Наверное, стоило уже начать привыкать к тому, что настроение Хана предугадать просто невозможно, как и его появления, вот только все-равно я вздрагивала при каждом позвякивании дверного колокольчика в кафе, прислушиваясь к тому, кто же пришел, и безнадежно надеясь услышать знакомый голос.

Второй день подряд приезжали его люди, в одно и то же время, чтобы забрать заказ — булочки с корицей и кофе с ванилью, а еще кисадьи, которые Джеки всегда готовила лично для Рея. Второй день подряд курьер от Хана, молча забирал подготовленный и упакованный заказ, оставляя круглую сумму и отказываясь от сдачи. Только сам Хан не появлялся, не звонил, и больше не приходил….

— Дорогие посетители, напоминаю, что сегодня мы работаем до 16 и закрываемся! — слышала я бодрый и довольный голос Джеки, которая порхала между столиков с жующими людьми, с самого утра пребывая в хорошем настроении, потому что именно сегодня был большой праздник, к которому девочки готовились уже вот как вторую неделю — день рождения нашей Джанет.

Походы по магазинам за новыми платьями, прически и фееричное шоу, которое должно было состояться сегодня, чего я ждала с некоторым опасением, от души радуясь тому, что подруги были искренне счастливы этими приятными хлопотами. Я же находилась пока в странном состоянии где-то между сном и реальности, не в силах понять, где мне хочется быть больше…

— Ириска! Вот последние заказы! — когда Джеки вплыла на кухню, отдавая листик с записями, я лишь улыбнулась, — Джанет ушла домой пораньше, чтобы встретить Сибель. Последние приготовления к балу! Кстати, ты идешь с нами!

-..но, Джеки….

— Никаких «но»! Разве ты не помнишь, что сказала нам Джанет утром? На этот день мы в полном ее распоряжении, как две рабыни! Не будем портить праздник нашей Худышке! В конце — концов, 25 лет бывает раз в жизни!..

Как и 26, и 27, но Джеки была права. Мы не могли испортить это день, после всего, что с нами было.

После всего, что мы пережили за это столь короткое, но такое насыщенное событиями, время.

Сегодня я проснулась оттого, что и Джеки и Джанет лежали рядом, сжимая меня с двух сторон в своих объятьях, сначала перепугав.

— С тебя началась наша новая жизнь, Ириска. Ты — наш ангел-хранитель, хотя мы и не сразу привыкли к твоим белым крылышкам, — улыбалась Джанет, которая в принципе редко выражала свою нежность, отчего слезы задрожали на моих ресницах, и снова вспомнился тот страшный день, который нас объединил.

Я никогда не видела столько жестокости и упрека в людях, до тех пор, пока не попала сюда.

Но тот день был апогеем всего самого жуткого и ужасного, что только я могла представить…

Родители были мертвы.

Кафе приносило одни страдания и унижения…еще над душой висел этот долг Хану…

Я научилась передвигаться до дома быстро и почти незаметно, чтобы люди не видели меня, и не было возможности причинить какой-нибудь вред…

Но то, что я увидела в тот день не дало мне пройти мимо…

Даже если потом пришлось долго лечить свои раны.

От криков и ругани большого темного мужчины, люди с интересом выглядывали даже из окон, едва не вываливаясь, и я остановилась за углом дома, понимая, что самым лучшим будет обойти это место, как можно дальше. Меня и так не любили, и воспринимали в штыки, даже если я просто проходила мимо обычных на вид спокойных людей, а тут какой-то маньяк, который орал, словно его резали, извергая из себя десятки ругательств, запинывая ногами кого-то, кто лежал внизу….

….я покрылась холодным потом, когда увидела, что на земле лежит девушка, закрывая голову руками и содрогаясь от каждого жуткого удара, закрывая собственным телом малышку лет 4, которая рыдала, хватаясь за женщину маленькими ручками.

И никто не пытался им помочь…никто…

Я не знаю, откуда во мне появилась смелость и это безумие, когда я побежала вперед, не помня себя, пытаясь оттащить от девушки этого обезумевшего мужчину, пытаясь докричаться, но с ужасом понимая, что я слишком маленькая и незаметная не только для него, но для собирающейся толпы, которой было проще снимать на телефон происходящее, чем попытаться помочь.

Он отбросил меня вперед к девушке и малышке, даже не напрягаясь, принявшись пинать и бить руками еще сильнее, теперь и меня, когда я повалилась на мокрый холодный асфальт, увидев неожиданно глаза той, что закрывала собой девочку.

Та самая девушка, которая впервые ударила меня с такой силой, что я не просто упала, но и содрала себе в кровь руки и колени, разбив губу, лишь только потому, что я пыталась сказать ей, что на молодом человеке, который шел с ней за руку, прилипла грязь на рукав куртки. Видимо, это и был тот самый молодой человек, которого она так отчаянно и жестоко «защищала» от меня когда-то.

Я никогда не смогла бы забыть этих распахнутых карих глаз, в которых стояли слезы, мольба, стыд, безысходность и паника, когда она поняла, кто именно бросался на ее мужа, не в силах защитить ее и маленькую дочь.

Никогда не смогла бы забыть, как ее разбитые в кровь губы шептали что-то, закрывая головку малышки руками, чтобы ей случайно не попасть под удар.

Никогда не смогла бы забыть, как мы лежали на мокрой дороге, хватаясь друг за друга и закрывая спинами рыдающую испуганную малышку, содрогаясь от ударов и криков мужчины….

Никогда не смогла бы забыть, как бежала к нам большая высокая девушка.

Единственная, кто смог отбросить мужчину от нас с такой силой, что он сам повалился на землю, замолчав оттого, что был ошарашен. Сколько бы потом он не пытался встать и снова кинуться к нам, девушка не пускала его, нанося удары с такой точностью и скоростью, словно была бойцом, крича нам, чтобы мы забирали малышку и уходили, как можно скорее…

Я привела их к себе, не в силах отпустить и оставить без помощи…

Так в моей жизни появились Джеки, ее сладкая малышка Ники и наша боевая грозная Джанет.

В ту ночь мы не могли уснуть, рыдая и обустраивая комнаты для девочек.

Чтобы Ники забыла о произошедшем, мы испекли шоколадный торт с розовой глазурью, о котором она мечтала, уложив Ники спать, лишь когда она поела и свернулась в дрожащих руках своей мамы.

Остаток ночи мы собирали разбросанные по всей улице вещи Джеки и Ники, которые были не просто раскиданы тем сумасшедшим, а специально втоптаны в грязь и лужи. До самого утра мы стирали и сушили вещи, скованно переговариваясь и стараясь познакомиться, когда я понимала, что девушки чувствуют себя неудобно рядом со мной. Ведь я была белой вороной….не такой, как все. Не такой, как они..

Спустя пару дней я проснулась в своей кровати, с ужасом ощущая, что рядом со мной кто-то был.

Только это были мои девочки. Тогда впервые мы обнялись, позабыв про прошлое и пообещав друг другу, что отныне мы будем вместе, и будем смотреть только вперед.

Только благодаря тому, что Джеки и Джанет стали помогать с кафе, дела пошли намного лучше, а копилка, которую мы подготовили для оплаты за аренду, стала медленно, но верно пополняться.

Я вздрогнула, выпадая в реальность, и вытирая непрошенные слезы от этих и жутких воспоминаний, когда Джанет снова была на кухне, снимая свой передник и радостно что-то напевая себе под нос.

— Ириска, вынесешь последний заказ и закроешься. Сибель уже у нас, и я уйду пораньше. В кафе остался последний посетитель, вывеску, что закрыто я уже повесила.

— Конечно, иди, Дорогая.

Улыбнувшись и подмигнув подруге, которая, поцеловав меня, убежала, на ходу натягивая на себя куртку, я выдохнула, поправив свой передник и черную юбку, чтобы выйти в зал, чего я делать категорически не любила.

Осторожно шагая вперед, неся в руках поднос с тарелками, я увидела мужчину, который занял любимый столик Хана — если можно было так сказать, учитывая, что Хан сидел за ним тот единственный раз, что приходил — споткнувшись у самой стойки администратора и пытаясь совладать со своим удивлением, потому что он не был темнокожим….

Сложив руки на столе, облаченный в серый свитер и черную кожаную куртку он был светлым, как и я, короткие волосы отдавали рыжиной, и это все, что можно было понять с первого взгляда….длинные ноги в простых джинсах. Кажется, довольно высокий…острые скулы. Серая щетина.

И колкие серые глаза, которые буквально впились в меня, рассматривая с интересом и даже какой-то не передаваемой наглостью, когда губы мужчины вдруг растянулись в широкой хищной улыбке, и светлая бровь дернулась, чуть приподнимаясь:

— Ваааааай, а вот и наш белый ангел в этом черном мире грязи и пошлости. Алия. Рад знакомству.

Я остановилась, пока не в силах понять, как реагировать на этого странного мужчину, который меня откуда-то знал, а вот я его — нет….и как-то он совершенно не походил на старого друга или хотя бы того, кому можно доверять, или быть попросту радой.

— Ну же, иди, — откинувшись на спинку небольшого дивана, он улыбался так, словно был хозяином этого места, а я всего лишь мелкой рыбкой, случайно заплывшей в его холодный серый океан.

