Все это итальянские мафии. Вернее так, все это криминальные сообщества в разных областях Италии. У нас же это все объединено одним емким термином – мафия.

В словарях это трактуется так.

«Мафия (итал. mafia; – криминальное сообщество, сформировавшееся на Сицилии во второй половине XIX века и впоследствии распространившее свою активность на крупные, экономически развитые города США и некоторых других стран) представляет собой объединение («семья») криминальных групп, имеющих общую организацию, структуру и кодекс поведения («омерта»). Каждая группа «работает», осуществляя рэкет, на определенной территории – в районе большого города, в небольшом городе или в целом регионе страны. В настоящее время термин «мафия» зачастую используется расширительно для обозначения любых этнических преступных группировок, полностью или частично повторяющих организацию и структуру сицилийской Мафии (например, действующие так же в Италии Каморра, Ндрангета и Сакра Корона Унита; грузинская мафия, русская мафия, еврейская мафия и др.)».

Итак. Мафия имя нарицательное. Попробуем все-таки разобраться.

До сих пор точно не установлено происхождение слова «mafia» (в ранних текстах – «maffia»), и потому существует множество предположений различной степени достоверности.

Сицилийское прилагательное «mafiusu» может происходить от сленгового арабского «mahyas», означающего «настойчивое хвастовство, бахвальство». Но с таким же успехом и от «marfüd» – в дословном переводе «негодный», а в приблизительном – «хвастливый, дерзкий».

Согласно изысканиям социолога Диего Гамбеты, в XIX веке на Сицилии «mafiusu» в отношении людей имело два значения – «задира, хулиган; заносчивый, самоуверенный», но в то же время «бесстрашный, предприимчивый, гордый». Это одна версия.

Во время «Сицилийской вечерни», народного восстания против французов (анжуйцев) в 1282 году, был популярным лозунг «Смерть Франции, вздохни, Италия». На итальянском языке это звучит так. Morte Alla Francia, Italia Anela. Первые буквы составляющих его слов образовывали «mafia». В ходе восстания большинство французов было убито, остальные бежали с острова. Это вторая версия.

К этому же восстанию относят легенду о женщине, кричавшей на улице «Моя дочь!» (итал. Ma fia!). Это третья версия.

Есть версия, что «мафия» в сицилийском диалекте означала что-то восхитительное, например, красивый дом называли «casa mafiusedda».

Существует предположение о политической расшифровке слова как аббревиатуры «Мадзини разрешает грабежи, поджоги и отравления». На итальянском языке «Mazzini autorizza furti, incendi, avvelenamenti», та же самая аббревиатура «mafia». Но этот лозунг уже приписывают Гарибальди и его карбонариям. Это четвертая версия.

И так до бесконечно. Типичная латентная матрешка из принципов тайных организаций и их легенд и мифов.

Что же из области реальной?

Впервые слово «мафия» в отношении преступных группировок, вероятно, было употреблено в 1863 году в поставленной в Палермо комедии Гаэтано Моска и Джузеппе Риццотто «Мафиози из тюрьмы Викариа». Хотя слова «мафия» и «мафиози» ни разу не упоминались в тексте, их добавили в название для придания местного «колорита».

В современном своем значении термин вошёл в обращение после того как префект Палермо Филиппо Антонио Гвалтерио (итал. Filippo Antonio Gualterio) применил это слово в официальном документе за 1865 год. Маркиз Гвалтерио, присланный из Турина в качестве представителя итальянского правительства, писал в своем докладе, что «так называемая мафия, то есть преступные ассоциации, стала смелее».

Итальянский депутат Леопольдо Франчетти, путешествовавший по Сицилии и написавший один из первых авторитетных отчетов о мафии в 1876 году, охарактеризовал последнюю как «индустрию насилия» и дал ей такое определение:

«Термин "мафия" подразумевает класс жестоких преступников, готовых и ждущих для себя названия, которое описало бы их, и, следуя их особому характеру и важности в жизни сицилийского общества, они имеют право на другое имя, отличное от вульгарного "преступники" в других странах».

В романе Марио Пьюзо «Крестный отец» указывается, что слово «мафия» на сицилийском диалекте означает «убежище».

Однако достоверно о значении этого слова мы не знаем ничего.

Мафия, сформировалась в период анархии и слабости государственных структур власти в Сицилии в период правления династии Бурбонов и постбурбоновский период, как структура регулирующая взаимоотношения в сицилийском обществе. В это же время в Неаполе формируется аналогичная криминальная структура Каморра. Однако, социально-политические предпосылки к возникновению мафии появились задолго до этого. До объединения Италии в 1860 году, Сицилия в течение почти двухтысячелетий находилась под иностранным господством. Беспощадная эксплуатация и репрессии, которым подвергались сицилийцы, привели к тому, что в среде местного населения начали возникать разрозненные группы бандитов, которые грабили богатых чужестранцев. Эти группы нередко делились награбленным с односельчанами, чем снискали их поддержку и содействие. Постепенно, в среде местного населения отношение к бандитам становилось всё более и более терпимым. Нередко, преступные группировки давали бедным крестьянам ссуды в рассрочку, улаживали конфликты между торговцами и т. д. Таким образом сформировалась социальная база для будущего возникновения собственно мафии. Дальнейшее развитие мафии происходит во время расцвета бизнеса связанного с выращиванием и продажей цитрусовых. В конце 19 и начале 20 веков сицилийцы по причинам, в первую очередь, экономическим массово мигрируют в США, где успешно переносят традиции мафии, как общественно-криминальной структуры в американское общество. Тем не менее, и в самой Сицилии в это время мафия продолжает существовать и развиваться. В период фашизма местные органы власти проявляли особую активность в борьбе с мафией, что стало дополнительной причиной для эмиграции многих мафиози в США и другие страны.

В связи с возникновением сепаратистского движения в Сицилии в 20–30-х годах XX века, центральное правительство в мае 1945 года было вынуждено предоставить Сицилии некоторую степень автономии. В следующем году были проведены выборы в местные органы власти. Левый блок социалистов и коммунистов Blocco del Popolo получил большинство голосов избирателей. Христианские демократы, монархисты и сепаратисты остались в меньшинстве. Мафия была особенно враждебно настроена к левым, в связи с чем христианские демократы втайне начали использовать «услуги» мафии для запугивания избирателей с целью заставить их голосовать за правых. В результате, в следующем 1948 году Христианские демократы удвоили своё представительство в местном законодательном органе. Этот успех впоследствии стал прочной основой негласного сотрудничества правых партий с сицилийской мафией, что обеспечивало их неизменный успех на выборах в течение почти всего послевоенного периода. Тем не менее, процесс эволюции демократической системы Италии затронул и Сицилию, где начиная с 1960–1970-х годов начали приниматься более серьёзные меры для подрыва влияния мафии: аресты главарей организации, полицейские рейды и т. п. стали обычными и регулярными явлениями, которые, в свою очередь, привели к убийствам прокуроров, судей и представителей других правоохранительных органов, участвовавших в борьбе против мафии.

Сегодня все сходятся на том, что мафия – это дочь Сицилии. Но ее происхождение по-прежнему окружено тайной. Некоторые, как мы уже говорили, утверждают, что мафия родилась в X или XII веке, во время сарацинской оккупации. Сицилийцы, находившиеся под господством своих новых хозяев, принесших с собой совершенно другую религию, язык и цивилизацию, не имели иного средства выжить, кроме как создать своего рода параллельное общество, «контробщество». Одним словом, первой формой мафии было организованное движение сопротивления.

Эта гипотеза была бы приемлема, если бы мавры были первыми завоевателями острова. Между тем, когда они туда прибыли, Сицилия была оккупирована уже более тысячи лет. Эта роковая неизбежность появления на острове поочередно всех народов Европы частично объясняется его географическим положением. Расположенный на стыке двух больших бассейнов Средиземноморья, он одновременно соединяет Европу, Африку и Азию. Поэтому понятно, почему крупные державы одну за другой пытались установить свой контроль над островом. Ведь речь шла об их безопасности или возможности расширения владений.

Говорят, что сицилийцы иногда довольно хорошо уживались с некоторыми из своих оккупантов, но остается один важный факт: они никогда не ассимилировались полностью, В этом, несомненно, в значительной мере виноваты захватчики, которые всегда рассматривали коренных жителей более или менее как колонизированный народ. Сицилийцы не смогли полностью сбросить с себя иго или основать сицилийскую нацию в собственном смысле слова, но им все же удалось остаться сицилийцами, а это – подлинное чудо. В таком постоянстве сицилийского характера, по всей вероятности, и заключается сущность духа мафии. Он существовал с течение многих веков до создания мафии, и этим объясняется одновременно его самобытность, двусмысленность и постоянство.

При такой гипотезе исторические корни мафии бесчисленны и невозможно назвать их все. Однако следует упомянуть две особенно сильные и живучие черты: народные герои и братства. История сохранила имя вождя, который положил начало знаменитой «Сицилийской вечерни» в 1282 году и руководил ею: это Жан де Прочида. В длинном списке народных героев Сицилии, который доходит до Сальваторе Джулпано, его без колебаний можно поставить в самом начале.

Первые несомненные следы братств появились позже. Историки упоминают братство «Беати Паоли», основанное в Палермо, столице Сицилии. Оно объединяло около десяти дворян, называвших себя «просвещенными дворянами»; их задача заключалась в том, чтобы защищать интересы своей касты. Это братство соблюдало ритуалы, свойственные каждой секретной организации, и имело обыкновение собираться в гроте, находившемся поблизости от церкви Сан Рокко.

Другие братства образовались за пределами Палермо, в Багерии, в Монреале, в Кальтанисетте и, возможно, в других местах. Хотя не все они преследовали одни и те же цели, но функционировали примерно одинаково. По вполне понятным причинам безопасности братство состояло не более чем из десяти членов. Его возглавлял руководитель – «глава десятки». Иногда братство делилось на две группы, каждую из которых называли «мано».

