— Важно понять, — сказал Лео, — как вы собираетесь себя позиционировать.

— В настоящий момент я нахожу свою позицию вполне комфортной, — отшутился Джек, поднеся к губам бутылку пива.

На самом деле он чувствовал себя крайне неудобно на обтекаемом пластиковом сиденье с хлипкой хромированной ножкой, поднятом на такую высоту, что Джеку приходилось то опускать ноги на пол, то ставить на специальную подставку. Может, такие штуковины и выглядят круто, но они сделаны для коротконогих итальянцев, а не для американца в шесть футов и четыре дюйма ростом, которому совсем не нравится сидеть скрючившись. Однако Джек не жаловался. Когда дело доходило до бесплатного ленча, он готов был мириться с мелкими неудобствами.

Они сидели в сияющем хромом баре за стойкой в форме подковы. Клиентов обслуживали два красавца бармена: белый и негр. Оба вполне гармонировали с обстановкой — обитыми угольно-черной и бежевой кожей диванами, затейливо расставленными вокруг полосатых паласов. Агрессивность цветового оформления дополняли стены, изобилующие рисунками в стиле наскальной живописи, и груды ярко-желтых лимонов и оранжевых апельсинов в металлических корзинах на стойке. Из динамиков неслась медитативно-восточная музыка, сливавшаяся с гулом голосов собравшихся сюда на ленч — мужчин в костюмах, кожаных пиджаках, женщин с конскими хвостами в рискованно коротких платьях.

Это был новый элитный бар в Сохо, расположенный в красивом здании с литой чугунной решеткой, колоннами и прочими архитектурными излишествами в псевдоитальянском стиле, наподобие тех, что строили несколько веков назад латиноязычные завоеватели в Новом Свете. Джек читал об этом баре, о собиравшихся здесь знаменитых сценаристах, актерах, агентах, продюсерах, но внутри помещения находился впервые. Ему тут понравилось. Атмосфера была непринужденная, без классовых различий и далеко не пуританская, не такая, как в старомодных клубах при колледжах, с их пугающей акустикой, официантами, напоминающими ходячих мертвецов и как две капли воды похожими друг на друга. Он не заметил при входе объявления «После сорока пяти вход воспрещен», но в воздухе витало: никаких заядлых алкоголиков и бузотеров из корпоративной среды, никаких закатившихся звезд эпохи семидесятых, никаких «бывших». Если ты бывал здесь — значит, информирован. Ты даже можешь написать собственные правила. То, что Лео курил, а его все еще не линчевали, говорило само за себя.

— Я серьезно, — настаивал Лео. — У людей просто времени нет самим во всем разбираться. Они нуждаются в подсказке. Пусть мед сам к ним течет. Только подсоедини форсунку.

— Ты всего лишь связующее звено, — пробормотал Джек. — Чьи это слова?

Лео поправил галстук с вызывающим рисунком под змеиную кожу, резко контрастирующий с малиновой рубашкой.

— Понятия не имею. Я в колледже не учился.

Весьма смелое заявление для человека из литературных кругов. Джеку стало любопытно.

— Как так?

— Не было времени. И денег.

— Разве ваши родители?..

— Мой отец был боксером-неудачником, а мать — ирландской католичкой, которая бросила школу в четырнадцать лет. Оба пьяницы. Оба умерли. Я поздно научился читать. Сейчас наверстываю упущенное. — Лео криво усмехнулся и затушил сигарету. — Пошли есть.

Джек поднялся следом за ним по ступеням, переваривая полученную информацию. Оба знали друг друга не первый год, поскольку ходили вокруг одного и того же литературного пруда, выжидая момент, когда можно будет с шумом запрыгнуть в него — чем больше шума, тем лучше. Но друзьями они никогда не были. Над Лео в свое время посмеивались, считая его бесстыдным коммерсантом и занудой, способным назвать по памяти сумму аванса, выданного любому из наиболее публикуемых авторов, как и размер тиража. Он знал по именам всех номинантов литературных премий за последние двадцать лет. О нем в шутку говорили, что вместо женщины он кладет рядом с собой в постель папку с цифрами. Пару недель назад Джек и Лео встретились на вечеринке, поговорили о какой-то книге и Джек пригласил Лео сыграть в покер, хотя до этого они едва ли здоровались при встрече. Однако Джек хорошо знал, что Лео резко взял вверх. Какими бы сомнительными ни были его методы, Лео в свои тридцать за последние пару лет превратился в едва ли не самого преуспевающего литературного агента. Не каждому нравилось, что он заполучал авторов, сманивая их с тихих пастбищ других агентов, — но никто не смог бы отрицать тот факт, что если уж он избрал мишенью какого-нибудь талантливого писателя, то заставлял его работать с полной отдачей. И не бесплатно. Джек спрашивал себя, не собирается ли Лео взять и его в оборот, и испытывал приятное возбуждение.

