Когда Тарик вернулся после короткого совещания с одним из сопровождающих, Мина уже засыпала, свернувшись калачиком. Ни свет костра, ни голоса мужчин их ложа не достигали. Тарик стянул с себя просторный белый костюм того особого покроя, который создали его предки для спасения от безжалостного солнца пустыни. Он был доволен тем, что в этом оазисе нашелся небольшой водоем, где и искупалась вся компания. Ему вспомнилась пронизавшая его знакомая голодная пульсация, которую он испытал, когда смотрел на плывущую жену. Однако было очевидно, что Мина измучена. Его душила нежность к ней. Она такая маленькая, такая хрупкая — при этом сильно действует на него. Чересчур сильно. Сердце его как клещи сжимают эмоции, которых он не желает.

Он устроился рядом с женой и обвил ее руками. Пусть отдыхает. Но она внезапно вздрогнула, вытянулась в струнку, и он почти почувствовал запах ее страха. Он переменил позу, чтобы покрепче обнять ее.

— Тарик!

Она не осознавала, что он рядом, просто вскрикнула в темноту.

— Я здесь, Мина.

Тарик по-прежнему сжимал трепещущую Джасмин в своих объятиях. Его тревожило ее ускоренное сердцебиение.

— Тарик.

На этот раз — еле слышный шепот, но не менее испуганный, чем первый крик. Маленькие ручки вцепились в его плечи.

— Тише. Все хорошо, моя Джасмин.

Пытаясь ее успокоить, Тарик погладил ее по гибкой спине. Но она все дрожала; тогда он перевернул ее на спину и сам прижался к ней. Кажется, этот полный контакт возымел действие. Она отчасти расслабилась.

— Мина?

— Они тебя ранили.

— Кто?

— Те, в грузовиках.

Тарик никак не мог предвидеть, что его признание подействует на нее таким вот образом.

— Мне ничто не угрожает. У них не получилось. Ты меня не потеряла. — Судя по ее лицу, она как будто не согласна. Он стиснул ее еще крепче. — Успокойся.

В сильных руках мужа страхи ее стали понемногу таять.

— Я постараюсь. Наверное, это от усталости.

— Мы больше не будем об этом говорить.

Тарик закрыл глаза, а Джасмин снова переживала свой ночной кошмар, с той разницей, что теперь уже не спала. Террористам не удалось убить Тарика. Правда, они оторвали ее от него, разрубили связывавшие их эмоциональные нити. Насмешки этих негодяев убили в Тарике последние остатки привязанности к ней.

Честь мужчины — хрупкая вещь.

Честь воина — его первое оружие.

Честь шейха — опора его народа.

Она должна считаться с силой этих трех слагаемых.

Верблюд пересекал золотые пески.

— Тарик, тот мой ночной кошмар... Я хочу тебя спросить...

— Нет. Тебе не о чем волноваться. — Вспомнив, как она трепетала от страха, он крепче прижал ее к себе.

— Я большая девочка. Я выдержу.

— Нет.

Он не допустит, чтобы ей было больно.

— Тарик, не надо так! Ты не защитишь меня тем, что будешь держать меня в неведении. — Она вся напряглась от злости. — Мне уже не восемнадцать лет.

Тарик удивился тому, как Джасмин истолковала его поведение, и внутренне признал, что она права. — Допустим, не восемнадцать, — согласился он.

— Итак, убийцы...

— Мина, мы обсудили все, что можно было обсудить.

После недолгого молчания Джасмин откинулась назад и прильнула к Тарику.

— Прости меня.

Пытаясь отвлечь ее от мрачных мыслей, Тарик принялся рассказывать ей о пустыне, о своем народе. Прошло немало времени, прежде чем Джасмин улыбнулась опять. Да, за четыре года она сильно изменилась. Возможно, кто-нибудь другой был бы удручен переменой. Тарик был заинтригован.

Утром четвертого дня путешественники въехали в Зейну, небольшой индустриальный поселок. В архитектуре стальных и бетонных зданий, невзирая на их промышленное назначение, преобладали скругленные углы и плавные линии. Занесенные вездесущим песком, приземистые строения почти сливались с пустыней. К удивлению Джасмин, маленький караван проехал через весь поселок и двинулся дальше по двухполосному шоссе, по которому, как видно, с добывающих предприятий вывозилась нефть. Далеко впереди виднелись рассыпанные среди песков большие разноцветные палатки.

