К арабским открывателям обычно относят всех средневековых мусульманских географов, писавших на арабском языке, хотя среди них были уроженцы и Средней Азии. Так уж сложилось, но взаимного влияния арабских и европейских путешественников географическая мысль не испытала. Страны ислама всегда были закрыты для европейцев. И все-таки, листая
“Историю географических открытий и исследований” Дж. Бейкера, Н. К. Лебедева и “Земной круг” С. Н. Маркова кое-что можно почерпнуть.
Одним из первых арабских географов был Ибн-Хордадбех, работа которого “О дорогах и царствах” относится примерно к 850 г. Будучи чиновником, он имел доступ к большим и ценным статистическим материалам. Однако же его книга разочаровывает читателя. В труд Ибн-Хордадбеха включается краткая сводка его научных воззрений, заимствованных у “школы” Птолемея, и ценная сводка данных о великих торговых путях арабского мира; этот труд засорен разного рода баснями, вроде рассказов о китах длиной 1200 футов.
Другим арабским географом этого первоначального периода является Якуби, книга которого написана около 900 г.; его называют отцом арабской географии, поскольку последующие писатели широко пользовались его трудами. С юности Якуби горел желанием узнать как можно больше об отдаленных странах. Сам он был опытным путешественником и, кроме того, “собрал большой материал путем опроса людей, побывавших на Западе или на Востоке. Якуби был серьезным писателем и, в противоположность многим более поздним арабским географам, не мешал правду с вымыслом.
Странствия другого, типичного для этого раннего периода географа Ибн-Хаукаля могут служить хорошим примером прекрасных сообщений внутри мусульманского мира. В 953 г. он проделал путешествие на восток, где в долине Инда встретил географа Истахри, который впоследствии написал книгу “Климаты”, снабдив ее картами. Книга эта легла в основу “Книги дорог и царств”, законченной Ибн-Хаукалем в 988 г., которая представляет собой географическое, политическое и статистическое описание различных провинций империи халифов. Автор использовал всякого рода сведения, “делающие географию наукой, представляющей интерес как для государей, так и для людей всех сословий”, и придал своему произведению широкую общедоступность.
Труд Ибн-Хаукаля весьма важен, так как он заключает в себе описание мусульманской империи халифов в зените ее могущества.
Однако еще большую ценность представляет большой труд Масуди, объехавшего весь мусульманский Восток от Испании до Китая и побывавшего также, по-видимому, на Мадагаскаре. Хотя этот труд, названный Масуди “Золотые луга”, и не является чисто географической работой, но содержит много сведений также географического характера. Целью Масуди было создать нечто вроде энциклопедии знаний того времени. Он имел весьма ограниченное представление о Европе и многое заимствовал у более ранних писателей, но в некоторых вопросах был хорошо осведомлен.
Так, он знал, что Каспийское море было внутренним озером, и первым из арабских географов указал на существование Аральского моря.
Сделавшись властителями почти всего известного в то время мира, арабы предпринимали путешествия в Индию и в далекий Китай.Уже в конце VII века город Кантон в Китае становится значительным портовым городом благодаря торговле арабских купцов. В IX веке под влиянием арабов в Китае — дальше к северу от Кантона, недалеко от устья реки Янтзе-Кианга, возникает торговый город Кан-фу.
Масуди путешествовал по Персии, Индии, Цейлону, Китаю, по берегам Каспийского моря, по Армении, Северной Африке, Египту и Греции. Современники сравнивали его с солнцем, проходящим над всеми странами Земли с востока до запада, и сам Масуди, говоря о путешествиях, применяет к себе слова одного арабского поэта: “Я так далеко заходил на восток, что совершенно забывал о западе; я настолько углублялся в страны запада, что даже забывал название востока”. Результаты своих путешествий Масуди изложил в 947 г. в своей книге (как уже упоминалось), названной им “Золотые луга”. Это сочинение представляет собой трактат по всеобщей истории, в котором географические сведения занимают несколько глав. “Золотые луга” были одной из самых популярных книг среди мусульман всего мира, и даже еще и теперь она пользуется известностью и считается ученой книгой у народов Ближнего Востока. Из труда Масуди мы узнаем, что арабам были хорошо известны области Центральной Азии;,автор, описывая Тибет, называет его “благословенной страной, где жители от счастья не перестают смеяться”.
