Часть первая. Человек, который знал Кулиджа
Право же, джентльмены, для меня было прямо-таки удовольствие - послушать вас и узнать ваши взгляды. Поэтому, между прочим, и приятно ехать в пульмане: можно ручаться, что встретишь сколько угодно истинных американцев, людей здраво и самостоятельно мыслящих.
И я вам вот что скажу: я так смотрю на вещи -
Незачем делать вид, что у меня в мозгу больше извилин, чем у простых, обыкновенных граждан, но политика и все такое меня очень интересует - Да я уверен, все образованные граждане должны интересоваться государственными делами, потому что, в конце-то концов, как говорил нам вчера один парень в Кивани-клубе, правительство - это же мы сами, и создано оно для общей выгоды и безопасности.
И я - ведь я читаю политические передовицы в «Адвокате», ведущей газете моего города Зенита, - я пожираю их, как большинство спортивную страницу. И в результате - есть, правда, у меня и свой источник информации, но я его вам открыть не могу - я пришел к твердому заключению. Может, вы, джентльмены, никогда об этом и не думали…
Пусть все говорят, сколько влезет, что президент Кулидж - добрый старый тихоня Кэл Кулидж! не так эффектен, как некоторые политики. Может, у него не так хорошо подвешен язык, как у этих записных ораторов. Может, о нем моя дочь и не сказала бы: «Просто блеск!»
Знаете, никак не возьму в толк, где это новое поколение, кого ни взять, подхватывает все эти жаргонные словечки. Вот только вчера моя дочь разговаривала со своим братом, с Робби - парнишке всего пятнадцать: на три года моложе сестры, но умен, как черт. Вот уж у кого есть напор…
И знаете -
Сам я никогда его на это не наводил, вы ведь понимаете. Видит бог, я могу дать ему все самое лучшее в нашей стране, во всяком случае, в разумных пределах, - я хочу сказать и комфорт и даже роскошь, лишь бы это шло ему на пользу. Я никогда не намекал, что невредно бы ему немного подработать на стороне. И вот приходит он как-то вечером - время было как раз обедать, - шапку гордо сдвинул набекрень, как Панч.
Я и говорю ему: «Что, Роберт Ливингстон -».
На самом-то деле его второе имя вовсе не Ливингстон, а Отто, но мы часто зовем его Роберт Ливингстон в шутку.
«Так что, Роберт Ливингстон,- говорю я ему,- кем это ты себя вообразил? Томасом Эдисоном, или Наполеоном, или еще кем? А может, Редом Гренджем? Присядьте, мистер Грендж, и разрешите повесить вашу шляпу».
Понимаете, это я в шутку.
Ну, он только посмотрел на меня -
По правде говоря, парнишка чертовски самонадеян, но до того хитер, что нет сил на него сердиться, ну прямо дьяволенок - такой же напористый, как я был в его годы. Стоит себе, руки в карманы, смотрит на меня, а потом -
Ну, как вы думаете, что он сделал? Пошел и включил ректофон.
Знаете, это граммофон новой конструкции: воспроизводит голос со всеми модуляциями, музыку - со всеми тонами. Это - новое изобретение, ученые долго не могли до него додуматься. А теперь оно есть, так что не пропадают все эти полутона, или обертоны, или как их там, - которые раньше пропадали. Это стоит куда дороже, чем старомодный граммофон, но я смотрю так: лучшая вещь в конце концов всегда обходится дешевле.
И вот Робби, эдакий стервец, включает ректофон и ставит какую-то песенку: «На фронте я, может, простой рядовой, но с дамами я генерал». Потом говорит: «Па, у тебя сын - прямо молоток. Я тут пошел и -»
Я уже говорил, что никогда не склонял его подработать немного после школы. Я-то совершенно уверен, что парню только на пользу, если он найдет себе какую-нибудь работенку, как там ни обеспечены его родители, и сам узнает, каково зарабатывать деньги; узнает, как это дьявольски трудно - подкрасться к старому мистеру Доллару и схватить его мертвой хваткой.
Похоже, нынешние юнцы, черт побери, думают, что их Папаша просто набит деньгами и ему не приходится потеть из-за каждого цента. Но я считал, что еще рано объяснять все это Робби, хотя, возможно, тут я ошибался - как говорится, раскаяние полезно для души.
Может, мне давно уже надо было вдолбить ему это в голову. У меня есть точные сведения насчет Рокфеллеров - уж можете положиться: один из моих лучших друзей знаком с человеком, который вхож к ним в дом, и он говорит, что Рокфеллеры, со всем своим золотом, учат детей, чтобы они так же дорожили деньгами, как любой из нас: они не хотят, чтоб их дети думали, будто монеты сами на тебя сыплются.
И этот джентльмен рассказал знаменательный эпизод, который разыгрался у него на глазах. Он был тогда у Рокфеллеров. Старый Джон Д. - в это время, может, половина денежных королей мира ждала, когда он их примет,- беседовал с молодым Джоном Д. так же просто и спокойно, как любой из нас. И старик сказал - я прекрасно запомнил его слова и повторил их Робби - он посмотрел на молодого Джона Д. и вероятно - я так представляю - положил ему руку на плечо и сказал: «Сын мой, береги каждый цент!»
Вот так, сэр!
Но все же -
Боюсь, я немного отклонился от разговора о Кулидже, и уж если я что ненавижу, так это привычку начинать об одном и перескакивать на другое. Помню, у нас как-то выступал в Кивани-клубе один сочинитель и - не знаю, может, этот парень и умел писать (хотя хотел бы я посмотреть, как он сядет и продиктует письмо клиенту, чтобы тот заплатил по счету и не расстроился) - как он пишет, не знаю, а говорил он - ей-богу, все время доставал правой рукой левое ухо! Вот что значит не иметь деловых навыков, а эти парни думают, они самые остроумные, других таких нет.
Как я уже говорил, ставит Робби эту песенку на ректофоне - вам, джентльмены, стоит испробовать этот инструмент, - смотрит на меня и выпаливает,: «Ну, па, по субботам я буду работать в аптеке Забриски, - в месяц выходит шесть монет!»
Отлично, а? Я так считаю. А ведь ему всего пятнадцать.
Но вот я про что начал: меня из себя выводит, как этот малец и его сестра измываются над английским языком. Он как-то ее поддразнивал и так сказал о кавалере, в которого она врезалась: «Этот парень - просто лопух».
Но она сразу нашлась, что ответить: «Он такой же лопух, как воскресная школа - кабак».
Да, сэр, прямо жутко, как это новое поколение разделывается с королевским английским, которому нас с вами учили в добрых старых школах, где дело было поставлено основательно и поддерживалась дисциплина. А молодежь со своими дурацкими причудами просто губит язык. Я уж говорил вам, если спросить Сестру - так мы часто зовем мою дочь - о Кулидже, она бы наверняка сказала: это «не блеск».
Ну, если вам угодно смотреть на это так, дело ваше. Может, он и не произносит напыщенных речей, как некоторые политики. Но неужели кому-нибудь из вас, джентльмены, это надо?
Может, он и не распускает хвост, но знаете, что это за человек? На него можно положиться!
Да, сэр, Кэл - это президент для настоящих честных американцев, которые бога боятся,- вот как мы с вами.
Многие над ним посмеиваются, но сами-то они кто? Бьюсь об заклад, что не признают его только бродяги, взломщики, анархисты, все эти высоколобые и циники -
Помню, нам говорил как-то пастор: «Циник - это тот, кто насмехается, а насмешник готов сказать богу, что не одобряет творение божье!» Нет, сэр! Можно спорить, что Кулидж не популярен среди большевиков или этих пустоголовых рабочих, которые хотят, ничего не делая, получать пятнадцать монет в день! Еще бы! Его не любят кокаинисты, пьяницы и все те, кто против сухого закона.
Не то чтоб сам я никогда не пил. О сухом законе я скажу так:
Если законно избранные и полномочные представители американского народа приняли закон и внесли его в свод законов, - надо его проводить в жизнь. И никакой самогонки, и никакого укрывательства. Но это не значит, что надо быть фанатиком.
Хочешь, скажем, сварить дома пива, или в гостях тебя угощают джином, - какое тебе дело, откуда он взялся, - или, допустим, у тебя деловое свидание, и ты видишь, что партнер не заговорит, пока не промочит горло, а хорошего, надежного бутлеггера ты знаешь, и на него действительно можно положиться, - ну, тогда дело другое, почему бы, черт меня дери, этим не воспользоваться, конечно, если ты никому не подаешь дурного примера и не поощряешь нарушителей закона.
Так-то!
Но если вернуться к сути моего рассказа, у меня есть для вас, джентльмены, приятный маленький сюрприз.
Я лично знаком с Кулиджем!
Да, сэр; мы учились вместе! Верьте слову! И могу, джентльмены, рассказать о нем всю подноготную: я не только наблюдал за ним в колледже, но и следил, что он поделывает в Белом доме!
