Падение

Каждый, кто посмотрит на Гр и услышит его дребезжащий, похожий на звучание разболтанной гитары голос, признает, что никакое другое имя ему не подходит, очень уж ладно оно гармонировало с манерами этого человека. Движения мужчины были угловаты и отличались развязностью. К тому же Гр будто нарочно показывал небрежное отношение к родному алфавиту. Напирал на дрожащие согласные – они ему хорошо удавались – и часто пропускал или путал гласные. Менял местами звонкие и глухие звуки, а шипящие так просто ненавидел, используя вместо них любой, более удобный в произношении звук. Со стороны могло показаться, что вся его речь состоит из одного сплошного «гр-гр-гр», поэтому никто не удивлялся его странному имени.

Был он выше среднего роста, тёмно-рус, курчав, с прямой, как доска, спиной, с аккуратной стриженой бородкой, окаймлявшей в виде полумесяца твёрдый подбородок. Носил небольшие, в тонкой оправе, круглые очки, за которыми таился презрительный настороженный взгляд. Однако высокомерный разворот плеч и руки, вечно спрятанные в карманах брюк, выдавали его. Все видели в нём надменного человека, опасающегося подвоха и готового обмануть первого встречного.

Как все холерики, Гр мало и чутко спал, зато много и быстро двигался. Не умел долго сидеть за столом, начиная уже через пять минут ёрзать и подбирать под себя ноги. Не успокоившись, толкал их под стул, задирал на стол, сгибал, разгибал, болтал ими в воздухе и так без конца, пока, измучившись, не кидал ручку или ложку и не вскакивал с места. Гр легко бросался от одного дела к другому, во всём сомневался и никому не доверял – прекрасные качества для офицера спецушника! Цепляясь за чьи-то пятки, уши и волосы, он изо всех сил продирался в середину живого шара. Зачем? Так делало большинство знакомых ему людей. Мысль, что его могут раздавить, не пугала Гр. Ходить по земле было не менее опасно по причине катающихся повсюду всё тех же шаров.

Как-то, незадолго до увольнения из государственных войск, он оторвал кому-то в этой свалке два погона с большими звёздами. В ответ ему больно наступили ногой на живот и пнули. Перелетев через улицу, Гр очутился на поверхности другого шара, из глубины которого послышалась знакомая речь. Протиснувшись вперёд, он увидел Нанайца, сослуживца из рассветотдела, такого же спецушника, как и он сам. Носатое лицо рассветчика с чистыми, как у ребёнка, голубыми глазами, всегда добродушно-уверенное, сейчас выглядело растерянным.

– Слушай! В чём дело? Сидел в кабинете, меня вдруг подхватило и понесло! – прокричал знакомый, пытаясь подтянуть брюки, за которые ухватились сразу два казаха в малахаях.

– Ты до сих пор не понял? – крикнул в ответ Гр, обрадованный встрече со своим. – Чем занимался в последнее время?

– Анализ обстановки делал! Готовил сводку о положении дел на границе: сколько овец нейтральную полосу перешло! – проорал Нанаец, стиснутый национальными кадрами.

– Не нужна твоя справка! Бур-р-ездр-р-ройка! – рассмеялся Гр.

– Что-что? – не понял сослуживец.

– Бурезтройка, говорю. Буря! Всё к чёртовой матери! И граница туда же вместе с овцами! Ты уже вырыл бомбоубежище? – спросил Гр, помня, что равнодушный к шарам Нанаец славился тем, что из любой ситуации мог найти выход.

Но ответа не услышал. Сильный удар сотряс клубок, и оба офицера оказались подброшенными высоко над землёй. Описав две расходящиеся дуги в воздухе, они упали на разные шары, которые покатились в противоположных направлениях.

Стараясь удержаться, Гр начал размахивать руками. Он ударил кого-то по лицу, залез в чей-то карман, оторвал чью-то пуговицу, укусил чей-то нос. Его грубо толкнули. И он начал падать. Вокруг замелькали головы, руки, ноги. Гр летел вниз, натыкаясь на гранитные лбы и железные плечи, и лихорадочно соображал, за что бы ухватиться, но скорость была слишком велика, чтобы успеть выполнить маневр. Всё! Конец. Он зажмурил глаза и готов был попрощаться с жизнью, как вдруг почувствовал, что его подхватили чьи-то сильные нежные руки.

– Глупый, – сказала полногрудая женщина, слегка приседая от тяжести нежданно свалившегося на неё счастья, – зачем ты лез на это? – Она брезгливо кивнула в сторону огромного клубка, шевелящегося неподалёку. – Посмотри, ведь он же круглый, где ты видишь у него вершину? Он катится, поэтому может запросто тебя раздавить. Уж если хочешь куда-то ползти, карабкайся на пирамиду.

– А где она? – спросил капризно Гр, уютно устраиваясь на руках у женщины.

– Найдём, не сомневайся, – уверенно заявила спасительница. Она осторожно поставила мужчину на землю и застегнула на его брюках ремень, почти выпавший из шлёвок во время полёта.

– Ло, – сказала она, посмотрев своему счастью в глаза, и ещё раз присела, только теперь уже в реверансе, взявшись за брюки и растянув их по бокам.

– Гр, – ответило счастье.

Гр хотел поднять руку к виску, но закашлялся. Женщина развязала галстук на его шее, чтобы он мог свободно дышать, и собралась заодно оторвать погоны с помятого кителя:

– Милый, зачем они тебе? Только мешают счастью!

– Не тр-р-рогай! – испугался Гр, оглядываясь по сторонам.

– Ах ты, какой пугливый! Досталось, видно, по жизни. Ну, ничего, успокойся. Пойдём, я тебя конфетами угощу.

Женщина пошла вперёд, довольно потирая руки.

– Воровка! – кто-то громко крикнул из глубины шевелящегося шара, и чьи-то тонкие напряжённые пальцы попытались ухватить Гр за брючину.

Ло с усмешкой оглянулась и топнула ногой.

– Цыц! – прошипела она в сторону живого клубка.

Пальцы исчезли.

Гр ничего не заметил. Он облегчённо вздохнул, поискал глазами вокруг и, подобрав головной убор в клумбе с цветами, отправился вслед за полногрудой, жадно разглядывая её со спины. Растущие неподалёку роскошные каштаньт удивлённо приподняли зелёные плечи и покачали макушками – в такт ветерку.

 

О сильных ногах

Когда-то в молодости, незадолго до окончания Столичного Специального Института, Гр полюбил прохаживаться вдоль железного забора вокруг засекреченного Межгалактического городка, расположенного на пустыре за их Столичным общежитием. По слухам, в городке готовили засланцев в другие галактики, а кроме того, там работали классные девушки. Может быть, из любви к буфетчицам или из тайной зависти к будущим покорителям космических миров Гр захотел поменять специальность. Мысль о переходе в Отряд Высокого Назначения пришла ему в голову, когда он увидел, как однажды из-за железного забора вдруг вылетела фанерная ракета с сидящими в ней улыбающимися курсантами. Следом выскочили белокурые красавицы в ажурных фартучках и белых чепчиках. Они принялись руками ловить кружащую над пустырём ракету. Поймав, с хохотом опустили на землю и вытащили наружу счастливых парней. Гр понял, что медлить нельзя.

Он придумал ходить вдоль забора на руках, демонстрируя имеющуюся в них силу и показывая закалённость своего вестибулярного аппарата. Стоял на голове, прыгал назад, через спину, лежал на одном ухе, бегал на пальцах. День за днём пропускал занятия в институте, стучась пятками в чужой забор, стараясь всё время находиться в зоне видимости камер наружного наблюдения. Эх, если бы его заметили! Если бы пригласили! У>к он бы выдал, на что был способен! Мелкая острая щебёнка резала ладони и впивалась в голову, но Гр не замечал боли, терпел и продолжал усердствовать. Только иногда в качестве передышки вставал на ноги и прыгал, стараясь достать до верхушки забора и хоть одним глазком да взглянуть на вожделенную обитель. Однако все попытки не имели успеха, забор был высок.

И всё же на него обратили внимание. И даже оценили по достоинству его таланты. Помог этому странный случай. Стоял хмурый осенний день. Дул ветер, собирались тучи, солнца почти не было видно. В городке шла учебная тренировка, до Гр доносился скрип дерева и лязг железа. Неожиданно звуки слились в одно угрожающее визжание, и с территории секретной части вылетела окольцованная обручами барокамера. Пробив забор, дребезжа и громыхая, она пронеслась несколько метров над землёй и застряла между болтающимися в воздухе ногами Гр, который, как обычно, шёл вниз головой. Гр остановился и, скосив глаза, попытался рассмотреть учебный снаряд.

– Салют! – сказал начальник космических проектов, выглядывая из затянутого полиэтиленовой плёнкой иллюминатора.

– Виват… – растерялся проходимец, расслабляя мышцы, чтобы раздвинуть ноги.

– Не шевелись, ковбой! – строго приказал генерал, осторожно открывая дверь камеры. Он спрыгнул на землю, наклонился и похлопал Гр по плечу:

– Вольно, жонглёр! Ты откуда взялся?

«Жонглёр» сильным движением отбросил дубовую махину подальше от себя и рывком принял правильное положение.

– Оттуда, – он кивнул головой в сторону своего общежития.

– Уважаю! – понимающе заурчал генерал. – Там у всех такие ноги? – спросил он с интересом, больно хватая парня за ляжку.

– Не у всех. У меня одного. У меня и лоб такой, смотрите!

Гр разбежался и что есть мочи ударился головой в забор. Рядом с первой, неровной по краям дыркой появилась ещё одна, о которой можно было подумать, что её очертили циркулем, перед тем как вырезать лазером. Сквозь образовавшееся пространство виднелось небольшое лётное поле с разбросанными по нему фанерными аэропланами.

– Высший пилотаж! – восторженно загудел генерал, отступая немного назад. – А тут что делаешь?

– К вам хочу, чтобы поближе к звёздам.

Гр вытянулся в струнку и замер. Начальник сурово и пристально посмотрел на него, затем сказал, приглушая голос, подобный звуку тяжёлой трубы:

– Да, мы активно осваиваем космос, да, мы нуждаемся в здоровых посланниках, в их крепких ногах. Только такие парни, как ты, могут защитить честь своей Родины на далёких планетах. Но, – тут генерал придвинулся вплотную к Гр, схватил его руку в области запястья и стал считать пульс, – мы должны быть уверены в их способности молчать!

При этих словах мужчина подпрыгнул на месте и наступил кованым сапогом на правую ногу Гр, после чего внимательно всмотрелся в собеседника и прислушался. Пульс Гр оставался ровным, а дыхание спокойным.

– Герой! – генерал хлопнул испытуемого по плечу. – Идём!

Он пошёл вперёд, громко насвистывая «Марш славянки». Перед воротами оглянулся и лукаво спросил:

– Знаешь, почему я тебя взял? Думаешь, из-за ног? Ха, такого добра хоть пруд пруди! Нет, дорогой, на тебя у меня особые виды. У тебя уникальная внешность: грушевидный череп, борода, надутые щёки, а глаз почти не видно! Ну чистой воды «гость»!

– Откуда – «гость»? – вежливо спросил Гр, польщённый вниманием бывалого астронавта.

– Оттуда! – генерал задрал голову вверх и добавил: – Пошли, пришелец, пригодишься! А если дело пойдёт, так самого настоящего засланца из тебя сделаю! Вот так экземпляр!

И довольно захохотал, ещё раз хлопнув Гр по плечу. Хлопок совпал с прогремевшим вдали громом, который прокатился по всему небу и затих. Это было похоже на то, как будто кто-то опрокинул вагон с камнями.

– Умериканцы балуются, ну, мы им покажем! – злобно прошептал генерал и ободряюще улыбнулся новоиспечённому курсанту.

 

О вреде общественного питания

Со Специальным Институтом было покончено. Гр переселился за железный забор и приступил к учёбе. Ему показали, как управлять ракетой, как пользоваться трапом. И вскоре, немного потрудившись с надеванием войлочного скафандра, он начал совершать экспериментальные ночные полёты над знакомым ему пустырём. Днём спал до обеда, плотно ел, пил сливовый компот и шёл изучать эхвынский язык, необходимый для межгалактических переговоров. И так как обе дисциплины давались ему легко, через два месяца был зачислен главным засланцем в отряд астронавтов. Его исключительная внешность предопределила будущие задачи экспедиции.

– Твоя цель, – инструктировал генерал на ежедневном личном собеседовании, – внедриться в среду! С твоим грушевидным черепом сделать это будет легко. Вступи в контакты! Брось семена! Как можно больше, как можно быстрее, чтобы опередить другие государства! Покажи им себя! Вывернись наизнанку, чтоб они узнали, где их счастье!

– Вас понял! – возбуждённо рявкал курсант, почёсывая ту часть тела, где укрывались его семена.

Предполагалось, что остальная команда будет работать только на Гр, контролируя инопланетную ситуацию и обеспечивая командиру комфортную спокойную жизнь, чтобы соперники не свернули ему ненароком шею. Экспедиция планировалась на неопределённое количество лет, в зависимости от объёма работы.

– А вернёшься, – добавил генерал, багровея при виде улыбчивой белокурой буфетчицы на высоких каблуках, впархивавшей в кабинет за пустым подносом, – откроешь швейную мастерскую. Не хочешь? Ну, автозаправку или пивной ларёк. Учти, чем дольше будет длиться твоя командировка, тем больше ты получишь! Теперь же главное не проболтаться. Ни гу-гу! Никому! Об эксперименте ни слова! Кругом умериканцы шмыгают. Иначе…

При этих словах начальник выходил из-за стола и подпрыгивал, гораздо выше, чем в первый раз, и внутренней стороной тяжёлых ботинок бил Гр по ушам. Гр только улыбался в ответ да нехотя ковырялся в ушных раковинах, делая вид, что туда залетела мошка. Генерал довольно хрюкал. Погладив Гр по затылку, он выпроваживал проходимца за дверь, а сам вприпрыжку бежал в буфетную.

Читатель никогда не узнал бы о Гр, если бы тот выполнил нехитрое генеральское условие и не раскрыл бы рта, когда надо было промолчать. Но вытерпеть боль от удара генеральских ботинок оказалось легче, чем не похвалиться. Увы, далёкие галактики остались неосеменёнными. Гр так и не надел блестящий костюм засланца, так и не стал владельцем пивного ларька. Разомлев, он не смог устоять перед ласками блондинки из буфета, круглые ягодицы которой внушали ему чувство любви. Той самой, что носила генералу чай. Гр забежал к ней как-то вечером перед тренировочным полётом и задержался до глубокой ночи, чувствуя лёгкую недосказанность между собой и подругой. В щели комнаты тянуло первым холодом, предвещавшим скорую зиму, в открытую форточку залетали сухие кленовые листья. Листья падали на уставленный закусками стол, придавая ему оттенок художественности. На душе у засланца было тепло.

– Ты странно выглядишь, дорогой, – сказала буфетчица, освобождаясь из жадных объятий и присаживаясь рядом с гостем на диван. Она запустила быстрые пальчики в шевелюру парня. – Что-то случилось? Вот и в полёт опоздал! Выговор влепят.

– Мне теперь ничего не влепят. – Гр самодовольно дёрнул головой, поворачиваясь на бок.

– Это ещё почему? По эхвынскому пятёрку получил? – изумилась девушка.

Она нежно надавила на затылок курсанта, зная, что это его самая слабая зона: чуть-чуть погладишь, и можно выведать всё что угодно. Гр расслабленно закрыл глаза, свернулся клубочком, громко застонал и проговорился:

– Ах, эхвынский тут ни при чём. Дело куда серьёзней, меня назначили главным засланцем, возможно, нам скоро придётся расстаться.

– Повтори, что ты сказал? – вскричала блондинка, сжимая затылок Гр одной рукой, а другой включая микрофон, вшитый в шёлковый пеньюар.

– Я стал главным засланцем. Скоро полечу в другую галактику, – отчётливо повторил Гр, едва сдерживая рвущуюся из него радость.

«Что за хлюпики попадаются? Ни одного крепкого мужика! Вот и понадейся на такого, что получит зарплату и женится на мне!» – разочарованно подумала девушка и отключила магнитофон.

– Я буду ждать тебя, дорогой, – произнесла она заученную фразу.

Вытолкав полусонного, ничего не понимающего любовника за дверь, девица села писать служебный рапорт.

Следующим утром в комнату Гр пришли незнакомые люди. Они перерыли всё его барахло, забрали учебный скафандр, учебник грамматики эхвынского языка, карту звёздного неба и курсантские погоны. А самого Гр, раздетого, без обуви, вышвырнули за железный забор, у ворот которого стоял генерал в спортивных трусах посреди цветочных клумб, припорошенных первым снегом, и делал зарядку. Он погрозил бывшему курсанту средним пальцем левой руки и равнодушно сказал:

– Появишься здесь, выбросим в открытый космос. Будешь там плавать, пока умериканцы не собьют.

Генерал сделал вид, что хочет подпрыгнуть. Гр инстинктивно схватился за уши и побежал. Проходимец вернулся в свой институт, благополучно его окончил, прославившись умением маршировать на руках под строгий гимн страны на главной площади столицы во время парада и пятками давать в зубы каждому, кто шёл не в ногу. За это его направили на самый сложный участок работы – на границу, чтобы он ходил на руках по нейтральной полосе, сбивая с толку противника. О постыдном же откровении с космической буфетчицей Гр рассказал много лет спустя лишь Нанайцу, да и то, когда пьяный был. А в небо с того времени старался не глядеть, особенно в ночное, особенно в грозу, почему-то ему постоянно мерещились умериканцы.

Прошли годы, но впечатление от той истории сохранилось надолго. Гр приобрёл ненависть к общественному питанию, считая, что столовые приносят только вред, ибо ничто так не может ухудшить пищеварение, как вид буфетчицы. При взгляде на девушку с белой ажурной наколкой на голове у него начинались желудочные спазмы, и Гр уже не мог есть. Поэтому, заходя в столовую, бедняга заранее плевался в сторону буфета, стараясь попасть в лицо незнакомой барышни, чтобы приободрить себя и хоть как-то расслабиться. Но, получив пару глубоких царапин в ответ, прекратил свои нападки и перестал вовсе пользоваться общепитом.

Единственным свидетельством его причастности к межгалактическим проектам осталась небольшая цветная фотография, на которой Гр был запечатлён в жёлтом скафандре рядом с фанерной ракетой, разрисованной под сперматозоиды. Такие фотографии выдавали строго под личную роспись. Для поднятия своей самооценки курсанты обязаны были смотреть на неё каждые два часа днём и один раз ночью. С этой целью всем вдевали в нос кольцо, вибрирующее до тех пор, пока его обладатель не кидал взгляд на снимок. Некоторые пробовали отлынивать, но, когда у одного из курсантов негромким взрывом разворотило ноздри, никто уже не решался медлить. При первых же признаках свербения в носу все хватались за нагрудный карман, где лежала фотография. У Гр её не отобрали только потому, что накануне обыска он обронил снимок в общественной бане, куда зашёл перед свиданием с буфетчицей. А про кольцо забыли, оно так плотно облегало носовую перегородку, что делалось практически незаметным. Гр порвал верхнюю губу, сломал не одни плоскогубцы, снимая его с себя. И не придумал ничего лучше, чем выбросить ненужный предмет в унитаз, в котором потом целый месяц что-то булькало и взрывалось.

Спустя несколько лет, когда он вместе с Ло был проездом в столице, Гр захотел хорошенько попариться и заскочил в знакомое заведение. Увидев на двери массажного кабинета фотографию с надписью «Почётные клиенты», он заволновался. Да и было от чего! На него смотрел улыбаясь молодой безбородый Гр, будущий засланец. Долго всматривался в своё прошлое, не решаясь протянуть к нему руки, но в конце концов сорвал снимок. Вышедший из кабинета массажист вцепился в Гр, умоляя вернуть фотографию, говоря, что это «самая мощная, какая только может быть, реклама!»

– Зачем она тебе? – крикнул банщик. – Разве это ты?! Здесь человек в скафандре! А ты голый. Никакого сходства!

Лишь после того, как разъярённый Гр прошипел несколько слов на эхвынском, а затем встал на руки, угрожающе раздвинув ноги над головой, парень отступил, с ужасом разглядывая странного клиента.

– К тебе астр-р-ронавты, люди в такой вот одежде не заглядывали? – тихо спросил Гр, возвращаясь в нормальное положение и тыкая пальцем в снимок. Проходимца вдруг осенило, что в городке могли хватиться кольца и фотографии! Он испугался при мысли, что его могут разыскивать.

– He-а, не заглядывали, – ответил массажист и вспомнил: – Мужики недавно были, в платьях. Так они постоянно сюда ходят. Может, это космонавты переодетые?

Гр облегчённо вздохнул, забрал снимок, но массаж делать передумал и домываться не стал. Не сполоснувшись, по-быстрому оделся и помчался в отель, к жене, рядом с которой чувствовал себя в безопасности. Взглянув на фотографию, Ло сказала, что никогда не видела такой смешной картинки, что Гр похож здесь на лемура в каске, и положила фото в чемодан, чтобы повесить дома над раковиной в кухне.

 

Стимулятор Собственного Достоинства

Гр очень любил надувать щёки – по поводу и без повода, лишь бы надуться, да так сильно, чтобы искры из глаз посыпались. Когда он служил, делать это было легко и просто: в каждой военной части имелся странный, на первый взгляд, аппарат, отдалённо напоминающий большой пылесос, только квадратный, с четырьмя длинными шлангами, одной большой дырой посередине и без колесиков. Он стоял на гранитном постаменте в Укромном уголке отряда, где любой желающий мог подойти к нему после службы и подкачать себе столько воздуха, сколько было нужно для того, чтобы всегда оставаться на высоте и выглядеть важным человеком, солидно и серьёзно. Не все командиры пользовались этим приспособлением, считая его пережитком прошлого, как Нанаец, например, который брезговал даже глядеть на него, но были среди них такие, кто не слазил с аппарата, испытывая непреодолимую потребность в искусственной подпитке. К «зависимым» относился и Гр.

Один раз, улучив момент, когда в комнате никого не было, он затолкал себе в уши и в рот по шлангу и примеривался, куда бы засунуть последний, четвёртый, как в Укромный уголок вдруг зашёл генерал из Усобого отдела, человек строгий, с очень большим внешним достоинством, которое он гордо носил впереди себя – в виде круглого пышного брюха. В подкачанном состоянии брюхо комками выпирало из-под широкого генеральского ремня, а когда воздуха не хватало, спадало вниз, прикрывая колени словно фартуком. Генерал двумя руками поддерживал живот. Он недовольно взглянул на Гр нечестными глазами, похожими на глаза старой торговки, и тихо скомандовал:

– Смирно.

Гр застыл, не смея пошевелиться, боясь произвести шум, надеясь, что усобист не заметит его жадности.

– Вы знаете, товарищ старший лейтенант, как это называется? – грозно спросил генерал, приближаясь медленным шагом к офицеру.

Гр торопливо покачал головой, стараясь, чтобы шланги не ударили генерала по его красным щекам, и показал глазами на постамент, мол, заправляюсь.

– Нет, товарищ старший лейтенант, – продолжал усобист. – Я спрашиваю не об ССД, хотя речь касается именно его, Стимулятора Собственного Достоинства. Я спрашиваю, как назвать то, что вы с ним делаете?!

Гр хотел было ответить, что заряжается на несколько дней вперёд, так сказать, авансом, что на будущей неделе будет некогда, что дежурства по роте и ночные дозоры – это прежде всего. Но, почувствовав, как шланг давит на язык, вежливо промолчал.

– Это называется расхищением общественного добра, или, проще говоря, воровством. Вы с этим согласны?

– Никак нет, товарищ генерал! – в ужасе закричал Гр, выплёвывая изо рта шланг и вытягиваясь в струнку. – Это плановая дозаправка!

– Ну так заканчивайте скорее! И четвёртый шланг вставляйте! Сами знаете куда.

– Не могу, товарищ генерал, мне стыдно. – Несчастный засмущался и покраснел.

– Выполняйте приказ! – нетерпеливо закричал генерал и ткнул отросшим на сантиметр ногтем мизинца в грудь офицера, показывая, что не шутит.

– Я тогда к носу пристрою! – взмолился Гр.

Он снова затолкал шланг в рот, а последний, который по-прежнему неловко держал в руках, натянул на нос.

– А это уж, как хотите, главное, чтобы все они работали, – зловеще сказал генерал, включая аппарат.

Воздух четырьмя мощными потоками направился в человека. И то ли от того, что проходимец был слишком напряжён под взглядом злых усобистских глаз и чересчур сильно сжался, то ли от того, что генерал по своей чисто профессиональной привычке делать всем назло дал слишком мощный заряд, но случилось совсем не то, чего ожидал Гр. Вместо приятного, немного пьянящего ощущения, что в тебя вливают прохладные струйки искусственного достоинства, от которых сразу хотелось важничать, Гр испытал боль во всём теле. Он неожиданно подпрыгнул, несколько раз перевернулся в воздухе и прилип головой к потолку, ни дать ни взять шарик с привязанными нитками. Генерал продолжал энергично давить на кнопки, злорадно поглядывая вверх. Чувствуя, что у него сейчас разорвётся голова, Гр выдернул шланг изо рта и кулем свалился к ногам развеселившегося усобиста.

– Всегда был уверен, что башка твоя пустая, – удовлетворённо произнёс мучитель, вытаскивая из ушей Гр шланги и освобождая его нос. Он поставил офицера на ноги, оглядел кругом, ощупал голову и нежно добавил, проводя ногтем мизинца по шее обмякшего Гр: – Завтра зайдёшь ко мне, дело есть. Кто там у вас по бабам ходит? Через какой канал идёт в часть «Блейбой»?

– Все ходят, товарищ генерал! А «Блейбой» попадает из болитотдела, раздают на занятиях! – крикнул пользователь ССД, падая в обморок.

Тот случай пошёл бедняге на пользу. Почувствовав громадные возможности Стимулятора Собственного Достоинства, Гр стал относиться к нему с большой осторожностью, а из опыта работы с Усобым отделом усвоил нехитрые способы запугивания людей, придуманные лично генералом. Они пригодились, когда, уволившись из армии, он занялся бизнесом. Так, чтобы добиться понимания со стороны клиентов, Гр часто применял несложный приём: заставлял людей встать на голову и пинал в них горячими, только что из кипятка, луковицами, целясь прямо в рот. Несчастные соглашались со всеми условиями.

Гр прослужил девять спокойных лет, прежде чем войска, в которых он числился, не начали разваливаться по причине поднявшегося в стране в девяностых годах сумбура. Повсюду грянули сокращения. Кто-то проявил сообразительность, не стал дожидаться, пока ему дадут под зад, и уволился сам. В числе умных был генерал. Он ушёл в отставку в девяносто первом, а через год открыл своё первое публичное заведение в столице под очень простой лаконичной вывеской: «Особый дом». Гр всё хотел забежать туда, да не решался, помня о длинном ногте усобиста. Но пример генерала беспокоил его, заставляя всё чаще задумываться о своём будущем.

 

Мечты о мечтах

Гр с детства завидовал людям, которые умели мечтать. Неважно, исполнялись эти мечты или нет, главное, что они были и человек мог ими наслаждаться. Разглядывать, нюхать, грызть, гладить. Проходимец заметил, что человек с мечтой, вроде птицы с крыльями, умеет парить над землёй. Такому насос не нужен, обиженно думал Гр, с трудом приподнимаясь над серой действительностью после очередной дозаправки. Он часто видел вокруг себя счастливых людей, умеющих держаться в воздухе с помощью одной только мечты. Они то взлетали к небу, поддерживаемые её широкими крыльями, то опускались на землю, не ожидая чьих-либо приказов. В какую сторону шагнуть и где остановиться – всё было в их власти! Гр тоже так хотел. Парить без подкачки, чтобы с высоты положения плевать на реальность, так действующую ему на нервы!

Иногда попадались люди, удивлявшие его своей способностью беззаботно хохотать! Счастливчики вынимали руки из карманов штанов и, позабыв про смущение и внутренние страхи, начинали покатываться со смеху, разглядывая какую-нибудь картинку в журнале или рассказывая анекдот. «Наверное, у них есть мечта, – рассуждал Гр, – иначе, как это возможно, чтобы вот так, без оглядки на прохожих, смеяться? Да ещё размахивать друг перед другом руками, рассказывая о своих планах. Рисуя в воздухе будущее». Он зеленел от зависти, видя, как люди из ничего, из пустоты перед собой, вдруг создавали перспективу. Потыкают пальцами в воздух, пощёлкают, почмокают, покачают головами, скажут несколько слов насчёт композиции, и на тебе – набросок новой мечты готов! Посмотрят граждане на творение своих рук, порассуждают, как всё лучше устроить, и разойдутся. А мечта вслед за ними отправится, прихорашиваясь на лету.

Гр же как стоял, разинув рот, так и продолжал стоять, понимая, что ничего не запомнил. «Вот бы, – думал он частенько, – разжать пальцы да нарисовать что-нибудь эдакое!» Однако и пальцы не разжимались, и ускользали неясные образы. Сколько он ни тыкал впереди себя кулаками, напоминая со стороны обозлённого юркостью соперника боксёра, все попытки оказывались тщетными. Воздух перед его лицом оставался мрачно пустым. В нём не было и намёка на эскиз чего-нибудь прекрасного, напротив, всё казалось ямой, готовой проглотить целый мир и его, Гр, в придачу. Гр пугался ямы. Боясь потерять равновесие, он цеплялся за ближайший столб и долго приходил в себя.

С годами он приспособился скрывать свою зависть. Научился ходить в разговоре окольными путями вокруг заветной темы. Приноровился так расспрашивать спешащих мимо него проходимцев о всяких незначительных мелочах, что никто не догадывался об истинном его намерении – выведать всё, что касается мечты. «Зачем тебе этот галстук? Что ты хочешь сказать таким цветом? А запонки для чего? Не слишком ли они велики для твоих запястий?» – спрашивал он у прохожих и бежал вслед за ними, если те не хотели отвечать. Задавал один вопрос, третий, пятый, заикался, врал, что приходило в голову, но никогда не отпускал человека, не выжав из него хотя бы каплю его мечты. Люди плохо понимали Гр, многие видели в нём иностранного социолога, поэтому уклонялись от прямых ответов, отшучивались или отбрыкивались, когда потешный незнакомец хватал их за руки.

Гр не сдавался. Он без стеснения приставал к проходимцам, надеясь, что кто-нибудь проговорится наконец и он узнает главное – где найти мечту? В какой стране или в каком магазине? Бедняга весь замирал, скручивался, ужимался, если ему удавалось подслушать чужие разговоры об интересующем его предмете. Видя, как радуются счастливые обладатели сказочного богатства, он злился, переживал, однако пытался запомнить каждое их слово. И резко вздрагивал, когда они начинали показывать друг другу свои мечты, от близости которых у бедняги начиналась икота. Напуганные громкими звуками проходимцы убегали, а Гр с завистью смотрел в их встревоженные спины, оставаясь в растерянности, не понимая, откуда берутся такие весёлые, такие жизнерадостные люди, прекрасные, как долливудские актёры?

Случалось, что какой-нибудь беспечный простофиля оставлял свою ещё не окрепшую мечту на уличной скамейке, и Гр начинал охоту. Осторожно подкравшись, завистник торопливо кланялся:

– Бзвольте з-з-кызать. Я не встр-р-речал никого пр-р-р-екраснее вас! Гр-р-раше вас! Вы об-выр-р-рыжтельно грасивы! Гр-р-рандиозно! – тарахтел Гр, незаметно подталкивая незнакомку к своей широко раскрытой спортивной сумке.

– Как грубо, – отвечала обычно мечта, раскусив намерения обольстителя.

– Отчего же? Вовсе не грубо! А с лаской! Впрочем, мне всё р-р-р-авно, можно и грубо, лишь бы не расставаться с вами! – продолжал ворковать Гр, а сам, видя, что мечта не реагирует на комплименты, пускал в ход кулаки – пихал собеседницу в бок и толкал коленками, стараясь загнать её в сумку.

Однако слабая на вид мечта оказывала жёсткое сопротивление. Одним движением она сбрасывала мужчину со скамейки и гордо хохотала, довольная поверженным видом нахала, после чего взмахивала крыльями и улетала искать хозяина.

– Всё равно поймаю! – кричал ей вслед Гр, размазывая по щекам слёзы обиды.

Однажды ему чуть было не удалось поймать на берегу моря бесхозную, потрёпанную ветром и временем красавицу. Интуитивно чувствуя романтичность обстановки, он притворился спящим, когда мечта вдруг тихо опустилась рядом с ним на тёплый песок. Гр лежал на спине, широко раскинув руки, и почти не шевелился, поэтому гостья не обратила на него внимания, очевидно, приняв за выброшенное на берег бревно. Она уселась неподалёку и принялась чистить перья, освобождаясь от хвойных иголок, конфетных обёрток и поломанных зубочисток. Гр, закусив губу и приоткрыв один глаз, рассматривал прелестное видение, радуясь удаче.

Мечта была яркой, броской, с чистым пронзительным взглядом четырёх тёмно-розовых глаз и с двумя широкими сильными крыльями, которыми она грациозно встряхивала, чтобы сбросить прилипший к ним мусор. Прелестница казалась большой, размером с детский трёхколёсный велосипед, и была великолепна! Внешне походила на фантастическую печальную утку, забывшую, в какой стороне родной пруд. При взгляде на её хвост у Гр закралось подозрение, что не он один охотится за чужими мечтами. Кто-то успел выдергать перья из некогда роскошного, а теперь повисшего в виде потрёпанной метёлки хвоста его обворожительной соседки. Несколько прекрасных маленьких пёрышек, хорошо сохранившихся, все в серебристых пятнышках и золотистых звёздочках, говорили о благородном происхождении утки. Несмотря на увечье, она оставалась красивой. Грациозная осанка подчёркивала гармоничное телосложение, а прозрачная глазурь, покрывавшая шею и лапки, слегка затвердевшая на ветру, придавала весьма аппетитный вид. На месте, где у велосипеда располагалось сиденье, у мечты благоухала крупная роза, вся облитая тёмным шоколадом.

Гр осторожно шевельнул рукой, пытаясь дотянуться до цветка, и неожиданно тонко икнул от волнения, закашлялся, чем напугал прекрасную незнакомку. Оглянувшись, она легко взлетела в воздух. Покружила в недоумении над распластанным голым телом мужчины, проворно ухватила пролетавшую мимо чайку за крыло и скрылась в белом облаке. Гр выругался с досады. Опять неудача! Лежал тише травы! Не высовывался, не грубил, не тискал, не льстил! И надо же такому случиться – икнул в неподходящий момент! А этот взгляд, которым утка на него посмотрела, нахмурившись и недовольно пошевелив клювом! Может быть, от него дурно пахнет? «Надо поменять одеколон, – решил он, – и впредь вести себя хитрее. Зачем ловить? Тем более на улице! Есть и другие способы, понадёжней».

 

Запах шоколада

Ло родилась в пиларусской деревне Козюлькино, получившей своё название от привычки жителей время от времени вытаскивать из своих носов небольшие, мешающие дышать козюльки. Деревня укрылась за холмами, словно радуясь тому, что никто не видит кошмарных манер её обитателей. Между холмами бежала узкая дорога, устремлённая к районному центру. По ней ходила старая телега, прицепленная к упряжке облезлого мерина. Летом на телеге привозили хлеб, спички, мыло и табак, а зимой мерин скользил и спотыкался, поэтому товары доставлял грузовик, правда, очень редко.

Раз в год отец Ло, всегда пьяный деревенский ветеринар, брал телегу и отправлялся в районный центр за лекарствами для животных. Он громко матерился, понуждая мерина сдвинуться с места, но тот, давно привыкший к грубому обращению, невозмутимо щипал траву на обочине дороги и шёл вперёд только тогда, когда надо было передвинуться к новому корму. Стоило приложить немало усилий, чтобы упрямец тронулся в путь.

Однажды вместе с отцом на телеге приехала молодая красивая женщина, про которую уважительно говорили, что «девка выбилась в люди, тепереча больных в городе лечит», а с ней чистенькая девочка лет восьми, напоминавшая розовую пластмассовую куклу, разодетую как принцесса. Увидев незнакомку, Ло замерла. Внешность девочки лучше любого учебника помогла ей осознать, что мир не ограничивается рамками деревни.

Красненькое платьице в горошек, голубой бантик в волосах, беленькие туфельки, запах, исходивший от девочки, перевернули все представления о жизни. До приезда городской казалось нормальным, что от людей пахнет так же, как от животных, – навозом, сеном, молоком. Да и как иначе, если пьяный отец даже спит рядом с коровами, когда обозлённая мать прогоняет его из дома! А чем может пахнуть от Ло, если она часами пропадает на скотном дворе, помогая отцу ставить уколы свиньям? Только грязью. Но тут было что-то необычное! Девочка благоухала новыми разноцветными карандашами, чистыми белыми тетрадями, крахмалом, утренней свежестью, и всё это смешивалось с ароматом шоколадных конфет. Обёртки от таких конфет, привозимых отцом из районного центра, Ло бережно складывала в коробку из-под медицинских препаратов, а потом любовалась ими. У неё закружилась голова от зависти.

Девочка уехала, а в сердце десятилетней Ло поселилась тревога. Ей стало страшно, что она никогда больше не увидит это чудо, не почувствует этот волшебный аромат, говорящий о существовании где-то иной, прекрасной жизни. Ло взглянула на свою юбку, сшитую из материнского платья, на стоптанные ботинки, доставшиеся от соседского мальчишки, и почувствовала себя обиженной. Больше всего на свете ей захотелось избавиться от въевшегося в кожу запаха скотного двора, чтобы пахнуть так же, как городская девочка.

Мечта о шоколаде, о его аромате сделалась частью внутренней жизни Ло, будоража воображение смутными картинами счастья. Она весь год приставала к отцу с просьбами взять её с собой в очередную поездку. Отец согласился, зато мать рассердилась, закричав: «Незачем потакать детской блажи!» Однако Ло канючила, пускала сопли, пытаясь заплакать, и не отставала. Видя настойчивость дочери, мать сдалась. Летом она вынула из комода платье, купленное на вырост, достала из-под кровати туфли, приготовленные к школе, и кинула всё со словами: «Катись, куда хочешь!»

В восторге от наряда, Ло уселась позади отца на солому, разбросанную по дну телеги, и отправилась в первое в своей жизни путешествие. Ей было одиннадцать лет. Новый мир бежал навстречу со скоростью грязного мерина, на удивление быстро дотащившего телегу до районного центра, улицы, переулки и тротуары которого поразили девочку отсутствием грязи на них. А воздух! Он был пропитан ощущением радости. Ло показалось, что она попала на праздник, о котором прежде лишь догадывалась. Жители городка изумили её. С ясными лицами, разодетые в красивые одежды, женщины с накрашенными губами, а мужчины с аккуратными стрижками, все они как-то странно разговаривали, без привычных для неё выражений, вроде «Чушка, куда прёшь?», и это было чудно. Ло вертелась из стороны в сторону, не замечая любопытных взглядов, которые бросали на них прохожие.

После того как лекарства были куплены, отец прокатил дочь на карусели, купил мороженое и они поехали назад. Ло лежала на дне телеге, потрясённая, закрыв глаза, и представляла, что всё ещё летит на карусели и что всё вокруг кружится, кружится, кружится… Ах! Всего несколько часов, проведённых в новой обстановке! Но и этой малости оказалось достаточно, чтобы она возненавидела родную деревню. Теперь появилась цель – вырваться отсюда, бежать от грязи скотного двора, перебраться в районный центр и превзойти по красоте городскую девочку. Но как?

Мать, с неохотой отрываясь от кухни, объяснила, что выбраться из Козюлькино можно, бывали такие случаи, вот Тонька, например, она за границу уехала. Работает, говорят, переводчицей в Африке. Только для этого надо много учиться, надо много чего знать. Ло удивилась, что мать умеет разговаривать так складно, так ровно, так интересно. Прислонившись к косяку двери, девочка притихла и во все глаза смотрела на преображённую своим рассказом женщину, стараясь не упустить ни одного её слова.

– Учёба, – сказала мать, – она вроде как горизонт перед человеком открывает, дороги впереди показывает, много, много разных дорог! Нет, это не дорога в райцентр, те дороги лучше. Широкие, светлые, ведут далеко-далеко!

Лицо матери приняло непонятное выражение, сердитое и виноватое одновременно, как будто что-то давнее мешало ей говорить. Она тяжко вздохнула и посмотрела долгим взглядом в окно, куда-то поверх огорода, поверх видневшейся вдали фермы. Немного помолчала и с усилием продолжила:

– Оно, конечно, можно выйти замуж за городского, так даже надёжней. Но где ж его взять, в нашей-то глуши? Проще поступить в институт областной. Ты головастая. Получишь хорошую профессию, что-нибудь для настоящей женщины, и заживёшь в чистоте, с ванной. На наших баб не смотри, коровам хвосты крутить большого ума не надо. Учись, а там глядишь, и муж найдётся. Не такой, как твой отец, пьянь и рвань, змея подколодная! Главное, ищи мужика без придури, с понятиями, да чтобы с квартирой был.

Из слов матери Ло уловила главное – надо учиться, чтобы уехать из деревни. Что ж, она постарается, сделает всё, лишь бы убежать подальше от этого ужасного запаха, липнувшего к телу, как грязь к сапогам.

 

Замужество

К семнадцати годам из худенькой девочки Ло превратилась в разбитную деваху, умевшую одинаково ловко управляться с быками на заднем дворе и с деревенскими парнями на улице. Узколицая, с невысоким лбом и маленькими глазами, Ло не боялась «вонючих сморчков», как она презрительно называла односельчан мужского пола, давала отпор каждому, кто тянул к ней грязные руки. Вскормленная коровьим молоком, домашними яйцами и рассыпчатой картошкой со своего огорода она обладала крепкой физической силой. Её груди, большие, как у взрослой женщины, грушами торчащие вперёд, придавали ей чувство уверенности. Поймав ухажёра за волосы, она безжалостно гнула парня к земле и ждала, пока тот запросит пощады. Представляя себя девочкой с голубеньким бантиком в волосах, гордячка не могла допустить, чтобы её лапали наглыми ручищами и заваливали в траву.

Ло рано поняла, что люди ничем не отличаются от животных, особенно мужики, когда, мучимые предчувствием любви, начинают грубо, бесцеремонно толкать друг друга в бока, громко визжать и напрягаться, напоминая бродячих собак, которые носятся за тощей сучкой, огрызаясь и скаля зубы. Она презирала деревенских, считая, что сначала нужно целоваться, как в кино, а уж потом валиться под куст. «Наверное, городскую обнимает какой-нибудь красавчик, от которого тоже пахнет шоколадом! И целует, целует!» – завистливо думала Ло. С годами она стала относиться к людям с ещё большим презрением, не видя ни в ком достойного примера. Одна только девочка с бантиком в волосах и с розовыми лепестками ногтей так и стояла особняком, не вписываясь в представления о мире. И чем взрослее становилась Ло, тем больше она перед ней робела.

