I

Прошёл «красный террор» и лихо Гражданской войны. Борьба за власть в центрах Страны ужесточалась, а на её периферии наступило «тихое» умирание всего, что осталось в живых. Некогда благодатный Крымский край обернулся выжженной солнцем и горем степью. Казалось, гигантский сказочный Змей проглотил Светило. И оно, застряв в его железной глотке, палило людей огнём – насмерть! Это и вправду было Солнце Мёртвых…

Но то – летом. Зимой было ещё хуже…

В своей страшной книге Иван Шмелёв пишет о боевых лошадях, умиравших стоя: «Дольше всех держался вороной конь, огромный, должно быть, артиллерийский. Он зашёл на гладкий бугор, поднявшийся из глубоких балок, взошёл по узкому перешейку и – заблудился. Стоял у края. Дни и ночи стоял, лечь боялся. Крепился, расставив ноги. В тот день дул крепкий норд-ост. Конь не мог повернуться задом, встречал головой норд-ост. И на моих глазах рухнул на все четыре ноги – сломался»…

А когда пали последние кони – наступила тризна. Умирающие от голода жители видели, как живые скелеты, напоминающие детей, лежа на брюхе и урча подобно волчатам, обгладывали копыта издохшей лошади…

Описывая виденное им, Шмелёв с помощью художественных средств создаёт Великий Документ трагической эпохи, который оказался правдивее, чудовищнее и убедительнее самых точных цифр, непредвзятых репортажей и очерков. А его вороной конь, подобный огромной бронзовой статуе Александра III, стал символом державы, сжигаемой «солнцем мёртвых»…

Говоря о зверствах в постоктябрьской России, приходится констатировать, что не русские изводили русских, а «ставшие русскими» – теперь уже всякого племени маргиналы и деклассированные элементы на гребне истории образуя пену, воздавали (говоря языком событий) тем, кто «сделал» их русскими. То есть тем, кем они не могли стать и кем становиться не хотели, потому что не могли .

Иван Бунин, несколько упрощая симптомы и побудительные мотивы, в своей «окаянной книге», по сути, говорит о том же: «Есть два типа в народе. В одном преобладает Русь, в другом – Чудь, Меря. Но и в том, и в другом есть страшная переменчивость настроений, обликов, «шаткость», как говорили в старину. Народ сам сказал про себя: «из нас, как из древа, – и дубина, и икона» (20 апреля, 1918)». Как показали события того времени, «дубина» эта, пройдясь по иконам и не пожалев каменные храмы, прошлась и по самому народу…

Но, если не классовая, то, может, это была расовая борьба?

И опять – нет.

В своём этническом «замесе» это была борьба психологических несовместимостей, исторически неоднократно заявлявшая о себе в истории (к примеру, восстания рабов и маргиналов Египта XI–IV вв. до н. э., Рима периода Империи и Византии династии Палеологов XII–XIV вв.).

Объединённая внутренним нестроением это была борьба глубоких антагонистов, за время протяжённого исторического «контакта» не сумевших стать единым социально-культурным телом.

Минин и Пожарский. И. Мартос. 1818 г.

Бунт «народного тела» происходил как бы «внутри себя», исходя из психически и культурно противоположных внутренних полюсов. История в очередной раз показала: «единством противоположностей» может жить отвлечённая диалектика, но не душа народа и нации. Для надвигавшейся гражданской войны в России вовсе не нужны были «классические» социальные и политические катаклизмы, как не нужны были и экономические проблемы (их и не было), – всё это «с успехом» заменяли вековые процессы, вызревавшие на местах. Даже Ленин не нужен был (его большевистская верхушка «выписала» из заграницы, когда переворот уже стал фактом истории). Для свершения революции достаточно было сильного толчка, где-то «на дне» общества. И толчком этим вовсе не обязательно мог быть большевистский переворот…

Когда произошло неизбежное, то всколыхнулась недальняя «степная гладь». Активно нарастая на пути к столицам, она и образовала смертоносную, всё сметающую стену. Своими пустыми обещаниями большевики лишь сумели направить её в нужном для себя направлении. Результат этих стараний ошеломил их самих. Главари «октябрьского» переворота и неумолчные агитаторы, ничуть не стесняясь, вслух дивились своему успеху. Луначарский на радостях долго не верил ни делам рук большевиков, ни глазам своим, а Троцкий, справедливо указывая на никак не связанное с нуждами народа «белое движение», выразился куда как конкретно: «Если бы белогвардейцы догадались выбросить лозунг «Кулацкого царя», мы не удержались бы и двух недель»!

На кого же догадались поставить те, кого Ленин скоро определит как «ум, честь и совесть нашей эпохи»?

«Совесть эпохи» опиралась не на деревню, не на крестьянство, – писал Бунин в своих воспоминаниях, – а на подонков пролетариата, на кабацкую голь, на босяков, на всех тех, кого Ленин пленил полным разрешением «грабить награбленное» .

Но то – «обиженные» и «неграмотные»…

Возьмём повыше.

Не русский, а значит, не народный характер революции отмечал живший при русском дворе, швейцарец Пьер Жильяр. В своих воспоминаниях воспитатель царевича писал: «Русская революция не могла быть исключительно политической…». Если б она была русской, то «…неизбежно должна была принять религиозный характер. Падение Царской власти оставило в политическом и религиозном сознании русского народа зияющую пустоту… Царь олицетворял собою мистические запросы русского сознания. И падение в эту пустоту со всеми присущими русскому характеру крайностями было падением в анархию – в хаос. Западно-европейские формулы не подходят к России. И сама по себе революция, – заключает Жильяр, – не была действием народных масс!».

Правильно – не была!

Но была ведь держава?!.. Не имея друзей, она имела правительство, армию, флот и, наконец, спецслужбы, которые обязаны были знать всё!

О положении дел в «службах» (подчинённых тому же правительству) и не только в них достаточно ясно говорят воспоминания генерал-майора П. П. Мейера, бывшего Градоначальником города Ростова-на-Дону до 6 марта 1917 г.

