Глава первая

Марсианский треножник стоял прямо у поста на развилке дорог, и я сразу понял, что мне здорово не повезло. "Улла! Улла!" - предупредительно провыл марсианин и взметнул вверх щупальце с тепловым генератором.

Да понял я тебя, понял, тварь поганая! Куда от тебя убежишь, знаю, как далеко эта штуковина достает.

Я притормозил и поставил машину на обочине. Из бочкообразного корпуса, над которым высилась плетеная металлическая корзина для злостных нарушителей, торопливо полез вниз дружинник из местных. Морда мне была знакома, видел я ее на фотографиях перед своим отъездом, но вот, убей бог, не помнил я, как этого паразита зовут, что, несомненно, зачтется мне в минус сейчас или после возвращения домой.

- Командир! - не дав ему ступить на землю, заорал я. - Что за дела?

- Спокойнее, мужик, спокойнее, - сказал дружинник. - Не видишь, дежурство у нас, такие дела. Не паникуй, все путем будет, он сегодня в хорошем настроении. Скоро на Добринку уйдет.

- У него настроение, а отдуваться опять нашему брату придется, - тоскливо сказал я, уже понимая, что и в самом деле попал.

- Ну, тут уж ничего не попишешь, сами на милость победителя сдались, - рассудительно сказал дружинник. Тугая морда его лоснилась, задница такой бывает, а не лицо. Нет, не зря про этих самых дружинников поганые слухи ходят, не зря. Этот точно из приобщенных был.

- Сколько? - спросил я.

- А сколько не жалко, - с понимающей ухмылкой отозвался дружинник и, увидев мое лицо, торопливо добавил: - Двести с тебя, и можешь катить дальше.

- Катить, - пробормотал я, уже покорно закатывая рукав рубахи. - Меня всегда после этого тошнит и голова кружится. Только чтобы по-честному, с квитанцией, а то ведь дорога длинная, одному двести, другому двести, так ведь и сухим можно остаться. Шприц хоть стерильный?

- Одноразовый, - гордо сказал дружинник и умело прямо на капоте перехватил мою руку резинкой. - Ты руку-то качай, качай! А то в вену попасть труднее будет, сам настрадаешься.

Процедура оказалась не слишком болезненной, хотя на правой руке места уже не было от проколов. Умелец мне попался! С другой стороны, паршивая у них работа, у этих дружинников, они постоянно на глазах у хозяев, если день неудачно сложился и до жилых кварталов далеко, приходится и дружиннику иной раз отцеживаться. Ходили слухи, что некоторых по полной программе, до сухой шкурки сливали. Но мне на их страдания наплевать было, у них свои заботы, а у меня - свои. Не фига жаться к оккупантам, коллаборационисты несчастные. Черт меня понес этой дорогой, срезать полсотни километров захотел! Хотя, с другой стороны, по трассе могло бы еще хуже выйти, бывали прецеденты.

- Ну, вот, дурашка, а ты боялась! - весело сказал дружинник, ловко выдергивая иглу из вены. - Как в аптеке!

Он небрежными каракулями выписал мне квитанцию, посмотрел емкость с кровью на просвет, заулыбался и торопливо полез назад. В кабине треножника радостно заухали на два голоса, похоже, что марсианин был не один. А чего? Хозяева планеты. Захотелось свежей кровушки, как говорится с поля, вот и вышли на проезжий тракт. Не они первые, не они последние. Про них и не такое рассказывают. Говорят, одна марсианская сволочь даже кровь животных пить попробовала. И что же? Забрался этот марсианин к мужику на крольчатник и всех кролов передавил. Сарай выглядел как в старых американских фильмах про Фредди Крюгера. Придурков и на Марсе хватает. Они их даже экспортируют. На Землю.

Нет, я вам так скажу, вот эти марсиане уже тридцать лет держат власть на Земле, а порядка никакого. Хотя не хуже, чем при прошлой власти, не к ночи она будет помянута. С этими проще - ничего им не надо, разве свежей и теплой кровушки внутрь принять. С них общество даже пользу немалую поимело. От СПИДА избавили, от болезней разных, с наркоманией и алкоголизмом борются, за продолжительность жизни каждого донора выступают. И, будьте уверены, они своего добьются. И строят они на Земле много, причем проекты такие, что дух захватывает.

Началось это где-то в конце позапрошлого века. В тот раз они всего несколько цилиндров выпустили. Большинство из них благополучно в Атлантике затонуло, только старую добрую Англию краешком зацепило.

И ведь какой шум был! Этот англичанин, Герберт Уэллс, прямо вселенскую катастрофу изобразил. Конечно, с техникой марсиан не нам тягаться, спасибо земным микроорганизмам - выручили сожителей по планете. Англичане попытались разобраться в устройстве треножников и тепловом генераторе, но после того как их Гарримановские механические мастерские на воздух взлетели, опыты свои быстренько свернули, а все, что у них осталось, американцам передали. Только и у тех ничего путного из исследований не вышло. Забросили они все это железо в одном из ангаров "Зоны-51" и благополучно про них забыли. Марсианам бы так нас не помнить, как мы про них не вспоминали!

Потом была еще одна попытка, когда они под видом честных бизнесменов Грецию оккупировали. Надо же, тоннами у населения желудочный сок скупали, а сами в бывшей Югославии по ночам в зоне конфликтов на своих юрких наземных экипажах мотались, свежую кровь добывали. Главное, удобно - все можно на чисто земной военный конфликт списать и самих же югославов в геноциде друг друга обвинить.

Но - разобрались, дипломатическим путем (как марсиане и хотели) выпроводили их с Земли. Правда, многие греки грустили, ведь в их страну немедленно вернулась преступность, объявились благополучно забытые к тому времени наркоманы, хронические алкоголики и бытовые пьяницы, только кто же недовольных греков спрашивать будет? Главное - неприкосновенность и независимость родной планеты. Марсиане поняли, что мирным путем у них ничего не получится. Засели на своей поганой красной планетке, решили новые планы обдумать.

Мы-то считали, этим все и закончится. Не будет третьей попытки. У нас - своя жизнь, а у вас, собратья по разуму, своя. И опять ученые нагадили. Ну, зачем, спрашивается, автоматические станции на Марс отправлять? Марсиане так и поняли - разведка. Отольются им, марсианам, невидимые земные слезы. Вот и решили сожители по Солнечной системе еще раз опередить нас и напасть первыми. А вы сами знаете, как тогда на Земле жилось. Все между собой перецапались, Америка нашим бомбами грозит, мы от них ракетами отмахиваемся, галдеж в ООН стоит невероятный, и тут - здравствуй, соседушка, не забыл еще?

Только на этот раз они готовились лучше, поэтому и получилось у них все как по нотам того самого похоронного марша, который написал великий Шопен.

Марсиане оккупировали всю Землю.

Как-то сразу выяснилось, что весомых контраргументов у нас нет. Высадились они по всем правилам - стреляли строго по радианту с небольшими отклонениями, так что боевые треножники - не чета, кстати, прежним - поднялись одновременно почти во всех странах. Тут, конечно, промашку мы допустили - марсианские цилиндры приняли за обломки кометы Эйхмана - Гешке, которая как раз пересекла орбиту Земли. Ну, вы сами знаете: плохому танцору всегда что-то мешает. Так и у нас: знали, готовились и по своему обыкновению оказались не готовы. Нашлось, правда, несколько человек, они призывали дать отпор инопланетному агрессору, звали всех на бой кровавый, святой и правый. В Америке, как полагается, это был президент, а у нас знаменитый внук юриста Борис Владимирович Сальников. Что ж, обоим не повезло: американского президента отцедили прямо в Белом доме, а нашего бунтаря в его роскошном особняке на Рублевке, где он пытался организовать штаб партизанского Сопротивления. Жертв было на редкость мало, марсиане к тому времени поняли, что выкачивать всю кровушку накладно, питательная база резко и быстро снижается, вот они и устроили донорские пункты во всех странах. Сдавать кровь надо было всем, сдатчикам давали сертификат безопасности, а уклонистов наказывали, порою так, что и смотреть после наказания не на что было. Исключение составляли лишь дети, беременные женщины или те, у кого марсиане гемофилию или иные заболевания крови вылечить не сумели. Но таких было относительно немного.

Народ, конечно, повыл немного, но что делать, если все равно ничего сделать не сможешь? Жить-то надо! Тем более что марсианское начальство сразу всех предупредило: тех, кто добровольно и регулярно кровь сдает, закон защищает. Даже от марсиан. На мелкие шалости своих патрульных марсианское начальство, конечно, смотрело сквозь щупальца, но геноцида не допускало. В этом случае с марсианина любого строго спрашивалось, будь ты уроженец ихнего аристократического Теплого Сырта или рабочих кварталов горы Олимп, откуда к нам эти чертовы цилиндры и летели. Карали незамедлительно и сурово, сам однажды видел, как два треножника третий в степи гоняли, потом зажали в балочке и сожгли, только не полностью - два дня над степью неслось жалобное "Улла! Улла!", а потом все затихло.

А в этот день мне самому пришлось познакомиться с марсианской справедливостью.

Треножник я увидел еще на въезде в Сухов, да толку с этого - дорога прямая, без развилок, не объехать, как говорится, не обойти. И он меня с высоты, несомненно, заметил, заголосил свое протяжное "Улла!". Понятное дело, я же себе не враг, остановился, тем более что чувствовал себя с квитанцией более или менее уверенно.

Дружинник уже стоял, прислонившись спиной к одной из опор.

- С прибытием, - поздравил он меня.

- На сегодня уже все, - сказал я и сунул ему в нос квитанцию, читай, мол, отцежено положенное, напрасно зубы скалил.

Дружинник мутно и недовольно осмотрел квитанцию, прямо обнюхал ее.

- Ничего не знаю, - сказал он. - Марсианские мужики наверху крови хотят. Я за тебя вену не подставлю, понял? Не было у тебя никакой бумаги, и все дела.

И он уже нацелился порвать мою квитанцию, а я только зубы стискивал от растущего желания дать ему в ухо. Может, и порвал бы он мою индульгенцию, и в ухо бы получил, только сверху вдруг послышалось недовольное кваканье, щупальце подхватило дружинника и подтащило к линзе. Что там марсианин у дружинника спрашивал, я не знаю, только квитанцию о сдаче двухсот моих кровных граммов пришлось ему все-таки предъявить. В наружном динамике опять заквакало, и добровольный марсианский помощник исчез в открывшемся темном люке. Не было его минут пять, а потом дружинник вновь появился в объятиях гибкого стального щупальца, которое бережно поставило его на землю. Дружинник был бледен, и его покачивало.

- Ехай, - буркнул он и сунул мне драгоценную бумажку. - Мотай, козел, чтобы духу твоего здесь не было! Такой бугай, ну что тебе было бы еще с двухсот граммов? Все равно кагором восстанавливаться будешь.

Я сел за руль.

Вообще-то можно было обойтись и без сдачи крови, я в любой момент мог предъявить удостоверение офицера ФСБ, и никто бы у меня кровь брать не стал. У нас с марсианами соглашение, которое они по вполне понятным причинам стараются не нарушать. Мы ведь с преступностью боремся. Марсиане тоже с ней борются. Значит, мы действуем в одном ряду. Только часто приходится под прикрытием работать, вот и достается, как и рядовому гражданину. Если бы в этой поездке я махал корочками и кровь свою берег, во всех окрестных поселках о моем прибытии стало бы известно в первый же день. Но этого я позволить не мог, мне лишняя известность ни к чему, после этого я здесь напрасно бы тратил время и подошвы сбивал, ничего бы я не выяснил. Население не знает, что за нападением на марсианские машины последует. Те, кто теракт готовил, в глазах населения были, наверное, истинными героями. Дело в том, что не к куму я ехал и не к свату, более важные дела меня сюда привели. В районе Сухова за последний месяц бесследно исчезли экипажи трех марсианских треножников. Точнее, весь суховский гарнизон. Экипажи несколько дней не выходили на связь со своим руководством. Руководство без промедления отправило в Сухово дисколет. И что же марсиане увидели? Машины стоят бесхозные, сельская детвора по ним безбоязненно лазает, тепловые генераторы и "угарники" сняты, а куда делся личный состав - неизвестно. Марсиане взъярились. Такого у них давно уже не было. Нет, отдельные нападения случались, но так, чтобы весь гарнизон бесследно исчез! Вот такая получилась ерунда. Я сам этих тварей септоподных терпеть не мог, я в организацию Союза боевых офицеров входил, а тут пришлось на марсиан работать. Парадокс? Да нет никакого парадокса. Просто марсиане решили в ответ провести показательную карательную акцию, но наше начальство уговорило их отсрочить ее и дать время нам самим поработать и выяснить, в чем дело. Получалось, что в случае моей неудачи акция все равно будет проведена. А вы знаете, чем это кончается - поселки выжжены, жители вывезены на основную марсианскую базу в спецлагеря, только детей они добросовестно передают на воспитание в детские дома, как говорится, на вырост. А если я с заданием справлюсь, то погибнут нормальные ребята, готовые боевики. Шутка ли - с гарнизоном захватчиков расправиться! А марсиане их, естественно, не пощадят, мать их в медном тазу с долотом и зубилом!

Такая вот дилемма у меня вырисовывалась. Либо наших, либо своих. Вариант марсианской зачистки казался более кровавым, поэтому начальство и выбрало второй вариант.

Начальник мой, Иван Федорович Лютоплатов, напутствуя меня в дорогу, приказал в сантименты не играть, жалости к террористам, буде таковые сыщутся, не проявлять, а помнить, что за мной несчастное население Сухова и прилегающих к нему деревень. Лучше бы он мне камень на шею повесил и приказал нырять! Не любил я марсиан, потому и в Союз боевых офицеров вступил!

Но камень на шею он мне вешать не стал, а дал адрес нашего резидента в Сухове. До этого тот ничем себя особо не проявлял. Собирал, как полагается, слухи, которые в инстанциях именовались информацией, присылал аналитические заметки об отношении населения к руководству, страны, к тем или иным внутри- и внешнеполитическим событиям, к марсианам, набирал компромат на местных руководителей и хозяйственников. На связи у него было человек девять, в основном людей пожилого возраста, которых еще в незапамятные времена развитого социализма вербовали примерно по такому принципу:

- Но вы же советский человек?

- Так точно!

- И не откажетесь помочь органам в выполнении крайне важной задачи?

- Да как вам откажешь…

Те времена давно канули в прошлое, а люди остались. А где взять других? Люди после разоблачений в журнале "Огонек" при словах "негласное сотрудничество" валидол начинали пить, сердечные приступы имитировали, отказывались, ссылаясь на больную дочь, жену или бабушку. Вот и держались наследием прошлого - старичками, которые одной рукой оперуполномоченному писали, а другой разоблачали всяческие недостатки, информируя о них и областную районную прессу. И при этом подписывали свои сообщения не иначе как "Зоркий глаз", "Бдительный" или просто незатейливо "Недремлющее око". А что касается анализов политической обстановки, то их и раньше и сейчас можно было писать, не выходя из дома. Отношение нашего народа к руководству страны просчитать несложно; впрочем, и к марсианам это отношение поначалу тоже было откровенно негативным.

Вот с этим контингентом мне и предстояло решать оперативные вопросы. Радости от этого я, естественно, не испытывал. Были у меня, конечно, и свои собственные контакты в Сухове, но я их начальству раскрывать не стал. А зачем? Это как раз именно тот случай, когда лишние знания вредны. Для начальства, разумеется.

Деликатность ситуации заключалась в том, что резидент наш Никон Анатолий Сергеевич был директором суховской школы, поэтому я ехал к нему в качестве представителя Облоно. По идее, я должен был проверять качество учебно-воспитательного процесса в его школе. А какой из меня проверяющий? Нет, конечно, доверенное лицо из числа педагогов со мной позанималось немного, понатаскало по разным вопросам, я теперь мог умное замечание сделать по поводу плана занятий, составленного конкретным педагогом, тем более что ничего нового в таких планах не было. Готовили наши педагоги светлого строителя коммунизма по единой программе, так почему же эта программа не могла пригодиться для обучения и воспитания строителя капитализма? Я даже разговор мог поддержать о педагогике и тактических приемах проведения уроков.

Но думать мне надо было совершенно о других вещах. Задачи, которые были поставлены передо мной, не вдохновляли.

 

Глава вторая

Еще утром я занимался совершенно иными делами.

Сидел я с переводчиком с марсианского языка и пытался понять некоторые особенности произношения инопланетных оккупантов. Что поделать, жизнь не стоит на месте, а взаимопонимание все-таки необходимо, если уж выпало нам жить вместе. Я себя лингвистом великим не считал, но по-английски изъяснялся хорошо, французский знал на бытовом разговорном уровне, итальянским неплохо владел, но сейчас, слушая специалиста, ощущал себя двоечником, который случайно попал на семинар по языкознанию.

- Двойное прищелкивание клювом, - объяснял специалист, - означает желание попробовать вашей крови. То есть приветствие, равносильное нашему "здравствуйте". Но это при условии, что два крайних щупальца он держит на уровне вашего лица в развернутом виде, так что вам видны лишь малые присоски. Понимаете? Если же вы слышите двойное щелканье, но при этом на каждом щупальце видно по нескольку присосок, это означает, что марсианин жаждет мести и желает вашей смерти. В этом случае собеседнику марсианина не позавидуешь. Так называемая марсианская трель - многократное и быстрое щелканье клювом, когда издаваемый звук оставляет впечатление незавершенности, означает, что марсианин спрашивает у вас дорогу. При этом направление поднятого щупальца означает, куда он хочет направиться.

- И как я ему должен ответить? - раздраженно поинтересовался я. - Тоже щелкнуть клювом?

Нет, вы только представьте, марсианин подходит ко мне, что-то щелкает, а я должен бдительно следить, в каком положении его щупальца - здоровается он со мной или сообщает, что намеревается предать меня немедленной смерти!

- Ну, - неуверенно сказал переводчик, - я стараюсь дать вам те начатки, которые помогут вам наладить отношения с марсианином. Весь курс языка сложен, особенно семь глагольных форм…

И в это время зазвонил мой сотовый. Звук пожарной сирены сообщил мне, что звонит начальник. Я на его вызов такой сигнал поставил, потому что у него всегда вызовы срочные, словно где-то что-то горит, если уже не догорело.

Разумеется, Лютоплатов не стал ждать окончания моих лингвистических упражнений.

- Зайди ко мне, - буркнул он и отключился.

Слава Богу, не ласковым тоном заговорил. Если он начинает говорить с подчиненным ласково, это означает, что где-то подчиненный прокололся и его ожидает жесточайшая выволочка. Хмурый тон Лютоплатова означает, что у него появились какие-то идеи по разрабатываемой вами проблеме и этими соображениями он желает с вами поделиться. Или просто поинтересоваться, как идут дела.

С генералом у нас отношения особые. Пять лет назад мы с ним еще в нелегалах ходили, и фамилию он носил совершенно другую - Дадешиани. Вместе с ним мы попали в ту печально известную кутаисскую заварушку и уходили из Грузии без документов, без денег, без транспорта, а оружие отобрали у грузинских полицейских. Выбрались благополучно, только уже на границе, в Панкисском ущелье, столкнулись с грузинским спецназом, который искал таких беглецов, как мы. И пусть граница была внутрирегиональная, административная, пасли они ее похлеще государственной. Ничего, отбились, счет был семь - ноль в пользу россиян. Правда, в той стычке и меня зацепили, так Лихоплатов меня на своих плечах вынес. С тех пор при себе держит, как напоминание о делах давно минувших дней и собственном героизме. Но это я так, посмеиваюсь, он меня за другие качества отпускать не хочет, хотя сам утверждает, что держит меня исключительно за удачливость и везение.

- Чем ты занят? - спросил генерал, едва я появился на пороге его кабинета.

Вообще-то, на этот вопрос он мог ответить лучше меня - сам задания давал. В последние месяцы я вел боевую группу "Антиарес", которая занималась нападениями на марсиан. Ребята там подобрались толковые, поэтому, осуществляя разработку, я занимался сразу двумя не соответствующими друг другу задачами. С одной стороны, как работник государственной безопасности я пытался выявить всю группу, в которой контрразведка оказалось поставленной неплохо, поэтому внедрение человека со стороны происходило со скрипом, многоходовыми проверками, вызванными естественным недоверием боевиков. А с другой стороны, я как представитель антимарсианского подполья пытался вывести руководство боевиков на Союз боевых офицеров. Жаль было, если их раскроют другие, пропадут ребятишки ни за понюх табаку!

Кроме этого, я еще занимался националистами из "Дашнака", которые вели линию на восстановление государственности Армении и с этой целью планировали провести цепь взрывов на территории Евроазиатского региона, как будто люди были виноваты в том, что земные государства были ликвидированы марсианами. Этих я разрабатывал усердно, их террористическая деятельность обещала лишь ненужную кровь и жертвы, которые следовало предотвратить любой ценой. Дашнаки совершили нападение на инопланетный склад в Ростове и захватили большое количество страшной марсианской взрывчатки под названием луарит. Пока они ее еще не применяли, но последствия использования взрывчатки ни у руководства, ни у меня оптимизма не вызывали. Результаты авиационных нападений на нью-йоркских "Близнецов" в начале века были детской игрой в сравнении с возможными будущими потрясениями. Марсиане, конечно, отделаются легкой кровью, террористические акты замышлялись против земного мирного населения, которое дашнаки презрительно именовали "коровами". Естественно, по этой терминологии жилые дома у них являлись коровниками, а города они именовали кроваво-товарными фермами. Пока мы вели связника дашнаков, который в последние месяцы проявлял завидную активность, фиксировали его связи, и постепенно перед нами раскрывалась картина подполья, имеющего филиалы в Москве, Царицыне, Ростове, Саратове, Ставрополье - везде, где существовали армянские диаспоры. Связи уходили за границу, но там над ними работали национальные службы безопасности, оставленные марсианами даже после ликвидации мировой государственности.

Дел у меня хватало, о чем я и попытался уведомить начальство.

Но Лютоплатов меня знал, поэтому тут же прервал объяснения.

- Я тебя не о направлениях работы спрашиваю, - сказал он. - Я спрашиваю о неотложных делах!

Неотложных дел тоже хватало.

Только, сами знаете, если начальство уже приняло решение, то спорить с ним не стоит, все равно будет именно так, как начальство захочет. Поэтому я только вопросительно уставился на генерала.

- Поедешь в Сухов, - сказал Лютоплатов. - Что там произошло, рассказывать не надо?

- Слышал, - сказал я и, не удержавшись, добавил: - все бы они так исчезли.

- Марсиане хотели зачистку провести, - жестко сказал генерал. - Понимаешь, чем это пахнет?

Пахло это кровью, поэтому я снова промолчал.

- Работать на износ, - сказал генерал, - сроку даю - неделю. Но это уже предел, Валентин. Понимаешь?

Это его любимое выражение. Если он сказал "на износ", то пахать надо, как негру на тростниковых плантациях, за которым пять надзирателей наблюдают.

- Понял, - сказал я. - Когда выезжать?

- А чего откладывать? - удивился генерал. - Семьи у тебя нет, прощаться не с кем. Сегодня и отправляйся. Дашнаков сдашь Розину, "Антиарес" пока оставляю по вполне понятным причинам за тобой.

А остальное уже было уточнением деталей. Тут я и резидента на связь получил, и телефончик один нужный, и запасную явку, которой пользоваться следовало лишь в случае крайней необходимости, и все соответствующие объяснения о причинах, которые побудили генерала послать в Сухов именно меня и никого другого.

- Ясно, - сказал я. - Разрешите идти?

- Постой, - сказал генерал и поднялся, движением плеч показывая, что с официальной частью покончено. - Ты в буфете сегодня был?

- Позавтракал, - сказал я.

- Там торгаши новую водку выставили, "Марсианская горькая" называется. Не пробовал?

В буфете я такую водку не пробовал. Я ее пробовал в Москве, когда два месяца назад мотался туда в командировку по дашнакскому делу. Надо сказать, водка мне не понравилась, как, впрочем, и сама столица. По периметру Кремля стояли боевые треножники марсиан, у собора Василия Блаженного сразу два, на Кузнецком мосту вообще стационарный пост оккупационных войск, кроме того, треножники охраняли оживленные перекрестки, в небе висело сразу несколько марсианских дисколетов, и вообще казалось, что это не столица нашей бывшей родины, а чисто марсианский город. И зеленые квакающие туши с открытыми присосками на щупальцах во всех городских офисах.

- Гадость, - сказал я. - Как хина. Завод имени Брынцалова в Подмосковье ее разливает.

- Говоришь, дерьмо? - с сомнением спросил Лютоплатов. - Я так и думал. Но люди берут.

- Так это из-за названия, - объяснил я. - Народу нравится. Не все марсианам нашу кровушку пить, можно и нам оторваться.

- Ишь ты! - восхитился генерал. - Надо будет парочку бутылок городскому мэру презентовать.

