Я спала так крепко и сладко, словно была за каменной стеной, не боясь ничего в этом мире.

Странное чувство…чувство, которое я успела позабыть со дня смерти мамы.

Словно моя память уснула вместе со мной, обнуляя воспоминания и открывая какую-то новую страницу повествования, еще не определившись с содержанием этой истории.

Конечно же, я хотела бы, чтобы это был роман. Красивый, нежный, искренний. Но, помня о том, как со мной обычно резка и несправедлива бывает судьба, в глубине души понимала, что у меня ничего не может быть просто…ничего и никогда.

Постепенно сонная мгла в голове рассеивалась, пробуждая первым делом мои ощущения…

Странно было чувствовать, что мне было тепло, мягко и уютно.

Я лежала по всей видимости на кровати, укутанная и согретая самым дорогим и важным для меня ароматом — терпким, пряным, многогранным.

Ароматом Хана, чьих рук на себе я не ощущала…

И это было первым тревожным сигналом для тела, которое вдруг замерло, пробуждая теперь сонный мозг в одну секунду, словно бросая его с высоты на землю, куда он летел, скрипя и задыхаясь, бухнув все последние воспоминания разом.

«Дядя» Озан. Его кабинет. Хан

…лужа крови…машина и голос в панике, который кричал: «Он не дышит! Не дышит»….

Тошнота была словно яд, которая тут же скрутила все внутренности в узел, и я подскочила на кровати, задыхаясь и заметавшись, помнимая, что я оказалась в очередной светлой, стильно обставленной и явно дорогой комнате, которую не знала.

Очередная клетка, очередные мучения!

Я закричала, когда из угла комнаты поднялась высокая фигура, быстро зашагавшая ко мне:

— Тише! Спокойно…ты в безопасности.

Зубы стучали так сильно, что я не смогла бы ответить ничего, даже если захотела бы. Но, когда мои глаза, сквозь пелену подступающих слез, наконец смогли сконцентрироваться на этом мужчине, я смогла сделать первый глубокий вдох…даже если продолжала безудержно дрожать, цепляясь пальцами в пиджак Хана, который по прежнему был одет на меня, словно мой бронежилет от всего этого мира.

Я уже знала его. Этот был тот самый мужчина, который посадил меня в машину. Там, на подземной парковке в дома Озана и спрятал ото всех, кто искал.

Высокий, стройный, кареглазый, темноволосый…такой же холодный и сосредоточенный взгляд, как и у Хана

…кажется, он друг? Разве не его Хан называл по имени?

Каан?…Очередной турок?….

Не знаю почему, но на всякий случай я встала так, чтобы нас разделяла кровать, видя, что мужчина это заметил, окинув меня хмурым, тяжелым взглядом, который, по сути своей, не предвещал ничего хорошего, сухо проговорив:

— Я здесь для твоей защиты, так что расслабься и не делай глупости. Не осложняй мою работу, мне и так с вами проблем хватает…

— …Хан?… — едва смогла прошептать я, отчетливо понимая, что Каан явно не в восторге оттого, что ему придется находиться рядом со мной, чего он даже не пытался скрывать, глядя на меня так, словно ему было противно самое мое присутствие рядом с ним.

Впрочем, разве я не привыкла к подобному, живя в городе, где меня все ненавидели?…

— Приедет, как только сможет, — Каан окинул меня очередным ледяным, недовольным взглядом, кивнув куда-то вглубь комнаты, — там ванная и гардероб. Найди себе одежду и веди себя тихо. Еду принесут чуть позже.

Развернувшись буквально на каблуках, мужчина зашагал из комнаты, когда я не удержалась от нового вопроса, который мучил меня уже сейчас:

— …где мы?

— Загородный дом Хана.

Каан даже не оглянулся, буркнув это себе под нос, и закрывая дверь за своей стройной высокой фигурой.

Ладно, по крайней мере, я была не в руках у какого-то сумасшедшего мужчины с сомнительными родственными связями…пусть даже без самого Хана, и в обществе этого странного, вечно недовольного мужчины, который меня откровенно не переносил, по какой-то известной только ему одному причине…

Обхватив себя руками, я какое-то время так и продолжала стоять возле кровати, прижимая к себе самое тепло и родное, что у меня было во всем этом, по всей видимости, большом и незнакомом доме — пиджак Хана, который сохранил его аромат.

Страшно было углубляться с собственные воспоминания о том, каким именно образом я сюда попала. Страшно было просто попытаться понять, что же случилось в том кабинете…откуда было столько крови…и остался ли тот человек жив, потому что иначе…иначе….

Я зажмурилась, быстро замотав головой, словно это могло спасти меня от собственных мыслей.

Не нужно было обладать особыми познаниями о мире бандитов, чтобы понимать одну простую вещь — за убийство одного из них, будут жестоко мстить, особенно учитывая тот скромный факт, что этот мужчина был восточных кровей. Горячих кровей, где все еще существовала так называемая «кровная месть», насколько я знала. Оставалось надеться только на то, что, возможно, Хан был выше по рангу этого бандита…

Душа просто замирала от ужаса оттого, что с ним могло стать, если все пойдет не так…

Сердце защемило так сильно, что я согнулась, прижимая ладони к груди и отрывисто втягивая в себя воздух, наполненный ароматом Хана, который окружал меня невесомым коконом, словно защищая и отгораживая от всего мира.

Чтобы только не сходить с ума от пустых размышлений, которые не принесут мне покоя или хоть какой-то помощи, я решила осмотреть очередную незнакомую комнату, по прежнему облаченная в зауженную юбку до колена и пиджак Хана, с трепетом понимая, что это был действительно дом Хана…и, по всей видимости, его спальня.

В гардеробной я нашла массу аккуратно сложенных и развешанных вещей — дорогих, стильных, идеальных, чувствуя себя неловко оттого, что пришлось немного покопаться в ящиках в поисках чего-нибудь более или менее подходящего для меня, блаженно и с немым восторгом прикасаясь кончиками пальцем в мягким тканям одежды, и ощущая незримый аромат Хана в этой комнате, который парил, словно черные крылья.

Отыскав бежевый свитер и свободные, домашние, светлые брюки, которые, конечно же, были мне велики, я заглянула в ванную комнату, осматривая каждую деталь и почему-то начиная чуть улыбаться при виде станков для бритья, геля для душа и шампуня…

Я позволила себе буквально ощупать и обнюхать все бутылочки, задрожав и задохнувшись от внутреннего трепета, когда неожиданно увидела флакон духов…тех самых, по которым в буквальном смысле сходила с ума.

Вот и сейчас стоило только взять их в дрожащие руки, выпуская этот аромат по ванной комнате, я отчетливо чувствовала, что мое тело оживает, наливаясь черным золотом, начиная подрагивать от возбуждения и какой-то совершенно непередаваемой эйфории, не смотря на все пережитые кошмары и неясное представление о том, что ждет меня дальше.

Не удержавшись, я подцепила волшебную прозрачно-золотистую капельку своего персонального наркотика и эликсира жизни, покрывшись мурашками от восторга, когда провела кончиком пальца по собственной шее, оставляя на своей коже его запах…пусть он будет всегда со мной. Чтобы, вдыхая воздух, он попала в мои легкие, в мое тело, успокаивая, и принося с собой те колкие золотые блески, которые рассыпались по венам, покусывая и заставляя чувствовать себя живой и бесстрашной…а ведь это была всего лишь крошечная капелька духов….

Быстро приняв душ, замотав на голове полотенце и облачившись в одежду Хана, которая была велика, я все-равно чувствовала себя в тепле и уюте, возвращаясь в комнату, где уже стоял поднос с едой.

Аппетита не было совершенно, когда я осторожно двинулась к двери, с явной долей боязни прикоснувшись к дверной ручке…страшно и неприятно было бы понять, что я заперта. Снова. Как некая редкая мелкая птичка, которую передавали из рук в руки, запирая в очередной золотой клетке.

Сердце дрогнуло, когда дверь вдруг поддалась и бесшумно открылась.

Я не была в клетке, я была свободна!

Но все-равно неловко остановилась у порога, подумав — а что же дальше?…

В доме было ужасающе тихо, что создавалось жуткое ощущение, словно я здесь совершенно одна.

Впереди шел коридор, спускающийся вниз, по лестнице, куда я осторожно двинулась, прислушиваясь каждую секунду и готовая нестись обратно в комнату со всех ног.

Бесшумно ступая босыми ногами по мягкому ковру, я спускалась вниз, отмечая про себя, что этот дом не был огромным, вычурно обставленным и подчеркнуто богатым.

В каждой детале здесь чувствовался определенный стиль и сдержанность. Все было подобрано просто идеально, и даже самые мелкие и незначительные детали интерьера сочетались между собой, принося тот особенный уют, когда расслабляется не только тело, но и душа.

Почти весь первый этаж занимал большой и просторный холл, с настоящим камином, светлой мебелью, расставленной буквой «П» вокруг стеклянного низкого стола, основание которого было из настоящего дерева.

