Елена видела, как губы Рафаэля изогнулись в подобии улыбки, когда он услышал её грубые слова. Архангел никак их не прокомментировал, вместо этого направился к шкафу в углу комнаты. Мышцы на его спине плавно перекатывались под кожей, заставляя все женские гормоны внутри Елены бушевать, моля о внимании. Заменив оставшиеся воспоминания о прошлом на чувственное удовольствие от наблюдения за своим архангелом, Елена встала позади него, пока он вытягивал маленькую чёрную коробочку — как раз подходящего размера для ювелирных изделий. Елена отпрянула и, отступив на шаг, быстро проговорила:

— Выбрось эту вещь в самую глубокую яму, какую только сможешь найти.

Рафаэль впился в неё взглядом и спросил:

— Что ты чувствуешь?

— У меня от него мурашки, — проговорила она, потирая плечи руками и ощущая, как внутри все превращается в лёд. — Даже прикасаться к нему не хочу.

— Интересно, — ответил он, взяв коробку в руки. — Я ничего не ощущаю, и все же, даже без крови оно взывает к тебе.

— Не трогай его, — приказала она сквозь зубы. — Я же сказала — выбрось.

— Мы не можем, Елена. И ты это знаешь.

Она не хотела понимать.

— Игры сильнейших? Ну и что с того? Мы скажем ей спасибо и в благодарность вышлем какую-нибудь безделушку. Наверняка, у тебя где-то завалялось несколько штук.

— Так не пойдёт. — Его глаза изменили свой цвет и обрели оттенок предрассветного неба, затянутого облаками, в самую тёмную и жуткую пору перед тем, как солнце восходит над горизонтом. — Этот подарок очень необычный. Это тест.

— Ну и что? — опять заупрямилась она. — Архангелы играют в сильных мира сего. Кто, блядь, сказал, что и я должна?

Рафрэль поставил коробочку на край стола, мягко коснувшись Елены своими крыльями.

— Нравится тебе или нет, став моей возлюбленной, ты также получила приглашение поиграть.

Елена почувствовала себя так, словно к её коже прикоснулись тысячи паучьих лапок.

— Мы сможем его выбросить после того, как откроем коробку?

— Да.

— Это не будет считаться дурным тоном?

— Это послужит своего рода сообщением, — Рафаэль протянул ей руку. — Подойди, Охотница, мне нужна капля твоей крови.

— Видишь? Жуть. — Содрогнувшись, она достала один из своих ножей и проколола левый мизинец. — Тот кто посылает подарки, которые нужно открывать с помощью крови, никогда не получит в ответ набор принадлежностей для купания.

Взяв Елену за руку, он разместил её ладонь над коробкой и немного надавил на палец — с достаточной силой, чтобы выступила единственная, блестящая капелька крови. Охотница смотрела, как капля зависла на мгновение, словно не желая прикасаться к бархатной обивке, а затем медленно и тихо упала. Казалось, коробка поглотила её — слово прожорливая тьма, жаждущая насытится вкусом жизни. Елена сильнее обхватила нож рукой.

— Я, правда, не хочу идти на этот приём.

Рафрэль поцеловал кончик её пальца и отпустил ладонь.

— Хочешь, чтобы я открыл?

— Да. — Елена, по возможности, хотела избежать прикосновений к этой штуке.

Он приподнял крышку. Поначалу, Елена не видела, что внутри, поскольку мешала рука Рафаэля, но потом архангел отодвинулся… Елену замутило. Отбросив нож, она развернулась и направилась к двери, которая, как она надеялась, вела в ванную. Облегчение сменилось рвотными позывами, которые начали сотрясать её тело, пока она, шатаясь, шла по кафельному полу. Опустив голову над унитазом, Елена в грубой и жесткой форме избавилась от обеда, ощущая себя так, словно её желудок выворачивали наизнанку. Где-то посредине процесса она поняла, что стоит на коленях. А Рафаэль — позади неё придерживает волосы, окружив своими крыльями, и позволяя видеть лишь золотисто-белые перья. Задрожав, когда поутихли спазмы, Елена нажала на кнопку слива и села.

Рафаэль поднялся и принёс ей мокрое полотенце. Елена протерла лицо, отлично ощущая, как он, присев перед ней на корточки, полыхал от ярости.

