Из больницы они возвращались на машине. Профессор, сидя за рулем, молчал. Этот случай его просто потряс — ведь он знал Спироса еще ребенком, когда тот, всегда веселый и приветливый, часто приходил к ним в дом как закадычный друг Антониса. Профессор вспомнил, что совсем недавно Спирос зашел узнать, когда Антонис приезжает. И, кажется, собирался зайти еще, потому-то и нашли у него клочок бумаги с их телефоном.

Антонис сидел рядом и тоже молчал. Профессор украдкой взглянул на брата Антонис явно был сильно расстроен и что-то напряженно обдумывал.

— О чем задумался, Антонис? — не выдержал Викетас — Кажется, о чем-то очень серьезном.

— Я думаю да, ты правильно угадал, об одной очень важной вещи.

— Такой уж и важной!

— То, что занимает меня, Кирьякос, действительно очень серьезно. Думаю, настало время закончить тот разговор, который мы прервали, когда пришел регулировщик с сообщением о Спиросе. Если память мне не изменяет, мы говорили об исследовании, которое я начал проводить в Америке.

— Ты хотел мне что-то рассказать…

— Да. Я хотел признаться, что вот уже много месяцев меня мучает одна проблема. Если бы не Спирос, а какой-нибудь незнакомый мне человек попал в эту ужасную катастрофу, я бы сказал, что небо вняло моим самым страстным молитвам.

— То есть? Что ты хочешь этим сказать?

— Если бы на месте Спироса был чужой человек, я без колебаний использовал бы его для своего эксперимента. Так или иначе этот человек был бы обречен. Но речь идет о Спиросе, моем друге детства и однокласснике. Я никогда бы не позволил себе использовать Спироса в качестве подопытного кролика. Но, быть может, испробовав на нем свое открытие, я смогу помочь ему и спасу от той участи, что его ожидает. Если он выживет конечно; ведь вероятность смерти очень велика.

— Антонис, ты меня пугаешь. Объяснись же наконец.

— Я говорил тебе о своих опытах, но не сказал, чем именно занимаюсь. Ну, что ж, попытаюсь вкратце рассказать, что я делал в Америке. Учеба меня очень увлекала. Наш мозг хранит еще множество тайн, и, как ученые ни старались, никому до сих пор не удалось даже приподнять тот покров, который их скрывает. Я страшно выматывался, физически и умственно, и по вечерам был способен только на то, чтобы смотреть телевизор. Однажды вечером, когда по телевизору показывали запуск космического корабля на Юпитер, я спросил себя, сможет ли человеческий мозг через несколько лет идти в ногу со своим собственным творением — техническим прогрессом. Ты никогда не задумывался над тем, что за последние сто лет, да что я говорю, за гораздо меньший срок, человек совершил столько открытий и в то же время принес нашей планете такие разрушения, каких она не знала тысячи, если не сказать миллионы лет, с тех пор как человек существует как вид? Ты никогда об этом не думал?

— Вероятно, ты прав, но этот вопрос никогда серьезно не занимал меня. Я уверен, человек может приспособиться к любым условиям.

— Не уверен. Весь этот колоссальный технический прогресс уже начал выходить из-под нашего контроля, а куда это может привести, одному черту известно. Не знаю, приходилось ли тебе когда-нибудь читать научную фантастику?

— Конечно, нет. Времени для ерунды не хватает.

— А ведь далеко не вся она ерунда. Вспомни хотя бы Жюля Верна, который оказался настоящим пророком. Многие из этих книг — гениальные догадки о будущем — темном, покрытом мраком. Предчувствие, что человек превратится в раба машины, самим же изобретенной. Невероятно, конечно, и ужасающе.

— Только не говори мне, что у тебя есть план, с помощью которого ты можешь предотвратить мировую катастрофу, — засмеялся Викетас.

— Не смейся, Кирьякос. Действительно, у меня есть такой план, и я даже думаю, что кое-что мне удалось сделать…

— Говори же, Антонис. Я просто сгораю от нетерпения.