И спустившись сюда, я обернулась, выглядывая в стеклянные двери, выходящие на веранду, вздрогнув оттого, что послышался приглушенный голос Каана, откуда-то из глубины дома.

— …послушайте, я заказал доставку! Прошел уже час! ЧАС! О каких 20 минут ожидания вы говорите еще?….

Я осторожно двинулась на звуки его холодного, недовольного голоса, понимая, что Каан явно не будет в восторге увидеть меня снова, но не в силах находиться в четырех стенах в полном одиночестве…пусть даже та комната была спальней Хана, пронизанная его духом и ароматом.

— Меня не интересует ваша прямая линия и жалобы, просто привезите мне уже наконец эту долбанную еду в конце-концов, и впредь сообщайте вашим клиентам реальное время доставки!

Каан недовольно и злобно проговорил что-то еще на своем языке, откидывая от себя телефон и упираясь ладонями в кухонный стол, потому что помещением, куда я неловко и скованно вошла на голос мужчины, оказалась очень милая и уютная кухня — большая, просторная и светлая.

Я неловко переступила с ноги на ногу, чувствуя себя жутко смущенной в одежде Хана, которая висела на мне, согревая и морально поддерживая, вздрогнув, когда мужчину увидел меня, посмотрев исподлобья и хмуро бросив:

— Чего тебе?…

Впервые за то время, что я узнала о существовании этого мужчины, я увидела Каана при свете дня прямо перед собой впервые, с удивлением отмечая про себя, что не смотря на всю свою откровенную ненависть ко мне и вечно недовольное лицо, Каан был красивым мужчиной.

Под стать Хану — такой же высокий, такой же темноволосый, облаченный в черную рубашку и черные брюки, с аккуратной щетиной на скулах и красивыми глазами…которые, не смотря на все негативные эмоции в отношении меня, все-равно не выглядели такими холодными и жестокими, как глаза Хана… возможно потому, что они не были черными… было в его облике что-то такое благородное и высокое, что нельзя было передать словами, видя это в его прямом, тяжелом взгляде.

— Мое имя Алия… — прочему-то пробормотала я в ответ, видя, как его глаза недовольно полыхнули и прищурились, осматривая меня с босых ног до головы.

— Я знаю твое имя. И спросил тебя о другом.

Не смотря на всю неприязнь Каана, почему-то он мне нравился. Совершенно искренне.

Не знаю, было ли это связано с тем, что я мысленно считала его братом Хана, или с чем-то другим, но мне хотелось бы с ним подружиться. По настоящему…даже если на это не приходилось и надеться, судя по тому, как он на меня смотрел, не скрывая недовольства и откровенной холодной ярости.

— Прошу прощения, я не знаю, могу ли выходить из комнаты….

— Можешь, — быстро и сухо проговорил Каан. Снова глядя на меня, недовольно поджав губы, в ожидании ответ на четко поставленный вопрос, к которому я, как всегда, подходила издалека.

— …я просто случайно услышала ваш разговор и… — я отрывисто выдохнула, проговорив так быстро, словно боялась, что еще секунда молчания и я просто не смогу сказать это вслух, испепеляемая этими красивыми недовольными глазами, — если хотите, я могла бы приготовить что-нибудь для вас.

Темная бровь чуть дернулась, тут же вернувшись на место, когда мужчина снова окинул меня долгим оценивающим взглядом, словно пытаясь по виду определить, умею ли я готовить…

Если бы я была уверена в том, что ему интересно это знать, я бы рассказала о том, что еще пару дней назад, я жила своей жизнью, и в эту самую минуту была бы на кухне кафе…с девочками и…

Боже!

Я в ужасе пошатнулась, видя, как темные брови Каана снова сошлись на переносице, даже если он не сделал и шага в мою сторону, чтобы поддержать, словно пытаясь загипнотизировать меня, не дав упасть. Сердце заколотилось так сильно и больно, что в какую-то секунду показалось, что легкие просто склеились между собой, не в силах больше пропускать в тело кислород, когда я всхлипнула, в ужасе глядя в глаза Каана:

— …бабушка!!!!

На глаза тут же навернулись слезы паники и жуткого стыда….пока я нежилась в постели Хана, и принимала душ, моя бабушка — мой единственный самый близкий человек, оставалась в опасности! Страшно было даже подумать, что могли сделать с ней эти изверги, чтобы выместить свою злость за то, что случилось с Озаном!..

От мыслей об этом мир поплыл перед глазами, расплываясь не то от горьких слез, не то оттого, что мозг просто закоротило и расплющило, когда я дернулась бежать из кухни, пока смутно понимая, куда именно мне теперь бежать и что же делать…ведь я даже не имела представления, где нахожусь сама, и где могла быть моя бабушка.

Уже было не важно, в чем я была одета и что была босиком. Я была готова бежать даже по раскаленному асфальту или обжигающему холоду льда, если бы только знала, куда…

— Назад! — послышался грозный, недовольный голос, и две руки больно схватили меня за плечи, заставляя рывком остановиться и насильно разворачивая снова в сторону кухни, буквально запихивая в ее уютное светлое свечение, которое расплывалось перед моими глазами, — прекрати реветь, с твоей бабушкой все в порядке!..

Запихав без труда меня на кухню, Каан пихнул меня в сторону стола, встав у выхода, словно боясь, что я снова предприму попытку выйти, хмурясь и недобро полыхая своими красивыми глазами, не обращая внимания на то, как меня начинает потрясывать от паники и желания буквально завыть от отчаянья.

— …в порядке? — все еще не веря и едва дыша, с трудом выдохнула я, поспешно вытирая слезы с ресниц, чтобы увидеть ясно его недовольные колкие глаза, и понять, говорит ли он правду или просто пытается таким образом заставить меня успокоиться и не создавать ему лишних проблем.

— Разве я не сказал тебе до этого расслабиться? — рыкнул этот красивый, жестокий мужчина, сверкнув злобно глазами, даже если я отрывисто кивнула, пока не понимая, стоит ли верить его словам, — Разве не сказал, не создавать мне лишних проблем? Достаточно того, что ТЫ здесь!

— …но бабушка…

— Она в безопасном месте благодаря стараниям Рея. С нашими людьми под круглосуточным контролем.

— …но как?…

— Какое тебе дело до подробностей? Твое дело знать, что она жива, здорова и ни в чем не нуждается!

-..правда? — Каан не обратил внимания на то, что сквозь слезы я попыталась улыбаться, чувствуя, как сердце продолжает истерично колотиться в груди от этих слов, словно я в очередной раз обрела крылья за спиной, только благодаря Хану и его друзьям. Пусть даже таким странным, замкнутым и порой жестоким.

— Я похож на человека, который будет шутить? — рявкнул зло Каан, отчего я испуганно дернулась, поспешно вытирая слезы и не зная, что могу сказать ему в ответ, кроме как огромное спасибо ему, Хану и Рею…только мужчина злобно сверкнул своими глазами, развернувшись на каблуках дорогих начищенных ботинок, резко покинув кухню, словно больше не мог выносить моего присутствия рядом.

Я осталась на кухне.

Растерянная, немного подавленная, но с таким облегчением на душе, что продолжала глупо и счастливо улыбаться, вытирая слезы. Самое главное, что бабушка была жива, и с ней было все хорошо, а что до меня…я была готова к любым сложностям и трудностям этой судьбы, лишь бы только Хан был рядом…

Потоптавшись на месте, я понимала, что просто не смогу провести весь день в комнате, не зная, чем себя занять, кроме жутких размышлений, которые совершенно не помогали мыслить позитивно. Я просто не хотела думать вообще…а для этого нужно было занять свои руки. В хорошем смысле этого слова!

Поэтому, не долго мучаясь сомнениями, я все-таки решила приготовить завтрак. Для Каана. Ведь судя по его разговору по телефону, мужчина был явно голоден и никак не мог дождаться еды. Странное щемящее чувство возникло в груди от мысли о том, что он позаботился о моем завтраке, который остался нетронутым в спальне, но сам остался голоден.

Эту несправедливость нужно было срочно исправить.

А заодно хотелось верить, что перекусив, Каан станет хоть немного добрее…

Я всегда любила готовить совершенно искренне, наслаждаясь самим процессом гораздо больше, чем поеданием готового продукта.

Не представляя, что обычно едят на завтрак турки, я решила сделать всего понемногу — тосты, блинчики, омлет с беконом, овощной салат и даже кашу, с радостью осматривая уютную милую кухню, в которой мне нравилось возиться в поисках нужных продуктов в холодильнике или кухонной утвари. Уже через час я неплохо ориентировалась, но, самое главное, чувствовала себя гораздо более позитивно, когда ставила тарелки на поднос и доваривала кофе, который так любил Хан, надеясь, что Каан его любит тоже.

Понимая, что я не представляю, куда мог пойти Каан и надеясь, что он находится в пределах дома, я осторожно вышла из кухни, пока оставив поднос на столе, чтобы не носить его по всему дому в поисках мужчины, решив, что проще будет его сначала отыскать, а потом уже принести еду, испугавшись, когда за стеклянной дверью гостиной, которая шла во всю стену, показалась высокая фигура, облаченная в черный костюм.