Так. Стоп. Кафе мое….

… ладно. Не мое. Хана. Но у меня в аренде.

Этот мужчина всего лишь клиент.

Мало ли, что знает мое имя — странно будет не знать имя практически единственной белой девушки, жившей на несколько кварталов, где проживали только темнокожие люди. Звезда прям!..

— Добрый вечер. Ваш заказ готов, — взяв себя в руки, я прошагала до его столика, понимая, что в кафе кроме него были другие люди. Тоже белые мужчины. Пять или шесть. В темных очках. Прям самая настоящая «белая» мафия, — Картофель фри, рыба в кляре и овощной салат.

Осторожно расставляя тарелки с горячей едой, я ощущала на себе его пристальный взгляд, который скользил от макушки до коленок, и то только потому, что за столиком моих пяток ему было не рассмотреть.

— Отлично, выглядит очень аппетитно, — протянул весьма двусмысленно этот наглый мужчина, глядя явно не в тарелки, а куда-то в область моей многострадальной попы, отчего язвительно хотелось заявить, что данные «булочки» уже заняты! И даже не простым смертным! А демоном в облике одного мужчины с черными глазами, чье золото и аромат были в каждой клеточке моего тела.

— Приятного аппетита, — пробормотала я, собираясь уже уходить, когда мужчина потянулся вперед, пытаясь заглянуть мне в глаза своим акульим серым взглядом.

— …даже не интересно, откуда я тебя знаю?

— Нет. Меня многие здесь знают, — сухо проговорила я, видя, как мужчина снова широко улыбнулся, обнажив все 32 свои зуба, отчего в его глазах словно загорелись искорки.

— Забавная девочка.

— Прошу прощения, но у меня много работы… — не знаю почему, но я не хотела оставаться в этом зале рядом с этим странным человеком, который смотрел на меня слишком откровенно.

— Только я остался, — снова улыбнулся он, откидываясь назад, и, видя, как я посмотрела на остальных мужчин, лишь отмахнулся, — оставь. Они со мной и не голодны.

Взяв вилку и подцепив длинную обжаренную картошину, мужчина удовлетворенно хмыкнул, немного помолчав, прежде чем снова обратился ко мне, уже не улыбаясь и не пытаясь выглядеть игривым:

— Не думаешь, что тебе здесь не место, Алия?…

— …как и вам….

Он усмехнулся, бросив на меня колкий, но явно заинтересованный взгляд.

— Забааааавная…

— …вы повторяетесь, мистер.

Мужчина хохотнул, отправив в рот еще одну картошину.

— Почему не уедешь отсюда?

Глядя на то, как он ест, я чувствовала себя странно…

Страха не было. В голове было как-то пусто. Словно мозг и тело так устали от извечного напряжения и состояния постоянной готовности к беде, что просто отключились. Отчетливо и ясно, я понимала лишь одно — кто бы он не был, зачем бы он не пришел — я не смогу помешать ему и вряд ли смогу остановить в одиночку.

— Нет возможности уехать, — сухо ответила я, не собираясь обсуждать свою жизнь с посторонним излишне глазастым и любопытным мужчиной.

— А если бы появилась? Уехала?…

Господи, к чему эти бессмысленные разговоры? Я даже мечтать об этом перестала, когда поняла, что у меня в принципе здесь нет никаких возможностей. Ничего нет. Кроме бабушки и моих девочек.

….и огромного долга.

— Молчишь? — мужчина хмыкнул, снова перекусив картошкой, и поднимая на меня свои серые хищные глаза, подперев щеку своей рукой, не выпуская вилку, — Задумалась? А знаешь почему? Когда человек знает, чего хочет, то отвечает без промедления. А если начинает думать, то в его голове туман и мрак…Кто путает твой мозг, девочка? Хан?

Я вздрогнула, словно золото Хана в моей крови вспыхнуло, противясь этому пронзительному серому взгляду, воспламеняя кровь и заставляя сердце отяжелеть и задрожать. Сложно сказать изменилась ли я в лице или осталась прежней, но этот мужчина снова хищно усмехнулся, с интересом подавшись вперед:

— Он значит. Хорошо его знаешь? — в этот раз губы наглеца выгнулись с явной издевкой, и рыжевато-серая густая бровь снова выгнулась, — Имя знаешь? Возраст? Где живет? Чем занимается, кроме того, что убивает и мучает людей для своих грязных целей?….

К горлу подступила тошнота, которая не смогла раствориться в золоте моей крови.

Да, Хан не был принцем на белом коне.

Он был плохим человеком.

Очень плохим

….но я была заражена им слишком сильно

….его чернотой, его золотом…его ароматом.

Его ложью.

— Знаешь, сколько у него таких, как ты глупых дурочек, которых он имеет, где хочет и когда хочет?

— Знаю.

Мужчина довольно хохотнул, сверкнув глазами, словно в них была еще одна вилка, по типу трезубца. Посейдон прямо таки мать его….

— Умница. А ты не так глупа, как можно подумать, глядя в эти глазки. Скажи, твои родители не учили тебя, что доверять малознакомым мужчинам опасно?

В душе разлилась ядовитая пустота, словно я только что вспомнила, что во мне больше не было сердца. Не слишком ли он много берет на себя, пытаясь влезть в мою жизнь и особенно, вспоминая моих умерших родителей, которые никогда в жизни не касались этой грязи и жестокости, что я видела в наглых серых глазах и этом мире Хана и ему подобным?

— Мои родители учили меня не разговаривать с незнакомыми мужчинами. Приятного аппетита.

Не говоря больше ни слова, я просто развернулась и гордо прошествовала до кухни, слыша за спиной его сухой смешок.

Я старалась не обращать внимания на то, как дрожат мои руки, и настолько стало тяжело дышать.

Моего сердца больше нет…тогда почему было так чертовски больно в груди?

Что такое тяжелое и колючее дрожало внутри меня, поднимаясь по горлу и стараясь вырваться наружу? Пусть оно задушит меня прямо сейчас. Пусть убьет и все это закончится.

Пусть не даст первым слезинкам скататься по холодным щекам….

Пусть вырвет из головы эти ядовитые слова, сказанные тем мужчиной.

Да, я знала. Господи, я ЗНАЛА! Знала, что у него целый гарем, в котором одна красивее другой!..

В конце — концов, он же Хан…ему по статусу положено иметь вереницу красавиц…

Пусть будут…будь они все прокляты! Пусть это никогда не коснется меня!..

Только не так…не так сильно. Не так больно.

— Спасибо за рыбку, ангелочек! Не потеряй свои крылышки по пути в Ад!..

Я закрыла глаза, глубоко втянув в себя воздух, содрогнувшись оттого, что в легкие попал запах пряной корицы. Хана не было рядом, но рядом было все то, что напоминало о нем каждую секунду, не давая мне дышать, не позволяя даже выдавить из себя язвительный ответ.

Проблема была в том, что в каждом своем ядовитом слове мужчина был совершенно прав.

Именно потому эта правда так меня ранила. Он был прав во всем с самого начала.

Я еще долго не могла пошевелиться, не в силах выдохнуть из легких воздух, не в силах его вдохнуть, пока не затрезвонил мой телефон, приводя мозг в сознание.

— Ириска! Мы тебя уже заждались! Давай, беги скорее домой! Времени в обрез, не заставляй Джанет сегодня нервничать!…

— Да, Джеки, уже выхожу.

Схватив свое пальто, я быстро натянула его, выходя из кухни в поисках ключей от кафе на стойке администратора, увидев, как под одним из бокалов лежали 1000 баксов.

Щедрость за наглость и испорченный день?…

Вроде не тунца в золоте заказывал.

Брезгливо запихав деньги в копилку для аренды, я поспешила домой, потому что мое настроение и мысли не должны были коснуться тех, кто ничего не подозревал и не был виноват в моих бессмысленных душевных терзаниях. Я не имела права испортить праздник Джанет…даже если не поняла, как дошла до дома, натянув на лицо улыбку, слыша довольные и взволнованные голоса подруг за дверью.

Нет, Хан, я не позволю тебе испортить этот день…

Хватит того, что я лишилась сердца. Этой цены было вполне достаточно. Более чем.

— Ириска! Мы тебя уже заждались! — тут же заулыбалась счастливая Джеки, расхаживая в коротком халатике и с бигуди на голове, запихивая в рот кусочек праздничного тортика, который мы приготовили в тайне от Джанет, к счастью, не замечая, что я была сама своя, но старательно улыбалась, — Давай уже! Раздевайся! У нас остался час на сборы и на бал!..

Я недоуменно улыбалась, позволяя стянуть с себя пальто и даже туфли и запихать на второй этаж в спальню девочек:

— Бал — это прекрасно, но при чем здесь я?..

— При том, что ты идешь с нами, детка!

Мне не дали споткнуться или возмутиться, плотно закрывая за нами двери и усаживая на кресло возле комода, усыпанного косметикой, на котором стояло единственное в нашем доме совершенно целое зеркало.

— …не думаю, что это хорошая идея… — бормотала я, глядя на отражение, в котором Джеки деловито распускала мои волосы, и расставляла рядом какие-то баночки и скляночки с тенями и чем-то еще, — вы ведь знаете, как ко мне относятся люди…а там общественное место и…

— Т.е ты действительно сомневаешься в том, что я смогу защитить тебя, Ириска?

