Единственно, когда Джимми мог немного отвести душу,— это в субботу вечером в лавочке у ближайшего перекрестка. Но люди, с которыми он там встречался,
были какие-то странные, совсем непохожие на городских рабочих, точно они явились с другой планеты. Джимми привык смеяться над «деревенщиной», считал их взгляды допотопными и потому не мог долго слушать их рассуждения без того, чтобы не вмешаться. Он начал с заявления, что союзники ничем не лучше немцев. Это ему сошло — слушателей его еще по школьным учебникам учили ненавидеть англичан, а о французах и «итальяшках» у них было самое смутное представление. Но зато когда Джимми начал толковать о том, что, мол, американское правительство ничем не лучше германского и что вообще все правительства находятся в руках у капиталистов и воюют ради иностранных рынков сбыта и вообще ради грабежа, тут уж он по-настоящему разворошил осиное гнездо!
— Что же, выходит, американская армия вела бы себя, как пруссаки в Бельгии? Так, что ли?
— Выходит, что так!
Тогда один рассерженный слушатель поднялся с ящика из-под сухарей, подошел к Джимми и, хлопнув его по плечу, сказал:
— Ты, парень, иди-ка лучше домой. Много будешь болтать в наших краях — заработаешь себе костюм из дегтя и перьев.
И Джимми умолк. А когда он вышел из лавочки, держа в руках ворох покупок, седобородый патриарх, присутствовавший при споре, поднялся и вышел вместе с ним.
— Нам по дороге,— сказал он.— Залезайте, поедем вместе.
Джимми забрался в его возок. Тощая, старая кобыла трусила рысцой, увозя их в темноту летней ночи; старик расспрашивал Джимми о его жизни. Где он вырос? И как могло случиться, что человек, всю жизнь проживший в Америке, так плохо знает свою родную страну?
Питер Дрю, так звали старого фермера, участвовал в первой битве при Булл-Ране и прошел с армией Северной Виргинии до самого Ричмонда. Уж он-то знает, как ведет себя американская армия. Он может многое порассказать Джимми о том, как миллионы свободных людей встали под ружье, чтобы спасти честь нации, и, честно сделав свое дело, преспокойно взялись опять за плуги и за молоты. Джимми вспомнил слова Мэри Аллен: «Сила никогда ничего не решала», и сказал об этом своему собеседнику, но тот возразил, что американец не должен так рассуждать. Америка блестяще доказала, как иногда., бывает полезно задать кое-кому хорошую трепку. Именно с помощью силы был решен вопрос о рабстве, и решен так успешно, что сейчас на Юге и днем с огнем не сыщешь человека, который пытался бы вернуть старые порядки.
Все это было для Джимми новостью — он совсем не, знал истории Америки. Старик ужаснулся: страна допустила, чтобы человек, родившийся и выросший в ней, до такой степени не понимал ее души! Все прекрасные традиции для него ничто, пустой звук. Герои жертвовали жизнью за свободу Америки, а он даже не знает их имен, не знает названий битв, в которых они участвовали! У старика задрожал голос, и он положил руку на колено Джимми.
Джимми пытался объяснить, что у него тоже есть свои мечты,— он борется за свободу всех стран, его патриотизм шире, выше национального патриотизма.
— Все это очень хорошо,— согласился старый ветеран,— но зачем же человеку выбивать из-под собственных ног лестницу, по которой он лезет, тем более если он еще не добрался до верха? Зачем же отвергать все лучшее, что дала страна?—И Питер Дрю рассказал о речи Авраама Линкольна, которую ему довелось слышать, и привел на память отрывки из нее. Неужели Джимми думает, что Линкольн не боролся бы против засилия Уоллстрита? И если страна создавалась такими людьми, как Линкольн, то зачем же обливать ее грязью и порочить ее доброе имя? Неужели только потому, что есть дурные граждане, готовые посягнуть на ее идеалы свободы и демократии?
Старый ветеран жил недалеко, всего в какой-нибудь миле от Джимми, и просил навещать его. И вот на следующий же день — было как раз воскресенье — Лиззи надела чистое накрахмаленное платье, а Джимми усадил двух малышей в двойную детскую колясочку, взял старшего наследника за пухлую ручонку, и они отправились в гости на ферму, построенную, наверно, еще отцом старого ветерана. Миссис Дрю оказалась чрезвычайно милой старушкой; выглядела она, правда, немного усталой, но выцветшие глаза ее приветливо улыбались. Она принесла гостям корзину спелых персиков и начала с живейшим интересом расспрашивать Лиззи о детях, а Джимми со стариком, сидя в тени вяза, около заднего крыльца, завели речь об истории Америки. Старик рассказывал о битвах и заточении героев в тюрьмы, о чудесах героизма и самопожертвования. До сих пор Джимми смотрел на войну как бы со стороны; но теперь, вникнув в суть дела, он вдруг понял, что человек и вправду может по собственному желанию покинуть свой дом и родных, чтобы уйти сражаться, страдать и даже умереть ради спасения своего отечества, в которое он свято верит. Джимми пришла в голову и другая мысль: этот старик был солдатом, сражался четыре года подряд, и все-таки не утратил душевного благородства". Он добр, великодушен, он придает благородный оттенок даже таким словам, над которыми Джимми привык насмехаться. Нельзя было не уважать такого человека. И вот мало-помалу Джимми стал задумываться... Может, и вправду существует эта самая душа Америки, о которой толкует Питер Дрю. Может быть, и в самом деле Америка — это нечто большее, чем спекулянты с Уолл-стрита, продажные политиканы, полиция с дубинками и милиция со штыками, направленными против рабочих, поднявшихся, чтобы добиться лучшей доли!
