Этот звонок мне не знаком.
Так подумалось мне сквозь сон. Проснуться? Но я ещё не выспалась. Так что, наверное, пока посплю. Не открывая глаз, пытаюсь нащупать под одеялом смартфон.
Что такое?
Протягиваю руку ещё дальше. Как же надоела эта звонилка. Куда ж я её засунула?
— Ай!
Бабах! Шмякаюсь спиной на пол с кровати. Больно, ч-чёрт... Стоп-стоп... С кровати??
Наконец просыпаюсь и сажусь на полу.
Что за ерунда?
Совершенно незнакомая квартира...
...в которой я нахожусь.
Где же я вчера заснула?
— Где?! — бормочу я. И тут же чувствую странную тяжесть в горле. Машинально подношу руку. Трогаю одеревеневшее горло пальцами. — А?
Голос опять выходит какой-то низкий. Опускаю голову и осматриваю себя...
Нету.
Чужая футболка спускается до самого пупка. А их — нет. Эй!! Где мои сиськи?!?
Зато ниже пояса, между ног, что-то есть. Что-то никак не менее поразительное, чем отсутствие сисек.
Это... что?!
Очень медленно и осторожно тянусь туда рукой. Кажется, вся моя кожа и кровь сейчас притягиваются к одной-единственной точке.
Вот, значит, как... Ну что ж. Хоть какая-то компенсация...
Рука наконец дотягивается...
Я чуть не теряю сознание.
Кто такой этот парень?
Я стою перед зеркалом в неизвестной мне ванной и таращусь на совершенно незнакомое мне лицо.
Шевелюра с чёлкой до самых бровей, небрежность и аккуратность в причёске перемешаны в пропорции примерно шесть к четырём. Брови жёсткие и упрямые, однако в крупных глазах, пожалуй, всё-таки больше доброты. Сухие поджатые губы, крепкая шея. Худые красивые скулы, на одной почему-то большой кусок лейкопластыря. Когда я пытаюсь отодрать его, кожу пронзает резкая боль.
Но даже от боли проснуться до конца не удаётся. В горле пересохло так, что не сглотнуть. Я открываю кран, набираю в ладони воду и пью. Вода какая-то тёплая и с привкусом хлорки, точно в плавательном бассейне.
— Таки! Ты встал? — раздаётся вдруг мужской голос откуда-то издалека.
Таки?
— Сегодня твоя очередь готовить, так или нет? А ты проспал!
С замиранием сердца заглядываю в гостиную. За столом — какой-то мужчина в деловом костюме. Поднимает на меня недовольный взгляд и снова опускает его в миску с рисом.
— Про... шу прощения! — отвечаю я машинально.
— Я уже ухожу. Завари себе мисо и выпей.
— Ага, ладно!
— И бегом в школу, даже если уже опоздал!
Сказав это, мужчина быстро складывает тарелки одну в другую, отправляет в маленькую раковину в углу, проходит мимо остолбеневшей меня в прихожую, хватает портфель, открывает дверь квартиры, выходит и закрывает дверь за собой. Внезапный, точно крик коршуна в небесах.
— Ничего себе сон... — говорю я, проверяя, как звучит мой голос. И, войдя в гостиную, осматриваюсь повнимательней.
Все стены вокруг увешаны фотографиями или чертежами мостов, зданий и прочих архитектурных объектов. Весь пол усеян журналами, бумажными пакетами и картонными коробками, как в приюте для стариков. В сравнении с домом Миямидзу, где всегда идеальный порядок (благодаря Бабуле, надо признать), это жилище выглядит так, будто накануне здесь случилось землетрясение. Тесновато — похоже, это квартира в элитной многоэтажке. Не знаю, откуда этот сон взялся, но мне даже забавно, какой он реалистичный. Всё-таки у меня жутко богатое воображение. Наверное, в будущем мне стоило бы заняться искусством...
Трень!
Из-за дальнего угла прихожей раздаётся торопливый, как Чарли Чаплин, сигнал принятого сообщения. Ага! Затаив дыхание, лечу обратно туда, где проснулась. Оказалось, смартфон завалился под простыню. На экранчике — короткое сообщение:
Ты что, всё ещё дома? Дуй сюда! Цукаса.
Чего-чего? Какой ещё Цукаса?!
«Как бы там ни было, идти в школу всё-таки придётся», — думаю я и оглядываю комнату.
Замечаю под окном мужскую школьную форму, беру её в руки и впадаю в ещё большую панику.
Да что же это делается?
Хочу в туалет...
Ох-х-х! Вздыхаю так глубоко, что едва не падаю в обморок.
И что же мне с ним делать, с этим мужским телом?!
Кое-как покончив с туалетным экспериментом, снова дрожу от ярости. Значит, чем дольше мужики писают, стараясь направлять струю куда следует, тем хуже им это удаётся?! Они что, все такие кретины? Или только этот со странностями? У-уф-ф, никогда ещё такого не видела. Всё-таки я мико при храме, как ни крути.
Глотая слёзы унижения — хотя нет, всё-таки роняя их то и дело, — выхожу из квартиры, переодевшись в школьную форму. Хочешь не хочешь, а надо идти. Поднимаю голову.
И тут...
...я чуть не слепну...
...от того, что открывается моим глазам.
Дыхание перехватывает.
Видимо, я во внешнем коридоре многоэтажки, стоящей на высоком холме.
Подо мной, словно огромное зелёное море, раскинулся парк. Небо — цвета чистейшей лазури. А между зеленью и лазурью расставлены аккуратные, как оригами, большие и маленькие дома. И на каждом тщательно прорисованы крохотные окошки: в одних отражается небо, в других — зелень, в третьих — яркое утреннее солнце.
Некоторые из этих зданий — красную башню со шпилем, которая кажется такой маленькой издалека, серебряный купол, очертаниями похожий на кита, небоскрёб, словно высеченный из чёрного мрамора, — я как будто уже где-то видела. Как и эти автомобили, похожие на крошечные игрушки, что упорно текут по хайвеям нескончаемыми рядами...
И это не плод моих бурных фантазий — хотя, если серьёзно, я никогда не видела их на самом деле; просто они постоянно, всю мою жизнь мелькали в кино и по телевизору. Привычные пейзажи самого большого города Японии.
Словно что-то ударяет мне в грудь. «Токио!» — шепчу я. «Мир чересчур ослепителен», — вздыхаю я и прищуриваюсь.
«Ого! Где ты это купил?» — «После школы погнали в Нисиадзабу!» — «Следующий лайв у них на разогреве, прикинь?» — «Может, слиняем сегодня с практики в кино?» — «Сегодня в их фирме корпоратив, будет куча народу...»
Что... что такое? О чём они все? Это точно современные японские старшеклассники? Или они просто цитируют вслух посты главных мажоров «Фейсбука»?
Прячась за дверью класса, я украдкой заглядываю внутрь, вычисляя, как лучше туда просочиться. Кое-как добраться до школы мне помог GPS в моём смартфоне, но уже на самом подходе — дин-дон, дин-дон! — меня встретил предательский школьный звонок.
Ну и школа... Бетонные стены, окна от пола до потолка, разноцветные металлические двери с круглыми иллюминаторами — просто какой-то павильон для Экспо! При взгляде на этакую красотищу других сравнений в голову не приходит. Так вот в каком мире живёт мой одногодка, парень по имени Таки Татибана? Это имя я узнала из его школьного пропуска. Там же нашла и его фотографию — с таким унылым выражением лица, что мне стало не по себе.
— Та-аки-и!
— А?!
Кто-то, подойдя сзади, вдруг обнимает меня за плечо. Я еле слышно вскрикиваю. Оборачиваюсь. Какой-то очкарик, похожий на председателя комитета учеников (кстати, очень опрятный), с чёлкой до самых бровей, обаятельно улыбается мне. Тоже мне мечта моей жизни!
— Ну ты даёшь... Являться в школу к обеду? Пошли жрать уже!