— Добро пожаловать в Зейну, — шепнул Тарик на ухо Джасмин.

— Я думала, Зейна там. — Джасмин кивнула назад, на селение, через которое они проехали.

— Там — часть Зейны. А здесь ее сердце.

— Домов нет, одни палатки, — заметила Джасмин вслух.

— Арину и его народу так больше нравится. А если они счастливы, то у меня нет права сомневаться.

Джасмин немного подумала, потом спросила:

— Насколько я понимаю, большинство из них работает в промышленной зоне. Как же они добираются сюда?

Тарик насмешливо хмыкнул.

— Для любителей старины существуют верблюды, но есть здесь и несколько вездеходов.

— Так почему мы не поехали на вездеходе? — Джасмин помрачнела при мысли о том, как намучилось ее тело.

— Мы проехали несколько таких мест, куда въезжать опасно даже на вездеходе. К тому же вездеходы наносят ущерб экологии пустыни. А для того, чтобы доехать до металлозавода, они вполне удобны, — объяснил Тарик. — Люди Арина, может быть, и консервативны, но на редкость практичны. Видишь бледно-голубые тенты?

— Есть там немного.

— С виду они как все прочие. Но приглядись внимательнее.

Прищурив глаза, Джасмин всмотрелась.

— Они не трепещут на ветру! Что это? Пластик?

— Да, — подтвердил Тарик. — Наши инженеры разработали особо прочный сорт. В каждой палатке — сантехника для четырех семей, состоящих в родстве.

— Остроумно. — На Джасмин произвело впечатление то, как здесь старина сочетается с новейшими достижениями техники.

— Безусловно, Арин очень изобретателен.

Через несколько минут Джасмин увидела загадочного Арина. Это был здоровенный, похожий на медведя мужчина с короткой, аккуратно подстриженной бородкой, однако внешность его не казалась угрожающей благодаря приветливой улыбке.

После обмена приветствиями Арин повел супругов к своей просторной палатке.

— Прошу вас. Пожалуйста, садитесь.

— Спасибо.

Джасмин улыбнулась и присела на одну из роскошных мягких подушек, разложенных вокруг круглого стола.

— Джасмин, я запрещаю тебе улыбаться этому мужчине.

Джасмин в изумлении воззрилась на мужа.

— Ты запрещаешь мне улыбаться человеку, у которого мы в гостях?

При этом упреке на губах Тарика появилась необъяснимая усмешка, а Арин громко расхохотался, ухая. Джасмин с недоумением переводила взгляд с одного на другого. Очевидно, она чего-то не поняла. Тарик по-прежнему улыбался озорной улыбкой, а Арин все еще ухал. Она вскинула руки.

— Вы оба сошли с ума.

— Нет, нет, — отозвался Арин; его плечи тряслись от хохота. — Этот господин опасается моего влияния на женщин.

Ничего не понимая, Джасмин посмотрела на Тарика, ожидая объяснений, но Тарик только усмехался. Тогда Джасмин, тряхнув головой, сделала над собой усилие, чтобы следить за разговором, который велся не на английском языке, поскольку хозяин дома не владел английским настолько, чтобы улавливать тонкости смысла.

— Примите мои извинения.

Было заметно, что Арин расстроен из-за того, что недостаточно хорошо понимает английский.

— Не надо извиняться, — серьезно попросила его Джасмин. — Это ваша земля, и я должна учить ваш язык. А для этого нет ничего лучше, чем погружение в него.

На лице гиганта отразилось облегчение. Тарик молча поблагодарил Джасмин, стиснув ее пальцы. Его теплая, сильная, мужская рука лучше всяких слов характеризовала его.

Сосредоточившись, Джасмин могла уловить общее направление беседы. По-видимому, мужчины обменивались новостями, но был в их голосах какой-то налет серьезности.

И вновь ее поразила перемена в Тарике.

Раньше на нем лежал отпечаток, означавший ожидание власти. На глазах Джасмин это ожидание претворилось в реальность.

— Достаточно, — наконец сказал Арин по-английски. — Плохой я хозяин, раз заставил вас дожидаться, пока я стряхну пыль с ваших одеяний.

