Сосредоточенно двигаю карандашом. Частички свинца цепляются за волокна бумаги. Линии наслаиваются одна на другую, и постепенно белые странички альбома чернеют. Но я всё никак не могу восстановить по памяти тот самый пейзаж.
Каждое утро в час пик я езжу на электричке в школу. Каждый день обедаю с Цукасой и Такаги. Брожу по городу, смотрю на небо. Постепенно небесная голубизна делается глубже. А деревья вдоль дорог зеленеют.
По ночам в своей комнате я рисую. Мой рабочий стол завален энциклопедиями из библиотеки. Я изучаю фотографии провинции Хида в смартфоне, стараясь найти ту самую линию гор, что занозой сидит в моей памяти. Пытаясь хоть как-то зафиксировать её на бумаге, продолжаю двигать карандашом.
В хмурые дни, когда идёт пахнущий асфальтом дождь. В ясные дни, когда в небе плывут мелкие облака. В ветреные дни, когда вьётся жёлтая пыль. Каждое утро я в переполненной электричке езжу в школу. Хожу на работу. Иногда моя смена совпадает со сменой Окудэры-сэмпай. По возможности я стараюсь открыто смотреть ей в глаза, улыбаться и говорить с ней как ни в чём не бывало. Очень хочу быть честным и справедливым с кем бы то ни было.
Иногда ночи такие душные, словно до сих пор середина лета, а иногда такие зябкие, что без свитера не обойтись. Но, какая бы ночь ни выдалась, когда я рисую, голове становится так жарко, словно её закутали в одеяло. Капли пота падают на страницы альбома и размывают линии. Но даже и так очертания того городка, который я запомнил, когда находился в теле Мицухи, постепенно начинают вырисовываться у меня на бумаге.
Возвращаясь домой из школы или с работы, я частенько не сажусь в электричку, а долго иду пешком. Облик Токио меняется день ото дня. Синдзюку, Гайэн, Ёцуя, окрестности Бэнкэйбаси, на полпути к Антиндзаке. Однажды там появились гигантские подъёмные краны и начали строить башни из стали и стекла. Эти башни поднимаются всё выше и выше в небо, а над ними сияет слепая, наполовину спрятанная луна.
В итоге несколько набросков городка у озера наконец-то закончены.
В этот уик-энд отправляюсь в путь!
Как только я принял это решение, моё тело начало расслабляться — впервые за долгое время. Слишком уставший, чтобы встать, я опустил голову на стол.
Прежде чем провалиться в сон, я успел пожелать всё того же...
Но Мицухой на следующий день я так и не стал.
#i_003.png
Первым делом я положил в рюкзак трёхдневную смену белья и альбом для набросков. Предполагая, что там может быть холодно, надел толстовку с большим капюшоном. Нацепил свой браслет-оберег — и вышел из дома.
Электричка оказалась пустой: ведь я вышел намного раньше обычного. Но станция Токио тем не менее кишмя кишела пассажирами. Отстояв очередь за иностранцами, долго возившимися со своими огромными чемоданами, я купил билет на «Синкансэн» до Нагои и зашагал к выходу на платформу Токайдо-Синкансэн.
И тут я увидел то, чему не поверили мои глаза.
— Ч-что вы здесь делаете??
Возле опорного столба прямо передо мной стояли Окудэра-сэмпай и Цукаса.
— Хе-хе... А вот и мы! — сказала она, смеясь.
Кто ты, девушка? Персонаж из какого-то аниме?
Я посмотрел на Цукасу. Он встретил мой взгляд с невозмутимым лицом, будто вопрошающим: «Какие-то проблемы?»
— Цукаса, чёрт бы тебя побрал! Я же попросил тебя сочинить моим родителям алиби и подменить меня на работе! — стараясь не испугать пассажиров, шипел я на Цукасу, который уже садился в кресло передо мной. Почти весь вагон с нерезервированными местами занимали салариманы в деловых костюмах.
— Подменить тебя на работе я попросил Такаги, — невозмутимо ответил Цукаса. И поднёс к моим глазам свой смартфон. На экранчике светилось послание: «Предоставь это мне!» от Такаги с иконкой — задранным вверх большим пальцем. — Но с тебя угощение!
— Чтоб вы все провалились... — с горечью выдавил я.
Довериться Цукасе было ошибкой. Сегодня, в пятницу, я планировал прогулять школу, что давало бы мне с выходными три свободных дня в Хиде. И в качестве оправдания попросил Цукасу сказать всем, что мне срочно понадобилось навестить кое-кого из знакомых.
— Я пришёл, потому что беспокоюсь за тебя, понимаешь? — сказал Цукаса, ничуть не смутившись. — Как я могу оставить тебя одного? А что, если ты попадёшь в подстроенную кем-то ловушку?
— Подстроенную ловушку?
О чём это он? Пока я задираю в недоумении бровь, Окудэра-сэмпай, сидящая рядом с ним, наклоняется и заглядывает мне в глаза.
— Таки-кун! Ты ведь едешь на встречу с интернет-другом, так?
— А? Н-ну, не совсем... Просто это был самый простой способ всё объяснить...
