Глава первая
И не смей ступать на землю Зюльхейля, если ты не готова остаться здесь навсегда. Не успеешь ты выйти из аэропорта, как станешь моей!
У Джасмин дрожали руки, когда она пробиралась между небольших групп, толпившихся в зале ожидания, приближаясь к стеклянным дверям, за которыми ее ждала земля Тарика.
— Мадам...
Рядом с ее ладонью на ручку тележки с багажом легла темная рука. Она подняла голову и увидела улыбающееся мужское лицо. Служитель аэропорта. Или...
— Да?
Ее сердце забилось сильнее, подгоняемое одновременно надеждой и страхом.
— Вы не туда идете. Такси и частные автомобили паркуются на той стороне.
Мужчина жестом указал в направлении длинного коридора, в конце которого она также увидела стеклянную дверь. А за нею сверкали пески пустыни.
— А-а...
Она совершенно растерялась. Конечно, Тарик не стал бы столь буквально исполнять свою угрозу. Просто он был зол, вот и постарался напугать ее, чтобы она не приезжала в его страну. Но, в конце концов, Тарик — хладнокровный, уравновешенный человек, которого она много раз видела по телевизору, когда он проводил мирные переговоры между представителями воющих арабских государств. А сейчас ее Тарик — Тарик аль-Хуссейн Донован Заманат, шейх Зюльхейля, глава своего народа.
— Благодарю вас, — с трудом выговорила она.
При каждом движении светло-голубая ткань ее длинного, до щиколоток, платья шуршала и прилипала к ногам.
— Рад быть вам полезным. Я провожу вас к машинам.
— Вы очень любезны. А как же другие пассажиры?
В уголках его глаз появились морщинки.
— Мадам, вы — единственная иностранка, прилетевшая этим рейсом.
Джасмин растерянно заморгала, стараясь припомнить обстоятельства полета. Но вспомнились ей только задорные песенки, машущие руки, темноглазые женщины и предупредительные арабы.
— Я и не знала, — проговорила она.
— Зюльхейль закрыт для гостей.
— Но я именно гость.
Она осеклась. Не слишком ли самонадеянно с ее стороны полагать, что Тарик в самом деле надумает ее похитить? Разумеется, ни одна здравомыслящая женщина не захочет оказаться на Востоке, в плену у какого-то местного шейха, но ее, Джасмин, давно покинули и логика, и здравый смысл.
Ее спутник замедлил шаг, и она поклялась бы, что на его золотистой коже проступила краска.
— Вы знаете... На прошлой неделе Зюльхейль опять стал принимать иностранцев.
Кивнув, Джасмин вновь толкнула перед собой тележку.
— А закрытие границ было связано с трауром? — прошептала она, постаравшись придать голосу надлежащую почтительность.
— Да. Гибель шейха и его возлюбленной супруги стала трагическим ударом для нашего народа. — Глаза сопровождающего потемнели от скорби. — Но их единственный сын станет для нас хорошим шейхом. Шейх Тарик выведет нас из кризиса.
При упоминании имени Тарика сердце Джасмин на мгновение остановилось. Тем не менее она нашла в себе силы задать следующий вопрос:
— Ваш новый шейх правит один?
Если бы этот человек ответил ей, что Тарик нашел себе жену после гибели родителей, то есть за то время, пока Зюльхейль находился вне сферы внимания прессы, она бы немедленно заказала обратный билет на следующий рейс. Она не могла дышать; все ее чувства обострились тысячекратно.
Проводник окинул ее внимательным взглядом, отрывисто кивнул, но заговорил только тогда, когда они оказались на улице. Зной буквально ударил Джасмин в лицо, но она выстояла. Самообладание необходимо ей, коль скоро представился последний шанс.
У поворота дороги стоял черный лимузин. Джасмин хотела обойти его, но спутник ее задержал.
— Ваше такси.
— Это, безусловно, не такси.
Пришла пора понять, что надежда может воплощаться в разных формах. Надежда Джасмин обрела форму длинного сверкающего автомобиля.
— Зюльхейль богат, мадам. И вот это наши такси.
Может быть, он ожидает, что она поверит ему? Она только кивнула, закусив губу, чтобы подавить истерический смех, а он тем временем принялся погружать в машину ее багаж. Во рту у нее пересохло от нетерпения, когда ее провожатый открывал перед ней заднюю дверцу.
— Мадам...
— Да?
— Вы спросили, правит ли наш шейх один. Отвечаю вам: да. Некоторые считают, что причиной тому его разбитое сердце.
Этот человек даже не говорил, а чуть слышно шептал.
У Джасмин перехватило дыхание. Но у нее уже не оставалось времени для того, чтобы продолжить разговор. Пытаясь справиться с головокружением, она забралась в роскошный салон, сразу ощутив прохладу кондиционированного воздуха.
Дверца захлопнулась.
— Ты добился своего, — выдохнула она, обращаясь к человеку, который сидел рядом с ней, скрестив длинные ноги.
Тарик подался вперед, обхватив руками колено. Лицо его оставалось в тени, и тем не менее Джасмин разглядела на нем выражение радости. Но мягкость, которую она когда-то видела в своем Тарике, исчезла напрочь.