Арин поднялся с удивительной для его комплекции легкостью и провел гостей в приготовленную для них палатку меньших размеров.

— Надо было бы разместить вас с большим комфортом. Я уступил бы вам свою палатку, но ваш муж считает, что его не следует принимать по-королевски.

Несмотря на неприглядный внешний вид, интерьер палатки оказался выше всяких похвал. Яркие краски, мягкие подушки, шелковые кружевные шторы... Джасмин в восторге оглядела помещение. Спальное место было отделано особенно роскошно.

— Спасибо! Это замечательно!

Джасмин подарила Арину ослепительную улыбку, от которой он пришел в заметное смущение.

Тарик нахмурился.

— Прогуляйся, — приказал он Арину. — Я хочу поговорить с женой насчет улыбок, которые она раздает направо и налево.

Арин весело рассмеялся и вышел, но при этом успел подмигнуть Джасмин. Она же не замедлила подбежать к мужу, обхватить руками его голову и поцеловать в макушку. Он легко приподнял ее с пола.

— Вот это можно, Мина. Целовать меня тебе не возбраняется ни в какое время.

— Благодарю покорно.

Она отстранилась от него, но Тарик реагировал быстрее. Он прижал ее к себе, поддерживая за ягодицы.

— Почему это ты запрещаешь мне улыбаться твоему другу?

— Потому что он умеет нравиться женщинам. А это опасно, — ответил Тарик, впрочем, без излишнего пыла.

— Мм... — Джасмин обвила его руками и ногами. — Но самый опасный на свете — ты.

Тарик усмехнулся — очень по-мужски. Наградой за искренность Джасмин послужил горячий, обжигающий поцелуй.

Ужин с Арином и его сородичами проходил в гигантской палатке Арина. Джасмин было приятно смотреть на своего шейха в окружении подданных. А Тарик был великолепен. Его блеск ощущался как нечто материальное и явственно харизматическое. Все присутствующие прислушивались к нему и отвечали на его вопросы, наслаждаясь вниманием с его стороны.

— Вам понравилось, как вас устроили? — поинтересовался Арин.

— Все великолепно. Спасибо вам. — Джасмин улыбнулась. — Муж запретил мне вам улыбаться, потому что вы нравитесь женщинам.

Арин погладил аккуратно подстриженную бородку.

— Проклятье, которое я вынужден нести. Из-за этого так трудно найти жену.

Джасмин показалось, что она неправильно поняла Арина.

— Трудно?

— Да, — печально кивнул Арин. — Как можно выбрать лучший фрукт, когда все твои дни проходят в саду?

Джасмин прижала ладонь к губам, чтобы не рассмеяться. Тарик в эту минуту с кем-то разговаривал, но пристально следил за ней.

Арин тем временем наклонился к ней и прошептал:

— Он как ребенок, не хочет ни с кем вас делить. И это разумно с его стороны.

Последние слова Джасмин решила пропустить мимо ушей, зато первые нашли отклик в ее душе. В них заключалась правда. Но в то же время Тарику нравилось, что Джасмин общается с его людьми, что у нее появляются подруги — Мумтаз например.

Закончив есть, Тарик встал из-за стола.

— Сегодня я собираюсь посетить несколько месторождений Розы Зюльхейля. Поездка будет тяжелой, так что ты меня сопровождать, к сожалению, не сможешь.

Джасмин сразу помрачнела.

— Ладно. Вот приедем домой, и ты меня научишь ездить на этих зверях.

Тарик усмехнулся.

— Было бы хорошо, если бы ты побыла с людьми.

— Ты хочешь, чтобы я пообщалась с народом?

— Да. С женщинами в первую очередь. Здесь, в пустыне, они застенчивее, чем в городах.

— Значит, моя задача — поговорить с ними и убедиться, что все у них хорошо?

Тарик кивнул.

— Ты женщина, и ты умеешь быть приветливой. Только не забывай улыбаться всем. — Он как будто ворчал, но внимательный слушатель понял бы, что он одобряет поведение Джасмин. — Большинство жителей Зейны захотят встретиться с нами. Через такие встречи мы стараемся укреплять связи между нашими гражданами. Мужчины, надо полагать, ждут общения со мной, а вот женщинам интереснее познакомиться с тобой.

Внезапно Джасмин нахмурилась, закусив губу. Она скорее почувствовала, чем увидела, как напрягся Тарик.

