Плавание завершилось благополучно, путешественники достигли берегов Цирмани без приключений. Пока Тейе приходил в себя на твердой земле, команда «Серьезного Оленя» выгрузила все снаряжение и помогла профессору устроиться в уютной хижине на берегу. Казалось, дело за малым — нанять команду для пешей экспедиции в джунгли Цирмани и выступить в путь.

Тут случилась небольшая заминка. После трех недель, проведенных в поселке Курцукуни на Берегу Довольной Цапли, профессор Матусос пребывал одновременно в крайней степени ярости и последней степени отчаяния. Команду удалось набрать почти сразу, но вот ни упаковать груз, ни собственно отправиться в путь так и не удалось. Нет, никто не отказывался от работы, напротив, все моряки из поселка охотно помогали профессору и Тейе во всех их хлопотах, но лучше бы они этого не делали.

Теперь профессор стоял, держа в руках покореженный секстант, чьи тонкие, любовно подогнанные мастерами дуги и рама были поцарапаны и согнуты, а миниатюрное зеркало разбито. Матусос смотрел на бесполезную металлическую штуковину, еще недавно бывшую драгоценным навигационным прибором, и не находил слов, потрясенный бессмысленным варварством. Перед профессором стоял моряк и на свой лад пытался его утешить:

— Приятель, ну ты чего, расстроился, что ли?

Видя, что профессор ему не отвечает, моряк продолжил:

— Нет, ну ты же сам попросил нас сколотить носилки, сам ведь просил, да?

Матусос машинально кивнул. Моряк просиял и продолжил:

— Ну вот видишь! Я тут сам-то был… — тут моряк замялся, чтобы подобрать более приятное объяснение тому, почему он не сам сколачивал носилки. Правда заключалась в том, что сам-то он заснул, попросив перед этим выполнить эту работу своим друзьям из местных. Но чутье подсказывало моряку, что такая правда может еще больше расстроить профессора, а на что был способен расстроенный профессор Матусос, жители поселка за прошедшие три недели уже успели узнать. Местные жители еще долго показывали своим детям поваленную пальму толщиной в два обхвата, качали головами и горестно вздыхали. Говорят, в их языке с этой поры появилось первое иностранное слово, «профессорматусос», означающее «не буди лихо».

— Сам-то я был занят! Мне там надо было кое-что… Да и вообще, ну чего расстраиваться-то? Носилки сделали? Сделали! Железяку твою вернули? Вернули! Ну, погнулась она немножко, ну ладно, давай ее обратно разогнем. Делов-то! Тут у нас один местный есть, Тутуза его зовут, он здоровенный, как бык. Ему кокосы раскалывать лень, так он их руками себе в рот просто выжимает. Так он тебе голыми руками враз все разогнет. Или согнет, смотря что нужно. Тебе как, согнуть или разогнуть? А?

Матусос поднял на моряка глаза, и взгляд их не сулил ничего хорошего. Моряк быстро понял, что дальше о приборе говорить не стоит, и стал торопливо прощаться:

— Ну, ты не торопись, приятель, решай пока, согнуть, разогнуть. Если что, мы с Тутузой тут рядом, мы живо, если что. Ну все, пока, зови, я мигом, — и он стремительно развернулся и припустил к своей хижине.

Профессор проводил моряка долгим взглядом и с досады с размаху зашвырнул несчастный прибор в океан и, издав сдавленное рычание, отправился смотреть, как идут дела с подготовкой экспедиции.

Рядом с деревней по указанию профессора был разбит лагерь, где снаряжение, заботливо предоставленное господином Туркундуром и несколько менее заботливо выгруженное с борта «Серьезного Оленя» на берег, упаковывали для экспедиции. Как мы уже знаем, прошло три недели, а кучка готовых к походу рюкзаков и тюков была все еще довольно скромной, а груда пока не упакованного снаряжения по-прежнему высилась горой.