«Всё, что я видел за время своего шестидневного пребывания в Петрограде, – вспоминает Мейер о «февральских» днях, – привело меня к полному убеждению, что события, сопровождавшие великий переворот, возникли без чьего-либо сознательного руководства и подготовки (здесь и далее выделено мной. – В. С.), главным образом потому, что всеми слоями населения овладело чувство безнадёжности, злобы, нервной раздражительности, свойственное голодным и полуголодным людям, которое искало выхода. «Так жить нельзя», «существующая власть ничего не может сделать для улучшения положения народа». В Петрограде не хватало хлеба. …Революционное движение возникло неожиданно для всех, кто принял в нём участие. Но более всего оно было неожиданным для правительства и его петроградских органов!…Вообще, повторяю, переворот произошёл неожиданно для всех, потому что какое бы ни подготавливалось противоправительственное выступление, готовили его всегда тайные агенты, деятельность которых была хорошо известна Департаменту полиции, получавшему информацию от своих сотрудников – членов этих тайных организаций. Некоторые террористические акты удавались лишь тем организациям, число участников которых было невелико. Но обо всяком организованном выступлении Департамент полиции всегда был осведомлён заблаговременно, что и давало ему возможность предпринимать предохранительные меры для предупреждения или ослабления выступлений.

Полная неожиданность для властей выступлений, сопровождавших февральский переворот, доказывает, что в этих выступлениях противоправительственные организации никакой роли не играли, что начались они случайно. Случайно же и разрослись и приняли катастрофические размеры»!

Вот такое наблюдение. Высказанное не одним только Мейером, оно (вовсе не опровергая участие «степного элемента») свидетельствует о мощной разрядке многовекового психического перенапряжения народа. Это перенапряжение не смог снять предвоенный период экономического роста России, но сумела буквально «вывести из себя» I Мировая война и её драматические следствия.

И всё же событие такого масштаба не могло быть «полной неожиданностью» для властей. Не могло просто «случиться», даже если таки случилось, ибо тогда и Реформацию следует связывать лишь с Тезисами Лютера, которые он «просто прибил» к дверям церкви в Виттенберге. Неслучайность произошедшего в России изобличает Л. Тихомиров, несколько иначе трактовавший события начала века. 9 сентября 1914 г. он пишет у себя в дневнике: «Что монархия погибла – это вне сомнения», а 5 октября 1914 г. уточняет: «Не знаю, чем кончится война, но после неё революция кажется неизбежной. Дело идёт быстрыми шагами к тому, что преданными династии останутся только лично заинтересованные люди, но эти продажные лица, конечно, сделаются первыми изменниками в случае наступления грозного часа».

Точно так оно и получилось. К примеру, на сторону революции перешла большая часть Центрального аппарата русской военной разведки во главе с генерал-лейтенантом Н. М. Потаповым. Сам же Потапов, в период 1901–1913 гг. награждённый пятью орденами Святых – Станислава, Анны и Владимира, начал сотрудничать с большевиками ещё до прихода их к власти. Отнюдь не спонтанное предательство начальника разведки говорит о том, что кое-кто «наверху» всё же был осведомлён о предстоящих событиях.

И всё же главной причиной политической катастрофы послужил исторически самоубийственный духовный разлад всех слоёв – и «простого», и «непростого» люда, который усугубило давнее к нему презрение со стороны привилегированного умствующего меньшинства. Оно и проглядело то, чего не знало…

Зинаида Гиппиус после революции писала у себя в дневнике: «Россией распоряжается никчёмная кучка людей, к которой вся остальная часть населения в громадном большинстве своём относится отрицательно и даже враждебно. Получается истинная картина враждебного завоевания…». Некогда жаждавшая «освободительного костра» поэтесса, обжёгшись о его угли, с запозданием пытается заковырять их, вместо кочерги в 1920 гг. без особой надежды используя свою лиру. О тех, кто предшествовал «кучке» и по факту вовсе не был «святой простотой», несколько ранее писал видный общественный деятель Клавдий Пасхалов.

Отважный публицист-государственник неоднократно отмечал хроническую болезнь российской власти: в критический для неё момент она теряет «способность различать, кто её союзники, а кто противники, в ком её спасение, а в ком – гибель» (здесь и далее выделено мной. – В. С.). Прозревая историческое будущее России, Пасхалов, в декабре 1911 г. каждым словом прибивая к позорному столбу непреходящую бездарность правителей Великой Страны, писал: «Мы в настоящем идём от позора к позору, можно сказать, ежедневно, каждым действием, каждым распоряжением правительственных несмышлёнышей… Мы приучаемся мало-помалу презирать наше правительство, сознавать его неспособность и бесполезность».

Узнаваемо, не так ли?!

О тех же узнаваемых вещах в своём «Дневнике» писал в 1916 г. Лев Тихомиров: «Россия меня убивает. Ну каждый день – какая-нибудь чепуха в государственной и общественной жизни. Разнузданная алчность аппетитов становится всё наглее и своим видом развращает всех. Уже, кажется, лучше бы газеты молчали, а то все привыкают к мысли мошенничать и грабить. Из разоблачений не получается ничего, кроме доказательства безнаказанности спекуляций. Расправа судебная – медленная, вялая – не имеет никакого оздоравливающего воздействия. Распоряжения администраторов постоянно неудачны, часто глупы».

И опять Пасхалов пятилетней давности. В 1911 г. убеждённый монархист и государственник задал громовый вопрос, эхо которого раздаётся и в наши «окаянные» дни: «В критическую минуту, когда революция кинется на существующий строй, стану ли я на его защиту? Нет!»

Жёсткие, теперь уже «столетние» филиппики Пасхалова принуждают задуматься. Тем более, что нынешние проблемы России по злой иронии выглядят столь же зловеще, сколь и тогдашние… Повторяемость форм развала Страны вызывает те же самые вопросы, наверное, потому, что они следствия тех же или очень схожих причин. Сто лет исторически не столь уж большой срок, поэтому мы и обращаемся к «вчерашним» – во многих отношениях «столетним» проблемам. «Я помню февральские дни: рождение нашей великой и бескровной, – какая великая безмозглость спустилась на страну, – писал Иван Солоневич о разночинном населении, ведомом вечно страдающей, а теперь торжествующей интеллигенцией. – Стотысячные стада совершенно свободных граждан толкались по проспектам петровской столицы. Они были в полном восторге – эти стада: проклятое царское самодержавие – кончилось! Над миром встаёт заря…».

