С вершины скалы можно было разглядеть, как вдалеке напуганные мурджипурджианцы, мешая друг другу, карабкаются наверх по отвесному склону. Столовая утварь валялась в беспорядке на берегу озера, а один гигантский котел, пустой и брошенный поваром, грустно покачивался на его водах.

Профессор и его верный ассистент молча стояли на макушке скалы. Снизу, из пещеры, сквозь расщелину доносилось чье-то сопение, сначала яростное, потом самодовольное, а затем спокойное и умиротворенное. Матусос вздохнул, и начал спускаться вниз.

Перед самым входом профессор остановился, одернул свою изрядно помятую, перепачканную и порванную во многих местах куртку, и как мог очистил бороду от разнолиста и неизвестных колючек. После чего повернулся к Тейе и произнес, глядя ему в глаза:

— Мой дорогой Тейе! Мы у цели. Там, в темноте нас ждет встреча со зверем из Цирмани. Но каков он, этот зверь? Он большой, мясистый и глупый? Он яростный и неукротимый? А, может, как писал великий Дартсканден, он прекрасен как ночная песня бабочки-лопушинницы? Песня бабочки! Уши за такие сравнения надо обрывать! Вопиющая безграмотность!

Тейе нервно хихикнул.

— О чем я? Да! Так вот, мой дорогой ученый друг, мы не знаем точно, кто ждет нас в пещере. У меня есть кое-какие соображения на этот счет, но это всего лишь догадки. Поэтому я прошу вас, Тейе, остаться тут, снаружи. Если я все-таки ошибся, вы сможете вернуться и увести отсюда экспедицию. И не думайте возражать, нам сейчас не до споров.

Тейе попытался, было, убедить Матусоса в том, что на то и ассистенты, чтобы стоять плечом к плечу с профессорами, и даже снова вспомнил случай с крюкощеким мадруптором, но профессор был непреклонен. Он отдал молодому ученому блокнот с последними записями и ободряюще улыбнулся. Скрепя сердце, Тейе отступил на шаг и с тоской проводил взглядом Матусоса, храбро шагнувшего во мрак пещеры.

Следующие полчаса стали для Тейе настоящим испытанием. Шаги профессора вскоре затихли, и больше из пещеры не донеслось ни звука. Ни рева, ни сопения, ни даже просто дыхания — ничего не удавалось расслышать, как молодой человек ни напрягал слух.

Тейе попытался почитать записи профессора. От волнения буквы прыгали перед глазами, складываясь в угрожающие, леденящие душу слова. «Ловили вчера какое-то прыгучее животное, убили часа два». Убили два часа… Убили… Ах, как страшно! «Ходил в разведку с матросами Друрком и Хонсом. Будет ли, интересно, их прибауткам когда-нибудь конец…» Конец… Неужели, конец?

Все кончено, внезапно понял он. Профессор Ардо Матусос, во цвете лет, в зените научной славы, пал жертвой чудовища. Какая несправедливость, и какой ужасный финал! Тейе заметался по берегу озера, не зная, что предпринять. С одной стороны, он обещал профессору увести экспедицию обратно, но с другой — не мог же он просто так уйти, даже не узнав, что произошло, и не отдав последние почести своему учителю. Тейе попытался успокоиться и закрыл глаза. Но тут же услужливое воображение стало рисовать ему картины одна страшней другой. Молниеносный укол ядовитым хвостом. Смертоносная паутина. Гигантская пасть. Гипнотизирующий взгляд и медленное удушение в объятиях. Непрерывная щекотка мириадами маленьких щупалец. Хотя нет, щекотка невозможна, тогда был бы слышен смех профессора. Нет, с закрытыми глазами оставаться было невозможно.

