Проходят месяцы. Пилот работает: летает над Нью-Йорком, много думает. Фея завела много подруг. Она стремится скрасить трудные мысли Пилота.

После работы Пилот идет на Бродвей. Ему нравится бродить в толпе. Вообще нравится наблюдать. Вот навстречу ему стремительно двигается юноша: взгляд в глубь асфальта, размашист и быстр шаг — абсолютное самоуглубление. Юноша задевает Пилота плечом.

— Тэн?! Это ты!

— Здравствуй, Пилот!

— Здорово, дружище!

Они обнимают друг друга.

— Как ты оказался здесь, Тэн?

— А как ты, Пилот?

— Ладно, давай зайдем в бар. У тебя есть время?

— Для тебя всегда, Пилот.

Они забираются в дальний угол. Загораживаются дымом. Потягивают через соломку прохладную жидкость.

— Я женился, Тэн.

— В твои то двадцать лет?

— Ты не представляешь, какая она прелесть.

Пилот рассказывает.

— Я рад за тебя!

Открытое лицо Тэна широко, счастливо улыбается, и Пилоту становится хорошо.

— А как поживаешь ты, Тэн?

— Работаю на заводе. Есть еда и жилье. Не на что жаловаться.

— Пишешь стихи?

— Не бросил.

— Прочитай что-нибудь. Как в детстве. Мы забирались в горы, и ты у костра всю ночь читал наизусть Уитмена, Маяковского, Брехта, Неруду, Макграта и Диего.

— Ты помнишь?

— Может быть, лучшее, что осталось от детства.

— Я прочту тебе самое свежее, — улыбнулся Тзн, — ты первый услышишь.

Тэн помолчал немного. Опустил голову. Начал.

— Миллионотелый город Вцепился в землю — Нью-Йорк! Я вижу тебя насквозь. Ты — каменная каша С вкраплениями живого — Нью-Йорк! Ты мертв, но внутри тебя жизнь. Труп, дышаший всеми страстями мира. Покойник, болящий всеми проблемами мира. Ты клокочешь изнутри, Нью-Йорк! На твоих улицах ежеминутно Насилуют девочек — Унижают, оплевывают человечность. Из твоего ООН через планету Летят призывы о человечности. Ты любишь себя: Своих людей, их права. Твои нищие зарываются в мусор. Твои подопечные замыкаются на ящики С экраном, Уставшими глазами впитывают Секс и кровь и деньги, деньги. Все стремятся к счастью — деньги! О, измордованный Нью-Йорк! Город людей, живущих собой. Город — вздыбленная, приправленная смогом, Бетонная каша. Все живое в тебе — распухшое мясо. С людей твоих содрана кожа — Вывернуто наружу ханжество, тупость, жадность. Розоватые бесформенные существа в тебе Любят, убивают, давятся, Толкаются, бьют. Все — ради счастья. Счастья Розоватого человечьего мяса. Я тоже лишен кожи. Вывернуто наружу сердце. Оно — напротив, налилось кровью, Плотоядно разевает на меня свою пасть. С отвращением обрываю Объединявшие нас сосуды. Лишенный опоры, падаю навзничь. Вместо неба вижу нечто громадное Железно-гладкое Над Нью-Йорком. О, Нью-Йорк!

Пилот опустил голову. Помешивает соломкой в бокале.

— Я занялся политикой, — говорит Тэн, — выступаю почти каждый день. На заводах и на улицах.

— Ты коммунист?

— Нет, зеленый. Активист нашего заводского комитета. У нас сколотилась хорошая боевая группа. Приходится сталкиваться с боевиками всех мастей. Интересно и трудно. А сегодня у меня митинг в Гарлеме.

— Я пойду с тобой.