— В чем дело? — спросил Ной у Рюрика, вампира, что он оставил приглядывать за ранеными подчиненными Мириам. Тот, вопреки его приказу, отчего-то находился не внутри помещения, а за ее закрытыми дверями, и вид имел крайне обеспокоенный.

— Князь пожелал… остаться с ними наедине, — прохрипел Рюрик, не сразу подобрав слова. Видимо, хотел сказать нечто более точное, но вовремя вспомнил, что Измаил мог его услышать.

Разумно.

— Оставайся здесь, — коротко распорядился Ной, войдя в двери. И тут же их закрыл, едва увидел, что сотворил его князь.

Считается, что есть лишь три надежных способа умертвить вампира: огонь, обезглавливание и уничтожение сердца. Однако, Измаил мог бы существенно дополнить этот список. Например, если вампиру вырвать позвоночник, это так же приведет к окончательной смерти. Среди прочих, Измаил находил этот способ наиболее приемлемым для казни предателей и приспособленцев, потому как считал, что понятие «безхребетник» придумано не просто так.

Глядя на то, что осталось от двух помощников Мириам, Ной предположил, что оба или один из них попытались подлизаться к победителю. Лизоблюдов и перебежчиков Измаил не любил.

— Двор Мириам притих, — доложил глава по безопасности, аккуратно обойдя кровавые ошметки на полу. — Их аристократы признали, что ты был в своем праве. Мириам официально мертва.

— Кого выбрали заместителем? — не обернулся к нему Измаил, в этот момент укладывая бормочущую Мириам в принесенный специально для нее гроб из бронестекла — прозрачный, но надежный.

Совсем как изо льда.

Бывшая княгиня была абсолютно покорна, не проявляя ни страха, ни маломальского сопротивления. Лишь повторяла, словно механическая кукла, снова и снова: «Рефаим. Рефаим. Рефаим».

— Ну-ну, тише, — приложил Измаил ей палец к губам. — Пора спать, Мириам.

Рот вампирши послушно остановился. Следом медленно, почти неохотно, она закрыла глаза, словно и правда уснула. Но Ной знал лучше. Однажды и он испытал на себе власть Измаила. Да, его тело тоже не двигалось, послушное приказу, но разум не спал. Ной все слышал, все ощущал.

И кричал — безмолвно, в собственной голове.

Со стороны он выглядел умиротворенным, спящим. Так ему сказала Агарь, когда заставила Измаила освободить его.

— Матео, — отбросив мрачные воспоминания, ответил Ной на вопрос своего князя. — Он…

— Да, Матео. Сторонник прагматичного подхода, — захлопнув крышку гроба, повернулся Измаил. Руки его были в свежей крови — казненных, вероятно. — Перевези гроб к остальным и приведи ко мне Матео. Думаю, мы с ним быстро договоримся.

— Пригласить его в тронный зал?

Измаил откровенно поморщился:

— Сюда. Ни к чему разводить пустые церемонии.

Ной поклонился. И остался стоять.

— Что еще? — начал терять терпение князь. Ноя, одного из своих вернейших и полезнейших подчиненных, он терпеть не мог. Если бы не клятва, что он дал Агарь, судьба того была бы поистине ужасной.

— По поводу Евы.

— Да?

— Самир сообщает, Илия позволил себе лишнее с ней. Он…

— Не вмешивайтесь.

— Нет?

— Он ее брат, в конце концов, — лукаво улыбнулся Измаил. — Он или они оба загонят ее в угол и заставят действовать.

— Или сломают.

— Так или иначе. Ей не убежать от этого. Как и им.

…

— Видишь? Ты хочешь меня. И ты любишь меня. Еще возражения будут?

Ева закрыла глаза — еще чуть-чуть и слезы покатятся. Она не знала ни что сказать, ни что сделать с собственными ощущениями — такими яркими, чувственными, жаркими до одури. Она горела, плавилась. От собственных мыслей было мучительно больно, сладко, стыдно.

Как тут остановиться, когда знаешь, что лучшее впереди?

