— А может, все-таки в Мурманск? — поинтересовался Жора Хилькевич. — На озера съездим, шашлычков поедим! Ты хоть раз морошку моченую пробовал? А корюшку половить не хочешь? Хочешь верь, братан, хочешь не верь, но когда ее из воды вытаскивают, она свежими огурцами пахнет! «Муромца» попили бы! В сауне попарились! Представляешь, напаришься в сауне и голышом в ледяное море! Сердце останавливается! А потом стаканчик «Муромца» — хлобысть! — и чувствуешь, как кровь замерзшая тает и по жилочкам прямо так и журчит!
Соблазняя товарища мурманскими возможностями, Жора лежал в кресле. Сейчас он был в джинсовом костюме и кроссовках. Куртка была расстегнута, и на черной футболке виднелась надпись: «Билл! Заставь молчать Монику!» Выглядел Жора расстроенным и несколько уставшим, что было совсем немудрено — их посиделки в «Золотой тройке» закончились ближе к утру, когда саксофонист устал, а цыгане стоптали кабуки своих щегольских сапожек. Немало было выпито, но еще больше — съедено. Платил за все Жора по кредитной карточке. Карточка была та еще — стоило Иегудиилу Автан-диловичу Гоцерадзе ее увидеть, так он от стола уважаемых посетителей не отходил. Мигни ему Жорик, Гоцерадзе сам на стол накрывать стал бы, и, заметьте, по самому высшему разряду. Девочки юбчонками гребли, как могли богатеньких Буратино соблазняли, однако им ничего не обломилось. Уже под утро Жора вспомнил свое пребывание в Африке и потребовал, чтобы гоцерадзевские арапы изобразили ему Сцену охоты на леопарда в африканской саванне. Иегуди-ил Автандилович отправил кого-то из своих к директору ближайшего антропологического музея, и его арапы, вооружившись самыми настоящими копьями, такую охоту изобразили. В роли леопарда выступала одна из официанточек, и забавно было смотреть, как из-под шкуры леопарда задорно и обольстительно белеют аппетитные ляжечки чистокровной хохлушки.
Праздник удался на славу! Только в номере гостиницы Русской и Хилькевич обрели покой и смогли наконец предаться настоящему отдыху. Жора смотрел телевизор. По телевизору показывали Москву, ресторан «Савой» и догорающие останки «мерседеса».
Кто погиб, Илья Константинович так и не понял, слишком уж быстро комментировал московские происшествия американский диктор, но ясно было, что в Москве не слишком хорошо. Да что там говорить! Плохо было на Родине, однако Родину, как и мать, сыновья не выбирают. Родину сыновьям выбирают матери. Даже если отцы иностранцы.
— Мне надо домой, Жора, — сказал Русской. — Там уже куча дел накопилась. Знаешь, глупо мы себя в России ведем. Накалываем друг друга, киллеров нанимаем. Что нам, накалывать больше некого? Весь мир перед нами, знай только рукава закатывай. Они ведь здесь, за бугром, как непуганые идиоты — самое время пугнуть! Ты только глянь, здесь чего только нет, и все — бесхозное. Эти идиоты даже до такой простой вещи додуматься не могли, как разбавлять бензин водой! Да мы, Жорик, с нашими мозгами быстренько их мир к своим рукам приберем, только бы нам между собой договориться!
Жора Хилькевич засмеялся.
— Как же! Ты нашего Бормана никогда не видел. С этим олигофреном только договариваться. Он согласится и тут же киллера наймет. Или — что уж совсем хреново — еще и е ментами договорится. Будут тебя мочить сразу с обеих сторон. У вас во Владике что, Россия другая? Или ты в жизни козлов не встречал?
Русской вышел в гостиную, взял со столика две банки с джином и вернулся к Хилькевичу. Бросив одну банку товарищу, Илья Константинович вскрыл свою и сделал несколько жадных глотков.