И очкарик, продолжая обнимать меня за плечи, утаскивает меня куда-то по коридору. Э-э, секунду! Хватит меня лапать!..
— Значит, на мои сообщения тебе плевать? — говорит наигранно обиженным голосом.
И тут меня осеняет.
— Так это ты, Цукаса?!
— А? Ты чего? В первый раз меня видишь?
Я не знаю, что на это ответить, но первым делом выс-с-скальз-з-зываю из его объятий.
— Так ты заблудился, что ли? — громко спрашивает меня рослый добряк по имени Такаги, не скрывая удивления. — Как можно заблудиться по дороге в свою же школу?
— Ну, э-э-э... — открываю я рот.
Мы сидим втроём в углу просторного садика на школьной крыше. Хотя сейчас обеденный перерыв, все пытаются спрятаться от палящего солнца, и вокруг ни души.
— Просто я вышла из дома...
— Вышла?
Такаги и Цукаса переглядываются так, словно встретили привидение. О, чёрт!.. Я же теперь Таки Татибана!
— Ну да, и увидела, как...
— Увидела???
— Что?
— Вышел!
— Э... Как?
— Вышел и увидел, вот как!!!
Оба одновременно кивают с очень странными лицами. Ах, ну да. «Вышел»... Надо быть осторожнее!
— Ладно, ладно, шучу! И вот я вышел, смотрю, а Токио вокруг шумит, бурлит, просто праздник какой-то...
— Эй, ты прикалываешься, что ли? — уточняет Такаги.
— Ну конечно!
Прикалываюсь ли я? Чувствую, что заливаюсь краской.
— А где твоё бэнто? — интересуется Цукаса.
— Ах, да...
Но откуда у меня возьмётся бэнто?
Оба с интересом наблюдают, как я, покрываясь испариной, роюсь в портфеле.
— Да у него жар, похоже! — усмехается Такаги. — Цукаса, у тебя что-нибудь есть?
— Сэндвич с яйцом. А с тебя вон то печенье... Держи!
Мне вручают только что раздобытые сэндвич с яйцом и печенье. Я в растерянности.
— Спасибо!
Оба лишь молча усмехаются. Бывают же такие сообразительные и чуткие парни... Ох, перестань, Мицуха, неужели они тебе уже нравятся, причем оба сразу? Да ну, ерунда... Нет, всё-таки в Токио до невозможности круто!
— Ну, что? Сегодня после школы сходим опять в то кафе? — предлагает Такаги, уплетая свой рис.
Я невольно замираю, уставившись на него.
— А что? Можно! — отзывается Цукаса, пьёт воду из пластиковой бутылки, и кадык на его горле дёргается вверх-вниз.
Та-ак. И что же за место они имеют в виду?
— А ты, Таки? Пойдёшь?
— А?
— Ну, в кафе!
— Ка-кафе?!
И хотя они озабоченно хмурятся, я не могу больше выдержать напряжения — из меня вырывается крик. Я знаю: это в отместку! За «кафе» на автобусной остановке!
Две собаки мелкой породы, разряженные, как телезвёзды, лежат в ротанговых креслах, смотрят на меня своими леденцовыми глазами и виляют хвостами так энергично, что те вот-вот отвалятся. Между столами просторно, чуть не половина посетителей — иностранцы, на трети из них очки от солнца, больше половины в шляпах, ни одного в костюме, поскольку никто не работает ни в какой фирме.
Что это за место? Кафе, куда приличные взрослые люди по будням ни свет ни заря приводят своих собак?
— Интересно сложен из досок потолок...
— Да уж! Повозились, похоже, изрядно.
В этом трансцендентальном пространстве Цукаса и Такаги разговаривают улыбаясь, безо всякого страха. Похоже, оба интересуются архитектурой и в поисках интересных решений уже обошли немало всяких кафе. Ну и хобби для старшеклассников! Нечто вроде оккультного журнала «Му»?
— Таки! Ты выбрал? — спрашивает Цукаса, пока я листаю толстенное меню в кожаной обложке.
— Да, вот... После этих блинчиков, наверное, месяц смогу ничего не есть!
— Пещерный ты человек! — смеётся Такаги.
— Ага...
Немного смущают цены, но потом вспоминаю: это же сон. Раз уж за всё платит Таки Татибана, то почему бы не побаловать себя тем, что хочу?
Ха... Хороший, однако, сон!
Поедаю блинчики, окружённые дольками манго и голубикой, точно крепость неприступными бастионами, и, глубоко удовлетворённая, запиваю кофе с корицей.
Дин-дон! — тренькает смартфон... Какое-то послание с очень сердитым смайликом.
— Эй... Кажется, я опаздываю на подработку! Похоже, кто-то вроде начальника, и он очень злится.
— А ведь точно, твоя смена сегодня! — вспоминает Такаги.
— Ну, так беги, чего сидишь? — говорит Цукаса.
— Да, конечно!
Я вскакиваю с места. Вот только...
— Ты чего?
— Я забыл... А где у меня подработка-то?
— А???
Ну, чего уставились, ребята? Я же про вашего Таки вообще ни черта не знаю!
— Эй! Наш заказ ещё не готов?
— Таки! Прими заказ от двенадцатого столика!
— Но я это не заказывала!
— Таки! Я же сказал: трюфели закончились!
— Так вы нас рассчитаете или как?
— Таки! Не вертись под ногами!
— Эй, Таки! Соберись уже, а?
— Таки!
Моя подработка оказалась в дорогущем итальянском ресторане. На втором этаже, с колоннадами, яркими лампами в канделябрах на стенах и огромными, точь-в-точь как в одном европейском кино, медленно крутящимися вентиляторами на потолке. Таки Татибана в костюме с бабочкой подрабатывает здесь официантом, и работа эта очень сильно напоминает мне преисподнюю.
Я кубарем несусь в каком-то бурном потоке — ошибаюсь с заказами, путаю, что кому подавать; посетители всё чаще цокают языками, а шеф-повар так просто орёт на меня без устали. Но я-то здесь впервые! И это не подработка, а какой-то кошмар! И когда уже он кончится, этот идиотский сон?! Да будь ты проклят, Таки Татибана! Это всё из-за тебя!
— Эй, братишка!
— А? Да-да... Что закажем?
На очередной голос я отзываюсь с опозданием (не сразу реагирую на «братишку»), пролетаю мимо посетителя за столиком и, сообразив наконец, к кому это он обращается, резко разворачиваюсь.
Ох-х, ну и тип... В рубашке с распахнутым воротом, с золотой цепью на шее и сразу несколькими грубыми перстнями на пальцах — явно какой-то якудза низшего эшелона. Мне-то, конечно, не привыкать: в моём городишке такие кучкуются где-нибудь у вокзала. И, по сравнению с остальными расфуфыренными клиентами, в этом даже ощущается что-то родное.
— Я тут в пицце зубочистку нашёл... — выдаёт он мне с едва различимой усмешкой в голосе.
— Да что вы?!
На тарелке перед ним — последний ломтик пиццы с базиликом, в который, как пить дать специально, воткнута деревянная зубочистка. Решил пошутить или что? Пока я соображаю, как тут лучше среагировать, отморозок говорит с ледяной ухмылкой:
— Хорошо, что заметил вовремя. А если бы проглотил?.. И что мы теперь будем делать?
— Э-э...
Что тут скажешь? «Вы же сами её воткнули» — не лучший вариант. Я пытаюсь вежливо улыбаться, но с его физиономии улыбка вдруг улетучивается.
— Что будем делать, я спрашиваю?! — орёт он уже во всю глотку и неожиданно пинает коленом свой столик. Бабах! В зале повисает гробовая тишина, а я застываю, словно кусок льда.
— Что-то не так, господин?
Какая-то женщина, появившись откуда ни возьмись, отодвигает меня в сторону. И говорит мне тихонько:
— Иди, я сама разберусь...
Кто-то сзади берёт меня за локоть и утягивает прочь. Я оборачиваюсь. Старший коллега-официант.
