Изнанка нашего дела, как и любого другого ремесла, скучна, обыденна, и постороннему человеку совершенно не интересна. Вокруг таких унылых вещей как штекера и разъемы, провода и предохранители, паяльники и потенциометры, струны, проваренные в соде, перемотанные динамики, самодельные фазоинверторы и схемы «приставок» из «Радио», крутится рутина четырехдневной карусели из пьяных физиономий, набивших оскомину песен, застоявшейся кислятины болгарских вин, столиков, расставленных в шахматном порядке, и необходимости помнить, что в семь вечера надобно произнести в микрофон дежурную фразу, которая так надоела, что приводить ее здесь нет ни малейшей охоты.

То, что руки дошли, наконец, до аппарата, то, что поднялись из руин и как-никак обжились — брызнуло спиртом новизны на притомившийся было огонек интереса. Пришла гора к Митрофану, постучала в оконце: выходи, дружить будем, но бедолага спросонья еще глаза не вытаращил. Он покуда не знает с чем едят как и каким трифоном понимать что. Он, собственно говоря, их путает, хотя себе в этом признаваться совсем не хочет, потому и ходит вокруг горы с умным лицом профессора кислых щей.

Как уже говорено было, по обычаю, требуется развлекать народ с чувством, с толком и…

Правильно: с разблюдовкой.

На первое — приятные мелодии, под которые монопольный продукт хорошо усваивается, на горячее — гопак с гнусными негритянскими телодвижениями, и уж на десерт — раскинулось море широко.

То есть, так по обычаю. По закону гор, предгорий и равнин.

Благодаря такому научному подходу, нашими умненькими головушками был разработан план Барбоса, который хрустнул о реальность, как октябрьский ледок. Тужились-тужились, а то, чем разродились, оказалось никому и не нужным. Плевать им на расстановку, на тактику со стратегией плевать. Они её с дежурным салатом ам! и разбавленным томатным соком запили. Посему осталось забить по шляпку и заниматься самообладанием: импровизушки, «Машина времени», лонг лив рок-н-ролл. Короче, карманный бильярд. Да и за примером далеко ходить не надо, лучше чем Маэстро придумал — не придумаешь: себя ублажать.

Правда, в этой реке свои подводные камни. И на мель напороться проще простого. В кайф оттянуться оно, конечно, веселей, спору нет, но когда за неделю хабара еле-еле квартал набегает, на всех! — это как-то не возвышает. Да, на сухонькое и тачку до койкоместа хватает. И то ладно. А должок? Ребята, не Москва ль за нами? Денежку с двумя нулями к первому декабря принеси и положи. И к Новому году вторую. И ни ку-ку. Никому не интересно, что у тебя нету, что не заработал, что «из полей доносится налей» не знаешь. Знай! На то ты тут и поставлен — человеку приятное сделать. А тебе из репертуара Лещенко Льва, видите ли, стыдно. Песенку, что Софочка Ротару поёт — как на расстрел. А пластик на барабан почему-то не стыдно. А микрофон бундесовский как-то само собой. Не стыкуется. Какие-то непримиримые противоречия. Это поначалу: а! в ресторанчике играем; марусек в общественном транспорте «к нам в кабачок» заманывать; постоянно сыто-пьяно; делом заняты — говно не пинаем. Но теперь-то! Выросли или нет из коротких штанишек с проймами? Не дети. Пора, брат, пора. А то на танцах в мединституте языками цокать — играют же чуваки. Да, лоррен-дитрих — это не антилопа-гну. Они, я уверен, не по полчаса репетируют, и не так: скорей-скорей, погнали следующую; а, ну так, здесь понятно, потом подберем, что там еще? эту и так сыграем, там четыре аккорда; пойдем-ка лучше в Аквариум пивка попьем. Это что? репетиции?

Репертуар, однако ж. Разнообразием не блещем. На первое лук с кваском, на второе квас с лучком — вот и вся перемена. Ну сколько можно «дядей вань», «белфастов» и прочих ностальгических фокстротов? Современные вещи играть надо? Надо. Куда ты, голуба, денешься? Смотри, что за бугром творится: «Голос Америки» по субботам в танцевальной программе одну дискотню гонит. Там и Глория Гейнер, и Донна Саммер, и Дайяна Росс, и всякие презервативы. Как будто совсем недавно на этой же программе про новую музыку не рассказывали, от которой сейчас американские студенты тащатся. Новое время — нью-эйдж. Даже имена на слуху остались: пианист Джордж Винстон, арфист Андреас Воленвейдер, многостаночник Китаро. До нас этот девятый вал не раньше, чем через десять лет докатится. Если вообще волной плеснет. А там сейчас. Слушают. И есть что послушать, вот в чем заковыка. Но ведь одна программа и всё. Как каменюга в болото. Даже кругов по воде не пошло. Поймали как-то вечером «Радио Люксембург». Посидели десять минут — выключили к едреней фене этот тлетворный дух заграницы. Противно слушать. Хоть в «Комсомольскую правду» ругательное письмо пиши. Скоро совсем капут нормальной музыке. Будут под этот мудизм прыгать, бельмы закатывать. И была бы музыка. Так, шкварки. Глаза б на такой, прости Господи, венчик-бубенчик не смотрели.

