Через месяц Катиана, новая певица и приближённая рабыня Ахайи, родила очень хорошенькую девочку. Роды прошли лёгко, несмотря на юный возраст матери, и вскоре молодая женщина вернулась к исполнению своих обязанностей при госпоже.

Ахайя уже знала историю рабыни. Она и брат родом с Гритланда — большого острова-княжества на юге. Рано лишившаяся матери, которая умерла от какой-то болезни, выросшая без строгого надзора отца, вечно занятого делами, Катиана росла избалованной и своевольной. В пятнадцать лет влюбилась в одного из отцовских пастухов — красавца, весельчака, балагура и сердцееда. Опытный в амурных делах мужчина легко соблазнил неискушённую девушку, и они начали тайно встречаться. Но когда любовник узнал, что девица понесла, и срок достаточно большой, чтобы без ущерба для здоровья избавиться от плода, он испугался гнева её отца, бросил несчастную и скрылся. Когда выросший живот стало невозможно скрывать, и о позоре узнал отец, то просто взбесился и выгнал дочь из дома, приказав навсегда забыть его честное имя и никогда не называть людям. На удивление, Байдар, с которым они до этого не были особенно близки, заступился за сестру и тоже рассорился с отцом. Он последовал за Катианой, своим участием, вниманием и заботой поддержав её в трудную минуту.

Сначала изгнанники уехали в соседний город, а затем сели на корабль и отправились в Илларию, где Байдар рассчитывал поступить на королевскую службу. Но возле Майривских островов на них напали пираты, захватили корабль, всех уцелевших взяли в плен, а затем продали бродячему работорговцу.

Так несчастные попали в Илларию, куда и стремились, но уже в качестве бесправных рабов, а не свободных людей. Но Катиана не жаловалась на судьбу. Она считала, что ей повезло, так как она попала к хорошей доброй хозяйке, которая её любила и баловала.

Но Ахайя не столько любила Катиану, которая, впрочем, неплохо пела и хорошо танцевала, развлекая её в одинокие часы, сколько положила глаз на её брата. Байдар довольно часто посещал сестру, так как девушкам запрещалось покидать апартаменты госпожи без особого разрешения. Ахайя, иногда, сталкивалась с ним в коридорах замка или в своих комнатах, или встречала на конюшне, когда проверяла, хорошо ли следят за Драконом и Жемчужиной. Видела она его и вечерами, когда он приводил лошадей для ежевечерней прогулки и, склонив голову, придерживал стремя, пока госпожа садилась в седло. Гритландец всегда был неизменно почтителен, как и полагалось хорошему рабу, никогда не ленился, всегда выглядел опрятно и аккуратно, несмотря на грязную работу. Они почти не разговаривали. Когда Ахайя отдавала какой-нибудь приказ, Байдар неизменно отвечал: «Слушаюсь, госпожа». Но в его кратких ответах не было того страха или подобострастия, которые присутствовали у других рабов, и это женщине нравилось. Хотя он стал невольником, без ропота и стенаний принял эту участь, но держался спокойно и с достоинством, не опускаясь до уничижительности и раболепия.

Но не только эти качества привлекали к нему внимание женщины, хотя и сыграли какую-то роль в её к нему симпатиях. Байдар ей нравился, как мужчина. Ни о какой любви или даже влюблённости не могло идти и речи — Альмар преподал ей хороший урок. И теперь Ахайя смотрела на окружающих мужчин, только как на орудие удовлетворения собственных желаний, и оценивала их исключительно с этой точки зрения.

Одно лишь озадачивало женщину: за всё время пребывания в замке Байдар не завёл ни одной интрижки, не переспал ни с одной рабыней, хотя они наперебой строили ему глазки. По рассказам Катианы, она знала, что дома он был ещё тот ловелас, но в замке вёл себя, как оскоплённый евнух или давший обет целомудрия жрец. Женщина не знала, как к нему подступиться, чтобы не уронить своё достоинство и получить желаемое.

Однажды вечером Ахайя вышла во двор, где её должен был ждать Байдар с осёдланным Драконом. Но во дворе, вместо гритландца, находился старший конюший, держа за повод Жемчужину.

— Что такое? Где Байдар и Дракон? — удивилась она.

— Простите великодушно, госпожа, но Дракон приболел… — залебезил старший конюший.

— Что случилось?

— Этот бездельник Байдар… Он недосмотрел, и конь объелся овса… Коновал сказал, что несколько дней жеребцу лучше побыть в стойле.

— А где сам Байдар? — сердито нахмурилась женщина. Она очень дорожила Драконом, и известие о недомогании её расстроило. — Я хочу его видеть. Немедленно!

— Я его наказал за недосмотр… Боюсь, я немного перестарался… Я знаю, как вам дорог этот жеребец…

— Ступай за мной, — приказала Ахайя и направилась на конюшню. Первым делом, она заглянула в стойло Дракона. Конь стоял, понуро свесив голову, а по его задним ногам стекала вонючая жижа.

— Он поправится?

— Конечно, госпожа! Коновал уже дал ему нужные лекарства.

— Где Байдар?

— В серваре, госпожа…

Ахайя направилась в сервар, и конюший поплёлся следом.

В новом бараке было просторно, чисто и свежо. Полевые рабы уже вернулись и отдыхали на своих нарах. Ахайя прошла через всё помещение в заднюю комнату, где, изолированно от остальных, находились больные, за которыми присматривал замковый лекарь.

Байдар лежал у стены. Его спина представляла собой кровавую сеть из пересекающихся вздутых багровых полос — следов бича, которым наказывали провинившихся рабов. Лицо тоже было избито — один глаз заплыл, губы вспухли.