Когда я говорю, мы учились вместе -
Видите ли, обстоятельства у нас в семье сложились так - вдаваться в это нечего, да и вам неинтересно; что курс я закончить не смог -
Мой отец был прекрасный, прямодушный, образованный джентльмен старого закала, всегда готовый протянуть ближнему руку помощи, - уважаемый гражданин в своем городке Фол-Ривер; там я родился и рос, вы, может, знаете, сейчас это один из самых красивых, передовых и процветающих городков в славном штате Массачусетс - в действительности, отец был в своем округе ведущим торговцем фуражом и зерном.
Но боюсь, слишком он положился на совет одного своего мнимого друга.
Факт тот, что он поместил свои сбережения в никудышную фирму, которая изготовляла машины с вечным двигателем. Умер он скоропостижно, в декабре - я был еще на первом курсе; пришлось вернуться домой и помогать семье.
Но, правда, мне много дало даже такое сравнительно короткое пребывание в Амхерсте. Друзья в Кивани-клубе говорят, что образованность видна в каждой моей речи, даже если я просто приветствую оратора.
Так что в колледже я смог основательно узнать Кэла Кулиджа: наверно, такой возможности не представилось самым близким его сотрудникам в эти годы, когда он весь поглощен делами нации.
Я вовсе не хочу сказать, что в колледже нас с Кэлом, бывало, водой не разольешь, но узнал я его коротко. Жили мы недалеко друг от друга, и я часто его видел. Готов признаться: никогда не думал, что он так высоко взлетит, завоюет всемирную и историческую славу. Но уже тогда можно было понять по тому, как он занимался, как он во все досконально вникал, прежде чем рубануть сплеча, что, какую бы область он ни избрал, он оставит в ней след. И можете сказать это всем критиканам, которые насмехаются над Кулиджем: я-то это понял еще в те дни, когда его не окружала низкая лесть.
Помню, будто это было вчера, выходим мы с Кэлом из аудитории, и я говорю: «Ну и холодная же будет зима»,- и он сразу отозвался: «Ага».
Не терял даром времени на разговоры да споры. Уж он знал!
И другой случай: мне никогда не давалась латынь. У меня, видите ли, скорее способности к коммерции. И я спросил у Кэла - мы с ним как раз вместе шли в аудиторию: «Послушай, как по-латыни «бросать вызов»?
«Не знаю»,- говорит. Без всяких там околичностей, не виляет и не ломается, а прямо режет правду! Вот что это за человек, уж поверьте тому, кто его знает!
Да, сэр, этого парнишку я знал и испытывал к нему чувство глубокого уважения и привязанности, как и все, кому было дано понять его!
И подумать только: я ведь мог и не встретить его, если б мы не были однокашниками в одном из небольших колледжей!
И вот что я думаю, джентльмены: великое, можно сказать, неоценимое преимущество небольших учебных заведений в том, что в них ребята так тесно общаются и - верно говорит д-р Фрэнк Крейн - так познают людей, что вступают в самостоятельную жизнь, чувствуя свое превосходство. Я это по себе знаю.
Но в то же время -
Эти большие современные университеты, с лабораториями, стадионами и всем прочим - у них есть свои преимущества; по правде говоря, мой сын собирается поступить в университет штата.
И все же -
Само собой, если мне так повезло - в этом нет, понятно, моей заслуги,- что я был в некотором роде приятелем Кулиджа, я с особым интересом следил, как он шел к мировой славе. А когда он стал президентом, я часто говорил жене: «Черт возьми, а хотелось бы мне снова повидать парня и пожать ему руку».
Да нет, не потому, что он президент. В конце концов я достиг такого же независимого положения, как и любой другой. Американскому гражданину нечего пресмыкаться и ходить на задних лапках - все равно, перед президентом, или миллионером, или болгарской царицей Марией, или еще кем -
Кстати, царица Мария останавливалась в Зените. Она у нас час прождала поезда, и мы постарались, чтобы она не скучала. Мэр прочитал ей адрес и преподнес ценный подарок: чернильницу, термометр и отрывной календарь - все умещалось в отполированном копыте, оправленном золотом. Бьюсь об заклад, она сейчас показывает его своим придворным. Но я хочу сказать -
Это совсем не потому, что он президент, как я объяснял жене, совсем не потому -
«И потом, между нами,- говорил я ей,- это наверняка порадует парня: после всех бесед с генералами, послами, Франком Келлогом и прочими шишками он сможет пожать лапу товарищу, с которым смеялся и шутил в прежние беззаботные деньки - до того, как мы оба взвалили на плечи груз ответственности».
Так что месяцев шесть назад, когда мы планировали маленькую поездку в Нью-Йорк -
Мне надо было посмотреть в Нью-Йорке новые мимеографы. Знаете, я занимаюсь конторским оборудованием, и позвольте сказать вам, джентльмены, я с глубочайшим уважением отношусь к другим профессиям: к хирургу, который может выцарапать тебя из лап смерти, к адвокату, так умело ведущему твое дело, - хотя сам я думаю, лучше идти на мировую до суда, - к великому банкиру или владельцу универмага, но по всей справедливости позвольте мне сказать:
Кто же дает возможность этим джентльменам делать свое дело и распространять свои блестящие идеи самым современным, действенным способом, не теряя времени? Где бы они были без конторского оборудования? Да, сэр, я горжусь моей профессией и имею честь представлять специалистов по конторскому оборудованию в великом Кивани-клубе нашего Зенита!
Взять хотя бы регистрационные ящики!
Я всегда говорю, правда, иногда ребята в Спортивном клубе надо мной посмеиваются, но добродушно, - друзья у меня отличные, и, поверьте, я горжусь ими, - и я говорю им: «Извините, - говорю, - ребята, если я выражаюсь цветисто, но вы должны помнить, что я почитатель полковника Боба Ингерсолла - хотя и первый выскажусь против религиозных заскоков и скептицизма, которые так вредят этому в остальном великому философу и оратору, - кажется, это он научил меня обходиться без дешевых и грубых фраз, а кроме того, я был в колледже -
- Извините, если я становлюсь напыщенным, - частенько говорю я им за завтраком в Спортивном клубе, - знаете, как это бывает, когда люди ударяются в воспоминания и тянут волынку, а их, может, в конторе ждут дела -
«Вы, наверно, думаете, я на них немного помешался, - говорю я им,- но для меня прекрасные современные ящики, позволяющие быстро и без малейших усилий найти письмо, от которого, возможно, зависит заключение важной сделки, с чисто практической точки зрения - если даже не говорить о внешнем виде новейших ящиков: они уже не просто деревянные, а стальные или же из огнеупорного дерева, их делают под самые редкие породы, это настоящие образцы столярного искусства.- По мне, - часто говорю я им,- эти ящики так же прекрасны, как стихи, как румянец на щеке девушки, когда она впервые слышит слова любви, как нежный щебет птички, которая спешит на закате к своим птенцам. Да, сэр, так оно и есть, спорю на что угодно, а вы смейтесь, сколько влезет!»
Значит, мне надо было в Нью-Йорк, посмотреть там -
Обычно я все покупаю в Чикаго, но это была новая модель: она еще не поступила к чикагским оптовикам. Я был завален работой эти дни, а моя жена никак не могла оправиться после гриппа.
Бог мой, и что это за проклятие! Не знаю, задумывались ли вы, джентльмены, что грипп - хотя это болезнь в общем-то не такая роковая, как чума или менингит, но сколько же людей от нее страдает,- ведь в конце концов во всяком деле важна статистика, и, конечно, у нас, деловых людей, есть большое преимущество: бизнес нас к ней приучает. Как подумаешь, что за прорва людей схватывает простуду, так грипп покажется одной из самых опасных болезней.
Скажу вам, я религиозен не меньше кого другого, критиковать доктрины церкви - этого у меня и в мыслях нет. Пусть священники постигают теологию и религию, а я уж буду держаться конторского оборудования. Но ведь иногда почти усомнишься в божественном провидении, когда видишь, как болезнь таинственным образом поражает и правых и виноватых. Разве нет?
У моей жены текло из носу и разламывалась голова еще целых шесть недель после того, как доктор объявил, что она здорова!
Вот я и сказал ей: «Милая,- так я часто зову ее,- что ты скажешь, если мы с тобой и Делмериной -»
Делмерина - это моя дочь. Да ведь, кстати, и сам я еще не представился. Меня зовут Лоуэл Шмальц -
Смешно! Многие думают, что Шмальц - это немецкая фамилия, но на самом деле, если разобраться, мои предки совсем не немцы, а голландцы из Пенсильвании, это почти то же самое, что и янки из Новой Англии и потом -
Ну, я решил, что Делмерина отлично сможет поехать, раз уж она кончила школу.
Я спросил ее, хочет ли она в колледж - конечно, я вполне в состоянии платить за нее,- но она подумала и решила, что ей больше подходит музыка: теперь она берет уроки пения и фортепьяно. Но я думал, она отлично может их прервать на несколько дней, и говорю -
Робби (это мой сын), конечно, не сможет выбраться, у него школа, а все-таки -
Я говорю жене: «Мэми, как это тебе покажется - мне надо съездить в Нью-Йорк по делам, в торговле сейчас все равно затишье, что, если и вы с Делмериной выберетесь и кое-что посмотрите?»
