Джек открыл дверь спальни. На нем была измятая после сна футболка и линялые широченные трусы с изображением сочных губ на правой ягодице. Взявшись за дверную ручку, он постоял немного и по знакомой траектории, досыпая на ходу, отправился в ванную. Благополучно обогнул угол и резким ударом, как обычно, попытался открыть дверь. Но не тут-то было. Дверь оказалась запертой изнутри, и всю силу удара приняла на себя его ладонь.

— Выйду через минутку, — прощебетал женский голос. Фрея. Он и забыл, что она здесь.

Зашумела вода — это Фрея включила душ. Теперь жди целую вечность, она и не начинала мыться! Бормоча про себя проклятия, Джек поплелся на кухню, а оттуда на задний двор — непаханая целина сорняков и полусгнивших картонных коробок. Он сделал пару неверных шагов по растрескавшемуся бетону и в сердцах наступил на семейство одуванчиков. Постепенно чувства и ощущения возвращались к нему после сна, и Джек стал замечать надоедливый свист. Взгляд его упал на крохотное коричневое создание на ограде. Прыг-скок. Чик-чирик. Тупая птица. Он терпеть не мог, когда кто-то веселится с утра.

Боковым зрением ухватил что-то белое и трепещущее. Повернул голову и едва не задохнулся от возмущения. В углу двора была протянута веревка, и с нее свисали различные предметы несомненно дамского туалета, включая нижнее кружевное белье. Этого еще не хватало! Что подумают соседи, особенно этот Гарри с верхнего этажа, который до неприличия привязан к своей жене — прилип к ней, как присоска, и втайне наверняка завидует Джеку, ведущему совершенно независимый образ жизни! Не хотелось бы его разочаровывать. Джек решительным шагом пересек поросшую колючими сорняками площадку, сорвал с веревки еще влажное белье и унес в дом.

Он собирался расположиться в кресле, стоявшем в проходе между ванной и комнатой Фреи, и при ее появлении с раздраженным шуршанием перевернуть страницу, но план его сорвался: ванная уже освободилась. Теплый пар источал аромат. Джек поморщился. Что, если эта дрянь попала в систему подачи воды? Он не хотел благоухать, как девчонка.

Джек заперся в ванной и лишь тогда вспомнил, что унес одежду Фреи. Свалив ворох белья на сиденье унитаза, он заткнул раковину, открыл воду и намазал лицо пеной для бритья. Окунув бритву в теплую воду, провел лезвием по намыленной щеке. Ой! Тихо стеная, Джек смыл пену с горящей щеки и взглянул в зеркало. Половина лица была в крохотных красных точках. Что случилось с его лезвием? Он тут же сообразил, в чем дело, и с шумом распахнул дверь ванной.

— Фрея! — взревел он.

— Доброе утро, Джек, — отозвалась она с расстояния примерно трех футов. — Я как раз собираюсь приготовить кофе. На твою долю варить?

Она стояла в дверях кухни — безукоризненно причесанная, в деловом костюме, делающем женщину абсолютно недосягаемой.

— Ты брила этим ноги? — гневно спросил он, размахивая станком, словно ковбой лассо.

— Возможно… Да, верно, я забыла свою бритву у Майкла.

— Тогда купи себе новую. Посмотри на мое лицо! Теперь я весь день буду ходить в прыщах, как сопливый подросток!

— Прости, — сказала она без должного смирения.

— И еще ты заперла дверь ванной. Я чуть не сломал себе кисть о дверь.

— Плохо дело.

— Из-за тебя я теперь неделями работать не смогу. Для писателя руки — все равно что пальцы для пианиста.

Фрея скрестила руки на груди и как-то нехорошо улыбнулась:

— Какую кисть ты чуть не сломал, Тосканини?

— Не понял?

— Какую руку ты повредил? Ту, в которой у тебя станок, или другую, которой опираешься о стену?

Джек насупился.

— Поцелуй меня в зад, — прошипел он и пошел в ванную.