— У нас дураков тоже хватает, — согласился он. — Но ведь договариваться надо, Жора! Тут на одних наркотиках озолотиться можно. Они же, идиоты, чистым кокаином торгуют и не подозревают, что его зубным порошком разбавлять можно. Да откуда у них зубной порошок, они же разными там «Аквафрэшами» зубы отбеливают! У них уже давно мозги не работают, Жора! А мы ведь только из-за железного занавеса вылезли. Мы, братан, как обезьяны, которые с дерева слезли. Мы к жизни больше них приспособлены. Это мы лук придумать можем и стрелы, а они ни в жизнь! Думаешь, на хрена они наших ученых к себе выписывают, бабки им бешеные сулят? Потому что свои мозги жиром заплыли! Мы этих Ротшильдов с Фордами быстро к общему знаменателю приведем — отнимем ихнее барахло, Жора, и разделим!
Хилькевич фыркнул в банку.
— Ты вчерашнего фраера помнишь? — спросил он. Ну, того, кто меня обуть хотел? Так вот, Илюшенька, ты с ним никогда не договоришься. Он так и будет считать, что, если бы не ты, он бы меня раздел по самое не хочу. Он тебе мстить будет, Илья, ты уж мне поверь, мне самому с такими дебилами сталкиваться приходилось…
— И что? — с интересом спросил Русской.
— Ну, видишь, с тобой сижу, джином балуюсь, — хмыкнул Хилькевич, — Приеду в Мурманск, в первой же церкви молебен за всех невинно убиенных закажу. Упокой, Господи, душу рабов Твоих!
Русской давно уже понял, что первое впечатление о Жоре Хилькевиче у него было в корне неверным. Не баран сидел перед ним, а умудренный разбойным опытом волк, который только рядился в шкуру, снятую неведомо с какой овечки, да и то лишь для того, чтобы теплее было. Пытаться такого обуть — себе только дороже выйдет. Прежде чем такого, как Жора Хилькевич, попытаться обмануть, надо в церковь сходить и заупокойную себе заказать.
— Интересно, — наморщил толстый лоб Жора. — Я все думаю, куда эти делись… которые в тебя палить думали в южноамериканском порту?
А куда они могли деться? Сидели на крыше соседнего здания, жрали гамбургеры и наблюдали за номером Русского и Хилькевича в бинокли. Подслушивающие устройства в номер они заложили еще ночью, а теперь с интересом слушали высказывания Ильи Константиновича.
— Ты знаешь, — сказал долговязый, — а мне этот мужик нравится. И мыслит он по-государственному. Ну, помочат они друг друга в России, а на какие шиши мы тогда жить будем?
— На наш век хватит, — флегматично сказал коренастый, сноровисто собирая снайперскую винтовку. — Кто стрелять будет — ты или я?
— Нет, братила, в словах нашего клиента что-то есть, — задумчиво высказывался вслух долговязый. — Мне куда приятнее было бы здешних мочить по заказам российских пацанов. Может, прежде чем стрелять, с Диспетчером свяжемся?
Коренастый лег и пробно прицелился в стоящего у входа в гостиницу полицейского. Оптика работала превосходно, тупая добродушная морда копа была как на ладони, видно было, как янкесс меланхолично двигает челюстями — не иначе как жвачку жует.
— Да не буду я Диспетчеру звонить, — сказал коренастый. — Он с нас и так вычтет за кругосветку. Мы с тобой только на Таити и не были.
Долговязый уже принял какое-то решение. Сидя на корточках, он торопливо набирал номер спутникового телефона.
— На Таити, говоришь, не были? — загадочно спросил он. — Погоди, может, мы еще и на Таити побываем!
Русской и Хилькевич прощались в Нью-Йорке. Да что там говорить, долгие проводы — лишние слезы! Хилькевич летел в город Санкт-Петербург, чтобы отправиться на берега сурового Белого моря, а Илья Константинович отправлялся на западное побережье Америки, откуда до родимого Владивостока рукой было подать. Перед каждым расстилалась трудная дорога российского бизнеса, только дорога эта была у каждого своя.