Джанет даже не нужно было выпрямляться во всей свой рост, часто равный даже мужскому, и упираться мощными кулаками в округлые бедра. Она просто сидела на кровати, аккуратно крася свои ногти, и глядя на меня пронзительно и так лукаво.

— Нет, конечно нет, — улыбнулась я, позволяя Джеки крутить себя, словно куклу, пока она что-то делала с моими волосами, отворачивая меня от зеркала.

— Вы сегодня обе только мои, не забывайте! Поэтому идем, куда я хочу и делаем, что мне хочется!

Мы лишь закивали с Джеки в ответ, как бы страшно и провокационно это не звучало, погрузившись каждый в свои мысли…вот только мысли Джеки были явно какие-то хорошие и радостные, судя по тому, что подруга что-то сладко напевала себе под напудренный носик, иногда начиная даже пританцовывать, что-то делая с моими волосами.

— Только давай с крыши без парашюта прыгать не будем, на остальное я согласна, — хихикала Джеки, весело косясь на фыркающую Джанет.

У меня же даже не было сил, чтобы спросить, на кого я буду похожа после ее «Космо-терапии». Из головы не выходил этот сероглазый мужчина, его слова ….и Хан.

Разве было для меня новостью все то, о чем он говорил?

Вовсе нет. Но я до сих пор не понимала, почему это так задевает меня, почему так разъедает изнутри, словно золото в крови не могло спасти меня от этого яда чьих-то слов.

«Хорошо его знаешь? Имя знаешь? Возраст? Где живет? Чем занимается, кроме того, что убивает и мучает людей для своих грязных целей?….»

Я закрыла глаза, чувствуя, как ресницы отпечатались на щеках, задрожав.

Я не знала ничего о нем, не знала, но было страшно от другого — мне было это безразлично. Что бы он делала, как бы себя не называл, с кем бы не был….все, что я хотела — это видеть его черные глаза, ощущать его аромат…я хотела сгинуть в этой пропасти, утонуть, умереть, захлебнуться и больше ничего не знать, не понимать и не помнить.

Если бы только у меня была эта возможность.

Если бы только мой мозг можно было потерять так же, как мое сердце.

— …что вы знаете о Хане? — проговорила я так тихо, что надеялась, что подруги меня просто не услышат.

Услышали. Потому что рука Джеки застыла надо мной с плойкой на несколько секунд и сладкая песня прекратилась, отчего я поморщилась.

Зря я это сказала вслух. Как теперь объяснить, откуда у меня взялись эти мысли?

— Боишься его, Ириска? На следующей неделе платить аренду, я помню, — Джанет спустила ноги на пол, уперевшись локтями в колени и, глядя на меня сквозь свисавшие пряди моих волос, над которыми продолжала колдовать Джеки, — не бойся. Мы почти всю сумму собрали. Осталось уже немного. В конце — концов, унесешь ему все, что есть, пусть хоть проценты не считает. А что о нем знаю, — подруга нахмурилась, сосредоточенно уставившись в пол, словно там могло быть что-то написано о Хане, не замечая, и не слыша, как отчего-то заколотилось мое сердце, словно дальнейшие слова подруги смогли бы приблизить меня к нему, — о нем мало что известно. То, что знают все, больше похоже на какие-то легенды прям, ей-богу! Где родился и как родился не знаю, но знаю, что его мама была не то арабка, не то турчанка….

— Турчанка, — закивала головой Джеки быстро, — по нему же и видно, что он восточных кровей.

— А отец? — пыталась я смотреть на подруг, сквозь свисающие на лицо волосы, благодарная им за то, что теперь никто не мог рассмотреть мой предательски вспыхнувший румянец, словно золото в крови стало нагреваться, разнося жар по телу.

— Про отца ничего никогда не слышала, но знаю, что после смерти матери он попал в детский дом. Сколько ему было не скажу, но меньше 7 точно.

Не знаю, было ли мое сердце в груди или где-то еще, но оно дрогнуло так сильно и громко, что я содрогнулась всем телом, почувствовав, как руки стали холодными. Перед глазами стоял маленький черноглазый мальчик, потерявший своих родных так рано. Маленький, хрупкий и потерянный в этом огромном агрессивном мире, в котором он был лишним…как и я.

— Сама можешь представить, через что ему пришлось пройти, поскольку он был не такой, как все, — словно подтверждая мои самые страшные предположения, проговорила Джанет, поднимая свои глаза от пола и глядя на меня сквозь волосы, — над ним издевались, как могли, и я слышала, что только Рей был всегда рядом.

— …потому что Рей сам метис, — быстро добавила Джеки, отчего-то явно взволновавшись.

Тошнота снова медленно, но верно поднималась из темноты живота по горлу, разъедая все внутри.

Страшно было представить, через что пришлось пройти Хану с самого раннего детства. Через какие унижения и издевательства окружающих, когда рядом не было никого, кто смог бы поддержать и протянуть руку помощи.

— Говорят, что у него от матери оставалось какое-то золотое украшение, за которым все охотились, когда узнали. Слышала, что его избивали, но никак не могли найти его…а потом. Не знаю, что случилось, но точно знаю, что он едва не получил судимость за то, что покалечил парня, который пытался отобрать эту вещицу. Его не посадили только потому, что он был слишком мал.

Как можно тише я постаралась выдохнуть из своих легких вибрирующий воздух, чтобы попробовать дышать, слишком ярко и натурально всё представляя, видя, как Джеки активно кивала головой на рассказ Джанет, вдруг тоже заговорив:

— А я еще слышала, что в дет. доме было всего два пути, чтобы выйти хотя бы немного нормальным — либо стать баскетболистом, либо боксером, у остальных шансов просто не было. Но именно по этой причине попасть в эти секции могли только те дети, которые хорошо учились и вели себя не хуже остальных. После случившегося Хана бы туда просто не взяли, но вроде бы сам тренер по боксу нашел его и сказал, что будет заниматься с ним лично…

Я снова смогла лишь шумно выдохнуть, чувствуя трепет внутри, но не в силах выдавить из себя и слова, боясь прервать подруг, которые вспоминали все больше и больше подробностей о Хане.

— Да! Мой кузен тоже ходил к тому тренеру! — активно закивала головой Джанет, — Родители платили за него бешеные деньги, надеясь, что из сына получится знаменитый боксер, типа Тайсона, но он получил травму и все закончилось. Так вот, он рассказывал, что тренер очень любил Хана. Говорил, что в мужчине главное не мышцы, а стойкость, и что в Хане он увидел именно то, чего не было больше ни в ком — его вера и несломленность не смотря ни на что.

— Да-да! А еще я слышала, что коронной фразой Хана на каждом раунде была «тебе придется меня убить, чтобы победить»! И его никто не мог победить, девочки! Представляете? Никто!

— Вот это уже больше похоже на легенду! — фыркнула Джанет, закатив глаза, — Не такой он и большой, чтобы побеждать всегда и всех! Но, да, я тоже слышала, что он побеждал часто не столько из-за силы, сколько из-за своей хитрости и выносливости. Вроде поначалу они с Реем даже участвовали в боях без правил, и там заработали много денег.

— …а как он стал бандитом?… — едва смогла проговорить я, видя, как подруги почти одновременно пожали плечами.

— Точно не знаю, но вроде на какое-то время он уезжал из города, а когда вернулся, был уже не простым боксером, а таким, каким мы все его знаем сейчас.

— Я слышала, что он убил какого-то бандитского шишку и занял его место. Вернувшись в город, он продолжил всех подминать под себя…

— И у него это очень быстро получилось, — хмыкнула Джанет, — Джан, помнишь, у нас тогда были эти…Большой Джо и второй, не помню, как его там…так вот никого не стало, после того, как Хан приехал.

В животе стало снова темно, пусто и страшно, от мысли о том, что могло случиться, когда я едва прошептала:

— …и что стало с теми людьми? Он их….убил?…

— Неееет, — Джеки наконец убрала последние прядки с моего лица, отчего волосы рассыпались по спине до самых ягодиц, — все они живы, просто почему-то стали работать на Хана.

— Почему-то, — хохотнула Джанет, все свое внимание снова отдав на покраску своих ноготков, — кому жизнь дорога не рискнет пойти против слова Хана! Даже если он не один из нас.

Всю свою сложную и страшную жизнь он прожил в этом городе, но так и не смог стать одним из них. Чего уж про меня говорить…я даже не была метисом.

Продолжая сидеть на стуле, отданная вся без остатка в руки Джеки, которая порхала вокруг меня, занявшись моим макияжем, при этом, не давая мне даже возможности увидеть себя в процессе, отчего было страшно и волнительно одновременно, я снова погрузилась в мысли о Хане.

Его жутком детстве, и том странном мужчине, который отчего-то явно приходил в кафе не просто ради рыбки и того, чтобы выложить 1000 баксов за обычный обед в самой обычной забегаловке.

Даже такой белой и такой наивной девчонке, как я, было понятно, что тот сероглазый незнакомец, очевидно, был каким-то недругом Хана…только зачем он пришел ко мне?…Думал, что я о нем знаю что-то особенное и обязательно поделюсь этой информацией с ним?