Нежданным ответом на плечо девочке опустилась рука и дернула назад, вынуждая отступить от Ильи на пару шагов. Подавившись вздохом, Ева раскрыла глаза, уже зная, кого увидит.

— Я забираю ее, — загородив сестру спиной, сказал Исаия тихо, почти хрипло от ярости. Илия, видевший его приближение, не был застигнут врасплох, однако досады скрывать не стал.

— Не выйдет. У Измаила разборки. Еве нельзя покидать общину, пока все не утихнет.

— Знаю, — процедил Исаия. — Мы переночуем здесь. А ты, — двинулся он на брата, — свали к чертям собачьим.

— Ну да, строй из себя святошу дальше, — и не подумал отступать Илья. Взгляд Исаии упал на его рот, и Илия осклабился: подушечкой большого пальца он провел по губам от одного уголка до другого, посмотрел на результат — кровавый мазок — и с удовольствием его слизнул. — Да, — протянул он издевательски, — строй святошу, а я покажу ей, что есть вещи поинтереснее.

С коротким полузвериным рыком Исаия бросился на него. Ева успела увидеть, как Илья встретил брата, выставив руки, а потом они повалились на столик. Сцепившись, близнецы скатились на пол, не столько обмениваясь ударами, сколько активно стараясь добраться клыками до глоток друг друга. Человеческого в этом было еще меньше, чем в звуках, что срывались с их губ.

Ева в панике огляделась. С разных сторон к ним уже спешили трое мужчин. Но не успела она этому порадоваться, как тут же задалась вопросом, что будет, если среди спешащей помощи окажется хотя бы один человек? Ее братья-вампиры просто разорвут его.

Картинка того, как Илья раздробил кулаком колено подчиненному Мириам, заставила Еву сдвинуться с места. Она себе не простит, если они навредят кому-то постороннему. В ужасе от собственной смелости девочка подбежала и запрыгнула на спину одному из близнецов. Держась ногами, она одной рукой обхватила его шею, другую же выставила между их лицами.

— Хватит! — потребовала Ева придушенно, чувствуя, что братья все еще борются, а ее саму вот-вот сбросят, а то и придавят. — Хватит! Прекрати немедленно! Идиоты! Убить меня хотите?!

В суматохе она не поняла, кто из них поранил ей руку — случайно или нет. Но пролилась кровь, и запах ее ударил парней, словно хорошая оплеуха. Секунду-другую Ева боялась, что от нее они окончательно озвереют, но вышло наоборот. Братья замерли, оцепенели. Замерла и она, стараясь дышать не слишком громко.

Но даже сквозь шум в ушах Ева почувствовала, как кто-то к ним подходит. Повернув голову в сторону приближавшегося, девочка панически заговорила:

— Нет! Стойте! Не подходите пока, пожалуйста!

— Не буду, — успокаивающе пообещал Самир, администратор клуба. — Вижу, Вы справились сами.

— А?

Исаия, тот, в чью спину вцепилась Ева, без слов подхватил ее под коленями и медленно и осторожно выпрямился, поднявшись на ноги, а после позволил ей самой встать на твердую почву. Илия облизал рот, куда попала кровь Евы, и тоже встал — подчеркнуто неторопливо.

Ни первый, ни второй продолжать драку явно пока не собирались.

Вокруг их троицы собралась небольшая толпа зевак, среди которых были и вампиры, и служащие клуба. Ева постаралась не обращать на это внимание.

— Возьмите, — вручил ей Самир два одиночных ключа с пластиковой биркой на каждом. — Это от ближайших к клубу квартир. Александр вас проводит, — подошел огромный, хмурый мужчина с квадратным лицом охранника. — Не стоит привлекать излишнее внимание, — намекающе добавил администратор.

Намек Ева поняла. За драку их не оштрафовали, но из клуба все же попросили. Девочка сжала в ладошке ключи.

Всего два.

Итак, кто будет третьим лишним?