Следующий арабский географ, ал-Идриси, хотя и не самый крупный, с точки зрения европейцев, является, пожалуй, самым интересным. Получив образование в Кордове, ал-Идриси провел долгое время в странствованиях по Европе, где он достиг берегов Англии и Франции, и по малой Азии. Он вошел в круг придворных короля Сицилии Рожера П.
Сицилийский король посылал в окрестные страны опытных путешественников и искусных художников. Возвращаясь в Палермо, они докладывали Рожеру о том, что им удалось увидеть, услышать и зарисовать. Так продолжалось пятнадцать лет. Все эти годы ал-Идриси трудился над обработкой доставленных ему сведений.
С железным циркулем в руках он склонялся над картами своих предшественников, проверяя достоверность составленных прежде чертежей, заглядывал в старинные рукописи, сопоставляя их данные с новыми, полученными от посланцев норманнского короля.
Ал-Идриси много путешествовал сам. До переезда в Палермо он посещал Малую Азию, Лиссабон, Англию, Францию, Испанию.
До нас дошли свидетельства о том, как трудился ал-Идриси в Палермо.
Рожер II не жалел ничего для своего ученого гостя.
Однажды ко двору короля была доставлена целая гора серебра, выплавленного для изготовления чудесных предметов. Арабский мудрец построил серебряное подобие небесного свода.
Потом ал-Идриси из того же благородного металла отлили большой диск. Искусные мастера, руководимые арабским ученым, нанесли на выпуклую поверхность мерцающего диска изображения семи климатов земли, “с их странами и областями, берегами и полями, течениями вод и впадениями рек”.
Если верить цифрам, приведенным в предисловии самого ал-Идриси к его книге, и более позднему сообщению ас-Сафади, на палермский земной диск ушло не менее шестидесяти тысяч килограммов серебра, а на изготовление небесной сферы — около четырех тысяч двухсот пятидесяти килограммов.
Напрашивается мысль, что для установки диска и сферы потребовалось особое помещение.
Им могла быть уже существовавшая к тому времени в Палермо норманнская башня — та, что пять столетий спустя оказалась пригодной для устройства обсерватории.
Король Рожер II страдал неизлечимой болезнью, но не хотел умирать, не дождавшись завершения труда ал-Идриси. А этот труд заключался не только в создании двух серебряных диковин.
Потомок малагских эмиров торопился закончить книгу, дополняющую сведения “Круглого чертежа”. Норманнский король еще успел взять в руки манускрипт — “Развлечение истомленного в странствии по областям” и “Китаб Руджжар” (“Книга Рожера”). Но он уже не смог осилить семидесяти отдельных карт, приложенных к рукописи. Составленные вместе, они превращались в карту мира. Круглая всемирная карта тоже была приложена к книге ал-Идриси.
Серебряные сооружения ал-Идриси около 1160 года погибли самым неожиданным и обидным образом.
В Палермо начались беспорядки, вызванные недостойным поведением нового норманнского короля Вильгельма Дурного. Заговорщики ворвались в хранилище, где находились сооружения из серебра, разрушили и растащили их по частям.
Ал-Идриси не только пережил это несчастье, но и продолжал свои великие труды. Он написал для Вильгельма Дурного вторую географическую книгу — “Сад приязни и развлечение души” — и составил еще семьдесят три карты.
Созданные им творения заставляют о многом размышлять, удивляться трудолюбию и безграничной пытливости ученого XII века, решившего окинуть своим взором мир от Гибралтара до загадочного “острова” Сила на крайнем Востоке, где на псах звенели золотые ошейники. Сила, по мнению исследователей ал-Идриси, — это Корея или Япония.