— Да что с тобой сегодня?! — спрашивает он встревоженно.
— Примите наши самые искренние извинения! — говорит женщина отморозку, сгибаясь в глубоком поклоне.
Гул в зале возобновляется, словно кто-то вернул ручку громкости в её обычное положение.
Орудую поломоечной машиной, похожей на газонокосилку. Рабочий день в ресторане закончен, лампы в канделябрах пригашены, все скатерти со столиков сняты; кто-то протирает бокалы, кто-то проверяет содержимое холодильников, кто-то ковыряется в компьютере за кассовым аппаратом.
Женщина, что выручила меня сегодня, протирает столы, явно рассчитывая на то, что я сам заговорю с ней. Я вижу её профиль, но она прячет взгляд, так что выражения лица не разобрать. Тем не менее на её очаровательных пухлых губах угадывается мягкая улыбка. Тонкие руки, узковатые бёдра, большая грудь — в целом выглядит чертовски привлекательно. И на этой сногсшибательной груди я замечаю табличку с фамилией «Окудэ́ра». Ну что ж, вперёд...
— Окудэра-сан! — громко окликаю я. И тут же получаю лёгкий шлепок по затылку.
— «Сэмпай», балда! — подсказывает мне мужчина, проходя за моей спиной на кухню со стопкой меню под мышкой. А ведь верно, «сэмпай»...
— Э-э... Окудэра-сэмпай! Я сегодня... хм...
— Что, Таки-кун? Пережил катастрофу?
Она поворачивается. Её длинные изогнутые ресницы поднимаются, и миндалевидные глаза самой настоящей красавицы смотрят на меня в упор. От её завораживающего голоса у меня по спине пробегают мурашки. Так, что хочется всё бросить и немедленно признаться ей в любви. Я чувствую, что краснею, и поспешно опускаю взгляд.
— А... Э-э... Катастрофу?
— Этот тип явно тебя провоцировал. По инструкции я, конечно, не взяла с него денег, но...
Ни капельки не сердясь, она выворачивает тряпку наизнанку и начинает вытирать очередной стол. И уже собирается закончить фразу, как вдруг...
— Ой! Окудэра-сан! — раздаётся крик ещё одной официантки. — Ваша юбка!
— А?!
Окудэра-сэмпай выворачивает шею, оглядывает себя сзади и тут же густо краснеет. По юбке поперёк одной из ягодиц тянется горизонтальный надрез. Тихонько вскрикнув, она быстро передвигает фартук спереди назад, пряча дырку от посторонних глаз.
— Сами-то целы?
— Чёртов якудза! Это же он, да?
— Чистый харассмент!
— Вы помните, как он выглядел?
Сразу несколько сотрудников ресторана собираются вокруг неё и взволнованно обсуждают случившееся. Она же стоит, опустив голову, и смотрит в пол. Я тоже пытаюсь что-нибудь сказать, но слова застревают в горле, и я одиноко столбенею посреди зала. Плечи Окудэры чуть заметно подрагивают, а в глазах, по-моему, стоят слёзы...
Похоже, теперь мой черёд её выручать.
Наверное, меня оттолкнут, но вот уже я хватаю её за руку и вывожу из зала.
— Эй, Таки! Ты что себе позволяешь?! — кричат мне в спину, но я не обращаю внимания.
Зелёная — для полянки. Оранжевая — для цветка и бабочки. И ещё один какой-нибудь мотив... Коричневый? Ага, для ёжика. А кремовый — для его носа.
Совместив края дыры на юбке, я аккуратно, мелкими стежками заштопываю надрез. Понятия не имею, откуда в раздевалке взялись катушки с разноцветными нитками для вышивания, но именно их я задействую для этого сомнительного ремонта. На такое рукоделие Бабуля давно меня натаскала, тут уж я просто ас...
— Ну, вот и готово!
Не проходит и пяти минут, как я вручаю заштопанную юбку Окудэре-сэмпай.
— А?.. Ничего себе!
Когда я только притащил её в раздевалку, на лице её было куда больше опасливого сомнения. Но теперь на нём не написано ничего, кроме удивления.
— Вот это да! Таки-кун, как здорово... Даже красивее, чем было!
Поскольку надрез был длиной сантиметров в десять, я сначала заштопала его, а по шву и вокруг него набросала стежками рисунок: ёжик, резвящийся на полянке. Просто подумала, что для такой красавицы, как сэмпай, подойдёт какой-нибудь милый сюжетик в подобном духе. Её красивое лицо, ставшее вдруг таким же близким и знакомым, как лицо соседской девчонки из моего городка, расплывается в улыбке.
— Спасибо, что спасли меня сегодня, — наконец-то удаётся мне сказать.
— Уф-ф... — Окудэра-сэмпай чуть прищуривает свои большие глаза. — На самом деле я за тебя беспокоилась. Всё-таки ты у нас, Таки-кун, парень задиристый, хотя и не силач, — продолжает она, постукивая себя пальцем по левой скуле.
Ага... Понятно теперь, откуда у Таки Татибаны на физиономии лейкопластырь.
— Хотя лучше бы ты оставался таким, как сегодня, — чуть поддразнивает она. — Как раз со стороны женской силы у тебя всё в порядке!
Пабам-м! Сердце готово выскочить у меня из груди. Я улыбаюсь ей так, словно готова подарить весь мир, ведь она самое достойное, что я увидела за весь этот странный токийский день.
Жёлтая электричка, на которой я еду домой, почти пуста.
Теперь я начинаю замечать: Токио заполнен самыми разными запахами. Супермаркеты, семейные ресторанчики, шагающие мимо люди, парки и скверы, стройплощадки, ночные станции, вагоны метро изнутри — всё имеет свой запах, который меняется чуть ли не каждые десять шагов. До сих пор я даже не подозревала, какие плотные могут быть запахи там, где собирается так много представителей людского племени. В каждом из бесконечных окон, горящих передо мной до самого горизонта, происходит чья-нибудь жизнь. А от бессчётного их количества — просто глаза разбегаются! — сердце ёкает точно так же, как от тяжести гор, окружающих мой городок и убегающих вдаль до самого горизонта.
Вот, значит, в каком месте ты обитаешь, Таки Татибана... Я протягиваю руку к его отражению в вагонном окне. Хотя поначалу от этого парня меня тошнило, в общем, надо признать: не такой уж он и противный. И после такого тяжёлого дня, проведённого вместе, он даже стал мне кем-то вроде боевого товарища. Но всё-таки...
— Но всё-таки какой до ужаса реалистичный сон, а?
Вернувшись домой, я заваливаюсь в постель — на ту же кровать, на которой проснулась сегодня утром.
Но в каком-то смысле разве это не чудо — увидать такой странный сон? Завтра непременно расскажу о нём Тэсси с Саечкой. Ох, и воображение у меня: всё как наяву! Может, мне стоит податься в мангаки? Хотя нет, с рисованием у меня нелады. Тогда в писатели? Наверняка выйдет что-нибудь путное. И моих крутых гонораров хватит, чтобы снимать в Токио квартиру для всех троих...
Фантазируя об этом, я с улыбкой переворачиваюсь на спину, беру смартфон Таки Татибаны, провожу по экрану пальцем. Ну-ка, посмотрим... О! Ежедневник?
[07/09 — жрём с Цукасой в KFC] [21]KFC (до 1991 года — Kentucky Fried Chicken — «Жареный цыплёнок из Кентукки») — международная сеть ресторанов общественного питания, специализирующаяся на блюдах из курицы.
[06/09 — кино в Хибии]
[31/08 — архитектурная экскурсия, прибрежный дизайн]
[25/08 — зарплата за подработку!]
Прокручивая дату за датой, натыкаюсь на любопытное: «Ох, и зануда же она...» Затем переключаюсь на фотографии. Почти все снимки пейзажные, также много кадров с Цукасой. Вместе едят рамэн, вместе гуляют в парке и так далее — в общем, не разлей вода. Закусочная, лапшичная, гамбургерная. Дорога из школы домой: над долиной из небоскрёбов — закатное небо, перечёркнутое белым шлейфом от самолёта.
