— Впервые вижу, как в клубе кто-то ест, — рассеянно произнес Илья, перекрывая шум музыки и разговоров. Перед Евой стояла большая тарелка спагетти, почти красных от томатов, с мясным соусом и вкраплениями специй. Пахло от блюда потрясающе, хотя Ева предпочитала минимум приправ. Есть соль, есть перец и есть сахар — остальное излишнее извращение.

Они с братом все же остались и теперь сидели за маленьким двухместным столиком в углу, откуда открывался хороший обзор на сцену. Предупредив администратора об особом статусе гостей, Ной ушел. Только с его уходом Ева почувствовала, что может расслабиться.

В клубе царил сумрак. Стены и потолок пестрели светильниками и лампами, но свет, что они давали, был ненавязчив и тускл, словно сияние далеких звезд за завесой тумана. Единственным ярким пятном была сцена — именно на ней скрестились софиты.

Илья и Ева сидела за открытым столиком, но были и отдельные кабинки, скрытые от посторонних глаз многослойными газовыми драпировками. В сочетании с бесчисленными зеркалами это создавало ощущение легкости и бескрайности — словно находишься отрезанным где-то в далеком космосе.

— Здесь многолюдно, — заметила Ева, накручивая на вилку спагетти.

— Ага, — отозвался Илья, разглядывая толпу. То тут, то там он ловил внимательные, въедливые взгляды своих соплеменников. Не столько на себе, сколько на Еве. Многие из них уже видели ее в общине, другие заметили паука на груди. Девочка была в центре вампирского внимания, сама того не подозревая. Илья решил, что не станет ей ничего говорить.

— Тебе не вредно столько есть? — спросил он, смерив двойную порцию на ее тарелке откровенно завистливым взглядом. — Станешь жирной и страшной.

— Кровососов не спрашивали, — беззлобно парировала та, с удовольствием и некоторым злорадством отправляя вилку в рот. — А что ты там говорил про разницу в силе?

Илья моргнул, не сразу сообразив, о чем его спрашивали.

— Просто прикинул, как бы выиграть при следующем вызове.

— «При следующем»? — напряглась Ева. Илья снисходительно на нее посмотрел:

— А ты как думала? Мне придется драться. Это очевидно.

— Надеюсь, что в ближайшее время ничего такого не случится, — поморщилась девочка от его отношения.

— И тем не менее ты приказала Изе испить из тебя, — улыбнулся Илья очень безобидной, очень невинной улыбкой. Ева ни на грош ей не поверила.

— Ты подслушивал?

Улыбка стала шире:

— Мне было интересно, о чем ты говоришь с ним, когда меня нет рядом.

— А это еще что должно значить?

— Кстати, — без перехода спросил Илья, — что ты нашла в том косоглазом?

Ева уставилась на брата. Он смотрел в ответ. И пусть взгляд его был мягче, сила в нем подавляла. Ева опустила глаза в тарелку.

— Не называй его так.

— И все же?

— Это уже не имеет значения.

— Уже сдалась?

Ева дернулась как от удара. Во взгляде, который она подняла на брата, была такая болезненная ранимость, что он пожалел, что вообще раскрыл рот. Однако, вопреки тому, что увидел Илья, голос ее прозвучал уверенно, если не сказать зло:

— Я не стану бегать за тем, кому и в помине не нужна, ясно?

— … Ясно.

В полном молчании Ева ела, не чувствуя ни сладкого соуса, ни острых томатов — лишь горечь на языке. Илья наблюдал за ней — мягко и ненавязчиво, и, несмотря на окружающий шум, слушал, как отчаянно металось в ее груди раненое сердце.

— Больше я такой глупости не допущу, — клятвенно пообещала Ева. Не брату — себе. — Раз уж мне так не везет на взаимности, пусть тогда влюбляются в меня, а не наоборот, — и тут же горько усмехнулась: — В меня ведь можно влюбиться?

Илья не ответил. Он смотрел на нее, такую грустную и упрямую в этом тусклом свете фальшивых звезд, на округлые щечки все еще детского лица, на грустные глаза, полные непролитых слез.

Можно ли в нее влюбиться?

Илья вдруг вспомнил: ему было семь лет, когда родилась Ева. Увидев ее, крохотную, с желтоватой кожей, он с ужасом подумал, какая же она страшная. Позже то же самое высказал вслух Исаия. Отец рассмеялся, а мама объяснила, что желтизна пройдет, и Ева со временем вырастет в красавицу.

«Тогда, чур, я на ней женюсь!» — поспешил застолбить Илья и долго не мог понять причину смеха родителей.