Идеал, вдохновлявший этих народных героев, которых оккупанты называли бандитами, а сицилийский народ – «людьми чести», был очень сходен с идеалом, лежавшим в основе братств. Речь шла, прежде всего, о том, чтобы бороться против закона и власти захватчика, кто бы он ни был. Для этого все методы были хороши. От них требовалась лишь эффективность. Единственным правилом народных героев была знаменитая поговорка «Цель оправдывает средства». Народные герои точно так же, как и братства, уже были проникнуты духом мафии.

Как видим мафия – это по сути тоже братство, то же латентная структура, построенная по тем же принципам и правилам.

Более внимательно посмотрим на «Беати Паоли», ибо место их рождения сердце Сицилии, сердце мафии – Палермо.

Сведений об этом братстве, много лет существовавшем в Сицилии, так мало, что уже только по этому мы можем составить себе понятие о таинственности, какою оно окружало себя. Эта тайная организация распространилась не только по всему острову, где возбудила ужас, перешедший в предание, но также и по Калабрии, где была открыто и жестоко стесняема и наказываема властителями, которые видели в ней покушение на свою власть. Народное учреждение, созданное наперекор феодальной надменности и королевской власти, оно не умело сдерживать себя в предписанных границах и оказалось виновно в преступных действиях, так что современники отзывались о нем различно.

Это общество имело отношение к Священным Фемам, и статуты его несколько походили на статуты этих судилищ. Но надо заметить, что оно произошло от духовного движения, которое объединило философию альбигойцев, пропаганду францисканцев и реформаторский аскетизм многих еретиков, странствовавших по Италии и по всей Европе, проповедовавших оппозицию Риму и организовавших крестовый поход против горделивого и развращенного католического духовенства. Мы должны вспомнить аббата Джиоакимо, предсказания которого и странные поговорки появляются в «Вечном Евангелии» Иоанна Пармского, книге, бывшей одной из руководств сицилийских судей. «Вечное Евангелие», сплетение каббалистических и гностических сумасбродств, «Беати Паоли» предпочитали Ветхому и Новому Заветам. Там отрицалась вера в дуализм, и Господь был творцом зла и смерти. Зла, потому что он поместил мистическое яблоко в мистическом саду. Смерти, потому что он повелел быть Потопу и уничтожить Содом и Гоморру.

Среди всеобщего молчания историков сведения одного сицилийского писателя, изданные только в 1840 г., могут считаться единственным документом об этой «семье мстителей», которые на дальнем конце Италии воспроизводили борьбу и ужасы вестфальских судилищ.

Этот писатель говорит:

«В 1185 г., при бракосочетании принцессы Констанции, дочери короля Сицилийского Рожера I, с Генрихом, впоследствии Генрихом VI, императором Германским, было открыто существование новой и нечестивой секты, называвшей себя «мстителями» и в своих ночных собраниях объявлявшей всякое преступление законным, если оно совершается под предлогом общественного блага Король приказал произвести строжайшее следствие, и глава общества, Аринульфо ди Понте-Корво, был арестован и приговорен к виселице вместе с некоторыми из самых виновных своих сообщников. Менее виновные были заклеймены раскаленным железом. В народе существует мнение, что тайное «Общество мстителей» еще не исчезло на Сицилии и в других местах и известно под названием «Беати Паоли». Некоторые недостойные люди даже хвалят это нечестивое учреждение. Его членов особенно много было в Палермо, и Иосиф Аматоре, повешенный 17 декабря 1704 г., был один из них. Джироламо Аммирата, контролер, также принадлежал к этому обществу и подвергся смерти 27 апреля 1725 г. Многие погибли если не по приговору суда, то от кинжала своих сообщников.

Знаменитый веттурино, Вито Витуццо из Палермо, был последний из негодяев, составлявших общество «Беати Паоли». Он избежал виселицы, потому что вовремя отстал от дурной жизни и целый день проводил в церкви ев. Матфея, где был известен под именем Церковной Мыши. Главы и учителя этих гнусных людей были еретики и вероотступники от «Младших Братьев святого франциска», уверявшие, что власть Папы и священство были дарованы им посредством ангельского откровения.

Дом, в котором происходили их собрания, еще существует на улице Канчедди. В ворота вы проходите на двор, под которым есть помещение, где собирались члены, получающее свет сквозь решетку в каменной мостовой. Внизу лестницы стоит каменный алтарь, а сбоку – маленькая темная комната с каменным столом, на котором писались акты и приговоры этих судей-убийц. Главное подземелье довольно велико, окружено каменными скамьями и снабжено нишами и углублениями, где держали оружие. Собрания бывали по ночам, при свечах.

Происхождение имени «Беати Паоли» («Блаженные Павлы») неизвестно, возможно, что оно было принято сектой или потому, что основателя звали Павлом, или потому, что он принял это имя как имя святого, который до своего обращения был воином. Подражая ему, основатель был днем – «Блаженным Павлом», а ночью – во главе шайки убийц, подобно Павлу, преследовавшему христиан».

Автором этих строк является Луихи Натоли, писавший под псевдонимом Уильям Гэлт. В историческом романе, изданном в 1909 году и дважды переизданном в 1921 ив 1949 годах он, тем не менее, упоминает, что «Беати Паоли» исполняли наказ рыцарей, борющихся за бедных и простых людей.

И сейчас сицилийцы, подвергаясь какому-нибудь оскорблению или потере, на которые они не могут жаловаться в суде, часто восклицают: «Ах, если бы «Беати Паоли» еще существовали!»

Так было братство на самом деле?

Документы упоминают, что в 1071 году, после оккупации Сицилии его завоевателем, норманским лордом Роджером II де Отевилем, любое действие простого человека, которое могло интерпретироваться государством или церковью как предательство или ересь, было наказуемо смертью. Такими действиями могли быть несанкционированные собрания или формирование обществ с любыми целями, кроме цели поддержки существующего светского или церковного режимов. В этой окружающей среде были предположительно сформированы «Блаженные Павлы», чтобы выступить и против церкви и против государства, защищая простого человека от нарушений, осуществляемых режимом.

Они носили черные закрытые пальто и функционировали ночью. Их убежища были в остатках катакомб и подземных каналов Палермо.

К времени появления Джузеппе Гарибальди это тайное общество подмяло под себя сицилийскую мафию. Оно стало как бы духовной структурой мафии, ее тайным и безжалостным судом. Итальянской Священной Фемой.

Что же это такое?

Поясним. Потому как эти два общества: «Беати Паоли» и «Священная Фема», единственные, которые относятся к разряду судебных тайных обществ.

СВЯЩЕННЫЕ ФЕМЫ

Эти тайные общества совершенно не похожи на все остальные. До сих пор все тайные организации были религиозные или военные в своих главных чертах; но те, о которых мы теперь будем говорить, были судебные. Они возникли во время того периода насилия и анархии, который имел место в Германской империи после изгнания Генриха Льва в XIII веке.

Самым важным из этих обществ было тайное судилище в Вестфалии, известное под названием «Vehm-Gerichte», или «Священное Судилище». Власть императора потеряла свое влияние в стране; императорский суд уже не заседал, сила и насилие заняли место права и правосудия. Феодальные владетели притесняли народ. Захватить виновных, кто бы они ни были, наказать, прежде чем они попытаются предотвратить удар, угрожавший им, и таким образом покарать преступление – вот какова была цель вестфальских судей. Таким образом, существование таких тайных обществ, орудий общественного мнения, оправдывается вполне, и уважение народа, которым они пользовались и на котором основывалась их власть, становится понятным.

Вестфалия в этот период заключала в себе страну между Рейном и Везером; Гессенские горы составляли ее южную границу, а Фрисландия – северную. «Vehm» или «Fehm», по толкованию Лейбница, происходит от Fama («слава», «молва»), так как закон основывается на молве. Но «Fern» старинное немецкое слово, означающее «осуждение», тоже вполне может быть корнем слова «Vehm». Эти суды назывались также «вольные суды», «тайные суды», «вольные решения», «запрещенные суды».

Никакое звание не лишало человека права быть посвященным, и в фемическом кодексе, найденном в Дортмунде (чтение которого было запрещено непосвященным под страхом смертной казни), упомянуто о трех степенях посвященных. Члены первой степени назывались «главные судьи»; второй – «сидящие на скамьях», т. е. заседатели; третьей – «послы». Были два суда: «открытый суд» и «тайный суд». Члены судов назывались «знающие», т. е. посвященные. Духовенство, женщины и дети, иудеи, язычники и высшее дворянство не подлежали этому суду. Суды принимали к сведению все преступления против христианской религии, Евангелия и десяти заповедей.

У посвященных был тайный язык. Мы можем это заключить из начальных букв «S. S. S. G.», найденных в письменах, сохранившихся в архивах в Герфорде, в Вестфалии. Эти письмена поставили в тупик ученых, и некоторые объясняли их значение словами: Stock, Stein, Strick, Gras, Grein («палка», «камень», «веревка», «трава», «страдание»). За обедом члены узнавали друг друга по тому, что обращали острие своих вилок к центру стола.

Страшная смерть ожидала вероломного брата, и даваемая присяга была так же ужасна, как предписывается в высших степенях франкмасонства. Посвящаемые обещали: служить тайному судилищу преимущественно перед всем, что освещалось солнцем, или орошалось дождем, или находилось между небом и землей, не сообщать никому приговора, произносимого против него, и доносить, если окажется необходимо, на родителей и родственников. Они призывали на себя, в случае нарушения присяги, проклятия всех и наказание быть повешенными на 7 футов выше всех других преступников.

Одна формула присяги, заключающаяся в дортмундских архивах (которую кандидаты должны были произносить на коленях, с непокрытой головой и положив указательный и средний пальцы правой руки на меч председателя), состояла в следующем:: «Клянусь в вечной преданности тайному судилищу; клянусь защищать его от самого себя, от воды, солнца, луны и звезд, древесных листьев, всех живых существ, поддерживать его приговоры и способствовать приведению их в исполнение. Обещаю сверх того, что ни мучения, ни деньги, ни родители и ничто другое, созданное Богом, не сделает меня клятвопреступником».