Ресторан располагался на втором этаже, простой, но стильный, с тремя высокими, в форме арок окнами, выходящими на улицу. Кухня не была загорожена дверью, и часть ее была видна из зала. Джек заметил огромную дровяную печь, похожую на улей, занимавшую почти всю стену. Железная дверца ее была открыта, радуя глаз видом пылающих углей, а нос — соблазнительным ароматом жареного мяса. По дороге к столу Лео остановился, чтобы поприветствовать какого-то мужчину, как оказалось — Карсона Макгуайра, — тот нисколько не походил на собственный автопортрет. Его первый роман «Большой палец Вандербилта» вот уже несколько недель оставался в числе самых покупаемых книг. Его называли шедевром. Джек еще не успел его прочесть.

Макгуайру уже перевалило за сорок. Он был неказист, приземист и толстоват, но не лишен лоска, присущего баловням судьбы: лоснящиеся щеки, на пиджаке — ни складочки, энергичная жестикуляция, стрижка под Брюса Уиллиса. С ним была темпераментного вида молодая женщина с продолговатыми кошачьими глазами, в интригующем наряде ввиду его почти полного отсутствия. Джек стоял позади Лео, нелепо торчал из-за его плеча с приклеенной к лицу улыбкой, в то время как трое мило общались, вспоминая вечеринку, на которой Джека не было, называя имена людей, которых он не знал. Ему показалось, что все заметили его потрепанный пиджак и джинсы и презирают за бедность, когда Лео наконец обернулся, чтобы включить в компанию и его.

— Карсон, вы знакомы с Джеком Мэдисоном? У него вышел превосходный сборник «Большое небо» пару лет назад.

— Разумеется. — Макгуайр пожал Джеку руку, глядя в глаза, как положено среди коллег. — Великая книга. Рад встрече, Джек.

— Спасибо. Да уж, великая.

Какое остроумие! Какая учтивость! Карсон Макгуайр наверняка запомнит его теперь. Джек поплелся следом за Лео к их столику, чувствуя себя ярмарочным медведем, которого заставляют танцевать. Ему было ясно, что Макгуайр не читал «Большое небо» и скорее всего даже ничего не слышал о нем.

— Отличный парень этот Карсон, — сказал Лео, как только они сели за стол, — один из моих любимых клиентов. Хочу подыскать для него голливудский контракт со многими нулями, только не говори ему, ладно? — Лео подмигнул.

— Я просто не смог бы этого сделать. Мы вращаемся в разных кругах.

— Ты будешь там, Джек, будешь.

Лео говорил с такой уверенностью, что Джек устыдился собственной мрачности.

— Контракт на сценарий, Лео, это классно. Карсону с тобой повезло. И в женщинах он знает толк. — Джек кивнул в сторону темноволосой искусительницы. — Ее зовут Мерседес. Она модель, откуда-то из Венесуэлы или что-то в этом роде. Карсон, конечно, женат и собирался перевезти в Нью-Йорк семью, но вышла неувязочка — не то продажа дома сорвалась, не то теща умерла. Так что, пока кошка спит… — Он подмигнул Джеку.

— Да, — протянул Джек, — мышонок шустер.

— Кстати, что случилось с той бедной женщиной?

— Какой бедной женщиной? — Улыбка Джека померкла.

— Твоей забавной подругой-англичанкой, запустившей в тебя калькулятором. Она не на шутку разбушевалась!

— С ней все в порядке.

— Значит, избавился от нее? Одна наглая дама вот так же застряла у меня дома. В пять утра просыпаюсь — она уже рядом со мной в постели. Я ей сказал: «Если ты достаточно протрезвела, чтобы перейти сюда с кушетки, сможешь и до дома добраться». Посадил ее в такси и отправил, пока она ничего себе не вообразила.

— Фрея не такая.

— Брось, Джек. Те из них, кому перевалило за тридцать, все одинаковые. Гормоны в переизбытке, тело в свободном падении, карьера слегка шатается. Они берут тебя эдакими нежными лапками, и вдруг — ба! — в ход пошли когти.