Вчера вечером Цукаса пристал ко мне с расспросами о том, с кем я собираюсь встречаться; ну, я и ответил ему уклончиво: дескать, с человеком, которого встретил в Сети.
Повернувшись к Окудэре, Цукаса совершенно серьёзно сказал:
— Я подумал, что он нашёл себе кого-то на сайте знакомств.
Я чуть не расплескал весь чай изо рта.
— Да нет же!!!
— Ну, в последнее время ты ведёшь себя странно, — сказал Цукаса с озабоченным видом, протягивая мне шоколадные палочки. — Я бы понаблюдал за тобой со стороны.
— Я что тебе, первоклашка?
— Хм-м-м... — протянула Окудэра-сэмпай, наблюдая за моей раздражённой реакцией. Она тоже ничего не понимала.
«Ни к чему хорошему это не приведёт», — мрачно подумал я.
«Прибываем в Нагою», — сообщили динамики в потолке.
Мой обмен телами с Мицухой начался внезапно и так же внезапно прекратился. Причину я, сколько ни думал, так и не нашёл. Неделю за неделей моё подозрение, что всё это было просто реалистичным сном, нарастало.
И всё-таки оставались доказательства. Я никогда не поверил бы в то, что записи в ежедневнике моего смартфона сделаны моей рукой. Опять же, сам я никогда не выманил бы Окудэру-сэмпай на свидание. Сомнений быть не могло: девчонка по имени Мицуха существует. Мне довелось ощутить её тепло, биение её сердца; её дыхание и голос до сих пор отдаются в моих ушах; я вижу очертания её век, ощущаю её тело. Если она не жива, то что вообще тогда живо? Мицуха совершенно реальна.
Именно поэтому, когда наш обмен телами прекратился, я забеспокоился. Может, с ней что-то случилось? А вдруг она заболела? Или попала в катастрофу? Даже если я слишком накручиваю, наверняка Мицуха обеспокоена точно так же. Вот почему я решил поехать и встретиться с ней в реальности. Решил, но...
— Как? Ты даже точно не знаешь, куда едешь?! — поразилась Окудэра-сэмпай, когда мы пересели на экспресс «Хида», заняли в вагоне четырёхместную секцию и уткнулись каждый в своё станционное бэнто.
— Ну...
— Единственная подсказка — сельский пейзаж? И ты даже не можешь с ней связаться? Что за бред?!
Какого чёрта меня обвиняли те, кто сам решил за мной увязаться, — я решительно не понимал. И посмотрел на Цукасу, ища поддержки.
— Кое у кого проблемы с планированием, — сказал он, отхлебнув суп мисо.
— Да ничего я не планировал! — Мой голос невольно сорвался на крик.
Для них это было всего лишь небольшое весёлое путешествие. «Ты безнадёжен», — было написано на их лицах. Какого чёрта эти двое смотрят на меня сверху вниз?
— Ну ладно, — сказала Окудэра-сэмпай. Вдруг улыбнувшись, она гордо выпятила грудь. — Не волнуйся, Таки-кун. Мы поможем тебе поискать!
— Ой, какая прелесть! Таки-кун, ты только взгляни!
Где-то после полудня мы наконец сошли на нужной станции, и Окудэра-сэмпай тут же влюбилась в местное животное-талисман — корову в форменной фуражке станционного служащего. Цукаса не переставая фотографировал, и щёлканье его смартфона раздавалось на весь вокзал.
— Делать вам нечего...
Изучая карту местности на стене, я лишь укрепился в своём подозрении, что эти двое мне абсолютно ничем не помогут. Похоже, мне придётся всё разведывать самому. Поскольку точного расположения городка Мицухи я не знал, мой план заключался в том, чтобы доехать поездом до тех мест, которые напомнят пейзажи, отпечатавшиеся в моей памяти. Чтобы не ошибиться, нужно заглядывать в свои рисунки. А можно двигаться всё дальше на север, показывая их местным жителям и спрашивая, не знакомы ли им эти пейзажи. Я отчётливо помнил железнодорожную перемычку, так что решение искать вдоль железной дороги казалось наиболее эффективным. Конечно, такой способ был совсем ненадёжным — даже планом не назовёшь, — но ничего другого больше не приходило мне в голову. К тому же городков, окружающих маленькое озеро, наверняка не так уж и много. Я был уверен, что узнаю хоть что-нибудь до наступления темноты. Правда, эта уверенность ничем не подкреплялась. Первым делом я решил расспросить водителя единственного такси, дежурившего возле станции, и сделал большой шаг вперёд.
— Всё бесполезно...
Смертельно уставший, я опустился на скамейку автобусной остановки и обхватил руками голову. От уверенности, с которой я начал расспрашивать всех вокруг, не осталось и следа. После равнодушного «понятия не имею» от водителя такси я обошёл полицейский участок, супермаркет, сувенирный магазин, гостиницу и ресторан, расспрашивая всех и каждого, от фермеров до учеников младших классов, — и всё безрезультатно. Разъезжать на местных поездах, которые проходят здесь раз в два часа, показалось мне глупым; я решил, что лучше уж нам проехаться туда-сюда автобусом, а заодно и расспросить его пассажиров. Разумеется, в автобусе мы оказались единственными пассажирами и, потеряв всякое желание терзать вопросами водителя, просто доехали до конечной, которая, насколько можно было увидеть, оказалась абсолютно безлюдной глухоманью.