Между тем уже февральский переворот расставил точки над «i»… В своём «Обращении» к народу Синод не только признал власть большевиков («Воля Божия свершилась!»), но призвал народ подчиняться этой власти «не за страх, а за совесть»! Освободив всех от присяги государю, Собор проводит благодарственные молебны за революцию и «благоверных временных правителей». Царь был ещё жив, а церковный Собор кадит республике! На стенах ипатьевского дома ещё не остыла кровь мучеников, а на Соборе раздаётся осанна «плюрализму»… Казалось, наступила предельная ясность, как и предел терпению. Церковь вот-вот должна образумиться и, покаявшись, призвать народ к битве за царство, за Русь Святую! Но этого не произошло… Кадильный дым развеялся и разменянную на медяки «рублёвую» реальность пронзили расстрельные будни красного террора…

Рубеж XIX и XX вв. явился некой чертой, по которой проходило обрушение старой России. Поначалу втуне пойдя по срединной России, она особенно чётко обозначила себя там, где «остаточное варварство» входило в тесный контакт со своим антиподом, – европейской (т. е. – городской) частью России, доверия к которой у окраин не было. Эти трещины, углубляясь на «границах» этнических особенностей, региональных и прочих разностей, прошли и по культуре России (нечто подобное происходило и в Европе, но там мотивы, средства и действующие лица были качественно иными). Пойдя дальше и при этом обрушая «старые» ценности, этические изломы глубоко увязали в варварстве «передоновской провинции», где поначалу взросли, а потом сгинули нежные «овечки» и сладко лепечущие «Нанетты» Ф. Сологуба. В раскрывшуюся бездну и посыпались артефакты «Серебряного века» – «лиловые миры» А. Блока, приторные «Менады» Вяч. Иванова и «звёзды Маир» М. Кузмина вместе с футуристическими программами, экстравагантными за бездуховностью течениями и пр. Всё это рушилось на глазах главного делателя истории – народа, который покамест был статистом. События предшествующих ста лет говорят о том, что кристаллизация новообретённых «постпереселенческих» черт в России ещё не завершилась, а потому характер народа и его исторический облик был не ясен. В заплутавшей в бескрайних степях и равнинах России весьма болезненно шёл процесс образования нового народа. Некогда начавшись и развернувшись в шири XIX века, этот процесс ещё не закончен…

Можно сказать и так: сумма эвольвентностей – этнической, духовной, социально-кочевой и отвлечённо-культурной – некогда разбредясь по просторам России, – в конце XIX в. собрались в «пучок» с тем, чтобы в первой трети XX столетия заявить о себе в Великой Эвольвенте, материализованной в этнически не осознающей себя массе. «Новое кочевье», олицетворённое в «варваризованных русских», уверенно заполоняло собой европейскую часть России. Серьёзно повлияв на сущность великорусского народа и изменив содержание Российского государства, феномен этот предопределил катастрофу 1917 г. Он же, укрепившись за время советского периода России, в немалой мере повлиял на ход мировой истории.

Словом, историческое значение непосредственно «Великого Октября» не стоит преувеличивать. Историкам, исследователям и политикам не пристало подражать нерадивым школярам, загоняющим многовековую историю гигантского региона в схемы, базируя их лишь на опыте предреволюционных десятилетий да ещё проводя их через игольное ушко модных теорий и умозрений. Если бездумно запихивать исторический опыт в «ушко» или в прокрустово ложе куцых умозрений, то будущее Страны может оказаться столь же узким, и, что прискорбно, сколь же коротким…

Фёдор Тютчев в одном из своих писем утверждал, что политический строй в России оправдан лишь при условии, что «династия всё более и более проникается национальным духом, ибо вне этого, вне энергического и сознательного национального духа, русское самосознание – бессмыслица». Тютчевская концепция природы и устроения власти справедлива не только для самодержавной формы правления, место которой нынче занял институт хилого президентства. Мысль поэта и дипломата современна для настоящей и для будущей России, поскольку содержит в себе сущность энергетического бытия, которая способна воодушевить народ и привести Страну к праведной слиянности целей. Именно их органичная взаимосвязь способна возвеличить государство до уровня, предначертанного России её исторической жизнью. Ибо государство живёт лишь до тех пор, пока цела его национальная основа, олицетворённая в народе и воплощённая в Стране. Разрушение Страны ведёт к разложению государства, превращая все его составляющие в этнографический материал или «навоз» для других – исторически более удачливых народов.

На пути к сознаванию этих вещей следует признать, что внутреннее беспамятство народа не было детищем одних лишь политических систем правления. Духовные иерархи синодально-царствующего православия едва ли не первые ответственны за то, что в исторической жизни Страны народ ориентирован был на спасение души вне «тела» мирского устроения и социальной активности. Усечённость исторического бытия народа вело к путанице в душах людей, их растерянности в миру, психической подавленности и, как следствие, духовному, моральному, социальному и личному пораженчеству. Но, несмотря на уязвимость концепции духовного существования человека вне безальтернативного и им же выстроенного материального мира, она не считалась и не считается пораженческой. Более того, оправдывается необходимостью пострадать «для спасения души». В результате, вчуже навязанная «идея» (якобы «спасая души», но при этом разрушая бытие и мощь Страны) привела к дезориентации государствоустроительных и державных свойств характера русского народа, в своей исторической жизни не раз убеждавшегося в необходимости свободы и воли.

Полезно уяснить и то, что церковно навязанная и психологически закреплённая необходимость «здешних» страданий, закладывая в память народа склонность к неволе и духовному рабству, обрекает народ на зависимость от всех, кто преодолел это в себе или кому чуждо политическое, социальное и бытовое безволие. Если этот психологический рубеж не будет пройден, то даже и те, кто способны обустроить Страну, не будут свободными в ней.

