Послание к Римлянам. Глава 8. Стих 23 и не только она, но и мы сами, имея начаток Духа, и мы в себе стенаем, ожидая усыновления, искупления тела нашего.

Новый Год пришел, как всегда, неожиданно. Обычно так приходит снег зимой в Москве. Вот вроде, откуда бы взяться ему зимой, и вдруг…. Вот так же пришел и Новый Год. Пришел елками, гирляндами, снежинками в витринах магазинов.

Пилигрим шагал по заснеженной Москве. Он любил ходить по Москве, не ездить, а ходить. Тихими переулками, шумными улицами, незнакомыми проходными дворами. Натыкаться на совершенно ему до этого неизвестные места. Открывать для себя старые особняки или уютные маленькие скверики, обнаруживать во дворах памятники классикам, заваленные снегом. Да мало ли что еще. В этот декабрь снег пошел хлопьями и сразу украсил город, как в сказках Андерсена или Гофмана. Все деревья были в снежных шубах и даже московскую грязь, вечно вылетающую из-под колес автомобилей, было не видно под пушистым белым одеялом.

С лета он ничего не писал. Как-то не писалось. Муза покинула, выражаясь языком поэтов Серебряного века. Пытался участвовать в трех или четырех теле и кино проектах, но опять как-то так, без огонька. Иногда встречался с Геннадием Борисовичем на лекциях в Политехе, но о Соловках не разговаривали, как будто их и не было в этой жизни.

Сегодня он совершал новогоднюю прогулку по букинистическим и антикварным магазинам. Решил что-нибудь присмотреть себе к празднику, под елочку от Деда Мороза. Однако ничего не приобрел, больше смотрел, листал, оценивал. Ничего вот такого, что бы взять в руки и сердце екнуло, ему не попадалось. В букинистических в основном что-то времен восхода великих большевиков и чуть-чуть начала двадцатого века, с редкими вкраплениями более раннего. Впрочем, ничего. В антикварных салонах основное место занимало то, что он называл одной фразой «мечта нового русского», то есть или полный кич, или умелая подделка под старину. Пилигрим уже начал подумывать, а не съездить ли ему в Измайлово, которое он честно признаться не любил за его суетливость и всеядность, когда какая-то бесовская сила шепнула ему в ухо, что надо бы заглянуть на вернисаж на Крымском валу. Там иногда под праздники могло выскочить что-нибудь удивительное. Бывало, что и у богемной братии наступали черные дни в светлые праздники и дабы не омрачать их тусклым настроением, рожденным безденежьем, кто-нибудь, из пока что непризнанных гениев, лез в антикварные свои закрома и извлекал из них, иногда весьма достойные вещицы. Вещицы эти на прилавок никогда не попадали, а лежали в сумках и терпеливо ждали своего покупателя. Одним из таких, ожидаемых всегда, был Пилигрим. Его знали и ценили как знатока, которому можно предложить вот такое заветное, с чем самому расставиться крайне жаль. Но если он брал, то цену давал настоящую, зачастую гораздо выше той, что ожидал получить хозяин вещицы. Так вот, маленький бесенок, шепнул Пилигриму, что надо бы заглянуть на Крымский Вал.

Теперь он шел по рядам между картин, скульптур, кулонов, брошек, офортов, поделок из корней, пейзажей и просто какой-то мазни. Снег на время перестал падать, и все это богатство было открыто взору дотошной публики. Непризнанные мастера резца и кисти сидели на раскладных стульчиках, пили чай, кофе или чего покрепче. Кто-то раскланивался с Пилигримом, который в своем длинном черном кожаном пальто был похож на монаха или на пилигрима выбирающего себе цацку на восточном базаре. Кто-то махал ему рукой, а он приветствовал в ответ. Он почти уже закончил свой шопинг на вернисаже, когда в самом конце выставки увидел теплую компанию знакомых ему молодых художников. Они приехали сегодня явно не только для того, что бы впарить лохам свои нетленные произведения, но и для тусовки. Судя по шуму с их стороны, компания уже подогрелась не кофеем и не чаем и жаждала продолжения банкета. Среди них наметанным взглядом Пилигрим различил нескольких питерских и девушку явно с севера нашей родины, то ли карелку, то ли финку. Сердце екнуло, давая знак. Но в компании уже кто-то узнал его и призывно махал рукой. Пилигрим подошел.