Джек вяло рассмеялся, подумав о том, что Фрея, вероятно, уже перевозит к нему свои вещи.

— В этом возрасте они становятся требовательными! Поговори со мной. Выслушай меня. Не так, а вот так. Им не нравится, как ты выглядишь, что ты делаешь даже в постели!

— Фрея просто мой друг.

— Вот они-то самые опасные. Уверены, что «понимают тебя». — Лео скривился. — Добиваются своего тихой сапой: вдруг приготовит тебе ужин, или набьет продуктами холодильник, или отнесет твои вещи в починку. Вчера говорила, что готова быть рядом, когда это нужно, а сегодня уже рядом, не спрашивая, хочешь ты этого или нет.

— Ха-ха. — Джеку вдруг захотелось напиться.

— Втайне, конечно, женщины в возрасте ненавидят мужчин. Они знают, что мы можем сколько угодно тянуть с женитьбой и детьми, в то время как им надо успеть до сорока, и им это жутко не нравится. Они понимают, какой это удар по их теории равенства. Все построения летят к чертям. Я лично предпочитаю иметь дело с теми, кому нет двадцати пяти. Для них главное — повеселиться.

— И они смотрят на тебя, как на Бога, верно? — усмехнулся Джек, вспомнив Кэндис. — В настоящее время я встречаюсь с очень миленькой девицей двадцати двух лет.

Лео перегнулся через стол, похлопав Джека по плечу:

— Так что ты будешь пить?

Симпатичная официантка приняла заказ и принесла бутылку вина. Джек с облегчением вздохнул — Лео сменил тему и заговорил об издательском деле. Джек смотрел в его умное, с резкими чертами лицо, наблюдал за выразительной жестикуляцией, но слушал вполуха. Между тем Лео энергично комментировал передачу новым владельцам средств масс-медиа, рассуждал о книжных ярмарках, о поездках в Лос-Анджелес, о сделках на суммы с шестью нулями, семью нулями. Время от времени Джек с умным видом кивал и хмыкал. Расслабься, говорил он себе. Лео не знает, что работа над романом застопорилась. Что ты проснулся однажды ночью, потный от страха, с уверенностью, что не напишешь больше ни слова, что ты — ничтожество и всегда был ничтожеством. Лео понравилось «Большое небо». Он сам сказал.

— И как только она решилась прийти сюда? — Лео прервал свою лекцию о продаже через Интернет. — Видишь вон ту блондинку печального вида? Ее теперь нигде не принимают, потому что она каждое утро приходит в местный книжный магазин и кладет стопку своих книг «Секрет Сюзанны» поверх «Большого пальца Вандербилта», надеясь, что люди купят ее книгу вместо книги Макгуайра. — Лео злобно усмехнулся. — Последний раз, когда я сверял рейтинг, она была девяносто пятая по суммам продаж.

— Значит, книга плохая?

Лео нашел вопрос таким забавным, что даже поперхнулся.

— Сбыт совершенно не зависит от качества книги. — Лео вытер крошки с губ. — Суть в том, что ее книга никогда не была позиционирована. Никто не знает, что это: девчачья возня или феминистский трактат. А может, это полное блюдо «клубнички».

Джек был озадачен.

— Но ее наверняка покупали бы в том случае…

— Джек, Джек… — Лео печально покачал головой, — народ думает, что если ты напишешь блестящую книгу, мир ее признает. Нет, дружище. Ни у кого нет времени читать настоящие книги, так что ты вместо книги продаешь идею, предпочтительно укладывая ее в десять слов. Дай-ка подумать… «Несчастная находит любовь — и безумную на чердаке!» Узнаешь?

— Джейн Эйр?

— Поймал. «Богатая дама изменила мужу и покончила с собой на рельсах Московской железной дороги».

— Анна Каренина.

— «Дилемма для студента: жениться на подружке или мстить убийце отца».

— Гамлет.

— Видишь, как просто. Можно то же самое вытворять и с авторами. «Мужчина в белом».

— Том Вулф. — Джеку понравилась эта игра. Он чувствовал себя как какой-нибудь хлыщ, принимающий участие в телевикторине.

— «Провинциальный адвокат защищает маленького человека».

— Джон Гришэм.

— «Манхэттенский болван с кокаиновым уклоном „снимает“ блондинок». Черт! Не отвечай, он вон там.

