Дом Нельса Аккермана находился в отдаленном предместье города и стоял на холме, среди рощицы. От ближайшей трамвайной остановки было не меньше двух миль, и-Питеру пришлось пройти это расстояние по солнцепёку. По-видимому, знаменитый банкир, выбирая место для своей резиденции, рассчитывал, что к нему будут приезжать только в автомобилях, и не подумал, что кому-нибудь придется идти пешком. По дороге Питер размышлял о том, что если ему повезет и он укоренится в этих высоких кругах, то со временем тоже обзаведётся автомобилем, как все люди этого класса.
Поместье было обнесено высокой бронзовой решеткой-вышиной в десять футов, она грозно ощетинилась острыми копьями. Питеру уже приходилось читать в «Таймсе» об этой решётке: она имеет столько тысяч ярдов в окружности, в ней столько-то копий, которые обошлись во столько-то десятков тысяч долларов. Массивные бронзовые ворота были заперты наглухо, и в глаза бросалась надпись: «Берегитесь, злые собаки!» По ту сторону ворот расхаживали взад и вперёд трое сторожей с ружьями. Все эти меры охраны были введены после того, как был раскрыт заговор, но Питер этого не знал и решил, что так всегда ведётся у Аккермана, и это придало в его глазах ещё больше веса человеку, которого он собирался посетить.
Он нажал кнопку у калитки, появился привратник, и Питер, как его научили, назвал имя Артура Мак-Джилликадда. Привратник вернулся к себе в будку, позвонил по телефону, затем, снова вышел и приоткрыл ворота ровно настолько, чтобы мог пройти Питер. «Придется вас обыскать», — сказал он; Питер уже не раз подвергался аресту, и его ничуть не обидела эта процедура, она лишний раз подтвердила могущество Нельса Аккермана.
Сторожа освидетельствовали его карманы, ощупали его со всех сторон, потом один из них повёл Питера по длинной, усыпанной гравием аллее через рощицу; они поднялись по мраморной лестнице ко дворцу, стоявшему на вершине холма. Тут сторож передал его дворецкому — китайцу, беззвучно ступавшему в туфлях на войлочной подошве.
Если бы Питер не знал, что этот особняк принадлежит частному лицу, он, вероятно, подумал бы, что попал в музей. Там были высокие мраморные колонны и огромные картины, гобелены, где были изображены лошади в натуральную величину, фигуры рыцарей в латах, боевые секиры, танцующие японские черти и множество всяческих диковин. В другое время Питер с удовольствием поглазел бы на роскошное убранство жилища этого крупнейшего миллионера и был бы в восторге, что очутился среди такой роскоши. Но сейчас он напряжённо думал о том, какое ему предстоит опасное дело. Нелл сказала ему, на что следует обратить внимание, и он старался не зевать. Поднимаясь по лестнице, устланной бархатным ковром, он заметил портьеру, за которой легко можно было спрятаться, а, на противоположной стене — картину, изображавшую испанского гранда. Всё это ему пригодится.
В сопровождении дворецкого Питер шёл по огромному коридору, точь-в-точь как в Отеле де Сото. В конце коридора китаец тихонько постучал в дверь, и Питер, вошёл в большую комнату, тонувшую в полумраке.
Дворецкий беззвучно удалился, закрыв за собой дверь, Питер стоял в нерешительности, осматриваясь по сторонам. G другого конца комнаты до него донеслось слабое покашливание, — очевидно, там находился больной. Питер разглядел кровать из какого-то тёмного дерева с четырьмя колоннами, поддерживавшими балдахин, и занавесями по сторонам, а на кровати человека, который сидел, обложенный со всех сторон подушками. Снова покашливание, затем чуть слышный шепот: «Сюда». Питер пересёк комнату и остановился футах в десяти от кровати со шляпой в руках. Он лишь смутно различал сидевшего в кровати человека и от избытка почтения не решался его разглядывать.
— Так это вы… — кхе-кхе!.. Как вас зовут?
— Гадж, — отвечал Питер.
— Вы тот самый человек, — кхе-кхе! — которому всё известно про красных?
— Да, сэр.
Сидевший в кровати человек кашлял чуть не каждую минуту в продолжение их разговора, и Питер заметил, что он всякий раз закрывает рот рукой, словно стыдясь производимого им шума. Мало-помалу глаза Питера привыкли к полумраку, и он увидел, что перед ним старик с дряблыми щеками и двойным подбородком; под глазами у него набрякли синеватые мешки. На голой, как колено, голове — чёрная шёлковая ермолка с вышивкой, а поверх ночной рубашки — короткая вышитая куртка. У кровати стоял столик, уставленный стаканчиками, пузырьками и коробочками с лекарствами, там же был и телефон. Поминутно раздавались телефонные звонки, и Питер терпеливо выслушивал, как мистер Аккерман разрешает сложные деловые вопросы.
— Я, кажется, уже сообщил им свои условия, — говорил он раздраженным тоном и кашлял.
А Питер, внимательно следивший за каждым движением и словом этого богача, отметил, как он вежлив, — даже не позволяет себе кашлянуть в телефон.
— Если они внесут наличными сто двадцать пять тысяч долларов, — я согласен подождать, но ни цента меньше! — бросил в телефон Нельс Аккерман. И Питер, охваченный благоговением, чувствовал себя на самой вершине Олимпа — на такой высоте, о какой можно только мечтать, — в самом преддверии рая.
Старик уставился на посетителя своими темными глазами.
— Кто написал мне это письмо? — хрипло прошептал он.
Питер подготовился к такому вопросу.
— Какое письмо, сэр?
— Письмо, где говорится про вас.
— Право, не знаю, сэр.
— Вы хотите сказать, — кхе-кхе! — что вы не писали мне анонимного письма?
— Нет, сэр, не писал.
— Так, может быть, его написал кто-нибудь из ваших друзей?
— Ничего не знаю. Возможно, что его написал какой-нибудь враг полиции.
— Ну, а что за агент красных находится у меня в доме?
— Об этом говорится в письме? — Да.
— Ну, это может быть и не так, сэр. Я не вполне в этом уверен, хотя эта мысль и приходила мне в голову. Надо как следует в этом разобраться.
— Ведь это вы раскрыли заговор?
— Да, сэр.
— Пожалуйста, сядьте вот сюда, — сказал банкир. У самой кровати стоял стул, но Питеру показалось, что будет непочтительно сесть так близко, он немного отодвинул стул и уселся на самом краешке, нервно комкая в руках шляпу.
— Положите шляпу, — раздраженно бросил старик, Питер сунул шляпу под стул.
— Прошу прощения, сэр, — пробормотал он.