Питер решил дождаться сумерек, чтобы всё выглядело как можно романтичнее. Он принял важный и таинственный вид и шел по улице, оглядываясь по сторонам. Он не знал, будут ли за ним следить, но хотел вести себя как настоящий шпик.

Впрочём, он в самом деле побаивался. Он сказал правду, когда уверял Гаффи, что не знает, кто такие красные. Но с тех пор ему удалось кое-что выяснить, и теперь ему уже было известно: «красный» — это тот, кто поддерживает профсоюзы и устраивает забастовки, кто хочет расправиться с богачами и поделить их собственность, при случае пуская в ход динамит.

Все красные изготовляли бомбы и тайно носили оружие, а может быть, и яд — почем знать? А теперь Питеру предстояло близко познакомиться с ними и стать у них своим человеком. Это были уже чересчур острые ощущения для субъекта, который превыше всего ставил жизненные удобства. Внутренний голос нашептывал ему: «Уж не бросить ли всё это, бежать из города — и дело с концом?» Но тут он вспомнил о наградах и почестях, которые посулил ему Гаффи. К тому же в нём заговорило любопытство: ведь он всегда успеет удрать, а сначала хотелось узнать, каково быть шпиком.

Он пришёл по адресу, который ему дали. Это был маленький домишко в бедном квартале города. Он позвонил. Ему открыла девушка, и Питер сразу узнал ту, что с ним говорила. Она не стала ждать, пока он назовет себя.

— Мистер Гадж! — воскликнула она. — Как я рада, что вы пришли! — Она прибавила: «товарищ», словно он был старый знакомый, а потом спохватилась. — Ведь вы в самом деле товарищ?

— Что вы хотите сказать? — спросил Питер.

— Вы не социалист? Ну тогда мы из вас сделаем социалиста.

Она повела его в комнату и предложила сесть.

— Я знаю, что они с вами сделали. А вы не поддались. О, вы были таким молодцом, таким героем!

Питер не знал, что сказать. В словах девушки звучало искреннее восхищение и нотки нежности. До сих пор Питеру в его суровой жизни мало приходилось иметь дело с чувствами подобного рода. Он не раз наблюдал бурную аффектацию у девиц, которым хочется завязать лёгкий флирт. Но он сразу же почувствовал, что эта девушка была далека от флирта. В её тихом голосе звучали слишком серьёзные нотки для такого молодого существа. Ее глубоко посаженные серые глаза смотрели печально, и в них проглядывала забота; так мать смотрит на ребенка, который только что избежал опасности. Она позвала:

— Сэди, к нам пришёл мистер Гадж.

В комнату вошла вторая девушка. Она была постарше и выше ростом, но такая же худенькая и бледная, как её сестра. Девушек звали Дженни и Сэди Тодд, как узнал Питер. Старшая была стенографисткой, и обе жили на её жалование. У девушек был очень озабоченный вид. Они принялись расспрашивать Питера, что он пережил. Минуты через две старшая подошла к телефону.

— Многие из наших видных людей, — объяснила она, — хотят увидеть Питера — надо их известить о его приходе.

Она провела некоторое время у телефона, и те, с кем она говорила, видимо, передали об этом другим, потому что в течение ближайших часов посетители беспрерывно следовали один за другим, и Питеру всё снова и снова приходилось повторять свой рассказ.

Первым пришёл мужчина громадного роста с тяжёлым подбородком и с таким мощным голосом, что Питер оробел. Он не удивился, когда узнал, что этот человек возглавляет один из самых левых рабочих союзов города — союз моряков. Да, это был настоящий красный. Именно так и представлял себе Питер красных — угрюмый, опасный человек, похожий на Самсона, потрясающего устои общества и обрушивающий их себе на голову.

— Они запугали тебя, паренёк, — заявил он, подметив, что Питер говорит как-то неуверенно. — Что ж, меня они пугают вот уже сорок пять лет, а я всё не боюсь.

Затем, чтобы ободрить и успокоить Питера, он рассказал ему, как бежал с корабля, как за ним охотились с ищейками по всем болотам Флориды, как его поймали, привязали к дереву и били, пока он не потерял сознание.

Потом пришёл Дэвид Эндрюс, — Питер уже слыхал, что это один из защитников в деле Губера. Это был высокий изящный человек с выразительным, подвижным лицом. Интересно, что могло привести такого человека в среду этих отверженцев? Питер решил, что он из тех хитрецов, которые сеют смуту и наживаются на подрывной деятельности. Затем пришла молодая девушка, хрупкая, нервная, она слегка прихрамывала. Когда она пожимала ему руку, Питер заметил, что у неё слезы катятся по щекам. Он стоял смущённый, думая, что, верно, у неё умер кто-нибудь из близких, и не знал, что сказать. Но с первых же слов девушки он, к величайшему своему удивлению, понял, что её тронул до слез его рассказ о пережитых страданиях.

Ада Рут была поэтессой, — тип совершенно незнакомый Питеру. Он долго ломал голову и, наконец, решил, что это просто-напросто дурочка, каких немало в каждом движении, — бедная сентиментальная девочка, не подозревающая, в какое скверное общество она попала. Вместе с ней пришёл юноша из квакеров; бледное аскетическое лицо и чёрные, спадающие на глаза кудри, которые он то и дело откидывал назад, виндзорский галстук и чёрная фетровая шляпа — все свидетельствовало о его эксцентричности. Из его слов Питер понял, что он готов взорвать все правительства мира в интересах пацифизма. То же можно было сказать о Мак-Кормике, одном из лидеров профсоюза «Индустриальные рабочие мира», который недавно провёл два месяца в тюрьме. Это был молодой молчаливый ирландец с плотно сжатыми губами и беспокойными чёрными глазами. Питеру было как-то не по себе от его пристального, молчаливого взгляда.