Глава десятая
Патологии свободы
I
Как оно повелось со времён буржуазных революций, после смены политической власти следовало расширение рынка, призванного восполнить неизбежные потери от общественных катаклизмов. Как правило, происходит это за счёт тех, во имя кого устраивались революции и реформы; то есть за счёт народа. Рычагами и инструментами восполнения потерь реформаторов являются – и тоже, как правило, – не раз проверенные на деле экономические кризисы и инфляции. Всевозможные построения на песке рыночных отношений, оторванных от реальных нужд страны и народа, понуждают нас вернуться к формам современным Мирового Рынка, который, ввиду духовно-паразитической сущности его, справедливее было бы назвать Мировым Растлителем.
Дело, однако, не в том, что всё стало сводиться к «рыночному знаменателю», а в том, что рыночные логарифмы лишают целые народы любой другой альтернативы развития. Поскольку в кропотливо и искусно создаваемых, продуманных реалиях «массовой жизни» нет места уникальным дарованиям, как и индивидуальности в принципе. Именно глобальное управление потребительским рынком формирует некую надобщественную структуру, которая исключают участие в бытии тех, кто наделён уникальными данными и сокровенным содержанием. Ещё и потому, что законы рынка не знают совести, поэтому люди, следующие этим «законам», теряют её. Обществу активно навязывается такая система этических ценностей, социальных отношений и потребительских интересов, при которых оно не может уже оставаться, собственно, человеческим. Ибо потерявший способность мыслить пользователь вещей, идущий по кругу заведомо ложных и завсегда вторичных ориентиров, – не совсем уже человек. Именно так. Доказать это экспериментальным путём пока ещё трудно, но убедиться легко.
Если, к примеру, представить, что вдруг исчезнут все творческие личности, то большая часть людей этого попросту не заметит. Но начнётся революция, если на несколько недель закроются пекарни, туалеты и супермаркеты!
Ясно, что подобное общество не в состоянии породить гениев, выдающиеся дарования или незаурядные таланты, ибо, «что человек есть в возможности, его творение являет в действительности», – говорил ещё Аристотель. Это провидел и Достоевский, имевший в виду апокалиптическую гибель гениев от рук духовно ослепшего и не осознающего себя общества. Потому неудивительно, что его Величество Потребитель (по-старому – обыватель, а теперь уже обыватель идиотизированный) – когда равнодушно, а когда со злобой исключает из жизни всё, что не похоже на него. И это не было бы большой бедой, если бы Рынок не деформировал саму структуру жизни общества, состоящего отнюдь не только из обывателей.
Если взглянуть на проблему под несколько другим углом, то увидим следующее: за отсутствием созидательных идей, нежеланием и неумением творить в принципе, в цивилизованном мире происходит нещадная, циничная эксплуатация мощно обозначивших себя в мировой культуре «старых» форм и классических ценностей. И это, если можно так выразиться, в лучшем случае. В худшем происходит издевательство над ними, ибо потерянные таланты и разжиревшие бездарности не способны ни достигнуть их уровня, ни даже воспроизвести его. Поставив всё с ног на голову, рынок привёл к тому, что посредники стали владыками творчества.
В соответствии с ущербным внутренним миром потерявших стыд неучей, циников, завистников и нуворишей от искусства, бессмертные художественные достижения прошлого копируются ими или перевираются в бесчисленных своих переложениях. Когда же творческая бесплодность и здесь заявляет о себе, тогда горе-копировальщики, переписывая реестры выдающихся достижений прошлого, подвергают их аукционной переоценке. Но, улюлюкая подлинному творчеству, рыночные акселераты-оценщики, о том и не подозревая, поделились на тех, кто не понимает искусство, и тех, кто думает, что понимает его. Но это не меняет существа дела: неспособные ни к какому творчеству, и «волки» и «овцы» мирового по размаху и местечкового по характеру маркетинга, измываясь над искусством, не перестают глумиться над великим достоянием прошлого. Зло, олицетворённое в невежестве, ёрничая и где только возможно уничижая художественное мировосприятие, превращает духовные сокровения в хохмы, хохмочки и местечковые шуточки. Биологическое потребление, «желудочные критерии» и «вещный» комфорт стали «знаком времени». Шабаш мирового Хама и Потребителя достиг черты, за которой простирается пустыня выжженных бесчеловечностью отношений. «Я понимаю потребность в удобстве, глубоко заложенную в человеке, но я не понимаю, почему истина должна склоняться перед этой потребностью», – возмущался Юнг сменой приоритетов в обществе в то время, когда оно было не столь безнадёжным.
Освальд Шпенглер
Истина, строго говоря, и не склоняется, поскольку существует в других измерениях, прячась от людей во времена «безличной, растительной, бездушной жизни» (Шпенглер). Но и Юнг, и Шпенглер имели в виду формы «истины», посредством рыночных сутенёров-идеологов обращённые в подобие разряженных уличных девок. И то, что «формы» эти служат копеечным или миллиардным интересам Рынка, говорит лишь о разных масштабах, уровнях и сферах приложения «девок». Прошли времена, когда спрос рождал предложения. Теперь предложения рождают спрос!
Каким образом?
Таким, что сознание человека, посаженного на иглу рынка, сформировано под рыночные предложения. Нынешний рынок из слуги человеческих страстей и пороков превратился в хозяина, намертво заарканившего их обладателя. Теперь бытие являет собой отмерянное рынком прокрустово ложе, на котором отсекается мышление, не совпадающее или не вписывающееся в предложения Рынка. А это и есть отмеченное нами глобальное изменение психики человека, его мировосприятия, характера, стиля жизни, критериев и привычек, проводимое с целью подмены жизни пользованием вещами.
Таковые трансформации, будучи предсказуемыми и даже закономерными, являются совершенно логичными. Непосредственное восприятие мира нынешним человеком сменяется опосредованно-пассивным. Сейчас мир, в особенности для племени младого, незнакомого (исключая страны с очень низким уровнем жизни) главным образом сосредоточен в iPhon, iPod, и Laptop-ax. Эти – сами по себе выдающиеся – изобретения человеческого гения как будто открывают человеку новые реалии. Но лишь отчасти. При информационной насыщенности, внешней красочности и убедительности открывшегося «поля» или «сети чудес», пользователь вступает в Зазеркалье психо-информативной искривлённости (своего рода – эманации эпохи), реализующей себя в парадигме инновационного или инакового бытия. Ибо, по виду абсолютно взаправдашнее, «цифровое общение» и iPod-контакты «с миром» не вступают в тождественные миру (без кавычек) взаимосвязи. Разучиваясь читать, считать и писать, теряя двигательные и ассоциативные функции мышления, сознание человека неизбежно зависает в информационном пространстве, выход из которого может быть лишь в то же самое информационное поле. Словом, хаотически трёхмерное, но уплощённое восприятие информации приводит к плоскому, по типу экрана «лаптопа», мышлению, которое грозит исчезнуть даже и в таком виде.
Казалось, разумное сокращение разрыва между духовными и потребительскими ценностями могло бы исправить положение дел. Увы, социальная инфраструктура и само бытие, «заточенное» под индустрию Рынка, лишь увеличивает этот разрыв.
Новости пугают. Экономика трещит по швам. У политиков нет адекватного видения мира, нет позитивных идей, как и способов решения проблем. «Наука» стращает катаклизмами, способными по мановению ока изменить облик и даже уничтожить планету, наполненную (на этом настаивают новости и киноиндустрия) маньяками, террористами и убийцами. Однако на краеугольных камнях искусно управляемой паники базируется та же самая «идея»: увеличение денежного оборота посредством сбыта и приобретения товаров. И хотя суть «идеи» проста, как медный грош: «Живи сегодня!», – именно она приносит немыслимые миллиарды. Здесь налицо формы эксплуатации временности и (что правда, то правда) ненадёжности жизни. Словом, искусственно организованная паника, формируя духовно-ничтожное и социально-трусливое мировосприятие, планово усиливает потребительское интересы и сиюминутные настроения: «Бери от жизни все) что можешь сейчас!». Проросши в человеческую оболочку, Рынок настаивает: «Купи сегодня, потому что завтра, быть может, умрёшь!».
Опасностей и в самом деле столько, что обыватель не задумывается уже над смыслом жизни, да и нечем уже. В мозгу у него «звёздные войны», на теле наколки и в носу кольца, а вокруг соблазны грошовых и «золотых» удовольствий. И «наколотое» общество уходит в них, превращая жизнь в уничтожение бытия…
Однако дошлым «возничим» и пронырливым «конюхам» Рынка придётся всё же считаться с тем, что выпущенный из бутылки джинн рано или поздно перестанет зависеть от их воли, что и закономерно и естественно. Создание миллиардного потребителя новой генерации, существующего в стилизованной и опрощённой «жизни», изувечив психику, неизбежно оголит в массах древние кровожадные и неподконтрольные никому инстинкты диких пращуров. А как иначе?! Утраченные свойства тоже могут создать проекцию, которая найдёт себя во временах, когда они будут присущи человеку в наименьшей степени. Можно не сомневаться в том, что, психологически и «по интересам» войдя в доисторическое прошлое, Рынок с лихвой вернёт человеку его пещерную сущность.
Если древние «братья по разуму» в качестве амулета носили на шее клык убитого зверя, наивно веря, что он убережёт их от опасностей, то нынешние «братья по супермаркету», увешав себя инновационными фетишами и одичав от них же, свято верят тотемам сетевой и вещной реальности.
В итоге некогда присущая человеку тяга к одухотворённой жизни, отгороженная от своего носителя, забивается до смерти сверхмощными технологиями и виртуальными «достижениями», которые к жизни не имеют прямого отношения. Взамен недавних форм и проявлений духовности возрождаются, соответствующие новым реалиям, площадные, животные и дикие инстинкты, сумма которых и есть тот «мёртвый (по Бергсону) мир» или «вторая реальность», которая способна убить жизнетворную и, тем более, – малоспособную к воспроизведению здоровых форм анемичную цивилизацию. Так, из столетия в столетие ориентируя себя на выстраивание предметного мира, западная модель человека пришла к псевдореальности, способной воспроизводить лишь подобное себе. А именно – к реальности быстро устаревающих предметов, в хаосе и обломках которых может быть окончательно захоронена душа, сознание и мысль человека. Говоря яснее – культурно выдающаяся и технически значительная, но духовно и этически неудавшаяся цивилизация Запада способна похоронить саму себя. Понятно, что, по достижению пещерной темноты, хвалёные новшества техногенной цивилизации станут неким склепом, в котором вместо человека будет биться о её стены обездушенный и вновь озверевший «хомо рептилиус». С той лишь разницей, что, выведенные «из вещей» и переведённые «в овощи», – духовные рептилии не смогут повторить удивительные творения рук своих пращуров, коими являются бесценные древние росписи пещер и шедевры начального бытия. Уже сейчас в странах развитой «сетевой цивилизации» не только отдельные люди, но и целые общества превращаются в психических монстров, нуждающихся в ощущении страха и лицезрении (чужой, конечно же) крови…
Карл Ясперс
Пасынки техногенного мира и очевидные жертвы безволия и бездумия, в мишуре вещей став никем, жаждут обонять кровь и вдыхать её пары, чувствуя при этом удовлетворение, свойственное даже не высокоорганизованному животному, а дикому зверю (примеров – не счесть)… Эту опасность разглядел уже Ницше. Разделяя опасения своего соотечественника, Карл Ясперс в книге «Ницше и христианство» предостерегал: «человек может погибнуть, может снова стать обезьяной, если в последний момент ему не удастся решительно изменить направление истории». И критический «момент» этот, при отсутствии решимости изменить положение вещей, похоже, наступил. Предвестником глубокого разложения общества – и больного, и «здорового» – является активно настаивающая на себе психическая потребность в ощущении и лицезрении страха и ужаса, что свидетельствует о заявленном уже (вспоминании или пробуждении – не суть важно) в сознании нынешнего «сапиенса» давних зверских инстинктов. Являясь страшным вирусом, они порождают эпидемии зверств со стороны искусственных по происхождению «пещерных мутантов». Лишённые самосознания, а до того отлучённые от духа и отученные мыслить, искусно взращённые околочеловеки овеществляют собой спрос, рождённый в дьявольски ловко смоделированном бессознании, в котором только и могут произрастать пещерные инстинкты. Будучи ядом синтетического происхождения, бессознание это лишает общества не только величественного, но даже и стабильного исторического будущего, поскольку исключает его из естественно протекающего эволюционного творчества. И тогда обесчеловеченное «тело» общества, ввиду длительного отравления организма лишенное иммунной защиты, не способно будет бороться с поразившими его ядами. А раз так, если в организме современной цивилизации концентрация духовных канцерогенов превысит допустимый предел, – это действительно будет означать Конец Истории, а ещё точнее – Западной Цивилизации. Ясно, что в руинах её будут погребены все, кто, так или иначе, был завязан на извращённых ценностях.
Возникают тревожные вопросы:
Что делать и как прийти к исторически перспективному бытию, не потеряв в себе человека? – на основе каких критериев? Насколько опыт общества и субъективные знания могут быть подспорьем в правильной оценке и понимании происходящего?
Прислушаемся к мысли философа Вл. Соловьёва, высказанной им в конце XIX в.: «Спрашивать прямо: что делать? – значит предполагать, что есть какое-то готовое дело, к которому нужно только приложить руки, значит пропускать другой вопрос: готовы ли сами делатели?».