Всё это время Цукаса и Окудэра-сэмпай развлекали себя всякими играми: то в слова, карты или камень-ножницы-бумагу, то ковырялись в мобильниках и всё время что-нибудь жевали, наслаждаясь поездкой. И под конец автобусного трипа оба мирно заснули у меня на плечах.
— Что, Таки? Уже сдаёшься? — чуть ли не в один голос спросили они, услыхав мои тяжёлые вздохи. Оба потягивали колу из банок на остановке. — Неужели все наши усилия бесполезны?
Я снова вздохнул — на этот раз так глубоко, что лёгкие чуть не вывернулись наизнанку. Окудэра в странном туристическом наряде и Цукаса, наоборот, одевшийся легко, точно на прогулку, начинали бесить меня.
— От вас никакого толку...
«Разве?» — только и нарисовалось на их невинных физиономиях.
— Я буду Такаяма-рамэн.
— Я тоже буду Такаяма-рамэн!
— Ну, тогда и я то же самое.
— Вас поняла. Три Такаяма-рамэна! — разнёсся по заведению старушечий голос.
Мы направлялись к самой отдалённой станции, но вдруг каким-то чудом набрели на работающую лапшичную и тут же заскочили внутрь. Пожилая женщина в бандане, встретившая нас улыбкой, показалась нам настоящей спасительницей.
Лапша была отменной, — возможно, потому, что вместо обычного мяса в ней плавала знаменитая говядина из Хиды. Я жевал лапшу с овощами и чувствовал, как моё тело перезаряжается, словно батарейка. Покончив с рамэном и запив его двумя стаканами воды, я наконец почувствовал облегчение.
— Как думаешь, успеем сегодня вернуться в Токио? — спросил я Цукасу.
— Хм... Возможно. По времени совсем впритык. Сейчас посмотрю.
Явно удивлённый, он достал свой смартфон и принялся вычислять дорогу домой.
— Спасибо, — сказал я.
— Таки-кун? Что, правда, на этом всё? — спросила через стол Окудэра-сэмпай, ещё не доевшая свою порцию.
Не зная, что лучше ответить, я посмотрел в окно. Солнце уже коснулось кромки гор, слабо подсвечивая рисовые поля вдоль дороги.
— Что тут сказать... Чувствую, что не приблизился даже на миллиметр к тому, что ищу, — пробормотал я скорее самому себе.
Может, лучше вернуться в Токио и придумать какой-нибудь другой план? Наброски набросками, но есть ли смысл в попытках найти конкретный городок только по зарисовкам? Возможно, эта идея была безнадёжной с самого начала? Я снова раскрыл альбом и уставился на рисунки. Дома, окружившие озеро. Самый обычный безымянно-захолустный городок. Когда я рисовал эти пейзажи, то чувствовал в них что-то неповторимое. Но теперь они кажутся мне совершенно заурядными.
— Это ведь старый Итомори, верно?
Что?! Я резко поворачиваюсь. Старушка-хозяйка подливает в мой стакан ещё воды.
— Это вы сами нарисовали, юноша? Можно взглянуть? — спросила старушка и взяла из моих рук альбом. — Отлично нарисовано... Да вы просто молодец!
И вся наша троица, разинув рты, наблюдала, как старушка громко зовёт кого-то с кухни.
— Ах! — наконец вздохнула она. — И правда, добрый старый Итомори. Какая ностальгия!.. Мой муж родом из Итомори.
Появившийся из кухни старенький хозяин лапшичной внимательно исследует мои рисунки.
— Итомори?
И тут я вдруг вспомнил. И вскочил со стула.
— Итомори... Городок Итомори! Точно! Почему же я не мог вспомнить раньше? Город Итомори! Это где-то недалеко отсюда, так ведь?
Хозяин с хозяйкой озадаченно переглянулись. Нечто похожее на мистический ужас промелькнуло у обоих на лицах.
— Но... разве вы не знаете? — наконец открыл рот старик. — Ведь город Итомори...
— Итомори? Таки, ты чего? — встрял вдруг Цукаса.
— Это же там, где комета? — уточнила Окудэра-сэмпай.
— Что?
Ничего не понимая, я обвожу всех глазами. Каждый смотрит на меня странным взглядом. Тень какого-то воспоминания поднимается из глубин памяти — чем ближе, тем зловещей.
Одинокий крик чёрного коршуна пронзает тяжёлый воздух.
Баррикады, закрывающие проход на многие километры, отбрасывают тень на раскуроченный асфальт. Основной закон о ликвидации последствий стихийных бедствий запрещает за них заходить. «СТОЙ! ДАЛЬШЕ НИ ШАГУ! Агентство по реконструкции, Кабинет министров Японии», — написано на каждом увитом плющом щите.
А дальше, внизу, моим глазам открывается городок Итомори — вернее, то, что от него осталось. Жуткой фантастической силой его раскололо на несколько частей, большинство из которых теперь проглочены озером...