– С наступающим молодежь! – приветствовал он.

– Взаимно! – ответили ему дружно.

– Присоединяйтесь барон, – плеснув в пластмассовый стаканчик чего-то из бутылки подошел слегка знакомый ему живописец.

– Чисто символически, – Пилигрим поднял стаканчик, – Всего вам того, о чем можно только мечтать!

– Спасибо! – раздалось со всех сторон.

– Уважаемый Пилигрим, тут такое дело. Я знаю, вы принципиально в долг не даете, но я и не прошу. Глянете на вещичку?

– Гляну.

– Вот, – художник достал из сумки объемистую шкатулку.

Шкатулка была из какого-то металла, явно старая, может быть и старинная. По стенкам ее вился орнамент растительного типа. Она была весьма тяжела и пуста как карман ее хозяина. Опережая вопрос, тот сказал:

– Вещица не моя, а вот той девушки из Прионежья, тоже из нашей братии. Пишет. В основном природу. Так что цены извините, не знаю, – наклонился и шепотом пояснил, – Но с деньгами туго.

– Вещицу я, пожалуй, возьму баксов за двести, – Пилигрим назвал цену, которая решала все вопросы сегодняшнего предпраздничного вечера, и потому на лице художника отразилось удовлетворение, а Пилигрим продолжал, – С одним условием. Хозяйка поведает мне историю ее приобретения.

– Уважаемый вы наш благодетель и меценат ее история входит в названную вами цену, как бонус, – обрадовано согласился продавец. Быстро шепнул что-то карелке.

– Здравствуйте, – с небольшим акцентом сказала девушка, – Меня зовут Айно.

– Как? – Пилигрим вздрогнул.

– Айно, – хлопая белобрысыми ресницами, и широко раскрыв голубые глаза, пояснило курносое существо, – А что?

– Я был знаком с девушкой, у которой было такое имя.

– У нас в Карелии каждая третья девушка Айно. Это после Калевалы. Вы что-то хотели спросить?

– Расскажите Айно, откуда у вас эта занятная шкатулка. Кажется мне, что не от бабушки.

– Ой, нет, конечно. Я рисовала пейзажи на Белом море. Это знаете там, где Кемь. Там много старых заброшенных погостов, так называют маленькие хутора. Вот там, на одном из них мы остались ночевать, и ребята раскопали ее в соломе на сеновале. И подарили мне, как единственной девушке в экспедиции, – она слегка покраснела.

– Спасибо. И последний вопрос. Когда это было?

– Совсем недавно поздней осенью.

– Еще раз благодарю. Спасибо за новогодний подарок. Всем Нового Года!!! Пилигрим повернулся и пошел домой. Дома он уединился в кабинет. Включил свет, выложил на стол свет приобретение и стал внимательно его разглядывать. При первом же осмотре опыт криптографа подсказал, что шкатулка с секретом. Пилигрим достал лупу в помощь очкам, включил настольную лампу и направил свет. Начал изучать завиточки сантиметр за сантиметром. Наконец увидел зазор чуть толще остальных. Понажимал, покрутил затейливый листик на веточке. Ничего. Еще раз осмотрел шкатулку. Точно с секретом! «А ларчик просто открывался!» – буркнул себе поднос, – «Это у дедушки Крылова, просто, а у нас не просто», – продолжая бурчать, заметил ягодку на той же ветке. Умело нажал на ягодку кончиком ножа и одновременно сдвинул листик. На миллиметр не больше. Дно у шкатулки открылось как крышка. В появившемся пространстве лежал туго свернутый пергамент, перевязанный красной лентой.