Первое действие процедуры Фема – это обвинение, делаемое вольным заседателем. Названное лицо должно было явиться пред открытым судом, и горе непослушному! Обвиненный, принадлежавший к ордену, был тотчас же осуждаем, а дела непосвященных передавались в тайное судилище. Вызов писали на пергаменте, к которому прикладывали 7 печатей. 6 недель и 3 дня давались по первому вызову, 6 недель – по второму, 6 недель и 3 дня – по третьему.

Когда местопребывание обвиняемого не было точно известно, вызов выставляли на перекрестке возле его предполагаемого местопребывания, или у подножия статуи какого-нибудь святого, или приклеивали к кружке для бедных, собиравшихся возле распятия или какой-нибудь смиренной часовни. Если обвиняемый был рыцарь, живший в укрепленном замке, заседатели должны были прокрасться ночью, под каким бы то ни было предлогом, в самую тайную комнату здания и исполнить возложенное на них поручение. Но иногда считали достаточным прибить вызов и монету, всегда сопровождавшую его, к воротам, сообщить стражу о том, что вызов был оставлен, и отрубить 3 кусочка от ворот, чтобы их как доказательство о доставлении вызова отнести фрейграфу.

Если обвиняемый не являлся на вызов, его приговаривали заочным решением, сообразно законам, изложенным в «Саксонском зерцале». Обвинитель должен был выставить 7 свидетелей – не того факта, который он приводил в обвинение отсутствующему, но чтобы засвидетельствовать правдивость самого себя. Тогда обвинение считалось доказанным, имперский приговор произносился против обвиняемого, и этот приговор быстро приводили в исполнение.

Приговор состоял в изгнании, разжаловании и смерти. Шея осужденного приговаривалась к веревке, его тело – на съедение птицам и хищным зверям, его имущество объявлялось конфискованным, жена – вдовой, а дети – сиротами. Он был объявлен fehmbar, «наказуемым Фемом»; и трое посвященных, встретившиеся с ним, должны были повесить его на ближайшем дереве.

Если обвиняемый являлся в суд, где председательствовал фрейграф, перед которым на столе лежали обнаженный меч и ивовая веревка, обвиняемый, как и обвинитель, мог привести в свидетели 30 человек друзей и вместо себя прислать своих поверенных. Также он имел право апеллировать к генеральному капитулу тайного замкнутого трибунала императорской палаты, всегда заседавшему в Дортмунде. Когда приговор к смертной казни признавался окончательным, виновного вешали немедленно.

Осужденные заочно не знали об этом обстоятельстве. Каждое сведение, доставляемое им об этом, считалось государственной изменой и наказывалось смертью; только император был избавлен от тайны. Один намек на то, что «хороший хлеб можно есть в другом месте», делал говорившего подлежащим смерти за то, что он выдал тайну. После осуждения обвиненного документ с печатью графа давался обвинителю, чтобы он мог требовать помощи других членов для выполнения приговора, и все посвященные были обязаны оказывать ему помощь – даже против своих родителей. Нож втыкали в то дерево, на котором вешали человека, чтобы показать, что он принял смерть от руки священного судилища. Если жертва сопротивлялась, ее убивали кинжалом; и убийца оставлял свое оружие в ране – в знак того же сведения.

Эти тайные судилища внушали такой ужас, что вызова к суду вестфальского вольного графа опасались больше, чем императорского. В 1470 г. 3 вольных графа послали вызов самому императору с требованием явиться перед ними, угрожая ему плохими последствиями в случае неявки в суд; император не явился, но вынес оскорбление.

Из-за злоупотреблений должностных лиц авторитет учреждения, которое в свое время боролось с общественной несправедливостью, постепенно падал. Руперт преобразовал судилище, а Аренсбургская реформация и Оснабрюкские постановления якобы пресекли самые главные злоупотребления и ограничили власть Фемов. Впрочем, последние все-таки существовали и на деле никогда не были уничтожены. Но превосходные гражданские учреждения Максимилиана и Карла X упадок бурного и анархического духа, введение римских законов, распространение протестантской религии – все это вместе внушило людям отвращение к тому, что теперь казалось варварским судопроизводством. Некоторые суды были уничтожены, изъятия и привилегии против них умножились, и им запретили все решительные действия.

Но призрак их все-таки существовал, и только когда французское законодательство в 1811 г. уничтожило последний вольный суд в Мюнстере, можно сказать, что они перестали существовать. Еще много лет после того некоторые граждане в этой местности тайно собирались каждый год, хвалясь своим происхождением от древних «вольных судей».

Существует предание, что один из способов казни людей, осужденных на эту участь тайными судилищами, состоял в следующем. Жертве было велено целовать статую Святой Девы, стоявшей в подземелье. Статуя была бронзовая и гигантских размеров. Если подходили к статуе и касались ее, она раскрывалась надвое и обнаруживала внутренность, утыканную острыми, длинными гвоздями и заостренными клинками.

Дверцы были также утыканы оружием, и на каждой, на высоте человеческой головы, было по гвоздю длиннее остальных, которые выкалывали глаза. Когда дверцы раскрывались, жертва посредством тайного механизма втягивалась вовнутрь страшной статуи, и дверцы затворялись. Несчастного пронзали ножи и гвозди. Через полминуты пол, состоявший из опускной двери, разверзался, и несчастный проваливался вниз.

Но там его ожидали мучения еще страшнее. Под опускной дверью находились 6 больших деревянных валов, расположенных парами, один под другим. Валы были снабжены острыми клинками. Расстояние между верхней парой параллельных валов было таково, что человеческое тело довольно свободно проходило между ними. Валы средней пары была ближе верхних друг к другу, нижние – еще ближе.

Под этим страшным аппаратом было отверстие, в котором слышался плеск воды. Механизм, отворявший двери статуи, также приводил в движение валы. Жертва, страшно изувеченная и с выколотыми глазами, падала в опускную дверь между верхней парой валов, и тело ее разрезалось со всех сторон ножами, которыми валы были утыканы. В этом обезображенном состоянии трепещущая масса падала между второй и ближе сдвинутой парой валов и, вся изрубленная, попадала на самую нижнюю пару, которая превращала ее в маленькие куски, падавшие в ручей, протекавший внизу и уносивший ее. Таким образом, не оставалось и следа страшного злодеяния.

Вот такую же функцию тайного суда выполняли в Италии «Беати Паоли».

Поэтому столкновение карбонариев Гарибальди и мафиозных структур было неизбежно.

Тем более что в биографии нашего героя есть такой факт.

В 1863 году, Джузеппе Гарибальди был избран главой Верховного Совета Палермо.

Это было через год после того, как в июне 1862 года он внезапно появился в Палермо и призвал своих приверженцев к походу на Рим. Предприятие это подверглось строгому осуждению со стороны короля Виктора-Эммануила, и когда Гарибальди высадился с 3 000 волонтеров на материк, он встретился с войсками короля у подножия Аспромонте.

Произошёл обмен выстрелами, и Гарибальди был ранен в ногу. С ним обходились с тем вниманием, которое выказывается обычно пленникам царской крови, и когда его рана была излечена (между прочим, при участии русского хирурга Н. И. Пирогова), его немедленно освободили из заточения; ещё раньше его товарищи получили амнистию.

А затем Гарибальди вернулся на Капреру, где прожил до весны 1864 года, когда совершил поездку в Англию.

Что же это за загадочный Верховный Совет?

Можно найти в книгах о масонстве, что это Верховный масонский совет Палермо или Верховный Совет Шотландского обряда и многое чего еще.

Однако не будем забывать, что Палермо – это столица Сицилии. Так сказать сердце родины мафии.

Сегодня сложно представить, сколь мало нам до сих пор известно о сицилийской мафии. Однако неожиданно «босс двух миров» Томмазо Бушетта, как называли Крестного отца мафии, в 1980 году решил приоткрыть завесу тайны.

Первым откровением стало название организации, данное ей самими ее членами: Коза Ностра – «Наше дело».

До той поры даже те немногочисленные следователи и полицейские, кто принимал мафию всерьез, искренне полагали, что это название применимо исключительно к американской мафии. Впрочем, это мнение до сих пор разделяется многими. Тем не менее – это внутреннее изначальное название сицилийской мафии.

Бушетта также рассказал о пирамидальной структуре управления мафией. В самом низу находятся солдаты, разбитые на десятки, которыми командует capodecina (десятник). Каждый каподечина подчиняется избранному боссу местной банды, или семьи. У этого босса имеется заместитель и один или несколько consiglieri (советников).

Три семьи, контролирующих соседние территории, образуют mandamento (район). Главы районов входят в состав комиссии – этого мафиозного парламента или «совета директоров» провинции Палермо. В теории провинциальный парламент подчиняется региональному, составленному из главарей мафии со всей Сицилии – Верховному Совету. Однако на практике Палермо доминирует в мафии: почти 50 процентов из (ориентировочно) 100 мафиозных семей на Сицилии контролируют часть территории Палермо, а председатель комиссии Палермо является негласным лидером всей сицилийской мафии. Таким образом Верховный совет мафии практически контролируется Палермо, то есть является Верховным Советом Палермо.

Поэтому версия, что Джузеппе Гарибальди был выбран в 1863 году главой Верховного Совета мафии, не лишена смысла.

Рассмотрим историю мафии более внимательно именно с этой точки зрения. С точки зрения экономики и политики.

До своего официального появления (между 1814 и 1870 годами, т. е. в течение того периода, который называют Рисорджименто) мафия была почти исключительно сельским явлением: ее основные интересы были связаны главным образом с деревней.

