Вытянувшемуся на спине Рикардо никак не удавалось отвлечься, он не мог отвести глаз от звезд. Можно было подумать, что в небесном своде проколоты мириады дырочек. А где-то, в недоступном взгляду месте, должен был понемногу угасать чудовищный космический костер. Он дал волю воображению и представил, что, взорвись однажды этот свод, сам Бог ослепнет. Что касается самого Рикардо, то он уже пережил такой взрыв. Теперь он здесь, лежит в критской пыли в открытом поле, за тысячи километров от своей земли, оторванный от всего, чем раньше жил. Он сжег все символы, вырвал все корни, как выпалывают сорную траву, бросил дом, где родился, плантации и ранил сердце единственной женщины, которую по-настоящему любил.

«Я бы довольствовалась тем, что ты мне дашь…»

Сколько уверенности, столько и сомнений. Жертвы в обмен на возможное ничто.

«Берегись. Я чувствую, что на тебя воздействует сила, названия которой я не знаю. Куда она тебя увлечет? С какой целью?»

Действительно, с какой целью? Он ужаснулся, осознав мощь, с которой эта сила влекла его сюда. Неужели это любовь? Непреодолимый зов? Властное желание сжечь себя дотла, превратиться в пепел? Должен ли человек уничтожать себя ради того, чтобы возродиться возвысившимся? А если это не так, тогда не было ли это мигом проклятия, словно взгляд Орфея, брошенный на Эвридику у ворот Аида?

«Будто с незапамятных времен существовало что-то вроде рока, вписанное в тела влюбленных». Слова Влазаки звучали в ночной тиши вслед за словами Флоры.

Он перевернулся на бок. Кучер и художник крепко спали. Почему Александр так настаивал, так хотел его сопровождать? Почему решил наблюдать за развитием этой истории, как Адельма Майзани? Может, желал найти подтверждение своим собственным опасениям? Либо, подобно одержимому, вновь обрести с помощью Рикардо эмоции, когда-то испытанные им самим? Хоть бы заснуть ненадолго. Но сон бежал от него, ускользал так же, как Сарра.

Сарра, Дора… Прошлое и настоящее. А где же будущее?

Уже светало, а он так и не поспал. Ничуть не отдохнув, Рикардо вскочил на ноги и разбудил своих спутников.

— Бодритесь, — бросил он Влазаки. — Еще километров тридцать с небольшим, и ваши мучения окончатся.

Художник сонно потянулся.

— Годы уже не те, чтобы спать под открытым небом. Никогда больше не ввяжусь в такие авантюры.

Дорога, ведущая в Фест, проходила по долине. Ну что за плодородная земля! Казалось, брось наугад зернышко, даже на камень, и оно тотчас же пустит корни: вырастет дерево, куст или цветок. Если бы долину пересекали четыре реки, а не одна, сравнение с садами Эдема было бы полным. Горные массивы в уровень с облаками, ровное плато в низинах, заливы, широко открытые африканскому берегу, замкнувшиеся в себе бухточки, напуганные металлической голубизной моря.

Трио хранило молчание до тех пор, пока на горизонте не обрисовался первый холм. На севере виднелась вершина горы Ида.

— Более символического места нельзя и представить, — обронил Влазаки. — По легенде, именно туда мать Зевса Рея перенесла новорожденного сына, дабы избавить его от обжоры отца, Хроноса. Благодаря этому вскормленный нимфами и выросший под их покровительством Зевс мог стать властелином Вселенной. — Александр улыбнулся: — Как вы, Рикардо. Соединившись с Саррой, вы победите смерть.

— Сравнение мне кажется преувеличенным. Скажите лучше, почему отец хотел сожрать собственного сына?

— А просто из страха, что тот лишит его трона. Боги, подобно людям, страшно боятся делить с кем-либо власть.

— Фест, — объявил возница.

Рикардо демонстрировал удивительное спокойствие — не то, что накануне. Глаза его взирали на мир безмятежно. Руки не дрожали. Влазаки, наблюдая за ним, пришел к выводу, что Вакаресса точно уверен: свидание с Саррой состоится.

Проезжая тропа, ведущая к вершине холма, оказалась довольно крутой, и наши герои видели, что критянин хочет отступить. Но он не сделал этого. Ему никогда и в голову не приходило, что за столь короткое время он будет обеспечен на всю оставшуюся жизнь, и он втайне благословлял безумство иностранца.