Пилигрим осторожно коснулся его кончиком ножа. Пергамент спокойно вынес процедуру и не рассыпался в прах. Тогда он взял его в руки, повертел со всех сторон. Осторожно развязал красную ленту, отложил чуть развернувшийся пергамент, вложенный в серебряное кольцо в сторону, и стал рассматривать через лупу ленту. На ней отчетливо была видна надпись рунами. Пилигрим взял с полки книгу по рунам. Сравнил, понял, что это не германские руны, а, скорее всего скандинавские. Еще раз сравнил, выписал пять рун на бумагу. Руна «Ar» – Солнце, арии, первобытный огонь. Руна «Is» – Лед, сталь. Руна «Noth» – Норна, принуждение судьбы. Руна «Os» – Боги, появление. Руна «Hagal» – ограда Всего была выбита на кольце. Пилигрим просто подставил к тем четырем на ленте их звучание. Он даже не удивился. Он ожидал этого. Первые четыре руны в сочетании давали имя АЙНО, а пятая руна была руна Хагаль, тот самый волшебный паучок, что плел свою паутину во время всей этой истории. Руна волшебниц и ведьм. Потянувшись, исследователь отложил ленточку, потом взял, аккуратно сложил ее и уложил в шкатулку вместе с колечком, подвинул к себе пергамент. Текст был написан по арамейски. Пилигрим воздохнул, но не горестно, а удовлетворенно и, придвинув стул к столу начал переводить. К утру перед ним лежал полный перевод, он удовлетворенно хмыкнул, сходил на кухню принес себе большую чашку кофе и коньяк. Сел и стал читать, отхлебывая кофе.

Андрей вел дружину свою домой коротким путем. Тем путем, что называли в Цареграде «путь из варяг в греки». Называли так, потому что путем этим приходили наемные дружины к императору наниматься в войска его. Приходили те, кого звали «варяги». Ходили им в один конец, с севера к стенам Царского города. Те ходили, кто ничего и никого сам не боялся, потому как был человек лихой. Андрей пошел в обратную сторону. Из грек, так сказать, в варяги. Но и ему бояться в походе свом было некого. Кто ж отважится на боевую дружину налет совершить?

Вели их местные проводники реку знающие как свои пять пальцев. Вышли лодьи в море повернули на восток и вскорости вошли в устье реки под название Днепр. И пошли вверх по течению ее. На порогах, где об камни билась вода, пока ватажники дружно перетаскивали корабли на тихую воду, взошел Андрей на горы, на береге крутом над порогами, осмотрелся, подумал, что надобно тут град построить за рекой догляд иметь. Он не построит, лихие люди оседлают пороги и затянут петлю на всем пути. Отчего до сих пор не затянули, загадка. Хотя нет. Кого здесь поджидать? Наемников с севера. Так это все равно как злую собаку за хвост таскать, да еще и выгоды с этого искать. А с юга тоже ожидать добычи напрасно, каждый знал, что через пороги эти идти, что голову под топор добровольно на плаху класть, ни кто и не ходил. Ради чего на север мотаться? Ради выгоды? Так нет ее никакой. Коли здесь не обтрясут, как яблоню по осени, так на суровом море Варяжском отымут все такие, как у императора в гвардии служат или братья их.

Ватага пробежала пороги, пошла дальше, переволоклась в другую реку, текущую на север, волоками, показанными местными смолянами. Они же и корабли подсмолили. Сбежали вниз в море Варяжское, Скифское, родное уже, подняли паруса и прикатили известным путем в Наво море, в реку Волхв.

Завидев курган Олега Вещего, приказал Андрей сушить весла и спустить стружок.

Прыгнул в него вместе с Лукомыслом и Айно и погреб к месту, где жили волхвы, что посох Велесов ему перед дорогой в руку вложили. Подошли к капищу на самой вершине кургана. У капища стояли волхвы, все как один рыжие. Только не было среди них того древнего волхва, что провожал их в дальний путь. Андрей подошел, скинул на землю объемистый мешок, выкатил из него огромный черный валун.

– Вот принес, как обещал, – показал он рукой на валун.

– Нашел таки путь в Навь? – то ли спросил, то ли утвердил старший волхв.

– А где?…

– Ушел за тобой в Навь древний дед наш. Но ты вот вернулся, а он вряд ли, – пояснил волхв, – А ты, знать, принес нам камень Велесов, из самой Нави. Держишь слово вожак. Поклон тебе в ноги, – волхвы поклонились, – Как там, в логове Велеса? Видал Драконов и Дев Нагайн?

– Видал, – коротко ответил Андрей.

– Сам вижу не слепой, – волхв повернулся и поклонился Айно, – Смотри Андрей, змеи домашними не бывают. Они как волки, руки лизать хозяину не будут, не псы.

– Ты волхв за слова свои отвечаешь? – мягко спросила Айно.

– Отвечаю. Я Змею служу.

– Смотри волхв, как бы твой Змей не осиротел, – шутка была сказана ледяным тоном и выслушана в полной тишине.