Вокруг груды сидели четыре моряка и с десяток местных жителей, все широко улыбались и слушали рассказ одного из моряков. Из всей компании двое для вида держали в руках случайно выбранные из кучи предметы снаряжения, а один моряк использовал пухлый атлас экзотических растений в качестве подушки. Завидев приближающегося профессора, все погрустнели, поднялись с песка и не торопясь двинулись к куче. От расправы их спасло только появление запыхавшегося Тейе, который торжественно нес в руках палатку, отобранную у местных в самый последний момент — небезызвестный Тутуза уже держал ее в своих могучих руках с явным намерением нарвать из нее себе носовых платков.

Профессор для острастки прикрикнул на горе-команду и сел с Тейе под пальму, чтобы обсудить текущее положение дел. Картина вырисовывалась безрадостная.

Нанятые профессором десять моряков за три недели сумели упаковать четыре рюкзака и два тюка, которые будут нести панцирные ослоухи. Десять моряков и двое ученых могли унести двенадцать рюкзаков, поэтому оставалось собрать еще восемь штук. Несложный расчет показывал, что при нынешней скорости сборов, это великое свершение должно занять еще примерно шесть недель. Профессор начал испытывать легкую панику.

Вообще, моряки и местные жители были настроены исключительно доброжелательно, охотно поили и кормили путешественников, помогали найти самые зрелые и вкусные плоды бараньей пальмы, и даже ловко приманили несколько ослоухов. Это, впрочем, было несложно, так как ослоухи в своих крепких панцирях никого не боялись, передвигались не спеша, а ели один вид местной травы, которая и служила для них безотказной приманкой. Достаточно было собрать более-менее заметную кучку этой травы, которую моряки из деревни так и прозвали «отрада ослоуха», и рано или поздно возле этой кучи оказывался ослоух и не уходил, пока не съедал всю траву без остатка. Вовремя подкладывая траву в кучку, можно было удерживать ослоуха в нужном месте сколь угодно долго.

Ослоухов было в распоряжении экспедиции в достатке, чего не сказать обо всем остальном. Тейе мужественно пытался следить за сохранностью снаряжения и припасов, но тут творилось нечто странное. Никто не пытался что-либо украсть или испортить, ни местные жители, ни моряки не показывали ни малейшего интереса к пожиткам экспедиции, но предметы снаряжения, книги и одежда постепенно исчезали неведомо куда. В редких случаях удавалось перехватить ценный предмет до того, как он бесследно исчезал в хижинах местных жителей или домиках моряков. Пойманный с поличным похититель охотно отдавал украденную вещь и при этом показывал крайнее удивление, местные разводили руками, а моряки говорили:

— Приятель, так это твоя вещь, что ли? То-то я смотрю, я таких тут раньше не видел. Бери, конечно, мне она без надобности! Я просто подумал — валяется штуковина без присмотра, дай спрошу наших, может, потерял кто…

Для того, чтобы заполучить «штуковину», необходимо было вскрыть сундук и развернуть ткань, в которую заботливые мурджипуржджианцы упаковали все свои дары. Но удивление на лицах разоблаченных похитителей было неподдельным, а радость от возможности вручить бесхозную вещь владельцу — совершенно искренней.

С другой стороны, в груде снаряжения неудержимо нарастала доля непонятного и бесполезного барахла, которое по доброте душевной ежедневно приносили местные жители и моряки. Профессор просил, умолял, грозил и даже устроил общее собрание, где очень ласково и доходчиво объяснил, что не нужно, не требуется, незачем приносить ему посторонние предметы. Местные жители понимающе кивали, а моряки говорили «ну это конечно, это понятно». И все равно дня не проходило, чтобы поверх оборудования не оказывалось какой-нибудь коряги или обломка судового снаряжения.

Матусос даже растрогался, когда однажды утром увидел, как пять моряков и три местных, надрываясь, волокут в его лагерь огромную носовую фигуру с разбившегося здесь когда-то корабля. Фигура, изображавшая насупленного двуглавого дракона, была страшно тяжелой, моряки и туземцы обливались потом, но тащили ее из последних сил. Вовремя сообразив, что попытка водрузить дракона на кучу оборудования закончится для последнего трагически, Матусос решил не тратить время на крики и ругань, а возглавил процесс. Он принялся бегать вокруг незваных помощников, указывая направление и покрикивая «левее!», «осторожно, правую голову о пальму не тресни!» и «заноси!». После того, как дракон оказался все-таки на песке, а не на астролябиях и определителях, профессор от души поблагодарил всех участников мероприятия и постарался намекнуть, что дракон ему будет крайне полезен, но уж теперь у него есть все, что требуется, поэтому больше ничего приносить не нужно. Все разошлись по домам очень довольные собой, но поток даров и не подумал иссякнуть.