— Как всё-таки это здорово — жить в Токио! — шепчу я и зеваю во весь рот. Наверное, скоро засну. Следующее фото...
— О? Окудэра-сэмпай?
Окудэра на снимке протирает ресторанное окно, стоя к фотографу спиной, — похоже, Таки снимал украдкой. Но уже на следующем фото она его заметила и с улыбкой показывает двумя пальцами «пис».
Так, может, этот парень в неё влюблён? Но даже если и так, чувство это наверняка одностороннее. Окудэра — студентка вуза, а он — старшеклассник, совсем ещё дитя...
Я сажусь на кровати, нажимаю «ввод» и пробую описать в ежедневнике то, что случилось со мной сегодня. Промахов было много, зато под конец подружилась с Окудэрой. Закончив работу, мы с ней прошли вместе от ресторана до самой станции. Обо всём этом я с гордостью докладываю Таки Татибане — пусть знает. Закончив печатать, снова зеваю. И тут...
ТЫ КТО ТАКАЯ?!
...я вдруг вспоминаю надпись, невесть как появившуюся в моей тетрадке по литературе. Таки Татибана, превратившийся в меня, сидит в моей комнате в Итомори и пишет эти буквы, перед тем как уснуть... Почему-то мне представилось именно это. Дикая фантазия. И всё же в ней есть какая-то странная логика. Я беру нестираемый маркер и вывожу им на своей ладони:
МИЦУХА
Уа-ах-ха-ха... — зеваю в третий раз. Ох, и устала же я сегодня! День был плотным и разнообразным, как непрерывный душ всех оттенков тепла и холода. Мир сиял всеми цветами радуги так, что и закадровая музыка была не нужна. Я представляю физиономию Таки Татибаны в миг, когда он увидит буквы у себя на ладони, улыбаюсь и засыпаю.
#i_003.png
— Что за чёрт?! — вскрикиваю я невольно, увидев свою ладонь.
Оглядываю себя. Форма измята, галстук как жёваный... Неужели я спал, даже не раздевшись?
— Что... Да как же это... Что за ерунда?!? — ору я уже во всё горло.
При моём появлении за завтраком в таком виде отец скользит по мне взглядом, но тут же теряет интерес и утыкается обратно в чашку с рисом. Я же в полнейшем шоке таращусь в экран смартфона. Мой ежедневник пополнился длиннющей записью, из которой я, хоть убей, ничего не помню.
...а по дороге домой Окудэра-сэмпай прошла со мной вместе аж до самой станции! И всё благодаря моей женской стороне силы! ♥
— Таки! Идёшь сегодня в кафе?
— Прости, у меня подработка.
— Ха-ха... А куда идти-то, хоть помнишь?
— Че-го?.. Эй, Цукаса! Уж не ты ли всё это подстроил?!
Я выпаливаю это машинально. Может, мне и хочется, чтобы именно он был во всём виноват. Но, судя по его озадаченной физиономии, это не так. Да и зачем такому парню, как Цукаса, тратить время и силы, чтобы дразнить других? Нет, не он, это ясно как день.
— Ладно, — говорю я, неохотно вставая со стула. — Забудь... До встречи!
— Сегодня он вроде нормальный, да? — слышится за спиной голос Такаги, когда я выхожу из класса.
У меня холодеют пятки. Как пить дать, что-то странное творится с моим телом.
— Эй... Что за дела?
Переодевшись в костюм с бабочкой, открываю дверь раздевалки — и столбенею: сразу трое сэмпаев стоят прямо передо мной, не давая пройти. Один постоянный работник ресторана плюс двое на подработке, как и я. Глаза их налиты то ли кровью, то ли слезами — нехорошие, в общем, глаза. Я с трудом сглатываю слюну. А они говорят со мной низкими, хриплыми и очень недобрыми голосами: «Эй, Таки! Тебя не заносит?» — «А ну, признавайся!» — «С кем вчера вместе домой пошёл?»
— Я? Вы что, серьёзно? Я и Окудэра-сэмпай?!
Значит, запись в моём ежедневнике — правда?
— И чем вы занимались потом?!
— Да нет же... Я вообще плохо помню...
— А ну, кончай туфту гнать!
Меня уже почти хватают за шиворот, как вдруг раздаётся чарующий грудной голос:
— А вот и я!
Сверкая босыми пятками и голыми плечами, в зал входит длинноногая Окудэра-сэмпай. Легонько постукивая по полу плетёными сандалиями, приближается к нам.
— Всем привет!
— Хай!!!
Перед ослепительной красотой феи нашего заведения мы, все четверо, только и можем, что поклониться. И тут уже не до ссор. Она смотрит на меня.
— Удачной тебе работы сегодня, Таки...
По её голосу я чувствую: если бы она писала это в смартфоне, в конце фразы появилось бы сердечко. Я почти слышу щелчок, когда она подмигивает мне, а потом исчезает за дверью. Я краснею так, словно меня окатили кипятком. И мне сразу хочется перетереть бокалы в ресторане так, чтобы всё сияло.
— Эй, Таки...
Низкие, словно из-под земли, голоса возвращают меня в реальность. «Надо быть осторожней», — думаю я. Но что, чёрт возьми, происходит? Они издеваются надо мной? Почему? Что я сделал такого, чего сам не знаю?
И кто такая Мицуха?
За окном, как обычно, жизнерадостно щебечут птицы. Яркое утреннее солнце пробивается через бумажную ширму. Всё как всегда. И только на моей руке совершенно непонятно откуда взявшееся невесть чьё имя.
Мицуха?! Ты кто такая? Откуда взялась???
Толстенным фломастером от ладони и до самого локтя на руке написаны огромные буквы.
— Сестричка? Что это у тебя?
Гляжу — на входе в комнату стоит Ёцуха. «Это я у тебя хочу спросить», — думаю моментально. Впрочем, она тут же делает вид, что ей всё равно.
— Ты вчера совсем не гладила свои сиськи. Иди завтракать! Быстро!
Оглядываю себя, не вставая с постели. Не гладила сиськи? Но я люблю свои сиськи. Или я извращенка?
— Доброе утро! — говорю я при входе в аудиторию, и весь класс разом смотрит на меня.
«Ого!» — удивляюсь я и задерживаю дыхание. Чего это они? Гадая про себя, в чём же дело, прохожу к своему месту у окна и слышу, как все вокруг перешёптываются:
— Миямидзу-то вчера круто выдала... Вот уж не ожидал от неё!.. И когда это она такой стала?
— Почему они все так на меня смотрят?
— Ну, ты вчера такое устроила, — отвечает Саечка.
— Это что же???
Саечка, не вставая с места, смотрит с удивлением и тревогой.
— Ну как же... вчерашний урок рисования, натюрморт.
Ты что, опять ничего не помнишь, Мицуха? Да что это с тобой? Мы с тобой были в одной группе, рисовали вазу с яблоками — ну, обычный бессмысленный этюд. Тебе, правда, что-то в голову взбрело, и ты нарисовала пейзаж, но это всё ерунда. А за нашей спиной ещё Мацумото, как всегда, с дружками сплетничал.
Хочешь знать, о чём? Ну, в общем, о выборах мэра.
А? Тебе подробнее? Да они всякую ерунду говорили: типа городом управлять — это просто решать, куда пойдут городские субсидии, вот и всё, с этим любой может справиться, только вот кто-то такой работёнкой детей содержит, ну и прочая ерунда в том же духе. А ты, как это услышала, говоришь мне тут же: «Они что, обо мне?» Я отвечаю: «Думаю, да...» Ну? И ты не помнишь, что потом отмочила?
Что, вообще ничего? Ты пинком опрокинула стол с вазами в их сторону! Широко улыбаясь! Мацумото с дружками перепугались, ваза, понятно, вдребезги, весь класс замолчал, даже я застыла, как каменная!
