42. Морган

– Ты хочешь сказать, что они ничего не намерены делать? – возмущенно спросила Хэтэуэй. – Стивена застрелили – и ладно? Вы просто скажете: не будем горячиться, это крайне прискорбно, но, в конце концов, он был преступником и представлял угрозу для общества, на самом деле все к лучшему, поскольку он больше не будет тревожить наше счастливое семейство. – Она перевела горящий гневом взгляд с Моргана на Викторию, потом на Софи и Мариан. – А пошло оно, ваше счастливое семейство! – Девушка выбежала за дверь и обернулась. Виктория и Морган встали. – Не утруждайся! – бросила она ему напоследок. – Я не желаю с тобой разговаривать! Хладнокровный убийца!

Мариан в наступившей тишине взяла с импровизированной горелки миску с кипятком и вылила его в кружку, пролив лишь несколько капель.

– Выпейте. К сожалению, это всего лишь чай. Морган уставился в кружку с застарелыми кофейными следами, пытаясь сообразить, как ему отказаться переводить последние запасы Мариан, которые она берегла, как зеницу ока.

– Это до отвращения по-английски, я понимаю, но порой, когда на душе совсем хреново… немного успокаивает.

Она легонько кивнула, отвечая на его взгляд и подтверждая, что ей знакомо такое состояние, когда на душе совсем хреново.

От кружки поднимались клубы коричневатого пара и растворялись в воздухе. Запах высушенных листьев был очень сильным, земным и чуждым.

– Мне надо было догнать Хэт, – сказал Морган, обращаясь к кружке.

– И что бы вы ей сказали? Пускай она сама справится с горем, в котором вы не виноваты. Вы ничего не могли ни предотвратить, ни изменить. Сержант Рахо поступил так, как его учили, и не нам судить его за стрельбу на поражение в случае, когда человек представлял собой угрозу, причем неизвестно насколько серьезную, да еще в таком месте, в котором они – не забывайте об этом! – потеряли четырех друзей.

Морган чувствовал себя растерянным. Хэт – одной с ним крови, она должна была понять. Это ведь один из способов борьбы за выживание: не вмешиваться. Просто уйти.

Но в глазах Софи он тоже прочел ужас. Морган вспомнил первые годы в университете и все те мелочи, которые помогли ему понять, что он не такой, как другие: его отношение к деньгам, к женщинам, к насилию, к безопасности. Мелочи, которыми он научился пренебрегать, принимая отношение окружающих как защитную окраску. И тем не менее он, похоже, ничему не научился. Кружка в его руке дрожала. Морган опустил ее на колени трясущейся рукой.

– А вы сами выстрелили бы в него? – спросил он у Мариан. Он по опыту знал: самый надежный пробный камень – твои собственные действия.

Мариан посмотрела ему прямо в лицо.

– Я не знаю, сколько человек погибло от моей взрывчатки. Я делала то, что мне приказывали, поскольку верила, что это необходимо. – Она помолчала немного. – И лишь однажды я поступила вопреки приказу. Я узнала, что одна женщина из нашей группы выдала или собиралась выдать нас немцам. Она все отрицала, хотя у меня были доказательства: записка, которую она хотела им передать. Женщина сказала, что они угрожали ее семье – и что, мол, я могу об этом знать, если моя семья спокойно живет по ту сторону канала? Я поняла, что не имею права оставить ее в живых. Даже если она нас не выдала, я не могла больше доверять ей. А если выдала – что ж,.. – Мариан опустила глаза, уставившись на свою изуродованную руку. – Если я буду проклята за это, мы с ней еще встретимся в аду. Так что на ваш вопрос я отвечу “да”. Я думаю, я поступила бы так же – как обязан поступить солдат в опасной и непонятной ситуации. Но могу ли я оправдать такие действия сейчас, как гражданское лицо… – Она повернулась к Виктории. – Я думала об этом довольно долго. Большинства из вас здесь младше меня. Ваше поколение привыкло презирать военных. А теперь вам приходится с ними общаться – и, мне кажется, вы сами не знаете, какие у вас должны быть с ними отношения.

Мариан помолчала, собираясь с мыслями.

– С точки зрения исторической, в демократическом обществе армия является инструментом государства и находится под контролем гражданской власти. Возможно, это не всегда хорошо, однако это лучшее из возможных решений. Правительство – это вы, а не они; они действуют – должны действовать – в ваших интересах. Если вы не сумеете этого понять, правительство падет, как не раз бывало в истории, что приведет к расцвету преступности и, возможно, даже к тотальному насилию.

Виктория выслушала ее с грустной понимающей улыбкой.

– Да, но какому правительству они служат? Нашему – или своему правительству на Земле? – Она вдруг взглянула на Моргана. – А вы это знаете, доктор Морган? Какие им отдали приказы? И собираются ли они их выполнять?

– Вы, как и я, прекрасно понимаете, какие им отдали приказы, – резко заявила Мариан. – Они смотрят на Землю, вернее сказать, на Соединенные Штаты.

– Как по-вашему, они способны прибегнуть к силе, чтобы вернуть “Теваке” на Землю? – мягко спросила Виктория.

– Они в этом не одиноки, – с нажимом произнесла Софи. Несмотря на бледность, ее лицо снова было бесстрастным и решительным, а растрепанные прежде волосы вновь уложены в аккуратную прическу. – Не надо возлагать на них всю ответственность. На корабле немало гражданских лиц, которые тоже с удовольствием вернулись бы на Землю.

– И немало таких, кто не хочет этого, – сказала Виктория.

Морган поставил на стол нетронутый чай, извинился и вышел из лаборатории. Очутившись на склоне массива, он прищурился, выглядывая плотную фигуру в рубашке в ядовито-зеленую и черную клетку. Нельзя было отпускать ее одну. Похоже, у него до сих пор шок – точнее, состояние медленно проходящего шока, когда чувство элементарной морали берет верх над самыми мудреными силлогизмами. Он вспомнил, как впервые увидел покойника – молодого чернокожего, убитого в уличной перестрелке, и как он взахлеб рассказывал об этом друзьям, пока мать не влепила ему оплеуху. Сколько ему было тогда? Шесть? Или семь? Сейчас им овладело похожее чувство: в нем просыпался инстинктивный протест против мощного давления рассудка. Увидев Эй Джи Лоуэлла, Морган бросил на него враждебный взгляд. Сержант сделал вид, будто ничего не заметил.

– Как по-вашему, что все это значит? – сказал Лоуэлл, протягивая небольшой блокнот.

Морган чуть не выронил его, когда до него дошло, чей это блокнот. Примерно четверть страниц были заполнены планами пещер с обозначениями их размеров, аккуратно написанными печатными буквами. Казалось, Стивен не привык к писанине – и это впечатление подтверждалось последними страницами. Судя по записям, Стивен начинал верить в то, что он вступил в непосредственный контакт с кораблем.

Чтобы было легче читать неразборчивый почерк, Морган встал на колени, положив на них ладони с исписанным блокнотом. Стивен писал о серых волоконцах, которые он сравнивал с липучками и которые вцеплялись в голову и ладони, о разговорах с голосом, звучавшим у него в мозгу и походившим на голос Адриен ла Флер. Похоже, Стивен верил ему, хотя и приходил в отчаяние от того, что голос говорил загадками. “Ты не знаешь языка”, – сказал ему голос и обещал научить его.

– Насколько это реально? – спросил Лоуэлл.

Морган ответил, не глядя на сержанта:

– Если ассемблеры сумели найти, какую область мозга необходимо активизировать, они теоретически способны передать любую информацию. При условии… При условии, как они сказали Стивену, что мы сможем понять их язык. Не исключено, что именно в языке вся проблема: Софи могла бы объяснить вам это лучше меня.

– А что вы думаете о них? – Эй Джи нагнулся, пролистал несколько страниц и открыл листок с рисунком Стивена, на котором были изображены инопланетяне, очень похожие на сов Хэтэуэй, только с нижней частью туловища и ногами. – Он что – пытался кого-то надуть? Или он рисовал их с натуры?

Морган отдал Лоуэллу блокнот с улыбкой, которая выглядела, как он надеялся, печальной, хотя не исключено, что она была просто натянутой и холодной.

– Когда я увижу что-то похожее, я дам вам знать.

Лоуэлл кивнул.

– Мне надо работать, – выждав пару мгновений, сказал Морган, надеясь, что убедительно изобразил нетерпение. Уже ему в спину Лоуэлл сказал:

– Доктор Морган! Вы говорили об этом со своей племянницей?

Сержант поднял глаза от блокнота как раз в тот момент, когда Морган обернулся – достаточно быстро для того, чтобы заметить выражение его лица.

– Очень напоминает картину Купера на стене вашей племянницы, – добавил Эй Джи, вновь протягивая Моргану набросок, – если не считать того, что на ней нет инопланетян.

– Возможно, Стивен просто не успел закончить картину. – Морган пожал плечами. Хороший мальчик из плохого квартала, он не раз встречался с полицейскими, пытавшимися найти какую-то зацепку; он умел держать удар. – Я не вижу оснований не верить Хэт, когда она говорит, что Стивен занял пещеру в ее отсутствие. Моя племянница никогда не врет мне. – По большому счету, это было правдой. – Но я с ней потолкую. Узнаю, не объявлялся ли Стивен потом… Кстати, вы не видели ее?

– Она недавно ушла в Эревон. Вот это удар!

– Один из наших скаутов следит за ней, – спокойно, продолжал Лоуэлл. – В конце концов, она ведь ваша племянница, – сказал он вместо прощания и повернулся, намереваясь уйти.

– Сержант Лоуэлл! – громко и неожиданно для себя самого окликнул его Морган.

Сержант обернулся.

– Мы хотели бы знать… – произнес Морган, – вернее, я хотел бы знать: до каких пор вы будете сохранять верность правительству США, если мы не вернемся на Землю?

– Вернуться домой – наш долг, – просто ответил сержант.

 

43. Хэтэуэй

Жуткое чувство, когда за тобой следят. Я и не подозревала ни о чем, пока меня не предупредила Астарта (одна из женщин, которые ушли из своей бывшей пещеры). Она в этих делах дока, ведь на Земле она служила в полиции.

Свет погас около часа назад. Одна из женщин в Эревоне смастерила очень славные часы-свечку, которая, сгорая, дает возможность определить время. Она бывший физик, но бросила свою профессию, потому что в ней, мол, сплошная борьба честолюбий и политика. По ее словам, там не было чистоты… Можно подумать, это религия, а не наука! Короче, она с утра до вечера занимается своими свечами, стараясь довести их до совершенства, чтобы можно было просто заполнить маслом углубление, а в качестве фитиля использовать полоску ткани, отрезанную хоть от моих хлопчатобумажных джинсов. Я знаю, что сказала бы Мариан по поводу того, что она жжет масло прямо в ямках. Помимо этих свечек они ничего больше не сделали в своей пещере, потому что они считают, что корабль надо оставить в покое – и даже имени ему не давать. Печально, особенно когда я думаю о том, что мечтала сделать Ханна в ее бывшей пещере. А Ханну не узнать. Похоже, у нее что-то сломалось внутри. Ханна говорит, чтобы я оставила это письмо здесь. Они пообещали, что положат его к остальным, если со мной что-нибудь случится. Вообще-то им не очень нравится, что я его пишу, поскольку это, мол, ненужные свидетельства. Как будто я живу в каком-то затерянном племени каннибалов и надеюсь, что когда-нибудь письма дойдут до вас. Скорее всего они считают, что я действительно хочу вернуться, раз пишу домой, своим близким. Но мне на это плюнуть и растереть. Если появится хоть какая-нибудь возможность, я сделаю все, чтобы эти письма попали на Землю. (Это мои письма, и если что-нибудь случится, я хочу, чтобы они принадлежали моей семье. Если вы их читаете, но вы не член моей семьи – ладно, Бог с вами, но если я умру, ваш моральный долг – позаботиться о том, чтобы они попали в руки мамы и ребят, ясно?)

Я искренне надеюсь, что это не последнее мое письмо, потому что я собираюсь заняться шпионажем. Я думаю, Эй Джи позволит мне спуститься в рубку, поскольку корабль нарисовал картинку именно мне, и все знают, что я научила Стивена рисовать на стенах. Люди из Эревона сказали мне, что именно я должна разведать. Им нужен план подземной пещеры, а кроме того, они хотят знать, какое оборудование и оружие есть у тех парней, что ее охраняют, кто из них стоит на часах, когда сменяются часовые и кому еще они доверяют настолько, чтобы позволить спуститься туда. Когда они все узнают, они пойдут в пещеру и захватят ее.

Быть может, если бы я подумала об этом как следует, я бы отказалась. Но меня так потрясла гибель Стивена, что как раз думать я и не могла. Мне просто хотелось уйти оттуда – но мою пещеру превратили в своего рода достопримечательность. Оставалось идти к Ханне. Я разрыдалась у нее на груди и рассказала обо всем: о том, что Стивена застрелили, поскольку дядя Стэн считает темную пещеру рубкой управления, обо всех чудесных исцелениях, о которых говорили дядя Стэн и Софи, и о том, что корабль хотят вернуть на Землю.

Ханна очень разволновалась и разозлилась – и собрала остальных женщин. Тогда-то Астарта мне и сказала, что у меня есть “хвост”. Все сразу переполошились, поскольку им хотелось знать, с какой стати за мной следят. Если честно, я их побаиваюсь, особенно Эйлиш и ее сестры Розамонды. До сих пор не понимаю, действительно ли Розамонда чувствует себя сломленной и несчастной или же она пытается вызвать к себе сочувствие. Я с трудбм выношу ее общество, просто мурашки по коже бегут. А Эйлиш пугает меня, потому что не способна сдаваться и совершенно лишена каких-либо моральных запретов. Она очень ловко умеет манипулировать чувствами людей. Она словно загипнотизировала Ханну. Это похоже на промывание мозгов. Надо отдать ей должное, ум у Эйлиш действительно изворотливый и острый. А еще тут есть один парень, похожий на монаха, и у него самые нежные в мире глаза. По крайней мере так тебе кажется, пока он смотрит на тебя. Но потом ты понимаешь, что они такие нежные только оттого, что ты для него не существуешь. То есть он смотрит сквозь тебя, словно ты воздух. Для него все окружающие – воздух. Есть тут также несколько человек, которые сражались в повстанческих войсках или даже были террористами. Одного или двух из них попросту вышвырнули из других пещер. Они иногда ходят в другие пещеры и разговаривают с людьми, пытаясь выяснить, как окружающие относятся к тому, что американские военные присвоили себе право определять их судьбу. Они говорят так, будто все в лагере согласны с военными и будто таких людей, как дядя Стэн, Софи и Мариан, вообще не существует. Насколько я понимаю, они просто хотят настроить людей против порядков, заведенных в лагере. Хотя сейчас, написав это, я вспомнила, как мне не хотелось выдавать Стивена. Не хочу, чтобы убили кого-нибудь еще. Все, пора заканчивать. Я спущусь в темную пещеру, узнаю, что там да как, и подумаю, как вытащить дядю Стэна, прежде чем начнется заваруха или потаскуха… то есть совка. Я нашла людей, которые могут сделать то, на что я не способна, то есть призвать к ответу тех, кто убил Стивена и хочет силком отволочь нас обратно на Землю, даже не спросив нашего мнения, в том числе мнения сов и корабля. Хотя не исключено, что я вступила в сделку с дьяволом, и мне придется жить с этим грузом на совести до самого конца.

 

44. Морган

Надписи уходили теперь далеко в глубь туннеля, хотя первоначальный энтузиазм обитателей пещеры несколько поугас, и они уже не совали вам в руки карандаш при входе. Взгляд Моргана привлекли несколько жирных черных линий, и он пригляделся к ним, вспомнив о черном пятне в пещере Хэт… Нет, корабль тут ни при чем – просто черная краска, которой замазано чье-то имя. До Моргана не сразу дошло, что черным наверняка закрашены имена жертв эпидемии, которую они с Софи теперь называли “болезнью адаптации”.

Морган провел пальцами по одному из немногих неисписанных мест на стене, – сперва легонько, потом сильнее. Стена осталась такой, как была, – шершавой и серой. Никаких цветов не возникло под его пальцами. Почему? Если эта стена отличается от стены в пещере Хэтэуэй, то чем? Морган привычным уже движением потер стену еще сильнее. Под пальцами образовалась бороздка, но цвет остался неизменным…

И тут он заметил фигуру, сидящую рядом с Эй Джи Лоуэллом у ближайшего входа в темную зону, и все его размышления мигом выветрились из головы. Морган рысью подбежал к ним и услышал голос Хэт:

– Наверное, я должна была прийти к вам раньше. Только не обвиняйте моего дядю, пожалуйста, потому что ему я тоже ничего не сказала. – Она искоса глянула на Моргана непроницаемыми черными глазами.

Ее жесткие блестящие волосы были аккуратно расчесаны на пробор, выделявшийся на голове жемчужной линией, и связаны белой лентой в конский хвост. Кожаная куртка с бисерной бахромой и рубаха в клетку ушли в небытие, замененные светло-голубой блузкой, которую Морган никогда раньше не видел, с желтой аппликацией в виде уточки и круглым воротником с белой каемкой.

Хэт не подняла взгляда, когда Лоуэлл протянул ему рисунки. Это не были оригинальные наброски. Она их перерисовала. Моргана так и подмывало схватить девушку за руку и спросить, какого черта она тут делает. Все в ее внешности и поведении было фальшивым – все, кроме тона, которым она отвечала на вопросы Лоуэлла.