И ведь что самое смешное — надо играть. Надо. Под лежачие камни и коньяк не течет. Хочешь, не хочешь, а капустка нужна. Так что надо садиться и всю эту халабуду репетировать. Хоть с нее и воротит.

Как центровых не лажай, а для них кабак — работа. Они, как на завод, утречком приходят и трое обычно одного не ждут, потому что заведено как у Саввы Морозова: опоздал — штраф. Прогульщик на работе, что дезертир на фронте. Рублем друг друга учат Ресторацию-мать любить. И каждый денек часа на три репетиции, а уж вечером в полный рост. Зато спокойненько, без напряга. Любую новомодную вещь играют. Потому и на «ладах» к ресторану подкатывают. И фрукты-ягоды с базара корзинами несут. Труд — это не общественное благо. Не-а. Личное.

Всё это, конечно, обсуждается, прикидывается к носу и откладывается на вырост. Что называется проквакал — и в тину. И усё спокойненько.

А тут Куша отмочил штуку — припер свою старенькую «Яузу», чтоб было чем заполнить перерыв. Странная щедрость. К чему бы такой альтруизм? Или только ради того, чтоб со своими параськами ногой дверь открывать? Да и так вроде не обижен — всегда пожалуйста.

Недолго думая, для антиресу решили открыть филиал всесоюзной студии грамм по сто — «Утюг Рекордс». Запечатлели себя без изысков, с микрофона. В антракте, не отходя, и прослушали.

М-да. Этот стон у нас песней зовется. Халюра чистой воды. Конечно, уровень «Дак сайд оф зе мун» и не ожидался, но и эдак утробно… Веселит лишь то, что находятся же дурни, которые за такое денежку отстегивают.

Но время зря не потратили — взгляд со стороны никому еще не помешал. Уяснили кое-что: некоторые вещи обсосаны до скелета и играются с закрытыми глазами. Но их мал-мала-меньше. Остальное слеплено на живульку: ля минор-ре минор-ми мажор; он сказал: поехали. Дальше дрова. Дальше ельничек и осинничек. Дальше дорожки расходятся: у каждого свой интерес.

Бас что-то своё задумчиво наигрывает. Ни тебе мужского начала, ни кружевных рюшочек — а так… Нота на ноту лезет, как щепки весной — лишь бы в тональности, и ладно. Но в том-то и петрушка с сельдерюшкой, ладно б в тональности, а то там, и сям, а в конце концов совсем увинтит за кудыкины горы.

Барабанщик тоже хорош. Сначала старый барабанщик крепко спал. Потом кэ-эк блыстнет по тарелкам. И еще раз. И еще. Где надо и не надо. Лупит себе и лупит, никого и ничего не слушая: у вас свои игрушки, ну и я как-нибудь не расстроюсь. Что там акценты, что ритм меняется — а по херам дядьке, свое громкое дело знает упруго: знай выструячивает на гора отбойником.

И ведь трезвые. Стекло!

Один я, надо сказать, хорошо выгляжу — меня на записи абсолютно не слышно.

Нашелся же беспристрастный судия. Нажал кнопочку — проснись и пой. Тут не скажешь: это не я.

Всё, господа оркестранты. Сели рядком, вещицу прослушали, расписали, что за чем разобрали и снова собрали, но уже под нашим нескучным роджером. И не так, что я гармонию подобрал, а Лёлик, подсмотрев аккорды с басом намудрил. И не так, что Миня помнит только где куплет, припев и кода, а остальное его не колышет. А как надо. Как люди делают.

Глядишь, аккорды дополнительные вылезают откуда ни возьмись; и модуляция не на полтона, а на тон; и бас не прыг-скок рассольник с солянкой, а где только по одной нотке пук-пук, а где и постоянная партия — попотеть, поподбирать. Это когда со стороны смотришь всё легко и просто. А посидишь, покряхтишь. И самим в кайф, когда получается путем. А этому кейту муну «уши» на уши и долби хоть до посинения. Сиди, дрочи педалью. «Синкопа». Это не по столу ладонями стучать после второго стакана. Не хватает, друзья, грамотешки. Наглости много, самомнения завались, а касаемо дела — фук.

Нет, хватит. Надо эти категории на стальные рельсы трудолюбия переводить. Тогда не будут такие конфузии получаться, как на днях.