Со времен продолжительного римского господства, в результате которого были созданы латифундии, обширные сельскохозяйственные владения, от которых она получала большую часть своих доходов, положение почти не изменилось. Изменились только названия.

Латифундии стали вотчинами. В течение веков эти вотчины принадлежат дворянам острова, и на Сицилии существует один из самых долгосрочных феодальных режимов во всей истории Европы. Удаленность от центральной власти и зачастую большие масштабы этих имений ставят серьезные проблемы перед их владельцами. Самое большое бедствие, с которым им зачастую приходится сталкиваться, – это разбой, который выражался главным образом в похищениях и требовании выкупа или в краже скота. Для того чтобы бороться с ним, владельцы имений вынуждены заключать соглашения с единственной силой, способной поддерживать хотя бы видимость порядка, т. е. с мафией.

Мафия немедленно поняла, какую выгоду она может извлечь из такого положения. Для этого ей нужно действовать на два фронта. С одной стороны, она должна сдерживать бандитов, но не уничтожать их, для того чтобы бароны не переставали бояться, а с другой стороны, она должна мало-помалу попытаться присвоить их имущество, поскольку сами они не могут защищаться.

Приблизительно так и произошло. Бароны, которые оказывались все больше и больше изолированными и во все более опасном положении, уезжали один за другим в города, поручив свои имения управляющим "габелотти", которые должны были поддерживать порядок и взимать арендную плату. Разумеется, эти управляющие чаще всего являлись членами мафии или становились ее членами в силу обстоятельств.

Менее чем за один век в связи с отъездом землевладельцев на Сицилии сложилось совершенно новое положение. Теперь мафия стала навязывать свое господство в сельских местностях, устанавливая там свой порядок и террор и выжимая из крестьян гораздо больше, чем это могли сделать бароны.

Говорят, что мафия вела себя патриотически в период Рисорджименто и что без ее помощи Гарибальди никогда не смог бы добиться успеха.

Приблизительно, то же самое говорили, когда мафия облегчила высадку союзников на острове в 1943 году.

В сущности, мафия ведет себя патриотически лишь тогда, когда это совпадает с ее интересами. Точнее, стремясь быть полной хозяйкой у себя в доме, она занимает сепаратистскую позицию. Она поступает так не для того, чтобы сделать сицилийский народ действительно независимым и ответственным за свою судьбу, а лишь для того, чтобы укрепить свою власть и охранять свои интересы. Экономические и политические интересы.

Вернемся к Гарибальди.

Неожиданно с 1862 года эти интересы оказались под угрозой. В тот год сицилийская конституция провозгласила отмену феодального режима. На первый взгляд казалось, что данное решение касалось лишь землевладельцев, но в действительности оно затрагивало главным образом мафию, которая почти заняла их место или начинала вытеснять их.

Тогда мафия решила, что настал момент избавиться от Бурбонов, которые до тех пор не слишком волновали ее, и воспользовалась первым же удобным случаем очень своевременным прибытием Гарибальди. Прибытием легендарного генерала, народного героя, обиженного королевской властью. Вождя карбонарев и любимца крестьян.

По тем же причинам несколько лет спустя, в 1866 году, когда Савойская династия оказалась лишь таким же оккупантом, как и другие, мафия приняла участие в восстании Палермо против пьемонтцев.

Но Гарибальди и Камилло, граф ди Кавур – лидеры объединения Италии, решили крепко привязать Сицилию к "сапогу" Италии.

Во время начавшегося в мае 1860 года южного похода Джузеппе Гарибальди, тактика Кавура состояла в том, чтобы присоединять к Пьемонту, как писали К.Маркс и Ф. Энгельс: «… одну за другой те части итальянской территории, которые могут быть завоеваны мечом Гарибальди или вырваны из вековой зависимости народными восстаниями».

Стремясь же предотвратить дальнейшее распространение революции, тот же Кавур уже в сентябре 1860 года двинул пьемонтские войска в Папскую область, а затем в освобожденное гарибальдийской армией Королевство обеих Сицилии.

А с провозглашением единого Итальянского королевства в марте 1861 года он стал первым премьер-министром Италии.

Мафия, дальновидная и прагматичная по своему обыкновению, ограничилась тем, что приняла это к сведению.

Поскольку пьемонтцы стали новыми хозяевами и было мало надежды выставить их за дверь, лучше было договориться с ними.

Верная своей политике, заключающейся в том, чтобы заручиться поддержкой наиболее сильного, вместо того чтобы тщетно оказывать ему сопротивление, мафия снова приспособилась и организовалась. Очень быстро сложилось впечатление, что все наилучшим образом соответствует ее реальным интересам.

В июле 1873 года генеральный прокурор Диего Тайяни без преувеличения сказал: «В районе Монреале работают не менее шести руководителей мафии. Невозможно действовать вопреки им. Знаете ли вы, какие посты они занимают? Один из них– местный командир милиции, а пять других офицеры Национальной гвардии. В Монреале никого не убивают и не совершают никаких преступлений без их разрешения, чтобы не сказать, без их приказа».

Так начиналось "царство мафии". Во главе, которой стал неистовый Джузеппе. Встал номинально….но во главе. Это было более надежно и перспективно, чем стать премьер-министром, в республике, окруженной кольцом врагов.

А как же «Беати Паоли»? Спросите вы.

Палермо стал итальянским городом 7 июня 1860 года, когда, по условиям прекращения огня, две длинные змеи – колонны побежденных – выползли из города и сложились вдвое против собственной длины за городскими стенами в ожидании кораблей, которые должны были переправить их домой, в Неаполь. Отступление неаполитанцев стало кульминацией одного из наиболее известных военных свершений столетия, вершиной патриотического героизма, поразившего Европу. До того дня Сицилией управляли из Неаполя, как частью королевства Бурбонов, охватывавшего почти всю Южную Италию.

В мае 1860 года Джузеппе Гарибальди и около 1000 добровольцев – знаменитых краснорубашечников – высадились на острове с целью присоединить его к новообразованному Итальянскому королевству. Под руководством Гарибальди эти патриотичные оборванцы дезориентировали и разгромили куда более многочисленную неаполитанскую армию. Палермо сдался после трех дней ожесточенных уличных боев, причем на протяжении этого времени флот Бурбонов непрерывно бомбардировал город.

После освобождения Палермо Гарибальди повел своих людей, заметно увеличившихся в числе и превратившихся уже в настоящую армию, на восток, к материку. 6 сентября героя приветствовал Неаполь, а в следующем месяце он передал все освобожденные им территории под власть короля Италии. Сам Гарибальди отказался от каких бы то ни было наград и вернулся на свой остров Капрера, имея при себе разве что пончо, немного еды и семена для сада. Проведенный вскоре плебисцит подтвердил, что Сицилия и Южная Италия действительно стали частью Итальянского королевства.

Даже современники считали свершения Гарибальди «эпическими» и «легендарными». Однако эти достижения быстро утратили значимость, превратились в воспоминание – столь напряженными и мучительными оказались взаимоотношения Сицилии с Итальянским королевством. Гористый остров издавна пользовался дурной славой революционного порохового бочонка. Гарибальди преуспел на Сицилии во многом потому, что его интервенция привела к народному восстанию, сокрушившему режим Бурбонов. Как не замедлило выясниться, восстание 1860 года было лишь прелюдией к настоящим неприятностям. Причисление 2,4 миллиона сицилийцев к гражданам Италии обернулось подлинной эпидемией заговоров, грабежей, убийств и сведений счетов.

Королевские министры, по происхождению в основном из Северной Италии, рассчитывали найти себе партнеров среди верхних слоев сицилийского общества, среди тех, кто напоминал им их самих – консервативных землевладельцев, обладающих способностью управлять и имеющих желание осуществлять упорядоченное экономическое развитие. Вместо этого министры, к их неподдельному изумлению, столкнулись с откровенной анархией: революционеры-республиканцы имели тесные контакты с шайками преступников, аристократы и церковники тосковали по режиму Бурбонов или же ратовали за автономию Сицилии, местные политики не брезговали похищениями и убийствами как инструментами борьбы с не менее неразборчивыми в средствах оппонентами. Вдобавок государство объявило всеобщую воинскую обязанность, о которой на Сицилии прежде не слыхивали, а потому встретили в штыки. Многие также считали, как оказалось, что участие в народной революции освобождает их от необходимости платить налоги.

Сицилийцы, пожертвовавшие политическими амбициями во имя революции, возмутились поведением правительства, которое высокомерно, как они полагали, лишило их доступа к власти.

1862 году сам Гарибальди впал в такое отчаяние от состояния дел в новообразованном королевстве, что вернулся из добровольной отставки и использовал Сицилию как базу для организации нового вторжения на материк. Он стремился освободить Рим, который по-прежнему оставался под властью папы (Рим стал столицей Италии только в 1870 году). Правительственные войска остановили Гарибальди в горах Калабрии, где недавний герой был ранен в пятку.

Итальянское правительство отреагировало на кризис введением на Сицилии чрезвычайного положения, тем самым подав пример на десятилетия вперед. Не желая или будучи не в силах умиротворять Сицилию политически, правительство регулярно прибегало к военной силе: на острове то и дело высаживались экспедиционные корпусы, города подвергались осаде, проводились массовые облавы и аресты – без суда и следствия.

Но ситуация нисколько не улучшалась. В 1866 году в Палермо вспыхнул новый бунт, во многом идентичный тому восстанию, которое свергло Бурбонов. Как это было во время атаки Гарибальди в 1860 году, отряды бунтовщиков спустились в город с окрестных холмов.

Бунт 1866 года был подавлен, но только через десять лет, наполненных волнениями и репрессиями, Сицилия привыкла к существованию заодно с прочей Италией. В 1876 году островные политики впервые вошли в состав коалиционного правительства в Риме.

Значит тот самый знаменитый 1863 год, когда Джузеппе Гарибальди стал главой Верховного Совета Палермо судьбоносен как для него, так и для мафии, духовным орденом которой являлись «Беати Паоли».