Годы спустя они с Изей, пьяные, прокрались домой, едва переставляя ноги. Исаия заперся в туалете, где, кстати, потом отрубился, а Илья побрел к своей кровати.

Которую вновь оккупировала Ева.

Было жаркое, влажное лето — ненавистное ей время. А кровать Ильи — единственная, что стояла на сквозняке между окнами спальни и зала. Ева спала, отбросив руки за голову и спустив одну ногу к полу. Чернильными ручейками пряди волос прилипли к влажной коже ее щеки и шеи, а старая застиранная футболка, принадлежавшая когда-то Илье, задралась к самым плечам, открыв простые, белые трусики, мягкий животик и нижнюю часть полушарий растущей груди. Да, у Евы уже в одиннадцать грудь была больше, чем у многих однокурсниц Ильи. И тогда он впервые подумал, что мать была права — Ева вырастет красавицей.

Илья подобрал с пола отброшенную простыню и навис над сестрой. Ему страшно хотелось окончательно задрать ее футболку и посмотреть, какая она без одежды.

В конце концов, мораль возобладала: Ева морщилась от присутствия на теле покрывала, а Илья занял кровать Исаии.

Вот только, в отличие от брата, заснул он с трудом.

— Я бы влюбился, — пожал он плечами и улыбнулся вмиг покрасневшей сестре. И глядя на то, как она отчаянно прячет глаза и борется со смущенной улыбкой, Илья не стал озвучивать то, что вертелось на языке.

«Я бы влюбился… если бы уже не любил».

…

Из горла Алисы вырвался высокий, резкий звук — слишком тихий для крика, слишком громкий для выдоха. Девушка обхватила себя руками, чувствуя слезы на щеках. Ее бил озноб.

Никогда еще она не просыпалась от столь дикого ужаса.

Проморгавшись, Алиса тут же схватилась за левое плечо, где под повязкой саднила рана от клыков Исаии. Нащупав бинты, она застыла. Она так надеялась, что и это ей просто приснилось.

Не приснилось.

Всхлипнув, Алиса скорчилась на кровати. Как же она жалела, что предложила ему свою кровь. Как раскаивалась!

Монстры из кошмара рвали ее на части. Они пили ее злобной, голодной толпой, пили и насиловали.

Снова и снова.

Перешептываясь и смеясь.

А где-то там, в стороне, стоял Вадим. Просто стоял и смотрел. И требовал, чтобы Алиса признала свою вину в их ссоре.

Потом стало хуже. Алиса увидела Еву в руках своих братьев. Один впился ртом ей в плечо, второй снимал с нее платье.

Алиса проснулась в тот момент, когда близнецы уже сжимали свою сестру с обеих сторон, широко разведя ей ноги.

Пьяные признания Ильи и хриплое «Я хочу Еву» Исаии — что должно было случиться, чтобы они оба так слетели с катушек? И что теперь будет с Евой?

Алиса взяла с пола телефон и, подслеповато щурясь, просмотрела записную книжку. Так и есть. Она сохранила телефон матери Евы — на всякий случай.

Завтра она позвонит ей и попросит приехать. Не может быть, чтобы родители не поняли, кем стали их сыновья.

Они заберут Еву домой. Они защитят ее. Так будет лучше.

…

— Ты слишком мрачная, — заметил Илья и, перехватив проходившего мимо официанта, заказал ему бокал пива и сладкий коктейль.

— Пиво с коктейлем? — удивилась Ева, пропустив мимо ушей его замечание. — Странный у тебя вкус.

— Коктейль тебе, — фыркнул Илья, представив, какая бурда получилась бы из этих двух напитков. — Или ты передумала расслабляться?

— Надо было Исаию позвать, — вздохнула Ева. — И Алису. Вообще, лучше отдыхать большой компанией. Тебе самому не стремно — торчать в таком клубе только со мной? Это словно ты не нашел кого пригласить, и пришлось довольствоваться сестрой.

— С чего ты взяла?

— Можно подумать, раньше вы с Исаией хоть куда-то брали меня с собой.

— Ты была мелкой.

— А сейчас уже взрослая? — с интересом уточнила сестра.

— А сейчас ты взрослее большинства моих знакомых. Слушай, ты прошла через такое, что большинству и не снилось. И ты справилась. Гордись собой, — Ева снова фыркнула, и тогда Илья строго добавил: — Потому что я горжусь.