— Так это правда то самое место? — дрожащим голосом спросила Окудэра-сэмпай за моей спиной.
— Да ерунда! — преувеличенно весело сказал Цукаса, не дожидаясь моего ответа. — Таки всю дорогу ошибался, я сразу это сказал!
— Я не ошибался! — оторвав взгляд от руин внизу, я посмотрел по очереди на всех. — Не только сам город. Школа, стадион, очертания гор вокруг... Всё это я помню совершенно отчётливо!
Чтобы убедить себя самого, мне пришлось кричать.
Сразу за нашей спиной чернело закопчённое здание с выбитыми оконными стёклами. Мы стояли во дворе старшей школы Итомори, откуда открывался вид на всё озеро целиком.
— Так вот какой городок ты искал? Место, где живёт твой интернет-приятель? — громко сказал Цукаса, мрачно усмехаясь над нелепостью происходящего. — Как такое может быть? Ты ведь должен помнить ту катастрофу три года назад, Таки?! Тогда больше трёхсот человек погибло!
Услышав это, я наконец посмотрел на него.
— Они погибли? — Я смотрел на его лицо, но мой взгляд убегал сквозь него, сквозь здание школы за его спиной, куда-то в пустую даль. Где я ничего не видел. — Погибли... Три года назад?!
И тут я вспомнил. Комету, которую видел в небе над Токио три года назад. Бесчисленные падающие звёзды на западе. Зрелище прекрасное, как сон. И восторг, охвативший меня в ту минуту.
Погибли?
— Нет.
Это не может быть правдой.
Я пытался найти слова. Искал доказательства.
— Этого не может быть... У меня же сохранились её записи, смотри!
Я достал смартфон и торопливо, словно боясь, что всё исчезнет, если замешкаюсь, открыл файл с дневником. Как и ожидалось, все записи были на месте.
— А!.. — Я с силой потёр глаза. На какой-то момент мне показалось, что буквы двигаются. — Что?!
Одно слово, затем ещё одно...
Слова, написанные Мицухой, начали превращаться в бессмысленные символы, а потом исчезать, ярко вспыхивая напоследок, точно пламя гаснущей свечи. Сделанные ею записи испарялись одна за другой, как если бы кто-то, стоя за моей спиной, раз за разом нажимал кнопку «удалить». Пока наконец на экране не осталось ни одного из написанных Мицухой слов.
— Но почему?!
Бормотать это — вот и всё, что мне оставалось. Одинокий крик далёкого коршуна пронзает тяжёлый воздух.
Комета Тиамат, которая совершает полный оборот вокруг Солнца за 1200 лет, в последний раз подлетала ближе всего к Земле ровно три года назад, в октябре, как и сейчас. С её чрезвычайно долгим периодом обращения не сравнится даже комета Галлея, которая посещает нас каждые 76 лет, а большая полуось орбиты Тиамат простирается на головокружительные 16,8 миллиарда километров. Появление этой кометы поистине историческое явление. В своём перигее она приближается к Земле на 120 тысяч километров. Иными словами, каждые 1200 лет она оказывается к нам даже ближе, чем Луна, и её голубой хвост искрится в ночном небе над половиной земного шара.
Пришествие кометы Тиамат праздновал весь мир. Но никто не мог предугадать, что уже на подлёте к Земле ядро кометы лопнет и что внутри этой ледяной глыбы окажется кусок скалы около сорока метров в диаметре. Войдя в атмосферу Земли, этот отколовшийся кусок превратился в метеорит, понёсся вниз с разрушительной скоростью тридцать километров в секунду и упал именно здесь, в Японии, в городке Итомори.
В тот день здесь проходил традиционный фестиваль осени. Время падения метеорита — 20:42. Точное место падения — храм Миямидзу, подмостки для выступления танцовщиц, вокруг которых собрались толпы зрителей. Сразу после падения огромная территория с храмом в центре была мгновенно уничтожена. Разрушения коснулись не только окружающих зданий и лесов — метеорит изувечил и саму поверхность Земли, вырыв в ней кратер почти с километр в диаметре. Уже через секунду после падения в пяти километрах от места катастрофы шарахнуло землетрясение магнитудой 4,8 балла. А спустя ещё пятнадцать секунд злосчастную местность сотрясла взрывная волна, принеся ещё большие разрушения. Общее число погибших превысило пятьсот человек, что составляло треть населения Итомори. Город послужил сценой для страшнейшей метеоритной катастрофы, зафиксированной человеком. Поскольку кратер образовался рядом с озером Итомори, в него тут же хлынула вода, и в итоге образовалось отдельное, Новое озеро Итомори.
Южная часть города пережила сравнительно меньшие разрушения, но около тысячи выживших жителей вскоре начали один за другим покидать родные места. Не прошло и года, как местная управа перестала нормально функционировать, а уже через четырнадцать месяцев после катастрофы город фактически прекратил существование.
Всё это были уже энциклопедические факты, но в целом я, конечно же, должен был хранить хотя бы основную историю где-то в глубине подсознания. Три года назад я учился в средней школе. И до сих пор помню, как стоял на холме неподалёку от школы и наблюдал ту комету собственными глазами.