Соловьёв справедливо полагал, что «одинаково важны два вопроса: что делать и кто делает?», ибо «идеал является исключительно только в будущем, а в настоящем человек имеет дело только с тем, что противоречит этому идеалу, и вся его деятельность от несуществующего идеала обращается всецело на разрушение существующего, а так как это последнее держится людьми и обществом, то всё это дело обращается в насилие над людьми и целым обществом». Как будто провидя оба несчастья «века», он предостерегает об опасности насильственного передела общественной жизни и, наверное, мира: «Незаметным образом общественный идеал подменивается противообщественною деятельностью.
Владимир Соловьёв
На вопрос: что делать? – получается ясный и определённый ответ: убивать всех противников будущего идеального строя…», – завершает свою мысль Соловьёв [120].
Жёсткая, но весьма близкая к существу вопроса оценка. И в самом деле: при всём том, что «хомо сапиенс» наделён навыками мышления, известными добродетелями и в немалой степени способностями к творчеству, он порочен в своих помыслах и наклонностях, в делах алчен, а в реализации амбиций чрезвычайно жесток. Если бы это было не так, то история человечества не была полна тягчайших преступлений, вероломства и разврата, а жизнь не истекала бы до настоящего времени потоками крови и не приносила бы народам нескончаемые страдания. Следование Десяти Заповедям оказалось невозможным. Их, очевидно, было слишком много. Это и есть тот самый случай, когда истина перестаёт быть таковой, если она отторжена от духовного мышления, если становится легкодоступной и затасканной суесловием, и, наконец, если она воспринимается теми, кто попросту разучился мыслить! О надломленности критериев говорит то, что, по факту обезличенное, общество равнодушно к духовному усовершенствованию и нравственному устроению. Потому в своей исторической жизни (а не только «в критические моменты истории») оно жертвует лучшими, но не из «себя», а из своего антагонизма, – из тех единиц, которые могут служить модулем всего лучшего, что есть в обществе. Ввиду давнего смещения этических критериев, стабильное, бытийно-«тихое» мужество не замечается, но «героизм» разрушения, захвата или уничтожения вызывает живой интерес, а ещё чаще – похвалу и подражание.
Здесь поневоле приходит на память подзабытый уже нами Вильгельм Райх. Многие положения и выводы его противоречивы и порой нравственно неприемлемы. И все же отмечу верность отдельных концепций психиатра, из которых приведу лишь годные для нашего времени:
«1. С биологической точки зрения человечество следует считать больным.
2. Политика служит иррациональным выражением этой болезни на социальном уровне.
3. Всё происходящее в общественной жизни – активно или пассивно, намеренно или ненамеренно – определяется психологической структурой масс».
И в самом деле, всякая цивилизация служила неким прокрустовым ложем, в котором «история», урезая в обществах свободу, переставляла её обрубки в зависимости от меняющихся «интересов» и «необходимостей». На этом-то ложе со времён легендарных Солона и Ликурга (но без их мудрости и социального провидения) и «нарезались» социальные фантомы.
В здравом мировосприятии они видятся следующим образом: если человек порочен в принципе, то сумма порочностей (минусов) не способна дать положительное число. А раз так, то самые разумные законы обречены на несовершенное их исполнение, ибо в значительной степени будут соответствовать ущербной натуре человека, как законодателя, так и исполнителя. Из чего следует, что для создания «положительного числа» необходимо исходить из системы не выстраивающей (за невозможностью этого) некий абсолюту а исключающей негатив. Может поэтому, пытаясь соскользнуть с «ложа», до «ножа» Великой Французской революции законодатели исходили из системы запретов, «промежутки» между которыми составляли то, что принято было называть свободой. После революции и реформ Наполеона I (между тем вернувшегося к идее Империи) течение европейской жизни эвольвентно развернулось в более перспективном направлении. Но череда европейских революций, а более всего результаты их, показали, что всё возвратилось на круги своя…
Могут сказать: «Но ведь есть же человеческий гений… – разве не явил он своё великолепие в создании дивных произведений искусства, литературы и открытиях в науке!?».
Да, это так. Но речь идёт не о великих шедеврах, а о людях, в подавляющем большинстве не имеющих к их созданию никакого отношения. Известно ведь, что гении куда как чаще других становились жертвами равнодушия, зависти и вражды современников, которых сменяли столь же неблагодарные потомки. Ничего не меняется и среди «внуков» их. Вместо того, чтобы развить себя, массовый человек, охая и потирая ушибленные «историей» места, стремится переделать сложный, веками складывавшийся мир, что и невозможно и бессмысленно, потому что вторичное всегда следует за первичным, а не наоборот. Но это «переделывание» продолжается и при сознавании того, что придуманная человеком предметная реальность является следствием бессистемных и даже хаотически меняющихся мировосприятий. А раз так, то именно мировосприятию и миропониманию нужно уделять особое внимание, в связи с чем полезно обратиться к историческому опыту пока ещё распознаваемых базовых ценностей цивилизации. При этом важно помнить, что социальное бытие является исторической данностью, если оно наполнено содержанием, которое определяется не отдельными выдающимися людьми, а внутренней осмысленностью всех слоёв общества.
Что касается формальных «наследников мировой культуры», то со времён Древнего Египта и Греции из всех бессмертных творений рук человеческих сохранилось к нашему времени, наверное, не более процента… То есть то, что уцелело от меча или сохранилось на его острие, и что, наверное, соответствует процентному отношению ко всем остальным. Это, однако, не означает, что «жалкие обыватели», «толпа» и «толпы» заслуживают презрения; что совершенствование внутреннего мира мизерно, а для кого и невозможно уже. Не верно утверждать, что люди сейчас глупы, как никогда, нравы безнадёжно пали, а мораль вконец испорчена, ибо подобное было уже. И в древние и в последующие времена падение общественного и государственного устройства было своего рода тестом.
Те народы, чья историческая жизнь не исчерпала себя, умели противостоять критическим обстоятельствам. А потому, выковав мощное политическое и социальное устройство, на протяжении веков находили в себе ресурсы восстановления. Таковыми оставили себя в истории цивилизация Шумера и Египта, Римская Империя и, с известными оговорками, Византия.
Однако в этих процессах полезно отделять то, что соответствует внутреннему «ходу истории», от того, что случается «по простоте» участвующих в ней. В первом случае, если историческая сущность народа входит в конфликт с объективной реальностью, – перед ним стоит выбор: изменить свои политические, мировоззренческие, духовные или культурные составляющие; противостоять реальности, опираясь на них же; или быть отторгнутым реальностью за несоответствием ей по всем статьям. «Вторых» случаев много, поэтому не стоит на них останавливаться. Но и во всех остальных случаях человеческая натура лишь инструмент, на котором бытие исполняет свою мелодию.
Безусловно следующее: не сумевшие противостоять «ходу истории», не способные к этому или утратившие гармонию между духовным и «внешним» человеком, по обыкновению исчезали из исторической жизни, становясь культурным и политическим фантомом (государство Этрусков, Византия с начала XIII в.). При этом наиболее развитые цивилизации служат духовно-культурным материалом для исторического бытия других народов (та же Византия периода расцвета), модулем государственного, военного и гражданского устроения (древний Рим с его непреклонным мужеством, стойкостью духа и знаменитым «Римским правом») или историческим провалом (Хазарский каганат, Золотая орда, «империя» Наполеона, III Рейх). Всё указывает на необходимость уметь пробудить в себе духовные и моральные ориентиры, связывая их с реальной жизнью, но считаясь с возможностью перекоса в ту или другую сторону. Если же историческое выживание находит опору лишь в личном честолюбии, то, каким бы великим ни был его обладатель, – оно рушится вместе с его падением. Это происходит тем чаще, чем глубже противоречия между имперскими, расовыми или религиозными доктринами с политическим бытием и гражданским укладом других народов. Вследствие многоаспектной несогласованности не вписываясь в политическую мозаику мира, иные народы, становясь «бывшими», в своих исторических сколках испытывают неприязнь к себе со стороны остальных (судьба иудеев) или враждебность ввиду бесчеловечных доктрин (германский нацизм). В этих противостояниях всегда нарушается мировое бытие, а подчас навсегда исчезают народы и целые государства.
Вместе с тем историческая жизнь раскрывает надуманность якобы неразрешимых противоречий между «духом» и «материей». Потому что духовный мир не является и никогда не был некой «вещью в себе»: он неразрывен с такими «мирскими» понятиями, как честь и мужество, совесть и человеческое достоинство, способность к мысли и делу, которые существуют не в абстрактном «эфире», а в природе бытийного человека, внутренний диапазон которого исключительно широк. Если не входить в непролазные дебри соотношения духовного и внешнего, но ограничиться основополагающими понятиями, то ими и будут отмеченные свойства.
Именно они способны связать «миры» и выстроить прочные государственные и социальные формы. Если упростить вопрос до «голой» функции, то он ясен, как день: уважай себя и живи так, чтобы заслуживать это уважение. И мир начнёт меняться: человек придёт к лучшему (не путать с идеальным), что есть в нём. И тогда бытие, культура и история в государственных, общественных и личных ипостасях будут развиваться в принципиально ином – лучшем направлении.
Итак, выделив в истории то, что оказало наиболее сильное влияние на человечество, уясним, насколько оценка событий, закреплённая в историографии, соответствует существу дела.
В период Нового времени пальма первенства, вне сомнения, принадлежит (следствиям) Великой Французской революции. Именно она указала «всему прогрессивному человечеству» магистральный путь, по которому оно идёт до сих пор. Суть его в приоритете слабого, бесталанного и немощного за счёт умного, талантливого и сильного. «Свобода» отлилась в формы вседозволенности, а «равенство», в передовых обществах разлившись в «демократию без берегов», «течёт» туда же. С ростом «разлитой демократии» умные и талантливые отваживаются от поддержки гражданскими законами, а «серые», бездарные и невежественные получают её. В результате первые становятся слабыми, а вторые остаются «при себе»…
Потрясши Европу, революция откликнулась в следующем веке эхом и отголосками менее значимых дочерних (как и «великая», ставших объектами ложных дефиниций). По факту, революция 1789–1793 гг. послужила эшафотом, с которого было «зачитано» и осуществлено программное уничтожение монархий, королевских родов и аристократий.
После этого европейскому (и всему остальному) человечеству, покоящемуся на останках духовного своеобразия и сомнительной политической суверенности, – полагалось встать под стяги американской по политическому происхождению «доктрины Монро». И то, что в конце XIX в. доктринёрам спутали карты набиравшие силу противоречия европейских держав, приведшие к созданию военных блоков, не изменило сути дела. Неравномерность распределения колониальных земель (не говоря уже о безнравственности владения ими), в дележе которых наиболее обделённой ощутила себя Германия, а комфортнее всех чувствовала себя Англия [121], лишь ускорила мировые войны XX столетия. Именно тогда – на рубеже XIX–XX вв. – ведущие державы мира узрели необходимость в переделе мировых пространств, что выходило далеко за пределы географических понятий.
Но в это же время мировой делёж, обернувшись трагедией вселенского масштаба, неожиданно натолкнулся на стремление народов сохранить свою национальную идентичность, в пределах христианской этики неразрывно связанную с их исконным духовным и культурным содержанием. Этому способствовал ужас, открывшийся перед тупиком ненависти. Сотканная из ресурсно-колониальных противоречий, она реализовала себя в 1914–1918 гг. Именно тогда Мировая Бойня, оттеснив ликование (подчёркнутое духовным декадансом) обывателя техническими новациями, раскрыла глаза многим. В ходе трагедии народы ощутили необходимость внутреннего единства и усиления. В форме национальной консолидации этот феномен заявил о себе на нескольких континентах, но активнее всего – в Европе. «Пучок» римских ликторов, отметив себя в Италии, стал символом сосредоточения западных народов на структуре исторически сложившихся национальных своеобразий и достоинств культуры. Но наиболее мощный духовный и эмоциональный запал явили поверженные и униженные немцы.
Идея сплочения людей выстрадала себя в реалиях, которые не предоставляли им широкого выбора. Потому именно в Германии наиболее принципиально кристаллизовалась идея национального единства. По этой причине именно ей была навязана (или лучше сказать – организована против неё) «тихая» Мировая война, имевшая цель уничтожить не только политическую и экономическую ипостась страны, но сам прецедент существования национального государства. Наличие последнего уже одним фактом своим противостояло принципам Глобального Управления Миром. Тем более, что факт этот обозначил себя бурным экономическим взлётом.
Впрочем, инициаторам этого ГУМа ненавистно было не только германское, но и всякое другое эвольвентное преображение, буде оно вело к мозаичной целостности мира. Поскольку, явленное в народно-государственных устройствах, оно подрывало монополию на владение капиталом международных корпораций и их интернационал-посредников.
Отнюдь не спонтанная организованность и жёсткость финансового «интернационала» (взять хотя бы экономическую блокаду и санкции закулисных инициаторов «Малой Мировой)» не могла не вызвать у немцев ответную реакцию, причём, на структурно схожей основе. Предприняв меры защитного характера, Германия в считанные годы решила главные свои проблемы и вышла победительницей в этой, оставленной без внимания историков, Малой Мировой войне.
II
Победа, однако, оказалась пирровой. Вдохновенное единство нации подорвали фальшивые идеи, ложные цели и бесчеловечные средства их достижения. Концепция неравенства рас и народов, доведённая до абсурда, определила бытие нации. Понятая в лоб, она изолировала их от эволюционной исторической жизни, явленной в бытии не «лучших», а всех народов. III Рейх был единственным в мировой истории государством, где расовая доктрина стала официальной идеологией. «Имперские мудрецы» не желали принимать в расчёт силу уходящей в предысторию приспособляемости этносов к среде обитания, которая обуславливала состояние мозаичного равновесия. Это и привело к созданию на местах системы этнодуховных и социально функционирующих координат. Состояние условного баланса благоприятствовало развитию устойчивых в исторической жизни своеобразий наций и народов, на уровне сознания заявляя о себе феноменом преданности Отечеству. Ибо нравственный смысл существования всякого народа состоит в духовно-культурном взаимодействии с человечеством и участии в совместном созидании. Отсюда историческая целесообразность существования всех наций, народов и племён во всём их разнообразии.
