В канун рождества, в разгар летнего зноя, работы на дороге свернулись, и Федор с Наседкиным отправились в Брисбен. Сюда на праздники русские съезжались со всех концов штата.

Сняв комнату на Вуллонгаба, в северной части города, где обосновалась русская колония, они отправились в роскошный магазин Логана и там оделись во все новое. Деньги Федор тратил осмотрительно, костюм выбрал поскромнее, чем удивил Володю.

— Не ферму ли хотите купить?

Сергеев загадочно усмехнулся.

— Что ферма? Другое задумал. Но... Поживем — увидим!

В Брисбене давно уже хирел Союз русских эмигрантов — «Унион». Многие склонялись к тому, чтобы вовсе закрыть его: взносы плати, помещение содержи, а ни кружков, ни интересных лекций...

Собрание в клубе на Стенлей-стрит назначили на рождество. Настроение было похоронное — многие сожалели, что приходится ликвидировать организацию, объединяющую русских.

Мнения выступавших разделились, как сохранить «Унион».

На трибуну вышел Сергеев. Загорелый, широкоплечий:

— Земляки! Не закрывать надо союз, а укрепить его. Нас в штате Квинсленд порядочно, но мы разобщены, слабо знаем английский язык. А впереди упорная борьба с предпринимателями. Так сделаем же союз нашей опорой, а работу его интересной. Создадим свою газету. Да, газету на русском языке!

В зале шум, возгласы недоумения, иронический смех:

— Спятил, парень! И эти-то взносы платим зря, без толку...

— Уж не надеется ли оратор на помощь правительства? Властям и без нашего союза русские поперек горла!

— Газета?! Не в России же ее печатать.

Сергеев спокойно всматривался в лица. До чего пестрый народ! Политические эмигранты и каторжане, искатели приключений и длинного рубля, дезертиры и мелкие лавочники... Даже у врагов самодержавия разные взгляды: эсеры, анархисты, социал-демократы двух течений. Но все — русские, всех объединяет неистребимая любовь к тому, что они вольно или невольно оставили в России.

— Земляки! — Голос его звучал проникновенно, зал утихомирился. — Рано или поздно, но мы вернемся домой. Еще понадобимся родине. Там зреет новая революция, и знамя ее было бы подло затаптывать в грязь... А раз так, будем готовить себя к служению в нашем отечестве и станем примером для передовых рабочих Австралии. Вот каким я вижу наш союз...

И Федор изложил собранию свой план реорганизации русского сообщества эмигрантов. План увлекательный и ясный.

— Но как же газета? — спросили у него. — Нужны не шиллинги и пенсы, а десятки фунтов стерлингов! А шрифт, типография?

— Денег нужно не так уж много. Соберем. Не станем скупиться. На чужбине родное слово особенно дорого. Лично я вношу в фонд газеты пятнадцать фунтов стерлингов.

Ропот изумления пробежал по залу.

— Да ты, парень, не миллионер ли? — спросил кто-то.

Федор задорно сверкнул глазами.

— Угадали! Я и впрямь миллионер. Но только я богат сознанием, что принадлежу к многомиллионной армии тружеников всего мира!

Все засмеялись, захлопали, а Федор продолжал:

— Это мой двухмесячный заработок. И вы внесите на газету кто сколько может. Владелец писчебумажного магазина Миргородский обещал мне выписать из России шрифт и открыть типографию. Он здесь в зале и подтвердит свое согласие. Редакция? Пока что я сам буду редактором, репортером и корректором. Безвозмездно. Дело не новое! Кто еще сомневается?

Собрание не успело опомниться, как дружно избрало Сергеева главой Союза русских эмигрантов и приняло его план. Утвердили и предложение о создании в Австралии первой русской рабочей газеты.

Встречаясь с земляками из угольных шахт Ньюкасла и сахарных плантаций Бандаберга, с рабочими медных рудников Нового Южного Уэлса и золотых приисков Чарлевиля, с дровосеками Таунсвилл и рыбаками Рокгемптона, Федор привлекал их к общему делу: надо создавать отделения союза, собирать деньги на газету. Он поставил в русском клубе «Женитьбу» Гоголя и сам сыграл Подколесина, да так, что все смеялись до слез. В новогоднюю ночь состоялся концерт. С особым воодушевлением хор исполнил «Красное знамя»:

Весь зал дружно подхватил песню.

Назавтра буржуазные газеты завопили о «русских нигилистах». Они грозят расшатать государственные устои Австралии, преданной английской короне!

На стройку за Уориком Федор не вернулся. Брисбен требовал его присутствия. Раньше он не думал задерживаться в Австралии, а теперь с головой окунулся в свою стихию. Кончилось его невмешательство в рабочее движение Австралии.

В эти дни Сергеев писал в Россию Е. Ф. Мечниковой:

...Я никогда, я так думаю, не стану изменником движению, которого стал частью. Никогда не стану терпелив к тем, кто мешает успехам этого движения. Я был, есть и буду членом своей партии, в каком бы уголке земного шара я ни находился. Не потому, чтобы я дал аннибалову клятву, а потому лишь, что не могу быть не собой...