Открыв глаза, Тейе решил сосредоточиться на своем дыхании, как учил его когда-то собираться перед экзаменом сам Матусос. Итак, смотреть на воду озера, считать вдохи и выдохи. Вдох… Пауза. Выдох. Раз! Вдох… Пауза… Нет! И это не помогало! Мерное дыхание тут же вызвало в воображении Тейе картину зверя, медленно пережевывающего профессора в такт счету. Раз! Тяжелая челюсть с грязной сизой бородой медленно движется влево. Два! Челюсть движется вправо, огромные синеватые губы неприятно причмокивают. Дойдя до восьми, Тейе бросил считать и схватился за голову.

Все! Как бы там ни было, его долг был идти в пещеру. Да! Трусливое бегство, даже под предлогом спасения других участников экспедиции не к лицу человеку науки. Тейе положил блокнот профессора под камень, попытался по примеру Матусоса одернуть куртку, но только с треском надорвал израненную в путешествии ткань, махнул рукой и вошел в пещеру.

Вход представлял собой длинный и узкий коридор, и долговязому Тейе пришлось пригнуться, чтобы идти по нему. Коридор несколько раз круто поворачивал, поэтому дневной свет довольно скоро перестал освещать дорогу и вокруг ученого сгустился мрак. Под ногами то что-то скрипело, то хлюпало, острые выступы низкого свода коридора норовили дать Тейе по лбу, и он уже совсем было приготовился попасть в темноте прямо в душные объятия зверя, как вдруг впереди забрезжил свет.

После очередного поворота стены и потолок отступили и Тейе внезапно оказался в пещере неимоверных размеров, занимавшей, похоже, все внутреннее пространство скалы. Воздух в пещере был на удивление свежий, а где-то на противоположном конце горел яркий огонек, возле, которого можно было различить две фигуры, похожие на человеческие. От входа в глубину пещеры вела аккуратная дорожка, посыпанная белым песочком. Правда, сейчас дорожка пребывала в некотором беспорядке, на ней виднелось множество человеческих следов, какие-то подозрительные темные пятна, а на ней и вокруг нее в беспорядке валялась кухонная утварь мурджипурджианской экспедиции. На зубьях одной из вилок остался изрядного размера лоскут ткани от командирского плаща, видно, воины и повара отступали в панике, и чуть было не проткнули друг друга.

Тейе осторожно перешагнул через вилки, ложки, пики и сабли и двинулся по дорожке дальше. Примерно на середине пути ему пришлось перешагнуть прозрачный ручеек, в котором сновали мелкие белесые рыбешки, всем видом показывая, что им и дела нет до всей этой суеты и неразберихи. Пещерный ухоплав, машинально определил Тейе. Наверное, чистая вода, в другой они жить бы не стали. Молодой человек отогнал посторонние мысли и двинулся дальше.

По мере приближения к источнику света сердце Тейе билось все сильнее и все радостнее. Одной из фигур был все всякого сомнения никто иной как профессор Матусос! Он был жив и совершенно здоров, и не просто сидел возле огня, а восседал в уютном плетеном кресле, придвинутом к столу, и оживленно жестикулировал, доказывая что-то своему собеседнику. А тот точно так же, как профессор, сидел в кресле по другую сторону стола, и его руки тоже то и дело взмывали в воздух, очерчивая воображаемые контуры чего-то или решительно что-то отсекая. Но вот руки ли это были? Пожалуй, нет.

Подойдя еще немного ближе, Тейе разглядел, что это все-таки были лапы, заросшие густой шерстью белого цвета, ну разве что с немного бежевым оттенком. Шерстью были покрыты не только лапы, но и все существо, приятным мягким баритоном (теперь Тейе уже мог слышать и голоса), отвечавшее профессору на его вопросы. Существо сидело в кресле в расслабленной позе, положив одну длинную изящную ногу с темным раздвоенным копытцем на другую. Руки, тоже тонкие и длинные, заканчивались лапами с мягкими подушечками и короткими детскими пальчиками. Было видно, что существо может и опираться на руки при ходьбе, и держать в руках предметы, как сейчас оно держало в одной руке чашку с неизвестным дымящимся напитком.