Наличие достоинств, пусть и выдающихся, никому не даёт право попирать ногами тех, кому они присущи в меньшей степени. Завышенное самомнение привело немцев к недооценке и, как следствие, к презрению «неполноценных» народов. Свидетельствуя о том, что этические критерии немцев были безнадёжно исковерканы, нацистский расизм, опорочив идею единства народа, – напрочь лишил её нравственной силы и исторической перепективы. С этого момента Германия вошла в штопор, из которого не могла уже выйти без колоссальных потерь. И всё же, принимая в расчёт то, что «германский образец» социально-экономического возрождения, мягко говоря, не был безукоризненным, следует считаться с тем, что он не был предоставлен лишь самому себе. Ибо национальное развитие немцев умело провоцировалось внешним политическим окружением Германии. Сложились условия, в специфике которых восстановление Страны посредством одного только единства народа оказалось недостаточно. Требовалось что-то ещё… Уж на что прогрессивный, да к тому же левый американский социолог, – Иммануил Валлерстайн пришёл к убеждению: «Поскольку экономическое неравенство есть результат политического соотношения сил, экономические изменения требуют применения силы». Сказано куда как ясно. Очевидно поэтому, обескровленные Версальским сговором, а после оказавшись в кольце политических недругов, экономических и финансовых провокаторов, немцы пришли к необходимости концентрации идеи, затвердив её в чёткой формуле: «Нет человека вне организации, нет организации вне ведомства, нет ведомства вне системы».
Шаг за шагом усиливая свои позиции в социальной и политической жизни, немцы шли к национальному и идеологическому единству, в котором угадывалась жёсткая броня избранности народа. Выковывая её в условиях политической враждебности, колониальной англо-американской ненасытности и «тихой», но недвусмысленной изоляции, Германия оказалась перед трудным выбором. Одним из них был путь nazi. Исключая вселенски целостную мозаику этнических своеобразий, он не только завёл страну в тупик, но оказался самым жестоким и беспощадным в истории человечества…
Справедливости ради отметим, что то была вина не одних только немцев, ибо не они одни участвовали в «Войне № 2». Собрав под своими стягами всю «белую» Европу и став «лицом» европейского мира, Германия выявила его этические и идеологические противоречия. Это было противостояние не только сбитых критериев, принципов национального существования и государственных интересов Европы, – это была катастрофа всей «белой цивилизации,», которая не чуралась и «цветных» союзников [122]. Некогда взвалив непосильное для себя «бремя» остального человечества, а до того породив расовую иерархию, Запад надолго похоронил в себе идею единства в созидательной (подчёркиваю это) ипостаси[123].
В который уже раз история культур, религий и идеологий показала, что истина становится ложью, когда она овладевает массами. в особенности, если последние ведомы обезумевшими пророками. В условиях по-иезуитски организованной политической неразберихи, путаницы моральных и этических критериев на кон был поставлен феномен национального единства, необходимость культурного своеобразия, а также сама необходимость вдохновляться Родиной и историей Отечества. Всё это было поставлено на кон и – на сегодня – проиграно… «Вторая (она же «предметная») реальность» отвлекла, а духовное бездорожье сбило нации с эволюционного пути. Человекобожие вытеснило богоподобное в человеке. Породив «Фаустов» в XIX и бесов в XX столетии, языческая идеология отравила идею национального единства ядом расовой ненависти, которую несёт в себе вера в собственную (национальную) исключительность. Идея возрождения обернулась агрессивностью, сила – жестокостью, здоровье – болезнью, дух – бездушием. Потеряв голову, но приобретя фюреров, германский народ из делателя истории превратился в проводника жестокосердия и зла! [124]
Всё говорит о том, что, добровольно взвалив на себя «бремя белого человека» и не желая отказываться от него, сверхчестолюбивый «доброволец» сломал себе хребет тяжестью этой ноши. После чего «белый» континент погрузился в тяжёлый «сон разума», полный кошмаров этого мира. Вместе с тем, то было следствие агрессивных устремлений и несбывшихся ожиданий держав в XIX и первой трети XX в. То есть, когда сокровения духа не нашли адекватного эпохе выражения. На поверхности исторической жизни всплыли эманации его, в результате чего, Западная Европа, не воодушевлённая лучшим в духовном бытии человека и его творчестве, пришла к наихудшей проекции обездушенной цивилизации – нацизму. Подстёгиваемый столь же безрелигиозным, сколь и материальным «духом», а в реалиях глобального раздела сфер влияния спровоцированный алчностью мировой наднациональной «элиты», нацизм реализовал себя в самой бесчеловечной в истории войне.
Мировая бойня стала закономерным следствием полуторавековой дегуманизации Западного мира, подмятого мощью техногенной цивилизации. Ведомая финансовой олигархией, последняя породила власть без снисхождения, волю без жалости и «устроение» мира средствами подавления и разрушения. Противостоять этому было некому и нечем… Одинаково далёкое как от греческой демократии, так и от схем платоновского фашизма, «белое» человечество в дальнейшем запуталось в религиозных новациях, приведших к религиозным войнам и политическим противоречиям. Создав потребительскую цивилизацию, европейский мир вознёс себя и над ближними, и над дальними своими. Колониальные аппетиты XVII–XIX вв. сыграли роль «бикфордова шнура», который не один раз возгорался революциями в XIX, но «рванул» в XX в. – дважды! Не сумев вынести бремя как национального, так и безнационального бытия, две «мировые развязки» никого ничему особенно не научили и никого не образумили. Ни делающие, ни пишущие историю, ни редактирующие её не вняли тому, что известно со времён древности: сколько ни переделывай мир, он всегда будет развиваться в пределах несовершенной природы человека. Начав создавать сомнительную расовую иерархию, она не посчиталась с опасностью уничижения и подавления всякой иной, якобы худшей, «недочеловеческой» национальной идентичности. Невежество-наоборот, помноженное на эгоизм и жажду власти над умами и душами людей, впоследствии подлило масло в огонь «культурных революций» и «этических переворотов», историческое происхождение которых сродни духовному выкидышу вещной цивилизации, то бишь, глобальной унификации мира.
Довершение того, что было «недоделано» войнами 1933–1945 гг., взяли на себя авторы Геополитического Проекта. Их послевоенные жёсткие геополитические «установки» и «директивы», в общих чертах определившие качества нынешней эпохи, очевидно, призваны предопределить следующую… Об этом говорят рецидивы исторически затянувшейся деструктивности духовной жизни далеко расширившего свои границы Запада. Что определило тактику перемен планетарного масштаба?
Якобы в целях предупреждения фашизма, устроители Глобального Проекта, поставив под сомнение национальное самосознание, вскоре признали это недостаточным. Опираясь на «нужды времени» и с учётом имеющегося опыта сделав необходимые выводы, апологеты глобальной системы ценностей под водительством разбогатевших на мировых войнах США приступили к тотальному устранению общественного мнения. Опасность мнения видится «глобалистам» в самом существовании его, в умении человека анализировать и мыслить в принципе. В борьбу с «издержками» общественной мысли и были вовлечены мощные ресурсы, результаты чего видны во всём. Теперь в индустриально развитых государствах (они же страны «сверхразвитой демократии и политкорректности») само понятие народ стало относительным, словесным, ни к чему особенно не обязывающим. Оно употребляется «вообще», как некое число, способное дать свои голоса реальному или «мыльному» политическому лидеру, временно, частично или реально задействованному в балагане политической борьбы. Мало того, безнациональному (т. е. исторически не ощущающему себя, а значит бездуховному и бездумному) обществу полагается стать ещё и некой однородностью, не способной к индивидуальному мышлению. И, надо заметить, в этом отношении достигнуты «хорошие» результаты. Теперь не только национальная идея, но и патриотизм отождествляется могильщиками народного духа с идеологией nazi, тем самым обрекая народы на безыдейное и внебытийное, а значит исторически бессмысленное существование. Умещаясь в прокрустовом ложе короткой исторической памяти, безголовое и обездушенное, существование это подобно мировому кладбищу, сторожем которого станет молчание в истории… Но именно такого рода «продукт исторического развития» устраивает «директоров» и «замов» Глобального Рынка. Ибо молчаливое стадо обезличенных едоков-потребителей является для них идеальной суммой, обращённой из «общественного» (вспомним определение Аристотеля) в потребляющее животное.
Выделив историообразующие свойства нации, отметим наиболее важные аспекты Нового и Новейшего времени.
Формы исторической жизни, являясь проекцией внутренних параметров общества, развивают в нациях и народах наиболее характерные их качества. Хотя, в период благоденствия на первый план не раз выходило сибаритство, склонность к роскоши и потреблению. Диктатура, когда лечит, а когда калечит организм страны, в иных случаях провоцируя развитие жалких человеческих свойств. Однако трагическое бытие яснее всего выявляет возможности людей к героическому сопротивлению и выживанию в принципе. Надо полагать, сумма доминирующих свойств в каждый исторический период определяет сущность нации, её культурные потенции и назначение в истории. Не вдаваясь в подробности, обозначим историческую траекторию отмеченных качеств.
События конца XVIII в., посредством европейских революций следующего столетия снизив в мире роль морали и предопределив «демократизацию» великих держав, в последней трети века создали предпосылки для пересмотра карты мира. Итоги I Мировая войны не удовлетворили ни одну из сторон, но выявили Два Фактора, определившие развитие всей мировой истории. К ним позднее присоединился Третий. Первым Фактором были обе революции в России в 1917 г. Вторым – II Мировая война 1933 (официально 1939—1945 гг. Третьим – Культурная революция 1960 гг.
Но, при всей их колоссальной значимости, эти Факторы были лишь следствием внутренних процессов исторической жизни. Причиной служило содержание этих процессов.
Какие именно, в каком качестве и какое отношение они имели к России?
Постреволюционные реалии, приведя к жесточайшей гражданской войне, казалось, развалили Страну, непереносимую Западом. Но «эти загадочные русские», преодолев политическое ненастье, сумели создать могучую Державу. Как бы уже не существуя (русские, вкупе с остальными народами СССР представлены были «советским народом»), титульная нация, тем не менее, сумела остаться у руля научной, экономической и культурной жизни. «Постверсальские» события в Европе показали, что не одни только политические гении определяют политику и настроение масс. Именно последние выявляли из себя лидеров, соответствующих исторически обусловленному развитию эпохи. Словом, инициатива исходила отнюдь не со стороны кабинетов Правительств…
Западные народы с большей, нежели в России, настороженностью отнеслись к идее денационализации. Нежелание распрощаться с национальным бытием привело наиболее энергичные народы Европы к мощной социальной активности. Именно эти процессы, на четверть века став главным содержанием политической жизни Запада, конкретно выразились в Национал-социализме 1920–1930 гг.
Их центр утвердился в Германии, в лице своих лидеров мечтавшей о Новой, объединённой Европе, которая до Гитлера грезилась Наполеону, а задолго до него Карлу Великому. В Новейшее время «германское содержание» пыталось противостоять процессам, которые после его «опровержения» заявили о себе анархическими идеями «Культурной революции» и её издержками, развившимися в хаотические «свободы».
Эти же процессы (через те же и новые «культурные» события) закономерно явили себя в следствиях, которые не только не исчерпали свой разрушительный потенциал, но, к настоящему времени приняв изощрённые (душеуничтожающие) формы, – достигли поистине вселенского масштаба. Словом, феномены Национал-социализма и «свободы без берегов», последний из которых нёс миру «раскрепощение» морали и освобождение от «оков» нравственности, при явной психологической несовместимости имеют между собой прямую и обратную связь. Такую же, как два конца одной палки.
Первый феномен сродни инстинкту самосохранения наций. Поскольку национальная самость есть привилегия тех народов, которые мощно заявили о себе в истории. Именно они на протяжении столетий создавали национальные культуры непреходящего значения, а потому в период кризиса европейской цивилизации первой четверти XX в. не могли и не хотели уйти из исторической жизни путём устранения своей самости. Помня и ценя своё великое наследие, народы Европы в 1920–1930 гг. были полны жизненной энергии, а потому готовы были и стремились защищать свою культуру. Инстинкт «вида» и характер народов не был ещё подавлен, а потому носители духа европейской цивилизации хотели и были в состоянии сохранить себя и своё великое наследие.
Теперь, по прошествии нескольких десятилетий (т. е. после подрыва духовных, этических и моральных категорий «новыми левыми» и «сексуальной революции») это представляется много труднее… Процесс культурной эвольвенты, создав некую отрицательную «кривую», приобрёл извращённые формы, изменить которые не реально без устранения их причин. Смещение мировоззрений, нравственных ценностей, моральных критериев и самого сознания зашло так далеко, что уже трудно найти мягкие, безболезненные средства излечения. А оно необходимо. Ибо история показывает: нации и народы продуктивно развиваются лишь тогда, когда осознают себя соучастниками обустройства бытия, а не потребления жизни, когда видят исторический смысл своего существования!
Видела ли его Германия в 1930 годах?
Да. И это признал «евро-американский мир», давший Гитлеру карт-бланш.