— Ты, братан, береги себя, — прочувствованно сказал Жора. — Лучше бабки потерять, да время выиграть. Не зря же в Штатах говорят: время — деньги! В жизни выигрывает тот, кто переживает соперника. Ну, что твой Краб? Обсосок спортивный. Прилетишь во Владик — не спеши. Посиди подумай, как ему клешни обломать. Я в тебя, Константинович, верю. Ты сможешь!
Илья Константинович порывисто обнял толстяка.
— До встречи в столице, — сказал он. — Сам знаешь, Жорик, в России все дороги в столицу ведут. Я обычно в «России» останавливаюсь. Изредка меня можно найти в гостинице «Москва», там телки клевее и менты их особо не гоняют. Визитку не потерял?
— Обижаешь, братан, — улыбнулся Жора. — Я твои данные давно уже в свой компьютер занес!
Уже в самолете Илья Константинович Русской встретился глазами с долговязым парнем в спортивном костюме. Парень улыбнулся, коротко кивнул Илье Константиновичу как старому знакомому и склонился к уху своего коренастого спутника. Илья Константинович почувствовал, как тревожно екнуло сердце. Некоторое время он пытался вспомнить, откуда знает этого долговязого, но так и не вспомнил. Впрочем, мало ли россиян сейчас в Штатах себя чувствовали лучше, чем дома! Вытянув ноги, он прикрыл глаза и начал планировать, что будет делать по прибытии в родной город. Перво-наперво, конечно, он свой заказ отменит в отношении Краба. Если успеет, конечно. Пусть Краб живет и здравствует. Если им в городе места не хватает, то на земном шарике пока еще вполне просторно.
«Надо договариваться, — устало сказал себе Илья Константинович. — Мы просто не выживем. Перестреляем друг друга. А потом придут другие, из-за рубежа. Те, которые договариваться научились. Неужели Краб этого не поймет? Должен, должен понять. Не дебил ведь, и не все шарики из головы ему футбольным мячом выбили!»
А «Боинг» уже начал свой разбег по бетонке взлетной полосы, пения турбин почти не было слышно, и надо было думать, надо было хорошо и упорно думать, чтобы остаться в живых и сделать все, чтобы в городе наступил мир. Потому что только мир среди соотечественников Ильи Константиновича Русского мог обеспечить выход россиян на международную арену, а быть может, даже на бесконечные просторы Вселенной.
Но для этого нужно было думать еще больше.
Глава последняя, которая вполне могла быть прологом
Илья Константинович ворвался в ресторан, обуреваемый противоречивыми чувствами. Страх в нем боролся со всепрощенчеством, радость возвращения — с вполне понятными Опасениями. Швейцар из бывших работников комитета государственной безопасности приветственно отдал ему честь и уважительно сказал:
— С возврашеньицем, Илья Константинович!
Группа бизнесменов, что-то обсуждавшая меж запыленных пальм, устроила ему овацию. На шум выскочил метрдотель Иван Акимович Полуцало, который, даже еще не узнав вошедшего, встретил его распростертыми объятиями, а узнав, сомкнул эти объятия на спине Русского:
— Здравствуйте, здравствуйте, наш герой! Вы прямо как Хабаров! Да что там Хабаров, Витус Беринг, однозначно! — Краб здесь? — спросил нетерпеливо Русской, выдираясь из цепких объятий работника общепита.
— Александр Терентьевич? — почтительно переспросил Полуцало. — Здесь. Шестой кабинет изволили занять. Только они с дамой-с, велели не беспокоить.
В зале играл оркестр, и певица, поднеся микрофон к большому рту, вопила: «Я — ворона! Я — ворона! Я — ворона!» Что ж, она говорила правду. Говорила, потому что пением издаваемые ею звуки назвать было трудно. И сама она — высокая, черная, голенастая, с большим клювом над накрашенным ртом — действительно походила на обитательницу полей и помоек.
