Глава первая
Дежурная сестра удивленно смотрела на двух здоровяков в одинаковых спортивных куртках. Плотные, короткостриженые, темнолицые - они были похожи на близнецов или двойняшек. Надо же - уже вечером пришли.
И охранник куда-то отошел.
Однако пришедшие парни казались спокойными, они улыбались, разглядывая дежурную сестру, и даже пытались заигрывать с ней.
Сестра успокоилась.
– Эллен, - на плохом идиш сказал один из здоровяков. - Елена Гриц. Она должна была поступить к вам пять дней назад. Я ее брат. Мы очень волнуемся.
– Для посещений уже слишком поздно, - предупредила сестра. - Время посещений указано на входе.
– Вы посмотрите, - сказал второй здоровяк. - Просто посмотрите, есть такая или нет. Может, ее отвезли в другой роддом.
Можно было отправить их домой до завтра, но зачем? Все равно, когда придется смотреть журнал - сегодня или завтра.
И потом, тем, кто приносит хорошие вести, обычно удается снять пенки с варенья.
Парень, задававший медсестре вопросы, откровенно смотрел на ее груди, обтянутые белой тканью халата.
Она улыбнулась и принялась просматривать журнал.
– Да, действительно, - сказала она. - Эллен Гриц. Поступила четыре дня назад. Знаете, она уже родила… Мальчика… Прошедшей ночью. Прекрасный ребенок, четыре сто, шестьдесят один сантиметр… Поздравляю всю вашу семью.
И послала ослепительную улыбку здоровяку, пялившемуся на ее груди. Чем-то он смахивал на итальянца - смуглый, слегка небритый, он был мужчиной ее типа.
Втайне сестра надеялась, что парень захочет увидеть ее еще раз, скажем, не в служебной обстановке.
– Мальчик? - спросил здоровяк. Второй ткнул его кулаком в бок.
– Да, - дежурная сестра улыбнулась, наблюдая за замешательством парней. - Можете отметить рождение племянника. Здесь неподалеку есть ночной бар.
– Я хотел бы посмотреть на ребенка, - сказал правый здоровяк.
– Извините, но сегодня это невозможно, - сестра закрыла журнал и поставила его на полку. - Приходите завтра. Эллен покажет вам его в окно.
– Сейчас, - сказал здоровяк. - Немедленно! Я хочу взглянуть на него!
«Господи, какие зануды! - подумала дежурная сестра. - Жадные, нетерпеливые хамы!»
– Идите, мальчики, идите. Не заставляйте меня звонить в полицию, - сказала она и испуганно замерла, увидев дуло пистолета, направленное на нее. - Вы с ума сошли!
Пистолет был черным и большим, он пугал сестру. Она почувствовала, как лихорадочно колотится ее сердце.
«Господи! - подумала она. - Где же этот чертов охранник!»
– Пойдем, покажешь ребенка, - сказал смуглый здоровяк.
– Но на вас нет халатов, - медсестра все еще пыталась сопротивляться, не понимая сути происходящего. - Это же родильное отделение. Там дети - совсем крошечные, как вы этого не понимаете?
– Гера, - по-русски сказал смуглый здоровяк. - Объясни ей!
Его молчаливый спутник хлестко ударил девушку по лицу. Медсестра вскрикнула.
– Меня уволят! - зло сказала она.
– Или убьют, - сказал до того молчавший посетитель. - Ну? Ты пойдешь, или мне придется прострелить тебе сиську, чтобы ты, дорогуша, поняла - у меня нет времени на шутки и ненужные разговоры. Идешь?
Дежурная сестра испуганно кивнула.
Пустым гулким коридором они прошли к палате, где в кроватках лежали новорожденные. В палате было тихо, даже никто из детей не хныкал, что само по себе уже было удивительным.
Господи! Только бы они оставили ее в живых!
– Который? - здоровяк с пистолетом в руке растерянно оглядывал палату, в которой тихо посапывало два десятка младенцев.
Медсестра подвела парней к одной из кроваток.
Смуглый пришелец внимательно прочитал табличку на кровати, шевеля губами, как это обычно делают малограмотные люди, потом выпрямился и повернулся к своему спутнику:
– Видишь? А нам с тобой говорили, что это трудная и опасная работа! Оказалось, что это куда проще, чем снять проститутку в Хайфе.
– Верно, - сказал его спутник неожиданно тонким голосом.
И засмеялся.
Медсестра с бессильной ненавистью смотрела на мужчин.
Смуглый здоровяк достал нож, шагнул к товарищу, охватил его голову рукой, запрокидывая ее вверх, и полоснул ножом по выступившему кадыку. Дежурная сестра вскрикнула и тут же заткнула рот обеими руками, не дав воплю вырваться наружу. Отпустив товарища, смуглый мутно и жадно посмотрел на медсестру, некоторое время что-то прикидывал, облизывая толстые губы, потом сел в проходе между кроватками, задумчиво оглядел нож - и перерезал горло себе.
Дежурная сестра закатывающимися глазами смотрела на трупы, потом попятилась, не отводя взгляда от темных луж, расплывающихся под неподвижными телами, тихо ахнула, сделала еще несколько неверных шагов на подгибающихся от ужаса ногах - и бросилась прочь из палаты. Нет, она была хорошо дисциплинированной и вымуштрованной сестрой - истошный перепуганный крик вырвался из ее груди, когда она оказалась на выходе, у своей конторки.
– Что случилась, Роза? - жующий охранник в синей униформе бежал ей навстречу, продолжая что-то пережевывать на ходу.
Полиция приехала через шесть минут после поступившего дежурному звонка.
Сестра Розалия Каплун стала героиней газет, выходящих в городе. Некоторые ее фотографии, помещенные в газетах, были более чем откровенны, другие оставляли место мужской фантазии.
– Я не знаю, кто были эти люди, - сказала сестра. - Мне кажется, один из них определений был итальянцем. Я поклялась, что больше никогда в жизни не лягу в одну постель с итальянцем, более того, если какой-нибудь итальянец пригласит меня выпить, я никогда не дам согласия на это!
– Дура, - сказал инспектор Маркиш. - Наверное, крашеная блондинка. Если она будет так откровенничать, в ее сторону не посмотрит ни один настоящий еврей.