- Он такого не пьет, - посомневался я.

- Ничего, - строго сказал генерал. - Пусть в бар поставит и время от времени разглядывает. Ну, лети, действуй-злодействуй, орел, кондором станешь!

Вот я и полетел.

 

Глава третья

Дом директора школы я нашел сразу.

В любом провинциальном городке есть площадь и трибуна, с которой в дни больших праздников районные руководители возлюбили приветствовать граждан района зажигательными здравницами в честь того или иного знаменательного дня. Правда, последний раз, когда праздновали очередную годовщину независимости России, смотрелось это двусмысленно. Какой, к черту, праздник, если на улицах от оккупантов не протолкнешься, когда треножники на каждом перекрестке стоят? Американцы свой День независимости сразу же после начала оккупации отменили, одни мы впереди планеты всей. Если уж мы что-то праздновать начали, этот день у нас никто не отменит. Известный российский юморист Лев Фролов когда-то так и пошутил: в России, мол, остался один единственный день без праздничной даты, этот день так и отмечают, как День без праздника. В Сухове я сориентировался быстро. Обычно с одной стороны к площади примыкает асфальтированная улица. Если ты на нее наткнулся, можешь смело утверждать, что находишься на улице Ленина. С другой стороны, значит, обязательно будет улица Рабочая или Пролетарская.

Директор школы Никон жил на Пролетарской.

Дом у него по местным меркам был зажиточным, облицован дюралюминиевым сайдом, за невысоким забором буйно разрослась малина. Около забора светлела врытая скамейка, это значило, что директор или, что вернее, его жена не чуждались вечерних посиделок. Вот ведь какая ерунда - войны кровопролитные случаются, государства распадаются, марсиане высаживаются и захватывают Землю, а скамеечки в селах как стояли, так и продолжают стоять. И народ на них вечерами сидит, лузгает неизменные семечки и обсуждает случившиеся за день события, которыми так бедна провинциальная жизнь. Мой приезд тоже был событием, не сомневаюсь, что на скамеечках Сухова в самом скором времени станут обсуждать один очень важный вопрос - снимут директора школы с должности, или он все же найдет с проверяющим общий язык.

Резидент, как мы и договаривались по телефону, был дома. В распахнутое окно на улицу рвался сильный голос Марины Воронецкой.

И накинет мне мой марсианин

С тихой нежностью на руку жгут, -

протяжно и нежно пела певица.

Программа адаптации землян к марсианскому владычеству в действии. К ней уже все привыкли, слушая песни, написанные по заказу марсиан, на слова никто внимания не обращал, достаточно было музыки и голоса.

Выглядел Никон лет на сорок, крепкий такой мужик, с окладистой шкиперской рыжей бородкой на широком лице. Одетый в синий тренировочный костюм, он стоял на крыльце и близоруко вглядывался в меня.

- Добрый день, Анатолий Сергеевич, - сказал я от калитки.

Хозяин крепко пожал протянутую руку, но особой приветливости в его взгляде я не заметил. Впрочем, кто бы обрадовался такому визиту? Живешь себе спокойно, получаешь деньги в двух местах сразу, жизни радуешься, хороший дом, семью имеешь, авторитетом в городке пользуешься, а тут на тебя вдруг сваливается человек, который приехал по весьма и весьма неприятному поводу. Причем приехал он именно к тебе, а, следовательно, в любое время может увлечь в водоворот весьма неприятных событий, которые еще неизвестно чем закончатся.

- Проходите в дом, - сказал хозяин. - Вы еще не устроились?

- Прямо к вам, - сказал я. - Города вашего я не знаю, решил положиться на ваши советы. Как порекомендуете, так я и поступлю

- А чего тут рекомендовать, - пробурчал директор. - Гостиница у нас только одна, не "Хилтон", но жить можно.

- Лучше бы на постой к кому-нибудь, - сказал я. - В гостинице слишком много глаз и ушей, из нее затруднительно незаметно уйти и так же незаметно вернуться. А я чувствую, что мне придется так поступать.

- Если незаметно, то из частного сектора еще труднее уйти, - не поднимая на меня глаз, сказал директор. - Тут за каждым новым человеком вся улица смотрит. Что вы хотите - провинция! У нас здесь, на западной окраине, чихнешь, с восточной тут же здоровья пожелают.

Сам он уже понял, что есть у меня скромное намерение поселиться у него, хотя бы на время. А что? Маскировка неплохая - проверяющий поселился на дому у проверяемого. Для кумушек, любящих обсудить чужие дела, сразу все ясно будет: как говаривал первый и последний президент Советского Союза, консенсус достигнут, и осталось его только спрыснуть в нерабочее время. Для того проверяющий и селится к директору школы, чтобы алкогольная смычка протекала в потаенных от посторонних глаз условиях. А я уже догадался, что директора такая перспектива отнюдь не прельщает. У него на этот счет свои соображения имелись.

- Значит, в частном секторе? - задумчиво переспросил Анатолий Сергеевич. - А что, если я вас к нашему завхозу подселю? Живет на отшибе, в глаза ваши отлучки бросаться не станут. Опять же, как говорится, накормлены будете.

Ломать сопротивление директора школы в мои планы не входило. Какое же будет сотрудничество, если оно начинается с преодоления сопротивления?

- Вам виднее, - согласился я.

И сразу же лицо моего негласного помощника прояснилось.

- Вот и хорошо, - быстро сказал он. - Пойдемте в дом, Валентин Мокеич, я сразу при вас и позвоню. О делах будем говорить?

- Успеется, - сказал я. - Вы, Анатолий Сергеевич, идите, звоните. А я по вашему саду пройдусь. Хорошо у вас!

Директор ушел в дом, а я и в самом деле прошелся по саду. Директор школы был хозяйственным человеком, и разлапистые ветви яблонь, чтобы не сломались под тяжестью зреющих плодов, подперты были. И не досками, как всегда делают, а специальными подпорочками. И стволы деревьев выбелены на метр от земли - от грызунов. Даже шланг не просто брошен на землю, а аккуратно свернут кольцами и заботливо прикрыт полиэтиленовой пленкой. Это обнадеживало. Солидный в домашнем хозяйстве человек и в любом другом деле раздолбаем не будет. И имя мое он после звонка запомнил, это тоже в пользу директора школы говорило.

- Ну, вот все и устроилось, - сказал Анатолий Сергеевич, показываясь на пороге дома. - Давайте я вам дорогу покажу и с завхозом, как говорится, познакомлю. Вот только велосипед возьму.

Провожатый на велосипеде? Ну-ну.

- Да вы не волнуйтесь, - сказал Анатолий Сергеевич. - Тут недалеко, и я быстро езжу. А вы за мной поспевайте.

Ездил он и в самом деле быстро. На лидера гонки "Тур де Франс" не претендовал, но и на первой скорости за ним ехать не приходилось. Мы миновали помпезное, с колоннами, здание, около которого, сиротливо и бессильно опустив щупальца, стоял боевой треножник марсиан, выехали на улицу Ленина, и тут мой провожатый припустил, аж спицы слились в единые, кажущиеся цельнометаллическими круги.

Дом, у которого мы остановились, и в самом деле был на краю городка.

- Валентин Мокеич, - сказал директор, прерывисто дыша. - Вы посидите в машине, а я с завхозом переговорю.

Был он лет на десять старше меня, но держался уважительно, и это тоже подкупало.

Есть у меня привычка оценивать человека по поступкам, мимике и речам. То, что мне не нравилось, я оценивал минусом, за то, что считал правильным и необходимым, ставил плюс. За недолгое время нашего личного знакомства мой негласный помощник имел четыре твердых плюса и всего один минус, а его работу, после прочтения рабочего дела, я также оценил положительно. Это радовало.

- Ну, вот, - склонившись к раскрытому окну, сказал Анатолий Сергеевич. - Все, как говорится, сладилось. Загоняйте машину, я сейчас ворота отопру.

Я загнал машину во двор, закрыл окна и вылез из машины. Сумку с вещами я решил пока не брать. Оказавшись на свежем воздухе, я немедленно последовал пагубной привычке - достал сигарету и закурил. Директор школы неодобрительно посмотрел на меня.

- Курите?

Я пожал плечами. Не станешь же рассказывать каждому, что при нашей нервной работе сигарета помогает собраться с мыслями или успокоить нервы.

- А я бросил, - сказал Анатолий Сергеевич. - Пятнадцать лет назад. Помню, приехал с межобластного семинара, достал пачку и выбросил ее в поганое ведро. И больше никогда не затягивался. Ни разу.

Что ж, это тоже был весьма достойный поступок. Мысленно я поставил своему резиденту еще один плюс. Мы вошли в дом.

- Вот, - сказал директор. - Прошу, как говорится, любить и жаловать - наш завхоз Вера Петровна Колесникова.

Мысленно я охнул и поставил директору школы жирный и длинный минус. Какой же я дурак, мог бы догадаться, что завхозами бывают не только мужики! Ах, Анатолий Сергеевич, марсианский треножник тебе в задницу! Передо мной стояла разбитная и очень даже миленькая бабенка лет тридцати. К нашему приходу она успела причепуриться - надела миниюбку, светлую тоненькую кофточку, которая никак не могла скрыть ее чисто женских достоинств, даже глазки успела подвести и некоторое подобие прически на голове изобразить.

- Гурский, - сдавленно представился я, осторожно пожимая маленькую ручку хозяйки, одновременно помимо воли отметив, что обручального кольца на руке нет, - Валентин Мокеич.

- Так это вы из Облоно? - непонятно чему обрадовалась Вера Петровна. - Что же я вас там никогда не видела? Я ведь там часто бываю… по хозяйственным вопросам.

- Так я недавно сюда перевелся, - нашелся я. - Из Читы. Вот, мотаюсь по области, знакомлюсь, как говорится, с хозяйством.

Выражение это, как я успел заметить, было присказкой у директора школы. Я человек впечатлительный, это глупое выражение подхватил.

- Ну, вы располагайтесь, - сказал Анатолий Сергеевич. - Вера, покажи товарищу, что тут у тебя и где. А вы, Валентин Мокеич, отдохните с дороги, с городком нашим познакомьтесь. А завтра утром в школе и увидимся. Сейчас хорошо, дети на каникулах. Ну, как говорится, делу - время, а потехе - час.

И вроде ничего особенного он не сказал, а я ощутил смущение. И хозяйка дома рассматривала меня с каким-то бесцеремонным оживлением, словно ей игрушку на день рождения подарили.

Оставшись наедине с хозяйкой дома, я вновь ощутил какую-то неловкость. Словно меня на нехорошем поступке поймали.

- Есть хотите? - спросила Вера Петровна.

Голос у нее был глубокий, с нежной хрипотцой. Такие женские голоса на меня действовали неотразимо. "Ну, если у нее еще и глаза голубые!" - непонятно почему подумал я.

Наши взгляды встретились.

При жгуче черных натуральных волосах, глаза у Веры Петровны и в самом деле были голубыми. Голубыми и блестящими.

- Душ на улице, - спокойно и без тени смущения сказала хозяйка. - Ну, удобства… коммунальные тоже на улице. Голубенький такой домик, сами увидите. А комната ваша, - она приоткрыла дверь. - Подойдет?

Комната показалась мне уютной. А вот кровать… Впечатляло шитое покрывало и пуховые подушки, уложенные одна на другую. На таких подушках только спать и видеть сладкие сны. Или… От последней мысли я сам на себя разозлился. В конце концов, я сюда дело делать приехал. Злость поднималась во мне - на себя, на директора, на куклу эту моргучую, которая понравилась мне с первого взгляда. И я ей тоже понравился. Я это сразу почувствовал. Когда людей друг к другу тянет, это всегда ими обоими ощущается. Наверное, и в самом деле флюиды влюбленности в воздухе витают.

- Магазин у вас далеко?

- А вам промтоварный нужен или продовольственный? - немедленно полюбопытствовала Вера Петровна. - Если продовольственный, так я вас покормлю.

- Да я так, пройтись хочу, - вздохнул я.

 

Глава четвертая

Нет, есть своя прелесть в патриархальности провинциальных городов.

Все друг друга знают, велосипедисты при встречах обмениваются звонками, встречные женщины любопытно стреляют в незнакомого человека чуть кокетливыми взглядами, кумушки, судачащие на скамеечках, замолкают, разглядывая прохожего, чтобы за его спиной обменяться мнениями и высказать предположения касательно того, кто он и зачем в город приехал. Новенький "форд" может запросто соседствовать с повизгивающими в пыли поросятами или стоящим у дома прямо с навесным плугом трактором "ДТ-104", индюки могут расхаживать у кирпичного пятиэтажного дома, и зелень садов делает жару не такой утомительной, как в бетонных объятиях областного центра.

Даже четыре марсианских треножника, вставшие по периметру одноэтажного дома с маленькими окнами и широкими входными дверьми, и странная конструкция, предназначенная неведомо для чего, вписывались в образ городка вполне мирно и достойно. На водонапорные башни боевые треножники походили.

Магазин назывался "Грошик". В магазине имелся тот же набор товаров, что и в любом магазине Лбова. Коммерсанты, освоив крупные города, стали ставить свои "Грошики", "Пятерочки" и "Магнаты" в районных центрах. А ассортимент у них был для любого магазина один и тот же.

В магазине было прохладно и пусто. Плечистый паренек в спортивном костюме, выразительно жестикулируя, флиртовал с молоденькими продавщицами. Короткая стрижка и накаченная шея говорили о том, что парень этот принадлежал к неисчезающему сословию тех, кто не сеет и не пашет, потому что пальцы всегда сжаты в кулаки и разгибаются только тогда, когда надо взять ложку. Парень посмотрел на меня безучастным отсутствующим взглядом и вновь обратился к разговору с продавщицами. Я ему был неинтересен.

Я прошелся вдоль прилавков, рассматривая товары и одновременно прислушиваясь к негромкой беседе у прилавка.

- Я тебе говорю, - сказал парень, - вчера его нашли. Белый весь - ни кровинки. В область его увезли, на вскрытие. Если все подтвердится, сказали, будут ноту марсианам предъявлять.

- Да ты что! - ахнула продавщица. - Врешь ты все, Генка.

- Точно тебе говорю, - сказал парень, наклонился к уху продавщицы и уже конфиденциально сообщил ей еще какие-то подробности.

Продавщица хихикнула.

- Дурак ты, Генка, - сказала она. - И не лечишься!

Я взял три бутылки холодного пива, вышел из магазина и с выразительно позвякивающим полиэтиленовым кульком двинулся по улице. Кумушки со скамеечки проводили меня понимающими взглядами и сразу зашушукались - тему для новой сплетни нашли.

Решительно, я не знал, с чего мне следует начать. Нет, кое-какие наметки у меня, конечно, имелись, но в одном я был точно убежден - о причинах исчезновения марсиан здесь знала добрая половина города. Люди знали и молчали, даже подозревая, какая над ними нависла опасность. Про своих же пришлось бы говорить!

Над городом, звеня антигравитатором, медленно проплыл дисколет. Похоже, марсиане не оставили попыток найти своих товарищей с воздуха. Хорошая машинка этот самый дисколет, только не предназначена она для космических путешествий. Однако на Земле пока еще ничего близкого не построили. Машина скоростная, верткая, однако при необходимости и на одном месте зависнуть может, и вертикально вверх с огромной скоростью уйти. Незаменимый для сил вторжения аппарат.

Я вздохнул. Время меня подпирало. Надо было приступать к работе, а я еще не решил, с чего следует начать. Поразмыслив, я все-таки зашел в хозяйственный магазин.

Директор его, к моей радости, оказался на месте. Это был дагестанец средних лет, из тех, кого ранняя седина красит.

Завидев меня, он встал, и по кавказскому обычаю мы с ним обнялись и поцеловали друг друга в щеки.

- Здравствуй, Магомбет, - сказал я. - Здравствуй, дорогой! Видишь, как судьба тропинки плетет? Ты, наверное, знаешь, зачем я сюда приехал?

- Знаю, - сказал директор. - Обрадовать ничем не могу. Разве что вот этот списочек просмотри. Есть у меня некоторые сомнения.

Сомнения были обоснованными, это я понял, когда директор магазина - моя личная связь еще по Дагестану - выложил свои соображения. Не зря я его в Лбовскую область перетащил. Впрочем, в той ситуации, которая сложилась тогда на Кавказе, у меня иного выхода не было. Перспектив долго прожить у Магомбета там просто не оставалось. И все потому, что иные начальники слишком много языками мелют перед журналистами. Оперативный источник надо беречь, в нем залог твоих успехов. Не зря же один из гениев русского сыска начинал свое наставление по агентурной работе словами: "Жандарм должен относиться к своему агенту, как к члену семьи". А те ребята, что работали до революции, знали толк в работе с оперативными источниками. Я и не рассчитывал, что на новом месте Магомбет будет сидеть, сложа руки. Но и то, что он здесь определенную информацию собрал, и не просто собрал - систематизировал ее, проанализировал в силу своих возможностей, это все, конечно, оказалось мне серьезным подспорьем в разворачивающемся сыске.

- Хорошо, - сказал я. - Ты, Магомбет, поработай в этом направлении поактивнее, может, что и проклюнется.

- Посидим вечером? - предложил Магомбет. - Есть отличный коньяк, родственники приезжали, такой виноград привезли!

- Не ко времени, - сказал я. - Будет время, тогда и посидим.

Когда я вернулся в дом, Вера Петровна уже переоделась в домашний халатик, распустила волосы и внимательно смотрела телевизор. Телевизор у нее был хороший, плазменный, последнего поколения, только вот показывали по нему, как обычно, разную чушь.

Показывали очередную серию бесконечного телевизионного сериала. Героиня - миленькая блондинка из тех, для кого даже слова попугая звучат откровением, - душевно терзалась. В нее влюбились двое молодых людей, один ей подарил алмазное колье, а другой последнюю марку "шевроле", и теперь блондинку мучили сомнения, она не знала, кому из молодых людей отдать предпочтение. Ей оба нравились. В показываемой по телевизору серии ей гадала на картах характерная цыганка, и блондинка млела - по гаданию выходило, что ей следует держать при себе обоих: одного в мужьях, а другого в любовниках. Блондинка с картами соглашалась, но опять ее терзали сомнения: за кого выходить замуж. В душевных терзаниях героини и закончилась очередная серия. Вера Петровна вздохнула и выразительно посмотрела на меня.

Вслед за сериалом начались новости. Что я обычно смотрю по телевизору, так это новости. Все остальное служит лишь промыванию мозгов, а это не для меня.

Хозяйка встала с явным намерением взяться за пульт и выключить телевизор.

- Оставьте, - попросил я. - Интересно, что в мире происходит.

- Да что в нем может происходить? - певуче сказала хозяйка. - Все как всегда.

Но выключать телевизор не стала.

Экран показывал спецоперацию марсиан по борьбе с героиновыми караванами. По полупустыне, желтой от глины, с белыми пятнами солончаков, двигалась цепь треножников, методично выжигая все живое перед собой.

- Наши доблестные союзники, - взволнованно говорил диктор, - продолжают непримиримую борьбу с поставщиками героина. Марсиане поставили перед собой цель, которую неспособно было выполнить ни одно земное правительство, - стереть героиновый бизнес с лица земли. И мы видим, как поставленная задача планомерно решается марсианами. Афганистан - страна, где нищета соседствует с вызывающей роскошью, и он в последние десятилетия являлся основным поставщиком героина в цивилизованный мир. Казалось, так будет всегда. Но за дело взялись марсиане. Они встречают яростное сопротивление афганских наркосултанов.

Из-за желтых глиняных дувалов маленького селения к одной из боевых машин марсиан полетела дымная стрела.

Стрелявший не промахнулся. Ракета угодила точно в кабину, где сидел управлявший машиной марсианин, блеснула вспышка, и в стороны полетели какие-то безобразные клочья. Щупальца треножника бессильно опустились, еще некоторое время машина шла по прямой, потом опоры ее начали подламываться. Машина завихляла и, объятая пламенем, рухнула на землю. Раздался взрыв. Два треножника отделились от общего строя и решительно направились к селению. Взмах щупальца, и над маленькими домами повисло черное непроницаемое облако, словно на ржавую глину щедро плеснули китайской тушью.

- Марсиане несут потери, - со скорбной ноткой в голосе сообщил диктор, - но они полны решимости сохранить здоровье народов, населяющих Землю, ради этого они не щадят даже собственной жизни!

"Есть для чего беречь, - подумалось мне. - Для себя стараются!"

Следом показали выступления начальника Марсианских оккупационных сил. Толстый квакающий мешок со щупальцами! Перевод его речи я уже не слушал, ничего нового он сказать не мог, так, призывы к мирному и полнокровному сотрудничеству, обещание оказать Земле любую возможную помощь, утверждение жесткой линии Марса. Слышали мы это, и не раз.

- Что делается, - сказала Вера Петровна. - Прямо война!

Война или отдельные вооруженные выступления имели свое место, но их по телевизору не показывали. Показывали совсем другое - возведение марсианами моста через Берингов пролив, строительство ими же трансконтинентальной подземной магистрали "Евразия", уничтожение ядерных боеголовок из арсеналов России, Штатов, Китая и Англии. Вот я давеча марсианского дружинника коллаборационистом обозвал. А, собственно, чем мы-то лучше? Сотрудничают все. Земля под властью марсиан, а правительства хозяйствуют, сенаторы и депутаты с конгрессменами законы принимают, правоохранительные органы жуликов ловят, учителя занятия ведут, будущих доноров воспитывают, врачи этих доноров лечат, и телевидение, как всегда, старается. Оно у нас на переднем крае идеологической борьбы, мать их в медном тазу с долотом и зубилом!

Сейчас они марсиан пиарят.

Деньги не пахнут! Из кожи лезут, чтобы что-то новенькое о марсианах рассказать. То марсиане детскому дому помогают. Видите, дети их даже не боятся, сдружились они с ними, вон, смотрите, марсианин сразу четверых ребятишках на щупальцах качает.

А на этих кадрах вы видите, как боевой марсианский треножник оказывает американскому спецназу содействие в задержании террориста, засевшего в квартире на пятом этаже. Видите стремительный бросок треножника? И вот уже обвитый жестким надежным щупальцем террорист передается бойцам спецназа, которым остается только надеть наручники на преступника.

А вот посмотрите концерт, где наши звезды, звездочки и звездульки выступают перед подшефным марсианским коллективом.

Солнце светит над куполом,

Нашей встрече я рад.

Прикоснись ко мне щупалом,

Марсианский собрат!

Думаете, марсианам эти песни нужны? Как бы не так. Для нас эти сладкие песни сирен, для людей. Как и концерты американской группы "Любовь к марсианам". Программа примирения с силами вторжения в действии.

Перекуем мечи на орала! А на иглы для одноразовых шприцов не хотели?

Мысли мои вернулись к заданию.

Похищение или убийство марсианского гарнизона могло быть совершено только группой. Группа эта могла состоять либо из отъявленных драчунов или хулиганов, вроде паренька, что я встретил в магазине, либо из ненавидящих оккупантов интеллигентов, которые ранее ничем себя не проявляли, но имели патриотическую направленность в своей деятельности. Следовательно, требовалось отработать оба направления. Еще следовало поинтересоваться, не появлялись ли у кого-нибудь из местных жителей любопытные марсианские штучки, вроде энапов, с которыми ни один марсианин не расстанется добровольно. Энапы похожи на пригоршню разноцветных полупрозрачных камешков, нанизанных на световод. Перебирая эти камешки, любое разумное существо (на людей они тоже действовали) впадает в медитационный транс, а в этом состоянии видит что-то особенно хорошее для себя, начиная от воспоминаний прошлого и кончая мечтательными видениями, рожденными индивидуальным представлением о счастье.

И, конечно же, следовало осмотреть штаб-квартиру марсианского гарнизона и боевые машины. В них, наверняка, уже лазили и марсиане, и местные правоохранительные органы, но сделать это следовало, хотя бы по принципу: лучше один раз увидеть самому, чем сто раз услышать от других.

И в самые короткие сроки следовало активизировать те силы, которыми мы здесь располагали. Подспорье, конечно, небольшое, но и им пренебрегать не следовало. Как говорит генерал: "При нищете и гнутый грош сгодится". Больше я, конечно, на Магомбета и его связи надеялся. А еще у меня был контактный телефон начальника криминальной милиции города Сухов. За его надежность и непричастность мне ручалось мое начальство, но я чужому мнению никогда не доверял, верил только себе и своей интуиции. Сразу открываться перед человеком незнакомым я не собирался, прежде о нем следовало хотя бы справки навести.

- О чем задумались, Валентин Мокеевич? - спросила хозяйка.

- Так, о разном, - сказал я рассеянно.

- О своем, о женском? - с дразнящим смешком уточнила она. - Может, покушаете? А то ведь на голодный желудок и мысли черные в голове роиться начинают.