— Ты сомневалась во мне, моя Джасмин?
Она замерла, испытывая запоздалый шок при звуках его голоса. Глубокий, завораживающий голос. Прекрасный... и опасный. Знакомый, но... другой.
— Нет.
Тарик нахмурился.
— Но все-таки ты здесь.
Джасмин опять закусила губу и перевела дыхание. Его глаза, обманчиво темные в полумраке закрытого автомобиля, похожи на глаза хищника, изготовившегося к прыжку. Непрозрачные стекла отделяли пассажиров лимузина от водителя, сводя на нет возможности Джасмин к маневру.
— Да. Я здесь.
Машина тут же двинулась, лишив Джасмин равновесия. Она качнулась вперед и едва удержалась на сиденье. Но руки Тарика обхватили ее, и она оказалась у него на коленях.
Джасмин вцепилась в его плечи, и ее пальцы смяли тонкую ткань его белого хитона. Но она не стала сопротивляться, когда он стиснул пальцами ее подбородок и повернул голову так, чтобы она встретилась с ним взглядом. Он зол. В его живых зеленых глазах бушует буря.
— Почему ты здесь?
Он крепче сжал ее, когда машину тряхнуло на ухабе. Этот мускулистый мужчина был настолько мощен, что Джасмин тут же почувствовала себя в его полной власти.
— Потому что я была тебе нужна.
Он отозвался резким, скрипучим смехом.
— А может быть, ты приехала ради романа с экзотическим мужчиной, пока твои родители еще не выбрали тебе правильного мужа?
Тихо выругавшись, он бесцеремонно опустил ее на сиденье. Джасмин перебросила свою огненно-рыжую косу через плечо и вскинула голову.
— Я романов не завожу.
Он ей не верит, в этом не может быть сомнений.
— Допустим, — холодно отозвался он. — Для увлечения тебе понадобилось бы сердце.
Ее и без того непрочная уверенность в себе пошатнулась при этом ударе. Всю жизнь она стремилась быть той исключительной, которая заслуживает любви и внимания. А теперь получается, что даже Тарик, единственный, чье отношение к ней подавало ей надежду, не понимает ее.
Такого, как Тарик, тебе не удержать. Он забудет тебя, стоит ему встретить какую-нибудь сногсшибательную принцессу.
В ее память непрошено ворвались слова Сары, произнесенные четыре года назад. Старшая сестра, намного лучше ее разбиравшаяся в мужчинах, нанесла последний удар по ее вере в себя. А если Сара была права?
Принимая судьбоносное решение разыскать Тарика, Джасмин отнюдь не была уверена в том, что сумеет достучаться до него, особенно теперь, в его нынешней роли. Обуреваемая сомнениями, она отвернулась и стала смотреть в тонированное окно. Но смотреть было не на что: бескрайняя пустыня, и ничего более.
Сильные пальцы сжали ее подбородок, снова переключая ее внимание на хищника, который расположился рядом.
— Я удержу тебя, моя Джасмин.
Это утверждение, а не вопрос.
— А если я не захочу оказаться...
Она запнулась, подбирая нужное слово.
— В моей власти? — услышала Джасмин шелковый шепот.
У нее перехватило дыхание. Ее пугало исступление, явственно различимое в его глазах. Но она зашла слишком далеко, чтобы теперь пасть жертвой собственных страхов.
— Как рабыня?
Голос ее дрожал, губы пересохли. Но она не осмеливалась облизнуть их, поскольку не знала, как отреагирует Тарик.
Он прищурился.
— Ты считаешь меня варваром?
— По-моему, ты делаешь все, чтобы произвести на меня такое впечатление, — вырвалось у нее, прежде чем она вспомнила, что нельзя дразнить дикого зверя.
Она тронула его запястье, пытаясь высвободить подбородок. Бесплодное усилие. Пальцы ощутили медленный, зовущий пульс, обещавший как неведомые наслаждения, так и самую черную ярость.
Тарик провел большим пальцем по ее нижней губе и насупился.
— У тебя сухие губы. Смочи их.
Джасмин бросила на него недовольный взгляд.
— А если я не стану?
Он вскинул брови, как бы принимая вызов.
— Тогда это сделаю я.
На ее щеках выступил предательский румянец. Тяжело дыша, она провела языком по губам.
— Вот так-то лучше. — Он еще раз провел большим пальцем по ее губе, теперь мягкой и влажной.
Вспыхнув, она заерзала на сиденье и забилась в дальний угол машины.
— Куда ты меня везешь?
— В Зюльхейну.
— Это столица?
— Да.
— Куда именно в Зюльхейне?
Жесткие, односложные ответы не обескураживали Джасмин.
— В мой дворец. — Тарик поднял ногу и поставил ее на сиденье, тем самым прижав Джасмин к дверце. — А теперь расскажи мне, моя Джасмин, чем ты занималась эти четыре года.
Итак, ясно: ни на какие вопросы он отвечать не намерен. Джасмин подавила в себе досаду.
— Я училась.
— Ну да, управление производством.
