Не так Су'Никар представлял себе возвращение в Тусуан, не так. Он, конечно, не ожидал цветов и песен, но полагал, что за недостачу лошадей Ана'Расе будет отчитываться сам. Вместо этого лидер отряда, задрав хвост, умчался на доклад к Наместнику и все хозяйственные хлопоты легли на плечи Су'Никара.
Хлопоты, а еще — новый пастырь, таскающийся за отрядом хвостиком, но при любой попытке заговорить шарахающийся прочь. Видать, решил, что ужасные колдуны его коллегу съели. И видят боги, если Су'Никар сегодня не пожрет нормально, так и произойдет.
Последние метры пути давались мучительно — все в горку, да в горку. Лареш, единственное в Тусуане поселение черных, манил впереди, однако именно сейчас слабость была недопустима: стоит позволить подчиненным улизнуть с вещами, и считай, что подарил — все, что удается донести до дому, черный считает своим законным трофеем. А за утрату объясняться кому?!! Су'Никар рыкнул на обнаглевшую молодежь и твердой рукой повел отряд к хранилищам, сдавать скотину и амуницию. И вот только там, слушая краем уха привычно бухтящего хозяйствующего, Су'Никар начал понимать — с городом что–то не так.
Сквозь пелену раздражения и усталости просачивались мелкие странности, отклонения от привычного хода вещей. Например, то, что в конюшне практически нет взрослых, тем не менее, оставленные без присмотра ученики гребут и скребут как очумелые (готовятся, что ли, к чему?). Внезапно припомнилось, что стражники на въезде в город караулили шлагбаум впятером, причем, именно караулили, а не кемарили в тенечке. Да и барыг, всегда первыми вылезающих навстречу возвращающимся отрядам, видно не было. Когда хозяйствующий спокойно, без воплей и разбирательства, расписался за утрату двух лошадей и шлепнул на приходный лист замысловатую печать, Су'Никара охватило легкое беспокойство.
Где все? Ночных гостей изгоняющий не чувствовал, а другого повода бросить работу на подмастерий не видел. И не поймешь: то ли Наместник всех со службы отпустил, то ли всеобщую мобилизацию объявили. А может (есть в мире место чуду!) проверяющие с юга приехали?
Нервозность командира передавалась отряду — подчиненные крутили головами, ученики уже вовсю шушукались с конюхами (им можно — статусом они не рискуют), а вот вожаку требовалось отреагировать на вызов вне зависимости от обстоятельств (продемонстрировать, так сказать, уверенность в себе).
Су'Никар нахмурился. Что могло всех так торкнуть? В голову лезли предположения, все как одно — безумные. Стараясь выиграть время, изгоняющий вышел на улицу и напряг память, пытаясь воскресить в уме проделанный путь, любые встреченные на дороге странности. Что–то ведь бросилось ему в глаза… На повороте — широкий след, смятая большим полукругом трава, обтрепанные ветки разросшихся у дороги кустарников… Довольно высоко, надо сказать, обтрепанные, выше, чем от телеги.
Су'Никар прикинул время, возможный маршрут, время и поймал за шиворот ближайшего конюха (запечатанного малолетку, из безнадежных):
— Тут на днях два больших грузовика не проезжали?
Мальчишка лихорадочно закивал, потрясенный его проницательностью. Су'Никар брезгливо оттолкнул мелкого.
— Что–то мне уже домой не хочется, — С'Анишу погладил раненное плечо.
Су'Никар расправил плечи:
— А вот я — пойду!
И пошел, потому что бегать от неприятностей недостойно изгоняющего. Кроме того (следует посмотреть правде в лицо) податься им все равно больше некуда.
Хранилище амуниции было последним зданием на его пути, построенным с оглядкой на Уложение (и двойной защитой — без нее никак, когда рядом живет такая гопота). Миновав добротные ворота, дорога вздыбливалась подобием брусчатки, а дальше, за невидимой линией несуществующей ограды, начинался разноцветный хаос построек, в которых только наметанный взгляд изгоняющего мог признать человеческое жилье.