III
Летом Джимми пришлось взять на несколько дней отпуск и поехать в Лисвилл — на судебный процесс германских заговорщиков. Он рассказал суду все, что знал о Кюмме, Генрихе и других посетителях велосипедной мастерской. В общем, это было весьма неприятное переживание, и еще задолго до конца суда, Джимми поблагодарил судьбу за то, что в свое время отверг предложение взорвать «Эмпайр». Бывший хозяин Джимми был приговорен к шести месяцам тюрьмы, а Генрих и его друзья к двум годам. Закон не допускал в данном случае более сурового наказания — к великому разочарованию лисвиллского «Геральда». Газета ратовала за пожизненное заключение для всякого, кто подрывает промышленную мощь, ибо от нее зависит благосостояние города.
Товарищ Смит, редактор «Уоркера», тоже пришел на суд. Потом они с Джимми отправились в «буфетерию» Тома, и Смит рассказал Джимми о последних событиях на заводе «Эмпайр». Недовольство совершенно подавлено: огромный завод работает полным ходом круглы© сутки. Набирают сотни новых рабочих, главным образом женщин и девушек, темп работы ускоряется, завод выпускает десятки тысяч снарядных стаканов в день. Но им все мало! Растут новые здания, предприятие расползается, как чернильное пятно на пропускной бумаге. Говорят, поблизости будет построен завод взрывчатых веществ, чтобы начинять снаряды прямо на месте.
А в самом Лисвилле продолжается «бум». Спекулянты снимают обильную золотую жатву; кажется, что все хозяева города собрались на невиданную оргию. Товарищ Смит советует Джимми оставаться на своем нынешнем месте — рабочему в Лисвилле теперь трудно зарабатывать себе на жизнь. Зато на гористом берегу реки, на Ноб-хилл, растут новые дворцы, и так по всей восточной Америке — эти богачи прямо не знают, куда девать свои миллионы.
В день суда Джимми остался ночевать в городе, чтобы заодно побывать на собрании и- уплатить партийные взносы. Опять знакомые лица — старые друзья! Опять поднялся Неистовый Билл, держа в руках газетную вырезку, и произнес одну из своих громовых тирад: Уолл-стрит охватило настоящее безумие; акции военных компаний, эти «военные малютки», как их называют циники, неудержимо летят вверх, в ресторанах Великого Белого Пути происходят неслыханные оргии, настоящие пиршества из сказок «Тысячи и одной ночи».
— Вот ради чего мы гнем спину! — кричал Неистовый Билл. С тех пор как полиция сломала ему нос и выбила три зуба, он стал еще неистовее.— Вот ради чего мы трудимся как каторжники, и нас бросают в тюрьму, чуть мы посмеем открыть рот! Мы кладем миллионы в карман Греничу, для того чтобы его сынок мог любезничать с хористками, жениться и разводиться или красть жен у чужих мужей, - чем, говорят, он сейчас и занимается!
Затем выступил молодой Эмиль Форстер с разбором мировых событий. Россия ведет гигантское наступление; цель его — вывести из строя Австрию; Англия бросает все новые и новые армии на Сомму. Для двух операций такого размаха нужны снаряды, миллионы снарядов. Только Америка в состоянии их доставить. И действительно, железные дороги забиты снарядами, горы снарядов навалены на конечных станциях и в портах. Целые флотилии пароходов, груженных снарядами, направляются в Англию, во Францию и в Россию через Архангельск. Но и германские подводные лодки тоже, конечно, не дремлют. Словом, мы живем над пороховым погребом. Правда, президент, путем целого ряда нот, заставил Германию согласиться не топить пассажирские суда. Однако на деле все это не так просто — пароходы продолжают тонуть, и страсти продолжают разгораться. С каждым часом Америка все ближе подкатывается к гибельному водовороту. Вот как представлялись Джимми события, когда он уезжал на ферму. Не удивительно поэтому, что он совсем не ощущал той тихой радости, которую обычно испытывают люди, возвращаясь на лоно матери-природы!