— Марианна, успокойся.

— Ольга, я не могу. Наши мужья — идиоты.

— Кондратий, не сердись! Ты видишь, она-девчонка.

— Она — злая девчонка, — процедил сквозь зубы новый командир.

— Не хотите ли вы, чтоб я разыгрывала вдову?

Потом она повернулась к Кондратию и яростно завопила:

— Если бы я командовала полком… О, я нашла бы, как бороться с Байзаком.

Она задыхалась от гнева. Ее золотистые волосы горели при дневном свете. Красные пятна шли по лицу. Глаза сверкали.

— Моя деточка, — ласково и небрежно проговорил Кондратий. — С меня довольно разных истерик. Ты мне мешаешь.

И он показал на Джанмурчи, который стоял с бесстрастным лицом.

— Уйдем, Марианна, — сказала Ольга и примиряюще взяла ее руку.

— Говори, Джанмурчи, — сказал Кондратий, когда женщины вышли.

Маленького роста, тоненький и чрезвычайно опрятный пограничник сидел, уставив на Джанмурчи свое чуть красное, обожженное горным солнцем лицо. Тот с уважением следил за его медленными движениями. Он знал, что они могут стать быстрыми, как у змеи, и сохранить свою точность.

Было известно, что Кондратий никогда не охотился. Он носил немецкий карабин, и у него всего было около сотни патронов. Он стрелял только в бою, и то не всегда, но никогда не промахивался. Никто не знал его административных способностей. Однако теперь Джанмурчи видел упорные зеленоватые глаза, которые понимали все с полуслова.

— Командир, Будай как будто убит. А ты стал вместо него. Мне очень жалко Будая. Он мне спас жизнь.

— Дальше! — перебил командир.

— Я пришел сказать тебе, что пришло в мою голову.

— Говори.

— Какой опий есть-это все Байзак.

Джанмурчи с опасением оглянулся, сел на стул и стал говорить вполголоса.

— Байзак — только богач. У Байзака толстый карман и длинные руки. Байзак не аристократ. Если он станет бедным человеком, каждый на него пожалуется.

— Так надо разорить Байзака? — быстро спросил Кондратий.

— Йэ! — ответил Джанмурчи. Он был восхищен быстрым умом нового командира. — Тогда больше не будет контрабанды. Я поеду на ярмарку в Каркару. Ты приезжай ко мне завтра. Я соберу совещание, — закончил он и встал с места.

— Там торгуют коровами и баранами. Зачем я поеду на ярмарку?

— Там у Байзака много денег, — таинственно прошептал Джанмурчи.

— У него шайка? — перебил Кондратий.

— Тсс, командир, — прошипел Джанмурчи. — Я все сделал. Теперь ты найдешь мою юрту. Завтра я жду тебя в гости, — и, приложив палец к губам, он вышел, не прибавив ни слова.

Обе женщины вернулись.

Ольга шумела шелковым платьем и внимательно смотрела на мужа.

Марианна дерзко спросила:

— Ну, что же ты будешь делать теперь?

Взбешенный кавалерист уставился на нее неподвижными прозрачными глазами. Обе женщины невольно попятились.

— Уйдем от него, видишь, какой он злой, — мурлыкающим голосом проговорила Ольга, щуря свои кошачьи глаза.

Кондратий молча встал и направился к двери.

— Я вернусь послезавтра, — небрежно бросил он через плечо.

— Вот он всегда так, — мягко сказала Ольга. — Так с ним ничего не поделаешь. Ему надо советовать осторожно и между прочим.

— Где он пропадает? — перебила Марианна и, не дождавшись ответа, заломила руки. — Ты знаешь, Будай стал курить опий.

Ольга побледнела, но спокойно спросила:

— Ведь его выпустили на поруки?

— Да, — истерически рассмеялась Марианна. — Сперва Джанмурчи привел какого-то лавочника с ножом. Лавочник пришел, чтобы в присутствии следователя отрезать Джанмурчи голову. Так проводник хотел поручиться за Будая. Потом Кондратий взял его на поруки.

— Послушай, Марианна, зачем Джанмурчи зовет Коку на ярмарку.

— Я не расслышала, но хотела бы поехать.

— Так мы поедем кататься, в ту сторону, — ласково предложила Ольга.

Марианна бросилась ей на шею. Потом обе стали говорить о мести.