Ростом странный собеседник Матусоса был, пожалуй, немного повыше профессора, если мерить по макушку с задорным хохолком рыжеватой шерсти. А если мерить до верхушек рогов, венчавших голову существа, то тут оно почти достигало роста Тейе. Рога были просто загляденье, раскидистые, но не тяжелые, наподобие лосиных, а ажурные и ветвистые, будто состоявшие из веточек и молодых побегов. Лицо, — а назвать мордой лицо существа, способного вести беседу с самим профессором Матусосом, просто не поворачивался язык, — было скорее оленьим, но глаза на нем были человеческие, карие и лучистые.

Тейе, потрясенный увиденным, в нерешительности остановился в нескольких шагах от стола, не зная, как дать о себе знать. Тут в ручейке плеснула рыба, профессор повернул голову на звук, увидел своего ассистента и всплеснул руками.

— Тейе, друг мой! Ах, я негодяй! Как же я мог забыть о вас! Простите великодушно! Сами понимаете, у меня тут был повод забыть обо всем на свете. Простите, дорогой мой! И позвольте представить вам моего собеседника — цирманский зверь собственной персоной. А это Тейе Кирчиперваа, ассистент профессора факультета животных наук Большого университета города Туртсонда. Большой умница, между прочим. Настоятельно рекомендую!

Зверь незамедлительно встал с кресла, учтиво улыбнулся и с легким поклоном подал Тейе руку. Пожатие было крепким, но без грубости.

— Очень рад знакомству! — произнес зверь и жестом пригласил Тейе к столу. — Присоединяйтесь к нам! Угощение небогатое, но я, знаете ли, сегодня не ожидал гостей…

Для Тейе нашелся третий плетеный стул, и он, все еще не веря своим глазам и ушам, присел к столу. А профессор и удивительный хозяин пещеры продолжили беседу.

— И все-таки, мой дорогой зверь, я никак не могу понять, почему же все видят вас совершенно по-разному? Вы ведь не станете спорить, что уважаемые мурджипурджианцы искренне считали вас прежде всего горой вкуснейшего мяса, а СВОРА видела в вас злобное непобедимое чудовище.

— В том-то и дело, мой дорогой профессор, что все не просто видят меня по-разному. Я и становлюсь разным для разных людей.

— Как это может быть?

— Такова уж моя натура. Ах! Каким меня хотят видеть, таким я тут же и становлюсь. Чем сильнее желание, тем быстрее происходит перемена. Еще сегодня утром я подмел дорожку бородой… Не удивляйтесь, от прошлого превращения у меня оставалась очень удобная длинная борода, но за сегодняшний день я менялся столько раз, что ее уже и в помине нет! Так вот, дорожка приведена в порядок, и я начал, было, заваривать чай, как чувствую — превращаюсь. Как не вовремя! Без чайку с утра я весь день в дурном расположении духа.

— Понимаю вас, дорогой зверь! Но продолжайте, продолжайте!

— Да-да, конечно. Но делать нечего, раз уж превращение началось, тут уж остается только ждать результата. Сперва я надеялся, конечно, что превращусь во что-то приятное, но не тут-то было. Чувствую, пухну на глазах, превращаюсь в какую-то глыбу мяса и жира, а главное, самое противное, глупею невероятно. И голос, голос, мой приятный неотразимый голос становится гнусным обиженным мычанием.

— Ну конечно! О чем еще мог подумать наш досточтимый необъятный владыка Суртинартра, прослышав про неизвестного доселе зверя? Только о том, чтобы отведать его на обед! Какое варварство! Какое…

Не найдя от возмущения слов, профессор замолчал, а зверь поежился от отвращения и продолжил.