Однако, несмотря на исторически очевидную пустоту отмежевания духовности человека от «мира», эта «идея» не только не признаётся гибельной для народа и государства, но навязывается в благостных упаковках. Вчуже созданная, она, якобы радея о спасении души, лишь увеличивает число духовно потерянных людей. Обезволенность последних, помноженная на число морально сдавшихся, не однажды в истории дезавуировала государствоустроительные, державные свойства русского народа. В таковых реалиях презрение к «тленностям мира» приняло форму уничтожающей личность безликой инертности, в делах предрешая «здешнее» убожество, общинно-круговую поруку и безответственность. Став общим для всех стилем существования Страны, всё это уже во времена Великого Раскола предвестило тотальную духовную, политическую, социальную и экономическую дестабилизацию. Поскольку именно расщепление внутреннего ядра народа в ряду последующих духовных и социальных трансформаций способно превратить его бытие в «историческую случайность». Обе власти были далеки от эволюционной жизни, а потому, поставив себя выше исторического закона, вместо устроения государства обречены были выполнять функцию его могильщика. Причём, «заступом» в руках политических нуворишей, воров и обласканных властями экономических преступников до сих пор служат исторически не перспективные модели и формы правления.

II

Коротко о причинах, лежащих в основе политических и социальных потрясений, и принципах, по которым они развиваются.

В исторической науке часто принято отождествлять Великую французскую революцию (1789–1794) и «русскую» (1917). Верное по форме это сравнение ложно по содержанию. Потому что Французскую революцию вершил народ одной исторической судьбы, цивилизационной модели и социально-политической формации, в которой сословное неравенство (психологически) не играло решающей роли. Тогда как «русская революция» вершилась возобладавшим в Стране «другим народом» – тем, который вряд ли выиграл бы Отечественную войну 1812 г. (массовый героизм людей в Великой Отечественной 1941–1945 гг. не опровергает это, ибо война была выиграна с величайшим напряжением духа и воли – ценой колоссальных и далеко не всегда оправданных жертв ). Оттого и продолжалась «революция» в России «два дня», а не пять лет, как во Франции, что русская нация утеряла этническую, духовную и культурную целостность. Бытие России рубежа XIX–XX вв. свидетельствует о том, что совокупный народ являл собой некий эрзац утерянной и разрозненные элементы потенциальной нации. Сам же политический переворот, совершённый в 1917 г., был формой отсечения великоросской сущности (следствия распада триединства русского народа) от той, которая около трёх веков дышала ей в спину. И на этот раз суд истории оказался беспощадным. Духовно изломанное прошлое России отозвалось в непредсказуемой эвольвенте будущего…

Разгромив Наполеона в 1812 г., русский народ на протяжении всего столетия не являлся деятелем в собственной Стране. Подавленный морально, он не имел опоры и в хозяйственной жизни. Историк Б. Н. Миронов убедительно показал, что на протяжении «века» правительство царской России «с помощью налоговой системы намеренно поддерживало такое положение в империи, чтобы материальный уровень жизни нерусских, проживающих в национальных окраинах, был выше, чем собственно русских, нерусские народы всегда платили меньшие налоги и пользовались льготами». Психологически не ощущая себя русским на огромных пространствах России, он находился в растерянности. Но и «Массовое Никто», разорвав в октябре 1917 г. ржавые скрепы Российской империи, вырвалось на свободу, которой не было… Начало «конно-тачаночного», «расстрельного коммунизма» породило пустоту в душах людей и вакуум в сознании. В сложившемся политическом контексте в 1920 гг. решено было дать определение суррогату «нового человека» (им стал «советский человек», но мог быть и любой другой). Идеологизация «советской национальности» казалась наиболее подходящей формой, призванной ознаменовать рождение новой нации (народа). Об этом говорят перлы «советского нацизма» времён лающих форм поэзии, под патронажем партии олицетворённой рифмами В. Маяковского, Э. Багрицкого и других поэтов. Эта линия, как бы исподволь, но ясно заявила о себе в политическом эрзаце расизма, облечённого в словесную форму деятелями партии и партийными поэтами. Особенно ясно в юношеской запальчивости её отразил поэт М. Кульчицкий: «Только советская нация /будет/ и только советской расы люди!».

Словом, по мере уничтожения русского самосознания и исторической идентификации, ощущение исторической Страны выветривалось из сознания людей. Разрушив «до основания» старый мир, коммунисты новой формации приступили к «созданию» этнобесформенного «вида» с острым, по-пёсьи, нюхом. Развращаемый партийной идеологией, основанной на лжи, беспочвенничестве, плебействе и дезинформации, русский народ, став «россиянским», субстанционально таял в пространстве истории . Бесформенность духовных, экономических и социальных связей уже в первые годы советской власти поставила под сомнение само историческое будущее государства. Очевидно, в целях исправления ситуации «кнут» на десятилетия возобладал над «пряником». Тем не менее, юридическая и этническая дискриминация по природе имперского и по факту истории государствообразующего народа по неясности социального статуса продолжали вести его к духовной аморфности и политической бесхребетности. Всё это довершали имеющие те же корни небрежность в отношении ко всякому делу и бытийная безынициативность. В результате долговременное – на протяжении всего советского периода – политическое и социальное линчевание подвело русский феномен к точке исторического невозврата. Искусственно лишённая духовной и культурно-исторической ниши «русская душа», мельчая и деформируясь, «нашла себя» в едва ли не оправданном недоверии друг к другу «россиянского народа», густо замешанном на зависти, недоброжелательности и взаимной враждебности. Государство благодаря прежней исторической энергии народа пока ещё оставалось, а Страна блекла. На излёте советского периода возник очередной феномен: русский народ, не имея опоры в духовной культуре, политическом бытии и поддержки в правовом поле, попросту перестал узнавать себя. Интернационализация и вымывание исторического бытия из сознания народа сделали своё дело. Однако пресловутая «точка невозврата», имея внеэволюционное происхождение, не похоронила в народе невостребованную и мощную, а потому опасную в своей разрушительной силе энергию. Пока ещё бесформенная, она распыляется в хаосе многими летами неорганизованного социального и политического быта. Во что выльется эта энергия и к чему приведёт – должно внушать опасение прежде всего тем, кто всё ещё мнят себя хозяевами Страны.