Ну, она даже раскраснелась от радости. Никогда она не видела Нью-Йорка, и, конечно -
Не то чтобы мне хотелось жить в Большом Городе. Я всегда говорю: в Нью-Йорке можно шикарно провести несколько деньков,- тут тебе театры и все прочее, но жить здесь - нет уж, не согласен, даже если мне подарят Таймс-сквер и Риверсайд-Драйв в придачу. Сравнить с Зенитом -
Уж поверьте мне, джентльмены -
Я сам не люблю, когда на всех перекрестках расхваливают свой родной городок. И вовсе не хочу сказать, что Зенит чем-то лучше, чем Миннеаполис, или Цинциннати, или, допустим, Питсбург. Но, без сомнения, это первоклассный город: может, вам известно, а может, и нет, что мы идем впереди всех по производству громкоговорителей и комбинезонов. А после трансатлантического перелета Линдберга мы составили проекты и собрали кучу денег на строительство самого большого и удобного аэродрома на всем пространстве между Чикаго и Нью-Йорком, конечно, за исключением Детройта и Дейтона, и мы хотим, чтобы на аэродроме был ресторан с круглосуточным обслуживанием.
И должен сказать, мы тут с Мэми отлично устроились. Уж поверьте, нам ни к чему путешествовать, чтобы научиться жить! Всего пару лет назад я построил отличное бунгало - в стиле итальянской виллы, а вход, как у испанских миссий. У нас в доме две ванных, и камин, и все первоклассные удобства, а в подвале я установил электрическую стиральную машину и мусоросжигатель. А в обеих ваннах - вы такое мало где увидите - у самого умывальника я сделал в стене выемку специально для использованных лезвий.
И вот еще что я задумал! Когда-нибудь - ей-богу, я не шучу! - чудно сказать, но это был бы уж такой комфорт, о котором вы, джентльмены, и не слыхали; только представьте, вы себе всласть нежитесь в ванне; и тут же, в
ванной, я собираюсь установить радио! Но это идеал, который предстоит осуществить в будущем. Может, это окажется моим вкладом в американский прогресс. Но… довольно об этом. Как я говорю, живем мы не так уж плохо.
И, конечно, у меня есть крейслер, а жене я подарил шевроле.
Знаете, я тогда здорово вывел ее из себя. Она чертовски милая, могу вам сказать; первоклассная жена, во всех отношениях, хотя иногда и злится, если я слишком гоню машину. И вот в последний ее день рождения прихожу я домой и вижу, она кружится вокруг меня, как оса, места себе не находит, ведь ко дню рождения я для нее всегда что-нибудь припасу.
Наконец я ее опрашиваю: «А знаешь, какой сегодня день?» - это уже после того, как я просмотрел газету и послушал немного радио - хотя, помнится, в тот раз только и передали ежедневный отчет о партии скота, доставленной в Омаху.
Она сразу просияла, игриво улыбнулась и спрашивает, словно ей невдомек: «Нет, а какой?»
«Сегодня днем - вернее вечером - дерутся Кид Миллиган и Путч Федерстайн: хорошо бы позвать кое-кого и послушать репортаж по радио», - так я ей ответил.
Ну, сэр, бедняжка просто сникла. Я и не знал, может, она пустит слезу или раскричится на меня - признаться, иной раз и такое бывает. Но она держалась молодцом и промолчала, и очень скоро, минут через пятнадцать - двадцать, я предложил немного прогуляться перед обедом. А тем временем, понимаете, к самому нашему дому должны были доставить шевроле.
«Ничего машина,- говорю я, завидя «шев».- Интересно, какой у нее ход».
И я сажусь и включаю стартер!
Ну, сэр, - вы знаете, как ведут себя женщины. Она честит меня почем зря и трясется от ярости. «Лоуэл Шмальц, - кричит, - что ты задумал? Что скажет хозяин?»
«Ну, он много чего скажет, - смеюсь я,- если он - или она - увидит меня здесь!»
«Вот не думала, что ты на такое способен - горячится она. - А ну вылезай из чужой машины!»
Ну, и позлил же я ее!
«Так вот как ты со мной обращаешься»,- говорю я и делаю вид, что здорово обиделся, и выхожу из машины, а потом показываю ей карточку, которую прицепил к дверной ручке - сам же прицепил,- а там написано: «Мэми в день рождения от Вуфумса» - Вуфумс - довольно-таки чудное имя, но так она меня иногда зовет, когда мы дурачимся.
Ну, тут она чуть не плюхнулась!
Да, сэр, теперь у каждого из нас своя машина, хотя моя -.
Конечно, сам крейслер тут ни при чем, что и говорить, первоклассная машина, но в гараже так ее раскатали, что появился какой-то скрип, а что скрипит - никак, черт возьми, не разберу; если меня что и бесит, когда я за рулем, так это -
Я могу проявить выдержку. Ну вот, проехал я всего две тысячи миль, и у меня лопнула шина (кто-нибудь из вас, джентльмены, имел дело с мелпсовскими шинами? и не надо - мой вам совет; уж поверьте мне, я пробовал два раза и скажу вам: все, что, они пишут в рекламе насчет особой прочности их покрышек, - просто чепуха; вовсе нет обещанной прочности) -
Серьезные неполадки я могу вынести, но малейший скрип - слушайте, когда я за рулем, он выводит меня из себя.
Вот в прошлое воскресенье везу я всю семью в Элмвуд, к нашему кузену, на воскресный обед; день был прекрасный, и настроение у меня отличное; я уже проехал Семь Углов, и показалась новая заправочная станция - ей-богу, она одна из лучших во всей стране: двенадцать насосов, уютный домик для отдыха, построенный под старомодную хижину, и склад запчастей с громадным аквариумом на окошке: золотых рыбок видимо-невидимо. И герани.
Только я хотел показать все это Мэми - опять, черт возьми, слышу этот скрип.
У меня на весь день испортилось настроение. После обеда я взял с собой кузена Эда - может, он определит, откуда скрип, - и мы поехали прямо по лесу, там у них парк, дьявольски красивый и очень мне понравился,- я всегда так наслаждаюсь Природой - но только я взгляну на дерево, или на уютную деревенскую скамеечку, или еще что-нибудь,- опять этот чертов скрип, и кузен Эд - он-то воображает, что на машинах собаку съел, но бог мой, определить, что же скрипит, он смог ничуть не лучше моего.
Я уж говорил: мы, кажется, устроились не хуже людей, и нам ни к чему уезжать из дому, чтобы хорошо провести время. Но когда я сказал жене: «Мне пришло в голову, что вы с Делмериной можете поехать со мной и посмотреть Нью-Йорк», - вид у нее был такой, словно ей оставили в наследство миллион долларов.
А Делмерина - та прямо завопила: «Вот это да! Уж погляжу я эти манхэттенские кабаре!»
«А по пути мы можем остановиться у кузена Уолтера в Трое
-говорю я.
«Нет уж, лучше не надо»,- говорит мне жена.
«Но ведь это нам по дороге! Разве мы не проедем мимо кузена Уолтера?» - говорю я.
«Ну, и что с того? - отвечает она.- Вы ведь, с ним всегда друг друга терпеть не могли».
«Может, и так, - говорю я,- но ведь он наш родственник, разве нет? А когда путешествуешь, надо ведь навещать родню, а?»
Ну, короче говоря, мы решили на несколько дней остановиться у кузена Уолтера - и тут-то я преподношу им великолепный сюрприз!
«А после Нью-Йорка, - говорю я,- мы поедем домой через Вашингтон и обязательно повидаем президента!»
«Ой, папка! Это невозможно!»- завопила Делмерина.
«А почему бы это? - говорю. - Разве мы с ним не однокашники?»
«Так-то оно так, - отвечает она, - но, может, он тебя не помнит».
«Слушай меня хорошенько! - говорю я. - Если ты думаешь, что в колледже я не был так же на виду, как и он, а может даже… Мне говорили, останься я до весны, меня бы взяли в бейсбольную команду - да не в этом дело! Скажу тебе прямо, что такие слова оскорбляют не меня, дорогая моя, а самого Главу Государства!
Что отличает прежде всего таких лидеров, как Кэл? Не только глубина мысли, непоколебимое мужество, сердечность и простота в общении, но и редкое знание человеческой натуры: Кэл быстро, но глубоко постигает каждого человека, с которым встречается, и уж просто не может его забыть! Вы поймите, - говорю я своим,- ведь президент один из самых занятых людей в стране: ему приходится подписывать документы, принимать делегатов ордена Лосей и все такое прочее, и я вовсе не хочу его отрывать, мы просто заглянем, и доставим ему приятный сюрприз - подумать только, сколько лет прошло с тех пор! - пожмем ему руку, и поедем дальше. А ты, Делмерина, сможешь сказать своим внукам, что тебе довелось слышать самого Кэлвина Кулиджа!»