Нужно было срочно предпринимать какие-то действия. Профессор решил немного пройтись и осмотреться вокруг в поисках источника вдохновения. Тейе он оставил присматривать за сбором вещей, и ассистент обреченно побрел в сторону помощников, уже снова уютно расположившихся на песке.

Деревня тем временем жила своей привычной жизнью. Старейшина местных жителей учил детишек выбирать самый теплый и мягкий песочек для того, чтобы валяться на берегу. Силач Тутуза пошел купаться, и там на него напала акула. Ему неохота было вылезать на берег, поэтому он дул на глупую рыбину, отчего её уносило далеко в сторону. Так повторялось из раза в раз, но акуле было лень искать другую еду, а Тутузе — уплывать. Два моряка из соседних хижин валялись в гамаках и негромко переговаривались, вспоминая прежнюю суетливую жизнь на корабле. Они удивлялись, как можно было так глупо провести лучшие годы, когда можно вот так валяться на свежем воздухе и ни о чем не заботиться. Матусосу показалось, что на запястье одного из них поблескивает наручный компас из запасов экспедиции, но профессор решил не отвлекаться от размышлений и прошел мимо.

Дойдя до самого края деревни, на пороге одной из дальних хижин он увидел моряка, который был занят чем-то в высшей степени необычным. Вернее, необычным было то, что моряк был вообще чем-то занят. Обычно жителей деревни можно было застать за едой, разговорами, купанием или сном, и исключение Матусос увидел впервые.

Обнаруженный им удивительный экземпляр сосредоточенно связывал два куска веревки в один, ловко сплетая волокна веревок между собой. Внешность его была самая заурядная, одежда совершенно ничем не отличалась от той, которую носили в Курцукуни все осевшие здесь моряки. Но его сосредоточенный вид и ловкость движений были совершенно из ряда вон выходящими по местным меркам. Сердце профессора радостно забилось: ну неужели он встретил наконец-то хоть одного на что-нибудь годного человека?

Нужно было во что бы то ни стало заполучить этого моряка в свою команду, и профессор решительно двинулся к хижине. И тут он заметил, что за углом на песке сидит еще один моряк и так же сосредоточенно выстругивает что-то из деревяшки. Их было целых двое! Профессор не мог поверить своим глазам! Усердие моряков делало их даже как будто похожими друг на друга. Или не только усердие? Черты их лиц были не слишком запоминающимися, но как будто бы обладали сходством.

Повинуясь неосознанному порыву, Матусос замедлил шаг и осторожно двинулся в обход хижины. И не зря: за следующим углом сидел еще один моряк, очень напоминавший двух других, и сапожной иглой с дратвой чинил грубый походный сапог.

Сомнений уже почти не оставалось, но профессор все же прошел вокруг еще немного, чтобы стала видна последняя, четвертая, стена. Надо ли говорить, что возле нее сидел на песке четвертый моряк, водивший пальцем по карте и, видимо, учивший ее наизусть.

«Здравствуй, СВОРА» — подумал Матусос. Ему не требовалось заглядывать в хижину, чтобы понять, что главарь агентов находится тоже здесь. Профессор стал потихоньку пятиться, стараясь не привлекать к себе внимание фальшивых моряков, но они, к счастью, были заняты своими делами и не заметили его. Отойдя достаточно далеко, профессор перешел на бег, а в его голове пульсировала мысль: «Нужно срочно выступать, во что бы то ни стало, как можно скорее… Но как, как?»