Начало декады предвестило раскрытие неисчерпаемых ресурсов, кроящихся в реализации отечественного бытия. Но, ступив на путь вдохновенного устроения Отечества, немецкий народ, сбитый с толку дурманом нацистской идеологии, начал плутать в извивах жёсткого национализма, усугубленного изломами внешней политики. По ходу блужданий идея возрождения национальной жизни эвольвентно сменилась обожествлением нации. Иначе говоря, – инструмент возрождения стал сущностью идеи. Проникнутая духом языческого мистицизма, нацистская идеология настойчиво убеждала немцев в их принадлежности к сверхрасе. Таким образом, подчинившись расовой доктрине, фашизм подписал себе приговор. Но надо помнить и то, что именно при возрождении национального единства последовала борьба на его уничтожение, организованная теми. кто видел мир вне всякой национальной истории . К концу 1930 гг. «мировые архитекторы» условного Запада проиграли свою партию, но вывели из поражения полезные уроки. Перегруппировав финансово-экономический «интернационал», прибегли к иной стратегии. В результате подспудно объединённых усилий Германия, в 1939 г. умело вовлечённая[125] в «официальную» II Мировую войну, была обречена. Это был жестокий урок не только Германии, но всем, кто в историческом бытии осмелится выстраивать мир по кальке своего узко-идеологического национального существования. Словом, помимо лицевой, следует видеть и оборотную сторону медали. Именно там, смахнув иероглифы, знаки и символы лукавых «писчиков истории», можно различить следующее: когда созидание, утеряв строительное начало, переходит в насилие, тогда оно, как и свобода, перестаёт быть абсолютной ценностью.
Сознавание этого позволяет понять и оценить вариации и формы всякой агрессии (см. тезу из VIII Главы: «Когда творчество действует в том же направлении, что и насилие… – свобода первого перестаёт иметь абсолютную ценность»).
В силу важности феномена фашизма, а более всего опасности последствий из-за ложного понимания его, вернёмся к связке фашизма-нацизма, весьма болезненной не только для Германии и немцев. Поскольку любой народ, ощущающий себя не абстрактной частью человечества, а в своей национально-культурной принадлежности, может быть обвинён в апологии нацизму.
Напомню, почему «разговор о терминах» представляется столь важным.
Прежде всего потому, что неясность понятий облегчает манипуляцию смыслами. В нашем случае это подменяет суть общественных движений и ведёт к искажённому пониманию политических реалий. При лицемерной «борьбе с фашизмом» не только ставится под сомнение необходимость бытия (любого) народа как духовной, культурно-исторической и политической самости, но и само существование его в этих качествах. При ясности в отношении пресловутой «борьбы» нет нужды доказывать, что легитимно оформленный фарс является не чем иным как санкцией на уничтожение наций и народов в их духовно-сущностной и культурной целостности! То есть именно в тех параметрах, которые на протяжении тысячелетий являли гений человека в его наивысшей – горней ипостаси.
Но возникает вопрос: где таится разница понятий и в чём пресловутая опасность самого «термина»?
Начнём с того, что опасность фашизма (как мы знаем, неоднородного по существу и ко всему прочему ещё и оболганного) была не в доктрине, а в конкретных политических условиях и в средствах реанимаиии стран, внутренние нужды которых в милитаризованном сознании народа уступили «интересам государства » , как то было в Германии. Далее, при анализе мощно заявившего о себе движения не пристало изымать его из международного политического контекста и, тем более, судить отдельно от эпохи, породившей этот исторический феномен. В особенности зная, что прецедент заявил о себе в политической жизни едва ли не всей планеты.
Следует давать себе отчёт в том, что нацизм не был пресловутым «естественным преемником» фашизма (то бишь, «сначала» был фашизм, а «потом» на его место пришёл нацизм). Фашизм «родился, как естественная, здоровая реакция живых, творческих сил Нации против разлагающих её болезненных начал. – писала в 1939 г. видный публицист Родионова-Квашнина, – Это была реакция естественной воли к жизни, к нормальному своему развитию живой Нации, стремление здоровых элементов побороть болезнь и найти способ её искоренения». Потому неправомерно и бесчестно фашизму, поднявшему из руин страну, приписывать идеи человеконенавистнического нацизма, выстлавшего своему народу дорогу в ад II Мировой войны. Всё дело в том, пишет Родионова о нацистском периоде Германии (то есть о тупике национализма), что, «проникнутый духом языческого мистицизма, Национал-Социализм пришёл к своего рода мистическому материализму, тому материализму, который, может быть, ещё демоничнее и страшнее материализма, лишённого всякой мистической подосновы»[126].
И в самом деле: в заклании «фашизмом» самого себя нет ни логики, ни политической закономерности, ни исторической необходимости. О последней скажем: существуя вне конкретных «человеческих» интересов, она не меряется и нравственными категориями, как то – человеколюбие, гуманность или благодушие (оценка «исторической необходимости» – другое дело). В данном случае факт политического самоубийства, безусловно, есть следствие патологии сознания, к которой в первую очередь ведёт надуманная и не имеющая никаких нравственных основ идея национальной исключительности – любой! К этому добавлю, что в период кардинальных перемен – будь то национальное возмущение или даже национальное возрождение – ничто не существуют в чистом виде, как и не имеет ясных границ. Даже и нравственная идея, принятая к исполнению в экстремальных обстоятельствах, может перейти в свой антагонизм, приобретая все сопутствующие ему свойства. Но и она же, в соответствии с эвольвентным ходом событий и «витку» нравственного опыта, – может вернуться к своим исходным позициям!
Если феномен фашизма заявил о себе, как следствие искусственно созданных тектонических сдвигов в экономической жизни нескольких континентов; если его историческая задача была в том, чтобы решить проблемы и возродить лучшее, чем богата была история нации, – то нацизм вступил на арену истории, как палач этих самых достижений.
И потом: мировая история – не клубок, который должно распутывать до Адама и Евы. Возможность разложить то или иное событие на «химические элементы» ещё не опровергает его объективную историческую необходимость, как и не придаёт анализу абсолютную ценность. Скажем, излечение Германа Геринга от наркотической зависимости в ходе Нюрнбергского процесса однозначно можно было бы назвать гуманным, если бы ждущая его виселица не говорила о том, что излечение являлось лишь «технической деталью» судопроизводства.
Итак, трагедия Германии в том, что могучая энергия народа в силу многих обстоятельств вынуждена была изменить вектор своего развития в политическое пространство, а не на создание исторически перспективного культурного поля, в созидательной ипостаси которого народ воплощал бы свои потенции. Бытие народа, будучи частью единого мирового организма, подчас «проваливается» именно там, где историческая почва кажется наиболее твёрдой. Нередко слепые по причинам и алогичные в следствиях, «деяния истории» начинаются и завершаются, не имея заслуженного эволюционного продолжения. Что касается исторического смысла фашизма, то его характеризует духовное единство и социально-политическая сплочённость во имя сохранения народа и государства. Если фашизм – это движение за себя, то идея национальной исключительности (или избранности) реализует себя в агрессии против «других».
Идеология расового превосхолства уже есть обоснование преступлений во имя пресловутого первенства. Совершённых или нет – не меняет сути дела, ибо преступления предусмотрены и оправданы:; оправданы идеологией, изувеченной моралью и обслуживающими их законами.
Минин и Пожарский.
Скульптор И. Мартос. 1818 г.
В то же время крайности экстремизма на национальной почве не дают ни морального, ни юридического права отрицать сложившиеся психологические и этнокультурные своеобразия (по факту мозаичного мироустройства – многообразия, каждое из которых, как правило, определяют сильные лидеры), равно как и отвергать стремления реализовать себя в наиболее сильных своих качествах. В противном случае не только «медийными», но и реальными нацистами следует признать героев древней Спарты и Рима; отнести к ним Александра Македонского и Цезаря, легендарного римлянина Муцио Сцеволу и реального Кола ди Риенцо, Карла Великого, Фридриха Барбароссу и Наполеона I. Что касается «русских нацистов», то к их числу придётся отнести великого святого Древней Руси – Сергия Радонежского, а также Кузьму Минина и Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михайло Ломоносова и Петра Столыпина, Дмитрия Менделеева и философа Ивана Ильина. Список светских и духовных имён русских и иностранных «нацистов» можно продолжать до бесконечности, отчего носители их лишь прибавят в своих моральных качествах, не уронив нравственной и исторической содержательности.
Словом, искусственно и не без подлости созданный тандем фашизма и нацизма распадается и по своей «оси» и по сущности. Так или иначе внутренняя жизнь народа в Германии уступила структуре («машине») государства, в силу чего содержание, преломившись через формы, получило иную суть. Можно сказать и так: государство в Германии вытеснило жизнь Страны.
Это не оговорка.
Фашизм принимает бесчеловечный облик (а значит, перестаёт быть таковым), когда в центр доктрины перемещается не только национальная исключительность народа, но и стиль жизни Страны (как народного и общественного феномена) в государстве! Именно при подобном сдвиге сознания духовная ипостась Страны подминается механизмом государства. И тогда национальное достоинство, перейдя в чувство национального превосходства, – становится средством, целью и оружием для достижения новой (исторически противоестественной) цели. Оружием тяжёлым и беспощадным, потому что животворный дух народа заменяется идеологией исключительности, выстраивающей свои собственные законы. В этих реалиях народ, по факту, но не обязательно осознанно, является неким «винтиком-шпунтиком» в «идеальном» механизме государства (благо, что в мозг толпы его «вкручивала» мастерски поставленная пропаганда). Вот тогда-то и выступает на арену истории уродливая номинация фашизма – нацизм (немецкий, еврейский, американский, и т. д.)!
Сделаем вывод: пока в душе народа живёт идея Страны, государство будет работать на внутреннее преуспевание. Когда же внутренняя жизнь Страны, то есть душа и сознание народа подавлены интересами государства, – последнее будет ориентировано во вне; то есть на поиск средств завоевания или уничтожения «других», что означает войны против слабых!
Ill
Так и получилось. Но планы нацистов потерпели фиаско.
Не могли не потерпеть.
Ощутив превосходство и замкнувшись на себе, «нация господ» от созидания пришла к разрушению. Псевдонаучная теория арийской избранности, опираясь «на демонизм тёмного духа расовой гордыни» (Родионова-Квашнина), обернулась сюрреалистической реальностью. Оздоровление нации сменило её падение. Национально-историческое излечение немцев обернулось чумой нацизма. Похерив лучшие свои качества, народ обратился к самоубийственному высокомерию и жестокости, сделав их средством достижения мирового господства. Общегерманский энтузиазм, поначалу дав феноменальные результаты, принял тяжёлые формы национальной вседозволенности. Народ вдруг потерял ощущение реальности; забыл, что истинное своеобразие ценно не само по себе, а своей культурной целесообразностью и позитивной деятельностью, выстраивающих историческую жизнь Отечества, Страны и государства. Не принял во внимание, что главным образом через созидание творческая нация включается в мозаичную целостность культуры мира. Эйфория от экономических успехов и военно-политической эскалации, разжигаемая спесью партийных фанатиков, и довела идею возрождения до абсурда, реализованного движением nazi. Единство немцев рухнуло в бездну, увлекая за собой десятки миллионов жизней – жертв нацистской идеологии. Не обусловленный формами устроения и не вызванный политической необходимостью, а потому отторженный реалиями, феномен единства нёс в себе загнанную вглубь жажду реванша за многовековую (со времён Реформации) дробность и унижение Германии[127]. Ущемление природы немцев в её эволюционной и политической ипостаси послужило катализатором тектонических сдвигов мировой истории. Сам же народ – системно мыслящий, решительный и энергичный – обречён был на роль исторического козла отпущения.
Как бы там ни было, «ликторский пучок», созданный невероятным напряжением сил народа, был разбит. Некогда зелёные ветви роста обуглились ненавистью к «другим», что дискредитировало идею национального единства и обусловило перевёрнутость борьбы с ней. В результате ложных приоритетов Германия вновь оказалась в разрухе и надолго утеряла политическую независимость. От неё были отторгнуты исторические земли и до сих пор висит финансирование еврейского государства в Палестине. Изучая взаимосвязи жизни народа в государстве и ощущая биение пульса национального тела (всякой) Страны, философ и теолог Сергей Булгаков ещё в 1910 г. предостерегал: «в заботе о национальном теле, в служении национальному эгоизму слишком легко перейти границу, и тогда политика становится просто международным разбоем, а сама побеждающая нация вырождается в хищника»! При усилении государства, росте его политических и колониальных амбиций следует знать, что исторически и культурно состоявшиеся народы не потерпят направленной на них агрессии.
Людвиг Бек
Отмечая политическую и этическую сторону дела, один из основателей самой мощной в мире военной машины – Вермахта, генерал Людвиг Бек писал: «Государство вправе ставить перед собой лишь нравственные цели… Безнравственная в своей основе политика голой и грубой жажды захвата государств, как её осуществлял Наполеон, является в высшей степени аполитичной… Грехом против смысла истории было то, что богатое многообразие соседствующих народов должно было превратиться в пустынное однообразие мировой империи… Мировая завоевательная политика нашей старой кайзеровской империи также предстаёт перед нами как чудовищная ошибка[128]. Германия поставила перед собой задачу овладеть странами, которые не хотели подчиниться нашему национальному государству и не могли быть её надёжными союзниками… Таким образом, все государства подпадают под закон нравственного поведения. Нарушение этих законов не может оставаться безнаказанным»!
1 Карл Великий. IX в.
2 Наполеон Бонапарт.
3 Адольф Гитлер.
4 Иосиф Сталин.