Ну, когда я им это разъяснил, они, конечно, до смерти обрадовались, и мы стали собираться - лично я был за то, чтобы взять несколько небольших чемоданов, но моя жена высказалась за большой черный, и должен сказать - я всегда первый признаю свое поражение, и на этот раз Мэми определенно одержала верх - она напомнила, что надо взять с собой вечерний костюм, а он не помнется только в большом чемодане - и, раз уж мы об этом заговорили, признайтесь, джентльмены, вас это, наверное, поражало не меньше моего: какое это первоклассное, какое замечательное изобретение нашего века - чемодан для верхних вещей, он так украшает жизнь, и так облегчает путешествия - хоть объезди весь мир,- и сберегает столько времени -
И потом -
Послушайте, разве не забавно, что даже в критический момент человек запоминает незначительные мелочи! Как раз тут случилось, что Робби - это мой сын, ему всего пятнадцать, но бездельник уже начал курить; я, кажется, все делал, чтобы он бросил, но этот хитрец так к тебе подкатывается, когда соберешься сделать ему выговор, что я до сих пор ни разу не отругал его. Значит, он входит -
Кстати, меня до сих пор не убедили, что сигареты лучше всего.
Кажется, я могу по справедливости считать себя, так сказать, человеком современным, либеральным. Я первый в нашем районе поставил у себя радио, и я никогда не считал, что надо повесить Сакко и Ванцетти, если они не виновны. Но когда дело идет о курении, я все же предпочитаю трубку или хорошую сигару.
Значит, входит он, попыхивая сигаретой, и Делмерина - это моя дочь, и скажу вам, джентльмены, может хоть сейчас запеть, по-моему, ничуть не хуже, чем Шуман-Хайнк или Софи Тэкер да и любая из этих примадонн,- и она заорала ему: «Послушай, па хочет познакомить нас с президентом Кулиджем».
А он: «Ловко! А ты предупредишь президента, чтоб он мог вовремя смыться?»
Будьте уверены, я ему задал тут! Я считаю, детям надо давать свободу, но я не раз говорил Робби: культурная речь и хорошие манеры - вот что позволяет человеку выдвинуться, и если б он побольше глядел на свою мать и на меня и поменьше на этих развязных, посасывающих сигаретки старшеклассников - йеху, ему бы это куда больше принесло пользы. Уж определенно!
Итак, мы решили ехать и отправились. Не хочу утомлять вас, джентльмены, подробностями нашей поездки. Конечно, вас интересуют мои впечатления о Кулидже и Белом доме, куда мне довелось попасть. Поэтому, без лишних слов, перехожу к сути дела.
Значит, примерно через неделю, в полдень, сели мы в поезд - не правда ли, замечательно удобно стало ездить по железной дороге, я хочу сказать, в Америке, не за границей. Один мой знакомый - он знает Европу как свои пять пальцев - говорил мне, что во всем Старом Свете не найти ни одного комфортабельного поезда. Но здесь-
Вот сижу я в салон-вагоне, тут тебе все удобства - и некрепкие напитки (лично я всегда предпочитаю в пульмане «Ежевичный»), чтобы подали их, достаточно нажать кнопку, и целая библиотека бесплатных журналов, включая «Сатердей ивнинг пост», - в общем-то говоря, это мой любимый журнал, особенно объявления, тем более их сейчас стали печатать в красках!
И пусть другие нянчатся со своими старыми мастерами, а мне подавай объявления!
Да, сэр, просто удивительно, как шагнула вперед реклама за последние годы. Я, конечно, восхищаюсь великими и ведущими американскими писателями-миссис Райнхарт, и Питерам Б. Кайном, и Артуром Брисбейном,- но сомневаюсь, смогут ли даже они угнаться за этими мастаками, которые сейчас пишут объявления. И это просто блестящая мысль - не знаю, кому первому она пришла в голову,- на любой рекламе рисовать девушку с красивыми ножками; не только когда рекламируют чулки, но и автомобили: изображается, как она садится в авто; а на рекламах машинного оборудования она широким жестом дарует его всему свету. Да, сэр, кто хочет понять Соединенные Штаты, пусть изучит объявления в «Сатердей ивнинг пост»: он узнает, почему мы самая передовая нация в мире и какой у нас простор для каждой индивидуальности.
Находятся нытики, которым не по душе Америка, они твердят, что мы стандартизировались, но -
Но достаточно взять для примера - поймите, только для примера, - парня, с которым я как раз сегодня завтракал, перед отъездом: какая же между нами разница. Мы оба завсегдатаи своих клубов, оба члены Спортивного клуба, наши конторы в одном квартале, живем мы в четверти мили друг от друга, оба любим погонять в гольф и послушать по радио хороший джаз. И, однако, мы с этим парнем - его зовут Бэббит, Дж. Ф. Бэббит, он занимается продажей недвижимости - так же не похожи, как Моисей и Джин Тэнни.
Эти бедняги европейцы после войны сникли и не могут развернуться, у них нет этой широкой и свободной инициативы, типичной для Америки,- а вот мы с Джорджем, хотя и приятели, но до чего же мы разные -
Ну вот, хотя бы: я вожу крейслер, а у Бэббита - машина другой марки. Я конгрегационалист, а Бэббит ходит только в свою старую пресвитерианскую церковь. Он носит очки с большими круглыми стеклами, а меня вы ни за что не заставите надеть что-нибудь, кроме пенсне,- по-моему, так куда представительнее. Он с удовольствием играет в гольф, а я хоть каждый день готов удить рыбу. Ну - и так дальше. Да, сэр, просто удивительно, до чего американская цивилизация, символом которой, можно сказать, стала современная реклама,- до чего она поощряет, как выразился недавно один оратор в Кивани-клубе, расцвет индивидуализма.
А в нашей поездке -
Короче говоря, мы без приключений добрались до Трои - заглянули. к кузену Уолтеру, а потом в Нью-Йорк -
Знаете, Уолт принял нас просто классно. Я стал думать, не такой уж он плохой парень, в конце-то концов. У него новый дом, и я первый скажу,- дом такой же современный, как и у меня. Уютный, современный домик! Пылесос, и газовая сушилка, и новый бесшумный электрохолодильник.
Как же все-таки это удобно! Никогда не мог понять, зачем надо было поднимать столько шума из-за Бейба Рута или даже уж такого действительно пионера науки, как Линдберг, когда никто еще и пальцем не пошевельнул, чтобы прославить нашего собственного гения, который изобрел электрохолодильник.
Только подумать, что это за изобретение! Можно сделать любой замороженный десерт! И не нужен продавец льда, который пачкает вам крыльцо! Ледяная вода всегда к вашим услугам-и днем и ночью можно приготовить освежающий напиток! Я всегда говорю: пусть их, кто хочет, заводят себе большие библиотеки, и всякие там картинные галереи, и органы в гостиной, и розарии, но когда доходит до вещей домашнего обихода, которые делают жизнь удобнее и приятнее,- дайте мне электрохолодильник!
И, должен признаться, радиоприемник Уолта чуть-чуть получше моего. А ведь мало что так ясно определяет твое социальное положение, как приемник.
Ну, что это за изобретение! Что за изобретение/ А еще говорят о чудесах -
Вы только подумайте! Вот сидите вы дома, в старом мягком кресле, как сверчок за печью-или правильно сказать на печи?-ну, да неважно. Сидите вы, потягивая трубку, вертите ручки - и что же? Только подумайте! У себя дома вы слушаете лучшие джазы страны, музыку, которую играют в шикарных отелях Чикаго, и этот великолепный оркестр из Сион-сити! Репортаж о хоккейных матчах передают прямо со стадиона! Вы слушаете шутки лучших комиков страны -
Вот и вчера выступали первоклассные артисты. Двое болтают в пульмане, совсем как мы. «Не встречал ли я вас в Буффало?» - спрашивает один. И другой отвечает: «Никогда не бывал в Буффало». Тогда первый говорит: «Да и я тоже - наверное, это другие повстречались!»
Вот так, сэр! И подумайте, сколько передают просветительных бесед! Только вчера вечером я узнал, что в глазу обычной комнатной мухи помещается несколько тысяч - кажется, не меньше - отдельных линз. Слыхали про такое?
И потом эти проповеди в воскресенье утром. Одного этого довольно, чтобы радио стало, может, самым революционным изобретением на свете.
Ведь как эти проповеди духовно возвышают беднягу, который всю неделю, с перерывом разве что на завтрак в Кивани-клубе, должен корпеть и вкалывать, забыв среди бумажной пыли о высоких материях. Клянусь вам! До смерти не забуду одну проповедь, если бы не радио, я ее и не услышал бы, произносил ее преподобный Вэйо в Янгстауне, штат Огайо,- и он все толковал, что не считает каждого атеиста бутлеггером, но жизнь свою готов прозакладывать, что каждый бутлеггер - атеист!
Остроумная мысль для проповеди, а? И потом -
Да, сэр, ничто так не содействует здоровому интернационализму и не сокрушает так подрывную и пагубную пропаганду большевиков и всех этих пацифистов, как радио, и лично я считаю его вдохновителем Новой Эры, - наравне с новейшими каталогами.
Я уже говорил вам, приемник у Уолта не хуже моего, и мы отлично покатались вокруг Трои, а в воскресенье они устроили большую вечеринку с пивом - только на этот раз мы немного и засиделись, - а так я был рад узнать, что Уолт соблюдает режим и ложится около десяти.