Гости повернулись и спустились к стружку, который унес их от могильного кургана. Из темноты вышла одна из деток Смерти-Мараны, и вкрадчиво сказала волхву:

– Ну, вот и вернулась смерть на эти поля. Теперь тебе волхв тут не место. Теперь эта земля под защитой самой Нагайны, – и зашелестели тени служек Мараны, подальше уходя от кургана.

Корабли пошли вдоль берега и плавно вошли в тихую заводь у мощных стен крепости. Достал Андрей последний глазок, что завалился в кармане в дальний угол, хотел бросить его в глубину темного омута, но тонкая девичья рука придержала его порыв.

– Все, кончились Велесовы жертвы. Мы теперь тут сами миром правим, – Айно при этих словах, как показалось Андрею, стала выше ростом.

А на пристани уже колготился народ, бежал со всех сторон. Тут тебе и мастера со слобод, и девки красные и пацанье сопливое. Бегут торопяться. Как же такое пропустить. На торгу кричали, что сами боги на землю спустились их княгиню порадовать. А на другом конце кричали, что вернулся воевода их Андрей и привел с собой нежить подземную. А еще кричал кто-то, что на лодьях с Лебедями и Драконами на носу плывут поступившие на службу к ним драконовы войска. На высоком помосте у самой воды как дорогих гостей встречала их Сама Госпожа. Рядом с матерью сидел подросший Георгий. Корабли подошли, встали у пристани. Андрей сошел по мосткам. Мария поднялась и сама пошла навстречу. Обняла, расцеловала троекратно, тихо сказала:

– Пошли Андрей в палаты, в терем. Столь накопилось, высказаться надо, да некому. Разлетелись все, разбежались по земле великой. Один ты теперь подле нас с Егором. Пошли, – обернулась к пристани, с достоинством сказала, – Всех гостей и дружину Великую прошу к столу на княжеском дворе. Не сочтите просто за приглашение, а сочтите за почет и уважение.

Дружина заполонила всю площадь у пристани. Грозная дружина, боевая.

Перемешались с людом мастеровым с белыми да синими свитками да зипунами, медвежьи шкуры берсерков, кожаные рубахи змеевых деток, блестящие брони амазонок, черно-белые плащи перуновых воев, кольчуги и латы, плащи и куртки.

Кто-то обнимал уже пригожую девку, кто-то рассказывал открывшим рот отрокам о своих подвигах, кто-то менял заморскую вещицу на ладный клинок. И все двинулись на княжий двор к бочонкам с медами и взваром.

Вот с тех пор и села на земле Ладожской у озера Наво на реке Волхв дружина грозная и правильная. Все округ называли ее Русь, а они сами себя прозывали братией Навской, потому как сходили по дороге в Навь и обратно вернуться смогли. Еще звались они промеж себя Урденским братством, оттого что спаяла их в одну семью сама богиня Урда, Норна судьбы, что прошлое бдит и из него будущее видит. Великим Мастером того братства Урденского, воинства Навского выбрали они вожака своего Андрея. С правой руки у него всегда была спутница жизни его – Дева Нагайна. С левой – дружина ближняя. За спиной же всегда, как стена нерушимая те, кто в верности ему поклялись – братья Навские.

А ходили с ним за моря, за долы и описали все это два верных брата из тех самых братьев Навских по имени Фирс и Иосиф.

Коли соврали где, так не по умыслу, коли приукрасли, так то только ради красного словца.

На сим все. В чем и подписуемся.

Иосиф. Фирс.

Пилигрим кончил читать, отложил свиток, налил коньяк, выпил. Ответ на свой вопрос: «Кто написал Евангелие от Андрея?» он получил. Ай да Айно. Ай да подарок. Не забыла ведь ведьма белобрысая! Он выпил еще рюмку. Надо будет Геннадию позвонить, с Новым Годом поздравить.

* * *

На далеком острове Новая Зеландия, расположенном рядом с зеленым архипелагом Австралией, который, как известно, находится в южном полушарии, где и Нового Года-то нет. Вернее он есть, но какой-то летний, потому что приходится на середину лета, а никак не зимы. Так вот, на побережье Новой Зеландии, качаясь в шезлонге у собственного бассейна, принимал гостя уважаемый гражданин данной страны.

Прием был организован по поводу празднования Нового Года. Гражданин этот, владелец заводов, газет, пароходов, имел в Новой Зеландии: сеть автозаправочных колонок, две шикарных виллы, яхту, собственный самолет, гараж авто, последних моделей и многое, многое другое, даже собственную футбольную команду.