— Тебе не хочется с ними встречаться?

— Что ты, я буду рада. Просто... разве я, по-твоему, смогу? Я же самая обыкновенная женщина. Станет твой народ разговаривать со мной?

На протяжении всей жизни Джасмин не слишком-то располагала людей к общению. Может быть, прошлое возьмет верх над самоуважением, завоеванным с таким трудом в последнее время?

— Ну, Мина... — Тарик стиснул ее колено и привлек ее к себе. — Ты — моя жена, и люди уже приняли тебя.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю. А ты должна доверять мужу и делать то, что он тебе велит.

— Так точно, капитан.

Джасмин скорчила насмешливую гримасу, при виде которой Тарик рассмеялся и расцеловал ее.

Десять минут спустя он уже выезжал в пустыню, на бодрящий воздух утра. Проводив его, Джасмин перевела дух и направилась к центру поселения. В считанные минуты ее окружили дружелюбно настроенные местные женщины.

Лишь когда заходящее солнце стало отбрасывать на пустыню багровые отблески, Джасмин возвратилась в свою резиденцию. Смыв с себя пыль и песок, она облачилась в золотистую блузу и юбку, доходящую до щиколоток, и в ожидании мужа прилегла на низкую кушетку. Отрешившись от негромкого гула голосов снаружи, она прикрыла глаза, мысленно разрешив себе только минутный отдых.

Вернувшись в палатку, Тарик опять застал Мину спящей. На этот раз ему пришлось разбудить ее не для того, чтобы утолить голод. Теперь ситуация была куда интригующей.

— Моя Джасмин, просыпайся.

Она открыла глаза, потянулась к нему и повлекла к себе.

— Я скучала по тебе.

— Правда, Мина? — Голос изменил ему. Она ему нужна, но больше никогда он не доверится ей настолько, чтобы сказать об этом вслух. — Тогда покажи, как ты по мне скучала. Покажи, Мина.

Он раздел ее так стремительно, что она только ахнула, но не оказала сопротивления. Уложив ее на толстый ковер на полу, он целовал ее, твердил ее имя как заклинание. Пальцы его совершили путешествие по всему ее телу и замерли на груди; она застонала. Прервав наконец поцелуй, Тарик опустил голову и, захватив губами набухший сосок, с силой втянул его.

Затрепетав под ним, Джасмин зарыла ладони в его волосы.

— Пожалуйста... Пожалуйста...

Ее прерывающийся голос подхлестнул Тарика. Он раздвинул коленом ее ноги, и она открылась ему. Небесно-голубые глаза сделались индиговыми, когда его пальцы коснулись небольшого бугорка, спрятанного среди вьющихся волос.

Да, он старался не сделать ей больно, и тем не менее его ласки были жесткими. Мина стиснула его руки, ощутив взрыв внутри своего тела. А Тарик удвоил усилия, остановившись лишь на мгновение, чтобы дать ей возможность закинуть ногу на его бедро. Теперь путь в самые потаенные ее глубины был полностью открыт перед ним.

Ее стона теперь было ему мало. Ему требовалась полная, безоговорочная покорность Мины. Чтобы она не прятала от него ничего. Чтобы он был нужен ей так же, как она ему нужна. Чтобы она любила его так сильно, что никогда бы его не покинула.

Она выгнулась под ним. На ее коже выступила влага. Он наклонил голову и легко, осторожно прикусил пухлую грудь. Она зажала рот, чтобы удержать крик, а затем со сдавленным стоном впилась зубами в его плечо.

Ему нравилась эта сладкая боль.

— Мина, ты моя. Только моя. — Эти слова родились в той части его существа, которая требовала, чтобы он владел ею вечно.

Только когда она проиграла битву с неудержимым наслаждением, ее крик прорезал ночную темноту, Тарик позволил себе расслабленно рухнуть на нее...

Во время последнего ужина с Арином Джасмин узнала, какие отношения связывают обоих мужчин.

— Тарик с малых лет бывает в каждом из наших двенадцати племен. Чтобы изучать свой народ.

Джасмин подумалось, что эти визиты, должно быть, заставляют его чувствовать себя одиноким. Он — один из этих людей, но в то же время отделен от них, поскольку он — будущий властитель.