Ведь это самая верная поговорка: «Рано ложиться, рано вставать - горя и хвори не будете знать», - я ее на себе проверил полностью, - и еще мы ездили поиграть в гольф -
В общем-то, мне кажется, климат стал сейчас помягче, чем во времена нашего детства. В газетах пишут, что он существенно не изменился, да пусть их говорят что угодно, неужели вы не помните, как дьявольски холодно было по утрам, когда надо было вставать и топать в школу, теперь уж больше нет таких суровых зим - может, и поэтому дети теперь не такие выносливые, как мы были -
Но вернемся к Уолту. Как я уж говорил, мне у него понравилось, я этого и не ждал,- а особенно понравились его рассказы о войне: он все знает из первых рук, был лейтенантом в интендантских войсках в Девоне -
И до чего превратно многие представляют себе эту войну! Не хочу критиковать генерала Першинга - знаю, его считают одним из наших величайших генералов, под стать Гранту, и Ли, и Израэлю Путнэму, но ведь что надо было сделать,- я бы и сделал это, имей я власть,- надо было наступать прямиком на Берлин, и пусть бы тогда немцы узнали, почем фунт лиха, как мы узнали.
Я стал все это объяснять жене, и она говорит: «Ну, Лоуэл Т. Шмальц, мне за тебя стыдно! Разве нет среди наших знакомых немцев очень приятных людей?»
«Ты не знаешь немцев, как я,- отвечаю.- У них нет передовых идеалов. Они верят в деспотизм, тиранию, насилие и тому подобное, и если они сами не поняли наши демократические идеи, надо им эти идеи навязать силой, вот как надо поступать с немцами! Но в то же время, - говорю, - одного у них не отнять: после войны они здорово взялись за дело. Хорошо бы наши рабочие брали с них пример, а то лишь поглядывают на часы да только и думают о прибавке!»
Короче говоря, в Трое нам очень понравилось, а потом мы поехали в Нью-Йорк.
В этом городе мне все время было не по себе. Проклятые ньюйоркцы - надеюсь, среди вас их нет, джентльмены, они, кажется, считают себя ведущими людьми Америки, а я всегда говорю: на самом-то деле во всей стране нет города провинциальнее! По мне так Чикаго куда лучше.
Когда я бываю в Чикаго, я, знаете, всегда останавливаюсь в гранд-отеле Императорский Дворец - спокойное, уютное местечко. Меня все там знают и спешат услужить, а в этих огромных нью-йоркских отелях коридорные так дьявольски независимы, можно подумать, они делают тебе одолжение.
Что же до бизнеса-
В Чикаго я, можно сказать, почти всегда имею дело со Старбрайтом, Хорнером и Доддом; и сам Билли Додд заботится обо мне, иметь с ним дело - одно удовольствие: прямой, откровенный человек, и всегда у него есть для вас про запас хороший анекдот и отличная сигара, всегда он приветлив и не устраивает скандала, если кто и опоздает немного с уплатой и попросит отсрочку дня на два или даже на месяц. Да, сэр, мы не раз завтракали с Билли в старом Палмер-хаузе, пока его не снесли, и хоть этот новый Палмер-хауз - можно сказать, настоящий дворец, все же в старом была своя прелесть, там отлично умели зажарить мясо с луком. И тушить устриц. Но в Нью-Йорке -
Все эти чертовы французские блюда, и эти цены -
«Бог мой - говорю я одному такому умнику, кажется, его зовут метрдотелем, - ну, тому, кто принимает заказ и потом передает его настоящему официанту. - Бог мой! - говорю я ему, посмотрев в меню цены. - Я пришел сюда пообедать. Я не собираюсь покупать этот отель!»
И в деловом мире такая же петрушка.
Возьмите фирму, которая продает эти новые мимеографы. Они сказали мне, что у них много заказов и они мне сейчас не смогут поставить партию. Хорошо, говорю я им, почему же вы не можете выполнить мой заказ, а другой пусть пока подождет?
Нет, отвечают, на это они не пойдут. Они попросту капризничали, а когда я попробовал втолковать им, что я не обычный клиент и им бы стоило пойти на уступки, - они словно оледенели. Вот уж как-нибудь напишу письмо в нью-йоркские газеты и выложу, что думает об их городе настоящий американец со Среднего Запада -
Этот грохот, и вечные заторы на улицах, и эти чудовищные цены, и -
И никакой семейной жизни. По вечерам никто не сидит дома, все едут в эти ночные клубы или еще куда. А возьмите нас, наш город. Вечерами - если мне не надо в ложу или на собрание какого-нибудь комитета Кивани-клуба и если дети не пошли в кино или к своим друзьям - мы все усаживаемся вокруг приемника и отлично, по старинке проводим время дома. Ничего подобного в Нью-Йорке! Какое там! Не знаю, черт возьми, куда идет нация -
И полным-полно иностранцев - итальяшки, и цыгане, и бог знает кто еще - и эти продажные политики -
Ну, если уж. говорить о политике, я отвлекусь немного от поездки и скажу, что слышал на прошлой неделе в клубе за завтраком. Наш конгрессмен - а я думаю, даже в Вашингтоне всеми признано, что он один из самых выдающихся умов в Палате Представителей, - так вот, он основательно изучил положение в Европе, провел шесть недель в Германии, Франции и Италии и, взвесив все, пришел к выводу: все эти страны сейчас так процветают, что мы вправе потребовать, чтоб они сполна заплатили нам долг! Он рассказывал, что там в лучших отелях еда повсюду такая же вкусная, а цены почти такие же высокие, как в Нью-Йорке! И они еще жалуются на бедность!
Но, если вернуться к нашей поездке, я не такого уж высокого мнения о Нью-Йорке, хотя мы и провели там шикарный вечер, - встретили в вестибюле отеля наших, из Зенита, и пошли все в китайский ресторанчик; там нам дали цыплят, каких я в жизни не едал, - а потом смотрели фильм, я знал, что он стоящий, потому что видел его в Зените, - Гут Гибсон в первоклассном ковбойском боевике.
Но Делмерина пришла в восторг от Нью-Йорка, и, бог мой, до чего эта девчонка ныла, приставала и канючила-
Ей хотелось побывать в одном из этих ночных клубов. Я ей все толковал, что целый день, пока мне приходится в поте лица вести переговоры с разными фирмами, они с матерью могут развлекаться - пойти на утренник или побродить по магазинам (хотя я и не советовал им накупать слишком много - «Подожди, - говорил я,- пока вернемся домой! Ведь у нас магазины такие же современные, как и в Нью-Йорке»). Но она не унималась, и в общем-то мать ее поддерживала, и как-то вечером я повез их в отличный ночной клуб, мне рекомендовал его рассыльный при отеле, смышленый парнишка, город знал вдоль и поперек.
Ну, думаю, пропал вечер, но, должен признать, ошибся. Не то чтобы там не драли втридорога, и, само собой, нечего ходить по таким местам больше раза-двух в год, но какое же это местечко!
Сначала мы были немножко обескуражены. Подкатываем к дому в районе Пятидесятых улиц, на вид - дом как дом, и везде темно.
«Не может быть, чтоб это самое место»,- говорю я водителю такси.
«Да нет, это самое, - говорит.
«А вы уверены?»
«Спорю на что угодно,- говорит,- не вас первых сюда привожу. Вы только позвоните - вон, внизу - вас и впустят».
Ну, думаю, он свое дело знает; так что все мы - жена, Делмерина и я, выбрались из такси, и я нажал звонок внизу - они называют это полуподвал, а на самом-то деле это нижний этаж, таких домов, знаете, в Нью-Йорке было много, теперь-то их сносят и строят современные многоквартирные - а то были дома из серого камня, к парадной двери надо подняться по ступенькам, а дверь в этот полуподвал была под ступеньками, в общем-то на уровне мостовой, всего на ступеньку - две ниже, чем мостовая, никак не больше, это я точно помню; и была там железная решетчатая дверь, но, как я уже сказал, никаких огней, ничего, что мы могли бы увидеть, и я подумал, уж не ошибся ли водитель -
Но когда я позвонил, почти сразу отворилась дверь, и показался малый в презабавной форме,-ей-богу, ну, просто адмирал английского флота,- я и спрашиваю: «Это Нувель Дезир?»-я искал клуб с таким названием-«Это Нувель Дезир?»-спрашиваю.
«Да, но я не имею удовольствия знать вас в лицо», - говорит он,- знаете, несет какой-то такой напыщенный вздор.
Ну, я стал над ним подшучивать - сказал, что не так уж трудно припомнить мое лицо, если постараться. Делмерина - она стояла у меня за спиной, и должен сказать, хотя о дочери, конечно, я не могу судить беспристрастно, но на ней было легкое лиловое платье с блестками и золотые туфельки, и выглядела она не менее элегантно, чем другие дамы, да и жена моя для Среднего Запада не такая уж замарашка, и -
Значит, Делмерина стоит у меня за спиной и шепчет мне на ухо: «Па, не надо так смеяться над слугами».
Но я знал, что этот парень в форме не простой слуга, и хотел показать ему, что Веселая Жизнь мне не в новинку (конечно, на мне был вечерний костюм) и -
Ну, в общем, он подзывает помощника управляющего, такого приятного «а вид субъекта в вечернем костюме; лицо у него смуглое - видно, итальянец,- но выговор приятный.
