Следующие полгода прошли безоблачно и счастливо. Ахайя наслаждалась обществом двух близких мужчин: Байдара и Ламиса. На постановках Дайяна они всегда присутствовали втроём: Ахайя, Байдар справа и Ламис слева от госпожи. В замке ходили слухи, что госпожа дошла до верха бесстыдства, и спит сразу с двумя любовниками. С Байдаром у неё сложились более чем тёплые отношения, а с Ламисом — умным, интересным собеседником — просто дружеские. Хотя женщина не раз ловила себя на желании зарыться лицом в его роскошные волосы и испытать силу объятий. Но данное Байдару обещание сдерживало женщину от опрометчивых поступков, ведь она не хотела потерять любимого мужчину.
С Ламисом у Ахайи установились особые отношения. Звёздный принц уважал госпожу, видя в ней сильную и целеустремлённую личность, а женщина уважала его гордость, ум и чувство собственного достоинства. Несмотря на серебряный ошейник — унизительное украшение для благородного дворянина, принц держался с достоинством, никогда и ни перед кем не пресмыкался, не угодничал и не интриговал, не выказывал страха, даже если госпожа была в гневе. Этим он походил на Байдара, и это качество привлекало её более всего.
Вокруг Ламиса вилось много женщин, некоторые открыто предлагали свою любовь, но он, как и Байдар в своё время, оставался равнодушным к их страстным призывам. Ахайю весьма интересовало, почему принц проявляет такую сдержанность: из-за врождённой скромности, из-за того, что считает ниже своего достоинства связываться с простыми служанками и рабынями, или по той же причине, по которой когда-то воздерживался Байдар — то есть, из-за тайного вожделения к хозяйке? Ей, конечно же, льстило внимание такого великолепного образца мужской красоты, и, если бы принц хоть как-то намекнул, что желает её, возможно, она откликнулась бы на его призыв, и Байдару вновь пришлось бы поступиться местом у тела возлюбленной.
Но Ламис, к счастью или сожалению, оставался всё таким же сдержанным и уравновешенным, как и в первые дни пребывания в замке. С госпожой держался почтительно, с малышом по-доброму строго. Он проводил с мальчиком целые дни, занимаясь его воспитанием и обучением, тренируя или просто играя, и Ларос просто души не чаял в своём наставнике.
С того знакового дня, когда Астон ди Вермис впервые появился в гостиничной комнатке Ахайи и сделал своё необычное предложение, всё в жизни женщины было чудесно и прекрасно, если не брать во внимание небольшое происшествие с Альмаром. Она жила, как хотела, делала, что хотела, и всё у неё получалось, как нельзя лучше. Богиня Счастья и Удачи не отворачивала от женщины сияющего лика, даря неизменную лучезарную улыбку. Несчастья и неудачи обходили замок «Гнездо чайки» стороной до того самого дня, когда Астон ди Вермис вернулся домой в последний раз, больной, обнищавший и измождённый. От него не поступало никаких известий уже почти год, и женщина начала подумывать о составленном когда-то договоре.
Но супруг неожиданно объявился у ворот замка: худой, в грязных лохмотьях и без привычного сопровождения мальчика-раба. Стража с трудом его узнала, приняв поначалу за нищего-попрошайку, пока капитан Хорст не опознал в оборванце господина и не отвёл его к госпоже.
Увидев супруга в таком плачевном состоянии, Ахайя только руками всплеснула от удивления. Она тут же приказала приготовить горячую ванну и послала за доктором.
Но, ни горькие порошки, ни целебные отвары лекаря, ни заботливый уход супруги, не смогли восстановить подорванное болезнью и разгульной жизнью здоровье Астона. Через несколько дней он впал в горячку, а спустя полторы декады умер, так и не придя в себя и не попрощавшись перед смертью с супругой и детьми.