Вот они достигли границы участка. Дух захватило от открывшейся панорамы. Взглядом можно было охватить море, долину и горный массив. На смену мрачным и скупым красотам Кносса явился пейзаж, наполненный светом и изобилием. Восторг вызывали даже не развалины, освобожденные от наслоений, а их поразительное обрамление.

Как и в Кноссе, среди руин сновали рабочие. Работой руководил мужчина в белой фетровой шляпе и с очками на носу.

— Не вижу женской фигуры, — осмелился произнести Александр.

В ответ — молчание.

Рикардо спрыгнул на землю и пошел вперед.

Наконец-то он приближался. В этом он был уверен.

Рикардо приближался к ней.

Словно какой-то голос вел его. О том, что он скоро увидит Сарру, шептали ветер, земля, деревья.

Увидев ее, он вздрогнул.

Она появилась внезапно, неизвестно откуда.

Подошла к мужчине в шляпе, заговорила с ним, стоя метрах в двадцати от Рикардо.

Затем неожиданно повернулась и пошла в сторону.

Он прибавил шагу.

Александр тоже увидел ее, но не шелохнулся.

Сейчас Сарра, обогнув стену, исчезнет.

Рикардо уже почти бежал.

Проскочив мимо мужчины в белой шляпе, удивленно взглянувшего на него, Вакаресса оказался за стеной.

Она была там. Стояла к нему спиной, занятая бог знает чем.

Он ясно видел ее белую, тонкую шею, тугой узел волос.

На ней было платье из белого барежа.

Возможно, почувствовав его присутствие, Сарра обернулась. В руке у нее был керамический кувшин.

Он узнал миндалевидные глаза с блестящими зрачками и родинку на носу, черненькую, как уголек. Рикардо глубоко вздохнул и спросил:

— Вы говорите по-английски или по-французски?

— По-французски, если вас устраивает. Что вам угодно?

Он колебался, молчал, пытаясь унять грохочущее сердце.

— Вам это может показаться дерзким, но мне надо с вами поговорить о чем-то очень важном.

Женщина поставила кувшин на землю.

— Но кто вы, месье?

Значит, она его не узнала. Она не искала его. Ей ничего не было известно ни об ужасах, через которые он прошел, ни о бурях, сотрясавших его жизнь.

Разве она не чувствует, что он сейчас обнимает ее, прижимается к ней? Разве не чувствует его обжигающего тела и губ, впившихся в ее губы, не чувствует, как он страстно и безмолвно сливается с ней? Не понимает?

— Мое имя вам ничего не скажет. Меня зовут Рикардо Вакаресса.

— Очень хорошо. Я слушаю вас. — Ее лицо озарилось приветливой улыбкой.

Найти слова. Но какие? Ситуация вдруг показалась Рикардо комичной. Он словно заново переживал сцену, когда пришел инспектор полиции, чтобы сообщить о смерти Янпы, а ему толком нечего было ответить. Разве что рассказать о шаманах, перевоплощении, индейцах, разговаривающих с деревьями? Сарра тоже может принять его за сумасшедшего.

— Послушайте, здесь нам могут помешать, а то, что я собираюсь вам доверить, очень важно, нельзя допустить, чтобы нас прерывали.

Доброжелательность на ее лице сменилась настороженностью.

— Вы могли бы хоть намекнуть, о чем речь? Вот мы приблизились к краю бездны.

Она, не раздумывая, бросается в нее, будто плавно опускается вдоль отвесной стены.

Словно кинувшись в омут, он проговорил:

— Речь о вас. О нас.

Она изумленно взглянула на него:

— О нас? Но я не знаю вас, месье!

— И все же прошу поверить мне. Не думайте, это не банальный флирт, мои намерения — самые что ни на есть серьезные. Просто необходимо, чтобы вы мне поверили. — И он быстро добавил: — Я преодолел тысячи километров, чтобы найти вас. Я из Аргентины.

Ошеломленная, она повторила:

— Из Аргентины?

— Да, я приехал бы к вам и из более дальних краев. — И, доверительно глядя ей прямо в глаза, добавил: — Ради вас.

От последнего признания она на какое-то время опешила. Потом разразилась смехом. Детским, не насмешливым. Это был поток нежной веселости, как в сновидении. И, как тогда, смех этот раскаленным кинжалом пронзил сердце Вакарессы.

— Ради меня? — произносила она в коротеньких паузах. — Вы смеетесь надо мной, месье. Шутите!