- Да не хотелось бы вас стеснять, - искренне признался я.

- Да чем вы меня стесните, - сказала Вера Петровна. - Я как раз все свежее приготовила - и борщ, и курочку в духовке притомила. А телевизор сейчас лучше не смотреть, такие страсти показывают! Я вот только сериалы и смотрю, когда на работе не занята.

Быстро и ловко она накрывала на стол. Бабочкой красивой она порхала вокруг стола, и я на самом деле почувствовал голод.

- А вы слышали про недавнюю историю в Саратове? - поинтересовалась Вера Петровна, не прерывая занятий. - О достоверности не говорю, за что сама купила, за то и продаю. Но ведь по телевизору показывали! Там один патрульный треножник отловил двух наркоманов. А они, как потом выяснилось, только ширнулись… укололись, то есть. Ну, те, кто в машине сидел, или есть очень хотели, или торопились они куда по своим марсианским делам. Только приняли они кровушку безо всякого экспресс-анализа. Тут их и повело. В общем, если верить телевизору, этот самый треножник на Братиславской все бетонные опоры для электропроводов посшибал, четыре дома разрушил, а потом его вынесло на мост через Волгу. Оттуда он и ухнул, прямо на глубину. Никто даже щупальцем махнуть не успел!

- А чего далеко ходить? - пожал плечами я. - У вас у самих, говорят, несчастье случилось, целый марсианский гарнизон пропал.

- А вы уже слышали? - всплеснула руками Вера Петровна. - И в самом деле было! Вот ужас-то! И никто ничего не знает, никто ничего не слышал. - Она ловко поставила передо мной глубокую тарелку, в которой дымились щи. - Да вы кушайте, кушайте, Валентин Мокеевич, все-таки триста верст сегодня отмахали!

Я достал из пакета бутылки с пивом и поставил их на стол.

- Неудобно предлагать, - сказал я, - но еще неудобнее пить одному.

- Я пиво люблю, - сказала хозяйка и пошла за стаканами.

После стакана ледяного пива аппетит разыгрался еще больше. Вера Петровна, сложив ладошки и опершись локтями о стол, смотрела, как я ем.

- И что, так-таки никто ничего не слышал? - вновь поднял я тему. - И слухов никаких?

- Никто. Даже бабки на скамеечках не шепчутся.

- Никто? - я попытался вложить в сказанное все свое недоумение.

- Я же говорю, - вздохнула женщина. - Некому у нас на них покушаться. Да за них, если хотите знать, весь район стоял. Вообще весь народ в непонятках ходит. Сами смотрите, какая тема: их всего-то одиннадцать чело… тьфу ты! Совсем заболталась! Ну, скажем, морд. Был тут у нас один шишкарь - Ваня Брыксин. Ну, девок в свой мотоцикл затаскивал, с киосков и магазинов натурой брал, морды на танцплощадках в кровь бил. Милиция с ним почему-то связываться не хотела. Марсиане ему раз квакнули, два - не понимает человек. Так они его к себе в баню унесли. Потом выходит треножник на площадь, сажает Ваню под гипсового Ленина, а у него, у Вани-то, морда белее, чем у Ильича. Месяц потом кровушку восстанавливал. С тех пор о нем и не слышно, тише воды, ниже травы. Или милиция местная одно время моду взяла на проходной у меххоза в день получки дежурить. Мужики, конечно, пьют, так это же всю жизнь было. Утром встанет, голова с похмелья трещит. Жена, конечно, остатки получки уже прихватизировала, но оно, вроде, так и должно быть. Так вот, после ментов не голова, все тело болело. А деньги вообще исчезали неизвестно куда. Жена подступает: куда, сукин ты сын, зарплату дел? А что ей ответить? Ну, наши бабы марсианам пожаловались, те в день получки на треножнике пришкандыляли, встали у проходной. И что вы думаете? Сами мужики в тот день ни грамма не приняли. На всякий случай. По телевизору видели, как марсиане к пьяным относятся. А уж потом бабы настояли, чтобы марсиане обязательно у меххоза дежурили - в аванс и в получку. Милиционерам ничего не обламывается, мужики трезвые и злые ходят, зато в доме радость! Может, кто из алкашей отомстить решил? Но это вряд ли, алкаши - народ боязливый, не рискнули бы! Нет, я вам, Валентин Мокеевич, так скажу, они для народу много доброго сделали, марсиане. Их тут на руках могли бы носить, если б щупальца вдруг отказали. Иной раз занесет отдельного марсианина в дом к кому-нибудь, так тут же всю родню созывают, соседей, если потребуется, каждый по сто грамм, вот у марсианина и коктейль, чистый "Букет Абхазии"! А ему, сердешному, больше ничего и не надо. Насосется и к себе, в баню.

- В какую баню? - удивился я.

- Так они ж в городской бане обитали, - удивилась моей непонятливости Вера Петровна.

- Вы мне прямо сказку какую-то рассказываете, - сохраняя недоверчивое выражение, сказал я. - Все-таки захватчики. За что ж их любить?

- Захватчики! - всплеснула руками Вера Петровна. - Да плюньте в глаза тому, кто вам такое сказал! Да какие же они захватчики? Освободители! Вот до них начальство было, так они кровушки попили! Вурдалаки, одно слово! И ведь, что характерно, деньги со всех тянут, а делать ни черта не делают. На асфальт по улице Рабочая с народа три раза деньги собирали! И где он, этот асфальт?

- Приличный асфальт, сам видел, - возразил я, со все большим интересом вслушиваясь в рассказ. - Я же по нему в город въезжал!

- Так это не наши орлы, - объяснила Вера Петровна. - Наши орлы бабки собрали, местных девок потискали - и на крыло. А асфальт, по просьбе жителей, марсиане провели, даже не асфальт это, а земля плавленая. Есть у них такая машинка, сзади каток такой, до белизны нагревается. Идет эта машина, а за ней ровная полоса, машина на полметра в глубину землю плавила.

- Плавила? - переспросил я.

- Да все дурь человеческая, - вздохнула хозяйка. - Так бы они нам всю деревню заасфальтировали. Только с прошлой войны на глубине бомба лежала. Ну и взорвалась прямо под машиной. Машинка цела, каток разнесло. Марсиане заказали новый каток, но пока цилиндры не прилетают, а на наших заводах сделать такой нельзя, технология не позволяет. А вы говорите! Некому их было в Сухове кончать. Нормальные мужики, хоть и со щупальцами вместо рук. Мы ж понимаем, питание не выбирают, это кому что от природы достанется. Бабы уже заявление писать собрались, чтобы поскорее новый гарнизон прислали.

Ту уж мне только и оставалось, что недоуменно заткнуться. Попробуй, пойми людей, если им инопланетные захватчики милее земного начальства. Что там Салтыков-Щедрин, Достоевский бы только руками развел.

 

Глава пятая

Тридцать лет марсианской оккупации.

Вылезшие из своих цилиндров марсиане быстро прибрали все к своим рукам. Действовали они жестко и решительно, не прошло и пяти лет, и не стало национальных правительств, как, впрочем, и национальных границ. Марсиане разделили Землю рационально - Евроазиатский регион, Африканский регион, Австрало-Американский регион. Во главе каждого образования было региональное правительство, сформированное из бывших видных политиков более не существующих стран. Органы самоуправления остались. Собственно, такое территориальное деление народонаселения было предметом постоянных споров в Комитете Сопротивления. Большая часть участников Комитета полагала, что в этом делении есть свое зерно и поэтому оно может явиться прообразом земного управления после освобождения от межпланетной оккупации. За тридцать лет марсиане растеряли свои подозрительность и настороженность к поведению людей, поэтому восстание, на котором настаивал Союз боевых офицеров, могло рассчитывать на успех. Против немедленного восстания выступали политики. Они опасались, что в случае нашей победы каждая страна снова потянет одеяло на себя, а тогда уж без межгосударственных конфликтов и внутренних разборок не обойтись.

Давайте, предлагали они, поживем еще десяток-другой лет, чтобы население Земли привыкло к региональному делению и не мыслило себе иного. А когда люди привыкнут, тогда и начнем скидывать власть марсиан. Зато после освобождения появится шанс создать единое общемировое правительство, а это уже во многом снимет будущие наши проблемы. Если, конечно, победим кровососов. О победе грезили многие, мало было тех, кто что-то для этой победы делал. Зато говорунов хватало. Обычное дело - любят люди поговорить, особенно если за это не наказывают. А марсиане народ терпеливый, дают порабощенному человечеству выпустить пар.

У марсианского посольства постоянно толпа отирается с плакатиками в руках. "Марсиане, убирайтесь с Земли!", "Сосите кровь друг у друга!" - подобные лозунги были еще самыми скромными. Я одного не понимал - когда эти демонстранты еще жить успевают, если они от посольства со своими протестами не отходят. Одно время хотели их разогнать. Марсиане не позволили: "Это, - говорят, - недемократично. У народа должна быть возможность сказать нам все откровенно, без обиняков!"

Нет, что и говорить, высказываться марсиане никому не мешают. Вот и полощут их некоторые граждане по-черному, знают, что наказания не последует.

Помнится, была у меня беседа с одним ура-патриотом.

- Настанет время, и мы обязательно победим, - сказал генерал уже несуществующей российской армии Дмитрий Васильев. Он еще в чеченскую кампанию лейтенантом начинал, накупался в кровушке, как только не захлебнулся, мать его в медном тазу с долотом и зубилом! После роспуска армии он возглавил Союз патриотических сил, чтобы легально бороться с инопланетными захватчиками и законодательным путем ограничивать их возможности сосать нашу кровь. Бывших генералов, как известно, не бывает, Васильев и здесь не упустил свой шанс покомандовать.

- Тебе легко говорить, - помнится, огрызнулся я. - За тебя электорат кровь сдает. И когда бойня начнется, станешь в штабах отсиживаться до последнего. Мне бы твоей уверенности! Сила у них, а сами они уже наши военные склады дочищают! И потом, где вы раньше были, когда цилиндры на Землю падали? У вас, военных, все козыри были!

- Ерунда, - решительно сказал Дмитрий Васильев и для выразительности рванул на себе ворот черной косоворотки. - Кишка тонка оказалась тогда бороться с ними поодиночке. А договориться не сумели. Я сам рыдал, когда они под Москвой шестую десантную дивизию пожгли. Погоны с себя рвал! Только ведь поражение еще ничего не означает. Проигранное сражение - еще не проигранный мир.

Мы прилично уже выпили в тот день. Жили по соседству, но генерал даже не догадывался, где я работаю. И про Союз боевых офицеров он тоже ничего не знал. И пили мы с ним у меня на кухне по-соседски, кажется, "Старку".

- Ты сам посуди, - тряс генерал куском колбасы, нанизанным на вилку. - Мы триста лет под татаро-монгольским игом жили. И где эти монголы? И татары под нами. А Русь живет, святая Русь здравствует! Переживем и эту пакость. Эка невидаль - марсиане! Ну, кровососы, не без этого, так вы объективнее к происходящему подходите!

- Куда уж объективнее! - взвился я. - Каждый месяц пятьсот граммов на донорском пункте слей, но ведь этим не кончится. Патрули сосут, вопрос какой для семьи решить, за нашего единокровного чиновника свою кровушку сдай, да и так по граммулечке, по граммулечке, а порядочно набирается. А ведь еще, не дай Бог, упадешь и лоб расшибешь или, скажем, руку поранишь! Это они во внимание не берут. Да что там говорить, иной раз свой брат, землянин, бессовестнее любого марсианина! Кто нас контролирует? Марсиане? Люди, люди, генерал, нас контролируют.

- А вот тут ты в самую точку попал! - оживился Васильев. - Порой свои подлецы похуже любого инопланетного захватчика будут! Марсианин, он что? Ну, высосет положенное, так этим дело и закончится. Неизвестно еще, когда хуже было - сейчас или под татарами? Те десять шкур драли, а нынешние только кровушку попивают. Татары, пожалуй, хлеще марсиан бездолили. Люди всегда опаснее. Наши бюрократы почище любых кровососов. Ничего! Ничего! Придет время, выкинем кровососов с планеты, тогда и за своих сволочуг возьмемся. За всех, кто марсианам пособничал. Судить их будем Международным трибуналом! Чтоб никогда! Никому! Неповадно было! До последнего человека!

И лицо у него было багровое, непримиримое, сразу верилось - этот может, этот до десятого колена, без пощады, без жалости.

Вот тогда мне и подумалось, что люди и в самом деле куда опаснее марсиан. Поставь такого дурака руководить, ох и много кровушки прольется. Больше, чем марсиане из нас высосали. Ведь в пособники всех записывать придется. Этак вся планета обезлюдеет. Ну, если не планета, то святая Русь, о которой они так пекутся, точно китайцам достанется.

Но были и такие, что призывали людей не обращать на марсиан внимания

"Вы в речной пойме были, - спрашивали они. - Сколько комаров там видели? Из домика ночью высунуться страшно. И все они тоненько поют, кровушки вашей хотят. Ну что, что марсиане? И до марсиан было кому ее сосать. Причем тогда вы и не возражали, вы прекрасно понимали неизбежность кровососания. С природой не поспоришь! Один вид кормится за счет других. Если посмотреть правде в глаза, человек, как вид, тоже паразитирует и на флоре, и на фауне. Причем всегда считался самым беспощадным и страшным хищником на Земле. Чего же он теперь взвыл, когда марсиане появились? Марсиан надо воспринимать как неизбежное природное зло. Как остальные виды воспринимают самого человека. Ну, кровососы, ну, что поделать, не могут они иначе, биология у них такая. Как комаров их надо воспринимать!

Так ведь комаров миллиарды, миллиарды! А сколько тех марсиан? А ведь кроме комаров еще и другие кровососущие есть - клопы, клещи разные, пиявки… Вот и поставьте с ними в один ряд марсиан. И сразу станет спокойнее. Не угнетатели, не захватчики - обыкновенные кровососущие. Природное явление. Неизбежное, так сказать, зло".

Что и говорить, привыкли люди к марсианской оккупации, привыкли. Некоторые уже на полном серьезе предлагал убедить марсиан, что кровь инородца, азиата, скажем, слаще, а кровь белого вообще безвкусная. Азиатов сколько? Почти три миллиарда человек. Есть где разгуляться, есть с кого кровь цедить. Надо объяснить марсианам, что белые люди и, прежде всего, европейцы - нация старейшая и в настоящее время вымирающая. Кровь белого человека совершенно непитательна и даже вредна.

Сам слышал выступление одного политика по телевизору. А того он, дурак, не понимает, что марсианам возраст расы и ее интеллектуальность абсолютно не важны. Когда мы буренку режем, нас ведь не интересует, какая у нее шкура - белая, пегая или рыжая! Нас не шкура, мясо интересует!

Что мы о марсианах знали? Практически ничего. Знали, что они кровь пьют, что техника у них классная. Узнали, что у них гора Олимп вроде нашего Байконура. Но вот как они живут, как у них общество на Марсе устроено, есть ли семьи, какие между ними общественные отношения складываются - это все мраком покрыто. В секретной лаборатории Союза один раз двух похищенных марсиан вскрывали, чтобы анатомию изучить. Так даже специалисты не могли разобраться, какие органы у них половые функции выполняют. Да что говорить! Мы даже не знали, есть у них на Марсе товарно-денежные отношения, или их что-то иное заменяет. Одно было ясно - бюрократы у них в начальстве сидели похлеще наших, так они жизнь своих граждан регламентировали, что язык не поворачивался считать это разумными отношениями. А, быть может, разум как раз и существует для того, чтобы вселенскую бюрократию плодить? Марсиане в оккупации Земли соблюдали законность, как они ее понимали. Общественные институты они сохранили, потому что людьми надо было управлять. Любое стадо должно иметь своего пастуха, но вместе с тем стадо больше следит за вожаком. А разбежаться ему не дают сторожевые собаки. Стало быть, нужны вожаки и сторожевые собаки. Обидно? Только ведь так оно все и было, так все продолжало оставаться и грозило длиться вечно. Льщу себя надеждой, что Союз боевых офицеров занимался подготовкой к освобождению Земли, и моя жизнь прошла не напрасно. В противном случае, я мог считать себя сторожевой овчаркой. В какой-то мере все мы служили марсианам, даже если ненавидели их. Другого способа выжить просто не было. Мы служили марсианам своими знаниями, волей, умением убеждать, но, прежде всего, своей кровью. Дух захватывало от одной мысли, сколько крови сдает земное население, я не мог представить, куда марсианам столько крови. Ею можно было залить Марс и создать на нем моря. А может, именно поэтому далекая планета казалась красной. Раньше она подпитывалась еще чьей-то кровью, а теперь вот дошла очередь до нас. А потом они будут искать новое стадо.

Была информация, что марсиане имеют огромные склады в ледниках Антарктиды, где сублимированную кровь хранят. А сами они вели деятельность сразу в двух направлениях: развивали земную ракетную технику и монтировали орудие в жерле вулкана на острове Калимантан, чтобы свои цилиндры на Марс отправлять. Там на них люди работали, так у марсиан к занятым на строительстве людям отношение было самое уважительное: кровь у них ежемесячно не брали, зарплату через соответствующие комитеты ООН платили достойную, четырехчасовой рабочий день установили, построили для рабочих классные развлекательные комплексы, рядом с которыми Лас-Вегас и Монте-Карло городскими помойками кажутся. Все для человека, все во имя человека, мать его в медном тазу с молотком и зубилом, если только он работает на марсиан.

Со строительством пушки марсиане торопились. Понятное дело, мы то и дело перехватывали радиограммы, которые шли с Марса на Землю. Расшифровать их никак не получалось, но я полагал, что адресуются они командующему силами вторжения и те, кто остался на Марсе, требуют от него одного - крови! В противном случае, зачем все это вторжение затевалось? Чтобы высадившиеся на Землю марсианские спецназовцы кровью упивались? Начальство, пославшее их на Землю, рассчитывало на свои дивиденды!

Впрочем, сейчас мне было не до размышлений о марсианской политике. Все равно, что-то изменить в ней я в одиночку не в силах. Пока. В одном я был уверен твердо - рано или поздно мы от них освободимся. В этом генерал не ошибался: рабство не может продолжаться вечно.

У Веры Петровны имелась неплохая библиотека, я почитал Чехова, в свое удовольствие почитал, давненько мне томик его рассказов в руки брать не приходилось. И кресло было уютным, и торшер светил, как надо. Хозяйка мне не мешала, она, забравшись с ногами на диван, смотрела очередной сериал, кажется, показывали давно забытый фильм "Бандитский Петербург" в рубрике "Старое кино". Вера Петровна переживала за героя, не забывая отхлебывать чай из изящной фарфоровой чашечки. Сейчас она казалась мне такой домашней, вроде у меня дома все происходит, в квартире, которая, наконец, обрела хозяйку. Генерал мне не раз советовал жениться, приводя слова какого-то остряка: "Женись, Валентин, в любом случае ты ничего не потеряешь. Попадется хорошая жена - будешь приятным исключением из общего ряда, попадется плохая - станешь, как и все остальные, философом". Похоже, мой генерал тоже тяготел к философии. Поэтому я не торопился связать себя брачными узами. Но сейчас мне было просто хорошо.

Время близилось к ночи, я уже прикидывал, как бы деликатнее сказать хозяйке, что буду отсутствовать. По-моему, она уже настроилась совершенно на другое. Я это всегда чувствую. А она и за столом старалась наклониться, чтобы ее грудки из халата просматривались. И надо сказать, вполне, вполне. Аппетитная бабенка меня приютила. Надо думать, директор не случайно меня к ней на постой определил. Мысленно я поставил Анатолию Сергеевичу еще один плюс - за сообразительность и заботу о досуге начальства - и вымарал прежде поставленный минус.

Но грешные мысли надо было гнать от себя, работы предстояло много, еще неизвестно, куда меня это расследование заведет. Нет, я ни минуты не сомневался, что к исчезновению марсиан Вера Петровна абсолютно непричастна. Но у нее могли быть причастные к этому родственники, в таком случае флирт с хозяйкой ничего хорошего не сулил. К тому же, не мог я поддаваться гипнозу ее очарования, мне сегодня предстояло осмотреть марсианские машины и баню, которую они, как мне уже рассказали, превратили в казарму. И только после этого решить, подключать к своему расследованию начальника криминальной милиции или лучше оставить его в неведении относительно целей моего пребывания в городе. Милиционеры тоже всякие бывают, время оборотней в погонах еще не прошло, иной раз и у нас такие сволочные экземпляры случаются!

По телевизору показывали авторский концерт Аллахвердиева. Его музыку я любил. Под нее хорошо думалось. Чистые такие мелодии, печальные.

- Валентин Мокеевич, - сказала Вера Петровна, - о чем задумались?

Лицо у нее было лукавое, в еле заметных конопушках, которые женщину совсем не портили, наоборот, пикантности ей придавали. Хороший завхоз был у Суховской средней школы!

- Прикидываю, с чего мне завтра начать, - неопределенно сказал я.

- До завтра еще дожить надо, - сказала Вера Петровна, поглядывая уже откровенно нетерпеливо. - Я вам не нравлюсь?

Ну вот…

- Почему же, нравитесь, конечно. Разве может такая женщина не понравиться?

- Слава Богу! - просияла она, легко поднялась и ловко скользнула мне на колени. Руки у нее были прохладные, и пахло от Веры Петровны хорошей косметикой. - А то я смотрю, какой же вы нерешительный!

Ну, не было мне в эту ночь никакого дела до пропавших марсиан, мать их всех в медном тазу с долотом и зубилом!

Ближе к утру я вышел во двор.

Еще стояла прохладная и прозрачная звездная ночь, я быстренько пробежался до нужника, а обратно уже шел, не торопясь, даже на звезды поглядывал. Марс виделся небольшой красной звездочкой. В высоте, оставляя легкие белесые и длинные следы, пронеслись две падучие звезды, уходя на запад.

Марсианские цилиндры, догадался я, кого-то еще по наши вены с Марса принесло.

 

Глава шестая

В школе было непривычно тихо и прохладно.

Двухэтажное здание, выполненное в виде буквы "П" из красного кирпича, сопровождало мои шаги по пустому коридору гулким эхом. До занятий еще оставалось время, поэтому учителей в школе не было, отдыхали они перед новым учебным годом. Перед дверью в кабинет директора я остановился и постучал. Анатолий Сергеевич оказался на месте, сидел за своим столом. Справа от него громоздилась стопка бумаг, слева от него стопа бумаг казалась еще выше, а сам он с раздраженным видом читал какое-то официальное письмо - не иначе из Облоно какое-то новое руководящее указание прислали. Вполне вероятно, что указание это обязывало проводить в школе специальные марсианские часы с обязательным приглашением "гостей с другой планеты", как деликатно именовали в документах агрессоров и оккупантов.

- Доброе утро, Анатолий Сергеевич, - поздоровался я от входа.

Директор школы устало потер лоб и сказал:

- А оно и в самом деле доброе?

Не знаю, что он имел в виду, но я едва не покраснел, хорошо, что выучка у меня хорошая.

- А что плохого? - я сел на стул для посетителей. - Солнышко, птички поют, небо голубое. Человеку ведь для счастья иной раз самой малости хватает.

- Как вам спалось? - не поднимая глаз от бумаги, поинтересовался директор.

Вот если бы он впился в меня взглядом, фиксируя, как я отреагирую на его слова, я бы не сомневался, что он о чем-то догадывается или просто предполагает, что из любвеобильных объятий Веры Петровны я так запросто не вырвусь. Но он спросил между делом, читая следующую бумагу, просто так спросил, ради приличия, и я успокоился.

- Ну, - сказал я. - Давайте поговорим о марсианских делах?

- О пропавших марсианах? - директор поскучнел. - Я вчера по людям прошел. Никто ничего не знает, даже слухов по городу никаких. Нет, Валентин Мокеевич, чисто по-человечески мне их даже жалко. Вот некоторые все воют: марсиане, марсиане… А что марсиане? Нас свое родное правительство, свои же чиновники иной раз куда больше донимают. Марсианам сдай раз в месяц пятьсот граммов крови, и все - больше ты их не интересуешь. С их точки зрения, ты свой долг отдал. Они цены на продукты твердые установили… Да что там говорить, кагор приказали бесплатно выдавать по свежим квитанциям о сдаче крови! А наше правительство тебя за тот же месяц так измордует - то цены на газ повысит, то на электроэнергию, то на бензин! За год на двести процентов цены повысили! Мы жалобу написали в Департамент по освоению Земли. Так марсиане нормально поступили - тут же их экипаж приехал, на окраине под землю автономный атомный реактор вкопали, в каждой квартире за месяц чудо-печи и безопасные обогреватели поставили, и ничего, понимаете, - ничего за это не взяли! Ну, на сто граммов ежемесячную норму сдачи крови увеличили! А электроэнергия бесплатно. Так, верите, городское руководство тут же объявило реактор муниципальной собственностью и цену на электроэнергию назначило, чтоб их всех на том свете приподняло и еще раз прихлопнуло!

