Когда были допрошены все свидетели обвинения, Питера вызвали в контору Эндрюса, чтобы подготовить к роли свидетеля. Его вызовут в суд через несколько дней, сказал адвокат.
Но Питер вовсе не собирался выступать на суде в качестве свидетеля; он просто всё время обманывал защиту, как он выражался, «водил за нос», не желая портить отношений. Тем временем он старался придумать, на каком бы основании ему отказаться от этой роли. Питер сидел в ресторане и завтракал, когда его осенила блестящая мысль; он был так взволнован, что подавился пирожком, и, выскочив из-за стола, выбежал на улицу. Это была его первая гениальная мысль; до сих пор Мак-Гивни подсказывал ему, как поступать, но теперь-то он сам будет себе хозяином! В самом деле, зачем ему подчиняться другим, когда у «его самого такая светлая голова? Он поспешил рассказать о своём замысле Мак-Гивни, и тот заявил, что этот план «первый сорт». Питер так возгордился, что попросил себе прибавку, в чём ему не отказали.
Этот план был тем хорош, что не только спасал престиж Питера и его репутацию среди красных, но и подводил Мак-Кормика, самого ревностного деятеля защиты, одного из опаснейших красных в Американском городе и вдобавок личного врага Питера. Итак, Мак-Гивни нашёл тайные пружины, и в «Таймсе» появился отчёт о процессе, где, между прочим, упоминалось, будто защита намерена выставить свидетеля, который утверждал, что его якобы пытали в тюрьме, чтобы вырвать у него ложные показания против Губера; обвинение занялось прошлым этого субъекта и установило, что совсем недавно он обольстил молодую девушку и она покончила с собой, потому что он отказался на ней жениться. Питер отнёс этот номер «Таймса» в контору Дэвиду Эндрюсу и заявил, что ему необходимо поговорить с адвокатом, прежде чем он будет выступать на суде. Войдя к Эндрюсу, он бросил на стол номер и заявил, что уже не может быть свидетелем на процессе Губера — с этим покончено!
— Это гнусная, грязная ложь! — восклицал он. — Я утверждаю, что это дело рук Пэта Мак-Кормика.
Адвокатам всегда приходится сталкиваться с такого рода осложнениями, когда они ведут трудное, запутанное дело. Бедный Эндрюс всячески старался спасти положение; он уговаривал Питера: если это неправда, то Питер, должен воспользоваться случаем и дать отпор клеветникам. Защита найдёт свидетелей, которые подтвердят, что он невиновен. Она выставит как свидетеля Сэди Тодд.
— Но ведь Сэди говорила, что подозревает меня!
— Да, — согласился Эндрюс, — но недавно она сказала мне, что не вполне в этом уверена.
— Мне-то какой от этого толк? — возразил Питер. — Меня спросят, не обвинял ли меня в этом кто-нибудь другой и кто именно, и мне волей-неволей придется назвать Мак-Кормика, и, если они вызовут его на суд, разве он станет отрицать, что обвинял меня?
Питер принялся разносить Мак-Кормика; нечего сказать, хорош радикал, — казалось бы, предан душою и телом делу Губера, а вот не нашёл ничего лучшего, как распускать злостную клевету против товарища! Питер уже добрых полгода распинается для этого дела, еле сводя концы с концами, а теперь хотят, чтобы он выступил на суде, когда его так ославили? Да ещё обвинение выставит подкупленных свидетелей, которые будут обливать его грязью!
— Ну, нет уж! — отрезал Питер. — С меня хватит, с этим делом покончено. Вы теперь можете выставить свидетелем Мак-Кормика, и пускай он спасает жизнь Губеру. Я ухожу!
И не слушая уговоров адвоката, он выскочил из конторы, хлопнув дверью, и отправился в Комитет защиты Губера, где повторилась та же комедия.