В его голосе слышалась легкая издевка. Несомненно, он намекал на то время, когда она плакалась ему в плечо, признаваясь в своем отвращении к этому предмету.
— Нет.
— Твои родные позволили тебе пойти по другому пути?
— Ничего иного им не оставалось.
Да, она подчинилась диктату семьи, порвала с Тариком, но эта покорность почти ее погубила. Ее состояние встревожило даже родственников, поэтому никто не сказал ни слова, когда она объявила о перемене рода занятий. Она стала взрослой. С горечью разлуки пришло ясное понимание того, насколько эгоистичны те, кому она верила когда-то.
— Что же ты изучала?
Он властно, как собственник, обнял ее одной рукой.
— Нам обязательно сидеть так близко? — выпалила она.
Тарик в первый раз улыбнулся. Зубастой улыбкой хищника, который гонит свою жертву.
— Мина, я тебе мешаю?
Правильно, он называл ее Миной. Ему нравилось сокращать ее имя; особенно когда он просил ее о чем-то, например целовать его до тех пор, пока в ней не растекалось что-то вроде жидкого меда. Впрочем, долго ее просить не приходилось. Один призывный взгляд, ее имя, произнесенное хриплым шепотом прямо ей в губы, и она таяла, словно вздох в воздухе.
Она не ответила, и тогда Тарик наклонился и прижался носом к ее затылку. Ей показалось, что его теплое дыхание проникает под ее кожу и даже дальше, внутрь каждой косточки. И раньше ему нравилось прикасаться к ней. Она охотно отзывалась на его прикосновения, но сейчас его действия лишали ее даже тех остатков душевного равновесия, которые у нее еще оставались.
— Пожалуйста, Тарик, освободи меня.
Он вскинул голову.
— Ну нет. Ты четыре года была свободна. Теперь ты моя.
Его резкость была почти пугающей. Джасмин не могла противостоять его властной, гипнотизирующей силе, словно ей снова было лет восемнадцать. Хотя Тарик всего на пять лет был старше ее, его решительность и мощь заставляли окружающих безоговорочно ему подчиняться. А сейчас, по прошествии четырех лет, от нее не могло укрыться, что его сила, его харизма возросли невероятно. И все-таки Джасмин уже не та беззащитная девочка, и она еще научится выдерживать его напор. Обязана научиться, если рассчитывает на какое-то будущее, связанное с ним.
Она выдержала взгляд Тарика, затем взяла его руку, обвивающую ей шею, в свою и поцеловала в ладонь. Дыхание его сразу участилось.
— Я училась на модельера.
— Ты переменилась.
— К лучшему.
— Это мы еще увидим. — Его глаза сузились. — А этому тебя кто научил?
— Чему — этому?
— Этим вот играм с моей ладонью.
Можно было подумать, что нижняя челюсть Тарика вырезана из гранита.
— Ты. — Она сказала чистую правду. — Помнишь, как ты повез меня в пещеры Уэйтомо? Когда каноэ оказалось в гроте со светляками, ты взял меня за руку и поцеловал именно так.
Наверняка он все вспомнил. Хотя его лицо оставалось каменным, в глазах кипели какие-то чувства, но какие именно, она не могла определить за недостатком опыта.
— Другие были?
— То есть?
— К тебе прикасались другие мужчины?
— Нет. Только ты.
Тарик уткнулся в ее косу, обнял ее за шею, и она тут же ощутила свою ранимость и зависимость от него.
— Только не лги мне. Я все равно узнаю, — хриплым голосом предупредил он.
Итак, он грозит ей своей властью. Но она приняла непринужденную позу, обвила его шею руками и прошептала:
— Я тоже узнаю.
Тарик сразу насторожился.
— Что ты узнаешь?
— Были ли у тебя другие женщины.
Тарик широко раскрыл глаза.
— Мина, когда это ты научилась показывать зубы? Помнится, ты всегда была покорной.
Он, конечно, намекает на ее покорность в семье.
— Хочешь жить — выпускай когти.
— Думаешь меня напугать своими жалкими коготками? — Тарик вскинул бровь.
Джасмин с вызовом впилась ногтями в его затылок, на мгновение забыв о том, что дразнит опасного хищника. Однако, к ее удивлению, этот зверь ничего не имел против ее выпущенных когтей, лишь улыбался — опасной и волнующей улыбкой.
— Мина, если эти когти вопьются мне в спину, мне это понравится, — зашептал он. — Когда ты окажешься там, где тебе положено, ты перевернешься на спину, а я буду сверху...
— Там, где мне положено? — Джасмин выскользнула из объятий Тарика, толкнула его в грудь. Жар мужского тела передался ей сквозь тонкую ткань. — Отодвинься... самец!
— Нет, Мина. — Тарик с силой притянул ее за шею к себе. — Я не собачка на поводке и выполнять твои команды не намерен. С сегодняшнего дня командую я, а слушаешься ты.
Он лишил ее возможности двигаться и впился в губы. Он мог бы и поберечь силы. Она приняла в себя тупую боль, которую заметила на лице Тарика. Она сумела сорвать с него панцирь. Добралась до зверя. И приходилось признать за ним право требовать компенсацию.