1

Неподалеку от столицы Венгрии, в четырех пяти часах езды на машине, притулилась самая маленькая из ее областей, как бы зажатая между соседними крупными областями. Она была образована из двух приличных кусков, отхваченных от соседей-великанов. Искать ее на картах — напрасный труд.

Новая область поделена на три уезда. Один из них — сплошной лесной массив, второй — болота; в обоих — небольшое число жителей, и в экономическом отношении они малоперспективны. Зато Верешхедьский уезд восполняет ущербность двух своих собратьев. Посередине его пролегает гора Верешхедь; она растянулась почти на пятнадцать километров, однако и в самой своей высокой точке едва достигает ста пятидесяти метров. Южный склон горы почти полностью покрыт виноградниками, а на самой вершине и по всему северному склону — лес и густой кустарник.

Под горой тянется уже сильно заболоченный Мертвый рукав, отделяющий гору от Грязного луга, по которому на многие километры раскинулись луга и пастбища. У северного подножья горы начинаются холмы Беркеч, поросшие старым, уже вырождающимся виноградником; однако местные жители готовы поклясться, что вино с него получают вполне приличное, хотя и не столь известное, как с горы Верешхедь. Оно, конечно, не такое золотистое, как с южного склона — с туманно-зеленоватым оттенком и кисловатое. Зато молва утверждает, что беркечское вино способствует деторождению (правда, статистика свидетельствует, к сожалению, об обратном: хотя потребление вина на душу населения здесь и выше, чем, скажем, в будапештской корчме где нибудь в Ференцвароше, количество населения за последние пятнадцать лет сократилось почти наполовину). Лес с каждым годом все более и более оттесняет виноградники, старые виноградники вымирают, а молодые на смену не приходят. В противоположность горе Верешхедь с ее покатыми склонами беркечские холмы достаточно круты, и уход за виноградниками не осилил бы здесь и олимпийский чемпион. Впрочем, местные хозяева ни за свой труд, ни за свое вино и не рассчитывают получить медали.

В одно из восхитительных воскресений начала октября, когда над желтыми и багряно медными листьями проглядывает чистейшая синева неба, на бетонном шоссе, тянущемся вдоль полинявшего склона горы Верешхедь, остановилась белая «Лада».

Ее водитель, невысокого роста, коренастый человек с костистым лицом, вышел из машины в одной заправленной в брюки рубашке, поежился от холода и, достав из машины пиджак, надел его, потом осмотрелся. Дорога, на которой он остановился, отделяла заболоченный участок Мертвого рукава от подножья горы; по ее склону громоздились освобожденные от тяжести плодов виноградные лозы с побуревшей листвой, а между ними — винные погреба и давильни с обшарпанными оштукатуренными стенами и покрашенными в зеленый цвет дверьми. Кое где виднелись и жилые дома, но их было немного. Виноград повсюду уже убрали — это подтверждала и царившая над склоном тишина: не слышно было ни гулкого звучания бочек, ни веселого позвякивания ведер, ни оживленных восклицаний. Виноградники словно вымерли; только неумолчно чирикали облепившие их скворцы.

Мужчина в нерешительности постоял немного, потом двинулся по направлению к приземистому домику из красного камня. Он вошел в ворота и уверенно стал подниматься по выщербленной каменной лестнице. Прежде чем позвонить, остановился перед входной дверью и прислушался. Гудела стиральная машина, визжали дети, мяукала кошка. На его звонок открыла женщина лет тридцати пяти — сорока с заплетенными в косу и собранными в пучок густыми светлыми волосами и бледно голубыми глазами. Губы капризно надуты. Такое выражение бывает у обиженных детей или у не состоявшихся кинозвезд. Правильные черты лица позволяли думать, что когда то женщина отличалась красотой; теперь же было заметно, что она сильно похудела, из-за чего стали глубже морщины, да и сама она выглядела какой-то поблекшей, как рождественская елка в январе.

Посетитель тщательно обтер ноги о половичок, лежащий на желтой каменной плите, но женщина не распахнула дверь, а только слегка приоткрыв ее, спросила бесцветным голосом:

— Вам кого?

— Думаю, что вы мне и нужны. Вы ведь Варга Шандорне?

— Да. А вы кто?

— Я капитан полиции Депеш Тоот.

— Словом, вы пришли в связи с этим?..

Мужчина кивнул. Женщина в нерешительности отступила на шаг и сделала приглашающий жест.

— Входите.

Они вошли в просторную кухню, размеры которой говорили о том, что архитектор, планировавший ее, считал КС помещение самым важным в доме. Все четыре стены были обшиты сосновой доской; на застекленных полках выстроились хрустальные вазы, фарфоровая посуда. За большим дубовым столом, стоявшим в углу, могло уместиться за трапезой, по крайней мере, десять человек, хотя вокруг стола стояло только шесть стульев.

— Не сердитесь, что я пригласила вас в кухню, но в доме повсюду беспорядок — я как раз только что занялась уборкой. Уже что-нибудь удалось выяснить?

— Предварительное следствие закончилось, определенные результаты имеются.

На лице женщины впервые промелькнула слабая улыбка.

— Иначе говоря, это означает, что ничего не выяснено? Капитан полиции покачал головой.

— Что случилось с вашим мужем, мы действительно не знаем, но у нас есть кое-какие соображения, которые могут послужить основой для дальнейшего расследования.

— Это мало что дает моим детям и мне. Детям нужен отец, а мне — муж.

— Я и пришел, чтобы помочь вам, — капитан вдруг покраснел, словно спохватившись. — Словом… мы попытаемся все выяснить, но для этого необходима и ваша помощь.

Варгане с неудовольствием спросила:

— И чего же вы хотите? В свое время я все рассказала вашим коллегам.

— Меня интересует не то, что вы тогда рассказали — я прочел это в протоколах. Все таки вот уже два месяца, как человек бесследно исчез… Такое ведь нечасто случается.

— Что бы вы хотели еще узнать?

— Меня интересует, что за человек был ваш муж. Красиво очерченные губы сложились в горькую мину.

— Вы хотите знать о его коммерческих делах или о том, сколько раз на неделе он принимал ванну? А может быть, вам полезнее будет узнать, из скольких яиц я готовила ему яичницу?.. Зачем это все нужно?

Тоот смахнул со стола муравья.

— Я хочу выяснить причину его исчезновения. Поэтому мне важно знать, где он обычно бывал, каков круг его знакомых.

— Тогда вам лучше всего обратиться к Беле Надю.

— Кто это? Хотя погодите, кажется, в протоколах фигурировала эта фамилия. Он что, друг вашего мужа?

— Да, друг детства… Видите ли, может быть, это вам покажется странным, но я знала Шани только таким, каким он был дома. А дом занимал у него весьма малую часть времени. Поэтому я действительно не знаю, какой он был коммерсант, не знаю, насколько преуспел в политике, и даже не имею представления, как он вел себя в компании. Тоот взглянул на нее.

— Вы давно женаты?

— Мне было двадцать четыре года, когда я вышла за него замуж. Двенадцать лет назад.

— Вы хотите сказать, что за это время не успели узнать его?

— А вы женаты?

— Развелся после восьми лет брака.

— И вы можете сказать, что хорошо узнали свою жену?

— Пожалуй… под конец, — не сразу ответил Тоот. Варгане рассмеялась.

— Когда дело доходит до развода, это легко утверждать. Но пока связь не оборвалась, все гораздо сложнее. А когда брак распадается, все качества и все поступки другой стороны представляются в неблагоприятном свете.

— А ваше супружество каким было?

Варгане подняла на него взгляд, и Тоот с удивлением заметил, что в глубине ее светлых глаз, озаряющих печальное лицо, искрится юмор.

— Тут уже ваше расследование непосредственно переходит на меня, не так ли? Скажите откровенно, на каком основании вы чего то доискиваетесь здесь, коль скоро следствие уже закончено? Это мне не правится.

Тоот потер подбородок и задумчиво посмотрел на женщину.

— Если сказать правду, я здесь в качестве частного лица. Мне показалось, что это дело заслуживает внимания, и я решил разобраться в нем.

— У вас что, нет более интересного времяпрепровождения? Как видно, ваша жизнь не очень то упорядочена.

Капитан постарался уйти от этой темы.

— Оставим в стороне мою персону.

— Тогда вы спрашивайте.

— Каким Варга был в семье?

— Этаким «воскресным папой». Когда он бывал дома, то охотно занимался с детьми, но это случалось нечасто. Разумеется, с известной точки зрения понять его можно. Он был занят на руководящей работе в Верешхедьском виноградарском и винодельческом товариществе, а в последнее время окунулся и в политику, и она полностью съедала остатки его свободного времени. Не говоря уже о виноградниках, которые стали доставлять нам все больше забот. Да и строительство мы только только закончили. В последние месяцы он буквально разрывался.

— Вам очень его сейчас недостает? Женщина закусила губу.

— А вы подумайте — ведь все, о чем заботился муж, свалилось теперь на меня. Мне пришлось бегать в поисках мастеров, налаживать сбор винограда, работать да еще возиться с детьми. Когда поздно вечером я ложусь спать, у меня нет даже сил подумать о том, что случилось, — я засыпаю как убитая.

Вам не хватает мужа только как рабочей силы? Варгане слегка побледнела.

— Вот вы куда клоните. Вы ловко спрашиваете, а я, признаться, при моем нынешнем директоре отвыкла от деликатных вопросов. Спустя две недели после исчезновения мужа, когда стало более чем вероятно, что Шани уже не объявится, он вызвал меня к себе и осведомился, не хотела бы я стать его любовницей… Что же касается вашего вопроса, то скажу, что мне не хватает Шани и как мужчины, но, кажется, я уже смирилась с этим.

— Кто вы по специальности? Секретарша?

— Я? Почему вы так решили?

— Вы упомянули «вашего директора».

— Я преподаю в уездной средней школе.

Тоот помолчал немного, потом осмотрелся в уютной, со вкусом обставленной финской мебелью кухне; оглядел дубовый обеденный стол, итальянскую плитку — на белом фоне серые цветы, — которой был выложен пол. Нечасто увидишь на кухне такую обстановку.

— Сможете ли вы поддерживать привычный образ жизни?

Ответом была тихая легкая улыбка.

— Видите ли, у нас все есть, а вот деньги мы не копили. Шани всегда вкладывал их во что-нибудь, если у нас и появлялись лишние деньги, они тут же уплывали то па одно, то на другое. На хозяйство я всегда брала лишь необходимое. С долгами мы расплатились. Теперь будем жить на доход с виноградника плюс моя зарплата, как нибудь проживем.

— Нелегко вам будет.

— Знаю. Но что ж поделаешь?

— А вам не приходило в голову, что у вашего мужа отложена где то приличная сумма?

— Ради которой я могла бы лишить его жизни?

— Я не это имел в виду.

— Мне ничего не известно о каких либо его сбережениях.

— Если бы вас попросили в нескольких словах охарактеризовать мужа, что бы вы сказали?

Варгане задумалась.

— Добросердечный, открытый, немного вспыльчивый, типичный сангвиник, который и понятия не имел, что такое депрессия. Любимой его поговоркой было: «Будь веселой, а если не получается, — будь довольной». Ему удавалось и то и другое.

— А как бы вы охарактеризовали себя?

— Никак. Знаете, мне что-то начинают надоедать ваши вопросы. Особенно те, которые вы задаете из чистого любопытства. Скажите, разве сыщик обязательно должен быть «прилипалой»? Тоот улыбнулся.

— Разве только в той степени, в какой пожарник должен страдать пироманией, психолог — сам быть душевнобольным, а педагог — так и не повзрослевшим ребенком.

— Последнее — в мой адрес?

— Я не знаю вас, а вы не желаете мне помочь в этом.

— У вас есть еще вопросы, касающиеся мужа?

В голосе хозяйки дома прозвучали нотки, которые давали понять капитану полиции, что разговор вот-вот прекратится.

— Непосредственно перед исчезновением не замечали вы чего-то необычного в поведении мужа?

— Пожалуй, нет. Он сильно уставал, но это было характерно для него все последние годы. Впрочем, усталость к утру всегда проходила.

— У него не возникало мыслей о самоубийстве?

— У него?! Однажды он сказал, что если бы даже ослеп, то и тогда не впал бы в отчаяние. Он умел радоваться жизни. Я хотела бы обладать хоть десятой долей его жизнелюбия.

Тоот рассеянно барабанил пальцами по столу. Он помолчал и лишь после долгой паузы спросил:

— А что вы сами думаете об этом исчезновении?

— Я?

— Должны же у вас быть какие-то предположения! Чем вы можете объяснить все это? С чего бы ему исчезнуть?

Женщина впервые удостоила посетителя уважительным взглядом.

— Над этим я и вправду много задумывалась. Но если бы я догадалась, по какой причине он исчез, то догадалась бы, и где он может находиться.

— Вы думаете, что, если бы удалось узнать, что побудило его исчезнуть, это дало бы разгадку дела?

— Да. Только беда в том, что я и представить себе не могу, что явилось побудительным мотивом.

Тоот согласно кивнул головой.

— Приблизительно к такому же выводу пришли и мои коллеги. Возникли, правда, кое-какие версии, но — никаких доказательств…

— Тогда почему не закрывают дело?

— А вы хотели бы этого?

— Только по одной причине: чтобы освободиться наконец от всего. Я не принадлежу к тем людям, которые любят оглядываться назад. Я устала копаться в прошлом.

— Какие-нибудь деловые бумаги, письма остались после мужа?

Варгане молча поднялась, вышла из кухни и вскоре вернулась, держа в руках темно-коричневую деревянную шкатулку. Поставив ее на стол, сказала:

— Если хотите, можете взять это с собой. — Нет, благодарю. Если позволите, я просмотрю содержимое шкатулки сейчас. Это не займет много времени.

— Ну, часто это у вас займет. А я пока покончу со стиркой.

Просмотр документов действительно занял не меньше часа. Завершив эту работу, капитан закрыл шкатулку и стал ждать. Примерно еще через четверть часа Варгане вернулась в кухню.

— Нашли что-нибудь интересное?

Ничего особенного. Попалась, правда, одна фотографии. Кто здесь изображен?

— Фотография? — Варгане подошла поближе и стала за спиной Тоота. — Но ведь фотографии мы храним в другой шкатулке.

Снимок был слегка размыт. На крутом склоне горы стоят три молодых человека и девушка. Тоот сразу обратил внимание, что фигуры юношей — в тени, а девушка освещена ярким лучом солнца, проникающим сквозь листву. Отрешенное выражение ее красивого улыбающегося лица говорило о том, что этот луч солнца составлял для нее единственный источник радости. Судя по унылым лицам ее спутников, так оно и было на самом деле.

— Кто эта девушка? Варгане склонила голову.

— Это… это я, — произнесла она тихо, а потом с некоторым раздражением добавила: — Я даже и не знала об этой фотографии. Наверняка Шани переснял и увеличил се. По-моему, снимок сделан двенадцать лет назад, во время поездки в горы Бюкк.

— А кто эти молодые люди?

— Вот этот, слева, — муж. Рядом — его старый друг, через которого я познакомилась с Шани и с Белой. Имени и фамилии я уже не помню, он как-то быстро исчез с нашего горизонта. Справа стоит Бела Надь, я уже упоминала его… В ту пору мы часто совершали такие поездки.

— В одной и той же компании?

— У меня никогда не было подруг. Я не переносила женскую дружбу — это всегда сплетни, истерики и отвратительные для меня интимные признания.

— Конечно, с тремя обожателями интереснее и приятнее. Но рано или поздно приходится делать выбор. Не так ли?

— Да, и кого ни избери, жизнь все равно станет беднее. Выбор одновременно означает и отказ, самоограничение. В жизни каждого человека бывает наилучший период. Для меня он наступил в пятнадцать лет, когда я заметила, что ко мне льнут парни, а закончился в двадцать четыре года, когда вышла замуж и у меня родился первый ребенок. Но не подумайте, что отрицательную роль сыграл Шани. Мне вообще не следовало выходить замуж. У меня не только была заметная внешность, но и умом меня бог не обидел. Я вполне могла бы добиться чего угодно своими собственными силами…

— Не исключено, что сейчас вам как раз представляется такая возможность.

— Вы смеетесь? Сейчас я уже — раба своих детей, раба вещей, которые мы приобрели и которые я должна содержать в порядке. К тому же я постарела и похоронила себя в своем педагогическом коллективе, среди коллег-учителей. А если не находишь сферу приложения своему уму, то он увядает, пропадает.

Тоот напряженно слушал. У него было ощущение, что эта обвинительная речь родилась не вдруг.

— Где я могу найти Белу Надя?

— На субботу и воскресенье он обычно приезжает к себе на дачу. Тут, на другом склоне холма. Большой белый каменный дом с желтой верандой. Если пойдете до конца по этой дорожке, то и выйдете прямо к дому.

— Что он за человек?

— Холостяк.

— А как бы вы его охарактеризовали?

— Невнимательный, эгоистичный, капризный.

— Вы не любите его?

— Почему же? Он наш лучший друг.

Тоот принял это к сведению и, попросив прощения за беспокойство, направился к выходу.

 

2

Дорожка огибала невысокий холм и исчезала в красных воротах большого каменного дома. Отсюда открывался хороший вид на Мертвый рукав. Ряды виноградников спускались до самого берега. Утренний туман уже поднялся над водой, и в ее серовато-беловатом зеркале зеленели пятна буйных водорослей. У края зарослей блекло-желтого тростника и осоки на легкой ряби едва колышимой южным ветром воды плавно покачивались лысухи. На миндальном дереве, росшем у дороги, трещала белогрудая сорока, но, как-только Тоот приблизился, она взмахнула своими сине-белыми крыльями и улетела. Где-то прокукарекал запоздалый петух, со стороны шоссе послышалось шуршание автомобильных шин. И снова воцарилась тишина.

Ворота были заперты. Поколебавшись немного, Тоот собрался уже повернуть назад, когда заметил тонкую струйку дыма над крышей дома. Звонка не было, поэтому капитан изо всей силы потряс железную решетку и крикнул. Подождав несколько минут, он перемахнул через калитку и оказался на аккуратно подстриженном газоне. Небольшой двор окаймляла живая зеленая изгородь из кустарника. Тоот подошел к входной двери и постучал, потом нажал дверную ручку, по дверь тоже была заперта. Постояв немного, он решил обойти дом вокруг. В задней части здания, там, где начинался виноградник, Тоот увидел черную железную дверь. Толкнув дверь плечом, он открыл ее. Изнутри послышались шум опрокинутого стула и ругательство. Тоот устремился вперед. Из-под упавшей табуретки выбрался разъяренный мужчина. Рядом на горящей газовой плите стоила пятнадцати-литровая медная посудина, из которой была отведена трубка в белое эмалированное ведро. В котле кипела какая-то жидкость, издававшая характерный запах самогона. Мужчина с воинственным видом подошел к Тооту.

— Какого черта вам здесь надо? Или вы не видели, что ворота закрыты?! И как вы сюда попали?

Это был человек лет тридцати пяти — тридцати восьми, С усталым лицом и неуверенным взглядом. По-видимому, он принадлежал к тому типу мужчин, у которых вся энергия уходит на стремление казаться моложе своего возраста. Одна прическа, наверное, занимала по утрам, по крайней мере, четверть часа: нужно было ухитриться прикрыть реденькими волосами все более увеличивающиеся пролысины.

— Меня зовут Денеш Тоот. Я — капитан полиции. У мужчины перекосилось лицо.

— Черт бы их побрал! Значит, донесли… А эта проклятая железная дверь закрывается только снаружи. Я знал, что она меня подведет.

Наступило минутное молчание.

— Скажите, — осторожно начал мужчина, — а может, мы с вами договоримся?

— Как прикажете вас понимать?

— Ну, может быть, мы могли бы в чем-то сотрудничать?

— Пожалуй, смогли бы. Но, прежде чем вы предложите мне бутыль палинки, которую я вынужден был бы расценивать как подкуп, я скажу вам, что веду расследование по делу об исчезновении Шандора Варги и упомянутое вами сотрудничество готов принять в виде информации, которой вы снабдили бы меня по этому вопросу.

— Так бы с этого и начинали! — Самогонщик ухмыльнулся. — Конечно, я помогу вам. И вовсе не потому, что я обделался со страха. У меня неплохие связи, и все же было бы скверно, если бы начали капать на меня. Тем более с учетом моего служебного положения…

— А кто вы по должности?

— Начальник отдела министерства.

— И тем не менее нуждаетесь в этом? — Тоот кивнул на самогонный аппарат.

— Вообще-то говоря, нет. Но я же варю не для продажи. Мне приятно поставить на стол, когда сижу с друзьями, палинку своего производства. Видите ли, я как-то не очень доверяю теперь нашей химической промышленности.

Тоот сел на табуретку.

— Вы давно знакомы с Шандором Варгой?

— Тридцать шесть лет. — Сколько?!

Бела Надь удовлетворенно осклабился.

— Значит, вы не поверили бы, глядя на меня, что мне тридцать девять лет? Я выгляжу максимум на тридцать два. А знаете, в чем секрет? Нельзя больше недели проводить время с одной и той же женщиной. За короткий срок не испытываешь душевных разочарований и огорчений, которые рано или поздно накладывают отпечаток на твое лицо. Вы ведь женаты?

— Что за человек Варга?

Бела Надь заглянул в ведро, в которое стекали последние капли палинки.

— Первое, что мне приходит на ум, — интересная личность. Очень интересная.

— Что это означает в вашем понимании?

— Ну, такой человек, который не стремится преодолеть свои противоречия, как это делаю я, а весело и мирно сосуществует с ними, даже подчас над ними потешается.

— что-то я не совсем понимаю.

— Скажем, живет, замкнувшись в своем небольшом мирке, внешне абсолютно так же, как и соседи. А потом выясняется, что делает такие вещи, которые соседу и в голову не придут.

— Все еще не ясно.

— Он человек, в котором противоположные качества хорошо уживаются друг с другом. Похож на машину, в которой не хватает определенных деталей, или наоборот: все есть, но смонтированы неправильно. Однако машина, несмотря на это, отлично работает.

— Например?

— Трудно привести какой-то пример. Хотя, впрочем, один подойдет. Вы знаете Маргит, жену Шандора? А Клаудию?

— Это кто?

— Это его большая любовь два года тому назад. Я был здесь, когда он ради нее оставил семью. Шани собрал чемодан и сказал жене, что, мол, едет в Будапешт, на недельные курсы повышения квалификации. Поскольку он очень боялся Маргит, то решил, что через неделю напишет ей письмо и сообщит, что больше не вернется домой, так как нашел новое счастье. Меня он попросил проводить его на станцию. И, когда в поезд стал садиться, говорит мне: «Наверное, я никогда уже больше не увижу эти места…» Однако через три дня Шани вернулся, сказав домочадцам, что очень соскучился и раньше срока уехал с курсов.

А не считаете ли вы вероятным, что и сейчас он «исчез», просто переехав к кому-нибудь?

— Это исключено. Семью он, может быть, еще и бросил бы, но свою работу и свои коммерческие дела — никогда.

— Ну а помимо того, что вы рассказали, что бы вы еще могли сообщить о нем… как о человеке?

Бела Надь встал с табуретки, подошел к полке и, сняв с нее лафитный стаканчик, зачерпнул палинки и пригубил. Тотчас же физиономия у него покраснела, даже приобрела какой-то лиловатый оттенок. Он довольно крякнул.

— По крайней мере, пятьдесят пять градусов… Словом, его отличали две, пожалуй, наиболее характерные для него черты: добросердечность и страсть к фантазированию, в чем иногда он доходил до крайностей. Он никогда не жалел ни ценностей, ни денег, все готов был отдать друзьям, если те в чем-то нуждались.

— Но, может быть, это было показное?

— Отчасти возможно. Но по большому счету — нет. Он часто говорил, что людей можно поделить по принципу: завистливы они или добросердечны. Он всегда был широким человеком.

— А что касается страсти к фантазиям?

— Еще будучи маленьким мальчиком, он рассказывал истории прямо как сказочник Андерсен. Одно время я верил всему, что он говорил. А спустя несколько лет подумал, что по некоторым признакам игры я уже могу судить, где у него правда, а где выдумка. А вот совсем недавно я пришел к выводу, что заблуждался: этот человек непредсказуемый, его нельзя «вычислить» — ведь он и самого себя обманывает. У меня достаточно хорошая память, и я помню, как однажды лет пять тому назад он рассказал историю, героем которой был один из его друзей, а в этом году он сам уже стал ее героем. Я никак не среагировал на это. На протяжении нескольких лет я выслушивал его истории, по меньшей мере, в десятках вариантов. Какой-нибудь забавный случай излагался им всякий раз по-разному в зависимости от состава компании и от настроения; свои рассказы он перекраивал и перекрашивал, но всегда очень удачно. По сути дела, ему бы нужно быть писателем. Раньше между нами было этакое детское соревнование: каждый из нас хотел казаться старше, солиднее другого. И тогда, во время прогулок в горы или игры в пингпонг, мы часто ссорились и старались больно ужалить друг друга, хорошо зная слабые места каждого. Но позднее мы пришли к мысли, что в жизни нам и так порядком достается — па работе, в семье, в армии, бюрократических учреждениях, чтобы еще отравлять нашу дружбу. А вообще-то дружба, завязавшаяся с детских лет, разрушается отнюдь не из-за женитьбы, как многие думают, а из-за того, что один не замечает, что другому становится все тяжелее поддерживать былые отношения, былое настроение. Какое-то время и мы вылавливали промахи друг друга, а потом как-то одновременно пришли к тому, что так дальше не пойдет. Надо уступать друг другу, проявлять терпение. И мы оба объявили табу на некоторые темы; более того: хвалили один другого, даже если про себя думали: «Ну и дурак!» Мы сумели вернуть взаимоотношения детских лет, и это благотворно сказалось на нашей дружбе…

Тоот поскреб подбородок. И тут же поймал себя на мысли, что не без удовольствия подумал о находящейся в ведре палинке.

— По вашему мнению, куда мог исчезнуть Варга? Бела Надь снова пригубил палинки.

— Неужели придется переваривать? Что-то першит от нее в горле… Куда исчез? Понятия не имею.

— А почему, из-за чего?

— Даже представить себе не могу.

— Но вы же хорошо его знали. Верно?

— Верно. Но о некоторых вещах, связанных с ним, я и не слышал и слышать не хотел. Что же касается его «женских дел», то я, разумеется, был в полном курсе — каждую субботу он излагал мне свои истории, в значительной степени, По-моему, выдуманные. Но, стоило ему начать рассказывать мне о своих коммерческих делах, я тотчас же затыкал уши.

— Почему?

— А вы не догадываетесь?

— Совершенно не догадываюсь.

— А потому, что вопреки поверьям и поговорке знание — не всегда сила.

— Но вы хоть знаете, кто были его знакомые, друзья? Бела Надь махнул рукой.

— А что это вам даст? У вас ведь есть протокол, который полтора месяца назад составили ваши коллеги. Думаю, что они беседовали не только со мной?

— Правильно. Но я хотел бы переговорить с теми, с кем они не беседовали. С теми, кто, но вашему мнению, хорошо знал Шандора Варгу и мог бы рассказать мне о нем что-то новое.

— Кое-кого я знаю. Но если бы вы захотели найти всех, то вам для этого пришлось бы мобилизовать всю полицию. Шани — такой человек, у которого еженедельно появлялась дюжина новых друзей и знакомых.

Тоот передернул плечами. Через полуоткрытую дверь внутреннего погреба он увидел несколько бочек, даже еще не закупоренных, а лишь прикрытых виноградными листьями.

— Полагаю, Варга помогал вам в реализации вина. Надь ответил на это недобрым смешком.

— А что прикажете делать? Государство скупает вино по четырнадцать форинтов за литр, его разбавляют водой, отчего мое вино становится только хуже, потом продают по пятьдесят пять. Аж зло берет. Лучше уж продавать сам виноград. Шани же — председатель местного виноградарского и винодельческого товарищества, а это означает, что мне платят за литр на несколько форинтов больше, оценивая вино по первому классу. вообще-то оно того и стоит, только без знакомства ничего не докажешь. Шани помогал мне, я помогаю ему. Скажу вам прямо, что с устройством его детей-школьников не будет никаких проблем, пока я работаю в министерстве. Думаю, что теперь-то они особенно нуждаются в моей помощи.

— Что вы хотите этим сказать?

— Я думаю, Шани уже не объявится. Па чем вы это основываете?

Надь постучал себя пальцем по лбу:

— Вот на этом. С ним, наверное, случилось что-то дурное.

— А кому, по вашему мнению, выгодно его исчезновение?

— Не знаю.

— И все же. Может быть, его жене?

— Тогда бы она очень прогадала в своих материальных интересах.

— Есть люди, для которых это не самое главное.

— Вы к ним относитесь?

— Не думаю, чтобы это касалось нашей темы. Надь пожал плечами.

— Не знаю, смогу ли я сообщить вам что-то новое.

— Какого вы мнения о жене Варги?

Надь на минуту задумался, словно подбирая слова.

— Интересная женщина, исключительная натура. Крепка, как стальная пружина. Ее не сломать, какая бы тяжесть ни легла ей на плечи. В крайнем случае согнется немного. А потом сбросит груз и снова выпрямится. Пожалуй, Шани был слишком легковесен для нее. Такой живой, подвижный, но стоило получить ему удар… Я имею в виду душевный… Да и боялся он жены как огня…

— Боялся?

— Ну, разумеется, в переносном смысле. Дома он никогда не рисковал быть таким, каким был на самом деле. А эта женщина, если ей что не нравилось, буквально замораживала все вокруг себя — это она умела! Говорят, и преподаватели, ее коллеги, трясутся со страху перед ней, даже сам директор немеет в ее присутствии. Наверное, потому, что она строит жизнь по своим принципам…

— В каком смысле?

— И вы и я, думаю, воспринимаем жизнь такою, какая она есть. Если наше представление не совпадает с тем, что есть на самом деле, то мы отказываемся от него. Маргит же вырабатывает свою теорию, согласно которой те или иные человеческие отношения должны быть именно такими, как-того требует логика, ее логика. Я даже не знаю, что это за тип людей. Они хотят преобразить мир в соответствии со своими представлениями, а не наоборот… Боже мой, как-только подумаю, что она ведь и меня могла выбрать! Мороз по коже пробегает.

— А вы женились бы на ней?

— Тогда? Мы все были без ума от нее. Если бы вы видели, как она выглядела десять лет назад! Как настоящая кинозвезда! Только была еще и умна.

Тоот кивнул головой.

— Как вы считаете, что сделает такая женщина, если пожелает освободиться от своего мужа?

— Куда вы гнете?

— Никуда. Любопытно узнать ваше мнение.

— Выразительно посмотрит на дверь, и муж так и вылетит прочь и больше никогда не посмеет вернуться.

Тоот неудовлетворенно покачал головой.

— Сколько денег могло быть у Варги и где он их держал?

— Понятия никакого не имею.

— Был ли у него такой враг, который был бы способен…

— Нет. Да вы и сами знаете, что это не имело смысла. С Шандором либо произошел несчастный случай, либо ему устроили исчезновение.

— И кто бы мог это «устроить»?

— А это уже вам нужно расследовать.

— Хорошо. А сейчас я хотел бы услышать о его друзьях, знакомых, компаньонах по коммерческим сделкам. Имена, адреса, а также кое-какие подробности.

Надь запустил пятерню в волосы и был явно огорчен, заметив между пальцами несколько волосков.

— Чем вы пользуетесь против полысения?

— Ничем. У меня не падают волосы.

— Значит, у вас не все в порядке по мужской линии. Настоящий мужчина, активно вырабатывая гормоны, одновременно лысеет.

— Ну так вернемся к Шандору Варге.

— А знаете, все же я не люблю его…

 

3

Дорога заняла не больше пятнадцати минут. Машину сильно потряхивало на растрескавшемся бетонном шоссе, вьющемся у подножья северного склона горы. Туман уже полностью рассеялся, и синеющие холмы Беркеч казались в прозрачном воздухе настолько близкими, что у Тоота было ощущение — стоит ему открыть окошко и протянуть руку, он чуть ли не коснется их. Ветер становился сильнее, кружил желтые, коричневые и красные листья, осыпающиеся с придорожных деревьев, теперь он дул к востоку, в сторону отливающих холодным синим цветом холмов. Ослепительно светило солнце.

При въезде в городок Надькенде Тоот сразу заметил башенный кран. Ему не пришлось добираться долго, через пять минут после того, как Тоот позвонил Элеку Фенешу, он уже переступил порог конторки строительства. Фенеш был высокий, крупный мужчина лет тридцати пяти — сорока, с небритым загорелым лицом. Странный контраст с доброжелательной улыбкой составляло резкое очертание верхней губы, из-под которой выглядывали два острых резца. Казалось, Фенешу давно уже не доставляли удовольствия чьи-либо визиты.

— Добрый день, дорогой господин. С кем имею честь? Тоот представился. Улыбка на мгновение перекосилась, но потом все-таки удержалась на лице.

— Очень приятно. Чем могу служить?

— Мне хотелось бы получить от вас кое-какую информацию.

Фенеш оглянулся на вахтера, сидевшего у конторки.

— Пойдемте, пожалуй, прогуляемся.

Они вышли и прошагали до границы города, где громоздились наполовину готовые дома нового микрорайона. Хотя был воскресный день, на стройке несколько человек работали, правда, с явной прохладцей.

— Итак, о чем бы вы хотели поговорить со мной?

Фенеш остановился совсем близко от Тоота, так что капитан слышал его прерывистое, тяжелое, как у большинства тучных людей, дыхание. Он был одет в серебристо-серую рубашку в талию, такого же цвета облегающие брюки и серые полуботинки с узкими носами. «Где-то я уже видел этого человека», — мелькнуло в голове у Тоота. Но потом он быстро сообразил, что не сам Фенеш ему знаком, а подобный тип мужчин.

— Я хотел бы задать вам несколько вопросов о вашем друге Шандоре Варге.

Напряженная улыбка Фенеша окончательно растаяла.

— Так уже больше месяца назад меня расспрашивали о нем сотрудники полиции. Наверное, и вы в связи с его исчезновением…

Да и в связи с этим. Что вам об этом известно?

— То же, что и тогда, иначе говоря, ничего. — Ничего?

— как-то вечером он подскочил сюда. Мы разговорились. Если мне память не изменяет, это было в среду — нам только что привезли бетонные балки. Мы условились, что в пятницу я подъеду к ним. И в пятницу в четыре часа пополудни я уже был у них. Маргит выглядела явно обеспокоенной: накануне, в четверг, Шани, вернувшись с работы, сказал, что ему, мол, надо еще кое-куда сходить, но к ужину, не позже, будет дома. И с тех пор его никто не видел. Я остался у них, чтобы успокоить Маргит.

— По вашему мнению, куда и почему исчез Варга?

— Может быть, за границу сбежал.

— Чего ради он бы это сделал? У него тут было все.

— А может, ему все надоело — наверное, и с вами так бывало хоть раз? — назидательно проговорил Фенеш.

Тоот посмотрел в сторону, и взгляд его остановился на равномерно двигающемся башенном кране. В вышине кружила стая ворон, над головой раздался резкий крик, и тут же он почувствовал, как что-то теплое растеклось по руке, просочившись через рукав рубашки — птицы по-своему «одарили» его. Тоот взглянул на Фенеша и заметил злорадную ухмылку, которая, правда, тотчас же сменилась раскатистым смехом. Тоот вытер рубашку носовым платком.

— Вам весело? — спросил он. Фенеш постарался подавить смех.

— Простите, но мне на память пришел веселый анекдот. Приходит карлик к доктору…

— Ваши личные связи с Варгой какой носили характер?

— Что вы имеете в виду?

— Вы имели с ним контакты либо по коммерческой линии, либо, простите, по… сексуальной, как партнер?

Мужчина сильно вздрогнул, потом втянул голову в плечи и опасливо огляделся.

— Тише! Вы что, с ума сошли? — забормотал он, положив руку на плечо капитану. — Не забывайте — мы же находимся в провинции. А чтобы вы знали — я предпочитаю в этих делах гетерогенность.

— Это что такое?

— Как бы вам сказать? Когда — так, а когда сяк.

— А Варга?

— Да никак. У меня с ним исключительно товарищеские отношения. Мы вместе ходили в гимназию в Дебрецене, а потом, спустя несколько лет, снова встретились.

— На какой почве?

— Как старые друзья.

Тоот доброжелательно кивнул.

— Ну ясно, за бутылочкой вина поговорили о старых добрых временах. О товарищах по гимназии, о девушках, о педагогах. И так затем каждую свободную субботу?

— А почему бы нет? У нас много общих тем для разговоров.

— Верю. Но вы не из тех людей, которые проповедуют совершенно бескорыстную дружбу.

Фенеш снова улыбнулся.

— Дружба основывается на взаимной выгоде. Может быть, у вас другое мнение?

Тоот сделал нетерпеливый жест.

— Вряд ли сейчас интересно мое мнение. Лучше скажите, что означала для вас эта «взаимная выгода»?