Сказочные подробности, не чуждые впоследствии и такому мастеру географических описаний, как Марко Поло, лишь оттеняют множество достоверных сведений, накопленных ал-Идриси.Он, например, уверяет, что Гибралтарский пролив вырыт человеческими руками, знает не только Северную Двину, но и Енисей, Байкал, Амур и даже Или. На одной из его карт изображены грифы, пожирающие пленников. Крылатые чудовища приурочены, по-видимому, к Алтаю. Сказка сказкой, а археологи свидетельствуют об изображениях грифов, найденных в курганах Алтая!
Перечислить все, о чем знал и писал ал-Идриси, невозможно. Достаточно привести лишь некоторые примеры.
Палермский ученый знал о Сибири, не называя ее. Он писал о Кимакии и в одном месте даже подчеркнул, что ему был известен писатель Джанах ибн-Хакан ал-Кимаки.
А кимаки — это обитатели обширной области, расположенной частично в Сибири, между Иртышем и Енисеем, где Кимакия граничила со страной Мрака. На юге кочевья Кимакии достигали Сыр-Дарьи. В Кимакии был лишь один город.
Ал-Идриси обратил свой взгляд в сторону Сибири и Китая.
Известный нам доктор Рихард Хенниг обратил особое внимание на одну драгоценную строчку ал-Идриси: “Китайское море — это рукав океана, который и есть море Тьмы”.
“На нашем языке это означает, что Китайское море представляет собой залив Атлантики!” — восклицает по этому поводу Хенниг..
Он говорит, что ал-Идриси уверенно высказал “гипотезу, с которой выступили позже Тосканелли и Колумб, а именно, что Атлантический океан на западе омывает берега страны Катай (Китая)”.
Типичным арабским географом является Якут.
Он родился около 1196 г., провел много лет в знаменитых библиотеках Мевра (современный Мары в Туркменистане) и составил два “словаря”: географический и библиографический, в которых содержится много подробных сведений, ценный материал о явлениях природы и мало вымысла. Хотя Якут и не является зачинателем этого типа трудов, он все же дал образцовые по достоверности работы и снискал славу величайшего арабского географа.
В арабский период путешествия с чисто исследовательскими целями были немногочисленны.
Имеются сведения, что одна такая экспедиция была отправлена к истокам Нила; она достигла “Лунных гор” и озера, дающего начало Нилу.
Несмотря на это, арабские карты Африки мало чем отличаются от карт Птолемея, и мы можем предположить, что экспедиция эта, если она вообще имела место, была повторением более раннего торгового путешествия грека Диогена.
Известна также экспедиция Саллама к Великой Китайской стене. Ему было поручено найти таинственный народ гога и магога. Саллам шел через Армению, до Волги, далее вокруг Каспия, до Уральских и Алтайских гор и вернулся через Бухару в Ирак.
Что касается морских экспедиций, то ал-Идриси рассказывает об одной из них, посланной в Атлантический океан, но в этом рассказе очень трудно разобраться. Вначале путешественники будто бы направились в северные воды, или так называемое Темное море, а после — к экватору, и возможно, что весь рассказ относится к какой то более ранней атлантической экспедиции. Упоминание об открытии далеко от Европы какого-то острова, на котором живут “красные” люди высокого роста и с гладкими волосами, объясняется, быть может, какой-то прежней попыткой исследовать остров Мадейру*.
” Из причисляемых к Африке островов Атлантического океана обитаемы были (до их открытия европейцами) только Канарские острова, но не Мадейра. Поэтому легенда о “красных” людях вряд ли может быть связана с этим последним островом. Если экспедиция эта действительно имела место, то она была первой попыткой исследования Атлантики со времен классической древности.
Что касается Индийского океана, то уже одно существование сказки о Синдбаде Мореходе (знаменитый сборник сказок “Тысяча и одна ночь”) несомненно свидетельствует о том, что в этих водах совершались какие-то морские путешествия, а сама сказка, вероятно, основана на древнем отчете о какой-то действительно предпринятой экспедиции с Мадагаскара на Цейлон.