Я едва не фыркнула вслух, прилежно закрывая и закатывая глаза по первому слову Джеки, которая к моему макияжу решила подойти со всей своей страстностью и ответственностью, отчего я просто боялась смотреть на себя в зеркало, боясь просто не узнать, даже если подруга приглушенно взвизгнула от восторга своих титанических стараний, толкнув в бок подошедшую Джанет, которая тоже рассматривала меня, прищурившись, и словно пытаясь под слоем штукатурки разыскать меня.

— Смотри! Как куколка! Красотка моя! — пищала Джеки довольно, почти прыгая вокруг меня, — Глазища-то какие! Каждое утро буду тебя красить!

Ой, вот только этого мне для полного счастья не хватало! Я опасливо покосилась на Джанет, которая выдвинула меня вместе со стулом на середину комнаты, принявшись ходить кругами, тщательно осматривая и прицокивая языком, то ли в радости, то ли наоборот, выражая, что все пошло не так, как планировалось Джеки.

— Джанет, скажи хоть слово, я на себя смотреть боюсь, — прошептала я подруге, слыша, как шикнула Джеки обиженно, — там…под этим всем…есть я?….

От хохота Джанет, мои колени дрогнули, и захотелось первым делом сбегать до ванны, чтобы умыться, не глядя на себя в зеркало, чтобы случайно не испугаться.

— Есть, Ириска, есть ты, — наконец выдавила Джанет, склонившись, чтобы ущипнуть меня за мочку уха, — Красивая Ириска. Сексуальная Ириска. Тебя точно не узнают в баре, можешь не переживать…одевайтесь уже! Мы и так опаздываем! Скоро такси приедет!

Так. Ладно. Если даже Джанет сказала, что неплохо…кажется, можно было обернуться и посмотреться в зеркало, не пытаясь найти валерьянку, по крайней мере, пока что.

Покосившись в зеркало через плечо, я ахнула.

Нет, плохо не было, в целом было похоже на меня, вот только я казалась какой-то моделью с обложки, не меньше! Идеально накрашенные глаза с черными стрелочками, отчего взгляд становился каким-то глубоким и даже немного томным…это действительно была я и не я. Мои волосы были совершенно прямые, струясь, словно черный водопад по плечам, окутывая тело до самых бедер.

— Нравится? — радостное улыбающееся лицо Джеки появилось надо мной в зеркале, поправляя черные прядки у лица, пока я в полном шоке пыталась привыкнуть к собственному виду, такому непривычному, но такому подчеркнуто соблазнительному. Я пока была не в состоянии говорить, лишь закивав в ответ, видя, как подруга рассмеялась, стаскивая меня со стула, чтобы теперь заняться моей одеждой.

Вобщем, из дома я выходила в полном шоке от собственного вида, облаченная в короткое черное платье, очень похожее на то, что было от Хана, чулки и классические остроносые ботфорты на высоченном каблуке, на которых правда было ходить куда удобнее, чем на таких же каблуках только в туфлях. По крайней мере, хотя бы пальто было мое, и прикрывало мой дрожащий зад, когда мы выходили из дома, под слова Джеки о том, что я если я хочу хотя бы немного слиться с толпой, то должна выглядеть именно так и никак иначе, и пусть народ косится и любуется, это их проблемы, но не мои.

А я все-равно боялась, что у меня проблем будет гораздо больше, чем у кого бы то не было, молча садясь в такси на заднее сиденье рядом с Джанет, которая бросила грозный взгляд на водителя — темнокожего мужчину, что проводил меня долгим непонятным взглядом от порога до самого сиденья.

— Только вякни, и ты удивишься, в каком месте может оказаться твой язык!

Покосившись на габариты Джанет и ее хмурый взгляд, мужчина откашлялся, тут же уставившись вперед, старательно не обращая внимания на то, как хихикнула Джеки, устроившаяся рядом с ним на переднем сидении.

Опустив глаза, я смотрела на собственные сжатые на коленях руки, не замечая, как за темным окном проносятся огни вечернего города, который уже погрузился в темноту, находясь в какой-то прострации, и морально пытаясь приготовиться к тому, что скоро я окажусь в толпе тел, которые будут смотреть с ненавистью и презрением, даже не смотря на то, что сегодня я выглядела совсем иначе.

Хан не смог стать частью этого города за столько лет, и я не смогу…

Боксер! Подумать только.

Вот бы увидеть его в те времена, когда он выходил на ринг, терзая своих соперников несломленными черными глазами. Кажется, теперь становилось отчасти понятно, почему он такой холодный и замкнутый, но лишь отчасти…

Я вздрогнула, услышав голос Джеки, которая проворковала спереди:

— Я расплачусь! С тебя плата за вход в бар!

Мы уже приехали? А долго ехали? Я снова так погрузилась в свои мысли об этих черных глазах и их прошлом, что выпала из жизни, закопошившись и пытаясь не выпасть из короткого платья, пока вылезала из машины, тяжело сглотнув, потому, что за моей спиной раздавались отчетливые звуки музыки и приглушенных голосов.

Теперь нужно было глубоко вдохнуть, выдохнуть и сделать вид, что у меня все хорошо.

И я даже вздохнула, пытаясь нацепить на себя улыбку, обернувшись через плечо на Джеки, которая радостно что-то ворковала, застыв в полном недоумении и панике, потому что внезапно поняла, куда именно мы приехали.

Бар Хана!

Даже если я никогда не видела это место ночью, не смогла бы спутать его ни с чем другим!

У входа стояли трое мужчин, один из которых был Рей. Охрана, которая решала, кого запускать внутрь, а кого нет, отчего сердце провалилось куда-то под коленную чашечку, застонав и забившись отчаянно и испуганно.

— Нет! — пискнула я, цепляясь пальцами за дверцу такси, видя, как на моя покосился водитель, выглядывая поверх приоткрытого стекла.

— Подождать?

— Нет, — невозмутимо ответила Джанет, начиная хмуриться и, подходя ближе ко мне, возвышаясь надо мной во весь свой немалый рост, — Ириска, что случилось? Отцепись от машины! Не хватило еще платить за ожидание!

— Это. Бар. ХАНА! — прошептала я, запрокидывая голову вверх и умоляюще изогнув брови, отчего подруга нахмурилась еще сильнее, явно растерявшись и ничего не понимая.

— Я знаю, что это его бар. Самый дорогой, самый шикарный бар в нашем городе. Именно сюда мы и собирались. У нас есть деньги, не переживай.

Если бы дело было только в этом! В данном случае деньги меня волновали меньше всего, а вот хозяин этого заведения, который способен убить одним лишь взглядом злых глаз волновал так, что в горле в миг пересохло.

— Ириска, отпусти уже машину! — сильные большие руки Джанет, настойчиво отцепляли мои холодные дрожащие пальцы от дверцы, кивая недовольно бурчащему водителю, — Вали, дядя! Господи, да что с тобой такое?…

Подруга, сжала мои ладони в своих руках, словно пытаясь отогреть, пока мой мозг метался в поисках спасения, а глаза замечали, что Рей углядел нас, чуть прищурившись и нахмурившись.

— …я не могу, — прошептала я, старательно делая вид, что не вижу Рея и его пристального изучающего взгляда, пока подруги крутились возле меня, заглядывая в глаза и пытаясь успокоить.

— Почему? Боишься его? — Джанет, приобняла меня своей большой рукой, склонив голову вниз и заглядывая в мое побледневшее лицо, — не бойся. Я копила деньги на свой день рождения, чтобы отметить его именно здесь несколько месяцев, так что не разрушай мою мечту! Это общественное место, сюда могут входить только проверенные люди, всякое отрепье, которое может орать и бросаться в драку, сюда просто не пройдет. Здесь куча охраны. Здесь ты в безопасности, Ириска. Это лучшее место в городе. И никто не может запретить тебе войти

Может. Хан. И, кажется, он это сделал, когда я была здесь в последний раз.

Очень-очень неудачный последний раз!

Рисковать еще раз своей психикой, нервами и раздавленным сердцем, которое едва-едва стало восстанавливаться, я больше не хотела, вот только, как могла это все объяснить девочкам? Зная Джанет, было страшно рассказывать ей подобные вещи, потому что иначе ее не остановит никакая охрана…она будет кричать и отбиваться пока не разыщет Хана и не выскажет ему все в самой своей грубой и откровенной манере. Едва ли он будет в восторге!..

— Послушай меня, — тяжело выдохнув, Джанет повернула меня к себе лицом, осторожно поправляя прядки волос на лице, — знаешь, что говорил учитель по боксу? Своих врагов не нужно бояться. Их нужно уважать, и им нужно соответствовать. Он был мудрым и хорошим человеком, Ириска. Прислушайся к этим словам. Хан противник, которого нужно заслужить. Он достойный соперник, даже не смотря на свое прошлое, поэтому его не нужно бояться, нужно быть ему под стать. Хорошо?…

Я медленно кивнула, покосившись на Рея, который теперь смотрел на нас в открытую, не отводя своих глаз и явно пытаясь понять, что у нас происходит. И почему мы толчемся от всех в стороне, шушукаясь и держась за руки, словно собираемся устроить прямо у входа сеанс группового откровения, как часть клуба анонимных алкоголиков не иначе!