— У меня была бесплатная летняя дача. Я мог иногда приехать туда и с другом, и с подругой.

— А Варге какая с этого была выгода?

— Ему всегда не хватало общества, компании. А обо мне многие говорят, что я приятный, компанейский человек.

Тоот на секунду задумался.

— Вы — инженер-строитель. Я думаю, вы имели возможность оказать Варге ту или иную услугу, связанную со строительством. Равно как и ваши знакомые — его знакомым. И в проектировании, и с материалами…

Фенеш с удивлением взглянул на капитана.

— А разве мы не для того живем, чтобы помогать друг другу? А?

— Странное у вас представление о дружеских симпатиях. Оно ограничивается десятью, а исключает сто человек.

Инженер осуждающе покачал головой.

— Я не понимаю вас. Эта сотня тоже постоянно имеет свои возможности. Если вы, например, сделаете мне любезность, то можете рассчитывать на мою благодарность. Это в человеческой натуре. Вы же не хотите сделать мне неприятность?

— А вы думаете, я мог бы?

— Разумеется. Хотя ничего предосудительного обо мне вы сказать не смогли бы, но своими подозрениями репутацию мою попортили бы. А начальство любит и уважает меня.

— Ну и подчиненные, наверное, вас уважают?

Фенеш бросил на Тоота настороженный взгляд. Потом почесал затылок.

— Вы, вижу, думаете, что я коррумпирован?

— А что, разве нет?

— По вашей шкале ценностей — да. Но вы ведь знаете, как у нас: если ты не отрастил себе морду или не подкармливаешься от государственной монополии, ты даже и презрения то не достоин. И наоборот: ловких людей уважают. Понятиями прошлого века меряет, пожалуй, лишь учительница гимназии, и то потому, что ей красть нечего.

Но уже и она непорядочна в том смысле, что имеет возможность накляузничать директору на своих коллег, ради того, чтобы получить прибавку к зарплате.

— А Варга, по вашему выражению, «отрастил себе морду»?

— Нет, не сказал бы. Он был динамичной личностью.

— Это что означает?

Фенеш сверкнул своими круглыми, как у ребенка, главами.

— Знаете, в чем была разница между нами двумя? — Левой рукой он похлопал мускулы на своей правой. — Казалось бы, мы с ним были оба вот такими крепкими, оба одной породы, ну, как две рыбы. Но делото в том, что я щука, которая больше метра не бывает, а Шани — акула, которая достигает и пяти метров.

— Что вы хотите этим сказать?

— Что мне заранее определено судьбой быть маленьким. Я, конечно, использую свои связи, свожу людей, которые до этого не знали друг друга, а затем, глядишь, и мне оттуда, отсюда что-то перепадает. А Шандору этого было мало. На ближайшие годы у него были такие планы, от которых у меня, что называется, волосы дыбом вставали: он хотел приобрести бензоколонку и открыть самостоятельную топливно-торговую базу; даже нашел уже для этого нужные связи.

— Вы не завидовали ему?

— У него было два преимущества по сравнению со мной. Первое — его характер. Он повсюду хорошо себя чувствовал; он как-то сказал даже, что и в тюрьме ему было бы хорошо. Это не голая фраза; он и в армии в ус не дул. Знаете, тот, кто не боится тюрьмы, может браться и за дела покрупнее. Я боюсь. А он брался и за политические дела. В последние годы успешно пошел по этой линии. И чем выше поднимался, тем становился самоувереннее. как-то сказал мне: «Старина, это тебе не в башне. Там, чем выше поднимаешься, тем больше голова кружится. А тут — наоборот».

— Вам обоим не мешало, что вы знали о делах друг Друга?

— Без взаимного доверия далеко не уедешь.

— Однако вы только сейчас так открыто говорите обо всем.

— Бедняга ушел в иной мир. Теперь ему все равно.

— Откуда вы взяли, что Варга мертв?

— Ребенок я, что ли! Шани достиг уже такого положения, что не мог отложить свои дела ни на неделю. Конкуренция не дает прохлаждаться.

— Давно он стал работать такими темпами?

— Да лет десять-двенадцать. По крайней мере, я так считаю.

— Из каких источников он черпал деньги?

— На этот вопрос я затрудняюсь ответить.

— Меня, собственно говоря, интересуют два вопроса: откуда поступали и куда уходили его деньги?

— А вы что — фининспектор, что ли?

— Нет. Но практика показывает, что причиной многих преступлений являются деньги.

— Видите ли, могу поделиться только своими предположениями. Он имел доход от различных гешефтов, он посредничал или оказывал какие-то любезности в перепродаже антиквариата, вина. А в продаже он выступал как самостоятельный предприниматель.

— А за ваши любезности он чем расплачивался?

— Любезностями.

— Какими? Фенеш осклабился.

— Не думаю, что это могло бы вас касаться. Капитан внимательно посмотрел на собеседника, но тот выдержал его взгляд.

— Ладно. В общем-то, вы меня не интересуете.

Фенеш удовлетворенно кивнул, как бы обозначая свое согласие с этим заявлением, а потом несколько натянуто, словно сопротивляясь самому себе, сказал:

— Пожалуй, я сделаю вам пода… или, скажем так: я готов помочь вам кое в чем.

— Что ж, попробуйте.

— Если хотите, сегодня вечером я сведу вас с одним человеком, который был знаком с определенной частью деловых операций Варги.

— Кто это?

— Одна женщина. Работает продавщицей в валютном магазине. Если вы ловкий человек, то сможете многое из нее выжать. Конечно, не в роли полицейского, иначе дверь захлопнется перед самым вашим носом. Я скажу, что вы мой друг. Она тоже захватит с собой подругу, и мы поедем ко мне на квартиру. Напоим их, если удастся — побалуемся. А вы осторожно выспросите что вам нужно. Так и совместим приятное с полезным. Идет?

— Очень хорошо. Чем я обязан такому расположению?

— Мне нужны друзья. Повсюду.

— Ну, что ж, одного вы завоевали. Спиртное брать?

— Да, и не какое-нибудь. Это ведь, простите, престижные курвы. Я возьму бутылку английского джина, а вы — бутылочку «Хенесси».

— Это еще что такое?

— Коньяк, французский. Правда, дорогой.

— А где его можно купить?

— Знаете что? Мне все равно надо заехать в областное управление. Я по дороге куплю. Давайте шестьсот форинтов.

— Сколько?

— Все зависит от того, стоит ли этого информация, которую вы надеетесь получить. А задаром сейчас и поцелуя не получишь.

Фенеш небрежно засунул в карман рубашки деньги, которые без особого энтузиазма вручил ему Тоот.

— И еще одно. Поскольку мы друзья, то нам следовало бы обращаться друг к другу на «ты». Могу я называть тебя Дени?

— Я буду только рад.

Физиономия Фенеша расплылась в широченной улыбке. Он неожиданно сунул руку в карман и извлек какую-то купюру.

— А сейчас мы с тобой зайдем в «Конзум» и обсудим наше рандеву с девочками. Знаешь, что это? Пятидолларовая бумажка. Я приглашаю тебя на хорошее пиво.

Тоот провел рукой по небритому подбородку.

— А скажи, Элек, у Варги здесь, в окрестностях, не было давильни?

Фенеш с удивлением спросил:

— Откуда ты догадался? Он действительно пять лет тому назад купил участок и построил на нем домик с погребом и давильней. Приблизительно в пятнадцати километрах отсюда. С восточной стороны холмов Беркеч.

— Я бы заглянул туда сейчас. Легко найти?

— У тебя есть карта? Тоот кивнул.

— Тогда нет ничего проще. Ты поедешь до Пагоняйского развилка, у леса Дегкути повернешь налево и дальше увидишь небольшой конусообразный холм, его называют Колпаком. Вот, вижу, ты уже нашел это место на карте. На этом холме — несколько, совсем немного, погребков. Тот, который принадлежит Шандору, легко узнать: единственный красный каменный домик. Шани строил его из верешхедьского камня, а остальные построены из беркечского известняка.

Тоот протянул Фенешу руку.

— К десяти буду у тебя. Напиши мне адрес. А сейчас еще один, последний вопрос. Какого ты мнения о жене Варги?

— О Маргит? Она ведь даже не взяла фамилию мужа. Знаешь, это не в ее характере, она ведь дорожит своей самостоятельностью.

 

4

Когда лес Дегкути остался позади, Тоот проехал еще с километр и остановился у края дороги. Действительно, дом Варги нельзя было спутать с другими строениями, хотя до него оставался еще, по крайней мере, километр. Его сводчатый фасад ярко выделялся своим красным цветом на фоне зеленого леса. Тоот взглянул на часы: тридцать пять четвертого. Солнце уже клонилось к западу и сейчас стояло над серо-синими холмами. Небо было безоблачным. Капитан окинул взглядом долину, края которой поднимались амфитеатром, но не заметил ни души. Местность использовалась под пастбища, в которые то там, то здесь вклинивались полоски пахотной земли, а дальше — кочковатая, поросшая ситником, запустелая земля. Оставив машину на обочине, Тоот зашагал прямо по жухлой траве. Минут через пятнадцать он достиг цели. Земля вокруг давно не обрабатывалась; там, где когда-то, по-видимому, росла кукуруза, теперь был пустырь, покрытый метровым сорняком; виноградные лозы распростерлись по земле, и птицы клевали остатки опавших с кустов несобранных гроздьев, и которых уже бойко сновали муравьи.

Но дом был новым, и видно было, что выложен он руками мастера. Тоот обошел здание вокруг и вышел на небольшой дворик. Там над тазом, поставленным на ящик, мылся голый по пояс мужчина. Это был уже пожилой человек с высохшей кожей. из-за этого татуировка, украшавшая тело мужчины, искажалась: умелец, наносивший ее когда-то, явно имел в своем распоряжении большую площадь. На звук шагов мужчина тотчас же вскинул голову. На небритом морщинистом лице подозрительно поблескивали бесцветные глаза, испещренные кровяными прожилками. Он сделал неуверенный жест правой рукой и ухватился за край старого эмалированного таза. Хотел что-то сказать, но и результате лишь пошамкал своим беззубым ртом и облизнул уголки губ.

— Добрый день, — поздоровался Тоот, доброжелательно улыбаясь.

— Добрый день, — тихо отозвался старик. Тон его был настороженным, как у человека, обращающегося к незнакомой собаке и неуверенного, не укусит ли она.

— Меня зовут Денеш Тоот, я — друг Шандора Варги. Л вы, дядюшка, кто будете?

— Ференц Матолчи. Вот пытаюсь навести здесь хоть какой-то порядок. Я работаю на Шани, только давно сюда не заходил — лежал в больнице.

— А после выписки виделись с ним?

— Да нет, я давненько не видел его, но думаю, он вот-вот появится, чтобы рассчитаться со мной.

— Где вы, дядюшка Фери, столь шикарно украсили свое драгоценное тело? — спросил Тоот.

Старик хвастливо улыбнулся.

— За колючей проволокой, прошу покорно. Лет двадцать тому назад.

— А как вы туда попали?

— Я, видите ли, неудачник. Застал свою жену с мужчиной, ну и малость поколол обоих. Ничего страшного с ними не случилось, правда, мужик стал инвалидом, по он только выиграл на этом: ему стали платить процентную надбавку. Он вовсе мог не работать, а деньги все равно получал. Ну а меня упрятали. А когда вышел, стал пробавляться тем, что подрабатывал то тут, то там.

Внезапно он умолк, видимо, удивившись, чего это он все рассказывает незнакомцу. Настороженно спросил:

— Вы ищете Шани?

— Нет. Я просто думал, может быть, мне удастся купить здесь, где-нибудь поблизости, участок. Вот и хотел осмотреться.

Старик закончил процедуру мытья и натянул на свое разукрашенное татуировкой тело потрепанную голубую рубашку.

— Ну, что ж, если есть время, осматривайтесь.

— Красивое место, сюда, конечно, приятно было бы приезжать. Шани ведь часто приезжал сюда?

Матолчи рассмеялся. Смех был каким-то лающим, прерывался кашлем.

— Часто, конечно. Большой он проказник! Тут с ним не раз и женщина бывала. А когда и две сразу.

— Ну, наверно, и вы тогда приходили ему на подмогу, дядюшка Фери?

Старик захихикал, видимо, польщенный.

— Ну, хватили! Стар я уже для этого.

Тоот прикинул, что ему, наверное, лет шестьдесят пять — шестьдесят семь, и тут же сказал:

— Да вы едва выглядите на пятьдесят.

— В этом году мне стукнуло сорок девять… — А с кем обычно приезжал сюда Шани?

— Сначала он довольно часто появлялся здесь с друзьями. Варили в котелке и пили. Потом друзей стал водить реже. Говорил, что, мол, бессмысленная трата времени, дескать, не… рентабельно. Последние годы привозил сюда только иностранцев. Я так думаю, что иностранцев, потому что ничего не понимал из их разговора. А потом стал часто заявляться один. И даже сказал мне как-то: «Это мой необитаемый остров, дядя Фери. Как мне только все осточертеет, сразу сматываюсь сюда. Здесь меня никто не отыщет».

Старик высморкался и стал прощаться.

— Ну, я, пожалуй, отправлюсь восвояси. Доброго вечера.

— Еще один вопрос, дядюшка. Не видели ли вы или не слышали за последние, скажем, полгода чего-нибудь особенного, необычного?

Старик с удивлением посмотрел на Тоота.

— Особенного, необычного? Да не сказал бы. Раз, правда, была тут компания — два мужчины и две женщины. Мужчины были черномазыми, как цыгане, хотя точно, что не цыгане, потому как были очень хорошо одеты, и Шани говорил с ними не по-венгерски. Ужинали у костра, а потом, по-видимому, дамы не захотели с ними переспать, и мужчины разозлились, надавали им пощечин, а те визжали как безумные. Ну, потом, видно, уступили, потому что все стихло.

— Шани тоже принимал в этом участие?

— Нет! Он зашел ко мне домой — я живу примерно в полутора километрах отсюда, в Ласлодомбе. Я спросил его, чего он бросил компанию? А он в ответ: «Не люблю я такие штуки, дядя Фери, но это — важные люди, и они нужны мне».

— Да… места здесь, видимо, тихие. До свидания, дядюшка Фери, я еще немного погуляю.

Тоот подождал, пока Матолчи скрылся за одним из холмов, потом подошел к темнокоричневой двери, сунул руку в карман и достал перочинный ножик, намереваясь с его помощью открыть дверной замок. Но, к его величайшему удивлению, стоило ему нажать на ручку, как дверь, скрипнув, открылась. Тоот вошел. Это была кухня, судя по всему, весьма заботливо обставленная, хотя сейчас об этом можно было лишь догадываться. С полки из-под тарелок была вытащена бумага и, скомканная, брошена на пол, кастрюли раскиданы, стеклянную и фарфоровую посуду чья-то нетерпеливая рука по злобе или из мести разбила о стену; ковер, изображавший воркующую парочку сельских влюбленных, был с одного угла сорван и жалко обвисал. Тоот перешагнул через черепки и обломки и направился к двери, ведущей в комнату. Здесь картина разгрома была еще более впечатляющей. Мебель опрокинута, кровать и кресла исполосованы ножом, по полу разбросаны пучки волоса из матраца, а поток воздуха, ворвавшийся в открытую дверь, взметнул к потолку вихрь перьев, высыпавшихся из раскромсанных подушек.

Тоот в раздумье уставился на эту картину. Пока он не мог еще понять, устроили ли здесь преднамеренный разгром или искали что-то. Случайно посмотрев в окно, он увидел, что около его «Лады», на стеклах которой играли блики заходящего солнца, появилась красная автомашина. Тоот сел в одно из покореженных кресел и стал ждать.

Приблизительно через четверть часа он услышал, как кто-то пытается открыть дверь ключом.

— Что за дьявольщина?! — раздался удивленный мужской голос, и тут же распахнулась дверь в комнату, и на пороге появился низкорослый худощавый мужчина. Увидев Тоота, он попятился.

— Вы… вы кто?

— Полиция. А вы кто?

— Я Шебештен Селеш, директор рыбоводческого хозяйства.

— И в качестве такового вы и заявились сюда?

— Дда.

— А здесь нет даже ни одного аквариума.

— Я, собственно говоря, хотел сказать, что пришел сюда как друг Шандора Варги.

— У вас есть и ключ от дома?

— Шани дал мне один, чтобы я мог приходить когда захочу.

— А сейчас что вам здесь нужно?

Низенький человек взглянул на капитана своими водянистыми рыбьими глазами, затем с холодным спокойствием ответил:

— Ничего. Я пришел посмотреть, все ли здесь в порядке. Завтра я собирался приехать сюда с женщиной. Но при таком…

— Почему вы устроили здесь такой разгром?

— Я?! Вы с ума сошли! Ломать и портить то, что наполовину принадлежит мне? К тому же я покупаю и вторую половину дома.

— У кого вы собираетесь ее купить?

— У вдовы.

— У кого?

— У Маргит.

— Насколько мне известно, Варга еще не числится среди умерших.

— И все же, если кто-то исчезает на два месяца, по вашему мнению, что иное может с ним случиться?

— Мало ли что. Селеш пожал плечами.

— Вы только что сказали, — снова задал вопрос Тоот, — что половина этого дома принадлежит вам. С каких пор? Мне лично было известно, что это собственность Варги.

— За две недели до его исчезновения я купил у него половину дома.

— За какую сумму?

— Мне кажется, вас это вряд ли должно интересовать. А вообще-то наша сделка заключена на дружеской основе.

— А какого характера были отношения между вами?

— Дружеские.

— Постепенно я начинаю усваивать, что это означает в ваших краях.

— Как вас понимать?

Не ответив, Тоот спросил:

— Строитесь, значит?

— Начал еще в прошлом году.

— Тогда вы, наверное, знаете Элека Фенеша?

— Думаю, что раза два видел его.

— А где находится ваше рыбоводческое хозяйство?

Селеш наморщил лоб, как шахматист, который после простого хода своего партнера задумывается в ожидании ловушки.

— В восьмидесяти километрах отсюда.

— Надо полагать, Варга организовывал рыболовные экскурсии для западных туристов. Иногда, наверное, и для целой дюжины. А рыбный маэстро варил для них уху с паприкой.

Селеш слегка улыбнулся.

— Это россказни. Может быть, вам довелось слышать, что и своих сотрудниц я поставляю им в роли гейш?

— Ну, это, пожалуй, слишком.

— Что вам от меня угодно? Хотите подсидеть меня? Я настолько незначительная персона, что, право, это бессмысленный труд. Ну, вы повесите мне на шею несколько мелких нарушений, и что дальше? Кто сегодня безгрешен? Если вы даже это сделаете, особого скандала это не вызовет, а мой двоюродный брат — он в обкоме работает — поддержит меня.

— Не сомневаюсь. И все же, думаю, вы не захотите подвергнуть испытанию надежность своего положения?

— Что бы вы хотели знать?

— Меня интересует только исчезновение Варги. Расскажите мне о нем кое-какие подробности. Что он за человек?

— Порядочный. Корректный.

— В каком смысле?

— На него можно рассчитывать. Он любит деньги, и это всегда обеспечивает ему новую цель в жизни. У людей, наверное, главная беда состоит в том, что они даже деньги не любят настолько, чтобы встряхнуться от спячки. Таких трудно заставить работать.

— Почему же он исчез?

— Это как раз то, чего я не могу понять. Все у него здесь было. Здесь он чувствовал себя как рыба в воде. Он даже не хотел переезжать в город, обычно приговаривая, что, мол, город — не для настоящего человека. Я уверен, что он исчез не по доброй воле.

— Может быть, вы думаете, что его похитили. Это у нас-то?

Селеш издал негромкий смешок.

— Кто заплатил бы за исчезновение руководителя средней руки? Его жена? Предприятие? Или, может быть, профсоюз? Выло бы весьма забавно, если бы вдруг подтвердилась одна из этих версий. Думаю, ни одна не подходит.

— К жене тоже не подходит?

— У нее никогда не было наличных денег.

— Куда же тогда Варга девал деньги, которые зарабатывал?

— Думаю, это известно ему одному.

— Для вас ведь плохо, что он исчез, не так ли?

— Да. Мы всегда могли помочь друг другу. Шандор с умом организовывал все дела и был чертовски работоспособен.

— Что же теперь будет с иностранными любителями рыбной ловли?

Селеш отмахнулся от этого вопроса, как от мухи, пришибить которую уже нельзя, но можно хоть отогнать подальше.

— Да это было всего пару раз.

— Они расплачивались валютой?

— Не шутите. Мы организовывали им рыбалку чисто из дружеских чувств.

— И вы хотите, чтобы я поверил в это?

— Докажите обратное. При сем присутствовали только я и Шандор.

— А иностранцы уже уехали к себе домой?

Тонкие губы Селеша приоткрылись в улыбке, похожей па разрез ножа.

— Именно так. Он встал.

— Если не возражаете, я пойду. Если я вам еще зачем-нибудь понадоблюсь, вы сможете найти меня на работе.

Тоот рассеянно кивнул. Он дождался, когда Селеш уйдет, и решил еще раз осмотреть дом. Он ни минуты не надеялся, что хоть что-нибудь найдет — ведь полиция, когда Варга исчез, обыскала все и вся, да и неизвестный погромщик вряд ли проделал здесь полработы. Почему именно теперь, спустя два месяца после исчезновения Варги, он все перевернул в этом доме?

Солнце давно уже зашло, и в комнате быстро начало темнеть. Тоот поискал глазами выключатель, но потом даже рассмеялся, вспомнив, что при входе заметил керосиновую лампу, висевшую на стене. Ближайшая электролиния, по крайней мере, в километре отсюда. Тоот подошел к стене, снял керосиновую лампу, приподнял колпак, отвернул немного фитиль и поднес спичку. Маленький язычок пламени загорелся под колпаком. Тоот решил осмотреть два помещения: кладовку для продуктов и чердак, хотя его охватило вдруг какое-то неуютное чувство. какая-то слабость, вялость овладели им; он был подавлен, чувствовал, что все, что он делает, не имеет смысла. Капитан попытался стряхнуть с себя эту подавленность, но понял, что это удастся только тогда, когда он покинет дом. Перед ним была дверь в кладовку, поколебавшись, он нажал ручку и, подняв лампу, распахнул дверь. Все, что произошло в последующие секунды, осталось в его памяти, как в тумане. В кладовке кто-то заворочался. Тоот отпрянул назад, но недостаточно быстро, — удар пришелся ему в подбородок. Керосиновая лампа, описав дугу, упала на пол, а сам он рухнул на спину, успев только подумать: «Как бы не разбить голову».

 

5

Прежде чем Тоот окончательно пришел в себя, он ощутил что-то странное, мучившее его больше, чем боль в голове. Он лежал ничком, словно вдавленный в пол какой-то тяжестью, наверное, втрое превышающей вес его собственного тела. В следующее мгновение он понял, что дело отнюдь не в законе притяжения, — просто кто-то сидел у него на спине. Едва Тоот приподнял голову, как незнакомец тотчас же безжалостно вцепился ему в волосы и ударил лицом об пол. Капитан вскрикнул от боли.

— Лежи спокойно! Будешь трепыхаться, сверну тебе шею, — прошипел незнакомец. Тоот не смог уловить, говорил ли человек специально шепотом, чтобы его нельзя было опознать по голосу, или такой у него тембр.

— Кто вы такой? Что вам от меня нужно? — простонал Тоот.

— Здесь не ты спрашиваешь, а я. Что ты здесь делал, что искал? Я знаю, кто ты, посмотрел твои документы.

Тоот ничего не ответил.

— Слушай, ты! — И незнакомец неприлично выругался, после чего последовала короткая пауза, потом послышался металлический звук, и Тоот ощутил прикосновение к шее холодного острого предмета. — Если ты в течение минуты ничего не скажешь, я перережу тебе горло.

Незнакомец слегка пошевелил ножом, порезав кожу, и Тоот сразу же почувствовал, как что-то теплое заструилось по шее.

— Я провожу расследование по делу исчезновения Шандора Варги.

— Тут нечего расследовать. Кончай вынюхивать, иначе сам отдашь концы. В следующий раз не отделаешься так дешево. Понял?

— Понял.

— А теперь хорошенько слушай. Я сейчас мотаю отсюда, а ты лежи тут еще десять минут. Потом можешь встать и уйти. Если попытаешься следовать за мной, воткну в тебя нож. Понял?

— Понял.

Поднимаясь, незнакомец больно уперся в спину коленом, по Тоот, в котором ярость от сознания своей беспомощности достигла апогея, не шевельнулся. Мужчина встал и вдруг сильно пнул Тоота ногой в бок; острая боль обожгла ребра. «Гнусный фараон!» — снова прошипел незнакомец; потом послышались удаляющиеся шаги, и дверь захлопнулась.

Некоторое время Тоот не двигался. И даже не потому, что выполнял приказ напавшего на него незнакомца — лежать десять минут. Просто ему нужно было прийти в себя. Тупая боль в голове несколько ослабла, и он сообразил, что потерял сознание не от удара в подбородок, хотя это место и очень болело, а от того, что, падая, ударился затылком об угол кухонного шкафчика. Тоот почувствовал, что его мутит, и все же встал, достал носовой платок и прижал его к шее. Тотчас же он снова ощутил острую боль между ребер, которая стремительно распространилась по всему телу и тяжелым свинцом подкатила к затылку.

Несколько мгновений он простоял, прислонившись к стене. Приступ тошноты неожиданно прошел. Шатаясь, как боксер после нокаута, Тоот направился к выходу; осколки колпака керосиновой лампы заскрипели у него под ногами. И тут дурное ощущение бессмысленности и беспомощности стало проходить: наконец-то произошло нечто такое, что подтверждало его предположение, что тут есть, что искать. Захлопнув за собой дверь, Тоот, путаясь в сорняках, побрел к своей машине. В темноте дорога показалась ему очень долгой; нещадно ругаясь, он шел медленно, боясь оступиться, споткнуться о кочку, так как понимал, что если упадет и, не дай бог, подвернет ногу, то у него уже не будет сил добраться до машины. Наконец, пройдя несколько сот метров, он увидел белеющую неподалеку «Ладу». Тоот облегченно вздохнул, так как боялся, что незнакомец «увел» его машину.

Внезапно на темно-сером фоне в пяти-шести метрах от него зачернела фигура человека. Хотя умом Тоот понимал, что ничего общего с его обидчиком эта фигура иметь не может, капитану все же стало не по себе.

— Кто вы? Что вам нужно? — спросил он резким, срывающимся па истеричные поты, тоном.

— Добрый вечер, — ответил ему спокойный глубокий голос, окрашенный легким местным диалектом. — Я Янош Мачаи, живу здесь, на Тёрёкварском холме. — Человек подошел ближе и протянул руку.

— Господи! Да у вас рубашка вся в крови. Что случилось?

— Кто-то напал на меня в том доме, — сказал Тоот, показав большим пальцем назад, в направлении дома. — И в порядке шутки слегка порезал мне ножом шею.

— В каком доме?

— В доме Шандора Варги. Знаете?

— И дом знаю, и хозяина. Я живу в двух километрах отсюда, но в наших краях мы считаемся соседями. Пойдемте ко мне. Там вы сможете обмыть кровь и выпить стаканчик палинки, чтобы освободиться от страха.

Тоот хотел было возразить, что, мол, он не испытывает страха, но отказался от этого намерения.

— А мы сможем доехать до вас па машине? А то меня сейчас не очень привлекает путешествие пешком.

— Конечно, сможем. А там, от края виноградников, пройти всего метров сто пятьдесят.

Они сели в машину, Тоот включил мотор, и машина тронулась. Когда проехали с километр, Мачаи сказал:

— Сейчас, скоро, будет съезд на проселочную дорогу, там свернем и проедем еще немножко.

Проселочная дорога была вымощена камнем, и машину затрясло, как, наверное, обычно трясло здесь конные повозки. Тоот начал было уже жалеть, что послушался Мачаи, но тут дорога неожиданно кончилась, и в свете фар Тоот увидел покрытый кустарниками и поросший травой холм.

— Вот мы и приехали.

Они вышли из машины. Выглянувшая луна озарила бледным светом окрестность, и Тоота охватило ощущение, какое испытываешь, когда вечером, в темноте, впервые оказываешься в незнакомой местности. Обычно эти впечатления резко врезаются в память.

Он шел следом за Мачаи. Ему с трудом еще давался подъем — порой его пошатывало. Но вот они добрались до вершины холма. Отсюда прямо к белому с тростниковой крышей дому ровными дорожками сбегали ряды виноградника. За ним темнел усеченный конус горы, поросшей лесом.

— Вот он, Тёрёкварский холм, — не без гордости сказал Мачаи. — Его вполне можно было бы называть и горой. Мой дом — как раз на полдороге.

— А где же крепость?

— Крепости нет. На вершине горы лежит заросшая травой и кустарником груда камней. Ее и называют Тёрёквар.

Они подошли к простому крестьянскому домику с маленькими окошками. Дверь даже не была заперта, Мачаи толкнул ее, они вошли и оказались в кухне с низким потолком и утрамбованным земляным полом. Хозяин дома зажег керосиновую лампу, и ее желтоватый мерцающий свет осветил бедную обстановку: кухонный шкаф с побитыми стеклами, две шаткие табуретки и стол, покрытый клеенкой с синими узорами. Мачаи полез в шкаф и извлек зеленую литровую бутылку. Вынув пробку, он глотнул прямо из горлышка, потом протянул было бутылку Тооту, но рука его замерла в воздухе, он снова полез в шкаф и, достав стаканчик, наполнил его.

— Ваше здоровье. Шиву тут бобылем, совсем забыл о приличиях.

Тоот, хотя и знал, что ему предстоит еще вести машину, одним махом осушил стаканчик — он ощущал в этом явную необходимость, как и желание поскорее присесть.

— Так вы сказали, что знали Шандора Варгу. А вам известно, что он исчез?

Мачаи тоже присел к столу. Тоот только сейчас смог по-настоящему рассмотреть его. Высокий, сухощавый, темноволосый человек. Узкое заостренное лицо заметно контрастировало с широкими плечами. Говорил он медленно.

— Я знаю, что он исчез. Кажется, кто-то из соседей сказал мне об этом.

— Вы встречались с ним в последнее время? Мачаи задумался.

— В последний раз, пожалуй, в начале лета. Он обычно заезжал сюда раз в два-три месяца.

— Вы дружны были с ним?

— Ну, так сказать было бы слишком. Знакомы. Он интересовался, как я живу. Однажды он даже сказал, что если бы не был Шандором Варгой, то хотел бы быть Яношем Мачаи.

— Подобную фразу я где-то слышал, — проговорил себе под нос Тоот.

— Так сказал Александр Македонский философу Диогену.

Тоот удивленно вскинул голову.

— Кто вы такой?

— Самостоятельный виноградарь.

— Вы из здешних мест?

— Я родился в этих краях. В тридцати километрах отсюда.

— Но, думаю, виноградарство — не ваша основная профессия?

Хозяин дома помолчал немного.

— Нет. Ею я занимаюсь шесть лет. А до этого был инженером.

После небольшой паузы Тоот спросил:

— И почему же вы оставили эту специальность? Мачаи не ответил; он встал, подошел к шкафу, порылся в нем, достал кусок сыра и краюху хлеба, положил на большую тарелку, снова сел за стол и, нарезав сыр толстыми ломтями, стал аппетитно уплетать его с хлебом. Тоот, который с самого утра ничего не ел, проглотил слюну.

— Не хотите ли кусочек? — спросил Мачаи.

— Нет, спасибо, — ответил Тоот.

— Ну, что ж, тогда не обессудьте. А у меня как раз почти не осталось еды, а за покупками пойду только послезавтра.

— Почему именно послезавтра? Это ведь уже вторник.

— Я раз в неделю хожу в магазин. По вторникам. Так уж как-то сложилось. Я во всем люблю систему и порядок. Правда, те, которые я сам для себя устанавливаю. То же, что на тебя навешивают учреждение, семья, друзья, мне это не нравится. Поэтому я и живу здесь.

— Но чем же вы живете?

— А мне мало нужно. У меня девять соток виноградника, я их обрабатываю. Вино продаю — виноторговому тресту, чтобы не ломать себе голову. Продаю пятнадцать-шестнадцать гектолитров — это приносит мне кое-какие деньги. В месяц трачу приблизительно две тысячи форинтов.

— Это совсем немного.

— Ну, во-первых, я практически вегетарианец. Ем картошку, хлеб, яйца, зелень и овощи. На выпивку вообще ничего не трачу.

— Вы не пьете?

— Почему же? Пью. В день выпиваю два литра вина, значит, в год — восемь гектолитров. Летом пью больше, потому что работать приходится на солнце… — Мачаи сделал небольшую паузу, — а зимой — потому, что очень долгие вечера.

— И как вы выдерживаете одиночество?

— Сейчас расскажу. Только сначала помойтесь, а то вид у вас довольно-таки страшный — рубашка вся в крови… Там — таз и кувшин.

Пока Тоот умывался, хозяин дома ушел в комнату и вскоре вернулся с чистой голубой рубашкой.

— Вот, наденьте. Можете взять с собой. Но потом прошу вернуть — я привык ездить в ней в Будапешт…

— В первую неделю каждого третьего месяца. Мачаи улыбнулся.

— Почти угадали. Словом, раз в три месяца. Тоот поблагодарил за рубашку.

— Вы ведь полицейский, не так ли? Теперь Тооту пришел черед удивляться.

— С чего вы взяли?

— Много расспрашиваете. О таких вещах, которые обыкновенных людей не интересуют. Скажем, такого, как я.

— Так как вы здесь выдерживаете?

— Хорошо. Знаете, в свое время, когда я работал в Будапеште, я насочинял много всяких теорий (разумеется, в рабочее время) и пришел к тому, что самыми удачливыми и счастливыми бывают верующие люди. Тут я имею в виду не только религию, а всю систему мышления. Такого человека вера питает, помогает преодолевать всевозможные трудности и дает ему постоянную цель. На второе место я ставлю людей, которые охвачены какой-то сильной страстью. Она может быть самой различной: строительство моста, воспитание детей, жажда власти. Эти люди, по сути дела, живут во имя одной своей страсти и цепляются за счастье обеими руками. Но большинство людей — и не верующие, и не одержимые страстью поначалу чувствуют себя хорошо в тепле, потом им это надоедает и хочется немного прохлады. После холода им вновь необходимо тепло, после сладкого — соленое, а после соленого — сладкое. Так и проходит вся их жизнь без настоящего интереса… Наконец, есть еще один тип: полу-счастливые; они вполне выдерживают одиночество… К таким я и отношусь.

Он замолчал, словно смущенный своей пространной речью.

— И почему же вы бросили работу?

— Надоело сидеть на одном месте. У меня начала болеть поясница, на нервной почве испортился желудок. Не хватало движения. Вы знаете, если кто-то становится интеллектуалом, то он перестает быть биологическим существом. Раз и навсегда. Вглядитесь как-нибудь в лицо пятидесятилетнего служащего и в лицо крестьянина того же возраста. У крестьянина лицо еще сохраняет все человеческие признаки, а у чиновника на лице написано, сколько раз за тридцать лет ему приходилось молча проглатывать то одно, то другое. Но только, видите ли, у пас, если кто получил образование, уже не хочет заниматься физическим трудом, это означает, что он уже поднялся на нижнюю ступеньку иерархической лестницы. А я ушел от всякой иерархии. Работаю сам на себя.

Мачаи отер рукой рот и сложил свой перочинный ножик. Тоот поежился, почувствовав, как холодно в доме.

— Какая здесь зима? Мачаи улыбнулся и ответил:

— Долгая. Но тогда я по большей части сплю. Ложусь в семь часов вечера и сплю, до восьми-девяти часов следующего дня. И зимой сплю все больше и больше. Однажды я решил, что буду жить по-медвежьи. В последний месяц, скажем, с начала ноября, я обычно ем вдвое больше, а потом, в начале декабря, закладываюсь и до середины марта практически только сплю.

— Это вы серьезно?

— Вполне!

Мачаи встал и достал из кухонного шкафа большую бутыль вина с защелкивающейся пробкой.

— Вина выпьете?

Тоот отрицательно покачал головой и спросил:

— А как у вас с женщинами? Мне кажется, они вас не обходят стороной, о чем свидетельствуют многочисленные окурки со следами губной помады, — и Тоот показал на консервную банку, выполнявшую роль пепельницы.

Мачаи покраснел, но сразу же ответил:

— Куда там! Это из винозакупочного треста была одна особа по официальному делу. Когда же у меня появляется потребность в женщине — а это бывает теперь довольно-таки редко, — я не бегаю за местными бабенками, а выбираюсь в Будапешт и там «арендую» себе подходящую. Но, пожалуй, вскоре я покончу и с этой практикой — цены очень возросли.

— Каково ваше мнение о Шандоре Варге? Мачаи сжал губы.

— Почему вы сейчас спрашиваете меня об этом?

— Потому что я веду расследование по делу о его исчезновении.