Ло поступила в областной институт – прыгнула с радостью в незнакомый мир, захлопнув за собой дверь, чтобы не впускать в новую обстановку запахи фермы, и пять лет училась на логопеда. Поначалу она часто принюхивалась к себе, скромничала и молчала, но цветочные духи с одеколонами помогли справиться с деревенскими комплексами, и скоро Ло повеселела. Жизнь стала прекрасной: запахи скотного двора выветрились, а деревня отодвинулась в прошлое, изредка напоминая о своём существовании посылками с жареными семечками и салом, но с этим можно было мириться.

В конце четвёртого курса толстомордый парень с педагогического факультета поймал Ло в темноте общежитского коридора и, прижав к холодной шероховатой стене, признался, что после института пойдёт работать в «настоящие органы» и надеется, что у него будет отдельная квартира. Ло насторожилась. Толстомордый почувствовал, что ему поддаются, осмелел и предложил выйти за него замуж. Ло отвернулась от горячего, пахнущего луком шёпота, подумала о скором распределении, вспомнила слова матери и согласилась.

Парень не обманул: поженившись, они получили жильё в небольшом городке – крохотную квартирку с тёплой ванной, завладев которой, Ло решила сделать из себя даму. Купила зеркало, мочалки, дезодоранты и приступила: часами сидела в горячей воде, пропитываясь ароматом земляничного мыла, после чего крутила волосы на бигуди, красила ногти и мазалась кремами. Через полгода женщина была уверена, что всегда жила в роскоши. Коробочка с мятыми фантиками, разболтанная телега, ревущие быки, парни с немытыми ручищами – всё осталось позади! Воспоминания о прошлом изредка приходили к ней, но она отгоняла их, будто трусливых собак, на которых достаточно притопнуть ногой, чтобы они испугались. Только девочка, одна городская девочка с волосами, пахнущими свежестью, оставалась в памяти ярким событием, с которым невозможно было справиться. Как мадам ни старалась, она не могла не думать о ней. Не могла не представлять, в какую леди превратилось милое создание, некогда затмившее перед Ло скромные радости её деревенского детства.

Злость на собственную бесхарактерность, на своё неумение обуздать мысли о дивном портрете иногда перерастала в ненависть к городской. Ло казалось, что воспоминания об одном только бантике унижают и оскорбляют её как женщину, ставят под сомнение произошедшие за последние годы перемены. Будто она не важная дама, имеющая диплом, мужа, квартиру, а всё та же деревенская девчонка с облезлой косичкой в виде мышиного хвостика. Впрочем, такое настроение накатывало редко, в основном Ло была довольна жизнью. Толстомордый оказался покладистым и неприхотливым в быту человеком: ел всё подряд, ложился рано спать, на работу убегал с первыми лучами солнца, одним словом, не мешал ей трудиться над своей внешностью и экспериментировать с духами. Рождение детей тоже не отвлекло от любимых занятий. Двух мальчиков, одного за другим, она легко произвела на свет, чем привела толстомордого в неописуемый восторг. Почувствовав себя отцом, он с радостью отдался новой роли и со временем даже отказался от совместного отпуска на море, предпочтя ему рыбалку в ближайшем озере, куда он отправлялся, прихватив палатку и сыновей, как только Ло уезжала на курорт.

 

Кое-что о походке

Мир раздвинул свои рамки перед Ло, диковинным образом изменив и свои пропорции: женщина перестала видеть небо, оно как будто потухло для неё, прекратив существование. Даже когда шёл дождь или снег, Ло думала, что это всё от смога. Стороны света сосредоточились теперь на юге, где она полюбила отдыхать и где можно было встретить разных людей. Туристические поездки познакомили её с большими городами, и Ло уже знала: такие города таят в себе массу интересных вещей, которые делают жизнь осмысленной. Музыка вечерних ресторанов, витрины магазинов, огни ночных проспектов неудержимо влекли её к себе, заставляя страдать и ненавидеть городок, в котором приходилось жить. О, как бы хотелось остаться в одном из больших городов, да никто не приглашал. Короткие знакомства, приобретённые во время отпуска, заканчивались до обидного банально. «Ну, будь здорова!» – говорили ей на прощанье и торопливо махали рукой, даже не пытаясь придать моменту оттенок грусти. Ло ничего не оставалось, кроме как возвращаться в Поддувалово и снова ждать весь год, надеясь, что уж в следующий раз с ней обязательно приключится романтическая история, что какой-нибудь герой в ботинках из крокодиловой кожи вдруг влюбится в неё и позовёт замуж…

Добравшись до курорта, Ло намётанным взглядом окидывала публику, с привычной зоркостью отмечая достойных её внимания мужчин. Она хорошо запомнила слова отца о том, что сильного быка, как и хорошего мужика, нужно искать по крупному заду и широким копытам. «Тогда, дочка, ни за что не ошибёшься! – говорил отец и пояснял: – Таких не столкнёшь с дороги, да и приплод получается жизнеусточивый». Поэтому первое, на что Ло смотрела, знакомясь с мужчинами, были их ноги и зад.

Наметив объект, она устремлялась вперёд, играя всем телом, помахивая кистью правой руки, будто готовилась огреть невидимым кнутом хребет своей жертвы. Но «объект» ржал, как жеребец при виде кобылы, а вступать в тесный контакт не спешил. Огорчаясь, не понимая, что мужикам надо, Ло отходила в сторонку и незаметно присматривалась. Какая досада! Никто не реагировал на горьковатые ароматы её духов, выбранные с особенной тщательностью и напоминающие запах шоколада. Никто не спешил знакомиться с ней! Но стоило появиться женщине без макияжа, с одной помадой на губах, с волнующей мягкой походкой, без ореола парфюма, с одним лишь намёком на него, как все кавалеры направляли на неё свои взгляды. Ло с грустью наблюдала за ними, завидуя чужому обаянию. Мысль о городской тотчас приходила ей в голову.

Она не сомневалась, выросшая девочка стала уверенной в себе красавицей, такой вот дамой с раскованной, смелой походкой, с небрежной причёской, окутанной таинственными духами, приковывающей всеобщее внимание. Откуда эта грациозная ровная поступь, недоумевала Ло, разглядывая, как шествует краля. Можно подумать, что на спор несёт коромысло с полными вёдрами! Особая плавность в движениях, энергия, скрытая сила! Ло казалось ненормальным, что городская лучше неё справляется с тяжёлым делом и ведёт себя так, будто она, а не Ло носила когда-то воду от колодца. Не коромысло, а королевская накидка! Сколько Ло ни вертелась перед зеркалом, тренируясь в грации, походка оставалась такой же, как всегда, грубой и неуклюжей.

«Так в чём же дело? – думала она с отчаянностью человека, потерявшего надежды понять секреты женского очарования. – Выходит, мало шоколадного запаха. Им ещё походку подавай! Ах, найти бы волшебное дерево, чтобы съесть его плод и сделаться неотразимой! Всем назло. Тогда уж точно, мужики бы штабелями валялись у ног. Но как найти такое дерево, да и есть ли оно?» – отрезвляла себя Ло. На самом деле мысль о чудесном, мгновенном превращении так нравилась завистнице, так успокаивала, так обнадёживала и примиряла с действительностью, что ей не хотелось с этой мыслью расставаться. Желание бурной красивой жизни всё больше овладевало проходимкой.

 

Встреча

В очередном отпуске Ло приглядела высокого молодого мужчину в очках, который с независимым видом слонялся по территории дома отдыха, не зная, чем заняться. Сложив руки за спиной, он равнодушно посматривал по сторонам, изредка останавливаясь, приподнимаясь на носки, чтобы прогнуть спину и размять шею. Немного покачавшись, шёл дальше. Дойдя до конца дорожки, проложенной посредине спортивной площадки, разворачивался и долго стоял там, осторожно поглядывая в небо. Остроносые чёрные туфли незнакомца блестели новенькой кожей, модные джинсы с заклёпками на карманах плотно обтягивали крепкий зад и сильные ноги. По тому, как мужчина изредка осматривал свою тёмную шёлковую рубашку с круглыми погончиками, слегка приподнимая при этом обе руки, чувствовалось, что он очень нравится себе. Он был здоров как бык, кудряв и молод. Да, несомненно, моложе её, если судить по гладкости кожи, лет тридцати двух, не больше, и с большим апломбом, ишь, как выворачивает плечи!

Ло караулила объект недолго. Она поймала его вечером в заросшем полынью сквере, когда мужчина присел на сломанную в нескольких местах скамейку с намерением покурить. Отпускница тихо опустилась рядом и попросила огонька. Ей понравилось, с какой небрежностью очкастый протянул золотистую зажигалку, щёлкнув пару раз для эффекта. Она прикурила неспеша, глотнула с удовольствием дыма и по привычке принюхалась. Восхитительный аромат парфюма летал вокруг мужчины, усиливаясь при малейшем его движении. Георгины на клумбе, поймавшие этот запах, смущённо переглянулись, а первая звезда, показавшаяся на ещё светлом небосводе, перестала мигать, сражённая видом плейбоя. Не зная, с чего начать разговор, Ло вытянула вперёд губы и посвистела. Затем в раздумье открыла сумочку. От нечего делать переложила из одного кармашка в другой расчёску для волос. Потрогала губную помаду, купленную специально для отпуска, и, наткнувшись на конфеты, неожиданно подала их молчаливому соседу.

– Угощайтесь, – сказала она, – выбирайте.

Красавчик посмотрел на женщину, на её ладони и выбрал «Снежок». Вытянул карамельку из-под горки шоколадных конфет, развернул и положил себе в рот.

– Мои любимые, – удивлённо протянул он.

Услышав капризный, с хрипотцой голос, Ло обмерла от восторга, очарованная низким тембром. Она приготовилась сказать, что обожает лето и море, как мужчина вдруг поднялся со скамейки и быстрыми шагами покинул сквер. Пыль, поднятая его туфлями, закружилась в свете загоревшегося фонаря, а Ло показалось, что это затрепетала королевская мантия. Она чихнула. «Вот. Как всегда! Такой же, как все. Умеет пыль в глаза пускать. Неблагодарный», – разочарованно подумала охотница, огорчаясь, что упустила добычу.

Но случай помог исправить ошибку.

Дня через три после несостоявшегося знакомства она прогуливалась недалеко от входа в дом отдыха, наблюдая за приезжающими. Ярко светило солнце, высокие платаны отбрасывали короткие тени, близилось время обеда. Кофточка с люрексом, о которую разбивались солнечные лучи, вишнёвая помада на губах и чешская бижутерия на шее не радовали Ло. К чему весь этот шик, если нет кавалера? А ей хотелось любви – горячей, стремительной, романтичной! Такой, чтобы сердце провалилось и дух захватило! Но вокруг одно непонимание!

Внезапно послышался сильный шум, идущий с улицы. Проходимка остановилась. Через распахнутые ворота на территорию дома отдыха влетел огромный живой шар, клубящийся людьми. Он катился прямо на неё, угрожая раздавить или втянуть в себя. Ло не в первый раз видела подобную картину, но, занятая мыслями о волшебном дереве, никогда не обращала на неё внимания. Вот и сейчас она хотела отбежать, чтобы высовывающиеся из клубка пальцы не схватили её, но шар вдруг замер, перестав шевелиться, будто наткнулся на невидимое препятствие, и в руки присевшей от неожиданности Ло свалился мужчина, тот самый, со скамейки, любитель «Снежка». Только сегодня он был не в джинсах и рубашке, а в помятом военном костюме: тёмно-зелёные брюки, китель, галстук. Упавшая с головы фуражка укатилась в клумбу с цветами. Увидев спасительницу и узнав её, мужчина облегчённо вздохнул, а Ло, потрясённая столь неожиданным поворотом событий, засмеялась.

– Глупый! – сказала она, с нежностью разглядывая оголившиеся ноги капитана, – зачем ты лез на это? – Она кивнула в сторону клубка. – Посмотри, ведь он же круглый, где ты видишь у него вершину? Он катится, поэтому может запросто тебя раздавить. Уж если хочешь куда-то ползти, карабкайся на пирамиду.

В это время мужчина, продолжая лежать на руках Ло, потрогал её груди, словно проверяя, настоящие ли они, и по тому ощущению, которое она испытала в этот момент, Ло поняла, что встретила своё счастье. Голова её затуманилась, глаза закрылись, мысли поплыли в сторону от волшебного дерева как от ненужного сейчас предмета. Секундное видение пыльного городишки, где в двухкомнатной квартирке её ждали толстомордый с двумя сыновьями, заставило усмехнуться.

Всё, кончено. Прошлое взмыло в прозрачный летний воздух и унеслось за Авказские горы, затерявшись в скуке прошлой жизни.

Домой она не вернулась. Промытая минеральными водами, помолодевшая от любви и новых надежд, Ло уехала в азахскую столицу, там проходил службу её кудрявый жених. Толстомордому она телеграфировала уже с нового места жительства: «Сам виноват надо было соображать шли развод и вещи не надейся не передумаю». И адрес обратный указала. Толстомормдый в ответной телеграмме одно только слово швырнул, как плюнул. «Скотина», – написал он и даже точку в конце не поставил. Перед этим обманутый муж долго ругался с телеграфисткой, которая ни за какие уговоры не хотела пропускать первый вариант телеграммы, где он указал другое слово, наиболее точно отражающее его отношение к поступку жены. Девушка упёрлась, не соглашаясь, и подсказала нейтральный, общепринятый вариант, которым толстомордый и воспользовался.

– Козёл, – сказала вслух Ло, получив телеграмму. Она поняла, что не дождётся посылки от мужа, и решила написать матери. Сообщила, что живёт теперь в азахской столице с молодым мужем, у которого есть квартира на девятом этаже, остроносые туфли, и он собирается отвезти её в скором времени за границу. В какую сторону, она ещё не точно знает, но то, что увезёт, в этом нет сомнений. Ло уже продумывает гардероб для поездки. Когда произойдёт путешествие, об этом ещё рано говорить, но надо быть готовой к нему.

Через месяц из Козюлькино пришёл ответ, в нём говорилось, что родители очень радуются за дочь, желают ей счастья и здоровья за границей и много «шикарной» одежды. «Поживёшь, как королева, – писала мать и советовала, прощаясь: – Купи себе круглую шляпку, как у Елизаветы, я недавно видела по телевизору, и ни о чём не думай». Ло прочитала короткие искренние строчки и почувствовала: с прошлым покончено навсегда. Она подошла к окну, взглянуть на город, и вспомнила, как мечтала когда-то жить в районном центре, в каменном доме на втором этаже, в квартире с балконом и без печки, а теперь стоит вот под самым небом и смотрит сверху вниз на столицу, пусть не центральную, но всё же столицу. О чём ещё можно мечтать? «Какая я счастливая!» – подумала она и пошла на кухню варить кофе.

 

Как Гр освобождался от зажимов, или Первстройка

Служба в государственных органах тяготила Гр, заставляя всё чаще прислушиваться к словам Ло, старшей по возрасту, а потому более опытной в некоторых вопросах. Жена постоянно твердила, что армия, как монстр, пожуёт Гр и выплюнет, оставит без гроша в кармане, уж лучше сбежать от неё пораньше, пока есть силы. А кроме того, говорила Ло, где это видано, чтобы мужик так боялся начальников, чтобы и пёрнуть без их команды не смел? Гр смущённо улыбался и озадаченно молчал, вроде и соглашаясь с Ло, но ещё не готовый к решительному шагу.

Тем не менее, зажатый в рамках военной дисциплины, чувствуя себя как кролик под прицелом охотничьего ружья, проходимец всегда сопротивлялся заведённому в армии порядку. Неприятные ощущения выливались в желание доказать всем, что он выше любого приказа, что он сам себе указ. Гр надувал щёки, принимал независимый вид, старался казаться критичным, но от этого не становился смелее. Внешняя несвобода породила внутренние зажимы, они давили на Гр, вызывая в нём чувство ярости и беспомощности. Последнее особенно угнетало его. Недолго помучившись, он научился раскрепощаться с помощью водки. Хлопнет бутылку, всё нутро и расслабится, хлопнет другую, и зажимов как не бывало, хоть на сцену выходи!

Находясь в постоянном поиске стакана, офицер не сразу заметил, что в стране поднялся хаос, вызванный то ли очередной революцией, то ли экологической катастрофой, то ли колебаниями земной тверди. А когда понял, что три стихии соединились с единственной целью – разрушить государство и уничтожить границы, сообразил, что надо что-то менять в своей жизни.

Однажды, будучи трезвым, бежал он со службы домой, торопясь прийти вперёд жены, чтобы вытащить шкалик из-под кровати. Пробегая мимо Музея военного искусства, вдруг заметил сахар, тоненькой струйкой вытекающий из-под разбитого прилавка. Вид белого сухого ручейка на тротуаре сбил Гр с толку. Проходимец оглянулся.

Усталое осеннее небо, всё в мелких тучах, будто в плевках, едва удерживалось от того, чтобы не рухнуть на землю. Земля ёжилась и кривилась, пытаясь уклониться от угрожавшего ей неба. Повсюду слышались хлопки, похожие на звуки выстрелов. Тусклое солнце, едва пробивающееся между тучами-плевками, лениво освещало царящий повсюду бардак. Такого хаоса Гр не видел даже в крутых боевиках. Двери магазинов были сорваны, у банков содрали крыши, остатки разрушенных обменных пунктов перемешались с остатками продуктовых ларьков. В пыльный воздух то и дело взлетали подбрасываемые невидимой силой окорока, колбасы, драгоценности, рубли и ассигнации. На дорогах валялись ключи от сейфов, абажуры от настольных ламп и запасные части к межконтинентальным ракетам. Шалея от восторга, ещё недавно бывшие воспитанными людьми, расхристанные граждане ловили ценные бумаги, бегая за ними по улицам среди разбросанных токарных станков. Изредка они прекращали своё занятие, тупо уставившись на мигающие фонари, не зная, что делать с железными обручами, которые падали с неба на столбы, мешая электричеству течь по проводам.

Гр неожиданно для себя осознал: вокруг происходит нечто глобальное, нечто новое, оригинальное, на что нельзя не обратить внимания, что невозможно игнорировать. Он задумался. Задумался крепко, может быть, впервые в своей жизни. Затем ещё раз оглянулся, сообразив, что всё не так и страшно – да, действительность изменилась, но не в худшую сторону, в ней появилось много ненужного никому добра, а маячившая впереди свобода уже манила его пальцем. Офицер набрал, сколько мог, сахара в фуражку, отнёс домой, попил в одиночестве сладкого чаю на кухне, не вспомнив о шкалике, и бросился обратно на улицу. Возле сухого ручейка копошились взъерошенные люди. Оставив им сахар, Гр взвалил на плечо прилавок и отнёс в квартиру. Радостная Ло выбежала навстречу мужу.

– Добытчик! Очнулся наконец! – воскликнула она, хлопоча вокруг мужчины.

На следующий день Гр уволился со службы.

Не успел он сбросить форму и застегнуть гражданские брюки, как его затрясло ничуть не меньше, чем страну от подземных толчков. Свобода, будто проверяя бывшего офицера на стойкость, со всей могучей силой ударила его кулаком в подбородок, отчего бедняга на секунду потерял сознание и упал навзничь прямо в уличную пыль. Очнувшись, сообразил, что лежит на спине в центре городской площади, а вокруг бегает народ. Заинтригованный необычным ракурсом Гр стал глазеть по сторонам. То, что он увидел, показалось невероятным, тут было чему позавидовать! Огромное количество ног, прикрытых штанами или оголённых до самых карманов, ступало, куда им вздумается. Гр поразило, что ноги выбирали длину шага произвольно, ступая то узко, то широко, или вовсе вдруг замирали, поднимаясь на цыпочки. Привыкший двигаться в строго указанном направлении, соблюдая чётко выверенный размер и ритм, он опешил от такого разгильдяйства, но потом развеселился, ему всё понравилось. Захотелось тоже выделывать подобные кренделя. И он решил остаться на площади, продолжая наблюдать за гражданами, чтобы научиться свободной ходьбе.

Тупые чёрные туфли, подбитые набойками, бесцеремонно остановились вблизи лежащего и громко спросили, притронувшись к Гр грязным облупившимся боком:

– Эй, парень! Тебе нечего делать?

– Отстань! – огрызнулся наблюдатель и сообщил публике, начавшей собираться вокруг него: – Я свободный гражданин! – И неуверенно добавил, для храбрости закинув ногу за ногу: – В свободной стране.

– Ха! Тыс Луны свалился?

– Нет, из кабинета вышел, сегодня уволился, снял погоны, смотри.

Гр вынул из карманов штанов погоны со звёздочками и положил их на тротуар.

– Ну, дела! Тогда понятно, лежи.

Тупоносые туфли сочувственно потоптались на месте и осторожно удалились.

Через некоторое время подошли изящные красные шпильки, они нежно пропели:

– С вами можно, сэр?

– Ага, – дёрнул головой Гр, ударившись от радости затылком об асфальт.

Он быстро пододвинулся, приглашая шпильки, те быстренько улеглись рядом. Это оказалась миловидная брюнетка с пухлыми выпяченными вперёд губами, с огромными тёмными очками на припудренном носике. Брюнетка спросила, доставая из сумочки тонкую сигарету:

– Уэ а ю фром? – и выгнула спину, потянувшись сигареткой к мужчине, за огоньком.

– Фром служба, – ответил Гр.

Он по привычке стукнул каблуками, одновременно щёлкая и зажигалкой. Из неё вылетели кусочки рваного дыма, лёгкий запах газа растёкся вблизи их лиц.

– Так вы не сэр! – гневно воскликнула девица, вскакивая на шпильки. – Обманщик! Посмотрите на него, граждане: лежит тут, притворяется! Людей с пути сбивает, да ещё со сломанной зажигалкой!

Брюнетка бросила помятую сигаретку в лицо Гр и наступила острым каблуком на кромку его новых штанов, проделав в них большую дырку. Любитель свободы расстроился: опять Ло будет ругаться и кричать, опять скажет, что он ничего не ценит в жизни. Праздник был испорчен, ничего не оставалось, кроме как подняться на ноги. Гр оглядел толпу свободных соотечественников, в ряды которых ему предстояло влиться, пошевелил плечами, с удовольствием ощущая, что на них ничего не давит, и отправился домой, с недоумением почёсывая подбородок. А зелёные погоны так и остались валяться в пыли, их скоро растоптали грубые подошвы. Две уцелевшие звёздочки подняла маленькая девочка. Она почистила звёздочки зубной пастой, прицепила к ним белые ниточки и довольная собственной ловкостью повесила новые серёжки себе на уши.

С этого времени Гр начал тренироваться. Он всеми силами пытался удерживать себя от того, чтобы, проходя мимо трибуны на площади, не срываться и не переходить на чеканный шаг. Стопы так и чесались в попытке выбить пыль из-под каблуков. А для того чтобы отучиться от привычки вскидывать правую руку к виску при виде фуражки, ему пришлось привязать к локтю нечто вроде костыля. Сломав несколько палок, надавав тумаков прохожим, он овладел наконец своим телом и мог теперь засовывать руки в карманы штанов и держать их там сколько душе угодно. Перестал задирать подбородок и косить глаза в сторону, что дарило немало приятных минут. Но всё же бывали ситуации, когда Гр ломался. Стоило ему услышать звуки бодрой музыки, как он тут же вытягивался в струнку в намерении пройтись вдоль дороги маршем. Проходимец ненавидел себя за эту слабость, поэтому срочно бежал на площадь, едва дождавшись, когда схлынет волна патриотизма. К нему привыкли. Больше никто не спрашивал, зачем он тут лежит. Все понимали: человек перестраивается, ищет свой путь.

Гр всегда ставил с одной стороны от себя бутылку, с другой стакан и очень сердился, если кто-нибудь из сердобольных прохожих, улучив момент, когда стакан был пуст, кидал в него монетку.

 

Кража

Потеряв надувную силу, Гр поскучнел, чувствуя, что теряет достоинство. Этого допускать было нельзя. Недолго думая он вернулся к месту службы и, пробравшись в кабинет болитработника, стащил ССД, небольшой аппарат в виде складного насоса, предназначенный исключительно для личного пользования. Таких аппаратов было немного, они производились на нескольких отечественных заводах и распространялись по закрытым бартийным каналам, попадая прямо в апартаменты больших начальников, где те без посторонних глаз производили тайную подкачку.

С наступлением всеобщего бардака завод остановили и засыпали землёй, а на его месте укрепили табличку «Осторожно! убьёт!». Никто табличке не поверил. Жители окрестных городков устремились на раскопки, заинтригованные рассказами знатоков о Стимуляторе Собственного Достоинства. Вскоре на улицах появились странные люди, у одних из которых были сильно раздутые ягодицы, до размеров морских спасательных кругов, у других щёки стали похожи на очищенные от кожуры арбузы, а у третьих уши приобрели такие габариты, что ими можно было укрываться от ветра. Все изменившиеся граждане носили с собой портфели и выглядели очень важно.

Гр притащил домой насос, но ему было лень вынимать аппарат из чехла, собирать и вставлять куда надо, поэтому за работу с большой охотой взялась Ло. Дальнейшая жизнь показала, что они не ошиблись, распределив роли, всё вышло очень разумно. Супруга неустанно трудилась у насоса, подавая воздух, а Гр, наполнившись достоинством, проворачивал всякие нужные дела, завораживая случайных проходимцев видом надутых щёк. Иногда Ло казалось, что она слишком усердствует: после вдувания на лице мужа появлялись крохотные дырочки, через которые воздух со свистом вылетал наружу. Тогда она ненадолго прятала ССД, давая Гр возможность передохнуть, а заодно почувствовать свою зависимость от аппарата. Но как только кожа выравнивалась и заживала, женщина тут же бралась за работу.

С годами щёки Гр истрепались. Они обвисли, не способные удерживать воздух, под огромным давлением поступающий из насоса. Издалека казалось, что мужчина надел на себя маску бульдога. На людей это производило удручающее впечатление, некоторые из них пугались и начинали лаять, чем выводили Гр из себя. Он не понимал, что пора остановиться, что когда-нибудь щёки порвутся и ему будет трудно курить. Но привычка быть надутым не позволяла отказаться от шланга. Видя такую привязанность, Ло втайне радовалась, ей было приятно осознавать, что без неё муж и шагу ступить не может.

 

О вредных привычках и о протестах против них

Гр с любопытством поглядывал на свободный от мундиров мир. Он впервые видел его так близко от себя, поэтому не мог не испытывать чувства радостного восторга и странной растерянности одновременно. Ему казалось невероятным, что можно делать всё что хочешь, носить то, что нравится, разговаривать со всеми подряд. Проходимец озирался в поисках приключений, но видел одну разруху вокруг. Научившись справляться с внутренними зажимами, Гр не избавился от привычки действовать по команде и жестоко страдал, не зная, что делать с проснувшимися в организме силами.

Заметив беспокойство, которое испытывал её муж, Ло не растерялась.

– Объявляю себя старшим по званию! – громко объявила женщина.

От крика испуганно хлопнула форточка. Заглядывавший в комнату тополь отпрянул от окна, перестав шептаться с гортензией. А у Гр побежали мурашки по телу. Он машинально принял стойку «смирно».

– Приказываю, – чеканила супруга, – в целях безболезненного перехода к новой форме существования три раза в неделю играть в полевых командиров! Я отдаю приказы, ты должен их выполнять!

– Есть, товарищ полковник! – крикнул Гр, вскинув руку к виску.

Вначале Ло давала самые простые задания: «сидеть», «лежать», «стоять». Но, убедившись, что подчинённый, не чувствуя нагрузки, продолжает мучиться, перешла к команде «апорт». Купила резинового ёжика и принялась бросать его как можно дальше от себя каждый раз, когда видела страдания супруга, который преображался, услышав приказ. Гр принимал высокий старт и стремглав мчался за резиновым ёжиком. Обнаружив игрушку в придорожных кустах, толкал под мышку и довольный возвращался назад. Ло трепала мужа по хребту и снова бросала ёжика в окно, стараясь перекинуть через дорогу, чтобы усложнить задание.

Уверенная, что подобные тренировки обеспечат Гр плавный переход к гражданской жизни, она сильно увлеклась и вскоре перестала замечать, что завладела всеми днями недели, не оставив мужику ни одной свободной минуты. Командирша кричала всё громче, требуя от него скорости, всё настойчивее заставляла его рыскать по закоулкам и пустырям. Однажды Ло с такой силой бросила игрушку, что та, кувыркнувшись несколько раз в воздухе, промелькнула над крышами соседних домов и упала в районе стадиона, расположенного возле лесочка, где они с мужем иногда прогуливались.

Гр встрепенулся и кинулся за целью. Он вылетел на открытое пространство, где начал носиться кругами, на бегу соображая, куда могла завалиться поноска? Солнце с грустью смотрело на человека, пуская стрелы под один из кустов, будто давало подсказку. Из леса вышли две бабы с лукошками, полными грибов. Они остановились, поражённые скоростью, с которой мчался Гр, и стали наблюдать.

– И-и-ишь ты-ы-ы! – протянула одна. – Какой шустрый! Чистый заяц.

Баба присела на корточки для удобства, а лукошко поставила на землю.

– Может, капусту ищет? – предположила другая, помоложе. Она крикнула: —Эй, милый! Ты не капусту ищешь? Так у меня много в огороде!

Молодуха сняла с головы платок и сунула его в корзинку с грибами.

– Может, и капусту. Только не на твоём участке, – засмеялся Гр, останавливаясь рядом с ними и стягивая с себя мокрые от пота рубашку и штаны.

– Эх, жалко… А то б зашёл? – не обижаясь на грубость, с надеждой спросила вторая баба, разглядывая незнакомца и пытаясь двумя руками взбить волосы, приплюснутые к голове платком. Заметив её эгоистический нескромный взгляд, мужчина твёрдо произнёс:

– Не могу, дома подруга ждёт.

В этот момент деревья пригнулись от громкого крика, все услышали:

– К ноге-е-е!!!

– А вот и она, – испуганно оглянулся Гр, прикрывая голову руками.

– Точно, заяц! – засмеялись бабы.

Они с хохотом обошли удальца кругом, чтобы проверить, нет ли у него круглого хвостика за спиной? Ничего не обнаружив, сочувственно покачали головами. Та из них, которая зазывала Гр в огород, сунула ему в руки свою корзинку:

– На вот, возьми! Чтобы твоя Дульсинея не ругалась. Борзую из тебя сделала, а ты и рад? Если что, приходи. Я всегда тут, сама буду за тобой бегать, без всяких приказов, – и грустно спросила, протягивая ёжика: – Не это ли искал?

– Это! – крикнул Гр, схватил игрушку и рванул по направлению к дому.

Баба с жалостью смотрела вслед убегающему мужику. Она почему-то страшно расстроилась. Чтобы заглушить душевную боль, решила сделать химическую завивку, сегодня же. На всякий случай, а вдруг этот шальной с сильными ногами ещё раз появится?

Ло была довольна, что подчинённый вернулся с добычей.

– Какой хорошенький! – воскликнула она, вынимая из корзинки ситцевый платочек, внимательно разглядывая его простенький рисунок. – Откуда он у тебя?

– Зайцы принесли, – нагло соврал Гр, – вместе с лукошком подарили.

– Никогда бы не поверила, что зайцы любят рыжики! Видимо, это были голодные зайцы, – удивилась Ло.

Она повязала платок на шею и пошла жарить грибы.

– Очень голодные, – недобро усмехнулся Гр, провожая жену тяжёлым взглядом.

После встречи с бабами проходимец заметно охладел к игре. Стал часто задумываться, будто что-то припоминая, что-то соображал и поглядывал на дверь. Мысль о том, что свобода напрямую связана с его личным желанием зайти или выйти через эту дверь, наконец пришла ему на ум. Гниль уличных настроений как отражение всеобщего хаоса прочно поселилась в сознании Гр, подвергая приказы жены сомнению. Однако Ло не заметила перемены, произошедшей в настроении мужа. Она всё с тем же рвением продолжала подавать команды и швыряла резинового ёжика в окно. Однажды, когда игрушка в очередной раз улетела на пустырь за школой, Гр не выдержал. Схватив кресло, в котором только что спал, он выскочил из дома и устроился отдыхать в тени старой груши.

– Апорт, говорю, апорт! – раздалось у него под ухом.

Гр равнодушно вынул кукиш из кармана и, не открывая глаз, подал его супруге. Ло не поняла намёка. Она взяла кукиш, плюнула несколько раз и бросила через плечо.

– Апорт! Ату! – кричала женщина, не обращая внимания на злобное урчание мужа.

Огкуда-то выбежал грязный щенок с разорванным ухом. Щенок остановился возле кукиша, обнюхал вещицу со всех сторон и принялся заливисто тявкать.

– Фас! – вдруг рявкнула Ло.

Невинные тучки в небе содрогнулись, солнце моргнуло, напуганное криком, а груша застыла, перестав шевелить ветками. Гр почувствовал резкий толчок в затылок. Бедняга взвизгнул, выпрыгивая из кресла, и вцепился в мягкий бок Ло, повалив её на землю.

— Фу! Фу! – завопила командирша, перепуганная не на шутку.

Но Гр не слышал. Нависнув над женой всем телом, он пытался жевать её зубами. Изумлённые прохожие с трудом отодрали его от несчастной. Гр встал, свирепо отряхнулся, наклонился к забившемуся под кресло щенку, взял собачонка на руки и отправился по направлению к лесу. На секунду остановившись, быстро вернулся к Ло, которая замерла посреди двора и тяжело дышала. Стараясь не прикасаться к жене пальцами, Гр снял цветастый платочек с её шеи и ласково завязал его в виде галстука под мордочкой щенка.

– Зайцу назад отнесу, – с издёвкой сказал он и весело побежал со двора.

Ло опешила от дерзости Гр. Смазав зелёнкой места укусов, она долго размышляла над случившимся, не зная, как поступить, чтобы приструнить разбушевавшегося мужа. Остановилась на том, что Гр необходим длительный отдых. «Ничего, пусть поскачет, забудет, через месяц вернёмся к тренировкам, негодник и не заметит, как снова начнёт таскать поноску. А на его взбрыкивание есть управа – насос-то, вот он лежит в бархатном футлярчике на полочке кухонного шкафчика, ждёт своего часа. Никуда не денется муженёк, прибежит как миленький на дозаправку!»

 

Методы воспитания

Уволившись, Гр стал очень нервным. Ло никогда не знала, в каком настроении он вернётся домой: можно было ждать насвистывания бодрого советского марша, что означало прекрасное расположение духа, или ругань с порога. Чтобы контролировать ситуацию и не ставить себя под внезапный удар, Ло пошла на маленькую хитрость. Зная, что Гр обожает конфеты «Снежок», она всегда держала их наготове. При первых же симптомах плохого настроения супруга Ло доставала из мешочка заранее развёрнутую конфету и быстро совала её в рот Гр, наблюдая, как меняется выражение его хмурой физиономии. По мере того как «Снежок» рассыпался сладкими крошками у него во рту, мышцы лица расслаблялись и на нём появлялась счастливая улыбка.

Постепенно Ло добилась того, что за пару конфет Гр выносил мусор и бегал за хлебом. За три делал генеральную уборку, за четыре ходил на базар, а за семь готов был побелить всю квартиру вместе с подъездом, но Ло на это никогда не шла, считая, что незачем попусту баловать человека. С помощью конфет она ловко управляла жизнью Гр, указывая ему, как одеваться, что говорить, что делать и когда ложиться спать. Иногда она даже наказывала его – за враньё или грязные руки и не давала конфет. Самое удивительное, что Гр и пикнуть не смел, зная, что стоит ему проявить настойчивость, как его тут же поставят в угол. Однако в методах воспитания случались осечки – Гр иногда бунтовал.

Как-то по неосторожности он прожёг зимний свитер. Обычное дело – обедал с приятелями, пил пиво, курил в ресторане, расслабился, искра отлетела и упала на грудь, образовав в одежде небольшую дырку. С кем не бывает. «Пустяки!» – подумал Гр и, заплатив за общий обед, отправился домой. По глазам вышедшей ему навстречу жены он понял, что случилось ужасное и Ло догадалась о его широком жесте.

– Прощелыга! Вредитель! – визгливым голосом закричала она. – Опять выкаблучивался? Опять натворил?

Гр остановился на пороге комнаты и покраснел. Ему показалось, что даже его борода заполыхала, так ему стало жарко.

– В твоём возрасте пора соображать, что делаешь! – орала супруга. – Как ты мог?!

Гр не в силах был попятиться или что-то спросить.

– Как ты мог, я спрашиваю! Как ты мог так ударить по нашему бюджету?! – продолжала наступать Ло, а у Гр подкосились ноги, он еле слышно прошептал:

– … Больше не буду…

Быстрое признание не устраивало женщину, наоборот, оно ещё больше подстегнуло её.

– Отвечай, паршивец, как ты мог?! Как?! – Ло воздела руки к потолку и потрясла ими в воздухе.

Видя такую патетику, Гр решил защищаться:

– Обычно, как это делают все мужики. Иногда, – сказал он и хотел присесть на диван.

– Негодяй! Ты ещё смеешь издеваться! – Ло поперхнулась от крика, закашлялась и перешла на шёпот. – В угол! Немедленно в угол! – шептала она, пытаясь дотянуться до уха Гр.

Передумав садиться, чтобы не дать Ло возможности вцепиться в него, Гр покорно встал в угол за старый шкаф.

– Снимай! – приказала жена, грозно вытянув правую руку в его сторону. В левой она держала солдатский ремень, который прежде никогда не использовала для наказания, а лишь пугала им Гр. Сейчас было похоже на то, что Ло решилась пустить оружие в действие.

– Как хочешь…

Сняв куртку, Гр неторопливо взялся за штаны, принявшись их расстёгивать. От злости, от неожиданности Ло задохнулась и буквально упала в стоящее рядом с диваном кресло.

– Циник. Ах, какой же ты мерзкий циник! – пролепетала она. Слёзы закапали из её глаз.

Как всякий мужчина, Гр не мог этого вынести.

– Ну, сделал! С кем не бывает! Я уже не мальчик! Имею право! – закричал он и ударил кулаком по стенке шкафа.

Шкаф закряхтел в ответ, неуклюже зашатался, от него отвалилась одна дверца. Кряхтение слилось с отдалённым весенним громом, через секунду насмешливый дождь забарабанил в окно.

– Всё! Не получишь конфеты до тех пор, пока не объяснишься, – заявила Ло, решив прибегнуть к последнему средству давления на мужа.

– Ну и дура! – осмелел Гр, выходя из угла.

Он демонстративно стянул с себя одежду, бросил её на диван и скрылся в ванной комнате. Когда через несколько минут вернулся обратно, Ло сидела под абажуром настольной лампы, придвинув кресло к столу, и зашивала прожжённый свитер. Она недовольно пыхтела носом, но чувствовалось, что злость её прошла.

– Возьми и не думай, что купим новый, так и будешь ходить с заплаткой, негодяй! Вредитель. А конфеты не получишь до самого Нового года.

Гр посмотрел на календарь, висевший над диваном, там значилось первое февраля.

– Так это из-за дырки?! – наконец сообразил он. – Из-за неё ты лишаешь меня единственного удовольствия в жизни… в жизни с тобой?!

Ло осуждающе молчала. И тогда Гр захохотал – громко, на всю квартиру, так, что от звуков его голоса отлетела вторая дверца шкафа. Дождь тотчас перестал барабанить, словно только и ждал приказа. Вместо него в окно заглянуло хохочущее солнце. Оно принялось кидать пучки ярких брызг в унылую комнату, очевидно, желая развеселить людей. Гр посмотрел на упавшие дверцы и вдруг прыгнул на подоконник. Быстро высунул руку в форточку и достал откуда-то из щелей между кирпичами старую пачку из-под сигарет, из которой выглядывали рубли.

– Вот, – сказал он язвительно, сунув пачку под нос Ло, – вот что у меня есть.

После чего скинул халат, оделся, не обращая внимания на попытки жены выхватить деньги из его рук, и вышел на улицу. Злорадно посмеиваясь, забежал в кафе за углом дома, где наелся до отвала песочных пирожных с кремом. Сыто икнув, запил всё «Колой», прихватил бутылку виски и вернулся домой – показать Ло, что ему наплевать на её запрет покупать сладости. Перед самой дверью нарочно размазал по губам остатки крема, чтобы у жены не осталось сомнений по поводу того, где он провёл последний час.

Ло сидела в кресле и продолжала дуться, будто её смертельно обидели. Она побледнела при виде измазанного взбитыми сливками лица мужа и поняла – наступил беспредел.

– Щенок! – сказала она. – Мальчишка! – И, резко поднявшись, направилась на кухню варить молочный кисель, который так успокаивал её нервы.

Гр посмотрел на расплывшуюся талию жены и почувствовал, как в его груди зреет желание протеста. Ему захотелось выкинуть фортель покруче поедания песочных пирожных. А что, если уехать в Увстралию? «Наймусь водителем грузовика, – с вызовом подумал он, – и буду развозить бананы! Пусть попрыгает без меня! Пусть посмотрит, каково это!» Гр опрокинул бутылку виски, лёг на диван и стал подсчитывать, в каком месяце ехать в Увстралию, чтобы там была зима.

Но подобные протесты случались редко. В основном Гр мирился со статусом мальчика-мужа, научившись заранее вставать в угол, если чувствовал за собой вину. Проходимца устраивало, что вся ответственность за его поступки заканчивалась в углу за шкафом, у которого отвалились дверцы. А если прозрение всё же посещало Гр, наводя на мысль о неудавшейся жизни, он с ненавистью смотрел на Ло в такие минуты, и в его груди снова росло желание бунта. Правда, думать об Увстралии было лень – с некоторых пор бывший офицер научился испускать из себя мощные флюиды мужской силы, на которые слетались разноцветные стаи окрестных стрекоз. Они садились на голову, плечи и руки Гр, мешая ему сосредоточиться на плане мятежа. Поэтому у Гр хватало решимости лишь на то, чтобы сбежать в ближайшую гостиницу и напиться там в стельку в окружении наглых стрекоз. Не начавшись, бунт заканчивался: очнувшись от недельного протеста, Гр судорожно ощупывал себя, проверяя, сколько новых дырок появилось на его старом свитере…

 

О любви

За свою жизнь Гр влюблялся два раза. Первый раз он ничего не понял, потому что был трёхлетним ребёнком, когда гонялся за маленькой девочкой, приходившей к ним в гости вместе со своими родителями. Бегая за ней по квартире, он хотел уронить её, чтобы упасть сверху и целовать прямо в губы, точно так, как это проделывал герой взрослого фильма, заваливая молодую женщину на диван. На фильм Гр однажды взяла мать, упросив билетёршу пропустить мальчика. «Всё равно ничего не поймёт!» – сказала она. Фильм Гр действительно не понял, но хорошо запомнил тот эпизод. Иногда ему удавалось поймать девочку, и тогда все начинали смеяться, подбадривая его громкими возгласами, а девочка плакала. Гр проникался жалостью к ней и отпускал от себя.

Второй раз – это была Ло, в общем-то, случайная женщина, оказавшаяся в нужном месте в нужный час, к тому же старше его на девять лет. Правда, и с ней Гр тоже ничего не понял, потому как был очень напуган, свалившись в её хваткие объятия, а когда очнулся, всё решилось как-то само собой. Он подозревал, что к Ло его привязало чувство благодарности за то, что женщина спасла его от удара о землю, ну, и грудь её сыграла не последнюю роль. В третий раз Гр влюбился через год после увольнения из армии в незнакомую девушку, выглядевшую так беззащитно на тонких каблуках, что ему захотелось взять её на руки и унести далеко-далеко, на край света, где нет ни Ло, ни насоса, ни резинового ёжика!