Остановимся на этом подробнее.

Великий полководец, карбонарий и революционер за год до этого осознавший, что дело его жизни – освобождение Италии от монархии и превращение ее в республику на масонских принципах «Свобода, Равенство, Братство», терпит крах. Он возвращается из отставки. Возвращается именно на Сицилию, в гнездо вольнодумства и неповиновения королевской власти. К нему стекаются его карбонарии, краснорубашечники и просто искатели приключений. Однако преданный королевской властью, он не выполняет своего плана – похода на Рим и свержения папской власти. Это в корне меняет его отношение и к власти, и к его месту в этой власти. Главное, что понимает гениальный карбонарий, это то, что власть без опоры на идеологию и без тотальной экономической поддержки не может быть жизнеспособной. И тогда он начинает искать союзников. Союзников политических и экономических.

Уточним. Гарибальди был проводником и приверженцем республиканской власти с политической точки зрения и глобальной экономики с экономической точки зрения. И то и другое ко времени 1863 года было не уместно.

Почему?

Вот краткий политический, вернее экономико-политический очерк того времени. Потому как: «политика есть концентрированная экономика» по меткому выражению В.И. Ленина.

В России это годы после отмены крепостного права, а так же год подавления польского восстания.

30 июня 1863 года, в самый разгар восстания, британская газета Morning Standart проболталась: «Польский мятеж прекратился бы сам собой, если бы его вожди не рассчитывали на военное вмешательство западных держав». В конфронтациях с Россией каждый раз поляки были уверены: «заграница нам поможет». Они надеялись то на короля Карла XII, то на Людовика XV и Людовика XVI, то на императора Наполеона I и Наполеона III. Но, как и обычно всем было и в этот раз «не досуг». Хотя поддержку пытались оказать.

В конце концов, российским генералам и адмиралам надоела финансовая и военная поддержка Запада польским мятежникам, а также наглые дипломатические демарши Лондона и Парижа. И вот пока канцлер Горчаков отвечал им уступчивыми нотами, 24 сентября 1863 года в нью-йоркском порту бросила якорь эскадра адмирала С.С. Лесовского. А еще через три дня эскадра адмирала А.А.Попова прибыла в Сан-Франциско. В Средиземном море фрегат «Олег» и корвет «Сокол» вышли на британские коммуникации. А еще раньше оренбургский губернатор, генерал от артиллерии А.П. Безак, приступил к формированию экспедиционного корпуса для движения в Афганистан и Индию. Держалось сие действо в секрете, но как-то произошла утечка информации в британскую прессу. Все это привело к моментальному экономическому кризису.

В Австро-Венгрии завершилось Венгерское национальное движение в 1849–1863 годов. Именно в 1863 году конституционные реформы были свёрнуты, правительство вновь вернулось к автократическим методам управления. Именно в этот период началось падение влияния радикалов в венгерском национальном движении: опубликованный Кошутом в 1862 году проект «Дунайской конфедерации» был раскритикован не только центристами и партией Деака, но и левым крылом венгерского движения (партия резолюции Кальмана Тисы).

Франции и Испании вообще было не до европейского театра. Они только что подписали Аннамо-Франко-Испанский договор.

По договору 1862 года Франции передавались Кохинхинские провинции: Биэн-Хоа, Жиа-Динь и Ми-То, а также о. Пуло-Кондор. Французским купцам предоставлялось право свободной торговли, а всем французским военным судам разрешалось свободное плавание по Меконгу и всем его притокам. Открывались для свободной торговли три кохинхинских порта: Туран, Далат и Куант-Ан. Аннам обязывался заплатить Франции и Испании в течение 10 лет контрибуцию в размере 4 млн. долл. Уступка части территории Аннама третьей державе могла иметь место лишь с согласия французского короля.

Договор 1862 года предоставил Франции первые колониальные владения в Индо-Китае, послужившие отправным пунктом для постепенного подчинения всего Аннама, Камбоджи и Лаоса. Для Франции начинался колониальный период, а Испания нашла достойную замену Латинской Америке.

Для Англии все еще продолжалась Гражданская война в США.

А для Японии заполыхала собственная Гражданская война.

Миру было не до глобальных экономики и политики.

В самой Италии объединение, которого так желал Гарибальди тоже было под вопросом. Итальянское правительство весьма осторожно приступило к обсуждению вопроса о присоединении Рима. Претензии папы на светское верховенство в Риме поддерживались правительствами католических стран Европы, и особенно Франции, которая к тому же держала в Риме армию. Политика правительства противоречила нетерпимой позиции Партии действия, среди вождей которой было много сторонников Мадзини. В 1862 именно под давлением этой партии Гарибальди и его добровольцы, собравшись в Палермо, решили идти на Рим под лозунгом «Рим или смерть!». Премьер-министр Урбано Раттацци потворствовал движению; во всяком случае он не предпринял никаких усилий, чтобы остановить Гарибальди. 29 августа 1862 у Аспромонте итальянская армия была вынуждена открыть огонь по добровольцам Гарибальди. Сам он был ранен и заключен в крепость в Специи.

Провал вооруженного выступления Гарибальди привел к падению правительства Раттацци. Новый премьер-министр Марко Мингетти пригласил французского императора встретиться для всестороннего обсуждения вопроса о статусе Рима.

Переговоры завершились в 1864 году подписанием соглашения, известного под названием «Сентябрьская конвенция». В соответствии с ним, итальянское правительство приняло на себя заботу о защите папы от внешних и внутренних посягательств, особенно от угроз, исходящих от Партии действия. Правительство Франции обязывалось вывести войска из Рима. Итальянское правительство согласилось также в течение шести месяцев перевести столицу из Турина в другой город, расположенный ближе к центру страны. Это должно было продемонстрировать отказ от попыток сделать Рим столицей Италии.

Заключенная конвенция была секретной, однако, когда стало известно о намерении правительства перенести столицу, в Турине началось восстание. Жестокое подавление бунта привело к падению правительства Мингетти. Тем не менее при правлении ставшего премьер-министром генерала Альфонсо Ла Марморы конвенция была ратифицирована, и через год столицей Италии стала Флоренция.

Со времени окончания войны 1859 года итальянцы твердо знали, что австрийцев можно вытеснить из Венеции, только начав новую войну. Поскольку Италия была еще слишком слабой, чтобы самой вести войну, она была вынуждена искать союзников. Франция не желала снова воевать с Австрией. Однако Пруссия при премьер-министре Отто фон Бисмарке стремилась к политическому объединению Германии даже ценой войны с Австрией. В апреле 1866 года Ла Мармора направил в Берлин генерала Джузеппе Говоне для заключения тайного договора о союзе. 16 июня Пруссия объявила войну Австрии, а 20 июня ее примеру последовала и Италия.

24 июня в сражении у Кустоццы итальянцы потерпели тяжелое поражение. Причиной были бездарное военное командование, а также зависть и соперничество среди руководителей итальянской армии. 22 июля Пруссия, без согласования с Италией, заключила перемирие с Австрией, согласно которому последняя должна была уступить Италии (через посредничество Наполеона III) всю Венецию вплоть до р. Изонцо, включая и стратегически важный город Верону. Несмотря на моральное унижение итальянского народа (ведь войну выиграли немцы, а не итальянцы), 3 октября в Вене между Италией и Австрией был заключен мир. 19 октября Наполеон передал Венецию итальянским представителям. Во время плебисцита, проведенного 21–22 октября, народ Венеции активно высказался в пользу присоединения к Италии.

В декабре 1866 года, в соответствии с условиями Сентябрьской конвенции, Наполеон III вывел из Рима свою армию. Однако Ватикан провел набор рекрутов во Франции и поставил их под командование французских офицеров. Министерство обороны Франции засчитывало службу французских солдат в папской армии, рассматривая ее как отбывание воинской повинности. Итальянцы усмотрели в этих действиях Ватикана прямое нарушение Сентябрьской конвенции. И на этот раз под давлением Партии действия Гарибальди заявил о своем намерении организовать поход на Рим. Раттацци, который к этому времени опять возглавил правительство, распорядился арестовать его и заточить на о. Капрера. Однако 14 октября 1867 года Гарибальди бежал и начал поход на Рим. Наполеон направил в Рим французскую армию, и в обстановке разразившегося кризиса Раттацци пришлось уйти в отставку. Пять тысяч добровольцев Гарибальди нанесли поражение папским подразделениям, однако 3 ноября они были атакованы превосходящими силами французов. Гарибальдийцы сдались после отчаянного сопротивления, и Гарибальди был вновь заключен на о. Капрера.

Возвращение французских войск в Рим ухудшило отношения между Францией и Италией. По всей Италии прокатилась волна антифранцузских выступлений, особенно после того, как руководитель одного из ключевых министерств заявил в палате депутатов, что Франция никогда не позволит Италии захватить Рим.

Спустя всего три года после второго похода Гарибальди Италия получила Рим в результате франко-прусской войны 1870 года, завершившейся поражением Франции и низложением Наполеона III. В августе французские войска были выведены из Рима. Министр иностранных дел Италии проинформировал европейские державы, что Италия намерена присоединить Рим, а король Виктор Эммануил II обратился к папе с предложением принять покровительство Италии. Пий IX ответил, что он покорится только силе. После этого премьер-министр Джованни Ланца приказал генералу Раффаэле Кадорна занять Рим. 20 сентября 1870 года папа после показного сопротивления приказал своему гарнизону сдаться. Он объявил себя добровольным узником итальянского правительства и уединился во дворцах Ватикана.

2 октября 1870 года среди граждан Рима был проведен плебисцит. За присоединение к Италии был подан 133 681 голос, а против – 1507. Таким образом был положен конец светской власти пап, длившейся 11 столетий. В июле 1871 года Рим был провозглашен столицей Италии.