- А почему на том свете? - удивился я.

- А потому! - директор сухо улыбнулся. - Жители опять коллективную жалобу накатали. Описали художества наших чиновников по полной программе. Как вы думаете, какие меры были приняты? Пришел треножник, мэра и всех его заместителей - в корзину, и все. Больше мы о них ничего не слышали. Сами понимаете, это плохой симптом, когда о человеке ничего не слышно. А должности, между прочим, до сих пор свободные. Хотите нашим мэром стать?

- Нет уж, - отказался я. - Вы уж тут сами управляйтесь!

- Вот-вот, и никто не хочет. Правда, крутился тут один дурак из области, все интересовался, кому реактор принадлежит, приватизирован ли и если эксплуатируется, то каким акционерным обществом - открытого или закрытого типа. Узнал, что никому не принадлежит, обрадовался нехорошо и умчался в область бумаги оформлять. Я же говорю, дурак! Кандидат на полную отцежку, папу его Борькою звали! Не понимает, что как хайло свое наглое высунет, так с ним в два счета разберутся.

Да, в этом директор школы был прав - марсиане активно вмешивались в земные дела, сразу принимали меры, если, по их мнению, права людей нарушались каким-нибудь негодяем. Иногда они решали эти вопросы с нами или с милицией, но чаще приходил боевой треножник с корзиной, и потом бесполезно было спрашивать, куда виновный делся. Марсиане на такие вопросы никогда не отвечали. И популизмом они вовсю занимались - постоянно что-то строили сами или заставляли строить чиновников. Не буквально, конечно, только как не подпишешь те или иные разрешительные документы, если в окно твоего кабинета на третьем этаже смотрит, поблескивая линзой, тепловой генератор?

Активнее всего марсиане вмешивались, если вопрос стоял о здоровье людей. Похоже, им каждый донор был ценен, и они его не хотели терять без веских оснований. Какие клиники марсиане отгрохали, чтобы лечить больных! Звание "Почетный донор" ввели для тех, кто больше нормы крови сдавал. И главное - бесплатное лечение ввели во всем мире. Теперь смерть в больнице относилась к разряду чрезвычайных происшествий. О смерти человека в обязательном порядке докладывалось в марсианский Департамент по освоению Земли. И о пропавших без вести, кстати говоря, тоже. "Как это, без вести пропал? - удивлялись марсиане. - Если вестей не подает, значит, умер? Нехорошо. Донорами разбрасываться некрасиво!"

Года три назад нашлись люди, которые указали марсианам на проблему гомосексуализма.

- Однополая любовь? - поморщились марсиане. - Ну, это ваши, чисто человеческие проблемы. В это мы не вмешиваемся, не желаем подавлять естественные свободы земных граждан! Каждый человек может заниматься личными делами. В любовь, как вы ее называете, мы не вмешиваемся. Живите, как хотите и с кем хотите, если нравится.

- Так ведь потомства не будет, - намекнули им.

- Потомства? - встревожились марсиане. - Да, это серьезно! В эту проблему надо вникать, если она ведет к снижению количества доноров.

И принялись гомосексуализм лечить. За два года открытых клубов геев и лесбиянок просто не осталось. Может, гомики где-то и сохранились, но они ушли в такое глухое подполье, которого никогда у людей не существовало. Дошло до того, что когда ФБР, БНД и ФСБ совместную справку по этой проблеме готовили, некоторые факты приходилось просто додумывать. В разгар решения марсианами проблемы сексуальных меньшинств мы им списки геев и лесбиянок подавали. Боже ж ты мой, какие фамилии в этих списках звучали, какие фамилии! Кое-кто потом публично покаялся и заявил, что порывает с позорным и недостойным человека прошлым, но большинство исчезли бесследно. Говорят, был в пустыне Гоби у марсиан специальный лагерь для тех паршивых овец, которые из человеческого стада изымались, чтобы они это стадо не портили. Вот так же просто они и многие другие проблемы решали. Хирургическим путем. И все ради одного - как в Библии сказано: "Плодитесь и размножайтесь!"

Но это к слову. Мне от директора школы и нашего резидента в Сухове другое требовалось. Не могло такого быть, чтобы никто ничего не знал.

- Так-таки ничего никто не знает? - настойчиво поинтересовался я. - Все-таки городок маленький, все друг друга знают. И никаких слухов?

- Никаких! - отрезал директор, не поднимая головы.

Чем-то мне его поведение не нравилось. Не то чтобы он меня совсем игнорировал, но чувствовалось в нем определенное нежелание возвращаться к марсианским делам. А может, мне все это только казалось, просто не было у человека никакой определенной информации, он и стыдился этого, боялся моих упреков. Или вообще стыдился самого факта сотрудничества. Одно время по институту негласных сотрудников крепенько ударили газеты, интеллигентные люди стесняться начали того, что работают с ФСБ, хотя ничего предосудительного в этом не было, наоборот, люди выполняли общественно полезную и необходимую работу. По крайней мере, я сам именно так считал. Но газеты завыли: стукачи, стукачи, только фамилий не хватало. А ведь некоторые требовали - всех и поименно. Только этого никак нельзя было делать, уважать бы некого стало - такие люди в информаторах ходили! Про них еще говорили, что они честь и совесть нашего общества. А расскажи правду? Переворот общественного мнения случится, люди идеалы растеряют. Никто на этот шаг, разумеется, не пошел бы, но люди побаивались. Уж больно все непредсказуемо, не знаешь, что завтра может случиться. Возьмут вот - и поименно!

Я задумчиво посмотрел на Никона и повторил:

- И все-таки, Анатолий Сергеевич! Все же где-то они здесь жили, кто-то с ними общался…

- В бане они жили! - сказал директор школы. - Баню они в качестве своего штаба облюбовали!

- Баню? - удивился я, хотя об этом мне уже говорила Вера Петровна. - Почему баню?

Как-то я из виду выпустил, что Марс поменьше Земли будет, а значит, и сила тяжести там меньше. На Земле они быстро уставали. Попробуй весь день в боевом треножнике провести, когда тебя собственная тяжесть в кресло вдавливает! Будь они существами на нас похожими, давно бы окочурились. Только и спасало их, что шесть сердец кровь гоняли и тело удобную форму принимает. Но все равно за смену любой марсианин здорово уставал.

- Вот они и отсиживались в бассейне! - хмыкнул директор.

- В воде? - опять удивился я.

- Как же, - желчно отозвался Анатолий Сергеевич. - Загонишь их в воду! В масле растительном предпочитали нежиться. И ведь каждую неделю требовали его менять. Представляете, в какую копеечку это району обходилось!

Я не представлял. Стоимость литра растительного масла я знал, потому что время от времени жена меня за ним на базар гоняла. Но сколько такого масла в бассейн местной бани входит, я вообразить себе не мог, для этого надо было сам бассейн увидеть. Судя по выражению лица директора школы, масла требовалось очень много.

- Валерка Васильев рассказывал, - продолжал директор, - зайдет иной раз по делам или вызову, а они в масле плещутся, ухают, глаза таращат, смотреть на них тошно. Да я сам на этих жаб смотреть не люблю. Мешки с дерьмом! Хотя, с другой стороны, заботу о людях проявляют.

- Васильев - это кто? - насторожился я.

- Электрик бани, - объяснил Анатолий Сергеевич. - Он у нас по совместительству работает. Мой бывший ученик.

- Ладно, пусть о том, куда они делись, никто ничего не знает, - сказал я. - А о том, кто тепловые генераторы и "угарки" с боевых машин свернул? Тоже никто ничего не знает?

- Так это сами марсиане и сняли! - впервые за весь разговор директор Никон поднял на меня глаза. - Как стало известно, что они исчезли, так в тот же день ихняя "тарелочка" прилетела. Они все машины облазили, тепловые генераторы и эти штуки, что газом плюются, сняли. Я сам видел, как они их в "тарелочку" грузили!

Вот так!

Нам марсиане об этом ничего не сказали. Эта история все больше и больше мне не нравилась. Нехорошо от нее попахивало. Поэтому я уточнил:

- Вы сами это видели?

- Как вас, - хмуро сказал Никон.

Странно. Милиция при этом наверняка присутствовала. Почему же этот милиционер по фамилии Ступаков тоже промолчал? Посчитал, что так и должно быть? Или в этом был какой-то смысл, пока недоступный мне? А может, просто объяснялось - ему все до лампочки было, поэтому таким деталям майор внимания не придавал? Чем больше я узнавал, тем больше новых вопросов у меня появлялось.

 

Глава седьмая

Короче, побеседовали мы с резидентом.

Как я и думал, ничего такого, что могло послужить зацепкой в деле, он мне не сообщил. Я ему, конечно, задание дал, но не было у меня уверенности, что это приведет к какому-то положительному результату. Но все же я попросил Никона нацелить всех его доверенных лиц на выяснение, не появились ли у подростков школьного возраста какие-нибудь марсианские игрушки вроде энапов или чего-нибудь в этом роде. Ну, разумеется, и иные сопутствующие факты, которые могли бы помочь расследованию. Иной раз сам не знаешь, где тебя ждет удача. Однако не нравилась мне инертность Никона, тем более что во всем ином, как я успел убедиться, человеком он был деятельным и в школе проявил себя энергичным и инициативным руководителем. С другой стороны, ему активность проявлять опасно было, городок маленький, люди разные, у кого-то из горожан излишняя любознательность Анатолия Сергеевича могла вызвать подозрения, а кто-то мог бы связать эту любознательность с моим появлением.

Я посидел еще немного в школе, просмотрел планы уроков, составленные местными учителями, и оставил в них свои замечания. Планы оказались стандартными, но и мои замечания глубокомыслием не блистали. Мое вмешательство в учебный процесс было залегендировано в Облоно. Если кто-то из учителей поинтересуется, что за человек писал в их дурацких планах не менее дурацкие замечания, руководство областного отдела народного образования просто махнет рукой: был здесь один, да не прижился. Только я сомневаюсь, что в пожелтевшие от времени папки с планами заглядывал кто-нибудь, кроме проверяющих.

К тому времени, когда я оставил свой вдумчивый след в документах Суховской средней школы, у меня сложились три основные версии исчезновения марсианского гарнизона. Согласно первой версии, марсианский гарнизон был уничтожен патриотами Земли из числа непримиримо настроенных к оккупации местных жителей. Однако если верить информаторам, местные жители ненавидели собственных чиновников и с большим уважением относились к кровососам-марсианам. И сомнительно мне было, чтобы эти патриоты легко управились с марсианским спецназом, разве что врасплох они марсиан застали. Тут, правда, была одна загвоздка, которую я надеялся разрешить в самое ближайшее время. Основания для того у меня имелись. Но если все, что мы с Магомбетом предполагали, окажется правдой, передо мной вновь станет нелегкая дилемма: сдать патриотов я не могу, а прикрыть их у меня никак не получалось. И что в таком случае делать? Вторая версия основывалась на предположении, что с марсианами расправились представители организованной преступности. Эта версия казалась мне правдоподобной, пока случайно не стало известно, что тепловые генераторы и газометы боевых треножников никто не похищал, напротив, марсиане их сами демонтировали и вывезли на одну из основных баз. В этом случае терялся смысл нападения. Представители уголовного мира - люди практичные, на кой ляд им нападать на марсиан, если с этого они никакой пользы не поимели? Правда, еще оставался мотив мести, скажем, кто-то из представителей местной организованной преступности стал жертвой эксцесса какого-нибудь морально неустойчивого оккупанта, а товарищи решили отомстить за него. Но эта версия тоже выглядела довольно дохло. Представителей организованной преступности в Сухове не наблюдалось, а насчет перемещений иногородних преступных групп наше Управление обязательно было бы в курсе. Да и кто бы из них мстить стал? Не тот контингент. Третья версия тревожила меня более всего: никто марсиан не похищал, никто их не уничтожал, а сами марсиане устроили исчезновение товарищей, преследуя какие-то свои неясные цели. Из этого вытекало, что марсианами готовилась какая-то провокация, а мы об этом даже не подозревали. В таком случае объяснимо было, почему марсиане не прибегли к немедленным репрессиям и почему они согласились, чтобы к расследованию были подключены земные правоохранительные органы. Я должен был зайти в тупик, расследуя это дело, и расписаться в своем полном бессилии. А марсиане обвинили бы земные власти в нежелании помогать им и в неспособности поддерживать общественный порядок на вверенной территории. Но зачем им это было нужно, мать их в медном тазу с долотом и зубилом? И каким образом мог вписаться в это обескровленный труп местного жителя, о котором давеча говорили в магазине? Третья версия мне не нравилась больше всего, трудно было предположить, что марсиане задумали. А когда не знаешь замыслов противника, обязательно ткнешься мордой в грязь. А Лютоплатов мне неудачи не простит, он вообще не любит поражений.

Совсем некстати и помимо воли я вдруг вспомнил одну старую управленческую историю, которая, на мой взгляд, относилась к тем легендам, которые существовали всегда. Рассказывали, был у нас случай, когда одному оперативному работнику, фамилию его история не сохранила, для удобства повествования назовем его… э-э… Долбаевым, поручили познакомиться с супругой одного американца, работающего в России. Предполагалось, что это разведчик, работающий под прикрытием. Долбаев этот должен был через супругу найти подход к этому американцу для его дальнейшей разработки. Через некоторое время Долбаев явился к начальству и лихо доложил:

- Все в порядке, с женой переспал, можно приступать к мужу.

Начальство было в шоке - то, что их работник переспал с иностранкой, создавало непредвиденные трудности в дальнейшей работе. Так оно все и случилось - жена призналась мужу в измене, тот, разумеется, сложил дважды два и все понял. Через некоторое время они вообще уехали из страны. А незадачливого разработчика еще потом долго подкалывали;

- Что, Ваня, трахнул жену, можно приступать к мужу? Экий ты, братец, любвеобильный!

Вот что происходит, когда не понимаешь задания.

И тут я подумал, что по возвращении мне придется отчет писать. Так уж заведено, что после выполнения задания мы пишем отчет, в котором подробно рассказываем о ходе выполнения задания, о версиях, которые ты выстраивал, каким путем их проверял, анализируем удачные мысли и собственные ошибки, а также сообщаем все неординарное, что с тобой приключилось, - вплоть до того, с кем ты пил и с кем спал. Делалось это, конечно, не для того, чтобы начальство тебя контролировало, а для того, чтобы обо всех твоих связях оставался след. Связь эта вносилась в твою учетную карточку и в дальнейшем, если эта связь проходила по интересующему орган объекту, тебя могли пригласить, чтобы связь возобновить и задействовать. Посмешищем всего управления вроде того самого Долбаева мне не хотелось быть. Но и не отразить свои отношения с Верой Петровной я не мог. А потом подумал: какого черта? Может у меня быть личная жизнь? Ну, сделают мне замечание, в крайнем случае выговор объявят, что я его, не переживу?

Но настроение, конечно, испортилось.

И никак я не мог сообразить, что делать дальше. Рамки легенды стесняли меня, будь я здесь официально, можно было бы, не таясь, осмотреть машины и казармы марсиан, официально побеседовать с местными жителями, которые соприкасались с марсианами, да что говорить - я мог встретиться с представителями местной милиции и изучить розыскное дело, заведенное ими по факту исчезновения группы инопланетных граждан, и посмотреть, что накопали местные пинкертоны и шерлоки холмсы. Но пока я находился в роли инспектора отдела народного образования, я таких возможностей был лишен. Но торопиться с легализацией тоже не стоило, чужая шкурка давала мне возможность что-то делать, не привлекая к своей персоне особого внимания. А это многого стоило.

Был у меня случай из собственной практики. Нас тогда привлекли к расследованию случаев исчезновения подростков в Радеевском районе. Сели мы с моим начальником Лютоплатовым анализировать все эти случаи и пришли к выводу, что преступник действует в строго ограниченном районе и, вероятнее всего, имеет личный транспорт. Тут как раз и жуткая находка подоспела - грибники в лесу нашли изуродованный труп одного из подростков. Медики дали заключение, что разделал труп человек, имеющий познания в анатомии и обладающий хирургическими навыками. Милиция бросилась проверять врачей и мясников, а мы с Лютоплатовым еще раз внимательно изучили карту района, в котором действовал преступник, и обратили внимание, что в этой зоне находится конезавод имени Буденного. Преступник мог быть из персонала конезавода. И пришлось мне переквалифицироваться в журналиста, который приехал написать очерк о конезаводчиках. В беседах с людьми я сразу обратил внимание на странности местного фельдшера Гугера Виктора Степановича. По рассказам сослуживцев, вел он себя неадекватно, в своем цветущем возрасте внимания на женщин не обращал, обожал проводить искусственное осеменение лошадей и при этом блаженно щурился и даже напевал что-то ласковое. У него был старенький "жигуленок" и, что немаловажно, гараж на территории конезавода, определенно удаленный от жилых домов. Дальше все было делом техники: я связался с Лютоплатовым, приехали ребята для организации негласного обыска гаража, тем более что Гугер уехал по своим делам, а для того, чтобы посторонние лица в нашу работу нос не совали, пришлось организовать просмотр нового боевика, который обитатели конезавода увидели бы года через два. Ребята после обыска вышли бледные, кое-кто даже блевать стал за гаражом, а Лютоплатов распорядился немедленно организовать розыск Гугера и его задержание: того, что обнаружили в гараже, с лихвой бы хватило на несколько пожизненных сроков заключения. И, слава Богу, что мы на этого Гугера вовремя наткнулись - он как раз подобрал на станции двенадцатилетнего мальчишку и ехал, предвкушая, как уединится с ним в своем гараже. Так вот, если бы не легенда, любые мои действия, даже расспросы, наверняка вспугнули бы преступника, и нам пришлось бы потом разыскивать его по всей стране. И мальчишку вряд ли удалось бы спасти, Гугер был мужиком целеустремленным, он от своих планов просто так не отказывался. Он бы с ним и на природе позанимался. Милиционеры, кстати, меня за раскрытие данного дела наградили часами с именной надписью.

Нет, вылезать из шкуры инспектора областного отдела народного образования было рановато, а вот встретиться с начальником криминальной милиции города Сухов стоило. Получить от него дополнительную информацию, попросить его помочь мне с осмотром боевых машин марсиан и их казармы. Да просто взглянуть, что этот человек собой представляет и можно ли ему доверять.

Я с людьми схожусь трудно, но в общении всегда предпочитаю верить своей интуиции. Если мне человек не понравился, то я уже не сомневаюсь, что в дальнейшем он может выкинуть какой-нибудь фортель. А для того чтобы оставаться объективным, я и придумал систему плюсов и минусов. Хотя трудно объективно оценивать того, кто тебе не понравился с первого взгляда.

Одним из таких людей оказался наш суховский агент "Берия". Не знаю, кто ему при вербовке дал такую кличку, может, он и сам ее выбрал, но свое оперативное имя этот человек явно не оправдывал. Блестя лысым дынеобразным черепом и сморкаясь каждые пять минут в огромный клетчатый носовой платок, он убеждал меня, что к исчезновению марсиан, несомненно, причастен некий Малышкин Александр Гаврилович, проживающий по улице Панферова в доме пять.

- Откуда у вас такая убежденность? - спросил я. - Вы располагаете фактами?

Фактами "Берия" не располагал.

- Вы его прижмите хорошенько, - угрюмо сказал он. - Нутром чую, что он при делах. В камере попарьте, прижмите, как это органы умеют. Он все расскажет! Фактов у меня нет, у меня интуиция! Я человека насквозь вижу.

- Брешет он все, - дал лаконичное заключение по донесению агента Никон. - Он с Сашкой Малышкиным уже двадцать лет враждует, вот и пытается ему неприятность устроить.

- И с чего это у суховских Монтекки и Капулетти такая вражда? - без особого интереса спросил я. - Воистину, нет повести печальнее…

- Воистину.

Двенадцать лет назад коза, принадлежащая горожанину, который сейчас скрывался под псевдонимом "Берия", зашла во двор гражданина Малышкина и без особых раздумий объела кору на пяти элитных яблонях, за которыми этот самый Малышкин ездил аж в город Ставрополь. Разумеется, Малышкин не стерпел: он ошпарил виновную козу кипятком, а потом злодейски отравил собаку своего соседа, ставшего ему отныне кровным врагом. После этого вражда, периодически затухая и вновь вспыхивая от очередной нанесенной обиды, превратилась в обоюдные козни, сопровождаемые жалобами в инстанции. Особой крови не было - то Малышкин врагу своему сарай подожжет, то, наоборот, его личный враг во время партизанской вылазки картошку в огороде Малышкина выкопает. Иногда они дрались, но так, без особого усердия - до первой крови. Одно время они даже следили друг за другом, чтобы вовремя узнать, кто быстрее напьется, и сдать врага в вытрезвитель. Друг другу никто преимущества дать не хотел, поэтому их трезвый период жизни затянулся до такой степени, что враги заключили перемирие и отметили его таким щедрым возлиянием, что оба попали в вытрезвитель. Естественно, что каждый винил в случившемся своего соперника. Вражда опять обострилась, и мое появление "Берия" расценил как шанс еще раз насолить Малышкину.

- Бывает, - сказал я.

- Он теперь и на вас писать начнет, - предупредил Никон. - На ваше бездействие станет жаловаться.

- Пусть жалуется, - вздохнул я.

Хотелось бы мне посмотреть в глаза оперативному работнику, который осуществлял вербовку этого соседоненавистника! Впрочем, положа руку на сердце, надо было признать, что остальные негласные источники были немногим лучше.

В обед я зашел домой к Вере Петровне.

Кажется, я ей и в самом деле понравился - обед она приготовила изумительный.

Она радовалась, а я ощущал некоторую неловкость. Считается, что это мужчина соблазняет женщину. Черта с два! Я к этому не имел ни малейшего отношения, хотя и признавал прелести хозяйки, это меня вчера осмотрели, признали годным и использовали в соответствии с прямым мужским назначением.

Вера Петровна щебетала.

- Сегодня по телевизору новый сериал показывать начали, - сообщила она. - Там одна парикмахерша в марсианина влюбилась, а ее один хороший парень любит. Она его прогнала, а сама каждый день к боевому треножнику бегает, надеется марсианина увидеть. По-моему, эти дураки с телевидения уже совсем с болтов слетели. Валентин Мокеевич, ну разве такое бывает?

Я в такую любовь тоже не верил, хотя любовь, конечно, зла. Всякое могло случиться, от экзальтированных дамочек всего можно было ожидать - даже сильных чувств к гладкому пятнистому бурдюку со щупальцами, кривым клювом и круглыми желтыми глазами. Одного я не мог понять - причем здесь профессия парикмахера? Дурь наших телевизионщиков меня давно уже перестала удивлять. Ребята отбивали свои бабки, а марсиане последовательно проводили идею терпимости к своему виду. Все занимались своими делами. Поэтому я только промычал нечто неопределенное, делая вид, что занят борщом. Борщ и в самом деле был очень вкусен.

Вера Петровна вдруг спохватилась:

- Ой, Валентин Мокеевич, вам Анатолий Сергеевич звонил, - сказала она. - Два или три раза звонил. А я думала, вы к нему в школу ушли, Валентин Мокеевич. Или он не из школы звонил?

Опустошая тарелку, я искоса любовался женщиной. Все-таки хорошенькая она была, даже удивительно, что не замужем. В провинции такие складненькие и симпатичные недолго в девчатах ходят. А, собственно, что я о ней знал? Быть может, она уже была замужем. Или, что еще вероятнее, она и сейчас замужем. Мало ли по каким причинам муж может отсутствовать? То, что она кольца не носила, еще ни о чем не говорило.

- Он что-то передавал? - спросил я с набитым ртом. - Или просто интересовался, где я?

- Нет, он только спросил, приходили вы домой или еще нет, - сказала Вера Петровна. - Сказал, что вечером еще раз позвонит.

На вечер у меня уже была назначена встреча с начальником криминальной милиции города Ступаковым, но хозяйку квартиры я в эти детали посвящать, естественно, не стал.

 

Глава восьмая

- Не, наши мужики этого сделать не могли, - сказал майор Ступаков.

Был он длинный, худой и согнутый, словно ломтик сыра, несколько дней пролежавший на тарелке, - то ли язва у него недавно открылась, то ли с детства он таким вырос. Сидели мы с ним на подоконнике пустого гулкого коридора, в котором голоса наши отзывались шелестящим эхом, отчего казалось, что разговор повторяет какой-то тугодум, старающийся запомнить все сказанное.