– Радуйся, что это дело не досталось нам, - сказал Григорович. - Ненавижу работать, когда к тебе лезут со всех сторон.
– Теперь эту дамочку не скоро выпишут из больницы, - заметил Маркиш. - Представляю, что она пережила, когда узнала, что ее ребенка хотели убить!
– Кстати, - Григорович бросил газету на стол. - А почему хотели убить именно ребенка?
– Будешь ломать голову, когда тебе поручат работу по этому делу, - сказал Маркиш.
– Надеюсь, этого не случится, - поскучнел Григорович. - Тут свою работу не знаешь куда девать.
– У меня в клинике работает знакомый доктор, - заметил Маркиш. - Можно узнать подробности.
– Я тоже знаю этого доктора, - сказал Григорович. - Ты ведь имел в виду доктора Гершуни?
***
– Большое спасибо, - сказала Эллен Гриц. - Все было хорошо.
Нельзя сказать, что она была очень красива, но доктор Гершуни сразу отметил наличие у нее той изюминки, что делает женщину неповторимой, а потому особенно притягательной для мужчин.
– И вас никто не встречает? - удивленно спросил врач. Он прекрасно помнил о неудавшемся покушении на ее ребенка. Весь роддом только и говорил об этом. Такого на памяти доктора Гершуни еще не случалось. - Даже полиция?
Нет, женщины все-таки безнадежно глупы. Ее ребенка пытались не то убить, не то украсть, а она уходит из роддома в одиночку. Интересно, почему ее не встречает муж? Может быть, у нее нет мужа? Тем более странно - у такой интересной женщины нет мужчины, который бы встретил ее при выписке.
– Зачем? - сказала женщина, прижимая к себе завернутое в одеяльце тельце ребенка. - Полицейские говорили о каком-то покушении, но поверьте, у меня никогда не было врагов. Я в Израиле недавно. Вы мне не поможете? Я заказала такси.
На ее месте доктор Гершуни тоже поспешил бы убраться из клиники.
На женщине была куртка с капюшоном, половину лица занимали солнцезащитные очки. «Это она от журналистов маскируется, - понял доктор. - Все-таки ее вся эта шумиха беспокоит, она только притворяется, что ее ничего не волнует».
– Не знаю, - с сомнением сказал он. - На вашем месте я бы все-таки поостерегся. Неизвестные враги еще хуже. Ведь вас или вашего ребенка пытались убить!
– Убить? - женщина печально засмеялась. - За что? Это была случайность или какая-то ошибка. Не думаю, чтобы бандитам была нужна я или мой сын.
Ну что с нее возьмешь!
– Хорошо, хорошо, - поднял обе руки доктор Гершуни. - Поступайте, как знаете. Вы взрослый человек и имеете на то полное право. Я просто хотел дать вам совет, но вижу, что вы в моих советах совсем не нуждаетесь.
Тем не менее, он проводил ее до выхода и открыл двери, когда она, прижав к себе конверт с ребенком, выходила наружу.
– До свидания, - вежливо сказал он.
Женщина попрощалась с ним, направляясь к стоящему на обочине автомобилю.
У забора клиники засверкали жадные огоньки фотовспышек. Газетные гиены дождались своего часа. Доктор Гершуни смотрел женщине вслед, не заботясь о том, что его фотографии тоже могут попасть в газеты. Он смотрел ей вслед, поэтому не сразу заметил выехавшую из-за поворота машину. Из-за тонированных стекол машина казалась бездушным механизмом. Она устремилась на женщину с ребенком.
– Нет! - крикнула Эллен Гриц, прижимая к себе ребенка. - Нет!
Машина на мгновение замерла, потом взревела мотором, набрала ход и на полной скорости врезалась в стену, окружавшую роддом, высекая из бетона стремительные искры. Раздался тупой удар, машина перевернулась. Взвыл клаксон.
Женщина с ребенком бросилась ко входу в больницу.
– Вы видите? - сказал доктор Гершуни. - Вы видите? На вас идет настоящая охота. Пойдемте, я позвоню в полицию.
– А как же они? - спросила женщина, глядя на перевернувшийся автомобиль, вокруг которого на асфальте медленно расползалась темная лужа резко пахнущего бензина.
– Вы еще думаете о них? - удивился доктор Гершуни. - Радуйтесь, что они не справились с управлением, в противном случае на асфальте сейчас лежали бы вы. Вместе с ребенком.
Полиция прибыла быстро. Наверное, их машина стояла где-то поблизости.
Полный полицейский в светлой рубахе с темными пятнами под мышками, подошел к перевернувшейся машине, подергал дверцу. Дверцу заклинило, и она не поддавалась.
Полицейский отошел к товарищу, задумчиво и опасливо разглядывая перевернувшуюся машину.
– Здесь нужен ломик, - сказал второй полицейский.
– Оставь, - проворчал полный полицейский. - Сейчас подъедут из Службы спасения. Видел, как разлился бензин? Достаточно шальной искры, и все… - он не договорил, именно в этот момент где-то в электронных схемах машины проскочила та самая искра, и по бензиновой луже побежала голубовато-оранжевая волна пламени.
Звук сигнала оборвался.
Машина вздрогнула, выбрасывая в стороны языки пламени, в воздух полетели куски металла, оборванные взрывом запчасти, запахло горящим пластиком.
– И концы в воду, - проворчал полный полицейский, глядя, как двор больницы заполняется машинами с проблесковыми маячками. - Теперь гадай, что за маньяк в ней сидел! Пейсах, не подходи близко, в машине могло быть оружие и взрывчатка, в любой момент может рвануть.
Глава вторая
Несмотря на вечер, на нижнем этаже клиники горел свет. Не слишком верное решение, палестинцы из группировки «Хамас» всегда могли ударить на свет ракетой, но сейчас об этом не думали. Сообщение о новом покушении на женщину и недавно рожденного ею ребенка потрясло всех.
В кабинете доктора Гершуни полицейский инспектор допрашивал роженицу.
– Нет, - сказала женщина. - Мне не нужна помощь. Это просто стечение обстоятельств, поверьте. У меня нет врагов. Я вообще живу здесь недавно.
Она выглядела сейчас гораздо старше своих лет.