На этом фоне сделаем ещё один вывод: социальное и политическое бытие СССР показало, что роды «советского человека» были не столько преждевременными, сколько суррогатными и попросту фальшивыми! Разрешившись психическими эманациями на социальной и этнической почве, фальшь эта оказалась в числе причин, почему организм Страны не признал «факта родов», как и родства в «семье братских народов». Для облегчения «родов», «равенства в родстве» и дальнейшего роста с первых дет советской власти «младенцам» были созданы наиболее благоприятные условия. Естественно, за счёт русского народа. Его неприкаянность на протяжении всего советского периода является закономерным следствием государственных законов первой декады. Именно тогда «на законном основании» о себе заявило моральное ущемление и хозяйственное обнищание русского населения. Характеризуя этот период, историк В. Соловей утверждает, что «русские из творца, субъекта истории стали превращаться в её объект, расходный материал, что составляет самое важное изменение в нашей истории в последние 500 лет». О том, как на протяжении десятилетий «пускали в расход» русское население говорит, как писаная, так и неписаная история.

Если говорить языком фактов, то большевики лишили русских национального статуса уже в 1918 г., когда при Наркомате по делам национальностей был создан 21 отдел по защите интересов и прав нацменьшинств – литовцев, евреев, мусульман и т. д. – всех, кроме русских. Дабы избежать недовольства русского населения, отцы-основатели СССР не допустили полноправных органов власти в РСФСР, ни Русской республики в союзном государстве, ни трансформации Российской империи в Русскую республику. Мало того, в 1921 г. на Х съезде РКП(б) приняв к сведению, что великоросская нация оказалась наиболее развитой, было принято решение перевести политические, хозяйственные и культурные рельсы в направлении «отсталых наций и народностей». На практике это означало перераспределение интеллектуальных, экономических и природных ресурсов, «эшелонами» направляя в сторону запущенных и отсталых регионов СССР.

При обсуждении союзного бюджета в конце 1920 гг. А. И. Рыков возражал против значительно более быстрого роста бюджетов остальных национальных республик по сравнению с ростом бюджета РСФСР и заявлял, что считает «совершенно недопустимым», что туркмены, узбеки, белорусы и все остальные народы «живут за счёт русского мужика». Изначально ущербная политика обрела извращённые формы. Как только номенклатура национальных республик убедила себя в способности к хозяйственному и политическому управлению, она приступила к выдавливанию русских из многих сфер внутренней жизни. Формальным поводом для этого послужила давняя установка коммунистической партии по борьбе с образом «великоросса-шовиниста», «подлеца и насильника», «истинно русского держиморды» (В. И. Ленин). Принятая к исполнению, она привела к тому, что большая часть «держиморд» – ведущих специалистов во всех областях хозяйства – была изъята из всех учреждений и осталась без средств к существованию, чему немало способствовали местные репрессивные органы. И в дальнейшем, под видом борьбы с русификацией власть в республиках брала на себя местная «элита», формировавшаяся в традиционной атмосфере родовых, клановых групповых и семейных субординационных приоритетов. Понимание национального вопроса в этот период вполне соответствовало низкому уровню самозванной элиты. После распада СССР в целях повышения собственного статуса, оправдания своего «положения в обществе» и легитимизации коррупции, новые управленцы возвели в ранг героев партийных функционеров типа Рашидова и Кунаева, по уши погрязших в преступлениях и воровстве. Политика ущемления «русского элемента», причём снизу доверху, осталась неизменной на весь период советской власти. К примеру, в Политбюро в 1986 г. из 24 человек вошли представители 16 национальностей, среди которых было только семь русских и один украинец.

Что касается хозяйственных показателей, то по данным профессора МГУ Александра Вдовина, в 1990 г. потреблённый ВВП на одного человека в РСФСР составил 0, 67 от произведённого, в Белоруссии – 0,77, на Украине – 1,07, в Молдавии – 1,34, в Киргизии – 1,58, в Латвии – 1,63, Казахстане – 1,75, Литве – 1,79, Туркмении – 1,88, Азербайджане – 2,01, Эстонии – 2,27, Узбекистане – 2,64, Таджикистане – 2,84, Армении – 3,11, Грузии – 3,95. По подсчётам специалистов, в период стагнации СССР, когда уже вводился региональный хозрасчёт, дотации национальным республикам из госбюджета составляли около 50 миллиардов долларов в год.

Ведущие социологи и историки России А. И. Вдовин, В. Ю. Зорин и А. В. Никонов, на протяжении ряда лет тщетно пытаясь привлечь внимание правительства Страны к «русскому вопросу», доказывают в своих исследованиях противоестественность основ федерации, внутри которой были и есть государственные образования всех сколько-нибудь крупных народов, кроме русского. По факту у русских… нет своей республики, в то время как составляющие 7,02 % всей численности населения России нерусские национальные группы (подсчитано по данным переписи 1989 г.) имеют 21 национальную республику, одну национальную область и 10 национальных округов. О том же говорит доктор философских наук Е. Ф. Солопов: «Юридически, конституционно у русских нет своего государства. Единственный способ избавиться от существующей нелепости – это официально признать в соответствии с историческими реалиями, что этносоциальным образованием (ЭСО), неразрывно связанным с русской нацией, является вся нынешняя Российская Федерация, в своей основе являющаяся именно русским государством, то есть государством в первую очередь русского народа, объединившего вокруг себя другие народы (этносы)…» (Наш современник. № 9, 2010). В поисках баланса этнических составляющих, социального равновесия внутри Страны и политической перспективы государства большинство современных учёных России отклоняют концепцию энного количества национальных государств в Стране. Указывая, что это есть юридический и логический нонсенс, они убеждают в необходимости создания федерации равноправия, где нет субъектов первого и второго сорта, но в основе которой лежат ценности русской цивилизации.

При таком отношении советских властей к русскому населению не удивительно, что колосс СССР приказал долго жить. Он просто не мог устоять на худых ногах «кухаркиных», а потом ещё и «тейповых детей», которые, став правительствами и партийными держимордами, «наверху» по-прежнему оставались холопами. Научившись сморкаться в платок, они не верили раньше, не верят и сейчас Кремлю, постояльцы которого о своём народе думают в последнюю очередь. Словом, не имевший научной базы и подтверждения мировым опытом, базировавшийся лишь на идеологических фикциях союз национальных республик закономерно потерпел крах. Последовавшая за этим общая неблагодарность (родная сестра предательства и политической неполноценности) «братских народов» являет себя до настоящего времени. Ярким примером тому служит Украина, наряду с Белоруссией духовно, культурно и исторически близкая к России.