— Видите ли, у меня нет о нем никакого мнения. По той же причине, по какой нет у меня никакого мнения и о вас. Вы живете в другом мире, не как я. Варга тоже приезжал сюда, но наш разговор был весьма односторонним, потому что он рассказывал мне всякую всячину, которая меня не интересовала. А я так и вообще не знал, что ему сказать.

— А тогда чего ради он приходил к вам?

— Может быть, именно поэтому. Он понимал, что может рассказать мне все — никого из тех, о ком идет речь, я не знаю и никогда не встречусь с ними, а значит, и не передам дальше то, что услышал.

— И что же он рассказывал? Мачаи пожал плечами.

— Вряд ли я сумею повторить. Ругал какого-то своего начальника, да и своих подчиненных тоже — так делает большинство людей. Жаловался на семью, — мол, сколько энергии они у него высасывают, хотя и жить без них он не может. В общем, нес всякую чепуху. Я даже сказал ему, что если ему что-то не по нутру, зачем-тогда он делает. А он мне в ответ: потому что больше любит пиво «Хейникен», чем «Кёбаняи». Я ему на это сказал: «Тогда вы идиот». И что же? В следующий раз он привез несколько банок «Хейникен». Мы распили их. Пиво было действительно хорошее. «И все же, — сказал я ему, — ради этого я и одного шага не сделаю». Он в ответ зло заметил: «От серости, от посредственности можно уйти только в двух направлениях: я стараюсь вверх, а ты — вниз. Твой путь, дружище, можешь мне поверить, легче. Даже если он и кажется более тяжелым. Погляди на себя. Ты живешь на таком уровне, как батрак в прошлом веке. Твою жизнь даже нельзя назвать жизнью».

— Ну и что же вы ему на это ответили?

— Я сказал ему, что плюю на его жизненный уровень. Я не собираюсь идти к нему и его не зову сюда. Какого черта он приходит? Он приутих и сказал: «Ты прав. Если бы я не был таким общительным человеком, я бы вел себя по-другому». Потом через несколько недель он снова пришел. Даже предложил мне выгоднее продать мое вино. Но я не принял его предложение. Зачем мне деньги? Они только бы внесли разлад в мой устоявшийся образ жизни.

— А если в том или ином году случается плохой урожай винограда?

— Меньше ем. А вернее, не меньше, а более дешевую пищу. Когда же бывает избыток вина, я что-то сохраняю про запас. Я ведь могу прожить и на тысячу двести…

Они помолчали несколько минут. Наверное, усилился ветер, потому что стало слышно, как шумит лес. Шуршали листья, трещали схлестывающиеся ветки. Затрещало что-то и на чердаке.

— Мрачное это место.

— Человек ко всему привыкает. — Мачаи зевнул. Тоот встал.

— Спасибо за рубашку. Какнибудь, когда снова буду в этих краях, верну вам ее. Но скажите только: неужели вас не интересует, что же случилось со мною в доме Варги?

— Да не очень.

Мачаи проводил Тоота до двери.

— Найдете дорогу к машине?

Тоот утвердительно кивнул. Когда он выбрался из виноградника, оглянулся. Мачаи все еще стоял в дверях. Широко расставив ноги и упираясь разведенными руками в притолоку двери, он напоминал старого паука, которому даже лень плести паутину.

 

6

Было уже около десяти часов вечера, когда Тоот добрался до Надькенде. Ветер безжалостно трепал поредевшую листву деревьев. Городок казался вымершим, как декорационное оформление какого-нибудь кинофильма спустя несколько педель после съемок. В окнах одноэтажных домов, по правую руку от него, то там, то здесь вспыхивали голубые огоньки телевизоров. Тоот довольно легко нашел указанный Фенешем адрес: инженер снимал квартиру в одном из домов микрорайона, расположенного на единственном холме в этой местности; это была вилла, построенная согласно вкусам, бытовавшим в начале века; квартира Фенеша находилась на втором этаже.

На звонок Тоота Фенеш так быстро открыл дверь, что у капитана даже закралось подозрение, не караулил ли он его. На Фенеше была малиновая рубашка с широкими рукавами, черные брюки и малинового же цвета полуботинки.

— Заходи, заходи, Денике, — весело обратился к Тооту Фенеш. — Скоро подгребут и девицы. Они сами — из Черкафюрде, работают там в гостинице. Ну, что ты мнешься?

— Надеюсь, имена этих девиц — не Иштван и не Янош?! Элек захихикал.

— Ты все целишь в одну точку.

Они прошли в комнату; в расцветке ковров и обивке кресел преобладали коричневатые тона.

— Боже мой! Что с твоей шеей?! — воскликнул вдруг Фенеш.

Тоот рассказал ему, что произошло с ним в доме-давильне Варги.

— Как ты думаешь, что там искал этот человек?

— Понятия не имею. А ты помнишь ли хоть его?

— Нет.

— И не опознал бы, если бы вы встретились?

— Я и лицато его не видел. Фенеш сочувственно закивал головой.

— А этот Селеш — порядочный фрукт. Знаешь ли, сколько он зашибает в год? Я могу только предполагать.

— Зачем он приходил? Как ты думаешь?

— Зачем? Может, просто хотел посмотреть.

— А тот, другой, который ударил меня? Ведь не пришел же он туда полюбопытствовать, сколько Варга заготовил себе на зиму картошки?

Толстяк сокрушенно покачал головой и стал ногтем счищать еле заметное пятнышко со своей безупречно чистой рубашки.

— Трудные это вопросы, Денике. Тут, как мне кажется, моего мыслительного аппарата недостаточно… Кто знает, может, они искали там то же самое, что и ты.

Тоот на секунду бросил па него подозрительный взгляд, но уже в следующее мгновение заулыбался.

— Ты думаешь, что Варгу искали даже в шкафах и ящиках столов? Вряд ли его могли расчленить на такие куски. Хотя, может быть, так и есть?

— Мне об этом ничего не известно. Однако мне кажется, что с таким рвением ищут лишь две вещи…

— Ну, давай, давай, выкладывай!

— Либо очень важный документ, либо деньги.

Тоот кивнул головой. В этот момент позвонили. Фенеш вышел и почти тотчас же широким жестом пригласил в комнату двух хихикающих женщин.

— Мои милые дамы, разрешите представить вам моего друга, предпринимателя с одной достаточно известной стройки.

Одна из женщин, Кати, была высокой и очень худой, вторая — низкорослой, с большим бюстом, тонкой талией, широкими бедрами и неопределенного цвета волосами. Первая пыталась восполнить свою непомерную худобу жирным слоем краски на лице. В отличие от подруги, обладавшей хитрым взглядом, у нее были большие круглые подведенные глаза; они навевали мечты. Когда женщины сели, выяснилось, что-тооту предназначалась низкорослая, которую звали Ирмой; ему показалось, что она была уже слегка подшофе, потому что не произносила ни слова, только бросала на него долгие взгляды.

— В чем дело? — спросил Тоот, с трудом преодолевая раздражение.

— Я хотела бы заглянуть в твою душу, — певуче ответила Ирма. — Хочу знать, с кем имею дело.

Фенеш подошел к шкафу и достал из бара бутылку коньяка.

— «Хенесси»! — в один голос воскликнули женщины, потянувшись к бутылке.

— Это Дени принес коньяк, — сказал Фенеш. — У него па приемах за один вечер выпивается несколько таких бутылок.

Тоот вяло запротестовал, но почувствовал, что его авторитет в глазах обеих женщин сразу возрос.

Не прошло и получаса, как он с грустью вынужден был констатировать, что его почти недельный заработок стремительно исчезает в ненасытных утробах их дам.

Примерно через час настроение явно поднялось. Тоот попробовал «подкатиться» к Ирме, но напоролся на сопротивление. Нить разговора плели женщины, и чем дальше компания продвигалась в выпивке, тем более развязывались их языки. Разговор перешел на интимные подробности, касающиеся их сослуживцев. Фенеш слушал с доброжелательной улыбкой, иногда заполняя паузы сальным анекдотом, вызывавшим необузданный смех Кати и Ирмы. Женщины уже успели разок «поцапаться» по вопросу о курсе иностранной валюты в Венгрии; они не стеснялись в выражениях по отношению друг к дружке; дважды пускались в слезы — один раз от злости, второй — растрогавшись после примирения, в знак чего даже поцеловались. Тут же в один голос они начали ругать одну из своих подруг, которая, естественно, отсутствовала и которую они обе только что называли лучшей подругой.

К полуночи дорогого коньяка осталось уже совсем немного. Тоот почувствовал усталость. День стал казаться ему долгим и тяжелым. Он понимал, что если не направит разговор в нужное ему русло, то либо заснет, либо опьянеет. К счастью, беседа вдруг повернулась именно туда, куда ему было желательно.

— Слушай, эта Жужа, эта гусыня… — воинственно начала было Ирма.

— Которая? — вмешался в разговор Фенеш. — Та лупоглазая?

— Да нет, та пухляшка, к которой безнадежно клеился Шани. Я еще сказала тогда ему, что Жужа — ненасытная, — пропищала в ответ Кати.

— А что с Шани? Хоть что-нибудь известно о нем? — спросила Ирма плачущим голосом.

Фенеш выразительно взглянул на Тоота.

— Насколько я знаю, ничего.

Последние капли коньяка подействовали так, будто в нихто и был весь алкоголь. Оживленность женщин как-то увяла, речь замедлилась, стала более бессвязной. Пары разделились. Тоот краем глаза заметил, что Фенеш, казалось, без всякого интереса, а скорее потому, что «так положено», мял ногу Кати выше колена. Тоот чокнулся с Ирмой, и они допили оставшийся в рюмках коньяк. Маленькая блондинка уставилась на него осоловелым взглядом и молча улыбалась.

— А ты кем работаешь? — спросил Тоот. — Неплохо зарабатываешь?

Ирма сжала свои бескровные губки и заговорщически подмигнула.

— Наверно, ты не поверишь тому, что я скажу… только пусть это останется между нами… но я имею ежемесячно полторы тысячи западногерманских марок… Разумеется, сверх зарплаты.

— Ну и что ты делаешь с деньгами?

— Ишь ты, какой любопытный! Но почему бы мне и не сказать тебе — ведь мы хорошие приятели, не правда ли? Я их продаю, а какуюто часть оставляю себе. Может, пригодится на то или на другое.

— И как же ты зарабатываешь эти марки?

— Хихихи… у нас есть для этого свои маленькие трюки. Видишь ли, в нашем магазине ситуация такова, что клиент, если он венгр, человек второго сорта. Он официально может покупать только на сумму, не превышающую десяти долларов. Ну и конечно, если мы закрываем па что-то глаза, то и он не «возникает», если получит сдачу меньше, чем следовало бы. Наоборот, старается поскорее убраться восвояси. Л бывает так, что клиент, к примеру, покупает на пять долларов шестьдесят центов и дает мне десятку. А я ему говорю, что сдачу могу дать только в швейцарских франках, а он ведь не знает точного обменного курса… Понимаешь?

— Не совсем.

— Ну и туповат же ты! Я делаю ему пересчет так, чтобы это было выгодно мне.

— Что же, это совсем неплохая идея.

— Ты еще сомневаешься! Не говоря уже о том, что небольшую сдачу я часто даю жевательными резинками или конфетами, которые покупаю за форинты рядом в табачной лавке. Впрочем, это все мелочи. Более серьезные деньги я зарабатываю тем, что помогаю людям…

— И как ты это делаешь?

— Видишь ли, я работаю в лечебных ваннах, единственных в области. Поэтому работа у меня круглогодичная, а не сезонная. К нам приезжает много одиноких стареющих иностранцев. Почти все они жаждут общества, человеческого тепла… А я очень контактна. Словом, все они страшно довольны, когда находятся в компании молодой женщины. Они могут посидеть с ней в баре или поужинать, поговорить… и заодно высказать все, что у них на душе. Только не думай, пожалуйста, что все это кончается определенным образом!..

— О тебе я не могу подумать так. Но готов держать пари, что среди вас есть и такие, которые не ограничиваются разговорами.

Ирма с какой-то особенной улыбкой взглянула в другой угол комнаты, где между Кати и Фенешем разыгрывалась любовная прелюдия, в которой Фенеш почему-то играл далеко не ведущую роль.

— Вот возьмем, к примеру, эту дрянь. Просто ужасно, как Кати липнет к клиентам. Она не знает границ приличия. Но не вздумай поверить, что иностранцы в ней так нуждаются, как она сама об этом болтает. Онато готова лечь с каждым встречным и поперечным. Но кому она нужна?! Неужели ты лег бы в постель с телеграфным столбом? Самая настоящая курва!

Тоот удивленно покачал головой.

— Но мне все-таки непонятно, откуда же берутся деньги, если ты просто посидишь с этими… жаждущими только тепла иностранными старцами?

— А очень просто. Им настолько хорошо со мною, что они стремятся как-то выразить свою благодарность. Подарками. А я обычно прошу то, что у нас не очень-то купишь. Они и дают на такие подарки деньги, чтобы я могла купить их в Будапеште. Так подчас и набирается тридцатьсорок долларов.

— Что ж, хорошая у тебя работа.

— И мне она нравится. Занимаюсь с людьми, помогаю им. В этом есть смысл. Я, например, не смогла бы сидеть в какойнибудь канцелярии и для того, чтобы получить жалкую прибавку к жалованию в двести форинтов, укладывать к себе в постель своего начальника. А так я живу с поднятой головой. Не говоря уже о том, что эта моя работа дает мне возможность приобретать отличные заграничные шмотки.

Тоот одобрительно погладил ее по плечу, и Ирма придвинулась ближе.

— Скажи, ты хорошо знаешь Шани Варгу? — спросил он.

— Конечно. Шани — мой близкий друг.

— Даа?! Смотри, как бы я не стал ревновать. Ирма громко расхохоталась.

— Шани такой, такой порядочный. Стоит ему взглянуть на тебя, и ты сразу же знаешь, что ты для него — все. Это не может быть наигранным. Он даже сказал мне как-то: «Ирма, ради твоей любви я готов все отправить к черту. Не будь у меня троих детей, я давно оставил бы свою жену.

Понимаешь?» Ну не лапочка ли?! И он сказал это совершенно серьезно. Он обожает своих детишек. Значит, у него большое чувство ответственности. Но поверь, это ему нелегко давалось — постоянная борьба чувства и долга. То есть он все время как бы между двумя жерновами. И хорошо, что он, бедняга, не знал, что я и за него не пошла бы замуж, потому что люблю самостоятельность. Конечно, я не могла сказать ему это открыто в лицо — это было бы слишком безжалостно. Я разбила бы ему сердце. Хотя я действительно отношусь к тому типу людей, которые выше всего ценят самостоятельность, а брак считают глупым пережитком прошлого. Ты женат?

— Нет.

— А почему ты не женился?

— Потому что не нашел ту, с которой мог бы жить в согласии и любви всю жизнь. Ведь такая девушка, как ты, Ирма, редкость.

Оживление, охватившее Ирму минут десять назад, достигло высшей точки.

— Слушай! У меня есть симпатичная небольшая квартирка в Будапеште, она сейчас миллиона два стоит. И здесь тоже сколотила от магазина. Думаю, что и у тебя подходящее пристанище? Ты чем занимаешься?

Тоот судорожно напряг память, стараясь вспомнить, что же говорил девицам о нем Фенеш. Но действие алкоголя оказалось сильнее, чем ему хотелось бы.

— Я работаю на ответственной должности на одном из предприятий мясной промышленности, — осторожно ответил он.

— И сколько у тебя «навара»?

— Оклад — десять тысяч.

— Не так уж и много.

— Но к этому добавляется прогрессивка. Примерно еще две штуки в месяц.

— Ну, это уже кое-что. А приработок есть?

— Тоже есть.

— И как ты это делаешь? Люблю слушать о всяких ловких трюках. Можно определить, тертый ли ты калач.

— Ладно, но… только пообещай, что это останется между нами, а то я моту с твоей помощью и погореть.

Ирма сжала ему руку.

— Мне ты можешь довериться. Как родной сестре. Кстати, есть у тебя сестра или брат? Я всегда мечтала о том, чтобы у меня был старший брат. Но мои бедные родители, помимо меня, сумели произвести на свет только двух младших сестренок.

Тоот попытался вернуть разговор к интересующей его теме, но у него это уже плохо получалось.

— Я каждый день выношу пять кило говядины, разумеется, не почки и не требуху. Вот и подсчитай: двадцать четыре рабочих дня. За кило — восемьдесят форинтов.

В голове у Ирмы, казалось, была спрятана счетная машина, которая мгновенно выдавала результаты.

— Слушай, так это же… девять тысяч… шестьсот форинтов. Это совсем неплохо! А как тебе удается выносить?

— А! Это самое простое. Я разрубаю мясо на куски и бечевкой привязываю к ногам, под брюками.

— И охранники не замечают?!

— Наоборот! Даже жалеют меня: с каким трудом я хожу — думают, переутомился на работе.

— А твой шеф?

— Хороший парень! Он поверх мяса накручивает бумагу, чтобы не попортить брюки. Исключительно корректный мужик.

У Ирмы заблестели глаза.

— А тебе не кажется, что вдвоем мы могли бы достичь многого?

— Есть смысл попробовать, — тотчас же отозвался Тоот. — Но ведь ты не хочешь выходить замуж.

— Почему, можно рискнуть. А вообще-то мы можем начать с того, с чего обычно начинают… — И она кивнула головой в сторону другой комнаты. — что-то я чувствую усталость. Полежим немного?

— Пойдем. Но, Ирма… — и тут голос Тоота посерьезнел, — может быть, я покажусь тебе старомодным, но сейчас, когда мы подходим к такому решению, я думаю… я думаю, что имею право узнать о тебе поподробнее… Например, в каких ты была отношениях с этим Шандором Варгой? Надеюсь, не…

— О, глупыш! Ты думаешь, мне интересен этот неотесанный Мужик. Просто я продавала ему валюту, которую он мог покупать хоть килограммами.

Она встала. Взяла Тоота за руку и потянула за собой и другую комнату. Он в отчаянии огляделся, но, поскольку выход из создавшегося положения не представился, послушно последовал за ней. Уже в дверях он оглянулся и заметил, как Кати, роясь в бессильной ярости в расстегнутых брюках Фенеша, безуспешно пыталась пробудить в нем мужчину. А здоровенный Фенеш только и мог что виновато улыбаться…

 

7

Во рту стояла горечь, болела голова. Самым же неприятным было то, что чья-то рука жестко и безжалостно, словно змея, обвивала его шею. Рядом, уткнув лицо в подушку, тяжело посапывала Ирма. Тоот осторожно высвободился и встал. Переступая на цыпочках, изо всех сил стараясь не шуметь — не столько из боязни кого-либо разбудить, сколько из нежелания вступать с кем бы то ни было в разговоры, он направился к двери. Ему повезло: пока он совершал утренний туалет, никто не издал ни звука. Уже спустя полчаса после того, как проснулся, Тоот, даже не взглянув на спящих, благополучно покинул «останки» ночной пирушки и быстро выскочил из дома. Солнце уже взошло, но было еще сыро и холодно; придорожная трава серебрилась от инея. В машине Тоот достал записную книжку и посмотрел, кто же следующий объект «интервьюирования».

Не спеша «Лада» тронулась с места. Взглянув в зеркало, Тоот увидел мужчину с помятым лицом и мутными глазами, для которого минувший день явно был далеко не из самых лучших в жизни. И тем не менее, несмотря на адскую головную боль, он чувствовал себя хорошо: сознание, что он освободился от женщины, желавшей опутать его, наполнило его такой же радостью, какую он испытывал только в двадцатилетнем возрасте.

Чтобы попасть в областной центр, нужно было ехать в южном направлении. Тоот обогнул гору Верешхедь и выехал на рассекавшее грязный луг шоссе. Теперь дорога до города шла по равнинной местности. Раньше Д. был сонным сельским городишкой, а когда стал областным центром, начал неслыханно быстро развиваться. Шли настойчивые разговоры о том, что в тридцати-сорока километрах от города обнаружены огромные залежи нефти. Если эти разговоры оправдаются, во что местные жители свято верят, Верешхедь сразу потеряет свое значение.

Наконец Тоот въехал в город. В первом же бистро он выпил чашку горячего чая и позавтракал. Потом некоторое время посидел в машине и в девять часов двинулся к цели своего маршрута. Большое белое здание напоминало океанский пароход со стороны кормы. Внизу, в привратницкой, ему сказали, что-тот, кто ему нужен, находится в 27й комнате на втором этаже. Помедлив перед дверью, Тоот постучал и вошел в комнату. За пишущей машинкой сидела молодая миловидная женщина с огненно-рыжими волосами. Увидев Тоота, она вежливо улыбнулась и спросила:

— Вы записаны на прием?

Тоот представился и сказал, по какому делу он здесь. Секретарша встала и, покачивая бедрами, скрылась за обитой кожей дверью кабинета. Вскоре она вернулась и с той же официальной улыбкой сообщила:

— Будьте любезны подождать немного. Товарищ Цетеньи примет вас.

Тоот опустился в одно из вращающихся пурпурных кресел. Примерно через полчаса дверь кабинета распахнулась, и на пороге появился гладколицый лысеющий человек лет так около сорока. Он поспешил Тооту навстречу с протянутой для рукопожатия рукой.

— Заходите, пожалуйста, товарищ Тоот!

Кабинет был большим и просторным. Выходящую на улицу стену составляло, по существу, одно огромное окно. В углу стояла традиционная пальма с веерообразными листьями, а посередине — массивный письменный стол, вокруг которого — уже знакомые Тооту красные вращающиеся кресла.

— Я хотел бы задать вам два-три вопроса, связанные о Шандором Варгой. Разумеется, накоротке — не хочу отнимать у вас, товарищ Цетеньи, дорогое время.

— Пожалуйста. Хотя не думаю, чтобы я был чем-то полезен следствию. На всякий случай, товарищ Тоот, вы не могли бы показать мне ваше удостоверение? Не посчитайте это за недоверие, но, коль скоро я должен давать о ком-то информацию, хотел бы знать, попадет ли она куда следует.

Тоот улыбнулся и с готовностью протянул свое служебное удостоверение.

— Итак, товарищ Тоот, вы прибыли из Верешхедьского уезда. А знаете, как там называют наш город?

Тоот отрицательно покачал головой.

— Город-самозванец. Те потомки крестьян-хозяев, которые там обретаются, не могут простить нам, что приоритет перекочевал в наш город. Стоит вам выглянуть из окна, вы увидите, что самозванец скоро превратится в настоящий областной центр. Но полагаю, вас это не интересует. Итак, что бы вы хотели узнать?

— По вашему мнению, что за человек Шандор Варга?

— С определенной точки зрения — активный работник. Блестящие способности к установлению связей.

— Как вы считаете, способен ли он был к политическим шагам?

Цетеньи, улыбаясь, покачал головой.

— Нет, не думаю. Способностью к приспособлению, если можно так выразиться, он обладал; без этого в мирное время солдат у нас не может продвинуться. Однако с другим важным качеством у него было далеко не все в порядке. Ему не хватало собственной концепции. Он, несомненно, толковый человек, но… к примеру, подхватит где-нибудь какую-то идею и тут же начинает ее исповедовать. А вообще-то это человек, который верит только тому, что видит своими глазами или щупает собственными руками. Эту особенность в себе он называл «реалистическим мышлением», и просто волосы вставали дыбом, когда он отождествлял ее с диалектическим материализмом.

— А хорошо выполнял он свою работу?

— Он прекрасно умел общаться с людьми, а такому качеству, знаете ли, не научишь. Его все любили. Он моментально замечал, если кто-то в плохом настроении или неважно себя чувствует; в таких случаях всегда находил доброе слово для того человека… Беда только в том, что основные свои функции он считал как бы второстепенными.

— И в чем это проявлялось?

— Видите ли, многие думают, что наша профессия — лишь перекладывание бумаг с места на место. Но это одна видимость. Тот же, кто хочет подняться у нас по служебной лестнице, тот должен работать по двенадцать-четырнадцать часов в день. А па это способны только те, у которых работа — хобби, и, кроме нее, их ничто уже больше не интересует. В отношении товарища Варги видно было, что он не из таких. Он, по сути дела, интересовался сотней вещей. Часто бывало, что звонишь ему в его виноградарское и винодельческое товарищество попросить приехать, а трубку снимает его заместитель и, еще не зная, что говорит со мной, отвечает, что, мол, к сожалению, не может пригласить к телефону товарища Варгу, так как-тот находится в области (стало быть, у нас). Вряд ли нужно говорить, что весь день мы его так и не видели. Часто у меня бывало такое чувство, что главное для него — поскорее попасть в охотничье общество.

— Ну, и удалось ему это?

— Да.

Тоот, поколебавшись немного, задал еще вопрос:

— По вашему мнению, он был коррумпирован? Его собеседник улыбнулся.

— Коррупция… Неприятное слово. У вас, полицейских, весьма странные понятия об этом. По вашим представлениям, каждый, кто действует не в соответствии со строгой буквой закона, уже коррумпирован. А По-моему мнению, человек, который продвигает общественно-социальное развитие, но одновременно не забывает и о своей выгоде, вовсе не коррумпированный элемент, а полезный член общества.

— Мне это немного напоминает теорию свободной конкуренции. То, что хорошо для индивида, хорошо и для общества. Работай на себя, тем самым ты работаешь и на общество.

Цетеньи рассмеялся, и по его смеху Тоот неожиданно понял, что этот мужчина значительно моложе, чем он думал вначале.

— Это только поверхностное сходство. Мы говорим обратное: работай на общество, тем самым ты работаешь на себя. Есть разница, не правда ли?

— Да. Вы в этом лучше разбираетесь… Меня больше интересует, как строил и организовывал Варга свои связи?

— Об этом я немного знаю. Предполагаю, что в высшей марксистской школе он заимел множество друзей со всех концов страны. И не забывайте, что он ведь живет в винодельческом районе Венгрии и, следовательно, в качестве частного винодела-предпринимателя имеет возможность расплачиваться вином за любезность и услуги. Это нехорошо, но такова уж человеческая натура, товарищ Тоот. Если ты за любезность или услугу захочешь дать кому-нибудь тысячу форинтов, то совершишь этим большую ошибку. И твой знакомый, даже если и примет их, сохранит в душе неприятный осадок. Может быть, я скажу на первый взгляд странную вещь, но число твоих врагов возрастет еще на одного. Но если ты вместо денег дашь своему знакомому двадцать литров качественного красного вина, то он будет считать тебя широкой натурой и добрым приятелем. А если ты дашь ему вина, что называется, «за так», то вскоре он почувствует необходимость отблагодарить тебя за это, причем как можно скорее. Вином многого можно достигнуть, хотя и не всего. Именно поэтому Шандор Варга никогда бы не вырвался из круга руководителей среднего уровня.

— Это мне не совсем ясно. Цетеньи засмеялся.

— Тут нечему удивляться. Я здесь недавно, примерно полгода, но и для меня только сейчас начинают проясняться здешние особенности. Места здесь нелегкие. Трудно распознать, имеешь ли дело с жуликом, прохвостом или с человеком, который трудится в силу унаследованной от отца, деда и еще целого поколения предков привычки. Я не настолько еще знаю Шандора Варгу, чтобы сказать, к какой категории он принадлежит. Разумеется, это относится к нему лишь как к человеку. Что же касается того, какой он на самом деле работник, то тут мне все ясно: плохой.

— Почему?

— Потому что всякие сделки его интересовали больше, чем работа. Он принадлежал к типу менеджеров, а не служащих учреждений. Вот вы могли бы представить себе руководителя областного уровня, главная забота которого — сколотить как можно больше денег путем все более и более широкого частного предпринимательства?

— В определенных случаях мог бы. Собеседник Тоота покачал головой.

— А я начал бы с того, что это прежде всего абсолютно безнравственно. Можно сказать, не этично для нашей профессии. Какое моральное право имел бы такой человек разговаривать с людьми, если каждому известно, что он из всего старается извлечь выгоду в первую очередь для себя.

— Ну а если все же кто-то попытается совместить и то и другое?

— Он будет недолговечен на этой стезе. Зарплата в областных учреждениях невысокая, с нее не разбогатеешь. А работа не только поглощает всего человека, но требует такого вложения энергии, какого впору ждать, как минимум, от двоих, а то и от троих.

Цетеньи снова рассмеялся.

— Дело выглядит так, словно я рекламирую самого себя, хотя я и в мыслях этого не имел. Могу лишь добавить, что хорошо исполнять нашу работу может только фанатик нашего дела.

— Или карьеры?

— И такое может быть, — ответил Цетеньи после короткого раздумья. — Но редко и ненадолго. Может быть, я немного наивен, но мне думается, что на длинной дистанции карьерист отстанет. По той простой причине, что он не в состоянии будет состязаться с тем, кто делает свое дело от души, с энтузиазмом.

— А Варга? — спросил капитан.

— Главной его бедой я считаю то, что он не обладал этим самым фанатизмом. Он интересовался всем, но понастоящему — ничем.

Тооту показался этот ответ убедительным, а хозяин кабинета провел рукой по лицу и добавил:

— И было еще коечто. Это мне, пожалуй, трудно сформулировать, потому что, возможно, ведь я и ошибаюсь. Но у меня в связи с ним было такое ощущение, что Варга — это человек, который, где бы он ни был, по существу, все равно отсутствует, потому что думает уже о другом месте. Стремится, стремится, преодолевая все и вся… Но куда и зачем?

— Спасибо, товарищ Цетеньи. Вы мне помогли во многом разобраться.

— Пустяки! Рад был хоть чем-то помочь.

Цетеньи встал и хотел было проводить капитана до двери, но в этот момент на столе у него зазвонил телефон. Цетеньи с сожалением развел руками, вновь опустился в свое вращающееся кресло и, одной рукой прощально помахав гостю, другой снял с аппарата телефонную трубку. Тоот вышел и снова оказался в приемной наедине с секретаршей, и тогда ему в голову пришла неожиданная идея, которую после краткого раздумья он решил осуществить. Подойдя поближе, он спросил секретаршу:

— Как у вас сегодня вечером со временем? Может, мы встретились бы?

Молодая женщина ответила ему довольно-таки беззастенчивым взглядом, потом, помолчав несколько мгновений, сказала:

— А почему бы… в конечном итоге и нет? Но только не здесь, поблизости. Вы знаете, где находится эспрессо «Голубой цветок»?

— Я сумею найти.

— Тогда там, около восьми часов.

Раздался щелчок параллельного телефона — это Цетеньи положил трубку. Секретарша сделала знак Тооту, чтобы он исчез, и капитан тотчас же последовал ее совету.

 

8

Разливочный центр виноградарского и винодельческого товарищества находился в кубообразном здании, расположенном на восточном склоне горы Верешхедь, на небольшой площадке между двумя холмами. Огромная площадь виноградников принадлежала, по меньшей мере, трем хозяйствам. В одном из них работал Шандор Варга. Судя по величине территории, оно было вторым по значению. У закрытого шлагбаума Тоот остановил машину, вышел и сказал дежурившему в конторке седому морщинистому человечку: — Я хотел бы поговорить с Деме Ласлоне. Она ведь у вас работает?

— Первый этаж, вторая дверь направо, — проскрипел пожилой дежурный.

Тоот прошел через весь двор, где между бочками с вином и большими ящиками с зелеными бутылками сновали одетые в синюю униформу мужчины. Он чуть не растянулся, зацепившись за оранжевый резиновый шланг, и еле увернулся от мчавшейся на него тележки. Войдя в главное здание, он уже через минуту стоял перед указанной ему дверью.

— Войдите, — отозвался на его стук резкий женский голос.

Тоот вошел. Канцелярия располагалась в небольшой, выбеленной известью комнате. Единственным украшением служила надпись на стене, сделанная красными витиеватыми буквами: «In vino veritas». За письменным столом сидела полноватая женщина с черными локонами. Приятные черты ее загорелого лица свидетельствовали о ее принадлежности к характерному для этой местности типу женщин, о которых говорят: в пятнадцать лет — прелестная, в двадцать — миловидная, а после тридцати — дурнушка. Сидевшей за столом, женщине было около двадцати пяти лет. Ее выразительные черные глаза мгновенным испытующим взглядом окинули посетителя. Тоот почувствовал, что должен представиться.

— Вы ведь из полиции? — спросила она. — А что, по мне так это заметно?

— Немножко да. Думаю, вы по делу товарища Варги? Демене жестом пригласила капитана сесть.

— Да, — ответил он.

— Боюсь, я не так много смогу вам сказать.

— О том, куда он исчез, возможно, и ничего. Но меня интересует, что за человек… ваш бывший начальник.

— Ужасно говорить о нем в прошедшем времени. Я до сих пор не верю, что с ним случилось что-нибудь плохое. Знаете, он был таким жизнелюбом, что трудно представить…

— Вы ведь были его непосредственной подчиненной?

— Да.

— И хорошо его знали?

— Ну, в тех пределах, в каких вообще можно когото хорошо знать. Шандора… я имею в виду товарища Варгу, с первого взгляда легко понять, потому что он был открыт другим. И все же не так просто. Всегда находилось такое, чем он мог удивить.

— Например?

— Сейчас это, пожалуй, трудно восстановить в памяти, хотя, впрочем… Однажды мы стояли с ним во дворе, проверяли погрузку. Он задумчиво так наблюдал за работой и вдруг сказал: «А знаешь, Ильдике, только здесь, в разливочной, у меня занято на работе девяносто человек. Если бы это хозяйство с завтрашнего дня принадлежало мне, то первым делом я сократил бы человек сорок. А через год наше предприятие с пятью десятками работников стало бы давать вдвое больше денег».

— Ну и почему он удивил вас этим?

— Наверное, потому, что здесь, в кабинете, он был очень «правильным». Иногда казалось, что его устами говорит учебник политэкономии.

— А какие у него были отношения с работниками предприятия?

— Хорошие. Он никогда без причины не бывал груб с подчиненными, что редко для начальника.

— Могли ли быть у него здесь враги или недоброжелатели? Такие, которые…

— А у какого руководителя их нет? И все же рабочий, которого, скажем, лишат премии, не станет за это убивать.

Тоот что-то пробурчал себе под нос, потом спросил:

— Насколько я мог заметить, большинство здесь составляют женщины.

— Да, больше половины. Но они, разумеется, заняты наверху, в погребах — только мужчины.

— И какими были у Варги отношения со здешними женщинами?

— Вы имеете в виду, как с работницами или как с женщинами?

— Как с женщинами.

— Он никогда не злоупотреблял своей властью. Во всяком случае, напрямую — пет, что было бы отвратительно.

— Что значит «напрямую»? Демене снисходительно улыбнулась.

— «Напрямую» — это когда начальник вызывает подчиненную и сообщает ей, что хотел бы лечь с ней в постель. Если она ответит положительно, ее ждут льготы, если же отрицательно, то тем самым она осложняет свое положение.

— А Варга как поступал?

— С чувством такта… если можно так выразиться. Когда ему кто-то нравился, он подходил, заговаривал, ведя речь о невинных, но двусмысленных вещах, о каких обычно говорят в таких случаях мужчины. Если он видел, что его слова принимаются благоприятно, то позволял дать рукам волю. Однако стоило ему заметить, что наталкивается на открытое неприятие, как он сразу делал вид, будто ничего не происходит.

— Не сердитесь на мой вопрос, но вы так об этом говорите, словно основываетесь на личном опыте.

Женщина слегка покраснела.

— Со мною тем не менее до этого не дошло. Хотя, если правду сказать, было бы у меня желание продвинуться… Шандор — понастоящему симпатичный человек. Его отношение к женщинам чутьчуть смахивает на прошлый век. Он принадлежит к тому типу мужчин, которые легко уступают в мелочах, так что у случайного наблюдателя может сложиться впечатление, что он — раб женщины. Однако в серьезных вещах он требует неукоснительного подчинения. Такие мужчины отпускают женщине комплименты, носят ее на руках, не скупятся на деньги, на лесть, на ласку, но ни в коем случае не позволят нарушить привычный им образ жизни. Не знаю, сумела ли я выразить то, что думала…

— Мне кажется, сумели.

— Правда, в отношениях с женой у него было подругому. Думается, он даже чувствовал себя немного несчастным из-за этого. Разумеется, я могу только предполагать. Впрочем, он с лихвой мог возместить все это, если бы хотел. Здесь, в провинции, нравятся манерничание и слащавость.

— Вы знакомы с его женой?

— Раза два или три, По-моему, перекинулась с нею несколькими словами. На наших праздничных мероприятиях.

— Ну, и каково ваше мнение о ней?

— В первый раз она показалась мне страшно спесивой и вызвала антипатию. Это было три года назад. Потом я решила, что она просто необщительна или же это окружение — не для нее. Сейчас мне трудно дать ей какуюто оценку. Одно точно: у нее очень твердый характер. А Шандору нужен зайчишка, который с восхищением глядел бы на него.

— А как вы думаете… если бы, скажем, вы захотели стать заместителем Варги, вам нужно было бы обязательно… переспать с ним?