Политическое видение истории и принципиальность в отстаивании своей позиции привели генерала к отставке в 1938 г. Бек прямо противостоял фюреру, а Томас Манн упрекал немецкий народ в эйфории от политики нацистов. В ноябре 1940 г. писатель в одной из радиотрансляций из Лондона говорил: «…если он будет и дальше следовать своим соблазнам, то он слишком поздно узнает, что ему не занять своего места под солнцем, так как мир покроется темнотой и ужасом». Как и Бек, Манн указывал на невозможность насильственной ассимиляции Европы: «Этот мир никогда не согласится и не станет терпеть «новый порядок», вызывающий у человека чувство страха».
Но то был пример здравого мышления из прошлых лет. В дальнейшем оно изменилось до неузнаваемости. Если до недавнего времени авторы «антифашистских» сочинений видели фашизм (перевранный и в семантическом и политическом значении этого слова) лишь в национальном самосознании, то теперь его находят в патриотизме, духовных реликвиях и делах во благо Отечества. Но тогда – в соответствии с логикой абсурда – фактом нацизма («непосредственных нацистов» – от Македонского до И. Ильина – мы уже упоминали) следует признать не только героические деяния Древности и Средних веков, не только мужество русских ратоборцев в 1612 г. и самоотверженную борьбу народа в Отечественной войне 1812 г., но и битву Советской Армии с… nazi во II Мировой войне. Поскольку германскому нацизму противостояло историческое самоосознавание и вера русского народа в своё Отечество, то есть как раз то, с чего Германия начала набирать свою мощь!
Итак, дабы прервать логику абсурда, следует признать, что поражение Германии обусловил не фашизм, а уродливая номинация его – нацизм, помимо прочего подорвавший образ национальной идеи, воплощённой в единстве народа. А раз так, то не фашистскую Германию разбила Советская Армия, как о том твердят учебники и СМИ, – а нацистскую.
К тому времени фашистского государства давно уже не было… В своей собственной Стране, умный и трудолюбивый, но духовно изувеченный и психически зомбированный народ оказался под железной пятой нацизма, который был повержен в «мае сорок пятого». О себе заявляет очевидность: если фашизм возродил Германиюу то нацизм разрушил её.
Рассматривая факты в их исторической взаимосвязи, важно принять во внимание, что не идея создания Великой Империи, а методы её реализации привели кужасам Бойни № 2. Иными словами: обезумев от собственных ядов, «змея» общеевропейской гордыни железными зубами впилась в собственный хвост! Напомню здесь, что идею эту, отнюдь не принадлежавшую Гитлеру, не менее жестокими, но иными методами реализуют нынешние политические кланы и мировая олигархия.
Возникает вопрос: всякая ли уверенность народа в себе и рост национального самосознания приводят к общенациональной катастрофе?
Нет, конечно, – не всякая уверенность и не всякий рост.
Внесём ясность в эту политически застарелую и в ряде аспектов каверзную постановку вопроса:
Национальное единство (наречённое фашизмом) – есть духовная общность и социально-политическая сплочённость во имя сохранения народа, Страны и государства. Это движение (мы уже говорили об этом) «за себя», поскольку было ориентировано на решение внутренних проблем. Когда же нация признала за собой «историческое право» диктовать свою волю другим нациям и народам, – это ознаменовало приход нацизма. То есть доктрины, взявшей на вооружение теорию расового превосходства одних народов над другими. Именно расизм паф выстроил иерархию народов с точки зрения их полноценности и значимости в бытии. В этом качестве нацизм несёт в себе ненависть и агрессию в отношении «других» – «слабых и малоразвитых», долженствующих быть рабами «лучшего народа» (ариев), в данном случае немцев. Прежде всего в такой форме идеология расового превосходства несёт в себе и обоснование и оправдание преступлений во имя пресловутого превосходства.
Но была ли альтернатива людоедскому нацизму или он органично вытекает из теории и практики всякого национального возрождения?
Соглашаться с вопросом в его последней части так же нелепо, как обвинять мощь атлета в совершённом преступлении, или кухонный нож – в убийстве… Поэтому ответ прост и ясен: быть сильным хорошо – плохо использовать силу в преступных целях. Нож ведь опасен тем, в чьих руках он находится. Не грех помнить, что именно доминанта единства в народном сознании, в ипостаси созидания не предполагая внешнюю агрессию, не раз в истории приводила страны к порядку и экономическому процветанию. В то время как народоисключающий нацизм «арийцев» привёл к гибели миллионов как «лучших», так и «худших».
Казалось бы, в таком русле и должно было вести исследования. Однако, вместо того, чтобы сделать объективный и беспристрастный анализ великой трагедии, сущность её (сначала «по горячим следам», а потом и задним числом) была идеологизирована заинтересованными в том сторонами. Подлинно научный анализ политических и идеологических трансформаций заменён штампами и обвинительными ярлыками, которые, совместив по смыслу с отнюдь не идентичными понятиями, навешиваются на национальную идею и внутреннее единство всякого народа.
Теперь в пику исторической данности любое национальное единство отождествляется с «идеей» nazi. Создатели идеологии глобализма, преследуя цели наднациональной мировой элиты, свели идею национальной самости к мировой страшилке. Посредством медийной чертовщины корча гримасы обывателю (мы знаем – психически подавленному и донельзя запуганному), вселенские кукловоды ведут организованную борьбу с самой сущностью народов. Подавляя самосознание и инстинкт социального самосохранения, – обрекают целые поколения на безыдейное и бессмысленное существование.
Итак, в настоящую эпоху смертельная борьба ведётся не с «фашизмом» (начальные установки которого, повторюсь, – были многократно оболганы, извращены и деформированы), а с возрождением национального бытия в любой его форме. И не только с бытием, но и с государствами, проводящими национальную политику. Силы, вступившие в борьбу со «злом национализма», на самом деле ведут войну с душами людей, народами и нациями. Причём, борьба с духовностью и культурой народов ведётся под чёрным флагом (с белыми, чёрными и какими угодно пиратскими черепами) наднационального тоталитарного нацизма. Именно в этих реалиях место постулатов nazi заняла идеология Глобализма!
Сразу отмечу, что победа последнего, если таковая случится, во многих отношениях будет эфемерной, а по результатам ничтожной. Ибо, ведя народы к пустоте и историческому молчанию, она не даст «победителям» ожидаемых результатов.
На первый взгляд, как раз потребители-«едоки», обращённые в безропотное овечье, а «где надо» умеренно-волчье стадо, представляют собой идеальную сумму потенциальной мировой обслуги. Казалось, именно такое – духовно изувеченное и морально оскорблённое «общество» полностью отвечает чаяниям устроителей «мирового корыта». Но это иллюзии, чего не понимают ни они, ни менеджеры Глобализма. Поскольку, отнимая у человека идею и самый смысл существования, а, по факту, пересоздавая венец творения в потребляющее животное (в устах Аристотеля, как мы знаем, это звучало, всё же, приличнее), – «лоханщики» и себя приковали к созданному ими «корыту».
По-другому и не могло быть. Так как, озабоченные расширением средств потребления и при этом невосполнимо изменяя среду обитания, не так давно называвшуюся природой, – «глобальные лохи» (по-иному их никак не назовёшь) сами вошли в зависимость от созданного ими процесса.
Это обстоятельство уравнивает «рабов» с номинальными «господами», ибо последние намертво прикованы цепями к пресловутой лохани. И то, что «господские» цепи золотые, да и сама «лохань» позлащённая, ничего не меняет. Словом, с какой стороны ни посмотри, немереные амбиции «лоханщиков» и их эфемерные миллиарды не относят их ни к «мировой», ни просто элите. Более того, длинные уши колченогой «элиты» вызывают в памяти ослов из гравюр великого Гойя.
Однако Каинова метина идеологов и агентов Глобализма вряд ли осознана «массовым человеком». Потому что, изощрённо воздействуя на его ум, сознание и волю, дурман глобалистской унификации искажает мерила и оценки действительности. Многократное промывание мозгов попросту устраняет в человеке природный здравый смысл, могущий пресечь опасные и труднообратимые процессы. Он же является залогом духовного, культурного и социального возрождения общества. Надо думать, по мере глобалистского «изъятия» мозгов или буквальной замены их (к чему «передовая мысль» подошла совсем близко) духовная сущность человека обретёт античеловеческую направленность. Уже сейчас обездушенный и теряющий смысл жизни «хомо сапиенс» обращается на пространствах Страны в управляемую биомассу, а то и, по Паскалю, – в «мыслящий тростник». За всем этим проглядывается «точка невозврата», прохождение которой лишит человека права называться, собственно, человеком. В подтверждение этой тезы обратимся к фактической стороне дела и подведём общий знаменатель.
Нации и народы, мощно заявившие о себе в исторической жизни, каждое столетие давали миру гениев и выдающихся людей во многих областях человеческой деятельности прежде всего потому, что в противостоянии с жёсткой реальностью сумели выработать нравственные нормы, обычаи и традиции, лёгшие в основу высокой культуры и своеобразия мировосприятия, сформировавших национальный характер и волю к жизни. Ибо защитить себя и настоять на себе в истории может лишь то, что осознаёт себя. Глобализм, не только заведомо лишённый, но враждебный всякому своеобразию, через унификацию человека и общества, планово и последовательно ведёт к стиранию всего, что отличает человека от дрессированного животного. Результаты этого говорят сами за себя. Достаточно сравнить качество истинно выдающихся личностей Европы, к примеру, XVI, XVII или XIX в. с веком XX. Разница будет не в пользу ушедшего столетия. И это притом, что население Европы с каждым веком кратно увеличивается.
И впрямь, можно ли среди народов, по инерции продолжающих считаться великими, найти Гёте, Гегеля, Моцарта, Микеланджело, Лермонтова или Достоевского? Их не просто нет, но, по всей видимости, – и не будет рже… Потому что исчез тот духовный и культурно-исторический пласт, который породил и питал величие гениев. Данные социологии, а более всего нынешние «виртуалии», говорят о том, что человечество превращается в оглуплённого виртуальной реальностью и оглушённого глобальными перспективами Мирового Обывателя, что закономерно. Ибо народы, обращённые в единосущного потребителя, посредством повивальной бабки глобализма могут разродиться лишь своим подобием.
Что касается России, то, надорвавшись в погоне за ценностями, отчасти чуждыми ей, а подчас вовсе не обязательными для неё, она из Великой Русской Равнины превращается в Великую Свалку. И, похоже, «процесс» этот приближается к точке невозврата.
События на Майдане в январе и феврале 2014 г., как и реакция на них Верховной Рады Украины, говорят о тяжёлом кризисе не только Украины, но всего славянского мира, поскольку положение в самой России немногим лучше. По достижению пресловутой «точки» став бывшей, нация, потерявшаяся на своей собственной территории, лишённая прежнего величия и сокращённая в численности, будет ощущать себя неким суррогатом рода человеческого на «ничейной», потому как духовно и культурно невостребованной территории. И это более чем реально на фоне «великого переселения» народов Азии в Россию. В отличие от потерянных в истории наций Россия последняя представляет ещё собой ценность ввиду природных ресурсов, опекаемых «гениями»-менеджерами. Они и готовы превратить Страну в обширную рабовладельческую плантацию, на которой «мелкие бесы» Сологуба под дьявольский хохот крупных бесов будут выполнять черновую работу. Однако инициаторам эксперимента на одной шестой части земли не уйти от очевидного: развенчав «венец творения» до бессмысленной теперь уже «твари», – в неё обратятся, как рабы, так и сами плантаторы!
Как ни странно, и в этих условиях время от времени будут появляться выдающиеся личности. Но общество их не узнает, как не узнают себя они сами. Ибо социальный пласт, лишённый личностной парадигмы, не даст им возможности ощутить свою сущность. Потому и они станут жертвой «веяний времени» и лёгкой, как мыльный пузырь, виртуальной реальности. Когда же гении каким-то чудом ощутят и, тем паче, попытаются реализовать своё дарование (о призвании в таковых обстоятельствах говорить не совсем корректно), – это будет признано унифицированным обществом чрезвычайно опасным. И тогда (после установления «диагноза») духовно изувеченный «массовый человек» сам начнёт охотиться за «выскочками из прошлого», требуя, если не линчевать, то изолировать их за нарушение комфортного для себя тотального покоя. Пусть бездумного и бессмысленного, но комфортного. Самые же упорные и мужественные из «выскочек», если таковые найдутся, будут погибать в бездеятельности, унижении и нищете. Это и будет истинной человеческой трагедией[129]. Homo sapiens не продолжится в духовном и перспективно историческом плане, поскольку в нём сотрётся та разница, которая отличала человека от животного. Но тогда самим «мудрецам» от Глобализма придётся искать выход из созданного ими тупика, коим, по всей видимости, будет совершенно новый тип «цивилизованного животного»…
Осознавание подобных перспектив происходит тем медленнее, чем активнее человек вовлекается в разрушительные процессы, в которых главенствует борьба с национальным самосознанием и со всем, что имеет опору в исторической жизни народов. Для достижения победы «в этом деле» и произведена была подмена отмеченных нами понятий. Мощный удар, якобы нанесённый нацизму неустанными «антифашистами», по существу пришёлся по душам, сознанию и своеобразию всех народов. В результате политических махинаций и идеологических рокировок родной брат нацизма – сионизм по закону отчуждён от своего духовного родственника[130]. Этого не было бы, если б в промытом сознании обывателя до того не произошла означенная подмена понятий.