– Говорю же вам: когда я видела их, я была больна. Я нарисовала их в бреду… Нет, я не видела их ног. Понятия не имею, рисовал их Стивен с натуры или специально хотел ввести вас в заблуждение… Нет, точно я не знаю, видел ли он мои наброски, но думаю, что видел… Почему? Потому что, когда он нашел меня, мне было не до того, чтобы что-либо прятать. Я готовилась к смерти. Так что он вполне мог их видеть… Нет, мы о них не говорили… Да, я видела его картину. Наверное, он нарисовал ее после моего ухода… Почему ушла? Мне стало не по себе, когда я узнала, что он притащил туда труп… Нет, я не общалась с кораблем. Почему уверена? Если бы я общалась с ним или если бы со мной тоже разговаривали умершие, я бы это заметила… Нет, я рисовала картины пальцами, как я и писала в письмах… Да, я писала письма своим близким, – повторила она с вызовом. – Послушайте, я знаю, что это глупо, но если я когда-нибудь смогу их послать, я пошлю их. Нет, сугубо личные письма. О том, что со мной происходило. Ладно, я дам дяде Стэну их прочесть, и он перескажет отрывки, которые могут вас заинтересовать… Почему я пришла сюда? Потому дядя Стэн – мой единственный родственник на корабле, возможно, я совершила ошибку, улетев с Земли. – Будь это правдой, подумал Морган, она бы ни за что не зналась. – Я скучаю по родным и хочу домой. У меня будет ребенок, как вы знаете. – Она показала на живот. – Стэн – единственный близкий мне человек. Поэтому я хочу быть с ним. Чтобы помочь ему. Он ведь у меня настоящий умница.

– Доктор Морган! – сказал Лоуэлл, подняв на него необычно мягкий взгляд мраморно-голубых глаз. – Ваша племянница считает, что может быть нам полезной.

– Позвольте поговорить с ней? – мрачно спросил Морган.

Лоуэлл отдал ее в распоряжение Моргана. Хэтэуэй угрюмо поплелась за ним, поджав губы в ожидании взбучки. Морган взял себя в руки и хрипло выдавил:

– Что ты здесь делаешь?

– Ты же слышал: я все ему сказала, – буркнула Хэт. – Я узнала о рисунках в блокноте Стивена и подумала, что у тебя могут быть неприятности, если…

– Ты не могла узнать о блокноте Стивена. По крайней мере ты не должна была о нем узнать.

– …если они подумают, что ты что-то скрываешь от них. Поэтому я решила сказать им, что ты не сказал им, потому что я ничего тебе не сказала. Как видишь, я старалась, как могла. Я даже оделась поприличнее… Правда, классная блузка? Я выгляжу в ней такой паинькой!

Она повернулась в профиль, жеманно сложив ладони под животом и глупо улыбаясь. Глаза ее по-прежнему оставались злыми, дикими и непроницаемыми.

– Хэт, – спокойно проговорил Морган, – что ты здесь делаешь?

– Когда ребеночек брыкается, блузка так и ходит ходуном – вверх-вниз, вверх-вниз…

– Хэт!

Она глянула на него из-под ресниц.

– Я хотела узнать, действительно ли его убили. Я думала: может, они держат его в плену. – Она так вошла в роль, что говорила почти искренне. Лицо ее приняло упрямое выражение. – А ты почему все еще работаешь на этих сволочей?

– Я всего лишь советник по инопланетным мирам. Меня послали сюда для того, чтобы удержать их от неоправданного риска, и может быть – я повторяю, только может быть, – я сумею предотвратить еще одно убийство, чтобы никто больше не пострадал, как Стивен, поскольку люди не понимают, что именно делает корабль и на какие действия мы способны его толкнуть. – Звучит не очень убедительно, подумал Морган, хотя сам почти поверил тому, что говорил.

Но она не поверила. Она сложила на груди руки и повернулась к нему спиной, собираясь уйти.

– Постой! Я хочу, чтобы ты взглянула на то, что оставил Стивен. Сейчас, только договорюсь с Эй Джи.

Он вернулся к Лоуэллу, который выглядывал из входа в туннель, наблюдая за ними.

– Хорошо бы моя племянница посмотрела на картину. Ведь она первая открыла возможность рисовать на стенах в верхних пещерах. – Морган немного помолчал. – А я тем временем постараюсь выяснить, что ей известно… Может, расскажет мне то, чего никому еще не говорила. – Ложь горчила у него во рту, хотя он не знал, кого именно обманывает – их или Хэт.

– Вы верите в добрых волшебников, проф? – ехидно спросил Лоуэлл.

Он открыл блокнот Стивена Купера и развернул рисунок Хэт, давая Моргану возможность сравнить их – грубый набросок инопланетян в полный рост и аккуратное изображение головы и торса.

– Я верю в то, что здесь есть инопланетяне, – отозвался Морган. – Добрые они или нет… – Он впервые отважился бросить на Лоуэлла открытый и вызывающий взгляд. – Возможно, это зависит от того, добры ли мы сами.

Он почувствовал учащение пульса, как бывало, когда он бросал вызов своим братьям, или отцу, или старшим ученикам в школе, ожидая при этом либо снисходительной усмешки, либо дружеской затрещины, либо удара кулаком.

Лоуэлл только улыбнулся ему, чуть приподняв кончики губ.

– Возьмите ее с собой вниз, – сказал он. И добавил, Уже без улыбки: – Но что бы она ни делала, мы должны знать это заранее. Понятно?

Хэтэуэй выслушала предостережение, глядя на него непроницаемыми, словно обсидиан, глазами. Больше Морган ничего ей не сказал – он сдержался, как сдержался Лоуэлл, разговаривая с ним, хотя ему очень хотелось броситься на колени и умолять ее не поддаваться безрассудным порывам и не пускаться в опасные авантюры из желания отомстить или что-то кому-то доказать. Но он понимал, что это бесполезно. “Да, конечно”, , – вот и все, что она ответила. И тогда он дал себе обещание, что при первых же признаках опасности сам стукнет ее по голове первым же попавшимся под руку предметом, причем стукнет так, чтобы она отрубилась.

Приняв это решение, Морган для вящей убедительности заставил Хэт пройти мимо холмика, под которым покоился Стивен. Волокна образовали вокруг тела кокон с почти пугающей быстротой – по словам Софи, свидетельство, что в его организме было очень много ассемблеров. Хэт остановилась и уставилась на серый саван, такой плотный, что черты Стивена еле угадывались. Кровь и ушибы, вызванные падением, как с облегчением отметил Морган, тоже были почти не видны. Хотя любые травмы, вызванные падением, не шли ни в какое сравнение с травмой, нанесенной пулей Акиле Рахо. И именно Морган, еле сдержав тошноту, отвернулся первым, представив Хэтэуэй под таким же саваном – упрямое лицо, сильные руки, сердце и живот, полные жизни, – и все это будет разобрано на молекулы, чтобы пополнить запас органических веществ корабля…

“Подонки!” – услышал он ее шепот, после чего девушка демонстративно перешагнула через холмик и пошла к подножию пандуса. Когда он догнал ее, Хэт заявила:

– Ты тоже подонок, дядя Стэн! – и подняла кверху средний палец, стараясь, чтобы ее жест выглядел как можно более непристойным, хотя при этом она действительно показывала на пандус. – Это там, наверху, да?

Лицо ее изменилось, когда она увидела яркую зелень – последнее и прекрасное до боли творение Стивена. Хэт подбежала, осмотрела картину и задумчиво отошла назад, не глядя под ноги. Морган, в ужасе от того, что она вот-вот споткнется о корневище или свалится с пандуса, бросился вперед, чтобы подхватить ее.

Хэт посмотрела вниз и смерила Моргана презрительным взглядом. До края пандуса оставалось еще несколько шагов.

– Это Стивен нарисовал?

– Да.

Она снова подошла к картине, обследовала ее.

– Похоже на фотографию. Он ее не рисовал. – Девушка повернулась к Моргану. – Вы обнаружили, где он лежал, когда думал это?

– По-моему, здесь. – Морган махнул рукой. – Тут был его спальный мешок.

Хэт проследила за его жестом взглядом, и на ее лицо упал зеленый свет.

– Черт! – сказала она. – Да я просто упырь… Как и все вы.

Не успел Морган остановить ее, как она мазнула пятерней по картине, изображавшей лес.

– Хэт!

Но лес остался нетронутым. Никакой желтой полосы – все те же густые тени и позолоченные верхушки деревьев. Хэт криво усмехнулась Моргану через плечо, подошла к краю пандуса, высоко поднимая ноги и переступая через корневища, и встала, глядя вниз. Морган осторожно приблизился к ней.

– Он был здесь, когда его подстрелили, и он упал вон туда, – сказала Хэт, показав на холмик.

– Да, – отозвался Морган и сглотнул. Холмик выглядел отсюда совсем маленьким для мужчины. Он был скорее размером с Хэт. – Будь добра, отойди от края.

Хэтэуэй пристально посмотрела на него.

– Ладно.

Она повернулась и пошла обратно к стене, споткнувшись всего лишь раз – случайно, как подумал Морган, поскольку не могла видеть того, что у нее прямо под ногами. Но она бросила на него свой коронный взгляд: “Ну что, лопух, купился?” – и Морган прикусил язык. Хэт прислонилась к стене и села, поджав под себя ноги и положив руки ладонями вверх на колени в позе медитации.

– Блузка не твоя, – осмелившись, сказал Морган, сев рядом с ней.

– Мне подарила ее одна из так называемых маминых подруг. Тонкий намек на то, что надо выглядеть прилично. Ты же знаешь, я не могу выбрасывать одежду, слишком долго жила в нищете. Поэтому я собиралась выкрасить ее в ярко-алый цвет и содрать эту жуткую утку. Но я подумала, что в данном случае как раз нелишне одеться консервативно.

Глаза у нее были бесстрастные и совсем черные, оттененные яркой зеленью стены за спиной. Свет, падавший на волосы, образовал над головой Хэт серебристо-зеленый нимб.

Она еще такая юная, подумал Морган, забыв о том, что разница в возрасте между ними меньше десяти лет. Однако даже в юности он не отстаивал свою независимость так яростно и стойко.

– Да, я тоже хотел бы, чтобы они нашли другой способ. Но для того, чтобы поддерживать порядок, нам нужны люди, способные применить силу.

– “Применить силу” – значит убивать, – тихо проговорила Хэт. – А я не хочу жить там, где люди убивают, чтобы “поддерживать порядок”. – Она пожала плечами и вновь ушла в себя. – Ты, естественно, имеешь право поступать, как считаешь нужным. – Хэт отвернулась от него. Ее профиль четко вырисовывался на фоне зеленой стены. – Так что же вам удалось узнать?

Морган посмотрел на ее профиль, чувствуя мучительную неловкость. Он явственно расслышал непроизнесенное “а я буду поступать так, как я считаю нужным”.

– Что ты на самом деле здесь делаешь, Хэт? – тихо спросил он.

Она, похоже, не услышала. Или сделала вид, что не слышит.

– Можно мне взять твой микроскоп? – Она протянула руку, но не смогла дотянуться из-за мешавшего уже солидного живота и встала на четвереньки.

Морган нагнулся и положил руку на микроскоп, заставив ее взглянуть ему в глаза.

– Если ты решила установить контакт с кораблем, а потом использовать его против нас, – еще тише сказал Морган, – пожалуйста, не делай этого. Стивен застал их врасплох, а у тебя это не получится.

Хэт села на корточки и одернула блузку.

– А если они убьют меня, что тогда?

– Они сделают это только через мой труп.

Хэтэуэй умолкла, задумчиво глядя на него. Губы ее дрогнули, словно она хотела что-то сказать, но вместо этого она просто нагнулась и чмокнула его в щеку.

– Спасибо. А теперь дай мне микроскоп.

– Дядя Стэн!

– Да?

– Здесь свет гаснет?

– Вряд ли.

Стивен писал о том, как он старался его погасить, и сам Морган прошлой ночью в отчаянии тер рукой аргиллит, словно волшебную лампу, и думал: “Погасни!” Ничего не вышло. Он набросил на глаза майку, чтобы не так слепило, и только тогда смог уснуть.

Спальный мешок рядом с ним зашевелился, и из него показалась прядь черных волос.

– Бог ты мой! – пробормотала Хэт. – Я снова хочу писать. Стоит мне повернуться, как я сразу хочу писать. Эти вояки спят когда-нибудь или нет? Не хочу, чтобы они смотрели на меня, когда я слезу вниз.

– Если ты залезешь чуть выше, тебя никто не увидит.

– Скажешь тоже! У Арпада, конечно, много заскоков, но после того как поживешь в Скунсовом переулке, начинаешь ценить то, что кругом не воняет мочой.

Морган поморщился, вспомнив дом в переулке, который она называла Скунсовым.

– Я спущусь вместе с тобой.

Хэт отбросила с лица спальный мешок и залилась румянцем.

– Еще чего! Можно подумать, мне два года и ты собираешься учить меня ходить на горшок!.. Я не хочу, чтобы на меня пялились, Я просто хотела узнать, когда эти парни не стоят на вахте.

Морган облокотился, подумав: “Ох уж эти подростки!” Быть молодым вообще мучительно, а если ты еще при этом беременна и стеснительна…

– Они стоят на часах по сменам, Хэт, через день, невзирая на то, есть тут кто-нибудь еще или нет.

– А когда Шизик Рахо и Сержант Псих не будут стоять на часах?

– Мне казалось, – ответил Морган, помолчав немного и решив не реагировать на клички, – что тебе приспичило прямо сейчас.

Она мельком глянула на него и отвела глаза.

– Сейчас, и через час, и опять, и снова, – сказала девушка, приподнимаясь. – Боже ты мой!

Хэт вылезла из спального мешка, надела клетчатую рубашку, не засовывая ее в джинсы, в которых так и легла спать, и зашагала по пандусу босиком.

Морган перевернулся на живот и ползком добрался до края пандуса, глядя, как она остановилась на миг перед холмиком Стивена, а затем скрылась в зоне, отведенной под общественную уборную. Эй Джи Лоуэлл, сидевший на полу и чистивший оружие, поднял голову и проводил Хэт безучастным взглядом. Потом встретился глазами с Морганом и помахал ему рукой.

Хэтэуэй появилась снова, прошлепала мимо Эй Джи и начала подниматься по пандусу. Морган лег на место. Хэт залезла в мешок, сняла там рубашку и бросила ее рядом, выпростав длинную белую руку. – Спокойной ночи, дядя Стэн.

Еще как минимум два раза она со стонами вылезала из мешка и спускалась по пандусу. Потом пожаловалась, что у нее пересохло в горле, и пошла вниз за водой, которая хранилась в бутылках и небольших канистрах. Морган, стоя на коленях, наблюдал за тем, как она налила воду в свою флягу под бдительным взором Андре Бхакты. Этот чернокожий офицер небольшого росточка – скорее бушмен, чем зулус, – рассмешил ее, и Хэт немного задержалась возле водных запасов. Как и остальные члены отряда, Бхакта был холост, хотя имел двухгодовалого сына от женщины, с которой его связывали очень непростые отношения. Морган лодумал: может, это намеренная стратегия – послать в полет неженатых мужчин, и в то же время не лишенных какой-то привязанности? Если только найдется хоть один мужчина за двадцать, у которого в жилах течет кровь, а не водица, и который при этом не имел бы никаких привязанностей. В наши дни ничем не связаны скорее женщины, считая мужчин не столько опорой, сколько обузой, а то и вовсе не нуждаясь в них. Как его племянница, к примеру, которая послала парня, сделавшего ей ребенка, куда подальше.

– Слушай, дядя Стэн! – сказала Хэт, вернувшись и предлагая ему флягу. – Ты в курсе, что здесь целых шесть входов-выходов? Не знаешь, куда они все ведут?

– Нет, – не скрывая досады, буркнул он. – Доброй ночи, Хэтэуэй.

Она вздохнула.

– Я знаю, куда ведут некоторые из них, – сказал он минуту спустя. – Я тебе утром скажу.

– Какое тут, к черту, утро?

– Спокойной ночи, Хэтэуэй.

Но она снова разбудила его своими стонами. Морган поднял голову и увидел, как она мечется во сне. Лицо у нее покраснело, она скинула с себя верхнюю часть спального мешка, открыв налитые груди в белом лифчике, ложбинка между которыми была мокрой от пота.

– Доктор Морган! – раздался снизу голос Лоуэлла. Морган вылез из спального мешка и склонился над краем пандуса.

– Все нормально, просто ей приснился кошмар. Спасибо.

Бхакта с Хьюсом уже поднялись по нижнему витку пан-Дуса; в глубине пещеры Пьетт и Рахо выкатились из своих спальных мешков с оружием наготове. Лоуэлл внимательно смотрел на Моргана еще пару мгновений, а потом махнул своим людям рукой: отбой!

– Дядя Стэн! – раздался за спиной голос Хэт. – Что случилось? – Она смахнула со лба слипшуюся прядь. – Бог ты мой! Мне снились какие-то ужастики.

– Мы так и поняли.

– Ни фига себе! Я что – кричала?

– Нет, – сказал Морган, лишь теперь задумавшись о том, что она действительно стонала совсем негромко – и тем не менее Эй Джи ее услышал. Очевидно, звуки здесь разносятся лучше, чем он думал.

– Хоть бы кто-нибудь выключил свет, – пробормотала девушка, свернувшись клубком. – У меня глаза болят так, как будто из них сделали соте.

– Что может знать о соте дитя, вскормленное на ужинах по телеку?

– Соте – значит поджаривать что-то на сковородке с кусочком маргарина, – высокомерно процедила она. – Помалкивай, холостяк несчаст…

Хэт осеклась, шумно сглотнув слюну. Но что бы ее ни напугало, она не вскрикнула, а замолчала.

Морган единым рывком перевернулся и сел. Хэт лежала, опершись на локоть, прижимая к груди спальный мешок и глядя широко распахнутыми глазами на стену. В зрачках ее вспыхивали красные искры, лицо приобрело оранжеватый оттенок. Морган посмотрел туда же, куда смотрела она. Вся стена была покрыта пламенными языками. Лесной пожар, запечатленный на картине, был изображен так ярко и реалистично, что Морган только что жара на лице не ощущал. Дерево, превратившееся в обугленный ствол и замершее в полупадении, окаменевшие огненные языки, искры, падающие вниз и застывшие на лету…

– Ты когда-нибудь видела лесной пожар, Хэт? – услышал Морган свой голос.