…

Вопрос решился, неожиданно для Евы, быстро, если не сказать, легко. Ей достаточно было попросить, чтобы Илья покорно взял один из ключей.

Хотя, откровенно говоря, Ева куда как охотнее забрала бы этот ключ себе одной, но, во-первых, ей этого никто не позволит из опасения за ее безопасность, а во-вторых, она сама не осмелится оставить братьев наедине.

Личное пространство девочки трещало по швам, грозя эмоциональным срывом, но она снова и снова отказывалась от личных нужд в пользу окружающих.

А как иначе?

Голова раскалывалась от сумасшедших событий, ноги не держали под тяжестью ответственности. С тихим вздохом Ева опустилась на край кровати, единственной, что была в комнате. Но здесь же находились диван и кресло, предположительно раскладывающиеся, так что двуспальная постель ее не взволновала.

Ее сейчас мало что могло взволновать. Эмоции и нервы достигли своего апогея, окончательно перегорев, оставив девочку онемелой и опустошенной. Она едва уделила внимание обстановке — обоям на стенах с растительным орнаментом, туалетному столику из светлого дерева с круглым зеркалом, парочке картин местной природы и постеру с Дамианом Янгом.

«Квартира явно принадлежала девушке», — это все, о чем подумала Ева. Думать ей не хотелось. Да и жить, откровенно говоря, тоже не особо… Будущее виделось туманным и мрачным.

— Душ примешь? — от вопроса Исаии, оказавшего вдруг прямо перед ней, Ева вздрогнула. Сердце ухнуло куда-то в район желудка и забилось там, словно рыба на крючке.

Молча и не поднимая глаз, Ева покачала головой. Она очень надеялась, что Исаия оставит ее в покое, но брат не был бы собой, если бы отпустил ситуацию без своих извечных въедливых вопросов.

— Илия сделал что-то еще? — спросил он, присев на корточки, чтобы заглянуть ей в глаза, не прикасаясь лишний раз.

Словно ему было противно.

От пришедшей на ум аналогии Ева почувствовала себя совсем плохо. Она была грязной, испорченной, извращенной малолеткой, что сама подставляет шею под клыки братьев, лишь бы получить маленькую дозу заоблачного удовольствия, что они приносили.

Ева не узнавала себя. Во что она превратилась, на кого стала похожа? Оправдывает себя заботой о них, а сама…

«Видишь? Ты хочешь меня. И ты любишь меня. Еще возражения будут?»

Да, она видела. Да, хотела. И любила, конечно. Вот только думать так, даже просто допускать такую возможность — кощунство. В ушах, как никогда отчетливо, звучал голос бабушки, снова и снова повторявший: «не ходи при братьях в таком виде. Не смей, пока не случилось что-то нехорошее».

«Что-то нехорошее» случилось. Бабушка не зря опасалась. И это всецело вина Евы. Неудивительно, что Исаие теперь противно.

— Эй, ну, чего ты? Скажи что-нибудь.

Ева покачала головой. Не в силах выносить собственный стыд, она спрятала горящее лицо в ладонях, ощущая, как кожа на шее, вокруг укуса Ильи, неприятно натянулась, пока еще едва зажившая.

Грязная. Грязная, грязная, какая же она грязная!

— Ев?

— П-простиии, — слово, выдавленное сквозь ком в горле, оцарапало изнутри, резануло по глазам, сдавило сердце, смяло легкие.

Истерика накатила стихийно, бушующим водоворотом.

Вдруг стало нечем дышать. Ева начала задыхаться, ловя ртом воздух слишком быстро и слишком отрывисто, ее бил озноб и опаляло кипятком, внутренности крутило, руки тряслись — так сильно все, так больно, ужасно, грустно, нечестно, противно… «нехорошо».

Как она могла! Как допустила!

Влажный всхлип ударил по ушам, и девочка поспешила зажать рот обеими руками, чтобы из него не вырвалось что-то еще, похуже.