Влюбился и сразу понял – по-настоящему! Ещё никогда в жизни не чувствовал он, чтобы так взволнованно билось его сердце и учащалось взбудораженное дыхание. Гр показалось, что он взлетел на воздух. Сам, без помощи Стимулятора Собственного Достоинства! И начал парить как птица над землёй! От ощущения счастья захотелось смеяться и петь песни.

Однажды он не выдержал и попробовал помахать раскинутыми в восторге руками, но устыдился, увидев, что прохожие остановились и принялись с любопытством его разглядывать. Догадавшись по их добродушным лицам, что люди далеки от осуждения, что они просто радуются вместе с ним, он звонко крикнул «Мерси!» и, обмирая от счастья, надолго завис в воздухе.

В душе росло и крепло предвкушение долгожданного праздника, будто из далёкого детства к нему вернулся день, когда, проснувшись поздним зимним утром в тёплой постели, он торопливо выпрыгивал из неё, совал ноги в тапочки и натыкался на прохладное «что-то», лежащее внутри. Гр до сих пор помнит, как радостно он вытряхивал из тапочек свои любимые конфеты «Снежок», точно зная, что это только начало праздника, что основные сюрпризы ещё впереди, потому что вчера ему исполнилось шесть лет, а сегодня…

Он помнит, как бежал в большую комнату. Там никого нет, но Гр уверен, что за ним наблюдают, поэтому кричал кому-то «Привет!», подбегал к столу и нетерпеливо открывал небольшую коробку, стоящую под вазой с еловыми ветками. Из груды яркой упаковки показывался блестящий чёрный вездеход с дистанционным управлением. У Гр округлялись глаза, он оборачивался: сестра приехала! Вот она – сидит на маленьком стульчике, радостная и довольная, прячась за старым комодом. Гр бросается к ней на колени, целует, целует и возбуждённо спрашивает:

– А что ты мне ещё привезла? Покажи!

– Погоди! Так нечестно – всё сразу! Остальное после завтрака!

– Честно! Честно! – мальчик теребит сестру и снова целует её в щёку.

Девушка сдаётся, она вынимает из сумки несколько пакетов.

– Я сам! Я сам! – кричит маленький Гр. И, усевшись на пол, принимается разбирать чудесные пакеты, по очереди доставая книги, карандаши, пластилин и альбом с марками. Он осторожно перебирает подарки и даже нюхает некоторые, потому что ему очень нравится, как они пахнут! Сестра приехала! Какая радость!

Одевшись, не выпуская вездехода из рук, счастливчик спешит на кухню. Там мама приготовила праздничный завтрак в честь гостьи: ватрушки, омлет и уже заварила очень крепкий, пахучий, коричневый по цвету чай, налив его в кружку с молоком, как это любит сестра. Отца у них нет, негодяй бросил семью три года назад, о нём не вспоминают. Гр в этот день не идёт гулять и вечером ложится спать очень поздно, усталый, переполненный впечатлениями от рассказов о далёкой Москве. От города, где они живут, туда нужно ехать поездом, целый день и всю ночь, так сказала сестра и пообещала, что Гр обязательно побывает в столице, когда вырастет! Укладываясь в постель, Гр улыбается. Его рука тянется под подушку, нащупывая последний подарок. Едва взглянув на прозрачную коробку, полную оловянных солдатиков, он засыпает и крепко спит до самого полудня, пока сестра не заходит к нему, чтобы разбудить к обеду. У неё каникулы, значит, скоро Новый год!

Гр влюбился – ощущение долгого праздника впереди не оставляло его ни на минуту. В ушах звучала забытая новогодняя мелодия, возвращающая в детство. При воспоминании о тапочках ему захотелось заполнить всю обувь любимой какой-нибудь ерундой, способной рассказать о его чувствах. Он подумывал о полевых маках или колокольчиках, но до лета было далеко, и Гр поставил стеклянную вазу рядом с кроватью девушки, широкую, просторную, и каждое утро смотрел, как солнце, заглядывая в окно спальни, отражалось в чистой воде миллиардами крохотных искр, похожих на снежинки. Зима дышала холодом в раскрытую форточку, но Гр было жарко. Он ликовал. Иногда, просыпаясь по ошибке в супружеской постели, он с ужасом глядел на Ло, не понимая, откуда взялась эта короткая, с узкими плечами и большой грудью женщина, чьё имя он не мог вспомнить.

Ло не обижалась на молодого мужа, с высоты своего возраста понимая неизбежность подобных «вывертов». Успев хорошо изучить Гр, она отнеслась к нему, как любящая мать относится к невинным шалостям сына, мягко и с пониманием. И всё же… всё же ей было очень грустно, очень тоскливо. Ло молча переживала измену мужа, с надеждой думая о том, что опытность и терпение, которыми она обладала, победят «недозрелую одалиску». А пока ничего не оставалось, кроме как смотреть завистливыми глазами на Гр, который, перепутав времена года, бегал в лаковых туфлях по сугробам, и ждать, когда ему надоест романтика любви.

Шло время, близилась весна. Снег стал чёрным по обочинам дорог, первые лужи несмело растекались там, где землю припекало солнышко. Всё вокруг говорило о пробуждении природы, о начале чего-то нового, хорошего. Но вместо прилива энергии Гр почувствовал страшную усталость, словно праздник, обещавший быть долгим и выполнивший своё обещание, подошёл к концу. Прохожие больше не улыбались ему, и не было сил, чтобы раскинуть в стороны руки, такая апатия вдруг навалилась на Гр. Не думалось ни о маках, ни о тапочках, только короткие мысли о Ло всё чаще приходили в голову – хотелось жареного мяса. Так бывало в детстве перед расставанием. Мальчику становилось грустно. Сестра укладывала чемодан, уговаривая братишку не вешать носа и подождать до лета. Слушая её ласковый голос, Гр начинал ненавидеть сестру за то, что она покидает его, и ждал, когда же она наконец выйдет из квартиры, чтобы поесть колбасы.

В детстве было понятно: сестра уезжала, с её отъездом заканчивался праздник, но почему сейчас, когда всё оставалось на своих местах, праздник исчез из души, как будто его там не было? Гр не стал напрягаться в поисках ответа. Чтобы не мучить себя напрасными домыслами, он просто не пришёл однажды к любимой и даже не позвонил, потому что в тот вечер вообще не вспомнил о ней. Ло нажарила полную сковородку свинины с луком, и Гр жадно ел, запивая мясо холодным пивом. Потом он уютно прилёг на родной диван и тупо, без единой мысли в голове смотрел телевизор. Ло радостно гремела посудой, напевая песенку «Где-то на белом свете». Гр ни на что не обращал внимания, чувствуя себя так, будто вернулся из командировки, подобно той, о которой говорил генерал, любитель наступать на чужие мозоли. Он провалялся на диване несколько дней подряд, равнодушно съедая то, что на большом подносе приносила ему жена. Не замечал её модной короткой стрижки и равнодушно смотрел на бюст, подчёркнутый глубоким вырезом платья. Всё женское утомляло его. Ло с нежностью порхала вокруг мужа, терпеливо ожидая момента, когда он очнётся.

Гр выспался, отдохнул, почувствовал, что угнетавшая его хандра отступила. Душная квартира на девятом этаже показалась ему ненавистной. Ранним мартовским утром он нехотя встал, потянулся всем телом, подрезал отросшую за неделю бороду, съел огромный кусок пирога с капустой и ушёл, кивнув жене на прощанье:

– Я скоро…

Вернулся Гр домой через неделю, пьяный, с букетом первых весенних тюльпанов в руке.

– Это тебе, дорогая.

Он сунул цветы в руки отшатнувшейся Ло, попробовал поцеловать её мокрым, нехорошо пахнущим ртом, не дотянулся и грохнулся на пол. Ло впервые побила Гр его же тюльпанами. Размазала нежный букет о грязную рожу супруга, а потом села на диван и горько заплакала, первый раз в своей жизни…

 

Почему Гр не остался в Буголии

При увольнении из войск Гр получил выходное пособие, которого хватало на одну только пуговицу от шубы, о которой мечтала жена. Не обращая внимания на обиженно скривившуюся Ло, он купил в сувенирной лавке два складывающихся малахая, которые навели его на какую-то мысль, а когда через месяц получил пенсию, предложил сходить пешком в Буголию.

– Ты же мечтала о странствиях! – сказал Гр, примеряя головной убор. – Заодно посмотрим, как там насчёт бизнеса. Надоело лазить по шарам, того и гляди, разобьюсь.

– Курица не птица, Буголия не заграница! – возмутилась Ло, но от путешествия не отказалась.

Они легко добрались до соседнего государства, по пути рассуждая о кумысе и природной наивности людей, среди которых предстояло найти место для будущего предприятия. Какого – это должны показать обстоятельства. Буголия выглядела заманчиво. Её просторы были пусты, находясь в ожидании, что их кто-нибудь займёт, воздух чист, а народ приветлив. Бугольцы могли в любое время дня и ночи распахнуть перед путниками двери своего жилища и, накормив бешбармаком, уложить спать. Но супруги не соглашались, видя в гостеприимстве тонкий подвох. Они предпочитали ночевать в открытой степи, прикрывшись малахаями, которые одним движением руки превращались в нечто наподобие крохотной юрты. Сшитые из белого войлока, украшенные яркой аппликацией по нижней кромке шапки как нельзя лучше подходили для индивидуальной палатки.

Однажды Гр проснулся от того, что рядом кто-то громко высморкался. Он выглянул наружу. Невдалеке стоял светлый новенький автобус, возле которого на корточках сидел буголец, видимо, водитель. Абориген старательно прочищал нос с помощью белых салфеток. Он доставал их, одну за другой, из глубины широкой одежды, аккуратно разворачивал и, высморкавшись, бросал в степь. Подхваченные ветром бумажные салфетки разлетались в разные стороны, распластавшись над зелёной травой будто стая белых голубей. Гр подумал, что неплохо было бы устроить здесь стрельбу по мишеням.

– Здравствуйте! – дружелюбно сказал буголец на хорошем русском языке. – Я повезу вас на экскурсию, чтобы вы могли сделать рекогносцировку местности. Это у нас услуга такая, бесплатная для туристов. Вы определитесь и начнёте действовать.

– Мерси, – ответил Гр, поражённый грамотностью проницательного шофёра и политикой местного правительства.

Свернув малахай, он полез в автобус, куда уже смело прыгнула Ло и где сидело несколько спящих пассажиров, по виду тоже иностранцев. Автобус тронулся, Гр с любопытством уставился в окно, размышляя над тем, каким образом использовать эти бескрайние просторы с выгодой для себя. Словно подслушав его мысли, приветливый буголец обернулся и произнёс, с весёлым видом кивая головой направо:

– Можно поставить автозаправку во-о-он у той сопки! Самое подходящее место: безветренно, есть тень, а левее, позади холма с цветами, будет красиво смотреться открытый тренажёрный зал, он хорошо впишется в пейзаж. Под сопками слева рекомендуем соорудить баню, наискосок от неё удобно вырыть озеро, там очень солнечно и сухо.

Гр молчал, не успевая вертеть головой и не замечая никакой разницы между абсолютно одинаковыми, на его взгляд, сопками, но идеи ему понравились. Он довольно подмигнул Ло, радуясь правильному решению насчёт путешествия. Автобус вывернул на асфальтированную широкую дорогу, буголец продолжил, указывая подбородком куда-то вперёд:

– Здесь у нас Сити-банк, где можно взять большой кредит под ваши малахаи.

Гр приподнялся на сидении и, действительно, увидел несколько громадных, сплошь зеркальных, зданий, возвышающихся над сопками.

– А вот и Отель-Сити, – обрадованно добавил водитель, – мы предлагаем вам гостиницу со звездой при входе, она бесплатная для тех, кто впервые в Буголии, к тому же имеет собственный транспорт, вам будет удобно ездить по нашей красивой стране.

Автобус остановился у многоэтажного здания, выстроенного в виде гигантского казана без крышки, рядом с которым стоял другой автобус, такой же, как и тот, на котором они приехали, только наполовину стеклянный и с жёлтыми фарами, похожими на глаза гигантской стрекозы. «Для ночного видения», – догадался Гр. Он прислушался к бугольцу, объясняющему Ло, как пользоваться транспортом.

– Это несложно, – говорил мужчина, – входить нужно только через первую дверь, ту, что ближе к водителю, бросать по одному буглику в кассовый аппарат и ехать, куда вам угодно. Кондукторов у нас нет, всё построено на доверии и сознательности пассажиров. Нет, нет, – остановил он направившуюся к первой двери Ло. – Выходить через вторую, которая посредине салона. Да, верно, впредь не путайте.

Буголец вежливо улыбнулся, помахал рукой на прощанье и поехал дальше – развозить спящих туристов. Путешественники вошли в отель.

– Мне здесь нравится, – бодро сказала Ло, проходя мимо швейцара, гостеприимно распахнувшего перед ними дверь.

– Пожалуй, – неопределённо буркнул Гр, его почему-то озадачил наказ бугольца бросать один буглик в кассовый аппарат. Смахнув задумчивость с лица, он добавил более энергичным голосом: – Предлагаю сегодня же отправиться на разведку!

Кинув рюкзаки на кровать, супруги сели в автобус и, доехав до первой остановки, вышли в открытое пространство, где ничего, кроме одного высокого фонаря, не было.

– Какой размах! – воскликнула Ло, торжествующим взглядом окидывая степь. – Целый стадион можно построить!

Она подёргала носом и шумно втянула степной воздух, пахнущий чем-то очень знакомым. Мимо пронёсся табун лошадей. Их гривы и хвосты развевались по ветру, напряжённые спины вытягивались, глаза горели огнём, копыта впечатывались в землю, приминая траву и пугая тушканчиков.

– Фу! Этого только не хватало!

Ло была вне себя от ярости, что взяла слишком мало парфюма. Спасаясь от неприятного запаха, она обрызгала себя одеколоном.

– Точно! Построим ипподром! – согласился Гр с женой. Он проводил мечтательным взглядом умчавшийся вдаль табун. – Скакунов разведём, бега организуем…

– Никаких скакунов! – отрезала Ло. – Стадион нужен для ходьбы с коромыслами! Школу грации организуем. А по краям посадим какао-бобы, через год шоколадную фабрику откроем.

Она вылила остатки одеколона на степь, чтобы перебить след лошадей, напомнивших ей о Козюлькино. В траве закопошились жуки, запрыгали одурманенные непривычным запахом гусеницы. Кузнечики встали на задние лапки и принялись с отвращением плеваться друг в друга, а бабочки, на которых ядовитые пары подействовали особенно сильно, упали на спины и замерли, раскинув крылья. Ло ничего этого не заметила. Впервые за последние годы она смотрела в голубое небо, прикидывая, что можно придумать для прыжков на батуте, чтобы не удариться о тучи.

Гр в это время считал шагами предполагаемую площадку под швейную мастерскую. Он вспомнил слова генерала из Межгалактического городка о том, что люди, зажатые робостью характеров, никогда не перестанут одеваться, поэтому нужно играть на их слабости и давать то, что они хотят, – одежду.

День за днём Гр с Ло всё дальше углублялись в степь, очаровываясь собственными планами и восторгаясь открывающимися перед ними возможностями. Сити-банк давал беспроцентный кредит на пятьдесят пять лет, оставалось только отнести малахаи и приняться за дело. Как знать, возможно, в степи и вырос бы стадион вместе с шоколадными деревьями по его периметру, если бы не бугольский общественный транспорт, странным образом повлиявший на впечатлительного Гр.

Каждый раз при входе в автобус ему казалось, что водитель смотрит на него с нескрываемым подозрением, не веря в сознательность туриста, будто заранее обвиняя того в мошенничестве. «Подлец. Метит меня, словно я хочу обмануть и вместо буглика бросить клочок газеты!» – думал несчастный, весь наливаясь страхом. Взгляд бугольца так и буравил Гр, у которого от ужаса непроизвольно сжимались пальцы, ему долго не удавалось бросить денежку в кассу. Промучившись несколько минут, он просил жену, чтобы та вытянула буглик из его кулака, и проходил в салон.

Однако и в салоне беспокойство не оставляло его. Было такое ощущение, что все сговорились, для того чтобы устыдить, уличить Гр в нечестности. Бедняга ловил на себе неодобрительные, несущие угрозу взгляды. Со всех сторон то и дело слышалось: «Видели?…Иностранец… стиляга… не бросил, проскользнул…» Ему хотелось встать и крикнуть на весь автобус: «Я кинул! Кинул! Один!» Но Гр не кричал, справедливо опасаясь, что вызовет ещё большее подозрение, и в следующий раз старался держать денежку таким образом, чтобы водитель и все пассажиры могли хорошенько рассмотреть её. Тем не менее в следующий раз всё повторялось сначала.

В один из дней они с Ло уехали особенно далеко и чувствовали себя усталыми. Близилась ночь. Остатки солнечного света, будто следы затерявшихся в небе стрел, плавали над степью. Несмелые лучи словно пытались продлить жизнь дню, на самом деле робея перед наступающей темнотой, которая приглушила краски природы: сочная днём, в эти минуты степь казалась блеклой, всё вокруг выглядело размытым, нереальным. Услышав гудки приближающегося автобуса, Ло обнаружила, что у них закончились мелкие буглики. Автобус пел за сопкой, предупреждая о своём прибытии, а Гр не мог поверить в случившееся.

– Как мы поедем? – спросил он в страшном испуге.

– Как всегда, – не понимая, в чём дело, ответила жена.

– Может быть, на такси? – увиливая от её вопрошающего взгляда, предложил Гр.

– Ещё чего не хватало! С чего такая роскошь? – возмутилась Ло.

– С того, что у нас нет бугликов, – прошептал Гр, умоляюще глядя на злую супругу.

– Это не причина расфунькивать деньги! У нас есть монетки. Вот, смотри! – И Ло показала полную ладошку туглов.

– Нет! – не соглашался Гр. – Так нельзя!

– Кто сказал? – удивилась Ло.

– Буголец.

– Успокойся, дорогой, ты неправильно понял. Можно бросить десять монеток по десять туглов вместо одного буглика, сумма-то не меняется. Забыл?

Но муж стоял на своём, твердя, что водитель говорил исключительно об одном буглике. Мощные фары выхватили из темноты испуганную фигуру Гр, на секунду ослепив его. Устав от глупого спора, Ло отсыпала в карман упрямца немного мелочи и спокойно зашла в автобус. С бешено бьющимся сердцем Гр обречённо отправился вслед за женой. Бросив дрожащей рукой мелочь в аппарат, он поймал взгляд водителя и страшно побледнел. Буголец смотрел на него не моргая, зловеще улыбаясь. В неярком вечернем свете улыбка блеснула словно нож. Гр неистово вскрикнул и выбежал вон. Резко повернувшись, он больно ударился о бугольца, направляющегося в автобус. В ответ мужчина откинулся назад, прицелился и умелым движением головы врезал иностранцу в лоб. Гр потерял сознание. Когда очнулся, вокруг стояла кромешная тьма: ни Ло, ни водителя, ни автобуса, одна чёрная степь. Нащупав дорогу, Гр пополз вперёд. В отеле он был под утро.

– Не-е-т, так дело не пойдёт, – просыпаясь от шагов мужа, недовольно проворчала Ло. – Если тебе не хватает духу бросать туглы в кассу, нам нечего делать в Буголии.

– Это не по правилам, не по правилам! Шофёр предупредил именно об одном буглике, – не уступал Гр, стыдясь признаться в том, что боится показаться мелочным, неплатёжеспособным.

– В таком случае, мы должны вернуться домой.

И они ушли из Буголии. Вернулись в страну, где уже не было кассовых аппаратов в общественном транспорте и где разрешалось пользоваться автобусными дверями по своему усмотрению, что, хоть и создавало толкучку, однако выглядело вполне привычно. К этому времени в стране усилились беспорядки, вызванные природно-социальными катаклизмами, многие правила были просто забыты, а другие вычеркнуты из жизни как ненужные. Поэтому в автобусах теперь разрешалось ездить бесплатно, достаточно было цыкнуть на хмурую билетёршу, чтобы та отстала. Можно было выпрыгивать на ходу или залезать на крышу, можно было даже вырывать руль у водителя и вести автобус куда вздумается, никто и слова не говорил против этого. Люди сделались как грибы – прикрылись шляпами, сжали плечи и молчали, всем было всё равно, сколько ты бросил туглов в кассу.

В память о бугольсокой степи у Гр остались два малахая, которые Ло приспособила в качестве горшков под кактусы, поставив их на подоконник.

 

О пользе казусов

Гр надеялся, что после увольнения у него появится больше времени для поиска мечты, однако прошло четыре года, как он женился, и два, как распрощался с армией, а в жизни ничего не изменилось. Чужие мечты не давались в руки, для того же, чтобы нарисовать свою, рукам не хватало размаха, а мыслям – фантазии. Обидно. Даже у Ло была мечта – найти волшебное дерево, чтобы превратиться в красавицу. Болтливая женщина проговорилась, когда Гр вернулся домой, уставший от настоящей, пылкой любви. Он тогда вволю насмеялся, поиздевался над Ло, обозвав её кикиморой в пижаме, Бабой-ягой в джинсах. Глупость отменная, ахинея, но, с другой стороны, всё же мечта.

А у него – ноль! Если честно, Гр и сам не знал, чего он хочет. Иногда казалось: денег, женщин, путешествий! Но стоило поднять руку, чтобы нарисовать что-то конкретное, как пустота перед ним заполнялась зловещей энергией, откидывая его назад, лишая силы, и он опускал руку. В квартире давно лежали сломанная мачта от военного корабля, два шведских унитаза, три тульских самовара, два надувных матраца и ящик с патронами. Казалось бы, что ещё нужно для появления мечты, для зарождения надежды? При всём том её присутствия по-прежнему не ощущалось. Гр день ото дня становился злее.

Ситуация в стране между тем становилась всё более напряжённой: автобусы ходили без расписания, каждый день по новому маршруту, кондукторы отказывались объявлять остановки, бедные пассажиры не знали, куда они едут. Повсюду мелькали проворные пальцы карманников, граждане, страшась быть ограбленными, носили деньги во рту, не понимая, что выдают себя. Ведь и дураку было ясно: кто не здоровается, тот с деньгами, кто открывает рот для приветствия, тому скрывать нечего. Страна сотрясалась от избытка адреналина.

Потеряв былые ориентиры, государство объявило о переходе на новый уклад жизни, но на какой именно, не уточнило. Напуганные туманными намёками люди начали метаться по разрушенному пространству родины, надеясь найти укрытие от обрушившейся на них непогоды. Все боялись, что вихрь, поднявшийся в центре, а теперь безжалостно круживший над окраинами, залепит мокрой грязью их рты и носы и они не смогут даже кричать. Кто тогда придёт к ним на помощь? Поэтому каждый спасался как мог. Кто-то зарывался в землю, ожидая налётов авиации, кто-то уходил в леса в надежде скоро вернуться, но были и смельчаки, они оставались на местах и растаскивали, по кирпичикам, заводы, чтобы построить себе баню в горах, когда обстановка успокоится.

По улицам катились не просто сахарные ручьи – к ним добавились потоки клюквенной лавы и варёного сгущённого молока. Коньячно-винные реки, отягощённые ликёроводочным подводным течением, омывали города и сёла, подтачивая фундаменты домов. Крупы и макароны забили сточные канавы. Всё это перемешивалось, превращая праздничное само по себе явление в опасный факт. Опасен он был своими подтёками, наступая на них, прохожие скользили, падали и получали увечья.

Проходимцы, у которых Гр занимал деньги на открытие бизнеса, сделались злыми. Не имея возможности ходить по сухим тротуарам, липкие, с переломанными ногами и руками, они перестали реагировать на отговорки Гр, на его надутые щёки и даже грозились убить. Видя такое дело, Гр стал всё чаще подумывать о чужих краях. Он был из тех, кто не любил окружающую действительность, считая, что самое интересное лежит где-то там, в неопределённой дали – в незнакомом городе, на соседней улице, за ближайшим углом наконец, но уж точно не рядом. Мысль о том, что счастье нужно искать где-то в другом месте, беспокоила его. А тут ещё эти пьяные кредиторы.

Стояла весна. Как-то шёл он утром по обочине дороги, размышляя о сложностях исторического момента и о том, где бы найти мечту. В памяти снова всплыл разговор с писателем, с этим удивительным человеком, не имеющим ни одной царапины, ни одной шишки на теле в отличие от проходимцев, активно лазающих по живым шарам. Встреча с ним произошла недавно и накрепко засела в голове – Гр вспоминал о ней всякий раз, как только погружался в думы о жизни. Да, он позабыл о своём намерении не выспрашивать у прохожих об их мечтах и навязался в знакомые, можно сказать, даже вынудил писателя обратить на него внимание, но не жалеет об этом – пройти мимо такого счастливчика было нельзя.

Нельзя было упустить человека, вид которого говорил, что он на короткой ноге со счастьем. Гр подробнейшим образом выведал у писателя всё, касающееся мечты, но, узнав, что иногда она рождается вместе с человеком, а зачастую и раньше его на несколько минут, ужаснулся. Несчастный тотчас припомнил, что мать не раз говорила про отца, будто бы негодяй отобрал у Гр будущее. А что, если она подразумевала мечту? И где в таком случае искать её? Сделав скучающее лицо, Гр сбежал от писателя обмозговывать услышанное, а сейчас думал, что это чрезвычайно трудно – надеяться встретить мечту в городе, в котором нужно обороняться от всякой швали в лице кредиторов, где шагу не ступишь, чтобы не поскользнуться, где за каждым углом звучат взрывы.

Обороняться! Отличная идея! Гр торопливо оглянулся в поисках чего-нибудь для подпорки домашней входной двери. На глаза попались залитые клубничным вареньем железнодорожные шпалы. «Сгодятся, – обрадовался он, – как раз то, что нужно. Забаррикадируюсь, а патроны в шланг от насоса загоню». И он поднатужился, чтобы приподнять одну из шпал. Но тут случился казус – Гр пукнул. Подумаешь, важность! Дело житейское, со всяким может случиться. Всё бы ничего, да вместе с «пуком» наружу выскочил и «как»: комок тяжело заскользил по толстой ляжке Гр, оставляя за собой тёплый след, и шлёпнулся на тротуар. Не сразу осознав деликатность момента, Гр некоторое время молчал, а потом вдруг захохотал. На всю улицу! Ожидать подобного от человека с амбразурой на лице, из-под которой ползут дряблые щёки, это всё равно, что ждать, когда волк захохочет. Не то чтобы Гр никогда не смеялся или не умел этого делать! Нет, как все люди, он растягивал губы в улыбке и даже издавал при этом звуки, похожие на треск саранчи, но это нельзя было назвать полноценным смехом.

А тут, на тебе – широко открыл жёсткий рот под курчавыми усами, как будто дверцы шкафа раздвинул, и захохотал, громко, беззастенчиво, позабыв о внутренних зажимах. Засмеялся простым человеческим смехом там, где бы надо примолкнуть. Заходится: тянется мизинцем под очки слезу вытирать, рот закрыть не может, сотрясается весь от безудержного смеха. Смеётся так, что, кажется, ещё минута и зарыдает или забьётся в истерике.

Неэтичность своего поведения Гр понял, когда возмущённые прохожие стали кивать на него, многозначительно вертя пальцем у виска, и шарахаться в сторону. Он очнулся. «Что же делать?! – испугался бедолага, поймав на себе подозрительные взгляды милиционера. О том, чтобы утащить шпалу, не могло быть и речи, да и сил не хватит. – Чем подпирать двери? Как защищаться?» Им овладела паника. Весенняя азахская столица с её яблочными садами, покрытыми бело-розовыми шапками, с её арыками, наполненными прозрачной водой, показалась враждебной. Отдав на всякий случай честь милиционеру, Гр помчался домой. Он бежал, испытывая страшную неловкость от подсохшего следа на ляжке, но в голове уже радостно билась мысль: «Эхвынский язык! Эх-Выния! Эх-Выния!»

 

Граница

– Уезжаем! – объявил Гр, забежав в квартиру.

– Чем это пахнет? – осведомилась Ло, затыкая нос уголками кухонного полотенца.

– Реальностью! – съехидничал Гр, хватая спортивный костюм с вешалки и проскальзывая мимо жены в туалетную комнату. – Представляешь, – потрясённо сказал он, вернувшись, – сегодня не видел ни одного шара! Одни красные пятна на дорогах! Скорее всего, уничтожило взрывами.

– Я всегда говорила, что добром перестройка не кончится. Полюбуйся, – Ло возмущённо кивнула головой вверх, указывая на потолок, в котором зияли дыры, – крыша разворочена, камни сыплются прямо на обеденный стол! Из кухни унесло фотографию, где ты в скафандре! Постель вся залита горчицей!

Она тряпкой смахнула мусор, чтобы очистить место и покормить маленького сына, который в испуге забился под стол. Мальчик родился год назад незаметно для Гр и так же незаметно существовал, не вызывая у отца никаких эмоций.

– Пропади пропадом эта фотография! Теперь она никому не нужна. Вся страна под обломками. В атмосфере накопилось слишком много противоположных зарядов, вот посмотришь, воздух обновится, как только они уничтожат друг друга, – попытался успокоить жену Гр. Он включил телевизор в надежде узнать последние новости.

Засветившись, экран затрещал и через минуту погас, послышался странный звук. Телевизор стал мелко дрожать, готовясь взорваться.

– Одни неприятности от этого обновления! И слишком много зарядов, как я погляжу! Ты прав, пора и нам подумать, где укрыться, катаклизмам не видно конца, – согласилась Ло.

Она вытащила упирающегося мальчика из-под стула. Над домом так громыхнуло, что сорвало маскировочную сетку с балкона, в квартиру обрушился новый поток щебёнки. Телевизор взорвался, разлетевшись по комнате блестящими осколками, малыш снова уполз под стул.

– Это уже слишком! – закричала Ло, выковыривая из манной каши камни и кидая их в Гр.

Ребёнок заплакал. Ло пинком опрокинула стул, подхватила сына на руки и убежала в спальню, крича на ходу о том, что уедет в Козюлькино, если Гр что-нибудь не придумает.

«Пора действовать», – решил Гр. Проходимец давно присмотрел кое-что на случай побега. В лесочке, где проходили свидания с бабой, подарившей ему лукошко, Гр увидел однажды танки на дне оврага. Как бывший военный, он ничуть не удивился, ибо всякому офицеру прекрасно известно, что подобные вещи иногда случаются – оружие забывают в самых неподходящих местах и по неизвестным никому причинам. Гр не растерялся. Отвинтив у боевых машин стволы, сложив их горками, он забросал овраг сухими ветками и с того времени начал думать, как использовать свою находку.

А давеча, когда он пукнул, его вдруг осенило. Болван! Как же он не догадался раньше! Эх-Выния! Ну разумеется, – генерал из фанерной барокамеры оказался обманщиком! Скафандры, ракеты, городок – всё это существовало для отвода глаз. Настоящим за железным забором был иностранный язык да лекции преподавателей об Эх-Вынии: о нравах и обычаях этой удивительной страны, о которой все как-то вдруг заговорили, о её потрясающей кухне, вызывающей, по словам очевидцев, прилив бодрости и энергии; о поразительной культуре, вместившей в себя уникальные праздники всеобщего раскрепощения; о бесподобной природе и шикарных дорогах, даривших эхвынцам подсказки на всякий жизненный случай.

Да что там лекции! Существовал семинар «Эхвыноведение», которым, правда, Гр часто пренебрегал, увлечённый ночными полётами. А картина, висевшая в кабинете генерала? Натюрморт с жёлтеньким супчиком в глиняной тарелке, где плавали кончики свиных хвостов, ракушки, шляпки грибов, а по краям тарелки громоздилось нечто, напоминающее сахарную вату? Рядом стояла бутылка «Маисовки», кукурузной водки, национального напитка эхвынцев. Генерал ещё хвастался на весь городок, что пробовал такую однажды. «Шибает, как атомный взрыв!» – говорил он, закатывая глаза. Не это ли доказательство наличия секретных интересов у государства! Всё ясно – межконтинентальному начальству нужны были рецепты эхвынского счастья.

Так вот куда метили генералы таинственного городка, вот к чему было приковано их внимание, вот для чего предполагалось использовать засланцев! Гр пришёл в восторг от своего открытия. Если где и можно найти мечту, то лишь в Эх-Вынии! Теперь он знал, что нужно делать. Оставив Ло разбираться с ребёнком, Гр надел форменные военные ботинки и выскочил из квартиры. По одному ему известным тропкам добрался до ближайшей границы, профессиональными движениями рук простукал её, по звуку определяя имеющиеся в укрепсооружении пусто́ты. Найдя то, что искал, ударил что есть силы кулаком. Посыпался цемент, с треском выпали кирпичи, в границе образовалась дырка. Обрадованный Гр аккуратно прикрыл отверстие валявшейся под ногами газетой и стремглав побежал домой.

Ло стояла у раскрытого окна. Она грустно смотрела на едва различимый из-за большой задымлённости улицы закат, держа в руках старую коробочку из-под конфет. В небе сгущались тучи. Раскуроченный потолок, оборванные шторы, валяющиеся по всей квартире куски асфальта, камни и щебёнка производили угнетающее впечатление. Бугольские выцветшие малахаи с растущими в них запылившимися кактусами дополняли печальную картину. Увидев мужа, Ло встрепенулась, выйдя из задумчивости.

– Мне страшно при одной только мысли, что придётся отказаться от накладных ресниц! Ты не представляешь, с каким подозрением на меня смотрят в автобусе! – плаксивым голосом произнесла она, открывая коробочку и с любовью разглядывая голубые ресницы.

– Без них ты выглядишь естественней, – отмахнулся Гр и начал обрывать наколотые на кактусы бублы.

– Что ты делаешь?! – ужаснулась Ло. – Это на чёрный день!

– Считай, что он наступил.

И точно, не успел Гр оборвать все деньги, как в комнату ворвался злой ветер. Запахло порохом.

– Это конец! – в ужасе прошептала Ло. Она отбросила коробку, схватилась за голые веки и закричала: – Поскорее закрой окна! На улице вихрь!

– Какой смысл закрывать окна, если нет потолка?! Что толку стенать о ресницах, когда нужно прятать глаза?! – взвился Гр.

В доказательство его слов сверху упало то ли несколько крупных градин, то ли гильз. Они больно ударили Гр и Ло, заставив их пригнуться. Стоящие на подоконнике малахаи подпрыгнули пару раз и подхваченные мощным порывом ветра вылетели в окно, пронеслись над пустым двором, стадионом и скрылись в темнеющей дали. Следующий порыв унёс накладные ресницы. Ло не могла шевельнуться от охватившего её страха.

– Постой, куда ты?! – в ужасе кинулась она к мужу, увидев, как тот схватился за дверь. – А мы с Вязом?..

– Купишь билет! Я буду ждать вас завтра в Эх-Вынии, у главных ворот! – крикнул Гр, кинул деньги на стол и выбежал на улицу.

Никто из жителей азахской столицы не обратил особого внимания на длинную колонну танков, связанных одной верёвкой, стремительно двигающихся по окраинам города. В центре давно велась стрельба, все подумали, что это идёт подмога защитникам чахнущего государства. А в человеке, который тянул колонну и был одет в спортивный костюм, признали одного из отечественных героев. Подпрыгивая на ухабах, обезображенные железные монстры неслись на юг, грозя подмять под себя бегущего впереди колонны Гр. Зажатые под мышкой стволы мешали движению, но медлить было нельзя. Завидев границу, он прибавил скорость и ринулся вперёд, целясь головой прямо в то место, где висела газета. Удар! И Гр потерял сознание. Очнулся, когда кто-то попытался разжать его зубы лезвием ножа, чтобы влить в рот коньяк. Гр сделал несколько жадных глотков и открыл глаза.

Граница уцелела, по ней пошли мелкие длинные трещинки, да местами облупилась краска. Рядом стояли танки, оцепленные нарядом пограничников с хмурым капитаном во главе. Капитан держал в руке бутылку коньяка и выжидающе смотрел на перебежчика. Увидев, что тот очнулся, офицер поставил бутылку на землю, потрогал ремень, проверяя, не съехала ли пряжка, и, убедившись, что всё на месте, потянулся к висевшему на боку пистолету.

– Та-а-к, – сказал он недовольно. – Что будем делать, товарищ Гр?

«Товарищ» вскочил на ноги. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять – Гр перепутал в темноте: вместо отверстия, прикрытого газетой, сунулся в доску объявлений, приколоченную к границе ржавым гвоздём. По соседству с ней задирались от ветерка углы помятой «Вечерней столицы», грозя обнаружить сделанную им дырку. Мигом оценив обстановку, Гр ловко подхватил рассыпанные стволы, прижал их покрепче к телу и кинулся бежать в сторону газеты. Ему удалось подцепить недопитую бутылку с земли, сорвать с капитана фуражку и протиснуться в чужую страну, прежде чем пограничники пришли в себя. Гр был одной ногой в Эх-Вынии, когда один из солдат вдруг прыгнул и сорвал с него ботинок.

– Ну и заяц! – засмеялся капитан, опешивший от прыти нарушителя, ничуть не огорчённый из-за фуражки, но разозлённый тем, что Гр стащил коньяк.

А Гр, допив из бутылки, бросил в бывших соотечественников второй ботинок. Капитан успел уклониться. Он засмеялся ещё раз и крикнул:

– Не возвращайся, парень, никогда! Слышишь? Никогда!

При этих словах офицер подошёл к доске объявлений, сорвал с неё какой-то листок, затем кинул его через отверстие сбежавшему из его рук проходимцу. Гр пальцами ноги осторожно перевернул листок, там он увидел своё лицо, выглядывающее из-за стекла скафандра. Снимок сопровождался небольшим жирным текстом, в котором слова «секреты», «государство», «полёты» и «насос» были выделены красным цветом. Гр не стал читать листовку. Наступив на неё пяткой, он вдавил бумагу в траву и, сдвинув фуражку на затылок, показал капитану язык. Закинул связку стволов на плечо и, насвистывая, удалился.

 

Общий вид

С высоты птичьего полёта Эх-Выния напоминала картину в стиле импрессионизма, бережно вставленную в широкую рамку, образованную берегом голубого моря на юге, зелёными горами на севере и синими полосками рек на востоке и западе. Таинственный художник постарался – от вида прекрасной страны, вольготно лежащей посередине пустыни, так и веяло праздником! Картина блестела на солнце, вся облитая ярким оранжевым светом.

Океан был спокоен и тих. Будто стараясь оживить его дыхание, мастер крупными мазками усилил волны, направив их в сторону плоского берега. Послушные желанию невидимого художника они легко набегали на мягкий песок, неслышно целуясь с пляжем, и так же легко отступали назад, унося с собой воспоминание о нежном прикосновении. Море было голубым, как и небо, которое ласково улыбалось ему с высоты и тоже стремилось к поцелую. Остроконечные горы напоминали корону с частыми зубцами, из-под которой с обеих стороны выбегали синие ленты рек, устремлённые к океану.

Основную часть занимала пустыня. Она не имела чётких границ, их без конца нарушал своевольный ветер, беззаботно гулявший над песчаными просторами, то сужая, то расширяя их. Повсюду просматривались яркие пятна зелёных оазисов. Самые маленькие, размером с танцевальную площадку, выглядели неровными кляксами, сделанными художником по неосторожности, а крупные, бывшие под стать хорошему лесочку, казались тщательно прорисованными цветами с множеством лепестков.

Каждый, кому посчастливилось взглянуть на картину сверху, испытывал непреодолимое желание добраться до этих оазисов, чтобы убедиться в существовании тончайшей, смешанной с запахами экзотических растений прохлады, чтобы услышать птичьи голоса, перебивающие журчание водопадов, и увидеть роскошные травы. При взгляде на картину так и хотелось прыгнуть голышом в океан, проплыть по одной из речек или побродить в прекрасных садах, раскинутых по их берегам. Нигде, кроме Эх-Вынии, нельзя было найти таких диковинных фруктов, которые эхвынцы выращивали на своей земле, отправляя затем по всему миру.

Кроме дуриана и рамбутана, они разводили дельфинов и разбивали парки, мечтая о том времени, когда страна превратится в сплошной дендрарий. Часть жителей работала на севере, где располагались фабрики и заводы, производившие необходимую для жизни утварь. А часть – на юге, там находились морские верфи. Все были заняты делом: кто-то строил мосты и аэродромы, а кто-то втыкал ростки бамбука в землю и ждал, пока они вырастут до крыши его дома, чтобы сделать из него нужную вещь вроде подзорной трубы или кресла-качалки. Все активно трудились, используя каждый кусочек земли, но в горные леса не лезли, оставив их освоение на «потом».

По характеру эхвынцы были спокойными, необыкновенно гостеприимными людьми. Они никогда не раздражались, понимая, что в этом мало толку, и старались вести себя аккуратно, чтобы на них тоже никто не раздражался. Такой принцип поведения говорил об уверенности в себе, о том, что эхвынский народ знал кое-какие секреты, позволявшие всегда оставаться здоровым, жизнерадостным сообществом. Северные жители могли показаться более суровыми, чем южные, и это было вполне естественно, если вспомнить, что в древности из-за гор на Эх-Вынию постоянно нападали чужеземцы. Иностранцы, прибывающие в страну в большом количестве, стремились уехать в центр, поближе к знаменитым банановым лесам, о которых они слышали, что там всё из натурального золота. Но никто и никогда не видел банановое чудо, эхвынцы строго охраняли свои заветные леса и не пускали туда чужеземцев.

 

Банановый лес

В каждом эхвынском городе был свой банановый лес, пусть небольшой, но самый настоящий. В нём росло такое множество различных деревьев, странным образом соседствующих друг с другом, что он казался не лесом, а роскошной ботанической фантазией. Эхвынцы любили его, считая, что нет ничего прекрасней, чем это романтическое место, куда они время от времени приходили, чтобы нарвать бананов или просто побродить между деревьями.

Первым делом все бежали к тянь-шаньским елям, чтобы удостовериться, что у великанов полный порядок и что они надёжно подпирают небо своими широкими плечами. Стройные тополя по сравнению с могучими долгожителями казались юнцами. Эхвынцы веселились, видя, как эти строгие с виду деревья пугали простодушных гигантов волнами белого пуха, который они внезапно обрушивали на них. Извилистая лиана и пятнистый кактус принимали пух за облако и начинали кокетничать перед ним, что вызывало всеобщий смех. Эхвынцам нравилось, пристроившись под каштанами, следить за молодыми берёзками, дружно бегающими по лесу, или смотреть на старый дуб, который день и ночь наблюдал за акацией, нервно кутающейся в ажурную накидку. Гордые кипарисы изо всех сил тянулись в далёкое небо, показывая собственную исключительность. Манго, в густой листве которых пели птицы, а белки читали стихи, напоминали волшебные храмы искусства.

Эхвынцев не удивляло, что все деревья в банановом лесу имели характеры, не позволявшие им смешиваться друг с другом настолько, чтобы грушу нельзя было отличить от лимона, а мандарин от винограда. Деревья уважали коллектив и прекрасно уживались вместе, возможно, потому, что здесь никогда не было борьбы за солнце, ведь его лучи умудрялись проникнуть даже под низкий папоротник у самой земли, или же потому, и это было скорее всего, что в банановом лесу росли бананы. Именно они создавали атмосферу ботанической сказки, в которой не было места вражде. Благодаря этим плодам лес казался жёлтым. Он походил на один огромный душистый букет!