Приятный загар на лице Демене сменился алой краской.

— Боюсь, что без этого ничего не получилось бы. Основанието у меня было — мое образование… в подобном вопросе это важно. Но он не из тех, кто прямо скажет: за это — то. У него была какая-то страсть господствовать, которая, впрочем, характерна для большинства мужчин. Все происходило бы по такой схеме: яде не в силах противостоять его обаянию и отнюдь не преследую при этом свои личные интересы. И в то же время я уверена, что если бы пошла на это, то он, следуя своему кодексу чести, посчитал бы обязательным наградить меня — то есть, естественно, я продвинулась бы по службе.

Тоот задумался на мгновение, а потом вдруг неожиданно рассмеялся. Это был веселый добродушный смех, от которого, казалось, даже стало светлее в комнате.

— Чем больше я рассуждаю об этом, — продолжала Демене, — тем более сложным мне все это кажется. Конечно, что-то есть в этом от петуха, который сидит на куче зерна и подпускает к ней только курочку посговорчивей…

— Понятно.

— Вот и подобного сорта начальники, как бы это получше выразить… самоутверждаются таким же способом.

— У вас острый ум.

— И я хотела бы, чтобы он не пропал втуне. Может быть, это мне и удастся. Видите, здесь я всетаки заняла приличную должность без традиционной и отнюдь не привлекающей меня процедуры.

Тоот постучал пальцем по лежавшему па столе миниатюрному ливеру.

— Сказать откровенно, я до сих пор неясно представляю себе ваше Верешхедьское виноградарское и винодельческое товарищество. Что это за предприятие?

Демене улыбнулась открытой, располагающей улыбкой.

— А вы и не удивляйтесь. Я сама сплошь да рядом нечетко представляю себе, что же мы на самом деле за фирма. Несомненно одно: она имеет смешанный характер. Это как бы сельскохозяйственный кооператив, товарищество, то есть — объединение местных хозяев, в противоположность, скажем, государственному хозяйству. Члены нашего товарищества — виноградари сдают свое вино нам, а не государству. За это они с одного литра получают пятнадцать форинтов, и им не приходится платить налог.

— А еще какоенибудь преимущество они имеют?

— Конечно! Они ежегодно принимают долевое участие в прибылях, разумеется, пропорционально сданному вину.

— А не слишком ли мало платите вы им за литр? Тооту показалось, что его вопрос несколько смутил собеседницу.

— Пожалуй, да. Но те деньги, которые они недополучали, шли в конечном итоге на развитие фирмы. А это повышает прибыль. Таким образом, в перспективе это — в интересах членов товарищества… Шандор, то есть товарищ Варга, говорил, что до тех пор, пока мы заметно не продвинемся в реализации программы развития, не может быть и речи о повышении закупочной цены на вино. При этом он интересно выразился: «Не будем приносить в жертву перспективные цели ради целей сиюминутных. Эту ошибку оставим для политиков».

— И сейчас вы много тратите на развитие?

— Страшно много. Мы купили новые погреба, построили завод для разлива только марочных вин.

— Думаю, что для таких капиталовложений необходима и поддержка государства?

— Да что вы! Все это мы покрываем за счет наших прибылей. Не забывайте: мы на самом деле не являемся государственной фирмой. Таким образом, мы пользуемся всеми вытекающими из этого преимуществами, но без убытков. Это самое привлекательное.

Тоот задумался на секунду, потом спросил:

— Если продолжить эту мысль, то, по сути дела, вырисовывается такая картина, что и система финансовых расчетов у вас весьма гибкая, не так ли?

Демене с похвалой отозвалась о способностях своего посетителя:

— Вы хорошо уловили суть. Однако не думайте, что-товарищ Варга злоупотреблял этим… если только… Впрочем, я никак не могу назвать это злоупотреблениями. Я имею в виду представительские расходы. По его предложению товарищество построило себе специальный зал для представительских целей, что, конечно, немного смешно и странно для кооператива. Разумеется, это психологически весьма положительно влияет на будущих партнеров…

— Положительно и в том смысле, что этим путем ваш шеф завоевывал себе влиятельных друзей.

Женщина задумалась.

— Да, в этом отношении вы правы. Но хорошему руководителю это можно простить. Я бы не рискнула сказать, что если бы я была руководителем…

— Ну, в этом случае вы прежде всего должны были бы порадоваться исчезновению Варги.

Большие черные глаза, не моргнув, выдержали взгляд Тоота.

— Я хотела бы проявить себя, но отнюдь не любой ценой. Понимаете, я не из тех, что желают смерти своей тетушки, если у нее имеется великолепный шкаф орехового дерева. Неужели вы думаете, что ради возможной выгоды я…

— Нет, не думаю. Ваш муж тоже здесь работает?

— Да. Он сейчас замещает товарища Варгу. Но только временно. Повидимому, сверху пришлют когонибудь, кого члены товарищества изберут затем своим председателем. Но не исключено — я слышала и такую версию, — что на эту должность выдвинут меня. Не знаю только, как отнесся бы к этому мой муж. Впрочем, это маловероятно — в лучшем случае меня могут назначить директором виноразливочного завода. Вряд ли члены товарищества согласились бы иметь председателем женщину.

— А как вы оцениваете мужа в роли руководителя?

Демене состроила чудную гримасу и вздохнула.

— Как чересчур хорошего. Он принадлежит к тому типу людей, которые в пятьдесят лет ради одного предприятия зарабатывают два инфаркта. Слишком добросовестный. Настолько, что, По-моему, это уже сказывается отрицательно па его возможностях. В качестве руководителя разливочного предприятия он еще годится, но председателем товарищества — нет. А здесь, по существу, нужно выполнять обе эти функции.

— А как, повашему, Варга был добросовестным?

— Пожалуй, я бы не сказала этого. Но главное в том, что все было ему не по душе… Впрочем, это не совсем точно. Я ни разу не видела его грубым, раздраженным, хотя проблем здесь возникает сколько угодно. Если же он и выглядел раздраженным, то ясно было, что это тактика, что он ведет себя так потому, что это ему выгодно в данный момент либо этого от него ждут. Я всегда чувствовала, что он как бы потешается над всеми. С начальством он прекрасно ладил; только не думайте, что он подхалимничал. Я была свидетельницей, когда он заместителю министра смело высказал свое мнение по какомуто спорному вопросу; в конце концов, правда, дело решилось так, как хотел тот, и Шандор признал его правоту. Когда гости сели в машину и укатили, он громко расхохотался. «Ильдике, это похоже на шахматную игру, — сказал он. — Если ты играешь с начальством, тебе нельзя выигрывать. Но дурак тот, кто проигрывает легко: такие партнеры не нужны. Нужно проигрывать в упорной, острой борьбе, и тогда ты станешь любимым партнером начальника».

— И это получалось у него с любым начальником?

— Конечно. Он ведь организовывал посещения винных погребов, приглашал на горшочек гуляша к себе в дом. Правда, в последнее время делал это все реже и реже. Жаловался: «Не буду часто приглашать к себе эту публику. Завистники. Взять хотя бы этого Пецели. Зарабатывает семь тысяч, холостяк, снимает только часть квартиры, все деньги тратит на костюмы и на женщин, а когда был у меня, даже пожелтел от зависти — хорошо, мол, живешь, мужик! Да, этот будапештский полулюмпен не знает, что такое настоящая работа. Не говоря уже о «дополнительной».

— А не знаете, у Варги есть какоенибудь «подпольное» предприятие?

— Нет. Во всяком случае, здесь, в рамках нашей фирмы, точно нет.

— Вы уверены? Женщина улыбнулась.

— Может ли руководитель предприятия на своем же предприятии создать что-то такое, о чем не узнал бы другой руководитель?

Прежде чем задать следующий вопрос, Тоот немного выждал, словно прикидывая, стоит ли вести разговоры в этом направлении.

— Видите ли, я очень высокого мнения о ваших оценках и наблюдениях. Чувствуется, что у вас есть свой взгляд па вещи. Так что же могло случиться с вашим шефом? Почему он вдруг исчез?

По лицу Демене пробежала удовлетворенная улыбка.

— Я, например, сразу подумала о его жене. Что он больше не мог выдержать и поэтому исчез.

— Но не проще ли было развестись? В этом случае и имущество досталось бы не только ей.

— А вы уверены в том, что он исчез по доброй воле?

— Нет. Именно этого я и боюсь, что не по доброй воле. В этом случае дело значительно сложнее. Видите ли, если ктонибудь, все заранее продумав, преднамеренно хочет исчезнуть из общества или вообще из жизни, то обычно заблаговременно пару раз бросит какой-то туманный намек, который лишь впоследствии становится ясным. Вы понимаете, что я имею в виду?

Демене утвердительно кивнула головой.

— Вроде того, что, мол, «скоро здесь все пойдет подругому».

— Приблизительно так. Или, например: «Не знаю, что будет с вами, когда меня не будет здесь». Подобного он не говорил? Это, конечно, может показаться глупостью, однако может иметь коекакое значение.

— Нет, ничего подобного не говорил. Впрочем, это и неудивительно.

— Почему?

— Подобные вещи говорят или люди с расшатанной нервной системой, или слабохарактерные, те, которые так или иначе хотят вызвать к себе сочувствие. Товарищ Варга — не из таких. Он всегда был человеком, который, несмотря на всю свою доброжелательность и открытость, чертовски все рассчитывал. Конечно, это глупое противоречие, но это так.

Дверь неожиданно открылась, и в комнату вошел человек в белом халате.

— Ильди! Пошли скорее — приехали зарубежные гости. — Заметив Тоота, он с холодной вежливостью объяснил посетителю: — Прошу прощения, но моя жена должна срочно уйти — она хорошо говорит понемецки.

— Товарищ — из полиции, — сказала Демене, вставая. — Он ведет расследование по делу исчезновения нашего шефа.

Тоот заметил, что при слове «шеф» на лице ее мужа, сравнительно еще молодого человека, появилось горькое выражение. Он осекся.

— Тогда ты иди, а я отвечу на вопросы товарища. как-только Демене вышла, Тоот тоже встал.

— У меня, по существу, почти и не осталось вопросов. Часто к вам приезжают иностранцы?

— Достаточно часто.

— Какого рода связи поддерживал с ними Шандор Варга?

— Официальные.

— Полагаю. А кроме того?

— Он со всеми обращался так, словно они были его лучшими друзьями или родственниками. Принимал с распростертыми объятиями.

— На каком языке он с ними общался?

— Видите ли, сюда, как правило, приезжают западные немцы. Варга изъяснялся понемецки, прямо скажем, неважно. Но это его отнюдь не смущало. У меня, например, более основательные знания языка, и то я почти не отваживаюсь говорить. А он изъясняется и Жестами, и улыбками, строит такие фразы, что волосы дыбом встают и стыдно становится. Не за него — за нашу фирму. Но, несмотря на это, проходит десять минут — и он уже лучший друг иностранных гостей. Поднимаемся, к примеру, все вместе на гору, и из подворотни выбегает дворняжка. Варга тут же комментирует: «Оригиналь хунгарише Хунд», после чего пытается перевести дурно пахнущие венгерские анекдоты на немецкий язык. Никто ничего не понимает, но все весело смеются. Причем не над ним, а вместе с ним. Вам это понятно?

Тоот утвердительно кивнул.

— Думаю, что да.

— Ну тогда вам повезло. Мне кажется, я никогда не смогу понять этого. Что же, поручается, что люди — идиоты?

— Нет, — отозвался Тоот, — просто им нравятся мелочи, которые свидетельствуют о том, что их окружают вниманием, что они — важные персоны. Не располагая такими качествами, нельзя быть хорошим руководителем.

Ласло Деме напыжился, как изготовившийся к бою петух.

— Вы на меня намекаете?! Слушайте, если вы думаете, что…

— Я не ревизор из центра, и у меня к вам нет никаких претензий, — перебил его Тоот. — Но у меня к вам еще один вопрос: вы ведь не любили Варгу?

— А за что мне было его любить? За его панибратскую манеру, которую вы, повидимому, одобряете? Или за то, что он постоянно вертелся вокруг моей жены?

Деме замолчал, потом неожиданно улыбнулся. Тоот с удивлением посмотрел на него: улыбка, вероятно, была редкой гостьей на пасмурном лице этого человека. А Деме добавил:

— Да, пожалуй, я его не любил. Но сейчас я совершенно подругому отношусь к нему. И знаете, почему?

— Знаю. Потому что он исчез.

 

9

Не было и часа дня, когда Тоот выехал со двора виноградарского я винодельческого товарищества. Тех, с кем нужно поговорить, конечно, еще не было дома. Впрочем, нашлось исключение: когда через десять минут он припарковался у красного каменного дома Шандора Варги и вышел из машины, то увидел, что Варгане, помахивая сумкой, поднимается по лестнице. На глухой звук захлопнувшейся дверцы машины она обернулась и с удивлением посмотрела на Тоота.

— Как вы узнали, что я дома? По понедельникам я обычно до трех бываю в школе, но сегодня не состоялось заседание кружка.

Тоот поднялся вслед за нею.

— Я поехал наудачу.

Лицо, которое он сейчас видел перед собой, было, наверное, лет на десять моложе, чем-то, которое он видел вчера. Распущенные волосы спускались на плечи, глаза сверкали, на щеках проступил румянец. Сияющая улыбка выпрямила привыкшие к горестному изгибу губы. Все это, несомненно, шло ей. Тоот недоуменно спрашивал себя, что могло вновь разжечь этот угасший костер.

— Заходите, — сказала Варгане и протянула Тооту руку.

Твердым и решительным было пожатие ее маленькой горячей руки.

Комната, куда они прошли, поразила Тоота. Мебели в ней почти не было, если не считать столика на низких ножках, стоящего на желтокраснокоричневом ковре, да большого книжного шкафа вдоль одной из стен. На другой стене висели домотканые салфетки в тон ковру.

— Это моя комната. Присаживайтесь. Тоот смущенно огляделся.

— А стульев вы не держите? Хозяйка рассмеялась.

— Зачем? Гораздо полезнее сидеть на ковре. Я даже ученические работы здесь проверяю, на этом маленьком столике. Будь моя воля, я вообще держала бы в доме лишь самую необходимую мебель. Я люблю свободное пространство.

На Варгане были слегка потрепанные синие джинсы и пуловер с аппликацией. Она выглядела скорее студенткой, чем матерью троих детей. Тоот поймал себя на том, что не может отвести от нее взгляда.

На ковер усесться всетаки пришлось.

Непривычная поза сковывала Тоота, он даже не знал, как начать разговор… Сначала говорили о какихто пустяках. Потом капитан стал рассказывать о результатах своего расследования; правда, ровно столько, сколько посчитал возможным. Маргит — Варгане попросила, чтобы он называл ее так, — внимательно слушала. Тоот говорил и говорил, потом словно одумался.

— Не знаю, что со мною происходит. Вместо того чтобы спрашивать вас, я вам выкладываю все и вся.

В голубоватосерых глазах его собеседницы заискрился смех.

— Пожалуйста, спрашивайте.

— Прежде всего, что произошло с вами? Со вчерашнего дня вас просто не узнать. Словно вы вчерашняя и вы сегодняшняя — две совсем разные женщины.

— Ничего особенного. Так, мелочи, но приятные. Так бывает, когда внезапно почувствуешь, что направление ветра меняется и заканчивается долгая полоса невезений. Вчера после вашего ухода ко мне заявился Шебештен Селеш и сказал, что окончательно решил купить беркечский дом. И даже деньги принес. Вы и представить себе не можете, как я обрадовалась. Этот дом тяжелым бременем висел на моей шее. Я уже начала думать, что никогда и никому не смогу продать его даже по минимальной цене. Эта сделка полностью поправит наши материальные дела.

— Вы говорите «наши»? Вы все еще рассчитываете па возвращение мужа?

— Я думала о детях. А вообще-то я не делала тайны из того, что собиралась развестись с Шандором, да вот случилось такое…

Тоот хотел сказать, что, значит, Шандор Варга пропал очень вовремя, но воздержался.

— И этих денег было достаточно, чтобы так воодушевить вас?

— Нет. Но произошло еще коечто… С моим знакомым… мне кажется, он наконец решился ради меня… впрочем, об этом, пожалуй, не будем говорить. Это касается лично меня и… не имеет никакого отношения к вашему расследованию.

— Понятно, — отозвался Тоот и с удивлением отметил, что голос его прозвучал как-то хрипловато.

— Не выпьете ли чашечку кофе?

— Нет, спасибо. И еще я хотел бы попросить вас: покажите мне, пожалуйста, комнату вашего мужа. Надеюсь, там в основном все осталось так, как было до его исчезновения?

— Да. Хотя не думаю, чтобы вы что-нибудь там нашли. Ваши коллеги в свое время тщательно обыскали ее.

— Я не это имел в виду. Каждая комната о чем, о чем, по о привычках и характере своего хозяина может сказать многое.

— Что вам говорит моя комната?

— То, что вы любите свободу и терпеть не можете условностей. И еще коечто…

— Что именно?

— Лучше я промолчу. Это касается лично меня… Варгане улыбнулась. Она встала и предложила руку Тооту.

— Вы правы. Пойдемте, я покажу вам комнату Шандора. Комната Варги практически ничего не говорила о своем хозяине, и Тоот почувствовал некоторое разочарование, потому что подтвердилось то, чего он боялся: здесь жил человек, который мало времени проводил дома, а посему у него не было ни времени, ни желания создавать тут уют. Такая комната вполне могла бы принадлежать закоренелому холостяку или студенту, снимающему жилье у хозяйки. Стол, стул, кровать. Четыре сосновых доски на прикрепленных к стене металлических кронштейнах служили книжной полкой, на которой стояли книги в цветных переплетах. Тоот подошел поближе и снял одну из книг. Она была на иностранном языке.

— Это английские книги мужа, — пояснила Маргит. — Почти все без исключения — детективы. Когда Шандор начал заниматься английским, то сказал, что хотел бы научиться разговорному языку. Мне, правда, хотелось, чтобы он читал серьезные вещи… Но и это мое пожелание в отношении Шандора окончилось так же, как и все другие. Его как-то больше интересовал легкий жанр. Во всем.

Тоот улыбнулся.

— И давно он начал заниматься английским?

— Примерно пять лет. Когда он только начал заниматься, я попробовала уговорить его изучать немецкий, так как его он смог бы использовать на работе, но он не послушал меня. Сказал, что в той степени, в какой немецкий может понадобиться ему на работе, он его знает.

— А ради чего он стал изучать английский?

— Видите ли, Шандор принадлежит к тому типу людей, которые ни к чему не испытывают подлинной страсти. Случаются лишь какие-то привязанности, которые на более или менее долгий срок овладевают ими. Сначала у пего возникло непреодолимое желание лазать по горам, заниматься туризмом, потом пришли шахматы. На смену им пришла охота. А этим летом, когда мы вместе были по путевке на Балатоне, он решил заняться парусным спортом. Даже купил пособие…

Тоот оглядел стены. Они были пусты. Только в одном углу выделялось на обоях светлое пятно.

— А что за картина тут висела? Варгане закусила губу.

— Это не картина, а плакат. Любимый плакат моего мужа. Я сняла его, потому что мне он не нравился.

— Мог бы я взглянуть на него?

Женщина вышла и через минуту вернулась с бумажным рулоном. Тоот расправил его. Это был снимок с воздуха: зеленые холмы с пальмами, ослепительно сверкающие под лучами солнца белые дома, а вдали — синий, как чернила, океан. И короткая надпись: Малибу.

— Это где-то в Калифорнии. Когда у мужа было плохое настроение, он всегда смотрел на этот плакат. Он мог развлечь его гораздо лучше, чем я или дети. — Маргит снова улыбнулась. — Странно, что прочно стоящий на родной земле человек испытывал ностальгию по чужбине. — Думаете, он душой стремился туда?

— Он любил солнце. Говорил даже, что летом живет вдвойне. Но не думаю, чтобы он туда стремился. Зачем бы ему тогда исчезать? У него есть заграничный паспорт, и он в любой момент мог уехать в Австрию, а оттуда — куда только захочешь.

— Да, это действительно странно. — Поколебавшись немного, Тоот спросил: — А скажите, Маргит, почему вы не выбросили этот плакат?

На лице Варгане появилось насмешливое выражение.

— Потому что, если мой муж все же объявится, это будет ему неприятно. А потом, если бы я выбросила этот плакат, это означало бы, что я знаю, что он не вернется. Не правда ли?

— Но тот факт, что вы сохранили его, может быть и свидетельством вашей хитрости. Как вы смотрите на такой оборот дела?

— Ну а вы что думаете обо мне? Тоот рассмеялся.

— Ничего. И могу еще сказать, что я пока ничего не знаю. — Капитан направился к выходу. — Благодарю вас за терпение.

Маргит снова протянула ему руку.

— Я не задерживаю вас, потому что скоро пойду за детьми. Надеюсь, мы еще встретимся.

— Вполне возможно. Во всяком случае, если вам что-то придет в голову, оставьте мне записочку в мереслекской гостинице. Я там живу.

— Договорились. Моя школа буквально метрах в двухстах от нее.

Тоот стал спускаться по лестнице, когда Варгане вдогонку спросила:

— А вы не хотите заглянуть к Беле Надю? Сегодня он еще здесь. Я встретила его утром.

Поколебавшись немного, Тоот решил последовать ее совету.

Ворота были открыты, капитан вошел во двор и постучал в дверь дома. Она была не заперта, Тоот толкнул ее и оказался в маленькой передней, из которой вели две двери. Он наугад вошел в одну из них — она привела в кухню с выбеленными стенами и каменным полом. Кухня была пуста, на столе лежала груда вымытой посуды. Из кухни дверь вела в комнату. Тоот вошел и увидел, что перед телевизором, на экране которого подобно резиновым мячикам прыгали две маленькие фигурки, отчаянно колотя друг друга, сидели двое мужчин. Оба сразу повернулись в сторону вошедшего. Одним из них был Бела Надь. Второго Тоот никогда не видел.

— Приветствую вас, — поздоровался Надь. — Присаживайтесь. — Потом показал рукой на второго мужчину, проговорил: — А это… — он запнулся, как бы подыскивая слова, — это… мой друг Ласло фон Сабо.

Тоот чуть было не расхохотался, но, взглянув на обладателя такой странной фамилии, постарался подавить смех.

— Честь имею представиться — Ласло фон Сабо, — произнес незнакомец, вставая и протягивая руку.

Он был чуть выше среднего роста, но обладал фигурой с явно избыточным весом: весил он, наверное, около девяноста кило. Толстые конечности, широкие плечи, а протянутая ладонь, казалось, была вырублена из дерева. Коротко остриженные густые темные волосы плотно прикрывали его круглый череп, лицо его было каким-то угловатым: крупный квадратный подбородок, широкий короткий нос, цепкие, далеко посаженные друг от друга светлокарие глаза, отливающие холодным блеском, несмотря на то, что узкогубый рот растянулся в улыбке. Тоот также представился.

— Вы не венгерский гражданин? — спросил он.

— Я австриец. Венгр по происхождению. Но поскольку по профессии я — шофер на зарубежных перевозках, то часто бываю здесь.

— Тогда вы, конечно, знакомы с Шандором Варгой? Мужчина равнодушно кивнул.

— Да. Я обычно привозил ему любимое им виски и косметику, думаю, его жене.

Он говорил однотонным голосом, как-то бесцветно; его иностранный акцепт, если специально не вслушиваться, вполне можно было и не заметить. Тоот несколько удивился, что фон Сабо, хотя и понимал, что имеет дело с сотрудником полиции, видимо, совершенно не придавал этому значения.

— Вы хорошо знали Шандора Варгу?

— Не сказал бы. Я езжу в этом направлении только последние два года, и то транзитом. Так что встречался я с ним раз в полторадва месяца.

— Что вам известно о нем?

— Ничего.

Это слово прозвучало в устах фон Сабо столь решительно, что у Тоота отпало желание спрашивать дальше. Он вдруг почувствовал себя очень усталым: па длившуюся в течение полутора суток безостановочную «гонку по следу» ушел весь резерв его сил.

Фон Сабо уже не стал садиться, а повернувшись к Беле Надю, сказал:

— Так я справлюсь насчет этих вещей. Бела Надь согласно кивнул, потом спросил:

— А ты не хочешь посмотреть схватки полутяжеловесов? Гость пренебрежительно покачал головой.

— Этот петушиный бой меня не интересует. Если бы мне пришлось сейчас надеть перчатки, я бы любого из этих молодчиков уложил еще в третьем раунде. Слабаки!

— Вы были боксером? — спросил Тоот с пробудившимся интересом.

— Да. Профессионалом. Боксировал по десятьпятнадцать раундов.

— И как, успешно?

— У меня на счету семнадцать матчей. Четырнадцать я выиграл нокаутом и три — по очкам. Потом я оставил бокс, хотя как раз стали поговаривать, что я мог бы выступить на первенстве Европы.

— И почему же вы бросили бокс?

— На одном глазу было сорвано веко. Пришлось подшивать. Я решил, что лучше буду иметь меньше денег, но зато буду зрячим.

— И теперь вы мало зарабатываете? Фон Сабо хмыкнул:

— Для вас это было бы много, а для меня маловато. Ну, до свидания, — бросил он, кивнув головой, и направился к двери. Надь последовал за ним.

Тоот в течение нескольких минут посидел перед телевизором и не заметил, как заснул. Очнулся он от того, что Бела Надь тряс его за плечо.

— Что с вами? Тоот протер глаза.

— Ничего, просто устал. С момента нашей вчерашней встречи случилась парочка событий.

И он вкратце рассказал о случившемся с ним за эти полтора дня.

— Одно, во всяком случае, совершенно ясно: что-то очень искали в домикедавильне Варги, и комуто очень не нравится, что розыск Шандора продолжается. Каково ваше мнение обо всем этом?

— Не знаю, — ответил Надь, покачав головой. — Но боюсь, тут готовятся весьма неприятные вещи. Не нравится мне этот тип с ножом. Исчезновение Шани — это вроде бы в порядке вещей, и все должно бы утихнуть. Но почемуто вдруг всё разбудоражилось? Может быть, из-за вас?

— Возможно. А скажите, вам знаком некий Янош Мачаи? Он живет один на Тёрёкварском холме.

Бела Надь удивился.

— Конечно, знаю. Он в детстве был моим хорошим приятелем. И не только моим, но и Шандора. Видите ли, мы все трое — уроженцы одной местности, и, когда были совсем еще огольцами, нас водой нельзя было разлить. Как это обычно бывает. Но я давно уже его не видел. С тех пор, как он спятил, только один раз.

— Спятил?!

— А как еще вы назовете то, как он себя ведет? Два месяца тому назад я встретился с ним в Мереслеке в универмаге…

— Во вторник.

— Откуда вы знаете? — Бела Надь был заметно удивлен.

— Я много чего знаю.

— Я его радостно поприветствовал, а он стоит как истукан. Пытался поговорить с ним, но это не очень получилось. На прощание я сказал ему, что какнибудь загляну. Мачаи мне в ответ, мол, он не претендует на это. Ну, и черт с ним! Тоже мне — цивилизованные люди, долго не видевшие друг друга, на прощание обмениваются такими любезностями?!

— Этот фон Сабо привозил Варге только такие мелочи, о которых говорил?

— Не думаю. Полагаю, что там было все — от электрической бритвы до мотора к автомобилю. Но доказать это никто никогда не сможет.

— А я и не собираюсь. Сами по себе партнеры Варги по коммерческим сделкам меня не интересуют.

Бела Надь поднялся с кресла и выключил телевизор.

— Не сердитесь, но я должен собираться: мой поезд уходит через полтора часа.

Тоот понял намек и тоже встал.

 

10

В начале четвертого Тоот мчался в сторону Мереслека по шоссе между горой Верешхедь и холмами Беркеч. Стояла отличная для осени погода, и Тоота охватило какое-то особое настроение — уверенность, что зимы в этом году вовсе не будет. Через несколько километров дорога сузилась и побежала между горой Верешхедь и самым южным из холмов, образующих гряду Беркеч, которая по мере приближения автомобиля меняла окраску: из бледноголубой превратилась в желтокрасноватую. Первым шел Солдатский холм со старой шахтой, обозначенной темной стеной отработанной породы, чуть дальше Свиной хрящ с щетинистым темным леском, далее располагалась Малая игла, также поросшая лесом и густым кустарником, она имела пирамидальную форму, следом — Ястребиное гнездо с лысой вершиной. За ними множество других холмов, перечислить которые, как считают местные жители, не хватило бы нескольких десятков лет.

В город он въехал по юсогскому шоссе. Добрался до центра, расспросил дорогу, потом повернул обратно. В Мереслеке, как и в других небольших венгерских городах, старое и новое перемешивалось весьма неожиданно. Старые здания обветшали, а новые, монстры из стекла и бетона в провинциальном стиле, не вписывались ни в архитектурный облик города, ни в окружающую природу. Улица, которую искал Тоот, шла перпендикулярно главному проспекту. Тротуар ее был выложен плитами, а проезжую часть, мощенную булыжником и давно не мытую дождем, покрывал серый слой пыли. Тоот решил не испытывать прочности рессор своей машины, вылез и пошел пешком. Одноэтажные домики были выкрашены в желтый, белый, зеленый и даже лиловый цвета. На фасаде одного из них виднелась вывеска ремесленника, перед фамилией проступило закрашенное после 1945 года слово «витязь». Проходя мимо одного из домов, Тоот заглянул в открытое окно. В комнате на земляном полу клевали зерно куры и петух. Заметив Тоота, птицы в ужасе закудахтали и разлетелись в разные стороны. Нужный ему дом был в лучшем по сравнению с другими состоянии: стены только что побелены, на окнах красные кружевные занавески, на подоконниках — цветочные горшки, на крыше новая черепица. Тоот заглянул за штакетник. Темноволосая коренастая женщина на дворе выбивала одежду. «Видно, ему нравился такой тип», — подумал Тоот и окликнул хозяйку.

— Добрый день. Я хотел бы поговорить с Фекете Ласлоне.

— Это я, — произнесла женщина, повернувшись к Тооту, и приветливо улыбнулась. — Наконецто вовремя появились. Ну, входите же. Чего ждете?!

Тоот открыл калитку.

— А где инструменты?

— Я из полиции. Мы с собой инструменты не носим.

По круглому широкому лицу женщины быстро пробежало облачко испуга. Но вскоре лицо ее вновь прояснилось.

— Ну, что же. Я, правда, слесаря ждала. Садитесь, я вас сейчас чемнибудь угощу.

Тоот уселся за гладко обструганный деревянный стол, расположенный под кустом орешника. Женщина вышла из дома с зеленой бутылкой и двумя рюмками. По их размерам капитан понял: ему предложат вино. Однако в бутылке оказалась палинка. Женщина наполнила рюмки на три четверти и чокнулась, едва дотронувшись краешком своей рюмки до рюмки гостя.

— Ваше здоровье. Это надо залпом пить.

— И до дна, — пробормотал Тоот, поднося ко рту рюмку сомнительной чистоты.

Женщина привычным движением опрокинула рюмку, выпив содержимое одним глотком, и лишь потом заметила, что гость едва пригубил зелье. Поначалу она было разозлилась, но тут же успокоилась и глупо ухмыльнулась.

— Черт вас подери! Здорово вы меня облапошили.

— Я за рулем.

— Меня всегда мужики за нос водят. Не знаю, почему?

— Вероятно, потому, что вы им слишком доверяете.

— Муж меня тоже обманул. Перед женитьбой хвастал, что первый ходок в округе… А я поверила, из-за этого него и пошла.

Женщина придвинулась к Тооту, ее черные большие глаза слегка косили. Она захихикала.

— Трактор у него все хозяйство отшиб. По крайней мере, он так утверждает. вообще-то он — дубина порядочная. А я какникак гимназию закончила.

Тут она с подозрением взглянула на Тоота.

— Ну, а что вам от меня надо? Если вы думаете, что со мной…

— Ни в коем случае. Когда в последний раз вы видели Шандора Варгу?

— Летом.

— В каких вы были с ним отношениях?

Тоот видел: женщина изо всех сил старается не поддаться действию алкоголя, видимо, эта рюмка была не первой за день. Она глуповато улыбнулась.

— В хороших… отношениях.

— У вас была связь с ним?

— Ну, да…

— Итак, он был вашим любовником? Глаза женщины заблестели.

— Он утверждал, что я очень чувственна. Тоот непроизвольно проглотил слюну.

— Муж знает?

— Нет. Муж ни о чем не догадывается. После работы он торопится прямиком в кабак, домой возвращается пьяный, сразу спать заваливается. А мной пренебрегает.

— А каковы были планы Варги в отношении вас? — Собирался на мне жениться. Он все повторял…

— Не будь у него детишек, которых он обожает, он бы давнымдавно развелся и женился?

— Ага. Он, наверное, и вам рассказывал? Упоминал обо мне?

На глазах у Фекетене навернулись слезы. Она несколько раз всхлипнула, потом тыльной стороной ладони вытерла нос.

— Разумеется. Но вы слышали, что он исчез?

— Конечно. Я его пыталась но телефону разыскать, звонила на работу, а там сказали, что он не появляется несколько недель, и никто не знает, где он.

— Деньги он у вас держал?

Женщина склонила голову набок и стала вдруг похожа на удивленную черную ворону на свежевспаханном поле.

— Какие деньги? Тоот повысил голос.

— Не стройте дурочку. Это вам дорого может обойтись! Вы работаете в бюро путешествий. Думаете, почему такой тертый калач, как Варга, терся около сорокалетней… — Тоот хотел сказать «развалины», но воздержался, — женщины? Я могу ответить. из-за валюты, которую с вашей помощью можно получить. Сколько ему требовалось каждый месяц?

Фекетене плотно сжала свои мясистые губы. Стало слышно ее тяжелое, хриплое дыхание.

— Что вы себе позволяете?! Тоот тихо продолжил:

— Послушайте, Фекетене! Давайте договоримся. Я — один, протокол не веду. Следовательно, ваши слова нигде не фиксируются. Судя по всему, дело, которое я расследую, связано с убийством, деньги меня интересуют лишь как мотив преступления. Сколько вы ему достали?

— Если скажу, оставите меня в покое?

— Да.

— Доказать все равно ничего не сможете. Попробуете меня привлечь, я от своих слов откажусь. Учтите!

— Учту. Но привлекать вас не собираюсь. Никто никогда ничего не узнает.

— В месяц я ему доставала по сто пятьдесят — двести долларов. Обычно около ста пятидесяти.

— Сколько лет вы поддерживали с ним связь?

— Шесть.

— Денежки немалые.

— Помните, следов вам не найти.

— Поймите, меня это не волнует. Вы не знаете, для чего Варге требовались такие деньги? Куда он мог деться?

— Меня деньги не интересовали, только любовь. Но и Шани деньги не оченьто трогали. Можете мне поверить. Для него они… были чем-то… второстепенным… не верите?

— Почему же, верю.

— Шани много раз говорил: «Любовь моя, главное в жизни — это чувства. Деньги нужны только для того, чтобы создать необходимые материальные условия для счастья. как-только я соберу необходимую сумму, чтобы купить семье хорошую квартиру в Пеште, где они не так сильно будут во мне нуждаться, мы займемся устройством нашего гнездышка».

— Понятно, поэтому вы ему и помогали. Но что он делал с деньгами? Вероятно, у него были какие-то темные делишки?

— Я уже сказала, меня это совершенно не интересовало.

— А я вам вполне серьезно заявляю, что у меня есть желание покопаться в вашем саду. Готов биться об заклад, что коечто обнаружится.

Лицо женщины стало серозеленым.

— В ссаду?.. А что соседи скажут? Тоот небрежно махнул рукой.

— Ерунда. Валюту вы, вероятно, покупали за большие деньги. А знаете ли вы, откуда Варга брал эти форинты? Ведь его зарплаты на покупку долларов явно не хватило бы.

— Он очень усердно работал. Вкалывал. Не щадил себя. Между прочим, и в любви — тоже!

— Ясно. И теперь вы поэтому пьете?

— Моя жизнь теперь ничего не значит! С идиотоммужем?! Вы считаете, что жизнь может иметь для меня какойнибудь смысл?

— Варга никогда бы не женился на вас, он просто обманывал вас, используя в своих интересах.

Женщина протянула было дрожащую руку к бутылке, но, бросив взгляд на рюмку гостя, быстро схватила ее и опрокинула.

— И вы это точно знаете, именно вы! Вы что, свечку держали, когда он мне об этом говорил?! Вы думаете, что мужчина способен несколько лед жить с женщиной, к которой он не испытывает физического влечения? Никакие деньги не помогут, даже такие, как у Рокфеллера.

Тоот поднялся.

— Благодарю за помощь. Последний вопрос. Как вы думаете, кто был основным компаньоном Варги в его, так сказать, неофициальных делах? Я у вас спрашиваю, потому что его жена не знает. Но теперь я уверен, что перед вами он был склонен… ээ… в большей степени открывать душу.

Эта грубая лесть привела к нужному результату. Фекетене впервые за весь разговор расплылась в улыбке.