— Что, — спросил архангел тоном, которым однажды разговаривал с Микаэллой, — означает это ожерелье?

— Должно быть, это копия, — выдавила она. — Настоящее мы похоронили. Я видела.

Елена вспомнила закрывающуюся крышку гроба. Это был последний раз, когда она видела лицо Бель.

Рафаэль обхватил ладонями её лицо, расправив перед ней свои прекрасные крылья.

— Не позволяй ей выиграть. Не позволяй использовать воспоминания против тебя.

— Боже, вот же сука, — гнев накрыл Елену ослепляющей волной. — Она сделала это специально, да? — Это был не совсем вопрос, поскольку ответ на него она и так знала. — Я не представляю для неё никакой угрозы, она так развлекается. Хочет меня сломать.

Вот такая простая причина для нескольких мгновений веселья.

— Очевидно, она совсем тебя не знает, — произнёс Рафаэль, поднимая её на ноги.

Елена подошла к раковине, положила полотенце на край и прополоскала рот почти обжигающей водой.

— Бель, — произнесла Елена после того, как, наконец, почувствовала себя чистой, — разорвала бы Ли Дзюань глотку за попытку использовать её против меня. — Воспоминания о милом, но необузданном характере сёстры заставили Елену расправиться плечи. — Пошли.

В этот раз Елена попыталась очень внимательно рассмотреть ожерелье, которое прислала Ли Дзюань, хотя все так же отказываясь прикасаться к украшению.

— Это копия. — Облегчение накрыло её с головой, ноги задрожали, и Елена облокотилась рукой о стол. Архангел Китая не оскверняла место упокоения Бель.

— Однажды мы решили сделать на обратной стороне гравировку с именем «Бель» нагретой металлической проволокой. Но успели выжечь только корявое «Б», как мама нас поймала. — Воспоминания заставили Елену улыбнуться, стирая омерзительные ощущения. — Она так разозлилась, подвеска была из золота в 9 карат.

Положив ожерелье обратно, Рафаэль закрыл коробку.

— Я позабочусь, чтобы от него избавились.

— Хорошо… только сначала, сделай для меня копию, — Елена дерзко улыбнулась. — Раз сучка хочет поиграть, то и я не против.

— Её шпионы доложат об этом, — проговорил Рафаэль. — Хороший ход, но я не могу этого позволить.

Елена резко подняла голову.

— Что?

— Ли Дзюань задумала это, чтобы причинить тебе боль. Если ты наденешь подвеску, то она станет напоминанием о прошлом.

— Да, — проговорила она. — Она будет напоминать о том, как Бель побила соседского задиру, на три года старше и на пятьдесят фунтов тяжелее. (50 фунтов = 22,6 кг) Будет напоминать о её силе и духе.

Рафаэль долго не сводил с неё глаз, а потом сказал:

— Но эти воспоминания окружены тьмой.

Елена не могла не согласиться.

— Возможно, на этот раз я приму тьму вместо того, чтобы прятаться.

— Нет, — Рафаэль упрямо вздёрнул подбородок. — Я не позволю Ли Дзюань вовлечь тебя в кошмар наяву.

— Тогда ты позволишь ей победить.

Рафаэль коснулся её губ в жестком требовательном поцелуе.

— Нет, мы позволим ей думать, что она победила.

***

Рафаэль избавился от подарка ли Дзюань и возвращался в Убежище под покровом ночи. Всё, что он сказал Елене, было истинной правдой — но под ней скрывалось кое-что более глубокое. Он сделал это, чтобы её защитить. И Елена это поняла, но позволила ему убедить себя. Такое поведение рассказало ему о её шрамах больше, чем что-либо другое. Давным-давно, когда Урама ещё не постигло безумие, а Рафаэль ещё помнил дни своей юности, у них возник разговор.

— Жизни людей, — сказал другой архангел, — невероятно хрупки.

Рафаэль, которому тогда едва исполнилось триста лет, кивнул в ответ.

— У меня есть друзья среди людей. Они рассуждают о любви и ненависти, но я задумывался: а что они на самом деле знают об этих эмоциях.

До сегодняшнего дня он помнил, каким взглядом наградил его Урам: так смотрят старшие на заносчивую молодёжь.