– Что? Я видела по телеку. – Голос ее упал. – Он словно бушует у нас над головой.

– Я сейчас приду, – сказал Морган. Хэт всем телом рванулась к нему:

– Это не они!

– Похоже, кому-то из них приходилось сражаться с лесными пожарами.

– Это Стивен! – убежденно заявила девушка.

Она вылезла из спального мешка, набросила клетчатую рубашку, на ходу застегнула ее и, сунув ноги в кроссовки, стала спускаться по пандусу. Морган натянул на себя рубашку и побежал вдогонку – босиком, без джинсов, чувствуя себя до ужаса нелепо и перепугавшись тоже до ужаса. Он спустился, когда она подошла к холмику, но тот был нетронут. Серый кокон не был ни разрезан, ни разодран. Морган и сам не знал, чего ожидать, но на этом корабле было возможно все, и он не хотел, чтобы Хэт влипла в какую-нибудь историю.

Подбежали Эй Джи Лоуэлл и Бхакта с оружием в руках. Рот у Лоуэлла был сжат в тонкую полоску. Прежде чем он успел что-то сказать, Морган выпалил:

– Сходите посмотрите на картину!

Эй Джи жестом велел Пьетту и Хьюсу прикрыть их и побежал вместе с бушменом вверх.

– Я думала… – растерянно промолвила Хэт. Она тоже ожидала чуда.

Морган положил ей руку на плечо.

– Скорее всего это образ, который корабль извлек из мозга Стивена, как и тот, первый.

Хэт повернулась к нему, схватила обеими руками за рубашку и уткнулась в нее лицом. Морган внезапно вспомнил трехлетнюю Хэтэуэй, вцепившуюся обеими ручонками в игрушечного мишку и спрятавшую лицо в его мохнатой шерсти. Он с трудом взял себя в руки.

– Я скучаю по ним, – выдохнула она ему в грудь. – Я так скучаю по ним!

Морган обнял ее, спрашивая себя: почему именно сейчас? Хэт ответила на незаданный вопрос:

– По маме. Пете. Дэйву.

И тут он понял, почему именно здесь и сейчас.

– Ты говорила, Стивен напоминает тебе Дэйва, – спокойно проговорил он.

Она кивнула, по-прежнему прижимаясь к его груди.

– Только не говори мне, что это глупо.

– Не буду.

Хэт оттолкнула его. Ее упрямое лицо было залито слезами.

– Мы вернемся, – сказал Морган. Она отвернулась.

– Это я все испортила. Здесь все стало иначе.

– Раньше тут тоже было несладко, Хэт, – откликнулся Морган.

– А теперь они и картину испоганили! – Она захлебнулась слезами. – Я ненавижу их, дядя Стэн! Я их всех ненавижу!

“Все! Хватит с меня”, – подумал Морган. Не снимая руки с плеч девушки, он легонько нажал на них, пытаясь повернуть ее лицом к себе. Она не поддавалась.

– По-моему, тебе лучше вернуться. Мне очень не нравится, что ты здесь, внизу. Мы понятия не имеем, что тут может случиться.

Хэт посмотрела на него широко раскрытыми глазами. Ресницы у нее были мокрые и слиплись в пучки.

– Ладно. – Она всхлипнула. – Все, что я хотела увидеть, я уже увидела.

 

45. Софи

У Моргана был совершенно измученный вид, когда он появился вместе со своей племянницей, мрачно заявившей:

– Я должна увидеться с Ханной. Ты не против?

– Вообще-то против, – устало отозвался Морган. – Но разве я могу тебе помешать?

– Боже! – раздраженно и в то же время озабоченно нахмурилась Хэт. – Пассивно-агрессивный стиль поведения вовсе не характерен для тебя, дядя Стэн.

– Я просто честно сказал тебе то, что думаю. Она сложила на груди руки.

– Сейчас светло. Дорога безопасна. Люди меня знают. И я не сделала ничего дурного, чтобы держать меня запертой в лагере. – Морган легонько покачал головой. – К тому же, – добавила она с насмешливой улыбкой, – ты явно хочешь поговорить с Софи наедине.

Морган открыл рот, но поскольку он действительно был честным человеком, солгать он не смог.

– В таком случае, – оказала Мариан, поднявшись и взяв в руки трость, – я схожу вместе с тобой. Мне тоже хочется повидать Ханну. – Она улыбнулась Моргану и мельком глянула на Хэтэуэй, на лице которой, как отметила Софи, отразилось, словно в зеркале, такое же виновато-смущенное выражение, что и у ее дяди.

– Бога ради, мисс Уэст! – начала было Хэтэуэй – и прикусила губу. – Конечно, – вздохнула она. – Конечно. Морган сел и закрыл лицо руками.

– Я не могу с ней справиться…

Софи улыбнулась его склоненной голове и вернулась к работе. Голоса Хэтэуэй и Мариан понемногу стихали вдали.

Морган глубоко вдохнул, словно собирался нырнуть в ледяную воду, и выпрямился.

– Эй Джи просил меня поговорить с тобой кое о чем, а я не хочу, чтобы Хэтэуэй это слышала. Он предлагает тебе спуститься вниз и вскрыть саван Стивена. Он хочет знать, есть ли хоть какой-нибудь шанс, что Стивен все еще жив – под коконом.

– С чего он так решил? – спросила Софи, скрывая свое волнение. Ей хотелось эксгумировать хотя бы одно из тел, покрытых коконом, еще после первой смерти, но за каждой могилой на кладбище кто-нибудь присматривал, и родственники умерших вовсе не желали выносить свое горе на всеобщее обозрение.

Морган рассказал ей о лесном пейзаже, реалистичном, словно фотография, который вдруг изменился ночью. Он рассказал ей о записях Стивена, о снах, которые, судя по всему, не были снами, о том, какое ощущение Стивен испытывал, прижимаясь лицом к аргиллиту – словно тот притягивал его.

– А ты сам ничего такого не чувствовал? – нахмурившись, спросила Софи.

Он покачал головой.

– А Хэтэуэй?

– Она говорит – нет.

– Ну-ну, – протянула Софи, рассматривая черно-бурые, черно-красные и синие диаграммы в своих книгах, изображавшие нейронные структуры и соединяющие их связи. Модели, теории, схемы; вершина человеческого знания. Как странно, подумала Софи, что до последнего времени эти знания почти не применялись на практике. А ведь практическое применение – лучшее доказательство любых теорий. Что, любопытно, известно инопланетянам? Действительно ли благодаря своим микрочастицам они уже имеют полное представление о структуре и функциях человеческого тела и мозга?

– Как ты думаешь: она не врет? – спросил Морган. Софи отрешенно посмотрела на него, пытаясь ухватить нить разговора. Не успела она толком вспомнить, о чем они беседовали, как Морган добавил:

– Я не хочу, чтобы они контактировали с ней. И тем более не хочу, чтобы они контактировали исключительно с ней одной. – Он пожал плечами. – Я чувствую себя, словно кот с котенком, Софи. Ей-богу!

– Вряд ли Хэт можно назвать котенком, – сухо возразила Софи. – И, конечно же, она не будет единственной.

– Откуда ты знаешь?

Софи набрала в легкие воздух – и осеклась, поскольку до нее дошло, что она действительно сказала это, основываясь лишь на собственных представлениях о том, что должно быть, а чего быть не должно. Она просто не могла себе представить, что корабль хочет разговаривать с плохо образованной Хэтэуэй, а не с ней самой.

Морган слегка улыбнулся.

– Было бы неплохо, – мрачно сказала Софи, – если бы она поделилась с нами своими знаниями.

– По-твоему, такое возможно? Я имею в виду, возможно ли, что корабль умеет устанавливать прямую телепатическую связь? И что Стивен Купер – или какая-то часть его – все еще существует? Он не мог выжить, Софи! – Морган приложил к груди кулак, демонстрируя место и размер раны. – Но не исключено, что они сумели реструктурировать его сознание по образцу сознания живых людей. Хотел бы я знать, что нужно для того, чтобы поддерживать мозг живым, пока не выкачаешь из него всю необходимую информацию? – Явно сбитый с толку, Морган, как истинный ученый, пытался найти убежище в размышлениях. – И как эту информацию сохранить? Может, они разобрали на части и сохранили всех наших умерших?

– Не советую говорить об этом слишком громко, – пробормотала Софи и принялась собирать инструменты.

Встав на колени перед серым саваном, Софи разом потеряла всю свою уверенность. У нее был рациональный ум патологоанатома. Даже девочкой в отличие от своих подруг она никогда не любила ужастики с опустевшими могилами и разгуливающими мертвецами.

Софи чувствовала, что за ней наблюдают. И не просто наблюдают – охраняют. Двое мужчин, сидевших по обоим краям савана, отошли по ее просьбе чуть дальше, но оружия не спрятали. Остальные зрители стояли полукругом еще дальше – по настоянию Лоуэлла, который хотел, чтобы его люди были на расстоянии выстрела. Софи это казалось нелепым и даже обидным. А пошли они все! Это, в конце концов, обыкновенная эксгумация.

Но если это обыкновенная эксгумация, почему у нее такие холодные руки? Она делала немало вскрытий и привыкла расчленять тела и вырезать органы. И даже если что-нибудь оказывалось не так, как она ожидала, что с того? У нее хватит сил, чтобы с достоинством перенести отвращение публики. К тому же ей не верилось, что она разрежет саван – и Стивен Купер откроет глаза и сядет.

Хотя сцена была бы захватывающая, ничего не скажешь. Софи позволила себе немного подумать об этом, пока натягивала перчатки, надевала целлофановый передник и завязывала под собранными в узелок волосами маску. Затем она разложила инструменты – один набор для того, чтобы разрезать саван, второй – для вскрытия тела; расставила стеклянные колбы с физиологическим раствором и консервирующими веществами, маленькие пластмассовые бутылочки с серебряной краской и чернилами и пакетики для образцов. Большинство из них уже были использованы, а затем промыты водой или спиртом и высушены.

– Будь любезен, Морган, – сказала она, протянув ему свою тетрадь с заметками. – Смотреть не обязательно. Сядь, пожалуйста, подальше. У меня нет для тебя защитных средств.

Морган изумленно посмотрел на нее: дескать, что за странная просьба? Софи сама не знала, что она имеет в виду; она сказала это больше по привычке, поскольку вскрытие трупа всегда таило в себе опасность. Она выдержала его взгляд – и он уступил, отойдя на несколько шагов назад.

Софи вытащила гибкую линейку и измерила саван в длину, ширину, высоту и по диагонали. Потом воткнула в него термометр. Софи продиктовала результаты, слушая слабое поскрипывание карандаша Моргана, похожее на жужжание мухи. Нагнулась пониже, чтобы обследовать кокон. Сначала невооруженным глазом – никаких изменений, затем под микроскопом, раздвигая тонкие переплетенные волокна, точь-в-точь такие же, как и в других саванах и мусорных шарах, которые она видела в пещерах с зеленым покрытием на полу.

Лицо, грудь или живот? Опыт подсказал решение, и Софи сделала первый надрез в том месте, где, по ее мнению, должна была находиться грудная клетка. Она орудовала больше ножницами и пальцами, чем скальпелем. Кокон под перчатками напоминал на ощупь стекловолокно. Кончики пальцев зудели, но не от того, что волокна проникали сквозь резину, а скорее от страха пораниться. У нее всегда зудели пальцы, когда она работала в перчатках, чтобы не подхватить какую-нибудь инфекцию. Софи подумала немного, что лучше: вскрыть довольно большую поверхность или же сделать глубокий и узкий разрез, и в конце концов выбрала первый вариант, поскольку свет был не таким уж ярким, и разглядеть все как следует ей мешала ее собственная тень, Саван снимался слоями. Кое-где переплетения волокон были не такими густыми, образовывая отдельные пласты.

Софи снимала их по очереди, отделяя слой от следующего слоя бритвой, ножницами и руками. Никакого смрада разлагающейся плоти – только душноватый тминный запах кокона. Надо отметить.

Внутренний саван облегал тело Стивена более плотно. Софи увидела сквозь кисею волокон очертания кисти и рваный край рубашки в красную клетку. Она сделала паузу, села на корточки и медленно продиктовала Моргану все, что делала до сих пор, ощущая растущее нетерпение публики за спиной. При вскрытии дублей не бывает; патологоанатом, как и сапер, никогда не знает, что ждет его в следующую минуту.

Софи просунула пальцы под внутренний слой и сжала кисть Купера. Та даже не пошевелилась – очевидно, волокна проросли вглубь. Разрывая все еще густую волокнистую кисею, Софи сжала кисть посильнее и попробовала подвигать ее из стороны в сторону. Ей это удалось, но совсем чуть-чуть. Она приложила пальцы к лучевой артерии покойного, посмотрела на часы и стала ждать: десять секунд, тридцать, шестьдесят, девяносто. Через две минуты она сказала Моргану:

– Запиши: пульса нет.

Морган взглянул на нее с большим сомнением, но записал.

Софи осторожно сбрила серые волокна с кисти, отметив про себя жемчужный оттенок кожи. Прошло уже три дня, но ее естественный цвет не изменился. И нет запаха гниения. Софи задумчиво вскрыла пакетик с тампонами, вынула стерильный пинцет и взяла с кожи мазок. Морган открыл пакетик для образцов; Софи жестом велела ему взять стерильный.

– Ну как? – спросил он.

– Пока сама не знаю, – неуверенно ответила она.

Ее неуверенность возросла еще больше, когда Софи потрогала кожу пальцами и почувствовала ее твердость. Чуть побелевшая, кожа практически не изменила цвет, а небольшая вмятинка от нажатия понемногу разгладилась.

– Никаких признаков капиллярного наполнения. На коже остаются вмятины от давления, однако ненадолго.

Софи вспомнила одну из бессонных ночей, когда они с двумя техниками и интерном обсуждали проблему идеального преступления и вопрос о том, как можно стерилизовать тело, чтобы скрыть признаки разложения-. Жидкий азот, автоклавы, введенные заранее дозы антибиотиков, гамма-радиация – обсудили все варианты. Но несмотря на то, что они не спали несколько ночей и накачались кофе до одурения, им даже в голову не пришло рассмотреть возможности инопланетной нанотехнологии.

– При такой температуре процесс разложения должен был зайти гораздо дальше. Кожа должна была обесцветиться, но она осталась нормальной. Тело должно быть мягким на ощупь, однако оно сохранило упругость. Быть может, у волокон есть вяжущие свойства, тем не менее…

Она говорила, одновременно освобождая от волокон указательный палец Стивена.

– Сейчас эта высохшая рука взметнется вверх и схватит тебя за горло, – улыбнулся Морган.

Софи обернулась и посмотрела на него с немым укором. Она не выносила дурацких шуточек во время вскрытия. Морган прочел невысказанный упрек и пробормотал:

– Извини.

Софи освободила указательный палец, подрезав серую паутину между ним и большим пальцем кончиком скальпеля. Серый пушок казался более густым на кончике пальца, где виднелась старая ранка с запекшейся кровью. Софи отложила скальпель, сжала палец Стивена левой рукой и попыталась согнуть верхнюю фалангу правой. Палец не поддался.

Скорее всего это просто аномалия, подумала она. Но лицо у нее под маской вспотело и ладони в перчатках тоже. Она взяла в руку сразу все пальцы Стивена, окутанные серым пушком, и попыталась их согнуть. Ничего не вышло.

– Он все еще твердый. По крайней мере его кисти. Возможно, это трупное окоченение – или же инфильтрация. Я не могу сказать, пока не возьму образец ткани для исследования. Если это окоченение, доказательством будет служить деградация энзимов и изменение ткани после смерти – и в то же время тогда понятно, почему нет следов разложения. Но я думаю… Я думаю, прежде чем брать образец, мне нужно взглянуть на рану на груди.

За спиной Софи послышались приглушенные голоса.

– Доктор Хемингуэй…

– Позже, пожалуйста.

Она взяла ножницы и начала снимать слои покрова на груди. Прошло какое-то время, прежде чем она поняла, что ей кажется странным – на волокнах не было темных пятен. Софи легонько покачала головой. Орудуя скальпелем, ножницами и руками, она сняла саван с груди Стивена рядом с раной.

– Морган! Кто-нибудь расстегивал ему рубашку?

– Нет, – ответил Морган, пряча глаза.

Софи просунула пальцы между коконом и грудной клеткой и провела рукой вперед, следуя за изгибом ребра к грудине. Здесь волокна были гуще, и пальцы практически не проходили сквозь них. Однако Софи удалось нащупать дырку в стенке грудной клетки – отверстие, оставленное пулей.

Она взяла инструменты и начала резать волокна вдоль линии, которую прощупала пальцами, увязая в густой и спутанной поросли. Разрезав верхний слой, Софи увидела, что под ним волокна толще и словно причесаны. Ее подозрения подтвердились: волокна уходили в глубь раны. Она продолжала резать и подстригать, пока не показалась бледная полоска кожи – обескровленной, но не разложившейся. И какой-то странно гладкой, словно вылепленной из размягченного воска.

Софи нажимала сильнее, несмотря на сопротивление плоти, пока не нащупала более твердую поверхность, поддававшуюся нажиму, однако не такую мягкую, как окружающие ткани. Софи нагнулась поближе, но ничего особенного не увидела, кроме небольшого пятна, густо поросшего серыми волокнами. И никакого запаха, кроме знакомого тминного аромата, легкого и пряного. Софи доверилась своему осязанию, прощупав пальцами твердую поверхность вплоть до края раны, где они наткнулись на ребро. Легкими, почти неосязаемыми движениями добралась до места, где пуля раздробила ребро, и вновь почувствовала под кончиками пальцев затвердевшую ткань.

