«…статистика предоставляет для осмысления ряд интересных пропорций, касающихся всех сфер жизнедеятельности человека. В рамках доклада я не буду приводить его полностью. В этом нет особой нужды, ибо предметом моих умозаключений является лишь одно из соотношений…
Номинально возглавляет данный перечень факт, давным-давно набивший оскомину, превратившийся в штамп: одну третью часть времени люди посвящают сну. Яви — оставшиеся трети. Б о льшая, но тем не менее всего лишь половина. В принципе, есть над чем поразмыслить, определяя, что же именно является собственно жизнью. Однако, на мой взгляд, гораздо более интригующей и подозрительной, наводящей на размышления, следует признать долю, которая приходится на так называемый «прием пищи».
Под этим подразумеваются часы и минуты, которые люди проводят непосредственно за столом, плюс время, необходимое для приготовления блюд. Человек неизбежно садится за стол дома, садится в местах общественного питания, в досуговых и питейных заведениях, в больницах и тюрьмах, казармах и санаториях, человек импровизирует, создавая подобие стола в походных условиях… Кто-то ни разу не становился к плите, а кто-то — не отходит от нее по полдня, например, повара и многие домохозяйки. Кто-то изо дня в день перекусывает на бегу, для кого-то неспешный процесс питания — сродни священнодействию, а есть и такие, что единственным стоящим занятием полагают этакие гурманские оргии…
Так вот, статистически усредненное время, включающее в себя и будничные завтраки-обеды-ужины, и неспешные праздничные застолья, и посиделки с друзьями в барах, и деловые трапезы, и ночные набеги на холодильники — равняется примерно двум с половиной часам в сутки. Одной десятой части! Десяти процентам единственного реального богатства, имеющегося в распоряжении у каждого индивидуума — времени человеческой жизни.
Впору воскликнуть: чему же отдает человек указанную «десятину» своего единственного неоспоримого сокровища?! Кому посвящает?..
Согласен, звучит поистине двусмысленно. Особенно — в контексте перечисления церковными канонами совокупности самых неблаговидных пристрастий, за которые после смерти обещано наиболее суровое воздаяние. Эти соблазны издревле поименованы как смертные грехи, и чревоугодие — ни много ни мало! — относится к их числу. Но, опять-таки, резонный вопрос: а что же, собственно, считать чревоугодием? Если упомянутую «десятину» — тогда адресат изменяется кардинально, направление вектора корректируется на противоположное. Прием пищи — это роковая неотвратимость. Недаром во многих языках «живот» и «жизнь» — или синонимы, или далеко не чуждые по смыслу слова… Относить же к греху ублажения желудка то время, что превышает десятую часть жизни, — тем более странно. Следовательно, принципиальное значение имеет именно эта величина соотношения, вызывающая неизбежную ассоциацию с десятиной церковной…
Хочется спросить: для КОГО выдерживается эта пропорция — ни больше ни меньше?! Вопросы. Вопросы. Вопросы… Пища для мучительных размышлений, прошу извинения за невольный каламбур, коллеги.
Хотя многие из вас, наверняка, в эту секунду подумали о том, что на самом деле «пищевая» статья расхода жизни намного весомее. Если приплюсовать время, которое отнимает процесс добывания еды, скрупулезно подсчитать, например, сколько его уходит у современного человека на вынужденное зарабатывание денег для покупки продуктов и напитков, сколько его убивается на мысли о еде, порой всепоглощающие… То есть, в совокупности с косвенными затратами, вышеупомянутое «застолье» составляет чуть ли не половину времени жизни. Сложим с количеством времени, отданным столь же неизбежному сну, и получим ужасающее число. Вывод неутешительный, если не сказать прискорбный: на остальные сферы жизнедеятельности приходится в лучшем случае около двадцати процентов. На все про все, на то, чтобы ЖИТЬ, а не просто набивать живот и спать, времени у каждого человека в распоряжении имеется… на самом деле едва ли пятая часть от того, что человек полагает временем своей жиз…»
Этим словам не было суждено прозвучать на научной конференции, ибо на место ее проведения их автор не добрался, по дороге угодив в автокатастрофу; слова эти — фрагмент аудиозаписи размышлений, которую надиктовал Айвен В. Торсон, доцент кафедры прикладной культурологии Европейского университета в Аахене; носитель — застрявший в листьях клена, растущего близ городского мусоросжигателя, обрывок магнитофонной пленки из разломанной кассеты, некогда содержавшей черновые наброски несостоявшегося доклада.
— О-о! Какие люди и без охраны! Игорь! Ты?! Привет, неуловимый!
— От такого и слышу! Колян, здорово! Вот кого сто лет не видел, так это тебя. Незримый… Ты часом не шпионом работаешь?
— Какой к черту шпион! Прикалываешься, что ли? На фирме я… прозябаю… пятый год уже.
— Поня-атненько! И ты, значит, туда же… Нынче все, в кого ни плюнь — примерно так же отвечают… Работаю на фирме… Сижу на офисе… Звони, если что… А как же Муза, Колян?
— Муза?.. Помню-помню. Хорошее имечко… Да что мы с тобой как на митинге? Посередь улицы руками машем… Давай куда-нибудь зайдем, покалякаем… Ты как? Спешишь? Или…
— Или… Конечно же — «или»! Когда ж я в следующий раз такого сокола поймаю? У нас хоть и большая деревня, а присмотреться — все ж таки немаленький город… А то ведь еще пару лет, небось, по разным улицам ходить будем.
— Вот и ладненько. Идем! Тут за углом как раз уютный подвальчик имеется. И называется шикарно, прикинь — «Коммуналка»… Представляешь?
— Пока не очень… Это что-то типа — все на одной кухне харчуются?
— Не на одной, а от одной… А ты что, никак опасаешься молодость вспомнить? Пошли, не боись…
— Ну-ну, давай…
— Ух ты! Какая вывеска необычная… И точно — «Коммуналка». Только она с улицы, как минимум, на берлогу налогового инспектора смахивает. Видать — сытно здесь живут… Какая тут, на фиг, молодость! Если б мы в молодости вот так-то…
— Э-э, да это еще цветочки… Вид издалека. Ты сейчас внутри посмотришь. Только челюсть придерживай.