И он объясняет, что Нувель Дезир - это клуб, пускают они только своих членов, но я представил ему жену и Делмерину, рассказал, что мы из Зенита и пробудем в городе не больше недели, и вынул карточку ордена Лосей, - тут он нас хорошенько оглядел и сказал, может, ему удастся все устроить - с членов клуба берут двести монет в год, но нас, в конце концов, оформили на одну неделю за пять монет с носа.
Так что мы спокойненько вошли, а там -
Может, снаружи и не было видно огней, зато внутри, вот это да! Великолепие такое, - ну просто бал у Вандербильдов. Зал был на весь первый этаж, а кухня и все прочее, видно, внизу, в полуподвале -
Вот забавная штука: этот помощник управляющего - мы с ним быстро сошлись, он предложил звать его Ником, а я - пусть зовет меня Лоу, но он сказал - это против правил - так вот, Ник открыл мне, что, может, и вам, джентльмены, будет в диковинку: оказывается, они все готовят на электричестве!
Значит, такой был бальный зал. Стены до половины затянуты красным атласом или шелком, а по нему разбросаны, как сказал Ник, украшения Современного Искусства: разные там зигзаги и большущие цветы и все это золотое; а повыше - гирлянды цветов. Я заметил, что цветы искусственные, но трудно было в это поверить, пока их не потрогаешь: на вид совсем как живые. Некоторые столы стояли в кабинках, вроде бы как в беседках, увитых виноградом. А в конце зала были желтые мраморные колонны - на вид доподлинный мрамор, хотя на самом деле навряд ли - а перед ними играл джаз - и послушайте, ребята там были, что надо, все негры, но каждый, Ник мне потом шепнул, с первоклассным музыкальным образованием. А уж саксофон- я вам вот что скажу: если есть кто лучше него в оркестре Поля Уайтмена, хотел бы я его послушать - тот парень мог извлекать из саксофона любые звуки: то тебе кажется, это воет сирена в тумане, а то мычит больная корова, да все что хочешь.
Прежде, чем мы уселись за столик - народу было еще немного, - Ник отвел меня в сторонку и шепнул, что на втором этаже у них настоящий бар, как в прежние времена, и, может, ему удастся устроить, чтоб я поднялся наверх и получил немного спиртного. Правила клуба, так он по крайней мере сказал, предписывают всем покупать вино за столиком, и подают первоклассное шампанское, но все же это не то, что настоящее виски, - так он сказал.
Короче говоря, он ушел и все устроил, и мы смогли подняться в бар.
Я-то собирался заказать для Делмерины и ее матери имбирного пива, но похоже, там ничего безалкогольного не держали; и потом Делмерина подняла шум.
«Хочу коктейль, - заявляет, - да и маме, честно говоря, тоже хочется. Может, мы уже больше никогда и не попадем в ночной клуб. И потом ты же дома давал мне пригубить коктейль. Только подумай, что скажут мои подруги, когда узнают, что я была в ночном клубе и не попробовала там коктейля. Я уже,- говорит,- не маленькая».
Тут я уперся и стал уверять, что ее мать вовсе не хочет пить - моя жена всей душой верит в сухой закон}- но на сей раз она, черт подери, вовсе меня не поддержала, наоборот, захихикала и говорит, что не прочь попробовать, в виде исключения. И если без лишних слов, все мы взяли по коктейлю - Мэми и Делмерина бронкс, кажется так, а сам я заказал сначала мартини, а потом говорю: «Ей-богу, возьму-ка я лучше манхэттен. Вот уж пять лет, как не пробова.л манхэттен». Ну и выпил манхэттен. А там еще украдкой хватил два виски с содовой, пока Мэми с девочкой ходили в туалет, и почувствовал, что здорово набрался за этот великолепный, чудный вечер.
Я и хочу сказать: что там ни думать о Нью-Йорке, а вечерок мы провели что надо.
Ник устроил нам столик почти у самой площадки для танцев.
Мы осмотрелись: народу стало прибьивать, и все люди приятные. Делмерина говорит: «Ох, был бы тут. хоть один знакомый, а то мне не с кем танцевать, папа, кроме тебя». Я стал толковать ей, что меня, черт побери, считали в Сельском клубе совсем неплохим танцором, как вдруг - вот тебе на! Да, сэр, я слышу знакомый голос и вижу Сэма Гирштейна из зенитской фирмы готового платья «Мамонт» - я частенько встречал его в Спортивном клубе.
Меньше чем кого бы то ни было мне хотелось увидеть Сэма. По правде говоря - это, конечно, между нами, - у него не слишком-то чистая репутация дельца, и до меня доходили очень даже подозрительные слухи, насчет его секретарши. А все-таки - знаете, каково это вдали от дома - особенно в Нью-Йорке, где все такие надменные ледышки: приятно увидеть знакомое лицо.
И мы приглашаем Сэма за наш столик, и он, надо отдать ему должное, настаивает, что за свое вино будет платить сам, а потом заказывает еще. А уж танцевать-то он умел. Наружность его мне никогда не нравилась - слишком смуглый и смазливый, такие большие черные глаза не к лицу настоящему мужчине, но он отлично кружил Делмерину и даже жену по этому старинному паркету. И я, после того как хлебнул шампанского, не стал бы из себя выходить, если б ему вздумалось поцеловать Делмерину -
Понимаете, не то чтоб он позволил себе что-нибудь такое; вел он себя как настоящий джентльмен; и один раз, когда я танцевал с Мэми и поскользнулся - слишком уж скользкий у них там паркет, - Сэм подхватил меня и не дал мне упасть.
Хоть и не нравится мне, что он крутится в нашем доме, с тех пор, как мы вернулись в Зенит - у него вроде есть где-то жена, только он с ней не живет. Делмерина говорит, я спятил. Они, мол, говорят с Сэмом о музыке - он в ней здорово разбирается. Но не нравится мне, когда она поздно возвращается домой -
Я, наверно, старый чудак! Но Дел еще так молода и думает, что все знает, а сама-то невинна, как дитя - да я, верно, волнуюсь из-за пустяков. А как бы там ни было, здорово мы повеселились в тот вечер. Ну и вечерок был! Уж не пожалели монеты! Было три часа, не меньше, когда мы отправились на боковую. Помню:
Вот была умора! Мэми, это моя жена, как будто почтенная дама, и я, церковный староста, бредем это мы по Бродвею в три часа ночи и горланим «Мы не разойдемся до зари!»
Знаете, Сэм - вот уж неутомимый дьявол - подхватил одну пару из Форта Ворса, штат Техас (и жена там была не простушка; нью-йоркские дамы ей в подметки не годятся), и каким-то образом, уж не помню как, мы познакомились с семейством из Сан Хозе, Калифорния - торговец фруктами с женой и сыном: тому сразу понравилась Делмерина; а наверху в баре я разговорился с джентльменом и леди из Канзас-сити, не могу только вспомнить, какого штата, то ли Миссури, то ли Канзас, давно уже это было,- и все держались так, будто век знакомы друг с другом, танцевали и смеялись, и провозглашали тосты, и пели, и пили напропалую-страшно и подумать, во что мне это влетело. «Но,- сказал я жене,- вот так они и живут, в этом Нью-Йорке».
Но зачем, джентльмены, рассказывать вам о Нью-Йорке? Вы его знаете, наверное, лучше моего и ждете, чтобы я кончил эту песню и перешел к Вашингтону и моим впечатлениям от Белого дома. Точно, сэр, чем меньше говорить о Нью-Йорке, тем лучше. Эти ньюйоркцы просто помешались на деньгах, вот что я скажу.
Если бы я хотел пожертвовать такими драгоценными вещами, как домашний уют, и друзья, и настоящая литература, и хорошая рыбалка каждое лето,-пусть сколько угодно расхваливают Канаду, но покажите мне лучшее место для рыбалки, чем у нас, в Северном Мичигане, всего ночь езды от Зенита - покажите мне такое местечко!
Я так смотрю на вещи: все должны добиваться благосостояния - ради семьи «собственного положения в своей общине, но с деньгами можно зарваться, и я всегда говорю: сперва Идеалы, а уж потом Доллары.
Такое мое мнение о Нью-Йорке и - мы упаковали вещи и поехали в Вашингтон, и, знаете, Делмерина делала вид, что ей, мол, безразлично, но предстоящая беседа с президентом ее так волновала, что в поезде она едва могла усидеть на месте. Да и я тоже - ведь столько лет не видел Кэла. Я даже подумал было: может, он пригласит нас позавтракать с ним или поужинать. Но я и сам понимал, что это немыслимо: ему ведь надо принимать столько народу - послов, и верхушку нашего ордена Лосей, да и прочих; все же и я здорово поволновался.
Не знаю, джентльмены, хорошо ли вы знаете Вашингтон, но только новый вокзал там очень красивый и во всех отношениях современный; перед ним площадь - кажется, ее называют Плаза; и я бы никогда не подумал, но прямо с этой площади виден купол Капитолия. Меня это просто поразило.
Мэми хотела, чтобы мы сначала взяли номер в гостинице и умылись после дороги, но я сказал: «Нет уж, лучше мы сперва поедем к президенту и узнаем, каковы его планы; такси нас подождет - пусть даже придется заплатить полтора доллара; ведь не каждый день собираешься в гости к президенту Соединенных Штатов!»