Нельзя сказать, что смерть Астона сильно потрясла Ахайю. Официальный статус вдовы мало что изменил в её жизни. Она и так была полновластной хозяйкой поместья, а редкие посещения супруга приносили больше хлопот, чем поддержки. К тому же, в каждый свой приезд-отъезд, Астон чувствительно опустошал казну, которую Ахайя старательно наполняла целый год. Потому, смерть супруга стала для женщины скорее облегчением, чем утратой, но, к сожалению, она открыла дорогу другим несчастьям и потерям, которые, до этого, обходили «Гнездо Чайки». Как известно, беды и несчастья не ходят в одиночку.
Не успела Ахайя похоронить супруга, устроив пышное погребение и облачившись траурные одежды, как на неё обрушилось другое несчастье.
Однажды, после полудня, когда женщина наслаждалась обществом Ламиса, играя с принцем в шахматы (Ларос в это время спал, а Байдар с утра уехал проверить табуны, пасшиеся на дальних пастбищах), в замок на взмыленной лошади прискакал мальчик-подпасок. Вбежав в покои госпожи, он пал ниц и, задыхаясь, проговорил:
— Ваша милость, меня послал господин Байдар… На табун напали разбойники… Он просит срочно прислать отряд стражников…
— А где он сам?
— Он остался с табуном…
— Глупец! Сколько их?
— Кого?
— Разбойников, тупица!
— Не знаю… Много, госпожа…
Ахайя вскочила на ноги.
— Капитана Хорста ко мне! И передай, пусть поднимает солдат! — приказала она принцу и метнулась в гардеробную. Когда Ламис, спустя какое-то время, вернулся в сопровождении капитана Хорста, она уже переоделась в свой боевой кожаный костюм и вооружилась, словно собралась идти на войну. Ламис, по сути дела, мало что знавший о госпоже и впервые увидевший её в таком облачении, не смог скрыть удивления.
— Капитан, отберите самых лучших бойцов и посадите на сильных лошадей, — отдавала Ахайя приказы спокойным и деловым тоном. — Сонда, беги на конюшню и прикажи, пусть седлают Дракона. Ламис, в моё отсутствие присмотришь за замком. Эй, малец, на каком пастбище это произошло?
— На третьем, госпожа.
Когда все разошлись выполнять приказы, принц удивлённо спросил:
— Вы собрались собственноручно ловить разбойников?
— Конечно! Я не могу пропустить такое удовольствие.
— Удовольствие, госпожа? — ещё больше удивился мужчина.
— Да! Я соскучилась по настоящей хорошей драке, а тут такая возможность. Я ни за что не пропущу это развлечение.
— Я всегда считал, что война и драка — удел мужчин.
— Твои принципы устарели. Я женщина-воин, а значит, это и мой удел тоже.
— Нет, вы просто женщина и мать…
— Одно другому не мешает…
Прибежала запыхавшаяся Сонда и доложила, что Дракон и люди ожидают её во дворе. Ахайя надела на голову шлём и покинула комнату, оставив принца в недоумении и лёгкой растерянности. Стоя у выходящего во двор окна, мужчина смотрел, как женщина, затянутая в чёрную кожу доспехов, с закрывавшим пол-лица шлёмом с высоким султаном чёрных перьев, села на своего грозного жеребца, и во главе двадцати рослых крепких всадников рысью покинула двор замка. Вскоре грохот копыт затих вдали, и поднятая ими пыль осела на землю.
Время тянулось медленно. Замок жил обычной жизнью: в открытые вороты въезжали и выезжали повозки, везущие дрова для печей, траву для стойлового скота, овощи и мясо для кухни; вывозящие навоз на поля, пустые бочки или корзины. По двору сновали слуги, занятые привычными делами, и никто не беспокоился о том, что госпожа покинула замок во главе двух десятков воинов, и сейчас, вероятно, где-то сражается с безжалостными и свирепыми разбойниками. Им не было никакого дела до того, что делает их странная хозяйка.
Когда дети проснулись, Ламис возвратился в детскую и занялся обычным делом, но мысли его всё время возвращались к хозяйке, которую сегодня он познал с новой стороны. Её затянутый в кожу образ неизменно преследовал его, не давая сосредоточиться на занятиях, будоража мысли и отвлекая внимание.