— В этом вопросе важны совсем не знания, Рафаэль. Мы прожигаем наши жизни, поскольку они бесконечны. Люди же должны проживать тысячу жизней за свой короткий век. Любая боль тогда кажется более сильной, а самая мелкая радость ослепляет счастьем.

Такие слова удивили Рафэля — ведь Урам уже тогда был распутным, неразборчивым в удовольствиях и открыто проявлял жестокость.

— Ты говоришь так, словно им завидуешь.

— Иногда. — Он посмотрел своими пронзительными зелеными глазами на поселение людей, ютившееся у древнего замка, который они в те времена называли домом. — Временами я задумываюсь, каким бы я стал, если бы у меня было лишь пять или шесть жалких десятилетий, чтобы оставить свой след в мире.

В результате, Урам оставил огромный след в мире, но совсем не тот, о котором мечтал в юности. И теперь его будут вспоминать как архангела, потерявшего свою жизнь в борьбе за территорию, за власть. Только некоторые — даже среди ангелов — знали правду. Что Урам превратился в порожденного кровью от переизбытка токсина, который превратил его кровь в яд. Отец Рафаэля никогда не поддавался подобной жажде крови. Но желание Надиэля обрести больше власти было во многом значительно хуже.

Увидев Елену на балконе их дома, всё ещё одетую в его рубашку, с расправленными, словно в жажде полёта, великолепными крыльями, Рафаэль быстро и резко спикировал вниз.

— Рафаэль! — вскрикнула Елена, в одинаковой мере испытывая стах и восхищение.

Он почувствовал, как внутри ожило чувство, забытое давным-давно — воспоминание о дерзком мальчишке, удивившем Урама. Рафаэль так же резко взмыл вверх, а затем начал стремительное падение по спирали, которое могло запросто отправить на острые камни внизу неопытного ангела. Где-то посредине своего представление он почувствовал… как разум Елены соединился с его в ментальном вскрике, когда она познала опасный восторг от падения. Решительными взмахами крыльев он поднялся вверх. Елена оставалась с ним до тех пор, пока он не опустился вместе с бурным порывом воздуха и не приземлился на балкон. Она уставилась на него, сложив свои крылья за спиной.

— Что там, — кивнув головой, спросила она, — произошло?

— Ты соединилась со мной, — что не должно было у нее получиться: ведь он — архангел с непроницаемыми щитами. Но, вспомнил Рафаэль, однажды она уже так сделала — ещё будучи смертной. В тот день он потерял себя в ней, так глубоко погрузился в необузданный аромат ее страсти, что перестал соображать. Позже его настигли последствия ее ярости, поскольку Елена сочла это за попытку принуждения. Его охотница не поняла, что сделала.

— Есть люди — наверное, единицы среди миллиардов — которые превращают нас в нечто иное, чем мы являемся. Тогда стены рушатся, разгорается пламя и два разума сливаются воедино.

Ли Дзюань убила человека, задевшего её так глубоко. Рафаэль же вместо этого выбрал любовь.

— Я могла ощущать тоже, что и ты. — Радостное возбуждение всё ещё отражалось в её глазах. — Для тебя всё так же, когда ты внутри моей головы?

— Да.

— Тебе это не нравится? Что я смогла проникнуть сквозь твои щиты? — спросила она с задумчивым выражением лица после короткой паузы.

— У меня были тысячи лет, чтобы привыкнуть к одиночеству внутри своей головы, — Рафаэль провел внешней стороной ладони по лицу Елены. — Так что другое присутствие немного…приводит в замешательство.

— Теперь ты знаешь, как я себя чувствую, — проговорила он приподняв брови. — Не очень-то приятно осознавать, что внутри не остается ничего личного.

— Я никогда не влезал в твои сокровенные мысли.

— А мне откуда знать, — спросила она, — когда ты столь непринужденно говоришь о способности проникать куда угодно. Как я могу быть уверенной, что если пожелаю поделиться с тобой чем-то, это будет именно мой выбор?

Впервые он ощутил слабый проблеск понимания.

— Этот путь познания друг друга будет намного более медленным.

— Скорость — это ещё не всё, — ответила Елена, теснее сжимая перила.