Гость приехал вовремя и вошел, неся в руках объемистый пакет с подарками. Огляделся и тихо спросил:

– А где вся прислуга?

– А у них сегодня выходной, в честь Нового Года… и вообще!

– Тогда с праздником Жорик, – хлопая бутылкой шампанского, заорал гость.

– С праздником Сева! Разливай! Да не это пойло шипучее, а водочки, водочки русской давай!

– А еще я селедочки принес и хлебца черного достал, не какой-нибудь фирмы «Коган и сыновья», а нашего Ленинградского черного, два каравая.

– Где взял?

– За бабки Жорик мне бы сюда и Медного всадника привезли. Пьем?

– Пьем!

Через час приятели расслабились под летним ярким солнцем и предались воспоминаниям. Неожиданно от ворот раздался гудок автомобиля. Жорик встал и пошел посмотреть, кто это портит им праздник? Вернулся он через пять минут, сияющий весь, как начищенный медный пятак, неся в руках огромную коробку.

– Ты представляешь, Сева это был Дед Мороз, тьфу ты черт, Санта Клаус. Здесь есть такая услуга…

– Каких только услуг здесь нет, – поддержал его Сева.

– Так вот ему меня заказали, но не как в Питере, – он расхохотался своей шутке во все горло, – заказали меня поздравить с Новым Годом и передать подарок. Вот он.

– Кто заказал?

– Секрет. Адресат неизвестен.

– Погоди Жорик. У меня есть приборчик, который определяет, не «заказали ли» тебя, как в Питере.

Сева принес прибор, проверил. Прибор показал отсутствие взрывчатки. Тем не менее, они очень осторожно вскрыли коробку. Внутри лежала большая чаша. Жорик достал чашу, поставил на столик у бассейна. Три змеи, переплетаясь своими телами, держали в зубах огромную даже не хрустальную, а сделанную из какого-то красновато-розового камня круглую вазу. Змеи были древние, покрытые патиной, вместо глаз у них были вставлены рубины. В глубине камня, из которого была сделана чаша, переливались струи, похожие на кровь. Это была удивительная чаша. На дне ее лежала открытка со смешным Дедом Морозом и короткой надписью: «Долг платежом красен».

– Это гениальная женщина! – закричал во все горло Жорик, он вынул открытку, налил в чашу почти полбутылки водки, выпил одним залпом и опять закричал, – Гениальная. Я бы за нее в огонь и воду. Я бы за нее жизнь отдал! Какой я дурак, что упустил!

– Это кто? – очумело спросил Сева.

– Это Айно!

– А как она тебя нашла???

– Она…она…она – ведьма!!! – наконец нашел определение Жорик, – Она ведьма. Она то, что я искал всю жизнь! Едем в Питер!!!

– Жорик. Жорик ты с ума сошел. Какой Питер. Мы граждане Новой Зеландии и приехали сюда с разных концов света. И вспомни, дорогой, ты утоп в Бискайском заливе.

– Едем в Питер!!!

– Постой. Ага, тут еще открытка, – Сева достал из коробки маленькую открыточку. На ней была только одна фраза, – «Не ищи. Меня уже нет». Вот. Она все предвидела. Ты прав. Гениальная женщина.

Оба сели к столу поставили чашу на середину и, глядя на нее, замолчали. Каждый думал о своем.

Геннадия Борисовича вызвали в серый дом на Лубянке. Обыкновенный вызов под Новый Год. Притом последний. Стукнуло шестьдесят, предельный генеральский возраст. В этот раз он вышел из Волги в полной форме. Поправил на голове каракулевую папаху и почти строевым шагом вошел в главный подъезд. Часовые на КПП взяли под козырек. Генерал прошел в лифт, поднялся на командирский этаж. В приемной секретарь поздоровался и сразу пригласил в кабинет главного.

– Здравствуй, здравствуй, старый пень. С Новым Годом! – встретил его на пороге главный.

– Здравия желаю, товарищ генерал-полковник, – ответил вошедший.

– Да давай сегодня без казенщины, – он улыбнулся, – тем более что у тебя выслуга лет. Садись, – хозяин кабинета вдруг стал серьезным, – Я тут рапорт на имя Президента написал, чтобы продлили тебе срок службы, в связи с тем, что замены тебе нет. Не смотри на меня, как Ленин на буржуазию. Нет тебе замены в тонком деле твоем. У молодежи для твоего тонкого дела, кишка тонка. Извини за каламбур. А из стариков ты у нас один в живых остался из тех, кто с этой чертовщиной связан. Так что, извини, отпустить тебя не могу. Завтра подам рапорт самому.