Тем временем Тутуза сумел переупрямить акулу и та уплыла. Силачу от этого сразу стало скучно. Он вылез на берег, думая, чем бы заняться, и выбирал между бросанием ослоухов на дальность и сном на поваленных пальмах. В этот момент на него почти что налетел профессор, стремительно бежавший в лагерь. Вид огромного детины, мающегося от безделья, неожиданно навел Матусоса на смелую мысль. Он сделал умоляющее лицо и поманил Тутузу за собой, при этом жестами постаравшись показать, что работать не придется. Тутуза был в благодушном настроении и скучал, поэтому для разнообразия решил последовать за смешным суетливым пришельцем из-за моря. А работать Тутузу за всю его жизнь еще никто не сумел заставить, и по этому поводу он не переживал вовсе.

Достигнув лагеря, профессор Матусос велел морякам и Тейе (в основном, Тейе, конечно), разложить на земле все имевшиеся в распоряжении экспедиции рюкзаки и расстелить ткань для тюков. От удивления моряки даже оказали ассистенту не очень большую, но невиданную доселе посильную помощь. Одновременно с этим профессор жестами и с помощью моряков как переводчиков объяснил Тутузе, что от него требуется сломать замки на всех сундуках с вещами и оборудованием, после чего вывалить все содержимое на землю поверх ткани и рюкзаков.

Возможность сломать что-то показалась скучающему силачу привлекательной, и он на удивление быстро расправился со всеми сундуками. Тейе в ужасе смотрел на летящие вперемешку на землю приборы, книги, оружие и одежду, и не понимал, что стряслось с профессором, который мог использовать ценнейшие фарфоровые чашки для опытов с пиявками, но в научному оборудованию относился с величайшим почтением. Ассистент попытался что-то сказать, но профессор жестом велел дождаться конца представления.

Тутуза доломал последний сундук, и на его лице появилась довольная улыбка: теперь день явно удался, впечатлений хватало, и теперь вполне можно было идти спать. Но профессор попросил его еще об одном одолжении: сгрести в каждый лежащий на земле рюкзак все, что оказалось навалено поверх. Если что-то не попадет ни в один рюкзак, не стоит беспокоиться, пусть так и лежит.

Это уже было похоже на работу, и Тутуза начал подумывать о том, как бы сбежать. С другой стороны, спать пока не хотелось, и силач решил так и быть нагрести вещей на пару рюкзаков, чтобы нагулять сон. Матусос возликовал и бросился помогать Тутузе.

Беспорядочное наваливание вещей в рюкзаки было похоже на детскую игру в песке, Тутуза увлекся и сам не заметил, как набил последний рюкзак. Одна особенно мощная винтовка никак не хотела влезать, но силач поднажал и согнул стальной ствол пополам. Тутуза немного смутился и оглянулся на Матусоса, но тот сиял от радости и ободряюще кивнул. В сложенном виде оружие прекрасно поместилось в рюкзак, и профессор торжественно затянул на нем горловину. Метод был варварским, но вещи были собраны за полчаса. Часть оборудования не попала в рюкзаки и грустно валялась на песке, как выброшенные на берег прибоем ракушки.

Профессор подобрал валяющуюся на земле изящную кожаную коробочку-ботанизирку, не поместившуюся в рюкзаки, и вручил Тутузе. Детина страшно обрадовался подарку, обнял профессора, чуть было не переломав его в трех местах сразу, и удалился почивать в тени пальм. Ботанизирку он потерял уже по дороге к пальмовой роще и больше ни разу о ней не вспомнил.

— Все, мы готовы и выступаем сегодня же! — громко объявил профессор. — Никаких прощаний и проводов, нагружайте ослоухов и вперед. Тейе, я даю вам полчаса на сборы наших вещей. Быстро, быстро!

После полудня, переждав жару, экспедиция покинула деревню. Все еще не совсем пришедший в себя Тейе догнал профессора, и пошел рядом с ним, но заговаривать сам не решался. Матусос сжалился над молодым человеком и весело пояснил:

— Иногда, друг мой, решительность важнее аккуратности. А оборудование мы как-нибудь по дороге рассортируем, ничего. Иначе, уверяю вас, мы провели бы здесь еще невесть сколько. Вас прельщала перспектива провести тут еще полгода? Вот и меня тоже нет. Особенно бок о бок с агентами СВОРА.

Тейе изумленно посмотрел на профессора, и испуг в его глазах сменился обычным восхищением.