Карта «подарков» Украине

Сразу скажу, что территория нынешней Украины – это, собственно, земли Руси-России, в разные времена переданные Малороссии «на бумаге» (см. карту). Это значит, что будучи частью тела России, они культурно и исторически не отторжимы от неё. Поэтому с 1991 г. суверенность Украины походит на «независимость» рук и ног от тела, что может случиться лишь при отторжении головы, то бишь, простите, – мозгов. На протяжении трёх столетий Украина укрупнялась не путём завоевания территорий, как некогда было принято, а за счет приписывания к ней областей. Так, после того, как Украина в 1654 г. вошла в состав России, к ней в результате трёх разделов Польши отошли значительные земли, некогда принадлежавшие России. В 1922 г. Ленин «подарил» Украине обширную территорию, отвоёванную Россией у Турции в русско-турецкой войне 1868–1874 гг. Не отставая от Ленина, Сталин по пакту Молотова-Риббентропа (1939) «приколол» к Украине земли древней Галицкой Руси, а в 1940 г. к Украине была присоединена Бессарабия и Черновцы. В 1945 г. к ней отошла (от Чехословакии) Подкарпатская Русь. Ну а в 1954 г. Хрущёв, составив компанию Ленину и Сталину, «подарил» Украине Крым, принадлежащий России с 1783 г.

Таким образом, страна суммарно увеличилась в территории более чем в 11 раз! Но, что важно, «подарки» Украина получила как субъект России (СССР). Из этого следует, что, став иностранным государством, т. е. выйдя из поля политической и правовой соподчинённости России, Украина должна вернуть земли, которые при новом статусе ей не принадлежат. К слову, нынешние границы незалежная не зарегистрировала с 25 декабря 1991 г. Поэтому в рамках международного права у неё нет официально утверждённой границы. России достаточно сделать заявление об этом и объявить Украину своей территорией, предупредив, что всё в ней происходящее является внутренним делом России и любое вмешательство будет рассматриваться как действие против России. В пользу этого говорит качество и стиль правления Украины.

В качестве самостоятельного государства она свела в минус все свои социальные и экономические показатели, что естественно, ибо отделение её от России было волевым актом, а не следствием объективного исторического процесса. Оказавшись вне эволюционных путей становления и развития государства, Украина стала терять потенциал, накопленный ещё в советские времена. В период «свободного (от России) существования» вскрылись болезни Западной Руси, – тяжкая расплата за нарушение скреплённых общим бытием вековых связей с Великой Русью. Именно вследствие отрыва от своих исторических корней (напомню, принятия волынцами и галичанами Унии, вслед за чем отнюдь не последовало принятие неофитов католическим окружением) и рабской зависимости от польской шляхты произошло духовное зависание, развились ментальность и тип людей, малоспособных и не особенно стремящихся к истинно независимому существованию.

Эту особенность отметил в феврале 1914 г. бывший министр внутренних дел России П. Н. Дурново. Перед самым началом I Мировой войны в своей знаменитой «Записке», прозванной «Меморандумом Дурново», он писал про Галицию: «Нам явно невыгодно во имя идеи национального сентиментализма присоединять к нашему отечеству область, потерявшую с ним всякую живую связь. Ведь на ничтожную горсть русских по духу галичан сколько мы получим поляков, евреев, украинизированных униатов? Так называемое украинское или мазепинское движение сейчас у нас не страшно, но не следует давать ему разрастаться, увеличивая число беспокойных украинских элементов, так как в этом движении несомненный зародыш крайне опасного малороссийского сепаратизма, при благоприятных условиях могущего достигнуть совершенно неожиданных размеров».

Духовную неоднородность запада и востока Украины отмечали в то время многие, в том числе гетман Павел Скоропадский. В 1918 г. он писал о жителях Галичины: «К сожалению, их культура из-за исторических причин слишком разнится от нашей. Затем, среди них много узких фанатиков, в особенности в смысле исповедывания идеи ненависти к России… Для них не важно, что Украина без Великороссии задохнётся, что её промышленность никогда не разовьётся, что она будет всецело в руках иностранцев, что роль их Украины – быть населённой каким-то прозябающим селянством».

Так оно и было. Со времён Кревской унии почитаясь в Речи Посполитой людьми третьего сорта («вторым» была нищая шляхта), подлежащими ополячиванию и католизации, украинцы не могли организоваться в государство. Как известно, этому «вовсю» препятствовала политика Польши, направленная на насильственную ассимиляцию и полное уничтожение украинского характера Восточной Галиции, Волыни, Холмщины, Подляшья и других территорий, где этнические украинцы составляли большинство или представляли значительную часть населения. Очевидно, ввиду привитого веками унижения и утраты национальной самости галичане испокон веков с крестом, хлебом и солью встречали любые оккупационные войска. Не случайно в бытность свою гетманом Скоропадский на пушечный выстрел не подпускал их к власти. Но и не в них одних была проблема. Гражданские войны не знают примеров перехода крупных воинских формирований на сторону противника, а на Украине это было обычным делом. Когда под давлением Антанты Петлюра признал Галицию и Волынь частью Польши, его сечевые стрельцы «отсеклись» кто к красным, а кто к белым, либо пошли «до дому». Так, офицер Русской императорской армии Никифор Григорьев в апреле 1919 г. стал начдивом 6-й Украинской советской дивизии, но уже в мае «друган» Петлюры поднял восстание против большевиков. Подельник Григорьева, а затем убийца его, Махно, до того как стал «бандитом», ездил в Москву, беседовал с Лениным и Свердловым и был награжден орденом Красного Знамени.

Львов. 1943 г.

В 1939 г., присоединяя Западную Украину к СССР, никто и думать не мог, что Запад, наречённый кем-то «украинским Пьемонтом», в российско-украинской государственности обернётся «Троянским конём». Сталин, принимая решение включить в состав СССР абсолютно чуждый Стране регион, не мог знать наперёд, чем обернётся приобретение политического перевёртыша. Хотя военно-политическая обстановка, сложившаяся на момент ввода в Галицию советских войск, могла подсказать руководству СССР последствия этого шага. Долго ждать не пришлось.