– Не надо друг, – он впервые назвал его так за многие годы дружбы, – Не надо устал я. Соловки сломали.

– Кстати ты в курсе, что там с твоими напарниками?

– Да было бы смешно, если б я не знал, что у смежников. Тогда ты меня гнать вон должен просто немедленно!

– Так что?

– Брат Христофор. Передал все свои полномочия брату Урбану и отпросился на покой, по здоровью. Провел два месяца на водах в Венгрии, в районе Балатона, где горячие источники. Долго там общался с монахами из старых монастырей и сидел в их библиотеках. Сейчас отдыхает в Норвегии. Рихард Берман получил повышение за расследование судьбы спецподразделения Аненербе «Полярные волки», которое пропало в конце войны, выполняя задание на нашем Полярном Севере под прикрытием дивизии СС «Норд». Однако ушел из отдела и занялся научной работой по истории средневековой Германии, в особенности по истории Тевтонского ордена и охоте на ведьм.

– А что мой визави, Пилигрим?

– Звонил вчера, предложил выпить по чашке коньяка, где-нибудь в тихой кафешке на Арбате. Вам привет и поздравления.

– Так что Гена, подаю я рапорт, или как?

– Не подавай.

– И что ты делать будешь? Если не секрет.

– Я, видишь ли, с Пилигримом хочу книгу написать, да и вообще заняться делом для души. «Имею я право или тварь дрожащая», – так ведь у классика?

– Имеешь Гена, имеешь. Кто воевал, имеет право у тихой речки посидеть. Последний раз спрашиваю. Подавать рапорт?

– Нет!

– Хозяин барин, – большой генерал нажал кнопку звонка. Сказал вошедшему порученцу, – Накройте нам в комнате отдыха и час ко мне никого не пускать, – повернулся к гостю, – Честно говоря, завидую я тебе генерал. Скинешь штаны с лампасами и сам себе хозяин. Думаешь, отпустит тебя дело? Вряд ли…. но попробовать стоит. Завидую. Пойдем, отметим праздник.

В маленькой комнатке он отошел от накрытого столика к окну. Выглянул на улицу. Прямо в окно к нему со стены Детского Мира смотрела валькирия. Она смотрела и улыбалась ледяной улыбкой.

– Ишь, какая Ледяная Внучка, – сам себе сказал главный, – Снегурочка! Не дай бог такой на пути попадаться, – он озорно подмигнул валькирии, повернулся к Геннадию Борисовичу, – Давай по первой!? За Новый Год. За твою отставку!

– Не части, и не смешивай праздники. У нас что времени нет? – засмеялся бывший генерал, – Кому ты это у окна молился? Железного Феликса-то сняли.

– Сам посмотри.

Чекист встал, подошел к окну. Вздрогнул, на него смотрела Айно. В полном боевом наряде, с улыбкой в пол лица. Они встретились взглядом, и вдруг огромная нарисованная Айно задорно подмигнула ему, и сразу на сердце стало легче.

– Наливай командир. Как там деды говорили в армии. Год прошел…

– Да и хрен с ним! – озорно подхватил главный.

По Лубянке шла девушка. Обыкновенная девушка. Однако что-то заставляло всех проходящих обернуться ей вслед. Наверно потому, что она походила на Снегурочку. На прекрасную современную Снегурочку. В коротком дубленом полушубке. В меховой шапочке, из-под которой на плечи ей водопадом падали пшеничные волосы. В длинных сапогах мехом наружу, как было модно в этом году у молодежи. Она не шла, а танцевала какой-то колдовской танец. Будто змея, вставшая на хвост.

Девушка прошла мимо Детского Мира, помахала кому-то рукой и пошла дальше. Посмотрела на здание Политехнического музея, смешно хлюпнула носом. Зашла в церковь Святого Георгия, поставила свечу у иконы Богоматери и вторую у Победоносца. Вышла и все так же танцующим шагом свернула в переулки. Заглянувший в переулок молодой человек, увидал только бегущую по пустому тротуару поземку и тающий на глазах силуэт кошки.

Прощальный танец змеи был окончен.