К утру подруги улеглись. Перед рассветом Ольга приказала седлать лошадей. Обе женщины сделали около тридцати верст и утром были на Каркаре.

Ярмарка была в разгаре. На несколько верст растянулась конная сутолока. Огромные пегие быки с протяжным ревом проходили по долине. Тонкорунные бараны шли тесным стадом. У каждого сзади раскачивался курдюк, похожий на подушку. На свободное пространство вторгались целые табуны полудиких лошадей. Они неделями шли через ледники и луга. Пробирались по наклонным карнизам над пропастями, и теперь их ждал отдых. Выкрики пастухов разрезали воздух, как удар бича. Разноплеменная гудящая толпа пестрела по всему полю.

Ольга и Марианна больше всего боялись встретить Кондратия. Поэтому они сразу замешались в толпу.

Дунгане привели караван лошадей из Китая. Кульджинская белая пыль, похожая на золу, седым прахом покрыла вьюки. Каракалпаки в сапогах с войлочными подошвами приехали за скотом. Они держались как хозяева ярмарки.

Всадники съезжались, галдели, собирались толпами, и разъезжались во все стороны. Красные, зеленые, синие халаты плыли и мелькали на пеших и конных. Китайцы гомонили и сновали в базарной толкотне. Только что прошел дождь. Солнце пригрело. От сырой кожи, халатов и вьюков шел легкий пар. Вонь кож, запах овечьего сыра, чад шашлыка растянулись над всем полем. Возле холма строилась деревянная гостиница.

Рядом начинался целый город из юрт. Каждый день появлялись новые. Их привозили, расставляли, и ожесточенный галдеж торга вспыхивал у пестрых развернутых тканей. Топот коней, гром походных кузниц, ругань торгующихся, толкотня и давка оглушали каждого попадавшего сюда. В самой гуще толпы, примостившись на кипе товара, сложив ноги калачиком, сидел старик узбек. Рядам расположился дунганский повар с походной харчевней. Он принес два столика, соединенные коромыслом. На одном колыхался перламутровый кисель. Другой был уставлен чашечками с пряным мясом и рдеющим перцем.

Конкурент дунгана, чайханщик, каждую минуту открывал решето с пельменями. От крика лошади шарахались у коновязи. Вкусный пар клубами валил из-под навеса. Недалеко от чайханы стояла одинокая богатая юрта. Ее опасались и объезжали. Вот уже две недели, как сюда заглядывали со всей ярмарки люди из Китая и Киргизии, из Ферганы и Кашгара. У местного населения превосходное зрение. Только темный делец покупает очки. Очки — это реклама, вывеска учености. Люди в очках днем и ночью подъезжали к этой юрте. Они никогда не собирались вместе. Замешанные во всякую уголовщину, они боялись друг друга.

К полудню в гудевшей кругом толпе раздался тревожный говор. С другого края поля медленно пробивался всадник. Это был Кондратий. Не глядя ни на кого, он подъехал к юрте, бросил повод сопровождавшему его красноармейцу и вошел внутрь. Джанмурчи сидел с каким-то смуглым пройдохой в черных очках. Они пили кумыс, развалившись на шелковых подушках. Когда командир вошел, Джанмурчи встал.

— Сегодня будет совещание мудрых, — сказал он.-

Но мне они не верят, и потому каждый хочет говорить с тобой.

— Все зависит от них самих.

— Он хотел тебе рассказать про Байзака.

— Какого Байзака? — удивленно спросил кавалерист и тут же резко добавил: — Если он будет врать, он сядет за решетку. Понятно?

— Зачем я буду врать, — вкрадчиво заговорил человек в очках. — Я буду говорить правду, только скажи, что мне за это будет,

— Третья часть.

Алчность искривила рот незнакомца.

Третья часть опия? — переспросил он, поблескивая стеклами очков.

— Нет, ты получишь деньгами, о мудрый, — ответил Джанмурчи, — потому что опий все продают в контрабанду.

Человек в очках молчал. Потом, как бы решившись, он уставился черными стеклами на Кондратия и подобострастно заговорил:

— На ярмарке есть большая курильня опиума. Уф, хорошая курильня. Только моя боиса. Байзак- большой человек.

Кондратий поднял брови.

— Не говори про Байзака, говори про курильню.

— Там десять, пятнадцать пудов опия. Я ему расскажу, — и человек в очках показал на Джанмурчи.

Кондратий кивнул головой. Проводник и его гость стали шептаться.