Банановые пальмы покрывали землю плотным, шелковистым на ощупь слоем, что не мешало им выглядеть как тропические деревья. Эта их дивная способность быть травой и деревьями одновременно изумляла эхвынцев, считающих, что подобное возможно только в мечтах. Бананов было так много, что отсвет от их кожуры, падая на остальной лес, окрашивал всё в золотистые тона, благодаря чему деревья превращались в фантастические, странные персонажи. Эхвынцы даже не пытались придумать названия сказочным фигурам, потому что были не в силах постичь замысел природы.

Они просто молчали и терпеливо наблюдали за жизнью растений, дожидаясь момента, когда истина вдруг откроется им. Иногда они поднимали руки вверх и с большой осторожностью ощупывали тончайшие золотые нити, которые словно паутинки пронизывали лес, и долго рассматривали, размышляя, зачем они здесь висят. Кто-то пробовал нить на вкус, но ничего не чувствовал, ибо она сразу таяла, оставляя на зубах золотистый несмываемый след. Вот почему эхвынцы имели такие лучезарные, ни с чем не сравнимые улыбки!

Лес и при свете луны оставался жёлтым, а нити блестели, будто обрызганные чьей-то щедрой кистью, и то ощущение счастья, которое возникало у людей, когда они попадали в банановый лес, не покидало их и ночью. Эхвынцы любили лес и берегли его. Зная понаслышке историю с Бунтарной Комнатой, они никогда не пускали сюда иностранцев, опасаясь, что история повторится и на их родине. Национальные скоростные трассы строились таким образом, чтобы обойти банановые леса стороной.

 

Дороги

Широкие ленты удобных автомобильных дорог были гордостью Эх-Вынии. Они тянулись с севера на юг и с востока на запад. Самыми просторными были северные, ведь именно эти магистрали предназначались для основного потока легковых машин. Дело в том, что эхвынцы любили быструю езду. Поэтому, не имея возможности устраивать спуски на горных лыжах, они построили горные дороги, которые на деле оказались более надёжными по сравнению со снежными трассами, так как не зависели от капризов погоды. И зимой, и летом по дорогам носились автомобили, устремляясь вниз с такой скоростью, что сидящим в них людям приходилось вставлять в уши ватные тампоны, чтобы не испортился слух.

Северные дороги начинались высоко в горах и заканчивались у берегов океана, упираясь бетонными пятками в огромные причалы с пришвартованными к ним пароходами, издалека напоминающими толстых морских чаек. Здесь скорость обрывалась. Владельцы автомобилей пересаживались на пароходы и уплывали в кругосветные путешествия, а возвращались назад с единственной целью – скорей забраться на гору, чтобы снова ринуться вниз.

Автомобильные шоссе отважно вклинивались в пустыню, энергично пробирались между барханами и постепенно расходились в разные стороны. На пути они несколько раз пересекались более узкими дорогами, теми, что соединяли восточные и западные районы страны. Транспортная система Эх-Вынии напоминала раскрытый веер, днём украшенный клумбами пионов, а вечером расцвеченный всплесками ярких фонарей. В целях экономии электричества страна могла свернуть веер, оставив одну главную магистраль, но подобное случалось редко. В основном дороги были открыты, рассчитанные на то, что каждый эхвынец может воспользоваться правом получить дозу радости, когда, схватившись за руль автомобиля, он выезжал на трассу. В этот момент наступал праздник длиною в такое количество часов или дней, какое человек отводил на дорогу! Эхвынцы сливались с ней душой и телом, забывая обо всём, что оставалось позади.

Заботы отступали перед надеждами на новые надежды, голова кружилась от ощущения свободы – это было именно то, ради чего прокладывались эхвынские трассы. Здесь казалось, что проблемы, живущие снаружи автомобиля, можно решить с той же скоростью, с какой двигалась машина, поэтому все старательно давили на газ, ожидая от дороги подсказки. Часто случалось, что, проехав полдня и затормозив для перекуса, эхвынец уже знал, что делать дальше, поэтому при первых же признаках хандры каждый садился в машину и, зная чудесные свойства дороги, устремлялся вперёд, уверенный, что всё образуется само собой. Обычно решение приходило незаметно, без внутренней борьбы и внешних усилий. Оно будто складывалось из мелькавших перед глазами знаков и весёлого смеха попутчицы, которую всегда можно было взять с собой. Шелест шин, шум ветра и мелькание улыбок придавали путешествию очарование.

По тому количеству машин, которое двигалось по автострадам, можно было подумать, что жители только и делают, что бегут от проблем, но это было не так. Многие, и чуть ли не большинство, ездили ради собственного удовольствия, чтобы отвлечься от суеты и оживить инстинкты. Это никем не осуждалось, напротив, приветствовалось! Все понимали важность такого явления, как дорога. Долгая езда чередовалась с не менее долгим отдыхом, а то и другое было полезно для здоровья. Каждый знал, садясь за руль, что дорога позаботится о нём, что ему ничего не останется делать, кроме как упиваться чувством радости, которое непременно возникнет в груди и будет рваться из неё и лететь вперёд, наперегонки с прекрасным автомобилем.

В местах пересечения дорог стояли двухэтажные площадки, устроенные по принципу римских бань. Усталые эхвынцы здесь отдыхали. Раздевшись у входа, они шли в помывочный зал и, опустившись в ароматную ванну, долго лежали, разговаривая друг с другом о пустяках, выставляя ноги из воды, чтобы банщики сделали пяточный массаж. После, завернувшись в простыню, поднимались на открытую террасу, где находились уютные лежанки, и ждали, когда принесут обед. Хозяин, безошибочно угадывавший вкусы гостей по маркам автомобилей и пуговицам на рубашках, приносил их любимые блюда. Разомлев от еды и свежего воздуха, эхвынцы засыпали, а проснувшись, просили горячего чаю. Выпив несколько кружек, они вновь отправлялись в путь.

Кроме счастья, дороги одаривали людей чувством сопричастности к замыслам родины, что делало жизнь торжественной, приподнятой над буднями. Все понимали – планы центра не скроются от их глаз, ибо трассы были проложены так удачно, что ни одно, даже малейшее, движение не оставалось незамеченным. Эх-Выния двигалась, ела и спала одновременно. Сесть за руль автомобиля, чтобы отдохнуть от рутины, – это ли не счастье? Любой человек был уверен: на дороге всегда найдётся место для его автомобиля, в котором могла уместиться и вся его большая семья.

 

Любовь и дети

В эхвынских семьях царила любовь. Не удивительно! Здесь женщины рожали столько раз, сколько хотели, а даже если и не хотели, то всё равно рожали, потому что так получалось, что природу ничем нельзя было перешибить, поэтому эхвынские семьи просто купались в любви. Мужчины любили женщин, считая, что без них невозможно постичь смысла жизни. Женщины отвечали им терпеливой снисходительностью, замешанной на всё том же чувстве любви. Они никогда не злоупотребляли своей властью над мужчинами, видя, как те заискивают перед ними, опасаясь, что женщины откажут им в том, в чём они, мужики, так сильно нуждались. Ведь от этой нужды потом рождались дети, которых любили и мужчины, и женщины, и это было непреходящим во все времена.

Родители нежно заботились о малышах, с интересом наблюдая за тем, как они растут, и без страха дожидались момента, когда уже дети станут о них заботиться. Эхвынцы считали, что ребёнок приходит в мир за своим добром или – со своим добром, что, в принципе, одно и то же, поэтому охотно впускали в свою жизнь всё новых и новых её участников, надеясь, что с их приходом «добра», то есть богатства, станет больше.

Тут стоит уточнить, под «богатством» эхвынцы понимали не просто одежду, дом или автомобиль – пустяки, этому давно никто не удивлялся! – а то дополнительное чувство любви, которое зарождалось в семьях, когда появлялся новый ребёнок. И это чувство развивалось, оно росло и крепло – в соответствии с увеличением количества членов семьи, что позволяло иностранцам думать об эхвынцах как о самых отъявленных эгоистах. Ещё бы! Рожают без устали детей, не страшась последствий, пребывая в уверенности, что всё будет хорошо.

Эхвынцы считали: один ребёнок – это один шаг к любви, два ребёнка – два шага, три ребёнка – уже три шага, а четыре – настоящее шествие, непрерывное, величественное. Они часто повторяли: «Чем больше сделаешь смелых шагов в рождении детей, тем ближе подойдёшь к той любви, которую хочешь иметь». Подобный взгляд на жизнь вообще и на любовь в частности создавал в Эх-Вынии атмосферу здорового состязания, всем хотелось похвастаться друг перед другом своей многочисленной семьёй и царившим в ней духом любви.

На тех же, кто не участвовал в соревновании, эхвынцы смотрели косо, жалко и с подозрением, обвиняя ленивцев в подражании Западу. Они предлагали отщепенцам чаще заходить в банановые леса для подпитки национальной энергией и отправляли их в пески, подумать над жизнью, а заодно посадить оазисы. Эти неестественно яркие, лишённые непринуждённости в ландшафте искусственные оазисы привлекали большое внимание иностранцев, ничего не понимавших в натуральной среде, поэтому эхвынцы радовались, что такие места хоть кому-то интересны, и продолжали засылать не способных к любви эхвынцев в пустыню.

Правда, растущее число искусственных зон отдыха вызывало у многих тревогу, потому что для всех становилось очевидным – в нравственном облике народа происходят сдвиги, размывающие мораль и уменьшающие общее количество любви, так необходимой для укрепления национального иммунитета. В связи с этой проблемой правительство жёстко следило за выпуском воздушных змеев, имеющих исключительное значение в становлении эхвынского характера.

 

Воздушные змеи

Традиция отправлять бумажных змеев в небо пришла из такого далёкого прошлого, что никто толком не знал, что она означает. Все занимались этим делом ради забавы, не задумываясь о смысле игры. Множество ярких конструкций в форме причудливых растений, диковинных насекомых, животных и рыб каждый день поднималось вверх, превращая воздушное пространство над страной в неповторимый парк. Можно предположить, что именно желание сделать небо похожим на банановый лес заставило первобытного эхвынца смастерить из рыбьей кожицы первого змея, раскрасить его в зелёный цвет и запустить над жилищем. Никто не может сказать определённо, сколько прошло с того времени лет, ясно одно – змей прижился.

За несколько тысячелетий он изменил свои формы, полюбил бумагу и наплодил такое большое потомство, которое едва умещалось в эхвынском небе, временами образуя там змеиное столпотворение. Тысячи змеев парили в воздухе, закрывая крыльями горизонт. Всем казалось, что это летают детские сказки. Эхвынцы радостно смеялись, пытаясь потрогать пробивающиеся между хвостами воздушных змеев солнечные лучи, и с хохотом показывали на белые облака, которые, робея перед народной фантазией, торопливо разбегались, освобождая место для бумажных завоевателей.

По стране носились счастливые люди. Задирая головы, крича и прыгая от восторга, они дёргали за верёвки, понуждая змеев взлететь как можно выше. Удивительно, но никто не мешал друг другу! В последний момент перед тем, как столкнуться, кто-нибудь ловко увёртывался, и толпа продолжала двигаться хаотично, как и прежде. Правда, если на пути попадался иностранец, все тут же останавливались и начинали недоуменно оглядываться, не понимая, что произошло. Подождав, пока смущённый человек удалится, люди снова приходили в движение. Они бежали туда, куда их звал воздушный товарищ. Они глядели в небо, где распускалась волшебная крона большого дерева, корни которого начинались в их руках. И это было восхитительно. Эхвынцы на секунду замирали, сражённые силой коллективного труда, и неслись дальше, не замечая иронического скепсиса, который в виде презрительной усмешки посылали им вслед иностранцы, стоящие на обочине веселья и злобно покусывающие ногти.

Как-то один неугомонный эхвынец, увлёкшись бегом, развил такую скорость, что не заметил, как поднялся в воздух вместе с бумажным змеем, и это стало открытием. Отложив наземные дела, люди всерьёз занялись полётами. Они поднимались в небо при первой возможности, забывая про дороги и про женщин, чтобы, очутившись на высоте, заняться осмыслением жизни. Многие начинали сочинять стихи, придумывать песни, рисовать картины, считая, что только через прекрасное можно прийти к истине. Скоро в Эх-Вынии развился новый вид искусства – воздушный, который включал в себя не только музыку и литературу с живописью, но и танцы.

Рождённая из невинного желания разукрасить небо, игра со змеями превратилась в национальное хобби, с одной стороны, и в большую проблему для международной авиации, с другой. Невозможно представить, что испытывал сидящий в кабине воздушного лайнера заморский пилот, когда видел за окном счастливое лицо эхвынца. Появившись на одну секунду, чтобы нахально улыбнуться, лицо исчезало. Скоро лётчики могли и без приборов определять, что самолёт пролетает над Эх-Вынией. Стоило немного зазеваться, как радостная физиономия уже торчала в иллюминаторе, вызывая панику среди пассажиров. Приходилось отклоняться от курса и лететь, ориентируясь на интуицию. Лавировать между юркими змеями было непросто, но запретить воздушные игры никто не смел – дорожа национальным самосознанием, страна оберегала свои традиции.

 

Праздники

Эхвынцы обожали праздники, когда разрешалось отключать телефоны, ужинать под звёздами, спать под солнцем и делать всё что хочешь! Кому это не понравится? Но эхвынцы любили праздники особенной любовью, которой они ни с кем не собирались делиться, это было чисто национальное, что невозможно постичь постороннему человеку. Большинство праздников возникало спонтанно, под влиянием сильных эмоций, которые вдруг охватывали эхвынцев, когда они даже мельком смотрели на родные пейзажи. Рождённые из чувства любви, из желания выразить эту любовь в ту же минуту, как она появлялась, праздники возникали в разных местах и в любое время и так же непредсказуемо исчезали, оставляя после себя приятное воспоминание и горячее желание всё повторить.

Бывало, что высокие чувства задерживались, тогда эхвынцы вставали под солнце, зажмурив глаза и зажав руками уши, и терпеливо ждали, пока их сердца наполнятся любовью. Можно представить, что творилось в стране, где праздники вызывались с такой лёгкостью! Они славились тем, что дарили людям раскрепощение. Человек, невзирая на пол и возраст, мог выразить свою неповторимую сущность, публично в ней признаться, надеясь найти поддержку общества. Каждый мог показать, что он собой представляет – в хорошем смысле. Все спешили, пока не закончится праздник, придумать такое, о чём можно будет вспоминать в простые, непраздничные дни, чем можно похвастаться перед соседями.

Как только эхвынец чувствовал приближение праздника в своей груди, он начинал вытворять такое, чего не мог позволить себе в будни. Кто-то принимался, как обезьяна, прыгать по деревьям, распевая государственный гимн, кто-то дразнил крокодила, пытаясь наступить ему на нос, кто-то втыкал иголки себе в руки, вставая рядом с кактусом. А некоторые делали вертикальный шпагат и, прижавшись щекой к колену поднятой ноги, декламировали стихи перед открытым океаном. То тут, то там попадались люди, скачущие на диких лошадях или вырывающие с корнями деревья, чтобы пересадить их на другое место.

Бывали случаи, когда эхвынцы, находясь ещё только в предпраздничном настроении, объединялись и переносили с юга на север целые оазисы. А когда праздник входил в силу, становясь массовым, в стране не оставалось ничего такого, чего бы люди не сделали ради любви к ней. Иностранец, впервые попавший в Эх-Вынию, вначале пугался, наблюдая за феерией эхвынских чувств, но скоро понимал, что происходящее его не касается, поэтому никуда не убегал, видя, как эхвынцы перетаскивают с места на место железную дорогу или как разбирают морской причал, притворившись касатками.

Некоторые из иностранцев пробовали стоять, по примеру аборигенов, под солнцем, пытаясь вызвать праздничное настроение, но у них ничего не получалось. Сколько они ни били себя по ушам, сколько ни щурились, всё было напрасно. Никому не удавалось расслабиться до такой степени, чтобы можно было постичь свою тайную сущность. Как объясняли эхвынцы, для этого надо родиться на эхвынской земле или хотя бы раз побывать в банановом лесу. Но иностранцев туда не пускали, поэтому они с грустью бродили по Эх-Вынии, чувствуя себя вроде заморских птиц, которые прилетали сюда погреться на солнышке, а затем возвращались в родные края.

Да, бывали праздничные дни, которые планировались заранее и заносились в календарь, однако они нарушали гармонию, вносили хаос, народ их не уважал, считая обузой. Праздники появлялись на короткий миг или на долгие месяцы, но они никогда не оставались на годы, чтобы не смешаться с буднями и чтобы у людей не отпала охота их ждать.

 

Птицы

В этой стране не бывало зимы, поэтому люди с трудом отличали весну от осени, а осень от весны. Если бы не дети, которые каждый год, всегда в одно и то же время, дружно спешили в школу, и не естественное чувство тоски, которое рождалось в эхвынской душе всякий раз, когда в страну прилетали заморские птицы, эхвынцы совсем бы запутались, считая, что лето никогда не кончается. А так они понимали, видя, как открываются школьные двери, и слыша, как громко смеются дети, что на улице наступила осень. Всем становилось ясно – пора подумать о сборе урожая или о том, чтобы отправиться в отпуск. Эхвынцы бежали в огороды срезать кукурузу и затем разъезжались кто куда, радуясь тому, что природа всё устроила со смыслом.

Так же и перед вторым сбором урожая, когда подступал приступ тоски и накатывало беспокойное настроение, когда эхвынцы начинали всё чаще заглядывать в небо, ожидая прилёта заморских птиц, они понимали, что приближается весна. Её начало было таким же звонким, как и начало осени, только над городами и посёлками раздавались не детские весёлые голоса, а дивные песни перелётных птиц. Эхвынцы махали руками, приветствуя пернатых друзей, и чувство тоски уходило.

Птицы стаями слетались в Эх-Вынию, чтобы провести здесь беззаботную зимовку. Иногда их собиралось так много, что своим пением они заглушали работающие фабрики и заводы, гудение самолётов и рёв пароходов. Но эхвынцев это не смущало, птиц никто не прогонял, потому что считалось – чем больше в мире музыки, тем веселее в нём живётся. И то было правдой, потому что вряд ли ещё где-то, кроме Эх-Вынии, можно было встретить таких весёлых людей.

Вслед за перелётными птицами съезжались иностранцы. Притворившись голодными, они бегали по ресторанам и что-то там вынюхивали, подглядывали за поварами и надкусывали продукты, пробуя их на вкус. Несмотря на столь необычное поведение, эхвынцы не прогоняли гостей, видимо, по той же причине, по которой они мирились с нашествием заморских птиц – с ними было веселей.

Наблюдая за любопытными пришельцами, местное население от души хохотало, потешаясь над тем, с какой жадностью те поедали вымоченные в «Маисовке» бананы и большими глотками пили гранатовый сок, разбавляя его маисовой водкой. Но ещё больше их смешили попытки иностранцев заглянуть в эхвынские кастрюли в надежде найти там ответ на вопрос, почему так вкусны эти блюда, почему после эхвынской пищи люди становятся особенно энергичными, в отличие от европейской, которая действовала на них как снотворное.

Иностранцы не верили, что дело тут в обыкновенной дождевой воде, в которой эхвынцы мыли продукты, и в том праздничном настроении, с которым они готовили еду. Ощущая бессилие перед секретами чужой кухни, визитёры бурно матерились на родных языках и звучно хлопали себя по ляжкам, что вызывало восторг у эхвынцев. Покатываясь со смеху, местные жители пытались повторять незнакомые для них слова, легко угадывая смысл по интонации. Нахохотавшись, аборигены позволяли чудакам и дальше заглядывать в свои кастрюли, внимательно следя лишь за тем, чтобы любопытствующие ненароком не плюнули в них. Ведь, несмотря на природное добродушие, эхвынцы в вопросах национальной кухни были весьма щепетильными людьми.

 

Телега

Во времена молодости автора мечту искали или рядом с домом – в предрассветном тумане, что был нежнее самого воздуха, или в запахах тайги, прячущей в себе такое великолепие растительности, что тут было чем увлечься. Однако климат на планете изменился, а вместе с ним изменились и нравы. Уже никому не придёт в голову мысль шагнуть в туман, отяжелевший от чёрного смога, или, надев противогаз, отправиться в горящую тайгу. Поэтому все устремили свои взоры к странам, где природа ещё сохранила способность дышать самостоятельно, без принуждения, полными силы зелёными лёгкими, и где ещё можно рассчитывать на встречу с мечтой. Нет ничего удивительного в том, что Гр прибыл в Эх-Вынию.

Он стоял на вершине горы и внимательно разглядывал лежащую перед ним страну, показавшуюся настолько прекрасной, что было трудно удержаться от того, чтобы не погрозить ей радостно кулаком, предупреждая о своём появлении. Вот сейчас он спустится вниз, и у него начнётся новая жизнь. Мечта. Только бы найти её! Огорчало, что не удалось удержать танки, но, с другой стороны, это даже хорошо – с одними стволами проще, будет легче манипулировать капиталом на внутреннем рынке. Гр весело зашагал к пустой пограничной вышке, рядом с которой виднелся базар.

– Ху-эху-я! – вежливо произнёс он на эхвынском, обращаясь к загорелому солдату, в одиночестве стоявшему за длинным прилавком.

Парень аккуратно раскладывал цветные резиновые тапочки и белые фланелевые перчатки. Видя, что тот не реагирует, Гр тронул пограничника за плечо.

– Отстань! – рявкнул солдат на чистом русском языке.

– Я… я бы хотел купить что-то вроде небольшой квартиры на колёсах, чтобы можно было путешествовать по вашим землям, – вздрогнув от неожиданности, пролепетал Гр.

– Что дашь? – отозвался рядовой, по-прежнему не поднимая головы.

– Вот, – гордо сказал Гр и положил ствол на прилавок, – меняю на двухкомнатный трейлер.

– А-ха-ха-ха! – зашёлся в смехе солдат. – Такого добра у нас пруд пруди, так у вас говорят? Вот если бы танки, тогда другое дело, а на этот бублик можешь получить только вот, смотри! Кто-то из ваших оставил. – И, выбежав из-за прилавка, он вытащил из-под груды строительного хлама телегу, при взгляде на которую Гр отшатнулся назад, уронив с головы зелёную фуражку капитана.

– А-а-а! Ты, я вижу, из офицеров! – догадался пограничник, то ли с иронией, то ли с сочувствием оглядывая возбуждённую фигуру перебежчика. – Зачастили вы к нам, господа. Вторая волна покатилась!

Гр понял, что он здесь не первый.

– Много прошло? – расстроенным голосом спросил он.

– Несколько человек. Сейчас затишье, а вот в прошлом, девяносто шестом, с десяток привалило, – дружелюбно ответил эхвынец и хвастливо прибавил, заметив удивление иностранца: – Язык я выучил от деда, он из первой волны был, из пилагвардейской. Помирал и наказывал, мол, не забывай, пригодится, наши обязательно придут, деваться им некуда будет. Прав оказался. Бери телегу за свой бублик и тапочки в придачу, чтобы ноги с непривычки не обжечь, пески у нас горячие. Цель визита? – вдруг строго спросил солдат, очевидно, вспомнив про свои прямые обязанности.

– Поиск мечты и попутно бизнеса, – быстро ответил Гр.

– Можно сказать, в самую точку попал! С мечтами у нас нет проблем. Ну а бизнес, была бы голова на плечах! – успокоился солдат, видя искренность бородатого человека. – Перчатки – это налог для въезжающих и предохранительная мера для нас, надень, чтобы инфекцию не занести. Никогда не снимай! Только придётся заплатить, иначе не пущу!

Солдат нажал на потайную кнопку, и длинный прилавок медленно поплыл вверх, превратившись в бетонную высокую стену.

– Так нечем… я без денег, – растерялся Гр.

– Ещё бублик гони! Сколько их там у тебя? – поинтересовался пограничник и, вытащив из подмышки Гр второй ствол, опустил стену.

– Как же я на ней поеду? – задал вопрос Гр, недовольный наглостью эхвынца. Он подошёл к телеге и потрогал её, проверяя на прочность.

– Это уж, как вам будет угодно, – сухо произнёс солдат, услышавший в тоне русского грубые ноты, – гляди только, чтобы тебя не столкнули с дороги, скорости у нас космические.

Увидев, как побледнел гость при упоминании о космических скоростях, пограничник лучезарно улыбнулся. Он поднял с земли фуражку, протянул её Гр со словами: «Добро пожаловать в страну, коллега! Мы рады каждому, кто ступает на нашу землю. Не смущайтесь!» В доказательство гостеприимства он кинул в телегу маисовую лепёшку и, козырнув Гр, вернулся за длинный прилавок.

Ждать было нечего. Бросив стволы на пол своей новой квартиры, неохотно натянув перчатки, надев тапочки, Гр уцепился за оглобли и медленно двинулся вперёд, с каждым шагом ощущая, как улучшается его настроение. Он в Эх-Вынии! Телега резво катилась вниз, будто радуясь полученной свободе. Приходилось напрягаться, чтобы она не наезжала на пятки. Да немного пугали странные субъекты, стоявшие без дела по обочинам дорог и жмурившие глаза. Но, решив со всем разбираться постепенно, Гр благоразумно сторонился всего непонятного. Он быстро вспотел, поэтому на ходу кое-как подвернул штаны и снял с себя верхнюю часть костюма, оставшись в одной майке.

Пришлось бежать весь день и всю ночь, прежде чем вдали показались Главные ворота, поставленные перед входом в пустыню. В лучах рассвета они алели волшебной подковой, обещающей счастье. Не успел Гр отдышаться, как с проходящего мимо поезда спрыгнула Ло с Вязом в одной руке и с большим чемоданом в другой. Она тоже была в резиновых тапочках и в белых фланелевых перчатках. Её полноватая фигура в джинсовых шортах и в майке выглядела по-спортивному энергично.

– Представь! – закричала жена, бросая в телегу мальчика и багаж. – Сегодня какой-то праздник и поезд мчится без остановки к океану! Безобразие! Ты уже видел его?

– Кого? – опешил Гр.

– Волшебное дерево! Что же ещё? Какао-бобы! Видел?

– Не смеши! Тебе ничто не поможет. До волшебства ещё далеко, а пока – вот, устраивайся или, впрочем, нет, лучше впрягайся, а я отдохну. – Гр кивнул на телегу.

– Ни за что! Она надоела мне в детстве, – заявила Ло, думая, что муж шутит.

– Как хочешь, но я устал. – Гр запрыгнул в телегу, улёгся рядом с дулами, обняв их обеими руками, и мгновенно провалился в сон.

 

В оазисе

Проснулся он от того, что его голову стало припекать. Гр с трудом разлепил веки, надел очки и приподнялся. Рядом возился сын, ползая по рассыпавшимся стволам; впереди, вцепившись в оглобли, бежала Ло; нещадно палило солнце; в небе летали весёлые люди, держась за хвосты воздушных змеев. По обе стороны дороги расстилалась пустыня. Мимо изредка проскакивали верблюды с восседающими между горбами мужчинами, у которых были лопаты в руках, и на бешеной скорости проползали огромные черепахи, на их широких спинах полулежали одетые в купальники эхвынки.

Гр присвистнул. Эх-Выния всё больше удивляла его. Да, нельзя было пропускать занятия! Возможно, он больше бы знал об этой стране, а не только то, что запомнил, побывав на одном семинаре, из которого уяснил: центр Эх-Вынии – это самый прекрасный оазис в мире! Там самые демократические банки, самые низкие налоги, и там можно встретиться с любой фантазией, готовой стать былью, то есть – с мечтой. Это воодушевляло.

– Далеко ли до центра? – спросил он одну из дам, когда черепаха поравнялась с телегой.

– С вашей лошадью через полгода как раз доберётесь! – засмеялась женщина и, звонко гикнув, умчалась вдаль.

Ло сделала вид, что ничего не расслышала, но понеслась от злости с удвоенной силой.

– В чём дело? – крикнул ей Гр. – Зачем так быстро? Я не успеваю рассмотреть дюны!

– Посмотри вперёд! Там какой-то оазис!

Воспользовавшись стволом как подзорной трубой, Гр глянул поверх головы Ло. Сердце его учащённо забилось, он весь подобрался, напрягшись в предвкушении возможной встречи с мечтой. Вдали виднелась зелёная крона деревьев, обещая прохладу, желанный отдых и неведомые ранее ощущения. В большом нетерпении он выпрыгнул из открытой солнцу и ветрам квартиры на песок и побежал рядом с женой, помогая подруге держать оглобли. Телега, нёсшаяся по наклонной плоскости, так и ходила вся ходуном!

Вскоре путешественники оказались в густых зарослях бамбуковой рощи, пройдя через которую попали на берег прозрачного ручья. От воды веяло холодком. Повсюду росли фруктовые деревья, цвели необычной формы кустарники, порхали грациозные бабочки, летали певчие птицы.

– Похоже на бранцузский парк, – шумно отдыхиваясь, с видом знатока изрёк Гр, припоминая учебные пособия по зарубежным заповедникам. – Генерал говорил, что нигде в мире так не развита парковая культура, как в Бариже. А здесь – гляди-ка, настоящий Берсаль среди пустыни!

– Ничего не знаю про твой Берсаль, вижу только, что это сказка, о которой я мечтала! – воскликнула Ло, бросая оглоблю и помогая Вязу выбраться из телеги. – Наконец-то можно заняться своей фигурой! Смотри! Смотри! – заверещала она. – Здесь водятся ящерицы, я сошью кожаные перчатки взамен хлопчатобумажных!

– Жаль, что здесь не водятся крокодилы, чтобы сшить туфли, – плюнув на резиновые тапочки, шутливо заметил Гр. В порыве чувств он скинул широким жестом фуражку с головы, едва не попав при этом в сына.

Вяз бросился ловить бабочек. Малыш никогда их прежде не видел, поэтому принял за летающие фантики из-под конфет. Вскоре ему удалось поймать одну, и он принялся отрывать у бедняжки крылья, перед тем как отправить себе в рот.

– Без туфель обойтись можно, а вот без мяса… будем разводить свиней! Гляди, сколько апельсинов! – заходилась от восторга Ло.

– Неплохо придумано, – согласился Гр, чувствуя, как проголодался.

Закусив мандаринами, они прошлись по всему оазису, прикидывая, где расположить свинарник, чтобы и поближе к ручью, и недалеко от фруктовых деревьев. Выходило, что устраивать надо прямо в центре, в бамбуковой роще. На том и остановились. Гр повалил три банановых пальмы, ударив по ним стволом, наломал веток груши и только принялся выкладывать на песке с помощью мандариновых косточек план загона, как огромная тень вдруг нависла над его головой. Он посмотрел вверх и увидел нескольких эхвынцев на лошадях. Мужчины смахивали на бедуинов, все они были в чёрных одеждах, кроме одного, а в руках держали ружья. Главный, в светлой накидке, спросил сквозь платок, закрывающий нижнюю часть лица, тыкая в Гр стволом оружия:

– Что тебе нужно, странник?

– Привет, гусары! – откликнулся Гр. Выпрямившись, он подробно всё объяснил, радуясь про себя, что не забыл эхвынский язык: – Понимаете, свинарник хочу построить, потом ресторан с уклоном на шашлык. Через полгода заскакивайте, угощу! А сейчас Ло приготовит для вас холодный кофе на воде из ручья. Кипятильник ещё не купили…

– «Ло» – это кто? – переглянулись бедуины.

– Моя женщина, – с вызовом ответил Гр, – а сын под телегой спит.

– Женщина – это хорошо, сын – ещё лучше, а насчёт свинарника можно поспорить. Ваше дело – строить его. Наше – разбивать оазисы и охранять, чтобы такие, как вы, перчаточники не нарушали гармонию, – гордо провозгласил главный бедуин и накинул на Гр аркан.

Гр попробовал засмеяться, но у него ничего не вышло: лошадь ударила копытом, песок горячим фонтаном брызнул в лицо, обжигая язык и губы. Бедуин подтянул к себе Гр, одним сильным рывком перебросил через лошадь и, пришпорив коня, поскакал в пустыню. Промчавшись порядочное расстояние, он сбросил любителя свинины в песок и сурово сказал, снова тыкая в него длинным ружьём:

– Отдохни тут без апельсинов. Может быть, поймёшь, зачем человечеству оазисы. – И ускакал обратно, оставив испуганного Гр одного среди дюн.

Проходимец огляделся, но ничего, кроме песка, не увидел. Он постарался найти следы от копыт лошади, чтобы пойти по ним в сторону оазиса, но лёгкий ветерок уже скрыл их, поэтому осталось только ждать, когда Ло придёт на помощь. Супруга появилась через два дня. Гр уже отчаялся и готов был кинуться на кактус, чтобы оторвать мясистую ветку в надежде выдавить сок. Ло вовремя остановила его, крикнув «Подожди!» Подбежав, она подхватила Гр на руки и отнесла в телегу, чувствуя, как исхудал муж.

– Сколько раз тебе объясняла, незачем говорить людям правду! – ворчала она, разбивая для Гр кокос. – Кому нужна твоя правда? Где теперь моя фигура? И твои отбивные?

Ло смахнула слёзы и отвернулась, грустно глядя в том направлении, где остался зелёный рай.

– Ты не знаешь, зачем человечеству оазисы? – спросил Гр, напившись.

– Догадываюсь! – сердито пробурчала жена. – Чтобы мечтать о них. Когда нас отпускали, предупредили, что отберут телегу, если мы ещё раз тут появимся.

– Очень глупо, что в оазисе нельзя выращивать свиней. По мне, так лучшего места не может быть, – сделал вывод Гр, с трудом переворачиваясь на бок, чтобы удобнее лечь, и приготавливаясь к длинной дороге.

– Там были вкусные конфеты, они летали, – вдруг сказал Вяз и разжал кулачок, показывая смятые крылья бабочек.

– Он умеет разговаривать?! – поразился Гр. – Сколько ему лет?

– Скоро три, – с негодованием бросила Ло и со злостью взялась за оглобли.

 

Колонизатор и штрипки

Первое практическое знакомство с Эх-Вынией оказалось не столь приятным, как это представлялось. Однако супруги быстро забыли про эпизод с бедуинами, решив, что могут обойтись и без оазисов, тем более что основная часть местного населения встречала их с неподдельным радушием. Когда, покружив пару часов по пустыне, они выбрались на дорогу и поехали дальше, по очереди сменяя друг друга между оглоблями, то увидели, как улыбаются и приветливо машут руками эхвынцы в пролетающих мимо машинах. Одна из машин внезапно притормозила рядом с телегой, из окна высунулся водитель.

– Что просишь за это? Мне нужен один! – крикнул мужчина дружелюбно, кивая головой на разбросанные по дну телеги стволы. Некоторые из них торчали наружу, придавая телеге воинствующий вид.

– Тысячу эхвинов! – не растерялся Гр.

– Немало! – покачал головой покупатель, но согласился.

Купля-продажа состоялась. С появлением денег на душе повеселело. Путешественники не спеша передвигались по Эх-Вынии, изредка останавливаясь там, где им нравилось. Страна раскрывала свои просторы, без утайки показывая места сосредоточения праздников, развилки дорог над барханами, города и посёлки, музыкальные фонтаны и стаи воздушных змеев. Всё изумляло воображение иностранцев. Жители тоже с большим интересом разглядывали пришельцев, оказывая им всевозможные знаки внимания. Ло сначала удивлялась, видя, как эхвынки кормят её сына, торопясь всунуть мальчику в рот кусочек тёплой лепёшки, пока телега не проехала мимо них, а потом привыкла и перестала обращать внимание даже тогда, когда услужливые женщины купали Вяза на остановках и меняли солому, которую сами же и набросали на дно телеги.

Удалившись от гор, дорога потеряла резкую наклонность, в то же время оставаясь достаточно покатой для того, чтобы можно было не заботиться о скорости и о трудностях, связанных с отсутствием лошади. Увлекаемая кем-нибудь из них двоих телега двигалась как бы сама собой в ровном умеренном темпе, приходилось только следить за тем, чтобы она не съехала в песок.

Месяца через два случилась приятная неожиданность, придавшая дорожному быту комфорт. Как-то Вяз, ковыряясь в соломе, нажал на кнопку, которую можно было принять за след от сучка в доске. Внизу что-то заскрипело, затрещало, напугав мальчика, и дно телеги раздвинулось в стороны, образовав площадку, огороженную лёгкими стенами. Откуда-то сзади выполз тент, ловко накрывший конструкцию, и взору изумлённых супругов предстала крохотная комната на колёсах.

– Телега-кабриолет? – удивился Гр, осторожно прикасаясь к тростниковым стенам. – Такое могли придумать только наши! – Он горделиво обошёл дом кругом, рассматривая его устройство, и с чувством сожаления произнёс: – Эх, забыли про тягловую силу! Жаль, что осла не припрятали!

Путешествовать стало намного приятней: не жарило солнце, можно было укрыться от ветра, изредка налетавшего из пустыни и забивавшегося в каждую складочку одежды. Вскоре присмотрели город, издали похожий на роскошный дворец, и решили в нём остановиться. Пристроив телегу под пальмой, Гр повесил плакат на одну из стен кабриолета: «Большие проекты – большие надежды» и стал ждать реакции местного населения. Она превзошла все ожидания. Эхвынцы с утра и до вечера ломились в телегу, желая знать, с чем пожаловали иностранцы. Гр не успевал уточнять, каким образом можно связать большие проекты с большими надеждами. Ажиотаж вокруг плаката подействовал на него странным образом. Вместо того чтобы радоваться, он раздражался, едва удерживаясь от ругани.

Видя простодушные улыбки аборигенов, слыша их восторженные речи, Гр испытал забытое чувство, знакомое ему с тех времён, когда он собирался завоёвывать далёкие галактики. Проходимец ощутил себя колонизатором, пришедшим в чужую страну за тем, чтобы устроить свою счастливую жизнь. Он перестал бриться, причёсываться, его лицо приняло выражение превосходства над отсталостью покорённого им народа. Наивные эхвынцы робели, не понимая, чем обидели этого важного человека. Они с любопытством разглядывали зелёную фуражку со сломанным козырьком, пятнистую рубашку без двух верхних пуговиц, испачканные перчатки и школьный портфель, привязанный к ремню, удерживающему широкие брюки. Неожиданно внимание людей привлекли штрипки, сквозь которые ремень был продёрнут.

– Как красиво! Посмотрите на эти маленькие петельки! Что и говорить, удобно, оно и понятно, Запад! – шептались удивлённые эхвынцы. Сами они обходились обычными резинками вместо ремня, поэтому восприняли штрипки как последнее слово моды.

Когда Гр надел однажды серые бриджи с карманами между колен, эхвынцы не выдержали. Ухватившись за его ногу, все начали умолять продать им штаны. Гр показал фигу, тогда один из отчаявшихся разлёгся на дороге, загородив телеге путь, и сказал, что не поднимется до тех пор, пока Гр не сбросит штаны и не распорет их.

– Это ещё зачем? – изумился колонизатор.

– Чтобы выкройки снять, – ответил мужчина, приглашая товарищей улечься рядом.

Ло наконец смекнула, в чём дело.

– Ты им скажи, что согласен быть главным консультантом по пошиву штанов! Пусть фабрику открывают!

– Главным консультантом? Отлично! – обрадовался Гр. – Вот мои условия: апартаменты рядом с кабинетом, гамак, ботинки из кожи молодого крокодила со шнурками и на толстой подошве! И красный абажур!

– На что тебе абажур? – насторожилась Ло.

– Не твоё дело, – ответил муж, входя в роль фабриканта.

Эхвынцы не торгуясь подписали контракт. В мэрии города закрыли глаза на то, что фабрика устраивалась в неположенном, удалённом от северных окраин, районе, так всем хотелось приобрести штаны со штрипками.

Работа закипела. Гр переехал вместе с Ло и сыном в апартаменты, оказавшиеся настолько просторными, что в них нашлось место и для кибитки. Её не стали разбирать, убрав нажатием кнопки стены и верх кабриолета, телегу вкатили в гостиную, в самый центр, поставив под оранжевый абажур, напоминавший фантастический апельсин. Фрукт висел под потолком, всем видом призывая к себе окрестных стрекоз. По распоряжению Гр окна в апартаментах открыли и сняли занавески. В рабочем кабинете устроили гамак, натянув его между стенами, и установили живую пальму в горшке. Ботинки были готовы спустя неделю, они получились лучше, чем Гр предполагал: тёмно-зелёные, чуть выше щиколоток, как у заправского колонизатора! Он пришёл в неописуемый восторг, увидев толстые шнурки с железными колпачками на концах. Колпачки громко звенели при ходьбе и били по голым ногам. Резную бамбуковую трубку покрасили под цвет ботинок.

Получив всё что хотел, Гр целыми днями валялся в гамаке. Задирал ноги выше головы, чтобы было удобно любоваться обновкой, и считал дырки для шнурков, сожалея, что дырок могло быть больше, курил крепкий табак и один раз в месяц подписывал новые эскизы.

Освоившись со штрипками, эхвынцы стали реже беспокоить главного консультанта. Через полгода ему никто не мешал дёргать ногами в воздухе и отбивать наконечниками ритм для танцующих на телеге стрекоз. Привлечённая их наглым жужжанием в комнату врывалась Ло с мухобойкой в руках, она принималась гоняться за мерзкими шлюхами, мечтая прихлопнуть хотя бы парочку из них. Те визгливо смеялись, успевая вовремя вылететь в открытое окно, и Ло, бесполезно помахав руками, швыряла мухобойку в лицо хохочущего супруга и со словами «Дождёшься, что съедят с потрохами!» удалялась на свою половину.

Весной на фабрику прибыла делегация важных чиновников из центра: страна узнала о штрипках и ждала перемен в высокой моде. Занятый танцами Гр принял послов за уборщиков, которые изредка приходили к нему навести порядок в кабинете. Услышав шум у порога, он закричал, чтобы все убирались к такой-то матери и даже дальше. Он точно сказал, куда надо идти, и плюнул в сторону порога. Чиновники неуверенно потоптались, ничего не видя в сигаретном дыму, и, закашлявшись, вышли.

На следующий день программа по внедрению штрипок в эхвынскую моду была закрыта. Новшество решили убрать, сделав акцент на стрелках – вариант классический и экономичный с точки зрения производства. От бриджей отказываться не стали, сойдясь во мнении, что карманы нужно вынести вперёд, на видное место, ибо скрывать в них эхвынцам нечего.

Утром к несчастному консультанту пришли рабочие. Они выкинули телегу в окно, вырвали пальму из пластмассового плена, прогнали стрекоз, а чужеземца вытрясли из гамака и принялись стягивать с него ботинки.

– Что происходит? – закричал Гр, падая на пол.

Рабочие угрюмо молчали и продолжали выворачивать ступни его ног. Кто-то догадался развязать шнурки, левый ботинок удалось снять. Тут Гр понял, что с ним не шутят. Ему почему-то вспомнились граница, танки, капитан. И кредиторы. Дёрнувшись всем телом, он вывернулся из рук эхвынцев, прыгнул в окно и помчался, не разбирая дороги, позабыв про Ло и про сына. Он бежал до тех пор, пока не перемахнул через высокий, выше головы, забор и не очутился в оранжевом странном лесу.