— Что... Что я сделала?!
Я бледнею. Урок заканчивается, бегом несусь домой. Дома Ёцуха с Бабулей беззаботно пьют чай в гостиной. Проношусь мимо них к себе в комнату, запираюсь, распахиваю записную книжку. И читаю: «ТЫ КТО ТАКАЯ???»... Перелистываю на следующую страницу.
Ох. Меня начинает трясти. Той же шариковой ручкой всё исписано уже мелким почерком. И только сверху большими буквами: «Мицуха Миямидзу». Поля исписаны кучей всяких пометок, а ниже — личная информация обо мне...
Второй класс старшей шкоды, третья группа / Друзья: Тэсигавара, он же Тэсси, любитель оккультизма, дурачок, но очень хороший ♂ / и Саяка (она же Саечка) ♀ . Лучшие друзья, очень спокойные и вообще прекрасные
Живу с Бабулей и младшей сестрёнкой Ёцухой / в глухой сельской местности / Отец-здешний мэр / Занимаешься ли ты храмовыми танцами? / Отец живёт отдельно от нас / Друзей маловато / Сиськи есть
И под конец — огромными буквами:
ЧТО ТВОРИТСЯ С ЭТОЙ ЖИЗНЬЮ???
В полном шоке я таращусь на страницу блокнота, а в голове одна за другой всплывают яркие сцены из токийской жизни. Кафе, подработки, парни-друзья, возвращение с кем-то пешком домой...
Глубоко в душе начинает шевелиться нехорошее подозрение.
«Что же происходит?..»
«Неужели всё это правда?..»
Я сижу в комнате, точно в клетке, и таращусь на экран смартфона, не веря своим глазам. Мои дрожащие пальцы стали словно чужими. И этими пальцами я отслеживаю свои записи в памяти гаджета. Я читаю дневник, который сам же и написал, и вижу то, чего, хоть убей, не помню.
♡ Харадзюку, Омотэсандо, «Панини Дзанмай» [24]Харадзю́ку, Омотэса́ндо (и далее Ода́йба, Касумигасэ́ки) — районы и улицы в центральном Токио. «Панини Дзанмай» — популярная закусочная, где готовят итальянские сэндвичи-панини.
♡ / Океанариум на Одайбе, куда мы ходили на пару с приятелем / Пейзаж со смотровой площадки, блошиный рынок / ♡ Касумигасэки, куда я заглядывал к отцу на работу
Где-то в уголке сознания начинает брезжить догадка о том, чего не бывает. Неужели..?
Я в своём сне стал той девчонкой, и мы —
Я в своём сне стала тем парнем, и мы —
— меняемся местами?!
#i_003.png
За горными пиками брезжит рассвет. Городок над озером всё чище промывают лучи солнца. Утренние птицы, послеобеденный покой, щебетание вечерних птиц — и снова мерцание ночного неба...
За крышами зданий брезжит рассвет. Солнце освещает одно за другим бесчисленные окна. Волны людских толп, полуденный галдёж, запах жизни от встречных прохожих на улицах, сияние ночного города...
И каждым отдельным таким этапом мы можем любоваться по многу-многу раз.
А затем постепенно понимаем.
Таки Татибана, Таки-кун, старшеклассник из Токио, и его одногодка Мицуха Миямидзу, живущая в глухом городке, начали перевоплощаться один в другого по два-три раза в неделю, случайно. Без повода, без причины.
Воспоминания о том, как это происходит, растворяются сразу после пробуждения. Почти так же, как после очень ясного сна.
Тем не менее мы в кого-то перевоплощаемся. Как ни крути, а вся реакция окружающей реальности говорит об этом.
И когда мы начали осознавать, что это за опыт — перевоплощение друг в друга, то понемногу стали и запоминать эти сны.
Например, теперь, когда я просыпаюсь, я помню о том, что парень, которого зовут Таки-кун, живёт в Токио.
А я теперь просто уверен, что девчонка по имени Мицуха живёт где-то в глухом местечке. Причина и логика этого ощущения мне неизвестны, только я абсолютно уверен, что это не иллюзия.
А чтобы быть на связи, мы начали оставлять друг дружке записки в смартфонах и дневниках. Пробовали и мейлы, и телефоны, но почему-то те не срабатывали. Каждому из нас необходимо защищать жизнь друг друга. И поэтому мы придумали правила.
<Для Таки-куна — запретные действия №1>
• ни в коем случае не принимай ванну;
• голышом себя не разглядывай и руками не лапай;
• когда сидишь, не раздвигай ноги!
• с Тэсси ближе, чем нужно, не сходись. Он должен оставаться с Саечкой;
• других парней не лапай. И девчонок тоже не лапай.
<Для Мицухи — запретные действия, версия 5>
• а я тебе, кажется, раньше уже писал, чего не делать? Надеюсь, не без толку;
• в школу и на подработку не опаздывай, научись идти по жизни ровно;
• говори без сельского акцента;
• а ты что, сама ванну никогда не принимаешь? Вроде бы пахнешь шампунем...
• не общайся с чиновниками, никто из них тебя не поймёт, дурында;
• не сближайся с Окудэрой, очень тебя прошу.
И всё-таки, перечитывая дневник Мицухи, я даже сегодня ещё скрежещу зубами.
Когда я перечитываю дневник Таки-куна, всё никак не могу успокоиться. Нет, серьёзно. Действительно.
Этот парень такой...
Эта девчонка такая...
…Ха!..
▼
Преуспевает в баскетболе?! Но я совсем не такая по характеру! Прыгать-скакать на глазах у парней? Мелькать перед ними грудью, задом и голыми ногами?! Да меня же Саечка убьёт! «Не давай парням заглядывать к себе под юбку» — главное правило жизни, так или нет?
▼
Эй, Мицуха! Прекрати обжираться этими дорогущими пирожными! В конце концов, это мои деньги!
▼
Но ест-то их Таки-кун! И к тому же я тоже подрабатываю в том ресторане! Да и ты бы сам лучше так не перерабатывал, а побольше отдыхал...
▼
На что ты тратишь время жизни?! Эти плетёнки с твоей Бабулей мне точно не по зубам!
▼
По дороге домой Окудэра-сэмпай угостила меня чаем! Я сама хотела её угостить, а вышло наоборот. Она сказала: «Окончишь школу — будешь угощать»! Ну, я только и ответила, что обещаю. Так что благодаря мне ваши отношения складываются отлично... ♡
▼
Эй, Мицуха, ты что творишь?! А ну, не лезь в мои отношения с людьми!
▼
Эй, Таки! Что там ещё за любовные письма?! Какого дьявола тебе признаётся парень, которого я и знать не знаю?! А ты ещё отвечаешь ему: «Я подумаю»?!
▼
Эй, куколка, молчала бы лучше. У тебя не жизнь, а сплошная тоска. Лучше доверься мне, и с парнями всё будет наконец-то нормально...
▼
Не задирай-ка носа! У тебя даже подружки нет!
▼
Как будто у тебя есть!
▼
Я один...
Я одна...
…потому что мне это пока и не нужно!
#i_003.png
Звонок дома у Мицухи.
«Значит, сегодня опять жизнь в городке, в этом чёртовом полусне», — думаю я. Та-ак. После уроков можно заняться обустройством того кафе. А пока...
Я вылезаю из-под одеяла, сажусь на футоне.
Пижама Мицухи неожиданно тесновата. Раньше она носила просторную ночнушку без лифчика, но в это утро оказалась в сорочке, застёгнутой на пуговицы, и длинных штанах. Когда и где придётся в следующий раз проснуться — одному богу известно, вот и подстраховалась, переодевшись. Это-то понятно, да только...
Перестаю мять себе грудь. Сегодня уже нет чувства, будто это тело чужое, всё кажется вполне естественным. И всё же, и всё же...
Останавливаю ладони, шепчу еле слышно:
— Она бы, наверное, обиделась?