Стражники у шлагбаума поглядывали на вновь прибывших с заговорщицким видом. Су'Никар скрипнул зубами и ни о чем не спросил: пошло любопытничать — недостойно боевого командира. Лареш — это вам не Крумлих и даже не Суроби–хуссо, тут параграфами Уложения не отделаешься. В городе практиковался свой, совершенно непонятный для посторонних этикет, ревниво хранились традиции, для обычного са–ориотца выглядящие как подсудная ересь. Каждый из почти тысячи обитавших в Лареше черных точно знал, что может себе позволить, когда и по отношению к кому, причем, никакой связи с Уложением это знание не имело. Нельзя сказать, что пастыри ни о чем не догадывались, но… Последний случай "боевого безумия" среди местных случился десять лет назад, несмотря на обилие полудиких новичков и общие для всей империи сложности (своего рода достижение!). Наверное, поэтому Лареш и не трогали.
Существовал ли при закладке тусуанского питомника какой–либо план, никто доподлинно не знал, но, по прошествии множества лет, нескольких пожаров и одного землетрясения, всякие следы разумного замысла поселение черных покинули. Главная улица лихим зигзагом распихивала дома, в стороны от нее разбегались переулки и лестницы, про которые невозможно было сказать, кончаются ли они тупиком или пронзают город насквозь. На весь Лареш приходилось три официальных почтовых адреса, поэтому вывесками и нумерацией домов никто не заморачивался. Говорите, не удобно? Кому? Свои дорогу и так знают, а чужим скидок не полагается. Зато изгоняющие в форме (любой степени затасканности) чувствовали себя в Лареше хозяевами жизни и имели уважение.
Су'Никар быстро научился принимать здешние порядки как нечто само собой разумеющееся, но сегодня шел по знакомым улицам, словно по проклятым руинам — упругим скользящим шагом. Лареш гудел, как опрокинутый медведем улей, однако уловить, что в ритме городской жизни что–то изменилось, могли далеко не все.
Тут всегда гомонили, почем зря, любой разговор на взгляд непосвященного напоминал ссору, голоса никто не понижал, а споры и выяснения отношений не то, чтобы ежеминутно вспыхивали — они не на секунду не прекращались. Откуда постороннему знать, что яростные перебранки протекают по раз и на всегда установленным правилам, словно рыцарские турниры? Сейчас для Су'Никара было очевидно: по–настоящему ссорящихся людей на улице нет, вообще. Нынче тусуанским изгоняющим было не до иерархии: общество людей, незнакомых с концепцией страха, пыталось выработать реакцию на ужас и моральный террор. Горожане (черные, естественно, все — черные!) тусовались группами, объединяясь по каким–то не проявлявшимся доселе признакам, и обсуждали на все лады одно–единственное происшествие. Потому что ингернийцы не просто заглянули в Тусуан на огонек (Су'Никар еще на побережье понял, что такой исход — дело времени), а заявились с претензиями и миндальничать с подданными Наместника не стали. В бодром темпе, не заморачиваясь получением разрешения или хотя бы разведкой, приехали, взяли все, что могли, и отчалили, в буквальном смысле плюнув обществу в душу. Настоящие колдуны!
Но главное повод, повод!!! Су'Никар просто не верил своим ушам: сначала повязать мага, а потом от него же и огрести!
Погоня и возмездие не обсуждались — бесстрашие бесстрашием, а вот сумасшедшими волшебники не бывают (в смысле, одновременно — живыми и сумасшедшими). Пережитое потрясение уверенно трансформировалось в поиск виноватых (кто припер сюда эту сволочь?!!) и признание за чужаками права на виру (раз уж деньги все равно уплачены…). Тем более, что потери были, в основном, статусные: агрессоры помяли заборы у Су'Яги и Су'Рижу, раздавили любимую скамейку Сай'Хирка (почтенный ветеран пребывал в трауре), и, неожиданно, превратили в героя дня С'Пачика, артефактора–недоучку, который умудрился получить от грозного чужака в глаз, дать сдачи и уцелеть. А вот положение укрощающих (традиционно — весьма прочное) серьезно пошатнулось…
Су'Никар остановился перед оскверненным питьевым фонтаном и покачал головой (трехсотведерный бассейн вычерпали и почистили, наверное, в первый раз от основания города). Вот ведь незадача! Положенный по Уложению отпуск он собирался провести, честно оплевывая потолок, а теперь придется потратить его на выяснение всех произошедших в городе изменений. С непроницаемым лицом он проследовал в свою квартиру и с удовлетворением отметил, что в такой узкий переулок грузовик точно не протиснется. Стоило двери захлопнуться за спиной, как все правила с шорохом вылетели у изгоняющего из головы. Он пинком отправил под кровать не разобранный вещмешок и, с наслаждением, растянулся на ней поверх одеяла (первое, что делает черный, вышедший из ученичества и получивший право на собственное жилье). Двигаться не хотелось.