Она села на корточки, держа перед собой скальпель. Услышав, как Морган окликнул ее, сказала: – Минуточку! Дай мне подумать.

Софи чувствовала легкое сопротивление материала, когда разрезала покров на уровне кожи, но не придала этому особого значения, поскольку работала с незнакомыми тканями. Действительно ли это кожа, ребра… или же заменители? А может, это просто каркас, на котором должны были вырасти новые ткани, и под призрачно-серыми ребрами скрывается серый призрак сердца? Возможностей для изучения было пруд пруди, но она боялась даже выговорить их вслух. Для продолжения исследований необходимо с уверенностью констатировать смерть, убедиться в том, что Стивену Куперу нечего больше терять. А Софи чувствовала себя потерянной, как будто неожиданно оказалась без карты и опознавательных знаков в стране, которую знала раньше как свои пять пальцев.

Да мертв ли Стивен Купер? Дыхания нет, сердцебиения нет, рефлексов тоже нет. Если бы сделать электрокардиограмму, энцефалограмму и даже электромиелограмму, чтобы проверить состояние окоченевших мускулов!.. Если бы, да кабы, да во рту росли грибы… В любом случае вопрос не в этом. Вопрос не в том, мертв Стивен или нет; он мертв – или был мертв, это точно. Вопрос в том, останется ли он мертвым. А в этом Софи уже не была так уверена, как прежде. И смущали ее не только белизна кожи, твердость мускулов и явная стерильность – которую, как надеялась Софи, обследование не нарушило; ее смущала главным образом поросль серых волокон внутри раны, о которой, не будь она раной на теле покойника, можно было сказать, что она начинает затягиваться. Чем-то она отличалась от обычных предсмертных ранений на разлагающемся трупе и от заживающих ран у живых – если предположить, что у живого человека такую рану оставили бы открытой. Похоже, самое главное заключалось в этом сопротивлении тканей на уровне кожи и слегка выступающих ребер.

Но, подумала Софи, глядя на бледную застывшую кисть, одно дело – реконструировать структуру, а совсем другое – восстановить функции. Одно дело – воссоздать строение сердца, а другое – заставить его биться, снова сделать жидкой свернувшуюся кровь или ресинтезировать ее, расположить в определенном порядке молекулы кислорода, ионы, АТФ, актины, миозины… собрать все элементы вместе и подготовить их к тому, что они получат один-единственный импульс оживления. А как же мозг, который начинает умирать через четыре минуты после нарушения кровообращения? С какой скоростью могут волокна проникнуть внутрь и сохранить ткань? А если они не успели ее сохранить и теперь должны ее реконструировать – откуда им знать, какова должна быть структура живого мозга, если всю свою информацию они получали, разбирая на молекулы трупы? Хотя… У них есть и живые модели, подумала Софи. Мы сами. И сам Стивен, пока он был живой.

Софи слегка поежилась, ощутив, как влажный и прохладный завиток волос упал ей на шею.

А как же обследование? Что, если, открыв саван, она тем самым положила начало процессу гниения? И если продолжать резать серые волокна до самого сердца – быть может, она перережет жизненно важные… что? Связи? Проводники? Структуры? Вдруг нарушится сложный танец молекул? Она шагнула за пределы компетенции врача – на неизведанную территорию, населенную учеными. Но ее этические ограничения остались при ней – ограничения, не позволяющие продолжать, если работа представляла риск для любого живого человеческого существа, пусть даже не вписывающегося в общепринятые представления. В том, что Стивен Купер не был сейчас живым, Софи почти не сомневалась. Но относилась ли к нему заповедь “не навреди” – этого она не знала.

Решение Софи приняла внезапно, словно в самих вопросах уже таился ответ. Она аккуратно уложила разрезанный саван, слой за слоем, на раненую грудь. Когда она дошла до первого сделанного ею надреза, то увидела, что волокна между бледными пальцами уже проросли заново, закрыв пушком выбритую ею дорожку. Софи положила срезанные слои на место и снова села на корточки.

– Я не понимаю, что творится. – Она поднялась и подошла к толпе зрителей, наблюдавших за ее работой. – Его сейчас нельзя назвать живым – я уверена настолько, насколько это возможно без биоэлектронного наблюдения. Но я не могу с уверенностью сказать, что он никогда больше не будет жив.

Софи сделала паузу, чтобы до них дошел смысл этой странной фразы.

– Тело не разлагается. Есть универсальные признаки процесса разложения, основанные на разрушении бактериями тканей, и этих признаков у него нет совершенно. Мускулы все еще твердые, как при трупном окоченении, а кожа побледнела, хотя и осталась упругой на ощупь. Живот тоже не раздут. Тело покрыто очень плотным коконом, причем волокна проросли также внутрь. Одежду, похоже, они поглотили, но кожа и те органы, что я обследовала – кисть и часть груди, – выглядят нетронутыми. Правда, раньше у меня не было возможности вскрыть саван, так что я не знаю, нормально это или нет на данной стадии процесса. Знаю одно: саваны в течение пяти-шести дней значительно уменьшались в размерах. Впрочем, необходимо учесть, что все прочие коконы формировались вокруг тел, лежавших на зеленом покрытии, а не на аргиллите, так что характеристики могут быть различными, несмотря на то что под микроскопом – правда, низкого разрешения – они выглядят структурно одинаковыми.

Слушатели Софи начали перешептываться, считая, что она отклоняется от темы, поэтому она сказала им то, что они хотели услышать:

– Я проверила рану. По краям видны признаки реабсорбции, однако она распространяется лишь на раздробленные кости и поврежденные ткани. Волокна, растущие из пола корабля, гуще всего как раз в месте ранения и, судя по всему, они растут, повторяя анатомическую форму кости и тканей, травмированных пулей. Признаков регенерации тканей пока не наблюдается. И я должна признать, что многие вопросы остались без ответа. Но продолжать обследование мне просто совесть не позволяет. Я боюсь, как бы мое вмешательство не нарушило процесс… воссоздания.

Все словно затаили дыхание – такая наступила тишина.

– Вы хотите сказать, что корабль каким-то образом его реконструирует ?

Вопрос задал мужчина средних лет, который спорил о правосудии с Амандой Самнер, – тоже адвокат Лоренс Чандлер.

– Я не исключаю такую возможность.

– Нельзя же так взять и все бросить! – Он махнул рукой в сторону савана. – Режьте дальше!

– Я должна это прекратить, – сказала Софи, стараясь не выдать своего раздражения; в конце концов, оно вызвано не столько его словами, сколько бесцеремонным тоном. – Я понятия не имею, что случится, если я разрежу саван или возьму образцы. Быть может, я нанесу Стивену непоправимый вред. Похоже, он находится в абсолютно стерильных условиях. А вдруг я уже занесла бактерии, которые вызовут разложение тела?

– Да и мы сами – разве у нас нет бактерий? – заметил Морган за ее спиной.

– Бога ради! – Чандлер повернулся к Арпаду. – Этот человек мертв! Она сама так сказала.

– Сейчас – да, мертв, – спокойно проговорила Софи. –Но я хотела бы посмотреть, что делает с ним корабль. Поскольку мы не понимаем, что происходит и насколько чувствительны эти процессы к вмешательству извне, я предлагаю оставить его в покое. И не просто предлагаю, а с точки зрения этики даже настаиваю.

~ А я считаю, что приобретение новых знаний для нас сейчас более важно, чем жизнь отдельного человека.

Напрашивался естественный вопрос: даже твоей? Но Софи не хотелось переходить на личности.

– Тело, лежащее в этом саване, нельзя назвать живым, но не исключено, что у него есть возможность вернуться к жизни.

– Откуда вы знаете?

– А откуда вы знаете, что нет? Если Купер умер, пускай покоится с миром. А если его восстанавливают, у него есть такие же права, как у плода в утробе матери. Это самая близкая аналогия, если не считать того, что в отличие от плода у Стивена нет матери, чьи интересы могут противоречить его интересам…

– Вы не юрист, доктор, – заметил Чандлер.

– А я не обсуждаю законы, – сухо отозвалась Софи. – Может, вы заявите, что я также не специалист по врачебной этике? Но я хоть и ученый, у меня медицинское образование, и поэтому я знакома с принципами, регулирующими опыты на людях. У меня есть основания для спора с вами – и аргументы тоже.

– А как же права общества, которое, возможно, не хочет, чтобы ему возвращали опасного преступника?

– Насколько я знаю, когда человек умирает, все обвинения с него снимаются автоматически. Или я не права? Хотя не исключено, что в этом смысле нам тоже придется пересмотреть земные законы.

– Если вы считаете…

– Подождите, пожалуйста! – сказал Арпад. И добавил, обращаясь к Софи: – Вы хотите сказать, что смерть Купера может быть обратимой?

– У нас нет доказательств, – вмешался Чандлер, – что корабль способен создать что-либо более сложное, чем простая органика, не говоря уже о молекулах ДНК или белках. А утверждение, что нас исцеляют от всех наших болезней, так и осталось голословным.

– Мы просто не успели вынести наши открытия на обсуждение общественности, – возразила Софи. – Если хотите, вы можете прийти и посмотреть наши данные.

– Меня ваши данные не интересуют, – проворчал Чандлер. – Мне нужны объяснения!

“Да он просто боится!” – внезапно осенило Софи. Ей даже стало жаль его. Она подняла руку и смахнула на лоб пряди зачесанных назад влажных волос.

– Все это довольно просто, – сказал Морган. – Корабль делает с нами все, что может. Но для нас он делает только то, что мы можем у него попросить. Если вы сидите на полу и играете в кубики с трехлетним ребенком, это еще не означает, что вы не способны обучить его бухгалтерии. Однако бухгалтерия трехлетнему малышу не нужна. Он ничему не сможет научиться, если увидит, как вы выполняете сложную задачу. Зато складывая кубики один на другой, он действительно чему-то учится.

– Стало быть, мы сейчас на стадии складывания кубиков, – произнес Чандлер уже менее враждебно.

– Да. Я думаю, что корабль – или те, кто им управляет, – пытается объяснить нам себя, отвечая на стимулы, которые получает от нас.

– Иными словами, – очень сухо заметил Доминик, – эдакий межпланетный Монтессори*.

– Но почему корабль пытается вернуть к жизни именно Купера, а не других? Многие из них принесли бы и обществу и самому кораблю куда больше пользы! – С этими словами Чандлер бросил вызывающий взгляд на Викторию, которая вынесла его с видимым спокойствием.

– Судя по некоторым записям в блокноте, – сказал Морган, – Купер сумел установить с кораблем непосредственный контакт. Тому свидетельство и картина на стене. Возможно, Стивена пытаются вернуть к жизни, поскольку корабль хочет сделать его своим посредником.

– Доктор Морган, к сожалению, упускает из виду тот факт, – почти нежно проговорил Эй Джи Лоуэлл, – что “посредничество” Купера выразилось в использовании возможностей рубки управления против нас. Возможно, то, что здесь происходит, действительно чудо, однако это чудо может быть опасным.

* Марид Монтессори (1870—1952) – итальянский педагог, создатель системы развития творческих способностей детей.

– Короче, – решительно сказал Арпад, – вы должны наблюдать за процессом. Тут нечего обсуждать. Если здесь и вправду что-то произойдет, у нас будет время, чтобы решить, что делать. А если нет, зачем поднимать лишний шум? Будьте добры, доктор, как только вы узнаете что-то новое, известите нас.

Софи кивнула. Все, кроме медиков и ученых, ушли вместе с Арпадом. Оставшиеся окружили Софи, засыпая ее вопросами, трогая пальцами саван, всматриваясь в быстро затягивающиеся порезы на нем. Софи отвечала им, одновременно собирая инструменты и образцы. Она забрала у Моргана свою записную книжку. Молодой ученый был потрясен. Софи чувствовала себя примерно так же, хоть и не подавала виду.

Подошла Виктория Монсеррат.

– Мой муж… – промолвила она тихо и медленно, словно подбирая слова, – его они так не сохранили…

– Я пока ничего не могу сказать, – откликнулась Софи. – Посмотрим, что из всего этого получится.

Виктория покачала головой:

– Через три дня холмик Эллиса выглядел значительно более плоским.

Голова у нее была маленькая и очень красивой формы, что стало заметно теперь, когда она сделала короткую стрижку. Волосы обрамляли ее лицо короткими двухцветными прядями, потемневшими возле корней. Виктория больше не красила волосы, не укладывала их в прическу, перестала носить строгие аккуратные костюмы и вообще следить за собой. “Мне некого больше обольщать, – сказала она как-то, когда одна из женщин сделала ей замечание. – И не на кого производить впечатление”.

– Странно все-таки, что мелкого преступника удостоили такой чести. В то время как куда более достойные мужчины, да и женщины тоже, были разобраны на части. – Виктория посмотрела на Моргана и мрачно усмехнулась. – Хотя, наверное, вы правы. Надо сперва посмотреть, что “Теваке” собирается с ним делать, а уж потом попрекать корабль за несправедливое отношение к моему мужу. – Она вздохнула. – Он был бы от всего этого в восторге! И помогал бы вам чем мог – или же вы помогали бы ему… Он был лидером по натуре, особенно в том, что касалось его интеллектуальных пристрастий. – Она смотрела вниз, и Софи ни минуты не сомневалась, что Виктория видит сейчас перед собой тот первый саван. – А я, наоборот, боюсь хаоса. – Она вздохнула и улыбнулась. – Поэтому и занимаюсь законотворчеством. Как ни дико это звучит, нам действительно придется подумать о тем, должны ли обвинения сниматься с преступника после его смерти, если смерть станет временным явлением. Что ж… Главные твои судебные процессы еще впереди, как говаривал мой отец.

Вернувшись в лабораторию, Софи, не обращая внимания на толпу возбужденных коллег, начала рыться в запасах химикатов, лекарств и пищевых продуктов, которые не были ресинтезированы. Ей хотелось найти такую культурную среду для бактерий, которая не была бы создана кораблем – и в идеале даже не соприкасалась с ним, то есть такую среду, в которой на Земле обычно хранили полученные с тела мазки или образцы.

– Есть среди вас микробиологи? – спросила она, не вставая с колен и пытаясь перекричать общий гам. – Я взяла несколько стерильных мазков. Хочу знать, есть ли там бактерии.

– Конечно же, есть. Разве может быть иначе? Софи покачала толовой.

– Нет никаких признаков разложения…

Вперед вышла Эмили Линн, много лет назад занимавшаяся микробиологией. Софи сказала, что ничего сложного от нее не требуется; просто надо выяснить, есть ли у Стивена Купера какие-то бактерии, а если есть – то какие именно. Может, его законсервировали потому, что тело не начало разлагаться после смерти?

Эмили Линн принялась копаться в пакетиках с сахаром и перетряхивать витамины, бурча себе под нос что-то о головоломках, которые ей задают. Софи оставила ее и подошла к спорящей толпе:

– Кто-нибудь видел Стэна Моргана?

Кто-то видел: на обратном пути его перехватили, сунули в руки записку и увели по одному из коридоров. Софи вздохнула. Морган вцепился бы в ее идею, как щенок в новые тапки, и носился бы с ней взад-вперед до головокружения. У него был дар задавать нужные вопросы, которые могли прояснить ее мысли. Всех остальных гораздо больше занимало решение Софи не вскрывать саван Стивена, и споры вертелись в основном вокруг этого. Призыв Арпада хранить тайну, с которым в принципе все были согласны, на деле совершенно не соблюдался.

Вскоре пришел сам Арпад, и все они – ординаторы, доктора наук и заведующие больничными отделениями – виновато умолкли, как нашкодившие ребятишки. Арпад обвел их сердитым взглядом, хотя лицо его было совершенно спокойным, как и всегда в минуты кризиса.

– Доктор Морган здесь? А девушка? И мисс Уэст? Ихтут нет, – бросил он через плечо, и Софи увидела за ним сержанта Лоуэлла.

Арпад повернулся. Софи, с силой расталкивая коллег, бросилась к нему и спросила, догнав его в коридоре:

– Что стряслось?

Арпад глянул на Эй Джи.

– Возьмем ее с собой, – бросил тот. – Они так и так скоро все разболтают.

Лоуэлл слегка скривил рот, так и не сказав, что он думает об умении врачей хранить секреты.

Они прошли по лабиринтам цитадели, не выходя на открытое пространство, очевидно, чтобы не привлекать к себе внимания. Хотя скауты, стоявшие у всех подходов к бухте и заворачивавшие любого, кто пытался подойти к ней, естественно, не могли не возбуждать всеобщего любопытства. Впрочем, даже если бы кто-то услышал их разговор, вряд ли из него можно было что-то понять.

– Как называлось это стихотворение, в котором парень идет по пригорку и размышляет о своей загадочной девушке?

– Ките, – ответил Эй Джи; – “Жестокая и прекрасная дама”.

В бухте собрались все члены отряда. Они сидели кто на корточках, кто на полу, кто на выступах – и излучали такую энергию, что Софи даже поежилась.

– Точь-в-точь как моя знакомая из Бостона, – заметил Грег Дровер.

– Точь-в-точь как все девушки из Бостона. Они почти все жестокие.

Эта реплика вызвала короткое оживление. Кент Хьюс и Эдвард Иллес встали, уступая Софи место на сиденьях, вылепленных из аргиллита. Софи села на ближайшее, а Эд Иллес примостился рядом с Дровером на полу. Арпад уселся в свое кресло и сложил кончики пальцев вместе, безмятежный и недвижный, словно его самого тоже вылепили из аргиллита.