С началом II Мировой войны оккупированная нацистами территория послужила плацдармом для укрепления Вермахта. Присмотревшись к галичанам, германское командование в марте 1943 г. собрало из них «дивизию СС – Галиция», в которую к июню записалось более 80 тысяч добровольцев. С 1941 по 1953 г. на территории Галиции с небольшими паузами происходила ожесточённая вооружённая борьба между силовыми структурами СССР и ПНР, с одной стороны, и отрядами УПА, с другой.

После развала СССР западно-украинский национализм в его наиболее одиозных формах проник далеко на восток незалежней, что усугубило ситуацию в стране. Неспособность к государственному существованию подтвердил майдан 2004 г. и с ещё большей очевидностью – майдан 2014 г.

Майдан I. Киев. 2004 г.

Формально причиной государственного переворота (21 ноября 2013) было решение Кабинета министров Украины приостановить соглашение об ассоциации между Украиной и Евросоюзом. Фактически же это был заговор олигархов против президентской команды, стремившейся подмять под себя «неправительственных» олигархов. Президент В. Янукович, полномочия которого завершались в 2015 г., не выдержав давления, 22 февраля 2014 г. бежал из Украины.

Уже на следующий день А. Турчинов (сайентолог «по вере») был назначен «исполняющим обязанности президента Украины», а Верховная Рада назначила досрочные президентские выборы. Проведённые «под сапогом» крайних националистов, они 25 мая привели к победе киевского олигарха П. Порошенко.

При всей заказанности обоих майданов они имеют некоторые отличия. Если наиболее наивным активистам майдана № 1, похоже, глаза застилало «светлое будущее» независимой Украины, то майдан № 2 явил нечто иное: «вожди в олигархии» открыто ратовали не за свободную Украину, а за еврозависимую страну. «Евросчастье» виделось им в том, чтобы Украина территориально и экономически «легла» под Запад. По существу, «вожди» готовили страну к колониальному статусу, а «майдан 2» служил не более как инструментом евроколонизации.

Майдан II. Киев. 2014 г. Спецподразделения горят в «коктейле Молотова»

Отсутствие государственности в стране в «первую свободу» привело к тому, что жители «украинского Пьемонта» первыми приноровились выносить «утки» за европейскими пенсионерами, мыть полы в ресторанах, а в женской ипостаси по полной программе обслуживать своих благодетелей. Те же, кто занялся «бизнесом», строили его на «откатах» от бюджетного финансирования Украины. «Вторая свобода», в которой точно не было наивных, а «святой простоты» и подавно, стала сознательным выбором тех, кому Украина была и остаётся совершенно безразличной. И в самом деле: для перехода на стандарты ЕС Украине необходим практически полный слом и перестройка промышленности и сельского хозяйства. Из-за отсутствия ресурсов для этого на ликвидацию обречены будут практически все малые и средние предприятия. Но и крупным компаниям страны грозит крах из-за их неконкурентоспособности. Помимо этого Украина утеряет свой законодательный суверенитет, поскольку обязана будет принять в качестве законов все нормативные акты ЕС, что обессмысливает украинскую Конституцию.

Далее, взяв на себя обязательства ратифицировать Римскую конвенцию о международном уголовном суде, Украина соглашается с судом, который будет стоять выше всех национальных судов страны. Словом, соглашение между Украиной и ЕС, имея односторонний и явно колониальный характер, раскрывает истинные цели новых властей, кои состоят в обслуживании «нужд» Запада и примкнувшей к нему украинской олигархии. Нещадная эксплуатация людей и ресурсов страны будет ценой, которую должен будет заплатить украинский народ за «вхождение в Европу».

По существу, подписание соглашений с ЕС является актом захвата Украины Европейским Союзом , за которым топчутся «боевики» НАТО и демократические США. То, что «украинская революция», найдя полное понимание Запада, им же подпитывалась, подтвердил дипломат и член Совета Европы, координатор ООН финн Петер Иискола: «Зафиксировано документально, что в переворот на Украине американцы инвестировали пять миллиардов долларов. А сколько не по бумагам средств было вброшено в разрушение суверенитета Украины, можно только догадываться». Впрочем, с гаданием напрягаться не приходится. Все отгадки даёт шквал «мировых» карательных санкций, обрушившийся не на правительство Украины, а на Россию. И на этот раз «Европе» невдомёк, что финансовые кукловоды «самой развитой демократии» спят и видят обрушение «зоны евро», что позволит им списать гигантский государственный долг в долларах. Вхождение разорённой 45-миллионной Украины в ЕС скорее всего приведёт к его экономическому обрушению, от чего выиграет лишь Германия, которая давно уже тяготится нищенством «союзных» государств.

Поневоле приходят на память события конца 1930 гг., когда европейские державы тупо поддерживали германских нацистов, подталкивая их против СССР. Тупо, потому что прежде всех Гитлер дал по башке своим трусливым и недалёким покровителям. Это потом уже, создав надёжную промышленную базу в отдавшейся ему Европе, фюрер направил свою – теперь уже общеевропейскую – армию против Советского Союза. Украина, конечно, не способна никому «дать по башке». Дай-то бог свою сберечь! Но вот с этим у неё как раз плохо, и даже очень плохо…

Разогретое крепким «чаем», тамошними деньгами и «дружескими советами» сравнительно малое число «галицаев» сумело в короткий срок взбаламутить столицу и ввергнуть в гражданскую войну ряд регионов Украины. Политика «олигархов в законе» спровоцировала политический кризис в Крыму и массовые протесты в юго-восточных областях страны, переросшие в вооружённую борьбу за независимость. И это более чем естественно.

Взглянем на карту: этническая Малороссия выглядит в ней совсем крошечной. По мере обрастания «крошки» лоскутными территориями с неукраинским населением в недрах последних неизбежно вызревали процессы отторжения от не своих духовных (включая религиозные) ценностей и от не своего жизненного уклада. Это историческое нагнетание и лежит в основе нынешних массовых протестов искусственно украинизированного народа, конечной целью которых является выход из пределов и по жизни, и по истории, политически и экономически несостоятельного государства.