Кроме того, имеется также интересное “сказание” об арабских и китайских путешествиях по Индийскому океану, дошедшее до нас от IX в.
Оно производит впечатление правдоподобности, и в него входят подробности одного путешествия, совершенного в 879 г. Оно проливает много света на народы и торговлю Дальнего Востока, т. е. Китая, Явы, Цейлона и Индии. В нем упоминаются два арабских порта — Сираф и Басра. Большой интерес представляют также наставления мореходам; они датированы XV в., но содержат данные, уходящие по крайней мере еще на пять веков в глубь арабской истории. Одним из авторов этих наставлений был, по-видимому, лоцман, проведший португальский флот во время первого путешествия Васко да Гамы от Малинди до Каликута. Эти дошедшие до нас в рукописном виде наставления напоминают современные лоции, с той разницей, что помимо обычно принятых в лоциях сведений, содержат описание торговых путей.
Остается упомянуть еще о трех наиболее известных фигурах в арабской географии, прославившихся прежде всего своими путешествиями.
Они относятся к типу географов, дополняющих своей работой труды компиляторов и настоящих исследователей.
Первый из них — ал-Бируни — провел всю жизнь в занятиях наукой и путешествиях и умер в 1084 г. Он родился в Хиве, какой-то период жизни находился в районе к югу от Каспийского моря, сопровождал султана Махмуда Газнийского во время его вторжения в Индию около 1027 г. Много подробностей из жизни и деятельности ал-Бируни можно найти в упоминавшемся выше библиографическом словаре Якута. Ал-Бируни создал ряд трудов, в том числе описание Индии, “Хронологию”, в которой рассматриваются различные методы счета времени, употреблявшиеся у разных народов, а также географический труд под названием “Канон”. В тот ценный вклад, что он внес в географическую науку, входит описание путей, ведущих из Ферганы в Восточный Туркестан, описание ферганских городов и короткий рассказ о Непале и Тибете. Большое значение имеет также его описание Индии и ее учреждений в начале XI в.
Отвлекаясь от скучноватой арабской географии Бейкера, вернемся к нашему писателю Маркову, который открывает интересный образ второго арабского исследователя Земли, но никак не путешественника. Имя этого, так называемого “кабинетного”, но выдающегося ученого Абу-л-Фида. С помощью его труда “Упорядочение стран” мы узнаем о представлениях и границах средневековой арабской географии в целом.
В 1905 г. в Эртелевом переулке в Петербурге с печатной машины сошли листы книги “О государстве Русском. Сочинение Флетчера”. Ныне это издание стало библиографической редкостью. В нем есть такие строки:
“Особое замечание, извлеченное отличным венецианским космографом Г. Джоном Батистом Рамузием из арабской географии Абильфады Измаэля, касательно направления океана от Китая на север, вдоль по берегу Татарии и других неизвестных стран, а потом на запад, по северным берегам России и так далее к северо западу”.
На полях книги типографским путем была воспроизведена заметка: “Китай. Пределы крайних татар. Некоторые неизвестные страны. Северные берега России. Северо-запад”.
Знаменитый востоковед, арабист, академик И. Ю. Крачковский сделал новый перевод этого отрывка непосредственно из арабской рукописи Абу-л-Фиды.
Отрывок гласил, что океан “берет направление на восток, пока не поравняется с пределами земли восточной открытой, а там страна Китай”.
Затем океан поворачивает в сторону севера, до тех мест, где находится “преграда” Яджуджа и Маджуджа. Поравнявшись с нею, океан вновь поворачивает, окружает “земли, неведомые по своим обстоятельствам” и уходит на запад, “оказываясь к северу от земли”.
Затем он “равняется со страной Русов, минует ее, поворачивает на запад и на юг (юго запад), окружая землю, и оказывается уже в западной части” В этом переводе явственно встает очертание морского побережья от Китая, Камчатки, Берингова пролива до Скандинавии и “Дышащего моря” древнерусских сказаний.