Не обращая внимания на бубнящего метра, Илья Константинович прошел по коридору и, отстранив ошалевшего телохранителя, вошел в кабинет. Александр Терентьевич Мальчевский действительно был с дамой и дама эта была хорошо известна Русскому, он сам не раз вызывал ее к себе в офис для приятного, как обычно пишут в газетах, времяпрепровождения.
Александр Терентьевич сел, узнал вошедшего, апоплексически побагровел и, не отводя от Ильи Константиновича испуганного взгляда, принялся на ощупь искать брюки.
— Ты? — сипло удивился он.
— Я, — подтвердил догадку бывшего товарища Илья Константинович. — А ты, я вижу, не рад? Брось, Саня! Хватит глупой вражды! Если бы ты знал, как много я передумал и пережил за время… — он запнулся, но все-таки закончил, — своего путешествия. Не стоит, дружище, убивать друг друга, жизнь все-таки прекрасна! Ты ведь знаешь, я ведь весь мир посмотрел. Чего мы делим, Саня? Что мы делим? Ну что такое Владик? Маленький уголок в необозримой Вселенной! •Пора делить мир, Саня! Пора делить мир! Там такие бабки прямо под ногами лежат!
Он посмотрел на ягодицы торопливо собирающей сбою одежду женщины. Нет, все-таки не зря ей платят такие деньги! Попка у нее была великолепная, а личико ничем не хуже попки. Такая бы на любом континенте не потерялась. Илья Константинович вздохнул и повернулся к Мальчевскому. Похоже было, что Краб его не услышал. Он сидел, покусывая губы, и в руках у него был отнюдь не газовый пистолет.
— Саша, Саша, — укоризненно сказал Илья Константинович. — Неужели ты решишься сам, при таком количестве свидетелей?
— Надоел ты мне, — сказал Краб. — Хуже горькой редьки надоел!
— А ты ее пробовал, редьку-то? — прищурился Русской. — Слушай, Шура, не хочу я с тобой ругаться. Мы же не пацаны, а? Может, заключим перемирие? Я лично свой заказ отозвал. На нашей планете места всем хватит — и тебе, и мне, и другим!
Краб молчал, и первоначальное радужное настроение Ильи Константиновича уступало место грустной озабоченности.
— Ну как знаешь! — сказал он. — Тогда я пошел!
Он уже вышел в общий зал, когда Мальчевский его окликнул.
Илья Константинович обернулся. Мальчевский стоял в раскрытых дверях кабинета и криво усмехался.
— Джентльмен, — сказал он. — Полное очко благородства. Значит, ты свой заказ аннулировал? А я от твоего бла-тородства должен на колени стать и на тебя, как на икону, молиться? А вот хрен тебе! Ты, Илюша, запомни, я свой заказ аннулировать не собираюсь, понял? Я не успокоюсь, пока тебя в гроб не уложат. Тогда и помиримся. Я тебе обещаю, я в «Ритуале» самый роскошный гроб закажу, поминки на весь Владик отгрохаю…
Илья Константинович разочарованно пожал плечами и пошел на выход. Благородный хэппи-энд, как и следовало ожидать, не удался.
Он шел через зал, и посетители смотрели на него, как смотрят на покойника — с брезгливой жалостью и сожалением. Оркестр перестал играть, и певица, как клюв открыв рот, смотрела на Илью Константиновича черным немигающим глазом. В зале стояла звенящая напряженная тишина, слышно было, как плывет к вентиляторам сизый табачный дым. И в этой тишине кто-то расколол грецкий орех. По крайней мере многим именно так и показалось, поэтому, когда Мальчевский начал падать, сохраняя на лице злобно-недоуменное выражение, все продолжали смотреть на Илью Константиновича, спокойно идущего через зал к выходу.
