Когда Питер обдумал как следует всё, что произошло, ему стало ясно, что его иначе не назовешь, как самым настоящим ослом. Неужели он не знал, что надо быть всё время начеку, особенно теперь, когда его заподозрили в том, что он стёр карандашные поправки Дональда Гордона. Красные подыскали незнакомую Питеру девушку, она пришла, выдала себя за подругу Мариам, стала водить Питера за нос, подтащила его к самому краю пропасти и спихнула его туда. И теперь она, конечно, над ним издевается, рассказывая друзьям о своей победе и радуясь, что Питеру больше не получать тридцати долларов в неделю.
Почти всю ночь Питер не спал, придумывая версию, которую он преподнесёт на следующее утро Мак-Гивни.
Разумеется, он умолчит о Рози Стерн, скажет только, что красные выследили его, когда он ходил в комнату № 427, и что наверное у них имеется свой шпион в бюро Гаффи. Питер старательно репетировал в уме свой рассказ, но вскоре опять убедился, какого свалял дурака. Не прошло и суток, как все красные в Американском городе уже узнали подлинную историю о том, как был разоблачен Питер Гадж, шпион Транспортного треста. Рассказ этот занимал целых две страницы в «Клэрионе», там же был помещен портрет Питера и подробно сообщалось о том, какую роль Питер играл в различных провокациях. Почти всё было правдой, и Питеру было ничуть не легче от того, что обо всём этом Дональд Гордон догадался сам. Конечно, Мак-Гивни, Гаффи и все их сотрудники прочли этот рассказ и величали Питера ослом, каким, впрочем, они сам себя считал.
— Убирайся на все четыре стороны и возьмись лучше за кирку и лопату, — бросил ему Мак-Гивни, и Питер с болью в сердце удалился. У него в кармане позвякивало лишь несколько долларов. Скоро от них ничего не осталось. Он протратился до последней никелевой монетки, и перед ним снова вставал призрак голода, когда Мак-Гивни неожиданно явился к нему в меблированную комнату с новым предложением. Освободилась одна вакансия, и Питер может её занять, если только справится с такой ролью.
Мак-Гивни предложил Питеру стать свидетелем со стороны обвинения. Ведь Питер прекрасно изучил движение красных, знал всех этих пацифистов, социалистов, синдикалистов и членов союза Индустриальных рабочих мира, которые сейчас сидели в тюрьме. В иных случаях улики, собранные правительством, были далеко не достаточны. Питер мог бы снова получить свое жалованье, если бы он согласился сидеть на скамье свидетелей и говорить то, что ему прикажут, если только он способен высидеть в зале суда, не влюбляясь в присяжных заседателей-женщин или в шпионок защиты. Но Питер даже не почувствовал убийственного сарказма Мак-Гивни, до того был напуган его предложением. Снова открыто выступить и столкнуться со жгучей ненавистью красных! Ему, жалкому муравью, подставить себя под удары борющихся гигантов!
Ну, конечно, прибавил Мак-Гивни, это может показаться опасным такому трусливому щенку, как Питер, но ведь очень многие отваживались на такую роль и ни один от этого не умер. Мак-Гивни, казалось, не слишком-то был заинтересован в согласии Питера. Он действовал по поручению Гаффи. Плата — сорок долларов в неделю: хочешь бери, не хочешь — не надо.
Питер сидел перед Мак-Гивни и думал о том, что в кармане у него всего одна никелевая монетка и несколько центов, за комнату не плачено вот уже две недели и квартирная хозяйка подкарауливает его в коридоре, точно индеец с томагавком в руках. Питер напомнил Мак-Гивни о своем тёмном прошлом, когда он подвизался с Периклом Прайемом, и о храме Джимджамбо, — ведь это прошлое уже раз помешало ему выступить свидетелем на процессе Губера. Мак-Гивни сухо ответил, что это пустая отговорка: Питера приглашают играть роль раскаявшегося «бунтаря», бывшего члена союза Индустриальных рабочих мира, и чем больше преступлений и гнусностей у него в прошлом, тем скорее присяжные придут к заключению, что он был настоящим «бунтарем».
Питер спросил, когда именно ему придётся выступать на суде. Мак-Гивни отвечал, что не далее как на следующей неделе. Начался процесс семнадцати ирмовцев, обвиняемых в заговоре, и Питер должен появиться на скамье свидетелей и сказать, что он слышал своими ушами, как красные проповедуют насилие, как они хвастались тем, что поджигали амбары и овёс на полях, подбрасывали фосфорные бомбы в стога сена, вбивали медные гвозди в стволы фруктовых деревьев и железные клинья в бревна на лесопилке и подсыпали наждачный порошок в подшипники механизмов. Питеру нечего ломать голову над тем, что ему говорить: Мак-Гивни разжует и в рот ему положит и вообще позаботится, чтобы всё было в порядке; Питер ещё окажется героем и попадет в газеты, о нём напишут: этот человек выполнил свой долг, движимый самыми возвышенными побуждениями, как стопроцентный американец, и ни один солдат на войне не нёс более опасной службы.
С этим утверждением Гаффи Питер был вполне согласен. Но Мак-Гивни тут же добавил, что ему решительно нечего опасаться. Гаффи не позволит красным вывести из строя своего главного свидетеля, — нет, он не доставит им такого удовольствия. Питер будет находиться в безопасном месте, и к нему приставят телохранителя. Всё время, пока он будет давать показания на процессе, он будет проживать в Отеле де Сото.
Это обещание заставило его согласиться. У бедняги Питера в кармане болтались одна никелевая монетка и несколько медяков, а тут ему подали огненную колесницу, запряженную волшебными конями, и остается только вскочить в неё, и кони помчат его на гору Олимп. И Питер вскочил!