Что за “преграда” Яджуджа и Маджуджа или Гога и Магога библейских повествований? Этой преградой могли быть и проливы каменистых Курильских островов, и узкие ворота теперешнего Берингова пролива между северо-востоком Азии и берегом Северо-Западной Америки.
“Земли, неведомые по своим обстоятельствам…” — вероятно, вся полоса сибирского побережья Ледовитого океана. Далее к западу начиналась уже известная Абу-л-Фиде “страна Русов”, а за ней лежало знакомое арабам Северное море. В отрывке из Абу-л-Фиды достоверно было все, за исключением Яджуджа и Маджуджа, о которых упоминалось в Коране.
Это — покрытые шерстью страшные существа, четырехглазые дива, не то шипящие, как змеи, не то свистящие, подобно птицам. Древние арабы “поселяли” этих чудовищ на самом северном краю земли.
Но кто же был Абу-л-Фида?
Он жил в 1273–1331 годах. Отечеством Абу-л-Фиды был Дамаск, куда его родители бежали во время нашествия монголов на Сирию и где на берегах реки Оронто стоял окруженный садами город Хама. Там и княжил отец будущего ученого. Потомок курда Эйюма, он принадлежал к роду тех правителей Египта, что продержались в’ Каире вплоть до захвата власти мамелюками.
Юный Абу-л-Фида пошел на службу к мамелюкам. Одно время его покровителем считался египетский султан ал-Мансур, о котором ходила молва, что он был тевтонским крестоносцем, когда-то перебежавшим на сторону сарацин.
В самом начале XIV столетия Абу-л-Фида приехал в Каир и явился ко двору султана, сменившего ал-Мансура. Вскоре сирийскому князю был возвращен эмират Хама, и Абу-л-Фида поселился в стране отцов. Из окон своего замка он видел цветущую долину Оронто, стремившуюся к Средиземному морю. Сирийский эмир “распространил путешествиями свои познания”, как сказал о нем русский биограф XIX века, и занялся науками и писательством.
В разные годы Абу-л-Фида создал “Начертание истории человеческого рода”, жизнеописание пророка Магомета и другие произведения.
Но самым важным творением эмира Хама было “Упорядочение стран” или “Таблицы земель” (“Таквим-ал-булдан”), а в просторечии — “География”. На русском языке этот труд никогда не издавался, о чем приходится лишь сожалеть.
Раскрыв бронзовый пенал, сохранившийся, по свидетельству арабистов, до нашего времени, Абу-л-Фида прилежно трудился над “Упорядочением стран”, не раз дополняя свои черновики новыми сведениями. Он описал около тридцати областей (“климатов”) земли, в том числе Китай, Индию, острова Восточного моря, Магриб, Андалусию, Атлантику, Среднюю Азию…
В основном книга Абу-л-Фиды была готова в 1321 г. Лет десять ушло на дополнения, поправки и сверку рукописи, к которой сирийский ученый не раз возвращался, не расставаясь с ней до самой смерти.
Абу-л-Фида писал о том, как русы в 843–844 гг. прошли со стороны Черного моря к берегам Андалусии и ворвались по Гвадалквивиру в Ишбилию (так называлась тогда богатая и шумная Севилья).
Абу-л-Фида вызвал из глубины веков образы славян Масуда и Сериба. Они водили свои корабли к берегам Африки и, обосновавшись там, начинали оттуда дальние морские походы. Происходило это в начале X века.
Абу-л-Фида знал творения великого хорезмийца ал-Бируни, который первым назвал Северное море морем Славян, описал Индию и показал пути, по которым сияющий славянский янтарь попадал в Хорезм и Аравию.