— Свободен! — продекламировал кто-то в этой напряженной тишине бессмертные булгаковские строки. — Свободен! Он ждет тебя!
Не о чем здесь говорить! Каждый знает, что карточный долг священен. Карточные долги даже такой гений, как Пушкин, отдавал. Потому, кстати, и написал так много!
Мальчевский упал, и с его падением в ресторане наконец началась суматоха. Телохранители Мальчевского растерянно бегали по коридорам, беспричинно паля в потолок, визжали женщины, хрипло и командно кричали неведомо откуда взявшиеся милиционеры.
Илью Константиновича никто не задерживал. Он вышел на улицу.
Площадка перед рестораном была забита милицейскими автомашинами, несколько ментов досматривали черный «джип» его недавнего врага Краба. Один из ментов был тем самым следователем, который осматривал взорвавшийся «мере» самого Ильи Константиновича. Подняв голову, он заметил Русского и кивком поздоровался с ним. С возвращением, — сказал он. — Только по мне было бы лучше, если бы вы навсегда остались там. Но, кажется, вы действительно освободились. Краб — покойник и вам больше ничего не угрожает. Завидная судьба, а? И алиби железное. В копеечку небось обошлось?
— Не понимаю, — вежливо сказал Илья Константинович. — Вы о чем?
Сев в служебную «мазду», Илья Константинович нервно закурил.
Водитель и охранник изумленно смотрели на шефа, они никогда еще не видели его курящим. Да еще такую дрянь как моршанская «Прима».
— На фирму, Илья Константинович? — осторожно спросил водитель.
Русской откинулся на сиденье, помахал рукой с сигаретой перед собой, разгоняя вонючий дым, и устало сказал:
— Домой!
По дороге домой его обогнали старенькие разбитые «жигули». За рулем сидел коренастый плечистый водитель и что-то втолковывал своему долговязому и худому пассажиру. Заметив, что Русской смотрит на них, они приветливо помахали руками. «Вот оно что! — догадался Илья Константинович. — Так это они аннулировали заказ Краба!» Он почувствовал благодарность к своим незадачливым преследователям, заставившим его обогнуть земной шар. Все-таки путешествие было неплохим, хоть и опасным. Как у фирмы «Мальборо», даже похлеще.
Приехав домой, он отпустил охранника и водителя, запер двери, прошел в гостиную и включил свет. Жена с детьми были еще во Франции, они должны были вернуться лишь через неделю. Приготовив себе на журнальном столике ужин, Илья Константинович принял ванну, надел халат и, усевшись на диван, включил телевизор.
Показывали местные известия. Кокетливая белокурая дикторша, глядя прямо в глаза Илье
Константиновичу, сообщала.
«Сегодня около шести часов вечера в ресторане „Морской дракон“ был убит преступный авторитет города Александр Терентьевич Мальчевский, известный в криминальных кругах под кличкой „Краб“. Убийцам удалось скрыться. Милиция полагает, что имело место заказное убийство, явившееся следствием раздела сфер влияния различных преступных группировок. Интересно, что убийство Мальчевского совпало по времени с возвращением в наш город известного бизнесмена и мецената Ильи Константиновича Русского, совершившего кругосветное путешествие вокруг земного шара и таким образом вписавшего свое имя в один ряд с известными путешественниками разных стран. Известно, что незадолго до убийства в ресторане „Морской дракон“ господин Русской встречался с Мальчевским и предлагал ему отказаться от насилия в экономической деятельности».
Дикторша уступила место на экране морским пейзажам. «Разболтались! — неприязненно подумал Илья Константинович, отмечая, впрочем, что на этот раз средства массовой информации допустили известную деликатность. — Надо подумать об акциях телевидения. Деньги свободные есть».
Он зевнул, без интереса посмотрел немного видеокассету с итальянской комедией, но настроения не было. Выключив телевизор, Илья Константинович выпил еще рюмку коньяку, закусил пряный ожог красной икоркой и лег, задумчиво глядя в потолок. Честно говоря, после всего случившегося его нынешняя жизнь во Владике казалась Русскому пресной.