Лицо ее казалось усталым и испуганным.
Ребенка забрали врачи, а она сидела, покорно отвечая на вопросы полицейского инспектора и прислушиваясь к тому, что происходит за дверьми. Мальчик молчал. Полицейский инспектор нервничал и поминутно вытирал пот с лица цветастым платком. Толку от его вопросов не было: либо Эллен Гриц действительно ничего не знала, либо ничего не хотела рассказывать.
– Я знаю, - сказал полицейский инспектор, - вы приехали из России недавно. Быть может, там осталось что-то, не дающее вам спокойно жить здесь? Вы находитесь под защитой государства. Проявите откровенность, и мы вам обязательно поможем.
Спросив это, инспектор с унылой безнадежностью на лице ожидал ответа.
– Поверьте, - негромко сказала Эллен Гриц. - Там не осталось ничего. Ни мужа, с которым я скандалила, ни секретов, к которым я была бы причастна по работе, даже бытовых недоброжелателей у меня в России не осталось. Даже мать моя умерла в прошлом году, а отец умер еще раньше. Я не в силах дать вам какую-то ниточку, я сама не представляю, что происходит и почему. Извините, мне надо кормить ребенка.
– Ребенок немного подождет, - нетерпеливо сказал инспектор. - Посмотрите! - он разложил перед женщиной фотографии. - Быть может, кто-то из них покажется вам знакомым.
Гриц некоторое время разглядывала фотографии, потом подняла взгляд на инспектора и отрицательно покачала головой.
– Даже этот? - инспектор ткнул пальцем в одну из фотографий. - Герман Вахт, он два года учился в Московском государственном университете. Вы не встречали его в Москве?
– Я никогда не жила в Москве, - ровно сказала женщина. - Я жила в провинциальном городе под названием Царицын, а в Москве была три раза - когда оформляла документы на выезд и позже, когда из Москвы вылетала в Вену. У меня никогда не было знакомых из числа иностранных студентов, учившихся в Москве. Вы разрешите мне покормить ребенка?
– Разумеется, - инспектор собрал фотографии, сунул их в лежащую перед ним папку. - Воля ваша, но вы понимаете, нас очень тревожит то, что случилось. Зачем им был нужен ваш ребенок? Чтобы надавить на вас? Для чего?
Стало слышно, как захныкал за дверью ребенок. Эллен Гриц тревожно оглянулась.
– Пожалуйста, - сказал инспектор, распахивая дверь. Женщина взяла ребенка у врачей и, не обращая внимания на инспектора и других людей, принялась освобождать тугую круглую грудь. Инспектор смущенно отвел глаза, задумчиво побарабанил пальцами по столу, потом встал, стараясь не смотреть на женщину, и вышел из комнаты.
***
Третий день дул хамсин.
В это время у Маркиша всегда болела голова, подскакивало давление, и хваленые таблетки доктора Познера не помогали. Обстановка не позволяла.
Поэтому он хмуро и раздраженно смотрел на докладывающего суть дела Григоровича. На сегодняшний день они имели три трупа, полную неясность ситуации, отсутствие каких-либо версий и неприятные звонки сверху. Впрочем, начальство тоже можно было понять, на начальство давили журналисты, представляющие широкие слои общественности. Черт! Стоило ли уезжать из Советского Союза, чтобы и здесь столкнуться со всем тем дерьмом, от которого убегал!
– Эллен Гриц, - сказал Григорович, бросая на стол пачку фотографий. - Уроженка Царицына. Никаких государственных секретов. Мысли о том, что она связана с продажей наркотиков, просто смешна. И долгов у нее особых не было. Правда, был один случай. Она торговала на базаре, взяла у знакомых деньги под проценты, тут случился этот русский обвал из-за махинаций правительства на рынке облигаций. Ее, как выражаются русские, «поставили на счетчик». Чтобы расплатиться, она продала квартиру и жила с матерью в общежитии. Собственно, это и побудило ее к выезду из страны. Еврейская кровь начинает играть, когда случаются жизненные трудности. К нам приехала уже беременной. Русские коллеги заверили нас, что никаких трений у нее с кредиторами не было. Да и глупо думать, что ее приедут убивать из-за пары тысяч долларов.
– Все дело в ребенке, - кивнул Маркиш. - Охотились за ребенком. Выяснили, кто его отец?
– Мать-одиночка, - вздохнул Григорович. - Дитя одноразовой любви.
– И все-таки все заключается именно в ребенке, - сказал Маркиш. - Вспомни, эти двое, они ведь сразу потребовали от медсестры показать им родившегося ребенка. А потом один из них удивился, сказав, что добраться до ребенка оказалось легче, чем снять проститутку в Хайфе. А потом…
– А потом они начали усердно резать друг друга. Кстати, Давид, а что, проститутку в Хайфе снять легко?
– Сейчас нравы простые. - Маркиш отсутствующе посмотрел на товарища. - Эти сефардки, они быстро поняли, что легче и быстрее всего можно заработать, раздвинув ноги.
– И что мы имеем с гуся? - уныло вздохнул Григорович.
– Мы имеем три трупа, сгоревшую машину и женщину, за которой охотятся по неизвестной причине. И женщина эта из бывшего СССР. Вот это мне совсем не нравится. С этими гоями всегда случаются разные казусы.
– Давид, ты говоришь, словно сам не жил в Баку до тридцати пяти лет. - Григорович закурил. - Кстати, что с этим типом, который сгорел в машине? Что-нибудь прояснилось?
– Обгорел он хорошо, - Маркиш недовольно мотнул головой. - А так ничего особенного. Машину он взял в Иерусалиме позавчера. В пункте проката. Машина оформлена на имя Германа Вахта, туриста из Германии.
– И что же?
– А то, - с неожиданной злостью выпалил Маркиш. - Этот самый Герман Вахт оказался одним из молодых людей, посетивших прошлой ночью родильное отделение. Сейчас он лежит в морге с перерезанным горлом и не может ответить, кому он отдал ключи от машины.
– Я думаю, что к больнице они приехали втроем. Двое пошли изымать ребенка, а третий остался в машине. Потом он увидел, что женщина уходит из больницы, решил исправить ошибку товарищей, но не справился с управлением машиной.