Вверху бушевало солнце. Ее глаза блестели, как у безумной. Он не должен отказываться от дальнейших попыток. Необходимо устоять перед желанием убежать, чтобы не сделаться посмешищем.

— Нет. Вы меня неверно поняли. Глупо пересекать Атлантику, Средиземное море и часть Эгейского ради удовольствия пошутить. Я постараюсь убедить вас в этом, если вы найдете для меня хотя бы один час. Только один. Здесь или в другом месте. Я вам все расскажу. Вы тогда поймете. — Он лихорадочно спросил: — Вам когда-нибудь приходилось мечтать о невозможном и воображать, что это невозможное могло бы осуществиться?

Она насмешливо усмехнулась:

— Вы хоть знаете, кто я, месье? Я хочу сказать, знаете ли, с кем разговариваете?

… Я смутно предвижу под туникой знакомый шрам, как раз над лобком. Ее божественная грудь колышется, соски натягивают ткань…

— Вы — Дора.

— Да, Дора, но я еще и археолог, ученый. А ученый верит только в то, чему есть доказательства. Что же до остального… — Она безразлично махнула рукой и с некоторой напряженностью спросила: — К чему вы клоните?

Рикардо на какое-то время отключился. Его мысли налезали одна на другую, блуждали, как в лабиринте. «Заря моей жизни, смотри на меня». «Я тут».

«Почему ты так робок?» «Страх…»

Он возобновил попытку:

— Сегодня вечером? Вы сумеете освободиться?

— И речи быть не может. — Она раздраженно повела рукой. — Говорите сейчас. Или уходите.

Мрачная заря вот-вот скроется с горизонта, с ней все и закончится. Рикардо глотнул воздуха и пригнулся, словно борец, готовый принять смертельный удар.

— А если я вам доверю тайну? Если я скажу вам об одной детали, известной только вам, о которой не мог бы знать даже близкий человек, тогда вы мне поверите?

Она смерила его взглядом.

— Ладно. Я вас слушаю.

Кровь застучала в висках Рикардо. Закружилась голова от мысли, что он может потерять эту женщину навсегда.

Он сложил руки, будто в молитве.

— Смею надеяться, вы не очень рассердитесь на меня и не усмотрите в моих словах бесстыдства. Коль уж я позволяю себе такую вольность, то только потому, что хочу убедить вас в моей порядочности и, что самое главное, в значимости тайны, которую я ношу в себе. Вы меня понимаете?

Она застыла в молчаливом ожидании.

— Там, — тихо произнес он, указав на нижнюю часть ее живота, — в том месте у вас есть шрам. Небольшой, горизонтальный. Он почти незаметен, но он есть.

Дора резко подалась назад, прикрыв рот ладонями.

— Как… — заикаясь выговорила она, — откуда?.. Он сразу сообразил, что умирать еще рано.

Она настаивала, испуганная и шокированная:

— Откуда вам это известно?!

— Это не то, что вы думаете. О нет! Мое единственное желание — все вам объяснить. Рассказать, почему я вас искал повсюду, как вы неотступно следовали за мной днем и ночью, как проникли в мою кровь, как я дышал только вашим дыханием. Рассказать, почему я бросил все: родных, богатство, родину. Почему вы стали смыслом моей жизни, и теперь все, что не связано с вами, лишено смысла, сама жизнь моя стала бессмыслицей.

Она смогла лишь проговорить:

— Мой шрам… Но откуда?.. — Это был не вопрос, а скорее мысль вслух.

— Один час. Ничего более. Умоляю вас.

— Но когда? Каждая минута у меня на счету. Вы когда-нибудь работали на раскопках?

— Нет. Но полагаю, с наступлением темноты можно прерваться. — Он предложил: — Сегодня вечером.

— Вечером?

— Не важно где. — Голос Рикардо срывался. — Умоляю вас… Не заставляйте меня унижаться…

Поверила ли она? Была ли взволнована и потрясена появлением этого до крайней степени расстроенного человека? Она уступила.

— Будь по-вашему! Сегодня вечером. В двух километрах отсюда, на побережье, есть деревушка Матала. Там вы найдете таверну. Она единственная. В ней мы обычно ужинаем. В семь часов.

— В семь часов.

Жестом он попрощался и удалился.

Дора не спускала с него глаз. Она подождала, пока он скроется за стеной, и тогда бегло провела рукой по низу живота, по месту, где скрывался шрам.