Джек набил полный рот, прожевал, проглотил и лишь после этого оглянулся, чтобы мельком взглянуть на самую последнюю скандальную сенсацию литературного мира, на этого enfant terrible. Да, место тут было крутое.

— Видишь ли, раньше издатели полагались на старые добрые рецензии, чтобы продать книгу, но в наше время кому какое дело до рецензий в журналах? В восьмидесятые и девяностые книги рекламировались в чартах, но это становится все дороже. Сейчас надо быть умнее. Это как в фильмах — все решает подача. Книга должна звучать броско, чтобы ее хотелось купить. — Лео отодвинул тарелку с почти нетронутой едой. — Ну, Джек, расскажи мне о своей новой книге.

— Ну, все вроде нормально. Продвигается неплохо, медленно, но…

— Как она называется?

— Пока «Долгое лето». — Джеку пришлось сделать над собой усилие, чтобы произнести название вслух.

— Хорошее название. Не меняй его. Объем большой?

— В общем, да.

— Время действия — современность?

— Да, но там постоянно идут отсылки назад, в некую семейную, так сказать, историю.

— Звучит интригующе.

— Ну, это не совсем историческая книга с датами и всем прочим, но знаешь…

— О прошлом?

— Да, о прошлом. — Джек с благодарностью принял подсказку. — Еще там есть любовная история, правда, не в общепринятом понимании. Знаешь, я не очень хорошо пересказываю собственные сюжеты. — Скромник года! Надо было отрепетировать речь, прежде чем являться на встречу. Джек схватил бокал и с жадностью осушил его.

— Дело происходит на Юге?

— Да.

— Что-то о рабах?

— Нет.

— Великолепно, жду не дождусь, когда наконец смогу прочесть роман.

Лео сменил тему:

— Как тебе нравится в клубе?

— Классное место. А как насчет членства?

— Почти невозможно. Но я знаю владельца. Могу замолвить за тебя словечко. Однако надо поторопиться, пока снова не подняли сумму взноса.

— А сейчас какой взнос?

— Четыре тысячи долларов.

— Ого! Придется, видно, ждать получения наследства.

— С твоим талантом? Я могу дать тебе аванс хоть завтра, чтобы ты не беспокоился о подобных мелочах.

Джек во все глаза смотрел на Лео. Блефует или правду говорит?

— Я знаю, у тебя есть агент, — сказал Лео.

— Ну…

— Элла Фрогарти, кажется?

— Она… Я… Мы давно вместе.

— Приятная женщина. Я восхищаюсь такой верностью, Джек. А сейчас как насчет десерта?

Джек кивнул и удрученно замолк. Похоже, Лео в нем совершенно не заинтересован.

После ленча Лео предложил спуститься вниз, в бильярдную, разыграть партию. В коридоре Джек задержался у искусно написанного портрета Трумэна Капоте. Поспешив следом за Лео, он столкнулся с мужчиной в переливчато-синей рубашке, такие здесь носила обслуга.

— Простите.

— Ничего.

На мгновение взгляды их встретились. Джеку показалось, что он знает этого человека, и у него почему-то возникло чувство неловкости. Джек уже хотел сказать «привет», но мужчина резко повернулся и пошел прочь.

— Кто-то знакомый? — Лео, вскинув бровь, придерживал для Джека дверь в бильярдную.

— Не совсем.

Складывая шары в деревянный треугольник, Джек не без стыда вспоминал эту маленькую ложь. Мужчину в форме звали Ховард Гарнард, или просто Хауи. Много лет назад, когда Джек только приехал в Нью-Йорк, они были в одной компании. Хауи, как и Джек, считал себя начинающим писателем, но в отличие от Джека так ничего и не сумел опубликовать. Когда Джек продал свой первый рассказ, Хауи самозабвенно льстил ему, восхищался его успехом, и Джек, польщенный, с удовольствием отвечал на всевозможные вопросы насчет издателей, литературных агентов и писательских приемов. Хауи присосался к нему как пиявка. Он узнал о компании Джека, скорее даже не Джека, а Фреи, о том, что они собираются в «Амбросио», и стал бывать там едва ли не чаще Джека и Фреи, с маниакальным упорством подсовывая им отказные рецензии и рассуждая о смерти литературы. Он выглядел таким несчастным, что им ничего не оставалось, как платить за его еду и выпивку. Постепенно он стал вызывать у них смешанный с отвращением страх самим фактом своего присутствия, был как бы немым укором их жизнелюбию — похожий на побитую собаку, с заискивающим взглядом и потными ладонями. Джек избегал его и постепенно, терзаясь чувством вины, перестал с ним общаться. И вот он здесь — официант или кто-то при клубе в Сохо. Пробрался в самое логово славы и успеха, при этом не приблизившись ни на дюйм ближе к славе или успеху. Ну что же, Богу — Богово, кесарю — кесарево.