Рафаэль подумал о ее доверии, когда она рассказывала о своей матери, о ее сострадании, когда она приняла на себя груз его воспоминаний.

— Я буду стараться, Елена.

— Ну, думаю, это лучшее, что я смогу получить от архангела, — слова Елены смягчались удивлённым блеском ее глаз. — Меня не напрягают ментальные разговоры. Поскольку они двухсторонние. А вот слияние — это тот процесс, который я ещё не скоро смогу контролировать.

— Ты уловила мои мысли, пока мы были соединены?

— Вообще-то нет. Я слишком увлеклась полётом…Боже, ну ты мастерски летаешь, Рафаэль, — Елена присвистнула. — Я знаю, что непросто сделать то, что ты вытворял.

Внутри зашевелилась гордость, зародившаяся ещё в сердце юноши, каким он был до Калианны. До Изис. До Дмитрия.

— Хотя я уловила одно имя, — робко произнесла она. — Ты думал о своем отце?

— Да, — ответил Рафаэль, наблюдая, как ветер разметал несколько прядей непокорных светлых волос по лицу Елены, рассматривая ее силуэт на фоне ночного неба, словно усеянного брильянтами, и сделал свой собственный выбор. — Я думал, что во многих смыслах безумие моего отца было гораздо хуже, чем кровавая жажда Урама.

Елена не перебивала, просто подошла и взяла его за руку. Рафаэль переплёл их пальцы, размышляя о фундаментальных изменениях, которые произошли в его жизни с того дня, как он впервые встретил Елену Деверо, Охотницу Гильдии. Она невероятно быстро обосновалась в его сердце, став самой важной частью существования.

— В случае с Урамом, — Совет, хотя и сомневался поначалу, в конце-концов решил, что он должен умереть. — Тогда Рафаэля больше всех тревожила Ли Дзюань…и так оставалось до сих пор. — Ли Дзюань гадала, стоила ли того сила, которою получил Урам, обернувшись порождённым кровью.

Елена задрожала:

— Нужно было показать ей ту комнату, где Урам хранил остатки своих жертв, — даже сейчас желудок Елены взбунтовался от простых воспоминаний. — Там была просто бойня. Одна вонь заставила бы большинство людей убежать, вопя от ужаса.

— Ты забываешь, Елена, — сказал Рафаэль, и его глаза стали почти чёрными. — Ли Дзюань играется с мёртвыми.

«Держи подвеску ровно, Элли».

«Я пытаюсь».

«Ш-ш-ш, мама услышит».

Вдохнув свежий аромат Рафаэля, Елена прогнала мучительный шепот воспоминаний и сосредоточилась на настоящем.

— Почему твой отец был хуже?

Волосы Рафаэля, чернее, чем ночная тьма, которая их окружала, разметал ночной бриз.

— Он не убивал без разбора. Долгое время все думали, что его обуревает жажда власти и новых владений.

— К нему присоединились другие, — догадалась она.

Рафаэль медленно кивнул.

— Он был императором, но хотел стать богом. Когда начались убийства — они носили скрытый характер, даже политический.

Елена потянулась к Рафаэлю и отбросила волосы с его лица, желая прикоснуться к архангелу, который внезапно стал очень отстранённым.

— Что заставило людей поменять своё мнение?

Рафаэль поддался её прикосновениям, хотя выражение его лица осталось грустным и пустым.

— Когда он начал сжигать целые деревни не на своей территории.

Елена вспомнила то, что читала под руководством Джессами.

— Провозглашение войны?

— Мой отец видел это немного в другом свете. Он надеялся, что другие из Совета преклонятся перед ним… тогда он уже возомнил себя богом.

— Сколько тебе было лет, когда он умер?

— Сущая мелочь — несколько десятилетий.

Елена подумала, что он был всего лишь ребенком.

— Это значит… — она затихла, не в силах продолжать.

— Что он уже находился на пути безумия задолго до моего рождения.

Елена обняла себя руками и прижалась к груди Рафаэля, там, где билось его сердце.

— Вот откуда все волнения по поводу твоего рождения.

Его объятия, по сравнению с её, напоминали стальные обручи.

— Иногда я задаюсь вопросом: каково его наследие? И что передала мне моя мать.