Абу-л-Фида приводил сведения об устье Волги, знал о Волжском Булгаре. Около 1300 г. он повстречался с человеком, побывавшим у берегов Северного моря, и записал его рассказ о торговле между приезжими купцами и обитателями Севера. Это был знаменитый способ “немого” торга, когда купцы, выложив товары в условленном месте, возвращались к месту стоянки каравана.Люди Севера в свою очередь приносили пушнину и клали ее рядом с товарами. Тогда купцы вновь приходили к торжищу и забирали шкуры. При этом ни приезжие купцы, ни продавцы дорогих мехов никогда не видели друг друга. Более того, Абу-л-Фиде рассказывали, что где-то за “городом Арба” люди Севера беспощадно расправляются с пришельцами в заповедную страну и даже их пожирают. Где находился город Арба? На этот вопрос трудно ответить. Может быть, это теперешний Арбаж, к югу от Котельнича?
Встречи с бывалыми людьми, разговоры с пленными монголами, славянами, рассказы арабских купцов о стране Мрака, лежащей за Волжским Булгаром, — вот откуда Абу-л-Фида мог почерпнуть сведения для наброска морского пути из Тихого океана в Атлантику.
Как бы оставляя эту стезю для будущих поколений, Абу-л-Фида рассчитал расстояния других сообщений с Китаем.
По сведениям Абу-л-Фиды выходило, что от Красного моря до Китая — двести дневных переходов по суше. Весь путь был разделен на участки. К примеру, от Красного моря до Ирака надо было идти два месяца. На переход от Ирака до Балха требовалось тоже шестьдесят дней. Между Балхом и Ферганой было двадцать переходов. Далее лежала страна карлуков и область огузов. Пройти их можно было за три месяца и оказаться на “берегу моря, омывающего берега Китая”. Читатель уже знает по знаменитому отрывку, что у восточной части Китая океан поворачивает в сторону севера.
Сады Хама не заслоняли от Абу-л-Фиды видений дальних стран. Склоняясь над своими таблицами, в которых он размещал сведения об областях земного шара, Абу-л-Фида не раз размышлял даже о возможности кругосветных плаваний.
И. Ю. Крачковский писал о суровых заботах сирийского эмира, построившего для себя гробницу возле Змеиной мечети в Хама. Там в действительности покоится прах Абу-л-Фиды — Отца спасения, как можно перевести почетный титул арабского ученого.
Третьим выдающимся арабским путешественником является Ибн-Баттута: заслуживает внимания огромный размах его странствований. Родился он в Танжере и 22-х лет от роду отправился в Александрию. Обойдя большую часть Египта, он направился в Палестину, а затем в Мекку.
Вернувшись из Аравии, он пошел в Ирак и Персию, а оттуда вторично в Мекку. Из Мекки он направился обратно в Палестину, пересек Малую Азию, посетил Россию, и, быть может, также и Сибирь.
Из русского путешествия Ибн-Баттута вернулся в Константинополь и предпринял длинное сухопутное путешествие через Туркестан и Афганистан в Индию, где поступил на службу к правителю Дели и в 1342 г. был послан с миссией в Китай. В ходе своего путешествия Ибн-Баттута посетил Мальдивские острова. Вернувшись обратно в Марокко, он не мог успокоиться, пока на свете оставались невиданные им мусульманские страны. Поэтому он сначала побывал в Испании, затем пересек Сахару до Тимбукту.
Вернувшись в Фец, продиктовал там описание своих путешествий, представляющее собой один из интереснейших и замечательнейших документов этого рода. Умер он в 1377 г.
Ибн-Баттута, “насколько нам известно, был единственным средневековым путешественником, посетившим земли каждого из современных ему мусульманских властителей, так же как и некоторые немусульманские страны вроде Византии, Цейлона и Китая… В своем труде он ставил себе задачей прежде всего дать описание мусульманского общества во второй половине XIV века.
Интерес Ибн-Баттута к людям был сильнее, чем интерес к местам. Он являет собой пример географа “поневоле” в высоком значении этого слова, который собрал свой географический материал только личным опытом или опросом случайных знакомых. В описании подробностей он целиком полагался на свою память”.
При всех своих недостатках труд Ибн-Баттута представляет большой интерес, а местами и высокую ценность. Его книга прозвучала громким заключительным аккордом в описываемой нами интермедии в истории арабской средневековой географии.