Чтобы утихомирить приверженцев Римско-католической церкви во всем мире, в том числе и своих собственных граждан, итальянское правительство сразу после захвата Рима утвердило 13 мая 1871 года т. н. Закон о папских гарантиях. Закон гарантировал папе высшие почести и личную неприкосновенность, полную свободу в осуществлении духовной власти, право принимать и направлять послов, экстерриториальные привилегии в Ватиканском и Латеранском дворцах в Риме, как и в папской резиденции в замке Гандольфо, а также ежегодное пособие в размере 3,25 млн. лир. Закон снимал также все ограничения на право собраний духовенства и отменял обязанность епископов присягать на верность королю. Однако папа Пий IX не только отказался принять Закон о гарантиях, но и обратился к правительствам католических стран Европы с просьбой восстановить его светскую власть.

Отношения между церковью и итальянским правительством еще более обострились, когда в мае 1873 года палата депутатов одобрила распоряжение, согласно которому закон 1866 года о религиозных орденах распространялся на город Рим. Хотя монастыри сохранялись, закон все же упразднял юридические права религиозных общин и передавал их школы и больницы гражданской администрации, а церкви – духовенству.

Однако Рим уже вошел в состав объединенной Италии.

Вернемся к послужному списку генерала Гарибальди в масонских кругах.

В 1863 году, в Италии, Гарибальди был избран главой Верховного Совета Палермо.

В 1864 году он стал Великим Мастером Великого Востока Италии.

В 1872 году почетным Великим Мастером пожизненно.

В 1881 году Гарибальди был избран главой "египетской" ветви мемфисского обряда. А затем и Великим Иерофантом, созданного им на основе Калистровского устава, ритуала Мемфис-Мицраим.

После объединения Италии можно было вернуться к идее глобализма. Тем более что экономикой в глобальном масштабе уже занялась мафия под руководством «Беати Паоли».

Существенным фактором итальянской жизни и политики издавна была обильная эмиграция. По количеству эмигрантов Италия занимает первое место среди государств всего мира. Переполненность полуострова, неуклонно растущая, ведет, как показывают цифры, к систематическому, абсолютному и относительному, росту отлива населения за границу.

В 1880 году всего эмигрировало за пределы Италии 119,901 человек, что составляло 425 чел. на 100,000 жителей.

В 1890 году – 217,244 (718 на 100,000).

В 1900 году – 352,782 чел. (1091 на 100,000).

В 1910 году – 651,475 (1895 на 100,000).

В 1913 г. общее число эмигрантов доходит до 900 тысяч.

Эмигрируют преимущественно мужчины, и это обстоятельство даже изменило за четверть века численное соотношение мужчин и женщин в стране. Большинство переселенцев имеют в виду лишь временную отлучку, но приблизительная статистика показывает, что за 20 лет из 4,900,139 эмигрантов возвратилось обратно лишь 2,100,684. Следовательно, итальянское государство за указанный промежуток времени утратило 2,800 тысяч граждан!

Пусть это не безусловная утрата: эмигранты не порывают всех связей с родиной, держатся на чужбине нередко весьма обособленно и сплоченно, не смешиваются с туземным населением. Но все же, и не приобретая новой родины, они не могут не отдаляться от старой. Неизбежно утрачивают они мало-помалу чистоту языка, а во втором поколении роковым образом наступают и другие признаки денационализации. Так, в Южной Америке часто констатируют процесс "испанизации" итальянских выходцев.

Помимо того, появление за границею значительных и работоспособных итальянских колоний создает нежелательную конкуренцию отечественному экспорту: в какой-нибудь Калифорнии и Аргентине подвизаются итальянские мастера по части вина и оливы, по части цветоводства или некоторых специальных хлебных культур, – и этим наносится ущерб вывозу соответствующих товаров из Италии. Словом, ясно, что благодаря массовому отливу прироста населения в чужие страны, прирост этот не используется в надлежащей мере. Все это так. Если не учитывать, что это и есть глобализационная политика мафии. Которая, все равно распространяет свое влияние на итальянских эмигрантов в любой точке земного шара.

Вот данные об итальянцах вне Италии:

1881 г. в Европе 380,352 (36,84 %), в Африке 62,203 (6,02 %), в Азии 7,531 (0,73 %), в Океании 2,971 (0,29 %), в Америке 579,335 (56,12 %), итого 1,032,392.

1891 г. в Европе 461,843 (23,29 %), в Африке 75,212 (3,79 %), в Азии 8,602 (0,43 %), в Океании 4,365 (0,22 %), в Америке 1,433,184 (72,27 %), итого 1,983,206.

1901 г. в Европе 654,053 (19,56 %), в Африке 167,837 (5,02 %), в Азии 10,643 (0,32 %), в Океании 6,141 (0,18 %), в Америке 2,505,876 (74,92 %), итого 3,344,548.

Зачем заниматься колониальной политикой, когда можно заниматься эмиграцией.

СТО ЛЕТ СПУСТЯ

Каждая страна стремится к «экономической самодостаточности». Каждое государство хочет иметь удобные в торговом и военном отношении границы. Италии требовалось еще многое, чтобы достичь этих целей, стоявших перед нею, как перед так называемой «великой державой». Ей нужно было оправдать это почетное наименование – Объединенная Республика Италия.

"Италия должна расшириться, иначе она взорвется" – проповедовали потомки Гарибальди, напирая на римское правительство. Она должна стать "насыщенной" страной. На широкие массы особенно сильно действовали при этом лозунги обще союзнические: гуманитарные и демократические.

Первая мировая война. Выступление на стороне центральных держав было, судя по всем данным, исключено с первых же дней великого конфликта. Недаром гуляла из уст в уста острота Мартини, сказавшего, что первой жертвой, первым трупом начавшейся войны явился Тройственный Союз. Этот военно-политический блок Германии, Австро-Венгрии и Италии, сложившийся в 1879–1882 годы, который положил начало разделу Европы на враждебные лагеря, на самом деле сыграл важную роль в подготовке и развязывании Первой мировой войны. Иначе и быть не могло: договор "совместной неподвижности", механическая дружба органических врагов, акт "обоюдного страхования", – он сыграл свою роль и внутренне себя изжил.

Вряд ли правительство, даже если бы хотело, смогло преодолеть антиавстрийскую предубежденность в самых различных слоях населения. Повсюду слышалось: "лучше дезертировать, чем драться за немцев". Новый представитель народных масс – Муссолини формулировал общее мнение, заявляя правительству в 1914 году: "Если вы начнете войну с Францией, вы получите баррикады в Италии". Особенно сильное впечатление и на итальянские общественные круги, и на итальянскую дипломатию произвел факт активного участия Англии в противогерманской военной коалиции. В сущности, именно этот фактор и оказался решающим.

Появление Италии в боевом лагере Антанты знаменовало собою политическую победу в старогарибальдийском смысле над новыми империалистическими стремлениями, отталкивавшими Италию от Англии и Франции.

Это не означало, разумеется, отказа от политики колониальной экспансии, но неизбежно отодвигало ее задачи на второй план. Под влиянием военной обстановки и настроений страны правительство принуждено было в первую очередь поставить вопрос о "дезаннексии" населенных итальянцами областей Австрии. За такую постановку вопроса была и популярная логика итальянской истории. И отзвуки гарибальдийской глобализации и революционная, антимонархическая настроенность масс.

Победа в европейской войне как бы завершала освободительный процесс 1848, 1859, 1860 и 1866 годов. Общественному мнению Италии представлялось противоестественным завершение освободительного процесса в союзе и через союз с центральными монархиями. Напротив, решительно диктовалась демократическая борьба против них.

Главный порок этой нейтралистской позиции – ее несоответствие "духу" тех великих, воистину решающих исторических дней.

Муссолини своим чутким социальным слухом верно уловил это: "нейтральные не двигают событиями, а подчиняются им; кровь дает бег звенящему колесу истории". Хотя в первые дни войны он тоже писал в "Avanti" о необходимости "абсолютного нейтралитета" Италии: "или правительство – подчеркивал он – само подчинится этой необходимости, или пролетариат всеми средствами заставит его ей подчиниться". Но уже очень скоро, в сентябре, он публично исповедуется в своей горячей любви к Франции: "о, Франция, мы тебя любим! В наших жилах – любовь к Франции!"

10 октября он уже пишет статью, провозглашающую переход "от абсолютного нейтралитета к активному и действенному". Не покидая революционной терминологии, он объявляет, что интересы революции требуют войны: "ужели вы останетесь противниками войны, несущей спасение нашей, вашей революции?" Не всякая война запретна: "ужели вы думаете, что государство будущего, государство завтрашнего дня, республиканское или социал-республиканское, откажется от войны, если его к ней приведет внешняя или внутренняя историческая необходимость?" Война несет собою революцию, она осуществит революционные цели. Значит, да здравствует война!

Такие мысли были несовместимы с редактированием социалистического официоза, и Муссолини уходит из "Avanti". Его упрекают в беспринципности, в ренегатстве, на что он отвечает, что "лишь идиоты, лишь физические и духовные мертвецы никогда не меняются"; новая обстановка – новые правила поведения. А на бурном социалистическом собрании в Милане в ответ на шум и брань он бросает аудитории свою знаменитую фразу; "вы меня ненавидите, потому что вы меня еще любите!" Он продолжает объявлять себя социалистом: "я социалист, и останусь им навсегда… социализм есть нечто, что входит в плоть и кровь".

14 ноября выходит первый номер его новой газеты "Popolo d'Italia". Он носит подзаголовок "социалистическая газета" и в качестве своих девизов берет изречение Бланки; "революция – идея, обретшая штыки". Полные боевого национального пафоса, статьи Муссолини уснащены вместе с тем и звонкими революционными призывами.

"Сегодня война – завтра революция". С таким лозунгом Муссолини приступает к организации союза – "Fasci di azione revoluzionaria". Разумеется, он знает, что с точки зрения социалистической партии это – впадение в ересь, акт раскола. "Я верю, – пишет он, – что из этой группы людей, воплощающих в себе ересь и не боящихся раскола, вырастет нечто великое и новое".