Заказали песенку «Синей птицы», что братьев Болотных, но не ту, где надоедливый клен шумит, а с другой стороны миньона, а мы и слов не знаем. Говорил ведь, давайте кондуит заведем с текстами. Всем по фигу. Мне одному пыхтеть — радости тоже мало. Воз и ныне. И пятёра хвостиком вильнула. И ведь дело не только в пятёре, хотя и в ней, конечно. Дело в том, что соответствовать надо. В работе минус. В следующий раз просто не подойдут. И правильно сделают. Кто не работает — пусть хлеб без масла полюбит.

Удалось, справедливости ради, скажу, отыграться на чернобровой дивчине, что рисуют каждый вечер, да на песенке из «Акварелей». Подошел приличный мужчина, спрашивает: такие вот слова из песни: «Мы на свете такая малость, видно наша любовь заждалась…» — не знаете ли?

Вот здесь мы в дамках. Но такие случайности редки, как негр-альбинос. И эльдорадо в кармане пока тоже из области ненаучной фантастики.

А тут буквально на днях Мустафа зашел — приставку предлагает. Звук — даже трудно что-то сказать. Аккорд берешь и будто ихтиандры на дне. Катеньку Мустафа просит, в связи с бедственным положением. И рад бы, но откуда у Платона миллионы? Купило притупило. Через неделю встретились, спросил. Продешевил, пожаловался Мустафа, ушла не глядя, надо было за полторы скинуть. Что ты хочешь: маде ин не наше. И так эта машинка мне в душу запала, что уж лучше бы назанимал тогда, а там как-нибудь перемогся, зато имел бы грузовик удовольствия. Слабоват передним умишком, что поделаешь. Лёлик в библиотеке «Радио» за последние пару лет землеройкой перелопатил — нулём. Нашел что-то похожее в гэдэеровском журнале, но таких аналогов — то, не знаю что и как зовут не спрашивай — потому как на микросхемах. Платка с комариную душу, в одной микросхемке быть может с десяток транзисторов. Где оно такое? По свалкам не валяется. А были б манюшки… Вот и получается, что без денег жизнь плохая, не годится никуда.

С телками последнее время как отрезало: постимся. Что ни день, то рыбный. Не идут в коварные сети. Даже Миня в простое. Солнце что ли другим боком повернулось? Или нюх потеряли?

В любимом ВУЗе зачеты, курсовые надо сдавать — руки не стоят. Апатия глобальнейшая на всё. Спится, как из ружья — только голова подушки коснулась — и как в яму. А про вставать разговор просто не идет. Мы могём и до четырех дня. Такие случаи бывали. И знаешь, что надо встать, а не можешь. Как будто эмалированным тазом тебя прихлопнули.

В это воскресенье ары с женами в ресторацию пожаловали. Чинно, аккуратно. При галстуках.

В зале им лучший столик накрыли, скатерку свеженькую со складочками. Народец по ходу дела подходит, за плечо ласково обнимают, здоровьем интересуются, чокнуться хотят.

Начали с винца, по-дамски пригубливая, а потом ка-а-ак накирбанились с ними, Лёлик такие узлы до тачки вязал — Александр Македонский не разрубит.

Понедельник весь проспали, после обеда до пивной точки доползли, а там и ставенки закрыты. Страдальцы, приходившие до нас, мелом написали на дверях: «Почему уходите с работы раньше времени? Будет жалоба в газету». Но нам-то от этого не легче. Доковыляли до ближайшей рыгаловки, поникнув гордой головой. Пустые надежды — пиво кончилось в обед, и для нас его тут не припасли. Пришлось отпаиваться лимонадом, да еще щец из кислой капусты похлебали для блезиру сытости.

Но это еще не всё. Декан, оказывается, вторую пару читал и всех по списку проверил: я, здесь, тута. А нас не тута. «Староста! Взять объяснительные!»

Ну что за скотоложеская привычка! Казарменные нравы в политехнический институт. Слово-то какое поганое: объяснительные. Что тебе объяснять, полено?! Опять кровь надо сдавать. Только кровью это дело смоешь. Как на фронте, ей бо. А замотаешь — стипу херакнут на второй семестр и будь молодцом.

Не сама стипа, черт-то с ней! На последнем курсе и то гоняют, как сопляносых. Господи, ну где же справедливость? Куда ты смотришь, когда деканами бывших полковников ставят? А зам деканами майоров?

Всё, всё не так.

Кровушку пошли сдавать — у Миньки не берут, еще месяца не прошло с прошлого раза. Еле уластили. На коленочках пришлось стоять. Бездна унижений. За какой-то несчастный полтинник стипухи.

Всё! С телевизора Анну Герман записать и выдрючить назубок!