— Эта мысль уже давно занимает меня. Я все время размышлял, изучал этот вопрос, но передо мной как будто стояла непроницаемая стена без окон и дверей, и вдруг однажды пришло озарение. В нашу лабораторию привезли из университетского аквариума тело мертвого дельфина, при жизни славившегося своим умом и сообразительностью.

— Я знаю. Дельфины считаются самыми умными на Земле животными. Некоторые даже думают, что они умнее человека. Не понимаю только, если они действительно так умны, то почему предпочли остаться животными и живут как звери, а не превратились благодаря своему уму в нечто, подобное человеку.

— Может быть, не захотели, именно потому, что такие умные, — засмеялся Антонис. — Тот дельфин, о котором я говорю, действительно отличался сообразительностью. Но произошло какое-то несчастье, и он погиб. Итак, нам привезли его для изучения мозга. И когда я вскрыл череп дельфина и увидел его мозг вблизи, меня осенило. А что если, взяв несколько клеток из мозга дельфина, врастить их с помощью изобретенного мной метода в мозг человека, в те зоны, функции которых нам пока неизвестны?

— А разве не лучше было бы, Антонис, сначала выяснить, каково предназначение этих неисследованных зон?

— Над этим вопросом бьются тысячи ученых. У меня же был другой план. Сначала нужно было врастить клетку, а уже потом идти дальше.

— И тебе удалось чего-нибудь добиться? — спросил профессор, которого чрезвычайно интересовал предмет разговора.

— Думаю, кое-что мне удалось. Я провел опыты на собаках и обезьянах. Все они выжили, а главное — уровень их интеллекта значительно повысился. Обезьяны, например, без труда делали вещи более серьезные, чем те, которым ученые зоологи и антропологи с большим трудом смогли обучить человекообразных обезьян. Они даже научились общаться со мной на языке знаков…

— Ты просто молодчина, Антонис, — сказал профессор, останавливая машину у ворот своего дома. — Почему же ты не опубликовал результаты своего исследования?

— Я не сделал этого по той простой причине, что работа еще не завершена, ответил Антонис, с легкостью выпрыгивая из машины, — чтобы быть уверенным в результате, я должен поставить опыт на человеке.

Профессор с ключом в руке замер на пороге дома как громом пораженный и посмотрел на брата.

— Если я правильно понял, сейчас ты хочешь поставить опыт на своем друге, почти брате. Иными словами, использовать его вместо подопытного кролика! И тебе даже как будто и не стыдно! — разъяренный, он повысил голос. — Этого я от тебя никак не ожидал.

— Остановись, Кирьякос, — твердо сказал Антонис и дернул брата за рукав. Разве ты сам сегодня не осматривал Спироса?

— Да, я его осмотрел.

— Разве ты не согласился с врачами больницы? Ведь шанс, что он выживет, почти равен нулю, но даже если это и произойдет, Спирос навсегда останется умственно неполноценным.

— Да, это так, — неохотно согласился профессор.

— То, что я хочу сделать, — не эксперимент. Я хочу попытаться дать ему возможность восстановить свой мозг. Сделав пересадку, вероятно, я смогу спасти его от участи, которая худее смерти. Кирьякос, ты меня понимаешь? Я не собираюсь использовать своего друга в качестве подопытного кролика. Наоборот, я хочу помочь ему снова стать человеком.

Профессор застыл неподвижно у двери с ключами в руках.

— Если такова твоя цель, — наконец промолвил Викетас, — остается только попытаться. Но как ты собираешься делать операцию? Сохранить ее в тайне ты не сможешь, а говорить о ней не стоит — как бы общественное мнение не выступило против.

— Я уже думал об этом. Сегодня мы осмотрели Спироса и нашли его положение крайне тяжелым. В этом мы согласны с лечащими врачами. Может быть, ты как профессор предложишь, в качестве крайней меры, трепанацию черепа, чтобы удалить осколки костей, которые давят на мозг. Операция будет сделана, хотя я лично слабо верю, что она может чем-то помочь Спиросу. Я буду участвовать в ней в качестве твоего ассистента. А когда мы вскроем череп, я пересажу к нему в мозг клетки так, что об этом никто не узнает. Ты одобряешь мой план?

— Ну, что ж, это лучший из всех возможных вариантов, — сказал профессор. Попробуем его осуществить.