– Ты хочешь сказать, что он ждал у больницы три дня? - с сомнением сказал Маркиш. - Глупая версия. Самая глупая версия из тех, которые когда-то высказывались при мне. Впрочем, чего еще ждать от почти коренного еврея? Бог слишком ласково гладил вас по голове. Это с его-то ручкой! Но то, что они были вместе, не вызывает сомнения. Все трое из одной группы. Хотел бы я знать, зачем им нужен новорожденный еврейчик, который никогда не видел папы и еще не привык к материнскому молоку!
– Я все-таки думаю, что все дело в неизвестном нам отце. Быть может, заказ на ребенка поступил именно от него. Мы пока не знаем, с кем эта девица спала. Быть может, папа его из этих крутых новых русских и хотел вернуть ребенка в Россию. А может, он хотел избавиться от него, чтобы не иметь никаких имущественных проблем.
– Выглядит красиво, - снова засомневался Маркиш и принялся смотреть, как уплывают кольца сигаретного дыма в сторону окна, за которым плавило асфальт солнце. - Только вот писано это вилами по воде. Лучше отправляйся и собери информацию по этим двум туристам, - Маркиш щелкнул пальцами. - На этого Германа Вахта и второго… Его установили?
– Еще вчера, - сказал Григорович. - Зря ты говорил, что мы работаем медленно. Это русский. Точнее - грузин. Мачарашвили Мелитон Гочиевич. Представлял русскую фирму «Элегант». Двадцать семь лет, мастер спорта международного класса по вольной борьбе. В 2006 году, после того, как получил серьезную травму на ковре, ушел из спорта. Некоторое время подвизался в комитете по физической культуре, потом ушел на вольные хлеба в этот самый «Элегант». К нам прилетел рейсом «Ганзы» в качестве туриста. Захотел поскорбеть у Стены плача. Между прочим, прилетел он одним рейсом с Вахтой, но места у них в разных салонах.
– Это ни о чем не говорит, - вздохнул Маркиш. - Кто еще летел этим рейсом? Подходящие кандидатуры есть?
– Подходящие в смысле чего? - поднял брови Григорович.
– В смысле третьего трупа… Того, кто сгорел в машине.
– Я попросил полицию принять меры к местонахождению каждого из пассажиров, прибывших этим рейсом, в возрасте от двадцати одного года до тридцати пяти лет, среднего роста, среднего телосложения и к тому же блондина. Таких набралось семь человек. Двоих можно отбросить сразу, они приехали в Министерство сельского хозяйства. Остается пятеро. Их данные я списал из заполненных при въезде деклараций. Результаты проверки обещали сообщить к вечеру.
– Работайте, работайте, - покивал Маркиш. - И запросите у русских информацию об этом борце. Что у них есть на него. Сейчас их бывшие спортсмены часто начинают криминальную жизнь. Заодно узнайте, имел ли гешефт в России Герман Вахт, и не пересекались ли там его пути с некой Эллен Гриц?
Глава третья
Террористы опять обстреляли Хайфу.
Шесть ракет легли почти в центре города, наполовину разрушив жилой дом, и сожгли два автомобиля на платной стоянке. Маркиш пил кофе и думал, что все это будет продолжаться долго. Ненависть долговечна. И дело было даже не в образовании Израиля, не в захваченных в ходе Шестидневной войны территориях, все упиралось в менталитета и уклад жизни, который у обеих сторон был слишком разным, чтобы эти стороны поняли друг друга.
Араб относится к женщине, как к добыче, а для израильтянина она - все, не зря же происхождение ведут по женской линии. И это препятствие, которое не дает еврею и арабу понять друг друга, а все усугубляется взаимными несправедливостями и делением храмов, у каждого свой бог, и каждый требует своей жертвы.
По телевизору, подвешенному к потолку кафе, показывали, как выносят на носилках и грузят в санитарные машины пострадавших при взрывах и освобожденных из завалов людей. Обстрел был произведен днем, поэтому пострадали в основном старики и дети, и от этого зрелища комок подкатывал к горлу, и еще - рождалась ненависть, которую Маркиш тщетно пытался подавить.
Сам он был родом из Баку, там прошли его детство и половина жизни. К тому времени, когда Союз распался, Маркиш работал в азербайджанской милиции, поэтому ему воочию пришлось столкнуться с армянскими погромами в городе. Мусульманская ненависть обжигала. И пусть потом кричали, что это были не мусульмане, а экстремисты, которые поклоняются зеленому знамени джихада и Азраилу, но Маркишу самому довелось увидеть двенадцатилетнюю окровавленную девочку, которая бежала на цыпочках из-за того, что у нее срезали пятки. И как людей выбрасывали с девятого этажа только за то, что они были армяне, тоже видел, сожженных на кострах людей сам в грузовики грузил. И на бездействие азербайджанской милиции насмотрелся. В то время Маркиша потрясла готовность новой общности людей, воспитанных развитым социалистическим обществом, резать друг друга. Это потрясение и подвигло его к отъезду. А здесь он столкнулся все с тем же противостоянием двух миров, поэтому его возмущали европейские резолюции по израильско-арабским конфликтам. А позже он не скрывал злорадства, когда полыхнуло в Европе и сытые немцы и французы столкнулись с проблемой мультикультур.
Он боялся надвигающегося столкновения. Мусульманский мир рос стремительно, Израиль казался песчинкой, правда, не такой уж беззащитной, но будущее его пугало, как и безрассудный оптимизм, с которым его правительство шло на возобновление конфликтов.
Все чаще и чаще в Израиле гремели взрывы, устроенные шахидами. И это тоже пугало - отношение к жизни и смерти. Маркиш скучал о своей бакинской жизни до потрясений, но прежний мир распался вместе с империей, и надо было приспосабливаться к новой жизни.
От таких мыслей и нерадостных телевизионных репортажей настроение у Маркиша испортилось. Он допил кофе, расплатился и неторопливо направился в отдел.
Сотрудники уже приступили к работе.
– Что нового? - поинтересовался Маркиш. - Третьего покойника установили?
– Работаем, - неопределенно сказал Григорович.
– Мне нужен результат, - отрезал Маркиш.
– А сенсации тебя не интересуют? - хмуро усмехнулся Григорович.