Ей стало жаль мальчика, которым он был когда-то, хотя результаты такого воспитания говорили сами за себя. Тарик общался с обитателями пустыни так же непринужденно, как и с жителями города.

— Он приехал в Зейну, когда ему было пятнадцать, и мы подружились.

Эти простые слова открыли Джасмин всю глубину их дружбы. Ее муж с легкостью доверие людям не расточает. А когда его доверие обманывают...

— И остались друзьями. — Арин улыбнулся. — Он мой друг, но еще и мой шейх. Зато вы можете сделать так, чтобы он был только вашим мужем, а не шейхом.

Этот совет удивительно точно соответствовал ее собственным недавним мыслям. Тарик должен иметь возможность снимать с себя тяжкое бремя власти, хотя бы на несколько часов в день. В памяти ее всплыло их вчерашнее горчайшее и прекрасное соединение. Этот тяжелый человек, чьей женой она сделалась, мужчина еще более великолепный, чем тот принц, что был ее первой любовью, ни за что не подарит ей доверие и любовь, если она не докажет, что достойна этих даров...

Вечером Джасмин сидела, скрестив ноги, на их затянутом шелком ложе и смотрела, как Тарик раздевается в теплом свете светильников. Но вот он повернулся и подозвал ее царственным кивком. Джасмин поднялась и подошла к нему. Ей не нужно слов, чтобы знать, чего он хочет. Она принялась снимать с него одежду. Его спина — расплавленное золото, его торс прекрасен.

— Из тебя вышла бы отменная рабыня для гарема, — хмыкнул Тарик.

Джасмин ущипнула его за плечо.

— Мне кажется, здешняя первобытная атмосфера плохо на тебя действует.

Тарик усмехнулся и ловким рывком стянул с себя шаровары, не сводя с нее глаз. Джасмин застыла на месте, когда он, обнаженный шагнул к ней. Конечно, она уже видела его наготу, но раньше его поведению не была свойственна сексуальная агрессия. Даже в его бешеном напоре прошлой ночи не было столько... от самца.

Тем не менее этот стройный, мускулистый воин, излучающий силу, контролировал себя со своей женой. Джасмин знала, что Тарик никогда не причинит ей физической боли, и оттого его мужская привлекательность только усиливалась. В чувственном забытье она приоткрыла рот, подняла голову и посмотрела в его зеленые глаза, светящиеся в полумраке.

— Что-то на тебе слишком много надето для рабыни из гарема, — пробормотал Тарик и сдернул с нее ночную рубашку через голову, оставив Джасмин совершенно обнаженной.

— А у женщин есть гаремы? — сумела произнести Джасмин, несмотря на внезапную сухость в горле.

— Мина, тебе нужен гарем?

Она сделала серьезное лицо, словно обдумывая вопрос. Тарик крепко стиснул ее.

— Пожалуй, нет. Я смогу справиться одновременно только с одним, — поспешно выпалила Джасмин.

— Тебе придется справляться только со мной, — по-хозяйски заявил Тарик.

Не задумываясь, Джасмин с улыбкой отозвалась:

— Конечно! Ведь я люблю только тебя.

Тарик окаменел. Джасмин тут же захотелось взять назад свои поспешные слова. Он не готов, она это знает. Но слова вылетели из сердца прежде, чем она смогла бы их поймать.

— Ты не должна так говорить.

Под ее ладонями кожа Тарика сделалась стальной и обжигающе холодной.

— Я сказала правду. Я люблю тебя.

Отступать некуда. Позабыв про гордость, Джасмин смотрела на Тарика, безмолвно умоляя поверить.

Несмотря на светильники, глаза Тарика были сейчас черны как ночь.

— Этого не может быть.

— Что мне сделать, чтобы ты поверил?

Как вернуть радость, смех, ослепительную красоту их любви?

Она опоздала. Опоздала на четыре года.

Он покачал головой; молчание было ей ответом. Когда-то его удивительное самообладание обмануло ее, заставив поверить, что страданиям он не подвластен. Только сейчас, слишком поздно она поняла, что нанесла ему непереносимую рану. Он отдал ей свое сердце воина, а она пренебрегла им, не представляя себе его цены.

Разве сможет он поверить в нее после такого предательства? Но теперь ее любовь глубже, богаче, острее. Прежняя девочка, впервые полюбившая, стала теперь зрелой женщиной и любит его с такой силой, что временами ей кажется: она вот-вот умрет от этой любви.