Слова, в которых сказался весь Сергеев — прямой, правдивый, неподкупный. Он везде солдат партии и революции. Днем работал грузчиком в порту, а свободное время отдавал общественным делам. В союзе и редакции не было платных должностей. Домой являлся поздно, когда Наседкин уже спал. Володя мыл посуду в кооперативной столовой.

Наконец денег на газету набралось. Прибыл шрифт, написаны статьи, художнику заказаны заголовок — «Эхо Австралии». Вот что сплотит всех, не даст позабыть о родине!

Неожиданные события отодвинули выход газеты.

В феврале в Брисбене вспыхнула забастовка трамвайщиков. Вскоре она переросла во всеобщую. Некоторые земляки Федора говорили:

— Моя хата с краю! Мы не скэбы, но нас она не касается.

Сергеев и его друзья знали: австралийские трудящиеся боялись русских — как бы они не сорвали забастовки! И Федор настоял:

— Плечом к плечу с трамвайщиками! Мы — докеры, железнодорожники, весь Союз русских эмигрантов — должны присоединиться к стачке.

Сергеев писал воззвания, выводил на улицу демонстрантов. Все вокруг него бурлило. Налетела полиция, забастовщиков били дубинками, надевали на них наручники и увозили в тюрьму. Средства союза исчерпались, но русские держались стойко.

Австралийцев поразила дисциплина эмигрантов из далекой северной страны. И слово «русский» стало пропуском на любое собрание, а Большой Том стал признанным вожаком брисбенских пролетариев.

Буржуазные газеты обрушили на русских море лжи и клеветы.

— Разве это рабочие? Это замаскированные бомбисты. Они принесли дух мятежа в счастливую Австралию!

Кампания травли с треском провалилась, но Союз русских эмигрантов сильно пострадал от забастовки — касса его опустела. Ушли и средства, собранные на издание газеты. Федор не жалел. Зато престиж его земляков в глазах австралийских рабочих поднялся неизмеримо.

О событиях Федор не преминул сообщить в Москву:

Дорогая Екатерина Феликсовна! Времена Sturm und Drang которые мы переживали, сменились тихим и мирным, но не менее упорным и настойчивым залечиванием ран, нанесенных забастовкой...

Вам, разумеется, интересно знать, каково положение вашего покорного слуги, в частности?.. Истратился, разъезжая с целью организовать русских и подписку на газету. За время забастовки я влез в неоплатные, как казалось, долги. Теперь же я вполне чист. Много хлопот с русским союзом, с кружком англичан, который сформировался под конец стачки для изучения экономического и исторического материализма (К. Маркса). Из-за них нам отказали в квартире для клуба... Само собой, поднялся вопрос о 1 Мая.

Мысли о выпуске газеты Федор не оставил. Он колесил по всему Квинсленду — где пешком, а где и «зайцем». Резал на плантациях сахарный тростник, промывал золото, рубил эвкалиптовый лес, не гнушался никакой работы. Деньги, деньги на газету!

В мае 1912 года Брисбен снова всколыхнулся. Прибыли рабочие, уцелевшие после царской расправы на Ленских приисках. Их встречало в порту все землячество и коренные австралийцы. На митинге выступили приезжие и их брисбенские соотечественники. Проклиная самодержавие, один эсер предложил:

— Возвратимся на родину и будем убивать палачей, как крыс!

— Друзья, террор ничего не изменит! — возразил Федор. — И разве капиталисты, враги пролетариев, существуют лишь в России? С этими хищниками надо бороться всюду, в том числе и в Брисбене. Помните, как они хотели расправиться с нами в дни забастовки? Нам нужна своя газета и крепкая дружба с австралийскими рабочими.

В конце июня вышел первый номер «единственно русской газеты в Австралии, издающейся еженедельно по четвергам» — так сообщалось вверху, рядом с заголовком.

«Эхо Австралии», всего за четыре пенни!

Федор держал газету, и руки его тряслись от волнения. Наконец-то! Много вложено в эти печатные полосы его бессонных ночей, энергии и трудовых денег! Теперь голос правды дойдет, до самых далеких окраин Квинсленда, а может, и всей Австралии. Ради этого стоило ограничивать себя во всем...

Он снова с любовью перелистал первый номер. Особенно хорош рисованный заголовок. Рамка, а в ней австралийский пейзаж. Слева гористый берег с пальмой, кактусами и с катамараном на песке. Справа корабль в бушующем море и зажженный маяк. Посредине часть глобуса с южным полушарием, всплывшим из пучин океана. В контурах пятого континента крупно — «Эхо Австралии».

Все, как в настоящей газете! Политические статьи, заметки, письма читателей, местная хроника. Есть вести с родины, помещена реклама и даже стихи брисбенских поэтов.

Однако пора и за дело! И, придвинув к себе книгу с адресами подписчиков, Федор стал готовить бандероли с газетами.

До самого утра горел свет в редакции, где, склонившись над столом, работал ее единственный сотрудник.