Бабах! Отодвигается ширма.
— Сестричка, я смотрю, ты и впрямь обожаешь свои сиськи! — сказав только это, малявка задвигает ширму, я провожаю её глазами.
А ведь и правда неплохо, когда чуток выпирают под одеждой...
#i_003.png
— Бабуля! — ноет Ёцуха. — Ну почему наш синтай расположен так далеко?
Идущая впереди нас Бабуля отвечает не оборачиваясь:
— Из-за этого Маюгоро — даже я не знаю.
Маюгоро?
— А кто это? — шепчу я украдкой Ёцухе.
— Да ты чего? — удивляется она. — Это ж наша знаменитость!
Знаменитость? Никогда не понимал взаимоотношений людей в захолустье.
И вот так мы идём, три женщины семьи Миямидзу — я, Бабуля и Ёцуха, — уже почти целый час по горной дороге. Как бы там ни было, если верить Бабуле, сегодня день подношений к телу нашего храма. И мне становится реально интересно то, что мы живём в каком-то мире из древних преданий.
Укрывающие нас от солнца клёны такие алые, будто их специально так раскрасили. Воздух сух, ласковый ветерок несёт опадающие листья. Октябрь... В этом городе уже глубокая осень.
«Сколько же лет Бабуле?» — думаю я, упираясь взглядом в её маленькую спину. По этой горной тропинке она идёт в своём кимоно на удивление бодро, хотя и горбясь, подгибая колени и опираясь на трость. Для меня, никогда не жившего со стариками, ни её возраст, ни физическое состояние не поддаются пониманию.
— Эй, Бабуля!
Я обгоняю её, падаю перед ней на колени и подставляю спину. Эта маленькая старушка растит Мицуху с сестрой и всегда готовит им вкуснейшие бэнто.
— Забирайся! Если не против...
— Да что ты! Правда, можно?
Бабулино лицо сияет, когда она забирается ко мне на спину. И я вдруг слышу запах, который, как мне кажется, уже когда-то чувствовал в чьём-то доме. На секунду меня посещает странное дежавю.
— Бабуля, ты такая лёг...
Не успеваю это сказать, как колени подгибаются. «Ну что ж ты, сестрёнка!» — ругается Ёцуха, поддерживая меня. Если подумать, сама Ёцуха тоже ужасно худенькая, лёгкая и хрупкая. Как она вообще живёт такая на свете — не очень понятно.
— Мицуха, Ёцуха! — заводит разговор Бабуля у меня на спине. — Известно ли вам, что такое Мусуби?
— Мусуби? — переспрашивает Ёцуха, надевая мой рюкзачок себе на живот. Меж деревьев под нами виднеется круглое озеро Итомори. Высоко же мы забрались! Обливаясь потом, я продолжаю подниматься в гору с Бабулей на спине.
— В старину бога этих земель называли Мусуби. В этом слове сокрыто сразу несколько очень глубоких смыслов...
Бог? О чём это она ни с того ни с сего? Но в голосе Бабули слышится такая убедительность рассказчика сказок старой Японии, что мы невольно продолжаем слушать.
— Известно ли вам, — повторяет Бабуля, — что и плетение ниток — Мусуби, и связь между людьми — Мусуби, и течение Времени — тоже Мусуби. Все эти вещи называются одним и тем же словом. Это имя бога, в котором его же сила. Кумихимо, которые мы плетём, — тоже изделия бога, которые выражают течение Времени.
До моих ушей доносится слабое бормотание воды. «Где-то поблизости должен быть горный источник», — думаю я.
— Скручивать, сплетать, иногда возвращаться назад, иногда расплетать и соединять заново. Это и есть Время. Это и есть Мусуби...
Я представляю себе поток прозрачной воды. Как она бьётся о камни, разбивается на ручейки и опять сливается в единое целое. Понятия не имею, что Бабуля имела в виду, но чувствую себя так, словно только что узнал нечто важное. Мусуби. Хорошо бы помнить это слово и после того, как проснусь. Капля пота, сорвавшись с моего подбородка, звонко шлёпается о землю и тут же впитывается сухой горной почвой.
— На, попей!
На небольшом привале в тени деревьев Бабуля протягивает мне бутылку. Обычный, чуть подслащённый ячменный чай, но как же вкусно! Успеваю выдуть почти весь, пока Ёцуха не требует своей доли. Без сомнения, это лучший напиток, что я когда-либо пил.
— И это тоже Мусуби.
— Да? — удивляемся мы с Ёцухой в один голос.
Передавая бутылку сестре, я с удивлением гляжу на Бабулю, сидящую между корнями дерева.
— Известно ли вам, — продолжает она, — что всё, что бы ни помещали мы внутрь себя — воду, рис, саке, — всё это тоже Мусуби? Всё, что проникает в наше тело, связывается с нашей душой. Вот и наше сегодняшнее подношение — часть очень важной традиции, связывающей человека с богом, которая поддерживалась в семье Миямидзу на протяжении многих столетий...
Шеренги деревьев по обеим сторонам тропинки неожиданно обрываются, и нашим глазам открывается озерцо, теперь уже размером с записную книжку, а на его берегу — городок, наполовину скрытый облаками. Совсем лёгкие, полупрозрачные облака будто светятся; сильный ветер уносит их одно за другим к далёкому горизонту. Вокруг нас только замшелые скалы. Мы добрались до вершины.
— Смотрите, смотрите! Вот же оно! — кричит Ёцуха.
Смотрю туда же, куда и она. Взору открывается обширное углубление в земле, похожее на гигантскую кальдеру. Как если бы кто-то пришёл и выкопал на вершине горы огромную яму Дно устилает зелёная трава, а в самом центре высится большое одинокое дерево.
Я разглядываю этот невероятный пейзаж во все глаза. Невидимый из нашего городка, никогда не виданный мною прежде Небесный Сад... Жизнь в сельской местности всё больше поражает меня.
— Оттуда начинается Какури-ё, — говорит Бабуля.
Спустившись на дно кальдеры, мы стоим на берегу небольшого ручья. За ним, чуть поодаль, высится гигантское дерево.
— Какури-ё? — переспрашивает Ёцуха.
— Скрытый мир. Иной мир.
Иной мир... От Бабулиного голоса старой сказительницы по моей спине бежит холодок. И слегка мёрзнут ступни. Священная гора, место силы или спасения — называй как хочешь, — но вокруг нас, несомненно, прямо в воздухе разлито нечто, этому миру не принадлежащее.
Но это же не значит, что однажды ступивший туда уже не вернётся обратно, правда?..
— Ух ты-ы! Иной ми-ир! — радостно кричит Ёцуха и, шумно плюхая по воде, в несколько прыжков переправляется на тот берег. Всё-таки дети — поразительные существа: глупые, но энергичные...
Впрочем, погода такая прекрасная, а ветерок с ручьём кажутся такими приветливыми, что нервничать попусту, наверное, было бы стыдно. Держа за руку Бабулю, чтоб она не свалилась в воду, я перебираюсь от камня к камню через ручей.
— Чтобы вернуться в наш мир, — говорит вдруг Бабуля таинственно, — ты должна обменяться с тем миром чем-то очень важным для тебя.
— А-а? — невольно вырывается из меня. — А что, нельзя было сказать об этом до того, как мы сюда полезли?
Но на все мои протесты Бабуля только щурится и смеётся. От её щербатой улыбки с дырками на месте выпавших зубов мне делается ещё страшнее.
— Не нужно бояться. Я говорю о кутиками-саке...
Следуя Бабулиной воле, мы с Ёцухой достали из рюкзачков каждая по бутылочке. То были белые блестящие бутылочки из фарфора, какие обычно помещают в камиданы. С миниатюрным пьедесталом, в который вставляется их сферическое дно, и плетением, перетягивающим обёртку вокруг горлышка, чтобы не дать пролиться содержимому. Слышно, как радостно плещется жидкость внутри.