Мы сразу взяли такси и поехали - все очень волновались. И вдруг я говорю жене: «Послушай, тебе ничего не кажется странным в этом такси?»
«Да нет, - говорит, - вроде бы ничего; все нормально. А что?»
«Все нормально! - говорю. - Еще бы! Так, по-твоему, в этом такси нет ничего особенного?»
«Да нет»,- говорит.
«Ну, а какой марки эта машина?» - спрашиваю.
Тут, конечно, должна была вмешаться Делмерина: «Это студебекер, правда ведь?»
«Вот-вот, мисс Умница! - говорю.- Господи, а я- еще учил ее править! Это и не студебекер, и не кадиллак, и не один из этих дешевых автомобилей. Это бьюик. Видите разницу?»
Ну, они обе вытаращили глаза - не поймут, в чем дело, - знаете, каковы эти женщины, даже самые смекалистые.
«Не видите? - говорю. - Это бьюик, самая большая шестицилиндровая машина, какую продают в Соединенных Штатах, да и во всем мире. А часто вы видели, чтоб бьюик был такси? Не слишком часто. Соображаете? Да, это довольно-таки странно, а в чем тут, дело, не могу, сказать. По крайней мере я уверен, что это бьюик, - конечно, корпус тут обычный для такси - капот я не успел разглядеть, но вот щиток - как бы там ни было -
Я постучал в окошко, и водитель - наверно, он думал, мы обычные туристы, хотим посмотреть город; мы проезжали мимо какого-то здания, и он слегка обернулся и бросил: «Пенсионное управление». (А может, это было Бюро патентов - я не обратил внимания, до того разволновался, что скоро увижу президента, - а сейчас, по правде сказать, уже не помню.)
«Не, - заорал я ему, - я хочу знать: это бьюик?»
«Ага!» - кричит.
«Ну,- говорю я девочкам. - А я что толковал!»
Уж будьте покойны!
Вот подъехали мы к Белому дому и -
Даже вы, джентльмены, кто из вас был в Вашингтоне и видел Белый дом, и тот может не знать, что канцелярии, включая и собственную канцелярию президента, размещаются в крыльях этого старинного здания. Мне думается, крылья эти построены недавно, и они такие низкие, что с улицы их вряд ли заметишь,- можно даже не узнать, что они вообще есть, если не удостоишься чести, вот как я, войти внутрь.
Итак, подкатили мы по авеню к этому прославленному старинному дому -
Признаться, у меня сердце забилось, когда я подумал обо всех знаменитостях, которые в нем обитали: и Грант, и Мак-Кинли, и Гардинг, и Гарфилд, и все остальные! Как я выразился в Кивани-клубе, рассказывая о своей поездке: ей-богу, это просто вдохновляет. Ведь в конце концов, что может больше вдохновить, чем жизнь наших героев -
Это как раз напомнило мне вот что: несколько дней назад встретились мы с соседом, он и спрашивает: «Как по-вашему, Лоуэл: кто с 1900 года величайшие герои Соединенных Штатов? Кто наши гении?»
Ну, над таким вопросом поломаешь голову, и он и я - мы начали составлять списки, мой у меня случайно с собой, в кармане. Вот кого я считаю нашими ведущими умами:
Кулидж, Гардинг, Вильсон (хотя я и республиканец), Форд, Линдберг, Билли Сандей, Першинг, Рузвельт, Джон Роуч Стрейтон, судья Гари и -
Есть еще несколько имен, которые могут удивить вас, джентльмены, может, вы никогда не смотрели так на эти вещи. По-моему, надо представить и так называемое искусство, и я вписал Энн Николе - слушайте, на мой взгляд, автор такой пьесы, как «Ирландская роза для Эби», которая уже пять лет не сходит со сцены - может, так пристало говорить снобам, а не деловым людям, но, по-моему, эту Николе можно сравнить с любым королем бизнеса, и потом, я слышал, она загребает не меньше денег, чем Джек Демпси.
А другое имя, может, удивит вас еще больше: Сэмюэл Гомперс!
"Так и знал, это вас удивит: многие думают про этого человека, что он за рабочие союзы, и беспорядки, и все эти большевистские смуты. А оказывается, Гомперс - нам совсем недавно объяснил это в Кивани-клубе один приезжий, вроде бы профессор, - Гомперс как раз против всяких беспорядков. Он считает, что у рабочих должны быть свои права, и, по-моему, это правильно, но он представляет себе это так, что рабочие, предприниматели и потребители объединятся в великом братстве во славу Соединенных Штатов и ради распространения наших рынков на земли, несправедливо монополизированные Англией и Германией. Так-то, сэр!
Значит, подъехали мы к Белому дому -
Я сказал шоферу, чтоб он остановился у парадной двери - точно так же, по-моему, и Кэл Кулидж остановился бы у моей парадной двери, если б заглянул ко мне в Зенит. Я не знал тогда, где что помещается в Белом доме.
Но там стоял у ворот какой-то фараон, он и спрашивает: «Что вам угодно, сэр?»
«Чего мне угодно, офицер?-говорю.- Чего мне угодно? Повидаться с президентом, только и всего, - говорю. - Я его старый друг, только и всего».
Ну, он все выслушал и объяснил, что мне надо завернуть и подъехать к боковому входу, ладно, говорю; как друг президента, говорю, я меньше всего желаю нарушать здешние порядки.
Ну, если без лишних слов, в конце концов мы попали в одну из приемных канцелярии президента, и к нам вышел джентльмен - приятный такой, одет с иголочки, в сюртуке и полосатых брюках; это был, кажется, первый секретарь президента, и я представил ему мою жену и Делмерину и объяснил, что мы с президентом - однокашники.
«Я знаю, что у президента дел по горло, но очень хотелось бы взглянуть на старину,- говорю ему, - и как бы хорошо, если б моя жена и дочь могли пожать ему руку».
Так он все прекрасно понял.
И сразу пошел к президенту - мне не пришлось и минуты прождать, да, сэр, ни минуты.
Потом вернулся и сказал, президент ужасно жалеет, что не может принять нас тотчас же, он очень занят в связи с важной международной конференцией насчет - кажется, он сказал насчет Женевы - и просит меня подождать. Этот секретарь тоже был очень мил; нам не пришлось сидеть с грустным видом, словно бродягам на бревне; он занимал нас беседой, и я смог многое узнать об истинных намерениях президента, но я не хочу, джентльмены, чтобы вы передавали этот материал в газеты.
Я задал вопрос этому секретарю - его звали м-р Джонс, вот я у него и спрашиваю: «Что думает президент о разоружении, м-р Джонс?»
«Случилось так, - говорит он, - что я могу ответить словами самого президента. Я был при его беседе с государственным секретарем»,- говорит он. Послушайте, ну разве это не здорово: я будто сам присутствовал на совещании президента с государственным секретарем! Так вот - «Я был при его беседе с секретарем,- сказал мне м-р Джонс,- и вот его точные слова: «Фрэнк, большие корабли стоят уйму денег, и, по-моему, мы сберегли бы круглую сумму, если б смогли добиться от других наций сокращения флота».
«Я так рад это слышать, м-р Джонс! - говорю. - Это подтверждает мое собственное мнение о разоружении. А еще хотелось бы узнать, - говорю, - каков президент в личной жизни? Что он ест на завтрак?»
М-р Джонс объяснил, что президент ест то же самое, что и мы все,- поджаренные хлебцы с кофе, яйца и овсяную кашу. Я был горд и очень счастлив услышать это: значит, слава не испортила Кэла, и он такой же простой и честный парень, каким был в колледже.
«Что думает президент о положении в Китае?» - спросился м-ра Джонса.
«Могу сказать вам, не выдавая ничьих тайн, что, не в пример некоторым сенаторам, президент находит положение в Китае серьезным и даже почти критическим, и - но это строго между нами, - сказал мне м-р Джонс, - он твердо уверен: права и интересы великих держав должны быть гарантированы, но надо терпеливо и по справедливости рассмотреть и права самих китайцев».
«Мне, сэр, было очень интересно это услышать,- сказал я ему.- Тут не может быть двух мнений. Я сам так считаю».
Знаете, мне представился, можно сказать, редкий случай узнать из верного источника о положении дел в Китае и влиянии там большевиков. Я слушал одного миссионера, он только вернулся из района беспорядков в Китае и выступал в среду на вечернем ужине в нашей церкви - Зенитской церкви пилигримов-конгрегационалистов; пастором у нас д-р Дж. Проспер Эдварде, его проповеди очень знамениты, вы, наверно, слышали их по радио, передают через воскресенье в 11.15 утра. Он редкостный оратор и человек ученый, но большой либерал. И он всегда говорит, что готов по-братски сотрудничать с любым христианским течением, несмотря на различия в доктринах, если только оно признает основополагающие и неоспоримые элементы христианства: непорочное зачатие и загробную жизнь.
Скажу вам, кстати, что я думаю о религии.
Сам я конгрегационалист, и вовсе не потому, что таким родился,- это мне как-то старался доказать один из этих продувных атеистов, - а потому, что я глубоко почитаю великих вождей нашей церкви - Джонатана Эдвардса и Роджера Болдуина - хотя, кажется, он был баптистом, этот парень с Род-Айленда?