Отряд возвратился в замок лишь поздно вечером. Лошади устало брели, понурив головы. Бока покрывало мыло, а кое у кого засохшая кровь. Люди тоже с трудом держались в сёдлах. Некоторые сёдла пустовали — наездники лежали поперёк них. Позади отряда, под охраной, брели несколько связанных пленных.
Ахайя ехала впереди отряда. Дракон гордо держал голову, хотя его бока тоже блестели от пота и он нёс два тела: восседающей в седле хозяйки и лежащего на её коленях мертвеца.
Когда по каменным плитам двора зацокали подковы лошадей и зазвучали громкие солдатские голоса, когда двор осветился факелами и масляными фонарями, Ламис быстро спустился вниз. Он увидел, как с лошади госпожи снимают чьё-то тело, и поспешил к всаднице, чтобы помочь ей спешиться.
Доспехи Ахайи, днём такие красивые и блестящие, пропитались конским потом, покрылись пылью и брызгами засохшей крови. Но не её кровью — на женщине не было ран, хотя на камзоле в нескольких местах зияли прорехи. Тонкая кольчуга, надетая под него, защитила тело.
Ламис предложил госпоже руку и помог сойти на землю. Хотя женщина не показывала вида, но едва держалась на ногах от усталости.
— Я распорядился приготовить горячую ванну и расстелить постель, — сказал он, поддерживая её под руку. — И приказал подать ужин в комнату…
Ахайя не ответила, не поблагодарила ни словом, ни взглядом. Отвернувшись, смотрела на тела, которые солдаты складывали на поспешно расстеленную на плитах двора рогожу. Проследив за её взглядом, Ламис увидел лежащего первым в скорбном ряду Байдара. В груди бывшего товарища зияла страшная кровавая рана. Бледное лицо казалось удивительно спокойным и умиротворённым, словно мужчина спал крепким сном, а из-под полуоткрытых век тускло поблёскивали белки.
Ахайя медленно приблизилась и опустилась возле тела на колени. Провела ладонью по заствшему лицу, закрывая глаза, затем наклонилась и поцеловала в холодные мёртвые губы. Несколько долгих минут неподвижно сидела рядом, глядя на Байдара тёмным непроницаемым взглядом, не замечая снующих вокруг людей и стоящего позади Ламиса, пока тот, осторожно коснувшись её плеча, не произнёс тихо:
— Идёмте, госпожа… Уже поздний вечер, вы устали и вам нужно поесть…
Ахайя повернула голову и посмотрела на него через плечо. На бледном лице темнели чёрные провали глаз, словно пустые глазницы смерти.
— Мне жаль Байдара, хотя мы так и не стали близкими друзьями… — продолжил Ламис. — Ужасная смерть… Он её не заслужил.
— Он умер, как герой… — глухо произнесла Ахайя. Склонившись над мёртвым телом, сняла золотой ошейник. — …и будет погребён, как свободный человек.
Женщина с трудом поднялась и вновь стала прежней Ахайей — госпожой и властительницей. Подозвав слуг, приказала подготовить тела к похоронам, а для Байдара сшить красивый саван из белого шёлка. Когда его подняли и унесли, подозвала управляющего.
— Всем воинам, участвовавшим в походе, выдать по пять золотых, и предоставить два дня отдыха. Пленных запереть в подвале, я ими займусь после похорон. Всех мёртвых после омовения и облачения поместить в капище и пусть жрец прочитает над ними подобающие случаю молитвы… Идём, Ламис!
Приняв горячую ванну, Ахайя отказалась от ужина, выпив только кубок крепкого вина и съев горсть сладкого печенья, и удалилась в спальню, приказав не беспокоить её до утра. Служанки слышали, как изнутри щёлкнул засов, как бывало, когда госпожа уединялась с Байдаром. Но сейчас она осталась одна, и никто не знал, что она делает в опустевшей постели: сладко и спокойно спит или оплакивает неожиданную потерю?