Странно, но слова Джанет подействовали на меня как-то успокаивающе, даже если я никогда не воспринимала Хана своим врагом. Упаси от этого все Святые! Потому что вот уж кого, а такого врага никому и в страшном сне не пожелаешь!

— Джанет?

— Ммм?.. — подруга тянул меня за собой, петляя между людьми, которые не просто столпились, а выстроились в аккуратную очередь ко входу, приглушенно разговаривая и пританцовывая в такт доносящейся из-за стен музыки.

— Откуда ты знаешь, что говорил тренер?

— Он ведь тренировал моего кузена, помнишь? Я даже с уроков сбегала и пряталась под кроватью, чтобы просто понаблюдать и послушать за ними, а когда он уходил, я закрывалась у себя и пыталась повторить все то, чему он учил Шона. Мне всегда нравился бокс….да и в школе у меня не было другого увлечения. Я и в детстве была большой и тучной, о чем дети не могли умолчать, тыкая пальцами и издеваясь. Зато после первого хука слева и двух выбитых зубов одного из подонков, меня стали обходить стороной и молчать, — усмехнулась Джанет, распихивая на своем пути последних людей, и останавливаясь у заграждающей цепи, которую мог открыть только охранник, получивший разрешения своего босса пропустить в бар.

— А где сейчас этот тренер? — прошептала я ей в спину, слыша за собой приглушенный голос Джеки.

— Говорят, его убили враги Хана, как единственного человека, который был ему дорог. Вроде даже пытали до этого…а потом сожгли в машине, — видя, как я содрогнулась всем телом, продрогнув от этих слов до самых костей и покрывшись мурашками от ужаса, Джеки тяжело выдохнула в мой затылок, — да, это просто чудовищно. Но таков мир Хана.

Жуткий мир! Ужасный, страшный и безжалостный!

Я лишь растерянно моргнула, чуть выглядывая из-за плеча Джанет, когда Джеки шустро обогнала нас обеих, встав прямо перед Реем и улыбаясь ему так сладко и широко, что я едва смогла удержать в себе лукавую улыбку:

— Мистер Рей, добрый вечер!

Мужчина в очередной раз смерил нашу странную компанию долгим пристальным взглядом, наконец, кивнув в ответ отрывисто и отрешенно:

— Добрый.

— Сегодня у нашей Джанет день рождения, не могли бы вы пропустить нас в ваш клуб?

Оттого, как сияли глаза Джеки, растаял бы любой мужчина, но только не правая рука самого Хана, чьи эмоции если и существовали на самом деле, то были запрятаны так глубоко, что добраться до них было просто невозможно.

Глядя на Рея, я думала о том, что было бы просто идеально, если бы он нашел сто причин не пропускать нас в этот заведение, и проблема решилась бы сама собой, вот только он медленно кивнул своему молчаливому охраннику, который вдруг задорно подмигнул Джанет, лучезарно улыбнувшись:

— С днем рождения, пончик! Надеюсь, поздравлю тебя лично в конце своей смены!

Признаюсь, что моя челюсть дрогнула в желании устремиться в пол, потому что до этого огромный темнокожий мужчина, который возвышался надо всеми, словно гора из мышц, выглядел, словно дышащий манекен, явно не выражая ни к кому такого явного и неприкрытого интереса. Вот только Джанет подката не оценила, смерив его колким злобным взглядом, почти прорычав:

— Еще одно слово и ты не поверишь, с какого места я вытащу эту цепь из тебя, затолкав ее в твою пасть!

Мужчина разразился громоподобным раскатистым смехом, открывая перед Джанет цепочку и пропуская ее вперед, провожая горячим взглядом и неожиданно прикрикнув в открытую дверь:

— Слышь, Талиб! Вся выпивка этим малышкам сегодня за мой счет!..

Подруга гордо и злобно прошествовала вперед, утаскивая меня за собой мимо Рея, который проводил нас долгим пристальным взглядом, больше не сказав и слова. Оглянувшись, я увидела, как Джеки потопталась на пороге, явно желая продлить сладким минутки такого близкого присутствия Рея рядом, вот только, кажется, так и не смогла придумать, что ему сказать еще, заторопившись в конце — концов за нами.

— Расслабься, Ириска, все будет хорошо, вот увидишь, — шептала мне Джеки, снимая с меня пальто и отдавая его вместе со своей верхней одеждой в раздевалку, очевидно замечая мой мандраж, оттого, что я снова посмела вторгнуться в мир Хана, надеясь лишь на то, что он как всегда был в своем кабинете на втором этаже, занимаясь делами. Ведь вряд ли такой, как Хан, опуститься до того, чтобы спуститься в зал, где веселились, пили и танцевали простые смертные, вроде нас.

Шагая между подруг, я пыталась справиться о своей дрожью, когда мы вошли в общий большой зал, на несколько минут просто выпадая из реальности.

Совершенно пораженные, мы просто застыли на пороге, рассматривая зал, едва не открыв рты от изумления.

Стильно. Дорого. Элегантно. Шикарно. Как раз в стиле Хана.

Убранство клуба было столь великолепно и продумано до мелочей, словно мы попали на страницу самого великолепного дизайнерского шедевра. Сдержанно, но вместе с тем настолько эротично и богато смотрелась каждая деталь этого зала, начиная от изящной мебели, обитой мягкой тканью, вроде бархата, и заканчивая огромной многоярусной люстрой под самым потолком из чистого хрусталя, которую можно было увидеть, если только в Лувре или каком-нибудь театре. Каждая капелька из нескольких сотен ей подобных сверкала и переливалась в гранях приглушенного света, оставляя на черных стенах невероятные блики, словно взрываясь изнутри радугой.

— Вот уж воистину «Империя»! — ахнула Джеки за моей спиной, подталкивая меня идти к стойке бара, вслед за Джанет, которая быстрее всех справилась со своим восторгом, направляясь вперед.

Все внутреннее убранство было оформлено в любимых цветах Хана — черном и золотом. Дорогое и стильное сочетание, когда на стенах от бликов света поступал золотой узор, сверкающий в лучах полумрака, а почти под потолком в золотых клетках танцевали красивые танцовщицы, облаченные в черный шелк и черные маски, скрывающие их лица.

— С ума сойти, — пробормотала Джеки снова, пока я скованно шла вперед, удивляясь тому, что на меня никто особо не обращал внимания, полностью погруженный в общение, танцы и развлечения, незаметно покосившись в ту часть зала, которую я знала лучше всего.

Именно там была витиеватая лестница, уходящая на второй этаж, где, должно быть, сейчас и был Хан в своем кабинете.

Где было в этот момент мое бедное сердце, я не знала точно, но что в груди что-то предательски дрожало и скреблось — это было точно, отчего явно не хватало кислорода, и мой мозг работал с большими перебоями, оставшись без питательной среды. Снова все мысли были об этом черноглазом мужчине, о котором я сегодня узнала так неожиданно много для себя, погрузившись в факты о его непростой жизни с головой, пока не в силах оттолкнуть от себя излишние эмоции.

Невозможно было сойти с ума еще больше, чем я в данный момент, когда я страшно боялась его появления здесь и при этом безумно хотела этого. Я не видела его уже несколько дней, и золото в моей крови бесилось и тянуло внутри за каждый маленький капеллярчик, словно пытаясь вырваться из тела и унестись к своему черноглазому хозяину, переплетаясь с его терпкой чернотой, в которой я теряла себя.

— Садись, — подтолкнула меня Джанет на красивый барный стул, устраивая рядом с собой и принявшись с интересом рассматривать огромное множество всевозможных бутылок, которые словно светились изнутри, освещаемые какой-то подсветкой на полках, — что будем пить, девочки? С чего начнем?…

Не знаю, почему я покосилась на вход, напряженно застыв, когда поняла, что Рей стоял, подпирая собой косяк, и, сложив руки на мощной груди, смотрел, не отрываясь, на нас. На теле выступил холодный пот от этого странного пристального взгляда, словно этот большой мощный мужчина с необычной внешностью, пытался найти в нашем поведении всего лишь единственный изъян, чтобы выставить за дверь. Девочки же даже не обратили на это внимания, принявшись весело и возбужденно обсуждать, что стоит попробовать в первую очередь, особенно, раз за нас сегодня платит тот сумасшедший охранник, явно запавший на пышку Джанет.

— А ты, сладкая? — я подпрыгнула на стуле, получив пинок от Джеки, потому что именно ко мне обращался бармен, опираясь руками о стойку и с явным интересом рассматривая. Он тоже был мулатом с явной восточной внешностью и темными глазами, которые сейчас бессовестно пялились меня, совершенно не смущаясь.

— Прошу прощения? — пролепетала я, скованно пошевелившись, потому что Рей продолжал смотреть.

— Что хочешь ты? — улыбнулся парень, подмигнув.

Хана. Это первое, что пришло в мой бешенный ум, заставив предательски покраснеть черт побери!

— Я….сок.

Бармен хохотнул, удивленно выгибая темные брови:

— Ты уверена? — на мой отрывистый кивок, он лишь легко рассмеялся, — Несовершеннолетняя что ли? Как тебя тогда в клуб пустили?

— Не в этом дело, я просто его люблю.

