Шлиссельбургская крепость (Орешек) расположена на небольшом островке в истоке Невы. Крепость, основанная новгородцами в 1323 году, получила первоначальное название по местонахождению на Ореховом острове. С ХVII века она называется Шлиссельбургом, что в переводе с немецкого означает «Ключ-город». Так назвал старый Орешек Петр I, после того, как отвоевал его в 1702 году у шведов.

Крепость играла важную роль в истории нашей Родины. Форпост Новгорода Великого на границе со Швецией, она стояла на страже рубежей Русского государства. В середине ХIV века на месте сгоревшей во время боя со шведами деревянной новгородцы построили каменную крепость. Ее фрагмент, открытый в 1968–1969 годах ленинградскими археологами, законсервирован и стал одним из ценных экспонатов музейной экспозиции. К концу ХV – началу ХVI века, когда при осаде укреплений стали применять мощную артиллерию, стены и башни Орешка перестали соответствовать уровню новой военной техники. Старая новгородская крепость была разобрана почти до фундамента, и на острове поднялась новая мощная твердыня. Стены и башни Орешка начала ХVI века в значительно измененном виде сохранились до наших дней.

В ХIV–ХVII веках крепость не раз выдерживала ожесточенные осады. В 1612 году Швеция захватила Орешек, и 90 лет под названием Нотебург (Ореховый город) он находился в ее владении. После освобождения Шлиссельбургская крепость в течение почти 200 лет была политической тюрьмой, в которой царское правительство расправлялось со своими противниками и соперниками ― членами царской семьи, всесильными временщиками, общественными деятелями, представителями революционных движений.

Положение Шлиссельбургской крепости оказалось очень удобным для ее нового назначения. Узники, попадавшие туда, были отрезаны от внешнего мира не только стенами тюрьмы, но и водой. Нева в этом месте имеет сильное течение, которое не позволяет ей замерзать зимой. Единственный вход в крепость охранялся караулом. Часовые следили за всяким, кто приближался к острову на лодке. За все время существования тюрьмы здесь произошел только один побег.

В феврале 1917 года все узники были освобождены, и тюрьма навсегда прекратила свое существование. В 1928 году тут открылся музей. В годы Великой Отечественной войны небольшой гарнизон советских воинов почти 500 дней героически оборонял Орешек. С 1965 года Шлиссельбургская крепость является филиалом Государственного музея истории Санкт-Петербурга.

История Шлиссельбургской крепости не знает заключения более длительного, чем заключение Валериана Лукасинского, майора польской армии, организатора патриотического общества для борьбы с российским царизмом, за свободу Польши. Он провел в одиночном заточении в крепости более 37 лет (1830―1868). За эти годы не раз менялись коменданты, часовые на стенах, сменились десятки секретных арестантов, только Лукасинский оставался бессменной жертвой царского произвола.

В. Лукасинский был арестован в 1822 году, 36 лет от роду. После двух лет следствия и предварительного заключения над ним и другими осужденными был исполнен приговор военного суда в присутствии войска и народа. Палач сорвал погоны, знаки отличия, мундиры, сломал над их головами сабли. Затем осужденных одели в серые тюремные халаты, обрили головы, заковали в кандалы и заставили везти ручные тачки вдоль всего фронта войск, поставленных четырехугольником. Первым шел Лукасинский, ноги его путались в кандалах весом 22 фунта, но он сильно толкал тачку вперед, глядя прямо в глаза командирам и солдатам. Прямо с площади Лукасинского отвезли в крепость Замостье, где его содержали семь лет.

В 1825 году за попытку организации заговора в крепости с целью освобождения Лукасинский был приговорен к расстрелу, но наместник Варшавы, брат царя Константин заменил смертную казнь каторгой, срок которой был доведен до четырнадцати лет.