Говоря коротко: присоединённые к Украине регионы ни географически, ни этнически не являются украинскими. Факт же и качество управления государством говорят о том, что бремя суверенного существования взял на себя народ, никогда не имевший, а потому мало способный к государственности. В этом убеждает давняя история и подтверждает нынешняя. Потому «восток» не согласен находиться во власти тех, кто не умеет ни управлять, ни эффективно работать.

Кризис Украины, дав все признаки безгосударственности, выявил у власти «старое» лакейство и новые цели, которым сопутствует бесчеловечность в их достижении. Изначально несамостоятельные действия правительства и партий откровенно нацистского толка («Правый сектор», «Батьковщина», «Удар» и др.) вписываются в три слова: тупость, жестокость и трусость, которые венчают мелкодушие и предательство. Массовый Чикатило выкатил на улицы и заполонил собой площади городов. Инстинкт толпы нашёл себя в стремлении унизить и растоптать в человеке человеческое. Столетия живя вне свободы и памяти, ощущая волю лишь в толпе, объединённые неполноценностью и местью выплеснули свои духовные и нравственные эманации.

Нельзя однако пройти мимо того факта, что антироссийская истерия годами нагнеталась на Украине при полном попустительстве российских политиков. Назначая послами в Украину бездарных и бесчестных чиновников (типа В. Черномырдина и М. Зурабова), правительство России в очередной раз проморгало глобальную стратегию Запада, направленную на расчленение славянского мира, после чего сколкам отведён будет статус политически ничтожных псевдогосударств типа Черногории. «Не знало» оно и то, что после «освобождения от москалей» на Украине воцарится не социальное оздоровление, а ненависть к России и экономический обвал страны. Не смотрело оно и TV, которое, на всех каналах зомбируя своё население, поливало Россию грязью. Могилы и памятники Героям II Мировой войны разрушались и осквернялись, Степану Бандере и бойцам УПО воздвигались монументы, а Россия из года в год продолжала вкладывать в экономику Украины миллиарды, за последние 20 лет – сотни миллиардов долларов, утверждает глава администрации президента России С. Иванов.

Между тем, ещё в 1996 г. около ста депутатов Верховной Рады официально обратились к России с просьбой расследовать деятельность бандеровцов. Однако российское правительство оставило письмо без внимания. Правда, на каменные оды «героям» откликнулся канадский политолог В. Полищук: «Украина создала своего рода феномен. Ни в одной стране мира так явно и так активно не действуют партии и движения фашистского типа, нигде не возвеличивают фашистских лидеров, нигде им не воздвигают памятники и не называют их именами улицы и площади…» («Правда», 25 дек. 1996 г.). В целом всё говорит о полном провале национальной политики и дипломатии России в крупнейшем ареале славянского мира. Вместо решения проблем кремлёвские идеологи тешили себя со зданием мифического Евразийского союза, о чём ещё Ильин не без сарказма писал: «Для увлечения «евразийством» нужны два условия: склонность к умственным вывертам и крайне незначительный уровень образованности…». Гуманитарная образованность правительства России и впрямь оставляет желать лучшего, а «умственные выверты» её «геополитиков» ничуть не умалились. У украинских властей дела, правда, обстоят ещё хуже.

В соответствии с собственными уже вывертами олигархия во власти, выговорившись, в скором времени опровергнет саму себя. То есть останется у разбитого корыта: разбитого во всех отношениях. Уже потому, что обещанные Украине «сочувствующими» странами миллиарды – лишь капля в море общеукраинского хаоса. Если же исходить из механизма «помощи», то её вполне можно считать долговой удавкой. Потому что в силу объективной невозможности решить множащиеся проблемы (нет уверенности в том, что помощь вообще будет влита в экономику…), деньги повиснут на государстве очередным гигантским долгом, который придётся возвращать.

Что касается штрафных санкций из-за «крымского» и прочих «вопросов», то они лишь напомнили России, кому именно претит её усиление. «Кнут» санкций, чётко обозначив цену сторонам, заставил вспомнить и навсегда справедливые слова императора Александра III: «У России есть только два союзника: её армия и флот». И, уж конечно, нельзя забывать, что тяжесть для России иных санкций есть следствие политического и экономического предательства Страны, проводимого правительством в конце 80-х и 90-х годах.

Но нет худа без добра. Указав на слабые, запущенные и стратегически не решённые участки экономики России, санкции принудят правительство решать «подсказанные» ему проблемы и трудности. Эти же санкции, вытряхнув хлам из «политического бомонда» России и встряхнув способных мыслить и действовать, будут способствовать выдвижению в жизнь Страны наиболее умных, толковых и талантливых людей. Это уже заявило о себе как «взятием Крыма» людьми-«невидимками» – вежливыми «зелёными человечками», которые незримо присутствовали везде, так и новыми лидерами в формируемых регионах Новороссии.

Технически филигранное возвращение России истинно жемчужины Чёрного моря может стать началом возрождения Страны в ипостаси народа . Ибо при всегдашнем отставании правительства России в решении главных вопросов у народа есть шанс взять инициативу на себя и вынудить «эшелоны власти» принимать те решения, которые его устами диктует время.

Что касается Украины, то «незалежная» политика задала траекторию, при которой правительства её – в этом можно не сомневаться – будут сменять друг друга, как бракованные детали в плохо налаженном механизме. Причину, по которой Россия никогда не сдаст исторически свои регионы, указал ещё германский канцлер Отто фон Бисмарк. Его формула носит стратегически вечный характер: «Могущество России может быть подорвано только отделением от неё Украины… Необходимо не только оторвать, но и противопоставить Украину России. Для этого нужно только найти и взрастить предателей среди элиты и с их помощью изменить самосознание одной части великого народа до такой степени, что он будет ненавидеть всё русское, ненавидеть свой род, не осознавая этого. Всё остальное – дело времени».

Как видно, Бисмарк знал историю России и, пожалуй, Древней Руси. Собственно, дело не в названии региона, наречённого Украиной, а в том, чтобы восстановить его связь со своим историческим существом, коим является Россия.