— Похоже, кто-то это уже сделал, — крикнула ему вслед Фрея. — Мне нравятся твои трусы.

Джек хлопнул дверью, включил душ на полную мощность и подставил под него лицо. Это временно, напомнил он себе, максимум две недели. Сегодня вторник, значит, осталось всего девять дней. Только девять дней? Всего девять? Джек запрокинул голову, как в страстной молитве. Вода текла по его щекам, словно слезы.

Лучшая тактика — стараться как можно реже попадаться друг другу на глаза. До сих пор ему это вполне удавалось. У Джека немного поднялось настроение, когда он вспомнил, что сбил спесь с Кэндис и она согласилась прийти на свидание в субботу вечером. Он с самого начала знал, что все у него получится, хотя не звонил до половины седьмого, чтобы заставить ее поволноваться. Она схватила трубку после первого же гудка, и все сомнения, если они и были, вмиг рассеялись. Ох уж эти молодые девицы! Вечер прошел почти по плану, хотя обсуждение опуса Кэндис оказалось чуть более резким, чем он ожидал. Ему в голову не могло прийти, что она придает такое значение ею же изобретенным наречиям. Кэндис в своем маленьком черном платье оказалась симпатичнее, чем он себе представлял. А без платья — просто восхитительна. После ресторана Джек, как настоящий южный джентльмен, проводил ее домой. Он уже знал, что ее соседка по комнате весьма кстати уехала (вот тут-то она точно попалась, никуда бы не делась, пришла бы на свидание, раз и об этом успела позаботиться), и, поскольку дама не возражала, решил остаться у нее до утра.

Джек вышел из душа, растерся полотенцем. Кэндис — славная девчушка. Когда они наконец выбрались из постели, она настояла на том, чтобы приготовить ему завтрак — оладьи с кленовым сиропом. Он не особенно любил оладьи, но приятно было наблюдать, как она для него старается. После завтрака, честно признаться, его охватило беспокойство. Квартирка у Кэндис оказалась крохотной: окна выходили на глухую стену — грязную и мрачную. Наверное, она не могла позволить себе ничего лучшего, но в четырех стенах Джек мучился клаустрофобией. Она предложила пойти в парк (зачем?), но он отговорился, сказав, что у него назначена встреча, это была чистая правда — он сам попросил Гаса устроить попойку в спортклубе.

Джек вернулся мыслями к Фрее. Три дня они прожили без проблем, хотелось надеяться, что оставшиеся девять пройдут так же гладко. Главное — не вторгаться в личную жизнь друг друга. В конце концов они взрослые люди. Оставалась одна крохотная загвоздка — он не предупредил Кэндис, что Фрея несколько дней поживет у него. Просто забыл.

Обернув вокруг пояса полотенце, Джек пошел в спальню переодеться. Натянув любимые джинсы и футболку, он ощутил сладостный аромат кофе и свежеподжаренных тостов. Хорошо все же, когда в доме живет женщина. Он появился на кухне в отличном расположении духа. Огляделся — ни кофе, ни тостов.

— Ты тосты не жарила?

— Что? — Фрея сидела на единственной табуретке — его табуретке — и была поглощена чтением газеты — его газеты.

Джек кашлянул. Не дождавшись реакции, принялся готовить завтрак — нарочно шуршал пластиковым пакетом из-под хлеба, гремел тостером, надеясь, что она устыдится и попросит у него прощения.

Наконец она подняла голову:

— Послушай, Блисс и Рики расплевались!

Джек вопросительно посмотрел на нее. Кто, черт возьми, эти Блисс и Рики?

— Ну ты и кретин! Блисс Богардо — супермодель. Рики Рэдикал — рок-звезда. Она застала его с женщиной-барабанщицей и схватила за яйца. Вот умора!

Фрея вновь принялась за чтение, подбирая с тарелки промасленные крошки.

— Дурацкие имена, — сказал Джек, — наверняка не настоящие.

— Разумеется. Ты, случаем, не пещерный человек?

