Неожиданно ударили морозы. Температура упала до 10—12 градусов ниже нуля. Красноармейцы в летних гимнастерках, многие в порванных сапогах приплясывали на месте-, чтобы не застыть. Разводить костры было нельзя. Противник открывал по каждой цели убийственный артиллерийский огонь. Нельзя было и курить, особенно ночью. Но табака и папирос все равно не было. Бойцы мечтали о «крымском душистом табаке».

— Вот ужо доберемся, покурим, — говорил рябой донецкий шахтер Свиридов. — Ну и табачок, доложу вам, — сплошная роза! Мягкий, в горле как бархатом водит.

— Довольно тебе, не терзай, — угрюмо оборвал его туляк Чумкин. — И холод и курить хочется, так бы и попер

туда через этот чортов Сиваш, — махнул он в сторону по*

дернутого туманом Гнилого моря.

— И это может статься, — сказал балтийский моряк Остапчук.— Будет приказ товарища Фрунзе — и пойдешь. Беляки окопались так, что к ним или по воздуху или под водой надо идти, иначе не прорвешься.

— Ротный был у Перекопа, говорит, что там еще хуже, — сказал Свиридов. — Поперек перешейка Турецкий вал; перед ним овраг или ров глубокий. С вала бьют орудия прямой наводкой и пулеметы. А перед рвом и во рву проволочные заграждения — рядов пятнадцать.

По берегу Сиваша прошла группа командиров. Они внимательно осматривали подходы к воде, длинными шестами измеряли глубину топких мест. В степи показался легковой автомобиль. Он остановился невдалеке от берега.

— Фрунзе! Главнокомандующий! — пронеслось по рядам бойцов.

Михаил Васильевич вылез из автомобиля. От бессонных ночей лицо его осунулось и потемнело. Поздоровавшись с бойцами, он подошел к берегу залива; подняв к глазам бинокль, долго рассматривал еле видный в тумане берег Литовского полуострова. Там изредка вспыхивали огоньки орудийных выстрелов. Снаряды перелетали высоко через головы и падали где-то далеко за Строга-новкой.

— Бодрствуют, — сказал Фрунзе. Он направился в Строгановку, где находился штаб 15-й дивизии.

— Надо, товарищи, готовиться к переходу через Сиваш,— выслушав рапорт, приступил он к делу. — Разыщите проводников, знающих броды! Нужно припасти веревки, доски, солому.

Сиваш — залив Азовского моря. Соединяясь у Арабат-ской Стрелки узким проливом с морем, Сиваш тянется до Перекопа. Поверхность его занимает около двух с половиной тысяч квадратных километров. Но залив мелководен, изрезан песчаными наносами и отмелями, из-за этого вода в нем застаивается и издает гнилостный запах, оттого Сиваш и называют Гнилым морем.

Обычно Сиваш непроходим. Но когда дует западный ветер, он гонит воду залива в море. Тогда на отмелях обнажается серое глинистое дно, которое быстро высыхает.

А изменится ветер — и волны Гнилого моря снова плещутся у Перекопа.

Эта особенность Сиваша, вероятно, была известна Врангелю, но он не придавал ей значения. Офицеры врангелевского штаба и иностранные специалисты заверяли, что неприступную перекопскую твердыню обойти с моря невозможно.

Перед штурмом Крымских укреплений Врангеля Фрунзе перенес свой полевой штаб в деревню Строга-новку, расположенную на северном берегу Сиваша, почти напротив глубоко врезавшегося в залив со стороны Крыма Литовского полуострова. В штабе Фрунзе знали о Сиваше больше, чем у Врангеля. Воспользовавшись тем, что дул западный ветер и вода в заливе сбывала, Фрунзе решил перебросить группу войск на Литовский полуостров, в тыл Турецкого вала. Нужно было найти опытных, надежных проводников, хорошо знающих Сиваш. Местные жители, всеми силами помогавшие Красной Армии покончить с ненавистным крымским бароном, указали на Ивана Ивановича Оленчука. И вот, в первый же день приезда Фрунзе в Строгановку, Оленчук сидел рядом с командующим фронтом; на столе перед Фрунзе развернутая карта Крыма.

