Наступило время прощаться, а Званцев не знал, как это делается. Да и не хотел он прощаться. Привык к техноморфам, очень привык. - Ты не грусти, - подбодрил его Дом. - Ты ведь даже состариться не успеешь. Одиннадцать лет туда, столько же обратно. Годик или полтора поболтаемся в системе. Надо же двигать науку вперед? Сколько тебе исполнится, когда мы вернемся? - Пятьдесят один год, - грустно сказал Званцев.

– Вот видишь, - вздохнул Дом.

– Званцев, я твоим именем планету назову, - пообещал Митрошка.

– Планета Александрия. Звучит?

– Сколько вас летит?

– Восемь техноморфов, - сказал Дом. - Мы - вторая звездная. Первая летит к Альфе Центавра. А мы полетим к Сириусу. Лично я думаю, что это не слишком удачная мысль. Зачем исследовать сразу две двойных системы? Я склоняюсь к тем, кто считает, что в подобных системах не может быть планет.

– Программа исследований утверждена КОСМОЮНЕСКО, - напомнил Званцев. - Двадцать два года… Долгий срок.

– Ты детям рассказывай о нас, - попросил Дом.

– Каким? - не понял Званцев.

– Да своим, своим, - нетерпеливо сказал Дом. - Ведь у вас с Аленой когда-то они появятся? Жаль, мы с Митрошкой этого времени не дождались.

– Я же говорил, что первыми к звездам полетят техноморфы, - хвастливо сказал Митрошка. - И вообще, не ваше это дело - летать к звездам. По крайней мере при нынешних скоростях. И ты, Дом, не ворчи, в любом случае вариант Сириуса обещает больше, чем Альфа Центавра. Правда, у них будет три звезды, они еще и Проксиму захватят, да и вернутся раньше нас - но разве в этом дело?

– Когда старт? - спросил Званцев.

– Через неделю, - отозвался Дом. - Но вылетаем уже завтра. Ты же знаешь, звездолетам опасно стартовать с Земли, да и невыгодно. А мы за неделю обживем корабль, познакомимся лучше. Мы ведь не люди, нас на психологическую совместимость проверять не надо.

– Я с кем угодно психологически совмещусь, - сказал Митрошка. - Ты, Званцев, не кисни, когда мы вернемся, обязательно в деревню поедем, погоняем в озере ихтиозавра. Я его за жабры на свет божий вытащу!

– У него нет жабер, - поправил робота Званцев.

– Хвост у него есть? - уточнил Митрошка. - Вот за хвост мы его и потянем. Званцев, улыбнись!

А как Александру улыбаться было? Не бездушные железяки, друзей в полет провожал. Может быть, навсегда. Грустно ему было, как в тот раз, когда обездушенного Митрошку с завода вернули.

– Жаль, Аленка с вами не попрощается, - вспомнил он.

– Долгие проводы - лишние слезы, - заявил Митрошка, но тут же добавил: - Вообще-то, конечно, жалко. Она к нам всегда хорошо относилась.

– Никогда не думал, что это будете вы, - грустно улыбнулся человек. - Астронавты…

– Здрасьте! - удивился Митрошка. - Отбирали ведь самых талантливых! Званцев, неужели ты в нас сомневался?

– До Нептуна пойдем на плутониевых разгонниках, - сказал Дом. - Там включим прямоточник. Знаешь, какой у нас расчетный максимум захвата? Почти тридцать вар! Почистим пространство от свободного водорода.

– Я теперь ускорение в сорок «же» запросто выдерживаю, - гордо сообщил Митрошка. - Пойдем со скоростью ста десяти мегаметров в секунду. Кромин обещал, что будет не рейс, а прогулка.

Кромин был конструктором межзвездных кораблей. Конечно, он работал не один, проектированием занимались целые институты, но он был главным. И идея отправить в первые межзвездные именно свободно запрограммированных техноморфов принадлежала ему. Говорят, в его институте работают три совершенно гениальных техноморфа, к которым Кромин относится как ко всем остальным сотрудникам. Наверное, это правильно. Если уж мы породили электронный разум, то должны к нему относиться без предубеждения. Бунтовать роботы не будут, они слишком любят познавать, а главное - понимают, что делают это во имя всего остального человечества. И чувствуют себя, что еще важнее, частью этого человечества.

– Ладно, - сказал Дом. - Давай прощаться. Тебе еще домой около трех часов лететь. А нам придется пройти программу дезинсекции. Ученые очень боятся занести что-то ненужное во Вселенную.

– Званцев, - пообещал Митрошка, - я тебе с Сириуса такую коллекцию камней привезу, полгода любоваться будешь. Все твои аквамарины, бериллы и топазы будут бледно смотреться. Обещаю.

– Ты себя привези, - посоветовал Званцев. - Исследовать чужие звездные системы - опасное дело.