Лео подкинул монетку — кому бить первому. Джек выиграл. Поглощенный своими невеселыми мыслями, он ударил так сильно, что шары разлетелись в разные стороны и ни один не попал в лузу.

Лео неодобрительно хмыкнул, натер мелом кий и сдул лишнюю пыль. Затем обошел стол, прикидывая, откуда лучше ударить. Белый мяч, ударившись о красный, залетел в угловую лузу.

— Вот видишь, позиционирование — это все, — с усмешкой заметил Лео. — Тебе вершки, мне корешки.

Джек продолжал размышлять о Хауи.

— Скажи мне, Лео, что делает автора знаменитым?

— Четыре вещи. — Лео загнал в лузу второй шар. — Первое — молодость. Молодость — это хорошо, о молодых слагают легенды. Если тебе удалось издать книгу до двадцати пяти, считай, что это — половина успеха. И еще, если автор молод, то скорее всего одинок, значит, его фото можно поместить в любом журнале, рядом с моделями, киноактерами и медиа-магнатами, и никаких мужей и жен, от которых только и жди неприятностей. Черт! — Следующий шар обогнул лузу и отскочил от борта на середину. — Впрочем, неприятности тоже могут способствовать успеху.

Теперь настала очередь Джека. Он загнал в лузу легкий шар. Между тем Лео, опершись на свой кий, как воин на копье, продолжал разглагольствовать:

— Второе — внешние данные. Лучше всего, когда автор хорош от природы, но многое зависит и от аксессуаров, а также под каким углом снимают. Если автор — женщина и ты можешь уговорить ее сняться обнаженной, отлично. Разумеется, в рамках приличий.

Лео вновь занял место у бильярдного стола. Еще один шар в лузе.

— Третье — связи. Желательно с богатыми, знаменитыми или влиятельными. Автору лучше не относиться ни к одной из этих категорий. Везунчиков не любят.

Лео предпринял попытку ударить рикошетом сбоку, но промахнулся и чуть не загнал в лузу белый. Джек обошел стол, выбирая, по какому шару ударить, но никак не мог сосредоточиться.

— И наконец, какое-нибудь удачное украшение, лейбл, — сказал Лео. — Подойдет любое, но лучше что-нибудь печальное или плохое. Например, увлечение наркотиками в юности, членство в секте, пережитое сексуальное насилие, впрочем, мода на него уже уходит. Лесбиянство иногда срабатывает, гомосексуализм — тоже ничего, но здесь надо знать меру. Болезни тоже годятся, но только не заразные или — как это называется? — Он щелкнул пальцами.

— Смертельные?

— Обезображивающие. Как ни забавно, лучше всего смертельная болезнь, особенно если смерть автора по времени совпадет с выпуском его книги. И конечно же, никаких каталогов книг, имеющихся в продаже, но выпущенных раньше.

Лео, критически прищурившись, наблюдал за Джеком, который так сильно перегнулся через стол, что едва не лег на него.

— Если ты захандрил, отдохни, и все пройдет. — Он снял со стены кий и подал Джеку, после чего продолжил лекцию: — Для женщины признание в том, что она была толста, как бочка, — верный шанс, если, конечно, сейчас она стройна, как тростинка. Необходимо, чтобы ее старые фото соседствовали с новым — для рекламы. Вот и все, четыре составные части, четыре ключевых момента успеха, моя золотая четверка: молодость, внешность, связи, лейбл. Я придумал стишок, чтобы не забыть… О, да ты, я вижу, на грани проигрыша.

Как насчет таланта? Стиля? Страсти, остроумия, человечности? Джек не стал задавать эти вопросы, не хотел выглядеть дураком, задал другой вопрос:

— Что, если автор — посредственность и с точки зрения внешности тоже, ему уже за двадцать пять, у него нет полезных связей и скандального прошлого?

— Всегда есть возможность это исправить. — Лео выбил шар так, чтобы Джек его не достал. — Вот тебе пример. «Простой фермер из Кентукки написал роман о любви и предательстве и попал в соискатели Пулитцеровской премии».