— Оп-паньки! Какая красотища, блин!.. Девушка, это я не вам… Ой, извините! Вы тоже очень красивая… Вот только жаль — безымянная… Ну ничего, мы с этим сладим. Давайте, я вас назову тем именем, которое вы заслуживаете…. Заинтересовал? Так вот… Быть вам отныне… э-э, Дианой. Почему? А у вас взгляд охотницы. На кого охотитесь? Подозреваю — на мужчин… А нас зовут Игорь-Коля. Мы близнецы… Не похожи? Тогда однофамильцы… Лужковы мы. Слыхали? Опять не похожи? Ну, ка-ак же… У меня вот лысина, а у Колюни — кепка. Собирательный образ… Не нравится Диана? Как вы сказали? Света? Черт знает что! Да нет, имя-то хорошее… Только вам не идет… не едет… не пляшет… Только Диана!.. А как вам мой друг Колюня? Кстати, не женатый ни разу… больше двух лет… Ну вот, наконец-то улыбнулись!
— Игорь!
— Да подожди ты! Диана, а как вы к литераторам относитесь вообще, и к писателям в частности? Колян, ты слыхал? Шумно тут у них… Говорит — никак не относится, потому что относится к официанткам. Молодец, наш человек! За словом в карман не лезет… И все-таки вы — Диана. Не на мужчин охотитесь, так на клиентов… А на нас поохотиться не желаете? Мы вам чего-нибудь закажем. Чем не клиенты? Ну-у-у… обижаете! Почему только по сто грамм водки и по конфетке? Да под такую закусь и по двести вмазать не грех! Ладно, Дианоч-ка… Я ж сказал — мы писатели… а не писатели. На втором слоге ударение. Нам задумчивость нужна, а вы — водку… Посему — исключительно коньяк. Какие у вас вкусные коньяки есть? Чтобы без клоповщины… И цена чтоб с трехзначным числом была… С четырехзначными числами — только очень известные писатели пьют… Давайте нам бутылочку… за во-о-он тот дальний столик. И нарезочку организуйте какую-нибудь легкую, чтобы воспоминания потом не душили… лимончик, само собой, по умолчанию подразумевался… Ага… ждем… Вы уж не запаздывайте.
— Ну ты и трепло, Игорек! Где ты только слова берешь?
— Как это где?! Из слюны вырабатываю… Это ж, так сказать, строительный материал литератора. А-а-а… Вспомнил — у тебя же всегда с изустным общением проблемы были. А при виде женщин и подавно — по языку судороги… Ты это… хоть женился… или…
— Или. Ну их на фиг!.. Баб… Э-э нет, ты не думай, бортовые системы работают нормально… все откликается. И пара подружек испытанных есть. Постель часто делим, а вот дом… Не хочу. Мне и себя — много… Да и отражение мое — никому зеркало уступать не хочет. Так вот и хозяйничаем вдвоем… Я в этом мире, а отражение — в параллельном. Да… собака еще имеется — Джерри.
— Собака вместо женщины? А ты часом не зоофил?
— Да ну тебя, с твоими приколами… Сам-то как?
— Сам-то? Женат… Уже третий год… На второй… Впервые… О, какой шикарный каламбурчик получился!
— А серьезно?
— Куда уж серьезней… Три года назад развелся. Ну не получилось у нас с Ольгой. Не вышло две половинки в целое срастить. Если образно, то… шов разошелся, пациентов еле спасли. Колян, я знаю — она тебе в институте нравилась. Можешь позвонить, если хочешь… Телефончик дать?
— Слышь, Игорь, а ты не подсчитывал, сколько раз тебя за день посылают?
— Обиделся? М-да. Не на пользу тебе общение с зеркалом. Ты просто отвык от меня… Ну вот шутки у меня такие шустрые. Не все ухватить успеваю. Только рот открою — разлетаются, как воробьи… Слушай, насчет Оли я вполне серьезно. Захочешь — позвони. Двести семьдесят пять, девяносто девять, ноль ноль. Легко запоминается… Я знаю, она тебе обрадуется. Вспоминала частенько. Вот веришь, что бы там у нас ни стряслось, а мне до сих пор не все равно — как она, где она… да и с кем она — не все равно. И это при том, что обратно, в ту же реку — ни за какие коврижки.
— Бывает… да-а… Дела-а. Не ожидал я, что у вас так вот… Ладно, может, и правда позвоню… А ты сейчас с кем?
— У-у-у, брат! С Женщиной! Мне с ней ничего и сращивать не пришлось. Так легло, что не разобрать уже — где я, где она… Кристина.
— Чем занимается? Кем работает?
— Кем-кем… для женщины это не главное… Официально — никем. А на самом деле — реаниматор. Душу мою затасканную всякий раз воскрешает да зализывает… А язычок у нее божественный, целебный… О-о-о! Вот и Дианочка! Не прошло и полгода! Ну что вы, девушка… Это я к тому, что такую фемину не грех и всю жизнь ждать… Что там какие-то полгода? Да нет, фемина — это хорошее слово. Означает — женщина… на одном из дальнезарубежных языков. А может, с нами коньячку отведаете? Не положено? Ну, знаете, тут правильнее было бы употребить — не налито… Сейчас-сейчас, мигом исправим! Колян!.. Все равно не получится? А как насчет — после работы? Подумаете? О'кей! Подумайте, Охотница, подумайте… Гляди-гляди, Колян, как пошла… Не походка — находка. Танец тела. Взгляды так и наматывает на нижнюю половину. Как на катушку… Профессионалка!
— Ну, блин! Тебя пока переслушаешь… А что будет, если выпьешь?
— А ничего. Какой-то я неправильный. Когда выпиваю — наоборот, грустнею…
— Странно… Да, а с чего это ты на официантку западаешь? Сам только что говорил: Кристина — то, Кристина — се…
— Эх, Колюня… Я ж не виноват, что ты у нас такой тихий. Неужто не понял — для тебя стараюсь. Это ж у тебя в зеркале только одно отражение живет… Ладно, пьянка покажет — на какой минуте она тебе понравится… А мы пока начнем. Давай, наливай по полтинничку.
— Эт запросто. Ща-аз как-ак проучаствуем… Ну, бери… Давай — за встречу! Вздрогнули!
— Всенепременно!.. Та-ак… отметь в записной книжке писателя: начали с коньячка… и начали неплохо. Закусывай!
— Угу!
— Ты мне, Колян, про Музу не ответил…
— Потому и не ответил — нечего мне сказать… Я же помню наш юношеский максимализм. Если не пишешь — значит не живешь, по большому счету. Вот и получается, что не живу я… раз уж творчества в помине нету. Так, перебиваюсь.
— Подожди… но ведь все шло нормально. Ты же самым первым из наших в журналах стал печататься. Да твои рассказы, помню, на громкое «ура» шли!