— Ну, один — это Шебештен Селеш, он работает в рыбхозяйстве. Но самый главный — его подчиненный Йошка Флейшман.

— А где он живет?

— В лесопарке на горе Верешхедь. Напротив холма Шювегеш. Знаете, где давильня Шани. Мы там провели столько счастливых часов…

— Еще раз спасибо. Вы можете рассчитывать на меня. Я умею молчать.

Женщина строптиво вскинула голову.

— Мне от вас ничего не надо. Главное, чтобы вы язык держали за зубами. Никому ни о чем ни слова, я все буду отрицать, учтите.

Тут голос у нее неожиданно сорвался.

— Вы считаете, что он погиб? Тоот покачал головой.

— Точно не знаю. Но вряд ли можно рассчитывать на благополучный конец этой истории.

Женщина уронила голову на стол и зарыдала. Тоот бросил на нее задумчивый взгляд и двинулся к выходу. Он уже вышел за калитку, когда услышал визгливый крик:

— Пропадите вы все пропадом, подлые легавые! Ходите тут и вынюхиваете!

Тоот улыбнулся и, даже не оглянувшись, двинулся дальше. Не успел он пройти и десяти шагов, как танкоподобный верзила загородил ему дорогу. Это был плотного сложения мужчина с длинным носом и маленькими свиными глазками, в которых отражалась подозрительность и ревность, свойственные таким вот пьянчугам. Тоот попытался обойти его, но мужчина упорно не желал его пропускать.

— Зачем вы заходили к моей жене?

— Я — слесарь.

Мужчина некоторое время колебался.

— Я сам все сделаю, — нерешительно выговорил наконец громила и положил руку на плечо Тооту. — Отремонтировали?

— Нет… я пока только причину установил.

— Ну, и что же теперь будет?

— Из конторы когонибудь пришлют, он все исправит.

— Исправит или отремонтирует понастоящему?

Тоот чувствовал себя все более неуютно в своем «маскарадном костюме».

— Отремонтирует как следует.

Уже сидя в машине, Тоот задумчиво потер лоб, потом достал записную книжку и отыскал адрес Селеша. Директор рыбхозяйства, как и следовало ожидать, жил в Паркгороде. Это был квартал особняков и вилл, расположенный на двух холмах и в долине между ними. Небольшие одноэтажные дома с отличными садами стояли близко друг от друга. Хотя комфортабельная квартира в современном большом микрорайоне удобнее, чем эти дома, построенные в тридцатые годы для тогдашних чиновников, однако жить в Паркгороде Мереслека всегда считалось престижным.

Шебештену Селешу принадлежал единственный новый дом на всей улице. Его строительство приближалось к концу, хотя во дворе еще царил безнадежный хаос: леса, бочки с раствором, ведра с известью и отработавшая свое бетономешалка. Входная дверь была нараспашку, и Тоот, войдя в дом, вздрогнул… Он увидел такой же разгром, с каким ему уже пришлось встретиться в доме Шандора Варги в Беркече: опрокинутый стол, перевернутые стулья, распахнутый шкаф, одежда, разбросанная по всему полу. Капитан почувствовал, как напряглись все его мышцы, он до боли прикусил губу.

Резким движением Тоот распахнул дверь в соседнюю комнату.

Там не было никого, кто мог бы на него напасть. Во всяком случае, сам Шебештен Селеш этого сделать никак не мог. Он лежал на боку в большом кресле, тупо уставившись на капитана. Вокруг глубокой раны па шее запеклась кровь, и на белоснежной рубашке покойного образовался причудливый, созданный каким-то безумным модельером, пурпурный галстук. Тоот попятился и тотчас же выбежал из дома, поспешно миновал двор и сел в машину.

Обескураженный увиденным, он погрузился в раздумья, что теперь предпринять, хотя знал, что обязан сообщить о случившемся в полицию. Однако ему не очень хотелось делать это, ведь потом он уже не сможет действовать неофициально. В конце концов дилемму эту помог ему решить почтальон. Размахивая телеграммой, он уверенным шагом направился прямо в дом и спустя минуту, дико вопя, выскочил наружу. Тоот завел мотор, машина тронулась, улица быстро наполнялась людьми, на Тоота никто не обратил ни малейшего внимания.

Когда он вернулся в центр города, то почувствовал странную боль в желудке. Он никак не мог решить, голод ли это или реакция организма на то, что он увидел несколько минут назад. На стеклянной витрине ресторанчика большими белыми буквами было выведено: «Хот Догз». Еще через несколько минут Тоот уже сосредоточенно пережевывал холодную сосиску, спрятанную внутри промасленного и довольно черствого рогалика.

 

11

Кафе «Голубой цветок» относилось к числу таких развлекательных заведений, где темный пол и вычурные обои претендуют на некую аристократичность, а продымленный полумрак создает атмосферу интимности. Как обычно в подобных второразрядных заведениях, публика была самой разной: молодые влюбленные с увлечением следили за графологической экспертизой, которую проводил за двадцать форинтов странствующий «специалист по почерку», обнаруживая все новые и новые подробности их прошлого и будущего. На небольшом диванчике, рассчитанном на двух человек, ютилась недавно сошедшаяся пара уже немолодых людей; будучи весьма крупного телосложения, они сидели, тесно прижавшись друг к другу, и нерешительно и неловко обнимались.

Трое молодых людей нагнулись над столиком, уставленным пустыми пивными бутылками — они не позволяли убирать их, чтобы каждый вошедший видел, на что они способны. Был здесь и неизбежный одинокий пьяница, он сидел с глупой ухмылкой и через определенные интервалы начинал что-то бормотать, разговаривая сам с собой.

Тоот уселся за угловой столик и заказал лимонад. Его дама опоздала на десять минут. Она выглядела элегантнее и привлекательнее по сравнению с тем, какой была у себя в конторе, но, может быть, и полумрак, царивший в кафе, создавал эту иллюзию. На ней была голубоватосерая юбка в черный жакет мужского покроя, Тоот никак не мог запомнить, как он называется. Под жакетом виднелась белоснежная блузка, на воротничке которой лежали густые рыжие локоны.

— Вам уже говорили, что вы прекрасны? — начал Тоот довольно игриво.

Ответом послужил такой напевный смех, словно его спутница читала ноты. Она грациозно скользнула на диванчик напротив капитана, не заметив того, что-тоот подвинулся, освободив для нее место рядом с собой.

— Разумеется, говорили. После таких слов, как правило, сразу начинают предъявлять определенные требования.

— Но я совершенно серьезно.

— Очень мило. Но на вашем месте я бы не касалась этой темы. У нас с вами не свидание, а деловая встреча и серьезный разговор.

— А вам он для чего?

— Я наконецто смогу выговориться.

— Вам надоела ваша работа?

— Я уже заявление подала, в конце месяца ухожу. Собираюсь замуж за врача из Будапешта. И уезжаю отсюда.

— Меня прежде всего интересует Шандор Варга. Вы были с ним знакомы?

Рыжеволосая спутница Тоота улыбнулась.

— С Шани? Ну, конечно.

— Ваше мнение о нем?

— Самый приятный мужчина из всех, кого я знаю. Когда он входил ко мне, то смотрел на меня своими карими собачьими глазами, словно преданный пес на хозяйку. Казалось, вот-вот хвостом завиляет.

— Почему вы так думаете?

— Он был влюблен в меня, женщина всегда это чувствует. Но меня не очень волнуют мужчины ростом в сто шестьдесят пять сантиметров, с головойдыней и с кривыми ногами. И даже тогда, когда я испытываю к ним симпатию. Мне в нем импонировало то, что он понимал, что у него никаких шансов нет, и тем не менее был очень вежлив, мил, все время говорил комплименты. Ведь большинство мужчин, почувствовав, что им не светит, тут же начинают относиться с пренебрежением, какая бы красавица ни была.

Тоот слушал хмуро, плотно сжав губы.

— Почему бы вам не пойти преподавать в мужскую гимназию? У вас сразу же появилось бы три десятка воздыхателей.

— Не забывайте, теперь классы смешанные. К тому же одной любовью не проживешь.

— Во всяком случае, платонической — это уж точно.

Собеседница перестала улыбаться и с подозрением уставилась на Тоота, который тут же заметил, как посуровел ее взгляд, в нем теперь появились льдинки отчуждения.

— Таким образом со мной не следует говорить. Так мы далеко не продвинемся.

— Простите, я пошутил.

— Шутка неудачная.

— Знаете анекдот: приходит карлик к врачу и…

— Не будьте пошляком. Тоот развел руками.

— Я пытался выступить в роли рубахипарня.

— Вам это не удалось. Давайте начистоту, что вы от меня хотите?

— Каково было положение Варги?

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду расстановку сил.

— Ему наступал конец.

— Как так?

— Как вы слышали. Потерпела фиаско вся группа, в которой он занимал довольно видное место. Она когдато стояла ближе к руководству. Разве вы не обратили внимания, как открыто говорил о наших внутренних проблемах товарищ Цетеньи?

— Обратил. Новая метла чисто метет.

— Конечно. Но видели бы вы его предшественника! Мягко говоря, он был прямой противоположностью нынешнего босса. Ну а яблоки, как известно, от яблони далеко не падают. Поэтому стоило появиться новому шефу, как дружки прежнего полетели один за другим.

— Ну, тогда и вы…

— Вы хотите услышать, что и мое положение пошатнулось? Это так, более того, если бы я не выходила замуж, то на следующей неделе меня простонапросто уволили бы. Мне все равно не удастся доказать, что я в свое время была не согласна с методами, которыми действовал товарищ Д.; нового шефа это совершенно не интересует, и он, вообще-то, прав. Подчиненных всегда отождествляют с их руководителями. Ну, и когда с пирамиды падает верхушка, постепенно рушится все — до самого мелкого чиновника, до шофера персоналки. Здорово, не правда ли?

— Я бы скорее назвал это естественным. Из физики известно, что-только тела с большой массой способны увлекать за собой другие. Судя по всему, с людьми — точно так же. Если человек не обладает общественным весом, его падение никто не замечает.

— Наверное, вы правы. Как вы до этого додумались?

— Да уж, во всяком случае, не из книг знаю.

— Я сразу так и подумала.

— У меня к вам еще один вопрос. Кто лучшие друзья Шандора Варги?

— Понятия не имею.

— То есть как? Я считал, что вы знаете обо всем, что происходило здесь в последнее время.

— Вы намеренно льстите мне? В расчете на мое тщеславие?

Тоот улыбнулся.

— вообще-то да. Но ведь должны же существовать люди, с которыми он был в добрых отношениях?

— Именно в этом и собака зарыта. Таких людей было слишком много. Он дружил со всеми.

Тоот на мгновение задумался.

— Теперь понимаю. Дружил со всеми, следовательно, ни с кем.

— Именно так.

— Ну, а кто же всетаки погорел и на чем?

— Второй человек в области, товарищ Д. Вот уже полгода, как в обком прибыл новый первый секретарь, полный… ээ… новых принципиальных идей, мыслей. Вы сами видели. А эти несчастные решили, что все пойдет попрежнему. Под началом товарища Д. работало человек восемьдесять таких, как Шандор Варга. И каждый месяц от них прибывал грузовик, полный даров. Не думайте, что-товарищ Д. отсылал эти презенты обратно. Если привозили несколько ящиков вина, то ни одна бутылка не возвращалась.

— Что же он делал с этими подарками?

В это мгновение около их столика остановилась официантка.

— Что будем пить? — прервал сам себя Тоот.

— Рюмку коньяка. Что он делал с подарками? Часть шофер к нему домой отвозил, остальное продавал. У него были знакомые директора магазинов, которые с удовольствием подобный товар принимали, платили ему неплохие деньги.

— Варга тоже делал подношения?

— Разумеется. Но в последнее время положение товарища Д. заметно пошатнулось. Однажды, дело было в начале лета, он вызвал к себе Шани. Меня, правда, в комнате не было, но дело в том, что, хотя дверь и обита, мне все равно слышно почти каждое слово. Не то, чтобы я специально…

— Конечно, конечно. И что же тогда произошло?

— Он предложил Шани возглавить один большой кооператив. Тот ответил, что ему надо подумать, с женой посоветоваться. Но это прозвучало как отказ. Шеф тогда странно распалился. «Я думал, ты умный мужик!» — Он прямотаки орал.

— Почему он так настаивал?

— Вероятно, хотел и на этом месте иметь своего человека. Он просто тогда еще не осознал, что все уже пустой номер, что скоро приедет новый шеф.

— Таким образом, отказ Варги принять новое назначение товарищ Д. воспринял как личную обиду?

— Ну, я бы не сказала. Скорее это его поразило. Товарищ Д. относился к людям в зависимости от того, насколько они полезны ему. А Шани уже перестал быть выгодным, поэтому товарищ Д. и охладел к нему. Но трагедия в том, что для нового босса Шани все равно остался человеком, связанным с прежним руководством, которое себя скомпрометировало.

— Выходит, он при всех обстоятельствах проигрывал?

— Да.

Они немного помолчали. А когда официантка поставила перед ними рюмки с коньяком, секретарша своими длинными красивыми пальцами, изящным жестом сразу же взяла одну из них.

— Насколько я знаю, Варга состоял в обществе охотников?

— Верно. Дело в том, что это было полезно для карьеры.

— То есть как?

Собеседница Тоота улыбнулась. У нее были чудесные белые зубы, правильной формы, за исключением двух верхних передних, слегка, но очень мяло искривленных.

— Неудивительно, что вы не поняли. Для этого надо знать всю ситуацию в целом. По крайней мере, какой она была еще несколько месяцев тому назад. Наш бывший был симпатичным маленьким человечком, но состарился, сильно сдал, и второй делал с ним все, что хотел. Все бразды держал в своих руках. Второй был страстным охотником. Ну, и на охоту приглашал только тех, к кому хорошо относился и кого ценил.

— Значит, каждая охота показывала расстановку сил, то есть была своего рода барометром отношений?

— Совершенно верно.

— Хорошо бы кое с кем из этих людей поговорить о Варге.

— И не надейтесь. Они все сейчас страшно испуганы. Тоот почесал в затылке.

— А вы знаете, когда исчез Варга? — спросила его собеседница.

— В первой половине августа. В это время происходило что-нибудь экстраординарное?

— Тогда все время происходили необычные вещи. Начиная с того времени, как наш первый ушел на пенсию и прибыл новый. С того самого дня все стало подругому. Каждый день приносил что-то повое. Мне даже кажется, что так и дальше будет.

— Вы жалеете о старых добрых временах?

— Мне все равно. Посмотрим, как долго новая метла будет чисто мести. Хотя я, собственно говоря, этого уже и не узнаю.

— Меня интересует это общество охотников, потому что во время охоты мог ведь произойти и несчастный случай. Предположим, кто-то спьяну вместо кабана подстрелил своего приятеля, разумеется, по ошибке… Потом все перепугались, никому не хотелось расхлебывать, и они спрятали труп. Ведь можно же представить подобную историю?

— Нет, эти погоревшие совсем на другом деятели сейчас бы не рискнули на такое пойти. Они бы попытались все объяснить простым несчастным случаем, чтобы никому не навредить. Дескать, никто ни в чем не виноват.

— Наверное, вы правы. Но одну важную вещь я всетаки у вас узнал: положение Варги в высших сферах было совсем не таким уж прочным, как полагали многие его приятели. Его позиции и здесь, и дома в последнее время заметно пошатнулись… Видимо, и на работе тоже; рано или поздно та женщина, Демене, подставила бы его. Странно, но все эти дела указывают на одно и то же…

— Я не понимаю.

— Это не так важно. Вы просто не читаете детективных романов.

— А вот и нет. Как раз сейчас один прочитала. Об одном частном сыщике в Америке. Там рассказывается о множестве бюрократических рогаток, с которыми ему приходится сталкиваться в работе. Я подумала, возможно ли у нас такое, смог бы герой того романа чего-нибудь добиться в Венгрии?

— А сами вы как думаете?

— Мне кажется, он немногого бы добился. Даже начальник среднего калибра, у которого рыльце в пушку, имеет возможность такую крепостную стену возвести из друзей, приятелей, людей, ему чемлибо обязанных, что до него и не доберешься. Даже полиция и та будет вынуждена ходить вокруг да около и не связываться с ним. Его можно убрать только по указанию сверху, как было у нас. Причем я вовсе об этом не жалею, честно вам могу сказать. Я по горло сыта всем, что здесь творилось.

Тоот усмехнулся.

— А вы часом не анархистка немного? Тут настала очередь смеяться секретарше.

— У меня был один поклонник… очень порядочный, умный парень. Он утверждал, что если у тебя рыжие волосы и ты — левша, то явно склонен к анархизму. Но хотя я обладаю и тем и другим признаками, мне все же кажется: он ошибался. Если речь заходит о чем-то серьезном, я — за порядок и безопасность, и за хорошие материальные условия жизни… Даже если…

Они проговорили еще несколько минут. Тоот предложил подвезти свою даму до дома, но оказалось, что у нее тоже машина. Когда они вышли из кафе, накрапывал дождь, в воздухе висел туман. Попрощавшись, они разошлись по машинам и разъехались в разные стороны.

 

12

Было уже почти одиннадцать часов, когда Тоот вернулся «домой», в гостиницу в Мереслеке. Открыв дверь, он заметил на полу листок бумаги. Тоот тут же поднял его и принялся читать: «Заходил к тебе в половине девятого. Коечто произошло, и потому счел необходимым поговорить с тобой. Могу сообщить что-то весьма важное. Вечером меня не будет дома, но завтра днем на работе или вечером — на квартире ты меня застанешь. Элек». Тоот немного постоял на пороге номера, прикидывая, может, попытаться еще сегодня разыскать Фенеша. Но усталость взяла верх; он решил принять ванну, хотя чувствовал, что нет сил даже на это.

Утром погода улучшилась. Осенний туман уже поднялся из низин, и Тооту не приходилось напрягать зрение, чтобы разглядеть дорогу. Он уже был далеко за границей области, когда поднялось солнце, и разноцветные вершины высоких гор яркими мазками проступили на фоне голубого неба. Городок оказался симпатичным. Довольно крутые улицы сбегали с холмов, большинство зданий было построено в стиле модерн начала века, городок был похож на средиземноморские поселки, которые Тоот видел на открытках еще ребенком, не хватало только порта с лесом мачт, ну, конечно, и моря. Над городком нависали огромные массивы гор, на их склонах виднелись красивые белокаменные виллы, которые свидетельствовали о благополучии их владельцев.

Тоот вынул карту и прикинул, что минут через двадцать он должен быть у цели, но благодаря узким улочкам со множеством поворотов ему пришлось затратить вдвое больше времени. В деревне ему не пришлось никого расспрашивать, колокольня издалека указывала ему путь. Здание прихода было выстроено в стиле крестьянского барокко, оно располагалось чуть в стороне от церкви, хотя обычно здания эти бывают соединены. Между церковью и приходом был двор с дикими каштанами. Тоот постучал в дверь, потом нажал на грубую металлическую ручку. У плиты хлопотала полная женщина с добродушным лицом.

— Вам кого?

— Господина священника.

— Проходите вон туда, он у себя в комнате.

Тоот пересек кухню, прошел через другую дверь и по длинному коридору со сводчатым потолком двинулся дальше. Здесь было прохладно, как бывает летом в подвале. Шаги капитана гулко отдавались, когда он ступал по рыжеватым каменным плитам пола. Дверь в противоположном конце коридора внезапно распахнулась, и оттуда появился слегка прихрамывающий человек.

— Господин священник… — начал было Тоот. Человек приблизился.

— Я всего лишь ризничий.

Он был среднего телосложения, коротко остриженный, с аккуратной бородкой, с гладким лицом, в его темнокарих глазах светились ум и доброта. На первый взгляд Тоот дал ему двадцать пять — двадцать шесть лет, но потом он прикинул, что ризничему всетаки скорее около тридцати. Он производил впечатление человека, который не переживал серьезных потрясений, однако взгляд его свидетельствовал о противоположном — это были глаза человека, обладающего большим житейским опытом.

— А где мне найти господина священника? — спросил Тоот.

Ризничий молча показал на дверь.

— Он здесь, готовится к духовному упражнению.

Тоот едваедва сдержался, чтобы не расхохотаться; «духовное упражнение» почемуто вызвало у него ассоциацию со сложным гимнастическим трюком.

— Заходите, не стесняйтесь. Вы, вероятно, от господина епископа?

Тоот несколько секунд размышлял и решил сказать правду.

— Нет. Я из полиции. Мне надо поговорить с господином священником по поводу исчезновения его двоюродного брата. Я веду расследование этого дела и надеюсь получить у господина священника коекакую информацию. Кстати, вы сами случайно не были знакомы с Шандором Варгой?

Ризничий с сожалением отрицательно покачал головой.

— Я не так давно здесь работаю, всегонавсего несколько недель. А родственник господина священника, по его словам, исчез месяца два тому назад, — и он с сожалением развел руками.

Тоот решительно шагнул к массивной деревянной двери. Постучал и тут же открыл ее. Он увидел круглоголового седого человека в черной сутане, который смотрел на капитана с удивлением, оторвавшись от чтения книги, в серых добрых глазах священника был немой вопрос, он внимательно изучал посетителя.

— Добрый день, господин священник, — произнес Тоот и тут же объяснил цель своего визита.

— Да, двоюродный брат. Но ведь он…

— Я знаю, что вы не можете слишком много знать об обстоятельствах его исчезновения. Но все же я хотел бы задать вам несколько вопросов.

— Пожалуйста. Садитесь. Что вас интересует?

Тоот внимательно изучал лицо говорившего. Оно было спокойным, ясным, в нем таилось что-то такое, что часто замечаешь в лицах церковнослужителей, но что так трудно передать словами; сказать можно только одно: это было типичное лицо священника. Что придавало ему подобное выражение? Округлость, даже некоторая одутловатость, доброжелательный взгляд, но в то же время и своеобразная уверенность очень странно сочетались в этом лице, озаренном особым блеском глаз, свидетельствующим о высоких духовных устремлениях.

Тоот оглядел комнату со сводчатым потолком, с белыми свежеоштукатуренными стенами. На кровати лежали книги и бумаги, они валялись всюду — на стульях, на полу, на книжных полках; этот очевидный беспорядок свидетельствовал о холостяцком образе жизни владельца.

— Собственно говоря, я хотел бы получить от вас небольшую характеристику Шандора Варги. Что он представляет собой как человек?

Священник улыбнулся, провел рукой по голове, приглаживая волосы, седые, но еще густые, словно у совсем молодого человека.

— Этот вопрос я сам себе неоднократно задавал, но дать определенный ответ так и не смог. Вы знаете, что у Шандора трое детей. Богу было угодно, чтобы двое из них родились на свет нервными, раздражительными, слабенькими. На них природа сэкономила то, чем щедро наделила Шандора. Он — человек практического склада ума, неунывающий оптимист. Но именно поэтому его внутренний мир закрыт для окружающих…

— Как это понимать?

— Вы умеете ходить под парусом?

Тоот в изумлении уставился на собеседника.

— Ну… пару раз приходилось…

— Не думайте, что я сошел с ума. Просто Шандор относится к числу устойчивых «кораблей», которым не страшны бури. Мачта его судна невысока, ну, скажем, шестьсемь метров. Если ветер дует на высоте десяти метров над уровнем моря, то этот корабль не шелохнется, все будут полагать, что на море — штиль.

— Это относится и к степени его религиозности?

— Не только. Это просто общее рассуждение. Подобным людям лучше всего живется на свете… Знаете, в прошлом году на Пасху брат приезжал ко мне на три дня, он вообще любил бывать здесь. В это время заболел один мой помощник, прислуживавший в алтаре, и Шандор попросил разрешения подменить его. Когда служба закончилась, брат подошел ко мне, глаза у него горели, и он заявил: «Карой, знаешь, меня поразил этот мистицизм!» Мистицизм!

— Он был верующим?

— Что вы. Теории, принципы, вера — все это совершенно чуждо таким людям. Я ему говорил: Шандор, тебе повезло, что у тебя такой благодушный прав, ты стал бы агрессивным чудовищем, если бы был сангвиником. Он расхохотался: «У меня трезвый взгляд на мир, дорогой Карой, ты этого простонапросто не можешь понять!» Шандору в религии больше всего нравились богато украшенные одеяния, серебряные подсвечники и посуда, старинные книги, латинский текст проповеди, который он знал наизусть, но смысла совершенно не понимал. Ему нравилось все, что блестело и выглядело необычным.

— Вам приходилось спорить с ним?

— Спорить можно лишь с тем, кто осознает разницу между добром и злом и в той или иной степени придерживается либо того, либо другого. А для Шандора злом было то, что было дискомфортно для его естества, а добром — то, что приятно. Можно вести спор с таким человеком? Для него идея или принцип были своего рода красивыми декорациями, которые можно было менять по его вкусу; причем делал он это не из расчета, как обычно поступают мошенники, просто для него они не имели ни малейшего значения.

Тоот выдержал небольшую паузу.

— Если говорить о добром и злом начале в Шандоре, что перевешивает?

— Странный вопрос. Никогда бы не поверил, что его задаст сотрудник полиции, что его может подобное интересовать.

— Мне хотелось бы распознать этого человека, чтобы понять, что могло с ним приключиться.

— Ни рыба ни мясо. Ни белый, ни черный. И все же он был скорее хороший, чем плохой. Вот мое представление о Шандоре. Но удачного будущего я для него не предвижу, если у него вообще существует какая-то перспектива, у бедняги. Я в том смысле, если он еще жив.

— Отчего же ваш прогноз столь мрачен?

— Я знавал подобных людей. Поначалу они щедро одаряют своих друзей, приятелей, окружение — это в молодые годы. А затем дают ровно столько, сколько те должны получить. Ну а следующий шаг — дать как можно меньше, получить как можно больше…

Он развел руками.

— Разумеется, это все лишь слова, на деле никогда невозможно угадать, что из кого получится.

Тоот пытался переварить услышанное. Образ Шандора Варги, который поначалу ему представлялся расплывчатым и туманным, теперь становился все более определенным, отчетливым.

— Господин священник, вероятно, вы не в курсе его дел. Я имею в виду бизнес.

Священник медленно покачал головой.

— Об этом я не знаю ничего. Сюда он приезжал не для того, чтобы говорить об этом, мы никогда ни о каких делах даже не упоминали. Вы понимаете, что меня прежде всего интересуют духовные ценности, а не материальные. Вчера на проповеди я своим прихожанам так и заявил: у вас лучший скот во всей области, а вот о душах своих вы заботитесь мало.

— Души, вероятно, не требуют столько труда и забот?

— В этом вы глубоко заблуждаетесь.

— Господин священник, как вы считаете, ваш двоюродный брат исчез по своей воле? Куда он мог направиться? И почему так поступил?

— Понятия не имею. Хотя я много размышлял по этому поводу.

— Ваш брат чувствовал себя дискомфортно в создавшейся в те дни обстановке?

— Вовсе нет. К тому же он почти в любых условиях чувствовал себя превосходно, но это не означает, что он не мог исчезнуть! Действия подобного человека трудно поддаются вычислению, анализу. Долгие месяцы, годы он самоотверженно вкалывал, работал с бешеной энергией. «Это в тебе немецкая кровь сказывается», — обычно говорил я. И вот в один прекрасный момент он почувствовал, что выдохся, и перестал заниматься и собой, и своим хозяйством. «А теперь во мне польская кровь заговорила», — объяснил он мне. У нас бабушка была полькой. вообще-то, он хорошо знал людей и в себе отлично разбирался…

Тут святой отец смущенно улыбнулся.

— Может, это уже лишнее… возможно, вам глупостью покажется то, что я скажу, но неплохо, когда у человека по отношению к самому себе сохраняются хотя бы небольшие иллюзии…

Тоот бросил быстрый взгляд на часы. Он подумал, что на сегодня у него намечено еще множество дел.

— А вам не отдавал ваш двоюродный брат на хранение какоенибудь письмо, бумаги, сверток?

— Нет, ничего. Тоот поднялся.

— Что ж, я весьма признателен вам, святой отец!

— Не могли бы вы немного задержаться. Вы ведь, вероятно, убежденный марксист?

— Видите ли… — удивленно начал Тоот.

— Мне было бы очень любопытно обсудить с вами несколько абстрактных вопросов. Меня всегда интересовало мнение марксиста, скажем, о любви. Ведь это весьма сложная проблема. Что такое любовь?

— Я — человек дела, практик. Выполняю свою работу, теорией не занимаюсь. Мне надо идти, извините. И путь неблизкий, да и дел у меня масса.

Священник тоже поднялся со своего места, и тут Тоот с удивлением обнаружил, что он очень невысокого роста.

— Увы. Мне было бы интересно узнать ваше мнение. Вы умный, интеллигентный человек. Вы тоже слегка задерганы, неспокойны, ищете то, что, быть может, искать бессмысленно…

— Я просто зарабатываю себе на жизнь…

— Это так, но человек живет не только ради денег. Я понимаю, что па первый взгляд расспрашивать вас о любви было бы бесполезно, поскольку по роду своей деятельности вы сталкиваетесь скорее со злом. Но поверьте, что и в вашей сфере любовь тоже должна как-то проявляться.

— Вы слишком многого ждете от людей, святой отец.

— Если человек не способен на любовь, тогда ради чего ему жить?

Тоот услышал этот вопрос уже в дверях.

— Вы рассуждаете слишком отвлеченно. С чего вы взяли, что это соотношение имеет важное значение?

— Видите, Шандор обычно нечто подобное говорил.

— Мы невольно все время к нему возвращаемся. Кстати, скажите, где бы я мог поговорить с отцом Шандора Варги?

— Боюсь, что это нелегко. Дядюшка Геза уже как лет двадцать эмигрировал на Запад, сейчас он живет где-то в Калифорнии.

— За это время он бывал на родине?

— Конечно. Лет пятьшесть тому назад. Вероятно, на следующий год опять нас навестит. Он объяснял, что чаще не может, некого вместо себя оставить.

— Следовательно, он там удачно устроился? В ответ Тоот заметил смиренную улыбку.

— Он так считает. У него хозяйство в двести гектаров. Но когда я смотрю ему в глаза, то я в этом далеко не уверен. Но в конечном итоге он выбрал путь, к которому стремился, и, возможно, на его лице я замечал лишь то, что свойственно всем стареющим энергичным людям, которые уже проиграли битву со старостью.

— На вашем лице я ничего подобного не замечаю. Глаза священника подобрели, он улыбнулся.

— Ко мне время относится подоброму. Я просто следую за ним, но пытаясь ему противостоять.

 

13

Окна каменного строения, расположенного на лысой вершине Тёрёкварского холма, ярко вспыхнули, когда их осветили лучи прорвавшегося в просвет между облаками солнца. У подножья холма, где позавчера Тоот беседовал с Мачаи, стоял коричневый «вартбург». Это было такси. Тоот начал размышлять, кто бы это мог приехать в гости к «горному человеку», когда увидел мужчину, который как раз спускался по узкой, труднопроходимой тропинке вниз с холма. Он был хорошо сложен и, несмотря на некоторую полноту, двигался легко и пластично. Когда он подошел поближе, Тоот узнал его, это был Ласло фон Сабо.

— Мы, видно, вращаемся в одном дружеском кругу? — вместо приветствия начал Тоот.

Ласло фон Сабо ухмыльнулся, его зубы были невероятно белыми и правильной формы. Тоот не решился спросить, не искусственные ли они.

— Все мечетесь, разнюхиваете, как ищейка? Такая работенка всего за пятьшесть тысяч форинтов в месяц? Да еще не ровно восемь часов, а гораздо больше…

— Я свою работу люблю. Много путешествую, встречаюсь с интересными людьми. Например, с вами удалось познакомиться.

Мышцы на лице Ласло фон Сабо напряглись; несколько секунд он размышлял, расценивать слова полицейского как насмешку или как комплимент.

— Все паясничаете, — бросил он и направился к автомобилю.

Тоот задумчиво посмотрел ему вслед. Есть люди, от которых можно чего-то добиться любезностью, но существуют и такие, которые реагируют лишь на грубость. Шофер автофургона оказался не восприимчивым ни к первому, ни ко второму.

— По вашему мнению, куда мог деться Шандор Варга? Ласло фон Сабо повернулся и рассмеялся.

— Вы хотите, чтобы я помогал вам в вашей работе?

— Нет. Просто я подумал, что вы действительно могли бы мне помочь. Вы часто приезжаете сюда, привозите знакомым тосе, а вдруг в один прекрасный день попадете в неприятную историю? И тогда я вам пригожусь.

Было заметно, что Ласло фон Сабо основательно переваривает эту мысль.

— Что бы вам хотелось узнать?

— Не говорил ли Варга о чем-то таком, что могло бы сейчас пролить свет на его исчезновение?

— Нет… хотя, быть может, один раз. Он еще весной спрашивал: возьмусь ли я, если потребуется, вывезти когонибудь из Венгрии в своем фургоне?

У Тоота участилось дыхание.

— Он себя имел в виду?

— Нет. Одного приятеля. Но знаете, как это бывает в подобных случаях?

— Как?

— Как у врача… Дескать, господин доктор, у меня есть друг, он уже несколько лет импотент. Что ему делать? А потом выясняется, что этот друг он сам и есть.

— Вы думаете, Варга сам хотел выехать?

— Все может быть.

— Что же вы тогда ответили?

— Что ни за что не возьмусь. Я не такой дурак. — Он не пытался настаивать, заставить вас?

— Со мной люди ведут себя смирно, не пытаются заставлять.

Спасибо за помощь, вы дали мне интересные сведения.

Тооту просто повезло, по сути дела, это был первый след, улика, которую оставил Варга. Если только Сабо не выдумал всю эту историю.

При дневном освещении дом Мачаи оказался больше, чем представлял себе Тоот. Во дворе никого не было, но за домом слышался звук пилы. Обойдя строение, Тоот увидел у козел хозяина дома. На нем были одни брюки, на коричневой, сухощавой спине так и играли мускулы. Перед козлами высилась целая гора сухих чурбаков.

— К зиме готовитесь?

Мачаи обернулся и вытер потный лоб тыльной стороной ладони.

— Верно. Придется на это несколько деньков положить. Потом вдоволь колуном поработаю, а потом сложу на просушку. За зиму все до единого полена уйдет.

— А не проще было бы просто повернуть вентиль в газовой плите?

— Ага. Пустить газ. С собой покончить. В городской квартире это рано или поздно с человеком и происходит.

Он нагнулся за бутылкой, приложился к ней, потом вопросительно уставился на капитана.

— Вы, надеюсь, не станете пить?! Вы ведь за рулем!

— Стакан воды выпил бы с удовольствием.

Мачаи отложил пилу, махнул Тооту, чтобы он шел за ним. Они снова обогнули дом и вошли в кухню. Там было приятно и тепло. Над настоящим очагом был укреплен огромный, литров на двадцать, чан, в котором кипела вода.

— Собираетесь принимать ванну?

В темных глазах хозяина зажглись насмешливые огоньки.

— Моюсь я по субботам.

Тоот бросил взгляд на дверь комнаты.

— Я могу посмотреть ваш дом? Мачаи отрицательно покачал головой.

— Не надо ходить туда, у меня женщина. — Она очень стеснительна?

— Можно сказать и так.

Он наполнил стакан водой из банки с мерными делениями.

— Как вы сюда добрались? Машину не вижу.

— Меня довезли сюда, если вас это так волнует.

— Кто? Сабо?

Тоот еще раз бросил взгляд на дверь.

— Скажите, вы знакомы с женой Шандора Варги? Мачаи вздрогнул и в волнении несколько раз провел ладонью по волосам.

— С Маргит? Несколько раз видел. А почему вас это интересует?

— Просто коечто на ум пришло. Как давно вы с ней знакомы?

— Мы вместе учились в университете. Она была на первом курсе, когда я заканчивал. Потом перешла из политехнического на факультет естественных наук. Я ее с будущим мужем и познакомил. Точнее говоря, с моей помощью Варга познакомился с ней.

— Случалось ей в последние годы наносить вам визиты?

— Очень редко. Иногда заглядывала па автомобиле. Надеюсь, в этом нет ничего предосудительного?

— Конечно, нет. А можно узнать, зачем она к вам наезжала?

— Вспоминали старые добрые времена. У нас много общих воспоминаний, потом мне тоже приятно иной раз с кемнибудь словом перемолвиться. — Он скривил губы, а потом, глядя Тооту прямо в глаза, продолжил: — Правда, не всегда…

— Вы были в нее влюблены?

— Наверное. В студенческие годы.

— А теперь? Мачаи засмеялся.

— Вы как ребенок.

Он встал и решительно направился к двери. — Выходит, для вас исчезновение Варги было на руку? Мачаи с отвращением посмотрел на Тоота.

— Когда вы мне рубашку вернете?

— Быть может, завтра. У меня не было времени ее выстирать.

— Как следует ее постирайте. Вы ведь ее носили.

— Я вовсе не хочу доставить вам неприятность.