Софи заметила два новых лица среди военных. Заряд энергии, исходивший от этой группы, был настолько сильным, что превращал ее в единое целое, и Софи было трудно даже сосчитать, сколько их здесь. Но этих она точно раньше не видела – черноволосого мужчину с тонким семитским профилем и долговязого типа с короткими светлыми волосами. Над ухом у него красовалась татуировка – не то гриб, не то роза. Софи вдруг вспомнила эту татуировку. Она видела ее в первый день, когда голова у него была выбрита наголо. Это была роза.

– Значит, вы нашли своих пропавших людей? – спросила она Эй Джи.

– Это они нас нашли, – ответил Эй Джи. – Они очутились на другом конце корабля и все это время пробирались к нам назад.

– Вы все вернулись? – спросила Софи, внезапно почувствовав себя той самой чопорной девицей из Бостона. Она невольно сжала плотнее колени. Эта мужская энергия…

– Да, мэм. Капитан и Раф – наш врач – остались внизу. Но, боюсь, мы принесли плохие вести. – Говоривший глянул на Эй Джи и, получив безмолвное “добро”, добавил: – Просто чтоб вы знали… По-моему, вам грозят неприятности от ваших соседей. Пару дней назад мы были в одной пещере неподалеку и случайно услышали, как какие-то типы подбивают людей захватить рубку управления, которую, дескать, прибрали к рукам военные. Хитрые, гады, их, видно, поднатаскали, как вербовать себе сторонников. Они узнали, что мы из другого района корабля – и больше нам ничего не удалось подслушать. Но основную идею мы поняли – кстати, агитаторы они очень даже неплохие, – так что в следующей пещере мы прикинулись рекрутами, которые сбились с пути, и нам подсказали дорогу. Короче говоря, мы все выспрашивали да вынюхивали, и в конечном итоге очутились в пещере рядом с вашей. Там за грядой есть большая территория, через которую они никого не пускают, пока не скажешь пароль. Иначе тебе устроят форменный допрос. Мы изобразили из себя деревенских олухов, которые просто проходили мимо. Но мы можем вернуться туда, если надо. Там явно что-то назревает.

– Эта пещера – Эревон, – добавила Виктория.

Девушка-скаут бегом спустилась по склону и вбежала в бухту через широкий правый проход.

– Говорят, Стэна Моргана видели в верхних пещерах, на пятом или шестом уровне, – слегка запыхавшись, выпалила она. – Он вместе с какими-то людьми шел по туннелю.

– Что ж, – сказал Чандлер, – это меняет дело.

– Не обязательно, – заметил Эй Джи. – Док! – Он повернулся к Софи. – Вы не знаете, есть ли у кого-нибудь фотографии профа или девочки? Или мисс Уэст?

– У Стэна есть снимки Хэт, – в замешательстве ответила Софи. – Но я не знаю, взял ли он их с собой. – Она встала. – Я могу проверить.

Эй Джи жестом остановил ее и сказал девушке-скауту:

– Ты знаешь, где койка профа? Поройся в его вещах – и его племянницы тоже. А если придется, и в вещах мисс Уэст. Покажи снимки тем людям, которые утверждали, будто видели их. Я хочу, чтобы они, положа руку на сердце, поклялись, что видели именно их, прежде чем мы пойдем обшаривать все туннели. – Сержант помолчал немного. – Если найдешь какие-нибудь записные книжки или письма – тащи их сюда.

– Думаешь, они не поленились послать в верхние пещеры двойников, чтобы сбить нас со следа? – спросил Дефорест Пьетт. – По-моему, куда естественнее предположить, что проф просто увел свою племянницу, чтобы мы не выпытали у нее, что она знает о корабле. – Он чуть помедлил, взвешивая свою следующую фразу: – Ты ведь и сам в последнее время не был слишком уверен в этой девчонке.

Эй Джи сжал губы, но Софи так и не поняла, что его больше задело: обвинение против Моргана или против него самого. Она очень обиделась за Моргана, но пока она подбирала слова, намереваясь сказать что-нибудь резкое, Эй Джи ответил:

– Надо было приставить к нему кого-нибудь и следить за каждым его движением – для его же собственной безопасности. И его чертову племянницу не следовало пускать вниз. Я чувствовал, что у нее что-то на уме. Меня, видишь ли, любопытство разобрало, чтоб его!

– Ты слишком много вращался среди ученых, сержант, – извиняющим тоном произнес Акиле Рахо.

Сержант мрачно глянул на него и обратился ко всем остальным:

– Мне очень хотелось бы думать, что проф просто увел от нас свою племянницу и что их не захватили наши враги. Однако мы должны исходить из худшего варианта сценария. Так что будем считать, что он сейчас в соседней пещере. Добровольно он туда пошел или нет – дело другое… Но он слишком много знает, черт его подери. И его племянница тоже. Умные люди могут использовать их знания и причинить нам массу хлопот.

Софи почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица. Странное чувство: словно кожа похолодела и съежилась на черепе.

– Морган не станет помогать тем, кто захочет напасть на нас. – Голос у нее дрожал. – Он вырос в бедном криминальном квартале, где было множество банд, но он не вступил ни в одну из них и не стал преступником. Он выбрался оттуда. Говорю вам: он не предаст!

Мраморные глаза посмотрели на нее с искренним сожалением.

– Док! Люди, которые знают, что они делают и зачем они это делают – в отличие от обыкновенных грабителей и садистов, – способны сломить любого, вне зависимости от того, где человек вырос и во что верит. Чтобы вынести пытку, нужно быть малость сумасшедшим, и это не зависит от твоей подготовки. А проф, по-моему, вполне нормальный человек. – Эй Джи помолчал и добавил, еще более мягко: – Если они схватили его и если среди них есть люди, которые знают свое дело, постарайтесь быть к нему добрее, когда он вернется, док. Он уже не будет таким, как раньше.

 

46. Морган

В потайной глубине Эревона, скрытой горной грядой от главной пещеры, Эйлиш Колби и две другие женщины завязали ему рот тряпкой, а потом раздели до белья. Он никак не мог понять, сопротивляться или не стоит.

Морган получил записку, в которой Хэт срочно просила его прийти, и, когда Эйлиш ткнула ему в спину стволом пистолета и велела идти вперед, он, как всегда в минуты опасности, потерял всякую способность соображать. Хэтэуэй, сгорбившись, вышла из небольшой ниши в стене; лицо ее было скрыто под шляпой. Морган отчаянно замычал, пытаясь привлечь ее внимание; она выпрямилась, схватившись за живот, и он увидел, что это не Хэт, а другая девушка, похожей комплекции и примерно того же роста. Морган был в полном недоумении. Девушка бесстрастно посмотрела на него, пожала плечами и отвернулась.

Женщины, взявшие Моргана в плен, грубыми ударами повалили его на пол и стянули с него джинсы. Морган увидел сквозь слезы, как за поддельной Хэт появился седой незнакомец в голубом плаще Мариан, в ее юбке и теннисных тапочках, открыл компактную коробочку с гримом и начал наносить морщины на пятидесятилетнее мужское лицо. Эйлиш бросила одежду Моргана стройному смуглому молодому человеку, совершенно не похожему на него. Но когда Морган увидел, как этот человек натягивает джинсы, его охватил почти сверхъестественный страх.

Эйлиш и две другие женщины заставили пленника встать и погнали его, босиком, в одну из боковых пещерок. Там он увидел Хэтэуэй и Мариан, раздетых и с кляпами во рту. Запястья и лодыжки у каждой из них были связаны одной веревкой, которую затянули на шее узлом. Мариан сидела прямо, как всегда; ее волосы были растрепаны, челюсть немного посинела от кляпа, а на хрупкой старческой щеке набух большой синяк. Но ей по крайней мере оставили хотя бы свитер. Хэт была раздета до лифчика и трусиков и лежала на боку. Мокрые от пота пряди падали ей на лицо, залитое слезами. Эйлиш пробралась мимо Моргана и усадила Хэт, прислонив ее к стене. Морган увидел, что ступни, бедра и живот племянницы поцарапаны до крови от попыток освободиться, а на шее – там, где веревка, натягиваясь, впивалась в плоть, – виднелись глубокие красные и синие полосы. Девушка бросила на дядю отчаянный взгляд, то ли моливший о прощении, то ли предупреждавший о чем-то. Морган так и не понял. Однако он не сводил с нее глаз, пока его связывали по рукам и ногам, тщетно пытаясь подбодрить ее. Зачем она прислала ему записку с просьбой прийти сюда? Может, она сделала это под давлением? Или у нее выманили записку хитростью?

Когда Эйлиш повернулась, глаза у Хэт расширились еще больше, и она отчаянно застонала.

– Тебе велели сидеть тихо, – пропела Эйлиш приторно-сладким голоском. – Иначе мы изобьем старушку. – Глубоко посаженные глазки Мариан сверкнули. – Это и к вам относится, доктор Морган. Будете шуметь – вашей племяннице не поздоровится. Я не шучу.

Она выскользнула из пещеры. Морган проводил ее взглядом, но щель, ведущая в эту нору, была такой узкой, что вряд ли кто-то из основной пещеры мог увидеть пленников.

Хэтэуэй начала всхлипывать, тихо и жалобно, как котенок. Она сидела, прислонившись к стене, опустив подбородок на грудь и крепко зажмурив глаза. Морган почувствовал запах мочи и чуть не задохнулся от жалости к девушке. Он тронул ее босой ступней, заставив открыть глаза и посмотреть на него, а потом попытался улыбнуться; несмотря на кляп, чтобы она поверила, что все будет хорошо. Хэтэуэй яростно затрясла головой. Ее лицо исказилось от стыда и злости – и она отвела глаза.

Ступня Мариан рядом с ногой Хэтэуэй казалась заскорузлой, мозолистой и изуродованной временем. А может, и не временем, внезапно подумал Морган. Некоторые из ороговевших ногтей были вывернуты в разные стороны. Кожа вокруг многочисленных шрамов сморщилась, словно плохо пришитая аппликация. Шрамы бежали по ступне от подошвы. Это были не просто старые ступни – это были покалеченные ступни.

В пещеру вползла Ханна.

– Я принесла вам одеяла, – прошептала она и заботливо укрыла Мариан, подоткнув одеяло под ее искалеченные ступни.

Она начала накрывать Хэтэуэй – и остановилась, увидев, что та обмочилась.

– Боже мой, Хэт! – вырвалось у Ханны. Девушка отвернулась. – Я попробую найти тебе чистые трусы.

Мариан неожиданно ударила головой о стенку. Ханна посмотрела на нее. Старая дама снова стукнулась о стену головой, не сводя с Ханны глаз.

– Не надо, Мариан, – выдохнула Ханна.

Мариан стукнулась в третий раз. Чтобы не дать ей сделать это в четвертый раз, Ханна положила ей обе руки на голову и нерешительно ослабила кляп.

– Спасибо, моя дорогая, – поблагодарила та. И выпалила скороговоркой: – Гипотеза, что та зона представляет собой рубку управления, весьма сомнительна. Предположение, что мы в состоянии управлять кораблем, явно преждевременно. А нападение на армейский спецотряд, занявший уверенную позицию, рискованно до абсурда.

Ханна глянула в сторону входа, не отрывая рук от кляпа Мариан, а затем нагнулась к ней и прошептала:

– Мы улетели с Земли в надежде построить совсем другое общество, не такое, в котором жили раньше. Мы рассчитывали, что инопланетяне помогут нам справиться с теми, кто был на Земле у власти и привык этой властью злоупотреблять. С теми, кто не в состоянии жить без четких правил, без организации… и милитаризации. Собственно говоря, сколько человек охраняет “рубку управления”? Двадцать? Тридцать? А сколько человек им служат – косвенно или прямо? Стены пещеры должны быть естественной границей для любого организованного сообщества. Но ваша – как бы ее назвать? – организация, или диктатура, вышла за рамки вашей пещеры. Ваши лидеры считают, что имеют право на любую территорию. Они просто пошли и захватили ее. Так испокон веков было на Земле. – Ханна судорожно вздохнула. – Мы не станем лицемерить и говорить: “У нас нет выбора”, У нас есть альтернатива: подчиниться. Но мы решили отвергнуть эту альтернативу.

– И единственный способ ее отвергнуть, по-вашему, это сражаться? – спросила Мариан. – Вы не рискуете стать такими же, как те, против кого вы боретесь?

Она повела плечами и чуть распрямила ноги. Если те неприятные ощущения, которые Морган испытывал в связанных руках и ногах, со временем усиливались, Мариан и Хэт должны были испытывать адские муки. По лицу Мариан прочесть это было невозможно – разве что застывшее выражение выдавало боль.

Ханна возмущенно фыркнула, но голоса не подняла и прошептала в ответ:

– Я знаю, Мариан. Теперь нам постоянно надо бороться. Удержать ситуацию под контролем мы будем не в силах. Мы не сможем выиграть – и не имеем права проиграть; нам придется поддерживать ничью, снова и снова.

– Сражения могут окончиться ничьей, но войны не кончаются до тех пор, пока одна из сторон больше не сможет сражаться – или ее не вынудят капитулировать.

– Мы попытаемся, – вздохнула Ханна. – Но мы также надеемся, что на стороне противника есть множество людей, которые не хотят воевать.

– И которые заставят своих лидеров капитулировать, –закончила за нее Мариан. – Да, такое возможно. Но там есть множество людей – простых людей, – которые хотят понять, как управлять кораблем и вернуться на Землю.

– Инопланетяне обещали, что мы полетим только в одну сторону, – прошептала Ханна.

– Они ничего подобного не обещали, – прошептала в ответ Мариан. – Они были чрезвычайно кратки и уклончивы. Они не говорили, как долго продлится полет. Они лишь сказали, что сами не вернутся на Землю. Но они не говорили, вернемся мы туда или нет.

Ханна горько усмехнулась.

– Значит, по-вашему, мы должны сесть на Землю, высадить всех, не желающих лететь дальше, рассказать о наших чудесных открытиях – а потом улететь, чтобы увидеть Вселенную? И вы думаете, земные правительства нам это позволят? Да за корабль будут драться пятьдесят армий как минимум! За то, кому он достанется, да на каких условиях…

– Хватит ныть! – прошипела Мариан. – Я не люблю, когда ноют дети, но когда ноют взрослые женщины – это просто невыносимо! Бога ради, скажите мне, как эти пятьдесят армий попадут на борт? На резиновых шлюпках? На парашютах? Или из пушки? Никто не сможет сюда попасть без согласия людей, находящихся на борту. И мы с удовольствием избавимся от нытиков и трусов, если только действительно будем уверены в том, что способны управлять кораблем. Для этого вовсе не обязательно развязывать войну, потому что война, уж поверьте мне, штука дорогостоящая и кровавая. Это, если хотите, торжество мужского шовинизма – и она совсем не похожа на то, что показывают в кино… – Она осеклась, раздосадованная тем, что сбилась с мысли. – Нет нужды развязывать войну, чтобы добиться цели. Надо только вооружиться знаниями и привлечь на свою сторону большинство. Тогда вы сможете диктовать Земле любые условия – и продолжить полет, не насилуя волю тех людей, которые этого не хотят.

Ханна явно начала сердиться.

– А то, что Стивена Купера пристрелили, как только он попытался оказать им сопротивление, это вам ни о чем не говорит? И то, что ваши ученые не хотят делиться с нами полученными знаниями… разве это не факт? У нас есть только то оружие и амуниция, которые мы взяли с собой. Когда мы вооружимся как следует…

– Люди убивали друг друга тысячелетиями до изобретения огнестрельного оружия, – прервала ее Мариан. – Руками, кулаками, палками, дубинками, ножами, камнями, выпущенными из пращи, и стрелами, выпущенными из лука, побивали врага каменьями и душили его гарротами… Я пару месяцев училась борьбе без оружия в школе для разведчиков. – Она посмотрела Ханне в глаза. – Мне приходилось убивать людей. Я ни в чем не раскаиваюсь; я выполняла задания, понимая их необходимость. Но я до сих пор проклинаю маньяков, садистов, их приспешников и всех остальных дураков, которые вынудили нас делать это. Вас никто не оккупировал. Вам никто не угрожал. Угрозы придумали вы сами. У вас просто нет оснований, чтобы прибегнуть к насилию.

– Мы боимся, – пробормотала Ханна, – как бы у нас опять не отняли последний шанс.

– Смерть сделает это лучше всех, – отозвалась Мариан. Ханна судорожно вздохнула и взялась за кляп. Мариан отдернула голову:

– Скажите мне, что вы не будете принимать участия в этом безумии!

Ханна замерла на миг.

– Нужны все, кто в состояни носить оружие. – Она осторожно, но непреклонно сунула Мариан в рот кляп и завязала тряпку на затылке.

Больше до темноты посетителей не было. Из пещеры доносился шум активной деятельности, споры, обрывки разговоров. Руки у Моргана сперва затекли, потом разболелись настолько сильно, что он еле сдерживался, чтобы не заорать в полный голос, а потом просто онемели. Ноги свело судорогой. Он завидовал Хэт, которая умела сидеть сгорбившись и не шевелясь. Переполненный мочевой пузырь тоже причинял ему немалые страдания.

Пленники попытались общаться с помощью больших пальцев ног, однако хотя Мариан отлично знала азбуку Морзе, Морган знал ее довольно поверхностно, а Хэт не знала вообще. Морган попробовал написать ногой на аргиллите буквы, но очень скоро выдохся от напряжения, а прочесть они все равно ничего не смогли. И каждый погрузился в собственное отчаяние. Мариан порой как будто засыпала, прислонясь к стене, тем не менее Морган заметил, что каждый раз, когда люди в пещере подходили достаточно близко к их норе, глаза у нее открывались и пристально вглядывались в пространство. Она напряженно слушала, в то время как Морган поймал себя на том, что не в состоянии понять, о чем они говорят. Ему мешал стук собственного сердца – и он перестал прислушиваться. Хэтэуэй заерзала и начала понемногу придвигаться к нему, пока не прислонилась к его плечу. Морган обнаружил, что он тихонько напевает ей сквозь кляп колыбельные песни, отрывки из популярной классики, все, что приходило в голову. Он умолкал, только когда Мариан бросала на него грозный взгляд, чтобы не мешал ей слушать. Моргану казалось, что его окутал белый плотный кокон.