И всё-таки странно.
Что-то не сходится.
Ведь ещё месяц назад я бывал в городке Итомори в качестве Мицухи много раз.
А это значит, что место, которое я видел, место, где жила Мицуха, не могло быть Итомори.
Комета и наш с Мицухой обмен телами никак не связаны между собой.
Думать так естественнее всего. Думать так мне хотелось бы.
Но чем дольше я просиживаю в библиотеке соседнего с Итомори городка, чем больше ковыряюсь в газетах и книгах, тем сомнительнее становится это моё умозаключение. Словно кто-то нашёптывает внутри моей головы: это — то самое место.
«Исчезнувший город Итомори: все данные»
«Город, затонувший за одну ночь, — Итомори»
«Трагедия кометы Тиамат»
Я перелопачиваю толстенные книги с названиями вроде этих от корки до корки. Как я ни разглядываю в них старые фотографии, сомнений не остаётся: именно в Итомори я проводил время как Мицуха. Вот в эту школу для младшеклассников ходила каждое утро Ёцуха. Вот в этом храме Миямидзу служила жрицей Бабуля. Огромная, сверх надобности, парковка; два ночных бара друг возле друга; супермаркет, похожий на амбар; маленькая железнодорожная перемычка на горной дороге и, конечно же, старшая школа Итомори — всё это моя память хранит совершенно отчётливо. С тех пор как я увидел разрушенный город своими глазами, эти воспоминания становятся с каждым днём всё живее...
Становится больно дышать. Сердце колотится как бешеное, не желая успокаиваться.
Начинает казаться, будто все эти бесчисленные фотографии на страницах передо мной беззвучно всасывают в себя окружающий воздух и даже саму реальность как она есть.
«Старшая школа Итомори: последний спортивный праздник»
Фото, на котором группа старшеклассников участвует в «трёхногом» беге парами. Пара девчонок на краю кадра кажется мне знакомой. У одной густая чёлка до самых бровей. У другой волосы собраны в хвост на затылке и перевязаны оранжевым шнурком.
Воздух вокруг меня разрежается ещё больше.
Вытираю ладонью с шеи то, что мне кажется горячей кровью, но на деле оказывается прозрачным потом.
— Таки!
Поднимаю взгляд — передо мной стоят Цукаса и Окудэра-сэмпай. Они протягивают мне толстый фолиант, на обложке которого золотистыми буквами торжественно вытиснено:
«Город Итомори: списки погибших»
Листаю страницы. Списки жертв разделены по городским районам и состоят из имён и фамилий с адресами. Мой палец скользит сверху вниз по страницам, пока не натыкается на знакомое имя.
Кацухико Тэсигавара (17)
Натори Саяка (17)
Я бормочу эти имена и слышу, как Цукаса и Окудэра-сэмпай судорожно сглатывают слюну.
И вот я наконец нахожу их. Те самые имена:
Миямидзу Хитоха (82)
Миямидзу Мицуха (17)
Миямидзу Ёцуха (9)
Оба смотрят на страницу через моё плечо.
— Это она? Наверняка здесь какая-то ошибка! Эта девушка... — Судя по голосу, Окудэра-сэмпай вот-вот расплачется. — Эта девушка умерла три года назад!
Чтобы только пресечь её странные заявления, я кричу:
— Всего две-три недели назад!
У меня перехватывает дыхание. Я продолжаю говорить, но голос ужимается до какого-то полушёпота:
— Она сказала мне... что я смогу увидеть комету... — Я с трудом отрываю взгляд от имени Мицухи на странице книги. — Так что...
Я поднимаю взгляд, и глаза встречаются с моим же отражением в тёмном окне. «Кто ты такой?» — вдруг думаю я. Откуда-то изнутри слышится хриплый далёкий голос: «Эй, ты...»
— Ты сейчас видишь сон, не так ли?!
Сон? Всё перемешивается у меня в голове.
Чем же я, чёрт побери, занимался?
#i_003.png
Из соседнего номера доносились звуки какого-то банкета.
Кто-то что-то сказал, вызвав всеобщий взрыв смеха, за которым последовали бурные аплодисменты. Это повторилось снова и снова. Пытаясь догадаться, что же это за сборище, я напрягал слух, но, сколько ни старался, не мог разобрать ни словечка. Понимал лишь то, что все говорят по-японски.
Бабах! — раздался вдруг страшный грохот, и я обнаружил, что лежу лицом на столе. Похоже, я разбил себе лоб: через несколько секунд пришла запоздалая боль. Я смертельно устал. Вымотался до предела.
Я всё листал и листал газеты и еженедельные журналы трёхлетней давности, и постепенно мой мозг вообще перестал воспринимать какую-либо информацию. Несколько раз проверял смартфон, но в дневнике не осталось ни малейшего следа от её записок.
Всё ещё лежа лицом на столе, я открыл глаза. И, упираясь взглядом в столешницу, пришёл к выводу, который напрашивался последние несколько часов: «Всё это был лишь сон».
Хотел ли я сам в это верить? Или таки не хотел?
«Я узнал те места просто потому, что видел их в новостях три года назад. Что же касается неё...»
Как я объясню её?