– Разве я похож на журналиста? - удивленно поднял брови Маркиш. - Еще что-то случилось?
Вот и не верь после этого предчувствиям. Не зря у него сердце ныло, а еще он три раза сегодня споткнулся на правую ногу и порезался утром при бритье.
– Случилось. - Григорович притушил сигарету в пепельнице. - Сегодня в девять утра в автобусе арабский террорист пытался взорвать бомбу. Привел в действие взрывное устройство, народ принялся молиться Иегове, но тут террорист кого-то заметил. По крайней мере, свидетели утверждают, что у него челюсть отвисла. Террорист бросился в пустой хвост автобуса и там накрыл взрывное устройство собственным телом. Его, конечно, разнесло в клочья, но благодаря этому странному самопожертвованию пострадало всего три человека.
– Ну, и что в этом особенного? - недовольно сказал Маркиш. - Бывали случаи и похлеще. Помнишь, как один араб пытался взорваться в автобусе два года назад? Сначала, разумеется, «Аллах Акбар!» орал, а когда взрывное устройство не сработало, он вдруг завизжал и стал требовать от водителя, чтобы тот немедленно остановил автобус и выпустил его. Каких только идиотов не рожает земля!
– В это я верю, - сказал Григорович. - Но в нашем случае все сложнее.
– Террорист оказался евреем? - хмыкнул Маркиш.
– Нет, дружище, просто одной из свидетельниц этого странного террористического акта являлась Елена Гриц.
– Она ехала одна? - быстро поинтересовался Маркиш.
– В том-то и дело, что нет, - ухмыльнулся Григорович. - Она возвращалась от детского врача, к которому возила сына на профилактический осмотр.
– Черт, - сказал Маркиш. - Похоже, у нас все неприятности от этой дамочки.
– Неприятности у нее, - возразил Григорович. - Но по странному стечению обстоятельств пока все складывается удачно. Даже слишком удачно. Как ты думаешь, могли нам русские заслать подарочек?
– Какой?
– Ну, скажем, «невидимого дьявола». Скажем, это даже не ребенок, а мощное оружие. И ему нельзя причинить вред.
– Фантастики начитался? - неодобрительно сказал Маркиш. - Не забивай себе голову, Ицек, ну, какое оружие, особенно биологическое, может исходить из России? Вспомни, со времен Майрановского и Казакова биологическим оружием занимались исключительно наши ребята. Многие из них в Штатах, остальные - в Израиле, ну, может, некоторым старушка Европа больше по душе. И потом, что значит «невозможно причинить вред»? Всегда можно уничтожить объект, не контактируя с ним.
– Я читал повесть братьев Стругацких, - сказал кто-то из инспекторов. - Еще когда в Черновцах жил. У них в повести рассказывалось об одном типе, который облучился в Чернобыле, посидел в лагере и стал человеком, который чувствует, что ему хотят причинить зло, и отвечает ударом на удар. Может, мы имеем дело именно с таким мальчиком?
– У меня впечатление, что в нашем отделе собрались будущие фантасты, которые ждут не дождутся выхода на пенсию, чтобы начать писать умопомрачительные истории. Резник, что у тебя нового по разбойному нападению на автозаправку в пригороде?
– Я думаю, что за этой дамочкой надо осуществить наружное наблюдение, - сказал Григорович. - Если на нее покушались уже три раза, обязательно последуют новые попытки.
– А кто тебе сказал, что на нее покушались три раза? - недовольно поинтересовался Маркиш. - Первый раз покушались на ребенка, второй - на обоих, а в третий раз был обычный террорист, у которого вдруг проснулась совесть. Он планировал разнести в клочья автобус с пассажирами, включая себя самого, а потом передумал или просто пожалел людей. Могло такое случится?
– С палестинцем? - в сомнении хмыкнули от столов. - С фанатиком, который готовился к встрече с Аллахом с раннего детства? Плохо верится, инспектор.
– А в то, что он испугался за русскую иммигрантку и ее щенка, верится? - повысил голос Маркиш. - Бросьте эти глупости, люди. Занимайтесь делом.
– Кстати, о деле, - упрямо продолжил Григорович. - И у Вахта, и у Мачарашвили есть одна общая деталь - у обоих на левом предплечье с внутренней стороны вытатуирован лист клена, аналогичный рисунок обнаружен на предплечье водителя, который сгорел у роддома.
– А у террориста, который взорвал себя в автобусе, - поинтересовался Маркиш, - у него тоже был листок клена?
– Вот про него ничего неизвестно, - хладнокровно сказал Григорович. - Но я по сети немного полазил. Именно таким образом татуируют послушников Земного Братства.
Тут и Маркиш прикусил язык.
О Братстве последнее время говорили много, оно добивалось отказа от национальных границ и создания коллегиального мирового правительства. По мнению самого Маркиша, идея о наднациональном правительстве была не такой уж плохой. Члены Братства разделяли идеи Фогельсона и Сахарова о Едином Боге.
У Земного Братства было два пророка: имам Аль-Хиджри и бывший бизнесмен Иван Гонтарь, ставший миллиардером на торговле уральскими самоцветами, но внезапно оставивший все дела и с головой окунувшийся в религиозную политику. Как эти двое нашли друг друга, никто не знал, но они не только встретились. Они нашли общий язык и выработали единую программу действий.
Гонтарь выкупил у Индии один из островов, где на его средства был выстроен гигантский храм Единого Бога, увенчанный статуей четырехликого божества, при этом лицо Будды смотрело на восток, лицо Иеговы на запад, лицо Христа - на север, а лицо Аллаха - на юг.
Принадлежность погибших террористов к Земному Братству переводила все происходящее в совершенно иную плоскость - в плоскость большой политики, то есть именно того, чего Маркиш опасался больше всего. Это был очень плохой симптом. Обычно члены Земного Братства выступали против любого проявления экстремизма.
– Это куда же мы влезли, люди? - растерянно спросил Маркиш.
Глава четвертая
За Еленой Гриц установили наружное наблюдение. Мероприятие это дорогостоящее. Требуется обеспечить не только необходимое количество людей, но и транспорт, экипировку, средства связи, технические устройства видео и аудиофиксации, требуется залегендировать появление людей в районах наблюдения… Много чего требуется, чтобы «пасти» одного-единственного человека и знать, где он находится и что делает в любое время дня и ночи.