Тьма накрыла их. Задремавшая было Хэтэуэй вздрогнула и проснулась. Белки ее глаз еле виднелись в синей мгле. Морган издал успокаивающий звук, но кокон был прорван, и он снова услышал звуки, доносящиеся снаружи. Люди ходили по пещере и шепотом отдавали друг другу приказы. Донеслось бряцание проверяемых ружей, которые заряжали и складывали друг на дружку. Потом он услышал имена: Арпад Юрассик, Доминик Пелтье и Виктория Монсеррат – и описание их внешности; шуршание бумаги – по всей видимости, карты, поскольку кто-то сказал: “Вот здесь и здесь”. Звуки понемногу стихали. Люди уходили из пещеры. Сердце у Моргана забилось в надежде, что о них теперь забудут, поскольку пробил решающий час. Сердце билось как бешеное до тех пор, пока Морган не устал переживать и не погрузился в сонное полузабытье.

Его разбудило прикосновение руки к лодыжке и звук зажигаемой спички. Рука поднесла спичку к лампе, а потом две руки поставили лампу на выступ на противоположной стене. Свет от лампы заиграл на стриженой голове, высветил ряд гвоздиков в ухе и край нежного, как у монаха, глаза. Мужчина посмотрел на них и произнес мягко, но без улыбки:

– Пора и за дело. Попытаемся поговорить, ладно? Попытка – не пытка…

С этими словами он положил у ног Моргана три скальпеля с небольшими лезвиями, разделочный нож и кюретку – инструменты, очень похожие на те, что были у Софи. “Но мы ведь еще живы!” – тупо подумал Морган, отказываясь поверить в то, на что намекали эти острые лезвия. Мариан невольно отдернула ногу, пытаясь убрать ее от сверкающих инструментов, и резкое движение напугало их обоих. Одеяло свалилось с искалеченной ступни. Сет взял с выступа лампу и поднял ногу Мариан, чтобы получше разглядеть ее ступню. Мариан конвульсивно забилась, пытаясь выплюнуть кляп и вывернуться из веревок.

– Гестапо? – спросил он и, положив ее ногу на пол, ласково добавил: – Не стоит беспокоиться, мисс Уэст. Жаль, что вы были так подозрительны и пришли сюда вместе с Хэт. – Он нагнулся и потянулся к голове Моргана, стараясь не касаться ее, а лишь вынуть кляп и развязать тряпку. – Только не шумите, пожалуйста, иначе мне придется убить вас всех троих. – Он посмотрел Моргану в глаза, желая убедиться, что тот его понял, и вытащил кляп.

У Моргана пересохло во рту, а привкус от тряпки вызывал тошноту.

– Я ничего вам не скажу, – заявил он.

– Скажете, – откликнулся Сет. – Это моя профессия. Он посмотрел на Моргана, потом все так же нежно нагнулся к нему и снова сунул кляп в рот. Морган напряг мускулы шеи, пытаясь ослабить узел, но он упустил момент, поскольку кляп уже снова был у него во рту, а Сет развязал ему запястья.

“Сейчас я схвачу нож! – подумал Морган. – Я должен! Другого шанса не будет… Тихо, тихо, погоди…”

Сет взял средний палец левой руки Моргана и сломал его, как ветку. Морган успел лишь мысленно крикнуть: “Нет!..” А потом его рука, плечо и шея превратились в полые каналы, охваченные пожаром. Он взвыл от боли, ощущая, как крик мучительно вибрирует внутри черепа. Потом его голову нагнули вперед, и Сет тихо прошептал ему на ухо, обдавая горящую плоть ледяным дыханием:

– Вы слишком шумите, доктор Морган.

Он подождал, держа Моргана за голову, пока тот не утих, парализованный страхом, и снова вынул у него изо рта кляп.

– Кто вы? – выдохнул Морган.

Палач ответил ему на чистейшем литературном английском, как говорят те, для кого этот язык не является родным:

– Всего лишь человек с особой подготовкой.

– Террорист, – прошептал Морган.

– Для кого-то – да. А для других – борец за свободу. Или освободитель.

“Да он надо мной издевается!” – подумал Морган, и это привело его в ярость.

– У меня есть еще девять пальцев, – выпалил он, хотя при одной мысли о том, что ему придется вновь пережить такие мучения, его чуть не стошнило. – Валяйте дальше!

Мучитель посмотрел на него с уважением и жалостью. “Он только делает вид! Это все игра!” – подумал Морган, понимая, что игра эта была как физиологической, так и психологической. Страдания создают атмосферу какой-то жуткой близости между жертвой и палачом. “В нашем квартале тоже были такие типы. Но я выжил”. Однако выжил он только благодаря тому, что старался не попадаться им на глаза. И еще потому, что у него не было ничего такого, что им хотелось бы отнять.

Морган больше не мог держать на весу руку и смотреть на свой распухающий палец. Он опустил ее, стараясь ничего не задеть. Если боль станет еще сильнее, он просто потеряет сознание. – Я всего лишь ученый… – Не скромничайте. Мне некогда слушать ваши байки. Кляп снова очутился у Моргана во рту. Его затрясло от холода. Он попытался собраться, чтобы подготовиться к очередному приступу обжигающей боли, – и невольно закрыл глаза.

Услышав стон Хэтэуэй, Морган открыл глаза. Хэт, обливаясь дотом, с ужасом смотрела вниз, на скальпель Сета, проводивший тонкую красную линию по натянутой коже ее живота. Морган рванулся вперед, ощутив, как узел веревки впился ему в горло, и упал – скорее перед Хэт, чем перед Сетом. Девушка судорожно задергалась, глаза ее закатились. Сет поднял Моргана, дернув его за покалеченную руку, и вынул кляп изо рта у Хэт. Желчь и полупереваренный имбирный хлеб хлынули прямо на ногу Стэна.

– Прости, дядя Стэн, – выдохнула она. – Прости. Это я им про тебя рассказала. И про рубку управления.

Морган дрожащей рукой убрал пряди с ее лба. Разрез на животе Хэт был длинный, но совсем неглубокий. Однако Сет по-прежнему держал скальпель в руке и смотрел на Моргана, ожидая, на что тот решится. Морган понял, что, несмотря на долгие годы кропотливой работы, несмотря на все его старания понемножку, шаг за шагом, вырваться из атмосферы нищеты, грязи и насилия, в которой ему довелось родиться, он так и не сумел попасть в более чистое и безопасное место, Громилы, бандиты, воры – все они были просто мелкой нечистью. Их толкали на преступления их собственные алчность и страх, так что они сами становились жертвами своих пороков. В большом мире и нечисть тоже была большой. В большом мире были люди, которые сознательно становились палачами и убийцами. Выходит, все, на что он надеялся, ради чего работал, во что верил, –все это ложь. Погруженный в отчаяние, Морган с удивлением почувствовал, как что-то внутри у него упрямо твердит: “Я не сдамся! Нет!” Но разве у него есть выбор? На что он мог надеяться?

Морган набрал в легкие воздуха, чтобы объявить о своей капитуляции, хотя еще не знал, что именно он скажет. Глупо, конечно, но ему ужасно не хотелось показаться дураком… или слабаком.

Хэт уперлась головой в его ладонь.

– Не позволяй… Не позволяй этому гаду победить, – выдохнула она.

Морган с ужасом посмотрел на палача и нашел самые простые слова:

– Я скажу вам все, что вы хотите знать.

После этого Сет больше не трогал девушку, только снова сунул ей кляп, когда она начала плакать и без разбора проклинать их обоих. Он освободил рот и руки Моргана и начал расспрашивать его о рубке. Почему Морган решил, что это рубка управления? Как она выглядит? Кто в ней находится? Кто входит в состав спецотряда? Сколько в лагере скаутов и какова степень их военной подготовки? Кто входит в лагерный комитет? Каковы его структура и влияние? И Морган отвечал на вопросы, на все до единого, позволив белому кокону вновь сомкнуться вокруг него, так, что в нем остались только Хэт, Мариан, Сет и он сам.

Закончив допрос, Сет вновь связал Моргану руки, на сей раз на коленях – мелкая поблажка, которая вызвала у Моргана благодарность и одновременно отвращение к себе, – сунул ему в рот кляп, а потом взял лампу и задул ее.

– Вы будете здесь в безопасности, пока все не кончится, – услышали они во тьме его голос без малейшего акцента.

Больше они не услышали ничего – ни извинений, ни обещаний, ни издевательских уверений в том, что Морган поступил совершенно правильно, и за это Моргана вновь охватило благодарное чувство к палачу. Хэтэуэй не плакала. Она сидела, привалившись к Мариан и сомкнув веки. Мариан отрешенно смотрела вдаль, в ее бесстрастных умных глазах не было осуждения, но Морган все равно был рад, что стало темно и что больше он не сможет их видеть. Он был бы рад, если бы свет не зажегся никогда.

 

47. Софи

Началась подготовка к войне.

Раф Техада, главный врач отряда, остался в темной зоне. Но у них были Грег Дровер и Альтман Мейер, воевавший в молодости во Вьетнаме, так же как и двое других врачей и старшая сестра. Третий врач участвовал в разработке планов на случай гражданских бедствий, а четвертый летал в горячие точки в составе группы “Медицина без границ”. На их плечи легла организация медицинской помощи, спасения раненых с поля боя, проведения хирургических операций и лечения выздоравливающих.

В отсутствие Мариан Софи пришлось взять на себя обязанности фармацевта и ответственного за производство, то есть она должна была наполнить все углубления доступными им лекарственными средствами и по мере сил решать вопросы, связанные с чистотой, надежностью и стерильностью этих лекарств, – вопросы, единственный честный ответ на которые был: “Не знаю, не знаю, не знаю”. Если бы кто-нибудь сказал ей: “Раз ты не уверена, ты должна ввести себе в вену лекарства, производимые кораблем”, она бы, наверное, согласилась – хотя так ей казалось сейчас, пока она была цела и здорова и не чувствовала боли. Однако никто ее об этом не просил, и в то же время никто не предлагал себя в качестве подопытного кролика – ни военные, ни скауты в зеленых рубашках, Софи считала, что это было бы совсем нелишне, но Доминик стоял за своих скаутов и бойцов территориальной армии горой и ни за что не стал бы предлагать им пожертвовать собой из этических соображений. Поэтому Софи делала прививки, брала образцы и клеила бирки, снова делала прививки, брала образцы и клеила бирки, загромождая лабораторию рядами вымытых и стерилизованных спиртом пробирок, склянок из-под лекарств, баночек из-под косметики, бутылочек из-под детского пи-тания. Она воспроизвела все стероиды, морфины и антибиотики, которые нашлись у отряда А; раздробила все таблетки – обычные болеутоляющие, транквилизаторы, снотворные препараты, – растворила их в воде и отфильтровала полученный раствор, стараясь добиться нужной концентрации и сожалея о том, что у нее нет опыта Мариан. Растворы, которые, как считала Софи, могли выдержать кипячение, она кипятила. Все лучше, чем ничего. Она клеила ярлычки, нумеровала воспроизведенные лекарства и помечала оригинальные препараты, записывала быстрыми каракулями замеченные особенности поведения растворов. Время от времени к ней забегал кто-нибудь из больничной зоны, совал в руки пластиковую дощечку и уносил с собой поднос с дребезжащими склянками. Софи, морщась от скрипа ручки по пластиковой дощечке, записывала, каких лекарств недостает, вздыхала и снова рыла ямки для их воспроизведения. Она была слишком занята, чтобы думать о чем-то еще, и это было ее спасением. Мелисанда мяукала под столом, тыкаясь носом в дверцу корзинки и царапая ее когтями. “Не выпущу”, – говорила ей порой Софи, когда эти звуки доводили ее до полного изнеможения.

Как-то, во время зеленовато-голубого вымпела, к ней прибежал посыльный и попросил зайти в лазарет, чтобы доложить о состоянии дел. Врачи и санитары складывали в угол носилки и собирали простыни и полотенца, которые можно было разорвать и использовать как нестерильные бинты. Грег Дровер и два врача, имевшие опыт работы в боевой обстановке, склонились над столом из аргиллита, обсуждая приоритеты оказания медицинской помощи пострадавшим, а четверо ординаторов склонились над другим столом и изучали карманное пособие по хирургии.

В центре комнаты стояла стройная женщина в оливково-зеленой рубашке. В одной руке она держала ружье стволом вниз, а в другой – довольно большой колокольчик. У нее было обветренное лицо, которому странно не соответствовало выражение учительницы начальных классов.

– Все в сборе? Мне еще надо проинструктировать другие группы!

Люди, склонившиеся над столами, невольно выпрямились.

– В общем, я хочу, чтобы вы знали сигналы тревоги и их значение. У нас три входа, и сигнал, предупреждающий о вторжении в нижний вход, будет звучать так. – Женщина тряхнула колокольчик, и тот издал приглушенный звон. – Один удар, ясно? Правый вход – два удара. – Она продемонстрировала это двумя энергичными движениями руки. – Задний вход, – она показала на выход из Цитадели, которым пользовались реже всего, – три удара. Эти сигналы вы услышите, если противник приблизится ко входам. Если за предупреждающим сигналом послышится частый продолжительный звон, значит, они начали боевые действия и обстреляли посты. Если они проникнут в эту пещеру, мы постараемся предупредить людей о том, где находится враг. Итак, предположим, противник ворвался в пещеру с южной стороны. Сведения о продвижении врага в юго-восточном направлении будут передаваться следующим образом… Кто-то за спиной у Софи прошептал:

– Вот уж никогда бы не подумал, что мне придется слушать курс лекций об искусстве колокольного звона.

Зашуршали перелистываемые страницы, затем раздался шепот:

– Какое там искусство, золотко! Это просто сигналы. Ты зря листаешь, здесь ничего не найдешь.

– Только попробуй назвать меня так еще раз! Я… Женщина с ружьем сурово посмотрела на перешептывающуюся пару.

– И наконец, если им удастся достичь Цитадели, вы услышите продолжительный и громкий звон. – Она зазвонила что быдо мочи. – В таком случае я советую вам не высовываться, чтобы не нарваться на пулю. – Она со сдержанным одобрением посмотрела на белые и красные кресты на груди у бывших военных врачей. – Хочу добавить, что сигналы будут подаваться не только колокольным звоном, но и барабанным боем, а также любыми другими средствами, которые попадутся под руку. Так что, если не хотите, чтобы вас застали врасплох, держите ухо востро. Мы подготовили несколько траншей и укрытий, на случай, если бы окажетесь на линии огня, когда будете спасать раненых. Кроме того, вы, конечно, можете укрыться в боковых пещерах. Траншеи…

– Настоящая фанатичка, да? – прошептал за спиной у Софи прежний голос.

Софи слушала, как женщина объясняет, где искать убежище, и ей невольно казалось, что перед ними стоит стюардесса, рассказывающая об аварийных выходах, надувных жилетах и других мерах предосторожности “на случай вынужденной посадки”, то есть крушения. Она еле сдержала рвущийся из горла то ли смешок, то ли всхлип. К счастью, инструктаж завершился последним ударом в колокол и фразой: “Надеюсь, вам все ясно?”, после чего женщина-скаут быстро вышла вон. Послышались взволнованные и ироничные возгласы, однако большинство присутствующих сохранили спокойствие и начали убеждать более нервных коллег, что целью нападающих будет Цитадель, а не они сами.

Софи хотела вернуться в лабораторию, однако один из врачей “скорой помощи”, невысокий плотный египтянин, пристал к ней с вопросом, что им делать с кровью, и пришлось объяснить, что она уже наполнила утром ямку собственной кровью, но ее поверхность затянулась тонкими серебристыми волоконцами. Ей не известно почему; она понятия не имеет, каким образом корабль определяет, какое вещество воспроизвести, а какое – абсорбировать. Возможно, все дело в сложности смеси или в присутствии макромолекул, а может, есть какой-то биохимический определитель. В общем, кровь корабль синтезировать не будет.

– А плазму? – спросил египтянин, сверля ее своими темными блестящими глазами. – Или вещества, способствующие свертыванию крови? Ну хоть что-нибудь! И кстати, какая у вас группа крови? Вы надежный донор?

Только Софи улизнула от него, не без страха поручившись за содержимое своих вен, как один из хирургов принялся допытываться, сможет ли она ассистировать при операции. Рыжеволосая медсестра Голубка, заведовавшая отделением для выздоравливающих, хотела знать, чем руководствуется Софи, определяя концентрацию лекарственных растворов. Софи пришлось сказать, что ничем – полагается на точность, с какой корабль обычно воспроизводит смеси. Голубку, похоже, покоробило столь беспечное отношение.

“Тогда мы займемся титрованием, – сказала она. – Жаль, что у нас не было возможности проверить хоть некоторые из этих препаратов. И я очень надеюсь, что нам не придется ими воспользоваться”. Один из ординаторов угостил Софи пончиком с ванилью. Запах невольно вызвал у нее в памяти образ Хэтэуэй, а следом – Стэна. Софи не смогла доесть пончик. Она принесла его с собой в лабораторию и оставила на потом.

Зеленовато-голубой вымпел сменился синим. Софи убрала лабораторию и прикрыла все ямки. Потом снова принялась наводить в лаборатории порядок и проверила свои записи, отчаянно пытаясь определить, смогут ли люди в случае ее гибели найти в них все, что им нужно. Ненадолго забежал Доминик. Он был весь как сжатая пружина, хотя и старался держать себя в руках. Говорил отрывисто, глотая окончания. Кризис не прибавил ему спокойствия, а лишь обострьл тревогу по поводу возможных неудач. Доминика беспокоила фильтрация и количество лекарств; его беспокоила паника; его беспокоило то, что люди могут не услышать сигналов и не успеть укрыться в убежище. Если он намеревался таким образом поднять дух Софи, ему это не удалось. Зато он сообщил ей очень важный и жуткий факт: те трое, которых видели уходящими из лагеря в одежде Моргана, Хэт и Мариан, оказались самозванцами. А значит, настоящие скорее всего сидят в плену в Эревоне. Если они продержатся до утра, сказал Доминик, их попытаются освободить.