Ева подняла на него задумчивые глаза — задумчивые и непонимающие. Она не видела в своих действиях ничего смелого или достойного. Она убежала жить к братьям, когда на нее впервые напали, и, тем самым, навлекла опасность на них. А когда Измаил их утащил, и вовсе разревелась в истерике. Ладно, хоть нашла в себе силы прийти за ними. А там, в вампирском логове, когда они оба лежали перед ней, умирая, она снова чуть все не испортила. И слава богу, что проклятый маньяк сжалился и позволил их обратить. А если бы нет?

Что смелого или правильного она сделала, за что Илья ее хвалит? Ева не понимала. И тогда она вдруг осознала, что братья-то ничего не знали, что происходило до их обращения.

Злость на себя нахлынула внезапно, словно кто-то опрокинул на нее таз с горячей водой. И на волне этой злости Ева рассказала Илье все, что с ней произошло с момента отъезда Алисы.

Девочка то говорила медленно и спокойно, то срывалась на повышенные тона, буквально выплевывая слова, то впадала в отрешенность, то едва не скатывалась в слезы. И все же она не приукрасила ни единого факта, ни одного постыдного поступка. А рассказав, замолчала, смиренно ожидая его осуждения. В конце концов, она это заслужила.

Илья молчал. Лишь через томительную минуту Ева осмелилась поднять глаза от пустой тарелки и увидела на его лице глубокое потрясение. Потрясение и ярость. Гнев клубился над ним почти ощутимым жаром, на окаменевшем лице темнели серые глаза, будто в преддверии бури, и даже руки, обманчиво спокойно лежавшие на столешнице, были сжаты в дрожащие от напряжения кулаки.

— Прости, — тихонько прошептала Ева, не зная, как успокоить вдруг разозлившегося брата. Илья моргнул, посмотрел на нее, открыл рот что-то сказать, закрыл и просто покачал головой. Медленно, очень медленно он выпрямился, расправил плечи и с шумом вздохнул.

— За что. Ты. Извиняешься? — с остановками спросил парень. Губы его подрагивали, явно желая добавить нечто нецензурное.

Ева немного отодвинулась и пожала плечами.

— Ты злишься.

— Не на тебя.

Это поставило девочку в тупик.

— На кого тогда?

Илья воззрился на нее с возмущением.

— Ева! Да за что я должен на тебя злиться?! Ты же!.. Ты же спасла нас! Ты выжила там, где другие просто сдались бы! Ты… ты же бросилась на вампира. Ты понимаешь? Другие пытались бы убежать, плакать там, умолять… а ты защитила себя.

— Не защитила.

— Если бы ты просто сдалась, то Измаил не успел бы вмешаться, — отмахнулся Илья и снова покачал головой: — Ты меня поражаешь. Такая неуверенная, такая вежливая, и вдруг с ножом на вампира… Говоришь, этот ублюдок жив-здоров? Его имя Филипп, да?

— Ну, да, — все еще растерянная подтвердила Ева. — Кажется, Измаил его как-то жестоко наказал. В любом случае, этот Филипп признал, что был не прав. И он помог с вашим обращением.

Илья это никак не прокомментировал. Только во взгляде появилось что-то недоброе.

— Хорошо, — странно отстраненно согласился он. — Но ты хотя бы понимаешь, что, несмотря на то, что ты пережила, и что еще могло тебе грозить, ты все равно пришла за нами? Понимаешь?

— Но это я вас втянула.

— А если бы не втянула, не пришла бы?

— Конечно, пришла! Любой бы пришел!

— В логово к вампирам? И, главное, к безумному вампиру? Вот уж сомневаюсь. По логике нормальный человек и не пришел бы, предположив, что шансов выжить у него нет, не говоря, уж, о чьем-то еще спасении.

Ева не стала спорить, хотя была и не согласна с братом. Как бы ни было страшно, даже если тебе грозит смерть и нечто еще более страшное, разве ты все равно не пойдешь ради родного человека? Ева свой ответ нашла. Ей этого было достаточно.

— Ты действительно очень смело поступила, — настойчиво повторил Илья, накрыв ладошку сестры своей. — И, кажется, я тебе еще не говорил? Спасибо, что спасла меня.

Ева смотрела на их переплетенные руки, чувствуя дискомфорт от столь открытого проявления чувств. Илья вел себя с ней как парень, что ухаживает за девушкой. Это не было ее воображение. Раньше он никогда не касался ее подобным образом. Теперь Илья делал так постоянно.

Почему?

Ответ вертелся на языке уже долгое время, но Ева закрывала на него глаза. Она боялась. Боялась все разрушить.

«Я вовсе не смелая», — горько подумала она и открыто улыбнулась брату:

— Ну… всегда пожалуйста, наверно.