Сходить, что ли, пожрать? — Надо переодеваться. А прежде, чем переодеваться — мыться, это на полчаса. Не охота. Су'Никар пошарил в тумбочке на предмет харчей и ожидаемо ничего не нашел (сам же перед походом все выкинул). Купить в лавке сухарей? — Все равно — мыться, переодеваться… Как трудно жить…
По дневному времени, в доме было на удивление тихо. За стеной не выяснял отношений с тещей и женой мастер–артефактор, этажом выше не бесились отпрыски Су'Кримча, которых давно пора было сдать в ученики, под окном не трындели старухи (особая каста — никогда не знавшие вкуса Силы, но при том способные загнать в гроб хоть темного рыцаря, только подойди). Су'Никар скрепя сердце признал, что визит иноземцев подействовал на горожан оздоравливающе: всякая мелкая шобла, слишком слабая, чтобы работать, но отсутствием гонора не страдающая, резко осознала свое место в жизни. Давно пора было вправить паразитам мозги!
Под окном раздалось жизнерадостное посвистывание, нарочито громкое и настойчивое. Су'Никар выждал, чтобы убедиться — пришелец не собирается долбить в дверь уважаемого человека, и лишь затем пошел открывать. На ступеньках топтался посыльный — растрепанный мальчишка с диковатым взглядом (типичный ученик). Держась подальше от непредсказуемого взрослого и старательно глядя в бок, он сообщил:
— Я тут мимо проходил и случайно услышал, что господин Сай'Коси ждет вас вечером на ужин.
Естественно,
старик лично послал его за бывшим учеником, но прямо требовать что–то от другого изгоняющего считалось неприличным, и в ход шли такие вот намеки и оговорки.
— Вот как, — Су'Никаром принял утомленный вид и попытался решить, стоит ли бежать к старому наставнику по первому зову. Нет ли в такой поспешности скрытого оскорбления?
— Да, — вздохнул мальчишка и выдал сокровенное: — А ма Коси утку жарит, с черносливом.
Рот Су'Никара мгновенно наполнился слюной. Жена Сай'Коси удивительно хорошо готовила (особенно — для женщины из черных, которым простые ремесла обычно не даются), и хитрый старик бессовестно пользовался этим, чтобы удержать рядом повзрослевших учеников (слова, подкрепленные утиным бедрышком, действуют на черных лучше, чем просто слова).
— Утка — это серьезно, — кивнул Су'Никар, и мальчишка, правильно поняв намек, испарился.
Ну, вот, теперь волей–неволей придется отправляться в душ — явиться к наставнику в затрапезном виде изгоняющему не позволяла гордость. Вечером, когда каждое движение уже не заставляло неудержимо потеть, а холод с гор еще не вынуждал ежиться, он отправился за обещанной уткой.
Сай'Коси жил в доме у фонтана — опытный наставник, регулярно выпускающий в жизнь умелых изгоняющих (а не поставляющий кости на кладбище), мог позволить себе занять лучшее в Лареше жилье. Блюдо риса и закуски уже ждали на столе. Ма Коси с независимым видом (черная!) поставила перед мужчинами тарелки с мясом (чтобы не устраивать вокруг еды возню, утка была предусмотрительно разделена на равные части).