— Шли… Было дело. Только не дошли.
— Коль… Да ты не ершись. Объясни по-людски, что случилось-то? Только не молчи ты.
— Хрен его знает, Игорь, что случилось… Знаешь, игрушки такие есть, ключом заводятся? Идут-идут… Потом бац! — и все… Вот и я так. И даже сам не пойму — то ли завод закончился, то ли пружина лопнула. Я так думаю все же — пружина. Надломилось во мне что-то… А вообще, какая разница. Если бы и завод кончился — все равно некому ключом крутить… У тебя вон, говоришь, Кристина… А у меня некому.
— Так уж и некому… Сам же обмолвился — есть пара подружек. Кроме того, помнится, ты стойко придерживался мнения, что далеко не только одно лишь чувство любви вдохновляет на творчество… Мнение изменилось настолько?
— Видимо… Да ну! Подружки — не то… Это для тела. Хотя нет, вру… Была у меня одна… Фемина, как ты говоришь. На секс-бомбу не тянула, а вот на магнитную мину — в акку-рат. Многоразовую. Только вместо реле времени… э-э, счетчик случайных чисел. Ни за что не мог угадать, когда в очередной раз рванет… Так вот… она-то мне всю пружину и изъела, хуже коррозии. Для нее печатное слово цену только на дензнаках имело. А все мои публикации и жалкие гонорары — блажь юродивого, не больше… И это при том, что по-своему любила меня! Все переделать пыталась, воспитать на свой лад… Ну, я постепенно с правильных катушек и свихнулся… на неправильные. Стал не то наматывать и не так. Стал заказной журналистикой промышлять. Потом еще кое-какой хреновиной… Все думал — ничего страшного. Думал, после наверстаю — вся жизнь, блин, впереди… Ага, щаз-з! Очнулся, как тот мерин загнанный… на чужой конюшне… с пеной на губах… А тут и публикации, само собой, на нет сошли. Сейчас и маститых-то не особо привечают в издательствах, а уж если они еще привередничать будут… как я…
— Ну, а на фирму ты как попал? Что за фирма, кстати?
— Да не попал. Она и устроила… моя Магнитка-Маргаритка. А сама через полгода хвостом крутнула, исчезла из моей жизни… Фирма какая? «Импульс-Плюс» на улице Никольской. Возле нового здания центрального отделения Проминвестбанка… Я там менеджер по продажам. Электротовары людям навязываю. Тебе, кстати, ничего такого не надо?
— Электротовары? Да нет… может, в следующей жизни. Подожди, говоришь, через полгода расстались… а на фирме ты уже пять лет. Выходит — четыре года с хвостиком… без нее… Так почему не пишешь-то?
— Эх, Игорь… Почему не пишешь… Говорю же — сломалась пружина. Думаешь, я после нее не пробовал? Бес-по-лез-но! Такая серость на экране монитора возникает, аж тошнит… Давай, плесни еще, что ли… Для горечи.
— Это можно… Только не для горечи… а для пикантной горчинки, дружище… Горечь пусть наши враги в два горла хлебают! Держи!
— Давай, Игорек! За нас с вами и за хрен с ними!
— Во-во! Правильный тост… Участвую!
— Так ты, значит, дружище, лиру свою зачехлил? Не слагаешь… Не воспеваешь… Хреново это, Колян… Ты не представляешь, как это хреново!
— Да представляю я… И крест на себе не ставлю. Все втайне надеюсь, что прорвет… хлынет… Ты лучше о себе расскажи. Наслышан краем уха, что у тебя вроде получилось выкарабкаться. Но сколько ни искал взглядом на лотках, ничего похожего на твою фамилию не попадалось.
— О-о-о… Да ты же ничего, я вижу, не знаешь… Я ж под псевдонимом публикуюсь. Так что на лотках ты не мою фамилию высматривай, а «Погодаева».
— Как?! Игорь Погодаев — это ты?! САМ?!
— Ваш скромный слуга… народа.
— Нет, серьезно?! Автор десятка бестселлеров и обладатель премии за наиболее продаваемую книгу года?..
— Более чем серьезно… я это, я. Грешен.
— Ну-у… брат… наповал сразил. Поздравляю!
— Спасибо, Колян… Спасибо…
— Я даже читал один роман… «Гость по обе стороны двери». Заценил! И стиль есть, и интрига… хотя, если между нами, честно… попса, конечно.
— Ну, загнул… «Попса, конечно!» Конечно! А ты хочешь как в рекламе — «три в одном»?.. И стиль, и интригу, и Ее Величество Литературу собственной персоной… Не-ет, дружище, на то и рынок… На базаре один принцип: «Покупатель всегда прав!», и баста… А читателю массовому… ему Литература и нахрен не убилась. Она ж ему еще со школьной программы, как рвотный порошок… Народ велик и могуч в своей непроходимой серости. Массам, Колян, чтиво подавай… ЧТИВО! С полным комплектом — кровь, секс, извращения и любовь, похожая на все вышеперечисленное… Вот тут он и о кошельке вспомнит, и пошуршит, и отстегнет… А чего это ты на слово «попса» так возбуждаешься, прямо как рафинированный критик или элитарный писатель? Знаешь, по мне так уж лучше как оно есть — царапать своим пером по грани… Между псом и волком… Если уж на Улице Миров смеркается… Но писать! Понимаешь, ПИСАТЬ… и издаваться. Мы ж не любители-графоманы, которые в стол кропают, самоизливаясь на бумагу… мы ж вкусили сладостного соблазну с читателем плодами ночных бдений поделиться и славы толику отхватить… Понял, да? Книги выпускать, а не пружину сломанную рассматривать… А Настоящее… оно всплывет из глубин… Возникнет рано или поздно… Не сможет душа взаперти сидеть.
— Ладно, ладно, Игорь… Остынь. Я же не хотел тебя ни в чем упрекнуть… Тем более в моем-то положении… Расскажи лучше, как ты пробился-то.
— Что рассказывать… Ты же правила игры и без меня хорошо знаешь. Просто, может, повезло мне в жизни чуть больше… В нужный момент оказался в нужном месте. И еще там не случилось такой стервозной фемины, типа твоей «магнитной»… Никакой коррозии на мои пружины. Правда, был моментик… В одночасье как-то пришлось решать, что делать со своими принципами. Тот самый выбор, который рано или поздно перед нами во весь рост вздымается, до небес… Писать как хочется или писать как надо. Может быть, и не прав я был… в том, что не стал ждать признания Вечности, когда моя самобытность будет оценена по достоинству… Решил играть по чужим правилам, пока не настанет час позволить себе вспомнить о собственных.