"Наша интервенция – поясняет он свою позицию – имеет двойной смысл: национальный и интернациональный. Она направлена к распаду австро-венгерской монархии; возможно, что за ним последует революция в Германии и, в качестве неизбежного противодействия, русская революция. Короче, это шаг вперед на пути свободы и революции". И еще: "Война – тигель, выплавляющий новую революционную аристократию. Наша задача – ниспровергающая, революционная, антиконституционная интервенция, а вовсе не интервенция умеренных, националистов, империалистов".

Почти что слова Троцкого, который писал в то же самое время «Перманентная революция, в том смысле, какое Маркс дал этому понятию, значит революция, не мирящаяся ни с одной из форм классового господства, не останавливающаяся на демократическом этапе, переходящая к социалистическим мероприятиям и к войне против внешней реакции, революция, каждый последующий этап которой заложен в предыдущем, и которая может закончиться лишь с полной ликвидацией классового общества».

Нельзя отрицать, что сочетание революции и патриотизма исторически характерно для итальянского сознания вообще. Разве объединение Италии происходило не под знаком "родины и свободы" одновременно?

Разве "Молодая Италия" Мацини не ставила "народ" непосредственно после "Бога" и рядом с Ним?

Разве Гарибальди, национальный герой и знамя патриотизма, не провозглашал социализм "солнцем будущего": "il socialismo е il sole deiravenire"? Разве самый дух гарибальдизма, несшего "национальную свободу повсюду", не был напряженно интернациональным?

Муссолини 1914 года, несомненно, понятен и типичен в свете новой итальянской истории.

Молодежь союзов национально-революционного действия маршировала по улицам Милана, а потом и других городов, призывая войну как высшее счастье и распевая на все лады:

Уже спустя два месяца после рождения «Пополо д'Италия», в январе 1915 года, «Fasci» насчитывали свыше пяти тысяч участников.

Они были разбросаны по всей Италии и беззаветно преданы единой идее, единому делу: война! Они не представляли собою политической партии, хотя военная дисциплина как-то органически связывала их. Но не было у них политической программы; они были совершенно вне текущей политики, вся сущность их объединения исчерпывалась единственным пунктом: "вмешательство Италии в европейскую войну". Если подыскивать подходящий термин, можно назвать такое объединение скорее лигой, чем партией.

Когда накануне окончательного решения король колебался, Муссолини выступил с огненной статьей, заканчивающейся прямой угрозой трону. "Честь и будущее отечества – писал он – в опасности; отечество – у жуткого распутья своей истории. Слово за народом! Или война, или республика!" ("Popolo l'Italia", 15 мая 1915 г.).

За ним стояли "Fasci". Да, да. Те самые «связки», «пучки», созданные когда-то Гарибальди.

Но наши исследования не о Муссолини, а о Египетском масонстве, о наследстве графа Калиостро. Об истории фашизма (не нацизма и не национал-социализма) мы как-нибудь поговорим в следующий раз.

С именем Бенито Муссолини, союзами молодежи, спец, подразделениями и спец, отрядами Второй Мировой войны связано совсем другое имя.

Будущий герой нашего авантюрного романа, а его жизнь можно назвать именно так, появился на свет в 1919 году в городе Пистоя, который находится в итальянской области Тоскана в 80 километрах от знаменитого города Флоренция.

Его родной город – Пистоя ничем особым не выделяется: обыкновенная провинция. Но был в истории этого тосканского городка момент, который в дальнейшем круто изменил судьбу не только самой Пистои, но и целой Италии. Именно здесь возникла первая в итальянской истории масонская ложа. И это очень символично для развития интриги нашего романа.

Молодой итальянец, как, впрочем, и большинство молодых провинциалов, вскоре становится поклонником Бенито Муссолини и вербуется в корпус итальянских добровольцев для участия в боевых действиях в Испании. После возвращения с войны он опубликовал книжицу своих впечатлений под броским названием – "Огонь!.. Легионерская хроника антибольшевистского восстания в Испании".

Вскоре молодой легионер получает офицерское звание и продолжает военную карьеру в Албании и Югославии, где армия Муссолини ведет затяжные и кровопролитные войны. Там он быстро продвигается по службе. Сослуживцы о тех годах и о своем однополчанине вспоминают по-разному. Одни говорят о его непомерной жестокости по отношению к участникам Сопротивления, о расправах над патриотами, другие о том, что он часто помогал партизанам, стремился заработать репутацию "друга", искал подходы к американцам. Но о ком из нас современники говорят однозначно? Это потом мемуаристы и историки причесывают биографию и выставляют своего героя в том свете, в каком он нужен обществу.

Именно там и появилась и выросла легенда о Личо Джелли. Так зовут героя нашего романа.

Вернее легенда родилась, как и принято у легенд, с появлением в ней золота, склада, несметных богатств.

Длинная и таинственная история с золотым запасом Королевства Югославия началась весною 1941 года, когда самолеты "Люфтваффе" ежедневно сбрасывали на Белград тысячи авиабомб. Всем было ясно, что Гитлер совсем скоро оккупирует страну. Юный король Югославии Петар Карагеоргиевич вместе со своим новым правительством решает вывезти из столицы весь государственный запас – сначала в Черногорию, а затем в Египет.

Шестьдесят тонн драгоценного металла были упакованы в 1300 деревянных чемоданов. Специальный поезд, состоящий из 57 вагонов, с соблюдением всех мер предосторожности отправился в путь. Ровно месяц понадобился "золотому эшелону", чтобы добраться до порта Котор на Адриатике. Вместе с золотым запасом страны Петар Карагеоргиевич и его свита отправили и немало личных драгоценностей и валюты.

Перегрузить золото на корабль не удалось – итальянские войска уже практически оккупировали Черногорию. В горах, где когда-то гайдуки скрывали награбленное, была найдена пещера, куда и спрятали все 60 тонн золота Королевства Югославия. Король Петар, взяв с собою лишь мелочь на личные расходы, бежал в Лондон.

До 1943 года итальянцы были уверены, что золото увезли в Египет. Но однажды кто-то навел итальянцев на пещеру. Муссолини тут же дал команду переправить золото в Рим, естественно, не поставив об этом в известность своего соратника Адольфа Гитлера.

Операцию возглавил молодой офицер для особых поручений Личо Джелли, который в специальном санитарном поезде, где находились якобы зараженные оспой 73 солдата, минуя все гитлеровские кордоны, добрался до Триеста. Там он официально передал 8 тонн драгоценного металла гувернеру итальянского государственного банка, а оставшиеся 52 тонны растворились в водах теплого Адриатического моря и зеленых лесах окрестных гор. Понимая, что дуче долго не протянет, Джелли готовился к жизни при новой власти.

Такова завязка нашего романа. Не правда ли, мы уже знакомы с подобной интригой. Это и «золото Колчака» и «золото партии» и все остальное «золото авантюрных романов». Но это еще не все, в чем замешан наш герой. Достойный наследник графа Калиостро.

Впрочем, это и еще и не вся история легендарного золота.

В конце 1944 года Личо Джелли встретился с лидером итальянских коммунистов и большим другом Сталина Пальмиро Тольятти. Тот в то время был членом коалиционного правительства Италии. Вообще Пальмиро Тольяти, после возвращения в Италию из СССР в 1944 —46 годах участвовал в правительствах И. Бадольо, И. Бономи, Ф. Парри и А. Де Гаспери – в качестве министра без портфеля, затем министра юстиции и заместителя премьер-министра. После конфиденциальной встречи, товарищ Тольятти ходатайствовал о реабилитации бывшего пособника Муссолини. За это господин Джелли сдал Пальмиро Тольятти еще 27 тонн золота. Он ни словом не обмолвился, что вывез из Югославии 60 тонн и весь остаток – ни много ни мало 25 тонн пока держит про запас.

Лидер итальянских коммунистов после окончания Второй мировой войны передал "подарок" Личо Джелли новому хозяину Югославии Иосифу Броз Тито, который начал строить социализм на золотом запасе Карагеоргиевичей.

Финансовый фундамент для рывка в коммунистическое завтра был заложен основательный. Так что вождь всех народов – Сталин и вождь обновленной Италии – Тольятти помогли Тито не только встать на ноги, но и закрепить власть в своих руках.

Такова история золота королей Югославии, прошедшего по кругу и вернувшегося на родину.

А что же наш герой?

Опять же в духе авантюрного романа или романов о Джеймсе Бонде в том же 1944 году Личо Джелли идет на сотрудничество с контрразведкой 5-й армии США. Его жизнь получает новый оборот. Согласно мифам и легендам, он, то прячется от мести партизан в глуши Северной Италии, то едет на Сардинию…

Потом неожиданно оказывается в Аргентине, где входит в контакт со сторонниками будущего диктатора Перона.

Но Латинская Америка тогда не прельщала Джелли. В 1948 году, когда ситуация в Италии "немного успокоилась", он возвращается на родину, где сразу же становится сотрудником итальянских секретных служб.

Однако деятельный характер Джелли не дает ему времени на спокойную жизнь ветерана. Он начинает активно заниматься бизнесом: торгует железом, книгами, матрасами фирм "Пермафлекс" и "Дормире", мебелью. Якобы торгует…

Вскоре бывший офицер армии Муссолини переезжает в город Ареццо и становится руководителем персонала на крупной текстильной фабрике братьев Леболе, покупает себе роскошную виллу и устанавливает связи с представителями капитала по всей стране.

Иногда секретные службы предпринимали робкие попытки вскрыть тайные пружины Джелли, но почти все, кто пытался это сделать "имели большие неприятности".