Сначала поели. Су'Никар старательно подавлял желание засунуть свою порцию в рот целиком — походная жизнь портит манеры. Сай'Коси невозмутимо жевал, но между делом, наверняка, оценивал произошедшие в бывшем ученике изменения. А они были! Су'Никар чувствовал себя… больше. Не в плане Силы — той не прибавилось — а в плане готовности ее применять. Это прямо противоречило духу Уложения, почитавшему высшей добродетелью повиновение и порядок, гарантировало в будущем большие неприятности, но прямо сейчас Су'Никару было хорошо.
Когда руки были отмыты от жирного и заняты чашками с чаем, Сай'Коси подал голос:
— Ну, и что вы там сотворили с вашим пастырем?
Су'Никар мысленно внес в свой рассказ поправку — о происшедшем с Т'Ахиме наставнику, наверняка, рассказал племянник. Но есть вещи, которые ученик заметить не мог, просто в силу возрастного скудоумия.
— Едем мы, значит, по береговому тракту, — начал издалека Су'Никар. — И вдруг видим следы. От грузовиков.
Если бы не привитая еще в учениках привычка отчитываться за каждый шаг, Су'Никар предпочел бы забыть все, как дурной сон. Ходил, понимаешь, заяц кабана травить — волк добычу отбил. В роли упомянутого ушастого и ощущал себя изгоняющий. Пастырю никогда не понять его чувств! Отряд отправился в опасный и ответственный поход, в итоге, цель — смылась, гостей гости же и прибрали, три недели гнались за уродами, только чтобы сказать: "Привет!". Всех достижений — учеников сберегли. Никогда еще он не выглядел настолько по–идиотски. А если Наместник завтра же не отправит в Суроби–хуссо карательную экспедицию, злые языки запишут Су'Никара в ревнители и хранители Уложения. К еретикам в пекло такую честь!
— Не печалься, — тонко усмехнулся старый наставник. — Тут теперь есть кое–кто, вляпавшийся гораздо глубже. Поверь, о тебе даже не вспомнят.
И рассказал. Спокойно так, без проклятий и божбы, словно ту самую байку о незадачливом зайце.
Су'Никар слушал, как зачарованный. Он догадывался, что иноземцы способны на страшное, но чтобы так…Нужно принести жертву богам! Не сбеги молодой пастырь так вовремя, с Ана'Рассе сталось бы погнать подчиненных в бой. Что, в таком случае, ждало бы отряд? — Смерть и увечья — в лучшем случае, потому что рассказ об унижении укрощающих заставлял естество Су'Никара болезненно содрогаться. Он бы такого не пережил! Да и где там было прятаться? Разве что в болото прыгнуть…
А вот Лареш смиренно принял на себя всю ярость оскорбленного чужеземца. Ну, и кто этих ослов гнал в колючки? Теперь Су'Никар мог спокойно забыть про неудачный поход, тихо злорадствовать и лицемерно сочувствовать потерпевшим.
— Да как можно не распознать мага восьмого уровня?!! — искренне недоумевал он. — У меня от одного взгляда на них все волосы дыбом встали!
— Только народу об этом не брякни, — хмыкнул Сай'Коси. — Мигом запишут в ловцы.
Су'Никара передернуло.
— Заметь, я не говорю, то ты обладаешь какими–то особыми талантами, — невозмутимо продолжал наставник. — Ограничители на полигоне тоже ничего не замерили (они теперь так и стоят там, как новые, но даже на файерболы не реагируют). Есть теория, что магов с таким уровнем контроля мы не способны воспринимать адекватно.
— Либо это — особое свойство некромантов, — припомнил Су'Никар слухи, ходившие по Крумлиху, и мутные объяснения заморского жреца. — Понятно теперь, почему светлорожденные их так боятся!
— Ты наблюдал проявления его силы? — жадно подался вперед Сай'Коси.
Су'Никар покачал головой:
— Он следы ворожбы за собою подтирал — ничего не разберешь.
Тогда изгоняющий решил, что чужаки прячутся от властей, но теперь он понимал, что некромант поступал так чисто из вредности (не желал выдавать профессиональные секреты). Какое жмотство!