Женщина вела себя обычно.
Проживала она в небольшой двухкомнатной квартире, полученной по прибытии в государство Израиль, занималась исключительно ребенком, прогуливалась с ним в тихом скверике, расположенном поблизости от дома, ходила на молочную кухню и в ближайший маркет за продуктами, общалась с двумя знакомыми женщинами, жившими неподалеку.
В бесплодных наблюдениях прошло несколько дней, Маркиш уже собрался снять наружку, чтобы в ближайшем будущем избежать неприятных вопросов в министерстве - там очень любили считать шекели.
И правильно сделал, что все-таки не снял.
День начался обычно - Гриц сходила в магазин, откуда вернулась довольно быстро. Она уже вкатывала коляску во дворик, когда появилась машина. Наблюдателям эта машина сразу не понравилась, но предпринять они ничего не успели - из машины хлестнула автоматная очередь.
Женщина закричала.
Когда наблюдатели из второй машины, имевшие экипировку полицейских, вбежали в дворик, все было кончено. Елена Гриц лежала в бессознательном состоянии, но оказалось, что это сказался испуг за ребенка, сама она была невредима, чего нельзя было сказать о покушавшихся. Их было двое - хорошо сложенных, симпатичных молодых ребят, явно не арабов, хотя имевшиеся при них документы свидетельствовали как раз об обратном. Они даже не успели испугаться, а тот, кто стрелял, так и не выпустил из рук автомат - бездарную арабскую подделку под «узи». Глаза обоих террористов были широко открыты, и в них стыло удивление. Они-то считали, что сделать это будет просто - расстрелять молодую женщину и смирно лежащего в коляске младенца, они рассчитывали быстренько сделать это и бросить машину, которую угнали за день до покушения. Мальчики стреляли в упор. В детской коляске насчитали двенадцать попаданий, но ребенок оказался невредимым и заплакал лишь тогда, когда пришедшая в себя мать принялась менять пеленки.
Маркиш подъехал именно в это время.
Ничего особенного в голеньком ребенке не было. И смотрел он бессмысленно и пусто, как это обычно делают едва родившиеся дети.
Его мать выглядела не лучше, она в постоянной тревоге возвращалась к младенцу, отвечала невпопад, а еще чаще просто игнорировала заданные ей вопросы. Маркиша это не удивляло, многие в ее положении вели бы себя подобным образом, если не хуже.
Он осмотрел коляску.
Судя по пулевым отверстиям в ней, у младенца не было ни малейшего шанса выжить.
– Где пули? - спросил он эксперта в синем костюме с белой надписью на спине. - Вы нашли пули?
– Ни одной, - сказал тот. - Зендер с миноискателем обшарил все вокруг. Пуль нет, словно они испарились.
Испарились? Что ж, это вполне могло случиться.
Маркиш с тоской подумал, что с подобными вещами в своих расследованиях он встречается впервые. Ему показали схему места происшествия - как стояла машина, как стояла коляска, где в момент покушения стояла Эллен Гриц и откуда стрелял преступник. Разглядывая схему, Маркиш почувствовал легкий холодок в груди: у Эллен Гриц и ее младенца не было ни единого шанса остаться в живых, однако вопреки всему они выжили.
– Инспектор, - позвали Маркиша от машины покушавшихся.
Маркиш пошел к машине, уже угадывая, что сейчас ему предстоит увидеть неприятное - кленовые листки на предплечьях мертвецов.
***
Храм Земного Братства располагался в стороне от города. В пустом гулком коридоре было прохладно - работали кондиционеры. Сводчатые стены были расписаны сценами, написанными по мотивам самых разнообразных религиозных книг. Христианские святые соседствовали с еврейскими пророками и раввинами, с буддийскими божествами, с мусульманскими имамами, и все это внезапно переходило в языческое буйство славянских и греко-римских верований, чтобы через несколько шагов смениться африканскими божками, ведущими немые диалоги с Христом и Магометом, Буддой и Иеговой. Чуть дальше маячили маски индейских богов, взмахивал крыльями Кецалькоатль. Шагая по коридору, Маркиш угрюмо думал, что все эти попытки привести религии мира к единому знаменателю однажды закончатся кровавым столкновением. Люди неохотно расстаются с прежними богами и принимают новых. Уж не с подобными ли попытками довелось им столкнуться? Скажем, ребенка этой Эллен Гриц кто-то посчитал рожденным Единым Богом или его будущим пророком. Если так, то мы с ней нахлебаемся. От этих мыслей и без того плохое настроение Маркиша стало совсем гнусным, поэтому на священнослужителя, вышедшего на звон колокольчиков, он посмотрел с неожиданной для себя свирепой яростью.
– Я полицейский инспектор, - сказал он. - Моя фамилия Маркиш. Я хочу немедленно видеть вашего Старшего Брата.
– Вы слишком взволнованы, - мягко сказал священнослужитель. - Вас гнетут страсти, которые следует оставить снаружи, если вступаешь в храм. Идите за мной, я помогу вам прийти в себя, чтобы вы встретили Старшего Брата без гнева и пристрастия.
«Пожалуй, - с неожиданным раскаянием подумал Маркиш. - Чего это я распсиховался? Я же не полезу на этого Старшего Брата с кулаками? Надо взять себя в руки, если я что-то хочу узнать от него».
В небольшой комнате со стенами, выкрашенными в успокаивающие розовые и небесно-голубые цвета, стояло несколько уютных и удобных кресел вокруг стола со сложной индийской инкрустацией, воспроизводящий какой-то эпизод из жизни неизвестного Маркишу божества.
– Воды? Медового напитка? - предложил священнослужитель. - В порядке исключения, могу принести вам виски, поскольку, на мой взгляд, вы пока еще не ступили ни на одну из многочисленных троп, ведущих к храму Единственного.
– Воды, - мягко сказал Маркиш. - Холодной. Похоже, я уже сумел взять себя в руки.
Старший Брат был высоким плотным мужчиной с энергичным лицом, на котором выделялись внимательные глаза. Крупные черты делали его лицо скульптурно выразительными.