— Какой?

— Черешня… — Боже, я покраснела еще сильнее, подумав вдруг о том, что до этого момента пила исключительно яблочный, даже не задумываясь, нравится ли он мне. Должно быть, нравился. Только почему черешня появилась в этот раз? Вкус Хана…пряная черешня, которая дрожала на кончике моего языка, словно этот сок мог вернуть мне сочность и яркость пламенных воспоминаний и его аромат, по которому я так отчаянно скучала, находясь здесь, так близко к нему, отчего было лишь еще больнее.

— Сладкая черешня, для сладкой девчонки, — подмигнул бармен, принявшись что-то ловко и очень красиво мешать в высоких бокалах, под веселый разговор подружек, к которому я даже не пыталась прислушаться, снова покосившись на Рея, который продолжал стоять, занимая собой почти весь дверной проем, все так же глядя на нас…вернее на меня.

Пристально, тяжело, не моргая….отчего я сидела, словно струна на высоком стуле, сжимая почему-то колени. Было странное ощущение в теле, словно золото начинает нагреваться во мне, принявшись носится по венам, разгоняя кровь и заменяя собой все, даже если рядом со мной и не было аромата Хана, не то, что его самого.

Я снова вздрогнула, когда на мою руку опустилась теплая ладонь, дернувшись, потому что это оказался бармен, поставивший возле меня красивый высокий бокал с каким-то коктейлем на основе черешни, судя по аромату.

— На каком облаке ты обитаешь, ангел? Скажи мне его номер, я загляну во сне!

Его темные глаза блестели и переливались в этом полумраке, а ладонь продолжала легко, но настойчиво сжимать мою руку, когда я снова почему-то покосилась на Рея, испугавшись даже не знаю чего именно.

Он продолжал стоять в том же положении, не шелохнувшись и не отводя взгляда, лишь только мышцы рук и груди заметно напряглись, выступая через тонкую обтягивающую кофту, и черная бровь выгнулась, когда мужчина вдруг кивнул головой, показывая куда-то наверх.

Всего лишь один легкий и едва заметный жест, но холодный пот выступил по всему телу, словно под потолком висела, по меньшей мере, гильотина, при чем, как раз надо моей головой.

Но так оно и было на самом деле.

Только это была не гильотина….а черный бархатный питон.

Прямо напротив нас, на верхнем ярусе, который, по всей видимости, предназначался для ВИП персон, оформленном в виде большого балкона, практически во всю стену, вальяжно и расслабленно сидел в большом черном кресле сам Хан, в окружении десятка пышногрудых стройных девушек, облаченных в мини.

Мистер великолепное Совершенство, не знающий эмоций, облаченный как всегда в идеальный темный костюм и белоснежную рубашку, он даже не пытался делать вид, что слушает какого-то мужчину, который сидел в кресле напротив, держав в руке широкий бокал.

Его черные, пронзительные, горячие глаза смотрели прямо на меня — гипнотизируя и не моргая, когда тень от ресниц даже не дрожала на его золотистой коже, заставляя меня испуганно сжаться и резко отвернуться, ощущая каждой клеточкой своего напряженного тела его прямой тяжелый взгляд.

Он не шелохнулся, видя, что я отвернулась, испуганно и затравленно, понимая, что даже в этот раз моя судьба никак не позволила расслабиться и помочь хоть в чем-нибудь, когда у нас был большой праздник, который я просто не имела права очернить своим испугом и полной паникой.

Даже в зеркальном отражении между полок, уставленных множеством бутылок, его черный взгляд нашел меня, не отпуская, и не давая выдохнуть горячий вздох, заставляя покрываться мурашками. Он смотрел так откровенно, напряженно и тяжело, словно его руки скользили по моей коже, оставляя от своих прикосновений ожоги.

Вырывая свою ладонь из руки бармена, я чувствовала, что голова начинает кружиться и пол уходит из-под ног, потому, что в отражении ладонь Хана обхватила подлокотник с такой силой, что костяшки на его длинных изящных пальцах буквально побелели, и мне казалось, что даже сквозь эти пробирающие басы громыхающей музыки, я слышу, как заскрипела под его рукой обивка.

Он не пошевелился и не моргнул, разъедая меня своей полыхающей чернотой, когда в отражении к нему подплыла одна их девушек, облаченная в короткое платье, расшитое золотыми блестками, сладко улыбаясь и положив свои руки на его плечи, что-то говоря, склонившись к самому уху. И лучше бы меня в тот момент пронзила молния, потому что вид этих рук на его теле, был сроднен выстрелу в сердце.

Ведь я предполагала, что этим все и закончится….мое сердце еще даже не успело прийти в себя и зарасти после последнего потрясения и жестокости Хана, как снова его давили и пытались иссушить до дна. Не было сил даже просто вести внутри себя бессмысленный диалог про гарем Хана. Знать об этом и видеть это оказалось таким болезненным и жутким занятием, что кровь отхлынула от моего лица.

Хан же продолжал сидеть не шелохнувшись, не обращая внимания на девушку и ее слова, или того солидного мужчину в другом кресле, который продолжал что-то размеренно говорить. Он душил меня своими черными глазами, забираясь под кожу, сжимая длинными пальцами край подлокотника, и походил скорее на идеальную картинку, нежели на живого человека в плоти и крови.

Девушка в золотом платье, нахмурилась, перестав говорить, очевидно, замечая, что нет никакой реакции на ее слова, и пытаясь заглянуть в глаза Хану, подавшись вперед и пробуя отследить траекторию его немигающего пламенного взгляда, тут же остановившись на моей спине.

Просто изумительно! Я чувствовала себя каким-то сосредоточением абсолютного зла, когда на меня, не моргая, глазели — Рей, Хан, а теперь еще и эта блондинка со злобным взглядом, которая резко выпрямилась, взяв в красивую руку изящный бокал, но не спеша отойти от Хана.

Нет, я не смогу больше находиться здесь, сходя с ума оттого, что все эти девушки на балконе крутились вокруг него, облизывая своими нескромными глазами, а белокурая царица позволяла себе обнимать его за шею, глядя прямо на меня и явно ожидая, когда же я это увижу, еще не понимая, что в отражении моя душа не просто замерла….она медленно и верно погибала.

— Здесь есть туалет? — пробормотала я, старательно отводя глаза от зеркала напротив, даже если продолжала чувствовать взгляд Хана на себе, словно он был со всех сторон.

— Очевидно, что просто обязан быть, — весело хохотнул бармен, кивая куда-то вправо от себя, — прямо по залу до предела, а потом налево под лестницей.

Пролепетав что-то в благодарность, я слезла со стула, заторопившись вперед, быстро, но осторожно пробираясь среди танцующих, чтобы никого случайно не задеть, боясь обернуться и увидеть пронзительный, жадный взгляд на себе, словно все демоны мира неслись за мной попятам.

Да уж…туалет был под стать самому заведению — в нем просто можно было жить!

В просторном помещении стоял даже журнальный столик и два мягких кожаных дивана, не считая двух больших раковин с зеркалами в позолоченных рамах, и рядом кабинок для уединения дам.

К счастью здесь было на удивление пусто, и, влетев, я поспешила к раковине, не в силах пока заставить себя дышать. Сердце больно колотилось, словно в ребрах были иголки, на которые оно натыкалось каждый раз, делая один несмелый удар за другим.

Упираясь руками в холодный мрамор раковины, я горько усмехнулась, прижавшись лбом к холодному зеркалу, но не пытаясь даже посмотреть на себя. Казалось, что словно под моими руками была моя изнанка, вывернутая наружу, когда на черном полотне мрамора проступали сотни золотых жилок, которые переливались в свете десятков приглушенных ламп с потолка. И я была такая же — пропитанная этим чертовом золотом и его чернотой, которая разъедала меня изнутри, больно раня и заставляя глотать слезы.

Вот только было не время и не место для душевных излияний, когда дверь за моей спиной хлопнула, и я поспешно включила воду, дрожащими нервными пальцами, принявшись делать вид, что спокойно мою руки, глядя лишь на тугую упругую струю, жалея, что ее нельзя направить внутрь меня и вымыть все золото да последней капельки.

— Думаешь, сможешь спрятаться от меня здесь? — раздался напряженный голос, на который я недоуменно обернулась, выключая воду.

Надо мной возвышалась та самая белокурая девушка, облаченная в золотое короткое платье, гневно поджимая пухлые губы и буквально вгрызаясь в меня своими карими глазами.

— Прошу прощения…

— Не проси! Тебе это не поможет! — зашипела она, расставив ноги и упираясь в округлые бедра сжатыми кулаками, подрагивающая от своей ярости, — Ты думаешь, я не заметила, как ты пялишься на него?!..

Ей-богу, как — будто это делала только я! Да весь клуб, вернее женская его часть не упускала момента, чтобы задрать голову и не полюбоваться на него — отрешенного, холодного и недоступного! Я устало прикрыла глаза, понимая, что вряд ли какие-то мои доводы смогут в данной ситуации дойти до мозга этой девушки, которую буквально раздувало от ревности.