Сай'Коси пожал плечами и перевернул чашку на блюдце, намекая гостю, что рассчитывать больше не на что. Не беда! Су'Никар сыт, репутация его вне опасности. Можно отправляться домой и спокойно почивать на лаврах.
Изгоняющий шел по Ларешу с высоко поднятой головой и гордо расправленными плечам. Ничто так не поднимает настроение черному, как чужие неприятности! Да, он тоже не смог одолеть иноземцев (а кто бы смог?), но у него, по крайней мере, хватило ума не подставляться. Су'Никар уверился, что удача на его стороне и до самого утра спал сном младенца.
А потом в его дверь постучали.
Изгоняющий прислушался к царящей на улице тишине и не стал посылать визитера в поле лесом. Напротив, накинул почти чистый мундир, пробежал пальцами по воротнику и пуговицам и лишь затем выглянул наружу.
На пороге стоял человек неопределенного возраста, в аккуратной длиннополой мантии, с доброй, но слегка отстраненной улыбкой на губах и тусклыми, как у снулой рыбы глазами — типичный пастырь. Тишина на улице стала понятной.
— Прохладного дня, уважаемый! — белый отвесил вежливый поклон, чем окончательно испортил Су'Никару настроение (в Лареше имперские порядки были негласным табу).
— Ну, допустим, еще только утро, — Су'Никар решил быть грубым. — А у меня отпуск на три дня.
— Требования Уложения священны, — отозвался пастырь (издевается он что ли?). — Но я смиренно прошу уделить мне минуту вашего драгоценного времени. — И снова поклон.
За подобные расшаркивания в Лареше принято было безжалостно гнобить. Су'Никар быстро огляделся. На улице — ни души, но, наверняка, все слушают и смотрят. Присутствие постороннего человека (тем более — неприкасаемого) вызовет множество вопросов, а общество и так взбудоражено… Нужно что–то делать.
Жизнерадостно оскалившись, изгоняющий грудью оттеснил посетителя и захлопнул за собой дверь (пускать чужака в свое жилище он не собирался в любом случае).
— Минутку — уделю. Только не здесь.
Было в Лареше место, негласно считавшееся нейтральной территорией и использовавшееся для разного рода неудобных встреч. Выглядело оно как харчевня, да, в сущности, и являлось ей. Именно туда Су'Никар и поволок своего неожиданного визитера, без лишних церемоний ухватив за рукав. Пастырь держался с достоинством и к грубому обращению относился стоически — видно, сильно припекло. Немногочисленные из–за раннего времени прохожие провожали их недобрыми взглядами. В харчевню изгоняющий ворвался как вестник смерти.
Подавальщик, привычный к странным посетителям, увидев пастыря поморщился, но ничего не сказал. Су'Никар выбрал столик, предназначенный для нейтрального общения — нарочито открытый со всех сторон, одинаково неудобный для обоих беседующих. На столе почти мгновенно появились чашки с дешевым зеленым чаем — условия игры были соблюдены. Су'Никар немного расслабился.
— Ну, что молчишь? Твоя минута уже пошла.
Пастырь глубоко вздохнул:
— Вчера до меня дошло известие о недостойном поведении пастыря первой ступени Т'Ахиме Нацу. Поскольку по роду службы мне не доступно право задавать вопросы, я счел возможным навестить вас, свидетеля происшедшего, как частное лицо, и испросить милости рассеять мое невежество…
— Тебе–то что до этого подонка?
— Дело в том, что я занимался обучением Ахиме Нацу и его судьба мне не безразлична.
Су'Никар только хмыкнул. Еще один наставник на его голову! Боится, небось, что Наместник ему хвоста накрутит за такое обучение.
— Смотреть надо лучше за учениками!
Пастырь спорить не стал, его взгляд, устремленный на изгоняющего, стал внимательным и цепким:
— Могу ли я надеяться узнать обстоятельства происшедшего?
Су'Никар припомнил, что они наплели Ана'Рассе и фыркнул:
— Рассказ нашего лидера слышал? Так вот, все — правда, разве что на коленях Ахиме не ползал, это Су'Хамат приврал.
— То есть, его уход был добровольным?
— Еще как!
— Что они друг другу говорили?