Потом Джанмурчи громко сказал:

— Приедешь на базар, получишь третью часть.

Незнакомец взглянул на пограничника, ожидая подтверждения.

— Да, да, в таможне, — сказал Кондратий, и человек в очках поспешно вышел.

— Еще кто-нибудь будет?

— Да, мы весь день будем советоваться с мудры» ми, — спокойно и мстительно ответил проводник.

В юрту вошел, поворачивая во все стороны голову, широколицый мужчина. Его глаза также были закрыты очками. Джанмурчи приветливо встал ему навстречу.

Кондратий с тайным отвращением пожал потную, лип-кую руку контрабандиста.

— Казы плохо поступил со своими деньгами, — сказал Джанмурчи, — и потому хочет посоветоваться с тобой.

Кавалерист приветливо улыбнулся. Джанмурчи продолжал:

— Казы хороший человек.

Новый посетитель фальшиво засмеялся, показал рукой на тонкий войлок юрты, который их окружал, и попросил не называть его так громко по имени.

Джанмурчи льстиво осклабился, приложил руку к пруди и закивал головой.

— Казы обманули. Один плохой человек уговорил его тайно посеять опий. На разных местах в горах они посеяли десять десятин. Тот человек обещал четвертую часть. Но теперь Казы видит, что поступил плохо. На этот посев нет разрешения. Собирать опий придется тайно. Надо отправлять его в контрабанду. Казы не хочет попасть в тюрьму. Он услышал, что ты даешь третью часть за каждый найденный тайный опий или посев. Казы — хороший человек. Он видит, что его обманули. За те же самые деньги он может получить не четвертую часть, а третью. Поэтому он все скажет тебе, и ты уничтожишь посевы, у которых нет хозяина и разрешения.

— Десять десятин? — переспросил Кондратий. — Ведь это целое состояние.

— Десять, — ответил по-русски Казы.

— Пускай придет в таможню и получит деньги. Но перед этим пусть укажет все посевы.

Казы торопливо поблагодарил, встал и исчез из юрты.

— Джанмурчи, ты молодец!

— Командир, я буду мстить за Будая. Поезжай домой. Там к тебе придут другие шакалы. За деньги они расскажут тебе все. Их так много, что они разорвут на части отца контрабанды.

Кондратий погладил Джанмурчи по лицу, вышел и сел на коня. Красноармеец ехал сзади и посвистывал от удовольствия. По толпе шел говор.

— Кок-Ару, Кок-Ару — Зеленая Оса!

Кондратий уже был знаменит и имел прозвище.

Недалеко от конского базара шел разгром курильни опия. Крики долетали даже сюда.

— Что, Саламатин, как твое плечо? — спросил кавалерист, обернувшись в седле.

— Ничего, спасибо, — отвечал красноармеец.

В это время почтительный ропот пролетел по толпе, и она широко расступилась. Навстречу Кондратию медленно ехал Байзак. Он приветливо улыбался, хотя его лицо было желтым от ярости.

— А вот и контроль едет, — и Саламатин указал глазами на Байзака. — Только немножко поздно, — насмешливо добавил он.

Кондратий оглянулся. Там, где был Джанмурчи, как на пожаре работали люди. Они разбирали юрту и грузили ее на верблюдов. Кондратий приветливо поздоровался и заговорил, чтобы дать время Джанмурчи скрыться.

— Хорошая милисыя, поймала много опия, — пробормотал Байзак, заглянув в глаза командиру.

— Да, да, слава богу, — сказал Саламатин, выехав вперед и нагло уставившись в темные глаза Байзака.

Темные глаза Байзака полыхнули молнией. Но красноармеец зловеще улыбнулся и твердо глядел на отца контрабанды.

Байзак отвернулся.

— Байзак, — сказал Кондратий, — я хочу завтра тебя увидеть. Я хочу твоего совета. Я служу недавно.

Байзак прижал руку к сердцу и закивал головой. Он пробормотал проклятие и повернул коня в толпу. Но сбоку раздался смех. Байзак оглянулся, как тигр. Жена Будая хохотала ему в лицо. Отвернувшись, он тронул коня, а Кондратий побелел от бешенства.

— Зря, зря, — неодобрительно проговорил Саламатин. — И зачем это бабы лезут? Нешто можно женщине на себя гнев такого зверя принимать! — И, покачав головой, он тронул коня за командиром.