Софи вернулась в лазарет и внесла лепту в решение, касающееся режима применения лекарственных средств. Она вежливо улыбнулась, когда кто-то предложил, чтобы синтез кофе стал задачей номер один. Она старалась не слушать приглушенные разговоры о том, что могли предпринять эревонцы и стоит ли еще раз попытаться договориться с ними.

Потом она вернулась в лабораторию патологии. Отфильтровала содержимое “колодцев” с морфином и стероидами. Снова прикрыла их. Просмотрела свои записи. Решила, что понять их все-таки можно.

Заглянул один из скаутов и предложил переночевать в Цитадели. Ночная атака маловероятна, но мало ли что, вдруг противник решит воспользоваться темнотой, несмотря на трудности ночного боя. Софи подумала было пойти в лазарет, к остальным врачам, однако в конце концов расстелила мешок под столом, возле кошачьей корзинки, и легла, прислушиваясь к нескончаемым жалобам Мелисанды и скармливая ей через окошечко остатки сухого корма.

Раздался барабанный бой. Наступила тьма. Начались самые противные часы. Софи даже уснула ненадолго, но ей привиделись какие-то кошмары.

Наконец снова зажегся свет. Софи невольно застонала. Во рту пересохло, глаза были словно присыпаны песком. Из корзинки Мелисанды послышалось шипение.

Софи замерла. Это действительно колокольный звон – или ей показалось? Звук был слабый и отдаленный, совсем не такой оглушительный, как на давешнем инструктаже. Быть может, это учебная тревога?

И тут донеслись первые выстрелы. Резкие и короткие хлопки. От судорожного выброса адреналина кровь в жилах занялась пожаром. Она почувствовала, как побежавший по нервам огонь взорвался и охватил всю кожу, до боли обострив ее чувствительность. Одежда вдруг стала немилосердно тереть запястья, подмышки и давить в паху. Софи встала, и воздух охладил ее кожу. Подхватив сумку с лекарствами и инструментами, она побежала в лазарет, по привычке выбрав самый короткий путь, через бухту.

– Док!

По косогору сбежал скаут и, чуть не сбив ее с ног своим телом, поволок Софи назад, за аргиллитовые глыбы. Там он присел, глядя на нее в полном недоумении. Крепко сбитый, среднего возраста мужчина, он так тяжело дышал, что Софи ухе начала беспокоиться не столько из-за его странного поведения, сколько за него самого.

– Бога ради! – выдохнул он наконец. – Не выходите из укрытия. Это вам не игрушки. Они в пещере.

– Я врач, – сказала Софи. – Я должна быть в больнице.

– Идите в обход! – Мужчина махнул рукой и, выглянув в главную пещеру, выругался: – Черт! Пригнитесь! Пригнитесь! Он бросился бежать, скользя и спотыкаясь, навстречу четырем женщинам с тремя детьми, которые шли через бухту к отхожему месту.

– …надо в туалет! – услышала Софи протестующий голос женщины.

Мужчина без церемоний сгреб в охапку двоих детей и побежал с ними к ближайшей траншее. Женщина потрусила за ним, таща за собой упиравшегося ребенка.

– Но им нужно в туалет!

В глубине пещеры, возле запасного выхода, Софи увидела фигуры, кружившиеся, словно листья в водовороте и льдинки, несущиеся вперед по талому ручью. Листьями были скауты в зеленых рубашках, льдинками – фигуры в светлых одеждах, пробивавшиеся через два южных входа. Враги, подумала Софи, взяв это слово в кавычки. Чужое племя. Команда соперников. Происходящее казалось таким далеким и абсурдным… До нее доносились крики, вопли, хлопки выстрелов, короткие автоматные очереди – и плывущий над всем этим звон тех смешных колокольчиков, издающих забытые сигналы. Фигурки бежали, сгибались, катились, падали, вставали и снова мчались вперед короткими перебежками, словно насекомые над прудом. Один или двое, упав, так и не встали.

Зубы у Софи стучали. Она увидела других людей – бойцов, стоявших по двое и по трое у основания бухты и у подножия косогора. Стоявших в ожидании. Она была не в силах смочить губы и унять дрожавшую челюсть, чтобы позвать их. Это сделал скаут из траншеи справа от Софи. Он заорал, размахивая руками, как мельница. Женщина рядом с ним повисла у него на руке, дико озираясь с таким же растерянным выражением, какое Софи как-то подметила у одной дамы, пытавшейся поймать такси, пока ее окончательно не опозорил пьяный кавалер. И тут женщина что-то увидела в глубине массива и буквально силой развернула скаута в ту сторону.

На башне с вымпелом забил барабан – отчаянно и громко. Софи обернулась и увидела, как желтый вымпел дернулся, пробитый пулей. Барабан на миг умолк и зазвучал снова. Мимо Софи пробежали, пригибаясь к земле, женщина и двое мужчин в светло-серой одежде. Один из мужчин глянул в ее сторону, и она мельком увидела нежные глаза монаха за маленькими очками в серебряной оправе.

Раздался пронзительный женский крик:

– Арпад! Они в Цитадели! Арпад!

– Сюда! – донесся знакомый голос с акцентом откуда-то из глубины массива.

Второй мужчина ловко упал на колени, поднял винтовку и выстрелил. Софи услышала стон и звук падающего тела. Женщина издала победный вопль, оглядываясь направо и налево и смахивая с лица непокорные пряди. Это была Эйлиш Колби.

За их спинами из траншеи высунулся мужчина среднего возраста с пистолетом в руке. Перед глазами у Софи вспыхнул яркий образ отчаянной решимости и напряжения всех сил – образ обыкновенного человека, с отвращением заставляющего себя пойти на подвиг, – а через миг лицо его исчезло в кровавом взрыве.

Лжемонах изящно выпрямился после выстрела и крикнул:

– Виктория! Арпад ранен! Виктория, помоги!

– Нет! Не отвечай! Это убийцы! – заорала Софи, удивляясь тому, как громко она умеет кричать.

На мгновение она сама посмотрела смерти в глаза, глядевшие из-за очков в серебряной оправе. Почему мужчина не выстрелил, Софи поняла лишь гораздо позже: ее скрывали от него выступы массива. Лжемонах бросил взгляд в сторону десятка скаутов в зеленых рубашках, бежавших к ним через пещеру, схватил Эйлиш за руку, и, выпустив несколько коротких очередей и уложив троих скаутов, скрылся в глубине массива. Фигуры в зеленых рубашках помчались вдогонку. Вместе с ними, казалось, унеслись все звуки, кроме детского плача, доносившегося из траншеи, в которой упал убитый скаут.

Внезапно появилась Виктория. Она пробиралась через выступы аргиллита, оставляя на нем блеклые кровавые пятна.

– Доктор! – сказала она, глядя на Софи остекленелыми глазами. – Арпаду нужен доктор!

На ладонях у нее была кровь. Софи показала было на траншею, пытаясь объяснить, что там ребенок, но тут один из скаутов вернулся, привлеченный детским плачем, и она пошла за Викторией к заднему выходу из бухты, с ужасом думая о том, что ей предстоит увидеть.

Арпад не был мертв. Пуля прошла через плечо и врезалась в аргиллитовую колонну у входа в бухту, образовав вокруг себя нимб из крови и ошметков плоти. Арпад сидел, прислонившись к колонне. Кровавое пятно горело над ним, как штандарт, а он отчаянно – судя по интонации – ругался себе под нос на родном венгерском языке. Сознание он не потерял только благодаря тому, что Виктория наложила ему жгут. Софи не стала его развязывать и наложила еще одну повязку, ощущая под пальцами раздробленные кости – ключицу и первое ребро.

– Принесите носилки, – велела она Виктории.

Та пошла по лабиринту коридоров, вытянув руки вперед и подбадривая себя нечленораздельными звуками. Арпад застонал, прекратив ругаться. Лицо его покрылось потом. Софи заговорила с ним. Он не отвечал. Но она продолжала говорить, убеждала его, что он поправится, что все не так плохо, что Виктория пошла за носилками… Через второй вход, пошатываясь, вошел Доминик. Он был еще бледнее, чем Арлад.

– Господи! – сказал он. – Я думал, его убили. Доминик заговорил с Арпадом по-венгерски, и тот сказал в ответ пару слов, а затем закрыл глаза и начал качать головой вперед-назад, вперед-назад.

– Не волнуйся, я обо всем позабочусь, – беспомощно проговорил Доминик.

– Сражение окончено? – спросила Софи.

– Думаю, да.

Он стоял в дверном проеме, даже не соображая, что представляет собой отличную мишень для любого стрелка, пока не появился Андре Бхакта и не пихнул его назад, к колонне, так что тот споткнулся о вытянутые ноги Арпада. Солдат пригвоздил Доминика взглядом, подождал, пока тот успокоится, а затем обратился к Софи:

– Вы видели, что произошло?

Пришли скауты с носилками, и Софи передоверила им заботу об Арпаде. Бхакта махнул рукой двоим наиболее опытным бойцам и отослал Доминика с эскортом, после чего выжидающе повернулся к Софи.

– Все кончено? – снова спросила Софи.

– Возможно. Мы еще не получили сообщений от отряда снизу. Расскажите мне, что вы видели.

Софи рассказала вкратце, глядя мимо него на людей с носилками, возвращавшихся в главную пещеру. Одни шли ровным шагом, другие бежали. В основном скауты, кое-кто в окровавленных униформах. Некоторые покраснели от усилий, другие побелели от напряжения. Рядом с носилками шли еще люди, по двое или по трое – скауты, штатские, друзья или близкие. Она увидела мужчину, помогавшего женщине, правая рука которой была согнута в локте и замотана набухшей от крови повязкой. Мужчина склонился над ней, забросил ее здоровую руку себе на плечо, так, что женщина грудью легла на его согнутую спину, и что-то говорил ей, а она трясла в ответ головой, полуприкрыв глаза, из которых тихо стекали слезы. Затем к ним подошли еще двое, и женщину усадили на стульчик из сплетенных рук.

– Пойду посмотрю. Может, я им нужна, – сказала Софи. Когда она пришла в лазарет, выплеснувшийся на один из отрогов бухты, мимо нее пронесли носилки, накрытые испачканным кровью одеялом. Из-под одеяла торчали только ботинки и края коричневых брюк. Может, это тот самый скаут, пытавшийся остановить трех убийц? Или кто-то еще… Софи проводила носилки взглядом, и тут ее за руку схватила Голубка.

– Надо унести мертвых. Это ваша кровь?

– Нет, – ответила Софи, и рыженькая подтолкнула ее к боковой расщелине, где Софи встретили две девушки с тазами, дезинфицирующим мыльным раствором и полотенцами.

Они молча лили ей воду на руки. Софи хотела как-то подбодрить их, но побоялась, глядя на заостренные и сосредоточенные молодые лица и на то, как они без слов предугадывали все ее желания: воду, мыло, полотенце. Рядом остервенело скреб руки хирург-ортопед Димеш Рамачандрам, который даже не посмотрел на Софи, мрачно пробурчав себе под нос;

– Какого черта я их мою? Все равно здесь все нестерильно. Тут он глянул на Софи и добавил: – Наденьте халат, вы нам понадобитесь.

Молчаливые девушки протянули ей потрепанный пластиковый халат и перчатки и помогли их надеть. Операционная представляла собой помещение в форме буквы “Г” с четырьмя аргиллитовыми столами, высокими, как алтари. Это была часть их будущей клиники. Софи ассистировала Рамачандраму, пока он ампутировал женщине руку. У них не было крови, чтобы сделать ей переливание, да и времени тоже не было, поскольку раненые продолжали поступать сплошным потоком. Но то, что операция была сделана так халтурно, привело хирурга в ярость. Софи не обижалась на едкие замечания по поводу ее профессионализма, однако Альтман Мейер, работавший за соседним столом вместе с другим хирургом, без лишних слов поменялся с Рамачандрамом ассистентами.

Софи не была уверена, благодарна ли она ему за это. Ранения в грудь пугали ее больше всего. Вспомнилась ночь, когда в больницу доставили жертв “бытовой” поножовщины – женщину и ее брата с ножевыми ранениями в грудь, нанесенными ее бывшим мужем. Пока Софи с дежурным врачом пытались остановить кровь, извергавшуюся изо рта брата вперемешку с ругательствами, женщина тихо впала в шок и умерла. Рана под левой грудью была маленькая и казалась невинным порезом величиной в полпальца.

У следующего пациента в белой одежде, раненного в грудь, кровь пузырилась на губах и сочилась из носа. Софи помогла хирургу сделать разрез и держала зажимы, пока он копался в ране, выискивая пулю и зажимая кровоточащие сосуды. Время от времени Мейер бормотал себе под нос что-то вроде молитвы. Но мужчина покинул операционный стол живым, со вставленной в грудь трубкой. Мейер машинально сдернул с рук окровавленные перчатки и оглянулся с таким выражением, словно смотрел в перевернутый бинокль. Он явно не мог понять, где находится; похоже, ему казалось, что он снова во Вьетнаме. Медсестра со вздохом взяла у него перчатки, унося их вместе с целлофановой подстилкой, словно жертвоприношение заблудившегося волхва.

Софи осторожно сняла перчатки, чтобы их можно было помыть, стерилизовать и использовать снова. Нитки для наложения швов, резиновые перчатки, иглы – все запасы были конечны. Целлофановые простыни, собранные в лагере, износились до дыр. Медсестра принялась убирать операционный стол и готовить его для следующего пациента, а Софи обессиленно приникла к стене.

В дверном проеме, свободном от пациентов и врачей, появился скаут. На зеленой рубашке у него был полицейский значок, означавший, что скаут – из опытных бойцов.

– Только что получено сообщение снизу. Засада оказалась удачной. Мы вышвырнули их отсюда. Наши сейчас занимают Эревон.

Вдали мелькнуло что-то желтое. Софи посмотрела наверх, на часовую башню. Смотритель снял пробитый пулей желтый вымпел и водрузил зеленый. Было три часа утра.

 

48. Морган

После отдаленных выстрелов, искаженных туннелями и пещерами, наступила тишина. Она стала невыносимой, и Морган решил лечь на бок и хоть на дюйм выползти из пещеры. Но когда он сделал это, Хэтэуэй пнула своей мозолистой ступней ему в лодыжку. Он посмотрел на нее и увидел, что Мариан отчаянно трясет головой. Морган замер и прислушался.

Быстрые шаги, топ-топ-топ, шарканье, бег. Женский голос, голос Мэгги: “Пошли отсюда! Бегите, если хотите жить. Они скоро будут здесь”. Оказавшись напротив их норы, Мэгги остановилась. “Они были наготове. Более того! Они врылись в стены, устроили засаду. Это была настоящая бойня!” Эйлиш спросила: “Сет! Вы не видели Сета?” На камень упала тень, испачканные в крови брюки полетели ко входу в пещеру. “Мне не в чем оправдываться! – срываясь, крикнул женский голос. – Я ходила туда не воевать, а помогать раненым. Но они унесли всех раненых. И я не собираюсь здесь оставаться, чтобы меня расстреляли!”

“Давайте-ка лучше посмотрим, что там происходит”, – откликнулся другой женский голос.

“Надо догнать Мэгги”, – сказал какой-то мужчина. “Я жду Сета”, – отозвалась Эйлиш. Потом снова послышался шум, краткие препирательства, бегущие шаги – и все стихло. Кроме (хотя, возможно, это ему лишь казалось) тихого женского дыхания.

Мариан закрыла глаза и не двигалась. Хэтэуэй подтянула к животу колени и склонила голову вперед. Только теперь Морган понял, что они боялись, как бы кто о них не вспомнил и не пришел пытать.

А потом раздался гулкий, словно удар грома, выстрел; пуля ударила в стенку пещеры. Быть может, Морган уловил ее мимолетное движение до того, как от стены брызнули серые осколки, а может, и нет, – но через миг он увидел в проеме, как чья-то фигура, корчась, упала на пол.

Хэтэуэй невольно отпрянула назад и сдавленно вскрикнула. Мариан не издала ни звука. Она прижалась к Хэт и заставила девушку посмотреть ей в глаза. Морган увидел, как ребра Хэт вздымаются и опадают под кожей в такт частому дыханию.

Снова стало тихо.

Затем раздался звук осторожных шагов. Все трое слушали, затаив дыхание. Каждое биение сердца отдавалось в руке Моргана острой болью. В проеме появилась фигура человека, который двигался очень медленно, держа наперевес винтовку. Морган наблюдал за приближением вооруженного человека с животным страхом, не в силах узнать его, пока тот не заговорил.

– Проф!

Все так же осторожно Кент Хьюс слегка наклонил вбок голову, чтобы рассмотреть остальных.

– И девушка тут, и мисс Уэст. Как вы, мисс Уэст? Все в порядке?

К удивлению Моргана, морщины в уголках глаз Мариан стали чуть глубже, и она с величайшим достоинством кивнула.

Хэтэуэй приглушенно всхлипнула под повязкой.

– Держись, малыш, – сказал Хьюс. – Мисс Уэст! Подойти-то к вам можно? Они тут мины не подложили?

Мариан покачала головой. Хьюс вытащил нож.

– Ладно, я вас вытащу по одному. Когда выйдете отсюда, оставайтесь на месте. Мы надеемся, что кругом все чисто, но пока идет проверка. Проф будет первым. Вы уж меня, дамы, простите.