— Дело у нас к тебе, Иван Иванович, — говорил Фрунзе. — Рассказывают, что ты изъездил и исходил Сиваш вдоль и поперек, хорошо знаешь все броды.

— Звистно так, — ответил Оленчук. — Родився тут, всю жизнь прожив на Сиваши.

И Оленчук рассказал Фрунзе и находившимся в хате командирам о том, как он в молодости батрачил у помещиков, потом добывал в заливе соль. Рассказал и о том, что «по ветерку» предугадывает спад и подъем воды. Не раз он ходил через Сиваш на базар в Армянск, пробираясь между топких, глубоких «чаклаков» известной ему дорогой.

— А сколько верст до того берега Сиваша? —спросил Фрунзе. — Отсюда, от Строгановки, до Литовского полуострова?

— Та, мабудь, верстов десять.

Фрунзе взглянул на карту, измерил спичками расстояние и сказал:

— По прямой — восемь верст.

Разговор пошел о деревнях и хуторах на Литовском полуострове, на южном берегу Сиваша, Оленчук знал их и не раз бывал там.

— Проведешь через Сиваш наших красноармейцев, Иван Иванович? — спросил Фрунзе.

— Проведу. Пойдемо з вийском до билых. Брод знаю. Тильки б витер дул з западу, не подвел.

Берег Сиваша низкий, заболоченный, топкий. Утром Оленчук выбрал место для брода, и туда стали свозить солому, доски, лозу, связанный пучками камыш. В ночь на 6 ноября Оленчук с группой саперов намечали путь по дну Сиваша, ставили через каждые сто шагов вехи; около них, когда тронутся через Сиваш войска, встанут посты.

7 ноября — день годовщины Великой Октябрьской социалистической революции — сосредоточенные в Строганова полки 15-й дивизии провели с большим подъемом. Бойцы горели желанием скорее уничтожить осиное гнездо черного барона, засевшего в Крыму. На красноармейских митингах присутствовали и жители деревни. Раздавались возгласы: «Даешь Крым!», «Смерть Врангелю!»

Поздно вечером 7 ноября выступил на Сиваш передовой отряд. К бродам начали подтягиваться части 15-й и 52-й дивизий и 153-я бригада 51-й дивизии. С передовым отрядом шел Оленчук. Красноармейцам строго-настрого запрещалось курить, разговаривать.

Над Сивашем висел туман, сквозь него еле видны лучи неприятельских прожекторов. Мороз подсушил дно Сиваша. Оленчук шел рядом с командиром. Время от времени командир тихонько спрашивал проводника:

— Правильно идем, Иван Иванович? Не сбился?

— Та хиба ж... Вон там Литовский полуостров.

Миновали уже две трети пути, когда ночную тьму прорезали лучи прожекторов с Литовского полуострова. Переправа была обнаружена. Белые открыли ураганный огонь. Снаряды, зарываясь в зыбкое дно Сиваша и взрываясь там, выбрасывали в воздух тонны грязи. Командиры и комиссары ободряли бойцов:

— Товарищи, помните приказ Фрунзе. Назад дороги нет. Или победить, или умереть!

Воет холодный ветер. Соленая грязь липнет к ногам. Слышно «ура». Это вышедшие вперед штурмовики достигли берега, выбрались из камышей и атаковали первую линию окопов засевших на Литовском полуострове кубанцев генерала Фостикова.

Белые открыли ураганный огонь из орудий и пулеметов, но это не могло остановить героический порыв штурмующих. Преодолев проволочные заграждения, бойцы Красной Армии бросаются врукопашную, пускают в дело ручные гранаты. К 6 часам выбитые из окопов белые отступили к хутору Новый Чуваш. Начались упорные бои на укреплениях Литовского полуострова.