— А-а-а… Понял. «Золотая теория» о поплавке в море дерьма. Писать коммерческую, но Ли-те-ра-ту-ру…
— Именно…
— Ну и…
— Как видишь… Конечно, первые книжки от дерьма мало чем отличаются… Только тем, что дороги лично мне. А вот в последних, как мне кажется, я уверенно возвышаюсь над уровнем… э-э, дерьморя. Зато тепе-е-ерь, Колян… Я уже могу писать как мне хочется. Заработал право. Сейчас как раз роман начал… думаю, сей шедевр полностью перевернет представление об известном на всю страну авторе бестселлеров Игоре Погодаеве… Пишу как сам хочу. Дал душе полную свободу, так она такие откровения выдает — я диву даюсь… и откуда берется… словно и не мои руки все это пишут, а кто-то водит ими…
— Игорь, слушай… а может, и действительно…
— Что действительно?
— Не твои…
— Эй, эй! Ты на что, японский китаец, намёкиваешь?! Что на меня тоже литературные негры пашут?.. Ну-у, Колян, ты же знаешь, я мужик мирный, но мой бронепоезд…
— Да брось ты! Знаю, ты не до такой степени конченый, чтобы чужое за свое выдавать… Не о том я. Может, действительно, не ты это все творишь, а приходит оно откуда-то, свыше или… сниже. Через тебя в этот мир является. Ну, ты вроде как радиоприемник, оседлавший волну…
— Эк загнул! Вон ты о чем… Давай еще о природе творчества начнем пространно рассуждать… как пацаны прыщавые на заседаниях литкружка…
— Давай! А вот давай! Слабо? Или мало принял? Добавь еще пятьдесят для храброс…
— М-да… знаешь, а ты меня порадовал. Значит, не тлеет у тебя внутри, а до сих пор полыхает. Значит, еще бывать костру, и неслабому… А вот не слабо! Только сейчас… ты прав, э-э, повысим содержание коньячного спирта в крови… Чтобы к мозгам прихлынуло… Держи чашу вдохновения… Чок-чок! Поехали…
— Игорь, вот ты все… Му-уза… с придыханием этак. Красивый, спору нет, образ. Прилетает откуда-то полуголая тетка, и у тебя все внутри встает и топорщится… а она всячески вдохновляет… лепить из дерьма постылых букв конфетку гениального текста. Ага… пусть будет тетка. Ладно. Да только… Все эти музы-обузы… Мегеры еще те, если разобраться. Обычную бабу почти всегда уломать можно, деньгами засыпать на крайний случай… А эта — НЕТ! «Не дам!» — и все… Хоть ты в блин расшибись. Вот и вся любовь — сиськи набок!
— Да-а-а… Колян, запущено-то у тебя как!
— Погоди ты! Я сейчас совсем не о бабах… Я как раз о ПРИРОДЕ Творчества… А она-то, Игорь, совсем не женская оказывается… Она не только бесполая… Она… никакая. Нейтральная, между Богом и дьяволом… точнее, в стороне от них обоих. Э-э-э… гермафродит какой-то небесный.
— Малопривлекательная метафора, Колян… Может, еще подумаешь и… пересочинишь?
— А тут чем больше думаешь, тем сильнее крышу поднимает… Сколько на этот счет ни мудрствовали — все сходятся в одном… Не наше это. Приходит оно откуда-то извне. Сверху, снизу, сбоку, не суть важно… Но внутри оказывается, явившись снаружи. Не объяснишь творческие потуги одним только химическим составом клеток… Оно конечно, ощущение вдохновения, когда пишешь — сродни свежему воздуху, богатому кислородом. Окрыление, подъем, э-э… никаким плотским утехам и не снилось такое воздействие. Но это мы просто от привычных образов отталкиваемся… За деревьями леса не замечаем.
— Да уж… Творчество. Всякий по-своему называет и объясняет. Кто-то «искру божию» вспоминает, на Библию ссылается… Мол, создал нас Творец «по образу и подобию»… и эта «искра» — маленькая кроха от его главнейшей способности — умения творить… дар божий, дескать.
— Скорей уж проклятие… Ага, и кто-то говорит… мол, поток слов и образов в меня течет свыше… а я только записываю… причем обязательно с гордостью говорит, как о некоем исключительном таланте.
— Или еще круче — голоса… никому не слышимые… диктуют, только записывай…
— Игорь, да ты хотя бы Тоньку вспомни!
— Какую Тоньку?
— Ну эту, Синявскую…
— Однако ты загнул… Синявскую… Она, по-моему, не из той оперы…
— И что тебя смущает? Пускай не из той… Пусть никто ее не печатает, никто не читает, мало того, никто понять не в состоянии, ЧТО написано… Однако — ведь пишет! Что именно пишет — хрен с ней! — ей понятно, пусть сама и смакует… Но, КАК пишет?!
— Ну-ка… ну-ка… что-то припоминаю… В том огороде, что она городила, из смысловых сорняков одна ее голова и выглядывала… А вот по поводу того, КАК… Помнится, она конкретно говорила, что куда-то там подключается. Я еще пошутил тогда: «Где ж ты нужную розетку находишь?» Так она глазищами полыхнула, будто короткое замыкание случилось…
— Вот! Именно — подключается! Я же ее потом подробно выспросил. Знаешь, Игорь, в чем секрет ее бредописания? Она говорила, что не просто к чему-то там подсоединяется, а еще и задания им — тем, кто свыше надиктовывает!.. Чисто царица из сказки! Типа — хочу рассказ о конце света, подать мне словеса потребные… и ножкой — топ!
— Подожди… Как это? Заказывает тему?! Программирует сюжет?..