- Ну, сам посуди, - легко переходя на "ты", сказал майор. - Шебутной шпаны у нас сроду не было. Так, шелупонь разная, бляха-муха, - на танцах помахаться, в темном переулке сопернику морду начистить на почве неразделенной любви. Есть и такие, что по пьянке запросто могут ножичком щекотнуть, но это уже предел, дальше никто зайти не может. Да и те, кто ножиком по пьянке балуется, как отойдут, слезами горючими обливаются - для чего я, бляха-муха, свою жизнь загубил. Заметь, свою а не чужую! Но мужиков дерзких и способных на марсиан напасть - сроду не было. Ты уж поверь, я местный контингент знаю, сам местный. Воры случались, у меня каждую неделю пять-шесть материалов по кражам регистрируется. В основном, квартиры и мелочевка, у нас в Сухове упакованная квартира в редкость, и их просто так не бросают. За прошлый год всего две мокрухи и обе на бытовой почве - папаша с сынком бутылку водки не поделили, и муж свою лахудру на пьянке к соседу приревновал. Да ты сам посуди, кому нужно их трогать? Народ ведь неглупый, понимает, что даром это не пройдет - нагонят треножников, пожгут городок к чертовой матери! Легче кровь сдать.

- А из числа патриотов? - закинул удочку я. - Ну, знаешь, из тех, кто при любой власти орет: "Долой! Погоним поганой метлой! Не дадим кровососам обманывать трудовой класс!". Такие не могли организоваться?

- Да я таких и не знаю. Митингов у нас давно уже не было, - раздумчиво сказал Ступаков. - Понимаешь, тут дело такое - когда марсиане город на автономное энергоснабжение поставили, многие им так благодарны были, что по полторы нормы добровольно сдавали. Сам прикинь, газовики и энергетики, бляха-муха, три шкуры драли, а тут - халява! Правда, есть и у нас некоторые Буратино, которые твердят, что нечего разным заатмосферным козлам свою кровь задарма отдавать, пусть, мол, платят! В Греции, кричат, они даже за желудочный сок платили! В Греции, может, и платили, я там не был, но у нас, понимаешь, не Греция! У кого сила, тот и прав. Радоваться надо, что норматив установили, могли бы хватать и отцеживать по полной программе. А эти не понимают, все им бизнес на крови сделать хочется. Это поначалу о своей крови думаешь, а когда бабки потекут, начнут о чужой задумываться. Сам знаешь, как оно бывает, - сделай марсиане кровь платной, тут она и польется рекой. Сами же проливать начнем. По полной программе. Но пока марсиане не беспредельничают такие горлопаны безопасны, понимаешь, выгоды нет, заказа на кровь не поступало.

- Понял, - подавленно сказал я и, неожиданно вспомнив, поинтересовался: - Слушай, Иван Николаевич, а что это у вас за обескровленный труп на прошлой неделе нашли?

- Разговор на скамеечке подслушали? - хохотнул милицейский майор. - Да не было никакого трупа, Валентин Мокеевич. Есть тут у нас один… марсианский дружинник, бляха-муха. Все время рядом с треножниками сшивается, вроде бы даже язык марсиан понимать стал. Думаешь, он так, ради чистого искусства рядом с ними отирается? Он свой интерес имеет. Марсианину западло наши квитанции проглядывать, он выше этого. Ну, а дружинник этот данным обстоятельством пользуется. Пуганет водилу и его пассажиров, а потом предлагает, мол, прояви щедрость, братила, я тебя от жадных щупальцев отмажу. Ну, ему кто деньгами, кто водкой, народ-то про него уже знает, верит, что отмазать может.

- Понял, - снова сказал я. Догадаться и самом деле оказалось нетрудно. - Можешь не продолжать, майор. Проспался?

- Проспался, - кивнул Ступаков. - Мы его вчера направили на принудительное лечение, согласно указанию Департамента по освоению Земли. Больше всего жена благодарила. Он, бляха-муха, выпив, всегда с ней отношения выяснял. Не без рукоприкладства, разумеется. А тут вдруг нате вам - отпуск на неопределенное время. Хоть поживет бабонька до его возвращения.

Он похлопал себя по карманам и с надеждой посмотрел на меня.

- Дай закурить, - сказал он. - Мои еще в обед кончились.

Сигарет мне было не жалко. Сам я тоже одно время дымил, как паровоз, но в последнее время стал ограничиваться пятью-шестью сигаретами в день. Полностью бросить курить никак не получалось, особенно в управлении - выдернет начальство, вздернет тебя за что-нибудь, так выходишь из кабинета, трясет тебя, и рука сама за сигаретой тянется. Поэтому майора я хорошо понимал.

Ступаков затянулся и выпустил мастерское кольцо дыма.

- Сам ничего не понимаю, - признался он. - Это же не бурдюки с вином. Все-таки марсианский спецназ, пусть рук и ног не имеют, но видел я однажды, как они со своими щупальцами управляются. Кто мог их сделать? Нет у нас в городе таких специалистов.

- Может, группа какая-нибудь в город приезжала накануне исчезновения гарнизона? - безнадежно поинтересовался я. - Новых людей не было?

- Не было, - твердо сказал Ступаков, жадно и длинно затянувшись дымом. - Понимаешь, Валентин Мокеевич, у нас городок маленький, на одном конце ночью зевнешь, утром на другом конце станут прикидывать, не вывихнул ли ты себе челюсть при этом. На Степной слышно, как на Рабочей кровать скрипит. Если бы незнакомые люди приехали, я бы из первых это знал.

Про кровать в доме на улице Рабочей он специально для меня ввернул, знание свое показал. Я сделал вид, что пропустил его выпад мимо ушей, но лицо мое предательски загорелось. Ишь, моралист, замечания делать вздумал!

- Знаешь, Мокеич, - сказал начальник криминальной милиции, - разные мы слишком с марсианами. Поэтому большой ненависти нет. Ненависть, бляха-муха, всегда к себе подобному рождается. Почему перед хищником испытываешь страх, а ненависти к нему нет? Потому что он в другой плоскости, он по ту сторону добра и зла, для него эти понятия просто не существуют. Ты когда-нибудь марсианские порножурналы видел?

- А что, есть такие? - удивился я.

- А то, - Ступаков почесал висок. - Довелось листать, когда мы их казарму осматривали. Там их самки морской звездой выворачиваются, чтобы яйцеклад виднее был. Выходит, марсиан это заводит, как нас, скажем, "Пентхауз". А мы смотрим, как учебник зоологии разглядываем. Ну, вывернулась, ну, присоски на внутренних щупальцах показала… Нам-то какое до этого дело? Разные мы, никогда друг друга не поймем. Как и они нас. Дай марсианам "Плейбой", станут они его рассматривать?

- Кстати, майор, - оживился я. - Черт с ними, с журналами. Вы, когда их базу осматривали, ничего особенного не отмечали?

- А что там, бляха-муха, может быть особенного? - удивился Ступаков. - Пустой бассейн, три комнаты растительным маслом забрызганы, в углу раздевалки, - он явно цитировал протокол осмотра места происшествия, - находится емкость из небьющегося стекла с бурой жидкостью, предположительно - кровью, рядом несколько устройств для забора крови из вены. Во второй комнате на столе несколько марсианских журналов с цветными иллюстрациями, два прибора неизвестного назначения, двенадцать марсианских стерилизаторов с пипетками для питания. Шконки ихние в два яруса, такие хитрые, вроде коконов, которые себе гусеница сплетает прежде, чем очухается. Следов взлома помещения не обнаружено, замки целы, двери повреждения не имеют, на момент начала осмотра были заперты на ключ.

- Постой, постой, - сказал я, - как это, заперты на ключ? Кто их запирал?

Ступаков задумчиво почесал висок, некоторое время, покусывая губы, смотрел на меня.

- А я откуда знаю? - спросил он, наконец. - Кому надо, тот и запер. Выдели еще сигаретку!

Прикурив от еще тлеющего окурка, майор поднял на меня глаза. Дошло до него.

- Но дверь точно была заперта, - сказал майор. - Я сам там был с начала и до конца. При мне двери и открывали.

- Кто? - подался к нему я. - Кто открывал?

- Как кто? - удивился майор. - Директор банно-прачечного комбината Геннадий Федорович Лошаков. Я помню, ткнулись мы, а двери заперты. Вот я и послал участкового за Лошаковым. Бедроев за ним на мотоцикле ездил.

- Иван Федорович, - сказал я как можно убедительнее, - надо бы мне эту баньку осмотреть.

Начальник криминальной милиции вздохнул, посмотрел на часы, потом посмотрел на меня. Видно было, что у него на сегодняшний вечер были другие планы. Но он был человеком исполнительным, для которого служебные дела были выше всех остальных. И из области он, несомненно, указание получил - содействовать сотруднику ФСБ по всем вопросам и затруднений в работе ему не чинить. В случае обращения, конечно.

Ступаков осторожно поплевал на тлеющую сигарету, осмотрелся в поисках урны и, не найдя ее, прошел к туалетной комнате. Оттуда послышался звук спускаемой воды. Обстоятельным человеком был начальник криминальной милиции Иван Федорович Ступаков. И аккуратным. Я бы на его месте просто выбросил окурок в форточку. Мысленно я поставил ему плюс. Да что там говорить, сразу трех плюсов заслуживал майор - за умение размышлять вслух, за культуру поведения и за то, что не путал свои проблемы с государственными.

- Так что мы стоим? - возвратившись, поинтересовался Ступаков. - Пошли!

 

Глава девятая

В сумерках стоящие у здания бани боевые треножники смотрелись безобидно. На водонапорные башни они походили. Трудно было представить, что в дни Большого вторжения они наводили ужас на людей. Не знаю почему, но меня они не впечатляли. Привык, наверное. Я-то родился, когда эти треножники на всех дорогах были. Мать рассказывала, что ее беременную один из треножников в корзину подхватил, а потом до марсиан дошло, что земная самка беременна. Извиняться, конечно, никто не стал. Но треножник шесть километров отмахал, прежде чем мамку в безопасном месте высадил. Погудел немного и рванул на полной скорости по своим черным делам. Марсиане с самого начала детей и беременных женщин не трогали, видимо, такое указание им свыше было. В данном случае я им даже благодарен должен быть за свое рождение. А вот мужиков земных они пошерстили при вторжении - рассказывают, полками их жгли. В учебниках истории об этом, понятное дело, не пишут и не скоро еще будут писать. А что вы хотели? Война шла на взаимоуничтожение. Люди за земную свободу боролись.

Баню строили явно не римляне, но входные двери у нее были широкие, словно строители очень старались избавить будущих посетителей от давки. Двери оказались не заперты, они со скрипом отворились, впуская нас в гулкий темный вестибюль.

- Вот здесь они и жили, - сказал майор Ступаков.

Ему тоже было не по себе, и заговорил он со мной, чтобы уверенность обрести.

В помещении стоял резкий запах прогорклого растительного масла. Видимо, масло разлили по полу, нога моя вдруг скользнула в сторону, и я едва не приложился затылком о керамические плитки.

- Осторожнее, - сказал Ступаков, успевший подхватить меня под руку. - Полы здесь скользкие, следователь наш, когда осматривал место происшествия, звезданулся и два ребра себе сломал.

- Что-нибудь с места происшествия изымали? - спросил я, стараясь идти осторожнее.

- Ничего, - ответствовал начальник криминальной милиции. - Все обнаруженные предметы являлись, как говорится, личными вещами марсиан и изъятию не подлежали. Так и оставили, Валентин Мокеевич.

- Даже порнушку марсианскую? - попытался снять напряжение я.

- Так она, бляха-муха, только марсиан и может возбудить, - сказал майор. - Да что я вам рассказываю, сейчас сами увидите. Подождите, я выключатель найду.

Он пошарил рукой по стене и щелкнул выключателем. Против ожидания свет не зажегся.

- Что за ерунда! - громко сказал майор.

- А когда осмотр проводили, свет горел? - спросил я.

- А черт его знает, - вновь щелкая переключателем, отозвался Ступаков. - Мы осмотр днем проводили, никто и не проверял.

Я достал из кармана фонарик, входящий в специальное снаряжение спецназа и разведки. Как он действует, я и сам не знал, но штука удивительная - включаешь, и все перед тобой как на ладони, но для человека, удаленного на пять-шесть метров, окружающая местность по-прежнему остается темной.

Высветились темные жирные пятна на полу. Я перевел фонарик выше и высветил руку Ступакова, лежащую на выключателе. Рядом заметалась его сгорбленная тень.

- Классная штучка, - с уважением сказал майор.

Мы прошлись по помещениям. Память у майора оказалась хорошей, протокол осмотра места происшествия он цитировал почти дословно. Ничего особенного мы не нашли. Емкость с кровью стояла на месте, пипетки и отсосники крови тоже, разное марсианское барахло…

- Вот эти журнальчики, - громко сказал Ступаков и хихикнул.

- Потом, - сказал я. - Потом будешь разглядывать похотливых марсианок, извращенец. Помоги мне спуститься в бассейн.

Бассейн, в котором любили понежиться после дежурства марсиане, был пуст. Кафельные плитки, которыми он был облицован, все еще оставались жирными и скользкими. Наклонившись, я исследовал водосток. Повинуясь своей интуиции, набрал в специальную пробирку немного темной жидкости, скопившейся в углублении водостока. Этот набор у меня всегда при себе - плоский контейнер, напоминающий портсигар, но внутри находится все то, что может понадобиться для взятия проб. И не только для взятия проб.

Выпрямляясь, я снова поскользнулся на скользком кафеле и всей спиной приложился к стенке бассейна. "Прощай, рубашка, - с отчаянным раздражением подумал я. - Жир хрен чем отстираешь!"

В помещении, где находился бассейн, стоял странный и вместе с тем удивительно знакомый запах. Некоторое время я пытался вспомнить его, но никак не мог. Знаете, как бывает - вроде вот оно, все на языке, еще мгновение, и ты все назовешь своими именами. Но ничего подобного - догадка угасает, так и не появившись на свет. Заторможенность сознания. Вот и со мной такое случилось. По стенам метались изломанные серые тени. Жутковато здесь было. Постоянно спиной я ощущал какую-то опасность, хотя твердо знал, что ничего мне грозить не может. Наверное, подобное чувство испытывал герой фильмов о вурдалаках, впервые попавший в их гнусное логово. Да если смотреть правде в глаза, это и было гнездо кровопийц, только с Марса.

Ухватившись за руку Ступакова, я поднялся по скользким ступенькам.

- Запах здесь стоит… - сказал я.

- Наверное, марсианами попахивает, - майор гулко хохотнул, и опять мне стало понятно, что он просто бодрит себя этими смешками.

- Тебе он ничего не напоминает? - на всякий случай поинтересовался я.

- Так я ж ничего не чую, - признался Ступаков. - У меня хронический насморк.

Мы еще раз прошлись по помещениям. У меня было ощущение, что мы что-то недоглядели, что-то важное пропустили. Уже на выходе я вспомнил:

- А где здесь распределительный щит, майор?

- А я откуда знаю? - отозвался тот. - Я здесь, бляха-муха, электриком не работаю. Мое занятие - жуликов ловить.

Мать твою в медном тазу с долотом и зубилом! Он жуликов ловит, а я сюда в бане попариться приехал! Мысленно я поставил майору жирный минус. И тут раздражение уступило место робкой догадке, которую я не спешил озвучить. Я вспомнил, где с таким запахом сталкивался. Но мог и ошибиться.

Распределительный щит находился в коридоре. Я пощелкал автоматами пробок, и в вестибюле вспыхнул свет.

- Пробки полетели, - тонко подметил майор Ступаков.

- А вот этот рубильник, он для чего? - спросил я.

- Завтра дерну электрика, и все выясню, - сказал начальник криминальной милиции города. - Здесь электриком Валера Васильев работает, он недалеко от меня живет.

- А что он за человек? - внимательно рассматривая расположение рубильников и переключателей на распределительном щите, поинтересовался я.

- Нормальный мужик, - бездумно сказал Ступаков. - Женат, двух спиногрызов имеет. С характером - отказался на какую-то марсианскую стройку ехать, альтернативную службу прошел в местной больнице.

- Пьет?

- В пропорцию. Особо в том не замечен. Он, бляха-муха, тут до сих пор с пацанами в футбол играет. Сами ворота сделали, Валера всю зиму из капронового шнура сетки вязал. Мячи футбольные в области купил. Ярый болельщик московского "Спартака". Каждый матч чемпионата региона отслеживает. Если "Спартак" с кем-то рубится, или хохлы, скажем, с нашими играют, то хрен его от телевизора оторвешь. А так он мужик спокойный, ни в чем предосудительном не замешан.

- А к марсианам как относится?

- Нормально, - удивленно отозвался Ступаков. - Как к комарам.

- В том смысле, что прихлопнуть способен?

- Ну, вы скажете! В смысле - как к неизбежному злу. Сколько ни крутись, как ни отмахивайся, а свое положенное они все равно выпьют.

В катушке на распределительном щите был разорван лакированный провод и между витками блестел кусочек алюминия, который я немедленно изъял и упаковал в полиэтиленовый пакетик из своего постоянного комплекта. Интуитивно я чувствовал, что догадка вырисовывается, но все следовало спокойно обдумать, и не здесь, а в более пристойном месте.

Мы выбрались на свежий воздух, и у меня от него закружилась голова. Похоже, Ступаков себя чувствовал не лучше.

- И что дальше? - спросил он. - Блин, даже курить не хочется.

Я оценил его деликатный намек и протянул сигарету. Мы закурили.

- И что теперь?

- По домам пойдем, - сказал я. - Только ты помни, что электрика обещал подтянуть. Про меня пока не трезвонь, я пока еще в прежней шкуре немного поболтаюсь.

- Это запросто, - вздохнул Ступаков и посмотрел на небо.

Небо было звездным, тусклая красная звездочка была почти не заметна среди яркого полноцветья остальных. Век бы ее не видеть! Ступаков словно почувствовал мои мысли.

- Вот бляха-муха, - сказал он. - Светит себе хиленько, за третий сорт не возьмешь, а потом прилетают оттуда козлы с кнутом и с пряником! За нашей кровушкой!

На квартиру я вернулся поздно, но все-таки гораздо раньше, чем рассчитывал. Пришлось еще встретиться с Магомбетом, который позвонил мне по сотовому телефону. Номерок этот я никому случайному не давал, только для особо доверенных лиц он у меня был.

- Я выяснил, - сказал Магомбет. - Этот человек был в городе двадцать второго.

- Это еще ни о чем не говорит, - сказал я. - Мог и по своим делам приехать. С кем он в городе виделся?

- В Союз свободных фермеров заезжал, - сказал Магомбет. - Там крутился до обеда. Потом к Сашке Короткову заехал, был у него до позднего вечера. Пиво пили. Правда, отъезжал, с Шашуновым встречался.

- А это еще кто такой?

- Учитель физики в Суховской средней школе.

- Они не родственники? - спросил я.

- Нет, - сказал Магомбет. - Их предки близко рядом не сидели.

- А как характеризуется этот Шашунов?

- "Почетный донор", - сказал Магомбет. - Председатель общества российско-марсианской дружбы. А еще лет семь назад он, говорят, такие речи против марсианских кровопийц толкал!

- Похоже, - медленно сказал я.

- Ай, брат! - даже обиделся Магомбет. - Что значит похоже? В самый цвет мы с тобой угодили, мамой клянусь! Ты и в Нальчике мне говорил - похоже! А там подвал оказался с волновыми генераторами. Сколько мы тогда выгребли? Двести штук, а?

Магомбет был прав. Конечно же, всю полученную информацию надо было хорошенько обдумать, поэтому я не особо торопился.

Как и следовало ожидать, хозяйка не спала, но и радости от моего появления не высказала.

Глянула мельком и снова в телевизор уткнулась. Я зашел в комнату, стащил с себя рубашку и брезгливо оглядел жирные пятна на ней. Рубашку можно было смело выбрасывать. Жаль, а она мне так нравилась! Свернув рубашку в комок, я сунулся в сумку, но там ничего не было, кроме носков и нижнего белья. Растерянно я огляделся по сторонам. Вот так! Все мои сменные вещи были аккуратно поглажены, брюки и рубашки висели на плечиках. Вера Петровна постаралась!

Взяв свежую рубашку, я вышел во двор и ополоснулся прямо под колонкой. Вода освежила. Переодевшись, я почувствовал себя бодрее. Я вернулся в дом и вновь наткнулся на скорбный осуждающий взгляд женщины. Что называется - нарвался.

- Добрый вечер, - сказал я. - Ты извини, у Ступакова засиделся. Ему там из области кое-что передали, а потом посидели, поговорили…

- Есть будете? - спросила Вера Петровна.

Кажется, она медленно оттаивала.

По телевизору показывали очередной сериал о нелегкой жизни бандитов начала века. Кажется, кто-то договаривался замочить конкурента. Сейчас бравые ребятки с бычьими шеями сидели, потягивая пивко, и неторопливо обсуждали животрепещущий вопрос - нанять киллера, который, как известно, всегда выполняет порученную работу, но дорого берет, или, во избежание возможной огласки, взяться за это нелегкое дело самим. Возможность договориться с конкурентом они просто не обсуждали, это не приходило в их узколобые головки.

- Что это? - спросил я, кивая на экран.

- Это же классика, Валентин Матвеевич, - с легкой укоризной просветила меня Вера Петровна. - "Чугунные парни", семнадцатая серия.

Она поставила на стол тарелки с ужином, чашку дымящегося еще чая и села напротив, подперев миленькое свое личико тонкими ладошками.

Женщины - собственницы. Не успеешь оказаться с ней в близких отношениях, как она начинает прикидывать, как вам строить дальнейшую жизнь, при этом порой заглядывает в отдаленное будущее, куда ты не смотришь. А, собственно, почему бы и нет? Красивая женщина, совсем не дура, да и во всем остальном очень даже впечатляет.

- А ведь вы, Валентин Мокеевич, не из ОблОоно, - вдруг сказала Вера Петровна. - Вы сюда не тетрадки приехали проверять.

Большого открытия она, конечно, не сделала, чтобы прийти к таким выводам, особой сообразительности не требовалось, особенно после того, как я ночью весь в масляных пятнах пришел, но все равно мне стало немного неприятно. Словно в чужой одежде на улицу вышел, а меня в ней хозяева застукали.

- Вы из милиции? - спросила Вера Петровна.

- Ну, почему из милиции? - пробормотал я, делая вид, что чай для меня слишком горяч.

- Видела я вашу рубашечку, - сказала женщина. - Знаю, где вы в ней лазили, в школе так не перепачкаешься. Вы ведь не бочки с подсолнечным маслом грузили?

Проницательная женщина!

Бочек, тем более с растительным маслом, я в этот день и в глаза не видел.

 

Глава десятая

Утром я направился в школу.

Директор Никон сидел за столом, подперев рыжую бородку рукой, и вид у него был несчастный-разнесчастный, словно от него жена ушла или ему только что об увольнении сообщили.

- А я вас вчера искал, - вместо приветствия сообщил он. - А сегодня вас наш милицейский начальник спрашивал, Иван Ступаков. Похоже, вы у нас в городе популярный человек.

- Здравствуйте, Анатолий Сергеевич, - сказал я. - Что-нибудь случилось?

- Эти ваши разноцветные камешки и в самом деле видели, - директор подергал бородку. - И знаете, у кого? У сына директора банно-прачечного комбината Лошакова. Мальчишке двенадцать лет, но растет шпана шпаной, не удивлюсь, если в ближайшем будущем он станет постоянным клиентом нашей милиции.

- А как же воспитание? - спросил я. - Влияние школы?

- Какое там влияние, - устало сказал директор. - На них улица больше влияет. А мы им грубого слова не можем сказать, хотя лично я думаю, что их пороть надо. Прав был Корней Иванович Чуковский - телесные наказания в школе способствуют становлению человека и воспитанию в нем нравственности и морали.

О подобных высказываниях классика детской литературы я не слышал, но спорить с директором не стал. Раз говорит, значит знает.

- У него их видели вчера, - сообщил директор. - Мальчишки даже играли в них, если то, что происходит, можно назвать игрой.

- Игрой это назвать трудно, - признался я. - Если это и игра, то игра человеческого воображения. Но камни у пацанов надо быстрее реквизировать. Такие игры влияют на человека не в лучшую сторону.

Директор некоторое время смотрел на меня, словно прикидывал, доверить мне тайну или не стоит, потом открыл ящик стола и достал из нее нечто, напоминающее четки, но состоящее из множества переливающихся всеми цветами радуги камешков. На них хотелось смотреть, не моргая, блеск их завораживал. Я протянул руку, коснулся камней. На ощупь они были холодными, но в них горел огонь.

- Разумеется, вы с мальчишкой побеседовали?

- Конечно, - сказал директор. - С мягкой твердостью я пытался внушить ему, что воровать нехорошо. Особенно у марсиан.

- И что он вам ответил? - я все еще не мог отвести взгляда от камней.

- Он сказал, что его отец не марсианин.

- Вы хотите сказать, что он спер это у своего отца?