— А что вы хотите? Стать моим другом? У меня нет такого желания.

— Мне только необходимо получить сведения — что вы знаете о Шандоре Варге?

— Я все, что знал, уже рассказал вам.

— Не слышали ли вы, что Варга хотел сбежать за границу?

— Нет. Откуда?

— Фон Сабо сказал, что однажды Варга спросил у него, возьмется ли он его вывезти в Австрию.

— И что же он ответил?

— Отказался.

— И вы ему поверили? Этой глупости?

— Почему же глупости?

— Зачем ему было тайком вывозить Шандора, когда тот преспокойно в любой момент мог выехать официально, с паспортом в руках.

— А вдруг у него возникли какие-то проблемы с властями, о которых вы не знаете? А вдруг он хотел вывезти что-то очень ценное? Мы ведь не знаем, что у него на уме было, а также, какие дела он обделывал. Мне кажется, вы гораздо больше знаете обо всем этом, чем рассказываете.

— А почему вы доверяете этому фон Сабо?

— Мне показалось правдоподобным то, о чем он мне сказал.

— А если он сообщил то, что вы просто хотели услышать?

— То есть как?

— Вы ему что-то пообещали за эти сведения. Догадливость Мачаи удивила Тоота. Он задумался. Они вернулись на задний двор, к пиле и козлам. Мачаи снова взял в руки инструмент и приступил к работе. Потом он засунул руку в карман, и оттуда что-то выпало прямо на опилки. Тоот нагнулся и поднял упавший предмет. Это был костяной с длинным лезвием нож. Но самое интересное, что на нем была выжжена монограмма: «В. Ш.», которая никак не совпадала с именем и фамилией его нынешнего владельца. Мачаи посмотрел на Тоота и заметил, что он рассматривает находку.

— Как к вам это попало?

— Из вашего кармана выпало, а я простонапросто поднял. Но и я хочу задать вам аналогичный вопрос!

— Подарок друга.

— Кто же этот друг?

— Шандор Варга, если это имеет значение.

— На Рождество?

— Нет. Еще весной. Он заметил, что мой перочинный нож — старый и ржавый, и сказал, что дарит мне свой, а сам потом купит новый. Настоящий хороший перочинный складной нож в наши дни можно купить только в большом городе, а я туда почти не езжу.

Тоот молча выслушал Мачаи.

— Скажите, где здесь поблизости деревня? Мачаи бросил на него подозрительный взгляд.

— Зачем это вам?

— Не бойтесь, я вовсе не собираюсь на вас доносить, просто проголодался.

— Мне пугаться нечего. Отсюда в трех километрах — Ирга, там есть ресторанчик и магазин.

— Благодарю вас. Объясните мне, пожалуйста, дорогу туда.

Мачаи пустился в объяснения. Тоот еще раз поблагодарил, потом, пообещав заглянуть снова и отдать рубашку, попрощался и двинулся восвояси.

В деревушке он быстро обнаружил лавчонку. Это было заведение, в котором продавались и сахар, и нижнее белье, и керосин, и гвозди для подков. В таких лавчонках, как во времена детства Тоота, обслуживание четырехпяти покупателей занимало не менее полутора часов. Тооту просто повезло, в магазине был одинединственный покупатель. Тоот терпеливо дождался, пока женщина, которую продавец называл тетушкой Биро, зачитала список необходимых ей товаров, нацарапанный на грязной коричневой оберточной бумаге. Наконец минут через двадцать Тоот остался с глазу на глаз с низеньким продавцом. Он купил упаковку сметаны, три рогалика, потом подошел к стойке и принялся за еду.

— Прекрасная погодка, — приступил к разговору продавец.

— Ага, — ответил Тоот неохотно.

— Я имею в виду — для октября.

— Верно.

Продавец, видимо, чтобы развязать язык посетителю, вышел из-за прилавка и подошел к Тооту, надеясь на более откровенный разговор.

— Приятного аппетита. Вы ведь не здешний?

— Нет. Я ищу старого друга, он где-то здесь поблизости живет.

Глаза у продавца так и загорелись.

— Ну, тогда я наверняка его знаю.

— Его зовут Яношем Мачаи.

— Ну, конечно, я с ним знаком. Он живет на Тёрёкварском холме, по вторникам приезжает ко мне за покупками. Сегодня утром здесь побывал, купил, как обычно, продукты и кое-какие безделицы.

— Что же именно?

— Четыре батона хлеба, пять кило картошки, полкило сыра, масло. Он всегда эти продукты покупает. Ну, иногда еще муку, сахар, соль.

— А мясо?

— Никогда. Говорит, что он — вегетарианец в квадрате. Мясо он не покупает и из-за цены. Для масла делает исключение. Мне кажется, он немного того… — Тут продавец выразительно постучал пальцем по лбу. — Он даже на праздники мяса не ест. Поэтому я однажды страшно удивился, когда Мачаи вдруг накупил колбасы, сала, ветчины и много всего. Я тогда еще у него спросил, что, дескать, случилось? Но помню, он так ничего и не ответил. Знаете, он не такой, как все. Странный. Себе на уме. Ведь человек…

— Когда он сделал эти невероятные закупки? Продавец задумался.

— Думаю, месяцдва назад. Да, вероятно, в первой половине августа, тогда еще жарища страшная стояла. Градусов под тридцать пять. Я еще ему, помню, сказал, что он взопреет, пока в гору домой дотопает.

— И больше мяса не покупал?

— Нет, совсем. Я ему еще раз предложил, по он наотрез отказался — мол, только обычные продукты. Заявил, что один раз попробовал мяса и с него теперь довольно.

Тут продавец пожал плечами.

— Разве поймешь такого человека?

Тоот еще несколько минут пробыл в магазине, съел рогалики и выслушал объяснения продавца, как добраться до Тёрёкварского холма, хотя Тооту этот маршрут был, разумеется, хорошо известен.

 

14

Северная часть горы Верешхедь поросла густым лесом, и лишь на опушках и просеках виднелись редкие домишки. Едва Тоот вылез из автомобиля, как попал под сильный порыв ветра. Ему объяснили, в какую сторону надо идти. И Тоот направился к ближайшему строению. Минут десять он шел по дороге, к счастью, не слишком крутой, пока не добрался до нужного ему дома. Вероятно, это была единственная постройка в округе, вокруг которой был разбит виноградник. Огромное здание было старым, заброшенным, в нескольких местах большие куски желтой штукатурки отвалились, оттуда виднелись ржавого цвета кирпичи. Фасадом здание смотрело на Беркеч. Внизу виднелся вход в подвал, сверху — выцветшая терраса с зелеными деревянными перилами. У высокого орехового дерева перед домом стоял «трабант», рядом с ним копался человек, он был занят ремонтом. Тоот двинулся к нему. Внезапно какой-то шипящий звук привлек его внимание. из-за куста на него внимательно уставился мальчик трехчетырех лет.

— Ты дурак, — проговорил он, весьма рассудительно обращаясь к Тооту, — дурак и засранец.

Это было весьма агрессивное существо, настоящее маленькое чудовище, со злым взглядом. Стоило Тооту приблизиться, как он повернулся и со всех ног кинулся к «трабанту».

— Папа, папа! — заорал он.

Мужчина посмотрел на Тоота. Довольно крупный, загорелый, темноволосый, он явно относился к тому типу венгров, о которых говорят: «Ну, это настоящий венгерский молодец!» Ребенок доверчиво взял руку отца, укрылся за ним и оттуда, теперь уже улыбаясь, без всякого страха произнес:

— Ты дурак.

Отец его гордо усмехнулся и погладил ребенка по голове.

— Я же просила тебя, Йошка, чтобы ты мне помог! Оглох, что ли, не слышишь? — раздался визгливый голос, шедший откудато изнутри дома. Мужчина ответил:

— Обожди. Ко мне пришел человек.

— Скажи, чтоб катился отсюда, вина мы ему все равно не дадим! — продолжал голос, и его обладательница появилась на крыльце. Толстая, большегрудая, в огромном чепце женщина с довольно заурядным, но достаточно симпатичным лицом, искаженным, однако, в эту минуту гневом.

— Вы Йошеф Флейшман? — спросил Тоот, не обращая ни малейшего внимания на появившуюся фурию.

— А ты самто кто такой? — прошипела женщина сверху. — Ничего ему не говори!

— А вас никто не спрашивает! — повысил голос Тоот, но, заметив, что мужчина с потемневшим от злобы лицом двинулся к нему, поспешно добавил: — Я из полиции.

Флейшман невольно отступил назад, от его загорелого лица отлила кровь.

— Э… в… чем дело? Что… вам… надо? — заикаясь, пробормотал он.

В это мгновение Тоот почувствовал острую боль в бедре. Во время разговора ребенок подкрался к нему и швырнул в капитана булыжник.

— Черт тебя подери! — невольно вырвалось у Тоота.

Флейшман кинулся к мальчугану и своей огромной ладоньюлопатой отвесил ему два увесистых подзатыльника. Ребенок тут же отчаянно заревел.

— Как ты посмел?! — завизжала женщина. — Ты не человек, а подонок! Тварь! Прав был мой отец, когда не советовал выходить за тебя!

Она умчалась с террасы в дом, а через несколько секунд выбежала во двор через другую дверь, бросилась к ребенку, приласкала его, потом, подняв руки, кинулась на мужа, тот поймал ее за руку и ударил раз, другой.

— Катись отсюда к чертовой бабушке! Не видишь, кто здесь?

Женщина попятилась, в ее полных слез глазах отражались все чувства матери, для которой все в этом мире — ничто, кроме ее собственного детеныша.

— Ну, обожди у меня, ты… ты!..

И она унеслась. Мужчина снова повернулся к Тооту, страх так и не исчез из его глаз.

— Что вам угодно?

— Не догадываетесь?

— Н… нет…

— Тогда я вам скажу. По моим сведениям, вы принимали самое активное участие в различных делишках Шандора Варги, были компаньоном и помощником. Не хотели ли вы более подробно поведать мне об этом не совсем законном бизнесе?

Громила вскинул голову.

— Я не совершал ничего противозаконного. Тоот улыбнулся.

— Я в этом уверен. Однако делишки ваши были все же достаточно темными, и, если они станут достоянием гласности, вы себя будете чувствовать очень и очень неважно, мягко говоря. Не так ли?

— Это как поглядеть, — осторожно заметил хозяин дома. — Что вам от меня нужно?

— Кто вы по профессии?

— Я мастер на ВВВТ.

— Где?

— Вы не знаете, что это такое? Верешхедьское виноградарское и винодельческое товарищество.

— Красиво звучит.

Флейшман удовлетворенно хмыкнул.

— Местные хозяева нас так всегда называют, говорят, кто нам продает вино, тот денег домой не приносит. В ближайшей округе за вино меньше всех платим. Вот они и ворчат. Но что за пойло они нам сдают, за него и десятьто форинтов за литр не хочется платить.

— А вы за сколько продаете дальше?

— За четырнадцатьпятнадцать.

— А сами они за сколько бы могли сбывать?

— Это невозможно. Мы храним, разливаем, ухаживаем за вином, и нам принадлежит исключительное право сбывать его в будапештскую торговую сеть.

— Ну а там по какой цене идет отличное верешхедьское винцо?

— Если не ошибаюсь, за шестьдесят форинтов.

— Выходит, ваше товарищество на каждом хозяине получает по четыреста процентов прибыли?

Флейшман неохотно покачал головой.

— Нет, вы не понимаете. Между прочим, в. любом государственном хозяйстве так же, в лучшем случае, на пару форинтов больше платят производителям. К сожалению, нам приходится платить дороже, уж очень они возмущаются. Но, пока шефом был товарищ Варга, этого не бывало. Он всегда говорил: дороже будем платить только за хорошее вино.

— А такого не случалось здесь никогда, не так ли? Я имею в виду хорошего вина?

— У этих мужиков? Не думайте, если кто-то копать или мотыжить умеет, он уже и в вине разбирается. Но вот языки у них длинные, будьте спокойны! Ну, не имеет значения. Говорите побыстрее, что вам надо. И не думайте, что с помощью только что полученной информации вы сможете как-то навредить мне!

— И в мыслях не было. И что касается других ваших делишек, я тоже не могу вас прижать — все надежно прикрыто законом.

— Что? О чем это вы говорите?

— Видите ли, Флейшман, я ведь только расследую дело об исчезновении Шандора Варги. Расскажите мне все, связанное с Варгой, и я обещаю более не докучать вам и ничего не расскажу о ваших махинациях.

— Как это понимать — все?

— Собственно говоря, меня интересует только одна вещь. Как добывал Варга деньги? Что служило основным источником его доходов, помимо зарплаты?

Заведующий винным подвалом некоторое время молчал, внимательно изучая свои ногти с траурными полосками грязи.

— Ладно. Поскольку товарищ Варга все равно не объявится, это теперь не имеет никакого значения. Все очень просто, все заложено в этой разнице между пятнадцатью и шестьюдесятью форинтами.

— А именно?

На губах загорелого молодца появилась гордая улыбка.

— Такое один товарищ Варга мог придумать. Все очень просто. Товарищество покупает вино у хозяев по пятнадцать форинтов, и мы после обработки продаем это вино в наших кабачках за шестьдесят. Но ведь у товарища Варги есть свое собственное винцо. Понимаете?

— Не очень.

— Не шутите! Товарищ Варга не продает свое вино за пятнадцать форинтов, как остальные члены объединения, а везет прямо в Будапешт и там сбывает по шестьдесят.

— Я еще нигде не встречал такую интерпретацию знаменитой формулы: «Государство — это я».

Флейшман довольно тупо взирал на капитана.

— О чем это вы?

— Просто процитировал одного давнего короля. Не обращайте внимания.

— Между прочим, не думайте, что вся прибыль шла товарищу Варге в карман. Учитывая обработку, ему оставалось форинтов тридцать.

— И сколько же своего вина вот так… мог в год сбывать товарищ Варга?

— В год триста пятьдесят гектолитров приблизительно. Тоот начал про себя подсчитывать, это было нелегко, он отвык от подобных операций.

— Даже исходя из прибыли в тридцать форинтов с литра, это в год около девятисот тысяч форинтов чистыми. А кто обрабатывал его вино, выполнял работу подвального?

— Конечно, я. Его вино я в своем подвале и держал.

— Словом, вы были дважды его подчиненным и в товариществе, и неофициально, как частное лицо.

— Да… если хотите.

— И деньги получали?

— Я не жаловался.

— И кто еще знал об этом вашем бизнесе?

— Ну, в Пеште, в ресторанах, магазинах, торговой сети. Куда мы вино привозили, начальники все знали, но и они все имели. Ну, еще главный бухгалтер. Он, бедняга, не выдержал напряжения и умер от инфаркта или что-то вроде этого. А новый пока еще ни о чем не подозревает.

— А Варга не боялся неприятностей? Флейшман отогнал от лица комара.

— Не очень. Года два назад он мне сказал: «Йошка, я теперь руководитель областного масштаба, номенклатура, но скоро стану начальником государственного уровня. Я многим большим начальникам устраивал весьма приятные уикэнды, и они меня не забудут. И никогда не бойся, что мы попадемся. Один телефонный звонок — и полный ажур».

Тоот молча обдумывал услышанное.

— Мог бы я заглянуть в ваш погребок?

— Пойдемте.

Они прошли через обитую железом, раскрытую настежь дверь. Подвал был огромных размеров. Сводчатый потолок, цементный пол, по обе стороны вдоль стен стояли на специальных деревянных подставках большие, укрепленные обручами бочки, выкрашенные в красный цвет. Стены подвала были усеяны миллионами маленьких пятнышек — следами от мошкары.

— У вас прекрасный подвал!

Когда хозяин заговорил, в его голосе зазвучала определенная гордость, такая гордость бывает присуща отцу, у которого забрали сынахулигана, успевшего напоследок избить всех, в том числе и полицейского.

— Подвал самый большой в округе. Наверное, даже во всем уезде.

— Тогда вы действительно вдвойне подходили Варге.

— Так оно и было.

— У меня к вам еще один вопрос. Ваше мнение о Шандоре Варге?

Флейшман изумленно воззрился на капитана.

— Мое мнение? Зачем вам это?

— Как жили супруги Варга? Флейшман молчал.

— Ээ… точно не могу сказать. Но однажды Шандор был очень огорчен и говорил странные вещи. Мы стояли здесь в подвале, он казался усталым, разбитым, сразу же выпил не меньше литра вина, чего обычно не делал. Потом начал жаловаться, что жена, дескать, превратила его жизнь в ад, хотя бы тем, что с ним не разговаривает, а только смотрит, просто смотрит на него. Мне это показалось странным, честно говоря: для меня ад кромешный, если баба меня пилить начинает. Он мне в ответ заявил, мол, мне этого не попять. Когда Маргит была молоденькой девочкой, за ней многие ухаживали, а вот Шандору удалось взять ее в жены. Он сказал: тогда я еще не понимал, что первый приз брать нельзя, слишком велика цена, которую впоследствии платишь… И детей против меня настраивает. Потом как заорет:

«Я долго не выдержу!» Случилось это, наверное, года два назад.

Тоот принял к сведению и эту информацию.

— А что же теперь с вашим бизнесом? Будете продолжать?

Мужчина повесил голову.

— Да, бизнес… Я ничего не выиграл. В этом году все свои деньги в ремонт вложил. На это Варга мне не дал ни филлера. Утверждал, что у него денег под рукой нет свободных, дескать, я сам за свой счет отремонтирую, зато потом и заработаю вдвое больше.

— Значит, всетаки будете продолжать?

— Один не смогу. Продам в этом году бочки, и все! Точку поставлю. У меня язва желудка открылась. А еще о семье думать надо. Без связей Шандора Варги мне успеха не видать.

— А как давно вы этим занимаетесь?

— Насколько я помню, лет шесть назад начали.

— Как вы думаете, что делал Варга с деньгами?

— Строил.

— А потом?

— У него баб было много. Тратил на них.

— Все? Он слишком много зарабатывал.

Ответ Тоот предвидел, но ему было любопытно, что об этом знает бывший подчиненный Варги? Уж очень он был недалек на вид. Флейшман нетерпеливо топтался на месте.

— Честно говоря, точно не знаю. Ведь я даже не был его другом. Толком его приятелейто не знал.

— А куда, повашему, он исчез? Или почему?

— Тоже не знаю. Вроде особых причин у пего не было. Дела шли отлично, лучше, чем раньше.

— А не оставлял ли Варга вам Какие-нибудь бумаги? Или деньги?

Флейшман возмущенно затряс головой.

— Как вы могли подумать! Я бы сказал. Ничего он не оставлял. Я же вам объяснил, что мы всего лишь компаньоны, дружбы между нами не было, даже взаимной симпатии. По крайней мере, я его не любил. Мы просто были нужны друг другу.

Тоот положил руку на плечо верзилы.

— А что вы скажете, если я буду утверждать, что вы во время последнего расчета пришили его, а деньжата прибрали к рукам?

Флейшман брезгливо сбросил руку капитана, словно это было прикосновение трупа.

— Что вы обо мне вообразили?! Вы думаете, что, когда мы рассчитывались, Варга сюда приезжал в конце года со своими девятью сотнями «кусков», и сотню мне отстегивал?! «Навар» я получал от него понемногу. Мне не то что убийство, а даже недостача на нервы ужасно действует.

— И все же, если Варга исчез по собственной воле, почему он так поступил?

Голос Флейшмана внезапно повысился на целую октаву и стал похож на голос испуганного подростка.

— Откуда я знаю?!

— Вы не наметили в последнее время чего-то необычного? Может, он собирался свернуть бизнес?

— Нет. Наоборот, все время приговаривал, что надо поднажать и скоро деньги к нам рекой потекут. Дескать, скоро я смогу по двести «кусков» у него зарабатывать.

Тоот двинулся к выходу из подвала.

— Выходит, плакали ваши денежки?

— Верно. Думаю, раз и навсегда. Выяснилось, сам я зарабатывать не умею.

— Ну, на пропитание как нибудь хватит. Ведь так? Хозяин подвала молча посмотрел на капитана.

 

15

В конторе Верешхедьского товарищества Тооту пришлось прождать около часа, пока машина, на которой работал бывший шофер Шандора Варги — Санисло Киш, прибыла в гараж. Водителю было около сорока пяти. Жирный и краснолицый, он принадлежал к тому сорту людей, которые, едва пообедав, начинают думать об ужине.

— Вы меня ждете? — спросил он, широко улыбнувшись, едва выбрался из машины.

— Да, — бросил Тоот, окидывая взглядом мощную фигуру нового знакомого.

— Я хотел бы поговорить с вами о Шандоре Варге. Шофер бросил на капитана удивленный взгляд.

— У меня очень мало времени. А кто вы такой, собственно говоря?

— Полиция. В ваших же интересах найти время для беседы со мной.

На мгновение красное лицо водителя как-то выцвело, но потом кровь прилила к нему, и оно стало темнокрасным, почти багровым.

— Мне бояться нечего, но и сказать ничего особенного я не могу.

— Нет. Как раз наоборот. Вы с головы до ног — в делишках Варги. Вы возили вино хозяина в магазины и кабачки вместе с вином товарищества. Если бы захотел, я бы вас быстро прижал. Но я расследую историю исчезновения Шандора Варги, остальное меня не интересует. Будете мне помогать, я вас не трону!

Санисло расплылся в улыбке.

— Почему вы сразу не сказали? Что вас интересует? Давайте сядем в машину.

Они уселись в «Ладу».

— Что за человек был Варга?

— У нас больше никогда не будет такого отличного шефа, — проговорил шофер с грустной миной и с сожалением покачал головой.

— Думаю, вам хуже всех. Он вам хорошо доплачивал?

— А, дело не в этом. Он был образованным, умным человеком, но никогда не подчеркивал своего превосходства, даже будучи руководителем. Я с ним чувствовал себя как с другом. Сколько раз катались мы в Пешт по делам, потом проводили там пару дней. Селились в какойнибудь хорошей гостинице с девочками. — Себя он записывал директором, а меня — юрисконсультом; меня даже официант называл «господин доктор».

— И Варга мог на вас положиться?

— Знаете, совесть в мире есть! Недаром существует пословица: «И собака помнит, кто ее кормит».

— И много было у вас совместных путешествий?

— Конечно. По делам товарищества мы по всей области носились. У товарища Варги полно друзей повсюду, надо со всеми поддерживать хорошие отношения.

— Удавалось.

— Да. Как водится.

— А как у вас водится?

— Где вы живете?! Разве в Будапеште иначе дела делаются? Ну, ладно, не имеет значения. Когда мы в город приезжали, всегда навещали друзей. Дома запасались несколькими плетеными бутылями, а карманы у товарища Варги полны были разными ценными вещицами.

— Чем?

— Вы же понимаете, не дурак, дорогой товарищ! Друзьям деньги не сунешь, они обидятся. А знаете, как любят председатели кооперативов получать хорошее вино, а директора магазинов? А бабы с ума сходят из-за драгоценностей. Товарищ Варга любил приговаривать: «Каждому — свое!»

— Это высказывание я, кажется, где-то уже слышал.

— Неудивительно. Да, товарищ Варга сильно отличался от бумажных червей, которые в разных министерствах и ведомствах зады себе полируют. Он принципы на практике осуществлял. До чего башковитый мужик был! Знаете, стоило нам с кемнибудь познакомиться, он тут же начинал думать. Я однажды даже спросил его, над чем он размышляет в такие моменты? «Санисло, я прикидываю, как можно использовать этого человека». И рано или поздно он всегда такие знакомства обращал себе на пользу. Люди ему доверяли. Однажды его друг — Бела Надь привез в погребное хозяйство своего доброго приятеля. Товарищ Варга поговорил с этим человеком. А когда тот вышел по нужде, Бела спрашивает у товарища Варги: «Черт бы тебя побрал! как-только тебе это удается?! Я уже четыре года знаком с этим типом, а он ни разу не говорил со мной о семейных проблемах».

— Варга был обязательным, корректным в деловых отношениях?

— Разумеется. Но у него, несчастного, бывало столько дел, что он довольно часто опаздывал. Но ни о ком и ни о чем не забывал. К тому же товарищ Варга был настоящим джентльменом. Из старого доброго времени, о котором мне рассказывал дед. Если он был в хорошем расположении, мог цыгану пятьсот форинтов дать.

— И деньги всегда имелись?

— Даже если их не было. В крайнем случае, мог у меня в долг попросить. Он говорил обычно: это наш национальный дефект… нет, не дефект, как-то иначе, но похоже… Дескать, мы не умеем, как на Западе, вкалывать поумному, там ведь много поколений этому училось. Мы достичь такого уровня не можем, а надо к этому стремиться.

— Умные мысли. И перед каждым путешествием вы вроде капитана Кука набивали багажник автомобиля подарками, вином, жемчугом…

— Видите ли, и другие так делают. Только мы честные, у нас бусы и на самом деле были из жемчуга, а не из стекла.

— Скажите, какой еще бизнес был у вашего шефа?

— Обо всем я не знаю. Меня он привлекал только по своим «винным» делам, ну, еще во время небольших приятных путешествий, о которых я уже рассказывал.

Шофер махнул рукой, на лице его было неподдельное горе.

— Эх, да что там говорить, мы ведь на «ты» с ним были. Разве у нас еще когданибудь будет такой председатель?!

— Что он делал со своими деньгами? Санисло явно удивил этот вопрос.

— То есть как что делал? Тратил.

— Столько? Он ведь много зарабатывал.

— Верно. Но ведь товарищ Варга, хотя любил хорошо выпить и вкусно поесть, на еду денег много не расходовал. Не думайте, что мы из наших поездок возвращались с пустыми руками. Частенько автомобиль на обратном пути был нагружен гораздо тяжелее. Окорока, обычно половина бараньей туши, жирные гуси, пара ящиков различных прохладительных напитков, карпы, судаки, прекрасные овощи. Мне тоже хватало.

— А случалось, что ктонибудь отказывался от подарка? Водитель громко захохотал.

— Нет, вот уж нет. К тому же у людей, которые подарков не принимают, это на лицах написано. Издалека заметно. С такими лучше дел не иметь. Если вы видите по бабе, что она мужиками не интересуется, проходите дальше, даже и улыбнуться ей не пытайтесь.

— Знаете ли вы о его врагах?

— Что вы! Его все обожали, в крайнем случае, завидовали. Скажем, этот бледнолицый крысеныш, новый начальник разливочного завода. Под его руководством мы еще обанкротимся, помяните мое слово, — он брезгливо смахнул с ветрового стекла жужжащую муху, — это не начальник, а абсолютный ноль без палочки.

— С ним трудно общаться?

— Его только производство волнует, но и тут он товарищу Варге сильно уступает.

— Выходит, кончились старые добрые времена?

Санисло тяжело вздохнул, потом с шумом выпустил воздух сквозь плотно сжатые губы. Его круглое красное лицо как-то сразу сморщилось, словно бракованный воздушный шарик, который кто-то безуспешно попытался надуть.

— Это точно, вы верно заметили. Знаете, человек хочет продвинуться, сделать карьеру, планирует, вкалывает, дела вроде идут неплохо, а потом вдруг его ударит: и к чему все это, ради чего… И ничего-то ему больше не нужно. Или вдруг неудача какая… И начинай все сначала. Такова жизнь.

Теперь в глазах шофера Тоот увидел упрямую решимость, желание вновь подняться и встать на ноги.

— Мне кажется, самое время вам выяснить, где новый шеф.

Водитель озабоченно крякнул.

— Если у вас больше нет вопросов, тогда я поехал бы…

— Вероятно, последний. По вашему мнению, у Варги была причина сбегать отсюда? Может, какие-то неприятности?

— Не думаю. Разве из-за жены. Эта женщина не для товарища Варги. Ему требовалась веселая, домашняя, для которой муж — все. А эта смотрит на человека, словно насквозь его хочет просветить, как рентгеном. Я даже не любил к ним заходить, когда она дома бывала, не мог с ней общий язык найти. Между прочим, мне потом передавали, что она обо мне отозвалась, как о «типичном примитивном мужике». А ведь это означает: «нормальный» человек, тот, который считает, что в семье главный — всетаки мужик, а не баба. Так испокон веков заведено. С такой бабой трудно жить, колошматить ее смысла не имеет, она от этого мужа больше уважать не будет, наоборот, совсем скурвится или уйдет, разведется. А я, между прочим, пару раз видел, как она…

— Что вы видели?

— Как жена Варги на своей «шкоде» ездила на Тёрёкварский холм.

— Где Мачаи живет?

— Да. Я и товарищу Варге об этом говорил, но он только посмеивался. Он свою жену любил и не ревновал. Ему и в голову не могло прийти, что ему изменяют. Но теперь все это не имеет значения.

Тоот попрощался с водителем, пересел в свою машину и отправился в Надькенде. На стройке ему сообщили, что Элек Фенеш сегодня не появлялся на работе, и никто не представляет, что могло с ним случиться. Тут у капитана па мгновение перехватило дыхание, он сильно пожалел, что вчера вечером, получив письмо от инженера, не навестил его. Нельзя было распускаться, подумаешь — устал. Надо было сразу же — в машину. Очень может быть, он тогда легко получил бы тот самый ответ, который постепенно уже вырисовывался у него в голове. Ответ на вопрос: куда же лог исчезнуть Шандор Варга, который пропал в один прекрасный летний вечер, в один прекрасный момент, и вот уже два месяца о нем ни слуху ни духу. Согласно протоколу он ничего с собой не взял: ни одежды, ни ценных вещей, даже смены белья и то не взял. Но точный ответ, вероятно, знает один Элек Фенеш. Тоот мчался на бешеной скорости, ему потребовалось меньше пяти минут, чтобы влететь на холм, где жил инженер. Дверь никто не открывал, хотя Тоот принимался трезвонить много раз. Тоот махнул рукой, достал перочинный нож и занялся замком. На его счастье, из соседних квартир никто не появился, да и работа не заняла много времени. Через пару минут дверь распахнулась. Увиденное не особенно удивило капитана, он начал привыкать к подобным зрелищам. какой-то анонимный вандал всюду опережал его. Разгром был полный, как и в двух других жилищах; Тооту, правда, показалось, что убийца Шебештена Селеша — в этом не было сомнений — теперь получал какуюто особую радость от разрушения. Что можно было располосовать ножом, все было изрезано в клочья, мебель, сдвинутая к степе, была изрядно изрублена и исколота, во многих местах отбита штукатурка, на изрезанных обоях красной краской были выведены неровные кривые буквы: «Гомик. Гомик. Гомик». Тоот насчитал пятнадцать таких надписей. Капитан обошел всю квартиру, но Элека Фенеша, к глубокому облегчению, не нашел. Разумеется, это еще ничего не значило, но Тоот надеялся, что Элеку все же удалось спастись.

 

16

Начинало темнеть, когда Тоот добрался до Пешта. И хотя его просили зайти после семи часов, его машина уже в половине седьмого стояла на узенькой будапештской улице, у входа в дом № 27. У Тоота было время осмотреться. В темноте он разглядел, что машина стоит перед виллой крупного буржуа, построенной где-то на рубеже XIX–XX веков, когда еще не экономили ни на строительном материале, ни на земле. Квартира находилась на втором этаже, на медной дощечке коричневой двери было выгравировано: «Клаудия Деши». Едва он нажал на кнопку звонка, раздалась мелодия, похожая на марш Радецкого. Из глубины квартиры донесся женский голос: «Секундочку». Минуты через две дверь распахнулась, на пороге появилась Клаудия в небесноголубом халате. Она приветливо улыбалась. Лицо ее было довольно смазливо; Клаудия относилась к тому редкому типу женщин, которые, если дела идут хорошо, способны затмить всех окружающих. Нос у нее был чуточку шире, если исходить из классических образцов, красивые губы, может быть, чутьчуть полноваты, скулы слишком резко обозначены. Взгляд достаточно тверд, чтобы быть приветливым. Волосы, хотя и натуральные, были настолько белокуры, что казались выкрашенными перекисью.

— Извините за беспокойство, — пробормотал Тоот смущенно.

— Проходите, — голос у женщины был хрипловатым, но достаточно приятным.

Комфортабельная квартира в две комнаты, одна — совсем маленькая. Тоот все так себе и представлял. В гостиной все было выдержано в зеленых тонах, от чехлов на мебели до обоев. Книжные полки из красного дерева, на нижней — специальная подставка для пластинок, книги расставлены тщательно, по размеру и цвету. Под книжными полками была прикреплена картонная табличка с текстом, повидимому, на английском языке. И хотя Тооту очень хотелось узнать, что означает надпись, он не решился спросить об этом хозяйку.

— Я уже два месяца вас жду, готовлюсь, что вы мной займетесь, — смеясь, проговорила женщина, — да вы, видно, не хотите. Смотрите, мне надоест помнить, и я все забуду. Итак, вас интересует Сандро?

— Сандро?

— Да, — женщина опять рассмеялась, — я его так называла, потому что он напоминал маленького итальяшку. Нет, не внешне, а своим характером. Он поклонялся женщинам, готов был молиться на любую, но воспламенялся всего на несколько дней, потом быстро исчезал.

— Исчезал?

— Несколько лет тому назад он, надо сказать, у меня поселился, но прожил всего лишь педелю. Потом, правда, время от времени заезжал ко мне, вплоть до самого последнего визита, вскоре после которого он и исчез. Он был такой, каким казался. Сандро считал себя смельчаком, но на самом деле был трусишкой, который только мечтает покорять женщин. И всетаки он был приятным, симпатичным парнем.

Мы ходили с ним по ресторанам, он обожал красивую жизнь, но вкуса у него не было, увы.

Тоот внимательно слушал. Достал сигареты, но, спохватившись, спросил:

— У вас можно курить?

— Пожалуйста.

Он протянул пачку женщине, но та отрицательно махнула рукой.

— Благодарю вас. Я курю только «СентМориц».

— Продолжайте, прошу вас.

— Вкуса у него не было, он не умел одеваться, не разбирался в еде, напитках. Здесь он многому научился у меня. Ну, и коечему другому…

Тут она бросила взгляд на Тоота и томно улыбнулась. Тоот старался подавить возникшую антипатию: он никогда не любил слишком деловых и разбитных женщин, его буквально тошнило от женщин, выступающих в роли наставниц в области секса. Это могло интересовать только мальчиковподростков.

— Но он, вероятно, был опытным мужчиной?

— Да, это верно. Хотите выпить? Немного коньяка?

— Спасибо, но совсем немного, я за рулем. Хозяйка достала из бара большую пузатую бутылку.

— Это «Мартель». Подойдет?

— Не знаю. Надо попробовать.

Напиток оказался прекрасным, крепким, ароматным, приятно обжигал нёбо.

— Это ведь дорогое удовольствие, не так ли?

— Шестьсот форинтов бутылка.

— Вам хватает на это?

— Видите ли, на Западе принято расспрашивать о политических взглядах, там вам любой сообщит о своей партийной принадлежности. А вот задавать вопрос о доходах даже среди близких друзей считается неприличным. Я бы даже сказала: это табу. У нас же все наоборот: о своих политических взглядах люди говорят только в узком кругу друзей, о деньгах же — пожалуйста. Разве это дело? Мне больше нравится то отношение к этим вопросам, которое существует на Западе.

— Чем вы занимаетесь?

— Я специалист по внешней торговле. Моя работа вас тоже интересует?

— Нет, я немного отвлекся. Что за человек был Варга?

— Импульсивный, сдерживаться не умел, открытый, рассказывал о самых сокровенных своих желаниях.

— Ах, вот как. Ну, и что же за сокровенные желания были у него?

— Он мечтал о богемной жизни. Разумеется, решиться на это он не мог. Все время повторял: если бы не семья, не его сложное положение, если бы не все эти мелочи, он употреблял именно это отвратительное слово — «мелочи», он бы с удовольствием жил только сегодняшним днем. Жить, ни о чем не заботясь, не быть ни с кем связанным, сорить деньгами, ведь деньги только для этого и нужны; если хорошее настроение, так все спустить, что есть. Я пыталась уговорить его осуществить то, о чем он мечтает, но что-то его удерживало. Он был труслив.

— Вы так считаете?

— Иначе он бы сделал то, что хотел.

— А вдруг на самом деле он вовсе и не хотел? Женщина хрустнула пальцами. Тоот полюбовался ее длинными пальцами с покрашенными ярким красным лаком ногтями.

— И все же вам пришелся по сердцу этот маленький трусливый человек?

— Поначалу он мне больше нравился. Мне казалось, он поддается дрессировке. Потом коечто случилось… точнее говоря, не случилось, просто он проговорился, и из его слов я поняла, что он гораздо опытнее и хитрее, чем старается себя показать. Знаете, мы много ссорились, особенно когда проводили вместе по нескольку дней. Но это были не серьезные конфликты, такие размолвки даже придавали нашим отношениям некоторую пикантность, мне нравилось задирать его. Однажды вечером, когда я особенно разошлась, он, улыбаясь, долго молча смотрел на меня и не отвечал. «Что это с тобой? — спросила я у него, — ни слова в ответ?» — «А я заранее все просчитываю, — сказал он, — если я сейчас тебе отвечу, тогда через пять минут мы разругаемся. Ты смертельно обидишься, я долго не вытерплю твоей постной физиономии, надо будет делать шаг к примирению, а значит, в постель ложиться. Но по вечерам у меня уже ни сил, ни желания нет, поэтому я с тобой и не спорю». Собственно говоря, пожалуй, с того момента я и охладела к нему и стала меньше помогать…

— В чем?