Но дело сделано. Теперь, якобы в целях «предотвращения фашизма», делается ставка на формы никогда и нигде не существовавшей демократии. Поставлена под сомнение необходимость индивидуального мышления, как и умения мыслить вообще, отчего «лучшие» качества демократии являют себя в обезличивании человека и устранении зачатков самоосознавания. Именно эти свойства лжедемократии, замешанной на пороках неразвитого ума, стали стартовой площадкой для избавления от всякого своеобразия – от национального до личного. Поскольку стирание личности и разрушение сущности homo sapiens является идеальным средством для воцарения Единого Рынка, повсеместная одинаковость и неприхотливость спроса которого является наилучшим гарантом для получения сверхприбылей. И это происходит в пику тому, что безнравственность и конечная глупость этой затеи подчёркивается противоестественностью средств её достижения, временностью результатов, нецелесообразностью в исторической перспективе, а значит и бессмысленностью сверхприбылей.
Но это не берётся в расчёт. Духовно деградировавшие вожди сверхмонополий («лоханщики», по-нашему) продолжают смотреть на человека как на временно существующий материал, годный лишь для выполнения задуманных ими преступных целей. Последнее подтверждается беспрецедентной в мировой истории деформацией в человеке творческого начала. Уж не потому ли, что именно оно является прибежищем сущности, содержания и духовности человека мыслящего?! Как тут опять не вспомнить глубочайшую мысль Достоевского: «Дьявол с Богом борется, а поле битвы – сердца людей». Результаты античеловеческой идеологии бездушия и потребления говорят сами за себя, но уроки истории не идут впрок, невзирая на то, что прошлое постоянно напоминает о себе в будущем. Аккурат в заботе о будущем нужно быть осторожным в выводах и «окончательности» приговора событиям и течению исторической жизни 1920–1930 гг.
Итак, при анализе и оценке событий первой половины XX в. следует исходить из того, что вектор мировой истории в качественной своей ипостаси не нашёл ещё свою результирующую.
Всё говорит о том, что не настала ещё пора для всесторонне выверенной оценки исторического промежутка между мировыми войнами, а значит, и осознавания противоречий послевоенной эпохи, которые не закончились ещё... Слишком мало времени прошло с тех пор. С другой стороны, слишком много идеологической лжи, откровенных подтасовок и грязи наблюдается во всём, что связано с эпохой, обозначившей видение народами опасности для своего духовного, культурного и исторического существования. В очередной раз бытие из исторического прошлого обращает нам свои пустые глазницы. Перешедшее в ненастное настоящее и направленное в будущее, – это прошлое в настоящем описано в жуткой по скорби и правдивости картине поэтом Геннадием Ивановым. Но оно же должно подспудно или прямо настраивать уважающий себя народ на деятельное участие в здешней жизни:
Как пустынно без церкви кладбище,
Без деревни – пустынны поля.
Я теперь прохожу, будто нищий,
Там, где жизнь начиналась моя…
Деятельность такого рода тем более важна, что колоссальный опыт государственной жизни человечества свидетельствует: народ оставляет след в мировой истории в том случае, когда на протяжении своей исторической жизни реализовывает свой потенциал и соответствует новым требованиям. Когда сознаёт заложенную в нём внутреннюю программу и следует ей. а при отсутствии оной создаёт её в своей исторической жизни.
Эта «программа» и является неким внутренним залогом, опираясь на который народ выстраивает свой собственный исторически достойный путь, имеющий поддержку в веками вырабатываемом мировосприятии, обычаях (как правило, стоящих в основе законов), духовных пристрастий и форм внутриобусловленного существования. В своей совокупности, умноженное на духовный опыт и с опорой на совершенствование внутренних форм и структур, – именно это выковывает исторически и бытийно-устойчивый характер народа. Через посредство выработанного своеобразия характер этот отличается от доминанты других исторических или «неисторических» народов.
Что касается деревенского бытия, то трагедия не столько в его исчезновении (деревня вовсе не является данностью на тысячелетия), сколько в том, что исчезает оно, не оставляя после себя преемника народной жизни в её культурно-исторической ипостаси. А ведь при отсутствии преемственности как раз и происходит исчезновение важнейших пластов в жизни Страны и народа.
Оставим на время середину XX в., отвлечёмся от поэзии и обратимся к прозе последних десятилетий.
Каким именно?
Наиболее болезненным для культурно и исторически обозначивших себя народов является нескончаемый и не контролируемый на местах (что вовсе не говорит о бесконтрольности прецедента) поток эмиграции, подчёркиваемый убылью коренного населения. Если ограничить своё внимание Западной Европой и Россией, то убыль населения там происходит темпами, почти сопоставимыми с потерями во II Мировой войне. Но механизм деэтнизации запущен. Под его размеренное «тикание» происходит «естественное» полонение Европы афро– и арабо-мусульманским миром, что подчёркивает внутреннюю безликость и «толерантную» беспомощность некогда волевых и могущественных народов.
Гибель людей в заданных этнических войнах усугубляет не поддающаяся контролю наркомания, распространение алкоголизма и социальная неустроенность (в России, к примеру, падение рождаемости уступает лишь беспрецедентной по своему масштабу смертности!). Некогда мозаично-целостную, Европу сменяет социокультурная калейдоскопическая симметрия этноунифицированного теперь уже условного Запада. Свидетельствуя об исчерпанности человеческих ресурсов, – происходящее говорит о духовной растерянности европейского мира, в лице коренных народов ощущающего бессмысленность, навязанного ему внеисторического существования. Вся послевоенная практика рутинно-демократических правительств, приведя к разочарованию налогоплательщиков (и попутно вызвав «Культурную революцию»), вынуждает исследователей переоценить исторический опыт ушедшего столетия. К людям, не потерявшим способность мыслить, всё чаще приходит осознание того, что потребительское существование, лишённое национальных и культурных составляющих, приводит к духовному, культурному и историческому тупику. Ибо созидательная мысль личности сосредоточена главным образом на усовершенствовании потребительского комфорта в ущерб раскрытию творческих возможностей. Став развлечением любителей и лечащих врачей (в стиле art-therapy), всё это, унижая, пряча, и скрадывая творческий потенциал человека, не многим отличает его существование от вольерного. Об этом говорят финансовые и экономические кризисы в мире в конце прошлого и начале нынешнего столетии. Плодя нищету, они вносят свою лепту в духовный разброд и религиозную нетерпимоть. В целом, заявляя об отсутствии свободы, как таковой, кризисы эти выявляют наличие невидимых кандалов, которые становятся всё тяжелее. Не случайно в первую декаду нового столетия, когда мир охватил финансово-экономический коллапс, сотни государств всколыхнула ненависть к банковскому капиталу. Во множестве городов стран Европы и США прошли «Дни гнева».
Средние и «нижние» слои общества, ощутив, наконец, закономерность в действиях своих «слаженных», а на деле подневольных Правительств, – прямо заявили о предательстве последними интересов народа. Массовое сознание полнится уверенностью в том, что государствами правят не Правительства, а международные корпорации и «Клубы» олигархов, согласованно с региональными властями проводящие «экономику ссудного процента».
С каждым годом всё яснее распознавая своего истинного врага в лице крупных корпораций, люди выходят на улицу с лозунгами: «Захватим Уолл-стрит!» и «Деньги не ваши, а наши». Но, требуя от своих правительств: «Прекратите спасать банки, спасайте людей!», разгневанный народ «держит на мушке» свои институты власти… Последние, существуя не сами по себе, но в ткани идеологии контроля и потребления, вошли в эволюционный виток, увы, пройденный уже…
Не выученные уроки истории привели к возрождению, казалось бы, канувших в вечность «старых» идей и, что симптоматично, – партий. Как и в первой трети XX в. народы стали распознавать себя в качестве носителей национальных культур и цивилизационных моделей. Вновь – и весьма энергично – о себе заявил инстинкт исторического самосохранения наций. Разгул «многополовой демократии», кажется, истощил терпение народа. Настроения «улицы» проникли в политические структуры. Выборы в Европарламент в мае 2014 г. показали оглушительный успех правых сил. Каких именно и где?
IV
В Швейцарии ведущей политической силой стала националистическая «Швейцарская народная партия», ШНП (нем. Schweizerische Volkspartei – SVP)[131]. На референдуме в 2009 г. народ активно поддержал запрет на строительство минаретов: общественное мнение убеждено, что минареты ведут к законам шариата. Один из главных приоритетов деятельности партии – ограничение иммиграции и защита нейтралитета Швейцарии.
В Италии с иммигрантами борется партия «Северная лига» (итал. Lega Nord per l’Indipendenza della Padania), входившая в правящую коалицию во времена премьерства Сильвио Берлускони. В стране возникло общественное движение «Правый Мир» (итал. «Casa Pound»), быстро превратившееся в главный «общественный правый центр» Рима, который реализует многочисленные социальные программы («Время быть матерями», «Общественная ссуда», «Помощь обездоленным» и т. д.).
Во Франции ультраправая партия «Национальный фронт» (фр. Front National) обликом изображённого на плакате американского индейца пытается втолковать своему правительству, что иммигранты превратят европейцев в забитые меньшинства, обитающие в резервациях. «Фронт» распространяет плакаты с портретом Шарля де Голля (напомню: в своё время более удачно, нежели Гесс, «приземлившегося» в Англии) с его словами: «Это хорошо, что есть жёлтые французы, чёрные французы и коричневые французы. Это доказывает, что Франция открыта для всех рас, но на том условии, что они будут оставаться незначительным меньшинством. Иначе Франция не будет больше Францией.». По аналогии с итальянской в стране возникает националистическая политическая организация «Правый мир» (фр. Bloc Identitaire). Её целью является «объединение молодых французов и европейцев, которые гордятся своими корнями и наследием». Любопытно, что среди «тяжких преступлений» её активистам вменяется в вину распространение популярных марок супов, содержащих свинину, что оскорбляет религиозные чувства иудеев и мусульман.
В Нидерландах создаётся «Народная партия за свободу и демократию» (нидерл. Volkspartij voor Vrijheid en Democratie (WD). Право-либеральная политическая партия активно противостоит вступлению Турции в ЕС и предлагает жёсткую иммиграционную политику. По состоянию на 2013 г. партия имеет самую крупную по величине фракцию в парламенте (41 депутат из 150) и является правящей. Лидера партии Марка Рютте называют одним из главных кандидатов на пост премьер-министра Нидерландов.
В Германии, несмотря на жёсткие препоны со стороны властей (в причины их вдаваться не будем), возникает ультраправая партия «Национал-демократическая партия Германии» НДПГ (нем. Nationaldemokratische Partei Deutschlands, NPD). Под её эгидой и вне её немецкие аналитики проводят исследования и приходят к выводу об угрозе исчезновения Германии, как субъекта мировой истории. Либеральное правительство в лице канцлера ФРГ А. Меркель вынуждено было реагировать на инициативы смельчаков и волю народа, возмущённого вялой политикой правительства в отношении эмиграции. Партия «Свобода» (нем. Die Freiheii), отстаивая немецкую идентичность и патриотизм, твёрдо стоит на антиисламских позициях.
Опять заявила о себе Австрия. Крайне правая партия «Партия свободы» (нем. Freiheitliche Partei Osterreichs) публично напоминает исламистам, что их родина отнюдь не в Австрии.
В Дании возникает «Датская народная партия», ДНП (дат. Dansk Folkeparti’ OF) – правая национал-консервативная партия Дании. Помимо борьбы с гомосексуализмом, однополыми браками и усыновлением ими детей, ДНП выступает за жёсткий контроль эмиграции. Она стала третьей по значимости политической партией в парламенте страны.
В США с 1974 г. действует политическая партия «Национал-социалистическое движение» (англ. National Socialist Movement). Целью движения является Америка без черных, без евреев, без мусульман и без гомосексуалистов. Партия выступает против нелегальной иммиграции.
В Англии ультраправая британская политическая партия «Лига английской обороны» (English Defence League) – преимущественно молодежная, неправительственная неформальная организация – выступает против исламизации страны. Активно заявляет о себе «Британская национальная партия», BNP (British National Party, BNP).
Она придерживается крайне правой идеологии, включающей в себя расизм, юдофобию, отрицание Холокоста, запрет иммиграции и, что особенно неприемлемо для либерально-демократического общества, – гомофобию.
В Шотландии схожие идеи провозглашает «Шотландская национальная партия» (гэльск. Partaidh Naiseanta na h-Alba; англ. Scottish National Party; ШНП).
Тряхнула стариной Бельгия, создав крайне правую партию «Фламандский интерес» (нидерл. Vlaams Belang). Помимо отстаивания независимости Фландрии, партия жёстко выступает за ограничение иммиграции.
В Норвегии оппозиционная правительству «Партия прогресса», ПП (норв. Eremskrittspartiei) также борется за резкое сокращение иммиграции в стране.
Сложнее в Испании. Там «Республиканские левые Каталонии» (кат. Esquerra Kepublicana de Catalunya; ERC) ради выхода из страны пошли на союз с исламом. В отличие от левых «Платформа для Каталонии» (Plataforma per Catalunya) активно борется с иммиграцией, особенно мусульманской.
В Швеции растёт популярность крайне правой партии «Шведские Демократы» (швед. Sweden Democrats), отстаивающей жёсткие ограничения иммиграции.
В Норвегии «Партия прогресса», ПП (норв.Fremskrittspartief) борется за резкое сокращение иммиграции в стране.
В Финляндии набирает силу политическая партия «Исконные финны» (фин. Verussuomalaisel). Коренные финны борются за сокращение иммигрантов в страну, руководствуясь русской пословицей «В чужой монастырь со своим уставом не лезь» (фин. Maassа maan tavalia).