- Я ничего не хочу сказать, - мягко поправил Никон. - Я просто повторил слова мальчишки. Знаете, Валентин Мокееевич, мне было бы очень неприятно узнать, что к исчезновению марсиан имеет отношение Геннадий Федорович Лошаков. Мы с ним дружим с детства. Об этих самых энапах я знал еще вчера, когда вы только спросили меня про мальчишек. Каюсь, сразу не решился сказать вам. Надеялся, что энапы появились у Вени другим путем. Но… - он вздохнул и предупредительно поднял руки. - Я ведь понимаю, что вы приехали не просто так. Я понимаю, чем нам всем грозит убийство или похищение марсиан. Поэтому я решил выложить все как есть.

- И правильно сделали, - успокоил я Никона. - Вы просто не знаете, что такое марсианская зачистка. Взрослых мужчин в лагерь, женщин - в другой лагерь, детей - в детские дома. Все, кто этому пытается сопротивляться… Я думаю, действие тепловых генераторов вы видели.

- Видел, - сказал директор школы сухо. - Довелось. Страшная штука.

- Мне бы хотелось побеседовать с этим мальчиком, - сказал я. - Его зовут Веней?

- Он в соседнем классе сидит, - кивнул директор. - Я так и подумал, что вы с ним сами побеседовать захотите. Я с ним с утра поговорил, родителей он еще не видел, так что сказать никому ничего не мог.

Пацан был щупленький, но нахальный и ершистый. Смотрел на меня настороженно, словно вороненок, случайно выпавший из гнезда. Именно такое он впечатление производил - нахальный и напуганный вороненок, который обнаружил, что к нему подбирается кошка, а родителей, как на грех, поблизости нет. Он сидел за крайним от окна столом, разглядывая меня круглыми глазами. Он ожидал неприятностей.

- Здравствуй, Вениамин, - сказал я, садясь за учительский стол. - А меня зовут Валентин Мокеевич.

Он промолчал, продолжая внимательно и настороженно разглядывать меня.

- Нехорошо, нехорошо, молодой человек. Разве тебе не объясняли, что воровать нельзя?

- Я не воровал, - тихо сказал он.

- А это? - я бросил на стол переливающуюся всеми цветами радуги цепочку камней.

Глаза мальчишки жадно вспыхнули. Похоже, парень уже хорошо знал, что это такое, и умел энапом пользоваться.

- Где ты это взял? У марсиан?

- У каких марсиан? - парень посмотрел на меня. - У отца в ящике для инструментов нашел. Я даже не знал, что это марсианская штуковина, думал сначала так, бусы стеклянные.

- Точно? Не врешь? - надавил я.

- Отца спросите! - мальчишка судорожно вздохнул. - Как я мог у марсиан взять, если они к себе никого, даже тех, кто на комбинате раньше работал, не пускали? - привел он, как ему казалось, веский довод.

"Вот именно, - подумал я. - Никого они к себе не пускали. Откуда же тогда энап взялся у твоего отца?"

- Ты когда его нашел? Ну, у отца в ящике?

Воодушевленный тем, что ему верят, мальчишка задумался. Он даже губами шевелил, словно это в чем-то могло ему помочь.

- Двадцать четвертого, наверное, - наконец сказал он.

Совпадало. Марсиане по всем прикидкам исчезли двадцать второго. Или двадцать третьего. Тогда впервые заметили, что треножники длительное время остаются неподвижными, и на них садятся птицы. Этого марсиане никогда не позволяли, тепловым лучом превращая птиц в пепел. Когда же Геннадий Федорович Лошаков принес в дом марсианскую игрушку - в ночь исчезновения гарнизона или на следующий день? Это надо было смелость иметь - зайти туда, куда тебя не пускают. Или он знал, что бояться уже нечего? Тогда получалось, что появился след. Тоненький, неверный, но след.

- Ладно, - казал я. - Иди. Только о нашем разговоре никому ни слова. Знаешь, какая это ценная штука?

- Уже догадался, - подавленно сказал младший Лошаков.

Разговаривать со мной ему не хотелось. Ему сейчас было легче решить задачу на доске. Любую. Даже по высшей математике.

Закончив беседу с мальчишкой, я зашел к директору.

- Анатолий Сергеевич, у вас в школе газеты есть?

- А как же, - с заметной гордостью и некоторым удивлением сказал тот. - "Комсомолку" выписываем, областную "Правду" и "Голос Вселенной". У нас и подшивки есть в библиотеке. Принести? Или вы хотите нашу библиотеку посмотреть? У нас хорошая библиотека.

- Это не к спеху, - сказал я. - Будет время, посмотрите сами и выпишите, какие спортивные передачи шли двадцать второго и двадцать третьего числа.

Не знаю, что Анатолий Сергеевич Никон подумал, но посмотрел он на меня с удивлением. Пусть удивляется. Меня это не особенно беспокоило.

Затем я зашел на почту.

Вот что на Земле точно изменилось в лучшую сторону, так это почта. Марсиане посодействовали. Не знаю, как их техника действовала, но достаточно было наклеить на письмо или посылку специальный ярлык, и передача почтового отправления из города в город происходила мгновенно. На сортировке адрес увидят сегодня же, а это означало, что не позднее вечера содержимое пробирки, которую я наполнил в бассейне, будет в лаборатории нашего управления, а что делать, я им объяснил по телефону, благо сотовая связь в последнее время осуществляется через несколько марсианских спутников, запущенных с помощью земных ракет. К ракетостроению марсиане отнеслись с большим интересом и вниманием. Они сразу же взяли под контроль все фирмы, работающие на космическую промышленность, особенно работающие с двигателями на ядерном приводе. Дело мира было в надежных руках, и марсиане не собирались их разжимать.

Остаток дня я провел в пустых хлопотах. Впрочем, не совсем пустых. Все факты, которые я собрал, неопровержимо доказывали, что не было и не могло быть в городе Сухов экстремистской и террористической организации из воинствующих интеллигентов, не было в нем организованной преступности, способной бросить вывод марсианам, вообще не было здесь людей, способных вступить в поединок с марсианской ухающей бригадой.

И провокация отпадала - как я успел узнать, интересующие меня дни дисколеты над городом не появлялись, иные средства передвижения тоже, а значит, тайно вывезти суховских марсиан никто не мог. Собранные сведения не слишком меня порадовали. Они говорили, что я туп и выстроенные мною версии ни к черту не годятся и вообще я шел не по тому пути. И все-таки - не могли же марсиане уйти ночью, бросив на произвол судьбы свою боевую технику! А главное - ну куда они могли уйти? Им в человеческой толпе не затеряться.

Правда, была у меня в руках тоненькая ниточка, но для того, чтобы потянуть за нее, мне нужен был майор Ступаков.

Закончив работу, я вернулся в школу и зашел к директору.

- Я вашу просьбу выполнил, - сообщил Анатолий Сергеевич. - Не знаю, зачем вам это нужно, но двадцать второго по "Теленации" действительно демонстрировался футбол. Московский "Спартак" играл с пермской "Камой". Показ матча начался в девятнадцать часов. "Кама", кстати, выиграла. Годится?

- Другие спортивные передачи были?

Никон хмыкнул.

- У нас в городе уже третий год семьдесят два канала, - с видимой гордостью сказал он. - Из них два спортивных. Там все показывают: от бейсбола до метания тарелочек на дальность расстояния. При этом, заметьте, круглосуточно.

- Спасибо, Анатолий Сергеевич, - кивнул я.

- И еще один момент, - сказал директор. - Один из наших источников, - он страдальчески вздохнул, так уж не нравилось ему это слово, - один из наших источников разговаривал со Шнуром. Так Шнур утверждал, что двадцать второго ближе к полуночи видел Валерку Васильева, который по улице Собчака куда-то бежал. Говорит, торопился сильно.

- Васильев - это электрик, - сообразил я. - А Шнур?

- Великанов Андрей Ильич, - сказал директор. - Никчемный мужичонка. Закладывает постоянно, врет, половине города деньги должен. Я-то всерьез это не принимаю, но вдруг сгодятся сведения, вот вам и сообщил.

"Сгодятся, сгодятся, - подумал я. - Двадцать второго. Интересно…"

- Вообще-то он мог от кума своего домой бежать, - сказал Никон. - На Собчака у него кум живет, Санька Коротков, тот двадцать третьего аж десять литров пива взял, футбол, наверное, собирались на пару смотреть.

- Разберемся, - сказал я.

Факты увязывались в единую цепь. Только вот конечный вывод пока оставался туманным и неясным.

- Еще машину видели, - сказал директор. - "Газель", ее тоже около одиннадцати на Собчака видели.

- А чья "Газель"?

- Фермера с Березовской, - сказал Никон. - Кураев ему фамилия. Спокойный такой мужик, мухи не обидит. Он вообще-то мог и к Сашке Короткову приезжать, они с ним давно знакомы, еще зерно вместе ездили в Иран продавать.

Фамилия мне была знакома, только я виду не подал. Вот и засветился Кураев. Надо было думать, сложно незамеченным раскатывать по городку.

- Вера Петровна звонила, - сообщил директор. - Спрашивала, придете ли вы на обед.

При этом лицо его оставалось непроницаемым.

Что ж, война войной, а обед - по расписанию.

Когда я пришел в дом Веры Петровны, хозяйка смотрела телевизор. Шел круглый стол, посвященный вопросам политических свобод земных жителей, вел круглый стол известный тележурналист Иван Галкин, звезда телеэкрана в третьем поколении. В дискуссии участвовали марсианин и журналист, представляющий свободную прессу. Оппонент марсианина был щуплым лысым человечком с неопрятной всклокоченной бородой и остатками волос над ушами. Его представили зрителям как господина Бенедиктинова.

Даже на экране видно было, как нервничает марсианин, участвующий в дискуссии.

Он ворочался, то вольготно разбрасывал щупальца, то, щелкнув клювом, буквально втягивал их в себя. Я мог поклясться, что в круглых немигающих его глазах с вертикальным черным зрачком поблескивают контактные линзы.

Переводчик торопливо переводил его слова:

- Все эти крики насчет принудительной сдачи крови лишены каких-либо логических оснований. Вы знаете, что кровь является основным продуктом питания марсиан. Единственным продуктом! Разве может разумное существо отказать собрату по разуму в питании? Это было бы в высшей степени негуманно. Волею судьбы мы с вами - братья по крови, причем в самом прямом, а не в переносном смысле этого слова. И вы ведь не будете отрицать, что марсиане принесли на Землю подлинную свободу. Вы так часто повторяли слова, что готовы за свободу отдать всю свою кровь до последней капли, что становится удивительным ваш протест против дарованной Марсом свободы. Вы - свободны! Мы освободили вас от продажных политиков, которые постоянно затевали свары, перерастающие в войны, мы распустили армии, освободили вас от обязанности служить, а главное содержать громоздкие и никому ненужные аппараты, в которых собранные люди тренировались и учились исключительно убивать себе подобных. Марсиане борются с преступностью. Никто не будет отрицать того очевидного факта, что, уважая земную ячейку жизни - семью, мы покончили с проституцией и торговлей женщинами. Мы дали вам свободу экономики. Мы дали вам свободу слова - каждый может высказаться и быть услышанным. Мы сделали вас равными среди равных. И за это мы требуем лишь одного - крови! Той самой крови, которую вы были готовы за эти свободы пролить. Вспомните, "лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идет за них на бой"! Но зачем кровь проливать? Кровь - слишком ценный продукт, чтобы орошать ею землю. В порядке компенсации за дарованные свободы мы забираем эту кровь себе. Чем же вы недовольны?

- Чем мы недовольны? - вскричал Бенедиктинов фальцетом. - Вами, вами, господа марсиане! Вы говорите, что даровали нам свободы. А мы утверждаем, что вы превратили нас в своих рабов! Вы превратили нас в стадо, дав возможность относительно свободно пастись на лугу Земли. Проливать кровь - это было наше священное право, мы боролись за свободы, мы добивались их в борьбе. И мы совсем не желали, чтобы кто-то спустился с небес и предложил обмен: свободу на нашу кровь! Вы говорите, что дали нам свободы, мы же утверждаем, что вы отняли их у нас!

Марсианин снова защелкал клювом.

Переводчик внимательно выслушал его и продолжил:

- Если вы считаете, что свобода заключается во вседозволенности, то это ошибка. Человеческая жизнь не должна прерываться насильственно, смысл ее - дать потомство, вырастить его, воспитать полноправного гражданина земного общества. Если вы считаете, что вы свободны развязывать братоубийственные войны, если справедливость видите в том, что несколько миллионов живут в полном довольстве, в то время как подавляющее большинство населения Земли голодает, то марсиане против такой свободы и такой справедливости. И потом, позвольте вам напомнить, отбор крови производится исключительно в соответствии с вашим желанием пролить ее, чтобы обрести свободы. Вы говорите: рабство, а мы называем это взаимовыгодным обменом. Кроме того, постоянное обновление крови оздоровительно влияет на человеческий организм в целом. Выросла продолжительность человеческой жизни, канули в небытие страшные болезни. Вы ведь не будете отрицать в том заслуги марсиан?

- Но цена! Цена! - вскричал Бенедиктинов, и лицо его исказила гримаса бешенства. - Ценой этому утрата самостоятельности людского рода. Возможно, со временем мы и сами добились бы этого. Но сами! Сами!

Глаза марсианина блеснули. Он распустил щупальца - поза его, как когда-то объяснял мне специалист, выражала полное пренебрежение к собеседнику.

- Не скажет ли уважаемый оппонент, сколько людей человечество потеряло в так называемых битвах за независимость? Только последняя мировая война унесла из жизни почти пятьдесят миллионов человек. Я не ошибаюсь? Вы только представьте, сколько ценнейшего продукта было безвозвратно утеряно. Сколько марсиан могло бы жить в сытости и довольстве. Разве нормальные разумные существа могли себе это позволить? Разве вы не ограничиваете в самостоятельности своих неразумных детей? Но разве тем самым вы лишаете их свобод? В конце концов, самостоятельность тоже понятие относительное - дети получают свободы постепенно из ваших рук. Почему вы отказываете в этом праве тем, кто значительно старше вас, прошел больший эволюционный путь и лучше вас представляет, что на данном этапе человеку полезно, а что вредно? Самостоятельность рода человеческого! Мы, что, заставляем вас заниматься непосильным трудом в каменоломнях или на плантациях? Увозим на Марс влачить жалкое существование в условиях, к которым вы не приспособлены? Мы сжигаем вас в газовых камерах? Нет, мы даем возможность роду человеческому гармонично развиваться. А за это требуем скромную плату. Многие из вас добровольно сдавали кровь на нужды своей медицины. И что же? Вы и тогда чувствовали себя рабами? Вашу точку зрения, господин Бенедиктинов, разделяют не все земляне, совсем не все. Вы выдаете свое личное мнение за общественное. Многие земляне благодарны марсианам за так называемое рабство, оно дало возможность им излечиться и стать полноправными членами общества, впервые досыта поесть, работать в щадящих условиях - ведь не секрет, что до марсиан у вас существовали потогонные системы труда! Какая разница, на кого вы батрачили - на марсиан или на соплеменников. Ведь если в корень смотреть, тоже кровью расплачивались!

- Не все! Не все! - крикнул Бенедиктинов.

- Вот! - сказал марсианин. - Вот где главная причина. Мы при отборе крови учитываем только физическое состояние, ориентируемся на взрослых особей, вы же учитывали при этом сотни второстепенных факторов, включая социальные. Но так не должно быть. Вы по рождению одинаковы. И кровь у всех вас красная. Покажите мне землянина с голубой кровью. Нет таких…

- Вера, переключи, - попросил я.

Смотреть эту галиматью было выше моих возможностей. Телевидение отрабатывало свои денежки на совесть. И этого лысого Бенедиктинова я знал, он был главным редактором газеты "Голос крови", которую финансировали близкие к марсианам политические круги, поэтому я не сомневался, что телевизионная передача была заказухой чистой воды. Сам господин Бенедиктинов, насколько я знал, от сдачи крови был освобожден. Представил справку, что в детские годы болел туляремией и что гемофилия у него. Марсиане оказались брезгливы, несворачивающуюся кровь не употребляли.

- И правильно, - сказала Вера Петровна, переключая канал. - С утра такую галиматью смотреть. Говорят, говорят… Можно подумать, что после этих разговоров нормы сдачи крови уменьшат. И марсианин этот прав - они с нами по-божески обращаются, приди к власти бен Зебб, вот уж кровавые дела вокруг творились бы. А так, соблюдай их законы, кровь своевременно сдавай, и никто тебя пальцем не тронет. Будешь жить, как у Христа за пазухой. Говорят, скоро за кровь деньги платить станут. Хорошие деньги. Правда это, Валентин Мокеевич?

"Не дай Бог, - подумал я. - Не дай Бог, марсиане за нашу кровь деньги платить станут. Тут человечеству и хана. Ведь многие пожелают заработать не на своей, а на чужой крови. Это в природе человеческой - зарабатывать на чужом горе. Так проще и легче. Найдутся такие, что начнут скачивать кровь у тех, кто слабее, а еще найдутся те, кто начнет воровать людей и содержать их в тайных лагерях, регулярно собирая их кровь и продавая ее марсианам. А некоторые и вовсе не захотят ждать, а будут ездить ночами на машинах и забирать у случайных прохожих всю кровь сразу. Нет уж, пусть лучше будет так, как есть. И надо убедить марсиан, чтобы они ничего не меняли. Никакой платы, в противном случае человечество недолго протянет. Мы сами с собой покончим. За хорошие деньги".

- Не знаю, - сказал я. - Не думаю, Верочка. На кой черт им платить за то, чем они владеют по праву победителя.

- Ну и ладно, - легко согласилась она. - Не в деньгах счастье.

Она посмотрела на часы.

- Сейчас мой любимый сериал начнется. А вы у себя сериалы смотрите?

Только этого мне не хватало для полного счастья, что-нибудь вроде "Хроники одной недели", которая растянута на полгода.

- Все времени не хватает, Верочка. Работа мешает. Ты Шашунова знаешь?

- А как же, - сказала Вера. - Он ведь учителем физики работает в нашей школе.

- И что он за человек?

- Непонятный, - сказала Вера. - Раньше он у нас в патриотах ходил. Марсиан костерил на каждом углу. А потом успокоился. Кровь сдавать начал после третьего предупреждения, даже в почетные доноры вышел. Филиал Общества российско-марсианской дружбы в Сухове создал. Астрономическими наблюдениями Марса занимается, у него даже самодельный телескоп есть. Да на кой тебе сдался этот зануда? Он и на мужика-то не похож, весь как девочка, и разговоры у него такие - вежливые и деликатные.

- А он не педик? - поинтересовался я.

Лицо Веры вспыхнуло.

- Ну, вы скажете, Валентин Мокеевич, - смущенно сказала она. - У нас в Сухове таких сроду не водилось. А Шашунов еще тот бабник, он у нас многим проходу не давал и мне он не раз нескромные предложения делал. Но я таких терпеть не могу, послала его куда подальше, он и отстал.

- А про фермера Кураева ты что-нибудь знаешь?

- Это который с Березовской? - сказала Вера и почему-то порозовела. - Крепкий мужик. И хозяйство у него в районе самое крупное. Они с Шашуновым года два знаются. Этот самый Кураев нам в школу мясо привозил - и свинину, и говядину, а цены у него в два раза ниже, чем в нашем "Грошике". Да ну, не хочу я о них говорить…

Честно говоря, рядом с ней и мне не хотелось ни о ком разговаривать. Другим хотелось заниматься, совсем другим. И угрызений совести я при этом не испытывал!

Майор Ступаков позвонил в школу после обеда.

- Валентин Мокеевич, это ты? - спросил он. - Здравствуй. Так я дернул Валерку. Ничего интересного. Двадцать третьего он был в школе в последний раз. Марсианам в этот день сменили в бассейне масло. Здоровенькие были, ухали, поужинали, чем полагается, все ждали, когда можно будет нырнуть в бассейн. Он включил тэны, подогрел масло до сорока градусов и ушел. А утром обнаружилось, что марсиане исчезли, все до единого.

- Не врет? - спросил я.

- Ты бы на него посмотрел, - хихикнул майор. - Такие вообще врать не могут. Его только спроси, уши сразу краснеют, руки чуть в узел не завязываются. Идеальный человек для допроса. Я бы брехню сразу просек.

Может, оно и так. Теперь мне требовался ответ из области, он мог кое-что прояснить: рассказ электрика, обнаружение энапа у сына директора бани, смена масла в бассейне - все это были звенья одной цепи, знать бы еще, куда этот набор бесхитростных фактов меня выведет.

 

Глава одиннадцатая

Генерал Лютоплатов позвонил утром следующего дня. Еще восьми часов не было.

- Прохлаждаешься? - хмуро сказал он. - Разлагаешься в провинциальном городке? Водку с местными пьешь? "Марсианскую горькую" хлещешь? Омарами закусываешь? Шашлыки жаришь? Грузию вспомнил?

- С чего вы взяли, Иван Федорович? - удивился я.

- И еще над лабораторией издеваешься, - сказал генерал и как-то странно хрюкнул в трубку, я даже сразу не понял, что он засмеялся.

- Это вы про анализ? - сообразил я.

- Я о масле растительном, - сказал генерал. - Остальное сам должен сообразить.

Так, так, так! Кажется, я и в самом деле случайно угодил в точку. У меня словно пелена с глаз спала. Нет, что бы мы делали без науки?

- Деталей не спрашиваю, - сказал генерал, - но тебе надо поторопиться. Тут такие события надвигаются, в будущее заглядывать страшно. Ты, Валя, поторопись, если зацепки есть, шуруй со всем усердием, открывай свое мурло контрразведчика, нажимай, со Ступакова не слезай, но результат должен быть в ближайшие дни. Ты меня понимаешь?

Я его прекрасно понимал. Что-то там такое намечалось, что мне и в самом деле следовало поспешать. Лютоплатов слов на ветер не бросал. И про то, что разлагаюсь я, он, конечно, не без умысла сказал, уже доложили какие-то суховские доброхоты. Похоже, был у генерала в Сухове независимый информатор, который ему сообщал о моих действиях и о ходе расследования.

Плевать я на этого информатора хотел! У меня и в самом деле уже что-то вырисовывалось. Не заговор антимарсианский, не террористы с предгорий и даже не шпана, возомнившая себя хозяевами города, нет, здесь просматривалось совсем иное, совсем уже неожиданное, я даже знал, каким словом случившееся обозвать, только генералу об этом пока говорить не стал.

Хитромудрым человеком был мой шеф. Вроде бы и ничего особенного не сообщил, даже отругал нерадивого подчиненного - так наш с ним разговор по телефону смотрелся. А между тем он сказал мне самое главное, назвал еще одно звено, связывающее общую цепочку.

- Надеюсь, что завтра я вам все доложу лично, - сказал я.

- Даже так? - генерал посопел в трубку. - Эти сроки меня вполне устраивают, Валя, я даже еще пару дней тебе могу выделить. Но не больше.

- Ясно, - сказал я.

- Вот и хорошо, люблю, когда ясность вырисовывается в нашем деле. Действуй, Валя, я тебе серьезно говорю, шторм надвигается.

Значит, зачистка все-таки предрешена. Это меня огорчило больше всего. И что тогда будет с моей Верой Петровной? Честно говоря, привязался я к ней за эти дни. Человечек она правильный, а что так откровенно, как говорится, на близкий контакт третьего рода пошла, так это легко объяснимо: провинция, одиночество, скука, внезапный интерес к новому человеку. Своих-то она как облупленных знает, возможно, у нее даже желания не возникает проявить к кому-то из них симпатию. Сообразительная, умная, красивая женщина. Может, увезти мне ее отсюда от греха подальше? Когда здесь начнется заварушка, ей здесь мало не покажется. И нравилась она мне, по-настоящему нравилась. Пусть и легко все у нас с ней вышло, и инициативу, по большому счету, совсем не я проявил, но чем-то Вера Петровна меня цепляла. И в постели с ней было хорошо, в этом мы с ней уже не раз убедились. Впрочем, время для раздумий и разговоров с ней у меня пока еще было.

Я позвонил Ступакову.

Узнав, что я запланировал сделать, майор искренне удивился.

- Так, Валентин Мокеевич, - сказал он, - бляха-муха, я же с ним уже беседовал!

- Беседовал, - согласился я. - А теперь совершенно новые обстоятельства открылись. Надо с ним еще раз поговорить. А заодно и с Лошаковым, который баней заведовал.

- Я же сегодня в Деминку уехать должен, - заныл Иван Ступаков. - Там трактористы в лесопосадке труп прикопанный нашли. На самоубийство не похоже, самоубийца сам себя в землю зарывать не станет.

- Вот и пошли туда начальника розыска, - сказал я. - Или он у тебя сам думать не умеет? Если так, то тебе его срочно менять нужно. Как хочешь, но ты мне здесь нужен.

- Так ведь время терять не хочется, - не сдавался Ступаков. - Ясно же, пустой номер тянем!