 

Среди бананов

Было очень светло, светлее, чем в городе, или это казалось из-за множества золотистых бананов, тяжёлыми гроздьями свисающих с пальм. Пальмы окружили Гр будто грозные фонарные столбы. Они наступали со всех сторон, пытаясь вырвать свою единственную ногу из земли, чтобы навалиться и раздавить непрошеного гостя. Гр дико оглянулся, уверенный, что спит. События последнего часа не укладывались в его голове: приход рабочих, борьба за обувь, побег – такое могло лишь присниться. Слишком быстрая смена декораций и чересчур яркий свет подействовали на проходимца угнетающе. Он запаниковал. Взглянув на ноги и удостоверившись, что одного ботинка не хватает, Гр сообразил – всё действительно происходит наяву. «Мама! Ло! Где я?» – истошным голосом прокричал беглец и упал лицом вниз, чтобы не ослепнуть.

Осторожно приоткрыв один глаз, он увидел золотистую траву под собой. Гр пожевал её губами, трава оказалась металлического вкуса, и это навело его на мысль о далёких галактиках. А что, если Эх-Выния – это один большой космодром и он попал наконец в другое измерение, выбраться из которого никогда не сможет из-за отсутствия корабля? Гр заплакал, а потом закричал, холодея от безумного страха. Вскочив на ноги, он начал прыгать с пальмы на пальму в надежде высмотреть среди деревьев какую-нибудь ракету. Но плавающая перед глазами золотая паутина мешала разглядеть будущее, впереди был один бесконечный свет…

Эхвынцы, гуляющие в лесу, не обратили бы на Гр внимания, приняв его за дикую кошку, и прошли бы мимо, если бы кошка вдруг не спустилась на землю, не встала бы на две ноги и не начала громко сморкаться и рыдать.

– Да это же перчаточник в одном ботинке! – испуганно крикнул кто-то.

Не сразу поверив, что зрение их не обманывает, эхвынцы окружили чужестранца и стали укорять в том, что это слишком неосмотрительно с его стороны забираться в чужой банановый лес и прыгать по чужим деревьям. «Это нарушение закона!» – сокрушённо качали они головами, сами растерянные оттого, что не знали, как наказать разбойника. Наскоро посовещавшись, они завернули находящегося в полуобморочном состоянии Гр в широкие пальмовые листья и вывезли на восточную окраину страны, где поставили на землю и сказали: «Стой, пока свои не подберут, а про банановый лес забудь», и уехали. Открыв глаза, Гр увидел, что какая-то отвратительная сморщенная старуха пинает его ногами, очевидно, приняв за дерево, и старается добраться до его головы.

– Какая гниль! Сколько испорченных плодов! – бормотала старуха, пытаясь сбить клюкой налипшую на волосы Гр мякоть бананов.

– Мама! – крикнул Гр. – Ло! – И он потерял сознание.

 

До'ма

Ло тщательно подмела телегу, выбросила мусор на улицу, пристроилась на оглоблю и принялась разглядывать прохожих. Это было её единственное развлечение на протяжении последнего времени. Третий год телега никуда не двигалась, застряв в небольшом городишке, куда женщина перетащила её после бегства мужа. От малоподвижного образа жизни Ло сильно поправилась, круглые складки жира лежали на её бёдрах и животе, подбородок отяжелел и опустился к основанию шеи. Привычка есть молочный кисель, чтобы справиться с расшалившимися нервами, давала о себе знать. Толстуха смотрела на снующих мимо неё эхвынцев, многие из которых, будучи в предпраздничном настроении, импровизировали на ходу, изображая из себя зверей и птиц, и забавлялась тем, что, выискав наиболее смешную фигуру, громко смеялась и тыкала в неё пальцами. Эхвынцы принимали Ло за свою, они предполагали, что дама раскрепостилась, поэтому пробегали дальше, не обижаясь на этот неприличный жест.

«Какой смешной!» – подумала Ло, заметив полуголого эхвынца, заросшего, с длинной бородой, босого, в грязной оборванной одежде. Плечи и руки бродяги были худы, живот казался впалым, а скулы острыми. Его сопровождала гудящая стая стрекоз.

Мужчина прыгал по тротуару, пытаясь ухватить хвост зависшего над ним воздушного змея, видимо, намереваясь взлететь. Его чёрные, обуглившиеся от горячего песка пятки, напоминали две вынутые из костра картошки. Ло приготовилась посмеяться, но, приглядевшись, увидела знакомую оправу очков и узнала в бедолаге пропавшего мужа.

– Гр! – закричала она, вскакивая и устремляясь к нему. – Где ты пропадал?

Стрекозы примолкли. Услышав знакомый голос, Гр вздрогнул и выпустил из рук хвост змея.

– Ну вот! Помешала! А ведь я почти научился им управлять! – недовольно сказал он, не выражая ни малейшей радости от встречи с женой.

– Зачем это тебе? – спросила Ло.

– Говорят, с помощью змея можно заглядывать в иллюминаторы самолётов! Я намерен найти там мечту, – с деловым видом ответил Гр.

– Глупый! Такой же глупый, как всегда! – радостно засмеялась Ло. – Ищи на земле, так надёжнее! Пойдём в телегу, я тебя жареным мясом накормлю. Худой, как жердина! – И она потащила упирающегося мужа домой.

– А вы, кыш отсюда! – Ло скорчила страшную рожу, и стрекозы улетели.

– Откуда у тебя столько мяса? – подозрительно спросил Гр, увидев, как щедро жена накладывает ему в тарелку. – Отбивные! И ты шикарно выглядишь. Раздобрела, новое платье с разрезом, цветок в волосах… Хотя прежней ты мне нравилась больше.

– Когда ты сбежал, нас долго не отпускали, держали в качестве выкупа. Все думали, что ты вернёшься за нами, отдашь второй ботинок. Но так как ты и не думал возвращаться, пришлось откупиться и отдать ствол. Ещё один я продала, чтобы жить. А как ты хотел? Ты знаешь, что тебя разыскивали? – строго спросила Ло, давая мужу добавки. – Эго всё из-за ботинка, говорили, что ты похитил государственное имущество.

– Знаю! – недовольно отмахнулся супруг. – Могла бы чем-то другим откупиться! Транжирка! – Гр тупо разглядывал располневшую фигуру жены.

– Расскажи лучше, где пропадал? – настаивала Ло.

– Точно сказать не могу. Знаю только, что успел побывать в другой галактике, там всё из чистого золота. Даже трава.

– Даже трава?! – поразилась Ло. – Что же ты не нарвал? И как бы туда попасть?

– Государственная тайна. Доложу, куда надо, – увернулся от ответа Гр. – Для меня здесь много неясного.

– А зачем ты хранишь вот это? – Ло вытащила из кармана мужниных штанов что-то, напоминающее пожёванный сапог.

– Ботинок? Символ колониализма? Выброси! Он свою роль отыграл. Благодаря ему удалось продержаться какое-то время. Представь, я читал лекции иностранцам о «Принципах внедрения в эхвынскую юкономику». Прямо на улице! Получал за это деньги до тех пор, пока ушлый полицейский не узнал во мне Главного консультанта. Пришлось срочно бежать… к тебе, любимая, к твоим отбивным… – прошептал размякший от еды Гр, тяжело клоня голову к столу. – Вкусное мясо, давно так не ел… – благодарно сказал он, затихая, и уснул, уткнувшись лицом в тарелку.

Проснулся он от того, что кто-то трогал его за нос.

– Чей это ребёнок? – возмущённо спросил Гр, открывая глаза и с удивлением рассматривая маленького кудрявого мальчика, стоявшего рядом с ним и пытавшегося засунуть ему в нос кусочки маисовой лепёшки.

– Твой сын, Гр, наш Вяз, – с укоризной произнесла Ло и гордо добавила: – Он уже знает много эхвыопских слов, как и я.

– Подро-о-ос, – уважительно протянул Гр, вытаскивая из своего носа кусочки теста, и переключил внимание на жену, одетую в яркий сарафан с глубоким вырезом и в новые фланелевые перчатки. – Ты куда-то собралась?

– Вставай и ты, поедем дальше. Будем пробиваться ближе к центру! Штрипки не удались, придумаем другое!

– Да ты и меня успела собрать! – воскликнул Гр, поднимаясь на ноги. Он с восторгом ощупал себя: лицо было побрито, волосы аккуратно пострижены. Чистые шорты, футболка приятно облегали тело. Пятки больше не саднили, они были отмыты, чем-то смазаны, на ногах он увидел новенькие резиновые тапочки. Гр засмеялся. – Чудеса! А я ничего не почувствовал! Какая ты проворная! – Он поцеловал Ло в шею.

Зардевшись от удовольствия, жена озабоченно спросила:

– Где твои перчатки? Ты разве не знаешь? Их нужно менять каждый год в полицейском участке – приходишь, показываешь паспорт и получаешь! Где же твои?

– Потерял в чужой галактике.

– Что теперь делать? – всполошилась Ло. – Мы не можем обратиться в полицейский участок за новыми! Ты три года не покупал перчаток! Будет масса проблем! Вот выгонят из Эх-Вынии, и где я буду искать волшебное дерево? Оно сейчас особенно необходимо! Где мы откроем бизнес? Нет. Придётся и мне свои бросить, чтобы не привлекать внимания.

Она решительно стянула перчатки, затем выскочила из телеги и потащила её по направлению к ближайшей скоростной трассе. Пристроив кибитку у правой кромки дороги, так, чтобы её не задевали машины, Ло с новыми силами побежала вперёд. Оглобли не мешали ей мечтать о красивой фигуре и весело поглядывать по сторонам.

 

Сист

Они колесили по безбрежной пустыне, незаметно продвигаясь к центру Эх-Вынии, уклоняясь от полицейских развилок на своём пути. Пока Гр шатался три года, выбираясь с восточных окраин страны, куда его закинули злые эхвынцы, он наслышался рассказов о чужой Столице. В его представлении возник город – сказочно-прекрасный, не смеющий отказать никому, кто в нём нуждался. Теперь Гр точно знал, куда нужно стремиться. Он будет не удивлён, если вдруг окажется, что в скверах и парках Столицы растут волшебные деревья, которыми бредит его жена. Итак, вперёд, к центру Эх-Вынии!

Дорога давно потеряла свою наклонность, поэтому требовалось немало усилий, чтобы тащить телегу, а не просто бежать впереди неё. Ло и Гр меняли друг друга через каждые два часа. Иногда обстоятельства вынуждали их углубляться в пески, чтобы обойти бедуинов, тогда приходилось особенно туго. Телега обросла пожитками и стала тяжёлой. Бывали случаи, когда оглобли упирались в бетонную стену, всю увитую виноградником. При виде её Гр начинал вертеться из стороны в сторону, ожидая, что на него свалится банановый столб.

– Чего ты пугаешься? – спрашивала жена. – Стена как стена, сейчас объедем.

– Там золотая галактика! – в ужасе шептал Гр.

– Глупость. Откуда ты можешь это знать? – не верила Ло.

– Я там был.

– Посмотри на забор! Два этажа, не меньше! – смеялась Ло.

– Как хочешь, – обижался Гр. – Но там точно валютный запас страны. Или центр по управлению полётами.

Однажды он улучил момент и, погладив бетон, осторожно спросил: «Я прав, ребята?» Но ответа не дождался.

…Прошёл год. Ло похудела, а Гр отощал ещё больше и снова зарос густой бородой. Перебежки с места на место измотали путешественников, но до центра Эх-Вынии они так и не добрались. Пора было подумать об отдыхе. Супруги наконец осмелились приблизиться к одному из оазисов, которые так часто попадались на долгом пути, что миновать некоторые из них было просто невозможно. Приходилось завязывать лица платками и мчаться что есть духу по окраинным улицам. Но в последний решились всё же зайти – сказывалась усталость. К тому же наступило время отправить Вяза в школу.

Если бы не эхвынские дети, галдящие на всю округу, Ло и Гр и не вспомнили бы об этом. Жизнь поставила родителей перед фактом. Подросший мальчик, видя, с какой радостью его эхвынские сверстники побежали на учёбу, заявил, что тоже хочет учиться. В первом классе. Уступая капризам ребёнка, взрослые завернули в ближайший городок, так уютно расположившийся в небольшом оазисе. К счастью, в нём не оказалось бедуинов, да и сам оазис отличался от первого тем, что был как-то по-особому мил и незатейлив, очевидно, рождённый из прихоти природы, а не из трезвого расчёта отщепенцев.

Телегу пристроили в углу зелёного сквера, подальше от глаз. Мальчик пошёл в школу, а Гр лёг в тени пальмы думать. Ему не давала сосредоточиться жена. Ло сильно нервничала в последнее время. Видя, с какой скоростью исчезают припрятанные на дне телеги стволы, а жизнь всё не налаживается, она вернулась к помощи насоса, и то и дело тормошила мужа, побуждая его к решительным действиям. Она всё чаще ругалась, упрекая Гр в нерасторопности. Вот и сейчас, не дав мужу передохнуть, вдув ему воздуха, Ло пнула его в бок, приказав подняться и отправляться на поиски работы. Гр обругал жену «толстогрудой шмакодявкой» и с радостью отправился на прогулку.

Он долго бродил по оживлённому городу, поглядывая на прохожих, и уже готов был завернуть на ипподром, чтобы сделать ставки, как его вдруг окликнули.

– Салют! – сказал кто-то на чистом русском языке.

Гр, пройдя по инерции несколько шагов, сообразил, что это к нему, и обернулся. Под пальмой стоял незнакомый человек квадратной наружности, очень высокомерный. Он курил толстую сигару и потягивал коктейль из высокого бокала. У человека были маленькие, почти как у голубя, глазки и невероятных размеров челюсти, напоминающие сцепленные грабли. Волосатые пальцы проходимца были украшены перстнями в виде обломков камней, а замшевые туфли подбиты толстыми набойками, по размеру одинаковыми с накладными карманами вельветового пиджака.

«Пижон! Скорее всего, из засланцев, если без перчаток», – определил Гр и на всякий случай приосанился.

– Салют! – повторил незнакомец, отхлебывая из бокала и насмешливо улыбаясь из-за попыток Гр придать себе важности.

Гр ничего не ответил, только ещё больше надулся. Тогда мужчина вздохнул разочарованно и начал снимать туфли, словно нарочно демонстрируя своё превосходство перед человеком, на ногах которого были надеты резиновые тапочки для бани. Сунув туфли в карманы пиджака, оставшись в одних зелёных носках, стиляга пошёл по зелёной траве, держа в одной руке бокал с коктейлем, а в другой дымящуюся толстую сигару. Оазис нежился под лучами усталого вечернего солнца – эхвынское лето продолжалось, несмотря на начало учебного года. Гр вдруг стало невыносимо одиноко. «Уйдёт!» – подумал он и, втянув щёки, закричал вдогонку уходящему человеку: «Салют!»

Незнакомец остановился в раздумье, надел туфли и направился в обратную сторону.

– Сист, – отрекомендовался он, приблизившись. – В прошлом экскурсовод из Киги, специалист по карстовым пещерам. К вашим услугам. – Мужчина слегка поклонился. – Сейчас людям не до экскурсий, пришлось заняться продажей сталактитов. У меня их целая пещера, – пояснил он и живо спросил: – Вам не нужны? Ищу единомышленников.

– Нужны, – твёрдо сказал Гр и для убедительности ударил себя в грудь. – Мне очень нужны. Особенно те, которые снизу растут, от земли. Есть такие?

– Вы имеете в виду сталагмиты? Отчего же не быть? Есть! Но зачем? Нынче спрос на сталактиты, из них делают бра, люстры. Превосходный материал! Я приехал неделю назад, уже продал три штуки!

– О! – засмеялся Гр, смелея от мысли, что перед ним либо неопытный, либо ленивый. – Это мелко, не тот размах! Могу предложить вам нечто покруче, что разом решит все проблемы, если, конечно, они у вас есть! – уважительно добавил Гр, увидев, как Сист украдкой затушил сигарету и положил себе в карман. «Точно засланец! Только у них была привычка прятать окурки в карманах на случай внезапного полёта».

– Слушаю вас, – произнёс бывший экскурсовод заинтересованно.

– Дело в том, – начал Гр, – что эхвынцы любят праздники, которые возникают в их стране хаотично, без всякой системы. Иногда они к ним очень долго готовятся, заставляя себя часами стоять под солнцем. Для чего? А чтобы вызвать соответствующий настрой в душе. Так вот, если мы разобьём сталагмитовый парк, людям незачем будет томиться в ожидании вдохновения! Оно само к ним придёт, как только эхвынцы увидят сталагмиты. Вдохновение можно будет черпать из воздуха! Нарежем из бамбука ложек, разрисуем под Бохлому, пусть едят, сколько хотят! Не выходя за пределы парка! Праздники и вдохновение! Соединим две национальные идеи в одну и начнём считать деньги! А?!

Увлечённый своей импровизацией, Гр к концу речи был уверен, что всегда мечтал о сталагмитовом парке. Он победоносно икнул, что подтверждало эту его уверенность, и взмахнул перед лицом нового знакомого руками, изображая, как он будет считать деньги. И тон, и аргументы Гр оказали на Систа большое впечатление. Не сдержав эмоций, продавец сталагмитов заплакал. Он вынул из кармана тонких брюк зелёный батистовый платочек и осторожно промокнул выступившие на глазах слёзы. В ту же минуту вокруг распространился терпкий аромат осеннего дуба. Гр вдохнул в себя пары незнакомого парфюма и брезгливо сплюнул. «Пижон! – ещё раз с завистью подумал он. – Припомню, гад!»

Сист перестал плакать.

– Хорошо, в знак сотрудничества предлагаю обменяться шнурками от обуви! – будто забыв про резиновые тапки Гр, торжественно гаркнул продавец сталактитов и, быстро выдернув шнурок из туфли, протянул его будущему партнёру. Гр невозмутимо вытащил резинку из трусов, прижал трусы ремнём и передал резинку Систу. Тот долго разглядывал подарок, а потом так же долго зашнуровывал свою обувь.

 

Сталагмитовый парк

Через полгода тёплым вечером в Эх-Вынию вполз огромный железнодорожный состав. Извиваясь как жирный угорь, он медленно двигался в сторону оазиса, где его поджидали Сист и Гр. Свалив драгоценный груз в бамбуковый сарай, выстроенный для этой цели, бизнесмены едва дождались рассвета, чтобы взяться за посадку. Торопясь, толкая друг друга, мужчины вытаскивали сталагмиты из сарая и вставляли их в заранее выкопанные ямки. Лучи восходящего эхвынского солнца косо падали на камни, освещая неровную поверхность розовым светом. Отражаясь, лучи растворялись в утреннем воздухе, превращая его в источник творческого вдохновения.

Гр мурлыкал «Марш славянки», а Ло ходила между каменными стволами и ставила таблички с надписью: «К сталагмитам не приближаться! Языками не трогать!». Сама она не удержалась и лизнула, чтобы попробовать вкус росы, блестевшей на сталагмитах, и пришла в неописуемый восторг от её прохлады.

Соорудив на скорую руку ограду из кактусов, Гр повесил перед входом в парк вывеску: «Единственный в мире сталагмитовый парк! Праздничное вдохновение! Вдохновлённый праздник!». Поставили будку и посадили в неё Ло, тем самым отрезав набежавшим эхвынцам бесплатный путь к прекрасным сталагмитам.

Гр и Сист стояли на песчаном холме, наблюдая за очередью, протянувшейся через оазис, и наслаждались восхитительной картиной, открывшейся их взглядам. Вот оно! Свершилось! Их фантазия заставила эхвынскую природу капитулировать перед красотой искусственного парка. Солнце, отражаясь в гранях сталагмитов, делало его похожим на фантастический алмаз, приколотый к жёлтой шляпке Эх-Вынии. Прошло несколько дней, как он здесь появился, но слух о нём пронёсся по всей стране. От желающих попасть в это чудное место не было отбоя. Волна за волной шли эхвынцы, и каждый покупал расписанную под Бохлому ложку, чтобы черпать ею вдохновение из воздуха! Радовало, что с приближением ночи люди не покидали очередь, а предпочитали спать под кактусами, чтобы с первыми лучами солнца ринуться в чудо-парк. Следуя их примеру, коммерсанты расставили у входа шезлонги и ночевали под открытым небом.

– Волшебное зрелище! – крикнул в чувствах Сист и полез в карман за батистовым платочком.

Гр ничего не ответил. Он внимательно смотрел на длиннющий живой хвост, на сарай, на летающих в небе эхвынцев и напряжённо о чём-то соображал. Сарай давно был полон эхвинами. Деньги от продажи билетов придумали складывать в бочки из-под кукурузы, раздобытые на продуктовом складе. Бочек насчитывалось до ста штук. Было о чём размышлять!

Спустившись с холма, Гр продолжил думать. Он думал днём и ночью, утром и вечером и даже во сне. Думал до тех пор, пока у него не заболела голова. Желая избавиться от нестерпимой боли, Гр решил, что пора от дум переходить к делу.

В этот день Ло закрыла кассу пораньше, объяснив это тем, что нужно помыть новую бочку для денег. Она удалилась в сарай, а мужчины опустились в шезлонги. Покурили, счастливо помолчали и предались дрёме. Гр притворился, будто крепко уснул, однако он был начеку. Дождавшись, когда усталая тишина окутает Эх-Вынию и сталагмитовый парк холодно засияет, освещённый Луной, Гр открыл глаза и оглянулся. Рядом в шезлонге, мечтательно улыбаясь, громко посапывал Сист. Сист на секунду очнулся ото сна и взглянул на товарища, когда тот встал, проследил непонимающим взглядом за тем, как Гр направился к телеге, и снова впал в приятную дремоту. Систу не хотелось напрягаться, чтобы ночью думать о том, куда и зачем пошёл Гр. Где-то слышался лёгкий треск ломающегося бамбука, доносилось похрустывание бумаги, раздавался лёгкий шелест колёс, чудилось неясное позвякивание чего-то, всё это так убаюкивало, так успокаивало…

И только когда громыхнуло чем-то железным, Сист вскочил и стремглав кинулся к деньгам. Сарай был пуст, зато рядом с ним стояла телега с прицепленным к ней кузовом. Возле телеги возилась Ло в пижаме. Сист в бешенстве подпрыгнул. Кузов был прикрыт брезентом, под которым грудой топорщились эхвины, в этом не было сомнений. Кое-где брезент порвался от натяжения, обнаруживая под собой твёрдые пачки денег, перетянутые соломенными жгутами.

– Моё! – заорал Сист, кидаясь к прицепу и пытаясь обхватить его обеими руками.

– Сист! Не спеши! – крикнул ему Гр, вынырнувший из ночной темноты.

Проходимец подбежал к экскурсоводу. Поднял обе руки вверх и навис над бывшим партнёром, примериваясь, как бы удобней его схватить, чтобы отбросить от прицепа, но не успел. Ужаснувшись свирепым видом своего соотечественника, Сист тяжело задышал и вцепился зубами в бок Гр, краем глаза заметив примчавшуюся Ло со сковородкой в руках. В ту же секунду владелец сталагмитов почувствовал страшную боль в затылке и потерял сознание. А когда очнулся, ни Гр, ни Ло, ни телеги с прицепом рядом не было.

Не было и очереди к сталагмитовому парку, да и самого парка тоже, одна только касса напоминала о том, ЧТО здесь было вчера. А сегодня! Нежные лучи восходящего солнца освещали чудесную оливковую рощу, неизвестным образом появившуюся на месте дизайнерского чуда. Пели соловьи, надрываясь от радости, что им никто не мешает, распустились все кактусы, у кассы стояли чем-то разгневанные полицейские.

– Где мои сталагмиты? – спросил их Сист. У него жутко болела голова.

– Улетели! – почему-то радостно ответил один из эхвынцев и кивнул в небо. – А вам придётся заплатить штраф за несанкционированную деятельность.

Сист глянул в светлеющее небо. Он успел разглядеть уносящихся вдаль людей со сталагмитами в руках, прежде чем те скрылись из виду. Так вот, значит, зачем Гр раздавал посетителям парка воздушных змеев! Всё продумал заранее! Договорился! Подлец.

– Это беззаконно! – воскликнул Сист, поднимаясь и лязгая зубами.

– В нашей стране не запрещено переносить парки с места на место, а вот вы без перчаток, что является грубым нарушением порядка.

Понимая, что всё пропало и что ему вряд ли помогут связи в правительстве, Сист уныло поплёлся за полицейскими, чертыхаясь и спотыкаясь на ходу. Одна его туфля оказалась расшнурованной.

В это же самое время Гр, которого Ло сменила за оглоблями, сидел в кибитке, вдёргивая в трусы родную им резинку. Зелёный шёлковый шнурок, свидетельство победы над Кигским экскурсоводом, он хотел выбросить в пустыню, как вдруг дикий страх сковал его сердце. Ему послышалось тяжёлое лязганье челюстей Систа, а в предрассветном сумраке почудился увесистый кулак недавнего партнёра. Гр схватился за надкушенный бок, который всё ещё ныл, и попытался съесть шнурок.

А что если волосатая рука ищет принадлежавшую Систу вещицу, что если клешня Систа нащупает Гр? Он толкал шнурок в рот, давясь и кашляя, пока перепуганная доносящимися из-за её спины хрипами Ло не бросила оглобли и не вытянула верёвку из мужа.

– Первым делом надо купить лошадь, надоело, – вяло, усталая от двойной нагрузки, произнесла женщина и выглянула из кибитки, чтобы удостовериться в целости богатства. – Прицеп-то с эхвинами наш! Осталось вернуть сталагмиты. Надеюсь, ты хорошо объяснил, куда нужно опустить парк? Не обманут?

– Не беспокойся, всё будет пучком, – успокоил её Гр, отплёвываясь.

Ядовитый оттенок шнурка понравился Ло. Она решила приспособить верёвку в качестве украшения к волосам – нарисовала на шнурке полоски, как у змеи, скрутила в бантик и прицепила на голову, над правым ухом.

 

Бжип

Сталагмиты они не нашли. Район пустыни, куда дня через три добрались супруги и куда должен был переместиться парк, был тих и пуст. Среди песков блуждал ветер, нагоняя тоску и лишая уверенности встретиться с обманувшими их эхвинцами.

– Так я и знала, – мрачно, с удовольствием злорадствуя из-за того, что она предупреждала об опасности, да её не послушали, процедила сквозь зубы Ло. – Плакали наши сталагмиты. А заодно и будущие денежки. Говорила, что нужен второй прицеп!

– С ним ты и шагу бы не сделала! Сидела бы сейчас рядом с экскурсоводом в полицейском участке, а я надеюсь, он именно там! – зло крикнул Гр и более спокойно добавил: – Причина в перчатках. Эхвынцы знают, что мы не пойдём жаловаться, не имея перчаток на руках. Тебе ведь тоже пора новые покупать? Сист вывернется, если он засланец, а вот нам нужно увеличить скорость. Будем пробиваться к Столице, там легче затеряться.

– Увеличивай скорость сам, а я полежу, посмотрю на тебя! – отрезала Ло и растянулась рядом с Вязом на соломе.

– Уговорила, едем покупать лошадь! – воодушевился Гр при мысли о Столице.

Он рьяно схватился за оглобли, будто и не было трёхдневной утомительной гонки по пустыни, и помчался в ближайший город. За спиной, приятно услаждая слух, громыхал прицеп с деньгами.

В городе, ориентируясь по указательным стрелкам, легко нашёл автосалон, где не раздумывая купил огромный оранжевый бжип. Переложил оставшиеся эхвины в багажник, они едва вместились туда, приказал семье пересесть в машину, прицеп и телегу вместе с домашней утварью бросил в кювет, уселся за руль и нажал на газ. И-и-иэх!

Автомобиль рванул вперёд. Послушный воле Гр он летел по эхвынской дороге, которая распустила свои чары и на иностранца. Гр показалось, что все его проблемы остались в кювете, рядом с телегой, что всё теперь должно быть по-новому, как в сказке. По сторонам замелькали дюны, развилки, перекрёстки, двухэтажные бани, столбы, рекламы, впереди замаячила надежда найти мечту. Однако восторженное настроение было прервано внезапной проблемой, говорившей о том, что не так-то просто бывает избавиться от прошлого.

– Меня тошнит, – заявил Вяз и плюнул на пол салона.

– Это ещё что за выкрутасы?! – завопил Гр, оглядываясь.

– Ты забыл, где прошло его детство? Мальчик не привык к современному комфорту! Его укачивает. – встала на защиту сына Ло. Она успела переодеться из халата в полосатое платье, подкрасила губы и уже наслаждалась жизнью.

– Правильнее сказать, он привык плевать, куда ему вздумается. Ну уж нет! Так никуда не годится. Пусть занимается этим в телеге!

Невзирая на сопротивление жены, Гр развернулся и поехал назад – прицепил кибитку к машине и пересадил в неё Вяза. Скорость движения после этого заметно снизилась, нужно было следить за тем, чтобы телегу не заносило. Мальчик мог выпасть, тростниковые стены комнаты были очень ненадёжны при быстрой езде, а двери и вовсе отсутствовали как таковые. Усугубляла положение Ло, она то и дело просила остановить бжип, чтобы несколько минут посидеть рядом с Вязом, «глотнуть свободного воздуха», как она говорила. Похоже, её тоже укачивало с непривычки. Видя такое дело, Гр предложил вариант.

– Вы мне работать не даёте, – заявил он во время очередной остановки. – Живите в телеге, а я поеду в Столицу. Устроюсь, найду квартиру, приеду за вами.

– Ни за что! – испугалась Ло, вспомнив о стрекозах и о букете весенних тюльпанов, который она растрепала о пьяную рожу супруга. – Семья должна быть вместе, к тому же у меня насос. Как ты без него? Хорошо, дорогой, я тоже пересяду в телегу, буду держать Вяза, а ты езжай не останавливаясь.

– Как хочешь, – буркнул Гр, возвращаясь к рулю.

Но и эта затея не принесла ничего хорошего. Через каждый час Ло стучала шваброй по бжипу, прося сделать паузу, так как мальчику требовалось сходить по нужде. Она исцарапала шваброй весь задний бампер, чем привела мужа в ярость. Вместо того чтобы думать о телеге, о том, чтобы не уронить её на поворотах, он всё больше увлекался скоростью, всё больше попадал под влияние дороги, захватившей его целиком. Давил на газ и забывался. Однажды мчался без остановок весь день и вспомнил о семье под вечер, когда проголодался. Резко затормозив, Гр выпрыгнул из машины и подбежал к телеге, но ни Вяза, ни Ло в ней не было. Он долго размышлял – возвращаться ли назад, на поиски, или ехать дальше, в Столицу? Неизвестно, к чему бы пришёл проходимец в своих рассуждениях, руководствуясь стремлением к свободе, если бы его не догнал эхвынский берседес.

– Твоё семейство? – поинтересовался улыбчивый водитель, притормаживая рядом с бжипом.

– Его, его, разве не видите, как он рад? – едко сказала Ло. Женщина выпрыгнула из машины и встала рядом с растерянным Гр. Её платье было разорвано, волосы всклокочены, а губная помада растеклась по подбородку. Следом показался Вяз, весь в царапинах, с синяками на ногах.

Эхвынец посмеялся и уехал, а Ло накинулась на мужа:

– Надеюсь, ты понимаешь, что это крайняя точка? Что это абзац? Что дальше так продолжаться не может? Или ты перейдёшь в телегу, а я повезу её дальше, бжип мы привяжем к ней, или я сяду за руль вместо тебя, а ты будешь караулить Вяза в кибитке. Он просится в школу. А где её найти среди пустыни? Пусть терпит до Столицы.

– Доверить тебе бжип, а самому перейти в телегу?! – взорвался Гр. – Ты помешалась. Ты заболела, не дождавшись волшебного дерева! Я не могу пренебрегать техническим прогрессом! Мне надоело, что вы сидите у меня на хвосте! Боитесь качки? Тошнит? Пожалуйста. Вот вам деньги, – Гр кинул жене несколько пачек купюр, достав эхвины из багажника, – вот вам телега, живите. А меня увольте от допотопного транспорта. Найду мечту, вернусь за вами. А пока – до свидания!

Гр прыгнул в бжип и умчался, оставив Ло стоять на дороге. Она не верила в случившееся.

 

Во власти дороги

– Уау!!! – яростно взвизгнул Гр, оглядываясь на сидящую у него на плече стрекозу. Лихо подмигнул ей, чтобы подбодрить, и переключил скорость.

– Всё будет о’кей! – успел он прокричать, прежде чем бедное насекомое оторвалось от его шеи, за которую цеплялось из последних сил, и вылетело в открытый люк, в серое темнеющее небо. Гр страшно захохотал, увидев в зеркале, как нелепо вывернулись крылья стрекозы – в обратную сторону, закрыв всё её тело, и как смешно мелькнули в воздухе её тонкие лапки без чулок и босоножек. Проследил взглядом за несчастной и захохотал ещё громче.

Затем резко откинулся на спинку сиденья, опустил низко голову, придавил подбородком грудь, упёрся вытянутыми вперёд руками в руль автомобиля и нажал на газ. Машина даже не дёрнулась, такой стремительной была её скорость. Казалось, она неслышно приподнялась и полетела над дорогой. Валяющиеся позади Гр стрекозы захихикали, притворяясь, что им не страшно и что они привыкли к выходкам подвыпившего приятеля. На самом деле бедняжки с трепетом ждали окончания сумасшедшей гонки, зная, что Гр невозможно остановить, пока он не наиграется с машиной.

Который год подряд Гр без устали гнал оранжевый бжип по дорогам Эх-Вынии, забыв и про Столицу, и про свою семью. Он раздобрел и возмужал. Его плечи налились силой от постоянной необходимости держаться крепко за руль, волосы и борода, которые он часто подравнивал, выглядели ухоженно. Круглое лицо приобрело горделивое, ухарское выражение, глаза молодецки сверкали из-под очков. Носил он теперь не бриджи и майку, а лёгкие брюки с рубашкой, приобрёл узконосые туфли и вообще – с его-то окладистой курчавой бородой – выглядел купцом.

Гр поначалу ездил с некоторой опаской и сильно осмелел после того, как стащил у случайного пассажира новенькие фланелевые перчатки. Когда иностранец уснул, Гр просто вытолкнул его из бжипа и помчался дальше. Теперь можно было целый год не бояться полицейских развилок, а на бедуинов он давно наплевал. Дорога летела и кружилась перед ним, за окном мелькали города и пустыня, ночь была ярче, чем день, и всё представлялось одним большим, никогда нескончаемым праздником. Гр нравилось распугивать своими неожиданными манёврами дисциплинированных эхвынцев, не понимавших прелести движения по встречной полосе.

Однажды, съехав с трассы, проходимец наткнулся на бетонный забор. Перепутав его с оградой вокруг Межгалактического городка, Гр так быстро развернулся, что не успел заметить ведущую ко входу аллею, сделанную из лазурного сталагмита…

Оказавшись во власти дороги, во власти ощущения, что всё решится само собой, он ждал день за днём встречи с мечтой. А пока с восторгом разглядывал в зеркале, как стрекозы танцуют на заднем сиденье, заламывая крылья, и как они бьются лапками о стенки автомобиля, пытаясь вырваться на волю. Иногда он мечтательно закрывал глаза, предоставляя машине лететь по инерции вперёд, и хватался за руль, лишь почувствовав, что бжип начинал крениться в сторону. Бездыханные стрекозы валились к нему на колени, под ноги. Гр начинало казаться – ещё чуть-чуть и можно поймать мечту за хвост, если, конечно, она добровольно не влетит в открытые окна машины.

Между тем на трассах происходило что-то неладное. В некогда стройной системе автомобильного движения появились перебои, связанные с тем, что эхвынцы боялись встречаться с оранжевым бжипом. Чтобы обуздать искателя приключений, дорожные службы Эх-Вынии ставили ограничительные знаки там, где их никто не ждал. На дорогах страны воцарилась суматоха. Очарование от быстрой езды нарушилось, эхвынцы недоумевали. Гр не понимал, почему его без конца останавливает полиция и тщательно пересчитывает пальцы на его руках. Да, перчатки, раздобытые добрейшими стрекозами, были немного малы, кое-где порвались, но всё же это были самые настоящие фланелевые перчатки. Стражи порядка не могли к ним придраться, поэтому, пересчитав пальцы, они отпускали Гр со строгим наказом беречь себя и дорогу.

Вот и сейчас, отделавшись от надоедливого полицейского, чувствуя голодное урчание в желудке, Гр летел к придорожному ресторану, теряя по пути своих спутниц-стрекоз. Он с нетерпением думал о кровавом ростбифе в ананасовой подливке, предвкушая, как откусит шматок острого, хорошо поперченного, приправленного горчицей мяса и запьёт маисовой водкой. Потом отмокнет в бане, поспит, а наутро снова пустится в дорогу. Стало совсем темно, и Гр включил дальний свет.

– Сейчас поклюёте! – крикнул он через плечо оставшимся стрекозам и рассмеялся, представив, как они сначала накинутся на блюдо с засахаренными рыбьими плавниками, толкаясь и ругаясь между собой, а затем станцуют, выстроившись в ряд по краю стола. И посетители площадки будут в ужасе кричать: «Ах, осторожно, упадёте!» и громко аплодировать. Он же останется невозмутимо лежать на расшитых лентами войлочных подстилках и с гордостью будет посмеиваться над пугливыми эхвынцами.

Гр остановил бжип у термоплощадки. Минуя помывочный зал, поднялся на второй этаж и упал с размаху на пуховые подушки, ожидая, что услужливый хозяин тотчас принесёт ему еду, как он это делал всегда при появлении Гр. Но сегодня эхвынец не спешил обслуживать постоянного клиента. Он несколько раз пробежал мимо, даже не глядя в его сторону, и Гр пришлось кинуть в негодника подушкой:

– В чем дело, Пец? – спросил он недовольно, когда хозяин, поймав подушку, остановился у соседней лежанки.

– Баста. Финиш, господин Гр, – жёстко сказал эхвынец, делая сердитое лицо. – Ваш багажник пуст.

– Что ты мелешь, дурак?! Как это «пуст»? – ужаснулся Гр, вскакивая на ноги и сгоняя с себя стрекоз. – Откуда тебе известно?

– Ещё никто не сомневался в моём профессиональном чутье! – обиделся хозяин. – Взгляните сами.

Они вдвоём спустились к бжипу и открыли багажник. В нём ничего, кроме вечерних стрекозиных платьев, не было.

– Три года и пустой? – поразился Гр, не готовый к подобному повороту событий.

– Да, – согласился хозяин, – для такого багажника три года не слишком-то большой срок. Вы могли минимум лет десять быть нашим клиентом, господин Гр. Не представляю, как вам это удалось?

– Он уважительно посмотрел на растерянного гостя и гордо добавил, беря Гр за руку: – Ещё ни один посетитель не уходил отсюда голодным. Это против моих правил. Так что возьмите! – Он сунул в руки оторопевшего иностранца бумажный пакет с горячей картошкой и незаметно забрал вечерние платья.

– А ваших подруг мы отпустим, когда они помоют посуду и подметут пол. Слышите, что вытворяют? – недовольно спросил эхвынец, увидевший, как со второго этажа вылетело несколько тарелок.

 

Затмение

Кинув пакет с картошкой в багажник, Гр шлёпнулся на переднее сиденье и так рванул машину вперёд, что дверь, услужливо открытая владельцем заведения, осталась в руках эхвынца. Разъярённый Гр выругался в ответ. Горячая картошка после устриц, какое унижение! Чтобы заглушить чувство голода, он закурил и задумался. Куда ехать? Зачем? Скоро закончится бензин и – точка. Что делать? Он отучился жить без денег, без большого количества денег. Всё теряло смысл. Может, перехватить у Ло? Но где её искать? При мысли о жене Гр начал выглядывать из окна в надежде увидеть родную телегу, но ничего не разглядел. Свет фонарей, бегущих по обе стороны дороги, сливался в две блестящие нити, напомнившие ему золотую паутину в Банановом лесу. Только здесь за нитями начинался мрак. Отмахнувшись от неприятных воспоминаний, Гр переключился на встречные огни автомобилей. Их было так много, и все они подмигивали, как пьяные стрекозы, будто смеялись над ним. Это было невыносимо. Гр поставил двигатель на автомат, схватился одной ногой за руль и наполовину высунулся из люка.

В это время из радиоприёмника раздался строгий голос диктора, который оповещал жителей Эх-Вынии о надвигающемся лунном затмении. Голос сказал, что в этой связи необходимо срочно очистить дороги для проведения операции «Веер». Занятый тяжёлыми мыслями, Гр ничего не расслышал и не заметил, как трасса опустела. Его машина мчалась, не сбавляя скорости, а сам он продолжал хватать руками воздух в поисках мечты. Внезапно до его слуха донеслись кряхтящие ломающиеся звуки, похожие на треск падающих железных конструкций, они приближались к нему со всех сторон, валились сверху и с каждой минутой делались страшнее.

Гр замер с распахнутыми навстречу мечте руками. Неправдоподобно звонкий грохот обрушился на него с неба. Фонари погасли. В холодеющем воздухе что-то хлопнуло, будто разорвалось фантастических размеров полотно. Гр почувствовал, как машину подбросило несколько раз, и пулей вылетел из открытого люка. Всё. Государственная операция была закончена: Эх-Выния закрыла свой транспортный веер с помощью боковых канатов, протянутых вдоль всех автострад. Эти канаты, сплетённые из лиан вперемежку с золотой травой и работающие с помощью гигантских шарниров, приподнимали дороги над землёй, обеспечивая полное их сближение в воздухе, их соединение в одну главную магистраль. А Гр подумал, что провалился в преисподнюю.

Вокруг стояла кромешная тьма, разбавленная тревожным лунным светом, который менялся, становясь всё более угрожающим по мере наступления черноты на Луну. Г р сел на корточки, ощупывая себя и принюхиваясь. Пахло зимой. Он взглянул в небо и облился холодным потом. Прокричав сдавленным голосом «Ло! Где ты?», упал на колени и стал с ужасом наблюдать за тем, как на Луну набегает большая неспокойная тень, на глазах превращая её из простодушной красавицы в багровую хищницу. Вокруг почерневшего диска засияла тонкая золотая кайма, такая же, как золотые нити в банановом лесу! От вида зловещего пятна в небе голова Гр поплыла кругом, в ней всё перепуталось: граница, штрипки, танки, колонизаторский ботинок, зелёная фуражка, зелёный шнурок, разноцветные сталагмиты, фланелевые перчатки, телега, бжип – всё это смешалось в один клубок, который прокатился по всему небосводу и замер, обернувшись кровожадной Луной. Бандитка смотрела чудовищным глазом и наступала на Гр, становясь всё ближе.

– Я понял, понял, дорогая, – твёрдо и убеждённо сказал проходимец. – Я больше так делать не буду.

Бедняга и сам не знал, к кому были обращены эти слова, к Ло или к Луне: и та, и другая казались одинаково опасными в этот момент, они будто слились в одно лицо, удваивая страх Гр. Проходимец начал убеждать обеих, что непременно исправится и никогда не будет спихивать жену с телеги, не будет есть втайне от неё мороженое со взбитыми сливками, не будет гоняться за пьяными стрекозами и цеплять бжип к воздушным змеям. Испытав наслаждение от своего раскаяния, Гр с трепетом ждал, как на него отреагируют Луна и Ло, сблизившиеся в его представлении настолько, что по отдельности их невозможно было сейчас воспринимать. Он несказанно обрадовался, заметив, как жуткая вуаль начала медленно сползать с лица Луны.