— Ни в чем конкретно. Вообще — перестала. Помолчав немного, Клаудия тряхнула головой и улыбнулась.

— Вам все равно не удастся меня в это дело втянуть.

— У меня и в мыслях этого нет, меня интересует только Варга и его дела. Поэтому вам совсем нет необходимости мне говорить, что у вас есть высокопоставленные покровители, которые всегда поспешат к вам на помощь.

Клаудия искренне рассмеялась.

— Не надо обо мне.

Она попыталась налить коньяку Тооту, но он решительным движением отодвинул рюмку, Клаудия выпила одна. После второй рюмки лицо у нее покраснело, глаза заблестели.

— На этом вы и расстались?

— Нет, еще один раз он заглянул. За две недели до исчезновения. Но это было деловое посещение. Я его выставила, чуть с лестницы не спустила.

— Что же он хотел?

— Обменять кучу мелких денежных знаков разных западных, стран на крупные купюры. Я ему предложила обратиться к его бабе из «Ибуса», но он сказал, что она на бюллетене, а он ждать не может. Он буквально умолял меня, говорил, что очень срочно нужно. Вспоминал наши счастливые дни. Я высмеяла его и выгнала. Наверное, не надо было этого делать. Если бы я знала тогда, чем все это закончится…

Тоот задумчиво постукивал ногтем по краю рюмки, наконец он задал вопрос.

— Как вы думаете, что могло с ним случиться?

— Не знаю.

— Он не говорил, что ждет какихто событий?

— Нет. Мы обычно говорили только о любви.

— Вас материальная сфера мало интересует, только чувства?

— Деньги для меня играют второстепенную роль.

— Сколько вы получали от Варги?

— За кого вы меня принимаете?!

— Я имею в виду общий бизнес.

— Можете не верить, можете смеяться, но у нас не было никаких общих дел.

Тоот понял, что большего ему не добиться.

— Может, Варга что-нибудь поручал вам незадолго до исчезновения? Может, что-то вам оставил. Покажите, вдруг мы с вами поладим.

— Он мне ничего не оставил, кроме идиотской фотокарточки с надписью, чтобы я сохранила память о наших счастливых днях. Очень трогательно, правда?

Тоот поднялся. Клаудия взяла его за руку.

— Может, останетесь? Задержитесь?

— Нет, мне надо идти, — проговорил он, покачав головой.

 

17

Было уже около десяти, когда Тоот приехал на темную пештскую улицу. Вышел из машины. Впереди, опираясь на степу, ковылял домой какой-то пьяница, бормоча со слезами на глазах: «Со мной нельзя так…» «Еще как можно!» — подумал Тоот. Из ближайшего подъезда послышался приглушенный шепот, вслед хихиканье, учащенное дыхание, стоны, смешки, потом вдруг грохот железа о мостовую — это слетела крышка с мусорного бака. кто-то выругался.

Двое подростков пронеслись мимо Тоота, у одного из них по лицу струилась кровь, вслед им из подъезда неслись вопли, ругательства и угрозы. Район был малоприятным, имел дурную славу.

Но район знавал и лучшие времена. Когдато местные одноэтажные домики с палисадниками соперничали с виллами Буды, но потом, как потерявший всякую надежду выбраться из нищеты бедный родственник, полностью отказались от безнадежной борьбы за место под солнцем. И деньги покинули округу. Из каждых десяти зданий восемь имели плачевный вид: крыши прохудились, штукатурка обвалилась, новые здания, словно стесняясь своей новизны, старались как можно быстрее сравняться с остальными. Стены их были исписаны мелом, исцарапаны гвоздями.

Тооту показалось странным, что Бела Надь живет в таком районе, но потом он подумал, что Надь, видимо, из тех холостяков, для которых квартира имеет второстепенное значение, главное — женщины и развлечения. Тоот сам с собой заключил пари; застанет ли он дома хозяина?

Тоот позвонил в дверь первого этажа небольшого трехэтажного дома. Некоторое время за дверью не было слышно никакого движения, потом послышались осторожные шаги и чьето тихое ворчание. Ключ несколько раз ткнулся рядом с замочной скважиной, наконец, попав па место, повернулся, но дверь не распахнулась, вместо этого прозвучал сердитый голос: «Кто там?»

— Добрый вечер, я — друг Белы Надя, хотел бы с ним повидаться.

Консьержка оказалась крохотной старушкой. На ней был синий халат; седые волосы, схожие со старыми грязными мочалками, уложены в бесформенный пучок на маленькой птичьей головке.

— Бола дома?

Старуха бросила на Тоота взгляд, полный подозрения, потом проговорила:

— Если вы его друг, то должны знать, где он сегодня находится.

— А в чем дело? Где он?

— Где обычно. На встрече в ресторане «Винный погребок». Кто вы такой?

У Тоота вдруг появилась идея. Он сунул руку в карман, достал служебное удостоверение и поднес его к самому носу консьержки.

— Я его приятель, у меня для него важные новости. Вы в квартиру меня можете пустить?

— Лучше идите в ресторан.

— Я бы подождал его дома, если позволите.

Старушка немного поколебалась, но человек попрежнему держал перед ней удостоверение, которое буквально гипнотизировало ее.

— Ладно. Ключ он оставил у меня, вдруг Марчи приедет. Пойдемте, я вас провожу:

Квартира оказалась небольшой, не больше тридцати квадратных метров, но удачная планировка компенсировала этот недостаток. Подсобные помещения, величиной с кельи, были удачно расположены, комната была просторной, по крайней мере двадцать квадратных метров. В углу печка, выложенная светлокоричневым кафелем, широченная тахта, застеленная покрывалом, коричневый журнальный столик с двумя коричневыми креслами. В комнате царили идеальный порядок и чистота, буквально резавшие глаза Тооту. Мебель блестела, нигде ни пылинки, ни газеты, ни забытого листка бумаги, ни грязной тарелки. На полу — огромный красноватокоричневый ковер с аккуратно расчесанной бахромой. Тоот открыл створки встроенного шкафа — по крайней мере с десяток пар ботинок, бесчисленное количество рубашек и галстуков.

За какихнибудь полчаса Тоот обыскал всю квартиру, по не обнаружил ничего интересного. Бела Надь, судя по всему, не хранил фотографий, старых писем и счетов, а если и держал, то в другом месте. Везде были только самые необходимые вещи, а их равнодушный порядок очень скоро простонапросто утомил капитана. Около десяти он уже вышел из квартиры Надя, закрыл дверь и отдал ключ консьержке. От нее он узнал адрес ресторанчика и отправился в путь.

Заведение это находилось через две улицы, надо было лишь пройти вниз буквально несколько сот метров. «Винный погребок» располагался на углу; неоновая вывеска, часть букв которой не горела, напоминала подгулявшую компанию выпивох, выходящих из любимого заведения в час закрытия, поддерживая друг друга. Ресторанчик располагался в подвале, там было сильно накурено и пахло затхлостью. В первом, довольно просторном зале были устроены боксы, отделенные друг от друга перегородками из узорчатого розоватого стекла — дешевой стилизации под витражи; боксы едва освещались тусклым светом слабых лампочек. Ресторанчик был набит битком, свободных мест почти не оставалось. Тоот внимательно огляделся по сторонам и направился к кабинету, отделенному от общего зала бархатным занавесом. Официант вежливо, но весьма решительно остановил его.

— Прошу прощения, господин, там спецобслуживание.

— Я просто хотел узнать, мой приятель Бела Надь там пли уже ушел?

— Так вы друг Белы Надя? Тогда проходите, пожалуйста, я сейчас принесу стул.

— Не надо, я лучше в этом зале его подожду. Когда вы закрываете?

— В одиннадцать. Чем могу служить? Что вам подать?

Тоот заказал «пепсиколу» и залез в крайний, у самого занавеса, небольшой бокс, расположившись рядом с тремя молодыми людьми. Невольно он прислушивался к их довольно пошлому разговору, который своим монотонным звучанием нагонял на капитана сон. Усилием воли он отвлекся от их беседы и сосредоточился на звуках, доносящихся из кабинета. Вначале он слышал лишь гул обычного разговора, раскаты внезапного хохота, выкрики, тупые удары массивных пивных кружек, звон винных бокалов, потом постепенно начал различать и отдельные фразы.

— А сейчас — гвоздь программы нашего вечера. Слушаем стихи!

На секунду установилась тишина, потом отодвинули стул.

— Увы, сегодня мне нечем вас удивить.

— Начинай! Просим!

— Дамы и господа, — продолжил тот же голос, — позвольте мне прочитать последнее стихотворение. Я назвал его «Если я состарюсь». На самом деле этого никогда не случится, но именно это и придает ему пикантность.

Тоот узнал голос Белы Надя.

Бела Надь начал декламировать. Голос его то поднимался, то внезапно падал, переходя в шепот, то плакал, то смеялся — как-того требовал текст. Тоот был изумлен. Рифмы были правильными и даже красивыми, а отнюдь не вымученными. Затем Бела Надь прочитал два стихотворения какогото поэта, Тоот слышал их однажды. Он встал, осторожно приблизился к занавесу и заглянул внутрь кабинета. В комнате сидели человек пятнадцать. Женщин было только четверо, остальные — подвыпившие, но весьма импозантные мужчины в возрасте от тридцати до сорока. Бела Надь закончил свое «выступление», поклонился и медленно сел под громкие аплодисменты присутствующих. Пожалуй, только он один выделялся из всех внешним видом. На нем были грязные джинсы и мятый свитер какогото неопределенного цвета; волосы, которые Тоот привык видеть вымытыми и тщательно уложенными, были дико взлохмачены и вид имели крайне неопрятный. Если бы Тоот сейчас встретил Белу Надя на улице, он просто не узнал бы его и прошел мимо. Тоот опустил занавес и вернулся на место. Приблизительно через четверть часа компания начала расходиться по домам. Бела Надь вышел одним из последних. Когда он проходил мимо, Тоот потянул его за рукав плаща. Надь удивленно воззрился на капитана.

— Вы… вы что здесь делаете?

— Мне надо с вами поговорить.

Надь бросил тревожный взгляд в сторону своих приятелей.

— Хорошо, но только не здесь.

Тоот расплатился с официантом и вместе со всеми вышел из ресторанчика. На лице Белы Надя застыла неестественная улыбка; подняв руку, он приветливо попрощался со своими почитателями, словно уставший актер с поклонниками после премьеры прекрасно сыгранного спектакля. Потом он так быстро понесся вперед, что-тоот едва поспевал за ним.

— Как вы меня здесь отыскали?

— Консьержка помогла.

Надь довольно грязно выругался себе под нос.

— Что означает весь этот фокуспокус в таком хлеву? — Вместо ответа последовал презрительный взгляд.

— Это общество моих старых друзей. Мы собираемся регулярно, раз в две недели. Уже лет пятнадцать.

— Вы поэт?

— Года два назад увлекся стихами. Почувствовал в себе талант. В этой компании в основном простые ребята, друзья детства, мы вместе когдато гоняли мяч, потом ухаживали за соседскими девчонками.

— Компания довольно разношерстная.

— Нас связывает общий интерес.

— Что же именно?

— Пиво.

— И все?

— Человеку необходим какой-то коллектив. Если я осознаю, что я комуто нужен, для когото интересен, у меня появляется цель.

— А работа?

— Меня в любой момент может заменить другой бюрократ. А в этом обществе я незаменим. Ведь именно я заговорил о стихах, о поэзии, до этого ребята рассуждали о всяком свинстве.

— Что вы под этим подразумеваете?

— Футбол, секс, жратва.

С этими словами он скромно улыбнулся.

— Я принес им культуру.

— И как они относятся к стихам?

— Неплохо. Правда, бывает, у меня нет вдохновения. Тогда я читаю Арпада Леви, я его наизусть знаю. Но думаю, васто не поэзия интересует. Или вы хотите написать монографию о моем творчестве?

— Любопытно было бы. И о вашей психологии тоже. Бела Надь внезапно остановился и довольно грубо схватил Тоота за руку.

— Что вы сказали?!

Тоот резко сбросил руку собеседника.

— Что слышали! О высокопоставленном чиновнике из министерства, точном, претенциозном, элегантно одевающемся холостяке, чья жизнь подчинена строгому распорядку. В душе же этого человека живет другой, которому не нравится серенькое существование, и он ищет возможность реализовать себя. Так рождается в нем странная двойственность. Существует даже длинное иностранное слово, обозначающее эту болезнь. Кажется, латинское.

— На вашем месте я бы не стал произносить его.

— Как хотите. Да и к чему, вы же его и так знаете.

— Чего вы добиваетесь?

В этот момент они вошли в дом; «поэт» залез в карман и стал торопливо в нем рыться.

— Я просто подумал, вдруг у этого человека возможность проявить себя осуществляется не только через поэзию, вдруг существует еще кратер для выхода бурлящей внутри лавы?

— Понимаю, на что вы намекаете.

— Да, я имею в виду исчезновение Шандора Варги. Наверняка ему помогли исчезнуть, и кто-то тщательно замел следы.

— Неужели вы полагаете, что я замешан в этом? Шандор был моим лучшим другом.

— Миллионы людей устраивали более чем странные вещи со своими лучшими друзьями. Человек попадает в неприятную историю, материальные затруднения, неудачная любовь…

— Вы считаете, нечто подобное произошло и со мной? Это просто смехотворно. Что вы обо мне знаете? Практически ничего.

— Точнее говоря, узнаю все больше и больше. Как и о Шандоре Варге. Я уже выяснил: посредством разного рода незаконных операций Шандор Варга зарабатывал очень кругленькую сумму, которую, судя по всему, обменивал на валюту. Как вы думаете, для чего?

— Наверное, собирался продать дороже, чем купил.

— Логичное объяснение. Но есть еще несколько версий. Самое же интересное в том, что стоило мне начать расследование этого почти забытого дела, как кто-то тут же приступил к действиям. И этот человек весьма неразборчив в средствах. Вы слышали, что стряслось с Шебештеном Селешем?

— Нет.

— Позавчера ему перерезали глотку.

Тоот даже при тусклом свете уличного фонаря отчетливо увидел, как от лица Белы Надя отлила кровь.

— Нет, неправда…

Если он сыграл, то сделал это мастерски.

Капитан подробно рассказал обо всем, что обнаружил.

— И еще: другой его хороший знакомый — Элек Фенеш пропал. Так же, как Шандор Варга. И вполне возможно, его не найдут никогда. Как думаете, не пришло ли время поведать обо всем, что вам известно?

Бела Надь повесил голову.

— Я ничего не знаю. Тоот кивнул.

— Я вовсе не собираюсь принуждать вас. Хватит. Но дам вам добрый совет: будьте предельно осторожны!

Неожиданно в Наде проснулась храбрость, он расплылся в улыбке и небрежно обронил:

— Я не нуждаюсь в ваших советах. С чего это я должен осторожничать?!

Тоот махнул ему на прощание.

— Вам конец. Что бы вы ни предпринимали — конец! Лицо Белы Надя было усталым, напряженным и очень бледным…

 

18

Проснулся Тоот часов в десять. Несколько секунд его взгляд бессмысленно блуждал по пустой комнате. С трудом Тоот сообразил, что ночевал дома. К одиннадцати капитан был уже одет, вышел из квартиры и спустился к автомобилю. Он собирался нанести последний визит в область Т.

В начале четвертого появились беркечские холмы. Вся местность была как на ладони, словно макет для тактических занятий в офицерском училище — отчетливо были видны долины, реки, низменности; на фоне голубого неба, по которому, словно айсберги, плыли белоснежные, подсвеченные солнцем облака, возвышались горы. Было ясно и холодно.

На Тёрёкварском холме зеленой травы становилось все меньше, а та, которая совсем недавно только пожелтела, теперь окрасилась в рыжеватокоричневые тона. Глубокая осень наступала па луга, кустарники и леса, покрывавшие склоны холмов и гор. Тоот остановил машину, достал пальто, небольшой сверток, захлопнул дверцу и двинулся вверх.

Дверь дома оказалась запертой. Тоот решил подождать. Он уселся на колоду, неподалеку от козел с пилой и начал прикидывать, сколько сухих листьев поместится на небольшом, в несколько квадратных метров, участке двора, лишенном всякой растительности. Приблизительно часа через полтора, когда солнце уже клонилось к закату, он увидел длинную тень Мачаи, которая, опередив хозяина, появилась во дворе.

— Я привез вашу рубашку. Хозяин молча взял сверток.

— И вы только ради этого тащились в такую даль?

— Нет. У меня есть несколько вопросов; кроме того, я сам хочу коечто вам рассказать.

Мачаи кивнул и равнодушно предложил:

— Пошли в дом.

Он открыл входную дверь, пропустил Тоота вперед, но тут же придержал его за плечо, когда он направился в сторону большой комнаты.

— Не туда. Давайте на кухне поговорим.

— Что же такое вы там прячете?

— У меня там женщина.

Тоот решительно шагнул к двери.

— Очень хорошо. Мне и с ней следует поговорить. Мачаи протянул руку, пытаясь помешать, но потом передумал и отступил с кривой усмешкой на губах.

— Хорошо. Но постарайтесь быть поделикатнее, она очень чувствительна.

Тоот распахнул дверь. Комната напоминала горницу крестьянского дома: утрамбованный земляной пол, простая, грубоватая мебель, среди которой бросалось в глаза огромное, с высокой спинкой желтое кожаное кресло. В нем сидела женщина. Она была в чем мать родила, длинные волосы спускались на плечи. Женщина весело улыбалась, глядя на посетителя. Тоот в смущении попятился.

— Прошу прощения, — пробормотал он, — я не думал…

И вдруг глаза его едва не вылезли из орбит. Он решительно шагнул к креслу.

— Это же кукла! Пластиковая кукла.

— Я назвал ее Глорией, — проговорил у него за спиной Мачаи.

— Зачем она вам?

— А вдруг пригодится?

— Может, лучше поговорим о супруге Шандора Варги?

— Итак, вы знаете и об этом. Все равно. В прошлый раз она допекала меня до тех пор, пока я не согласился узаконить наши отношения. Чтобы она оставила меня в покое. Но у меня и в мыслях не было возвращаться к людям. Когда она приедет в следующий раз, я предложу ей порвать нашу связь. — Он выдержал небольшую паузу, а потом кивнул в сторону куклы.

— И с этой у меня отношения наладятся. Для всего надо время.

— Вы не совсем нормальны?

— Разумеется, не совсем. Был бы нормальным человеком, так с восьми утра до пяти вечера маршировал бы под команды своего начальника, а оставшееся время мною бы жена распоряжалась.

Тоот неудовлетворенно покачал головой.

— Нет смысла убеждать друг друга. Я хочу рассказать вам то, что узнал о Шандоре Варге.

— Мне? Какое мне до этого дело? Сделайте отчет своим начальникам.

— Сделаю в свое время. Я вам хочу рассказать коечто, чтобы вы дополнили мои предположения.

— Не знаю, смогу ли. Но давайте попробуем.

— Шандор. Варга лет пятьшесть тому назад решил сбежать на Запад. По каким причинам, остается лишь догадываться. Вероятно, из-за жены он ощущал дома определенную дискомфортность. А может, ему казалось, что в нашей небольшой стране он не сможет в полной мере реализовать свои амбиции? Это теперь не имеет значения. Деньги, нажитые с помощью всевозможных махинаций, он вложил в покупку валюты. В течение шести лет копил деньги для того, чтобы за рубежом было с чего начать. По моим подсчетам, у него набралось сорокпятьдесят тысяч долларов.

— Перед этими цифрами вы вполне можете поставить единицу.

— Сто сорок — сто пятьдесят тысяч?!

— Меня Варга считал заслуживающим доверия и уважения дураком, которому деньги не нужны, потому что он не знает, что с ними делать. Мне кажется, я был единственным человеком, которому он понастоящему доверял.

— Поэтому он и приехал к вам на последние три дня перед исчезновением?

— Откуда вам известно об этом?

— Продавец сельского магазинчика рассказал мне, что вы, вопреки своим привычкам, месяца два назад накупили множество мясных продуктов. Уверен, что вы не сами их ели.

— Верно. Я покупал их для Варги. Но пробыл он у меня не три дня, а целую неделю.

— Выходит, первую неделю после исчезновения он провел у вас? Почему?

— Он договорился, что Сабо — шофер фургона, — приедет сюда двадцать второго и заберет его с собой. Но нервы у Шани сдали, он чувствовал, что полиция напала на его след и его вот-вот могут арестовать. Поэтому он спрятался в надежном месте, где никто его не смог бы отыскать.

— И исчез на неделю раньше намеченного срока?

— Совершенно верно. И все время находился здесь. Самое трудное оказалось не пускать сюда его жену. Мне пришлось соврать Маргит, что я уезжаю в Будапешт.

— Думаю, Сабо не бесплатно взялся перевезти его через границу?

— За пять тысяч долларов. Но Шани был Мужик башковитый. Он сказал Сабо, что все его деньги уже переведены на Запад и что он расплатится с ним в Австрии. Он шел вабанк. Разумеется, деньги были при нем, в старом портфеле, среди белья, в жестяной банке. Но Варга не хотел искушать Сабо.

— А почему он не выехал официально, с обыкновенным заграничным паспортом? Это было бы гораздо проще.

— Он опасался тащить с собой такую кучу денег из-за таможни, боялся расстаться со своими деньжищами. Такую сумму он не мог доверить никому. Он и мне говорил: либо уедет за границу с деньгами, либо все пойдёт прахом. Пая или пропал. Мне он казался таким жалким, когда сидел, прижимая к себе портфель со своим состоянием. По ведь я, как вы изволили выразиться, не совсем нормальный.

Тоот покачал головой.

— что-то не нравится мне во всей этой истории. Все было так здорово организовано, но вполне возможно… все пошло не по заранее продуманному сценарию.

Мачаи бросил удивленный взгляд на капитана.

— Почему же? В условленный момент появился Сабо на машине Шебештена Селеша. Я проводил их к подножью холма, мы попрощались, Шани уселся рядом с Сабо, и они умчались. А потом Сабо перевез Шани на своем фургоне в Австрию. Сейчас он живет себе припеваючи на Западе, кстати, даже слово свое сдержал.

— Какое слово?

— Когда он торчал у меня последнюю неделю, то все время выпытывал, чем сможет меня отблагодарить. — Тут Мачаи вдруг расплылся в улыбке. — Знаете, у Шани был железный принцип: ты — мне, я — тебе. Я все повторял, мне ничего не нужно, но он все допытывался. И тогда и попросил у него куклу. Ну, для близких отношений, понимаете? Он пообещал купить самую лучшую и дорогую. И вот, пожалуйста… После первой попытки у нее на боку трещина появилась, а как починить, ума не приложу.

Тоот от неожиданности прикусил язык, однако быстро справился с растерянностью и продолжил свою мысль:

— Возможно, возникли какие-то трудности, которые никто учесть не мог. Поначалу я считал: суматоха вызвана моим появлением, но теперь я в этом не уверен. Скажите, кто, кроме вас, знал о желание Варги исчезнуть?

— Наверняка могу назвать трех человек. Шебештен Селеш, Элек Фенеш и Бела Надь. Им Шани продавал по дешевке все, что можно было сбыть с рук. Перед ними он не считал нужным скрывать свои намерения.

— Они могли знать о ста пятидесяти тысячах? Мачаи задумался.

— Нет. По крайней мере, ни один из них точно сумму не знал. Шани мне говорил, они догадываются, но о деталях понятия не имеют.

— Во время той самой последней недели ктонибудь из них заглядывал сюда?

— Все трое.

— Вместе?

— Нет, конечно, поодиночке. Бела Надь заехал последним. Думаю, они свои делишки подчищали.

— Вы не слышали их разговор?

— Меня это не интересовало. Когда они начинали шушукаться, я шел пилить дрова.

Внезапно Тоота озарило. И он очертя голову кинулся в атаку, сжигая за собой все мосты.

— Есть во всем этом какая-то странная вещь, которую до конца я не могу понять. О подлинном исчезновении Шандора Варги знали четыре человека, вместе с шофером фургона — пятеро. Одного из них, Шебештена Селеша, убили, Элека Фенеша заставили исчезнуть…

— Что?!.

Тоот рассказал обо всем, что случилось в последние дни. Мачаи слушал с непроницаемым выражением лица; невозможно было разгадать ход ого мыслей. И тогда Тоот подытожил:

— Бела Надь, последний из этой троицы, безумно боится, что и с ним может что-то произойти. Я хочу спросить у вас, что ждет людей, которые знали все о Шандоре Варге?

Мачаи так и вскинулся.

— Не понимаю вопроса?!

— Вы не подозреваете, кого всем вам или им следует опасаться?

— Знал бы — сказал. Поймите, во всем этом деле у меня нет никаких интересов.

— Согласен. Вопрос в другом, поверят ли вам остальные? Мачаи пожал плечами.

— Мне так мало надо в жизни.

— А сама жизнь?

— Не оченьто я ею дорожу. Но тот, кто попытается отнять ее у меня, встретит хороший отпор.

Тоот попытался изменить тактику.

— Но вам же явно придется но по вкусу, если полицейские будут постоянно шнырять здесь.

Впервые в голосе «горного человека» появились нотки беспокойства.

— У меня могут быть неприятности? Придется ходить па допросы, в суд? Меня арестуют за то, что Варга провел неделю в моем доме перед тем, как исчез?

— Если вы будете вести себя разумно, ничего с вами не случится. В конце концов, вам вовсе не обязательно знать обо всем. Ваши поступки уголовным кодексом ненаказуемы. Если вы только не совершили еще что-нибудь.

— Что вы имеете в виду?

— Я ищу человека, который стоит за всем этим делом.

— Кто же это?

— У меня есть кое-какие предположения на этот счет. И очень скоро выяснится, верны ли они.

 

19

Когда Тоот проезжал мимо дома Шандора Варги, в окнах уже горел свет, и у Тоота на мгновение появилось робкое желание зайти в гости и побеседовать с Маргит, причем вовсе не о расследовании, а просто так, по душам. Однако он раздумал, и машина промчалась мимо. Поскольку в округе теперь уже многие знали его автомобиль, капитан решил поставить его как можно дальше от дачи Белы Надя. Он въехал на невысокий холм, выключил мотор, и машина прокатилась еще метров двеститриста вниз по склону.

Дом был погружен в темноту. Вероятнее всего, в это время он был пуст, что как нельзя более устраивало Тоота. Он огляделся по сторонам, потом так же, как несколько дней назад, пролез через железные ворота. Замок на входной двери оказался непростым, но Тоот когдато занимался малолетними преступниками и научился от них нескольким трюкам. Света он зажигать не стал, боясь привлечь внимание соседей, фонарик вполне подходил для осмотра, который капитан собирался учинить. Дом был длинный и узкий, весьма странной планировки, входная дверь вела в прихожую, за ней подряд одна за другой были расположены три комнаты. Ванная и кухня находились справа и слева от прихожей. Их осмотр не занял много времени. Потом Тоот принялся за комнаты. По мере продвижения работы надежды его таяли; становилось все очевиднее — владелец большого участка вряд ли устроит тайник в самом доме, который легко можно перевернуть вверх дном. Но профессия за долгие годы приучила капитана, что люди крайне редко выбирают логические и разумные решения, поэтому он терпеливо продолжал свое занятие, исследуя буквально каждый квадратный сантиметр. Порядок здесь тоже был удивительный, но на даче было гораздо больше вещей и всевозможной утвари, чем в городской квартире хозяина. Вероятно, Бела Надь настоящим своим домом считал именно дачу. Здесь в старых коробках хранилось великое множество фотографий и писем; на пожелтевших карточках виднелись лица людей, связь с которыми могла быть давнымдавно утеряна, но память сохранилась на долгие годы. Эти сентиментальные замашки хозяина ничего нового не сообщили Тооту, они подтверждали лишь неоспоримую истину: время неумолимо. Бела Надь хранил все полученные когдато письма, сберег даже направление на рентген легких и все призывыоткрытки из библиотеки с просьбами вернуть книги, с каждым разом все более угрожающими и обещающими «оштрафовать товарища Белу Надя». Вскоре Тоот отложил коробки с этим барахлом, понимая — они ему ничем не помогут. Он вошел в третью комнату и закрыл за собой дверь. К этому времени Тоот уже был уверен, что его поиски окажутся безрезультатными. Теперь он обследовал комнату без особого энтузиазма, постоянно вспоминая разговор с Мачаи, состоявшийся несколько часов назад. И вдруг его осенило. В первый момент он растерялся и даже вспотел от волнения. Он совершенно отчетливо представил себе ситуацию, для него стали очевидными роли всех участников этой истории и что Шандор Варга на самом деле…

Вдруг он услышал какие-то звуки. Вероятнее всего, это был звук открываемой двери, он ведь снова запер ее. Источник шума находился от него через две комнаты. Человек, открывающий замок, естественно, не заботился о том, чтобы производить меньше шума, напротив, он в явном раздражении хлопнул дверью. Тоот моментально выключил фонарик. Он боялся, что новый посетитель заметил свет, но, бросив взгляд на окно, убедился: жалюзи плотно закрыты, тусклый свет фонарика вряд ли был заметен с улицы. Но спокойствие его продолжалось до тех пор, пока он не услышал треск. Правда, шум был попрежнему далеко, неизвестный находился в первой комнате. Минут через десять дверь второй комнаты распахнулась с грохотом, напоминающим пушечный выстрел. Теперь человек был совсем близко. Тоот отчетливо слышал, как трещала обивка мебели, которую полосовали бритвой или скорее — ножом, слышал, как незнакомец отбрасывает в стороны разные предметы и как они ударяются о стену. Но страшнее всего было нервное тяжелое дыхание, которым сопровождался разгром жилища. Тоот почувствовал, как напряглись его мышцы. Он приготовился использовать единственную свою возможность. Оружия у него не было, и он уже ругал себя, что не захватил пистолет. С голыми руками противостоять вандалу, вооруженному ножом, почти невозможно. На его стороне было одноединственное преимущество — внезапность. Собственно говоря, у него имелось два варианта. Подождать, пока незнакомец войдет, и нанести ему неожиданный удар, который тот никак не рассчитывает получить. Или выскочить из-засады и напасть самому. В первом варианте было больше неожиданности, но, с другой стороны, в этом случае в руках незнакомца оставался нож, правда, он мог отложить его, занятый переворачиванием изуродованной мебели. Тоот прикидывал и впервые за долгое время никак не мог принять определенное решение. А речь шла о жизни и смерти. Отчетливо слышимое дыхание вдруг перешло в громкое пыхтение, послышался скрип. «Пытается сдвинуть шкаф», — промелькнуло в мозгу Тоота. Он шагнул к двери и осторожно приоткрыл ее. Человек стоял к нему спиной, всего в четырех шагах; он действительно возился с тяжеленным шкафом. Нож валялся на кровати. Под тяжестью капитана скрипнула половица. Человек мгновенно повернулся, но все равно опоздал. Кулак Тоота обрушился на него со всей силой, на какую только был способен капитан. Однако случилось невероятное: Ласло фон Сабо увернулся, своей огромной, похожей на лопату ручищей исхитрился ухватить капитана за руку и быстро шагнул назад. Тоот по инерции пролетел мимо него, но Сабо успел второй рукой нанести ему удар в солнечное сплетение, от которого капитан тут же потерял сознание.

Когда он пришел в себя, то обнаружил, что крепконакрепко прикручен бельевой веревкой к единственному уцелевшему после разгрома креслу. Сабо натянул веревку так, что она глубоко врезалась в кожу. Желудок капитана разламывался от боли, он чувствовал головокружение, его сильно подташнивало. Сабо в этот момент был занят тем, что вспарывал последнюю подушку. Работал он медленно и тщательно. Заметив, что-тоот очнулся, прервал работу; однако нож из рук не выпустил.

— Ну, что, легавый, очухался? Я же тебя предупредил в воскресенье: перестань ходить и вынюхивать! Сам во всем виноват.

— В чем виноват: в том, что уже случилось, или в том, что еще впереди?

Сабо расхохотался.

— Во всем! Если будешь вести себя поумному, ответишь на несколько вопросов, я тебя отпущу. Клянусь, и пальцем больше не трону.

— Чего нельзя сказать о Шандоре Варге, не так ли? Лицо Сабо помрачнело.

— О чем это ты?

— О человеке, который далеко отсюда не уехал. Я уверен, что он где-то поблизости, закопан в землю. В радиусе примерно десяти километров. Туристическая поездка с вами ему очень дорого обошлась.

Фон Сабо от нечего делать кончиком ножа чистил ногти.

— Зачем мне его убивать?

— из-за денег. Сто пятьдесят тысяч долларов не шутка.

— У него не было никаких денег, он перевел их за границу.

— Вы прекрасно знаете, что он врал.

— Да, действительно знаю. Одна птичка мне об этом начирикала.

— А зачем вы прикончили Селеша и Элека Фенеша?

— Гомика? Его я не поймал. Стоило мне позвонить ему, чтобы договориться о встрече, как он тут же смылся. Я попытался его отыскать, но у него множество мальчиков, у которых можно надежно спрятаться. Но это не имеет значения. Он меня не интересует. Сегодня вечером все благополучно закончится.

— А вы не боитесь оставлять отпечатки своих пальцев повсюду?

— Нет. Я этой ночью исчезну из Венгрии и больше здесь никогда не появлюсь. В этой больше нет необходимости.

— Почему вы убили Селеша?

— Ты, сволочь, меня еще допрашивать будешь, будто мы в полицейском управлении. Захочу — так и ты помрешь, ничего не узнав.

Сабо вышел из комнаты и вернулся с большой белой тряпкой. Грубо запихал ее в рот капитану.

— Я тебе скажу коечто. Сейчас без четверти шесть. Через десять минут будет поезд, приедет человек, который пока и не подозревает, что я хочу с ним потолковать. Через полчаса он будет здесь. Я его впущу, «приласкаю», и он заснет. Потом перетащу его к тебе, разолью по дому керосин. Когда этот тип придет в себя, он расскажет все, что я хочу знать. Еще будет умолять выслушать его. Понял? Потом я уйду, но не забуду бросить на пол зажженную спичку. Ну, что ты на это скажешь?

Тоот промолчал бы, даже если бы Сабо вытащил у него изо рта кляп. Теперь он знал все, но его знание теперь было абсолютно никому не нужно.

Вскоре послышался далекий шум прибывшего поезда. «У меня еще есть минут двадцать», — подумал капитан. Он попытался как-то ослабить веревку, но это оказалось совершенно невозможным. Фон Сабо никогда не халтурил. Тело Тоота затекло, время как будто остановилось.

Наконец снаружи послышались шаги, со скрипом открылась железная калитка. Захлопнулась.

Сабо поднялся, немного помешкал, бросил взгляд на нож, отвернулся. Тоот понял, что он решил действовать руками, это было правильно, он и сам поступил бы так же. Шофер закрыл за собой дверь, через секунду послышался его радостный голос:

— Дружище, дорогой, ты здесь?!

Вновь прибывший что-то тихо ответил. Вдруг раздался страшный рев, тяжело ударилось об пол тело, послышались стоны и снова крик — уже тише.

Дверь в комнату медленно приоткрылась. Тоот напрягся. В комнате появился белый как смерть Бела Надь, на его руке, сжимавшей бок, виднелась кровь. Он подошел к Тооту и вытащил кляп.

— Нож вон там… на кровати. Перережьте веревку. Надь смотрел на капитана остановившимися глазами.

— Быстрее. Я вызову врача.

Впоследствии, вспоминая этот эпизод, Тоот не раз думал, что в жизни так не боялся, как-тогда, когда прочел в глазах сочинителя высокопарных стишков нерешительность: перерезать веревку или горло полицейскому. Слава Богу, Надь перерезал веревку.

— Сабо?

— Там… у порога… Я открыл дверь и сразу же ударил его ножом в живот. Но он слишком здоров, успел вырвать финку и ткнуть меня в бок.

Надь зашатался, Тоот с трудом поддержал его.

— Где труп Варги? Где…

Тоот не договорил. Взгляд Белы Надя остекленел, и капитан понял, что он мертв.

 

20

Через три недели ударили первые холода. В лужах вдоль шоссе виднелись вмерзшие в лед желтые листья. В небе с громким карканьем кружили стаи ворон. Окрестности горы Верешхедь затянуло осенним туманом. Тоот остановил машину и спустя несколько минут уже шел по скользким от инея ступеням, направляясь к дому Шандора Варги.

На звонок открыла девочка лет десяти. Прелестное создание с блестящими голубыми глазами и красивым личиком. Все говорило о том, что лет через пятьшесть мужчины ради нее будут охотно заглядывать в этот дом.

