Ослепительно белый шар солнца наконец вывернулся из-за нависающего хребта, мгновенно отбросив самый неприятный и промозглый час куда-то в глубину ущелья, и, пока солнце еще не начало нещадно палить, организм жадно впитывал каждой клеточкой живительное утреннее тепло.
– Кулагин! – крикнул лейтенант, высунувшись из землянки. – Поднимись в пулеметную ячейку. Боюсь, сейчас могут опять полезть. Там двое местных срочников: приглядишь за ними, и мне спокойней за прикрытие будет.
Опять на контрактников вся надежда! Когда же аборигены научатся нормально воевать?! Хотя с той стороны те же самые местные воюют очень даже ничего, на уровне нашего спецназа.
Эти мысли одолевали меня, когда я поднимался по окопу на вершину высотки, прикрывающей заставу. Поднявшись, я был вынужден признать, что лейтенант прав: один кадр самозабвенно молился Аллаху и оставался глухим ко всему вокруг, а второй сладко посапывал, укрывшись шинелью.
Выбрав место на солнечной стороне окопа, я осмотрел противоположный берег реки и склон в бинокль. Вроде все пока было тихо, стайка каких-то птиц спокойно кормилась на кустах барбариса.
Пригревающее солнце настраивало на мирный лад. Мысли текли вяло и лениво. Из-под маскировочной сети над полевой кухней потянулся дымок. Значит, через час принесут завтрак.
Занесло меня в эту южную экзотику в основном напряженное материальное положение, сложившееся у большей части населения России в связи со спешным построением капиталистического общества. Конечно, не последнюю роль сыграли и воспоминания отца, который прожил в этих краях большую часть жизни. Все детство я грезил о заснеженных хребтах, кристально чистых горных речках с резвящейся золотой форелью и усеянных тюльпанами альпийских лугах. Специальность я себе выбрал соответствующую – геолога-поисковика, но в перестроечный период оказалось, что искать надо не там, где мы думали, и не то, чему меня учили. В цене оказались те, кто мог найти не полезные ископаемые, а лазейку в банковской структуре или, еще лучше, в чиновничьей пирамиде, на крайний случай – обеспечить вывоз уже найденных полезных ископаемых в обход всяких законов. Остальным была предоставлена равная возможность к выживанию на пособие по безработице. Вот и пришлось вспомнить годы, отданные служению Родине в не самых хилых войсках, и попробовать заработать на сносное существование тем умением отнимать жизнь у ближнего своего, которое в нас так упорно вбивали два года. Тем более что специалисты по поддержанию хотя бы относительного порядка в медленно разваливающейся некогда великой империи вдруг оказались срочно востребованы. Некоторые мои бывшие сослуживцы успели побывать во многих горячих точках, причем иногда в окопах и с той и с другой стороны, и неплохо на этом заработать. Так что я тоже решил податься в контрактники, но для начала на стороне государства. Сразу идти в какую-нибудь национальную армию-банду, воюющую за суверенитет в отдельно взятом кишлаке или ущелье, за персональное поле с коноплей или опийным маком, не позволяли остатки совести, хотя, по словам друзей, там можно было зашибить деньгу гораздо большую и быстрее.
Вот так я и попал туда, где еще генерал Скобелев учил местное население уважать интересы империи. Все было: и речки, и альпийские луга с пронзительно синим высоким небом, и медленно тающие июльские снежники на перевалах, обрамленные яркой фиолетово-желтой полосой первоцветов… Но когда живешь в ожидании снайперского выстрела, то красоты высокогорья воспринимаются несколько иначе и каждый неожиданно увиденный тюльпан Грейга на противоположном склоне ущелья ассоциируется исключительно со вспышкой выстрела. А ночами снятся такие спокойные (пока) леса средней полосы России.
К сожалению, до конца контракта оставалось еще полгода. Вот и приходилось сидеть черт знает в какой дыре с «духами», почему-то воюющими сейчас на твоей стороне, и иметь в противниках «духов», которые решили, что русские здесь абсолютно лишние. Да и те, что сидели с нами в окопах, не внушали особого доверия, и, найдись на той стороне их земляк, не исключено, что твой коричневый боевой собрат может развернуть АКМ и на тебя.
Внезапно тишина летнего утра была взорвана. Истовый мусульманин не успел окончить свое общение с Аллахом: голова его лопнула, как спелый помидор, и в стенку окопа с визгом ударила крупнокалиберная пуля. Бросаясь к пулемету, я успел увидеть, как с противоположного склона рванулись в нашу сторону, распуская дымные хвосты, ракеты. Окружающее пространство, будто по мановению волшебной палочки, наполнилось взрывами и трассерами автоматных очередей. Спящий соратник вскочил и, не разбирая дороги, рванул вниз с высоты. Краем глаза я успел заметить, что полевая кухня сиротливо лежит на боку. Значит, опять завтрак откладывается. Тут в ущелье появились первые нападающие, и мысли о завтраке отошли на второй план…
Описывать бой для тех, кто в нем не был, – абсолютно бесполезное занятие, а те, кто воевал, обычно избегают этих воспоминаний, если, конечно, находятся не в женской компании. Ну а с женщинами – тут идет обычный треп в стиле американского боевика ради охмурежа прекрасной половины человечества.
Спасло заставу то, что относительно недалеко находился военный аэродром. Уже через десять минут боя, когда стало ясно, что нас довольно грамотно придавили превосходящим огнем к земле, с тыла вывернулись на сверхмалой высоте два боевых вертолета и, разрядив подвески с ракетами, пошли утюжить ущелье и противоположный склон. Огонь по заставе резко ослаб, и стало возможным более внимательно и предметно заняться задержавшимися на склоне «воинами Аллаха».
Но в этот момент перед бруствером вспух, почему-то очень медленно, дымно-огненный шар и я почувствовал, что некая могучая сила поднимает меня, переворачивает и аккуратно размазывает по скале позади окопа. После этого полета в глазах засверкало, как при электросварке, и наступила полная темнота.