Зазвонил телефон.
Илья Константинович полежал немного, надеясь, что телефон замолчит. Однако звонивший был настойчивым, и на восьмом звонке Русской сдался и взял трубку, одновременно отметив, что телефон номера звонившего не определил.
— Ну, здравствуй, — раздался в трубке знакомый и вызывающий дрожь старческий голос. — Слово ты держишь, за то тебя хвалю. Деньги я уже получил. . — Спасибо, — сказал Илья Константинович,
— Это за что? — удивился старик,
— За то, что оба заказа аннулировали, — сказал Русской.
— За второй ты ребят благодари, — возразил старик. —
Это они посамовольничали.
— Тогда им спасибо, — сказал Илья Константинович.
— Ладно. — Старик прокашлялся. — Тут, Илюша, опять у нас с тобой закавыка получается. Заказали тебя, но на этот раз другие. Догадываешься кто?
— Леха Примочка, — со вздохом сказал Илья Константинович. — Некому больше. Считает, кретин, что я ему в Штатах подлянку сделал!
— Бизнес есть бизнес, — прохрипел в трубку Диспетчер. — Хорошие деньги за тебя, дурака, дают.
— А вы откажитесь, — похолодев, предложил Русской. — Ну что он заплатит —слезы одни! Я больше дам. В трубке послышался мелкий дребезжащий смех.
— Вроде ты, Илюша, в годах, — отсмеявшись, сказал старик, — а дурак дураком. Если от заказов отказываться, фирма прогореть может. На это я пойти не могу. А вот предложение к тебе есть.
— Слушаю, — чуть оживился Илья Константинович.
— Давай-ка мы твою кругосветку еще раз повторим, — предложил старик. — Выиграешь, слово даю — никто в России тебя пальцем не тронет. Кроме ментов, разумеется, за них я пока гарантий дать не могу. А заказчика твоего я на себя возьму. Ну как?
— Я устал, — включив свет и наливая себе в кофейную — чашку коньяк, жалобно сказал Илья Константинович. — Дайте хоть недельку передохнуть, жену с детьми встретить! Неделю… Дней пять хотя бы!
— У нас фирма с гарантией, — сказал Диспетчер. — Ну, как говорится, вольному воля… — Он подумал и со вздохом добавил: — Жаль, если не согласишься. Не знаю, как тебе, а моим ребятам очень понравилось. Да и башка у тебя варит получше, чем у других. Докладывали мне твои планы. Думай, дружочек. Так и быть, ночь тебе на размышление даю. Ох погубит меня эта доброта!
Илья Константинович задумчиво подержал телефонную трубку в руке и бережно положил ее на аппарат. От хорошего настроения не осталось и следа. Плеснув еще раз в чашку коньяку, Илья Константинович подошел к окну. За окном мерцали звезды. Некоторое время Русской задумчиво разглядывал их беспощадный блеск, потом решительно поднес чашку ко рту, но выпить не успел — в дверь пронзительно и требовательно позвонили.
Русской подошел к двери и глянул на монитор видеоглазка. Перед его дверью стояла женщина, в которой невозможно было не узнать почтальоншу.
Чертыхнувшись, Илья Константинович с определенной опаской открыл дверь, оставив ее на цепочке.
— Распишитесь, — с сухой завистью неимущего к богатому сказала женщина и протянула Илье Константиновичу телеграмму. Расписавшись в получении телеграммы, Илья Константинович закрыл дверь и вернулся в зал. С первого прочтения Илья Константинович Русской ничего не понял, поэтому вчитался в текст телеграммы еще раз.
«Братан, — гласила телеграмма, поступившая из Новой Зеландии, — плыви валить Моби Дика. Китобоев я уже нанял. Твой Жорик».
Волгоград, 1999 год