— Ну хорошо, думаю, ладно, поживу большим и медлительным, ничего. Но они же пришли и стали в меня натурально тыкать вилками и ножами! А я и ответить не могу, мозг съежился, рога исчезли, только стою и мычу от боли и обиды. Ну все, смерть моя пришла, видно. Сколько лет уж тут живу, а такое отношение впервые! Раньше все больше приличные люди приходили, с нормальными желаниями. Один, помню, хотел еще разок взглянуть в глаза своей любви… Пожалуйста, отрастил я ее глаза, он очень радовался, всплакнул даже. Он, правда, не знал, что его любовь-то близорукая была, слепая почти что, как крот. Я потом намучился с этими ее глазами, пока следующий путешественник не пришел. Шишек столько набил, страшно сказать! Но зато какая романтическая история! Или вот был еще один — для него я и вовсе стал туманом тайны. Симпатичный такой был туман, молочно-белый с фиолетовыми блестками. В жару, конечно, приходилось прятаться в углу пещеры, чтобы не испариться совсем, но образ весьма привлекательный…

Зверь мечтательно откинулся в кресле, предавшись воспоминаниям. Профессор вежливо кашлянул и вернул зверя к рассказу.

— Ну да, ну да. Я уж совсем впал в отчаяние, как вдруг почувствовал другое пожелание, куда сильнее. Стань немедленно ужасным злобным чудовищем, чтобы все оно могло сожрать, а его никто бы победить не смог. И там еще что-то было, вроде бы, о том, что это кого-то прославит или расплавит, я не разобрал. В тот момент я был очень напуган, и мне это очень подошло, стать злобным и непобедимым. Ну я и стал — как сумел. Что из меня получилось, я не знаю, помню панцирь, когти, шипы отовсюду, клыки такие, что рот аж не закрывается… Глаз почему-то стало целых шесть, наверное, чтобы все сразу видеть… И ног стало не меньше восьми, это вот было неудобно, непрактично как-то. Но зато эти с вилками сразу убежали! Потом забежал еще один какой-то помятый чудак весь в синяках, стал на меня кричать и саблей размахивать… Я на него тогда тоже прикрикнул, мол, не выражайтесь тут, это моя личная пещера, я вас, между прочим не звал, так что нечего врываться и оскорблять меня. Куда он делся, я даже не знаю, испугался, видимо, и тоже убежал…

На этом месте зверь вдруг смутился и, шаркнув под столом ногой, ловко отбросил подальше валявшуюся там фуражку с эмблемой СВОРА. Движение было молниеносным, но профессор и Тейе успели заметить, что изрядный кусок головного убора был откушен, причем зубами огромного размера.

— Ах, дорогой профессор! И дорогой ассистент профессора! Как я рад, что благодаря вам я превратился во что-то приличное! Эти рога, когти — это совершенно не моё! И потом на вкус агенты просто отвратительны… То есть, я хотел сказать, их вкус в выборе моей внешности отвратителен! А вот этот облик мне подходит как нельзя лучше. Я изящен, обаятелен, умен, но при этом по мне сразу видно, что я зверь единственный в своем роде. Давно уже мой внешний облик так хорошо не отражал мое богатое внутреннее содержание!

Скромностью зверь явно не отличался. Но хозяином он был радушным, чай из местных трав оказался превосходным на вкус, а сушеные ягоды дерева трумм стали отличным десертом. Беседа текла легко и непринужденно, и наконец Матусос решился задать свой главный вопрос.

— Дорогой зверь! То, что вы рассказали, поистине поразительно. Но, слушая вас, я думаю о том, какой опасности вы постоянно подвергаетесь. А что если придет еще кто-то и пожелает увидеть своего домашнего хомячка? Да что там хомячка! Пиявку размером с лошадь! Карманного носорога! Гигантский бутерброд с повидлом, наконец! И вам придется послушно выполнить все эти рискованные фокусы. Там, может быть, вам следует раз и навсегда покончить с этой угрозой? Зверь! Не хотите ли вы поехать с нами в цивилизованный мир и жить там в нынешнем образе, помогая науке и оградив себя от дикости и грубости?

Зверь задумался, по его рогам пробежали серебристые блики. После нескольких минут размышлений он просил:

— Как вы думаете, я произведу приятное впечатление на цивилизованный мир?

— О, да! — горячо ответил профессор. — Вы станете настоящим любимцем публики, я просто уверен.

Зверь повеселел, рога блеснули лиловым:

— Я согласен, дорогой профессор! Публика — это то, чего мне страшно недоставало все эти годы!