В душе Ахайи вскипела глухая ярость. Она повернулась к старшему конюху и холодно спросила:

— Как ты посмел наказывать его без моего разрешения?

— Но… — растерялся слуга. — Он ведь провинился…

— Байдар — мой личный раб, и наказывать его могу лишь я! Ты должен был доложить мне, а я сама бы решала, что с ним делать!

Ахайя размахнулась и влепила конюшему такую оплеуху, что тот пошатнулся. Затем применила к нему несколько приёмов из своего арсенала, отчего конюший оказался на полу, скрученный от боли, и скуля, как побитый пёс. Пнув его напоследок, женщина повернулась к Байдару, следящему за происходящим целым глазом.

— Ну, а теперь расскажи, как ты допустил, что Дракон заболел? — строго спросила она.

— В этом нет моей вины… Кто-то оставил в проходе мешок с зерном… Дракон вырвался, и пока я прибежал… съел слишком много… Он обожает овёс… Он большой лакомка… И аппетит у него отменный…

Байдар говорил с трудом, ему мешали разбитые и вспухшие губы, на которых запеклась тёмная корка крови.

— Тебя уже осмотрел лекарь? — сочувственно спросила женщина.

— Нет…

Ахайя повернулась и вышла. Вернувшись в замок мрачнее грозовой тучи, тут же позвала дворецкого, лекаря и сенешаля, приказала приготовить комнату, принадлежавшую Альмару, и перенести туда Байдара. Пусть лекарь немедленно осмотрит раба и залечит все его раны. Ему будет помогать Катиана, она же будет ухаживать за братом, пока тот не встанет на ноги. На время болезни Байдар освобождался от всех обязанностей, а его работа целиком и полностью возлагалась на старшего конюшего — и пусть он попробует уклониться от неё!

Отдав распоряжения, госпожа села на застоявшуюся Жемчужину и покинула замок.

На следующее утро она проведала Байдара. Мужчина выглядел намного лучше, благодаря чудодейственным мазям и примочкам лекаря: опухоль сошла с лица, оставив тёмные синяки и кровоподтёки, а рубцы от плети присохли и побледнели. Катиана ворковала над братом, как над собственной малышкой. Возле изголовья его ложа на табурете стояли свежие фрукты, холодный напиток, кувшин с густым красным вином и вазочка с ореховым печеньем. Когда Ахайя вошла, Катиана, как положено, опустилась на колени и поцеловала ей руку.

— Я так благодарна вам, госпожа, что вы заботитесь о моём брате! — искренне проговорила девушка. — Вы самая чудесная и справедливая госпожа на свете! Ведь мой брат, правда, не виноват!.. Он никогда не врёт.

— Похвальное качество… Как его здоровье?

— Уже лучше, госпожа… Вот только спина…

— Не переживай, заживёт… Оставь нас, мне нужно поговорить с твоим братом. Ступай, проведай малышку.

Дочь Катианы находилась в детской под присмотром нянек, и воспитывалась совместно с дочерью Ахайи. Женщина решила, что девочкам будет интересней расти вместе, чем порознь. Катиана лишь кормила малышку грудью, да проведывала её, когда скучала. Остальное время она находилась на службе при госпоже.

Катиана послушно покинула комнату, плотно прикрыв за собой дверь. Ахайя придвинула к ложу стул и села. Окинув больного внимательным взглядом, спросила:

— Тебе нравится эта комната?

— Конечно, госпожа… Это лучше сервара…

— Отныне она твоя.

— Благодарю, госпожа… — Байдар посмотрел на женщину настороженным взглядом. — Но что вы потребуете взамен?

Женщину застал врасплох вопрос раба. Она не ожидала, что Байдар когда-либо осмелится на нечто подобное. Немного помолчав, она решила не скрывать от парня правду, которую, так или иначе, он скоро узнает сам.

— Раньше эта комната принадлежала моему барду… У нас были особые отношения. Думаю, ты понимаешь, о чём речь… Но однажды я уличила его в измене с моей приближённой рабыней и… прогнала его… Хотя с большим удовольствием убила бы… Ну, да ладно, это дело прошлое. Я рассказываю это потому, чтобы ты знал, что моя доброта и щедрость не безграничны. Я не терплю лжи и обмана, интриг и вероломства. Я могу… по-особому относиться к мужчине, который мне нравится, но потребую взамен верности и преданности. Если этот мужчина не желает таких отношений, пусть прямо об этом скажет… Мне не нужна любовь по принуждению или из благодарности.

Байдар осторожно повернулся набок, чтобы лучше видеть лицо женщины, и тихо спросил:

— Ко мне вы тоже относитесь… по-особому?

— Да, ты мне нравишься, — не стала скрывать Ахайя.

— И вы предлагаете мне особые отношения?

— Только, если ты этого хочешь.

Байдар неожиданно улыбнулся широкой светлой улыбкой.

— Я давно хочу этого, госпожа… Но вы казались такой холодной, высокомерной и недоступной, что я боялся об этом даже мечтать…

— А ты казался мне сдержанным, отчуждённым и неприступным, — улыбнулась в ответ женщина.

— Мы лишь играли свои роли, боясь открыться друг другу…

— И это продолжалось бы до бесконечности…

— Если бы Дракон не объелся овса…

— Да… Правильно говорят: иногда несчастье приносит удачу. — Ахайя наклонилась и легонько погладила Байдара по лицу. — Отдыхай и набирайся сил… Мы продолжим наш разговор, когда ты встанешь на ноги.