— Ну да… Я через месяц опять к ней подкатился, проверил — помнит ли то, что мне морозила. Оказалось — не просто помнит, а чешет, как по писаному. Одним словом, графоманическая метода проста, как короткое предложение. Уединяешься, усаживаешься, настраиваешься и мысленно подключаешься к неведомому источнику. Излучаешь свое, опять-таки мысленное, желание: писать о том-то и том-то… И, спустя время, начинает изливаться поток слов. Только успевай записывать… Ты только не смейся, но к концу нашего разговора я ей поверил. ПОВЕРИЛ! Так не врут… впрочем, так и не пишут. Если ты помнишь — стилистика в ее рассказах была непроходимая… какая-то неземная. Мы с тобой при всем желании в настолько безумной последовательности слова не выстроим… И энергией черной так и веяло от этих ее сказаний. Обволакивало и пугало… Ни хрена не понятно, графоманский бред, бессвязный набор слов, а поди ж ты…
— Ой, Дианочка! Даже испугался! Да нет, милая, совсем ты не страшная… Совсем даже наоборот… Я бы сказал — а-а-абворожительная… если бы слово такое знал… Просто вы так подкрались, богиня… Точно, как охотница… А мы под вашим прицелом себя достойно ведем… Чем не клиенты? Вот уже бутылочку приканчиваем… Вам за нас краснеть не придется. Мы способные. Мы, пожалуй, еще на одну емкость замахнемся… Правильно, Игорь? Да-да, запишите… Ждем-с… и коньячок ждем-с… и вас ждем-с… М-да-а-а… а ты прав — фигурка у нее… никакой Маргарите не снилось!
— Ну! Молодца, Колян! Наконец-то в тебе мужик проснулся… Та-а-ак… отметь в блокноте — на двадцать девятой минуте встречи поддающий Николай Смышляев рассмотрел в официантке симпатичную женщину… Ну что ж, зрение восстановлено, теперь опять вернемся к мозгам… Так, на чем я остановился…
— Да это не ты остановился… Это я остановился… На чем… Я тебе про Тоньку рассказывал.
— Тьфу ты! Не… про Тоньку больше не хочу, перебор… мороз по коже, как вспомню, так и вздрогну. Давай лучше теперь я тебе одну тему растолкую… Ты знаешь, что я заметил… Когда мы еще не плясали вприсядку под чужую дудку… я однажды уловил… Когда творишь, то это… э-э, миф, что остаешься наедине с собой и собственной совестью. На самом-то деле… Кого там только нет! Прям как в той сказке «В ночь на Ивана Купала»… Ивана Васильевича Несладкого… Вот ты сидишь в тишине или темноте — истинные слова отмываешь, от себя отслаиваешь, как крупинки золота… а изо всех углов, изо всех кустов всякая мутотень на тебя во все глаза таращится, да только и выжидает момент, чтобы отнять, стибрить это зарождающееся Твое… Помнишь, как к цветку папоротника из темноты всякие грязные лапы тянулись… Вот и я тогда на своей шкуре это явственно испытал. Пишу, а мне кто-то незримый ощутимо мешает… Словно намекает; «Прекрати… Не испытывай Судьбу… Сделай паузу, не то будет поздно». И я подсознательно на эти позывы велся раз за разом. И воду в сотый раз шел на кухню пить, хотя жажда не мучила… И в туалет с готовностью маршировал, хотя в кранике никакого давления не было. И…
— Вот-вот… И у меня точно так же бывает… Я все раньше думал, что это моя «лень-матушка» одолевает. Что сидит во мне какой-то двойник… еще ленивее, чем я сам, и мозги мне парит…
— Да фиг там! Не лень это, Колюня… и не в тебе сидит… Это что-то намного большее. Воздействует… лишь бы ты только от компьютера оторвался и куда-нибудь утопал, под каким-нибудь предлогом… а на самом деле — убежал подальше от… скажем так, акта сотворения. Ни фига не смог уловить и записать… Я иногда даже сутками спать не мог — мерещилось всякое. И такое, знаешь, возникало всепоглощающее чувство… тщетности всего сущего, бессмысленности всех моих потуг сообщить миру нечто жизненно важное… почерпнутое свыше. А вот позднее… Когда уже принял решение по коммерческим правилам играть, не особо душой разбрасываясь… Поверишь? Отлегло. Легко и просто писаться стало, будто выполняю некий технологический цикл… Будто не творчество, а отработка профессиональных навыков… Не священнодействие, а просто… игра такая. Замысел — синопсис — «одобрямс!» — пальцы в горящие клавиши — в паузах «реальная жизнь» — сырой текст — правка — готовый текст — отсылка — гонорар — пожелания издателя — замысел — синопсис… И пошли витки спирали наслаиваться… Уверен, что-то подобное происходит не только с нами, пишущими, а со всеми прочими. С художниками точно, я знаю, плотно общался…
— Ты вот только вдумайся… Вспомни, когда ты что-то стоящее, по твоему мнению, создаешь… Вот именно в эти минуты… Когда буквально всей душевной мощью выплавляешь из себя настоящие, единственно верные слова и по бумаге их… по бумаге… Словно бутерброд намазываешь… Только вместо масла — ты сам… или назови как хочешь… твоя Душа… Дух… твое собственное «Я»… А ты ножом воображения отрезаешь где-то… внутри себя дозу за дозой… и вовне размазываешь. Да еще следишь, чтобы слой ровный был, чтобы все поверхности смазать… иначе вещь незаконченная будет, недосказанная… Короче — сам себя по белому листу размазываешь… был он чистый, а ты его ЗАПОЛНИЛ… И вот — блюдо готово! Мойте руки… Рассаживайтесь… Приятного аппетита! Ну, ясное дело, все вкушают и нахваливают. Рассуждают — как да чего….А кому вкус не по душе, так и поругать могут. У тебя же при этом — что б они ни говорили, как бы ни нахваливали, ни хулили — внутри пусто…
— Точно, Колян… пусто. Подписываюсь под каждым твоим словом. По себе знаю, на своей шкуре испытано… Можно, конечно, сказать, что… э-э, непомерные затраты энергии произошли в процессе написания, что все это вполне объяснимо — дескать, необходимо какое-то время для восстановления… Фиг там! Объяснимо… А откуда ж тогда эта странная зависимость? Как бы ни хвалили… э-э, итог твоего Акта Творчества, как бы ни делились с тобой по-настоящему своей энергией — все побоку. Не оттуда эта боль идет. И пустота не восполняется… У меня даже ощущение, что пробоина внутри какая-то образуется… и пока зарастет — очень много изнутри уходит в бездну необъяснимую… Пока зарастет… Вот именно, ближе всего, всего правдоподобнее выходит, что отхватил этот кусок у тебя кто-то незримый. И кусок сожрал, понимаешь?! А ты все на депрессию сваливаешь… и не ведаешь, что на самом деле ты в двух шагах от гибели. Только то и спасает, что у нас организм имеет способность восстанавливаться…
— А может, все проще… и у Творчества наркотическая природа? Говорят же — творческий кайф… Сам же знаешь, как это…
— Знаю. Но все же — нет. Не наркотик… Для наркоты что характерно? Новая доза… чтобы от ломки избавиться. И периоды между ломками все сокращаются и сокращаются… Подсаживаешься на это безвозвратно. А у Творчества… Пока тебя пустота корежит — ни с каким новым сюжетом и близко к клавиатуре не подходи. Не то что не «вставит», а даже и не ёкнет по-настоящему… А периоды между этими ломками, наоборот, могут быть безразмерными — ты же сам, помня об этой, все высасывающей, пустоши внутри, подсознательно оттягиваешь миг, когда заново погрузишься в творческий процесс… И пока, так сказать, опять не дернешь черта за усы — не заполучишь новую порцию абстиненции. Нет, Колян, Творчество — это не наркота… Это круче. То, что сжигает изнутри. СЖИГАЕТ на самом деле… без дураков, Колян, дотла…
— …Ну, Игорь, насчет того, что это приходит свыше, надеюсь, мы обозначились?