«Уходит одна!» – подумал несчастный про Ло и облегчённо вздохнул.

Включились фонари, запахло тёплой ночью, Гр увидел недалеко от себя дорогу и стоящий на четырёх колёсах бжип. Поспешив завести машину, попробовал было вырулить на спасительную трассу, но, как только колёса автомобиля коснулись атласной поверхности дороги, всё повторилось сначала: погасли фонари, послышался треск разрывающегося полотна, пошли толчки со всех сторон и Гр снова очутился в песках. Сверху смотрела простушка-Лутта, готовая покрыться гневным румянцем. Возможно, у Гр потемнело в глазах и ему почудилось со страху, что Луна снова нахмурилась, но он закричал, на всякий случай загораживаясь от неба ладонью:

– Понял! Понял! Сказал же, гонять больше не буду! Пойду пешком!

Затем приблизился к дороге и потрогал её носком туфли, как потрогал бы лежащую среди травы гадюку, проверяя, живая ли она. Ему показалось, что дорога заворчала в ответ, а в воздухе послышался недовольный железный кашель. Возможно, это лишь показалось из-за только что пережитого волнения, но Гр остановился. «Видно, не хочет меня пускать! – догадался он и крикнул, обращаясь к дороге: – Понял! Понял! Пойду стороной!»

На бжип пришлось махнуть рукой. Стараясь не упускать из вида трассу, Гр двинулся на юг, ориентируясь на поток машин, спешащих с лодками на крышах к морскому причалу. По его представлению, Ло с телегой, если и должна двигаться, то именно в этом направлении, помня о Столице, лежащей где-то посредине пустыни.

Через две недели, безмерно уставший, обессилевший от голода и жажды, он дополз до очередного термоперекрёстка и от радости едва не лишился чувств, когда увидел раскрытую телегу и сидящую в ней Ло. Супруга выглядела тускло: волосы собраны в хвостик, выцветшие брови слились с лицом, уголки губ опустились. Она была очень худа. Да, волшебное дерево ей явно не помешало бы.

– А-а-а! – закричала женщина, не сразу признавшая в ползущем человеке Гр. – Один! Без бжипа, без денег и даже без стрекоз! Как ты посмел явиться?! Ты из центра? – И, догадавшись по ускользающему взгляду негодяя, что он никогда там не был, Ло выдернула из телеги оглоблю и в отчаянии ударила несколько раз мужа. – Как мы поедем в Столицу? – заплакала она, глядя на распластавшееся у её ног тело. – Где тебя носило три года? Что мы теперь будем делать? Без денег, без стволов? Отъелся, гляжу! А мы голодали, воду пили из лужи, крошки подбирали у ресторанов. У-у-у! Подлюга! – И Ло замахнулась, чтобы ещё раз ударить Гр.

На них стали оглядываться, пришлось затащить супруга в телегу и там надавать ему тумаков. Ло с ненавистью сдёрнула с него разорванную одежду и подсунула тарелку с маисовой кашей.

– Для начала поедим, а там что-нибудь придумаем… – прошелестел губами беглец и провалился в глубокий сон.

 

Ур

Проснулся Гр от того, что кто-то настойчиво пытался перевернуть его на бок.

– Кто этот парнишка? – недовольно спросил он, с трудом продирая глаза и сквозь грязные очки разглядывая высокого кудрявого подростка, вытягивающего из-под матраца, на котором лежал Гр, жестяную круглую коробку.

– Это Вяз, твой сын, ты уснул в его постели, – устало ответила Ло и с гордостью добавила: – Мальчик уже хорошо читает и пишет по-эхвынски, несмотря на то, что ему без конца приходится менять школы.

– Молодец! Продолжай дальше! – Гр потрепал Вяза по ноге. – У меня тут мысль одна появилась, – как ни в чём не бывало сказал он, садясь и передвигаясь поближе к столу. – Вот отдохну и поеду на север за бамбуком, чтобы продать в Пиларуссию, слышал, там нынче спрос на него. Где твои отбивные?

– Ты можешь ехать прямо сегодня, – зло ответила жена, вырывая из его рук тарелку с киселём, приготовленным для Вяза, и подсовывая холодную кашу. – Три месяца назад продала последнее дуло, так что забудь о свинине!

Гр с жадностью набросился на маис. Ло хотела пристать с расспросами, но в это время на крыльце площадки показался круглый лысоватый морячок в бескозырке, привлёкший её внимание. Она торопливо бросилась к насосу и незаметно подкачала Гр воздуху, сунув шланг в его правое ухо.

Гр приосанился. Лицо бедолаги разгладилось, щёки надулись, а спина выпрямилась.

– Салют! – игриво сказал он, заметив моряка и бутылку «Штормичной» в его руках.

– Прилив! – ответил толстячок.

Незнакомец остановился и принялся с любопытством разглядывать телегу, сонного очкастого мужчину в трусах, грудастую Ло и перепачканного киселём Вяза.

– Не обращайте внимания, товарищ, это квартира жены. У меня в песках бжип застрял. Разрешите представиться – Гр. В настоящее время искатель мечты, в прошлом офицер Пасности, – выпрыгнув из телеги, отрекомендовался Гр.

– Ур, – назвал своё имя моряк. Он с интересом посмотрел на прищурившегося от важности мечтателя. – Сейчас я спешу, но буду рад видеть вас завтра у себя. Соотечественники должны держаться вместе. Вот мой адрес. Отлив! – весело попрощался Ур.

Положил на край телеги визитку, сел в приземистый ВНВ и уехал.

– «Флотилия энд У. Грузоперевозки», – прочитал Гр. – Судьба дарит нам шанс! Дорогая, приготовь одежду, завтра пойдём с визитом. Ты видела, что Ур в одной перчатке? Что бы это значило?

– Из голой ладони бутылка не выскользнет, вот что! – проворчала жена.

Она проводила ВНВ завистливым взглядом и вернулась к своему занятию, которое отложила при появлении Ура, продолжила зашивать дырки на брюках Гр. Затем почистила тушью для глаз потёртости на его туфлях и тяжело вздохнула: закончились времена, когда можно было наказывать мужа за испорченную одежду. Конфеты «Снежок» давно съедены, от них не осталось и фантика, а угол в телеге найти трудно. Совсем распоясался благоверный! Уже и насос ему не нравится, ишь, с каким недовольным видом прочищает ухо, будто ему туда песка насыпали, а не поддули достоинства! «Трудно ждать счастья от жизни, когда не знаешь, где показаться в обновках. Но, кажется, судьба мне улыбнулась!» – подумала Ло, заканчивая пришивать последнюю пуговицу к рубашке. Для себя она приготовила узкое цветное платье, которое достала со дна чемодана, и узкие туфли на шпильках. Вся эта красота была куплена сразу после бегства мужа и ни разу не надевалась.

Утром обнаружилось, что исчезли все галстуки.

– Наверное, мальчик друзьям подарил как сувениры, – предположила Ло, с нежностью поглядывая на спящего сына, и провозгласила, увидев расстроенное лицо мужа: – Да не зацикливайся ты на привычках! Вот тебе шкурка от банана, чем не вариант для такого случая!

Гр вынужден был согласиться: нацепил жёлтую кожицу на верхнюю пуговицу рубашки, а на голову натянул пограничную фуражку, заботливо вычищенную женой. Даже сломанный козырёк был исправлен, две его половинки крепко стягивал пластырь.

– Вези телегу через пески, – попросил он.

– Зачем это? – удивилась Ло. – Почему не как все люди?

– Меня дорога больше не принимает, дыбом встаёт, – нехотя ответил Гр.

– Вот оно как! Допрыгался, значит! То-то я думаю, чего это ты дальше метра от телеги не отходишь? А ты, оказывается, боишься к трассе приблизиться? Что ж, через пески вези сам! У меня каблуки, первый раз туфли надела, всё тапочки да тапочки! Вот, возьми новые перчатки, выменяла на прошлой неделе одну пару за ствол. Я пока так обойдусь, спрячусь в соломе.

Гр взялся за оглобли. Эх, вот она – жизнь. Несправедлива! Ещё вчера гонял на бжипе, ел куропаток, а сегодня впрягся вместо мерина в телегу. Идти по песку было трудно, Гр весь взмок, у него болели руки. До нужного им городка добрались только к вечеру. Без труда нашли пятиэтажный особняк, стоявший на центральной площади в окружении прекрасных морских кораблей с высокими мачтами.

– Прилив! – открыл им дверь моряк и отшатнулся, напуганный видом Гр. Сам он был в махровом полосатом халате. – Неужто так штормит сегодня? – спросил хозяин особняка, имея в виду банановую кожуру и взлохмаченную бороду проходимца.

– Нет, полное безветрие, аж дышать тяжело. Но хочется бури, – сдержанно произнёс Гр и вежливо спросил, проходя в комнату: – Почему ты носишь одну перчатку?

– Потому что слишком много значу для Эх-Вынии! Десять кораблей притащил с родины! Да к тому же, – тут Ур многозначительно подмигнул Ло, приглашая женщину присесть в кресло, – к тому же голой ладонью крепче держать бутылку, не выскользнет!

Ур захохотал и разлил по стаканам «Штормичную», а Вязу дал яблоко.

– Хочу спросить, – не отставал Гр, – зачем тебе так много кораблей? Видел, как же! Стоят на приколе, но вокруг пустыня!

– Ха! – усмехнулся наивности гостя моряк. – Эхвынцы большие консерваторы, думают, корабли пригодны лишь для моря. А я им – нате, пожалуйста, по песку! Изменил конструкцию днища, сделал его более плоским, добавил мотор спереди, поверишь? Вся флотилия пришла своим ходом из Палтики, а там никому ненужная стояла! У меня отбоя нет от клиентов, все хотят везти груз обходным манёвром, минуя центральные трассы.

У Гр посерело лицо при этих словах, так ему сделалось тошно. «Везёт дуракам! – подумал он, разглядывая лысину нового приятеля. – Похож на усобиста, такой же предприимчивый. А может, он из них? И чтобы удостовериться в своей догадке, спросил в лоб: – Ты где служил, в Усобом отделе или в Митете Пасности?

Услышав такое, хозяин флотилии быстро надел вторую перчатку, закрыл все окна, все двери в комнате и включил свет.

– Цунами! – выругался он.

– Слушай, давай меняться! – торопливо предложил Гр. – Я тебе телегу, а ты мне корабль! Одну ходку сделаю за бамбуком и верну!

– Штиль! – Ур на удивление легко принял идею соотечественника. – Можешь сделать две ходки, – проворковал он.

При этом хозяин дома украдкой подмигнул разомлевшей от водки Ло и громко скомандовал:

– Поплыли!

Сделав знак, чтобы женщина оставалась на месте, моряк выскочил из дома. Следом за ним выскочил Гр. Подбежав к одному из кораблей, Ур широко взмахнул рукой.

– Он твой! – объявил бизнесмен торжественно. – Вот ключ зажигания, там всё как в берседесе. Разберёшься! – и убежал в дом.

– А Ло? – в большом возбуждении от быстроты происходящего крикнул Гр. – Как Ло?

– Не беспокойся, дорогой, ты плыви, а я подожду. Мне не привыкать, – ответила выглянувшая из окна жена.

Гр вскарабкался по навесной лестнице на судно и попрощался. «Отлив! – козырнул он в направлении окна, затем взбежал на капитанский мостик. Включил двигатель и, услышав глухое урчание мотора, прошептал: – Класс! Вот оно, счастье!»

 

Встреча первая. Корабль пустыни

Управлять кораблём оказалось не таким простым делом, как ожидалось. Или Ур что-то не додумал, или пески были слишком густые, но корабль еле двигался, преодолевая двадцать метров в день. Приходилось часто останавливаться из-за необходимости прочищать мотор и промывать глаза от пыли. Другая напасть, преследовавшая судно, досаждала больше, чем песок. Рядом постоянно бродили дикие верблюды, они испуганно косились на корабль и при каждом новом гудке плевали со страху в его сторону. Гр замучился протирать поручни и мыть стёкла иллюминаторов кабины, где он отдыхал со стрекозами, налетевшими, как только корабль двинулся в путь.

Несколько раз на палубу опускались эхвынцы на воздушных змеях. Все они выглядели счастливо и беззаботно, все звали в небо, чтобы полетать наперегонки с настоящими лайнерами. Новоиспечённый капитан был в смятении. Север с бамбуком так далеко! А небо – вот оно, близко. «Зов мечты сильнее земного тяготения!» – подумал Гр однажды и решился. Приказал тонкокрылым подружкам стеречь имущество, а сам дёрнул к облакам. Так высоко он никогда не забирался даже с помощью насоса! Удивительная штука жизнь, только что стоял на грязной палубе недвижимого корабля, а теперь парит высоко в воздухе, где уж точно можно встретить мечту!

В компании весёлых эхвынцев Гр пролетел почти над всей Эх-Вынией. Это было здорово! В небе не было дорог, и никто не указывал, с какой скоростью двигаться, никто не приставал, чтобы посчитать пальцы на руках. Как-то он сумел заглянуть в самолёт и то, что ему удалось разглядеть, поразило нечастного в самое сердце. Там была девушка, похожая на ту, оставшуюся в далёком прошлом, почти забытая, чей образ почти стёрся из памяти. Однако Гр её сразу узнал: тот же завиток волос над ухом, красивый изгиб шеи, те же карие глаза, отрешённо смотревшие в иллюминатор. Он закричал: «Это я, милая! Я вернулся!» – и постучал в стекло бутылкой «Маисовки». Но девушка его не услышала, самолёт полетел дальше. Мир над облаками сделался тоскливым. Здесь и не пахло мечтой! Гр в отчаянии опустился на землю.

Выпустив хвост змея из рук, он спрыгнул к месту предполагаемой стоянки корабля, но не обнаружил даже его следов. Ровная жаркая пустыня лежала перед ним. Воздушные товарищи улетели. Оглянувшись, воздухоплаватель понял, что заблудился. Громко крикнув «Ло, где ты?», он стал плевать на указательный палец, стараясь угадать направление ветра. Страшно хотелось пить, от резкого перепада высоты невыносимо болела голова. Гр лёг на спину, подставив лицо и руки тёплому ветерку, напомнившему о нежных лапках стрекоз, блаженно улыбнулся, вспомнив их липкие объятия, и уснул.

Очнулся он от страшной тяжести, давившей сверху и затруднявшей дыхание. Гр медленно заворочался, открыл глаза и сквозь мутную пелену увидел верблюда, в непринуждённой позе сидевшего на его груди. Скрестив задние ноги, в передних верблюд держал банку пива и зажжённую сигарету.

Была тихая ночь. С тёмно-синего неба на них смотрели любопытные звёзды и хитро улыбалась Луна.

– Дай покурить, – хриплым голосом попросил Гр, рукой показывая, что ему не хватает воздуха.

Верблюд съехал на песок и сунул в рот Гр сигарету.

– Теперь пива! – скомандовал проходимец.

Сделав глубокую затяжку, он задержал дым, стараясь придать своему голосу оттенок признательности, пытаясь в то же время не уронить своего достоинства. Верблюд дал допить оставшееся в банке пиво, вытер коленом губы и встал на четыре ноги.

– Ты куда? – испугался Гр, уже успевший привыкнуть к новому товарищу.

– В город, за мылом. Тут близко.

– Подбрось, друг, прошу тебя! – взмолился Гр, тоже вскакивая на ноги, он даже руки на груди сложил, ладошка к ладошке, чтобы показать, как сильно ему хочется в город.

– Не жалко, садись, всё равно пустой иду, – ответил верблюд и наклонился вперёд, подставляя спину.

– А я вот заблудился, представляешь? – заметил Гр, устраиваясь между двумя горбами и покачиваясь в такт движению животного. Из чувства благодарности ему захотелось что-нибудь рассказать о себе, но ничто не приходило на ум.

– Это я понял, – ответил верблюд и, задрав голову, плюнул далеко вперёд.

– Таким способом ты находишь дорогу? – спросил Гр, проследив за плевком.

– Нет! – засмеялся спаситель. – Дорогу я нахожу по компасу, а плюнул для того, чтобы узнать, в какую сторону развернуть паруса, но сейчас, вижу, они не нужны.

Гр попробовал найти паруса, для чего тщательно ощупал всё вокруг себя.

– Брось! Брось! – ещё громче засмеялся верблюд. – Я щекотки страх как боюсь! Могу так понести, что не усидишь!

«Странно, – подумал Гр, – верблюд, а щекотки боится».

– У тебя есть мечта? – вдруг спросил он о самом сокровенном.

– А как же! Не одна! – оглянулся на него верблюд, словно удивляясь, как же это можно, без мечты?

– Расскажи! Прошу тебя, расскажи! – заволновался Гр и замер, прислушиваясь.

Проходимца заворожили слова об Увстралии, о кенгуру, о каком-то жидком растворе, способном творить чудеса, и ещё о многом, что ему было не понятно, отчего хотелось спать. И Гр уснул, крепко и безмятежно, как в детстве. Спал очень долго, а проснулся, когда верблюд сбросил его на землю в центре городской площади. Стояло раннее утро. Жёлтое солнце радостно выглядывало из-за деревьев, пытаясь разглядеть, всех ли оно разбудило, или остался ещё кто-то, к кому надо забежать, чтобы напомнить о начале дня. Эхвынцы спешили на работу, двери магазинов только начали открываться, обнаруживая внутри яркие полки с разноцветными товарами.

– Вот, – сказал верблюд, – город. Приехали! – И пошёл по улице в сторону хозяйственного магазина.

– Будь здоров! – успел ответить Гр, спросонок не понимая, почему корабль пустыни вдруг встал на задние ноги, превратившиеся в ноги крепкого мужчины, и зашагал по тротуару? Почему передние стали мужскими руками, которыми человек принялся энергично размахивать? Всё это было весьма странно: сначала верблюжья мечта, теперь мужские кривые ноги, а на спине вместо двух горбов возвышался один огромный рюкзак с множеством застёгнутых карманов. «Галлюцинации! От разницы в температурах между небом и землёй», – подумал Гр и побежал разыскивать телегу.

 

Акция протеста

Увидев бегущего вдоль дороги Гр, исхудавшего, заросшего бородой, в пиджаке с чужого плеча, в рваных перчатках, Ло вытащила из-под соломы припрятанный на всякий случай ствол, который никто не купил из-за его жуткой кривизны, набила твёрдыми грушами, взяла в руки и приготовилась.

– Где ты был? – закричала она, выпрыгивая из телеги.

– Летал, – признался Гр. Воздухоплаватель понимал – врать бесполезно.

– Больше трёх лет?!

– Не может быть! – поразился Гр, хватаясь за голову и с ужасом вглядываясь в стоявшего рядом с ним подростка. – Опять какой-то парень! Что всё это значит?!

– Это твой сын, Гр, – металлическим голосом произнесла Ло. – Он уже песни поёт на эхвынском, деньги зарабатывает по вечерам, вот до чего ты нас довёл!!!

– Где Ур? Где флот? Ты оставалась с порядочным человеком, а теперь одна, в лохмотьях и без каблуков?! Ничего не понимаю…

– Твой порядочный человек оказался обыкновенным сторожем! – обиженно всхлипнув, ответила жена и неохотно пояснила: – Хозяин флотилии появился через год. Москвич, без перчаток, высокий пожилой шатен с красными, как у кролика, глазами. Когда узнал, что Ур поменял корабль на телегу, так даже позеленел от злости, а вообще, сильно похож на дикобраза. Пообещал, что размажет тебя по стенке, если поймает. Мне тоже досталось, обругал и сломал каблуки о сторожа… я два года мыла палубы, чтобы прокормить себя и сына, чтобы выкупить телегу… Сбежала, когда подкопила немного денег.

– Шатен с красными глазами, говоришь? Похож на дикобраза? Очень на преподавателя эхвыноведения смахивает, из Межгалактического городка! Позеленел от злости? Точно, он самый! Ненавидел меня за пропуски! – встревожился Гр, оставив без внимания рассказ об Уре и палубе. – Знаешь, как он расправлялся с курсантами? Ставил их к окну, чтобы они прогоняли голубей с карнизов.

– Ты мне зубы не заговаривай! – перебила его Ло и прицелилась в мужа, готовясь выстрелить, но увидевшие этот кошмар эхвынцы вызвали полицейского, который немедленно отобрал оружие и не занялся протоколом только потому, что, услышав, в чём тут дело, встал на сторону Гр. Полицейский сказал:

– В нашей стране не запрещается летать! – и ушёл, погрозив Ло на прощанье конфискованным оружием.

– Началась пыльная буря, меня спас верблюд, – попробовал Гр оправдаться, но жена опять перебила его:

– Где корабль?! Где бамбук?!

– Не знаю. Повторяю, я летал. Корабль остался внизу, – отстранённо ответил супруг.

Он продолжал разглядывать сына, не решаясь попросить у него сигарету, которую тот прятал за спиной. Гр соображал, сколько же лет парню, и не мог подсчитать прожитые в Эх-Вынии годы.

– У тебя украли? Опять?! Так ты не плавал? Не ходил за бамбуком? Я так и думала! – обрадовалась Ло своему сбывшемуся предположению. – Что же делать? Надоело! Отбирают всё, за что ни возьмёмся! Что это за страна, в которой нет ни одного волшебного дерева и где всё отбирают? – Негодованию её не было предела. – Решено, выходим завтра на акцию протеста, защитим свои права и покажем, что мы не согласны!

Гр не вступал в спор: хочет протеста? Пусть будет протест, в любом случае, это лучше, чем ствол. Следующим утром вся семья вышла на центральную площадь и приковала себя цепями к фонарному столбу. В свободных руках все держали большой яркий плакат с надписью на эхвынском: «Верните сталагмиты! Верните бжип и корабль!». Гр приказал Ло скандировать лозунг, а сам приготовился вести переговоры, видя, что от перепуганного Вяза мало толку. Как только Ло начала кричать, коверкая эхвынские слова, мешая их с русскими, протестующих тут же окружила толпа зевак. Люди вежливо улыбались, глядя на оборванных иностранцев. Эхвынцы думали, что это бесплатный аттракцион, вроде как для рекламы бумажного производства, поэтому вскоре перед столбом выстроилась длинная очередь. Каждый человек теснил другого, чтобы постоять рядом с прикованными.

Приблизившись, граждане трогали цепи, проверяя, настоящие ли они, гладили Вяза по голове, удивляясь его кудрявым волосам, и заталкивали в рот парню кусочки сладкого бамбука, безошибочно угадывая в этом верзиле ребёнка.

Вяз не выдержал бурного внимания и заплакал, пуская носом пузыри, чем ещё больше раззадорил прохожих. Люди принялись совать ему в рот всё съедобное, что у них было под рукой.

– Не кормят его родители, что ли, совсем не умеет себя вести! – осуждающе сказал кто-то из толпы и предложил: – Надо полицейского вызвать, чтобы проверить документы.

При слове «документы» Гр выплюнул из-за щеки ключ, торопливо открыл им наручники, и семья бросилась бежать, оставив акцию незавершённой.

 

Паспорт

Если бы кто-то из полицейских застукал Гр без перчаток, то проходимец бы отговорился, соврав, что перчатки сданы в химчистку или лежат, забытые, в телеге. А вот оправдаться насчёт паспорта, давно недействительного, было бы трудно, поэтому супруги не могли допустить, чтобы документ разглядывали. Они этого всячески избегали. Проблему обнаружили после истории со штрипками, после возвращения Гр с востока Эх-Вынии, куда его забросили, поймав в банановом лесу. В то утро пришёл денежный перевод от сестры в честь дня рождения Гр и счастливчик собрался идти в банк.

– Где мой паспорт? – торопливо спросил он, поднимая соломенную подстилку.

– Кому нужен твой паспорт? Страны, которая его выдала, нет и в помине! А ты спохватился! – ответила Ло, занятая накладыванием инжирной маски на лицо.

– Мне нужен! – настаивал супруг. – Чтобы получить деньги, сестра прислала. – Его раздражала необходимость открыться перед женой.

– Как мило с её стороны! – обрадовалась Ло и тут же вспомнила: – Наш мальчик играл с ним в последнее время!

Они кинулись искать Вяза и нашли его под телегой. Малыш что-то увлечённо рисовал в отцовском документе. Взглянув, Ло удивилась.

– Посмотри, дорогой! – воскликнула она, забирая паспорт и передавая его мужу. – Какая чудесная бабочка получилась!

Действительно, на первой странице красовалась похожая на конфетную обёртку бабочка.

– Смеёшься?! – закричал Гр. – Кто мне даст деньги по паспорту с бабочкой?

– Тебе и без бабочки не дадут, – убеждённо сказала Ло. – Вспомни, ты оставил паспорт в телеге, когда сбежал в одном ботинке, тебя не было целых три года! Обрати внимание, документ просрочен!

– Что же делать? – заметался в поисках выхода Гр.

По слухам им было известно, что в родной стране нарастает хаос. Люди не представляли, куда приткнуть голову. Могущественная держава распалась на множество государств, каждое из которых объявило свои законы. Граждане чувствовали, что попали в ловушку, но пока не верили, что их предали, поэтому никто ещё не плакал, все метались из очереди в очередь, из страны в страну, выбирая, где быстрее оформить новый документ. Куда было ехать в такой ситуации? Обозлившись на Союз, которого уже не было на карте, Гр дал подзатыльник сыну. Потом уставился на паспорт и произнёс драматическим шёпотом:

– Всё, так дальше нельзя.

– Пойдёшь сдаваться? – испугалась Ло.

– Не каркай! – в сердцах крикнул Гр. – Дай лучше фуражку! – И пока жена рыскала по дну телеги, написал шариковой ручкой в паспорте, прямо на бабочке: «Продлить…» и дату новую поставил с перспективой на двадцать лет вперёд.

– Ах, как просто! – восхитилась Ло. – А печать?

– Вот она! – Сорвав с фуражки металлическую пуговицу, Гр обмакнул её в гранатовый кисель и… тиснул печать рядом с датой! Всё вышло аккуратно.

– Изумительно! Какой ты умный! Всегда что-нибудь да придумаешь! – заверещала Ло.

– Фу! – облегчённо выдохнул Гр. – Эхвынцы знают заветские паспорта, а новые-то никто в глаза не видел! Пусть думают, что бабочка – символ бур-р-рестройки! Ха-ха!

Он счастливо засмеялся и потрепал Вяза по кудрявой голове. Банковский перевод был получен.

С того момента прошло ещё восемь лет. Вяз давно перестал умещаться под телегой, а родную страну продолжало трясти, без денег и мечты возвращаться назад не было смысла. Проблему с паспортом старались скрывать, несмотря на то что доверчивые эхвынцы так ничего и не заподозрили. На бензозаправках, где надо было показывать какой-нибудь документ, Гр предъявлял паспорт, и ничего, обходилось. Подарков сестра больше не слала, а двигаться по пустыне можно было, не вынимая документов.

 

Танцы

– Что же делать? – в который раз спрашивал у своего отражения в зеркале Гр, размышляя над тем, как жить дальше.

Акция протеста не удалась. Время шло, бизнес не налаживался, мечта где-то пряталась, жена нервничала, сын взрослел. Отражение глядело унылыми глазами и молчало, сжав губы в тонкую полоску. Гр отвернулся, недовольный видом впалых щёк, которым уже не помогал ни Стимулятор Собственного Достоинства – от него лицо раньше становилось приятно-полным, – ни «Маисовка». Водка поначалу вызывала румянец на скулах, а сейчас одну только дрожь во всём теле. Мысли о хлебе насущном угнетали путешественника больше, чем одолевающие страхи. Украденный насос, коньяк, оставленные на границе танки без стволов, колонизаторский ботинок, воспоминания о золотой траве, отсутствие космодрома, возможная встреча с бывшим экскурсоводом или с преподавателем Межгалактического городка – эти обстоятельства наполняли жизнь кошмаром. Страхи бередили душу. Нервы расшатались.

Гр как-то весь сжался, будто хотел уменьшиться в размерах, чтобы стать менее заметным. Он теперь не снимал зелёной фуражки, надвигая её на самые глаза, даже ночью спал в ней, потому что только в таком виде чувствовал себя в безопасности. Пластырь давно оторвался, козырёк снова пропускал лучи солнца днём и свет луны ночью. Это доставляло большие неудобства, приходилось щуриться или отворачиваться, но так было всё-таки надёжней, чем совсем без маскировки.

– В суд иди, – буркнула как-то Ло, обеспокоенная тем, что Гр всё чаще стал прикладываться к бутылке. – Добивайся компенсации за корабль. Ключ зажигания у тебя? У тебя. Значит, корабль твой.

Она поставила перед Гр остатки холодного тростникового киселя и уселась напротив мужа.

– Ты права, – сказал проходимец. – Это шанс.

Он оделся в самое приличное, что нашлось в телеге, в чужой пиджак, в котором Гр спустился с небес, брюки и ботинки Ура, про которые Ло сказала, что украла их у негодяя, протёр очки, пригладил бороду, поправил фуражку и твёрдо вышел из дома. Отправился в своё любимое кафе в центре города, куда часто забегали адвокаты и судьи, работавшие в здании юстиции неподалёку. Гр вспомнил об этом и решил попытаться найти поддержку. Зашёл в кафе, сел у окна, закурил и принялся наблюдать. Среди тех, у кого красовалась четырёхугольная шапочка на голове, он выбрал одного – эхвынец громко жевал, уставившись в тарелку. «Целеустремлённый, – подумал Гр, разглядывая, как яростно двигаются уши мужчины, не поспевающие за его быстрыми челюстями, – и жадный, – обрадовался он, увидев, как человек положил остатки ужина в бумажный пакет. – То, что надо!»

Гр потуже завязал шнурки на ботиках, слегка распустил щёки и, приняв небрежный вид, направился к эхвынцу. При виде его физиономии тот выронил пакет из рук.

– Разрешите представиться, компания «Гр и Гр», директор. Видите ли, у меня флотилия в песках застряла… – произнёс Гр со скорбным выражением лица и постарался быстро, чтобы его не перебили, передать суть дела.

– Как?! – изумился пришедший в себя эхвынец.

– Опустились, а флота уже не было? Чудовищно! Я понял вас! Мы найдём ваши корабли и поставим на нашу стоянку. Где вы живёте, сэр?

– У меня телега, жена и сын…

– Для пользы дела будет лучше, если вы переедете ко мне. Квартира у нас большая, еду девать некуда, клиенты всё несут и несут мешками, да и жена обрадуется. – С этими словами юрист поднял пакет, встал из-за стола и, сунув еду в руки очередного клиента, двинулся к выходу.

В тот же вечер семья Гр переехала в цивильное жильё. Эхвынец выделил им комнату с просторным балконом, куда удалось вкатить телегу. Супруги воодушевились, увидев, что адвокат забросил наскучившие ему тяжбы и сосредоточился на поиске корабля, он был уверен в победе, потому что знал: в Эх-Вынии ничто не может исчезнуть бесследно.

В порыве взаимной откровенности мужчина однажды признался: они с женой не очень-то любили детей, можно даже сказать, ненавидели их. И если бы ему довелось познакомиться с Гр раньше, о приглашении жить вместе не могло быть и речи! Ребёнок в доме?! Да никогда! Но так как государство позаботилось об их перевоспитании, и они уже побывали в пустыне на строительстве оазисов, где провели несколько лет, то стали относиться к чужим детям мягче, терпимее и теперь подумывают о собственных.

Гр мало что понял из речи подвыпившего товарища, но впервые порадовался за родное отечество, где нежелание иметь детей компенсировалось способностью некоторых взрослых оставаться ребёнком до преклонных лет.

Вяз пошёл в школу, Гр целыми днями курил трубку на балконе, Ло слонялась по квартире, вынужденная от безделья перемерить все хозяйкины наряды, развешанные по шкафам. Перемерив, стала рассматривать предметы, подаренные благодарными клиентами адвокату. Её удивляло, что среди весьма практичных вещей, вроде туалетного мыла и туалетной бумаги, здесь были гранитные шары, очевидно, вывернутые из мостовой, коньки для фигурного катания, горные лыжи, садовые грабли, ковш от экскаватора и ещё много такого, в чём, на взгляд По, не было никакой пользы для дома. Спросить, зачем это нужно хозяевам, она стеснялась.

Эхвынка днём пропадала в массажных салонах, возвращалась к приходу мужа, чтобы принять из его рук контейнеры с горячей едой и холодными закусками. Если клиенты не дарили в этот день пищу, адвокат покупал её всё в том же центральном кафе. Его жена проворно расставляла принесённые лакомства на круглом столе в гостиной, одновременно указывая подбородком Гр, какую бутылку ему следует сегодня открыть.

– Всем нам хочется быть немного судовладельцами, – говорил Гр каждый вечер, поднимая бокал с красным вином, – но! – Тут он делал многозначительное лицо и долгим взглядом глядел в потолок. – Удаётся такое немногим, сложное это дело – возглавлять флотилию!

Хозяева одобрительно, понимающе хохотали, и общество принималось за еду. Из-за стола вставали ближе к полуночи. После трапезы начиналось самое интересное: Вяза отправляли спать, убавляли свет, включали музыку, и Ло начинала урок танца для эхвынки. Она притопывала, прихлопывала, извивалась всем телом, взмахивала руками, кружилась и приседала, лишь бы донести до ученицы то, чем владела сама. Её нельзя было назвать блестящей танцовщицей, но, будучи от природы очень музыкальной, Ло кое-что умела.

Эхвынка с завистью смотрела на гостью, старательно повторяя за ней все движения.

Через несколько месяцев жена адвоката освоила твист, вальс и гопак, но вот «Пыганочка» ей не давалась – не получалось трясти плечами! Вместо «эх, раз» хозяйка кричала «эх, вас!» сильно потела и быстро уставала. Зато «Фарыня» получалась лучше всего: эхвынка с азартом выбивала каблуками мелкую дробь, широко разводила руки – адвокат, глядя на неё, умилялся и тянулся за кошельком, чтобы оплатить урок. Ло было приятно, она чувствовала себя нужной. После танцев отдыхали: покуривали сигары и слушали, как надрываются цикады за окном.

Так продолжалось больше года. Это было самое счастливое, самое беззаботное время! Никогда прежде и никогда после этого Гр и Ло не были так умиротворены, так спокойны. Эхвынцы подарили им кучу всякой одежды, и супруги мечтали только об одном – чтобы эхвынец как можно дольше не находил корабль, но ведь известно, всё случается не так, как нам хочется. История закончилась неожиданным образом. Однажды адвокат сказал, что напал на след грабителей. И стал надолго задерживаться на работе, объясняя это необходимостью вести разборки с бандитами. Танцевальные вечера затухли сами собой, эхвынка увлеклась воздушными змеями. Загостившиеся путешественники с волнением ждали результатов переговоров, а пока гуляли в ближайшем парке.

В один летний вечер, прекрасный тем, что был он по-особенному задумчив и тих, Ло и Гр вернулись с прогулки. Перед входом в подъезд они увидели телегу, а на ней плачущего Вяза.

– В чём дело, сынок? – закричала Ло, подбегая к сыну и ощупывая его со всех сторон. – Они выбросили тебя вместе с телегой? Ты что-то стянул со стола? Или танцевал танго с хозяйкой?

– Нет, – прохныкал Вяз, – они сказали, что им нужно место для их новой машины.

– Откуда у них новая машина? – переглянулись Ло и Гр.

– Какой-то эхвынец с неба опустил на воздушном змее, прямо на балкон, – ответил сын.

Гр поднял голову вверх и, увидев счастливое лицо адвоката в окне квартиры, понял, что о возвращении корабля придётся забыть. Он громко вскрикнул, схватился за оглобли и поволок телегу, спотыкаясь и выкрикивая непонятные угрозы. Надежды на счастливую жизнь покидали его. Проклятая Эх-Выния! Увлекла, заманила, обманула! Злость душила Гр, но надо было двигаться вперёд, подальше от адвоката, знавшего об испорченном паспорте и разорванных перчатках.

 

Сон

Блестящее солнце напоминало Гр жёлтую раскалённую лампу, кем-то подвешенную в небе на тонком зелёном шнурке прямо над его головой. По эхвынской пустыне вот уже неделю гулял неспокойный ветер, заставивший супругов остановиться. Гр боялся, что лампа упадёт на телегу и взорвётся. Чтобы этого не произошло, он решил отключить электричество и полез с этой целью на пальму, надеясь отыскать на стволе выключатель.

– Что ты там делаешь? – озабоченно спросила Ло, выглядывая из-за телеги.

Жена была в смешных коротеньких брюках и широкой футболке с петухом посредине. Пристроив крохотную газовую плитку на раскладном стуле, она жарила бананы с мясом и собиралась накрывать на стол. Заработанных на уроках танца денег пока хватало, чтобы обедать каждый день на протяжении второй недели.

– Молчи, саранча! Не твоё дело! – крикнул сверху Гр, продолжая ощупывать пальму.

– Слезай, пора обедать! – настаивала Ло.

– Вот только выключу эту чёртову лампу! – отозвался Гр.

Он знал, Ло не успокоится, пока не выведает правды.

– Лампу? – удивилась Ло. – Мы живём при газовой горелке. Ты забыл или снова пьян, скотина?

– Иду! Иду! – пугаясь угрожающей интонации жены, ответил Гр. Спрыгнул на песок и упрямо добавил, прошептав себе под нос: – Пусть горит, передвину квартиру в другое место.

Он подбежал к телеге и попробовал сдвинуть её, но та не поддалась. После того как эхвынец выкинул кибитку с балкона, в ней что-то нарушилось, при движении она заваливалась на бок и не реагировала на толчки, когда стояла.

– Что с тобой, зачем ты трогаешь телегу? – остановила Ло мужа.

– Затем, что нужно передвинуть её в безопасное место, иначе лампа, – Гр указал рукой вверх, – упадёт на нас. – Он старался говорить сдержанно, чтобы не обнаружить истинных масштабов своего страха.

– Это уже слишком! Я думала, ты пьян, а ты издеваешься надо мной? – оскорбилась Ло.

– Как хочешь, но я сидеть и ждать катастрофы не намерен! – сжав зубы, сказал Гр.

Он забрал свой ужин в тарелке и отправился в дюны. Ло в ответ только плечами пожала. Она не понимала мужа, который, как и разбитая колымага, стал вести себя очень странно после их поспешного бегства от дома юриста. Ло не забыла, как Гр напугал её, когда мчался, не разбирая дороги, по пустыне, как поймал пробегавшего мимо страуса и вздумал запрячь его в телегу. Как вступил в борьбу с птицей, выкручивая ей крылья, чтобы привязать к оглоблям. И как она, Ло, сглупила и поддалась этой идее. Она спрыгнула из телеги на песок и принялась рвать перья у страуса, чтобы сделать себе боа. Страус на секунду отвлёкся от Гр, которого уже схватил за ухо, и стукнул Ло в голову. А потом убежал, гордо выпрямив длинную шею. Шишка от удара до сих пор не прошла, несмотря на то что Ло каждый вечер прикладывала к ней мякоть авокадо. Вот такая была история.

Женщина с ненавистью посмотрела вслед удалившемуся в дюны Гр и потрогала больное место. Она впервые с грустью подумала о том, что в её возрасте пора бы иметь шляпку, хотя бы одну, но с широкими полями, чтобы не чувствовать себя беззащитной перед окружающей средой. Что это за жизнь, когда даже страус может запросто клюнуть в затылок! Вздохнув, разбудила Вяза, и они вдвоём сели за маленький игрушечный столик.

А Гр поспешно съел обед, не ощутив мягкого вкуса блюда, отхлебнул «Маисовки» из бутылки, которую постоянно носил в кармане брюк, и перебежал к другой дюне, повыше, чтобы спрятаться от лампочки. Всё это он проделал второпях, суетливо, будто за ним кто-то гнался – невидимый, но страшный, от которого было трудно укрыться. С некоторых пор ему повсюду мерещился волосатый кулак Систа и везде сверкали красные глаза шатена-москвича, преподавателя эхвыноведения. От постоянной нервозности у Гр выпало несколько передних зубов и поредела борода, он похудел и сделался ниже ростом, превратившись из некогда кудрявого статного красавца в сморщенного мужичка. Во время сна его мучили кошмары, от них становилось трудно дышать.

Вот и теперь, стоило ему приткнуться за дюной, положив голову на горячий песок, и уснуть, как ужасные видения накинулись на него, пугая своей правдоподобностью. Видит Гр, что стоит он посредине пустыни. Рядом жена. Далеко впереди – прекрасный сад. Гр хочет добраться до него, но не может, мешают щёки. Растянутые до безобразия, они наплывают на ноги, усложняя движение. Мешает вставленный в ухо шланг от насоса. Пытаясь освободиться от него, Гр подпрыгивает несколько раз. В это время Ло с такой силой нажимает на ручку насоса, что шланг вырывается из уха и вокруг тотчас образуется вихрь. Вихрь подхватывает обезумевшего от страха искателя мечты, закручивает его и швыряет в какой-то тёмный проход, напоминающий сильно увеличенный ствол от танка.

Сметая ушами грязь, Гр летит по проходу и вдруг проваливается вниз. Падает в кресло открытого автомобиля, за рулём которого сидит вставная челюсть. Челюсть отвратительно улыбается, автомобиль мчится к дому, из него, раскрывая навстречу объятья, выбегает Сист. Одной рукой он обнимает гостя за плечи, а другой вставляет челюсть себе в рот и, мерзко чавкая, начинает жевать Гр, кусая его ниже поясницы.

На этом месте несчастный с криком проснулся и, взвизгнув, вскочил на ноги. Огляделся, но ничего, кроме красных огоньков вверху, не увидел. «Взорвалась!» – подумал он про лампочку и побежал.

 

Встреча вторая. Верблюд

Гр не знал, как долго он бежал. День или два. Окружающее слилось для него в туманную пелену страха. Шёлковая рубашка в горошек, подарок адвоката, сбилась к шее, а льняные брюки, тоже принадлежавшие раньше эхвинцу, едва держались на бёдрах. Малые туфли натёрли пятки. Опомнился Гр, когда его ноги споткнулись о бордюр тротуара. Он был в незнакомом городе, в небольшом зелёном парке, состоящем из пальмовых деревьев, инжира и яблонь. Вечер двигался навстречу тёплой ночи, мягкие сумерки сменились темнотой, природа готовилась ко сну. Гр с облегчением заметил, что над головой нет лампы. «Значит, она всё-таки взорвалась, – подумал проходимец, вглядываясь в полумрак, – но не причинила мне вреда, это обнадёживает». Если бы он имел возможность взглянуть на себя со стороны, то увидел бы, что сплошь облеплен непристойно жужжащими стрекозами, которые делали его похожим на разноцветное живое облако. Облако катилось по дорожкам парка, визгливо хохотало, трещало и подпрыгивало. Гр остановился, настороженный громкими звуками, и успокоился, поняв, что находится в компании любимых подруг.