— Это ты про Макгуайра?

— И да и нет. На самом деле Карсон хорошо образован, к тому же он не ковбой, а землевладелец. На каких только курсах писательского мастерства он ни учился, именно там я его и нашел. Я понял, что рынок беллетристики перенасыщен урбанизированной заумью и прочей связанной с городом атрибутикой — наркотиками, моделями, изломанными характерами, — и стал искать автора с незатейливым реалистичным пером и мужественностью в стиле «мачо». Карсон как никто другой подходил на эту роль, но мне пришлось потрудиться, чтобы его продать. Он уже не молод и далеко не Адонис, к тому же его настоящее имя — Карсон Блоссом.

— Блоссом? — Джек прыснул.

— Я знаю, убийственная фамилия. С такой фамилией в жизни ничего не выиграешь, разве что соревнование на самую дойную корову. Но я обнаружил, что его среднее имя — Макгуайр и — бинго! Посмотри на писателей, которые добились успеха за последнее время, — Кормак Маккарти, Том Макгуэйн, Джей Макинерни, Франк Маккорт. Так что мы выбросили Блоссом, откопали старую бабушку Карсона — юродивую из Кентукки, весьма колоритную фигуру, послали к нему высококлассного фотографа и дали все это на откуп прессе. Мы никогда не заявляли, что Карсон — работник на ранчо, люди дополнили недостаток информации, глядя на ковбойскую шляпу, которую мы надели на Карсона затем лишь, чтобы скрыть лысину. Раз-два — и дело в шляпе. Уметь надо.

— Это верно. — У Джека слегка кружилась голова от такой разоблачающей откровенности. — Но разве это не надувательство?

— Еще какое! Просто дерьмо. Но так уж устроен мир. Нельзя добыть клад, не испачкав руки. Здесь все средства хороши.

— Даже ложь?

— Ложь — своего рода способ сказать правду. Иносказание — вот. — Лео улыбался загадочно, как сатир. — Кстати, моя игра.

Лео в самом деле выиграл — здесь все было по-честному.

— Главное, чтобы материал был добротный. А ты… — Лео наставил свой кий на Джека, — просто классный материал.

— Я? — Джек не сдержал благодарной и чуть глуповатой улыбки.

— Угу. Потому что ты — настоящий. И по правде говоря, лучше Карсона.

— Не знаю…

— Зато я знаю. Что скажешь насчет еще одной партии?

Когда Джек вышел из клуба, был уже четвертый час. На его губах блуждала улыбка. Прохожие смотрели на него как на юродивого. Грудь его распирало от гордости — он будет звездой, ему не грозит судьба неудачника, такого как Хауи. Он разбогатеет! Но благодаря самому себе, а не папочке. Все у него будет: презентации и автографы. Поездки по стране и интервью. Письма от поклонников. («Дорогой мистер Мэдисон, вы не представляете, как сильно…») Он приобретет известность. Никто больше не спросит, чем он занимается. Все будут знать, что перед ними талант. Нет, гений. Он вступит в клуб в Сохо и станет там своим человеком. Персонал будет его узнавать. «Привет, Джек!» Он не возражал против фамильярности. Бармен, не спрашивая, приготовит ему его любимый коктейль, пока Джек будет протискиваться сквозь толпу к своему любимому месту у стойки, похлопывая по плечам знакомых. В ожидании некой ослепительной особы, пригласившей его (или приглашенной им) на ленч, Джек поговорит с другими писателями о том, какая чертовски трудная эта творческая борьба. Поравнявшаяся с ним женщина шарахнулась в сторону, посмотрев на него как на чокнутого.

Откуда ей знать, что он — художник, человек искусства? А людям искусства позволительны странности в поведении. Джек улыбнулся, посмотрел на голубое небо и врезался в дерево, после чего вернулся к реальности. Он никогда не оставит Эллу, конечно же, нет. Он закончит роман, и Элла продаст его за ту цену, которую он стоит. А сколько стоит его роман? И чего стоит он сам, Джек Мэдисон, как писатель? Без Лео, который способен его раскрутить до ошеломляющего успеха? Позиционирование — это все. Действительно ли это так? Джек нахмурился. Конечно же, нет.

Но, блуждая по улицам, вдыхая теплый летний воздух, слегка захмелевший от вина и лести, Джек повторял про себя: «И наконец, победитель Пулитцеровской премии этого года — Джек Мэдисон…»