— А что могут говорить друг другу пастыри? — пожал плечами черный. — "Сю–сю–сю, маленький, тебя обидели?" — "Папочка, возьми меня на ручки!"
Взгляд пастыря снова стал рыбьим, но Су'Никар за собой никакой вины не чувствовал.
— Можно ли сказать, что он бежал, спасаясь от непереносимого давления, или им двигало идейное неприятие службы? Возможно, он думал таким образом расширить границы своего мастерства?
Секунду Су'Никар размышлял над возможностью демонстративно поперхнуться чаем, а потом все же проглотил напиток.
— Я похож на жреца? Откуда мне знать, кто и что думает!
Пастырь скорбно поджал губы, соглашаясь, что ждать проницательности от черного бессмысленно.
— Насколько я понимаю, Лареш навестила та самая группа, к которой примкнул Ахиме. Что говорят свидетели, как изменилось положение отступника?
Су'Никар поймал себя на том, что вчера, даже обсуждая дезертирство
пастыря, он не сподобился уточнить, был ли Ахиме с чужаками. Послать его, что ли, к Сай'Коси? Нет, такой жест будет выглядеть наушничеством и неспособностью самостоятельно решать проблемы.
— Бат, — окликнул Су'Никар подавальщика, со скрипом протиравшего идеально чистый бокал. — Ты чужаков видел?
— Ну, допустим, видел, — Бат тоже был черным, запечатанным еще в учениках из–за нестабильности канала (впрочем, на его характере недоступность Источника не сказалось).
Изгоняющий метнул к стойке мелкую серебряную монету (чтобы требовать ответов бесплатно, его статуса считалось недостаточно).
— Ахиме с ними был?
— Ну, допустим, был.
Су'Никар демонстративно протянул ладонь, пастырь послушно вложил в нее два серебряных кругляшка и пристал уже к Бату:
— И как он вам показался?
— Сытый, наглый, лысый. Деньги в щелочку показывал.
Брови Су'Никар удивленно поползли вверх. Ладно деньги (показать не значит — отдать), а вот то, что предателя обрили… Из–за какого–то мутного суеверия, пастыри никогда не стригли волос, отращивая длинные лохмы и собирая их в хвосты и косички. Круто же жрец взял Ахиме в оборот!
— Гм. А деньги зачем?
— Не знаю, не выяснял. Я дверь закрыл и засов накинул.
Что, на взгляд Су'Никара было правильной позицией: пустить–то легко, выгнать — намного сложнее. А уж делиться с чужаками едой… да хоть бы и за деньги!
— В докладах упоминается некий жрец–талле, вы его видели?
Бат поджал губы и снова принялся полировать несчастный бокал. Причину молчания пастырь понял достаточно быстро, извлек откуда–то из глубины мантии еще одну монетку и неуклюже бросил ее в сторону стойки.
— Жреца, значит, — удовлетворенно хмыкнул Бат (еще бы, за один разговор — такие деньги!). — Видел, как не видеть. Только он от грузовиков далеко не отходил. Стоял там, бухтел что–то по–своему. За делом Ахиме присматривал.
— Доверял, значит, — вздохнул пастырь.
— А может, кота упустить боялся.
— Какого кота?
— Белого такого, пушистого, замызганного только.
— Вот как.
И пастырь погрузился в размышления, прихлебывая остывающий чай и не обращая внимания на хмурые взгляды (Бат хотел побыстрее избавиться от нежеланного посетителя, а у Су'Никара на вечер были планы). Но вот он, наконец, перевернул чашку и встал, отвесив хозяевам очередной изысканный поклон.
— Спасибо, уважаемые! Да продлятся ваши дни в свете.
Бата аж передернуло.
Су'Никар проследил за пастырем в пресловутую щелочку и пожаловался:
— Ты смотри, к Сай'Коси идет. Нафиг было меня дергать, если он все равно к старику собирался?
— Свидетелей опрашивал? — предположил Бат.
— Ты вообще знаешь, кто он такой?
— В первый раз вижу.
Су'Никар смачно плюнул пастырю на следы и выкинул из головы неприятного визитера.