода. А если повод будет?

С каждым разом, как девочка узнавала его чуть лучше, она все больше склонялась к мнению, что с таким монстром желательно оставаться в хорошим отношениях. Быть заменой Агарь ей по-прежнему претило, но если встанет выбор между этим и их безопасностью, Ева уже знала, на что пойдет.

На этом аудиенция у князя подошла к концу. В другое время он непременно задержал бы Еву отдохнуть и отобедать, но присутствие Мириам загадочным образом сковывало и ограничивало. Можно было даже сказать, что князь не доверял своей коллеге и ее людям — тому, что они могли сделать.

— До ночи, — тепло попрощался он с девочкой и вскользь, негромко, что-то сказал Илие. Парень от его слов замер, они обменялись пристальными взглядами, Еве непонятными, после чего брат обнял ее за плечи и вывел прочь из зеленой гостиной, вслед за Ноем.

Ева непременно поинтересовалась бы, что он ему сказал, но, расстроенная, могла лишь с тоской смотреть в спину их провожатому. Казалось бы, все самое страшное позади, она даже вышла из неприятной ситуации с некоторым достоинством. И все же, все же…

Ной — ее первая любовь. Вот такая, серьезная, что делает тебя дураком и слепцом, а отвергнутая, рвет когтями изнутри до опустошающей черной дыры вместо сердца.

Глупо, конечно. Ева не сомневалась, что эта боль пройдет. Когда-нибудь. Она была не из тех эмоциональных девочек, для которых разрыв подобен концу света и потере смысла жизни. В Еве был стержень, или, по крайней мере, она хотела в этом верить.

Они шли в полном молчании до самого выхода. Ной привел их к тому самому клубу, через который ребята вошли. В преддверии вечера в здании уже вовсю кипела работа: приглашенный диджей с помощниками разбирал аппаратуру, другие занимались настройкой света, туда-сюда бегали стайки разнаряженных танцовщиков — ночь обещала быть веселой.

У Евы даже мелькнула шальная мысль остаться и в идеале не только посмотреть шоу, но и напиться с горя, но представив, что ей на это скажет Исаия, приуныла и выбросила глупости из головы.

— Эй, — вдруг сказал Илья, — после обращения давай зайдем сюда?

Ева удивленно воззрилась на брата, заподозрив его в телепатии.

— Что?

— Даже если вымотаешься, здесь и отдохнешь, и перекусишь. Или не хочешь?

— Да не в этом дело, — смешалась девочка. — Но кто меня пустит?

— Эй, Ной! — окликнул того Илья. — Я хочу привести сюда Еву. Это можно устроить?

— Можно, — неожиданно получил он ответ. — Подвеска паука у нее на груди дает право на допуск в любое заведение, принадлежащее князю и его кругу. Просто покажите ее вампиру и можете рассчитывать на содействие в чем угодно.

— Вот так просто? — неохотно спросила Ева, через одежду нащупав у себя паука.

— Таковы правила. Обратное приведет к наказанию, — хладнокровно сообщил Ной, и Ева подумала, что вряд ли в городе найдется такой вампир, что захочет заслужить это самое «наказание». Насколько она успела разобраться, сообщества вампиров живут по неким средневековым правилам, отдавая должное казням и пыткам. С бессмертными, наверно, иначе было нельзя.

…

Домой Илья и Ева заявились с пакетами из Макдоналдса. В кафе заходить остереглись из-за кровавых разводов, что покрывали одежду обоих — неудачная попытка отмыть простой водой. Так что да здравствует авто-Мак и только авто-Мак!

По привычке Илья заказал еды и на себя, а когда опомнился, долго и самозабвенно ругался. Ничто его так не расстраивало в бессмертии, как потерянная радость от вредного организму фаст-фуда. Сестра хотела бы ему посочувствовать, но у нее болело и чесалось место укуса, а рот был занят сочным бигмаком. По дороге домой она съела не только сэндвич с большой порцией картошки фри, но и опустошила коробку с наггетсами и литровую пепси.

— Куда в тебя только влезает? — не скрывая зависти, проворчал Илья, пропуская сестру в квартиру. Ева натянуто улыбнулась ему через плечо. Сама не своя она тихо прошла в зал, достала сменную одежду из сумки, вытащила из шкафа большое полотенце и скрылась в ванной. Вскоре зашумел душ.

— Ну что ты нашла в этом косоглазом? — вздохнул парень, сбрасывая пакеты на кухонный стол. Отрывисто звякнул рингтон в телефоне, извещая о приходе очередного смс. Выудив аппарат из кармана брюк, Илья глянул на экран и дернул уголком рта: смс от Лары. Пятое или шестое за сегодня. И снова целая поэма.

Первое смс было полно наводящих вопросов: как его понимать? Не хотел ли он извиниться? Осознает ли что натворил? Понимает ли, как ее обидел? И собирается ли вообще что-то делать?!

Илья проигнорировал сообщение. Тем более, что оно пришло, когда Ева спала у него на плече.

Второе смс пестрело уже ответами: конечно, она понимает, что ему нелегко из-за внезапного превращения в вампира. Само собой, она уверена, что он чувствует вину за свою грубость. И даже готова его простить, если он все-таки наберется смелости ей позвонить.

Илья мельком проглядел текст и снова оставил разбирательство со своей девушкой до лучших времен.

Третье смс кричало, обвиняло и даже плакало. Бесчисленное число грустных и несчастных смайликов, целая ода раненым чувствам, пара-тройка избитых цитат из «вконтакте» и снова вопрос, за что он так с ней.

Честно, Илья это даже не прочел.

Четвертое состояло исключительно из стихотворения о женщине, которую «трудно найти, легко потерять и невозможно забыть». Типа намек? Илья не заморачивался.

И вот теперь пятое смс. Грустное. В нем Лара рассуждала, что они, наверно, стали слишком разные (она — человек, он — вампир), что он, наверно, потерял к ней интерес, что ей, наверно, следует забыть его и найти себя другого, и вообще — наверно! — став вампиром, он лишился души. Под конец Лара пообещала поставить за него свечку в храме, чем окончательно Илью добила.

Воистину, в ссоре с женщиной лучше молчать. Она сама обвинит, сама извинит, сама спросит и сама ответит. И даже расстанется тоже сама. Поставив на прощание свечку. Нет, она что, серьезно?