Проблема была в том, что я ее понимала…и наше чувство неприязни было совершенно взаимным, потому что никто не посмел коснуться его, даже среди тех, кто был на балконе, кроме нее…Хотелось утешать себя мыслью о том, что она была всего лишь продолжением стильной и дорогой обстановки ВИП ложи, хотя душа стонала и рычала, отчетливо понимая, что вряд ли Хан дал бы касаться себя так просто той, с кем его не связывало нечто большее.

От этой мысли в глазах буквально заискрило, когда я опустила ресницы, с трудом сдерживая себя от колкости в ответ, понимая, что ничем хорошим это не закончится.

— На меня смотри! — рыкнула девушка, дернувшись ко мне ближе, и я подняла глаза, запрокинув голову, и, глядя на нее, подчеркнуто спокойно и холодно, — Послушай, ты! Хан — мой! Только мой! И если я еще раз увижу, что ты на него смотришь, то…

— То, что?…

Мы вздрогнули одновременно от знакомого томного голоса, в котором как всегда не было и доли эмоций. Мистер Совершенство собственной персоной стоял у закрытой двери, элегантно прислонившись широким плечом к косяку, и засунув одну руку в карман идеальных брюк, словно сошедший со страниц журнала, глядя своими холодными, острыми глазами так ядовито и колко, что я содрогнулась.

Девушка сконфуженно замолчала, глядя на него большими глазами и стоя теперь между мной и Ханом в пол оборота, явно не зная, что сказать.

— Я задал вопрос.

Я поморщилась от ледяной интонации, даже если черная резкая бровь Хана заинтересованно изогнулась, а уголок чувственных губ чуть изогнулся в усмешке, отчего на правой щеке тут же показалась его очаровательная ямочка. Нет, в нем не было и доли лукавости или игривости. И я надеялась, что эта девушка знает его достаточно хорошо, чтобы увидеть это и понять, насколько опасно сейчас говорить что-то лишнее. В черных глазах была такая стальная ярость, что хотелось спрятаться в одной из кабинок, притворившись мертвой, больной и обездоленной одновременно.

— …ты знаешь, что я за тебя жизнь отдам! — горячо пролепетала девушка, на что бровь Хана лишь дернулась и голос стал еще более стальным, хоть и продолжал говорить почти нараспев:

— Я задал вопрос.

-..и что я убью ради тебя.

— Я. Задал. Вопрос.

Хан даже не шелохнулся, но от его интонации, я отшатнулась на шаг назад, судорожно сглотнув, даже если его колкие уничтожающие глаза смотрели не на меня.

— Так что ты сделаешь, если она еще раз посмотрит на меня, м?… — Хан шагнул вперед, словно перетек из одного состояние в другое, в эту секунду больше обычного напоминая того самого опасного бархатного питона, который подбирался к своей жертве все ближе и ближе для вымеренного смертельного броска, вот только девушка буквально обомлела, воспринимая его шаг, подобно ласке, отчего ее глаза заблестели и губы дрогнули в несмелой улыбке, — ударишь ее?…

Когда черная бровь выгнулась и девушка, как-то счастливо выдохнув, кивнула утвердительно в ответ, я взвизгнула, закрывая лицо руками, от занесенной руки Хана и резкого хлопка, когда она отшатнулась к стене, прижимая свою ладонь к покрасневшей щеке.

— Так? — сладко пропел Хан, надвигаясь снова на нее и говоря сладко и томно, пока в его глазах разверзался черный яростный ад. Всхлипывая, и начиная явно трястись от ужаса, девушка отступала от него, сжавшись, но, не пытаясь убежать, когда я дернулась вперед, зашипев на мужчину:

— Что вы себе позволяете?!..

Хан остановился, медленно обернувшись на меня и сверкнув своими черными глазами, выгибая свою бровь:

— Прошу прощения?

— Во-первых, это ЖЕНСКИЙ туалет! — пытаясь не растерять своего запала под его блестящим жадным взглядом продолжила я, выпрямляясь и стараясь глядеть на него прямо и бесстрашно, даже если колени дрожали.

Чувственные губы изогнулись в ухмылке и глаза сверкнули лукаво и опаляющее:

— И?

— И вы, как мужчина, не имеете права входить сюда! А во вторых…. — я тяжело сглотнула от взгляда девушки, которая продолжала держаться за покрасневшую щеку, глядя на меня так, словно я была сумасшедшей, только что сбежавшей из псих. диспансера.

— Я весь во внимании, — промурлыкал сладко Хан, сделав шаг ко мне, хищно улыбнувшись, когда я по инерции отступила назад, продолжая держать голову прямо и смотреть в эти полыхающие жадные глаза, которые не просто облизывали, а буквально вгрызались в меня.

— Во-вторых, кто вы такой, чтобы поднимать руку на девушку?

Даже если эта самая девушка снова смотрела на меня с такой ненавистью и непередаваемой злобой, что, наверное, надо было бы промолчать, особенно, видя, как губы Хана растянулись сильнее, словно он находил всю эту ситуацию весьма забавной и даже…возбуждающей, судя по тому, как с каждой секундой все сильнее и сильнее начинали полыхать его хищные глаза.

— Разве это девушка? — снова промурлыкал он, сделав еще один плавный, но настойчивый шаг ко мне, усмехнувшись, когда я снова отступила назад, упираясь задом в край мраморной раковины.

— …на парня вроде не похожа, — пробормотала я, вздрогнув, когда Хан повернул голову, рыкнув замеревшей у стены девушки что-то похожее на «Гит!», отчего ее, словно ветром сдуло в единый миг, оставляя нас наедине в этом помещении, которое теперь будто сжималось вокруг нас.

— Теперь ты…. — от его выдоха и последнего шага, разделявшего нас, веяло неприкрытой эротикой и подрагивающим желанием, когда Хан почти прижался своим телом ко мне, опьяняя своим пряным терпким ароматом, который взрывался во мне сотней эмоций, нагревая золотую кровь до состояния шипения.

— Тоже ударите? — прошептала я, боясь поднять голову выше и увидеть эти черные глаза, в которых растворюсь, словно в душистом яде, замечая, лишь как Хан широко улыбнулся, издав отрывисто и тяжело: «Ц!» и закусывая нижнюю губу с такой силой, пока она не побледнела.

Господи, если бы он не видел, я бы с упоением уткнулась кончиком носа в его идеальную рубашку, дрожа и сотрясаясь от восторга, втягивая в свои легкие его волшебный аромат, что уносил меня неизбежно на границу самого Ада, в который уже было не страшно сделать первый шаг.

— Разве я не говорил тебе, чтобы ты не появлялась в моем клубе? — промурлыкал он надо мной сладко и приглушенно, делая последние пол шага, которые еще могли разделять наши тела, и вжимаясь бедрами, упираясь ладонями с двух сторон от моего сжавшегося тела, в холодный мрамор, заставляя прогнуться навстречу ему, резко и судорожно выдохнув.

— Так сложились обстоятельства… — не знаю, как у меня еще получалось говорить и думать, когда Хан склонился надо мной, касаясь легко губами моей шеи, и пробуждая золотую кровь разрываться на мелкие вспышки в каждом дрожавшем нервном окончании.

— На самом деле? — насмешливо прошептал Хан, подавшись вперед еще сильнее, отчего я уткнулась лицом в его грудь, блаженно закрыв глаза и кусая губы от нереального восторга, когда его аромат входил в мои легкие, заполняя собой тело, и оседал на кончике языка его вкусом.

— …да… спросите у Рея…я не хотела приходить сюда…но была вынуждена…

— Действительно не хотела? — его голос был словно густой темный мед, стекающий капельками по моему горлу, который хотелось слизывать до потери пульса, содрогаясь в полном экстазе от этого, когда его властные сильные пальцы, проскользили по моей шее, обхватывая за скулы и заставляя запрокинуть лицо навстречу ему, а чувственные губы опалили терпким дыханием, пока я судорожно выдохнула в них:

— …да.

Я даже не пыталась сопротивляться или отодвинуться, сгорая в его руках и видя, как горят его глаза, когда веер черных ресниц опустился вслед за взглядом на мои приоткрытые губы, и Хан склонился ниже, улыбнувшись и лукаво прищурившись, потому что я сама потянулась к нему за лаской, а он выдохнул, лишь едва касаясь меня своими губами:

— Не верю.

Я просто поверить не могла, что Хан вот так просто сможет сделать шаг назад, улыбаясь лукаво и хищно на мой отрывистый выдох и полное непонимание происходящего, когда хотелось утонуть в нем, прижимаясь всем телом и отдаваясь на милость его жадных губ, а он лишь отошел, неожиданно обхватив меня за плечи и отворачивая от себя лицом в зеркалу, где я стояла, растерянная и потерянная, расстроенная и с полыхающими глазами, в которых было что-то такое, что я никогда еще не видела в себе, словно это золото проступило в моих расширенных зрачках, пытаясь найти выход из тела и тяготея к Хану, словно он был магнитом, против которого не было спасения.

Тело радостно дрогнуло, когда он сделал шаг вперед, вжимаясь в мои ягодицы своей напряженной эрекцией и его полыхающие глаза появились прямо надо мной в отражении, где наши взгляды снова нашли друг друга, сплетаясь и горя, когда Хан склонился, не отрывая глаз и заставляя смотреть едва дыша и не моргая, лишь ощущая, как его горячие пальцы заскользили по моей ноющей коже, обхватывая бедра и забираясь под подол короткого платья, стягивая трусики.