Слушая музыку знакомых ему крыльев, он расслабился, расстегнул рубашку и скинул с ног туфли. Откуда-то взялись бутылки «Маисовки». Страхи перед кулаками Систа исчезли, кошмары забылись. Липкие лапки насекомых, прикасаясь к телу, вызывали приятную истому и наводили на мысль о возможном счастье, которому, правда, мешала неизъяснимая печаль. Печаль только что поселилась в его сердце и была лёгкой, едва уловимой, может быть, потому что ни к чему не привязывалась и ничего не объясняла. Гр впервые забыл о мечте. Вернее, её отсутствие уже не казалось ему чем-то трагическим. Нет мечты? Но ведь есть любящие его стрекозы! Вон с каким восторгом они смотрят на Гр!

– Как ты думаешь, почему я здесь? – спросил он ту из них, которая гладила его по руке. – А-а-а! Не знаешь! Никто не знает, даже я не знаю. Вот в чём дело.

Друг насекомых постоял в раздумье, покачался на носках и от нечего делать попытался оторвать у подружки крылья. Стрекоза сердито зажужжала в ответ и отпрыгнула от мужчины. А Гр, в изнеможении от нахлынувшего на него философского настроения, повалился на газон.

– Что такое ваша Эх-Выния? – обернулся он к другой шалунье, развалившейся рядом с ним на траве, и, не дождавшись ответа, в отчаянии крикнул на весь парк: – Тьфу!!! Вот что такое ваша Эх-Выния! – Он вдруг заплакал, громко, навзрыд, горючими слезами, как не плакал в детстве даже тогда, когда старшие мальчишки отнимали велосипед. – Надоело… опротивело! Жареные бананы, бамбуковый кисель, маисовые лепёшки, песок! Хочу квашеной капусты с маринованными грибами! – орал Гр на родном языке, размазывал слёзы и мотал головой. Бедняга жаловался своим широкоглазым попутчицам на то, как мучительно болит его тело от насоса и страдает душа без товарища, как страшно, как тоскливо ему в чужой стране. Стрекозы притихли, не понимая, о чём речь. Перестав гладить мужчину, они сбились в кучку, дрожа и трепеща крыльями. Они очень не любили, когда Гр плакал, поэтому стали потихоньку, одна за другой, вылетать из разноцветного облака.

Через несколько дней, когда Гр очнулся от тоски и печали, он увидел, что лежит на спине под высокой пальмой, а по нему ползают бесстыдные жирные мухи, роющиеся в его карманах, носках и даже в бороде. Нещадно палило сверху, воздух блестел миллиардами брызг, заставляя жмуриться. И раскалённый круг в небе, и свисающие с пальмы бананы очень смутно что-то напоминали, но что именно, Гр не мог сообразить, как ни напрягался. Стрекоз рядом не было. На траве валялись кожицы от инжира, надкушенные яблоки и поломанные губные помады.

«Похоже на осень. Неужто наступила?» – поразился Гр. Мысли о чём-то близком, родном зашевелились в его голове и улетучились, напуганные чувством тошноты. Он поморщился и попытался встать, но в тот же миг показалось, что пальма падает на него, грозя придавить. Этот момент тоже что-то напомнил, но что?

Гр замер, вытянув ноги и прижав руки к груди. Подлые мухи, встревоженные его движением, поднялись роем в жаркий воздух и улетели.

Гр осторожно перевернулся на бок, стараясь, чтобы пальма оставалась поблизости, и потянулся за яблоком. Зажав плод в одной руке, другой ухватил губную помаду и нарисовал на целом боку яблока красные губы, после чего впился в них зубами. Высосав сок из нарисованного рта, он захотел снова подняться. Для этого пришлось встать на четвереньки и прислониться к чешуйчатому дереву плечом. В этот момент Гр заметил, что рядом остановились чьи-то кривые ноги в стоптанных кедах, напомнивших ему о прошлой жизни на далёкой родине.

«Свой!» – обрадовался он. Поднял голову и с надеждой взглянул на человека: джинсы, футболка, загорелые руки, загорелое лицо под выцветшей кепкой и насмешливый добрый взгляд. Гр удивился, как ловко и твёрдо упирались кривые ноги путника в эхвынскую землю, будто всю жизнь по ней бегали, зная каждую неровность, хотя Гр ясно видел – перед ним был соотечественник.

– Ты кто? – задал он вопрос.

– Дед Пихто! Знаком такой? – иронично произнёс кривоногий, внимательно разглядывая стоящего на четвереньках субъекта.

«Умный», – с завистью подумал Гр и тяжело поднял руку:

– А я Гр.

– Привет! – незнакомец крепко встряхнул протянутую ладонь и рывком поставил субъекта на ноги.

Гр, удивлённый быстрым изменением положения своего тела в пространстве, ухватился за пальму, чтобы не упасть. Он увидел за спиной человека потрёпанный рюкзак с множеством больших и маленьких карманов. Боясь ошибиться, Гр пристально всмотрелся в синие глаза мужчины и тихо спросил:

– Мы где-то уже встречались? Верблюд?..

Мужчина громко рассмеялся.

– Встречались, а как же! – подтвердил он.

– То-то я гляжу, горб, то есть рюкзак знакомый!

– Гр тоже засмеялся. – Надо же, снова встретились! А я тут лежу в перерыве между, так сказать. Не обращай внимания! – несколько смущённо добавил он и деловито спросил, открывая пачку сигарет: – Ты здесь как, по долгу или отдыхаешь?

Лицо собеседника стало серьёзным. Поправив кепку, человек сказал:

– Однако ты шутник. Забудь! Я никому не должен! Уволился, и точка. А здесь по велению сердца, по стремлению души. Понятно? Иду за мечтой, одним словом.

При слове «мечта» Гр отбросил незажжённую сигарету, в голове немного прояснилось, он вспомнил про телегу и семью, про банановый лес и про всё, что было связано с его жизнью в Эх-Вынии. На небе вновь сияло солнце, переставшее казаться лампочкой.

– За мечтой? – не веря собственным ушам переспросил он и порывисто предложил: – Может, ко мне махнём, а? Запросто, как говорится, не обращая внимания на существующие между нами различия. Подумаешь, верблюд! Ведь ненастоящий?

– Можно и махнуть, отчего нет? – кивнул головой в знак согласия путник. – Мне всё равно, где остановиться, была бы трасса поблизости. Я, видишь ли, маркетинг дорог провожу. Для будущей всеобщей дезинфекции.

Гр так и присел на трясущихся коленях. «Вот это мечта, так мечта! – подумал он. – Всеобщая дезинфекция! С волшебным деревом не сравнится!» И решил он во что бы то ни стало задержать у себя маркетолога, чтобы выведать, как выглядит его мечта.

– Уши-то у тебя почему такие большие? – участливо полюбопытствовал давний приятель, обратив внимание на странный вид Гр. – Болят, что ли?

– Да, понимаешь, воздуху деваться некуда, щёки не держат, вот и прёт обратно через уши, а они того… растянулись, – пролепетал Гр, снова хватаясь за пальму. Его затошнило.

– Ай-я-яй, – покачал головой мужчина и многозначительно предположил: – Наверное, продолжаешь баловаться Стимулятором? Не удалось бросить? Впрочем, что я спрашиваю, с тем, с чем сроднилась душа, не так-то легко расстаться. Беда нашего времени – людям нечем заменить свои вредные привычки, хотели бы, да никак. Раньше можно было в турпоход отправиться, вдохнуть дым костра вместо сигаретного дыма или поступить в отряд космонавтов. А теперь? На тропах стоят противопехотные заграждения, а в космосе, передают, одни умериканцы летают. Я тебя понимаю, в такой обстановке поневоле потянешься к Стимулятору. – Незнакомец замолчал, почувствовав, что увлёкся. – Но ты не переживай! – воскликнул он, когда увидел, как скис Гр, слушавший его речь с чрезвычайным вниманием. – Уши – пустяк по сравнению с дорогами! Хорошенько промоем дезинфицирующим раствором, сразу на место встанут! Похорошеешь на глазах. Как царь в сказке, помнишь, который искупался в горячем молоке и молодым стал? Так и ты – ушей из-под волос не видно будет. Да ты не трусь, – рассмеялся то ли верблюд, то ли человек, заметив, что любитель искусственной дозаправки напуган, – моё средство холодное! – И он похлопал Гр по плечу, а тому показалось, что у него появился друг.

Что-то в облике этого друга заставляло Гр напрягать память, вспоминая, где же ещё, кроме пустыни, он мог видеть эти кривые ноги и синие глаза под кустистыми пшеничными бровями, этот высокий лоб и эту добрую усмешку? Но вспомнить не мог – мысли, растревоженные идеей всеобщей дезинфекции, ускользали.

– Маркетинг, царь, говоришь? Смело. А тебя, случайно, дороги не сбрасывают с себя? – спросил он.

– Вроде нет. Наоборот, расстилаются. Как скатерть-самобранка! Зовут за собой. Похоже, им нравится моя затея освободить их от грязи. А у тебя что, проблемы? – недоуменно спросил кривоногий.

– Есть малость. Надоели они мне, вечно чем-то недовольные, – скрывая правду, ответил Гр и постарался перевести разговор на другую тему: – Ну, а компас твой цел? – поинтересовался он.

– А как же! Мне без него никак! Вот, смотри! – Кривоногий вынул из кармана блестящий маленький компас, уместившийся на раскрытой ладони, и подал его Гр. – Держи, – сказал он, – показывай, где живёшь. – Затем нагнулся: – Прыгай! Своими-то ногами ведь не доберёшься.

Гр привычно вскарабкался на знакомую ему спину, посмотрел на компас и выкинул руку в сторону, где, по его предположениям, должна находиться телега.

 

Разговор

Как и в прошлый раз, сидеть на спине было приятно. Гр устроился на рюкзаке, так что ноги оказались впереди, на груди носильщика, за голову которого он ухватился одной рукой. Видимо, это было не очень удобно, человек-верблюд то и дело подёргивался, давая знак, чтобы пассажир не давил на его правый глаз. С большим сожалением вернув компас, Гр, поставив локти на голову своего спасителя, опёрся подбородком на сжатые кисти рук и уставился вперёд.

– Давно ты здесь? – спросил носильщик и, почувствовав, что седок начал загибать пальцы, подсчитывая проведённые в Эх-Вынии годы, не выдержал продолжительной паузы и начал рассказ: – А я второй год. Полстраны обходил! Всё больше на севере, там оказалось грязнее всего. Недавно перебрался в пустыню. Работы – море! Да я не боюсь, эхвынцы обо мне позаботились. Представляешь, отправился в экспедицию без гроша в кармане, в буквальном смысле. Так вышло. На границе пришлось долго объяснять цель визита, никто не хотел верить, что мне нужны грязные эхвынские дороги, что я хотел бы дезинфицировать их. Заподозрили провокацию. Пришлось проводить эксперимент. Нашли заброшенный участок, я брызнул из пульверизатора, дорога заблестела, как машина после помывки! Все кинулись нюхать асфальт, проверяя, не химическое ли оружие я применил? Успокоились после того, как я пару раз лизнул языком дорогу, а когда узнали, что у меня нет денег на передвижение, выдали кредитную карточку. Тебе тоже?

– Не-а, – ответил Гр. Он с трудом улавливал смысл новых для него речей, слишком уж неправдоподобно они звучали.

– А ты с чем пришёл? – полюбопытствовал носильщик, так и не дождавшись от Гр ответа на первый вопрос.

– Я-то? С танками, Т-64, вернее, со стволами от них, – неохотно признался Гр. – Но мне кредиты не дают.

– Справедливо! – откликнулся мужчина. – Гусеничный вид транспорта вредит дорогам, как и вся военная техника. Пыль от гусениц не поддаётся уничтожению, её надо сгребать в мешки и увозить в хранилища. Тебе это должно быть известно лучше остальных. Проблема! Моя мечта – найти средство и против сложной пыли, ну, а пока занимаюсь пылью обыкновенной. Я ведь давно знал, что ни в какой другой стране нет столько дорог, как в Эх-Вынии. Из лекций по Мировым автошколам. Уже тогда появилась идея – приехать сюда! Я и эхвынский самостоятельно учил, по вечерам, чтобы быть готовым, когда время придёт.

– Из лекций по Мировым автошколам? – перебил его Гр. И в нетерпении спрыгнул на песок, почувствовав, что голова проветрилась, а хмель прошёл. – А ты откуда знаешь про школы?

– От верблюда! – пошутил его спаситель. – Забыл, что мы одну альма-матерь заканчивали? Только я на два года раньше тебя.

– Нанаец? – опешил Гр, по-новому вглядываясь в лицо стоящего перед ним человека. – Ты?! Откуда? Почему?!

– Всё просто. После нашей с тобой встречи шар, на который меня выбросило, прокатился и лопнул. Не успел я опомниться, как буря вынесла меня в степь, где я снова попал в такой жуткий клубок, из которого едва вырвался, оборванный и нищий. После было ещё несколько, меня затягивало против моей воли. Всё куда-то неслось, крутилось, я не успевал пришивать оторванные пуговицы. В конечном итоге оказался на шаре, прибившемся к эхвынским границам. Это было как нарочно! Словно подарок Удачи, подслушавшей мои тайные мысли! Мне оставалось только воспользоваться случаем, и я пересёк рубеж. И не жалею. Веришь ли, занимаясь составлением сводок по границе, я мечтал, как Маленький Принц, прибраться на планете, всё ждал удобного момента. Только, в отличие от малыша, всегда считал: нельзя ограничиваться одной генеральной уборкой, нужна всеобщая дезинфекция. И начинать надо с дорог! Они – главные артерии жизни! Если по их краям образуются пылевые бляшки, это становится опасным для цивилизации. Ну, ты же помнишь, наша страна в то время занялась внутренними разборками, рассветчики стали не нужны, поэтому я без угрызений совести снял погоны.

– Ну и дела! – воскликнул Гр, обходя Нанайца кругом и разглядывая его. – А я тебя не узнал… перепутал с верблюдом… от жары, наверное.

Он слушал жадно, не скрывая любопытства, радуясь тому, что мечта сама идёт в руки. Выведать секрет, не касающийся охраны государственной границы, у старого товарища было просто. Добродушие Нанайца не поддавалось объяснению, в рассветотделе его все знали как самого искреннего человека в желании отдать последнюю рубашку кому-нибудь, кто в ней нуждался.

– Как же тебя выпустили с таким… чудодейственным средством? Откуда оно у тебя? – осторожно спросил Гр.

Он вдоволь натоптался вокруг Нанайца, похлопал его по спине и по плечам, удостоверяясь в реальности происходящего, а теперь шёл рядом с ним, ободрённый близким присутствием необычной мечты. Со стороны они выглядели как два равных товарища, которым судьба подарила приятную встречу. По-прежнему стояла жара, но вид раскалённого солнца больше не пугал Гр, он не отрывал взгляда от спутника.

– Да нашим было начихать, что я везу! – ответил Нанаец, сторонясь и пропуская мимо себя верблюдицу с верблюжонком. – Появилось откуда? Всё благодаря Удаче. Моя жена родом с севера, в один из приездов к её родственникам я обратил внимание на то, как блестят тамошние дороги. Заметь, блестят не корочкой льда, а чистотой! Я заинтересовался, помня о своей мечте, и вскоре обнаружил, что местные жители, прежде чем выехать из гаража, посыпают колёса автомобилей неким средством, жёлтым порошком, сделанным из костей мамонта! Порошок этот, кроме того, что растапливал лёд, ещё и вбирал грязь в себя и шлифовал дорогу! Представил? Вот я обрадовался! Ведь мамонтов там на каждом шагу! Никому ненужные кости валяются. Одно плохо, комья грязи, налипшие на автопокрышки, приходилось потом долго отдирать. Я и подумал о пульверизаторе, с ним грязь уничтожается в секунду! Взял я тот порошок, настоял на чистом спирту и получил отличное дезинфицирующее средство.

– Сильно! – выдохнул Гр.

Нанаец продолжил:

– Приехав домой, я проверил его на Лорке. Видел бы ты, как заблестела её шерсть!

Гр вздрогнул.

– Кто это – Лорка? – спросил он подозрительно.

– Наша собака, дочь старшая назвала, а младшая сократила кличку до Ло.

– Мою жену так зовут. Ло, – удивляясь совпадению, радостно произнёс Гр.

– Красивое собачье имя! – похвалил Нанаец. – Видимо, из деревни барышня родом. Угадал? Как и я. Я ведь с окраинского хутора, там много собак с подобными кличками.

– Надо же! – поразился Гр.

В порыве откровения ему вдруг захотелось рассказать о девушке, обувь которой он так и не наполнил лепестками полевых маков, до которой не смог достучаться в иллюминатор пролетающего над Эх-Вынией самолёта. Он спросил, чтобы начать разговор:

– А ты влюблялся когда-нибудь? Так чтобы… хотелось взлететь!

– Влюблялся, – признался Нанаец. Видно было, что затронутая тема была ему близкой. – Первый раз в юности. Ты правильно выразился, хотелось взлететь, дело уже к свадьбе шло, да ничтожный случай расстроил наше счастье. Подъезжаем мы как-то в такси к дому. Счётчик показывает два рубля с копейками, я протягиваю три и выхожу из машины. Девушка моя даже побелела от злости. «Возьми сдачу!» – шепчет мне и рукой дверцу придерживает, чтобы машина не уехала. «Ерунда! Мелочь!» – так же шёпотом отвечаю ей. «Забери, я сказала!» – крикнула девушка, чем повергла меня в такой стыд, что и не описать! Водитель понял. Он со смехом протянул сдачу и умчался. А невеста моя говорит: «Извини, но я не могу ложиться в постель с человеком, у которого совершенно отсутствует чувство собственника». И бросила на землю пакет с сосисками, что я купил на ужин. Обиделась.

– Похожа на Ло, – с уважением произнёс Гр. – Правда, моя бы не бросила сосиски. Она выше обиды, где дело касается денег. А ты зачем упустил такую девушку?

– Не жалею, – сердито сказал Нанаец. На секунду он углубился в себя, будто что-то вспоминая, нежно улыбнулся, послав улыбку в сторону запада, и добавил: – Сдачу я так и не беру, а женщину нашёл такую, ради которой не только взлететь, готов очистить от пыли все дороги на планете, чтобы она могла бегать по ним босиком! Чтобы не боялась напороться на осколок стекла или получить занозу в пятку. Чтобы дороги сами бежали ей навстречу! Вот очищу самые главные трассы и вызову семью, пусть резвятся. А пока дома остались, у моих родителей. Понимаешь меня?

– Понимаю, – хмуро ответил Гр. Он весь похолодел от зависти, сообразив, что ради Ло даже телегу ни разу не подмёл, что уж говорить о ставших ему ненавистными дорогах.

Желание продолжать разговор пропало. Радость от встречи сменилась грустью. Нанаец каким-то образом уловил настроение попутчика, и дальше пошли молча. Следуя за бывшим коллегой, Гр, как и тогда, в прошлой жизни, пытался понять этого человека, который в бытность свою офицером заморочил людей своей добротой. В первый момент им казалось странным, что Нанайцу ничего не жалко из того, что он имел. Однажды, увидев полуголого пьяного человека у железнодорожной кассы, он снял с себя пиджак, накинул его на плечи мужчине, купил ему билет до Нижневартовска и проводил до поезда. Мужик сначала упирался, кричал на весь вокзал, что его раздевают, а потом горько заплакал и полез целоваться. И долго махал рукой из окна вагона.

Что касается Гр, то он никогда не верил в доброту Нанайца, подозревая за ней подвох. Всё это изощрённые способы бербовки, считал он. Не зря же Нанаец каждый год получал грамоты от самого главного московского рассветчика. За его «доброе» отношение к людям. Вот и сейчас, зачем, спрашивается, второй раз выручил Гр? Зачем нёс на собственном загривке? Бросил заниматься маркетингом и кинулся помогать. Зачем? Да ещё и про мечту рассказал без утайки. Что за всем этим кроется?

 

Кое-что о поисках изюма

Нанаец считал, что у каждого человека должна быть точка опоры, дающая чувство равновесия в жизни. Для него такой точкой была Полярная звезда. Не имело значения, что она находилась в небе, главное, Нанаец ощущал с ней связь, потому что твёрдо знал: никто не сдвинет её с места, она будет одинаково сиять над его головой и в родной стране, и на чужбине. Поэтому он никогда не отчаивался. Был равнодушен к шарам, к пирамидам, а к вечно ускользающему горизонту относился с уверенностью человека, который понимал, что за романтической полоской скрывается не что иное, как другая земля, над которой всё так же сверкает его любимая Полярная звезда, и что он увидит её, когда доберётся до того места. Поэтому Нанаец не боялся уходящих за горизонт дорог, не боялся незнакомых территорий.

Как и Гр, по профессии он был военным рассветчиком, то есть человеком, знающим все оттенки того прекрасного явления, которое встаёт по утрам над миром. Нанаец отлично понимал роль этого явления в жизни Земли, понимал, что это явление надо защищать от всех, кому ненавистно солнце. Может быть, именно специальность, именно знание всех нюансов каждого из времён суток и подтолкнули его к размышлениям о мировых дорогах – слишком нелепо, на его взгляд, выглядела пыль на их поверхности в живительных лучах рассвета. Кроме того, ему казалось странным, что люди, с умным видом рассуждающие о высоких материях, никогда не глядят себе под ноги! Он был жизнерадостным, оптимистичным человеком. Среднего роста, спортивного телосложения, с тёмно-пшеничного цвета волосами, с несколько покатой спиной, напоминающей о занятиях боксом, Нанаец уверенно шёл по жизни. Ничто не раздражало его взгляд, везде он чувствовал себя комфортно, ибо ему было точно известно: из любого, даже самого запутанного лабиринта всегда можно найти выход, лишь бы не терять точку опоры в небе. Главное – никогда не останавливаться, невзирая на встречающиеся тупики и возвращения назад. А если выхода вдруг не окажется, надо просто врубаться в стену и ломиться вперёд до тех пор, пока она не рухнет или не даст трещину. Энергия била в нём ровным ключом, наводящим на мысль о его связях с природой. Ничем иным невозможно было объяснить этот странный, стабильный в разных обстоятельствах оптимизм. Нанаец соглашался с любыми условиями, которые предлагала ему жизнь, в том смысле, что оставался всегда довольным, переплавлялся ли он через бушующую реку, выполняя военное рассветное задание, или же сидел в номере отеля на берегу океана, где, бывало, отдыхал со всей семьёй.

Нанаец никогда не огорчался, вернее, его никто не видел огорчённым. Свои эмоции он держал при себе и доверял их лишь Полярной звезде, беседуя с ней, когда не спалось, да верной подруге жене.

Как-то, уже уволившись из войск, измученный бессмысленными поисками работы, он занялся рытьём котлована под собственный бизнес. Взял кредит под квартиру, купил экскаваторы импортные – своих к тому времени в стране не осталось, – и давай копать! Почва попалась каменистая, трудная – машины сломали ковши. Так Нанаец даже глазом не моргнул, когда представители банка отбирали у него квартиру, выгоняя жену и двух малых дочерей на улицу. А мог бы и моргнуть. Мог бы и возмутиться, имел полное право как пострадавший, землю-то ему нарочно подсунули такую – труднообрабатываемую! Однако неудавшийся бизнесмен только шире открыл глаза, слегка поскрежетал зубами, как будто хотел есть, и дольше обычного разговаривал в эту майскую ночь, проведённую под открытым небом, со своей любимой Полярной звездой.

А после экскаваторов, в другой раз, когда он попал в руки разбойников? Им не понравился запах чудного клевера, который Нанаец стал выращивать после того, как устроил семью в саманной халупе на окраине города. Разбрызгав бензин по невинной траве, негодяи хотели брызнуть топливом и на бывшего офицера, да остановились, напуганные его безмятежно-железным взглядом. Нанаец смотрел на них так беззастенчиво-спокойно, так бесшабашно-уверенно, что проходимцы почувствовали ужас в своих сердцах и сбежали, правда, успев кинуть спичку в траву. Попадись он фашистам, и те никогда бы не догадались, бывает ли ему страшно.

Многие друзья Нанайца и сейчас помнят, как он потерял дачу в горах. Приехал, а дома нет. То ли селем унесло вниз по течению речушки, то ли землетрясением передвинуло в другое место, то ли те же разбойники разобрали на доски. Нанаец даже ухом не повёл от расстройства. Все тогда заподозрили, что у него в другом ущелье припрятан не один десяток таких дач, но это была неправда, и все это хорошо знали, однако всё равно засомневались. Люди имели право ошибаться, глядя на хладнокровный вид этого человека. Никто не мог поверить, что можно расставаться с личной собственностью так легко, как это делал Нанаец.

Что касается его самого, то, несмотря на знакомство с разбойниками, он ко всем людям относился одинаково ровно, с одинаковой уверенностью в том, что все честны и порядочны, только несчастны порой. Глядя на него, человек начинал верить в свои лучшие качества. Чувствуя стабильность его настроения, люди тянулись к нему, некоторые даже пытались прижаться, чтобы, напитавшись здоровой энергетикой, поправить собственные отношения с жизнью. Они увлекались его идеями и с радостью шли за ним в надежде стать такими же, как он, жизнелюбами. Но людей часто поджидало разочарование – путь к оптимизму был намного длиннее, чем он представлялся вначале, не всем хватало сил пройти его до конца. Поэтому многие считали себя обманутыми задором Нанайца, они злились, накидываясь на него с упрёками. «Это несправедливо! – говорили обиженные. – Вместо того чтобы вывести нас на просторы счастья, ты заставляешь работать!» Им было невдомёк, что оптимизм Нанайца напрямую зависел от его умения трудиться.

Он любил широту и размах предприятий, замышляя такие дела, от которых захватывало дух: если бизнес, так с котлованом, если котлован, так размером с футбольное поле! Вместо лопаты – бульдозер, а вместо палатки – Толковый дом! По-другому ему было неинтересно. Многие завидовали Нанайцу, наблюдая за тем, с каким упорством он ковыряется в сухой земле, зная, что найдёт там если не изюминку, то хотя бы косточку от неё, которую посадит у себя на огороде и будет ждать, пока из неё не вырастет виноград редкого сорта. Такое уже было и не раз. Про него говорили за спиной: «Этот всегда найдёт изюминку в куче дерьма!», подразумевая, что надо быть к нему поближе, на всякий случай. А вдруг там окажется целая россыпь косточек или горсть изюма? В том, что Нанаец поделится с ними, никто не сомневался.

 

Стихи и песни

Как большинство романтических личностей, Нанаец любил петь песни и сочинять стихи. Давно известно, заниматься этими делами человека заставляет любовь, глубокая вера во всё светлое, во всё хорошее или тоска от безверия и отсутствия надежды. Нанаец пел от любви. Он не мог отличить ноту «до» от ноты «фа», голос его не был приспособлен к передаче звуков разной высоты, он не умел брать дыхание, чтобы хватало на несколько тактов, но это не играло никакой роли, когда на него вдруг накатывало. Происходило это крайне редко, в минуты, когда было трудно выдержать ощущение накопившегося счастья, когда требовалось хоть немного, но освободиться от него, выпустив порцию хорошего настроения наружу. Он пел, когда взгляд на мир давал такой импульс энергии, взбадривающей его тело и душу, что не петь было просто нельзя.

Нанаец чувствовал за собой отсутствие слуха, поэтому очень стеснялся. Он принимался петь лишь в моменты полнейшей безопасности со стороны незнакомых проходимцев, чтобы никто не возмутился в ответ на его концерт. Наклонив голову вперёд, нахмурившись, так что сдвинутые брови топорщились рядом, сойдясь над крупным широким носом, он начинал громко, с большим напряжением кричать, представляя, что поёт. Мажор и минор в его исполнении звучали одинаково бесстрастно, характер песни выдавало лишь выражение лица Нанайца, которое делалось то величаво-торжественным, то скромно-печальным.

Иногда он включал в число своих слушателей жену, очарованную звуками его голоса ещё в молодости, двух дочерей, обожавших отца и без музыкальных способностей, и родителей жены, относившихся к нему весьма уважительно. В Новый год, на Восьмое марта и в День Конституции Нанаец чувствовал себя особенно расслабленно и умиротворённо. В эти дни собиралась вся семья. Ужинали за праздничным столом, вели неспешные разговоры и слушали выступления главы дома. Переполненный ощущением счастья, пропустив пару рюмочек, Нанаец начинал петь. Все тотчас умолкали, глядя на него с невыразимым восхищением, и наслаждались пением до тех пор, пока кто-то по неосторожности не пускал тихий смешок в праздничную атмосферу. Тут Нанаец умолкал. Сначала он принимал вид растерянного человека, которого перебили на самом интересном месте, а потом принимался смеяться вместе с остальными.

Тесть с тёщей, обессиленные от восторга и смеха, остаток вечера доказывали своему зятю, как великолепно он поёт.

– Ну а то, что не всегда можно узнать песню, – кричал тесть, – говорит не о твоих певческих способностях, а о нашем жутком, пещерном невежестве, поверь!

Нанаец, разумеется, не верил, но и не обижался, видя, что любим.

Что касается поэзии. Стихи он писал нечасто, тоже под счастливым настроением, когда уже и песни не хватало, чтобы выразить радость от жизни. Однажды сочинил ёмкое по выразительности четверостишие к Восьмому марта и посвятил его тёще, так как именно она находилась рядом с ним в этот знаменательный момент, угощая холодцом и горчицей. Слова пришли к нему неожиданно, застав врасплох, но зато настолько верные и точные, что Нанаец даже ничего исправлять не стал. Он быстро начеркал стихотворение на салфетке и громко прочитал:

Тут он посмотрел на примолкнувшую тёщу и, увидев ошеломлённое выражение её лица, решил заменить последнее слово, записанное на салфетке, на другое, менее значительное, но более вежливое по отношению к слушательнице. «…Ничего!» – воскликнул он победоносно. Когда женщина услышала конец стихотворения, она в ту же минуту ушла не оглядываясь в большую комнату, упала на диван и стала плакать, закрывшись руками. Нанаец испугался и побежал за тестем. Тот прочитал стихотворение и тоже упал на диван рядом с тёщей, и тоже начал плакать. Нанаец окончательно расстроился и хотел было бежать за соседями, чтобы и им дать прочитать свой опус, но тесть оторвался от тёщи, с которой он уже обнимался, поддерживая её в этой нечаянной истерике, и прокричал сквозь слёзы:

– Стой! Не ходи! Это семейное дело!

Нанаец остановился на пороге, а тесть утёр кулаком слёзы и уже спокойнее сказал:

– Ну удружил! Ну отчебучил! Ну, злодей, как это тебе удалось?

Тёща подняла своё раскрасневшееся мокрое лицо от диванной подушки и сквозь мелкие всхлипывания пролепетала:

– Ты невероятно талантлив… – И неожиданно принялась что есть мочи хохотать.

Жене Нанаец стихотворение тоже показал, она была филологом, поэтому могла оценить творчество по иным, нежели это сделали её родители, критериям.

– Потрясающий реализм! – не скрывая удивления, воскликнула жена. – А самое главное, соблюдён ритм, невзирая на вынужденную редукцию слова! И при этом не утерян общий смысл, что невероятно важно.

Она поцеловала счастливого Нанайца в щёку и пообещала, что прочтёт стихотворение девочкам, когда они подрастут.

 

Удача

Жена Нанайца часто посмеивалась, видя, кто именно сопровождает её мужа. Повсюду! Куда бы он ни направился, куда бы ни поехал, какое бы дело ни начинал, он неизменно оказывался под прицелом одних и тех же любящих глаз. Отправляя его на работу или встречая по вечерам, жена говорила, глядя куда-то поверх цветов на подоконнике, и добродушно улыбалась при этом:

– Как она тебя любит! Ах, как она тебя любит!

С восторгом качала головой и прикладывала ладошки к щекам, выражая своё восхищение.

– Кто? – непонимающе оглядывался Нанаец.

– Да вон же, стоит под окном! Посмотри!

– А-а-а… – разочарованно тянул Нанаец, выглядывая из-за шторки на улицу. – Точно, стоит. – Он пожимал плечами. – Чего ей надо, не пойму. Ничего не просит, ничего не спрашивает, только улыбается и намёки странные делает, вроде как зовёт куда-то. При встрече так и норовит кинуть что-то в руки.

– А ты попробуй, сходи за ней! – как-то посоветовала ему жена.

– Скажешь глупость! – отмахнулся Нанаец.

– Или в гости позови! Что же всё на улице да на улице встречаетесь! – не отставала подруга.

– Совсем ерунду говоришь! – возмутился Нанаец. – Зачем мне другая? Ты же знаешь, что мне никто, кроме тебя, не нужен. – В доказательство своих слов он плотно задвинул шторки, посадил жену себе на колени и стал ею любоваться.

– Нельзя так, – убеждённо произнесла женщина, спрыгивая с колен, – это невежливо! Твоя спутница может обидеться, надо хотя бы сделать вид, что ты от неё не скрываешься! – Она снова раздвинула шторки и, широко растворив окно, выглянула во двор.

Там стояла молодая Удача, которая, как это было видно по её расслабленной фигуре, томилась от скуки. Вынужденная бездельничать, дама чертила прутиком на пыльной поверхности тротуара тончайшие эхвынские вензеля, обозначающие имя Нанайца, а рядом выводила своё имя. Она всегда грустила, когда Нанаец делал вид, что не замечает её присутствия. Услышав резкий звук открывающегося окна, Удача подняла лицо вверх и, заметив, как ласково улыбается жена Нанайца, как энергично машет рукой, приглашая зайти в дом, обиженно, резко отвернулась.

– Гляди, какая гордая! – уважительно произнесла женщина. – Видишь, я ей не нужна. А ну, позови девушку! – наступила она на мужа.

– Опомнись! Что люди скажут? – призвал Нанаец жену к порядку.

– Не понимаю я тебя, – вздохнула та и стала печально смотреть в окно, – ты добр со всеми, но только не с ней. Почему? Почему ты игнорируешь подарок судьбы? Притворяешься, что тебя это не касается…

– Я не знаю, чего она хочет? Зачем привязалась?! Бегает повсюду за мной, строит глазки! – недоумению Нанайца не было конца. Он вдруг вспомнил: – Представь, она ведь и до нашего с тобой знакомства преследовала меня! Но я ноль эмоций! Тебя ждал!

– Ах, вот кому я обязана своим замужеством! – понимающе воскликнула жена и стала размахивать уже обеими руками, зазывая Удачу в гости, но та по-прежнему не смотрела в её сторону и продолжала что-то грустно писать на тротуаре.

– И ещё! – негодующе вскричал Нанаец. – Когда я заработал первые деньги после увольнения, в то время только-только ввели карточки на всё, а я привёз самолёт туалетного мыла. Помнишь? Мы потом полетели на море. Так вот, она… эта, которая за окном, буквально преследовала меня, куда я, туда и она! Бывало, придёт на совет директоров в Толковый Дом – закон ей, видишь ли, не писан! – усядется в кресло и слушает. Я стараюсь делать вид, что это не со мной, однако, все прекрасно понимали и так смотрели на меня, что я со стыда готов был провалиться.

– Какой ты у меня… незатейливый! – мягко улыбаясь, сказала его жена, с трудом подобрав нужное слово, и отошла от окна.

Она с первых лет супружеской жизни заметила, что Удача была неравнодушна к её мужу. А если судить по той настойчивости, с которой красавица преследовала Нанайца, сопровождая его на отдыхе и на работе, то можно было говорить и о влюблённости. «Что может быть проще? – думала жена Нанайца. – Ну подойди ты к ней, поговори как с человеком, успокой, скажи, что видишь, понимаешь и ценишь! Так нет же! Всё делает словно нарочно для того, чтобы лишиться такого прекрасного знакомства! Иметь без труда то, что другие выпрашивают у судьбы, карауля на каждом углу, и не воспользоваться этим! Глупо!»

Действительно, Нанаец, вечно занятый поисками дезинфицирующего средства для автотрасс, давно привыкший к безмолвному присутствию Удачи, почти не замечал её. Точнее сказать, он пренебрегал её компанией, уверенный, что внимание фанатки ничего не значит.

Жена Нанайца знала, что Удача привязалась к нему сразу после службы в армии, когда он, поступив в Столичный Специальный Институт, сменил погоны сержанта-заграничника на курсантские знаки отличия. Он был молод годами и красив здоровьем. Многие девушки обращали на него внимание, поэтому Нанаец принял как должное, что одна из них, может быть, самая скромная, но глазастая, по имени Удача, бегала за ним, невзирая на его равнодушие. Нанаец не прогонял незнакомку, про себя удивляясь тому, что иногда зачем-то смотрит в её сторону и даже слушается её строгого молчаливого взгляда, идёт по её указке совсем не в том направлении, в котором собирался идти. Но куда бы он ни направлялся, Удача была всегда рядом. Прозрачной тенью она следовала за ним, легко подталкивая его вперёд, или спешила опередить на полшага, чтобы отворить повстречавшуюся на пути калитку. Случались периоды, когда Нанаец не видел Удачу, однако хорошо чувствовал её присутствие – по тому, как шутили его друзья, твердившие, что он ходит по жизни в сопровождении «блестящего эскорта», и по тому, с какой завистью смотрели в его сторону люди. Правда, Нанаец не вполне понимал, в чём тут дело, и списывал происходящее на свою цветущую молодость.

Шло время. Весёлое студенчество сменилось строгой государственной службой, завидный холостяк превратился в семейного человека, начавшаяся перестройка раскрутила гайки в общественном устройстве, жизнь дала трещину, как говорила тёща Нанайца, одним словом вокруг поменялось всё, кроме одного – Удача по-прежнему преследовала Нанайца. Теперь уже другие приятели шутили по поводу его «блестящего эскорта», другие люди завистливо смотрели в его сторону. На шутки он не обижался, завистливых взглядов не замечал, словам жены не придавал значения, а про Удачу стал думать как о чём-то очень привычном, о чём и… думать не стоит.

А Удача была влюблена не на шутку. Летели годы, но она, как и в юности, моталась за Нанайцем из города в город, из улицы в улицу, из квартиры в квартиру, печалясь лишь о том, что её чувство остаётся безответным. Она выдумывала самые невероятные, самые удивительные приёмы, чтобы любимый ею мужчина оценил её по достоинству: швыряла к его ногам портфели, набитые деньгами, толкала в его руки выигрышные лотерейные билеты, подводила к его дому караваны верблюдов с заморскими товарами, но все усилия оказывались напрасными. В лучшем случае её фаворит недолго игрался подарками и затем перекидывал их тому, кто оказывался рядом с ним в этот момент.

Подобная щедрость породила нездоровый интерес к Нанайцу. Вокруг него постоянно толпились люди с горящими глазами и с растопыренными ладонями. «Мой талисман!» – восторженно шептали они, не отходя от него ни на шаг. Бывало, Удача месяцами не могла пробиться сквозь эту ораву, чтобы бросить кислородную маску задыхающемуся от всеобщей любви Нанайцу. Она молча, издалека смотрела на него, не зная, как помочь бедняге. Однажды, выбившись из сил в борьбе с неуправляемой толпой, Удача подкатила к своему любимчику огромный клубящийся шар, и, дождавшись, когда Нанаец вскарабкается на него, толкнула шар в сторону эхвынской границы. Она была на седьмом небе от счастья, когда услышала, как подопечный закричал: «Вот так удача! Здравствуй, Эх-Выния!»

В отличие от Гр, Нанаец прибыл в эту чудесную страну легально, без гроша в кармане, но с готовой мечтой, с рюкзаком на плечах, с компасом в кармане, подталкиваемый Удачей.

 

Знакомство с ДЗ

Прошло часа три часа после того, как Нанаец подобрал Гр в парке эхвынского городка. За это время старые знакомые успели рассказать о многом друг другу, успели помолчать, чтобы обдумать услышанное. Перекусили на ходу предложенными Нанайцем халвой и лепёшками, потом напились из колодца. Каждый по-своему был счастлив от встречи. Гр ликовал, уверенный, что судьба послала человека, рядом с которым можно приободриться и начать новую жизнь. А Нанаец радовался, что будет с кем обсудить проблемы всеобщей дезинфекции.

– Что это? – спросил он, указывая рукой на виднеющуюся впереди точку среди песков. – Что-то вроде цыганской кибитки?

– Мой дом, – с бравадой в голосе сказал Гр.

– Шикарно, – одобрил Нанаец. – Всегда свежий воздух в квартире – это правильно.

Они подошли к телеге. Вышедшая навстречу Ло упёрла руки в бока, давая понять, что приготовилась к скандалу. На ней был надет кухонный фартук из клеёнки, верный признак плохого настроения, а на ногах – стоптанные резиновые тапочки. Из-под платка на голове выбивались давно некрашенные седые пряди волос. Гр стало стыдно перед гостем за свою женщину.

«Решит, что у меня вкуса нет!» – подумал он и крикнул, разгадав замысел жены по её позе:

– Да, подожди ты ругаться! Лучше посмотри, кого я привёл! Тот самый верблюд, который спас меня в пустыне!

– Ты опять за своё? – возмутилась Ло. – Мало того, что пропадал неделю, ещё и смеёшься? Туфли потерял… весь скомканный… в дохлых мухах. Где тебя носило? Не с этим ли верблюдом?

Она развернулась, чтобы достать скалку и ударить ею мужа, но вмешался Нанаец.

– Позвольте, я помогу вам почистить бананы! – сказал он приветливо, заметив на фартуке Ло жёлтые пятна. – Готовите банановый джем?

– Вы по запаху догадались? – кокетливо спросила Ло.

Ей понравился тон, с которым к ней обратились, она давно такого не слышала. Да и сам незнакомец ей тоже понравился – крепкий на вид, жилистый. Глаза, как у ребёнка, – ясные.

– По куче плодов под вашим домом, – учтиво ответил гость и вежливо добавил: – А супруга вашего я и, правда, нёс на спине несколько километров, когда нашёл его в пустыне.

– Видишь! – торжествующе рявкнул Гр. – А ты не верила: «Миражи, миражи»! – и уже спокойным голосом пояснил: – Знакомься, это Нанаец, мой сослуживец, тоже из рассветчиков, через стенку в кабинетах сидели. Представь, дорогая, у него есть настоящий компас и настоящая мечта, не чета твоему дереву.

– И компас, и мечта? – поразилась Ло. Она вытащила из телеги огромную миску с протёртыми бананами в сахаре и поставила её на газовую плитку рядом с телегой. – Вы сластёна? – спросила женщина, заметив, как зашевелился кончик носа и как заблестели глаза Нанайца, лишь только он увидел банановый джем.

– Есть немного, – засмущался гость.

– Тогда мы поладим, – уверенно заявила Ло и присела в неглубоком реверансе: – Ло. Предлагаю: мы вам ночлег с джемом, а вы нам свою мечту.

– Да я и без джема поделюсь с вами мечтой, дорог-то на всех хватит! Не жалко! – воскликнул Нанаец. – Но для начала я бы хотел заняться проблемой вашего мужа. Как ты с такими живёшь, дружище? – Он осторожно притронулся к воспалённым ушам бывшего соседа по кабинетам, проверяя, насколько ослабла их форма. – Кожа потеряла упругость, а хрящи размякли, – констатировал Нанаец.

– Фуражку носить буду? – испуганно спросил Гр. – Привык, понимаешь, не могу без неё. – Бедняга сдёрнул с гвоздя, прибитого к внешней стороне кибитки, фуражку и попробовал натянуть на голову. Страшная боль заставила его вскрикнуть.

– Ну-ну-ну! Не стоит спешить, – остановил товарища Нанаец. – Через два дня наденешь. А сейчас принесите, пожалуйста, чистую воду.