В Венгрии радикальная национально-консервативная партия «За лучшую Венгрию» (венг. Jobbik Magyarorszаgеrt Mozgalom) активно выступает против иммигрантов и засилья в стране евреев и цыган.
В Болгарии схожие задачи ставит перед собой партия «Атака». Националистическая партия жёстко отстаивает свою национальную независимость, но выступает за тесные связи с Россией. Активисты партии оказывают давление на своё правительство, предупреждая: «через 20–30 лет Болгарии уже не будет, здесь будут турки и цыгане».
В Чехии в 2004 г. возникла было «Рабочая партия» (чеш. Delnicka strand) – ультраправая политическая партия. Партия выступала за запрет однополых браков, восстановление смертной казни и возврат графы «национальность» в паспорта. Негативно относилась к секс-меньшинствам и эмигрантам, особенно к цыганам. По решению Высшего административного суда она была в 2010 г. запрещена, но настроения общества запретить не удалось.
В моноэтнической, но активно стареющей Греции проявляет активность ультраправая партия Хриси Авги (греч. Χρυσή Αυγή: Золотой Рассвет или Золотая Заря), зарегистрированная в 1993 г. греческим политиком Н. Михалолиакосом. Партия характеризует себя как «Народное националистическое движение» и «бескомпромиссные националисты». Лидеры её мечтают о Греции времён Ликурга, но на православной основе. Партия резко выступает против глобализации, мультикультурализма и хаотической миграции.
В России крупнейшая афёра XX в. под названием «Перестройка» привела к развалу СССР (1991). В такой форме о себе заявила безгосударственность. Тотальное воровство, охватив все слои общества и немалую часть правительственных структур, грозила обрушить само государство.
«Исчезающая мировая держава» – так назвал своё исследование Берлинский институт народонаселения и развития, посвященное демографическим тенденциям в России и других постсоветских странах. Немецкие учёные пришли к выводу, что вероятность быть убитым в России в 20 раз выше, чем в странах Евросоюза. Наметившийся развал Страны вызвал массовые протесты в первую очередь среди русских. Как грибы после дождя в России стали возникать общественные движения и националистические партии. Осознав себя жертвой заговора «верхов», русские (по юридическому факту – «низы») ощутили острую необходимость в консолидации общества на национальной основе.
Среди заряженных на борьбу со злом партий национального толка веско заявили о себе «Народная Национальная Партия» (ННП), Русское национальное единство (РНЕ), Движение против нелегальной иммиграции (ДПНИ), Славянская Сила (СС), «Великая Россия» и ряд других. Подавляющее большинство партий выступает против обвальной эмиграции, по факту ведущей к эскалации преступности. Гнев народа усиливает то, что, «политическая элита», едва не похоронив государство, продолжает занимать откровенно антирусскую позицию. Накал страстей в разных частях Страны привёл к массовым бунтам.
Наиболее громкий взрыв негодования произошёл в Москве осенью 2010 г. на Манежной площади. Изъятый из национальной жизни, русский народ активно выступает против политики Правительства, посадившего великую Страну на нефтяную и газовую «иглу».
Показательно, что в Европе, в отличие от России, обвинения «в расизме и ксенофобии» начали приводить к обратной реакции, а обращения в суд, как правило, не выигрываются… Более того, там партии допускаются к жизни Страны, где, войдя во власть, они легально заявляют о своих требованиях. В России с русским самосознанием ведётся беспощадная борьба. Возник парадокс: самый многочисленный народ России около ста лет духовно и политически остаётся не у дел в своей собственной Стране! Многажды предаваемый (опять единопартийным) Правительством и номенклатурой на местах, он, юридически и по Конституции не имея своего государства, по факту, не существует в собственном Отечестве…
При анализе национальных движений нынешнего века бросается в глаза то, что они во многом напоминают программы фашистских партий 1920–1930 гг. Отнюдь не случайные совпадения подводят к очевидному выводу: схожие следствия вызваны схожими причинами.
Давний прецедент повсеместного восстания национализма, призванного отстоять свою родовую идентичность, никого и ничему не научил. Вспомним, ещё в 1940–1950 гг. выдавая желаемое за действительное, правительства стран Запада пришли к «спасительной» идее Мирового Правительства. Обернувшись в саван с узкими прорезями на глазах, «мировое содержание» через десятилетия разродилось глобализацией, которая (в своих задачах) есть нацистское содержание вне нацистской формы. По существу, «вино» старого английского империализма залилось в «новые мехи» Соединенных Штатов. Профессор экономики Оттавского университета канадец М. Чоссудовский уточняет иерархию Глобализма: «за спиной Международного валютного Фонда стоит НАТО, а за спиной НАТО – плутократы Уолл-Стрита».
Что может остановить «менеджеров» Глобализма?
Для ответа вернёмся к историческому смыслу существования народов.
Мозаичная целостность мира, издревле складываясь в неведомых человеку «анналах» внутренней жизни, состоит из множества национальных своеобразий. Не все они смогли перенести тяготы истории, потому многие из них исчезли без следа.
Видение себя в мире и самоосознавание народа ещё не даёт ему гарантий долговременного исторического бытия. Народ «получает» их, когда мир признаёт (или вынужден признать) его существование; то есть, когда «мозаичная частица» активно включается в мировое историческое взаимодействие. Умение настоять на себе во всечеловеческой деятельности и обуславливает переход де-факто в существование де-юре. Именно деятельность позволяет нации, выстроив социальную среду, экономическую и политическую систему в ней, – в пику даже и враждебному окружению создать Страну и включиться в пространство истории. Для всего этого исключительно важна духовная сила народа и его способность к самоустроению.
Говоря иначе: вписыванию народа в «мировую мозаику» должен предшествовать развитой уклад внутренней жизни на основе духовного и психологического единства. Последнее возможно, если нация, избегая язв тоталитарного и карликового патриотизма, по отвоёванному в исторической жизни праву осознаёт себя доминантой в своём, выстраданном в бытии Отечестве. Причём, не вообще, а конкретно – «здесь и сейчас». Ибо не древность культуры и государства, а позднее утверждение себя даёт Стране право на достойное существование.
Только в этом случае духовная сила, подкреплённая психологической общностью народа, рождает в нём самосознание исторического уровня, который придаёт ему политическую уверенность, способствует экономическому росту и этическому утверждению себя в культуре и бытии. Если эти важнейшие составные части исторического бытия не принадлежат народному сознанию, то в теле (любой) нации угасает инстинкт духовного, социального и политического самосохранения.
Русский философ и историк культуры Г. Федотов, утверждая, что «культура творится в исторической жизни народа», – говорит о соучастном в мире бытии России: «Не может убогий, провинциальный исторический процесс создать великой культуры. Надо понять, что позади нас не история города Глупова[132], а трагическая история великой страны, – ущербленная, изувеченная, но всё же великая история.
Эту историю предстоит написать заново. Тяжёлый социальный процесс слишком исключительно занял внимание наших историков, затенив его глубокое духовное содержание».
Говоря о самосознании, не худо помнить, что во вновь наступившие в России с конца XX в. «окаянные дни» именно оно участвует в восстановлении народного тела, не существующего вне традиций и культуры. Именно в их недрах созревает возрождение народа, Страны и государства, питаемое национальным бытием. Ум, силу и волю нельзя занять, но их можно развить при наличии веры в себя и духовного со-знания, под последним подразумевая единство духа и знания.
Не грех сознавать и то, что нелимитированные укоры ортодоксов всех мастей в «привязке к миру» и «грехе гордыни», отваживая от делу – отравляют сознание народа психологическим пораженчеством. Проникая в жизнь Страны и обрекая людей на невнятное околоисторическое существование – эдакую «жизнь по привычке» – «психология» эта способна обратить в ничтожество и ввергнуть в небытие не только гений человека, но народ и государство.
Если творческая воля и сила духа народа побеждает обстоятельства, то социально-бездеятельная «вера в Бога», увеличивая число кладбищенских крестов, превращает Страну в нескончаемый погост. Да и может ли не верящий в себя человек по-настоящему верить в Того, кто сотворил его по Своему образу и подобию?! В пику психологическому рабству, национальная идея есть эволюционно реализующая себя сумма сущностных качеств народа, поверяемая коллективной способностью воспроизводить широкий спектр самобытных и исторически целесообразных свойств. Являя себя в каждой исторической нации, именно национальные идеи придают мозаичную красочность человечеству.
Тогда как куцые «национальные самоопределения» выпадают из мозаики мира. Острота проблемы обусловливается степенью участия (или неучастия) людей в пространстве истории и культурного бытия Страны.
Гениальный социолог-самородок, практически, всю жизнь проработавший грузчиком в порту, – Эрик Хоффер в своём философском труде «Истинно верующий» писал: «Недовольство само по себе не обязательно ведёт к желанию перемен. Чтобы неудовлетворённость превратилась в отрицание, должны существовать и другие факторы.
Эрик Хоффер
Один из них – ощущение собственной силы». То есть понимаемая многомерно, сила народа, формируя характер и духовные стремления, – определяет его будущее. Она же, выстраивая бытие, достойное исторической жизни, – является лучшей защитой от духовно тупых «менеджеров» Глобализма, превращающих бытие в стойло, а народы в стадо в нём!
Тезу Хоффера как ничто ясно подтверждает череда «цветных» революций в Европе и в остальном мире. Начавшиеся со смены власти в Сербии, они продолжились в Грузии, а в начале XXI в. перекинулись на Украину.
Там они отметили себя «двойным Майданом». «Двойным» во всех смыслах, но с некоторыми оговорками. «Майдан I» (декабрь 2004 – январь 2005), худо-бедно, но утверждал государственность страны. Утверждал уже тем, что декларировал независимость Украины от России.
«Майдан II» (январь-февраль 2014 г.), одной рукой держа за пазухой «незалежность», а другой придерживая штаны в прорехах, – бежал от государственного суверенитета Украины.
В первом случае «евромайдан» представлял собой некое средство, – был политической декорацией страны на путях и весях независимого существования.
Во втором, после двух десятилетий бесхозной независимости оказавшись у разбитого государственного корыта и битых кухонных раковин, – активисты и особенно политики от Майдана не мечтают уже о суверенном существовании, что подтвердил в марте 2014 г. «визит с пристрастием» премьер-министра от Верховной Рады Украины А. Яценюка в Вашингтон.
Газета «Wall Street Journal» со ссылкой на представителя американской администрации сообщила, что представитель Рады обратился к США с просьбой о предоставлении Украине военной помощи, которая в перспективе не исключает военную интервенции в страну США и войск НАТО… Ответ США, смысл которого свёлся к не сложному: «Нэма дуршв», – ограничился обещанием поставлять кормёжку голодным активистам и идеологам «самостийности». При полной экономической и политической несостоятельности «Укромайдана», ни США, ни страны ЕЭС не пожелали остаться в дураках, но при дружбе с политиками от дурости.
Всё в целом, со всей очевидностью свидетельствуя о неспособности Украины к государственному существованию, говорит ещё о том, что «верхние» управленцы целенаправленно и не без корысти ведут страну к колониальному статусу.
Если сравнить «бандеровскую революцию» в Киеве, скажем, с бунтом москвичей на Манежной площади в декабре 2010 г., то разница более чем очевидна. Ибо, при схожей активности, народ в Москве и остальной России был возмущён (и не перестаёт возмущаться) провокационной политикой Кремля, выраженной в социальном, правовом и политическом ущемлении главным образом русских.
К людям пришло понимание того, что за требованием властей проявлять терпимость к полукриминальным нелегалам и гостям из Северного Кавказа следует развал государственности, испокон веков державшейся на исторически наиболее устойчивом русском народе. Эта-то слепота власти, переходящая в предательство интересов Страны и народа, подчёркнутая несостоятельностью управленцев всех уровней, – и вывела массу людей на улицу.
При анализе и оценке означенных проблем следует помнить, что народ, заявивший о себе в исторической жизни, вправе жить на своей земле так, как он хочет, что, конечно же, выходит за пределы непосредственно «хотения», место которого в жизни народа занимает внутренний потенциал.
Манежная Площадь. Москва. 2010 г. (фото И. Варламова)
Заблуждения на этот счёт, если они завышены, рождают необоснованные амбиции, которые становятся источником зла прежде всего для самих заблуждающихся.
Киев. Майдан. 2014 г.
Спецподразделение «Беркут» под огнём «коктейля Молотова» (фото Е. Лукацкого)
И тогда они обречены расшибать себе лоб о те же и ещё новые исторические реалии. Напрашивается политически важный вывод: проблемы между носителями разных культур начинаются тогда, когда соучаствующие в общей жизни племена и народы не принимают во внимание интересы народа, создавшего государство. Когда его историческое право игнорируется теми, кто, не сумев настоять на своей самости, не смог создать государственную общность. Когда «гости» хотят жить по своим недавним, изолированным от культурного мира понятиям и представлениям, идущим вразрез с давно принятыми (на местах) законами, правилами и установлениями. То есть, когда «гостевые племена» нарушают исторически и бытийно устоявшиеся принципы жизни культурно, экономически и политически доминирующего народа.
Нужно ли доказывать, что агрессивное мироотношение (взращённое ли в горных аулах, степных, лесных, дремучих землячествах или ещё где), усугубленное непониманием преимуществ целостного существования, – естественно и закономерно вызывает среди исторических народов жёсткое отторжение зарвавшихся гостей.