«Привидение? Нет... Всё это были...»
Всё это...
Галлюцинации?
Вздрогнув, я поднял голову.
«Имя... Как же её по имени?»
Тук-тук!
Тонкая деревянная дверь внезапно открылась.
— Цукаса-кун сказал, что пошёл в баню, — сообщила Окудэра-сэмпай, заходя в комнату в халате от рёкана. В номере прохладно, но с её присутствием как будто сразу стало теплее. Я почувствовал, что начинаю успокаиваться.
— Э-э, сэмпай... — Я встал и обратился к ней, пока она копошилась в своём рюкзачке. — Прости, что наговорил сегодня кучу странных вещей.
Мягко застегнув молнию на рюкзачке, она выпрямилась. Мне казалось, что всё происходит точно в замедленной съёмке.
— Всё в порядке, — ответила она, едва заметно улыбаясь, и покачала головой.
— Извини, что удалось снять только один номер на всех.
— Цукаса-кун сказал мне то же самое! — рассмеялась она. Мы сидели друг напротив друга за низеньким столиком у окна. — Меня это совершенно не напрягает. Сегодня здесь людно, все номера заняты. Хозяин сказал, они отмечают День единения учительского союза...
И она рассказала, что хозяин расщедрился настолько, что угощал её персиками после бани. Никто вокруг не мог удержаться от того, чтоб ей что-нибудь не предложить. Рёканский шампунь своим ароматом напоминал парфюм из какой-то далёкой экзотической страны.
— Ах! В городке Итомори делали кумихимо! Какая прелесть! — заметила Окудэра-сэмпай, листая одну из книг, что я принёс из библиотеки. — Моя мама иногда носит кимоно, так что у нас дома тоже есть несколько таких... Э, постой-ка! — Она посмотрела на моё правое запястье. — Это ведь тоже кумихимо?
— О, это...
Я поставил чашку с чаем обратно на стол и тоже посмотрел на свою руку. Мой постоянный оберег. Объёмный, точно живой, ярко-оранжевый шнурок на запястье.
— Что?
А ведь и правда...
— Да, действительно. Кто-то подарил мне его давным-давно. Вот иногда надеваю вместо оберега.
Голову вдруг пронзила резкая боль.
«Кто же это был?» — пробормотал я про себя. Этого я вспомнить не мог. Но чувствовал: в шнурке есть подсказка и, если понять её, можно что-то узнать.
— Эй, Таки-кун! — сказала она мягким голосом, но с озабоченностью в лице. — А почему ты не идёшь в баню?
— В баню? Ну да...
Я снова отвёл глаза, опустил взгляд к браслету. И отчаянно порылся в памяти, опасаясь, что, если не вспомню сейчас, не вспомню уже никогда. Банкет за стеной постепенно закончился, и в номере стал отчётливо слышен стрекот осенних насекомых.
— Один человек, который плетёт эти кумихимо...
Чей же это был голос? Добрый, хриплый и мягкий, как у рассказчика древних преданий...
— ...говорил мне, что этот шнурок не что иное, как само течение Времени. Скручивать, сплетать, иногда возвращаться назад, иногда расплетать и соединять заново. Это и есть Мусуби. Это и есть Время... Это...
Осень. Гора. Журчание ручья. Запах воды. Сладкий привкус ячменного чая.
— Это и есть Мусуби.
Внезапно в голове всплывает пейзаж. Святилище на вершине горы.
Саке, что я приносил к нему...
Вот куда я должен пойти!
Из-под стопки книг я выдёргиваю карту, раскладываю её на столе. Трёхлетней давности, пыльная, никому уже не нужная карта городка Итомори с окрестностями, лежавшая на полке в бакалейной лавочке. Тогда у Итомори было ещё только одно озеро. Место, где я подносил саке, должно быть гораздо дальше от зоны падения метеорита. Добраться бы туда... Если бы у меня было то саке!
Схватив карандаш, я принялся исследовать карту. Это должно было находиться довольно далеко на север от храма и выглядеть как гигантский кратер. Я разглядывал карту, позабыв обо всём на свете. Откуда-то издалека до меня доносился голос Окудэры, но я не мог отвести от карты глаз.
— ...-кун! Таки-кун!
Кто-то звал меня по имени. Женский голос.
— Таки-кун... Таки-кун!
В голосе слышалась напряжённость, словно его хозяйка вот-вот расплачется. Он дрожал и пульсировал, как далёкая одинокая звезда.
— Ты... не помнишь меня?
И тут я проснулся.
Всё верно, это рёкан. Я заснул, уронив голову на стол у окна. По всей видимости, Цукаса и Окудэра-сэмпай спят на своих футонах за раздвижной ширмой. В воздухе висит непривычная тишина. Ни стрекота насекомых, ни рёва автомобилей снаружи, ни ветерка.
Я сажусь. Одежда шелестит так громко, что я невольно вздрагиваю. За окном только начинает светать. Я смотрю на кумихимо у себя на запястье. Голос той девчонки всё ещё отдаётся в ушах.
«Кто ты такая?» — мысленно спрашиваю ту, чьего имени не знаю.
Ясное дело, ответа нет...