— Обозначились… Будем считать, что да. Хотя…
— Что, что «хотя»?..
— Пресловутая сублимация. Чаще всего природу возникновения творческих… э-э, позывов объясняют как сублимирование нерастраченной сексуальной энергии в… так сказать, другой продукт. Значит, все-таки ЭТО приходит изнутри? И никто нас не ведет… Мы сами ведем…
— Слушай, не один ли хрен, кто кого ведет? Мы уже запутались… то из нутра черпаем, то прямой канал куда-то в космос открывается… А-а, в результате все едино. Да пускай этот пресловутый вектор хоть в обе стороны направлен, и туда и обратно… закольцован и замкнут, и…
— Не перебивай, пожалуйста, а то собьюсь с мысли… так вот, «внутренняя» природа происхождения творческих способностей… э-э, наполняет смыслом утверждение, что… конвертация внутренней вселенной в понятные… э-э, воспринимаемые внешней средой символы — это и есть творчество. Штука в том, что есть разные люди. Качественные копии, и… плохонькие. Сущность, создавшая нас по своему образу и подобию… обладает способностью творить по определению, и… не мог Создатель ею не поделиться с разумными созданьями своими. Иначе — о каком таком подобии вообще речь, спрашивается?.. А что касается секусаль… тьфу ты, сексуальной энергии… Сублимация — для разномастных любителей самоизлияний, у которых сбита настройка, но желание ловить волну имеется… и для ремесленников, которые приемопередачей владеют получше, но истинной цели не ведают. Тем же, кто обладают способностью… э-э, более эффективной конвертации, кто способен открывать качественный канал и черпать напрямую… в такие мгновения уже никакого секса не нужно, какой на фиг секс, когда… сквозь тебя такая силища прёт, что… Ведь вся эта убогая материальность просто-напросто перестает сущесто… тьфу, блин, существа… существова…
— О, мужик, погоди! Язык у тебя заплетается уже. Запутался ты, и меня заморочил! Стоп. Надоело, блин. По всякому поводу и без повода дедушку Зигмунда поминаем… Я теперь немного под другим углом хочу глянуть… Кто-то ведь за всем этим следит. Как говорится, если у вас нет паранойи, это не значит, что за вами никто не следит!.. Мне эта тема, Игорь, давно покоя не дает. Вот представь… Есть некие «наблюдатели» свыше, и они не просто наблюдают, а выжидают. Отслеживают некий, по их критериям — вполне определенный момент. Сидят там у себя, сидят и смотрят… Только не как кино. А, скажем, поглядывают периодически, будто на грядку: не созрел ли овощ какой? Или сад обходят, фрукты на деревьях осматривают, на предмет… кондиции, так скаать.
— Скажи спелости… или мы не русские?
— Ну, ты понял… Человечество напридумывало с тридцать три короба… и каждое поколение вносит что-нибудь свое в сокровищницу воображения. Я вот тоже одно время никому прохода не давал — доказывал, что есть некие высшие существа. Неспроста же летающие тарелочки порхают, мистика всякая, куда ни глянь, народу мерещится… все эти люди, подвергнутые инопланетянским экспериментам, беременные от марсиан домохозяйки… Я сам в это почти верил! Но переиначил по-своему. Что, дескать, оттуда, свыше, очень зорко наблюдают за теми из землян, которые занимаются Творчеством. Вернее, даже не занимаются, а балуются, как дети спичками. И наблюдают высшие за земными вовсе не из любопытства праздного, а… на них тоже как бы миссия возложена. Представь — из числа кандидатов, из среды так называемых «творческих личностей», отбираются настоящие творцы. Способные собственным гением создавать новые миры в прямом смысле этого слова… А вот для чего это нужно… блин, я тоже запутался. Несколько раз менял свое мнение. Хотя главных версий на самом деле две. Первая — присмотр за потенциальными творцами сущностей необходим, чтобы вовремя остановить, не позволить творить дальше, больше… сверх какого-то опасного для них… или для самого творца… предела. И вторая версия, диаметрально противоположная… Следят, чтобы распознать момент и вовремя выхватить из бренной жизни творца, выросшего из тесных земных одежд. Выхватить и пригласить в свою компанию…
— Выхватить и в свою компанию… Нет! Да нет же!! НЕТ!!!
— Колян! Ты чего это по столу стучишь?! Кулак пожалей, хрен с ней, с посудой…
— Да не так все, Игорь! Не так! Все намного хуже… Намного… О-о-о… кого мы видим!.. Спасибо, Дианочка! Да нет же… Никто у нас не воюет… Это мы муху отгоняли… Повадилась, зараза, а нам и самим мало… Спасибо, спасительница, за новую порцию «живой воды»… Нет, все-таки присаживайся к нашему дастархану. Надо же твое имя новое обмыть… Надо! А то носиться не будет… Буквы поблекнут да пооблетают… Что? Сейчас придешь? Сейчас или сегодня?.. Ушла… М-да, Игорь… Я, пожалуй, сегодня свое зеркало огорчу… И собаку озадачу. Пусть нюхает следы босых женских ног…
— Фу-у-у… Ну ты даешь, Колян!.. А с виду тихий… Правильно, давай лучше о женщинах… Ну его… это Творчество… занесло нас в высшие материи, офигеть… Давай о них, чертовках и богинях!
— При чем тут женщины! Первым делом… звездолеты, а девушки потом. Ты лучше расскажи… Лично у тебя как этот процесс идет? Неужто никаких сложностей? Э-э… все чинно и гладко? Поделись.