В 1830 году палата депутатов польского сейма обратилась к Николаю I с просьбой помиловать Лукасинского: «Трудно высказать, с какой благодарностью палата депутатов и народ, представителем которого она является, убедились бы, что все раны зажили, все скорби улеглись, все жалобы забыты».

В ответ на эту просьбу Лукасинского перевели из Варшавы в Бобруйск. 16 декабря 1830 года комендант Бобруйской крепости генерал-майор Берг докладывал начальнику штаба войск: «Царства Польского государственный преступник Лукасинский содержится под строжайшим арестом во вверенной мне крепости… по важности его преступления в дневных рапортах будет показываться под названием неизвестного».

В Бобруйске Лукасинский оставался недолго. Через несколько дней, уже 28 декабря 1830 года, последовало предписание коменданту Шлиссельбургской крепости генерал-майору Кблотинскому: «Государь Император Высочайше повелеть соизволил одного арестанта, коего имя еще не известно, принять и содержать самым тайным образом, так, чтоб никто не знал даже имени его и откуда привезен».

Указание царя выполнили точно. Лукасинский был заключен в одиночную камеру Секретного дома, сторожившим его солдатам было строжайше воспрещено вступать с ним в беседу. Тайна его заключения охранялась так строго, что спустя 20 лет никто не мог ответить на вопрос шефа жандармов Алексея Орлова, в чем именно состояло преступление старого поляка. М. А. Бакунин, узник Шлиссельбургской крепости в 1854―1857 годах, рассказал о встрече с Лукасинским. Он увидел во время прогулки неизвестного ему сгорбленного старика с длинной бородой под охраной особого офицера, не позволявшего приближаться к узнику. Бакунин узнал от расположенного к нему офицера фамилию узника. Это был Лукасинский. Через несколько дней этот же дежурный офицер разрешил Бакунину подойти к Лукасинскому, который задал Бакунину три вопроса: «Который теперь год? Кто в Польше? Что в Польше?» Бакунин ответил, и старик пошел в другую сторону с опущенной головой. После этого Бакунин больше не видел Лукасинского.

Родственники последнего в 1858 и 1863 годах просили Александра II разрешить им свидание «по естественному чувству родства и человеколюбия», но получили отказ.

В положении узника за шесть лет до его смерти наступило облегчение. Комендант Лепарский добился разрешения перевести Лукасинского в нижний этаж солдатской казармы, «оставив на его содержание порционные деньги по 30 копеек в сутки; для присмотра же за ним назначать по очереди рядового надзорной команды, с которым дозволять ему гулять внутри крепости».

Лепарский подчеркивал в своем ходатайстве 75-летний возраст Лукасинского, пребывание в крепости более 31 года, дряхлость, слабость, потерю слуха. Лукасинский мог читать и писать в своей камере, но в его письмах и записках было уже заметно помрачение рассудка.

27 февраля 1868 года Лукасинский умер на 82-м голу жизни. Тело его зарыли на территории крепости.

21 год (1846―1867) оставался узником Шлиссельбургской крепости мелкий чиновник, смотритель Гдовского городского училища Иван Ромашов, переведенный сюда из Алексеевского равелина Петропавловской крепости. Ему было поставлено в вину не только составление проекта конституции с республиканским устройством России, но и уголовное преступление в виде подлога ценных бумаг. Однако решающее влияние на выбор наказания – заключение в Шлиссельбург – оказало, конечно, составление им проекта конституции.

На допросе в Ш отделении Собственной Его Величества Канцелярии 30 октября 1846 года он подробно рассказал о себе: дворянин Харьковской губернии, от роду 33 года, воспитывался в Харьковском университете, в 1835 году поступил старшим учителем в Житомирскую гимназию, в 1840 году вышел в отставку для устройства разоренного имения в 140 душ в Харьковской губернии. В апреле 1846 года определен смотрителем Гдовского уездного училища. «Либеральные» идеи начал питать со времени бытности в Харьковском университете от профессора Павловского, ученого человека, но не совсем хорошего христианина, которого правильнее назвать волтерьянцем. Он подробно объяснял о составе правления Северо-Американских Штатов. «Предавшись мыслям о республиканском правлении», Ромашов начал чаще размышлять об этом и составил проект конституции. В то же время, «желая принести практическую пользу Отечеству, сделал много полезных изобретений: написал грамматику для солдатских детей, составил военную игру вроде шахматной для старших воспитанников военно-учебных заведений; создавая проекты улучшения вооружения тяжелой кавалерии на время атак, осушения окрестностей Чудского озера, способов управления аэростатами и прочее.