Ну, ладно.
Окудэра-сэмпай, Цукаса-кун!
Я непременно должен кое-куда сходить. Возвращайтесь в Токио без меня. Простите за эгоизм. Буду рад к вам вернуться, ребята.
Спасибо за всё.
Таки.
Нацарапав эти слова на вырванной из блокнота страничке, я немного подумал, затем достал из бумажника банкноту в пять тысяч иен и приложил её к записке, придавив чайной чашкой к столу.
Та, кого я никогда не встречал! Иду искать тебя.
#i_003.png
«Он молчалив и бесстрастен, но всё-таки очень любезен», — думал я, глядя на крутящие баранку руки старика. Вчера именно он, старый хозяин лапшичной, довёз нас до старшей школы Итомори, а потом и до библиотеки. А этим утром, несмотря на мой звонок спозаранку, он выслушал мою просьбу и подобрал меня на своём авто. В том случае, если бы с ним не выгорело, я планировал двигаться автостопом, но было под серьёзным вопросом, захотел бы хоть кто-нибудь подбросить меня до развалин городка. Встретить в Хиде этого человека было настоящим везением.
Со своего пассажирского сиденья я мог видеть в окне Новое озеро Итомори. Из воды торчали полуразрушенные дома и обломки асфальта. Чуть дальше от берега маячили телефонные столбы и стальные сваи. Несмотря на всю необычность пейзажа, мне казалось, что всё так и было здесь испокон веков, — возможно, оттого, что я привык видеть это по телевизору и на фотографиях. И теперь, глядя на это в реальности, я даже не знал толком, что уместнее: злиться или грустить, пугаться или досадовать на собственное бессилие? Исчезновение целого города, несомненно, феномен, превосходящий понимание любого нормального человека. Оставив попытки найти в этом пейзаже хоть какой-нибудь смысл, я взглянул на небо. Серые тучи висели над нами, точно сам бог накрыл наш мир огромной крышкой.
Мы ехали всё дальше на север, пока не добрались до места, откуда было уже не подняться на машине. Старик затормозил.
— Похоже, может пойти дождь, — сказал он, разглядывая небо через лобовое стекло. — Эта гора не очень крутая, но всё-таки постарайся не угробиться. Если что — сразу звони.
— Хорошо.
— Да, и вот тебе ещё, — он достал большое бэнто. — Съешь там, наверху.
Я принял гостинец обеими руками. Увесистая коробчонка.
— С-спасибо вам...
«Отчего вы так добры ко мне? Да, кстати, ваша лапша была настоящее объедение...» — эти слова так и не слетели с моих губ. Всё, что мне удалось выдавить, — это «простите за беспокойство».
Старик скосил глаза вниз, достал сигарету и закурил.
— Не знаю, что у тебя происходит, — сказал он, выдохнув дым. — Но твои рисунки Итомори... просто отличные.
Мою грудь будто что-то сдавило. Где-то вдалеке прогремел раскат грома.
Я взбирался по узкой, чуть ли не звериной тропе, время от времени останавливаясь, чтобы свериться с картой и GPS в смартфоне. Похоже, я был на верном пути. Окружающая местность казалась знакомой, хотя, конечно, я забирался сюда лишь однажды и во сне. На сто процентов уверенным быть нельзя. Лучше придерживаться карты.
Выбравшись из машины, я отвесил старику глубокий поклон и стоял так, согнувшись, пока его авто не исчезло из виду. В эти секунды в моей голове промелькнули Цукаса и Окудэра-сэмпай. Как этот старик, так и они возились со мной, потому что беспокоились за меня. Наверное, видок у меня был препаршивейший. Лицо такое, будто вот-вот расплачусь. Наверное, я выглядел таким слабым, что никто не решался оставить меня одного.
Определённо, ходить меж людей с таким видом больше нельзя. «Нельзя надеяться на других и принимать от них помощь до бесконечности», — думал я, уже различая Новое озеро Итомори в просветах между деревьями.
На лицо вдруг упала крупная капля. Другая, третья... Вокруг зашелестела листва под дождём. Я натянул капюшон и побежал.
Жуткий ливень, казалось, выбривал землю наголо. Я чувствовал кожей, как он высасывает из воздуха всё тепло.
Укрывшись в маленькой пещерке, я съел бэнто в ожидании, пока буря утихнет. В коробке оказалось три онигири, каждый с мой кулак, нарезанные овощи, несколько толстенных ломтиков варёного мяса и тушёные в масле ростки сои. Поедая это отменное, настоящее ресторанное блюдо, я ощущал, что в моё дрожащее тело возвращается тепло. С каждым съеденным кусочком я чувствовал себя всё лучше.
«Мусуби», — подумалось мне.
И вода, и рис, и саке — всё, что мы помещаем внутрь нашего тела, — это Мусуби. Всё, что попадает к нам внутрь, связывается с нашей душой.
В тот день я приказал себе помнить это, даже когда проснусь. И повторил вслух как можно громче:
— Скручивать, сплетать, иногда возвращаться назад, иногда расплетать и соединять заново. Это и есть Мусуби. Это и есть Время...
Я посмотрел на шнурок у себя на запястье.