— Предпочитаю не забивать голову пошлостями. А теперь, будь добра, дай мне полосу со спортивными новостями.

Фрея, бросив на него подозрительный взгляд, отсоединила нужные страницы и подала ему. Джек сразу увидел заголовок: «Шансы „Янки“ под угрозой — „Пинки“ наступают из последних сил». Сердце Джека болезненно сжалось. Хуже новостей не придумаешь.

— Боже мой! — пробормотала Фрея. — «Пинки наступают из последних сил» — это, конечно, не пошлость.

Джек молча налил себе кофе, достал из тостера хлеб, отнес на стол, а газету положил рядом. Открыл и снова закрыл холодильник.

— Куда ты дела молоко?

— Оно кончилось. Там оставалось на донышке.

Джек терпеть не мог кофе без молока и готов был вылить его в раковину. Вместо этого он притащил стул из гостиной, кряхтя под его неподъемной тяжестью, сел за шатающийся на рахитичных ножках стол и потянулся за маслом — спасибо, хоть масла ему оставила, намазал щедрой рукой еще горячий тост, чувствуя на себе неодобрительный взгляд Фреи.

— Вижу, ты большой любитель масла.

— Да, это так, — с нажимом на каждом слове ответил он.

— От масла здорово поправляются.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ничего. — Она принялась за второй — или третий? — тост. — Кстати, ты прибавил в весе с тех пор, как мы впервые встретились.

Джек машинально втянул живот.

— Это мышцы. Я регулярно играю в сквош.

— Мышцы! — Фрея залилась смехом.

Джек развернул газету. Новости не такие уж печальные. Подающий был в порядке, но…

— Я вот думаю, — послышался голос Фреи, — если я здесь ненадолго останусь, нам надо выработать кое-какие правила.

Джек с хрустом расправил газету, не прерывая чтения.

— Я хочу сказать, что люди, которые живут вместе, обычно составляют график… Эй? Ты еще здесь?

— Что?

— Может, договоримся, кто когда выносит мусор, сдает в прачечную белье, готовит ужин и моет посуду?

— Не стоит.

— Как насчет уборки? Твоя ванна представляет угрозу здоровью.

— Уборка не входит в сферу моих интересов.

— Как насчет гостей?

— Обычно я сам хожу в гости. — Тут до Джека дошел смысл сказанного и он опустил газету. — Ты имеешь в виду себя?

— Нет, Микки-Мауса.

— Ну что же… — Джек был, мягко говоря, смущен. Неужели Фрея собралась привести мужчину в его квартиру, в его кабинет, в его святилище, и… и… развлекаться с ним здесь? Она только что рассталась с Майклом. Где ее моральные принципы? — Думаю, мы могли бы предупредить друг друга, если бы захотели… — Джек закашлялся. — Один из нас мог бы просто уйти, чтобы дать другому возможность…

— Возможность уединиться.

— Именно.

— Еще один момент: я хотела бы внести свой вклад в ведение хозяйства. Сегодня я могла бы сходить на рынок — набить продуктами холодильник. У тебя есть персональные пожелания в смысле пищи?

— Ореховое мас…

Джек замер на полуслове. Набить холодильник. Разве не об этом его предупреждал Лео? Женщина старше его, предположительно «друг», которая как червяк вползает в твою жизнь и никогда не уходит.

— Нет! Не ходи на рынок!

Фрея озадаченно посмотрела на него и пожала плечами:

— Ладно. Тогда пойдешь ты. Я терпеть не могу покупать еду.

Джек тоже терпеть не мог ходить за продуктами. Надо же вляпаться в такое дерьмо! Фрея, поднявшись, поставила чашку и тарелку в раковину — мыть посуду она и не подумала. Кажется, собиралась уйти. Джек снова взялся за газету. Наконец-то мир и покой.

Но она не ушла — нет! Она открыла дверь, ведущую во двор, и завизжала:

— Кто-то украл мое белье!

— Я принес твои веши в дом.

— Ты взял мое белье? Зачем?