Очередной темноглазый и черноволосый мужчина, скованно остановился тоже, неловко помахав мне рукой и кивнув в знак приветствия, явно давая понять, что он не враг, а скорей всего охрана.

Как только я могла подумать, что мы с Кааном в этом доме можем быть одни? Наверняка, здесь было еще масса восточных мужчин. Вооруженных до зубов, и облаченных в такие вот темные костюмы.

— У вас все в порядке? — немного приоткрыв дверь, участливо спросил мужчина, не выглядя при этом злым или недовольным, пока я продолжала стоять рядом с дверью кухни, готовая в любую секунду забежать в нее обратно, чтобы закрыться там, в случае необходимости. Жизнь всему научит! Но, кажется, этот мужчина и правда был «своим», а не врагом, которому удалось пробраться на территорию Хана.

— Я хотела найти мистера Каана, — кашлянула я, чувствуя себя неловко в одежде Хана и в его доме, боясь даже представить, что могли подумать про меня все эти мужчины, смутно зная, что в восточных странах правила приличия и дозволенного поведения очень сильно отличаются от наших.

— Каан Бей в кабинете, — быстро кивнул мужчина, но, видя, что я продолжаю стоять, не представляя. куда именно мне идти, и где находится кабинет в этом незнакомом для меня доме, чуть улыбнулся, — кабинет на втором этаже. По коридору налево самая последняя комната.

— Спасибо большое, — тоже улыбнулась я, чувствуя себя спокойнее и увереннее, оттого, что охранник не выказывал по отношению ко мне недовольства или негатива, посмотрев, как он закрывает дверь и уходит куда-то за угол дома, чтобы вернуться на кухню за подносом и осторожно подняться наверх.

Благо работа в кафе дала тот навык, когда я могла быстро передвигаться, не боясь при этом уронить все тарелки или перевернуть поднос и завалиться под его весьма ощутимой тяжестью…

Быстро отыскав нужную комнату, благо, коридор оказался не длинным, я застыла у двери, смутившись тому, что собиралась делать

…а что если Каан просто выгонит меня, бросив этим самым подносом? Он ведь всем своим видом показывал то, как я ему не нравлюсь и откровенно раздражаю.

— …главное вовремя убежать… — пробормотала я себе под нос, поднимая ногу вверх и сгибая, чтобы быстро уместить на коленке поднос и освободить одну руку для тихого осторожного стука.

Не дожидаясь ответа, я бесшумно открыла дверь, взяв поднос двумя руками, и глядя только в пол, вошла в кабинет, где ощущался аромат Хана, отчего на душе потеплело, и тело снова ожило, словно пытаясь отыскать его в комнате.

Каан сидел за столом, разбирая какие-то бумаги и застыл, увидев меня.

Нет, он не выглядел удивленным, или смущенным, или радостным, или хотя бы благодарным.

Он просто молча наблюдал за мной своими красивыми, пронзительными, холодными глазами, когда я молча поставила поднос на край стола, не в силах выдавить из себя ни единого звука, и зачем-то молча кивнув, поспешно удалилась так же тихо и осторожно закрыв за собой дверь, не услышав и слова вслед.

Прислонившись спиной к двери, я пыталась перевести дыхание, прислушиваясь к тишине за дверью, и боясь услышать грохот перевернутого или брошенного в стену подноса, но было тихо. Даже слишком. Поэтому постояв еще какое-то время, я поплелась в комнату, не зная, чем себя занять еще…до обеда.

Мне нравилась спальня Хана.

Она была стильной, но уютной. Не вычурной, не кричащей о его статусе или роде деятельности. Все здесь было сдержанным и элегантным…но таким холодным без его присутствия рядом.

Усевшись прямо на пол, возле огромного окна, что шло во всю стену, и обхватив себя руками, я куталась в свитер Хана, прикасаясь щекой к мягкой теплой ткани, ощущая его аромат и отгоняя тревожные мысли о том, где он мог быть, и что мог делать…оставалось надеться лишь на то, что если бы с Ханом случилось что-то плохое, то Каан не вел бы себя так холодно и спокойно. Не знаю, были ли они братьями, или друзьями, но очевидно, что мужчины знали друг друга довольно долго, понимая буквально с полуслова.

Прислонившись к стеклу, я рассматривала окрестности дома, которые можно было рассмотреть из окна и этого угла, понимая, что этот дом небольшой, но даже снаружи все было очень уютным и ухоженным — небольшой сад с цветами, открытая беседка с мангалом, был даже искусно созданный прудик.

Помня о клубе Хана и его темных глубоких оттенках, с трудом верилось, что это милое, уютное место так же может принадлежать этому черноглазому мужчине, и что он может проводить здесь какое-то время…как могла его надменность, холодность и отрешенность поместиться в стенах этого дома, где все было таким светлым, легким и ненавязчивым?…

Я рисовала кончиком пальца на стекле узоры, боясь углубиться в собственные мысли и воспоминания о последних прожитых днях, когда испуганно дернулась, вдруг услышав за собой голос:

— Иди за мной.

Не знаю, как Каану удалось войти в комнату так тихо и неслышно, или просто я задумалась так сильно, что не обратила сразу внимания на то, что уже была не одна, и теперь он стоял у кровати, возвышаясь надо мной, и глядя как всегда холодно и колко.

В душе шевельнулось предчувствие чего-то нехорошего, когда я соскочила на ноги, чувствуя, как задрожали мелко колени… только бы все были живы! Только бы ничего ни с кем не случилось!

Не удостоив меня даже взглядом, Каан просто вышел из комнаты, не обращая внимания, как я семеню за ним босыми ногами, заламывая руки и начиная тихо сходить с ума от жутких мыслей, которые тут же вспыхнули в моей голове, рисуя ужасающие картины того, о чем он мне может рассказать.

Мы снова шли в кабинет, куда Каан вошел, не оборачиваясь, заняв место за массивным столом и кивнув на белый ноутбук, который стоял раскрытый и повернутый экраном ко мне.

Сцепив дрожащие пальцы, я опасливо покосилась на экран, где двигались какие-то люди.

Две женщины в светлой комнате. Женщины в светлых одеждах, которые суетились вокруг кровати…

Моргнув, я сделала шаг вперед, чтобы разглядеть, что происходило на картинке, словно это была запись какой-то камеры, установленной в комнате у самого потолка, отчего можно было рассмотреть всю комнату и людей в ней. Помимо кровати в комнате висел на стене большой телевизор…на котором отчетливо можно было рассмотреть любимый сериал моей бабушки.

— О, Боже! — выдохнула я, прижав руки в груди и кидаясь к ноутбуку, чтобы увидеть то, отчего мое сердце радостно встрепенулось, облегченно застонав.

На кровати лежала моя дорогая бабушка, облаченная в светлый халат, и заботливо укрытая пледом. Возле ее кровати стоял небольшой стол, где была чаша с фруктами и ваза с великолепными белыми цветами.

— Ты можешь смотреть в режиме он-лайн за ней, — произнес Каан, — камера работает круглосуточно и показывает все, что происходит в данную секунду. Можешь забрать ноутбук себе в комнату.

— Спасибо! — прошептала я, переполненная чувствами, и готовая буквально броситься к Каану, чтобы крепко обнять, но не посмела даже шелохнуться в его сторону, встретившись с его колким, недовольным взглядом, отрывисто кивнув и осторожно поднимая со стола легкий и плоский ноутбук, который вынесла из комнаты, словно самую большую в мире драгоценность, широко улыбаясь и вытирая слезы, оттого, что в эту самую секунду бабушка улыбалась, о чем-то разговаривая с женщинами. Было очевидно, что ей там хорошо и уютно, а это все, что было мне нужно, чтобы продолжать жить дальше…только бы еще дождаться Хана и понять, что с ним все хорошо.

Поставив ноутбук на кровать, я растянулась рядом, наблюдая за бабушкой часами, и убеждаясь все больше и больше, что ей нравится в той светлой большой комнате.

Так прошел целый день. И еще один за ним…

Мой позитив сгорал внутри, словно свеча, оставляя в душе лишь капли воска, которые остывали, отяжеляя душу и накрывая меня удушливой темнотой.

Хана по прежнему не было… на все мои осторожные вопросы о нем, Каан всегда дергался и отвечал сухо и недовольно, что у него масса дел и Хан приедет, как только сможет.

Чтобы не сойти с ума от ожидания, находясь постоянно в четырех стенах спальни, где все было пронизано духом Хана, большую часть времени я проводила на кухне, готовя Каану завтрак, обед и ужин. За которые не получала даже сухого «спасибо».

Моим единственным развлечением был ноутбук, где я отыскала рецепты турецких блюд, которые старалась готовить, не зная, как еще могу порадовать замкнутого и вечно недовольного Каана, что за эти дни ни разу не покинул дома, и почти постоянно находился в кабинете.