— И поделюсь… Я тебе сразу-то не стал говорить… про мою новую книгу. Решил я наконец-то, что уже могу себе позволить… плюнуть на коню… коньюк… тьфу, блин, конъюнктуру. Короче, не плясать под чужую дудку. Пора… Надумал я уйти с этого продуваемого капризами толпы лобного места. Захотел душу проветрить, и больше ее не предавать… И что ты думаешь? Как только начал… пролог выписал — еще ничего… А вот главе к третьей — началось! Ожила эта мутотень по темным кустам… Опять к моему Слову лапы когтистые тянет… Такое впечатление, что как только дело касается серьезного честного Творчества — и расклады другие начинаются, и цену совершенно иную платить надобно.
— Вот видишь… А ты думаешь — чего это я со своей Музой задница к заднице сплю? Думаешь, поди — заел Колюню быт… Баба попалась с повышенным коэффициентом стервозности — к первой встречной Музе ревновала… Или про кризис жанра… Или про мелкую натуру…
— Так ты ж сам… давеча…
— Что сам? Что?! А ты уже и поверил, что я после Маргариты никак два слова связать не могу, чтобы зазвучало… Игорь, Игорь… Да боюсь я! Понял, нет? Я это только недавно про себя понял. Только на днях сам себе признался… БОЮСЬ Я!
— Кого боишься? Колян, кто на тебя наехал?! Не молчи… Та-а-ак… Значится так, сейчас пьем, и ты мне все-все рассказываешь… Держи по полной!..
— …даже не знаю, с чего…
— С начала, естественно…
— Знаешь, у меня тут… э-э, недавно одна идея безумная родилась. Приставучая такая… Чем бы ни занимался — из головы не выходит. Я ею ни с кем еще не делился. Опасаюсь. Как пить дать, решат, что я шизик. Крыша едет не спеша, тихо скатами шурша…
— Это ничего, это у нас как профзаболевание. Ну-у-у? Значит, я буду первым. Излагай.
— Ой, будешь ли? Что-то меня не тянет этим делиться…
— Да ладно тебе… Выкладывай. Не хотел бы, не упомянул…
— Ох, Игорь, даже не знаю… аукается мне нешуточно, когда я в эти дебри забираюсь. Будто сидит там… такая-этакая гнида, контролирует и шильцем колет: «Не лезь… Не лезь… Опасно…» Предостерегает… А в себе носить — тоже невтерпеж… Ладно. А, давай еще вмажем. Наливай… Только по половиночке, для куража.
— Дельное предложение… Сейчас… Оп-па! Перелил… Теряю квалификацию. Помнишь, на всем курсе никто сравниться не мог… М-да-а, старею. Ну?! Вздрогнули!
— Давай…
— Хор-ршо пошла…
— Игорь… Я долго об этом думал, сопоставлял… и пришел к выводу — у наших творческих мук природа совсем иная… Вовсе не энергетическая… не астрономическая, так сказать. Точно. Вовсе не качаем мы вдохновение откуда-то свыше, из области горних высей, не открываем канал в высшие сферы. Не звезды нас осеняют, рождая внутри отраженный свет, затем принимаемый нами за… дар божий. Нет, суть иная…
— А какая?
— Мм-м-м… э-э-э… ГАСТРОНОМИЧЕСКАЯ.
— Коля-а-а-ан… Что это у тебя за эпитеты полезли чревоугодные… ты, может, проголодался… А я только нарезку заказал… Может, чего посущественнее надо? Я счас!..
— Да брось ты… Не хочу я есть. Подташнивает меня что-то… Ты вот правильное слово употребил — чревоугодные. Только, спрашивается… «чрево-угодные» кому?..
— Ну, и кому, дружище?
— Тише, Игорь, не кричи… «Им» угодные… «Им». Тебе могу рассказать, ты ведь тоже, оказывается, об этом…
— Чего это ты все озираешься?
— Мало ли… Слушай, Игорь, мою… э-э, параненормальную гипотезу. Только не шуми и не торопись диагноз уточнять. Значит, представь… «Они» где-то там… над нами. Сидят в этом «где-то там» эти сущности продвинутые и бдительно секут за нами… Обсерватория у них… естес-с-ственно… наблюдают они, значит… только не за звездами… на хрен они им — громадные да несъедобные… Не-а… не за звездами… ЗА НАМИ… А мы — это не совсем мы… в том виде, какими привыкли себя осознавать. Мы… э-э, такие аморфные тела. Знаешь на что похожи больше всего? На грибы! Только опять-таки — необычные… Во-о-от… Мы, значит, грибы такие, а вся планета наша — плантация… И естес-с-ственно — условия на нашей плантации кем-то подобраны… культивированы, вот. А может даже, представляешь, специально смоделированы, с одной единственной целью — СООТВЕТСТВОВАТЬ требованиям технологического процесса… И вот эти фермеры, блин, в своей обсерватории сидят и надзирают за своим хозяйством… А как только какой овощ или фрукт поспел — р-раз, и полезай в рот! Или, например, если сгнил — вырвать его, с грядки вон… Ай!!! В висках как кольнуло…
— Тише-тише… что с тобой? Давление?
— Да нет, я вроде не гипертоник… Просто что-то кольнуло… И тошнит… может, коньяк паленый… Так вроде заведение солидное.
— От паленого давно бы вывернуло, и не тебя одного… Ладно, расслабься. Ну ты наворотил! Чего же тогда вокруг все тихо и спокойно, никого не срывают прямо на глазах у прохожих, никого не надкусывают на пробу… Хрум, и нету головы! Прямо фильм ужасов какой-то… Я давно уже не верю в происки инопланетян.