– Вы хотели поговорить со мной? - вежливо спросил Старший Брат.
– Если не ошибаюсь, брат Даниил? - спросил Маркиш.
– Ошибаетесь, - не меняя выражения лица, отозвался священник. - Брат Даниил - это для паствы. Вы ведь не верите в Единого Бога?
– Я вообще не верю в Бога, - сказал Маркиш, - а потому не принимаю его любую ипостась.
– Прискорбно, - спокойно и просто отозвался священник, он словно подчеркнул атеизм Маркиша, не желая ни оскорбить, ни уязвить его. - Так вот, для тех, кто не входит в число паствы Единого Бога, я тэтр Даниил.
– Тэтр - это очередное звание служителя церкви?
– Знаете или догадались? - священник улыбнулся. - Как вы знаете, у нас два Пророка. Потом идут дубли, потом троилы, а за ними - тэтры. Все остальные, паства - это листва у ног Всевышнего.
– Именно о листве я хотел с вами поговорить, тэтр Даниил, - сказал Маркиш, с сожалением допивая ледяную воду из высокого стакана, который незаметно и бесшумно поставил перед ним младший служитель святилища. - Насколько я знаю, церковь Единого Бога решительно выступает против любого насилия и делает ставку на эволюцию, в том числе социальную?
– Совершенно верно, инспектор, - сказал тэтр.
– Но вот что интересно, - сказал Маркиш, внимательно вглядываясь в лицо собеседника. - На одну женщину и ее ребенка в течение недели было совершено несколько покушений. Вам что-нибудь известно об этом?
– Нет, инспектор, - твердо сказал тэтр. - Мне об этом ничего не известно.
– Я это к тому, что во всех случаях в покушении участвовала эта самая листва, более того, у всех кленовые листки вытатуированы на предплечье.
На мгновение ему показалось, что священник побледнел.
– Даже представить себе не могу того, что вы мне рассказываете, - с легкой улыбкой сказал тэтр. - По-моему, это невозможно.
– Я могу официально пригласить вас для опознания.
– Думается, это будет излишним. Я никогда не видел послушника, способного напасть на человека, особенно на ребенка.
– А если я докажу, что вы оказывали содействие этим людям в организации проживания и передвижения по Израилю? В конце концов, одна из машин, использовавшихся преступниками, принадлежит вашей обители.
Тэтр перестал улыбаться.
– Ничего не могу сказать, - сжал он губы. - Ничего. Если у вас есть желание что-то проверить, решайте эти вопросы с нашим адвокатом. Дать его визитную карточку?
– Не надо, - спокойно сказал Маркиш. - Журналисты посчитают полновесной, настоящей сенсацией тот факт, что в тяжком преступлении принимали участие послушники Церкви Единого Бога. Верно? Я мог бы доказать, что шофер, управлявший автомобилем при сегодняшнем нападении, был вашим сотрудником.
– К сожалению, я не смогу предупредить утечку такой информации, - вздохнул тэтр. - Доверимся Единому Богу, господин инспектор, все в Его руках, мы лишь люди, которые исполняют волю Его.
– А передают его волю ваши Пророки? - наклонился к тэтру Маркиш. - И кто же из них общался с вами в последнее время?
– Я же говорю, вам лучше поговорить с адвокатом, - поднялся тэтр. - Если у вас нет других вопросов…
Маркиш поднялся.
Иного результата беседы он не ждал, но все-таки немного надеялся на благоразумие Старшего Брата святилища. В конце концов, полиция может доставить неприятности и господу Богу, об этом священнику было сказано прямым текстом.
Сопровождаемый тэтром Даниилом, он шел по пустому гулкому коридору.
Напрасно он думал, что священник обладает плохой сообразительностью, уже на выходе, прощально кивая полицейскому инспектору, тэтр Даниил негромко сказал:
– Все листики одинаковые и все-таки разные - достаточно посмотреть на черенки.
Вернувшись в управление, Маркиш приказал принести ему снимки, сделанные при осмотре убитых. Тэтр Даниил был прав - к черенкам следовало приглядеться: у всех террористов черенок кленового листка состоял из римской двойки, лишь у водителя автомашины в последнем покушении черенок был образован римской единицей. Сделать вывод было довольно легко: покушение на Эллен Гриц было совершено по приказу Второго пророка церкви Единого Бога - Ивана Гонтаря.
Но это было бесполезное знание - через покойников до Второго пророка добраться было невозможно. Впрочем, будь у Маркиша живые свидетели, добраться до человека, владеющего миллиардами, было бы не проще.
Глава пятая
– Не понимаю, - сказал Григорович, - зачем господину Гонтарю понадобился этот ребенок?
– Я тоже пока не могу этого понять, - согласился Маркиш. - Но все ниточки ведут в Россию. Смотри сам: откуда Эллен Гриц? Из России. Где она забеременела? В России. Откуда за ней приехали? Из России. И этот самый Вахт, и грузин… как его… Мачарошвили… Пусть тебя не смущает их происхождение, они советские. Откуда сам Гонтарь? Он тоже из России, черт бы его побрал! Все идет оттуда, Исав. Кстати, русские что-нибудь ответили на наш запрос?
– Ответили, - сказал Григорович. - Эти психи подозреваются в убийстве доктора Медника в Царицыне.
– Да ну? - удивился Маркиш, - если я не ошибаюсь, Эллен Гриц тоже из Царицына?
– Ты не ошибаешься, Давид, - кивнул Григорович. - Более того, именно доктор Медник лечил ее от бесплодия.
Маркиш вскочил и нервно зашагал по кабинету.
– Я же говорил! - сказал он.
– Они просят образцы клеток наших покойников. Кажется, им требуется анализ ДНК. Понять не могу, на кой черт им это потребовалось?
– Мы ничего не узнаем, если кто-то из нас не поедет в Россию.
– Обоснуй необходимость командировки нашему министерству, - хмыкнул Григорович. - Мне она, честно говоря, не слишком понятна. В конце концов, Эллен Гриц не в России, она здесь, в Израиле. Вся проблема в ней, Давид. Если в России и есть что-то, так самое начало истории. А нам необходим ее конец.
– Нам нужна истина, - остановившись, возразил Маркиш, - а все упирается в ребенка. Мы все это понимаем. Я прав?