Теперь я не уносила подносы с едой к нему, оставляя приготовленное на столе, и поднимаясь к себе, чтобы потом, спустившись снова, обнаружить лишь чисто прибранный стол и даже вымытые тарелки, аккуратно расставленные в шкафу. Каан никогда ничего не говорил по поводу моей готовки, но съедал все, что меня радовало.

Вот и сегодня, не зная чем себя занять в очередной раз, я спустилась на кухню, отыскав в интернете рецепт турецкой сладости с интересным названием «тулумба», и надеясь, что Каан будет доволен этим. Вроде готовилась она быстро и без особых сложностей.

Одевая фартук и готовя кастрюлю, я впервые услышала, как хлопнула входная дверь, на секунду застыв и сначала подумав, что мне это просто показалось.

Сердце дрогнуло, пока не в состоянии понять, пугаться или радоваться, но застучав тяжело и оглушительно, когда я вылетела из кухни, ахнув, потому что увидела на пороге высокую мощную фигуру, как всегда облаченную в узкие джинсы и кожаную куртку.

— Рей! — кинулась я к мужчине, который застыл в дверях удивленный и явно растерянный, совершенно не ожидающий моего появления, и уж тем более того, что я обниму его, словно родного.

— …привет, Аля, — откашлялся он, явно пытаясь скрыть неожиданное смущение, и чуть склоняясь ко мне, но не пытаясь обнять в ответ, потому что на лестнице показался Каан, окинувший нас своим колким, как всегда крайне недовольным взглядом.

Мужчины даже не пытались поздороваться друг с другом, когда их глаза встретились, не пылая особой приязнью, и Каан молча кивнул головой, приглашая тем самым Рея подняться наверх, по всей видимости, в кабинет.

— Ты в порядке? — приглушенно спросил Рей, окинув меня быстрым взглядом, на что я так же быстро кивнула, не уверенная в том, была ли я на самом деле в порядке, когда Каан поднялся наверх, не дожидаясь Рея, и оставляя нас на какое-то время наедине.

— Спасибо за бабушку… — прошептала я, чувствуя, как слезы собираются в уголках глаз, как бы я не пыталась держать себя в руках, не в силах выразить словами, настолько я была благодарна за то, что ужасы мира бандитов не коснулись ее и не стерли улыбку с ее лица.

— Это моя работа, — просто повел плечом Рей, быстро посмотрев на лестницу и зашагав к ней, когда обернулся ко мне, встав на первую ступеньку, — ты на кухне?…

На мой отрывистый кивок, он быстро проговорил быстро и приглушенно, прежде чем поднялся наверх, скрывшись за углом коридора:

— Приготовишь мне что-нибудь? Я зайду к тебе чуть позже.

— Конечно.

Неужели хотя бы у Рея получится узнать хоть что-нибудь?…

Я запорхнула на кухню, торопливо принявшись готовить завтрак для того, кого уже знала и воспринимала практически как родного человека, каждую минуту глядя на милые настенные часы, которые были оформлены в виде большого цветка, словно чайная роза.

Время тянулось ужасно долго, заставляя меня метаться по кухне и ронять из рук то одно, то другое. Понять не могу, как я умудрилась приготовить еду, не порезавшись, не прижигая пальцы и вообще не убившись, сделав даже тулумбу, которую сложила в большую тарелку, поставив ее в ожидании Каана, и надеясь, что она будет хоть немного похожа на ту самую настоящую сладость, которую он скорей всего ел, вот только любил ли….

И, как бы я не готовилась к появлению Рея, а все-равно вздрогнула, когда он вошел на кухню в обществе Каана, тут же плюхнувшись за стол, где его уже ждала еда, пока я скованно стояла у плиты, поправляя на себе фартук и понимая, что в присутствие Каана вряд ли получится спокойно поговорить, испугавшись еще сильнее, когда неожиданно его глаза остановились на тарелке со сладостью и впервые на отрешенном недовольном лице появились хоть какие-то чувства, пока его брови на секунду просто взлетели вверх.

— Это что? — проговорил Каан так грозно, что я переступила с ноги на ногу снова, уже не уверенная в том, что приготовить что-то из национальной турецкой кухни было действительно хорошей идеей.

— …тулумба…. — пролепетала я, готовая уже добавить, что я могу просто выбросить это все, если ему неприятно или если это выглядит как-то не так, видя, как Рей с интересом уставился в тарелку, потянувшись к ней, чтобы достать одну из зажаренных палочек, пропитанных сладким сиропом, когда Каан, шлепнул его по руке, что-то рыкнув на своем языке, и забрав сразу всю тарелку, просто вышел из кухни, оставляя посмеивающегося Рея и меня — в полном немом удивлении.

— Ты ела сегодня? — поднял на меня свои карие глаза Рей, принявшись с большим аппетитом есть свой завтрак, когда я осторожно присела за стол напротив него, изо всех сил сдерживая себя и лавину своих вопросов, давая мужчине возможность спокойно позавтракать.

— Да.

— У тебя все в порядке?…

Я снова закивала в ответ, боясь углубиться в этот вопрос и понять, что я уже давно не была в порядке, поерзав на стуле и тихо выдавив то, что меня тревожило больше всего:

— …где Хан?…

— В городе. Решает кое-какие проблемы.

Я закивала головой, внутри содрогаясь и отчетливо понимая, какие проблемы сейчас могут быть у него после всего того, что случилось в доме Озана, отчего к горлу снова подступила тошнота и руки стали холодными.

— С ним все в порядке?..

— Да. Не переживай. Хан такой человек, который выберется сухим из воды в любой ситуации, — хмыкнул Рей, продолжая при этом активно жевать, словно не ел последние несколько дней.

— Кажется, в вашем мире это большой комплимент, — нервно улыбнулась я, на что Рей хмыкнул:

— В нашем мире это ценное умение, без которого Хана бы уже не было в живых лет как 15, — очевидно заметив, как я побледнела, мужчина, вдруг улыбнулся, добавив гораздо мягче и осторожнее. — Он приедет, как только будет такая возможность, Аля. Не все так просто, как может казаться…

Да, это я уже успела понять, по крайней мере, успокоенная отчасти теперь тем, что знала — с Ханом все в порядке, даже если понимала и то, что ожидание может стать долгим и мучительным.

— …как девочки? — тихо проговорила я, пытаясь прогнать свои надоедливые слезы, чтобы не докучать Рею и стараясь держать себя в руках, что пока получалось не слишком успешно, видя, как он снова кивнул:

— С ними все в порядке. Мы присматриваем за ними и за кафе.

— Они знают…

— Они знают только то, что должны, Аля. Что тебе было сказано уехать из города, и ты сделала это.

Я быстро кивнула, понимая, что так будет лучше для девочек и их безопасности.

— Рей…а когда все это закончится…я смогу вернуться в город и в кафе?…

Душа сжалась от предчувствия заранее, даже еще до того, как Рей отрицательно покачал головой, подняв на меня свои серьезные глаза, проговорив четко и даже немного жесткого:

— Нет. Теперь у тебя будет другая жизнь. И, мой тебе совет, не мучай себя напрасно воспоминаниями и надеждами. Уже ничего не вернуть и не изменить. Просто научись жить в новой реальности и не оборачивайся назад. Никогда.

Эти слова Рея звучали в моей голове еще долго, даже когда он ушел, поблагодарив за завтрак и не пообещав вернуться еще.

А потом прошел еще день…и еще.

День за днем, в полном безмолвии и кричащем одиночестве, когда от жутких удушливых мыслей, меня перестала спасать даже кухня и процесс готовки. Я часами лежала на кровати, укутавшись в мягкий, теплый плед и глядя на то, как бабушка смотрит свой любимый сериал, улыбаясь и подпевая, когда начиналась заставка.

Я часами вытирала слезы, которые все лились и лились из глаз, раз за разом обходя комнату и прикасаясь кончиками пальцев к одежде Хана, умоляя Вселенную, чтобы он скорее вернулся и просто побыл рядом хотя бы несколько минут…чтобы я могла прижаться к нему, уткнувшись в горячую, ароматную, золотистую кожу и позабыть о своих страхах и боли.

Всего лишь несколько минут, чтобы набраться его золотой силой и попробовать жить дальше.

Просыпаясь утрами с мокрыми щеками, я куталась в пиджак Хана, дрожа от его аромата и ощущая как никогда раньше свое полное и такое огромное одиночество.

Я видела его во сне — красивого, идеального. С горящей чернотой глаз и его очаровательной улыбкой, когда на щеках показывались сладкие ямочки. Он что-то говорил на своем языке, чего я не понимала, надеясь лишь на то, что речь шла о чем-то хорошем…

— …не хочу просыпаться, — в очередной раз шептала я себе под нос бессвязно, когда снова видела его красивого, улыбающегося, обольстительного и такого сладкого, чувствуя, как он прикасается ко мне своими горячими ладонями, вытирая слезы, и заглядывая словно сквозь мои ресницы.

— Не хочешь, а придется, мавиш! Я слишком по тебе соскучился….

Горячие ладони проскользили по моему лицу, легко опуская кончиками пальцев по шее, прошлись по плечам, нырнув под одеяло и, проскользив по спине, опустились на ягодицы, сжимая их с весьма ощутимой силой, заставляя тело встрепенуться и выгнуться навстречу ему.