— И-и-игорь… я тебя умоляю… Ну не так же примитивно, я думал — ты сразу просечешь эту кухню… И не происки, а поиски… Да не мы сами грибами-то являемся, а та неуловимая, аки душа, частица в нас. Условно говоря, наша внутренняя творческая мастерская… А нас-то самих «те», может быть, точно так же в упор не замечают… Как и мы «их». Понимаешь, «их» ведь только в чистом виде человеческая способность творить интересует! Процесс, выдающий продукт! И как только у кого-то из творческих личностей что-нибудь народилось… м-м-м, съедобное… а эти «фермеры» уже тут как тут. Ра-а-аз! И слопали! Вот вникни… Это мы думаем, что нас Творчество съедает… А на самом деле — эти всевышние «фермеры»… И едят они самое вкусное… Нечто, что способна выработать… э-э, выпестовать и взлелеять наша способность вообразить то, чего вроде бы нет в реале… А-ам, и нету! Недаром чаще всего гениальные люди умирают молодыми. Года этак в тридцать три, по традиции…
— Подожди… я попробую все это по своим полкам расставить…
— Да что тут расставлять! Вот смотри… несомненно, что Творчество сжирает творца… Ну сам посуди. Вспомни хоть кого-то из наших, кто нормально живет? Все, понимаешь, ВСЕ чем-то расплачиваются… Кто семьей. Кто любовью. Потерей самых дорогих и близких людей платить приходится… Кто кругом общения… материальным достатком… Кто еще только накапливает свои творческие силы, чтобы у него съели все сразу, оптом… Чуть попозже… Спиваются, кончают с собой. Помирают нестарыми от внезапных болезней… Но чаще всего — с ума сходят. Разума лишаются в самом прямом смысле… Сжирает ОНО нас, сука! Прям-таки поедом ест! Лопает… Оно… или они… она… неважно, сколько их. Но КТО-ТО там где-то наверняка… имеется. И смотрит. Смотрит, смотрит…
— Знаешь, Колян… Я чем больше тебя слушаю, тем мне все муторнее становится… Неспокойно как-то. Давай лучше хряпнем еще по полной… чтобы мысли смазать…
— Это запросто… но не поможет…
— Надежда не первой умирает. Ну, держи…
— Игорь, ей-богу, не случайно мы с тобой встретились сегодня, ох не… Я понял, кажется… Вот говорили, депрессия после всплеска творения… пустота… Да мы с тобой… и такие, как мы с тобой… Люди. Просто мелкие демиурги… подмастерья, возомнившие себя мастерами, А поди ты… туда же! Копии, а туда же. Страдаем, как оригинал… Места не находим… Творцы местного разлива, блин горелый! Раком по сковородке! Игорь, вот ты только вникни… Ты только представь… Создал человек нечто из ряда вон! Небывалое. То, чего до него никому не удавалось… Что угодно — стихотворение, поэму, рассказ, повесть, роман… картину, фильм, мелодию, компьютерную программу, систему очистки окон… что-то там еще. Неважно. Лишь бы по-настоящему новое… такое, что до него никто НЕ ТВОРИЛ… И за это — рвет его изнутри, жрет поедом, корежит… Штырит-плющит-колбасит… Прав был Ницше… прав… Сказал что-то вроде: «…и если мы смотрим в бездну, то и бездна смотрит на нас!» Мироздание-то — на самом деле сплошное ничто-нигде-никогда, с вкраплениями материи, пространства и времени, кем-то сотворенными… Пустоте необходимы все новые и новые миры, чтобы ЗАПОЛНЯТЬСЯ… А где ж ей их брать, у кого ж ей разжиться сущностями, как не у Разума… Х-ха!.. Но мы-то, людишки земные, не настолько значимые фигуры, чтобы Бездну по-настоящему раззадорить… С нами она просто в гляделки играется. А может, попросту рассеянно скользит взглядом… откуда-то же взялось выражение «звезды — глаза Вселенной»… скользит этак раздумчиво, степень съедобности определяя… Но теперь, Игорь, сделай поправку на масштаб. И попытайся хотя бы приблизительно представить размеры той истинной, еще совершенно ничем и никем незаполненной БЕЗДНЫ, пред безглазым Ликом коей… очутился наш Истинный Создатель… который задумал и сотворил Наш Мир… эту вот Землю, Солнце, звезды… Вот это был поистине выдающийся и неподражаемый Акт Творчества… И что?.. Выплеснул Он это из себя. СУМЕЛ. А в награду ему — не благодарность, нет… Зато ТАКОЕ внутрь хлынуло! Да мы с тобой, Игорь, и миллионной доли той страшной муки… обуявшей Его Душу вселенской пустоты… ведь если у нас, подобий, души есть, то и у Него обязательно должна бы… даже вообразить не сможем, какое ощущение тщетности сущего испытал Он! Это ж какую безднищу породило Его Творение — никакими метагалактиками не заткнуть пробоину!..
— Колян… Я фигею!!! Ну ты вы-ы-ы-ыдал… Заценил я… Да-а-а-а… У меня в мозгах не укладывается… Это больше, чем Я… Или мы с тобой приняли больше, чем надо, или… недопили до нужной… э-э, спелости… У меня только одна мысль колотится… А что если… нет никакого Космоса! А что если все это межзвездное пространство… вся эта чернота и бесконечный вакуум… всего лишь та самая Великая Пустота… та Страшная Бездна, что родилась после Акта Сотворения Мира!!! А мы все живем внутри… Мы все…
— Бли-и-ин! Да, брат, такая вот мысль меня… ну, точно шиза косит… Ай, как в голове-то стреляет! Будто кто петарды вперемешку с мозгами заложил! Ай!.. О, Боже…
— Колян! Да не дергайся ты… Успокойся!
— Ай! Господи Боже мой, какая боль!!! Игорь, слушай, пока я не забыл… Знаешь, мне кажется… Нас она, как крошки со стола… так, остатки подчищает… в ком унаследованная частица… творческий дар есть… А НАШ ТВОРЕЦ на самом деле… уже давно… исчез… не будет никакого второго пришествия… скорее всего Его… эта… сразу же… вектор закольцован… пустоту заполнишь, а пустота в ответ — тебя… сразу же сожрала… и пальчики облиза-а-а… А-а-а-ай!!! Да что за че…
— Гы-гы… Дя-дя… Коля хочет кэтю… Большую-большую кэтю… Мно-о-ого…
— Колян, ты чего? Ты меня не пугай…
— Дядя… мамка хоро-ошая… у Коли в голове жили тараканы… Мно-о-ого… мамка их выгнала… Дядя… возьми-и-и Колю с собой… подсади на небо… а то я не могу запрыгнуть…
— Коля-я-ян! Ты что, вправду шизанулся?!
— Дядя, не бойся… Ты же большо-ой… Не надо бояться… дядя…
— Коль… Да что же это такое?! Лю-ди! По-мо-ги-те!
Диана! Скорее сюда…
— Дядь… а дядь… не на-адо так кричать… мамка не злая… просто она вкусное любит… и-и-и забирает кэтю… папка Коле дал, а она забра…
— О Боже, какой ужас… неужели… неужели и меня… не минует сия…
— И-и-и… Мамка всегда так делает… отбира-ает кэтю… и сама кушает… папка Коле дал кэтю… не хотел давать, боялся давать… а дал… Коля не жадный… Коля с мамкой и так поде-е-елится… и-и…
© С. Вольное, 2005.