О предъявленном ему уголовном преступлении он объяснил, что фальшивые билеты Харьковского приказа общественного призрения он купил в Харькове, в литографии Быковского, в которой они печатались, за триста рублей. Вместе с фальшивыми билетами получил и фальшивые печати, но использовать их для изготовления новых билетов не хотел.

Преступление Ромашова было раскрыто, когда его жена предъявила один билет для оплаты в банке. Святейший Синод предъявил Ромашову обвинение «в двоебрачии и положил: второй брак, повенчанный еще при жизни первой его жены, признать недействительным, оставить Ромашова навсегда в безбрачном состоянии и подвергнуть церковной эпитимии на семь лет».

Все эти «подвиги» Ромашова находились в полном противоречии с теми отзывами, которые он получал от высших чиновников, добиваясь повышения по службе. Например, почетный смотритель Гдовского уездного училища дал ему такую характеристику: «Ромашов может быть полезным как своей деятельностью, так и энциклопедическими сведениями, примерной нравственностью и совершенной честностью».

Ромашов, скрывавшийся под именем Потапова, был арестован в Нарве, доставлен в Петербург и заключен в Алексеевский равелин С.-Петербургской крепости. При аресте у него были найдены: «шесть тетрадок проекта конституции, собрание стихов свободного содержания, одно из них за подписью Рылеева, пять билетов Харьковского приказа общественного призрения, из коих некоторые имеют на себе фальшивые надписи и печати; коробка с типографскими буквами и четырьмя поддельными печатями». 10 ноября 1846 года его перевели в Шлиссельбургскую крепость.

Ромашов оказался единственным, кому удалось совершить побег из Шлиссельбургской крепости. Он бежал из камеры верхнего этажа солдатской казармы в ночь с 4 на 5 апреля 1849 года при помощи часового – рядового солдата Дудкина, бежавшего вместе с ним. Ромашов был пойман на окраине Шлиссельбурга через два часа и возвращен в крепость, но уже не в казарму, а в Секретный дом в цитадели. Более тяжелые условия заключения не сломили его энергии. Он составил целый ряд проектов по разным отраслям хозяйства, в том числе по военному ведомству. Его проекты скорострельной пушки и особых щитов для ограждения солдат вызвали одобрение военного министерства: «Военно-Ученый Комитет нашел, что исполнение некоторых частей проектируемой пушки довольно остроумно и обнаруживает в изобретателе познание в технике».

В связи с этим военное министерство ходатайствовало перед III Отделением об облегчении участи Ромашова, принимая во внимание его «благородное стремление быть полезным Отечеству, его труды и усердие при составлении означенного проекта». Но в ответе, подписанном начальником III Отделения князем Долгоруковым 3 ноября 1856 года, говорилось, что «Государь Император по известным Его Величеству причинам изволил признать облегчение участи заключенного преступника невозможным».

Неволя очень тяготила Ромашова. Смотритель Секретного замка писал в рапортах, что узник «ведет себя тихо и кротко, но положение свое переносит нетерпеливо, грустит, тоскует и сам сознается, если б предстоял случай, готов бы был снова решиться на побег». В 1861 году комендант крепости докладывал в III отделение: «Не считая этого арестанта благонадежным, сомневаюсь, чтобы облегчение участи его было ему полезным; а потому нахожу лучшим оставить его по-прежнему в Секретном домике и при постоянном наблюдении следить за образом его мыслей».