Он пока не порвался. Значит, связь между нами ещё возможна.
Я продолжил путь. Вскоре деревья вдоль дороги исчезли и вокруг потянулись поросшие мхом валуны. Внизу подо мной в разрывах между низкими облаками серебрилось озеро. Я наконец добрался до вершины.
— Вот оно!
Передо мной распахнулся огромный кратер, в центре которого росло одинокое древо-святилище.
— Значит, то был вовсе не сон...
Дождь, свернувшийся в морось, оседал на моих щеках, точно слёзы. Вытирая лицо рукавом, я начал спускаться в кратер. Ручей из моего сна теперь превратился в маленький пруд. Возможно, из-за дождя, а может быть, просто слишком много времени прошло на этой земле с тех пор, как я видел тот сон.
Как бы там ни было, между мной и деревом теперь был пруд.
Там, за прудом, иной мир.
Кто-то когда-то сказал мне об этом.
Итак, передо мной нечто похожее на реку Сандзу́.
Я ступил в воду. Плюх! Звук вышел таким громким, словно я прыгнул в наполненную ванну, и лишний раз я осознал, как тихо вокруг. При каждом шаге глубокая тяжёлая вода оглушительно булькала. Мне казалось, будто своими грязными ботинками я ступаю по чистоте. До моего появления в этом месте царил идеальный покой. Меня здесь не приветствуют.
От холодной воды я начал замерзать. Постепенно она поднялась уже по грудь. Но в итоге я всё-таки выбрался на другой берег.
Огромное дерево оплетало корнями здоровенный кусок скалы. Было ли оно само святилищем, или им был кусок скалы, или же они вместе составляли объект поклонения — этого я не знал. Между корнями и скалой я обнаружил ряд ступенек, ведущих в крохотную пещерку размером с татами.
Внутри было ещё тише, чем снаружи.
Расстегнув молнию кармана замёрзшими руками, я достал смартфон, убедился, что тот не промок, и включил его как фонарик. В кромешной темноте и абсолютной тишине отчётливо было слышно даже малейшее движение. Зазвучала электронная мелодия — фонарик зажёгся.
Ни цвета, ни тепла в пещерке не существовало. Изнутри этот миниатюрный храм оказался идеального серого цвета. А на маленьком каменном алтаре стояли две бутылочки сантиметров по десять высотой.
— Саке, что мы принесли...
Я осторожно притронулся к ним. Почему-то больше не было холодно.
— Эта — младшей сестрёнки, — пробормотал я, беря в руку бутылочку слева. Что-то слабо булькнуло в ней; её поверхность уже обрастала мхом. — А эту принёс я сам.
Я сел и поднёс бутылочку ближе к глазам, подсвечивая себе смартфоном. Судя по толщине мха, наросшего на фарфор, прошло уже много времени. И тут я произнёс то, что ясно ощущал, но не мог высказать вслух.
— Так, значит, я менялся телами с той, что жила три года назад?
Я развязал оплётку, которой была запечатана бутылочка, снял крышечку. Под ней оказалась ещё и пробка.
— Значит, нас разделяло три года? А обмен закончился, потому что на неё упал метеорит и она погибла?
Я вынул пробку. Потянуло слабым запахом алкоголя. Налил немного в крышечку.
— Её половинка...
Я поднёс свет поближе. Кутиками-саке было чистым и прозрачным, лишь несколько мелких крупинок риса поблёскивали там и сям в луче смартфона.
— Мусуби. Скручивать, сплетать, иногда возвращаться назад, иногда расплетать и соединять заново...
Я поднёс крышечку с саке ко рту.
— Если время и правда может двигаться вспять... Тогда — хотя бы ещё разок...
«Пустите меня в её тело!» — пожелал я про себя и осушил крышечку с саке. Глоток вышел оглушительно громким. По всему телу разлилось тепло — так, словно в желудке разорвалась граната...
Но ничего не случилось.
Какое-то время я сидел и чего-то ждал. От саке немного поднялась температура. Слегка зашумело в голове. Но на этом и всё.
Значит, не сработало?
Я попытался встать, но неожиданно поскользнулся. Перед глазами всё поплыло, мне показалось, что я падаю.
— Странно...
Я был уверен, что падаю на спину, но, сколько ни ждал, окончательного падения не происходило. Окружающее пространство перестало вращаться, перед глазами всплыл потолок. Рука по-прежнему сжимала смартфон, только теперь его луч светил вверх.
— Комета?! — невольно закричал я.
Там, на потолке, я увидел огромную комету. Очень старый барельеф, то ли нарисованный, то ли вырезанный на камне. Летящая по небу огромная комета с длинным хвостом. Красный и синий цвета блеснули в луче смартфона. А затем комета начала отрываться от потолка.
Я распахнул глаза шире.
Нарисованная комета медленно падала на меня.
Вскоре она опустилась к самым моим глазам. И начала искриться от соприкосновения с атмосферой. Ядро её стало прозрачным и засверкало, точно алмаз. Я наблюдал это совершенно отчётливо, во всех мельчайших деталях.
Тут наконец мой затылок коснулся каменного пола — и в ту же секунду комета вошла в моё тело.