Здравый смысл вынуждает признать очевидное: отдельным частям, составляющим организм Страны, не подобает разрушать двигательные функции государства. Если б такого понимания не было в прошлом – мир не знал бы могучих в своей целостности государств. Не было бы ни духовного творчества, ни «просто» творчества, ни науки, ни культуры, ни искусства, феномен которых является и показателем и следствием всякой состоявшейся культурно-исторической целостности.
Словом, этноидентификация хороша не сама по себе, а когда она того стоит! Когда «малое» не просто хочет выйти за пределы своей «степной», «горно-ущельной» и прочей ограниченности, а (это много важнее) когда оно способно стать чем-то большим.
«Формально-юридическое признание равенства народов и презумпция уникальности культур не могут и не должны заслонять того обстоятельства, что роли народов в истории различны, и не все они выступали её творцами в равной степени», – настаивает писатель В. Ганичев.
О таковом «неравенстве» свидетельствует язык народов, в своём историческом бытии создающий соответствующий себе масштаб культуры.
Говоря коротко – и языки и носители их равноправны, но культурно-исторически не равноценны. Технологию культурных связей раскрывает доктор филологических наук Вс. Троицкий: «Состояние речи – это состояние мысли, состояние мысли – это состояние сознания, состояние сознания – это предпосылки поступков, поступки – это сущность поведения людей, сущность поведения – это судьба народа». Человек и впрямь ощущает мир в диапазоне данных ему природой чувств, но постигает его в соответствии со своим духовным умом и рождающимся в общении диапазоном языковой культуры своего народа.
Писателей и филологов убедительно поддерживает А. Панарин. Настаивая на том, что лишь под сенью культуры исторически обозначившего себя народа может блистать своеобразие состоявшейся (а не искусственно раздутой) национальной целостности, – философ отмечает опасность недооценки упомянутого фактора:
«Этносепаратизм и этноцентризм готовят народам откат от Просвещения в варварство, из единых больших пространств, благоприятствующих личностному развитию и выбору, – в малые, жёстко контролируемые пространства авторитарного и псевдообщинного типа…».
В пику варварству история даёт нам немало позитивных, исключающих социальную дикость, примеров.
Миру известны великая русская иконопись и литература, немецкая философия и научная мысль, экономический рационализм англичан, несравненное итальянское, испанское и французское искусство, мудрость и многоцветье цивилизации Азии и т. д.
Однако, если разобрать эти ипостаси на «чистые» национальные составляющие, то от величия любого народа ничего не останется. Ибо в одном случае гений окажется «не русским», а… великороссом (кривичем, вятичем, и пр.); в другом – «не немцем», а швабом или баварцем; в третьем – «не испанцем», а каталонцем или галисийцем; в четвёртом – «не французом», а гасконцем или валлийцем, и т. д.
Главный порок духовно и социально розного существования народов в Стране состоит в непонимании того, что при удельном дроблении государства и, соответственно, измельчании сознания народа почти невозможны великие достижения. Потому что «гений местечка» или ограниченного в своих нуждах «удельного народа» не может обладать (в силу низкого порога видения общественных и мировых задач) духовным, философским и политическим кругозором, свойственным «гению государства». Ибо представители последнего стоят на плечах поколений гигантов – величин, которые формировались веками на монументальных основах духовной и социальной общности иного масштаба. Вот и получается, что только в условиях последнего и при цельности вышеупомянутых слагаемых реально ставить значительные задачи и, решая их, – достигать великих целей.
Должно быть ясно: народ, выстрадавший себя в мировой истории и обогативший культуру мира, не только имеет право на национальное существование, но именно по этой причине является (пусть и исторически сменяемым) знаменосцем культуры!
Для осознания этого в очередной раз вернёмся к культурным феноменам древности.
Грандиозная цивилизация Шумера и Древнего Египта имели место быть, потому что государства, выйдя на объединённо высокий уровень развития, получили историческое право устанавливать цели и решать задачи вселенского масштаба (отсюда их достижения в астрономии, инженерных науках, архитектуре, искусстве и политическом бытии).
То же относится к крошечной по географическому пространству, но великой по культуре Древней Греции.
Она достигла невероятных вершин потому, что, не подавляемый «богами», а «друживший» с ними, – человек воспринимался в древней культуре мерой всех вещей.
По этой причине – не униженный в духе, но в тварном отношении адекватный мирозданию – в ипостаси творчества человек был готов к открытию глубин вселенского (сверхнационального) масштаба. И полисная раздробленность Греции не меняла существа дела, ибо (как и в разделённой Италии эпохи Ренессанса) этически и цивилизационно греки были единым народом.
И средневековые арабы добились больших успехов в математике, поэзии и искусстве потому, что достигли вершин на своей духовной территории.
Очевидно, поэтому они способны были видеть и узнавать мир далеко за пределами своих конфессиональных оград.
Итак, принципы государство– и культуроустроения во всех случаях свидетельствуют об исключительной важности самосознания и самоосознавания народа. Помня об этом, необходимо подчеркнуть их важность в качестве органичной части сложившейся этнической и культурной доминанты, которой противостоит открытый и, что много хуже, – упорно проводимый скрытый сепаратизм. Имея место на стыках экономических путей и геополитических интересов, он чреват наиболее тяжёлыми последствиями на стыке цивилизации Европы и Азии, о чём свидетельствует опыт России в Новой и Новейшей истории. Недооценка азов и устоев социальной жизни вела и продолжает вести к немалым проблемам.
Представляется несомненным следующее: государство, мощно обозначившее себя в мировом бытии, базируется на духовной основе исторического (т. е. столетиями наращивающего свой потенциал) народа, включающего в себя силу и талант многих этнических составляющих. Их совокупность и выстраивает грандиозное здание Отечества, примеров чему не счесть.
Понимание цельности исторической жизни, спаянной схожими задачами и целями, в незапамятные времена и способствовало созданию единых народов и великих культур. Когда же эту целостность нарушает местечковое мировосприятие, дробит удельный кругозор и, тем паче, открытая враждебность «этновкраплений», – тогда инстинкт самоохранения, явленный в монолитной общности нации, жёстко настаивает на своей исторически сложившейся этнокультурной доминанте. А когда это не помогает, тогда, «взявшись за вилы и топоры», народ выходит на улицу, идя на власть!
И в этом противостоянии он прав. Потому что формы массового протеста это не только «народные волнения», но праведный гневу выраженный никем не победимым инстинктом сохранения Отечества.
Этот-то инстинкт и был сведён апостолами глобализма к «оголтелому национализму», медийному «фашизму», а в «щадящих» случаях перевран в ксенофобию.
Однако издержки даже самой дурной бессовестности не способны подорвать идею национального единения в её истинности. Ибо, обусловленное выживанием в истории, единство народа не означает подавления кого или чего-либо, возмущение народа, уже самим фактом свидетельствуя о том, что он есть, лишь тогда принимает форму протеста против этнических «частностей» государственного тела, когда они откровенно враждебны всему организму. Ибо гнилые «частички», распространяя метастазы по всему телу Страны, угрожают её историческому существованию. Именно в эти периоды теоретические постулаты выходят на практическую плоскость. Именно в таких случаях народ (пока без оружия) валит валом на улицы, гневно скандируя: «Франция – для французов», «Германия – для немцев» или «Россия – для русских». Неприемлемые и даже опасные, если взяты отдельно или выдернуты из социального контекста, – эти лозунги при угрозе историческому бытию народа и государства являются вполне логичными и даже закономерными. Если не разбегаться «по всему миру», а ограничиться обзором этнических проблем России, то следует сказать, что сумма племён и народов, в разное время включившихся в историческое тело Страны, являет собой политическую целостность до тех пор, пока государство, этически и юридически признавая ценность каждого из «гостевых» народов, – не будет наделять их какими-то особыми социальными и политическими правами. Это означает, что, Россия, сложившаяся многовековым усилием в первую очередь великороссов (совокупности славянских племён), имеет историческое будущее лишь в том случае, если власти повсеместно оберегают содержание выстроившего Страну народа.
«Государства национальны в своём происхождении и в своём ядре, – вот факт, на котором неизбежно останавливается мысль. – писал С. Булгаков. – Даже те государства, которые в своём окончательном виде состоят из многих племён и народностей, возникли в результате государствообразующей деятельности одного народа, который и является в этом смысле «господствующим», или державным. Можно идти как угодно далеко в признании политического равенства разных наций – их исторической равноценности в государстве это всё же не установит. В этом смысле Россия, конечно, остаётся и останется русским государством при всей своей многоплемённости даже при проведении самого широкого национального равноправия» [133].
Из всего следует: если племена не участвуют в жизни России, не ощущают духовного сродства с государствообразующим народом, и, тем паче, приносят вред Стране, – они не могут ни претендовать, ни, тем более, иметь равные права с социально и политически лояльными России народами.
Отряхнувшись от грехов местной и глобальной власти, обратим внимание на то, что свидетельствует о государство-образующих (или необразующих) социальных и бытовых свойствах народа. Проследим это на простых примерах.
Если в культурной стране кто-нибудь «глупо» оставляет свою собственность без присмотра, не предполагая кражу ввиду личной порядочности или высокой социальной культуры общества, – это побуждает вора взять то, что, видится ему, «плохо лежит». Здесь и впрямь всё просто.
Сложнее, когда не индивид, а народ с «детским» сознанием (мирно и неприхотливо живущий в ладу с природой или «окружающей средой», как принято сейчас говорить) не озабочен выворачиванием на изнанку природных ресурсов на своей территории.
Или, будучи бедным, не позволяет ни «сильным мира сего», ни кому бы то ни было обращать свои природные богатства в денежный эквивалент.
Как растолковать этим «несмыслёнышам», что красота мироздания является лишь «средой обитания» и «природными ископаемыми», которые можно и нужно «по-деловому» заставить работать на себя?!
Со своей стороны «дикие» и «непутёвые» народы не возьмут в толк и не знают, как объяснить «умным» и «деловым», что не природа, них в гостях, а они у неё (о чём природа то и дело напоминает «неожиданными» цунами и землетрясениями). Как видно, лишь «детям природы» дано знать, что «месяц на небе» существует не для создания на нём военных баз, а Солнце светит вовсе не только для того, чтобы человек мог видеть – где и чего рыть на Земле… Примеров мировосприятий столь много, что это освобождает нас от необходимости приводить их. А потому от Луны не худо глядеть себе «под ноги». То есть здраво оценивать меру стремления к национальной жизни и венчающий её государственный суверенитет. Подчас измельчённый до уровня этно-«государственной» песчинки, последний только в этом качестве и может существовать. Причём, до тех пор, пока это будет устраивать кованый сапог ближайшего соседа.
В заключение скажу, что вопрос этнокультурной совместимости не является проблемным. Проблему снимает следующее положение: подчиняясь исторически сложившейся целостности в общегосударственных., правовых, социальных и культурных связях, – каждый «малый народ» (сумевший выжить или сохранившийся по прихоти истории) может существовать в своей частности и культурной нише, но в той мере и до такой степени, которые не идут вразрез реалиям и исторической перспективе народа, прежде них – и полновесно! – заявившего о себе в жизни Страны, государства и мировой истории.
При соблюдении этих условий любая этническая составляющая, идя в фарватере общей политической и экономической жизни (и при этом получая все блага государствообразующего народа), способна обогатить жизнь уникальностью своей культуры. Так было всегда, когда эволюционное бытие народа совпадало с его исторической жизнью.
То есть пока народ не шёл на поводу удельного честолюбия вождей, вождят и политических авантюристов. Когда же это имело место, тогда народы (вкупе с чудом сохранившимися племенами), вооружившись постулатами лжедемократии и «особыми историческими правами», вдруг начинают видеть себя отдельно или потенциально «великими».
Литературный критик Ю. Селезнёв, указывая на важность наличия своих источников идентичности, способных развиться в ту или иную культуру, вывел эту мысль в точной формуле: «Истинная слава культурной нации, народа создаётся не путём алхимических изысканий в чужих культурах, но духом самой нации, на родной почве».
На фоне сказанного сделаем важные для политического прогнозирования выводы.
Всякое изменённое сознание приводит к изменению реальности, которая не может не отрицать прежнее сознание, ибо является проекцией нового.
Это означает, что эволюция человека и общества вплотную подошла к формам, при развитии которых «хомо» может считаться таковым лишь в насмешку.
В этих трагически складывающихся обстоятельствах анализ одних только политических систем развития, экономических и социальных моделей теряет смысл.
Поскольку выстраиваемая реальность в перспективном завершении не будет иметь никакого отношения к традициям и классическим формам историко-культурного развития человека, как вида и культурного феномена.
Если «вид» забудет, что он не только стоит на земле, но устремлён к историческому пространству, то в обозримом будущем его ждёт судьба не высокоорганизованного, а перепуганного животного, намертво привязанного к стойлу технических, сетевых и прочих инноваций.
Одним из ориентиров к этому «стойловому будущему» является дискредитация и разрушение национального (патриотического) сознания. Именно вненациональное бытие, исключая уроки и опыт предков, ведёт общество к искусственному, внеэволюционному бытию и последующей деформации культурно-исторического архетипа человечества.
В свете ценности целостного развития общества следует принять к серьёзному вниманию то, что нынешняя «городская цивилизация», в своих синтетических вариациях гиперактивно воздействуя и повсеместно подавляя человеческое начало, ведёт к утилитарным канонам и принципам мертворождённых форм техногенной цивилизации, повсюду реализующей себя по схожим и даже единым матрицам.
Эти-то могильно холодные штампы способны обернуться «крашеными гробами», которым, как только душа человека проиграет в битве с вещной реальностью, уготовано стать вечным её пристанищем…
Апрель 2014 г.