— Нет. — выдохнул он, склонившись сильнее и вдавливая меня в край раковины, кусая за шею и не давая возможности остановить его руки, которые оставили трусики где-то на уровне края ботфортов, и горячие пальцы горячо, целенаправленно и уверенно скользнули между бедер, пробираясь в самое горячее и пульсирующее русло, куда стекало все золото моего тела, в отчаянном поиске выхода.

Хан не обращал внимания на мои нелепые попытки сжать ноги и убрать его руку от того места, в котором он разжигал то, что могло спалить меня без остатка, бросая в самую бездну черного ада, где я плавилась и горела, умоляя не останавливаться.

Я даже не поняла, в какой момент за дверью послышались приглушенные веселящие голоса бодрых девушек, которые вот-вот должны были войти в туалет, цепляясь подрагивающими пальцами за его руку, но реакция Хана была молнеиностной, когда он обхватил меня второй рукой, приподнимая и запихивая в первую кабинку, быстро закрыв еще до того, как хлопнула дверь и веселые девушки радостно о чем-то защебетали, не представляя того, что были не одни, и что происходило со мной.

Я была распластана у стены, зажатая его телом, сходя с ума оттого, что его пальцы продолжали двигаться во мне, то легко потирая набухшую от прикосновений вершинку, то скользя по складочкам, раздвигая их, и водя пальцами сверху вниз и наоборот.

Теперь его колено было между моих дрожащих ног, не давая сдвинуть мои колени и прекратить эту пытку, отчего мое тело превратилось в сгусток чистейшего раскаленного золота, от которого искрилось в глазах и дышалось с большим трудом.

Я чувствовала, как этот сгусток, собирал соки с моего тела, опустошая собой все внутри и собираясь болезненной пульсацией между бедер, словно пытаясь прорваться к его пальцам и вырваться на свободу. Боже, я хотела, чтобы он уже вырывался, оставляя меня опустошенной и дрожащей, только чтобы не сходить с ума! Чтобы только не чувствовать, как каждая мышца в моем теле напряжена настолько, что спазмы накатывали волнами все сильнее и сильнее. Чтобы только не чувствовать, как каждый позвонок выгибается и вытягивается, скручивая тело и заставляя меня содрогаться, тянувшись к нему, как к единственному спасению.

— Шшшшшш, мавиш… — прошептал Хан, когда из груди вырвался глухой судорожный стон, оттого, что его пальцы, вдруг скользнули еще глубже внутрь, словно пытаясь добраться до сгустка золота и проткнуть его кончиками мучительных пальцев, пока горячая ладонь с его терпким ароматом накрыла мой рот, заглушая стоны и всхлипы.

Хан склонился надо мной, прижимаясь лбом к моему лбу и обездвиживая еще сильнее, когда кончики его ресниц щекотали мои, а черные глаза были словно воронки той невероятной и неизведанной вселенной, куда я отчаянно падала, теряя себя, выгибаясь и кусая его ладонь, которая стала влажной от моих губ и рваного дыхания.

Его пальцы двигающиеся во мне в едином ритме были тем магнитом, который собирал последние капли золота, отчего тело выгнулось, словно выжимая насухо себя изнутри, отдавая все без остатка и сожаления, когда Хан убрал прокушенную до крови ладонь от моих губ, рыкнув приглушенно и властно:

-..еще!.. — и накрывая своими губами, не давая опомниться и вдавливая в стену до боли, когда он был во мне везде — своим жадным горячим языком, своим дыханием, своими руками и этими пальцами, которые забирали не только золото, но и мою душу, заставляя тело наполняться полыхающим свинцом, отчего было так тяжело и больно, что я всхлипнула, резко подавшись вперед и обхватывая его напряженный торс руками, впиваясь пальцами до онемения, чувствуя, что во мне словно что-то распахнулось, выпуская, наконец, миллион золотых бабочек, которые волнами покидали мое дрожащее тело, оставляя за собой судорожные спазмы и чувство волшебной невесомости, словно я сама парила, утопая в водовороте какого-то неземного блаженства и ощущения абсолютной и совершенной радости.

Хан перестал двигать пальцами, застыв, лишь когда мой позвоночник вытянулся и выгнулся в последний раз, выпуская последнюю порцию бешенных бабочек, и тело содрогнулось от последнего спазма, который начинался от кончиков пальцев ног и пробирался на самых кончиков волос, опаляя каждый оголенный нерв, отчего в глазах мерк свет и мозг коротило от перепада напряжения в теле.

Лишь тогда Хан оторвался от губ, улыбнувшись томно и сладко, но не пытаясь отодвинуться или убрать пальцы из меня, прошептав приглушенно в мои влажные припухшие губы:

— Вообще-то я должен был тебя наказать и остановиться немного раньше…

— …так почему не остановились? — едва смогла выдохнуть я, чувствуя себя в этот момент так, словно бежала кросс по пустыне, но пришла первой, отчего в душе было легко и радостно, даже не смотря на то, что тело продолжало сжиматься от спазмов внутри, словно отголоски жгучего и кусающего нервы блаженства никак не хотело покидать моего уставшего в миг тела.

Хан не ответил, склонившись надо мной и легко прикоснувшись губами, пока реальный мир стал возвращаться в мой мозг голосами девушек, которые обсуждали какого-то горячего парня Стэна и то, как классно он двигался. Шуршала вода. Кто-то хихикал и рассказывал подробности вчерашней ночи у Майка. Мир гудел и продолжал жить своей жизнью, пока я прижималась к груди Хана, обхватывая его своими руками и испугавшись собственной смелости, мечтая в тот момент стать маленькой пылинкой, чтобы забраться под эту белую рубашку, распластаться, прирасти к его золотистой ароматной коже, и никогда больше не жить без него и секунды. Я прилежно подставляла свои губы, закрывая глаза, когда он снова и снова склонял свою голову, целуя, то легко и ненавязчиво, то прикусывая нижнюю губу, то проскальзывая горячим языком внутрь, заставляя меня раскрываться ему навстречу без доли сомнения.

Он отпустил меня, только когда голоса девушек замолчали, и входная дверь хлопнула, оставляя нас снова наедине. Подмигнув и укусив на прощание за шею, Хан вышел из кабинки, оставляя меня смущенную и краснеющую от осознания того, что только что здесь произошло.

Остановившись у зеркала, он неспеша поправил воротник своей рубашки, и несколько непослушных прядок, которые выбились из его идеальной прически, убрав их ладонью назад, и лукаво глядя на меня, краснеющую и одергивающую подол своего платья на обнаженные бедра, довольно полыхающими глазами:

— У тебя есть ровно пять минут, чтобы покинуть мой клуб, мавиш. Езжай домой, ложись спать, и не отвлекая меня больше от важных переговоров.

Уже доходя до двери, он вдруг обернулся, раскрыв ладонь и слизнув с нее собственную кровь, от ранки, которую я нанесла своими зубами в процессе, улыбнувшись широко и довольно:

— Уже лучше, мавиш. Гораздо лучше.

Я смогла дышать и моргать, лишь когда за высокой стройной фигурой, облаченной в идеальный костюм закрылась дверь, обессилено сползая на закрытую крышку сантехники и глядя на собственные колени, которые все еще продолжали дрожать.

С ума сойти…что он сделал со мной?…

Услышав бодрый и энергичный стук каблуков по паркету, я успела закрыть кабинку как раз в тот момент, когда дверь туалета снова хлопнула и разлилась тишина, а потом сомневающийся голос Джеки:

— Ириска, ты здесь?…

Пришлось прокашляться, чтобы просипеть в ответ:

— Да!

— С тобой все в порядке?

Ой в каком порядке было со мной сейчас я бы не смогла передать словами, улыбнувшись глупо и широко, и закивав, словно подруга могла видеть меня через кабинку:

— Да. Определенно.

— Ты чего так долго? Мы тебя уже потеряли с Джанет! Выходи уже давай!

— Я..да…уже я… — я прыгала на одной ноге, натягивая на свои дрожащие ноги трусики, стараясь при этом не упасть ничком и не вывалиться в таком вот виде из кабинки, быстро проговорив, — Джеки, умоляю, давайте уйдем отсюда! Мы ведь можем отпраздновать дома…или пойти еще куда-нибудь, да?

— Уходим, да, я поэтому и пришла за тобой!

— Что-то случилось? — наконец одев на себя нижнее белье, пригладив волосы и собравшись с духом, я вышла из кабинки, заторопившись сразу к зеркалу, видя, прищуренный взгляд Джеки, которым она осмотрела меня, все-таки проговорив:

— Случился тот охранник, который явно запал на нашу Пышечку! Еще пара минут и она точно кинется на него в драку, так что не тяни, идем!..

Посмеиваясь над нежеланием Джанет признать то, что она понравилась этому огромному мужчине, мы вышли из туалета, заторопившись к бару, но я не смогла удержаться, чтобы не посмотреть на ВИП ложу, надеясь увидеть горячий и лукавый взгляд черных глаз, пробирающих до самого нутра. Вот только в ложе не было Хана и того мужчины, одни лишь девушки скучали на диванах, продолжая что-то пить и тихо переговариваться.