— Под этим синтаем — маленький храм, — говорит Бабуля, глядя на гигантское дерево. — Оставьте там ваши подношения. Это саке представляет собой по половинке от каждой из вас.
Половинка от Мицухи?
Я смотрю на бутылочку в своих руках. Там, внутри, саке, которое она изготовила из пережёванного риса. Саке, получившееся благодаря связи между её телом и рисом. А подношу его я. Со смешанным чувством стыда и гордости — словно забил гол от паса, переданного мне тем, с кем я всё время ссорился, — вместе с Ёцухой я иду к дереву.
Впервые в жизни, наверное, слышу стрекот настоящих цикад. То, что это цикады, я знаю по фильмам и компьютерным играм, в которых этот звук означал наступление вечера. А теперь стрекотание заполняет всё пространство вокруг, и это похоже на кино больше, чем любая кинолента.
Стайка воробьёв неожиданно вылетает из кустов и, оглушительно чирикая, улетает прочь. Привыкший к мысли, что птицы живут на деревьях, я немного сбит с толку, но Ёцуха, весело резвясь, гоняет их до последнего. Людское жильё как будто становится ближе: к свежему ветерку начинает примешиваться еле слышный запах обеда. И я опять поражаюсь тому, как пронзительно отчётливо может пахнуть человеческая жизнь.
— Скоро сумерки! — облегчённо вздыхает Ёцуха, как человек, наконец-то покончивший с долгим домашним заданием.
Предзакатное солнце освещает их с Бабулей профили, точно прожектор, из-за чего обе смотрятся так, словно написаны слишком старательным художником.
— Ух ты!..
Возглас восхищения срывается с моих губ, когда глазам открывается вид городка внизу. Отсюда, с высоты птичьего полёта, родной город Мицухи виден весь целиком, как и круглое озерцо в его центре. Сам городок уже окутали тусклые голубые тени, и лишь в озерце отражается ярко-красное закатное небо. Над горными склонами вокруг нас начинает клубиться розоватая вечерняя дымка. А над домиками поднимаются тонкие, будто сигнальные, струйки дыма от готовящегося ужина. Воробьиные стайки носятся беспорядочно в небе над городком, поблёскивая мелкими искорками, точно пыль в классной комнате после уроков.
— Интересно, скоро ли покажется комета? — говорит Ёцуха, глядя в вечернее небо и прикрывая ладошкой глаза от закатного солнца.
— Комета?
Ах да. Я вспоминаю теленовости, которые мы все смотрели за завтраком: дескать, уже очень скоро комета приблизится к Земле настолько, что будет видна невооружённому глазу. И что, возможно, даже сегодня после захода солнца, если поискать, её можно будет увидеть немного наискосок над Венерой.
— Комета... — повторяю я громко.
Внезапно у меня возникает чувство, будто я что-то забыл. Я прищуриваюсь и вслед за Ёцухой вглядываюсь в звёздное небо Западного полушария. И сразу нахожу её. Чуть выше Венеры, сияющей особенно ярко, поблёскивает её голубоватый хвост. И я чувствую, как что-то пытается всплыть со дна моей памяти.
Вот оно! Эта комета...
Когда-то всё это уже...
Однажды я...
— Эй, Мицуха, — отрывает меня от мыслей Бабулин голос, и я замечаю, что она смотрит на меня в упор. Так близко, что я различаю в её глубоких чёрных зрачках своё отражение. — Ты сейчас видишь сон, не так ли?!
Неожиданно я просыпаюсь.
Отброшенные простыни взлетают вверх и бесшумно оседают на пол рядом с кроватью. Сердце колотится так бешено, словно вот-вот проломит рёбра, — да, может, ему бы и стоило, чтоб я больше не слышал, как оно сходит с ума.
«Как странно», — не успеваю я подумать, как вдруг слышу свой обычный пульс. Утреннее чириканье воробьёв за окном. Рёв автомобильных движков. Стук колёс электричек. Моё тело словно вспомнило, где оно, и уши начали улавливать звуки Токио.
— Слёзы?..
Коснувшись щеки, ощущаю на кончиках пальцев солёные капли. С чего бы? Ничего не понимая, вытираю глаза ладонью, и вечерний пейзаж, как и слова Бабули, которую я слушал, исчезают, уходят, как вода в песок.
«Дин-нь!» — звякает у подушки смартфон.
Скоро буду на месте. Сегодня не подведи! ♡
Окудэра-сэмпай. Её номер.
«На месте? — удивляюсь я. — О чём это она?» Минутку... Вот же чёрт. Мицуха!
Лихорадочно проверяю ежедневник смартфона — записи, которые она оставила.
— Свидание?!
Соскакиваю с кровати как ошпаренный — и на полной скорости привожу себя в лучший вид.
Завтра у тебя свидание с Окудэрой-сэмпай на Роппонги! Встреча напротив станции Ёцуя в 10:30. Я и сама хотела бы, но, раз уж выпадает идти тебе, постарайся провести время с удовольствием. И скажи мне спасибо!
К счастью, место встречи оказывается недалеко. Несусь со всех ног и, когда на бегу проверяю смартфон, вижу, что прибываю на десять минут раньше назначенного. Окудэра-сэмпай, наверное, ещё не пришла. Несмотря на выходной день, на площади перед станцией довольно людно.
Вытираю пот с лица, поправляю воротник куртки и, шепча про себя: «Чёртова Мицуха!», на всякий случай ищу глазами в толпе фигурку Окудэры-сэмпай... Свидание с Окудэрой? Не говоря уж о том, что это вообще первое свидание в моей жизни. Первое в жизни — и сразу с кумирообразной, звездовидной, мисс-Япония-подобной Окудэрой-сэмпай!.. Не слишком ли? Может, поменяемся местами прямо сейчас, чёртова идиотка Мицуха?!
— Та-аки-кун!
— Ох! — от неожиданного голоса за спиной я нелепо вскрикиваю. И в растерянности оборачиваюсь.
— Прости, долго ждал?
— Н-нет, не ждал! Ну, то есть ждал, но... В смысле...
Что это за вопрос? Отвечу, что ждал, — она почувствует себя неудобно; скажу, что не ждал, — получится, что я сам опоздал! Как же ответить правильней?
— Э-э-э... Просто...
Уже начиная паниковать, поднимаю взгляд. Окудэра-сэмпай стоит передо мной, широко улыбаясь.
Я смотрю на неё во все глаза. Чёрные босоножки сабо, белая юбка клёш, чёрный верх с открытыми плечами. На фоне однотонной одежды её ноги и плечи выглядят ослепительно. Несколько золотых украшений — ровно столько, чтобы подчеркнуть белизну её кожи. Кремовая шляпка с ленточкой цвета мокко. Невероятно стильная — и невыразимо прекрасная.
— Я только пришёл.
— Ну, слава богу! — беззаботно смеётся она. — Ну, пойдём?
Она берёт меня за руку. Ох... На мгновенье, всего на мгновенье моя рука задевает её грудь. И я вдруг чувствую острое желание выдраить все окна в этом городе до идеального блеска.
— Я совсем никакой собеседник...
В туалете, борясь с желанием прижаться лбом к зеркалу, я опускаю голову — очень, очень низко. Три часа прошло с начала свидания, а я уже устал так, как не уставал ещё никогда в жизни. Вот уж не подозревал, что совершенно неспособен общаться с девчонками! Да нет же, это не так. Хочу верить, что это не так. Просто во всём виновата Мицуха, устроившая это свидание без всякого шанса на подготовку. Но самое главное, Окудэра-сэмпай слишком уж красива. Настолько, что я ничего не могу поделать с собой.
Буквально каждый, кого мы встречаем на нашем пути, таращится на неё, открыв рот. Потом видит меня и явно думает: «Что этот пацан делает рядом с ней?» По крайней мере, мне всё время так кажется. Что ж, они правы. Сам знаю: я птица не её полёта. Ведь даже на свидание выманил её не я! Перед каждым встречным хочется извиняться и оправдываться. Так что я вообще перестаю понимать, о чём лучше вести с ней беседу. Только Окудэра-сэмпай отлично всё понимает и сама заводит все разговоры, но я туплю, а потому и не могу их поддержать. Замкнутый круг.