Когда в крови вспыхнуло черное золото, отбирая дыхание и пробуждая сердце скинуть с себя призрачную мантию тоски и боли, задрожав и застонав от эйфории, я быстро заморгала, всматриваясь в его лицо, которое было так близко, что я могла рассмотреть каждую длинную черную ресничку.

Его чувственные, красивые губы лукаво улыбались, и черные глаза горели в полумраке ночной комнаты, пленяя собой и завораживая, отчего я просто боялась моргнуть, чтобы только он не растворился в моем сне…

— …настоящий? — пролепетала я все — еще боясь поверить собственному счастью, но начиная недоверчиво улыбаться, завошкавшись под одеялом и ощущая его ароматное, терпкое дыхание на себе, когда Хан подался вперед, касаясь своими горячими губами моих губ легко и ненавязчиво, и отстраняясь, чтобы вернуться сразу же вновь, прикусывая мои губы и пробуждая окончательно волной жара, что пронеслась по всему телу от пальчиков ног до кончиков волос, бросая в сладостную дрожь.

— С ума сойти, да? — сладко проговорил он своим красивым голосом, со сквозившей в нем хрипотцой, откидывая от меня одеяло и лукаво хохотнув, разглядывая мое ночное одеяние, — Миленькая пижамка, мавиш!

Я покраснела, искренне радуясь полумраку, потому что продолжала спать в одежде Хана — мало того, что в его легких спортивных штанах и футболке, так еще и обязательно в пиджаке, на который иногда брызгала его духами, уплывая от этого аромата в полную негу, и спасаясь от своего безумия и полного одиночества только этим.

-..прости, я…

— Шшшшшш….все в порядке, — Хан вытянулся на кровати, отчего матрас под нами заметно прогнулся и качнулся, прижимаясь ко мне плотнее и обвиваясь руками вокруг меня, чтобы прижать к себе, с тяжелым вздохом, словно вся печаль мира опустилась на его плечи. Я же дрожала от радости и полного счастья, прижимаясь к нему так крепко, как только могла, блаженно уткнувшись кончиком носа в его грудь, и положив ладони на горячую кожу, ощущая на своей прохладной коже, как бьется его сердце, — с тобой все в порядке?…

Было так глупо улыбаться в этот момент, но я ничего не могла с собой поделать.

Меня переполняли радость и облегчение такие сильные и удушливые, что я была готова одновременно смеяться и плакать, цепляясь за того единственного, в чьих руках ощущала себя в полной безопасности и уюте, словно была дома, где бы я не находилась в тот момент — во дворце, в шалаше, или на улице под звездами.

Я лишь закивала головой, потеревшись кончиком носа о его горячую грудь, от которой шел жар и головокружительный аромат, роднее которого в этом мире не было ничего, чувствуя, как ладонь Хана опустилась на мою голову, осторожно прижимая к себе, и гладя по волосам, словно я была его ребенком.

— Прости, что тебе пришлось пережить все это, мавиш… — прошептал Хан в мои волосы, облокотившись щекой о мою голову и продолжая гладить своими ладонями, словно убаюкивая и не обращая внимания на то что мое тело пробудилось от его легких, нежных прикосновений, желая получить его всего. Сейчас же.

Только я не могла пошевелиться, блаженно дыша его теплом и ароматом, ощущая себя в этот момент такой хрупкой и важной…такой необходимой и оберегаемой, что душу защемляло при каждом отрывистом вздохе.

Когда Хан затих, погрузившись в какие-то свои тяжелые раздумья, продолжая гладить меня и прижимать к себе, я прикрыла глаза, прижавшись щекой к его полуобнаженной груди, убаюканная стуком его сердца и этими нежными, бережными прикосновениями, боясь закрыть глаза и провалиться в сон…чтобы с ужасом понять утром, что все это мне всего лишь приснилось.

— …ты не уйдешь утром? — прошептала я испуганно, обхватывая его руками за стройный торс и слыша над собой мягкий, приглушенный смех, когда его руки опустились с моей головы по спине вниз, снова обхватывая за ягодицы, и горячее стройное тело подалось вперед, опрокидывая меня на спину, настойчиво и властно раздвигая ноги, чтобы устроиться между моих бедер, вжимаясь тем, что было возбуждено. Очень сильно возбуждено!

— Спорим, что утром ты будешь умолять меня, чтобы просто поспать и выгонять из комнаты? — горячо прошептал Хан в мои губы, нависая сверху и вдавливая в матрас, полыхнув своим пронзительным черным взглядом, в котором расплывалась обжигающая лава, готовая спалить меня в горстку пепла.

…но я хотела этого! Я была готова!

Я не очень понимала природу этих чувств, наверняка зная лишь одно — золото Хана в моей крови закипало и стекало в бедра, умоляя дать ту свободу, на которую мог выпустить только он. Я так хотела его прикосновений, что становилось даже больно. Больше я ничего не боялась, готовая раствориться в нем и потерять себя, отдав свою душу, свое тело, свои мысли — все, что только было во мне — в его полную власть.

Я больше не дрожала от испуга, когда его пальцы властно и жадно обхватили меня на скулы, чуть сжимая и приподнимая подбородок, заставляя смотреть в его полыхающие черные глаза, словно все демоны мира собрались в этом омуте, маня и зазывая, упиваясь грехом и даря ту сладость, от которой невозможно было оторваться.

— … Сен бенимсин — прорычал Хан в мои губы, чуть оскалившись, отчего я изумленно моргнула, не успев выдохнуть: «Что?…», потому что закончился воздух.

Закончились мысли.

Закончился этот мир, который сжался вокруг нас обжигающим спутанным дыханием и терпким бархатным языком, который ворвался в меня, подавляя и обжигая.

Этими сильными изящными пальцами, которые держали моё лицо, поворачивая, как ему было угодно, заслоняя собой все вокруг и даря свой вкус, от которого мои бедные нервные окончания стонали и извивались, словно золотые рыбки, оставшиеся без своего эликсира, что поступал с губами Хана рекой страсти, такой черной, терпкой и удушливой, что я всхлипывала в его губы, не пытаясь вырваться.

Я не вздрогнула, даже когда послышался треск разорванной ткани, и его футболка просто повисла на мне двумя клочками, а жадные руки быстро и жестко стащили с моих бедер свободные штаны, даже не пытаясь снять их полностью. Хан не отстранился и не поднялся, резко расстегивая замок на ширинке, наваливаясь, и с силой обхватывая снова мои скулы, нависая надо мной и опаляя своим вкусным, ароматным дыханием, грозно выдохнув:

— Смотри на меня!..

И я смотрела. Распахнув глаза, и дрожа от его силы и власти, которым не могла противиться.

Смотрела, утопая в его черной лаве глаз, теряясь в длинных ресницах и чувствуя, как эта кусающая кожу, тяжелая и пряная власть струиться по моим венам, повелевая и причиняя ту сладкую боль, от которой хотелось стонать.

— Бана айитсин! — снова прорычал Хан, полыхнув глазами, словно выжигая на мне метку, подавшись вперед бедрами одним резким, сильным толчком, заполняя меня собой так неожиданно и глубоко, растягивая до самого немыслимого предела, отчего тело выгнулось и сжалось, что я не удержала в себе вскрика, почувствовав, как Хан на секунду застыл, словно давая телу возможность вспомнить его, и привыкнуть к тому, что больше оно мне не принадлежит.

Упираясь своим лбом в мой, Хан тяжело порывисто дышал, не говоря больше ничего, лишь прожигая меня своими необыкновенными глазами, и глядя так пронзительно и жадно, словно был готов съесть, щекоча своими длинными пушистыми ресницами и упираясь руками в подушку по обе стороны от моей головы.

Когда он зашевелился снова, боль постепенно ушла, выпуская из глубины тела что-то новое, невообразимое, горячее и такое терпкое, отчего перед глазами просто пошли темные круги, словно с каждым отрывистым, глубоким движением Хана, во мне вспыхивал факел, который поджигал все изнутри, плавя внутренности, душу и сердце. Превращая всю мою сущность в один большой бурлящий океан расплавленного золота, которое стремилось к своему хозяину, стекая в живот и бедра, расплываясь влагой на бедрах. Собираясь все сильнее и сильнее, каждой маленькой капелькой переполняя ту чашу, которая звенела внутри от этого трения влажных тел, нагреваясь и истончаясь

…пока не лопнула с оглушительным всплеском и моим протяжным стоном, когда спина выгнулась волной того блаженства, которое я так ждала, чувствуя, как золото во мне взорвалось и испарилось миллионом ярких блесток, оставляя после себя подрагивающие мышцы и рваное дыхание, которое ловил своими губами Хан.