Он перерезал повязку, закрывавшую Моргану рот, затем узел и путы на ногах и руках. Морган вытер грязный рот здоровой рукой, потом вытер снова и снова.

– Что случилось?

– Позже, проф.

Хьюсу пришлось тащить Моргана, тот не мог даже ползти. Рядом со входом в пещеру ничком лежала женщина, повернув голову в профиль. Затылок ее представлял собой кровавое месиво с осколками костей. На пальце вытянутой вперед руки сидело серебряное кольцо в виде черепа с изумрудными глазами. Морган сквозь туман подумал, что, похоже, ее знает, но не смог заставить себя рассмотреть женщину повнимательнее. Он сидел на полу, ссутулившись и отвернувшись от трупа. Рахо встал рядом с ним.

– Док подлатает вам руку, проф, – сказал он и умолк.

Хэтэуэй, слабо сопротивляясь, выползла из пещеры и коротко вскрикнула при виде мертвой женщины. Потом сделала несколько неуверенных шагов и рухнула чуть ли не на Моргана. Под одеялом ниже талии на ней ничего не было: аргиллит поглотил ее грязное белье. Девушка изо всех сил обхватила Моргана дрожащими руками и прижалась к нему, шепча:

– Прости, прости, прости!

С Мариан Хьюсу пришлось повозиться чуть дольше. Он старался быть как можно деликатнее со старой дамой, которая говорила, стуча зубами:

– Простите, что доставляю вам столько хлопот! Просто все это продолжалось так долго… – Лицо у нее под синяком было серое. – Если вы дадите мне пару минут, чтобы прийти в себя, я уверена, что смогу снабдить вас полезной информацией. Они там, снаружи, много разговаривали,

– Я уверен, что Эй Джи внимательно вас выслушает, мисс Уэст, – отозвался Хьюс, приподнимая ее, – но сейчас вам нужна чашечка хорошего чаю.

– Это было бы замечательно, – бодро заявила она. – Просто замечательно.

С помощью одного из скаутов Морган встал и пошел вперед.

В Эревоне набралось уже довольно много людей – все вооруженные, они методично осматривали стены и обыскивали пещеры. Кроме убитой женщины, на полу лежали еще двое человек. Один был явно мертв, второй шевелился. Не успел Морган поравняться с ними, как прибежали двое скаутов с носилками.

Морган споткнулся о какую-то неровность и посмотрел вниз. Под ногой было круглое серое пятно восьми-девяти дюймов в диаметре. Морган пощупал его пальцами ноги, и кожа покрылась серой пылью. Впервые после того как Сет сломал ему палец, в нем шевельнулось что-то от ученого. Он нагнулся, но тут подал голос Рахо:

– Эй, проф! Только не сейчас. Да и место здесь чертовски неподходящее.

В лагере трава кое-где была запачкана кровью, но раненых и убитых унесли. Из лазарета по пещере разносились стоны и крики.

– Вы туда не пойдете, – заявил Хьюс.

Он отвел их всех троих в комнату Моргана и послал за врачом, а затем отправил одного из скаутов за одеждой и одеялами, велев ему принести также горячей воды и чаю. Вскоре появилась Эмили Линн. Она осмотрела Хэтэуэй, затем Мариан и принялась, нахмурившись, обследовать палец Моргана. Но тут в двери показалась голова девушки-скаута:

– Доктор Линн! Вас зовут в медпункт.

Хэт, сидевшая на низкой стенке, подняла голову и улыбнулась дрожащими губами, когда врач ушла.

– Похоже, мы будем жить. – Глаза ее наполнились слезами. – Ах, дядя Стэн!

– Бога ради, – устало пробормотал он. – Прошу тебя, Хэт!

Мариан, лежавшая на кровати, вздохнула.

– Если ты перестанешь думать, что вселенная вращается вокруг твоего пупка, милая, то поймешь, что это было неизбежно. Хотя с твоей стороны чрезвычайно глупо, что ты связалась с этими людьми, и ты должна извлечь урок, однако все это случилось вовсе не из-за тебя. – Она повернулась к Моргану: – Помните записку, которой вас туда заманили? Малышка ее не писала. Записку подделали, скопировав почерк Хэт с письма, которое она оставила у них.

Мариан скинула ноги с койки и села.

– Идите сюда! – приказала она. – Сядьте рядом со мной.

Морган повиновался.

– Я хочу поговорить с вами о том, что там произошло. Когда он смотрел вниз – а поднять глаза он просто не мог, – его взгляд упирался в искалеченные ступни Мариан с вывороченными ногтями.

– О чем тут говорить? Я все им рассказал! – почти простонал Морган.

– Да, дорогой мой. Рассказали.

Ее спокойный голос казался Моргану ножом, который медленно всаживали ему в живот.

– Я тоже. Не на первый день и не на второй. Но я заговорила. Почему меня после этого не расстреляли – ума не приложу. Тогда я боялась, что они надеются выжать что-нибудь еще. – Мариан задумалась, уйдя в себя; потом слегка поежилась и с усилием перевела взгляд поблекших голубых глаз на Моргана. – Когда в штабе становится известно, что их человек схвачен, командование должно исходить из предположения, что противнику станет известно все, что он знает. – Она легонько похлопала Моргана по руке; нервы его были так напряжены, что он еле удержался, чтобы не отдернуть руку. – Но хотя вы сказали ему обо всем, о чем он спрашивал, вы не рассказали ему всего, что знаете. А судя по тому, что мы слышали, самые главные вопросы вам так и не задали. В своем пренебрежительном отношении к манипулированию окружающей средой они не сумели оценить тактических преимуществ ее использования. Их обрекли на поражение собственные привычки, мой дорогой, хитрость сержанта Лоуэлла и ваша храбрость.

– Храбрость? – переспросил он шепотом.

Мариан положила сухую, как осенний листок, ладонь ему на щеку и повернула голову Моргана к себе.

– Есть люди, которые выкладывают под пыткой все, что знают. В вашем случае это было немало – и если бы вы выложили все, если бы вы их надоумили, исход схватки мог быть совсем иным. Я хочу, чтобы вы знали: на мой взгляд, вам не за что себя винить, молодой человек. Поверьте, ведь мне известно, что такое пытка, не понаслышке. Вы сказали не больше, чем должны были; вы остались в живых и спасли от смерти нас обеих.

Морган зарылся головой в одеяло и заплакал.

Бледная как полотно Софи появилась чуть позже. К этому времени они уже были одеты и пили слабенький и очень сладкий чай. Настроение Мариан чуть улучшилось, и цвет лица тоже. Хэтэуэй оправилась настолько, что начала уже сетовать на неспособность корабля синтезировать прохладительные напитки. Моргана все больше тошнило от острой боли, распространившейся от пальца до самого плеча, и он скорчился на койке, поджав под себя ноги.

– Стэн! – воскликнула Софи, возникнув в дверном проеме.

Морган поднял голову и впервые после своего освобождения не опустил взгляда. Волосы у нее выбились из пучка, футболка с ярким логотипом была заляпана пятнами крови, на джинсах тоже были кровавые пятна, и пахло от Софи потом, резиной и кровью. Вид у нее был такой, словно она вот-вот бросится ему на шею, а глаза горели безумным огнем.

Морган встал, протянув Мариан свою кружку, – и Софи все-таки бросилась ему на шею, прижав его к полке с одеждой. Он собрал все силы, чтобы не рыгнуть ей прямо в ухо; ему очень хотелось почувствовать наслаждение от прикосновения ее рук, скомкавших рубашку у него на спине, от ее лба и носа, прижавшихся к его ключице и плечу, от ее пушистых волос, щекотавших ему подбородок. Он даже не думал, что высокая женщина способна так прильнуть к невысокому мужчине.

– До ужаса банально, – проговорила она чуть погодя, освободив его из объятий, пока он вытирал ей глаза и машинально тер сырые пятна на рубашке, – но я клянусь: только когда Эй Джи сказал, что эти люди, которые похитили тебя, могут с тобой сделать… Только тогда я поняла… Клянусь, я только тогда поняла, что ты… что я… – Руки ее порхали над его пальцем, и всю ее профессиональную уверенность как ветром сдуло. – О Боже, Стэн! О Боже!

Софи глядела ему в лицо, умоляя ответить на вопрос, которого не могла задать.

– Будет лучше, если ты услышишь это от меня, – выдавил Морган. – Я сказал им все, о чем они спрашивали. – Он подавил приступ тошноты. – Все.

Это почему-то успокоило ее; очевидно, это было яе самое страшное из того, что приходило ей на ум. Она взяла его палец в одну руку, а саму его ладонь – в другую.

– Эй Джи предупреждал, что у тебя не будет выбора. –Софи сглотнула. – Я знаю, знаю: тебе это сейчас не поможет. Могу себе представить… Но я рада, что ты не дал им изувечить себя еще больше.

Похоже, подумал Морган, она сама не понимает, как нелепо это звучит.

– Это все из-за меня, Софи, – сказала Хэтэуэй. – Он не хотел, чтобы меня мучили. Когда тот тип сломал ему палец, он вытянул руку вперед и сказал: “У меня еще девять пальцев. Валяйте дальше!”

Судя по выражению лица Софи, ее это скорее напугало, чем восхитило. Она перевела взгляд с Хэтэуэй на Моргана.

– Иногда я вас действительно не понимаю…

– Кого – нас? Калифорнийцев? – с вызовом спросила Хэтэуэй.

– Вас двоих, – нашлась Софи. – Вас двоих. – Она чуть задумалась, и какая-то мысль заставила ее немного покраснеть. – Послушай, Стэн! Ты не должен себя упрекать только потому, что я… Черт возьми! Ты ужасно себя чувствуешь, и вид у тебя ужасный… А я думала… Я сама не знаю, чего я ожидала… У меня такое чувство, будто мне семнадцать лет…

– Не загибайте! – вмешалась Хэтэуэй. – Я бы дала вам лет тринадцать. Знаете что, вы бы попросили кого-нибудь заняться его рукой, а?

– Да, конечно. – Софи еще минуту стояла, не отрывая от Моргана завороженного взгляда. Затем с усилием взяла себя в руки и пробормотала: – Это безумие.

– Точно! – подтвердила Хэт. – Он вовсе не такой уж красавчик!

Софи пропустила ее реплику мимо ушей и усадила Стэна, не отпуская его руки. Растерянная женщина уступила место сосредоточенному врачу. Софи повернула ладонь Моргана, внимательно осмотрела ее, легонько коснулась кожи и спросила, чувствует ли он прикосновение, может ли пошевелить рукой, жар ли у него или, наоборот, озноб…

– Придется немного подождать. Наш ортопед сейчас занят, а я хочу, чтобы он тебя осмотрел. Боюсь, у тебя смещение в среднем суставе, а возможно, и трещина, но без рентгена нам придется работать вслепую. Однако Раман вправит палец, и в худшем случае сустав со временем будет поражен артритом. Нервные окончания, похоже, не повреждены.

– Смогу ли я по-прежнему играть на пианино? – не очень остроумно пошутил Морган.

Софи задумчиво посмотрела ему в лицо. Он увидел блестящие капельки пота, застрявшие в паутинке морщинок возле глаз и рта. Ее глаза были вблизи скорее голубыми, чем серыми; просто издали их немного обесцвечитали многочисленные крапинки. Брови были чуть темнее, чем волосы, и на левой бровинке Морган разглядел два седых волоска. Вокруг губ собирались морщинки. Человеческие губы всегда казались ему вблизи немного похожими на дождевых червей, но ее губы были слишком розовыми.

– Чему ты улыбаешься? – спросила она.

– Просто вспомнил, как я обычно разочаровывал женщин.

– Нарочно или нет?

– Не нарочно. Большинство из них не были учеными.

– Я женщина, – сказала она, склонившись к нему еще ближе, – и я ученый.

– Но твои губы не… – сказал он, почти касаясь их.

– Что – мои губы? – прошептала она.

– Не похожи…

– Черт побери! Как приятно старому вояке, когда женщина следует его совету! – заявил Эй Джи Лоуэлл из дверного проема.

Они отпрянули друг от друга: Морган – неохотно, Софи – залившись румянцем.

– Пойду посмотрю, не освободился ли Раман, – сказала она и ушла, сопровождаемая тихим смешком Эй Джи.

– Ни дать ни взять подростки, которых спугнули в парадном! – сказал сержант.

Хэтэуэй открыла было рот, как рыба, которой насыпали корма, однако ей хватило ума промолчать.

Эй Джи посерьезнел и сел на низкую стенку.

– Ладно, друзья мои. Я рад видеть вас снова, живыми и более или менее здоровыми. Расскажите, что с вами приключилось. Меня особенно интересует, кто был в пещере, кто принимал участие в нападении, кому, по вашему мнению, удалось сбежать и так далее.

Тошнота, которая мучила Моргана и вроде бы немного отступила, вернулась снова. Он подумал, что тошнота эта была не только физической, но и моральной – необходимостью снова и снова говорить о своих поступках вслух, чтобы очиститься от них.

– Я все им выложил.

– Я так и думал, сынок, – просто сказал Эй Джи. – Слишком хорошо все было спланировано, чтобы считать их дилетантами.

– Он спасал меня, – упрямо заявила Хэтэуэй.

– И он не снабдил их информацией, о которой его не спрашивали, – вступилась за Моргана Мариан.

– Я вырос в паршивом районе, где не было принято болтать, – произнес Морган, обращаясь к аргиллиту.

– Вы хорошо усвоили урок, – сказала Мариан и перевела взгляд на Эй Джи, – Насколько я понимаю, вы использовали аргиллит и как камуфляж, и как оружие? Они говорили, что вы “зарылись в стены”.

– Мисс Уэст! – подумав, произнес Эй Джи. – Я даже рад, что начали с профа, а не с вас. Хотя, – он нагнулся, – похоже, вас тоже обработали.

Она провела по лицу чуть дрожавшими пальцами.

– Знала бы я, что мне это пригодится, не бросила бы занятия борьбой без оружия, как не бросила свой… – Ее лицо помрачнело. – Они отобрали у меня пистолет! “Вальтер”. Вы не скажете…

– Он у нас, – прервал ее Эй Джи. – Женщину, у которой он был, убили прежде, чем она сумела им воспользоваться.

– Спасибо, – выдохнула Мариан.

Морган взглянул на нее. Значит, ее тоже угнетало тайное бремя вины.

– Женщина? – спросила Хэтэуэй.

– Да. Предводительница женщин из боковой пещеры. Крупная брюнетка.

– Ханна! – с горечью сказала Мариан. – Ханна погибла?

– Да, она умерла, пока мы несли ее в медпункт.

Около минуты Мариан сидела, тяжело дыша, и слезы катились, путаясь в морщинистой коже, а они с тревогой смотрели на нее – или же тактично отводя глаза.

– Сколько? – хрипло спросила она.

– Пока четырнадцать мертвых и двадцать три тяжело раненных, которым нужна операция. Вряд ли все они выкарабкаются. Трое из убитых – наши скауты, погибли, когда противник ворвался в пещеру. Мы знали, что они нападут на рубку управления, и даже имели довольно четкое представление о том, где они попытаются прорваться, поскольку в других пещерах у нас тоже много друзей. Когда стало темно, мы зарылись в стены и стали их ждать. Они попали под перекрестный огонь. Но мы, к сожалению, не подумали о том, что враг прорвется в лагерь и попытается убить членов комитета. Именно тогда и погибли скауты, а Арпад был ранен в плечо.

– Вот почему они требовали назвать имена! – сказала Мариан скорее самой себе. – У них был “список первых лиц”. Значит, хотели не только захватить рубку, но и перебить наших лидеров. – Она кивнула почти одобрительно. – Но скажите мне, сержант, как вы сумели все это предвидеть, если еще вчера утром никому (по крайней мере мне) и в голову не приходило, что они готовят нападение? Я подозревала, что малышка может натворить каких-то глупостей, однако я никак не думала, что меня захватят в плен. Глупо, конечно, с моей стороны…

Лоуэлл усмехнулся, и лицо его внезапно потеряло то напряженное выражение, которого Морган прежде даже не замечал.

– Птички в клювиках принесли. Две птички по имени Мецнер и Лецце.

Мариан приподняла белую бровь:

– Ваши люди, которые пропали?

– Которых одурманили газом и перебросили к черту на кулички, на другой край корабля. Они практически прошли всю треклятую посудину на своих двоих, пока добрались до нас… Извините, мэм. – Мариан величественно кивнула. – Под конец им удалось заручиться содействием вербовщиков из Эревона. Капитан с Рафом все еще там, помогают людям, которым эти гады запудрили мозги. А жаль! Раф нам бы очень пригодился.

Морган внутренне согласился с этим. В боевых условиях врач был золотом, в то время как офицер – просто медью. Эй Джи устроился поудобнее и сложил на груди руки.

– Ладно, друзья мои, мне нужна вся информация, которую вы можете сообщить: сколько человек вы там видели, их имена, кто удрал, куда они направились и так далее.

После того как Эй Джи закончил допрос, они пошли на кладбище. Морган так и не понял, чья это была идея – его, Мариан или Хэтэуэй.

Тела аккуратно сложили в ряд на дальней стороне кладбища. Процесс поглощения уже начался. Серый грибок покрыл тонким слоем лица, сгладив и черты, и раны. Но узнать их еще было можно. Они нашли Ханну, опознав ее по росту, широким плечам, крупным ладоням и разметавшимся волосам, которые казались рыжими на сером фоне. Судя по серому пятну от груди до бедер, чуть прикрытых белой тряпкой, она была ранена в живот и умерла не сразу.

– Боже мой! – пробормотала Мариан.

Морган оставил их с Хэт и пошел вдоль ряда, рассматривая одно лицо за другим. Осмотрев последнее тело, он перевел взгляд с недвижного лица покойника на вход в ближайший туннель. Эй Джи сказал, что Сета не было среди погибших – и среди раненых тоже. Но Морган хотел убедиться сам.