Капитан Росси после угроз покончил с собой, полковник Флорио погиб в необъяснимой автокатастрофе… Вскоре застрелился и Марио Леболе, глава фирмы, в которой начинал Личо. Что же изменилось в жизни самого Джелли, каким образом он стал столь влиятельным человеком в Италии? Здесь и начинается тайна, раскрыть которую окончательно, пожалуй, никому не по силам. Здесь интрига нашего романа уходит от легендарного золота к еще более мифологическим тайным обществам. А уж если быть более конкретными, то к обществу масонов.

Вообще-то, еще в 1925 году, когда Джелли было только 6 лет, его будущий патрон Бенито Муссолини запретил масонскую деятельность в Италии. Но запрет касался лишь либерального крыла этого тайного движения, а именно ложи "Великого Востока дворца Джустиниани".

В Италии были и другие масоны. Например, ложа "Площадь Иисуса" объединяла крупнейших землевладельцев страны, а также крепко связанную с Ватиканом аристократию. Эта ложа приветствовала приход к власти фашистов и во многом им содействовала. Но вместе с крахом фашизма в Италии опустела и профашистская "Площадь Иисуса". Образовался вакуум, который понемногу начали заполнять левацкие идеи от троцкизма до маоизма.

Сразу же после войны в Италии появляется руководитель отдела Управления стратегических служб (прообраз ЦРУ) Фрэнк Джильотти, американец итальянского происхождения. Он налаживает связи с разбросанными масонскими гнездами по всей стране и находит людей, способных объединить в целое некогда влиятельное движение. Новыми лидерами масонства становятся Рандольфо Паччарди, бывший антифашист, который долгое время был министром обороны Италии, и… Личо Джелли, зарекомендовавший себя наилучшим образом как человек, "плотно работающий" с американскими спецслужбами.

В 1960 году произошло объединение всех масонских лож в ложу "Великий Восток Италии", которую возглавил сицилийский князь Джованни Аллиата ди Монтереале. Великими магистрами ложи становятся бывшие генералы Муссолини Гамберини, Бателли, Сальвини.

Но главной проблемой итальянских масонов этого периода является уже не разрозненность, а слишком большая перенасыщенность мистикой и политическая пассивность. Для преодоления этих негативных моментов инициируется воссоздание ложи "Пропаганда", которая могла бы выполнить роль масонской полиции. С этого времени история масонства в Италии начинает развиваться под звездой Личо Джелли.

Путь на вершины масонской власти для Джелли был тернист. В 1962 году его приняли в масонскую ложу "Пропаганда". Однако лишь в 1965 году, находившийся на ступеньке "ученика", Джелли начинает продвигаться по масонской иерархии вверх. Сначала его "командировали" в секретную ложу "Ход", которая имела особое назначение, а именно контролировать деятельность всех лож страны и устранять "предателей".

В 1969 году Джелли становится "мостом" между американским масонством и масонами Апеннин, сменяя самого Джильотти, "отца" итальянских тайных обществ. В следующем году Личо становится надзирателем над публикациями масонов. Эта должность была прерогативой Великого магистра, каковым Джелли еще не был. Уже в 1971 году он назначается организационным секретарем старинной и возрожденной ложи "Пропаганда", которую начинают называть не иначе как "Группа Джелли – П-2". С этого момента "Пропаганда" начинает стремительными темпами увеличиваться, разрастаться. Это вызывает тревогу у "ветеранов" движения, но уже было слишком поздно. Правда, новый глава "Великого Востока Италии" Сальвини, увидев конвейерную скорость приема в "П-2" высокопоставленных военных, высказал мысль: "А не готовит ли Джелли в стране переворот?" Эта мысль была просто пророческой… В 1970 году лидер "Пропаганды" руководил фашистским путчем князя Боргезе (военные захватили министерство внутренних дел и готовились к захвату телевидения, но по приказу Джелли остановились). Сам Сальвини было попытался "вовремя спрыгнуть", организовав новую ложу "Пропаганда-1", но совсем скоро Джелли подмял под себя последователей перепуганного масона-неудачника.

В 1972 году ложа "Пропаганда" начинает оправдывать свое название: создается так называемый "центр исследований по современной истории", целью которого был сбор необходимой информации о видных политиках, журналистах, банкирах, промышленниках. В руках Джелли оказались секретные архивы итальянских спецслужб. Вскоре "П-2" создает собственное агентство "Оссерваторе политико", которое и занималось тем, что дергало за нитки, как марионеток, известных в Италии людей. Аналитический отдел возглавил генерал секретных служб Фальде.

Джелли разбрасывает свои сети на Аргентину, где у него остались старые связи. Он был очень близок к семье диктатора Перона и даже удостоился беспрецедентного права распоряжаться его достоянием. Джелли подружился с создателем "эскадронов смерти" перонистского режима, мистиком Лопесом Реги, и принял его в свою ложу. Кроме него, членами "Пропаганды" стали аргентинские военные: адмирал Массера, генералы Масон и Корте, которые были близки к Перону.

Влияние Джелли проникло в Бразилию и Уругвай (членом ложи был диктатор Альварес). В этот период создается международное масонское объединение Всемирная организация масонской помощи, которое действует под попечительством Личо Джелли, а уже к 1973 году под властью "П-2" оказались практически все масонские ложи Италии.

После официального закрытия ложи в 1974 году Личо Джелли фактически превратил ее в тайное политическое общество.

Бывший магистр создал 25 подставных компаний в Лихтенштейне, Люксембурге и Панаме, аккумулировал контакты с администрацией Рейгана, поддерживал связи с президентом Гаити Дювалье и ближайшим окружением аргентинского президента Перрона.

Его личное благосостояние прирастает усадьбами в Чили и Парагвае, домами и квартирами в Мексике и Бразилии.

А кроме масонских лож, еще и тесная связь с «красными бригадами». Попытка контроля над ними. Говорят на совести ложи Джелли даже гибель основателя "красных бригад", эксцентричного миллионера-революционера Фельтринелли. Вообще, взаимоотношения "П-2" и "красных бригад" – большая загадка. Не секрет, что похищение, а затем и убийство итальянского прогрессивного политика Альдо Моро – общий проект Личо Джелли и "красных бригад", а тогдашний руководитель "левых" террористов Марио Моретти "работал" с ним очень тесно.

Моро был инициатором запрещения деятельности секретных обществ в Италии, потому он не устраивал ни Джелли, ни вожаков "левацких" вооруженных групп.

Итак. Он всюду. В Латинской Америке с ее режимами, в среде «красных бригад», в масонских ложах, в экономических кругах… везде.

Он не торгует героином и кокой, никому не обещает оружия. Он просто все контролирует.

Затем наступили "черные времена". Господин Джелли убегает от полиции со своей виллы "Ванда". Его, правда, предупредили о визите карабинеров заранее. Джелли не успевает откопать в своем саду сейф, в котором был список членов масонской ложи.

В нем значились 3 министра, 23 депутата парламента, 10 префектов, 10 генералов корпуса карабинеров, 7 генералов финансовой гвардии, 6 адмиралов, 83 президента государственных компаний, 12 генеральных директоров банков и без счета судей, прокуроров, чиновников.

Когда в руки правосудия попали списки членов "Пропаганды-2", то у видавших виды итальянских "комиссаров Катани" волосы встали дыбом: генералы-министры Сантовито (министерство обороны), Грассиани (МВД), Пелози (служба безопасности) и целый ряд их заместителей; руководители наиболее влиятельных политических партий; банкир-мафиози Синдона, генеральный прокурор Спаньюоло; адмиралы Торризи и Биринделли; бывший президент Египта Анвар Садат и множество политиков даже в Иране и Либерии…

И во главе всей этой когорты стоял сам господин Джелли.

Дальше начинается театр абсурда.

Уже в 1982 году он появляется в Швейцарии и снимает в одном из банков Женевы 120 миллионов долларов. Затем арест и нары. Перед депортацией в Италию ему снова "дают" уйти. Через несколько лет новый арест, но вместо 12 лет он получает подписку о невыезде.

Он опять сбежал в Латинскую Америку и опять вернулся в Италию в 1988 году. Такое впечатление, что он играл с судьбой как кошка с мышкой.

Вернулся, был осужден, но в соответствии с законом об освобождении лиц, достигших 65-летнего возраста (есть такой в Италии, оказывается), спокойно вышел на свободу.

Но самое интересное даже не в этом, а в том, что ложа "Пропаганда-2", основанная еще в 1885 году банкиром Адриано Лемми, продолжает свое существование и после демонстративного ухода Личо Джелли. И кто в ней состоит сейчас, является тайной.

Говорят, что сегодня Личо Джелли отошел от дел и пишет лирические стихи. Он не любит вспоминать о своей прошлой жизни, ведь болтунов, даже потенциальных, никто не любит. Господина Джелли часто называют кукловодом, который знает многих "марионеток", устраивавших большие политические постановки в Европе и Латинской Америке. Но молчание – золото. Ведь до конца спектакля еще далеко.

Личо Джелли выполнял особые поручения Бенито Муссолини и дружил с лидером итальянских коммунистов Пальмиро Тольятти. Его приглашали в Белый дом президенты США Джимми Картер и Рональд Рейган. Господин Джелли активно сотрудничал с ЦРУ и был одним из создателей масонской ложи "П-2". Его знали «красные бригады» и латиноамериканские «эскадроны смерти». Он дружил с генералами и диктаторами.

А в 1996 году поэту Личо Джелли чуть не вручили Нобелевскую премию в области литературы.

Но почему, спросите вы, в этой книге упомянут, некий стареющий продолжатель дела авантюриста Калиостро, который перешагнул за возраст в девятый десяток лет?

Ответим. Потому что в структуре современного Египетского масонства, именно того масонства, что создал граф Калиостро, Личо Джелли занимает не последнее место.

Вот как звучит его современный титул.

«Почетный Великий Иерофант или Глава Международного Древнего и Изначального Устава Мемфиса-Мицраима (M.E.A.P.R.M.M.), высший офицер 99 градуса – Личо Джелли»!

Египетское масонство? А разве оно не кануло в лету после смерти Джузеппе Гарибальди?

Отнюдь.