— Гузееееееел, мавиш, — сладко улыбался он, прищуривая свои завораживающие глаза, то целуя, то кусая мои губы, отстраняясь лишь на доли секунды, чтобы стянуть одежду с себя и с меня, и снова опуститься на мое дрожащее в непроходимых конвульсиях тело, входя медленно и мучительно, и лукаво шепча в мои влажные губы, чуть выгибая свою черную резкую бровь, — играем сегодня до пяти?…

— Пяти?! — распахнула я глаза, ошарашено ахнув, когда он ловко и резко развернул меня на живот, наваливаясь сверху и раздвигая мои ноги, смеясь хрипло и приглушенно, заставляя забывать меня обо всем.

Он двигался резко и безжалостно, входя в меня до упора и заставляя содрогаться от каждого его движения, глотая ртом горячий воздух, сплетенный из ароматов наших тел и этой невообразимой страсти, которая граничила с жестокостью, с жаждой обладания на грани безумия, когда хотелось рыдать и рычать одновременно, испытывая в равной степени и жуткую боль и головокружительную сладость, от которой тело выгибалось в желании получить его еще и еще.

Не в силах сдержаться, я кусала его пальцы, слыша рычание и прогибаясь под горячими губами, которые скользили вдоль шеи, опускаясь на позвоночник и выпуская бурю эмоций и мурашки по всему телу оттого, что он был сзади — такой сильный, большой, горячий и опасный.

Его нужно было бояться.

Ему нужно было подчиняться и боготворить.

А я сходила по нему с ума, отдаваясь каждому движению его тела, привыкая к его ритму, привязываясь накрепко к его вкусу и аромату, без которых уже просто не смогу жить…

«Два» было жестким, немного болезненным, но таким горячим, что я повалилась вперед, распластавшись под ним на скомканных влажных простынях, судорожно дыша и цепляясь дрожащими от напряжения пальцами в измятую подушку, пока не в состоянии даже убрать прилипшие влажные прядки волос со своего лица, и ощущая лишь его губы, которые скользили по моей шее ласково и едва касаясь, пока горячие ладони, скользнули подо мной, осторожно и бережно разворачивая снова на спину.

Хан играл со мной, как с котенком, целуя легко и мягко, чуть отстраняясь каждый раз, когда я тянулась к его губам, мягко и соблазнительно смеясь, маня собой и не давая того, что я так хотела, даже если тело уже было просто не в состоянии решить, что делать дальше и как сойти с этой огненной дистанции, на которую я возвращалась снова и снова!

Его черные глаза буквально переливались гранями самого совершенного драгоценного камня, когда он смеялся, оттого, что я ловила его руками за шею, притягивая к себе, чтобы ощутить вкус его мягких губ и терпкого бархатного языка.

Хан не сопротивлялся, увлекая меня за собой, садясь на колени и насаживая на свои бедра сверху, затаив дыхание и давая возможность мне самой регулировать его движения и глубину погружения в меня, придерживая за ягодицы и сжимая их, если я начинала медлить.

И если существовала вершина блаженства и край Рая, то я была как раз на нем, обхватывая Хана за широкие плечи и едва дыша, от ощущения полной наполненности, и этого скольжения внутри себя, которое сейчас я ощущала так мучительно сладостно, когда он медленно и размеренно двигал бедрами вперед и вверх, заставляя меня держаться на месте, и судорожно вдыхая каждый раз, когда это сладостное скольжение завершалось на самой глубокой точке меня, словно задевая само сердце.

Хан не торопился, не делал резких, порывистых движений, качая меня словно на волнах, когда я приподнималась вверх и опускалась на его бедра, судорожно вдыхая и начиная постанывать от этой невероятной интимности и нежности.

«Три» было нежнее шелка и терпче самого дорого сладкого вина, возвышая над землей, всеми бедами и страданиями, когда каждое размеренное движение было наполнено негой и едва сдерживаемой страстью, а Хан едва-едва касался своими губами моих губ, втягивая в себя мое отрывистое дыхание и прижимая к собственной груди, обвив руками так крепко. Я упивалась этой нежностью, ощущая себя бессовестной пьяной и безумно счастливой, почти повиснув на нем и скользя пальцами по напряженной широкой спине, припав в полном, счастливом изнеможении.

Я ощущала себя, словно радужное облако, словно сахарная вата — невесомой, трепетной и совершенно бестелесной, потому что устала настолько, что была не в силах даже пошевелиться, когда Хан осторожно уложил меня на кровать, повернув на бок и вытягиваясь сзади, чтобы прижать к своему горячему и по прежнему возбужденному телу, отчего я жалобно хмыкнула, слыша его лукавый приглушенный смех за спиной:

— Всего лишь три!..

— Я не смогу больше… — прошептала я, закусывая губы, потому что его рука скользнула по моему влажному животу, обхватывая ладонью грудь и вжимаясь своими нетерпеливыми и неугомонными бедрами с вибрирующей эрекцией в мои ягодицы.

— Хорошо, — наконец великодушно сжалился Хан, потянувшись куда-то за моей спиной и отстраняясь лишь на секунду, когда послышалось шуршание и звук похожий на рвущийся пакетик, но во мне не было сил, чтобы даже просто повернуть голову и посмотреть, что происходит, — тогда на сегодня завершаем процедуры, — хмыкнул Хан, скользнув горячей ладонью по моему бедру и запрокидывая ногу на себя, назад, чтобы тут же его бедра покачнулись вперед, входя в меня под таким углом и ощущаясь так глубоко и жарко, что я снова задохнулась от переполняющих эмоций.

Я больше не могла двигаться, починяясь движениям его горячего, стройного тела, когда Хан снова повернул меня на спину, нависая сверху, и вдавливая в матрас между скомканных одеял, разбросанных подушек и влажных простыней, которые свисали с кровати, а я заворожено смотрела на него сквозь ресницы, наслаждаясь каждой эмоцией, которая играла в этих проникновенных темных глазах.

Совершенно потерянная в нем и этой головокружительной страсти, я обхватывала его ладонями за лицо, чувствуя, как приятно колется его щетина и, улыбаясь, когда его губы касались моих ладоней, целуя, содрогаясь от его движений, которые все нарастали и нарастали, подобно волнам цунами, пока Хан не застыл в самой напряженной точке, откидывая голову назад и вдавливаясь в меня так сильно, что я прогнулась под ним, обхватывая руками за торс и утыкаясь носом во влажную грудь, на которой выступили капельки пота.

— Ты в порядке, мавиш? — прошептал Хан, растягиваясь снова за мной и обнимая своей крепкой рукой, не видя, как широко, устало и блаженно я улыбаюсь в этот момент, быстро закивав головой.

Все, что я хотела сейчас — это уснуть в его руках, по-прежнему разгоряченная и влажная, даже если тело ныло и болело, а между бедер просто жгло и все горело.

Я была в Раю.

Я не хотела больше ничего, наслаждаясь каждый глубоким ровным вдохом того, кто подарил мне эти волшебные ощущения, вознося на самое небо, пусть даже оно было черное с яркими ослепительными звездами.

Вот только у Хана, как всегда были свои планы, когда он приподнялся на локте, склонившись надо мной и легко кусая за плечо, проговорил серьезно и очень настойчиво:

— Сходи в душ и оденься. У тебя осталась твоя одежда, мавиш?

Я растерянно моргнула, боясь подумать о том, что сказка завершилась, покосившись на окно и пробормотав себе под нос:

— …а что уже настало утро?

— Всмысле? — все-таки услышал Хан, чуть хмурясь и полыхая чернотой горячих глаз в темноте.

— Ты опять оборотень?

Он рассмеялся легко и лукаво, поднимаясь на ноги — высокий, прекрасный и обнаженный, чтобы склониться надо мной, и взяв на руки, унести в ванную комнату.

— Пока еще нет, мавиш, еще человек, — хмыкнул Хан, показывая свои сладкие ямочки на щеках, которые так хотелось поцеловать при каждом их появлении, опуская меня на дрожащие ватные ноги и галантно удаляясь, однако полыхнув напоследок глазами горячо и жадно, что я сжалась, подумав, что номер «четыре» и «пять» могут случится здесь и сейчас, если я не займусь делом и не сделаю то, что он настоятельно порекомендовал.

— Так что на счет твоей одежды? — послышался за дверью его красивый голос, когда я растерянно пожала плечами, с большим трудом заставляя мозг заработать и выплыть уже из неги только что случившегося в спальне.

…ну, осталась юбка… как бы я не хотела вспоминать об этом, желая растянуть время своего блаженства и этого маленького горячего Рая, а воспоминания бесцеремонно ломились ко мне, как стадо бизонов на водопой, когда в голове снова вспыхнул образ Озана…и лужа крови на полу.

— И все? — голос Хана за дверью был твердый, но не холодный…пока еще.

— Боюсь, что да…. — пробормотала я, потянувшись к ванне, чтобы включить воду, стараясь не думать о том, зачем Хану понадобилось все это.

Лишь опускаясь в теплую воду, я поняла, что вопрос Хана о моем самочувствии был далеко не лишним, а вот с ответом я определенно поторопилась, потому что тело болело. Болело и горело местами, отчего я поморщилась, пытаясь растянуться в ванне и максимально расслабиться, слушая приглушенные шаги Хана в комнате.