Когда Тарик поцеловал ее, она упала в его объятия, глотая слезы. Тарик играет на ней как на хорошо настроенном инструменте, извлекая удовольствие из каждой ноты. Ее воин не верит, что она не способна ранить ее снова. И своего сердца ей не отдает...

Тарик давно уснул, а Джасмин все лежала с открытыми глазами, думая о прошлом и о том, какой несмываемой печатью оно легло на ее будущее.

Когда Джасмин проснулась, Тарика с ней не было. Ей не хватало его. Не хватало его улыбки, утренних ласк, когда его плоть проскальзывает в ее тело и приносит ей радость; прежде она даже не предполагала, что такая радость может родиться между мужчиной и женщиной. Когда их тела сливались в одно, на одно слепящее мгновение ей казалось, что она видит его душу. Но только иногда. Вот и в эту ночь он закрылся от нее. Лаская ее с исключительной нежностью, он все-таки дарил ей всего лишь физическую страсть.

Она поднялась и быстро привела себя в порядок. Торопилась она не без оснований. Стоило ей потянуться за бюстгальтером, как створки входа в палатку раздвинулись, и теплый ветерок тронул ее спину. В тревоге она обернулась через плечо и покраснела.

— Я еще не привыкла, что эти палатки такие открытые. — Повернувшись, она взяла бюстгальтер.

— Оставь.

Удивленная неожиданным приказом Тарика, хриплым и резким, Джасмин выронила кружевной комочек. Еще больше она была поражена, когда почувствовала спиной его обнаженную грудь; ведь он был полностью одет, когда входил, а она отвернулась всего на несколько секунд. В Отличие от вчерашнего вечера, сейчас руки его были нетерпеливы. Они тискали ее груди, щекотали соски и проделывали все это скорее с пылкой медлительностью, он был даже грубоват и властен без меры.

Джасмин почувствовала прилив горячей влаги между бедер. Причем Тарик как будто об этом узнал. Продолжая сжимать ее грудь, он зарыл палец в темный треугольник.

— Ты готова.

В его прерывающемся голосе была нотка удовлетворения, словно ему понравилась ее отзывчивость.

Джасмин не успела понять, что происходит, а Тарик уже крепко обхватил ее сзади за талию и прижал к себе.

— Пожалуйста, Тарик, пожалуйста, — простонала она, изгибаясь и клонясь вниз. — О, пожалуйста...

По тому, как Тарик прерывисто задышал и дал ей то, что было ей нужно, она поняла, что он доволен ее жаждой, ритмом ее движений. Она почувствовала, что увлекла его за собой, и вскоре с ее криком освобождения слился его гортанный крик.

Но вот он усадил ее к себе на колени, по-прежнему не разъединяясь с ней. Джасмин опустила голову на его плечо и постаралась успокоить сердцебиение. Тарик издал смешок прямо ей в ухо и укусил мягкую мочку.

— Не чересчур быстро? Я слышал, женщинам нравится медленный секс.

Джасмин толкнула его локтем в бок.

— Ты бесподобно дерзок, но я слишком сыта, чтобы с тобой спорить.

Она рассмеялась, а Тарик последним изумительным движением сжал ее груди и с явной неохотой поставил ее на ноги.

— Нам надо готовиться к отъезду, моя Джасмин. Пора домой.

Глубоко вздохнув, Джасмин быстро оделась, взялась за мускулистую руку Тарика, и они вышли из палатки. Тарик улыбнулся ей наглой улыбкой и пообещал:

— Приедем домой — поиграем.

От этой шутливой, исполненной чувственности реплики Джасмин покраснела. Как будто прошедшей ночи и не было. К ней вернулся муж. Но этого недостаточно. Если она допустит, чтобы он отрицал ее любовь, значит, навсегда обречет себя на полужизнь. Может быть, она недостойна любви из-за своих недостатков. Может быть, ее попытки обречены. Но она будет пытаться. Отныне никто на свете, даже Тарик, не удержит ее от борьбы за любовь.

— Я тогда сказала правду. Я люблю тебя.

Внезапно лицо Тарика переменилось. Только что оно было открытым, смешливым, теперь же наглухо замкнулось.

— Нам пора.

Больше ни слова он не сказал.