В 1864 году Ромашов подал записку, в которой раскаивался в содеянном и просил перевести его в монастырь. Долгожданное освобождение пришло летом 1864 года. Ромашов был увезен в Бабаевский монастырь Костромской губернии. Но каким сильным должно было быть его разочарование и потрясение, когда через три месяца жандармы вновь водворили его в ненавистный Секретный замок Шлиссельбургской крепости! Такова была воля Александра II в ответ на жалобу игумена монастыря, который опасался, что Ромашов может оказать вредное влияние на монахов и с их помощью бежать. Коменданту крепости было приказано «объявить заключенному, что возвращение его в Шлиссельбургскую крепость признано было необходимым». Через два с половиной года, в мае 1867 года, узник был вновь переведен в монастырь, но уже в другой, Кирилло-Белозерский Вологодской губернии. Он писал отсюда в III отделение, что его жизнь протекает здесь как будто за тысячью замками, в голодной нужде, без возможности найти работу. Третье отделение ограничивалось присылкой в год пятидесяти рублей. Деньги эти пришлось высылать недолго: Ромашов умер 1 мая 1873 года и «был погребен на монастырском кладбище».

В истории Шлиссельбургской крепости уникальна судьба Филиппа Беликова – сотрудника монетной канцелярии, экономиста и алхимика. В отличие от многих авторов, заключенных в крепости и тюрьмы по царским указам за произведения, в которых критиковалось, обличалось правительство, Беликов был заключен в Шлиссельбургскую крепость не за то, что он писал, а для того, чтобы он там писал. Но прежде чем его туда заточили, он был наказан плетьми по именному указу императрицы Анны Иоанновны в 1738 году «за некоторую его вину» (неизвестно какую именно) и сослан в Тобольск для службы. Через восемь лет он объявил, что желает сделать тайной канцелярии заявление о важных для государства делах. С места ссылки он с женой и тремя детьми был доставлен в Петербург. Здесь он предложил написать две книги – «Натуральную экономию» для «Всероссийской пользы» и алхимическую, которая может дать дохода десять тысяч рублей. Исход этих предложений Беликова оказался совсем необычным даже для тогдашней русской действительности. 21 мая 1746 года Сенат определил позволить Беликову писать обе книги, взял с него подписку, чтоб «ничего противу богу и ее императорского величества и Российской империи отнюдь не писать, и о том, что будет писать, никому не объявлять». Будущему автору была обещана награда от имени императрицы Елизаветы Петровны, если он напишет книги, полезные для государства. Удивительнее всего, что Сенат местом для научной работы избрал Беликову Шлиссельбургскую крепость: «Для лучшего сочинения оных книг его, Беликова, с женою и детьми послать за конвоем, в Шлиссельбургскую крепость, в которой отвесть ему два покоя и из той крепости никуда его не выпускать». Ему было разрешено посещать церковь и ходить по крепости, но под конвоем. На содержание «колодника Беликова с женой и детьми из гарнизонной канцелярии отпускать по двадцать пять копеек и три свечи на каждую ночь». Уже через год, в 1747 году, подневольный автор прислал в Сенат свою первую книгу – «Натуральную экономию». Книга не принесла ему ни свободы, ни награды. Он продолжал оставаться узником. Вторая книга – алхимическая – подвигалась медленно. А между тем, Беликов претерпевал в крепости всякие невзгоды и лишения. Он страдал с семьей от холода и голодал, ему не хватало свечей, и он писал при свете лучины. Семья его увеличилась с рождением еще двоих детей, а ему по-прежнему выдавали по двадцать пять копеек на день. Он взывал к Сенату: «Смерть лучше такого житья». Но «такое житье» продолжалось 18 лет. Только 30 января 1764 года указом императрицы Екатерины II Беликов с семьей был освобожден из крепости. В докладе Сената говорилось, что его сочинения вызывают подозрения в помешательстве автора.