Уже вылезая, я увидела в зеркале следы от его укусов и небольшие синяки, которые уже проступали на скулах и плечах….и не знаю, почему я улыбалась, чувствуя себя просто сумасшедшей маньячкой. Это были следы нашей любви. Нашей страсти. Словно послание Хана всему миру, что я принадлежу только ему.

..нельзя так сильно сходить с ума по одному человеку…

Нельзя дышать им и жить, не задумываясь больше ни о чем….

….это не закончится ничем хорошим.

Я выходила из ванны, закутавшись в мягкое большое полотенце, еле шевеля ногами, на цыпочках, чтобы как можно меньше шевелить бедрами, видя, что Хан стащил все простыни и покрывала с кровати, застелив ее свежими, разложив подушки и аккуратно укрыв мягким светлым пледом, положив на кровати ту самую черную юбку, которая осталась у меня от того страшного дня в доме Озана…а еще свой тонкий свитер, светло-голубой, который был мне явно великоват, но в целом смотрелся очень даже неплохо.

— Одевайся и ложись, — мягко, но как всегда настойчиво скомандовал этот черноглазый мужчина, отправляясь в ванную, и оставляя меня в спальне в полном недоумении и с тонной вопросов, которые волнами накатывали, но никак не хотели отступать.

Зачем одеваться?

Зачем в таком виде ложиться в кровать?…

Проблемы была лишь в том, что, не смотря на все эти непонятки и вопросы, я не могла не подчиниться, смиренно натянув на себя нижнее белье, юбку и свитер Хана, поморщившись от боли и аккуратно вытягиваясь на свежих простынях, чувствуя, как устала и как хочется спать.

Кажется, я все-таки погрузилась в глубокий, блаженный сон, потому что даже не услышала, когда из ванной вышел Хан и как он одевался, зашевелившись, лишь когда его руки снова обхватили меня и стало уютно и тепло, когда он лег рядом, прижимая к себе и укрывая мягким пледом сверху, что-то зашептав на своем языке. Уткнувшись в его грудь, я уснула крепко и легко, чувствуя себя в полной безопасности, уставшая, но такая бессовестно счастливая, не в силах даже размышлять над странным поведением Хана.

Не знаю, сколько я спала, знаю лишь, что катастрофически не выспалась, проснувшись странно и неожиданно, потому что услышала тихую речь над собой, вдруг ощутив, что Хана больше не было рядом…

В секунду сердце дрогнуло и истерично икнуло, чего-то испугавшись, словно подумав, что прошедшая ночь мне всего лишь приснилась. И я была бы в этом уверенна, если бы не ощущения в теле, которые ясно и через чур болезненно давали понять, что после сна такого определенно быть не может…даже если бы я падала с кровати. Раз десять. Как минимум.

Сознание проснулось резко, словно выпав плашмя с мира грез на плоскую холодную землю.

Но спасательным канатом, за который я ухватилась так горячо и отчаянно, был голос Хана, который звучал приглушенно и сдержанно…переговариваясь с Кааном.

Сердце радостно дрогнуло — он не ушел.

Он был по-прежнему здесь. Пусть даже если не находился рядом, даря свой жар и аромат.

— Вы подготовились? — я поморщилась от отрешенного голоса Хана, приоткрывая глаза и кутаясь в плед, видя, как двое мужчин красивых, подчеркнуто элегантных и кареглазых, стояли у большого окна, напряженно всматриваясь куда-то, и опаляя своим колким холодом. Вдвойне.

Вот и настало утро, выпуская на волю Хана-зверя.

Хана замкнутого, отрешенного и опаляющего своей холодной, жесткой аурой.

— Да, — сухо ответил Каан, даже не переводя взгляд своих красивых глаз на Хана.

— Спускайся вниз и жди. Скоро начнется.

Мужчины застыли, напряженно и собрано, когда в тишине раннего утра раздался громкий хлопок, который эхом разнесся за пределами дома, заставив обоих мужчин одновременно двинуться к кровати, а меня испуганно подскочить.

— Мавиш, просыпайся, — мягко, но при этом сдержанно произнес Хан, протягивая ко мне руки, чтобы поднять, бросив колкий, холодный взгляд на Каана, который быстро и резко прошел мимо нас, проговорив:

— Машина в гараже. Спускайтесь. С остальным я разберусь.

Пока я неловко и поспешно вылезала из кровати, стараясь не морщится от боли в теле, Хан пододвинул ко мне туфли на каблуках, которые так же были из дома Озана, увлекая за собой быстро и настойчиво, потому что на улице раздались новые хлопки…все ближе и ближе.

— Это выстрелы?! — ахнула я, хватаясь за Хана, который шел вперед целенаправленно и как всегда подчеркнуто спокойно, обнимая меня за плечи, и не обращая внимания как неловко и больно мне было идти на каблуках своими дрожащими ногами.

— Да.

Тошнота словно взорвалась внутри желудка, стремительно поднимаясь вверх, когда я судорожно закрыла рот рукой, чувствуя, как кровь отлила от лица и руки стали холодными.

— Из-за меня?!.. — прохрипела я, спускаясь на первый этаж, и видя, как на улице бегают десятки мужчин, облаченных в черные костюмы, во главе с Кааном, который был лишь в черной тонкой рубашке и брюках, не обращая внимание на промозглое раннее утро, когда первые лучи солнца только пытались пробраться над горизонтом.

— Нет. Это новый раздел власти, — как всегда спокойно, отрешенно и холодно произнес Хан, увлекая меня за собой под лестницу, мимо кухни, вглубь дома, в гараж, где стояли три совершенно одинаковых машины. Одного цвета. Одной марки. С совершенно одинаковыми номерами.

Он вел себя так сдержанно и спокойно, словно не слышал приближающихся звуков выстрелов и криков мужчин на улице, прижимая крепко к себе и глядя вперед своими жестокими, колкими глазами, в которых словно сверкали безжалостные и бездушные черные кинжалы. Я же дрожала от паники, слыша в голове грохот своего взбесившегося сердца и надеясь, что тошнота не вырвется из меня в самый неподходящий момент, увидев перед собой Рея.

— Готовы? — кивнул ему Хан, на что тот лишь что-то буркнул в ответ, махая рукой другим мужчинам в гараже, которые были так же в черных костюмах, а еще вооружены, и рявкнул:

— Занимайте машины, скоро выдвигаемся!..

Кажется, все мужчины были собраны, сдержаны и, по всей видимости, готовы к подробному стечению обстоятельств, кроме меня, отчего я чувствовала себя маленькой, белой, дрожащей овечкой в стане безжалостных, хладнокровных волков, пока смутно понимая, что я здесь делаю и как оказалась среди них.

Уже даже и в мыслях не было, что может пойти что-то не так, когда появился неожиданно Каан, рявкнув Хану что-то отрывисто и злобно, отчего тот буквально оскалился, крикнув в свою очередь Рею быстро и резко:

— Времени больше нет! Скорее!

Смысл этих слов я поняла, лишь когда дверь гаража буквально вылетела с оглушительным грохотом и столпом огня, закричав и чувствуя, как ладонь Хана закрывает мне рот и он прижимает меня собой к полу, рывком открывая дверь одной из машин, которая находилась к нам ближе всех остальных. Одна из тех трех совершенно идентичных машин, что стояли в гараже и за которым попрятались все мужчины, начав перестрелку.

— В машину, быстро! — рыкнул мне Каан, буквально силой затаскивая в нее на заднее сиденье, и отталкивая Хана в сторону, когда из-за машины появился как-то человек и раздался оглушительный выстрел. Один из сотни звучащих в гараже, словно безумная какофония смерти, отчего не было слышно, что кричали друг другу мужчины, когда Каан выхватил откуда-то из-за спины второй револьвер, а Хан вдруг кинулся на мужчину безоружный, но такой злобный и свирепый, словно демон возмездия, оглушив его и отправив в глубокий нокаут одним резким, мощным ударом, отчего тот просто ничком повалился на пол, как мешком с камнями.

— Прекращай играть в супергероя, мать твою! — рявкнул Хан на Каана, толкая его к передней двери машины, — Садись и поехали!

Забившись в угол заднего сиденья, я освобождала место для Хана, содрогаясь всем телом и стуча зубами от ужаса того, что разворачивалось перед моими глазами, словно я попала на съемки какого-то криминального боевика, отчаянно и судорожно молясь в душе, чтобы никто не пострадал, когда Хан вдруг снова дернулся вперед, не успев занять своего места, чтобы уложить одним ударом очередного мужчину.

— Сиди тут и никуда не дергайся! — крикнул мне Каан, выскакивая вперед на помощь к Хану, который, не боясь быть раненным, сошелся в рукопашном бое с несколькими из очевидных врагов, пока я забилась буквально в судорогах, не понимая, как отличать своих от чужих, потому что все мужчины вокруг были в темных одеждах и с оружием на перевес, глядя на происходящий хаос, словно в замедленной съемке, когда увидела, как Рей рванул к Хану тоже, раскидывая на своем пути всех и вся — и своих и чужих, что-то крича и кидая ему свое оружие.