Да все равно, то же самое ведь и сегодня: такие люди, как Ньюэл Дуайт Хиллис и С. Паркс Кэдмен, оба они сделали в войну для победы мировой демократии не меньше любого солдата, разоблачая тайное стремление Германии к мировому господству, - а как д-р Кэдмен ведет свою колонку в газетах: он знает все на свете и может ответить на любой вопрос - неизлечимая ли у вас болезнь или кто написал пьесы Шекспира - да, сэр, это действительно выдающийся лидер, типичный для Америки.
Но в то же время я считаю, что и другие секты - методисты, и баптисты, и пресвитерианцы, и кэмпбеллиты - все они работают ради одной цели: сделать Америку величественнее и чище.
Похоже, наше поколение еще не в силах устоять перед дьяволом. Признаюсь, сам я курю и могу иной раз выпить, но всегда в меру; кого я презираю, так это тех, кто на ногах не держится, - люблю прокатиться в воскресенье, могу чертыхнуться да и стройной ножкой все еще не прочь полюбоваться. Но я твердо верю - может, вам это, джентльмены, и не приходило в голову, - если мы поддержим все церкви и дадим ход проповедникам, появится поколение, которому даже не захочется всего этого, и тогда Америка станет во главе мира, как нация, какую еще свет не видел, да, сэр, и я рад объединиться с методистами или -
Не то, чтоб я был такого уж высокого мнения о Христианской науке, Адвентистах Седьмого Дня и всех прочих. Слишком далеко они заходят, а я не сторонник крайностей; что же до католиков - надеюсь, среди вас, джентльмены, католиков нет, и это останется между нами, но мне всегда казалось, католики слишком терпимы к пьянству и табаку, можно сказать, они совсем не типичны для Америки.
А что касается религии вообще, говорят, в наши дни много развелось нахальных умников, которые сомневаются в истине христианства. Возможно, я и не теолог, но хотелось бы мне встретиться с одним из этих молодцов: уж я бы показал ему, где раки зимуют!
«Послушай-ка, - сказал бы я ему, - во-первых, кажется, ясно, что люди, специально обучавшиеся теологии, знают немного побольше нас, профанов, не так ли? И, во-вторых, если христианская религия существует уже две тысячи лет и сегодня она сильнее, чем когда-либо прежде - ты только взгляни на эту церковь-небоскреб, что строят сейчас в Нью-Йорке, - разве похоже, чтобы какие-то бездельники смогли это изменить?»
Наверно, им это никогда и в голову не приходило. Беда с этими агностиками - ведь их нельзя заставить хоть слегка пошевелить мозгами!
И что они могут предложить вместо религии? Знаете, в чем беда с этими субъектами? Они только разрушают и ничего не предлагают взамен!
Так вот, как я вам говорил, по средам в нашей церкви бывает вечерний ужин, до молитвенного собрания и наши прихожанки готовят вкуснейшие ужины, вы таких и не едали, и всего за сорок центов - бифштекс по-гамбургски с испанским соусом или ромштекс с кабачком, а иногда на десерт мороженое, и все первоклассное. И кто нибудь произносит речь - в тот вечер выступал миссионер из Китая, и он-то уж рассказал нам правду про Китай, и как дико ведут себя эти китаёзы, совсем не уважают своих торговых договоров,- и до чего это чертовски глупо, ведь им дается возможность вступить в контакт с Америкой и Англией, они бы стали цивилизованными и перестали поклоняться идолам. Но миссионер этот выказал подлинно христианский дух. Хотя китаёзы, по его словам, и выгнали его в шею, он считает, что надо дать им еще раз попытаться управлять своей собственной страной.
Я тоже так думал, и мне было очень интересно узнать, что президент разделяет эту точку зрения, и потом я спросил м-ра Джонса:
«М-р Джонс, а по совести говоря, президенту везет на рыбалке? Он сам - хороший рыболов?»
«Один из лучших. Улов у него всегда больше, чем у любого из компании, - это когда он следит за поплавком, но нельзя забывать, он постоянно поглощен государственными делами»,- отвечает мне м-р Джонс,
«Да, понимаю,- говорю я ему, - и считаю позором, что некоторые газеты не находят ничего лучшего, чем высмеивать президента. И еще один вопрос,- говорю,- принадлежит ли президент к какому-нибудь клубу - Ротарианскому, или Кивани, или еще к какому?»
«Нет. Занимая такое положение,- объяснил мне м-р Джонс,- он едва ли может отдать предпочтение одному из них, но, думаю, я не выдам никакого секрета, если скажу, что великие заслуги и идеалы всех этих организаций вызывают у президента истинное восхищение».
Мне было здорово приятно это услышать, надеюсь, и вам, джентльмены, все равно, принадлежите вы к этим клубам или нет. В конце-то концов какие организации приносят в наши дни больше подлинного блага и настоящего счастья, чем клубы, все без исключения, хотя сам я киванианец и не могу не чувствовать, что наша организация превзошла все другие, - мы не такие чертовы снобы, как эти ротарианцы, и в то же время не такие простаки, как сивитанцы и львы… - Вот так-то, сэр!
Только подумать, что дают эти клубы. Самые ответственные и прогрессивные члены общества собираются раз в неделю и не только славно проводят время, оставив всю свою важность за дверями и называя друг друга по имени - нет, вы подумайте, что это значит! Приходит, скажем, какой-нибудь судья - большая шишка; и весь этот час я зову его «Пит», и хлопаю по спине, и шучу с ним насчет его семьи: ясно, что всякому по душе так вот разойтись и вести себя по-человечески.
И потом - какую пользу мы приносим! Только в прошлом году наш клуб установил не менее двухсот шестидесяти трех рекламных стендов - по всему шоссе, на сорок миль от Зенита. И мы славно покатали на машинах деток из сиротского приюта и бесплатно их покормили. Поверьте, это была отличная реклама для киванианцев, потому что на борту каждого грузовика было выведено огромными красными буквами: «Бесплатная Прогулка для Обездоленных Деток - Безвозмездный Дар Зенитского Кивани-клуба».
Что уж говорить о замечательных ораторах, которые бывают у нас каждую неделю,- мэр и специалисты по раку и писатели и разные комедианты и прочие. А все эти нытики и насмешники -
Ну да ладно, я был здорово рад услышать такое мнение президента и спрашиваю м-ра Джонса: «Так, а что думает президент о налогах, если об этом можно спрашивать?»
Конечно, вам, джентльмены, будет интересно знать, что ответил мне м-р Джонс, ведь это один из самых важных вопросов дня, и Джонс ответил мне сразу, без колебаний.
«Мне точно известно, - говорит, - что думает президент: груз налогов надо распределить равномерно, так, чтобы не легло излишнее бремя на плечи бедных и несчастных, но в то же время, чтобы не воспрепятствовать честным деловым интересам и не стеснить необходимое расширение коммерции».
А эти безответственные элементы твердят, что наш президент - не глубокий мыслитель!
А потом - Делмерина была как на иголках, дожидаясь встречи с президентом; не могла усидеть спокойно на своем стуле. М-р Джонс очень любезно заговорил с ней, и я просто гордился, как сумела девушка из нашего города отвечать человеку, занимающему такой пост.
«Значит, вы из Зенита, - начал он. - Нравится вам ваш город?»
«Ясное дело, - говорит она. - Я считаю, Зенит - самый красивый город Америки. Конечно, я бы охотнее жила в Нью-Йорке, но вы знаете, что наша система парков - лучшая в Соединенных Штатах?»
«Неужели? - говорит.- Нет, этого я не знал. А нравится вам танцевать чарльстон? Или, может, вы предпочитаете блэк-ботом? Как он вам?»
«Мне? - говорит. - Мой милый, я бы вам показала, да боюсь, здесь не место».
«Я тоже боюсь»,- говорит он, и мы вчетвером захохотали.- Ну разве это не смешно - танцевать чарльстон в канцелярии президента!
Только я собрался спросить м-ра Джонса, что думает президент о социализме, как его вызвал курьер; его не было минуты две, не больше, а потом он вернулся, и вид у него был такой грустный.
«Ужасные у меня новости, - говорит. - Президент был уже готов принять вас, как вдруг явился британский посол с какими-то важными делами,- это займет часа два,- а там он должен спешить на «Мэй флауэр» - это его яхта - и пропадет на четыре-пять дней: будет проводить важное секретное совещание. И он меня специально послал передать вам: он невероятно огорчен, что не сможет вас увидеть, и надеется, что вы заглянете в любое время, когда будете в Вашингтоне».
Так что, джентльмены, вы сами могли убедиться: совсем не случайно, а благодаря трезвому складу ума и чувству товарищества президент Кулидж - он или другой президент, какой у нас недавно был, - сохраняет свой пост, и надеюсь, я не надоел вам, а теперь закругляюсь, и пускай говорит кто-нибудь другой -
Но еще два слова о социализме. Я бы дал каждому справедливую долю, но когда хотят поддержать всех этих лодырей, я так считаю: тут положительные, практичные люди вроде нас, которые контролируют страну, должны, как говорится, -