Чёрт побери, Мицуха! О чём вы с ней обычно разговариваете? В отчаянии, пытаясь найти хоть какую-то зацепку, я хватаю смартфон и копаюсь в записках от Мицухи.
…и так, насколько я понимаю, на свиданиях ты никогда ещё не бывал. Поэтому я собрала для тебя кое-какие полезные ссылки, изучай!
— Ого! Что, серьёзно?!
«Да ты просто спасительница!» — думаю я, открывая ссылки.
Ссылка 1: Парни-социофобы ЗАВОДЯТ себе подруг! Примеры.
Ссылка 2: Искусство беседы. Советы для тех, кому никогда не везло в личной жизни.
Ссылка 3: Ты больше не зануда! Как сделать так, чтоб нас любили. Подборка писем.
М-да... Похоже, я совсем безнадёжен.
Как бы там ни было, из туалета Музея искусств я выхожу хоть немного, но успокоенный.
Хотя фотовыставка под названием «Ностальгия» не особо мне интересна, однако, благодаря её правилам — не болтать, — я здесь в своей тарелке. Окудэра-сэмпай вышагивает в паре метров передо мной, неторопливо разглядывая фотографии.
Фурано́, Цуга́ру, Санри́ку, Рикудзэ́н, А́йдзу, Синсю... Вся выставка разделена на разные секции по регионам, но для меня все они одинаково провинциальны. Может, я неправильно смотрю на них, только все различия, похоже, лишь в фоне: горы там или море, лето или зима. А здания, станции, дороги и люди, на мой взгляд, будто из одной большой японской провинции: куда ни глянь, везде и всюду одни и те же виды. Как по мне, так те же Икэбу́куро, Си́буя или Токио-эки куда самобытнее.
И всё же, дойдя до секции «Провинция Хида», я невольно остановился. Здесь всё было по-другому. То есть пейзажи на фотографиях выглядели примерно так же, как и в других регионах, но эта местность была мне знакома. Силуэты гор, изгибы дорог, очертания озера, вид храмовых ворот-тории, расположение рисовых полей... Примерно так же, как магическим образом находишь свои ботинки в общей куче обуви после урока физкультуры, — я их просто знал. Как если бы это было местом, куда я каждое лето езжу навестить родню. И хотя на самом деле у меня не было такого опыта, мистическое, странное чувство близости вдруг накатило на меня. Здесь, в этих местах...
— Таки-кун?
Поворачиваюсь на голос — Окудэра-сэмпай стоит рядом. На секунду я совсем забыл о её существовании.
— Таки-кун, — говорит она улыбаясь. — Ты сегодня как будто другой человек!
Сказав так, она развернулась и пошла прочь своей изящной походкой.
Я облажался.
Весь день я просто следовал плану свидания, составленному Мицухой, словно выполняя нудное домашнее задание. Всё это время я только и делал, что пытался мысленно оправдать себя, совершенно не думая о том, что чувствует Окудэра. Я пригласил её. И, по идее, должен быть счастлив, проводя время с ней вместе. Как долго я мечтал о том, чтобы этот волшебный день наступил!..
С пешеходного виадука, по которому мы идём, просматривается весь комплекс небоскрёбов Роппонги, где мы были совсем недавно. В бесчисленных окнах золотом отражается закатное солнце. Я снова перевожу взгляд на Окудэру, молча шагающую передо мной. Одета с иголочки, чудная шляпка на чёрных блестящих волосах... Она явно хотела произвести на меня впечатление. И едва я думаю об этом, грудь мою сдавливает ощущение вины. Становится трудно дышать, будто кончился весь воздух. Я отчаянно ищу нужные слова.
— Послушай, сэмпай...
Но она не оборачивается.
— Э-э... Ты не голодна? Может, где-нибудь поужи...?
— Давай сегодня на этом закончим?
Она произносит это мягко, но очень настойчиво, будто добрый учитель.
— Ну, хорошо... — только и вырывается из моего глупого рта. Она наконец-то поворачивается ко мне, но яркое солнце сразу позади неё мешает разглядеть её лицо.
— Таки-кун... Если я ошибаюсь, прости меня, ладно?
— Ладно.
— Ведь ты был влюблён в меня, правда?
— Э-э-э...
Она всё знала! Но откуда?!
— Но теперь повстречал другую, так?
— Что?! — Я внезапно вспыхиваю. — Н-нет!!!
— Правда нет?
— Правда! Нет никого!
— Правда-правда? — Она приближает ко мне лицо и заглядывает мне в глаза с сомнением во взоре.
Повстречал другую? Откуда, кого? Ну и ерунда же!
— А впрочем... ладно! — говорит она почти весело и отстраняется.
— Что?
— Спасибо за сегодня. Увидимся на работе!
Она машет мне ладошкой и идёт прочь. На секунду я открываю рот. Потом закрываю. И открываю снова. И всё равно так и не могу ничего сказать. Всё, на что я способен, — это смотреть, как Окудэра-сэмпай спускается с виадука и растворяется в толпе на площади перед станцией.
Предоставленный самому себе, я наблюдаю, как заходит солнце. Слушаю шум бесконечного потока машин подо мной — и вдруг чувствую себя так, будто стою на настоящем мосту, перекинутом через реку. Солнце скрывается за водонапорной башней, оставляя моему взору только слабые, словно от карманных фонариков, лучики света. И я смотрю на них неотрывно, как будто это поможет мне что-то вернуть.
Есть, наверное, целая куча вещей, которыми мне следовало бы заняться, но я так и не могу ничего придумать. Всё, чего я сейчас хочу, — это опять оказаться в городке Мицухи. Снова стать Мицухой — значит снова говорить с Мицухой. Обмениваясь телами, мы установили между собой особую связь. Обмен опытом. Переплетение судеб. Мусуби. Пожалуй, я мог бы рассказать Мицухе о том, что сегодня случилось. «Вот почему у тебя нет девчонки!» — «Но разве не ты обещаешь за других то, что они в виду не имеют?» Хочется дразнить её, шутить с ней...
Заглядываю в смартфон. Оказывается, у записок Мицухи есть продолжение.
Как раз под конец вашего свидания в небе станет видна комета. Ах-х-х, как романтично! Жду не дождусь завтрашнего дня... ♡ Кто бы там ни оказался — ты или я, — давай проводить свидания на полную катушку!
Комета?
Я гляжу на небо. Все следы заката уже исчезли, и на чёрном небесном полотне видны лишь несколько звёзд да мигающие огни одинокого самолёта. Как и следовало ожидать, никакой кометы.
— О чём это она? — бормочу я тихонько.
Если уж на то пошло, то, появись над нами комета, которую можно увидеть глазами, об этой новости все бы только и говорили! Она где-то явно ошибается...
Внезапно грудь пронзает резкая боль.
Что-то хочет выбраться из глубин моей памяти.
Я беру смартфон, набираю номер Мицухи и гляжу на эти одиннадцать цифр. С тех пор как мы начали меняться телами, я звонил ей несколько раз, но никогда не дозванивался. Вот и теперь: тычу в аппарат пальцем — он звякает, потом раздаётся голос:
«В настоящее время аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия...»
Отнимаю смартфон от уха, нажимаю иконку «повесить трубку». Как и ожидалось, звонок не сработал. Ну что ж. Расскажу ей о сегодняшней неудаче, когда мы обменяемся телами в следующий раз. Тогда же, кстати, и спрошу её о комете. Скорее всего, это случится завтра или послезавтра... С этими мыслями я наконец ступил с виадука на землю.
Половинка луны сияет в небе надо мной, одинокая, словно чей-то забытый багаж.
С этого дня Мицуха и я больше никогда не менялись телами.