– Можно подумать, что в кратеры лазить было безопасней, - возразил Митрошка. - Званцев, пока нас не будет, ты здесь с кремниевыми формами жизни разберись. Где одна ящерка у лавы грелась, там и другим место есть. Только зря не рискуй. Я тебя знаю, ты у нас человек отчаянный. Только ты уж постарайся, дождись.

– Сами постарайтесь уцелеть, - сказал человек.

Не то они сейчас говорили, Званцев это чувствовал, но они продолжали перебрасываться ничего не значащими шуточками, а в пустыне, над которой уже вставал сумрак, время от времени вздымались столбы пламени - транспортные корабли стартовали точно по расписанию, чтобы доставить на орбиту для строящейся станции «Циолковский» необходимые грузы.

Станцию сооружали на редкость простым способом. Вначале вывели на орбиту форму, из пластика, продули ее и дали пластику затвердеть, а теперь строители обшивали искусственный спутник пластинами из сверхтвердых и вязких сплавов, способных погасить космическое излучение. С Земли станция «Циолковский» выглядела огромной лучистой звездой, словно в окрестностях системы вспыхнула сверхновая.

– Пора, - сказал Дом. - Меня уже вызывают.

– Привет Аленке, - сказал Митрошка. - И передай ей вот это, - он сунул в руку человека флэшку. - Там синте-стихи. Я старался - звук, цвет, запах, все в меру. Дому понравилось.

– Знаешь, Званцев, - доверительно сообщил Дом. - Если бы так насели на тебя, ты бы объявил автора гением. Хорошо, что он обошелся без блатной фразеологии, я этому только порадовался.

– Бездари всегда завидуют гениям, - объявил Митрошка. - Ну, какие у тебя интересы: вечно тебя волнуют собственные фильтры, ассенизация отходов, порядок в комнатах. Бескрыл ты, Дом, не можешь воспарить над серой действительностью.

– Мне посмотреть можно?

– Тебе можно, - разрешил робот. - Ты же, как пишут в старых романах, вторая половинка, связанная с Аленой узами священного брака. Тебе можно.

– Посмотри, - сказал Дом. - Только с одоратором будь осторожнее, он же сам без нюха, он там такое насинтезировал!

– Трепачи, - засмеялся Званцев.

– Профессионалы, - поправил Митрошка. - А вообще, Званцев, спасибо тебе.

– Ладно, - сказал человек, - идите… профессионалы.

Он долго смотрел вслед удаляющимся техноморфам.

Митрошка в сумерках выглядел совсем как человек, а Дом, напротив, напоминал огромный голубой колобок, катящийся по бетонным плитам площади. Техноморфы не обернулись. Наверное, на этом настоял Митрошка, вычитав в каком-то старом романе, до которых он был великий охотник, что настоящие мужчины не оборачиваются при прощании. Они уходят, смело глядя в будущее, и не боятся опасностей, которые их там обязательно ждут.

Званцеву стало одиноко.

Он пытался успокоить себя тем, что ничего страшного не произошло. Роботы выросли, поднялись на более высокий уровень и ступили на дорогу, ведущую к новому витку познания. И не стоило грустить, что к звездам летят они, а не люди. Когда-нибудь наступит звездное время и для человека.

Он посмотрел на флэшку, которую все еще сжимал в кулаке.

Надо же, синте-стихи. Написанные Митрошкой. Посвященные Алене.

Вряд ли это можно будет назвать поэзией, но ведь Митрошка старался. Он очень старательный и настырный, и всегда ему хочется добиться хороших результатов.

Он сел в кабину флаера и с грустью подумал, что давно отвык от тесноты. В свое время Дом заменил ему все - и жилье, и летательное средство, и личного повара, и собеседника. Даже, случалось, от смерти его спасал. Но теперь Дома не было. Вряд ли он когда-нибудь решится завести другой, слишком многое их связывало - его, Митрошку и Дом.

Флаер неслышно поднялся в небо, сориентировался по звездам и запросил Званцева о конечном пункте их полета.

– Домой, - отстучал Званцев на клавиатуре, воткнул флэшку в свободный разъем компьютера и услышал стихи, которые читал робот. Всего он ожидал от Митрошки, только не этого.

Послушай, как звезды шуршат, они, срываясь с небес, обретают свой ад и устилают лес, смешиваясь с листвой и превращаясь в тлен, бережно сохранят оттиск твоих колен. И безнадежно зло дробно тревожит лес, дятел, что пробует до- стучаться до мертвых небес.

Конечно, это были несовершенные стихи, но это были стихи. Слушая, как их читает Митрошка, Званцев видел осенний лес и звездное небо, с которого падали звезды, он почти физически услышал дробный стук дятла, стрекот сорок в березняке и почти неслышное журчание реки. «Черт, - подумал Званцев. - А ведь он может! Интересно, что он напишет, когда вернется со звезд?»