— Мама! — крикнула девчушка. — Тебя спрашивают!

Она вошла в комнату, и оттуда донесся ее тоненький приглушенный голосок: «Он похож на учителя физкультуры». Тоот прикинул, должен ли он расценивать предположение ребенка как комплимент или же, напротив, это скорее разжалование. Он так и не успел чтолибо решить, как на пороге появилась Маргит.

Она заметно изменилась к лучшему, похорошела, прибавила те несколько килограммов, которых ей раньше недоставало, платье облегало ее стройную фигуру, а на лице играла улыбка уверенной в себе женщины.

— Рада вас видеть, — проговорила Маргит, протягивая капитану руку.

Они прошли в комнату и, как в прошлый раз, уселись прямо на ковер.

— В последнее время я столько наслушалась об этой истории, но мне хотелось бы узнать подробности от вас. Собственно говоря, все прояснилось, или я ошибаюсь?

— Можно сказать и так и этак.

— Но совершенно очевидно, что Шандор… погиб?

— Да. Это единственное, что удалось установить со всей определенностью. Погиб… Точнее — его нет в живых.

— Ужасно. Невозможно привыкнуть к этой мысли… Но, насколько я понимаю, пока труп не обнаружен, не может быть и полной определенности, ведь Шандора даже нельзя объявить умершим.

— Ошибаетесь. Бывало, убийц казнили, так и не обнаружив останков их жертв. Приговор выносится на основании косвенных доказательств и улик.

— Я этого не знала.

— Очевидно, что убил Шандора Ласло фон Сабо. А труп где-то закопал. Возможно, здесь, в округе, но вполне может быть, что отвез километров за пятьдесят отсюда и оставил в песчаном карьере. Как бы там ни было, но у нас нет почти никаких шансов отыскать Варгу. Вот па этом и заканчивается вся определенность. Ведь Бела Надь зарезал убийцу, сам он тоже умер. Полиция может доказать, что и убийство Шебештена Селеша также совершил Сабо. А вот почему этот человек с такой жестокостью преследовал друзей Шандора Варги, можно только гадать.

— Может, он был сумасшедший? Взбесился?

— Бешеный, это верно. А знаете почему? Если вам интересно, расскажу. Потому что он убил человека из-за ста пятидесяти тысяч долларов, а денег найти не мог.

— Что вы говорите?!

— Это только предположение, вероятнее всего, мне никогда этого не удастся доказать, но я голову готов отдать на отсечение — это правда. Иначе просто и не может быть. Последнюю неделю перед исчезновением Шандор Варга скрывался у Мачаи. Деньги он держал в коробке. Каждый из его приятелей догадывался: у него скопилась очень приличная сумма, с которой он собирается сбежать на Запад, но только один из них решил украсть деньги. А это можно было сделать лишь так, чтобы потерпевший сразу не заметил. И вот у этого человека созрел довольно гнусный план. Не догадываетесь?

Маргит улыбнулась.

— Вряд ли я смогу за несколько минут разгадать то, над чем вы ломали голову в течение нескольких недель.

— Тут просто надо было на минуту остаться одному в том месте, где Варга держал деньги. Каждый из его дружков догадывался, что находится в коробке, но только один совершил подлый поступок. Он заменил банкноты на десяти— и двадцатифоринтовые бумажки, оставив сверху доллары. У него появился шанс, что пропажа обнаружится только через некоторое время. А бывший счастливый обладатель стодолларовых и пятисотфранковых бумажек считал, что все они спокойно лежат на своем месте.

— Весьма интересно.

— Шандору Варге и не привелось расхлебывать эту ситуацию. Бедняга думал, если у него оставалось на это время, что умирает богачом. Сабо, убив его и спрятав труп, забрал коробку. Можете себе представить выражение его лица, когда он решил подсчитать доставшиеся ему деньги. Он увидел, что произошло, и понял, что деньги могли похитить практически только четыре человека: Элек Фенеш, Селеш, Мачаи и Бела Надь. Разумеется, любой хоть скольконибудь разбирающийся в психологии человек сразу же отверг бы кандидатуру Мачаи. Фон Сабо так и поступил. Он даже привез Мачаи обещанную вашим мужем куклу, чтобы тот ничего не заподозрил. К оставшимся троим он был беспощаден, во что бы то ни стало решив вернуть деньги, ради которых уже совершил одно убийство. Знаете, что доказывает кражу денег Белой Надем? Когда Сабо пригрозил ему, он не обратился в полицию, несмотря на огромный риск. Почему?

Маргит на мгновение задумалась и проговорила:

— Хотел сохранить деньги.

Тоот бросил на нее одобрительный взгляд.

— Правильно. Поэтому он взялся за дело, которое стоило ему жизни. Странно, Сабо рассматривал Надя как безропотную жертву, однако Бела принял решение убить шофера, собирающегося отнять у него украденные деньги.

— Если бы Сабо не успел его смертельно ранить?

Тоот прикинул в уме этот вариант и почувствовал нервный озноб.

— Тогда мы многого не узнали бы. Бела Надь был способен на все. Он бы убил еще коекого. А все свалил бы на Сабо, спрятав его труп. Это было очень легко сделать. Между прочим, Бела Надь был очень загадочный человек. Обокрасть лучшего друга даже среди итальянских мафиози считается отвратительным преступлением. На что он рассчитывал? Вероятно, думал, что деньги Шандора Варги помогут ему обрести жизнестойкость, уверенность в себе, дадут возможность творить? На самом деле вместе с этими тысячами он все равно остался бы пессимистом, мятущимся полуманьяком.

Маргит задумчиво смотрела прямо перед собой.

— Люди вообще не понимают, что деньги не приносят счастья. Но это еще не самое страшное. Извините, что я так туманно выразилась. Просто подумала, большинство людей живет в заблуждении. До полного счастья им не хватает двух миллионов форинтов наличными. Но ведь богатство не может решить большинство проблем.

Тоот лукаво улыбнулся.

— Но всетаки помогает их решать. Скажем, когда после развода жене остается квартира, мужу помогает залечить душевные раны то обстоятельство, что ему не надо снимать комнату, он имеет деньги на новое жилище.

— Звучит немного цинично.

— Не думаю. Я просто анализирую факты. Между прочим, это непростое дело.

Маргит прищурилась.

— Надеюсь, вы не обидитесь, если я у вас коечто спрошу. А не может быть…

— Нет. Совершенно точно — нет.

— Вы знаете, что я имела в виду?

— Думаю — да. Вы хотели спросить, почему я начал это странное частное расследование по делу об исчезновении Шандора Варги? Не хотел ли я прибрать к рукам его деньги? Не так ли?

— Да.

— Ведь я мог не сообщать полиции, что деньги у Белы Надя. Об этом после его смерти знал один только я.

— А вы все рассказали?

— Конечно. Полиция перекопала участок и обнаружила в коробке всю сумму, не хватало только двухтрех тысяч.

На губах Маргит появилась странная улыбка.

— Тогда… выходит… напрасной была вся эта возня… вокруг меня… все эти обманы, травля, кражи, надувательства и убийства…

Тоот грустно улыбнулся.

— В жизни часто случается так, что энергия тратится не только на добрые, но и на дурные дела, словом, пропадает даром.

Женщина бросила на капитана быстрый испытующий взгляд, в глазах ее мелькнула какая-то совершенно не свойственная ей нерешительность.

— Я хочу еще коечто спросить у вас.

— Пожалуйста.

— У Яноша… словом, у Мачаи… не будет неприятностей из-за этой истории?

Тоот отрицательно покачал головой.

— Нет. Один раз его допрашивали, но на этом для него все закончилось. Он ни о чем не ведал, он совершенно не от мира сего.

Капитан откашлялся.

— Вы спокойно можете выйти за него замуж. Маргит улыбнулась.

— Нет, ничего у нас уже не получится. Но мне кажется, мы оба не так уж много потеряли. Когда я была у него в последний раз, он показал мне мою соперницу. Я решила уступить ей без боя. Пусть они будут счастливы друг с другом. Кстати, он просил передать вам, чтобы вы заглянули к нему, если поблизости окажетесь. Видимо, что-то собирается вам рассказать.

— Непременно к нему заеду. Некоторое время они сидели молча.

— Честно говоря, во всей этой отвратительной истории я меньше всего могу понять Белу. Как он мог так поступить?

Тоот сосредоточенно рассматривал сонную осеннюю муху, которая с отважным упорством стремилась залететь в угол комнаты, где паук сплел паутину; муха словно искала самое подходящее для самоубийства место.

— Нам неизвестны мотивы его поведения. В любом преступлении, каким бы странным оно ни казалось, причины могут быть самыми нелогичными и непонятными. Часто бывает, что и сам преступник до конца не осознает, что побудило его к действию. Или подчас не понимает, что второстепенная или даже третьестепенная причина, как он думает, и оказалась основным мотивом его поступка. Бела Надь вроде бы преступил закон из-за денег, но вполне возможно, что он простонапросто завидовал другу. Эта зависть жила в нем долгие годы, потом прорвалась наружу. Быть может, он сам себе хотел доказать: я тоже кое на что способен. Но возможна и любая другая причина, о которой мы даже не подозреваем.

— И такое может случиться?

— Разумеется. Есть в этом деле один момент, который я никак не могу объяснить.

— О чем это вы?

— Одна небольшая деталь. Когда Шандор Варга организовал свое исчезновение, он все продумал до мелочей. Он понимал, что троих своих друзей может не опасаться, поскольку они замешаны в его делишках. Подлость Белы Надя он просто не мог принимать в расчет, поскольку не подозревал в друге такое. Но он прекрасно понимал, что никак не может полагаться на Сабо, ибо этот человек становится опасным, когда ощущает запах денег. Поэтомуто он постарался убедить шофера, что деньги он при себе не держит, дескать, он все уже перевел на Запад…

— Но Сабо ему не поверил?

— Почему не поверил? Вполне логично, что человек не рискнет везти с собой кучу долларов, если у него есть возможность отправить их легальным путем. Вот здесь и случилось нечто. кто-то предупредил Сабо, что Варга держит деньги при себе, возможно, ему даже назвали точную сумму. А знаете, что представляла собой подобная информация? Открытый призыв к убийству. Тот, кто это сделал, неплохо разбирается в человеческой психологии. При этом он ничуть не заблуждался в отношении фон Сабо. Тому достаточно было услышать однуединственную фразу: «В сумке Шандора Варги ровно сто пятьдесят тысяч долларов». Вот это все и погубило человека.

Тоот сделал небольшую паузу.

— А руки подстрекателя остались чистыми. Маргит нахмурила брови.

— Это кто-то из друзей Варги?

— Об этом и речь. Мотивы того, что добивался человек, выдавший Шандора, отсутствуют. Смысл появляется в единственном случае: если, предположим, вы подозревали о планах супруга. Ведь в случае его бегства недвижимость остается вам. Если вы действительно поведали Сабо о деньгах, то это проявление бессмысленной жестокости и лютой ненависти.

Маргит сильно побледнела, но смотрела на Тоота с улыбкой.

— Я думала, мы станем добрыми друзьями. Теперь вижу, что заблуждалась.

— Я тоже когдато так думал. Но теперь уже привык, что наживаю себе только врагов.

Маргит вскинула голову.

— Вы полагаете, что для того, чтобы… нужна только злоба сама по себе… Не имеет значения, рано или поздно мне все равно нужно было бы поговорить об этом с кемнибудь по душам. Конечно, я раньше других узнала о том, для чего Шандор собирает деньги и к чему готовится. Даже раньше его поняла, уверяю вас. А когда окончательно в этом убедилась, у меня появилось ощущение, что я схожу с ума. Он навязал мне такой образ жизни, при котором я влачила самое жалкое существование, на моих руках были дети, бесчисленные проблемы и заботы, а сам он жил так, как хотел. Ну, впрочем, хватит об этом, с этим я постепенно смирилась, начала жить для детей, и только для них. Но, когда я узнала, что он преспокойно, безо всяких угрызений совести хочет смыться… я сделала то, о чем вы догадались. Я стала за ним подглядывать, подслушивать. Узнала, что именно фон Сабо взялся вывезти его за кордон. Удерживать его я не собиралась, но я не могла смириться с тем, что он будет посмеиваться надо мной где-нибудь в Калифорнии. Я напечатала на машинке небольшую записку и сунула ее в карман Сабо… Возможно, я когданибудь пожалею об этом, но сейчас — нет. Что вы теперь сделаете со мной? Передадите в руки полиции?

Тоот поднялся.

— Ну, что вы. За недоказанное подстрекательство к недоказанному убийству? Вас оправдали бы даже в том случае, если бы вы сами пришли с повинной.

Капитан встал и направился к двери.

— Бог с вами.

Маргит шагнула к нему.

— Заходите… может, мы… когданибудь…

Тоот отрицательно покачал головой.

— Не думаю. Нельзя сказать, что я отношусь к вам с отвращением. Отнюдь. Но то, что я вас боюсь, это совершенно точно.

Маргит молча проводила его до дверей. Они разочарованно посмотрели друг на друга…

 

21

Поднимаясь вверх по склону, Тоот почти был уверен, что в последний раз посещает Мачаи. Небольшой двор был усыпан опавшими листьями. С приближением холодов хозяин явно сокращал свою трудовую деятельность.

Капитан постучал в дверь дома, не услышав ответа, он шагнул в кухню.

— Кто там? — послышался из гостиной голос хозяина.

— Денеш Тоот.

— Заходите.

Тоот вошел в комнату. Мачаи лежал на кровати, натянув до самого подбородка перину, из-под нее виднелись две ступни сорок пятого размера весьма сомнительной чистоты.

— Болеете?

«Горный человек» приподнялся и сел на кровати.

— Нет, готовлюсь к зимней спячке.

— Удачно?

— Нормально. Я и утром, и после обеда сплю по полтора часа. А по ночам сплю до десяти часов как убитый.

— Поздравляю.

— Думаю, все дело в том, что в прохладном помещении следует очень тепло укрываться. Есть надо один раз в день, немного, потом, когда сон будет становиться все продолжительнее, — раз в два, потом — в три дня. Жажду утолять вином, — и он показал на стоящую рядом с постелью большую бутыль. — Я в день два литра выпиваю. Это не алкоголизм, — добавил он не очень решительно.

— А Глория?

— В чулане. До весны она мне не нужна.

И он спокойно и радостно улыбнулся, странно, но Тоот почувствовал зависть, внимательно посмотрев на него.

— Маргит передала мою просьбу?

— Да.

— Замечательная женщина Маргит. Настоящая личность.

— Согласен.

— Но хорошо, что я в конце концов избавился от нее.

— Вы приглашали меня к себе, чтобы сообщить это? Мачаи встал с кровати, тщательно поправил перину и принялся одеваться. Заговорил он только тогда, когда начал зашнуровывать ботинки.

— Нет, конечно. Я коечто обнаружил и хочу вам продемонстрировать.

— Что такое?

— Сейчас увидите. Вы на машине? Тогда мы быстро туда доберемся.

Когда они спускались по склону холма, Мачаи начал рассказывать.

— После того как все эти дела закончились, три недели назад, я пораскинул мозгами. И понял, что вы правы в том, что фон Сабо убил Шани и где-то зарыл. Я был уверен, что поблизости. Ведь согласитесь, опасно тащить труп…

У Тоота перехватило дыхание.

— Вы нашли Варгу?

— Подождите. И вот все эти недели, а времени у меня было предостаточно, я посвятил поискам. Облазал все вокруг, искал, где можно спрятать тело. Исходил из того, что он закопал несчастного Шандора где-нибудь у шоссе…

— И вы его обнаружили?!

— Я покажу вам…

Они сели в машину. Мачаи очень скоро велел повернуть направо, где между Солдатским холмом и горой Пагонья тянулась узенькая бетонка, разбитая, местами со вспученным покрытием; дорога эта напоминала деревенскую площадку для игры в кегли. Они проехали около километра, когда Мачаи положил руку на локоть капитана.

— Остановитесь.

Бетонка как раз поднималась по заросшему густым ельником небольшому холму, который рассекала на две части. Они вылезли из машины, капитан двинулся следом за Мачаи. Пройдя приблизительно метров пятьдесят, они достигли кустарника, который рос среди сосен, пожелтевшие листья его выделялись на фоне темной зелени. Внезапно прямо перед ними выросла обвалившаяся стена какогото строения.

— Это старая давильня, — пробормотал Мачаи мрачно. Давно заброшенному подвалу было лет сто, не меньше.

Дверной косяк давнымдавно истлел, уцелела только одна стена, частично уже обвалившаяся; остальные три время разрушило до основания. Тоот хотел войти внутрь, но Мачаи удержал его.

— Не туда.

Он показал направо, где тянулась длинная траншея, остатки каменного карьера. Углубление было заполнено прутьями, ветками, полусгнившими листьями, мусором, какимито обломками и камнями.

— Мне показались странными вот эти большие камни, — заметил Мачаи.

Тоот, не обращая внимания на его слова, прыгнул в яму и принялся раскидывать камни и мусор.

— Бросьте! — произнес Мачаи. — Вон там надо.

Он прошел метра два и принялся разгребать мусор. Тоот стоял у него за спиной. Вдруг среди мусора показался лоскут какой-то материи. Мачаи осторожно снял с него камень и протянул полицейскому полуистлевшую тряпку.

— Вот она. Это я обнаружил.

Это была рубашка, простая рубашка в разноцветную клетку, вся в больших пятнах крови. На спине виднелся разрез в несколько сантиметров.

— Что это такое?

— Рубашка Шандора, она на нем была, когда я его видел в последний раз. Он так и поехал с фон Сабо.

— Вы что-нибудь еще обнаружили?

— Нет, я решил подождать вас. Тоот почесал в затылке.

— Нам бы лопату и кирку. Ну, ладно, попробуем обойтись. Поможете?

Мачаи состроил кислую мину.

— Я себе дал зарок не работать больше в этом году. Только вино приготовлю. Но тут дело особое, я готов.

Яма была метров пять в длину и очень плотно забита всяким мусором и хламом. Они работали часа два, пока основательно не очистили ее. Потные, грязные, они раздраженно смотрели друг на друга. В яме ничего не оказалось.

— Вы на рубашку здесь наткнулись? Точно? И на то же место засунули?

Мачаи громко высморкался, а потом сплюнул прямо под ноги Тооту.

— Вы меня дураком считаете?!

Тоот понизил голос и примирительно заметил.

— Ладно, извините. Все в порядке. Но поймите и меня. Где же труп и остальная одежда Варги?

— Откуда я знаю? Вы мне благодарны должны быть, что рубашку вам нашел.

Тоот кивнул.

— Вы правы. Спасибо. Что еще было на Шандоре Варге, когда он садился в машину к Сабо?

Мачаи задумался.

— Насколько я помню, темнокоричневая куртка и джинсы из вельвета. Но куртку он держал в руке. Потому что-тогда было очень жарко.

— Не понимаю, почему мы не нашли ни одежду, ни труп?!

— А может, Сабо рубашкой просто вытер нож и руки. А труп повез дальше?

— Не думаю, что он для того, чтобы привести себя в порядок, стал бы стаскивать с трупа рубашку. Во всяком случае, надо тщательно прочесать все поблизости, труп должен быть где-то неподалеку.

В течение нескольких часов они тщательнейшим образом осматривали местность, делая все большие круги около старой давильни. Оба здорово устали, почти совсем выдохлись. Каждый из них в душе винил другого в неудаче этого становящегося все более бесполезным и бессмысленным занятия. Деревья и кустарник становились все гуще, и вскоре они очутились перед непроходимыми зарослями, сквозь которые трудно было бы прорваться даже кабану.

— А что там? — спросил Тоот, указывая кудато впереди себя, левой рукой он при этом осторожно вынимал из своей шевелюры небольшие веточки и сосновые иголки.

Мачаи с досадой осматривал свои старые, основательно испачканные, разорванные в нескольких местах рабочие брюки и при этом все время тихо ругался.

— Что, что? Не видите?! Лес!

Тоот раздраженно махнул рукой.

— Я другое имею в виду. Сабо убил Шандора Варгу где-то здесь, рубашка прямо доказывает это, значит, труп обязательно должен оказаться поблизости. Убийца наверняка не хотел, чтобы мертвеца быстро нашли, поэтому постарался спрятать труп как можно тщательнее. Лопаты у него скорее всего не было, вряд ли он был настолько предусмотрителен, а кустарник отнюдь не лучшее место для того, чтобы прятать мертвое тело. Поэтому я подумал, может, поблизости есть еще какоенибудь заброшенное строение?

Мачаи насмешливо посмотрел на капитана, явно подвергая сомнению его умственные способности.

— Выходит, он здесь спрятал рубаху, а метров через триста — труп? А в третьем месте — носки и брюки Варги?

Тоот кисло усмехнулся, как всегда, когда прав оказывался его собеседник — он не мог сразу признать свое поражение.

— Вы рассуждаете логично, но в жизни редко так случается. Где здесь еще какоенибудь строение?

Мачаи с нескрываемым раздражением показал на кустарник.

— Здесь где-то полуразвалившаяся церковь и больше ничего. Но я с вами туда не полезу.

— Испугались?

— Вот еще. Мне одежду жалко. Извазюкался, брюки разорвал. Они могли еще как минимум годика два исправно мне послужить.

— Если мы обнаружим труп, я сам лично вам два костюма куплю.

Мачаи махнул рукой и с убитым выражением, молча двинулся вперед. Продираться сквозь кустарник оказалось еще труднее, чем они представляли, местами им приходилось ползти на четвереньках, сучья и колючки раздирали их одежду в клочья, оставляя на коже бесчисленные царапины и ссадины. Тоот почувствовал, что за десять минут этого пути он устал больше, чем от многочасовых блужданий по лесу. Наконец они выбрались на опушку, на которой высились развалины церкви.

— Совершенно исключено, что он мог его сюда дотащить сквозь эту чащобу, — зло бросил Мачаи.

— А вдруг он лучше нас с вами знал эту местность, — проговорил Тоот, показывая на узкую тропинку, которая метрах в двадцати от них тянулась сквозь кустарник, — по ней он бы за пару минут дошел сюда.

Мачаи промолчал.

Обвалившиеся стены древней церквушки держались на честном слове. Внутренних перегородок не было и в помине. Осмотр Тоот проводил в одиночку, Мачаи, глубоко задумавшись, рассматривал пробившиеся сквозь щели в камнях растения и пожелтевшую траву. Через полчаса капитан отказался от напрасной «борьбы», и еще более грязный, уставший и раздраженный подошел к «горному человеку».

— А вы что, интересно, нашли? Мачаи пожал плечами.

— Детство вспомнил, как мы в эту церковь ходили. Припоминал, как здесь все было тогда… Здесь вот алтарь, там — исповедальня, правее — неф, дальше — ризница… во время первого причастия я впервые в жизни попробовал какао, очень оно мне тогда понравилось… помню… странно, человек тоже постепенно разрушается… как эта церквушка…

Тоот нервно зевнул, у него было отвратительное настроение, он опять не продвинулся ни на шаг. В его уставшем мозгу глухим эхом отдавались слова Мачаи. Тоот их не воспринимал, они казались ему бессмысленными, бессвязными: неф, алтарь, ризница, первое причастие, какао… И внезапно одноединственное слово словно взорвало мозг, он вспомнил то, что хранилось в какомто дальнем закоулке кладовой его памяти.

— Ну, какой же я болван… нет, это вовсе не так уж и очевидно… — пробормотал он, словно размышляя вслух.

Мачаи отвлекся от своих воспоминаний.

— О чем это вы? что-то вспомнили? Придумали? Или дальше будем искать? Может, позовем помочь нам?

Тоот бросил на него уверенный взгляд.

— Нет, искать больше не станем. Здесь мы все равно ничего не отыщем. И в той яме, где была спрятана рубашка, больше ничего нет.

Мачаи был явно озадачен.

— Откуда вы знаете? Уж не это ли святое место подсказало вам разгадку тайны? Если это так, вам надо будет у начальства получить разрешение на посещение богослужений.

Тоот не обратил никакого внимания на этот слабенький выпад, он продолжал лихорадочно размышлять. По тропинке они двинулись в обратный путь, и только тогда он заговорил:

— Рубашка ничего не значит. Она не имеет никакого значения.

Мачаи бросил на него изумленный взгляд, но потом в его глазах возникло осмысленное выражение, и Тоот понял, что его спутника тоже осенила догадка…

— Так вы думаете?..

— Вполне возможно. Надо только посмотреть, и я знаю где.

— Я был бы рад, если бы так случилось. — Я тоже. Пошли отсюда.

Они уселись в автомобиль. У Тёрёкварского холма Мачаи начал собираться.

— Если вы узнаете что-то, сообщите мне через Маргит.

— Я напишу вам.

— Еще лучше. Но только тогда, когда окончательно все выяснится.

— Хорошо.

«Горный житель» вылез из машины.

— Вы не переборщите с этой своей зимней спячкой, — вслед ему сказал Тоот.

Мачаи в ответ только махнул рукой, потом медленно, ленивой походкой, словно пародируя собственный образ жизни, направился вверх по склону.

Тоот повернул обратно к дому Шандора Варги. Ему не очень хотелось снова встречаться с Маргит, но он понимал, что этого не избежать. Капитан позвонил. Ему открыла та же самая девочка. Увидев Тоота, она заулыбалась.

— Вы учитель физкультуры, правда?

— Почти. Тренер по баскетболу.

— Странно, вы невысокого роста. А мамы дома нет.

Тоот невольно облегченно вздохнул, всетаки ему удалось избежать нежелательной встречи. Однако предстояло самое трудное: убедить ребенка впустить его и отдать то, что он ищет.

Но все оказалось проще, чем он думал. Девочка с радостью провела его в дом, и через пять минут Тоот уже открывал темнокоричневую деревянную шкатулку. На поиски не потребовалось много времени, он быстро обнаружил то, что искал. Но для последнего действия драмы сегодняшний день казался ему и без того слишком тяжелым, поэтому капитан решил отправиться в гостиницу в Мереслек и как следует выспаться.

 

22

В начале восьмого Тоот вышел из отеля. Отдохнувший за ночь, он с новыми силами двинулся в путь. Ночью резко потеплело. Дул легкий южный ветерок, порывистый и приятный. Погода напоминала минувшее лето, но неожиданное тепло могло в любой момент смениться холодом.

Тоот снял левую руку с руля и нащупал в кармане пиджака официальное письмо, адресованное адвокату Денеша Тоота и пролежавшее добрых две недели непрочитанным. Он решил, что сейчас самое время уничтожить эту устаревшую, но все еще опасную бумагу. Следовало разорвать конверт, однако одной рукой это сделать было практически невозможно, поэтому капитан удовлетворился тем, что скомкал конверт и сжал его в маленький комок.

В доме священника все было точно так же, как и месяц назад. Экономка возилась на кухне, она едва удостоила Тоота взглядом, показав в сторону комнаты священника, и тут же вернулась к своим кастрюлям, над которыми вился пар. Тоот прошел по гулкому коридору и, никого не встретив, постучал в знакомую дверь. Ему ответил спокойный, тихий голос: «Войдите». Священник сидел в большом кресле, увидев посетителя, он тут же отложил в сторону книгу. Они поздоровались, и оба на несколько секунд замолчали. Старик священник улыбнулся и спросил:

— Вы приехали ко мне?..

Тоот опустился на стул, устроился поудобнее и взглянул прямо в ясные глаза священника.

— Собственно говоря, мне хотелось бы побеседовать и с вашим ризничим.

Лицо священника было непроницаемым, оно не выразило ни малейшего удивления, взгляд был попрежнему веселым, в нем появилось какое-то детское лукавство.

— Я сожалею, что в прошлый раз мне пришлось вас немного… ээ… обмануть, но иначе я тогда поступить не мог. Бывают случаи, когда правда может нанести наибольший вред… поэтому я часто говорю родителям, весьма уважаемым людям, которые хотят приучить своих детей говорить только правду…

— Его, разумеется, здесь уже нет?

— Нет. Уже давно. Когда вы догадались?

— Слишком поздно. Только вчера вечером. А можно было бы гораздо раньше. Я ведь видел Шандора Варгу на фотографиях, правда, у вас он отпустил бороду, похудел килограмм на десять да еще и хромает. А когда человек видит хромого, ему и в голову не приходит, что еще несколько месяцев назад он ходил, как все нормальные здоровые люди. Я мимо него прошел по коридору, даже перебросился несколькими словами, но как следует не рассмотрел. Судя по всему, я — человек медлительный и к тому же тугодум.

Священник рассмеялся.

— Это выто? Только вы уехали, как Шандор в тревоге прибежал ко мне и заявил, что вы непременно обо всем догадаетесь. Это он, дескать, по вашим глазам понял. Поэтомуто он постарался как можно скорее исчезнуть.

Тоот разочарованно покачал головой.

— Увы, я о себе правду сказал. Сколько времени я потерял на разгадку. У него острый, быстрый ум, отличное знание человеческой психологии и хорошая реакция. А у меня только жалкие зародыши этих качеств.

Священник встал, подошел к книжным полкам и, к неописуемому изумлению Тоота, достал из-за книг пузатую бутылку.

— Я хочу угостить вас рюмочкой. Вы вполне можете выпить, напиток вовсе не контрабандный.

Священник наполнил рюмки, они осушили их.

— Знаете, — продолжал святой отец, — есть разные мельницы. В одной жернова очень быстро работают, мелют с большой скоростью, но ничего не остается. Есть и люди с похожим складом ума. Но я лично больше ценю тех, кто мыслит медленно, но вдумчиво. И считаю, что вы должны быть довольны, что принадлежите к числу последних…

Тооту этот «комплимент» показался довольно сомнительным.

— Шандор Варга стал хромать после нападения фон Сабо?

Священник утвердительно кивнул.

— Этот ужасный человек ножом ударил его в спину. Когда брат потерял сознание, он дотащил его до какой-то ямы и завалил камнями. Видимо, у Шандора была сломана нога, неправильно срослась, и он охромел. К счастью, лезвие ножа скользнуло по ребру, и рана оказалась не такой уж страшной. Он весь был в ссадинах, ушибах, По-моему, был даже контужен, а ногу должен был, конечно, лечить специалист.

— Но как он к вам попал в таком состоянии?

— Он рассказывал, что пришел в себя через несколько часов, с большим трудом выбрался из ямы, вытер кровь и грязь рубашкой, потом с трудом доковылял до шоссе. Ему посчастливилось остановить машину. Шоферу за то, чтобы он отвез его к другу, Шандор пообещал большие деньги.

— К другу которому?

— К Беле Надю. Его туда довезли. Бела оказался у себя на даче, когда шофер привез Шандора. Надь решил, что Шани вдрызг напился. К этому времени брат снова потерял сознание. Его пришлось вытаскивать из автомобиля. Разумеется, потом Надь понял, в чем дело. Он расплатился с водителем, отослал его и привел Шандора в чувство. Бела тут же хотел отвезти его к врачу, но брат не позволил, заявил, что он больше не хочет объявляться. Исчез — и все. Тогда Бела привез его ко мне, и он пробыл у меня до тех пор, пока практически не выздоровел. Он сильно поплатился за свою гордыню, амбиции и страстишки. Денег он лишился, а сам превратился в инвалида.

— Это его надломило? Священник тихо рассмеялся.

— Шандора? Он заявил, что жизнь — прекрасна, и самое замечательное, что он остался в живых. У него даже мысль возникла посвятить себя религии, но потом он от нее отказался. «Нет, Карой, не идет, как я ни стараюсь, не получается. Не могу представить, что есть бог, действительность меня убеждает в обратном». Перед тем как он ушел от меня, мы с ним долго беседовали.

Тоот невольно бросил взгляд на муху, которая настойчиво билась об оконное стекло.

— Я только одного в толк не возьму. Этот Ласло фон Сабо казался человеком весьма обстоятельным. Неужели он не убедился, умер ли на самом деле Шандор Варга или просто тяжело ранен?

— Я почти дословно задал тот же вопрос брату. Он мне объяснил, что Сабо в конечном итоге было все равно, жив он или мертв, ведь он его обокрал и через два часа после этого уже был в Австрии. При этом ему и в голову не приходило возвращаться сюда. Было бы человечнее, если он просто оглушил бы Шандора, забрал деньги и уехал. Он прекрасно понимал, что Шандор никогда не обратится за помощью в полицию.

— И все же Ласло фон Сабо вернулся. Однако это было действительно в последний раз.

— То есть?

Тоот кратко поведал святому отцу все, что произошло, не упоминая лишь о роли Маргит во всей этой истории. Священник внимательно слушал.

— Выходит, вы решили эту трудную задачу.

Пришел черед рассмеяться Тооту.

— Нет. Я искал исчезнувшего, а в конце концов узнал только, что он снова кудато пропал. Я вложил свое время, деньги, силы в предприятие, которое не принесло мне ничего. Вы можете представить, как за все это мне влетело от начальства! Кроме того, я до сих пор не могу понять. Да, в последние несколько лет у Шандора Варги накопилось множество проблем: в семье, на работе, в его собственных сомнительных делишках и всякого рода махинациях, петля затягивалась все туже и туже, но разве это повод все бросить и отправиться в полную неизвестность? Тут должна существовать еще одна весьма важная причина. И вот еето я не смог разгадать.

Священник кивнул в знак согласия.

— Вы правильно почувствовали. Но понять Шандора способен лишь человек, знающий его с детства, в нем всегда жила эта страсть к соперничеству. «Дорогой Карой, — все время повторял он, — в этой стране я добился практически всего. В последнее время мне все опротивело. Я — волк, а воевать мне приходится с овцами. Я хочу сразиться с настоящим зверьем. Урвать свой кусок добычи. Мне кажется, у меня есть для этого все возможности и способности. Я обязательно добьюсь успеха».

Тоот с сомнением покачал головой.

— Не забывайте, как ни прикидывай, речь теперь идет о хромом волке. И не оченьто молодом. Да и денег для того, чтобы начать, у него теперь нет.

— Он рассчитывал на помощь отца.

— В сорок лет рассчитывать на отца унизительно для самостоятельного мужчины. Но не имеет значения, это его проблема. Возвращаться он не собирался?

— Нет. Сказал, что за ним все ворота уже закрыты. Он думал, что за попыткой убить его стоит или жена, или кто-то из близких друзей, он никого из них не хотел больше видеть. И я не смог его убедить. Я хорошо знаю Маргит, она не способна на такое. Тоот промолчал.

— Он не верил ни одному из друзей. «Они на все способны из-за денег. Будешь тонуть, они, может быть, тебя и спасут, но уж денежки из карманов непременно вытащат». Он не печалился, наоборот, подсмеивался над ними и над самим собой.

— А как он сумел организовать свое последнее исчезновение?

— Я точно не могу сказать. как-только вы здесь побывали, он стал надолго уходить из дома. Случалось, утром скрывался кудато и только вечером объявлялся. Очевидно, что-то предпринимал. Вы и сами, наверное, убедились, что он был отменным организатором.

— Это точно.

Взгляд священника вдруг стал серьезным.

— Я могу коечто спросить у вас?

Тоот быстро взглянул на него, но ответил любезно.

— Разумеется.

— Я мог бы предположить, что это странное частное расследование вы вели по двум причинам. Вам хотелось разгадать загадку исчезновения Шандора, но вас и привлекала возможность завладеть его богатством?

Тоот усмехнулся.

— Интересно, что за очень короткий промежуток времени мне уже второй раз задают этот вопрос.

— Вы можете не отвечать.

Священник отвернулся и сделал вид, что рассматривает старинную латинскую книгу в черном позолоченном переплете.

— Нет, я отвечу, — начал Тоот. — Не люблю громких слов «профессиональная этика» — для меня это звучит слишком торжественно, но всетаки понятие это существует. Я стараюсь ему следовать, потому что люблю свою работу и не хочу с ней расставаться. Хотите — верьте, хотите — нет, ваше дело.

— Отчего же не верить. Я сам очень серьезно отношусь к этическим проблемам. Поэтому рад, что ничего не знал о махинациях Шандора и помогал всего лишь разорившемуся инвалиду, а не преуспевающему мошеннику, покрывая его сомнительные делишки.

— Собственно говоря, я очень доволен, что он остался в живых, — проговорил Тоот.

— Я тоже. И вовсе не из-за родственных или религиозных чувств. Сан, так сказать, обязывает — нет, вовсе нет. Просто я считаю Шандора человеком, творившим не только зло, но и добро, и в конечном итоге такие люди нужны.

Он приносил немалую пользу людям, а это зачеркивает многие его минусы.

— Мой приговор Шандору Варге суровее, — произнес Тоот, — но, вероятно, это влияние моей профессии.

Оба замолчали, невольно прислушиваясь к монотонному жужжанию мухи.

— Надеюсь, вы отобедаете со мной, — нарушил молчание священник.

— Спасибо, с удовольствием. А пока — у меня есть идея. Когда мы в прошлый раз встретились, вы предложили обсудить несколько… вопросов теории. В прошлый приезд это было трудно из-за недостатка времени. Давайте займемся этим сейчас… Что вы на это скажете?