В этот момент меньше всего Ева ожидала, что Исаия сгребет ее с кровати в свои руки, прижмет к груди, обнимет так крепко и сильно, что плечи перестанут дрожать, и зашепчет, что все хорошо, что ничего страшного, что, пока он рядом, с ней больше ничего не случится, что он оторвет голову любому, кто ее обидит, пусть только скажет кому.

Ева качала головой, не находя сил для иного протеста, ведь это из-за нее все пошло не так. Она не заслужила его слов и его заботы, она ничего не заслужила, кроме осуждения. Но Исаия не обращал внимания, продолжая шептать, не отпускал и гладил по голове. Он делал это так долго, что Ева сама не заметила, как притихла. Ей по-прежнему было плохо и муторно на душе, но в руках Исаии становилось спокойнее, легче.

Еще долгое время Ева тихо роняла слезы, вцепившись в него, как в последнюю реальную вещь в этом мире. Остальное было столь зыбким, столь незнакомым и непонятным, что и думать об этом было больно.

Однако пришло время, и кончились даже слезы.

Ева, наконец, заметила, что у нее затекли плечи и ноги. Но пошевелиться боялась, боялась вынырнуть из облака спокойствия, и снова искать оправдания своим действиям, разбираясь в том хаосе, что стала ее жизнь.

— Рубашку потом мне постираешь, — негромко хмыкнул Исаия, и Ева неуверенно кивнула, не зная, что последует за этой полушуткой. — Стало легче?

Ева снова осторожно кивнула. Тогда Исаия стал отстраняться, чем вызвал у девочки панику. Она тут же снова вжалась в него, уцепившись пальцами за материю рубашки.

Исаия замер. Поднял голову, издав полувздох-полустон, и снова опустил лицо в сгиб ее шеи.

— Ев, отпусти, — попросил он, но Ева лишь отчаянней стиснула пальцы. — Эй. Я ведь тоже не железный.

Ева не понимала, о чем он. Не хотела понимать. Не сейчас.

— Лучше отпусти, если не хочешь, чтобы и я на тебя набросился, — сдавленно процедил парень из последних сил, но сам уже водил носом по линии ее шеи, там, где был след от укуса Ильи, где кровь была особенно близка к поверхности.

Да, ее кровь. Но куда охотнее Исаия сейчас взял бы нечто иное. Ее губы, ее дыхание, вкус ее кожи — влюбленность чистая и одержимая, желание на грани помешательства, горечь ответственности и дикая зависть к Илии, отбросившему груз морали — все это породило в Исаие бурю из чувств и мыслей, пробудив где-то на самой глубине нечто темное и тяжелое, дикое и простое.

Зверя.

Волна жара хлынула по его телу, очищая от ненужных размышлений, сомнений, страхов. Зверь вдохнул аромат ее кожи и крови, зверь хотел окунуться в этот запах, оставить свою метку, вобрать его в себя. Он потерся о шею Евы, лизнул мочку ее уха, непроизвольно изгибая пальцы так, чтобы надавить когтями, которых не было. Пока еще не было.

Из глотки донесся урчащий звук, полный довольства. Она здесь, с ним. Он может чувствовать ее, пробовать, обладать. Она только его.

— Исаия?

— Моя, — произнес зверь и удивился тому, что осознает сказанное. Исаия засомневался, зверь недовольно заворочался. С заминкой, но пришло понимание, что зверь — это Исаия, а Исаия — это зверь. Это успокоило обоих.

— Ты хочешь есть? — спросила Ева. Голос ее звучал изможденно, с толикой страха. Она не понимала.

Исаия хотел ее успокоить, и зверь тоже. Урчание усилилось, прокатилось дрожащей волной по ее телу, утешая, баюкая. Они не понимали, почему Ева их боится. Она не должна. Только не их. Они любят ее.

— Не бойся, — сказал Исаия, зверь лизнул в щеку и потерся лицом. — Это не… не плохо.

Хотела бы Ева понять, что имел в виду Исаия. Она уже открыла рот, чтобы спросить, но именно в этот момент зверь сомкнул клыки на ее шее. Он питался. Он делился. Он хотел, чтобы Ева была счастлива с ним.