Очень ему в неведомую мне Деминку хотелось. Может, просто сбежать хотел от непонятного дела? Подальше от неприятностей, с ним связанных, оказаться? Люди не очень любят взваливать на плечи чужие заботы. А может, все гораздо прозаичнее было - ждал кто-то майора в Деминке, с нетерпением ждал.

- Ваня, - сказал я. - Ты понял?

- Понял, - после секундной паузы, сказал Ступаков. - Только, Валентин Мокеевич, вам не кажется, что все это зря?

- А это мы потом решим, - злобно ухмыльнулся я в трубку. - После разговора с ними.

Ну, не соображает ничего человек. Факты у него в руках были такие же, какими я владел, а вот не собрал он их воедино. Вот это и есть главный недостаток оперативного работника - там, где надо заняться аналитикой, он пытается соединить несовместимое, а в результате у него ничего не получается.

- Валентин, - сказала у меня из-за спины Вера Петровна. - А вы опять в школу идете?

Делать мне там нечего было! У меня все завязки вырисовывались на завтрашний день. Я уже не сомневался, что все просчитал правильно, дело оставалось за нужным результатом. А для этого надо разговаривать с людьми. Но не зря же говорили, что "колоть" людей я умею. "Колоть" - в смысле заставлять говорить правду. Даже если этого не хочется. Разумеется, без рукоприкладства. Для того чтобы чего-нибудь добиться, у человека должны быть мозги.

- Значит, останетесь? - обрадовалась хозяйка. Как мне показалось, искренне.

- Не останусь, - решительно сказал я. - И тебе дома нечего сидеть. Мне говорили, окрестности у вас здесь живописные. Самое время посмотреть.

Город Сухов и в самом деле располагался в живописной местности. Вся область - зона полупустынь, сплошные степи, которые только ранней весной, пока трава не порыжела от солнца, кажутся обитаемыми. А в окрестностях города Сухова зеленели леса, которым могло позавидовать Подмосковье. И трава в этих лесах местами доходила по пояс человеку. А среди травы таились огромные пятнистые грибы-зонтики, шляпки одного такого гриба хватило бы на целую сковородку. И пауки развесили серебристую паутину среди деревьев. И не было никаких марсиан. И думать о них не хотелось.

- Красиво тут у вас, - сказал я.

- А вы оставайтесь, - улыбнулась Вера.

- Хорошая мысль. Кстати, насчет оставайтесь… А ты не хотела бы уехать?

Вера Петровна остановилась. Глаза у нее лукаво светились.

- Это предложение?

- Понимаешь… - я не мог ей все сказать прямо. - Здесь, возможно, станет очень опасно, а у меня есть такая возможность…

Глаза ее потухли.

- Здесь у меня дом, работа, - изменившимся тоном сказала она. - Все подруги у меня тоже здесь. Но в любом случае, спасибо за предложение, Валентин Мокеевич.

Поговорили! Я клял себя за косноязычие, но что-то удерживало меня от того, чтобы сказать: "Верочка! Вы мне очень нравитесь. Поехали со мной? Рая в шалаше не обещаю, но трехкомнатная квартира во Лбове нуждается в хозяйке, и я думаю, что с этой ролью вы бы превосходно справились. Я не мальчик - говорить слова любви, разве вы не видите всего сами, разве надо что-то говорить?"

В молчании мы дошли до речки Волчанки. Берег круто сбегал к повороту речки, заводь была покрыта крупными белыми лилиями. Было тихо, только в кустах попискивала синичка, да где-то далеко, по ту сторону реки, куковала кукушка, отмеряя кому-то остаток жизни. Похоже, кукушка росла нерадивой, она то и дело сбивалась, озадаченно замолкала и начинала счет заново.

- Лилии хочешь? - спросил я.

- Хочу, - серьезно отозвалась она.

И мне пришлось лезть в воду за лилиями. Из воды я вылез облепленный водорослями и, подозреваю, в таком виде напоминал водяного. Иначе с чего бы Вере так хохотать, словно я клоун из труппы Артура Гаспаряна?

Мы вернулись домой. Я шел обратно, держа одежду в руках. Не надевать же ее на грязное тело!

Во дворе я долго умывался под краном. Вера Петровна вышла из дома с полотенцем.

Надев рубашку, я почувствовал себя человеком.

- И все-таки, - стараясь не смотреть в сторону хозяйки, еще раз спросил я.

- Не люблю жалости, - сказала Вера.

- Какая там жалость! - я взмахнул рукой. - Надоело быть одному.

- Так ты… - сказала Вера и осеклась.

Знал, что она умеет целоваться, но такими жаркими поцелуями меня награждали впервые в жизни.

 

Глава двенадцатая

С утра весь город оказался свидетелем странного и захватывающего зрелища.

В голубых небесах носились два марсианских дисколета, осыпая друг друга лучевыми ударами. Вскоре все небо было исполосовано инверсионными следами, отчего оно стало казаться многократно заштопанным и залатанным. Дисколеты еще немного повоевали без видимого успеха, потом, свистя антигравитационными установками на предельных оборотах, ушли в западном направлении. По городу сразу поползли слухи, что группа патриотов захватила марсианский дисколет и теперь использует его для нападения на треножники. Высказывались предположения, что исчезновение суховского гарнизона марсиан явилось делом рук этих неведомых патриотов. Некоторые говорили об этих патриотах с видимым осуждением, иные с полным безразличием и только редкие жители говорили об этом с надеждой на скорое освобождение от инопланетного гнета. Я точно знал, что они все ерунду говорят. Но что-то в мире действительно происходило. Может, марсиане между собой цапаться начали?

Трудно выводить какие-то гипотезы, не имея достаточного набора фактов. И я вернулся к делам, запланированным мною на этот день еще вчера.

Ступаков был прав - уши электрика Васильева были чутким индикатором его слов. Сразу можно было понять, когда он пытается врать.

Сейчас электрик сидел на стуле в кабинете Ступакова и заученно бубнил:

- Я уже докладывал товарищу майору. Двадцать второго это было. Пришел я, значит, в баню. Я там работаю, а по совместительству в школе. Пришел я в баню, меня директор попросил заглянуть, разведать, как там и что. Сами знаете, марсиане марсианами, а здание на балансе, за него директору отвечать, если что-то случится. Лошаков и говорит: сходи, Валера, погляди, что там делается. Остальной персонал марсиане в баню не пускали, а я им незаменимый был, кто же за освещение и подогрев ответит? Им туда в бассейн масло привозили, вот я и должен был его подогреть до сорока градусов, такие вот требования у марсиан были. Там на них смотреть жутковато - плавают, фыркают, щупальца, как змеи, взметаются. Треск стоит, словно медведь в лесу щепу дерет. Щелкают клювами, глаза круглят, щупальцами друг друга хлещут. Лишний раз заходить не хочется. Уставятся на тебя своими глазищами, не поймешь, чего они хотят - чтобы ты ушел или на стол тебя и к портативке на все твои литры… А в тот день им масло меняли, поэтому и ждать долго пришлось. Сначала старое слили, потом новым маслом бассейн часа полтора наполняли, потом греть пришлось. Я-то не все время сидел, выходил, конечно, с кумом пивка попили. Вернулся около десяти вечера, обесточил все, как полагается, и домой ушел. Двадцать третьего с кумом на рыбалку ездили, вечером должен был зайти и еще раз масло подогреть, но подумал, что оно тепло держит хорошо, двадцать четвертого и подогрею. А двадцать четвертого выяснилось, что их нет нигде, и куда они подевались, никто не знает. Меня уже кто только не допрашивал. Нечего мне добавить, я уже вчера майору говорил.

Он замолчал, вопросительно глядя на меня. На лбу Валеры Васильева блестели капельки пота, выражение лица было плаксивым, но уши! Они пламенели! Чтобы скрыть смущение, электрик достал из кармана алюминиевую расческу с длинной ручкой и причесался.

- Нечего, говоришь, добавить? - спросил я. - Правильно, Валера. Что тебе еще добавить к своему вранью? Тебе ведь надо, чтобы рассказ правдоподобно смотрелся, а для этого слишком много врать нельзя, заметно будет!

- Я не вру! - выкрикнул Васильев.

- Ты правды не говоришь, - поправил электрика я. - Хочешь, я тебе сам расскажу, как все было?

Он посмотрел на меня с опасливым любопытством и недоверием. Мол, чего ты мне расскажешь, там ведь только я был, и никто меня под руку не поддерживал.

- Нечего там рассказывать, - упрямо сказал он. - Я уже все рассказал.

- Почти все, - ласково сказал я. - А того ты, глупая голова, не понимаешь, что за твою брехню весь район расплачиваться будет. Ты об этом думал, Валера? По глазам твоим вижу, что не думал. Ключ у тебя был?

- А зачем он мне? - вздохнул электрик. - Как марсиане там поселились, так все и не закрывалось. Наверное, ключ у Лошакова был, точно не знаю. А у кого же еще?

- А теперь давай, по порядку. В тот день по телевизору футбол показывали. Твой любимый "Спартак" играл с пермской "Камой". Правильно? И ты очень к началу матча спешил, тем более что кум твой Санек Коротков пивка прикупил, балычок у него из сома имелся. А тут затеялись менять масло. Ты, конечно, к куму сбегал, не без этого. Только что же это за удовольствие: смотреть футбол, когда туда-сюда мотаться приходится. Поэтому ты тэны поставил на автомат. Верно? А сам отправился к куму футбол под пивко смотреть.

Пока я это говорил, голова электрика все ниже и ниже клонилась к столу, словно он пытался спрятать от нас со Ступаковым лицо.

- Ты рассчитал все правильно, только одного не учел, того, что милый твоему сердцу "Спартачок" сольет игру по полной программе: три мяча он в том матче пропустил и ни одним не ответил. И зашел у тебя с кумом спор. А спор, особенно если его пивком подогревают, затягивается. Время-то бежит незаметно, верно, Валера?

В баню ты пришел уже около двенадцати, ты еще на улице случайно со Шнуром встретился. Он и рассказал, что бежал ты к бане, словно она синим пламенем горит. Ворвался ты в баню…

И что ты увидел, Валера?

- Не было такого, - пробубнил электрик. - Это все домыслы ваши.

- И ты увидел, что масло кипит, даже булькает. И марсиан ты тоже увидел. Любили они коллективно в масле понежиться. Так, Валера? Ты перепугался и кинулся к щиту. Сначала ты все обесточил, а потом сломал реле, вроде неисправность случилась, тэны отключиться сами не могли. Дай свою расческу!

Васильев вздрогнул, не поднимая головы, достал из внутреннего кармана куртки расческу. Кончик ее ручки был обломан.

- Что и требовалось доказать, - усмехнулся я. - Кусочек этой расчески я в реле нашел, этой самой расческой ты его курочил. Ну, будешь говорить? Ты не о себе думай, ты о мальчишках, с которыми в футбол играешь, об их родителях думай! Ну?

Некоторое время Васильев сидел неподвижно, потом поднял голову, и мы со Ступаковым увидели его несчастное лицо.

- Я же не хотел, - сказал электрик. - Накладочка вышла. Все правильно вы рассказали, но я не с кумом, я с Генкой Кураевым поспорил, он у кума был в гостях. Потом он уехал, а мы с кумом стали спорить, кто выиграет… Ну, я или Кураев. А потом футбол начался, Генка вернулся, литруху привез. Ну, мы и засиделись… А потом я спохватился, но тогда еще не очень волновался, у меня же реле стоит, еще ни разу не подводило. Я - бегом, влетел в баню, а там запахи стоят, как в гастрономе. В бассейне булькает, и лучше туда не смотреть, все они там, ни один щупальцем не дергает. Ну, я и растерялся. Поначалу чуть с ума не сошел. Как прикинул, чем все это мне выйдет… Только вы не думайте, ничего я не ломал, это вы уже на меня наговариваете, мне и своих грехов хватит, за них и отвечу.

- И что ты сделал? - вмешался в разговор Ступаков.

Голос, которым он задал вопрос, был резким и недобрым.

- Рванул я оттуда, - признался электрик. - Рассказал все куму, а по утрянке мы с ним на рыбалку уехали. Чтобы всем показать: не знаем мы ничего и знать не желаем. Товарищ начальник, а что мне теперь за это будет?

- Суд тебе будет, - гневно пообещал Ступаков. - Марсианским трибуналом вас будут судить, гражданин Васильев.

Электрик скукожился еще больше, лицо стало совсем несчастным.

- Вот оно как, - пробормотал он. - Оно, конечно, виноват я, во всем вокруг себя виноват. Лишь бы снисхождение было, детишек чтобы не тронули…

- Поздно ты, Валера, о них вспомнил, - сурово сказал майор. - Раньше надо было вспоминать, когда по ноздри пивом заливался.

- Только я ничего не ломал, - сказал Васильев. - Ничего я не ломал. Реле само испортилось. Поклясться могу!

- Это ты марсианскому трибуналу рассказывать будешь, - сказал Ступаков.

Пока электрик Васильев писал чистосердечное признание, мы со Ступаковым молчали. Майор только объяснил подозреваемому, на чье имя писать явку с повинной, и принялся недовольно курить. А я сидел и думал, что по делу о пропавших марсианах столько разного надумали, банду искали, а оказалось простое российское раздолбайство, к которому мы уже привыкли, а марсианам еще только предстоит привыкать.

Электрик закончил водить по листу ручкой и сел, словно школьник, сложив руки перед собой. Лицо у него было несчастным. Он обреченно смотрел на меня. Начальник Криминальной милиции пробежал глазами его письменное признание и ловко перекинул бумагу мне.

- В камеру его? - поинтересовался Ступаков.

- Нет, гулять отпустим, - сказал я. - Конечно, сажай. Пусть посидит, о жизни подумает.

Оглядел унылого электрика и поинтересовался:

- Кураев-то зачем приезжал?

- Как это - зачем? - удивился Васильев. - Он же нам масло для этих марсианских гадов всегда привозил.

Майор вызвал помощника дежурного по отделу, и тот увел задержанного.

- Лихо, - сказал Ступаков, но тут же спохватился. - А как же сами марсиане? Они что, не почувствовали? Ведь больно, наверное, было!

- Не было им больно, - сказал я, а поскольку майор продолжал недоумевать, объяснил: - Они же холоднокровные, как наши лягушки. Лягушку посади в воду, начни эту воду подогревать, она сразу же станет уравнивать свою температуру с температурой окружающей среды. И так, пока до своего предела не дойдет.

- А когда этот предел наступит?

- Тогда она просто сварится, - сказал я.

- Ладно, лягушка - существо безмозглое, - продолжал сомневаться майор, - но марсиане мозги имеют. Как же они не поняли, не сообразили, что масло закипает?

- Так они зачем на ночь в бассейн полезли? - вопросом на вопрос ответил я.

- Отдохнуть, выспаться, - сказал майор и тут же расплылся в улыбке. - Понял, допер, Валентин Мокеевич. Во сне все это и случилось. А они даже не почувствовали. Так?

- Так точно, майор, - кивнул я. - В правильном направлении мыслите. Прощелкали марсиане. Потому и сварились. А если точнее - изжарились, как пирожки с мясом.

Некоторое время майор осмысливал ситуацию.

- Ловко это у вас получилось, - хмыкнул он. - Только один виноватый и имеется. И больше никто не при делах. Ловко. Так, значит, и доложите? Значит, Валерка за все отвечать будет?

- А это как он себя поведет, - объяснил я. - Что явка с повинной? Листок испачканной бумаги. Скажем, заяви он, что марсиане его к этим делам не подпускали, мол, сказали, что с земной техникой справятся лучше любого аборигена. И кто тогда виноват?

- Несчастный случай, - понимающе кивнул начальник криминальной милиции. - Это вы к тому, чтобы я ему все объяснил? Я правильно понял, Валентин Мокеевич?

- А я разве тебе что-нибудь говорил? - удивился я.

Некоторое время мы молча смотрели друг на друга.

- Постойте! - спохватился Ступаков. - Не срастается, Валентин Мокеевич! Трупы-то где?

- Вовремя ты о них вспомнил, - одобрительно кивнул я. - Сейчас будут и трупы. Зови Лошакова, засиделся он у нас в коридоре.

Я еще не знал, что с трупами марсиан здорово ошибаюсь.

 

Глава тринадцатая

- Заходи, Геннадий Федорович! - крикнул Ступаков, выглядывая в коридор.

В кабинет вошел плотный мужчина в светлых брюках и летней рубашке с коротким рукавом. Ремень брюк туго перепоясывал обозначившееся брюшко. Круглое красномясое лицо Лошакова было монументально спокойным и невозмутимым.

Директор банно-прачечного комбината поздоровался и сел на стул, внимательно оглядывая нас. Ступакова он знал, поэтому в основном уделил внимание моей персоне, явно ждал, что я представлюсь, но я с этим не спешил.

- Вот, тут с тобой, Геннадий Федорович, товарищ хочет переговорить, - сказал майор, кивая в мою сторону.

- Я к органам с уважением отношусь, - с чувством собственного достоинства сказал густым и хорошо поставленным голосом директор банно-прачечного комбината. - Слушаю вас… товарищ!

- Это мы вас должны слушать, - сообщил я.

- Не понял, - Лошаков даже не изменился в лице. Конечно же, он видел, как из кабинета увели его электрика, и все понял. Но держался хорошо.

- Как это о чем? - удивился я. - Надо рассказать, Геннадий Федорович, куда вы трупы марсиан дели, кто вам их помогал вывозить, в каком месте вы их зарыли…

- Это провокация! - оскорбленно сказал Лошаков. Лицо его медленно наливалось кровью. - Вы тут совсем, как говорят на Украине, з глузду съехали. Имейте в виду, милиция у нас тоже подотчетна. Есть и на вас управа.

Да, держался Лошаков хорошо, только губы его выдавали. Дрожали они у него, дергались, превращаясь в тонкую розовую ниточку под темными густыми усами. Но в отличие от электрика Валеры, уши у него не семафорили.

- Хватит, хватит, Геннадий Федорович, - уже нетерпеливо сказал я. - Побрыкались, и будет. С Васильевым все ясно, факт халатности налицо. Только не мог он баньку закрыть, ключи ведь у вас были.

- Это еще не факт, - быстро сказал Лошаков. - Еще один комплект у уборщицы был! Пусть и не убирала она, я ключей не забирал, думал, рано или поздно все утрясется, коллектив заживет нормальной жизнью…

- Побойтесь Бога, - сказал я. - Уборщица от всех этих ужасов, как вы сами говорите, з глузду бы съехала. Картинка была - достойная Босха. Тут нужна была мужская сильная воля. Кроме вас, уважаемый, некому это было сделать.

- Глупости, - директор уже пришел в себя и решил стоять на своем до конца. - С чего вы взяли, что я имею к случившемуся какое-то отношение?

- Вот, - сказал я, обращаясь к Ступакову. - Учись. Товарищ решил отбиваться до последнего. Только не получится у него это, не та ситуация. Ты, Геннадий Федорович, умный человек, должен понимать, что таким Макаром ты город подставляешь. Шутка ли, одиннадцать марсианских рыл за одну ночь! Думаешь, марсиане это простят? Расплачиваться ведь всем придется.

- Значит, все и расплатимся, - чуть опустил голову директор. - Раз виноваты.

- Ты суп на других не лей, - вдруг обозленно вмешался в разговор майор Ступаков. - Кто виноват? Я виноват? Лидка моя виновата? Не было бы здесь Валентина Мокеевича, я бы с тобой по-другому поговорил. И рыло-то не криви, сознаваться надо, раз уже все известно. Человек специально из областного центра приехал, он зря говорить не будет.

- А мне не в чем сознаваться, - с каменно неподвижным лицом сказал директор бани. - Хоть на детекторе лжи проверяйте. Вам бы, ментам, только человека засадить, а виновен он или не виновен, это для вас уже дело десятое.

- От гад! - восхищенно вскричал Ступаков. - Нет, Валентин Мокеевич, вы только на него посмотрите! Мы все в дерьме, а он в белом костюме и на коне!

- Майор, не пыли, - оборвал его я.

Повернувшись к директору бани, я некоторое время разглядывал его. Внимательно разглядывал, по возможности недобро щуря глаза. На людей это действует. Подействовало и на Лошакова - он заерзал.

- Может, это освежит вашу память? - медленно сказал я и выложил на стол даже в сумраке кабинета сияющий энап.

Лошаков странно хрюкнул, потянулся рукой к груди, я даже встревожился, не сердечный ли приступ у человека, но директор уже справился с нервами.

- Вот поганец! - сказал он.

Это он о сыне, конечно же. Сразу допер, откуда у меня марсианская штучка могла объявиться. Я еще раз убедился, что в начальники чего бы то ни было просто так не попадают - требуется способность к быстрому анализу и хорошая реакция на внешние раздражители. И еще умение вычленять главное из массы второстепенных деталей.

- Ну, допустим, - собрав себя в кулак, заговорил Лошаков. - Допустим, я заходил в баню и увидел… гм… все царящее там безобразие. Но кто вам сказал, что я причастен к сокрытию преступления? Согласен, наш электрик по умыслу или от глупости … э-э-э… поджарил марсиан. Я-то здесь при чем?

- Ключик, ключик, Геннадий Федорович, - напомнил я. - После того, как трупы вывезли, кто-то должен был закрыть дверь на ключ. И сдается мне, что это была не уборщица. Там, по вашему собственному признанию, были вы. А после того, как вы закончили, скажем так, уборку, то по хозяйственной и очень полезной в иных случаях привычке заперли дверь. Кто вам помогал? Один вы бы не справились. Вам помогал электрик Васильев?

Ступаков покусал нижнюю губу, обдумывая линию дальнейшего поведения.

- Дождешься от него! - с раздражением и досадой бухнул он. -Ведь даже ничего не сказал, сволота этакая! На рыбалку умотал, от греха подальше. Это я сам заглянул. Инициативу, идиот, проявил. Я ведь за хозяйство отвечаю. Увидел, что там делается, и мне плохо стало. Думаю, пропали мы. И о марсианах подумал, и о городе… Все правильно! Мне бы всё так и оставить, а я, дурак, решил, что лучше будет, если они просто исчезнут. Просто исчезнут, понимаете?

- И что же вы сделали? - продолжал нажимать я. Наступал момент истины, все должно было объясниться именно сейчас. Клиент созрел для признания, и додавить его нужно было именно в этот момент, пока он не пришел в себя.

- Что я сделал? - Лошаков откинулся на спинку стула. - Воды у вас нет? Только не простой, - остановил он майора. - Я всегда пью минеральную.

Сделав несколько глотков из принесенного Ступаковым стакана, он уже значительно легче продолжил:

- А что я мог еще сделать? Побежал к свату, ты его, Ваня, знаешь, Семену Барыкину, его сын на моей дочери женат. Побежал я к нему, а к кому же еще, у него "Витязь" с кузовом, крытым тентом. Рассказал ему все, помянули мы наших гостей, марсианские пески им будут пухом… Ах, Венька, вечно он лазит, где не надо! И мне, дураку, выкинуть бы эту дрянь! Чего, спрашивается, пожадничал? Да что теперь, - он безнадежно махнул рукой. - Вечером мы потихонечку подъехали к бане, я каждого заранее в мешок полиэтиленовый упаковал, покидали мы всех в кузов и вывезли…

- Место захоронения показать можешь? - снова вступил в разговор майор.

Лицо директора банно-прачечного комбината исказила странная усмешка.

- Ну, чего молчишь? - прикрикнул Ступаков. - Я же все равно сейчас Барыкина дерну. Он тебя покрывать не станет, все выложит.

Видимо, майор Ступаков родственника директора бани знал хорошо, Лошаков печально вздохнул и тихо подтвердил:

- Этот выложит. Этот все расскажет, что его ни спроси.

- Так где вы их закопали? - майор явно брал реванш за вчерашний день, когда он ничего не добился от электрика. - В карьере на Зырянке?

- Да нет никакой могилы, - Лошаков на глазах худел, словно воздушный шарик иголкой проткнули. - У Семена ферма в Кутузове, он свиней выращивает. Им и скормили. Свиньи даже в весе резко прибавили…

- Всех? - вырвалось у меня.

Директор банно-прачечного комбината поерзал на стуле, потом безнадежно махнул рукой:

- Все равно Семена допрашивать будете. А у него вода в заднице не удержится. Кусочек сами попробовали. Уж больно съедобно пахло - чистый деликатес!

Мы со Ступаковым остолбенели, медленно переваривая сказанное.

- И… на что это похоже? - прервал наступившую тишину майор.

- На крабов, - уже покорный судьбе Геннадий Федорович Лошаков вздохнул. - И чем-то белый гриб напоминает.

- Так вы его под водочку? - насмешливо и нервно поинтересовался майор. - Под "Марсианскую горькую"?

- Я такой гадостью душу не травлю, - с достоинством возразил Лошаков. - Под пиво "Толстяк" употребили.

Казалось, что, признавшись во всем, директор обрел свою прежнюю вальяжность.