— Потому что… потому что оно высохло!

— Так где же оно?

— Не знаю. — Как можно думать о белье, когда «Янки» в беде? Джек постарался сосредоточиться. — Я… я, кажется, оставил твои вещи в ванной.

— Объясни, пожалуйста, зачем тебе понадобилось брать мое белье в ванную? — В голосе Фреи зазвучали металлические нотки.

Джек швырнул газету на стол:

— Мне ничего не понадобилось. Я забыл, что эти проклятые тряпки у меня в руках. Господи, Фрея, не смотри на меня так, будто я извращенец.

— Я не смотрю!

— Смотришь!

— Я не смотрю!

— Смотришь!

— Я не смотрю!

— Смотришь!

— Я не смотрю!

— Смотришь!

— Я не смотрю!

— Смотришь!

— Я не смотрю!

— Смотришь!

— Нет!

— Господи, ты когда-нибудь уйдешь на работу?

— Прямо сейчас. Не устраивай истерику.

— Я не устраиваю.

— Устраиваешь.

— Нет.

— Да, да, да!

Фрея, похоже, забавлялась. Джек поджал губы. Больше она из него ни слова не вытянет. Вот теперь она точно уйдет.

Но она не уходила. Почистила зубы, потом удалилась в свою комнату, вышла, снова вошла, вышла и чисто по-женски воскликнула: «Ах, надо же!», вероятно, что-то забыв, снова вернулась к себе, вышла. Он слышал, как застучали по кафельному полу ее каблучки, затем она снова возникла на пороге кухни, на сей раз с папкой для бумаг, прямая и гордая, как флагшток.

— Я просто хочу, чтобы ты знал, как я тебе благодарна за то, что ты меня приютил, — сказала она с веселой спонтанностью древнегреческого посланца, принесшего весть о резне в Спарте.

Джек пробурчал нечто невразумительное.

— Может, в качестве жеста доброй воли я могла бы тебе приготовить сегодня ужин?

О нет. Так легко ей его не поймать.

— Я ужинаю не дома.

— Вот альтернатива: я обнаружила в своей комнате множество сломанных электроприборов. Могу отнести их в ремонт, если хочешь…

— Нет. — Эти женщины хитрее самого дьявола. — Мне это совершенно не нужно.

— Тебе нравятся сломанные утюги?

— Очень даже.

— И сломанные будильники?

— Я страстно их люблю.

— И разбитые…

— Я люблю все, кроме разбитых пластинок. Не нуди, Фрея. Мне не нужна жена, иначе я давно бы ее завел.

— Жена, в единственном числе? Джек, ты тронулся.

— Послушай, тебе что, некуда пойти? Куда-то вроде публичной казни?

Ха! Вот что ее доконало. Она взбила волосы — то, что от них осталось, — и повернулась на каблуках. Она уходит! Тук-тук — стучат каблучки, — одна из пяти тысяч пар, что она складировала у него в кабинете. Он услышал, как открылась входная дверь, шум машин с улицы и… тишина. Часы отбивали секунды, и он с нетерпением ждал, когда наконец хлопнет входная дверь. Но так и не дождался. Голову распирало от напряжения, еще немного — и отлетят уши. Чего она ждет? Не выдержав, Джек встал из-за стола и пошел посмотреть, что происходит.

Она стояла на пороге, опустив голову и придерживая ногой пузатую сумку такого размера, в которой белке впору устроить зимний склад орехов. Зачем женщинам сумки, в которых они ничего не могут найти?

— О Джек, — пролепетала она, — у тебя есть мелочь на автобус?

— Нет, нет у меня долбаных четвертаков для твоего долбаного автобуса!

Фрея подняла голову и посмотрела на него как-то странно, даже испуганно. Но тут же распрямилась, повесила на плечо сумку, шагнула за порог и, одарив его ослепительной улыбкой, проворковала:

— До свидания, миленький. Удачного тебе дня в офисе. Ты не поцелуешь меня на прощание?

Джек захлопнул дверь перед самым ее носом.