Хан не услышал друга из-за оров, криков и десятков оглушительных выстрелов, когда пистолет приземлился возле машины, и я с ужасом поняла, что Хана и Каана практически окружили недруги.

Мне казалось, что на несколько секунд стало тихо, потому что сердце грохотало в висках так сильно и громко, что заглушало собой все остальные звуки, когда я поспешно выбралась из машины, подбирая дрожащими руками черный, тяжелый и холодный револьвер, крикнув тому, кто был ближе всех ко мне — Каану…

Он услышал и обернулся, поймав револьвер скорее по инерции, чем поняв, что именно и для чего я ему кидаю, растерявшись, когда его глаза округлились, он вдруг закричал громко и надрывисто:

— Кош!!!!!

Если бы только я понимала, о чем он говорил, вздрогнув, когда почувствовала странный обжигающий укол в бок, почему-то вспомнив давно умершую бабушку. Почему именно её?….

Бабушка жила в пригороде, и на каждые каникулы мы приезжали к ней, проводя все лето — душистое, веселое и яркое, когда мама варила сладкий джем, и я его тут же съедала. А я собирала цветы, делая из них украшения для волос….а еще у бабушки были пчелки. Я их любила и не боялась, но лишь до тех пор, пока неожиданно меня не ужалила одна из них в ногу.

Почему я подумала о пчелах, находясь в гараже, где бились мужчины и звучали крики и выстрелы?

Потому что сейчас у меня было ощущение, что меня снова ужалила пчела.

Только не в ногу, а в правый бок, отчего там зажгло так сильно, что я поморщилась, приложив ладонь к боку, с удивлением почувствовав, что она стала влажной и слегка липкой.

Нет, не было ни паники, ни страха, я вздрогнула и испугалась, лишь услышав, как одновременно закричали Хан, Каан и Рей, расталкивая мужчин и кидаясь ко мне.

Казалось, что стало еще больше выстрелов и все они раздавались слишком близко, когда Хан добежал, обхватывая меня руками и прижимая свою ладонь к моему боку, с силой зажав его и осторожно усаживая в машину, залезая следом и крича Каану:

— Скорее!

— Каан Бей, мы разберемся с остальным, уезжайте! — крикнул кто-то из мужчин, и сквозь тонированное стекло и темную пленку, я видела, как Каан быстро кивнул, запрыгивая в нашу машину на сидение водителя, а Рей толкает в другую такую же машину какого-то мужчину, который был просто копией Хана….и если бы я не чувствовала его рук на себе и горячего отрывистого дыхания, то подумала бы, что Хана пытаются запихать в другую машину.

— Не рискуйте лишний раз, парни! Уезжайте сразу же! — крикнул Каан мужчинам, когда шины завизжали, все окна были наглухо закрыты, и три одинаковые машины с визгом выехали из гаража одна за другой, распределяясь и разъезжаясь по разным дорогам.

Чувствуя отрывистое, горячее и ароматное дыхание Хана на себе, я подняла глаза, понимая, что лежу на заднем сидении на его коленях, пока он продолжает зажимать мои бок своей рукой, пытаясь улыбаться и сказать, что со мной все в порядке и нет никаких причин для паники, когда поняла, что во мне почти нет сил.

Снизу я смотрела в его глаза, с удивлением понимая, что впервые вижу в них столько эмоций, что они буквально душили мой разум, кружа и путая мысли. Впервые эти пронзительные черные глаза не горели жаждой, не облизывали лукавостью, не кусались злобой, в них словно были две необъятные воронки боли и чистейшей паники, которую больше не мог скрыть даже колкий черный лед за пеленой длинных густых ресниц. Никогда я не чувствовала себя еще такой растерянной, видя в его взгляде все то, что там быть просто не могло.

— Что же ты натворила, мавиш… — шептал Хан, делая отрывистые вдохи и выдохи, словное ему было больно дышать, прижимая меня к своей груди, где колотилось его сердце так истерично и громко, что я удивленно дернулась, вдруг ощутив укол паники.

Ведь не было ничего страшного? Так ведь?…

— Я же сказал тебе сидеть в машине и не высовываться! — зашипел впереди Каан, что следил за дорогой, по которой на бешенной скорости неслась наша машина, глядя на нас с Ханом колко и немного растерянно через зеркало заднего обзора и иногда назад.

— …я только хотела помочь… — прошептала я, понимая, что даже это у меня получается едва-едва.

— Сус, — зашептал быстро Хан, склоняясь надо мной и убирая с моего лица прядки волос, когда я поняла, что его ладони были в крови…как и оба бока рубашки.

Сердце дрогнуло, когда я пыталась пошевелиться и прикоснуться к нему, с нарастающей паникой понимая, что из меня будто ушла вся сила, оставляя лишь отрывистое дыхание и только.

— Молчи, мавиш, молчи. Просто смотри на меня. Не закрывай свои ясные глаза, скоро все закончится.

— Ранен? — быстро покосился на нас Каан, стрельнув своим тяжелым, но таким красивым взглядом.

— Прошла на вылет, заживет как на змее. Сам как?

— Жить буду, — так же кратко и отрывисто кивнул Каан в ответ, снова покосившись на меня, а затем на Хана, заговорив что-то на их родном языке настойчиво и горячо, явно пытаясь в чем-то убедить Хана, который порыкивал в ответ, отрицательно качая головой, и не отпуская меня ни на секунду, а затем и вовсе что-то закричал, сверкая своими черными глазами, которыми наверное можно было бы просто убить…если бы Каан не был бы таким же холодным и жестоким.

Мужчины горячо ссорились, рыча и шипя друг на друга, явно пустившись бы в рукопашный бой, если бы руки Каана не были заняты рулем и дорогой, а руки Хана — мной.

Сжавшись, я лежала, едва дыша, и чувствуя, как что-то горячее и липкое стекает с моего бока, пропитывая свитер, юбку и стекая на ноги Хана, понимая, что мое тело становится словно ватным — легким и невесомым, жалясь и горя лишь в одной острой точке, как раз под ладонью Хана, которую он с силой прижимал ко мне.

Мужчины замолчали одновременно, когда неожиданно раздался сигнал в машине, и Каан ткнул куда-то на приборную панель, выпуская из динамиков голос Рея:

— Дорога свободна! Все ушли за нами! У вас не больше пары минут, пока не приехала скорая и полиция! Их уже вызывали, так что поторопитесь!..

Рей отключился, и глаза Каана снова смотрели на Хана пронзительно и настойчиво, каким настойчивым, холодным и рассудительным был и голос этого мужчины:

— Приди уже в себя, черт побери! Больше у нас не будет такой возможности! Она идеально подходит по возрасту, по росту, даже по внешности! Если мы упустим этот шанс, как ты будешь вкручиваться потом? Время уходит, думай быстрее!..

Губы Хана были сжаты так сильно, что стали почти такими же бледными, как его лицо в тот момент.

— Ты понимаешь это лучше меня, Тео! Без риска у нас ничего не получится, неужели так происходит в первый раз?…

Я заморгала, пытаясь понять о чем говорят мужчины, перейдя на понятную для меня речь, хотя все-равно не понимала совершенно ничего, видя лишь то, как кровавое пятно на боку Хана становится все больше, лицо бледнеет, и лишь прижатая к моему горящему боку ладонь была все такой же сильной и твердой, когда Хан на секунду тяжело закрыл глаза, отчего его ресницы веером опустились, пряча взгляд

…и когда распахнулись снова, вернулся прежний Хан — холодный, расчетливый и жестокий.

Хан который кивнул Каану, и машина устремилась вперед на немыслимой скорости, отчего нас слегка качнуло назад по инерции.

— Али предупредили? — сухо и холодно проговорил Хан, вдруг прижимая меня к себе сильнее, и я прижалась щекой к его груди, с удивлением понимая, что его сердце колотиться так быстро и судорожно, словно он боялся, хотя его голос не дрожал, как и крепкие руки, обхватывающие меня.

— Да. Он готов.

— Тогда давайте закончим уже с этим.

Каан кивнул, весь собравшись, и резко выворачивая куда-то, отчего шины противно завизжали, откидывая нас снова на заднем сидении, и машину занесло на резком повороте.

— Пристегнись и держи ее крепче!

Когда машина понеслась вперед еще быстрее, мне вдруг стало страшно, даже не смотря на то, как холодны и сосредоточены были Хан и Каан, не дрогнув и не выдавая никаких эмоций, лишь только Хан застегнул вокруг нас двоих ремень безопасности, вдруг склоняясь надо мной и обхватывая мою голову свободной рукой, словно заслоняя собой, прошептав еле слышно и касаясь прохладными губами моих губ:

— …ничего не бойся, мавиш…скоро все закончится.

— Готов? — быстро и громко спросил Каан, когда раздался жуткий визг тормозов, не успев получить утвердительный ответ Хана, и тьма поглотила меня острой болью и оглушительным скрипом трещащего от столкновения металла, словно машину раздирали на части огромными невидимыми тисками, вскрывая, как консервную банку, внутри которой были мы….