- Дорабатывай, - сказал я майору, чувствуя спазм в желудке, и вышел в коридор. Сотрудники милиции, идущие по коридору, поглядывали на меня с пугливым любопытством. Так всегда смотрят на проверяющих, никто ведь не знает, чего от них можно ожидать. Отойдя к окну, я по сотовой связи набрал номер генерала. Мой телефон показал, что связь осуществляется в режиме скремлера. При таком режиме для любого постороннего слушателя, включая операторов связи, наш с генералом разговор превращался в набор шипящих и булькающих звуков, понимали друг друга лишь я с моим собеседником. Я даже удивился, подобный режим Лютоплатов использовал не часто. Коротко я доложил результаты своей работы. И удивился, когда Лютоплатов явственно хихикнул:

- Значит, под "Толстяка"?

- Исключительно для пробы, - доложил я. - Основное - свиньям.

- Не передохли? - поинтересовался генерал.

- Говорит, наоборот, даже в весе прибавили, - грустно сообщил я.

Радоваться, честно говоря, нечему было. Признания людей у меня, считай, имелись, с вещественными доказательствами хоть и не густо было, но что-то использовать я мог. Не было самих марсиан, а без этого все произошедшее марсианам могло показаться беспардонным враньем. Но что поделать, все обстояло именно так.

- Обеспечь секретность, - приказал генерал. - Материалы дела передашь следователю здесь. Подозреваемых сегодня же отправишь в область, в наш изолятор. Вещественные доказательства еще раз просмотри. Протокол осмотра свинофермы обязательно сделай, обеспечь осмотр животных приличным ветеринаром, после чего пусть немедленно всех их режут к чертовой матери!

Крестьянин, живший в глубине моей души по линии деда, попробовал сопротивляться.

- К чему такая спешка, товарищ генерал? Не сезон ведь еще! Осенью и порежут!

- Самый сезон, - нетерпеливо сказал генерал. - Лучше свиней порезать, чем ждать, когда зарежут тебя. Ты меня понял, Гурский?

- Трудно вас не понять, товарищ генерал, - еще раз огрызнулся я. - Не на китайском изъясняетесь.

- Со всех причастных к событиям возьми подписку о неразглашении, - приказал генерал. - И Боже упаси, чтобы хоть какая-нибудь мелкая деталь просочилась в прессу. Голову оторву и скажу, что так и было! Это происшествие относится к разряду государственных тайн.

- Что случилось-то? - удивился я.

- Умный ты, Валентин, а все-таки дурак, - с сожалением произнес генерал. - Пойми, дурья башка, раньше все знали, что марсианам можно пить нашу кровь, что они от этого только здоровее становятся. Усек?

- Ну? - неуверенно сказал я.

- Баранки гну! - уже сердито сказал Лютоплатов. - А теперь выясняется, что после определенной кулинарной обработки, и марсианин может стать гастрономическим изыском. Как к этому марсиане отнесутся?

И тут до меня стало доходить, что мы все и в самом деле стали носителями высшего государственного секрета. А секрет заключался в том, что марсиане съедобны. Ничего хорошего подобные знания никому из нас не сулили. Вздохнув, я побрел исполнять указания начальника. Я его знал: если обещал за разглашение тайны голову оторвать, оторвет обязательно, жалости не испытает. Как только эту секретность люди воспримут?

 

Глава четырнадцатая

И было утро.

Хорошее утро выдалось - облаков на небе не было, бездонная синева вбирала в себя зелень деревьев и травы, спокойную гладь воды, разноцветную пестрость домов провинциального города Сухова, и готовилась встретить медленно встающее солнце, которое еще ворочалось за горизонтом, выбрасывая первые лучи и зажигая алым пламенем туманный горизонт.

И мы не спали.

- Слушай, - почти сердито сказала Вера. - Ну, не могу я так. Что значит, собирайся? Я здесь, между прочим, на работе числюсь. У меня здесь квартира. Как же я все сразу брошу? В чем я тогда ходить буду во Лбове? Надо хотя бы вещи собрать!

Теплая, упругая, она лежала у меня на груди, и я чувствовал кожей ее пламенеющую щеку.

- Шмотки можно и во Лбове купить, - сказал я. - Деньги у меня есть, это не проблема - походишь по магазинам, выберешь.

- Все как-то неожиданно, - жалобно сказалась она и завозила ногами.

- Сама выбирала, - шутливо поддел ее я.

- Нет, я, конечно, согласна, - жалобно сказала она и приподнявшись на локте, посмотрела мне в лицо, - но как-то страшно.

Я ее понимал. Жила она себе в Сухове, какая-то жизнь устоялась, привычная, без особых потрясений, а тут вдруг от нее требуют собираться и ехать неизвестно куда, а главное, неизвестно, как будет. И хотелось ей, и боялась Вера неизвестности.

- Решай, - сказал я. - Время не ждет.

Она надула губки и, водя тонким пальчиком по моей щеке, внимательно вглядывалась в мое лицо.

- Слушай, - вдруг вспомнила она. - А марсиан вы нашли?

- Нашли, - прикрыл я глаза.

- Где? - она оживилась и явно была рада смене темы. - Расскажи, Валя, интересно ведь!

- Это государственная тайна, - сообщил я, делая строгое лицо. -Ты в список допущенных к ней лиц не входишь. Вот выйдешь за меня замуж, тогда я еще подумаю, рассказывать тебе обо всем или нет.

- Нечестно! - она наклонилась и ласково укусила меня за шею. - Крови жажду! Ты меня шантажируешь, Гурский!

Нет, все-таки такие женщины - редкость. Через мгновение я уже забыл обо всех своих тревогах, о разговоре с генералом, обо всех хлопотах последнего дня, когда мне приходилось делать все, чтобы информация о причинах исчезновения марсиан и причастных к нему лицах не стала достоянием, как говорится, широкой общественности, мать ее в медном тазу с молотком и зубилом!

Во второй половине дня я зашел в хозяйственный магазин.

Магомбет сидел на телефоне и с кем-то переговаривался на гортанном аварском языке. Завидев меня, он приветственно поднял руку.

Я сел в кресло и подождал, когда он закончит разговор.

- Встретился? - поинтересовался я.

- Ты все угадал, - сказал Магомбет. - Они сейчас у меня на складе сидят. Будешь с ними разговаривать?

- Не о чем мне с ними говорить, - устало сказал я. - Идиоты. Разве можно так подставлять окружающих тебя людей?

- Они не подумали, - вздохнул Магомбет. - Опыта нет. Не думают, чем все обернется. Ничего, ничего, посидят в лагере подготовки, наберутся ума, тогда и в мир выпустим. Сегодня их заберут. Я уже позвонил. Извини, что через твою голову, брат.

- Спасибо тебе, - сказал я искренне.

- За что, брат? - удивился Магомбет. - Одно дело делаем!

Последним в этот день я посетил Никона.

Анатолий Сергеевич сидел в кабинете и смотрел телевизор. Выступал некто дородный, комплекцией даже напоминающий чем-то марсианина, одетого в земной костюм.

- Отбросьте предрассудки, - жирным поставленным голосом говорил он. - Соберите в себе все доброе и посмотрите: Господь создал марсиан, как создал Землю и человека. Да, они питаются кровью, но это не кара небесная, это законы Природы, которую сотворил Господь. Можем ли мы противиться Его замыслам? Можем ли отказать страждущему брату по разуму в той корке хлеба, жертвование которой делает человека Человеком? И пусть эта корка хлеба выглядит непривычно и даже жутковато для нашего скудного понимания, возблагодарим Творца, что он не создал и не прислал на муки человеческие нечто более ужасное и несправедливое. Возблагодарим Господа нашего и терпеливо, как учил нас Он, понесем наш крест безропотно и с благодарностью к Создателю…

Увидев меня, Никон убавил звук.

- Христианский канал? - кивнул я на экран. - Помолимся о смирении и покорности?

- Все в одну дуду дудят, - сказал Никон и выключил телевизор. - Даже попы.

Директор школы потер виски, пригладил волосы и посмотрел на меня.

- Уезжаете? - равнодушно поинтересовался он. - Счастливой дороги, Валентин Мокеевич. Надеюсь, вам у нас понравилось.

Когда я с ним заговорил о режиме секретности, о необходимости хранить тайну, он только удивленно взглянул на меня:

- Вы о чем? Это вы что-то знаете, а я, честно говоря, даже не знаю, о чем идет речь.

Походил по кабинету, словно решался на какой-то шаг, и совсем уж бесцветным голосом спросил:

- Вера Петровна тоже уезжает?

- Она задержится, - сказал я, чувствуя, что немного покраснел. - Ей еще рассчитаться надо. Надеюсь, вы быстро подпишете приказ об ее увольнении?

- А я уже подписал, - сказал Никон. - По собственному желанию Веры Петровны. Жаль. Я ценил ее как хорошего хозяйственника. Знаете, нам здесь трудно найти хорошие кадры, городок маленький, каждый действительно деловой человек на вес золота.

Мы даже выпили с ним по рюмочке коньяка "Черная чайка". И все-таки он не выдержал.

- Вы меня извините, Валентин Мокеевич, - сказал Никон, и глаза его заблестели. - Они и в самом деле попробовали?

Ай-яй-яй! Вот тебе и обеспечение режима секретности. Кто же ему проболтался? Кажется, я знал - кто.

- Вы уж не сердитесь на Ступакова, - виновато сказал директор. - Он хороший милиционер. Когда-то я учил его химии, не скажу, что он был отличником, но в химии разбирался неплохо. Так вы не ответили, Валентин Мокеевич. Это правда?

Я кивнул.

- Какая гадость! - сказал директор, и на лице его было написано сладостное отвращение и удовлетворенность от ощущения причастности к тайне.

- Только сами понимаете, - растерянно пробормотал я. - Никому. Даже жене. В первую очередь жене.

Директор торжественно кивнул, словно этим своим кивком он обязался блюсти закон омерты. Был когда-то такой закон у сицилийской мафии - молчать и не выдавать братство, даже если тебе угрожает смерть. И подписку о неразглашении он дал с достоинством рыцаря, посвященного в тайны масонства. В ручке у него были обычные черные чернила, и я помахал листочком с подпиской в воздухе, чтобы чернила высохли, и только потом спрятал его в свою папку. Получилось очень уж многозначительное предупреждение, хотя за свою практику я ни разу не сталкивался со случаем, чтобы за нарушение такой подписки кого-то привлекли к уголовной ответственности. Впрочем, случаев, когда подписку нарушали и начинали болтать, показывая свою осведомленность и причастность, я тоже не знал.

К патриархальному быту быстро привыкаешь: не надо особо торопиться, кумушки на скамеечках уже со мной хором здороваться начали, даже милиционеры, инстинктивно почувствовав во мне какое-то начальство, честь отдавать стали. Я вдруг подумал, что к старости хорошо бы жить вот в таком городке, где тебя все знают, где вместо замков двери закрывают на щеколду и вставляют в проем щепочку, чтобы случайные посетители знали, что тебя дома нет. Бродить по улицам, где крикливые гусаки лениво купаются в дорожной пыли, где детвора самозабвенно купается в лужах вместе с довольно хрюкающими свиньями, ощущать себя в мире, где нет врагов и завистников, где на дни рождения и поминки собираются целыми улицами, даже кровь для марсиан сдают в одни и те же дни, чтобы потом посидеть за бутылкой восстанавливающего эритроциты кагора.

Незаметно наступил вечер.

- Ты со мной едешь? - спросил я Веру.

Женщина засмеялась.

- Думаешь, я тебя одного отпущу? Конечно же, я поеду! А вдруг ты раздумаешь? Можешь раздумать, честно скажи?

- Завтра ехать, - предупредил я.

- Ну, расскажи, расскажи про марсиан? - требовала она.

"Ничего я тебе не расскажу, - вдруг подумал я. - И потом, когда ты узнаешь, что стала женой старшего уполномоченного отдела "В" Управления Федеральной Службы Безопасности по Лбовской области, ты будешь знать только это. Ты станешь ждать, когда твой муж вернется с "поля", и будешь приставать к нему с бесполезными расспросами, постепенно смиряясь с тем, что никогда не узнаешь правды. И эта тайна, что так будоражит тебя сейчас, постепенно уйдет в небытие и только иногда будет меня будить посредине ночи и заставлять вновь и вновь думать о том, правильно ли я все посчитал или все-таки в чем-то ошибся".

Мы лежали рядом, и я смотрел в бесхитростно выбеленный потолок, думая о том, как странно и непонятно устроена наша жизнь. Одиннадцати марсианам пришлось расстаться с жизнью, чтобы мы встретились и вдруг поняли, что не можем жить друг без друга. И еще надо было родиться двум балбесам, благодаря глупости которых наша встреча вообще стала возможной. Но, наверное, так уж устроена жизнь, ошибки одних людей обуславливают встречи других, и с этим ничего невозможно поделать, ведь никто не может перевернуть и сделать иным мир, который живет невероятными случайностями.

- Слушай, Гурский, - сказала женщина, тепло дышащая мне в плечо, - и что мы с тобой, станем рожать доноров? Это ведь так противно!

- Спи, - сказал я, обнимая ее за мягкие податливые плечи, поцеловал в висок, дурея от щекочущего прикосновения ее волос, а вскоре уже сам падал в черную бездну сна, твердо уверенный в том, что наши дети никогда не будут донорами, еще при моей жизни они станут свободными людьми, что бы там о свободе ни говорили.

 

Глава пятнадцатая

Как всегда после командировки, коридоры родного Управления показались мне незнакомыми. Только встречающиеся люди, что приветливо здоровались со мной, говорили о том, что я вернулся в родные пенаты. У кого-то в кабинете играл радиоприемник. Пела Оксана Путанич. Слова песни были идиотскими, поэтому легко запоминались, и от них было трудно отвязаться:

Из глубин Вселенной ты пришел

И мою артерию нашел.

Я тебя ни капли не боюсь,

Я с тобою кровью поделюсь.

- А, Валя, привет! - встретил меня знакомый оперативник из отдела "С". - Что-то давно тебя видно не было. Где пропадал?

- В деревне, - сказал я. - Изучал взаимосвязь человека, марсианина и свиньи.

- А что, есть такая связь? - глаза у знакомого слегка округлились.

- Одно уяснил твердо, - сказал я. - Аппетиты у них практически одинаковые, а метаболизм различий вообще не имеет. Доказано на практике.

- Это хорошо, - весело улыбаясь, сказал знакомый. - Это ты меня успокоил.

- А ты чего такой радостный? - поинтересовался я.

- Вчера на Столыпинке кустарную мастерскую прикрыли, - похвастался оперативник. - Они там огнеметы "Шершень" изготовляли по документации завода "Баррикады". Семьдесят три штуки изъяли! А боеприпасы до сих пор считают!

Мастерская на Столыпинке была организована Союзом боевых офицеров. Вот уж действительно бардак царил в нашей службе - правая рука не знала, что делает левая. Да с такой организацией нам под марсианами, как под монголами, триста лет сидеть, если не больше! Испортил он мне настроение крепенько.

Секретарша Лютоплатова играла на компьютере в "косынку". А кто, кроме генерала, станет делать ей замечания? А Лютоплатов к своей секретарше относился хорошо, поэтому замечаний ей тоже не делал. Завидев меня, секретарша оставила свое занятие и скрылась за дверью в кабинет шефа.

- Вас ждут, - сказала она, возвратившись обратно.

Генерал кормил рыбок в огромном аквариуме. Точнее, я неправильно выразился, рыбка в аквариуме у него была одна, остальных она уже похарчила и сейчас с благосклонной жадностью принимала из генеральских рук мелко нарезанные кусочки любительской колбасы. Черная такая, большеротая, с наглым пристальным взглядом. Иногда мне казалось, что однажды она подрастет до таких размеров, что генерал сам ей мелким кусочком колбасы покажется.

- Ладно, Мокеич, - сказал генерал, выслушав мой короткий доклад, и вытер руки о бумажное полотенце. - Не до тебя всем теперь. И карательной экспедиции не будет. Не нервничай. Это ты правильно всех сориентировал, электрик занял нужную позицию, орет, что эти умники его в баню не пускали, сами со всем управлялись. И что тогда получается? Получается, что эти марсианские идиоты никого к своим персонам не допускали. Земную технику надо знать и свою физиологию! А этот, который баней командовал, формально, конечно, виноват. Да что там говорить, во всех отношениях он виноват вместе со своими свиньями. С трупами погибших в результате несчастного случая марсиан он без должного уважения обошелся. Никакого пиетета! Ну, это понятно, страх перед возмездием и преобладание шкурных интересов над общественными. Значит, бытовая трагедия в Сухове случилась, - сказал генерал. - Марсиане из Сухова сами во всем виноваты. Мы в Сухове памятник поставим над братской могилой, насчет мраморных плит нужные люди уже распорядились, эскиз памятника скульптор Чапыгин готовит, я уже эскизы видел - захватывающая штука получается! Так что все будет по самому высокому разряду, с почетным караулом, траурной музыкой и с залпами из карабинов. Наверху уже объяснились, поэтому особых вопросов не будет. Но ты молодец! Будем считать, что легенда железно смотрится. А теперь выкладывай, что там на самом деле случилось, не верю я в такие несчастные случаи, уж больно книжно они смотрятся, словно их какой-то литератор придумал. В жизни ведь все проще, верно?

И уставился на меня слегка прищуренными глазами.

- Верно, - сказал я. - Это только на первый взгляд там некому с марсианами бороться. На самом деле все совершенно не так. Был там один учитель физики - Шашунов Дмитрий Николаевич. Всю жизнь он с марсианами боролся, но постепенно понял, что в одиночку плетью обуха не перешибешь. Ну, создал он Общество российско-марсианской дружбы и начал в него подбирать людей, которые марсиан терпеть не могут. И встретился с фермером Кураевым, у которого семь лет назад марсиане племянника выцедили. Всю операцию, конечно, задумал Шашунов, физик все-таки, а исполнителем у него был Кураев, который втерся в доверие к суховскому гарнизону и масло им растительное для бассейна возил. Когда Шашунов узнал, как марсиане отдыхают, он и разработал план уничтожения гарнизона. У Кураева был допуск в банно-прачечный комплекс, где марсиане обитали, а чтобы на него подозрения не упали, Шашунов пошел на этот трюк с расческой электрика Васильева. Остальное уже директор комплекса и электрик сами довершили, мне и подправлять ничего не пришлось, им ничего не оставалось делать, как взять вину на себя.

- Лихо, - задумчиво сказал генерал. - Значит, этот электрик реле не ломал?

- И в мыслях не было, - заверил я генерала. - Я же говорю, Шашунов все придумал. Но сделали они так, что Васильев уже сам верит, что все это из-за него произошло. Я же говорю, все как по заказу, особенно директор банно-прачечного комбината со своими свиньями.

Генерал еле заметно улыбнулся.

- И что ты с этими террористами сделал?

- Ребята перспективные, - сказал я. - Но в одиночку дров наломать могут. Пока мы их в лагерь подготовки под Нальчик перебросили. Пусть с инструкторами позанимаются, в происходящем разберутся. Получатся неплохие боевики.

- Здравая мысль, - одобрил Лютоплатов. - А этих двоих - электрика и директора бани - мы на пару лет в психушку упрячем. Они потом нам руки целовать станут, точно тебе говорю.

- Но что случилось? - поинтересовался я. - Когда вы мне сроки порезали, я больше всего боялся, что не уложусь.

- Вынужден был поторопить, - сказал Лютоплатов. - Сам понимаешь, обстоятельства заставили.

Выслушав генерала, я понял, что в мире и в самом деле произошли серьезные события!

Американская мафия, мать ее в медном тазу с долотом и зубилом, договорилась с марсианским начальством по поводу поставок героина. Удобное дело, боевые треножники посевы и караваны в Золотом треугольнике охраняют, дисколеты героин на базы в Европу перебрасывают, а мафия им в обратку редкие группы крови с заказанным резус-фактором поставляет. Все стороны при своих интересах. Марсиане считали, что на их век крови хватит, а более вкусная халява еще никому не мешала, наших преступников интересовала исключительно прибыль. Раскрыл этот комплот какой-то марсианский сыщик, которого специальным цилиндром отправили на Землю. Работал он под оперативным прикрытием, по документам он был марсианским доктором. А может, он доктором и был, а по совместительству сыщиком. Но, как бы то ни было, он все разнюхал и доложил своему начальству, а там от доклада пришли в ужас. Оказывается, в горах Испании лагерь для доноров с нужной группой крови и резус-фактором был, там им инъекции делали, чтобы кровь более густой и насыщенной эритроцитами была, а людей со всего мира похищали и туда свозили. А некоторых и не похищали, а просто липовым контрактом на очередное марсианское строительство заманивали. Ну, конечно, наши воры в законе такой лакомый кусок никак не могли упустить. Хотели они этот лагерь отбить, настоящую войну с марсианскими треножниками, которые эту базу охраняли, затеяли. Какой-то умник из Союза боевых офицеров нашим жуликам партию "Шершней" перебросил. Вот и пришлось человеку из марсианской службы безопасности подтягивать дополнительные силы. Два цилиндра с отборными марсианскими головоногими головорезами из спецназа "Фобос" я и видел в ночном небе Сухова. В общем, повязали многих, в том числе и десятка три земных политиков, которые с марсианами снюхались. А с ними и нескольких руководителей Союза боевых офицеров.

Вот сволочи! Теперь я понимал: власть марсиан надолго, если наши руководители вместо того, чтобы готовить восстание, имеют свой гешефт, свой бизнес с марсианскими кровососами. Я даже с одобрением воспринял весть, что марсианское правительство добилось создания первого Межпланетного Трибунала. Трибуналу предстояло провести расследование и судить всех виновных по всей строгости законов Вселенной. На этом фоне гибель суховского гарнизона марсианских оккупантов казалась обыденным и повседневным делом, вроде убийства милиционера в московском метро.

- Такие дела, - назидательно сказал мне Лютоплатов. - Что ты обо всем этом думаешь?

- Свинья грязь везде найдет, - не размышляя, ответил я. - Знаете, о чем я подумал, товарищ генерал?

- Ну? - заинтересованно поднял левую бровь генерал.

Я еще с Кутаиси заметил, если он левую бровь поднимает, значит, поднятый вопрос его раздражает, а если правую - он в разговоре заинтересован и слушает благожелательно.

- Говоря о Вселенной, мы всегда ставим вопрос об универсальности физических законов. Может, пора поставить вопрос о единстве законов социальных?

- Это ты к чему? - насторожился мой шеф.

- Это я к тому, что коррупция неистребима, просто если одни заинтересованы в денежных знаках, то других больше интересует кровь. Правда, существо дела от этого не меняется. И то, и другое является, можно сказать, квинтэссенцией существования разума. Я правильно говорю, товарищ генерал?

Лютоплатов некоторое время внимательно разглядывал меня.

- Дерзок ты, Гурский, не по чину, - сказал он. - Словами непонятными бросаешься. Может, тебе пора кандидатскую диссертацию по философии защитить? А то ведь возникла у нас одна проблемка в Элистинском университете. Вопрос твоих боевиков из "Антиареса" касается.

- Товарищ генерал, - взмолился я. - Вы же меня после командировки в отпуск обещали отпустить!

Этот садист только улыбнулся сладострастно.

- А я, - почти нежно сказал он, - господин Гурский, хозяин своему слову. Не спорю - давал тебе такое слово. Теперь, как хозяин, забираю его обратно.

- Так я же только женился, - тяжело вздохнул я. - Даже доложить не успел. Хотел вас свадебным генералом пригласить.

- Это хорошо, вернешься, и свадьбу справим, - ласково кивнул Лютоплатов. - А я уж думал, что промолчишь. А коли так, то самое время влюбленным проверить силу своих чувств расстоянием. Но раз тебе на этот раз попрощаться надо, даю тебе два дня. В среду жду тебя в Управлении, тогда и задача поставлена будет. Усек?

Я уже выходил, когда он меня окликнул по имени. Он редко так поступал. Значит, что-то особенно важное хотел сказать.

- Валя, - сказал генерал. - А ведь хана марсианам, а? Вломились они к нам со своими питательными пипетками и отсосниками. Теперь они узнают, что такое настоящие кровососы. Мало им не покажется.

- Да уж, - согласился я. - Мало им не покажется. Только я тебе так скажу, Иван Федорович, - нам тоже несладко придется, раз уж наши кровососы с ихними общий язык нашли. На два фронта драться придется.

Я вышел из здания Управления, прошелся по скверу, посидел на скамейке, уныло прикидывая, что я скажу Вере. Не хотелось мне в командировку, впервые в жизни не хотелось. У меня и дома были теперь дела. Где-то далеко, на Семеновке, слышался унылый крик марсианина. "Улла! Улла!" - взывал марсианин к далекой и невидимой планете. Откуда-то тянуло голубым горьковатым дымком.

Будто осень была, и журавли на юг улетали.

This file was created

with BookDesigner program

[email protected]

27.08.2008