– Ты на сто процентов прав, - согласился Григорович. - Звонил Аарон Таннербаум. Похоже, происходящим заинтересовалось правительство.
– Насколько я помню, Аарон давно сочувствует идеям Земного Братства.
– Возможно, - сказал Григорович, - но в данном случае, как мне показалось, его интерес к происходящему диктовался совсем иными причинами.
Два часа назад Маркиш разговаривал с Эллен Гриц.
Женщина еще не совсем пришла в себя, она ни на шаг не отходила от ребенка.
Маркиш заглянул в коляску.
Обычный ребенок - мальчик агукал, пускал пузыри и пытался засунуть в рот крохотный пухлый кулачок. Темные бездонные глаза безразлично смотрели на инспектора.
– Эллен, скажите, что вы скрываете? - спросил Маркиш. Женщина судорожно вздохнула, прижимая руки к груди.
– Мне нечего скрывать от вас, - сказала она. - Клянусь, я сама ничего не понимаю. Зачем эти люди охотятся за моим мальчиком? Кто они?
Маркиш неопределенно пожал плечами.
– Кто отец мальчика? - мягко спросил он. - Может быть, дело в нем?
– У него нет отца, - сказала Гриц. - Если хотите, это дитя из пробирки. Искусственное оплодотворение. Я даже не знаю донора, правда, меня уверили в том, что он был умен и красив. Я надеялась, что мой ребенок будет счастливым.
– Я смотрел запись случившегося, - мягко сказал он. - Вы потеряли сознание, когда заглянули в коляску. Что вы увидели?
Женщина побледнела, закрыла глаза, и Маркишу показалось, что она вновь теряет сознание.
– Вам плохо? - спросил он. - Выпейте воды. Поймите, Эллен, мы должны понять, что происходит. Не молчите, мы не сможем ходить за вами по пятам и охранять вечно.
– Кровь, - тихо сказала Гриц. - Я увидела кровь…
И неожиданно Маркиш почувствовал, что ему совершенно не хочется продолжать этот глупый и совсем ненужный разговор. Ну, какая разница, что увидела Эллен Гриц, заглянув в детскую коляску после выстрелов террориста? С этого момента он ничего не помнил, а в себя пришел уже на лестничной площадке, четко осознавая, что в квартиру ему незачем возвращаться.
Но он не хотел ребенку зла! Малышу просто не за что мстить ему.
Правда, болезненные ощущения быстро прошли.
– Слушай, Исав, - сказал он. - Может, мы имеем дело с ребенком самого Гонтаря? Пророк хочет объявить сына Богом. А эта Эллен не сошлась с ним взглядами на будущее ребенка и сбежала.
– Тогда почему она сбежала именно в Израиль? - спросил Григорович. - И почему она не скажет нам об этом прямо? Тогда было бы возможно воздействовать на этого Гонтаря, пусть на его счетах лежит сколько угодно денег.
– По крайней мере, это превосходный кусок, который можно бросить газетчикам, - сказал Маркиш. - Возможно, газетная шумиха заставит его быть более осторожным. Нам ведь не нужны лишние трупы?
– Они никому не нужны, - согласился Григорович.
– Свяжись с журналистами, - Маркиш уселся за стол и потер виски. - Боже, как я устал! И дайте ответ русским. Пошлите им все необходимое для генетической экспертизы. Заодно поинтересуйтесь, что им известно о связях Эллен Гриц с известным русским миллиардером Иваном Гонтарем. Возможно, что связь существует не прямая, а через доктора Медника, коли наши фигуранты прикончили его в собственной квартире.
– Не нравится мне возможная шумиха, - с сомнением пробормотал Григорович.
– Мне она тоже не нравится, - устало сказал Маркиш. - Только мы ведь не нападаем, Исав. Пока мы только защищаемся.
***
В этот вечер Маркиш долго не мог уснуть и ворочался в постели, думая об Эллен Гриц и ее ребенке.
Похоже, ничего страшного с ними случиться не может. Они - пламя, о которое обжигаются другие. Что произошло, и каким образом ребенок получил исключительные и удивительные качества? Неужели это результат вмешательства человека? Медник достиг определенных успехов и закрепил эти успехи весьма доказательным путем. А Гонтарь просто узнал об эксперименте. Но почему он стремится уничтожить ребенка? Заполучить такого ребенка и воспитать его в любви и уважении к себе было бы значительно лучше. Если он способен на такое в младенчестве, то чего можно ожидать от него с взрослением? Кажется, наблюдение следует снять. Неизвестно, как ребенок может расценить контроль над жизнью его семьи и каким образом отреагирует на это.
Он вдруг подумал, что было бы неплохо съездить в Россию. Конечно, в Баку попасть не удастся, теперь это другое государство, но и в России было бы интересно увидеть многих и узнать, как сложилась их жизнь после распада Союза. Маркиш жалел о гибели страны, в которой прошли его детство и молодые годы. Он искренне считал, что это великая страна, и не мог понять, как она развалилась на части при легком нажиме изнутри. Он жил осколками имперской культуры, которая понятна не каждому. Слишком долго в него вдалбливали различные понятия о Родине и жизни, чтобы он мог легко избавиться от них. Собственно, и желания миллиардера Гонтаря, они тоже имели корни в прошлой еще советской жизни. Мечты о мире, в котором было бы спокойно жить, где не было бы деления на левых и правых, на евреев и арабов, на православных и католиков/на белых и черных… Мечты, которые никогда не станут реальностью. Люди слишком разнятся, чтобы найти общий язык. О белом расизме знают все, но кто знает о черном расизме, о расизме арабском, китайском, японском? Кто знает, как спокойно уходят на смерть многие арабские смертники, наивно веря, что их ждет райское бессмертие, хотя на деле у них не будет даже могил?
Некоторое время Маркиш лежал на спине, вглядываясь в невидимый потолок, и вспоминал веселый и шумный город, в котором прошла его первая жизнь.
И когда он почти погрузился в сон, нечаянная мысль бледно проявилась и еще некоторое время мучила инспектора, прежде чем уступила место беспорядочным бредовым видениям: а что происходит в России? Ведется ли какое-нибудь расследование по делу? Кто там расследует дело? И каких результатов добились они?