Пока Ло бегала с ведром к ближайшему колодцу, он достал крохотный пузырёк из кармана рюкзака, хорошенько взболтал его, осторожно отвинтил крышку и затем вытряс несколько капель в принесённую воду. В ту же минуту в воздухе разлился запах необычайной свежести. Ло выпучила глаза от удивления. Как это возможно? Несколько капель, и аромат свежести, перешибающий жар пустыни! Такое не снилось даже городской. Ло вертелась по сторонам, принюхиваясь, не понимая, что произошло, и с нетерпением наблюдала, как Нанаец моет уши Гр, засунув его голову в запузырившийся раствор.

– Ах! Великолепно! Смотрите, они уменьшились в размерах! – закричала Ло, когда её муж вынул голову из ведра. Вода сделалась фиолетовой. – Что это за жидкость? – спросила женщина в большом волнении у владельца чудодейственного средства.

– Моя мечта, – торжественно произнёс тот, показывая флакончик со скромной надписью «ДЗ». – Просушите ему уши полотенцем, – обратился он к застывшей от изумления Ло, – надо быстро убрать лишнюю влагу, не то реакция продолжится и уши могут исчезнуть вообще, как какой-нибудь вредный микроб.

Ло кинулась к телеге.

– Мечта? – протянул недоверчиво Гр.

Несчастному было тяжело. Даже радость от восстановленных ушей не могла пересилить чувство зависти, что клещами подбиралась к самому горлу, перехватывая дыхание. Он был ошеломлён не меньше своей жены. Чтобы в пузырьке из-под марганцовки помещалась такая великая мечта? Невероятно. Но как всё просто! Мечта о всеобщей дезинфекции! Гениально просто! Не нужно бегать по пустыне, портя зрение и выглядывая мечту среди песков; не нужно пугаться харкающих верблюдов и убегать от бедуинов, ничего этого больше не нужно делать. Стоит просто завладеть крохотным флакончиком, и дело с концом. Проходимец не мог поверить счастью, которое само шло в руки.

– Мечта, – гордо повторил Нанаец, убирая концентрат в карман рюкзака. – ДЗ называется, но об этом после. Теперь надо спешить. Пока не зашло солнце, необходимо закончить маркетинг ближайших дорог. Позже поговорим. – Обогнув телегу, он побежал по направлению к трассе.

 

Беседа

Вернулся Нанаец поздним вечером. Сгорающие от любопытства Гр и Ло выглядывали из кибитки, волнуясь, как бы гость не заблудился. Они включили фонарь над входом в квартиру. Фонарь работал от батарейки, обычно её экономили, но сегодня был исключительный случай. К этому времени поспел банановый джем, притащился измызганный раздавленными помидорами Вяз. «Опять лазил по чужим огородам! Никак не наестся мальчик», – с озабоченностью подумала Ло и сняла с себя фартук, оставшись в футболке с петухом и в облегающем ноги трико. Гр переоделся в шёлковый халат адвоката. Чтобы быть наготове, семья перебралась из телеги за игрушечный столик, расположившись прямо на песке. Все принялись всматриваться в темноту. Нанаец вынырнул из неё внезапно, в руках у него были маисовые лепёшки, от которых шёл пар, и жареная курица, завёрнутая в листья авокадо.

– Купил специально к вашему десерту! – сказал он и положил еду на стол.

Семья облегчённо вздохнула, все задвигались, заговорили. Ло разлила чай, подала ложки, поставила миску с джемом, начался ужин. Пустыня дышала в спины людей жаром, будто обнимая их, неяркий свет от фонаря падал на стол, на руки и лица присутствующих, создавая чувство уюта. От горячей еды щёки Ло разрумянились, даже лоб порозовел. Гр же, наоборот, казался побледневшим, должно быть, сказывалась голодная неделя. Вяз, как всегда, молча уплетал всё, что видел. Сдвинув кепку на затылок, Нанаец с любопытством смотрел на парня.

– Сын? – спросил он у Гр. И, получив утвердительный кивок в ответ, улыбнулся. – Похож!

Вяз ел курицу, обмакивая её в джем, кусал лепёшку, посыпанную сахаром, и запивал всё сладким чаем, в который вместе с сахаром положил и кусочки сушёного инжира, вынутого им из рюкзака. Путешественник был доволен. День прошёл удачно.

– Отмотал километров двадцать, – с чувством выполненного долга произнёс Нанаец. – убедился, тут будет над чем поработать, пыли невпроворот. Но поверьте! – воскликнул он, округляя глаза. – Есть страны, где абсолютно чистый воздух и чистые дороги! И люди чистые, и кошки, и собаки! Там нет микробов. Поэтому никому не страшны болезни желудка. Воду там можно пить прямо из лужи, нет лужи – пей из реки. Нет реки – пей из озера, нет озера – пей из океана, нет океана – пей из-под крана! Но стран таких немного, на всех не хватает. – Нанаец с сожалением развёл руками. – Вот потому-то я здесь.

Покончив с едой, Ло, Гр и Вяз смотрели на гостя не отрываясь. Жаркое эхвынское солнце и сухой ветер пустыни успели закалить кожу Нанайца, сделали её грубой, а вся его внешность производила впечатление крепкого человека, который многое видел и многое знал. При взгляде на такого в душе невольно рождались новые надежды.

– Хочешь грязи тут накопать? – понимающе спросил Гр.

Нанаец взглянул на него с укоризной:

– Как раз наоборот. Уничтожить хочу! Я тебе говорил, давно мечтаю о всеобщей дезинфекции, а начинать надо именно с Эх-Вынии, здесь слишком много дорог, значит, большая опасность распространения микробов. Полюбуйтесь-ка на это! – Он показал длинную стеклянную колбу, наполовину заполненную коричневой пылью. – Собрал с одного кактуса на перекрёстке, куда это годится?

– Никуда не годится! – ошеломлённо согласился Гр.

– А эхвынцы? – спросил Нанаец. – Ты видел их обувь?

– Не видел, – признался Гр, а Ло заметила:

– Вся в пыли.

– Об этом я и толкую, – подтвердил хозяин мечты. – Мы несём пыль в дом, дышим ею, она проникает в каждую пору на коже, во все складки души. Невозможно дать счастье народу, не вымыв дороги страны. Грязные дороги – причина всех невзгод! Когда их не было, души людей были чище, светлее. Но стоило проложить первую трассу, как тут же произошёл переворот в сознании человека, ему стало казаться, что всё доступно, всё возможно. Душа его возгордилась и покрылась пылью, сквозь которую невозможно пробиться свету Полярной звезды, а без него она мертва.

– Ну, ты загнул! – возразил Гр. – Я провёл достаточно времени на эхвынских дорогах, чтобы понять их, и скажу тебе так: для эхвынца промчаться по ним равносильно хорошей выпивке. Не имеет значения, с пылью они или без! Дави на газ и наслаждайся. При чём тут грязь? Дороги – это цивилизация, прогресс! Человечество должно развиваться, несмотря на пыль.

– Я не против дорог, я за их чистоту, – уточнил Нанаец и вскричал: – Как это «при чём»? Грязь накапливается не только на дороге! Она накапливается в душах! Об этом я и толкую. Да, согласен, эхвынцы – счастливый народ, им повезло, у них есть банановые леса, в которых люди восстанавливают внутреннюю чистоту. Сделают пару глубоких вдохов, и порядок! Пыли как не бывало. Однако нельзя забывать о дорогах. Прогресс должен быть чистым, иначе всё заржавеет.

– Откуда ты знаешь? – Гр вздрогнул при упоминании о банановых лесах.

– О чём? О банановых лесах? Не раз заходил в связи с тем, что надо было понять, какое действие пыль оказывает на заповедные леса. Так что видел, дышал, на себе испытал, выходил как заново рождённый.

– Мне тоже довелось… – сделав многозначительный вид, произнёс Гр, впрочем, уязвлённый в самое сердце последним заявлением собеседника.

– Я был уверен, что это золотой фонд!

– Правильно думал, – одобрил Нанаец. – Это и есть фонд, он дороже любых алмазов, Фонд Чистоты называется. Пока такие леса живы, эхвынцам ничто не страшно, однако дорог становится всё больше, кое-где они вплотную приблизились к банановым лесам. Нельзя допустить, чтобы в них проникла грязь.

Ло поднялась на ноги, собрала циновки, в беспорядке разбросанные на дне телеги, и с чувством брезгливости вытряхнула их. Тут же образовалось большое облако пыли, которое ненадолго закрыло кибитку и сидящую вблизи неё компанию. Все принялись чихать и отряхиваться. Подождав, пока пыль уляжется, Ло аккуратно расстелила циновки, вернув их на место, и спросила у Нанайца:

– Как же справиться с целой страной? Её же не вытряхнешь на балконе!

– Резонно! – усмехнулся Нанаец. – Ответ здесь!

– Он достал уже знакомый всем флакончик и потряс им перед глазами зачарованных слушателей. – Средство для всеобщей дезинфекции! Пока в ограниченном количестве, для эксперимента, но это не важно. Одна капля способна творить чудеса. Вы в этом убедились.

Все посмотрели на уши Гр, а Нанаец продолжал:

– Вообразите: летят над Эх-Вынией самолёты и разбрызгивают ДЗ! Вместе с дорогами дезинфицируются машины, в результате чего экономится время, затраченное на их мытьё! Двойная выгода! Автомойки можно будет заменить клубами по интересам или устроить одну грандиозную площадку, с которой под музыку в небо поднимутся стаи воздушных змеев!

Он обвёл торжествующим взглядом собравшихся, ожидая восторгов, но ему никто не ответил. Семейство притихло, думая каждый о своём. Стоя у телеги, Ло размышляла о заветном. Кажется, она нашла то, что давно искала. Флакончик! От его содержимого исходил восхитительный запах свежести, который улавливался даже на расстоянии. Подумав, что, если в средство добавить каплю растопленного шоколада, можно получить долгожданный парфюм, способный затмить воспоминания о городской, Ло мялась и выжидала момент, чтобы попросить ДЗ у Нанайца. Гр в этот момент прикидывал, сколько понадобится концентрата, чтобы на деньги, полученные от дезинфекции дорог, купить два вагона колонизаторских ботинок, например? Выходило, что не так уж и много, если учесть, что после одной процедуры его уши уменьшились вдвое. У него закружилась голова от возбуждения, и он прилёг на песок, опасаясь выдать своё состояние. Вяз мечтал о гербарии: о том, как наколет бабочек на кактус и брызнет на них раствором, а после будет наблюдать, как уменьшаются их крылья.

– А почему ты был без перчаток там, в сквере? Дома-то понятно, мы тоже снимаем, но на улице? – вдруг спросил Гр, вспомнив о волнующем его вопросе.

– Жарко! Да и намокнут они во время дезинфекции, – пояснил экспериментатор. – Я так и сказал на границе, что они мне не нужны. Пограничники посовещались с кем-то по телефону, долго разговаривали, объясняли кому-то, с какой целью я въезжаю в страну, ну, и пропустили меня. Дали разрешение быть без перчаток.

Гр был сражён. Вот что значит настоящая мечта! Вот какие она даёт привилегии! Жить без волнений за перчатки. Такое даже не приснится… Нанаец посмотрел на небо, усыпанное звёздами, нашёл среди них Полярную звезду, улыбнулся ей как старому другу, и неожиданно признался, видимо, поддавшись очарованию минуты:

– Мечтаю слетать в Увстралию! Никогда там не был, хочу посмотреть на кенгуру, как они прыгают, опираясь на хвост. Забавно! – Он стеснительно, по-детски улыбнулся и потрогал уши Гр. – Ну вот, а ты переживал. Через пару дней будут как у младенца. Я тебе отолью немного ДЗ, промоешь, если что, а мне пора.

– Как «пора»? Куда? – забеспокоились Гр и Ло. – На улице ночь! Можно заблудиться!

– Пора, пора! – уверенно повторил Нанаец. – Заблудиться? Ну что вы! С Полярной звездой не заблудишься. Пока светит, надо обследовать ваш кактусовый лес, вдруг пробивать дорогу придётся, чтобы везти раствор с севера! А с утра пораньше двинусь на запад, проверю, что там творится.

Он достал из рюкзака крохотный пластмассовый флакончик, припасённый на всякий случай, щедро плеснул в него чудодейственного средства и протянул драгоценный дар Ло, которая пристально наблюдала за всеми действиями гостя, радостная от того, что ей не пришлось унижаться. Затем проверил, застёгнут ли рюкзак, и встал. Из кармана джинсов вывалился компас, Гр успел подхватить его и на секунду замер, разглядывая дрожащую красную стрелку, потом провёл мизинцем по стеклу, понюхал прибор и решительно попросил:

– Подари! А я тебе взамен пару носков, всё равно Вязу малы стали.

– Зачем мне чужие носки? – удивился Нанаец. – А компас возьми, может, пригодится. У меня ещё есть, не переживай, да я и по звёздам нахожу дорогу, так что доберусь. На обратном пути загляну, ждите!

Он подмигнул Вязу, козырнул Ло, похлопал по плечу Гр, сказал всем «до свидания» и быстро зашагал не оглядываясь в тёплую тёмную ночь. Рядом с телегой стало тихо. Было слышно, как где-то закашлялся эхвынец, заблудившийся после очередного праздника, и следом за этим послышался мягкий шорох – звук проползшей мимо ящерицы…

 

Пьяная мечта

В кибитке поселилась мечта. Её присутствие ощущалось во всём: в том, как радостно трепетали тростниковые стены на ветру, в том, как сноровисто Ло убиралась в телеге, в том, как кипела вода в чайнике и хлопала крышка чемодана, когда Гр доставал из него флакончик с ДЗ. Гр отобрал флакончик у Ло, увидев, что жена пытается влить растопленный шоколад в концентрат.

– Никаких духов! – категорическим тоном заявил он в ответ на крики о волшебном парфюме. – До тех пор, пока мы с Нанайцем не проложим трубопровод!

– «Мы»? – язвительно переспросила супруга.

– Представь себе, «мы». Одна команда, так Нанаец сказал. Вместе будем рубить дорогу.

Ло в сомнении покачала головой, но отстала. Она была озабочена более конкретными проблемами: деньги, полученные за уроки танцев, таяли как мякоть ананаса на солнце, поэтому не меньше мужа была заинтересована в скором возвращении экспериментатора.

День шёл за днём, неделя за неделей, а путешественник не появлялся. Гр затосковал. Не снимая халата, он валялся на соломе, мешая жене наводить чистоту в телеге. Проходимец перестал читать газеты, не навещал городской сквер, не приставал к Ло, чтобы она купила мяса, не следил за Вязом, который всё чаще убегал по ночам в пустыню. Одним словом, жизнь стала невыносимой. Гр непрерывно мечтал. Он впервые осознал, что это занятие требует много сил. Так много, что после тяжёлых мечтаний их, этих самых сил, не хватало ни на что другое. Мысль об Увстралии жгла его душу, а пластмассовый флакончик в чемодане не давал покоя. Днём и ночью Гр думал о ДЗ, изнуряя себя надеждами на встречу с Нанайцем.

Он представлял, как двинется вместе с ним по дорогам, которые тотчас прогнутся, приветствуя своих покорителей. Ему не очень нравилось, что дороги прогнуться и перед Нанайцем, но как сделать так, чтобы его рядом не было, он пока не знал. Мысль о подчинении эхвынских трасс возбуждала Гр, заставляя мечтать о скором успехе. Его воображение, не готовое к подобной конкретной работе, не приученное к фантазиям, забастовало, отказываясь рисовать картину счастья. И Гр запил. Сидя на краю телеги, он с тоской глядел на пустыню, отмечая про себя, что началась осень, что Вяз пошёл в школу, что Ло выдернула первый ананас из грядки, а в небе появились перелётные птицы. Он давно знал, зачем эхвынцы встают на обочины дорог, зажмуриваются и закрывают уши. По их примеру он попробовал несколько раз вызвать в своей душе ощущение праздника, но кроме отвращения ничего не почувствовал.

Ло тоже тосковала. Ожидая Нанайца, она сделала в кибитке ремонт: обклеила тростник дешёвенькими бобоями и побелила натянутый над стенами тент. Ей очень хотелось, чтобы путешественник задержался, чтобы оценил её заботу о нём! Чтобы между ним и Гр завязалась настоящая дружба, и чтобы по трубопроводу, о котором говорил Нанаец, потекло наконец дезинфицирующее чудо-средство. Вот когда она сможет заняться первой линией собственных духов! Может быть, и волшебное дерево не потребуется.

Мечта, жившая в пластмассовом флаконе, иногда отвлекала Гр от печальных дум. Она вылетала из своего жилища и кружилась над ним, то присаживаясь на его плечо, то растягиваясь рядом с ним на соломе. Стараясь не вспугнуть красавицу, воротившую нос от запаха алкоголя, Гр добавлял в кружку с чаем несколько капель «Маисовки» и предлагал мечте выпить. Сначала та плевалась, возмущённая резиновым вкусом, но постепенно привыкла. Привыкла и перестала замечать грубые выходки Гр. Уже не реагировала на его крик и не сопротивлялась, когда он хватал её за шкирку и тянул к себе.

Через месяц мечта превратилась в пьянчужку и начала с ловкостью опытной содержанки пользоваться своим положением. Ухватившись за ворот расстёгнутой рубашки спящего Гр, она теребила его, требуя налить в стакан, и принуждала выпить вместе с нею. А выпив и закусив, принималась корчить рожи, заводила бесконечные разговоры о танках, сталагмитах, колонизаторах и штрипках или вдруг принималась дико хохотать, отчего у Гр шевелились волосы на затылке. Им овладевала слабость. Он был готов убежать на край пустыни, лишь бы не слышать, не видеть этого кошмара, однако ноги не слушались его.

Пытаясь поцелуем заткнуть негодяйке рот, Гр тянулся к мечте, но будучи не в силах схватить её, истерично смеялся и показывал фигу. Он не понимал, зачем мечта, ещё недавно такая нежная и романтичная, принимает вид толстобрюхого кенгуру, разгуливающего перед ним на задних лапах?

«Что ты хочешь этим сказать?» – кричал Гр, с удивлением наблюдая за прыгающей по комнате мерзавкой. Ему казался неприятным её толстый длинный хвост и то, как нагло она размахивала насосом перед его лицом, приговаривая: «Ты у меня дождёшься, гад! Дождёшься!» «Чего дождусь?» – спрашивал её Гр, но вместо ответа получал удар хвостом по голове.

 

Встреча третья. Визит к доктору

Гр вздрогнул, укушенный злой мухой, и очнулся от тяжёлого сна. Он открыл глаза, неохотно возвращаясь из пьяного угара в реальную действительность. В голове не было ни одной мысли, словно внутри всё ещё пылало подожжённое алкоголем пространство, на которое вдобавок давили дужки очков, вызывая жуткие спазмы. Как только Гр пытался поднять голову от подушки, чтобы снять очки и высморкаться, пространство начинало шевелиться и медленно выползало наружу, вызывая чувство дурноты в желудке. Гр видел, как оно выплёскивалось в открытые окна и двери и растекалось так далеко, что можно было разглядеть упавший светофор за углом дома, растерянных всадников на лошадях, стоявших на перекрёстке, и сталагмитовый сквер на противоположной стороне улицы.

– Мама! – хрипло крикнул Гр, хватаясь за край кровати. – Ло!

Ему никто не ответил, лишь разнузданного вида мухи снова замелькали перед глазами, пытаясь укусить, но уже не в руку, а прямо в губы. Гр сжался и притих, стараясь не шевелиться, дожидаясь момента, когда встревоженное внезапным пробуждением сознание успокоится и сузится до размеров головы. Почувствовав, что может двигаться, он осторожно перевернулся на живот, высморкался в подушку и тут же почувствовал страшный взрыв в голове, после чего провалился в черноту.

Когда он снова открыл глаза, в номере было очень тихо, видимо, разозлённые неподвижностью человека мухи улетели, на прощанье искусав его оголённую спину. Спина чесалась и саднила, малейшее движение доставляло боль. Остерегаясь сморкаться, Гр открыл рот, чтобы стало легче дышать, и прислушался. Тишина: Ло не гремит кастрюлями у плиты, не хохочет Вяз в углу телеги, занятый рассматриванием эхвынских журналов…

– Где вы? – сердито спросил Гр, поднимаясь с кровати.

Он огляделся и вспомнил, что находится в гостинице, в которой поселился после того, как Ло выгнала его из кибитки. Жену взбесило, как он откручивал хвост мечте! Гр постарался сообразить, с какого времени находится в изгнании, но не смог, напуганный новым приступом головной боли. Он сжал голову руками и вдруг увидел, что из угла комнаты на него пялится Сист, нагло ухмыляется и лязгает зубами.

– На тебе! – Гр сунул в бесстыдную физиономию бывшего партнёра кукиш и твёрдо, насколько это было возможно в его состоянии, вышел из номера.

Улица плыла в неизвестном направлении. Шар земной куда-то мчался, сильно накреняясь в пустоту. Присев, Гр ухватился за упавший светофор, сфокусировал внимание на его горящем красным цветом глазе и только после этого осторожно встал и осмотрелся. Всё в порядке, решил он, увидев знакомый городской квартал. Эх-Выния на месте, в пустоту не провалилась, это означает, что телегу можно будет найти. Гр запахнул халат и приосанился. Затем вынул компас из кармана, рассчитывая с его помощью взять нужное направление, но, обнаружив, что стекло треснуло и выпала красная стрелка, швырнул его подальше от себя. Компас пролетел над тротуаром и упал прямо в руки проходившего мимо мужика. «Ишь, как бодро вышагивает, – лениво подумал Гр, разглядывая стоптанные кеды прохожего и его запылившуюся одежду. – Издалека, видимо, идёт. А ноги-то какие смешные, колесом! Ха-ха-ха!»

Он презрительно засмеялся, тряся бородой, и вдруг остановился:

– Нанаец! Ты?! Стой! А ну, верни мой компас! – закричал он, отрываясь от светофора и пробуя бежать за путником.

– Тише, тише! – подхватил его старый товарищ.

– Разучился ходить? Давно на улице не был? Вид больно бледный. И уши снова отвисли. – Нанаец заботливо усадил Гр на бордюр. – Вот твоя игрушка, дай я только поправлю её.

Он в два приёма починил компас, вставив новую стрелку, новое стекло, и отдал его Гр. Бывший рассветчик с чувством сожаления посмотрел на босоногого товарища, который никак не мог попасть в карман халата, чтобы сунуть туда компас.

– Эк тебя прихватило! – покачал головой Нанаец, едва успевая удержать приятеля от падения.

– Беда-то какая! Адрес прежний остался? Рядом с кактусовым лесом?

– Был прежний, теперь не знаю. Не помню, когда из дома вышел… ходил за чаем, – неуверенно сказал Гр и неожиданно вспомнил: – Ты обещал дорогу рубить! Я ждал, а потом отлучился… в магазин.

– Прорубим, не сомневайся! – ответил человек-верблюд.

Он почесал в раздумье затылок, достал из рюкзака складной сачок для ловли фазанов, раздвинул его, затолкал внутрь образовавшегося невода Гр, взвалил на плечи и понёс уснувшего бедолагу к телеге.

Ло, располневшая, в цветастом фартуке, готовила конфитюр из мандаринов.

– Ах! – закричала она, увидев старого знакомца.

– Не прошло и полгода, как вы вернулись, да ещё и с подарком! Я вас тоже поджидала, вот задумала конфитюра наварить, благо, мандарины повсюду растут!.. Ой! Кто это? – испугалась женщина, заглядывая в невод.

– Ваш муж. Лечить человека надо. Заговаривать! – с долей осуждения в голосе ответил Нанаец.

Он вытряс Гр из невода на песок подле телеги, проходимец даже не пошелохнулся, только распахнулся халат, обнажив худое грязное тело любителя стрекоз.

– А вы не умеете? – нерешительно спросила Ло. От волнения она принялась облизывать деревянную ложку, которой до этого размешивала конфитюр.

– Почему «не умеете»? – обиделся путешественник. – У меня и лицензия есть, вот, смотрите! – Выудив из карманчика рубашки жёлтый листок бумаги с голубыми разводами посредине, он помахал им в воздухе, аккуратно сложил и убрал обратно. Неторопливо вытащил из рюкзака белоснежный халат, табличку с надписью переоделся, прицепил табличку на кактус, присел на игрушечный стульчик, после чего обратился к Ло, застывшей при виде столь серьёзных приготовлений.

– Вас на какое время записать, барышня? – предупредительно спросил мужчина.

– Доктор! – возмутилась Ло. – Это не меня, это его лечить надо… – Она вся порозовела при слове «барышня». Подошла к мужу и погладила его по голове.

– В таком случае, приводите утром, когда проспится. Так и запишем, на девять часов, – строгим голосом произнёс Нанаец, что-то записывая в записной книжке.

На другой день, как только Гр проснулся, Ло повела ничего не понимающего мужа к зелёному кактусу и строго-настрого предупредила не грубить доктору, внимательно слушать всё, что тот скажет. Измученный пылающим огнём внутри головы, Гр покорно согласился. Встав прямо, он закрыл глаза, вытянул по просьбе доктора обе руки вперёд и попытался правым указательным пальцем дотронуться до кончика своего носа. Почувствовал жуткое головокружение и грохнулся на песок.

– Инстинкты сохранены. Это радует, – выдал сентенцию доктор и что есть силы ударил в бубен, появившийся будто из воздуха. Нанаец бил в него прямо над ухом несчастного пациента, словно старался передать человеку энергию музыкального инструмента, но Гр не реагировал. Сражённый натиском врача-шамана проходимец недвижно лежал на песке, не замечая, как прыгает вокруг него Нанаец, выкрикивая при этом непонятные слова.

Тем не менее от кактуса к телеге Гр шёл уже сам, без помощи жены. Прекрасное расположение духа овладело им. Чувствуя возвращение аппетита, он попросил мяса. Из-за отсутствия продукта Ло пришлось пойти на маленькую хитрость. Пока муж переодевался и расчёсывался, стоя перед зеркалом, прибитым к пальме, она завела тесто на блины, бросив для запаха грибного порошка, включила плитку и хорошенько раскалила сковороду. Газовая плита, вся облитая молочным киселём, задымилась. Ло присыпала подтёки солью и начала жарить блины.

Появился Нанаец – снова в джинсах и рубашке, с улыбкой на лице.

– Привет! – сказал он и протянул хозяйке баночку кофе, которую та выхватила и спрятала в телегу.

– О! Привет! Откуда? – несказанно удивился Гр. – А я давно тебя жду – уехал куда-то и пропал. Мы с женой волнуемся, как же наши дороги? Но это сейчас неважно! Проходи! Да расскажи, где тебя носило?

Гр обрадованно шагнул навстречу товарищу, обнял и предложил присесть за круглый, похожий на игрушечный, столик.

– Дело такое. Пришлось мне от вас ехать прямо в Бон-Бон! А это далеко на юге, в свободной экономической зоне, – разъяснил ситуацию Нанаец. – Надолго задержался там, открывая компанию. Без этого, как оказалось, нельзя приступать к проекту, по закону нужно прежде зарегистрировать конструкцию дезинфицирующей машины, а уж потом приступать к дезинфекции. Ну, зарегистрировал. И сразу занялся маркетингом. А движение на дорогах, такое… сам знаешь! Часами ждал, пока эхвынцы проедут. Ну, кажется, закончил! Можете поздравить! К вам специально завернул, потому как обещал, хотя надо торопиться. Погощу немного и двинусь в Столицу. В Столицу! Фецир пора строить, я так назвал первый экспериментальный вариант дезинфектатора. От самолёта пока отказался, слишком это дорогая затея, обойдусь наземным техническим средством.

– В Бон-Боне? Компанию? Фецир? В Столицу? – Гр не верил своим ушам.

Ло, несмотря на идущий от плитки жар, из красной сделалась зелёной от зависти. Швырнув тесто на сковороду, она звонко выпалила:

– Не сомневаюсь, вам нужны помощники!

– Нужны, – согласился Нанаец. – Надо срочно искать единомышленников. Одному не справиться.

– Я, я твой единомышленник! – выпятил грудь Гр.

– Я тоже так думал вначале… – неуверенно начал Нанаец и осёкся под строгим взглядом Ло.

– И продолжайте думать. Продолжайте! Вместе мы быстро справимся с общими проблемами, – выразительно сказала Ло, напирая на слова «вместе» и «общими».

– Договорились!

– Но мне всё равно придётся вернуться в Бон-Бон, – деловито произнёс гость, – за кредитом под строительство. Пока я мотался, там вышел закон, теперь эхвины под идею выдают.

– Не уходите! Прошу вас! – вдруг крикнула Ло, пришедшая в ужас от того, что Нанаец сейчас уйдёт и она снова останется наедине с Эх-Вынией. Мужа опять утащат стрекозы, Вяз убежит в пустыню, а ей ничего не останется, как собирать бананы.

– Я дам кредит! – воодушевлённо воскликнула женщина и для пущей убедительности ударила себя в то место, где начиналось декольте. Выключив огонь, Ло забралась в кибитку, торопливо вытащила из-под соломы припрятанный на чёрный день сталагмит и вручила его обладателю бон-бонской компании. – Вот! Без годовых. Взамен на пятьдесят процентов в вашей мечте, – взволнованно дыша, сказала она, с надеждой заглядывая в глаза Нанайца.

– Идёт! – хлопнул тот в ладоши. – Ваш сталагмит, моя идея. – Путешественник скинул с ног кеды и принял расслабленную позу.

– А я, представляешь, – внезапно обратился к нему Гр, в порыве чувств захотевший пооткровенничать, – сегодня у врача был! Головные боли замучили. Думал, кодировать будет, но всё обошлось! Ха-ха-ха! Не на того напал, белохалатный! Почувствовал, жук, мою волю, отделался пляской передо мной. И так и эдак выделывался под бубен, да я делал вид, что мне до фени! Всё, завязал я, – доверительно сообщил Гр Нанайцу, не обращая внимания на его переглядывания с Ло. – С «Маисовкой» завязал. Сам. Понимаешь?

– Как не понять! – потрясённо вымолвил приятель. – Мощный поступок.

– Слышишь, – добавил Гр, – какая потеха! Тот доктор чем-то на тебя был похож, ноги такие же кривые и кеды дырявые. – Гр зашёлся в смехе.

В это время вернулся Вяз. Устраиваясь за столом, парень задел лежащий на песке рюкзак. Раздался звук бубна. Гр замолчал. Тревога отразилась на его лице. Он обернулся к Ло.

– Не волнуйся! – ободрила его жена. – У Нанайца ведь нет медицинского образования, ты это знаешь, как никто другой. А бубен – это для Фецира, вместо гудка.

Все добродушно, с надеждой на будущее счастье, рассмеялись. Далее Вяз и тот улыбнулся в предвкушении вкусной еды. Ло поставила на стол блины, от которых исходил аромат грибов, рядом расположила миску с мандариновым конфитюром. Блины горкой лежали на тарелке, они показались Гр похожими на стопку огромных монет.

 

Ремиссия. В Столице

Гр был счастлив: из-за боязни дорог его освободили от дежурств за оглоблями. Нанаец и Ло пошли ему навстречу в столь деликатном вопросе, и теперь он возлежал на циновках, в нетерпении дожидаясь предстоящей встречи со Столицей. Вдвоём Нанаец с Ло быстро дотянули телегу до центра. Город встретил компанию блеском витрин, сиянием окон, шелестом деревьев, яркостью клумб, чистотой широких проспектов и музыкой разноцветных фонтанов. Высотные дома взлетали в небо, звуки машин сливались со звуками уличных оркестров, всё жило, двигалось, вовлекая в свой водоворот каждого, кто попадал сюда.

У Гр распирало грудь от эмоций. Наконец-то он в центре Эх-Вынии! В её Столице, о которой так много наслышался от эхвынцев. Были забыты штрипки с ботинками, Сист, сталагмитовый парк, брошенный в песках бжип, морской корабль, всё кануло в прошлое. Воспоминания о зловещей багровой Луне заволоклись мыслями о новой прекрасной жизни. Ничто не пугало, и никто не стоял на пути к долгожданному счастью. Рядом был Нанаец, излучавший энергию, и его мечта, обещавшая стать и его, Гр, мечтою. Казалось, что впереди одни приятности и одни удовольствия. Столица не обманула их ожиданий.

Первым делом побежали в банк – не терпелось взять кредит и приступить к строительству дезинфектатора. Ло, намеренная лично получить деньги, крепко держала в руках сталагмит. Но, увидев перед входом в здание сурового эхвынского полицейского, вспомнила, как ударила когда-то сковородой Систа по голове, и испугалась, что экскурсовод пожаловался и теперь её могут разыскивать, поэтому раздумала заходить в государственное учреждение.

– Идите вы, а мы в телеге подождём, – сказала женщина, перебрасывая камень Нанайцу. – У нас перчатки грязные.

Нанаец вошёл в банк, пробыл там несколько минут, показавшихся Гр и Ло часами, и вышел с двумя красными пластмассовыми вёдрами, полными эхвинов.

– Потрясающе демократично! – воскликнул он смеясь. – Я говорю им, как же я пойду с вёдрами? Да ещё с красными! Это же привлечёт внимание! Они отвечают: напротив, никто даже не попытается шагнуть в вашу сторону. Всё, как на дороге! Вот это дисциплина, так дисциплина!

И правда, пока он спускался по ступенькам, два эхвынца, попавшиеся ему навстречу, остановились и ждали, когда иностранец пройдёт мимо, только тогда двинулись в банк.

– Вёдра – это продолжение кредита. Кассирша сказала, когда закончатся эхвины, принести ёмкости назад, за них ещё подкинут! – сказал Нанаец, ставя тяжёлую ношу рядом с оглоблями.

Полученных денег хватило, чтобы снять квартиру на окраине города – каждому досталось по комнате – и просторный гараж для строительства Фецира. Телегу вкатили на балкон. Жизнь вошла в колею, где всем было место. Вяз продолжил учёбу в школе, Ло начала беготню в поисках модной шляпки, а Нанаец с Гр приступили к делу, ради которого объединились. Утро они начинали с лёгкой разминки, затем совершали пробежку по парку, принимали контрастный душ, завтракали стручковой фасолью с яйцами, пили крепкий кофе с горячими лепёшками и устремлялись в город на поиски строительных материалов. Стоило немалых усилий найти нужное, но зато как приятно, как радостно было возвращаться назад, нагрузившись досками и всевозможными предметами!

Гр не переставал удивляться, видя, что конкретно Нанаец покупает на строительном рынке, – это были пустые катушки из-под ниток, старые топорища, резиновые трубки от фонендоскопов и много такого, что казалось ему откровенной ерундой. Однако он молчал, безоговорочно веря товарищу.

День за днём, вечер за вечером в течение полутора лет мастерили они чудо-машину и отрывались от занятия только на выходные дни. Была бы их воля, приятели не прекращали бы работу ни на минуту, но опасались внезапной проверки из службы Охраны отдыха. Чиновники жестоко карали всех, кто лишал себя обеда или осмеливался трудиться по субботам и воскресеньям. Провинившихся наказывали штрафом. Чтобы чем-то развлечься в выходные и праздничные дни, Нанаец придумал забаву: соорудил гряду искусственных гор из песка, специально, чтобы тренировать выносливость. И Гр за собой потянул. В пять утра они выходили из дома и принимались бегать с вершины на вершину, как два ошалевших от счастья человека. Фокус заключался в том, чтобы набрать как можно меньше песка в кеды и ни разу не упасть. Для этого надо было очень быстро перебирать ногами и высоко поднимать колени, тогда выходило правильно. Скоро Гр научился скользить по песку, ему удавалось подниматься и спускаться вниз, не зачерпнув ни единой песчинки. Чтобы не отставать от Нанайца, пришлось бросить курить, а о «Маисовке» он забыл сразу после сеанса с шаманом.

Строгий распорядок дня, умеренное питание, гимнастика, свежий воздух, постоянный физический труд изменили его облик: сморщенное в стручок лицо оживилось, щёки подобрались, кожа разгладилась и приобрела здоровый оттенок, плечи окрепли, а ноги от частого лазания по горам приобрели едва заметную кривизну и ступали по земле устойчивей, чем прежде. Плюс ко всему он вставил передние зубы и поменял очки. Ло не могла нарадоваться, глядя на мужа. Удовлетворённая тем, что Гр находится под надёжным присмотром хорошего человека, она старалась забыть, как этот хороший человек издевался поначалу над ней, когда сыпал сахар в свой чай. Сказать по правде, это было невыносимо – видеть весь этот ужас и понимать, что ничего нельзя сделать.

Нанаец с такой неуловимой быстротой накладывал сахар в кружку, что Ло никогда не успевала сосчитать, сколько ложек он почерпнул. Вдобавок к этому он сыпал сахар на хлеб, предварительно смоченный сладким чаем, намазывал сверху джем и ел, закатывая глаза от удовольствия. Странно было думать, что всё это проделывалось не специально, не с целью позлить Ло, не с целью потрепать её нервы. Так ей казалось. Не выдержав пытки, она уже через неделю спрятала сахарницу в хозяйственную сумку, поставив вместо сахарницы блюдце с мукой. Нанаец машинально сунулся туда ложкой, но, почувствовав малое сопротивление продукта, вынул ложку, отряхнул и положил рядом с кружкой. Ло ждала реакции с его стороны, удивления или что-то в этом роде, но не дождалась. Мучитель сделал вид, что никогда не ел сахар. Он продолжил прихлёбывать чай с выражением удовольствия на лице, и Ло даже расстроилась немножко, однако сахарницу так и не вынула, приказав сыну пользоваться ею в отсутствие Нанайца.

Заметив подлость жены, Гр возмутился. Он демонстративно насыпал сахара в глубокую миску и поставил её на кухонный стол со словами: «Не смей трогать!» Только Нанаец не заметил благородного поступка товарища. Он по-прежнему пил пустой чай, громко фыркая от наслаждения, будто и впрямь задумал свести с ума Ло своим хладнокровием. Иногда сладкоежка приносил в дом куропатку или зайца. Пока Гр дремал после обеда, Нанаец охотился среди созданных им гор, где неожиданно завелась живность. Это действовало на Ло размягчающее. В такие моменты ей хотелось пожаловаться на свою жизнь.

– Мне бывает так горько и одиноко, – печально говорила она, яростно потроша куропатку, – а ведь я так любила общество! Но была вынуждена оставить свет: пренебрегла своим высоким положением, а всё из любви к Гр.

– Настоящий подвиг, – соглашался Нанаец, внимательно следя за умелыми движениями Ло. Ему представлялось, что женщина вместо куропатки терзает несчастного Гр, дёргая и щипая его со всех сторон.

Ло не скрывалась перед посторонним человеком, он не раз видел, как она, поймав мужа на улице, хватала его за волосы и тыкала головой в горячий песок в наказание за то, что муж без разрешения купил мороженое. Нанаец испугался, когда впервые увидел страшную картину. Добряк не поверил, что резкий квакающий звук, который он услышал, исходит от женщины, а не от жабы, и встал на защиту Гр.

– Не ругайте его, – сказал он мягко, – не забывайте, это вредно для его психики, ещё больной и слабой. – И профессиональным тоном добавил: – Говорю вам как врач, грубые интонации подтачивают наш иммунитет не меньше инфекций.

Странно, но Ло всегда слушала Нанайца, поддаваясь влиянию его магических слов о том, что крик нарушает гармонию природы и отпугивает от человека мечту. Загипнотизированная тихим, обволакивающим голосом она замолкала, умиротворённо сложив руки на груди, и мечтательно говорила, следя за летающими в небе эхвынцами:

– Вот поживёте у нас подольше, впустите в нашу жизнь мечту, тогда и правда наступит счастье. Вы знаете, ведь я немолода, – как-то призналась она, – а что имею? Две соломенные шляпки? Это прекрасно, теперь никакой страус не страшен! Однако хочется большего – шубки, колец, своего угла! Признаюсь, мне приятно, что муж ладит с вами, ни с кем прежде у него не получалось так долго сотрудничать, и Вязу спокойней, мальчик отдался учёбе, не надо искать отца по закоулкам. Как вы считаете, дети должны видеть правду жизни?

– Как же её скроешь? Она повсюду, – ответил Нанаец.

– Но не вся правда жизни открыта! – многозначительно улыбнулась Ло и таинственно пояснила:

– Мы, например, в педагогических целях выезжали семьёй на природу и загорали в стиле «ню», чтобы наш сын видел жизнь без прикрас.

– Это как, голые, что ли? – поразился Нанаец и густо покраснел.

– Ну, если вам так угодно, – дёрнула плечом Ло, недовольная тем, что такой умный, проницательный человек не может понять её с первого слова. – Поверьте, – напористо воскликнула она, – нашего мальчика теперь ничем не удивишь, не напугаешь, он, знаете ли, ко всему привык!

– Верю, – покачал головой Нанаец, – очень предусмотрительно с вашей стороны. Никогда бы не догадался!

Он оглянулся на Вяза. Сгорбившись, тот сидел у компьютера. Глядя на сына Гр, можно было поверить, что его ничем, кроме еды, не удивишь. Парень всегда что-то жевал и производил впечатление вечно голодного человека. Выражение равнодушия, эта припечатанная к его лицу маска, пропадала только при виде еды. «Может быть, потому что он быстро растёт?» – с жалостью думал Нанаец, удивляясь юношеской нескладной фигуре, похожей на корявую длинную ветку с пышной листвой на конце.

 

Вяз

Вяз, переросший отца на две головы, во многом оставался ребёнком. Молодой человек не знал своей родины, он боялся её, наслушавшись семейных разговоров о далёкой холодной стране. Приоритеты эхвынского народа стали для него понятными, близкими, и это делало его своим среди местного населения. Он ценил бережливость, стремился к коллективу и любил всё эхвынское – еду, яркую одежду, воздушных змеев, которыми он научился управлять так ловко, что несколько раз становился чемпионом среди юниоров по высоте, и, конечно же, эхвынские праздники. В такие дни Ло не могла зазвать сына домой. Вяз хоть и не родился в Эх-Вынии, что было обязательным для понимания национальных традиций, но здорово усвоил привычки своих друзей, поэтому мог запросто изображать кого угодно. И перчатки он не носил, они сбивали эхвынцев с толку, слыша, как юноша разговаривает на их языке, и видя, как он ловко ухаживает за эхвынскими девушками.

За внешней вежливой дружелюбностью скрывался личный расчёт, Вяз выбирал только таких приятелей, у которых было по два, а то и по три воздушных змея. Это у него было от Ло, делившей людей на имущих и неимущих. Он был крайне, до умопомрачения обидчив, имел завышенную самооценку и зачастую презирал в душе тех, с кем водился, в чём походил на отца. Гр корёжило, если к нему обращались крестьяне. По молодости лет и по растущим потребностям здорового организма Вяз был всеядным юношей, ел всё подряд, что попадалось на глаза. Ло с некоторой брезгливостью наблюдала за сыном, когда он смачно хрустел жареными куриными лапками или жевал полоски маринованной крокодиловой кожи. «Может быть, это и к лучшему, – думала она рассудительно, – голодным нигде не останется».

Вяз уходил рано утром в школу, возвращался домой на обед, съедал две порции бобов с мясом и опять куда-то исчезал. Ло, обеспокоенная быстрым взрослением сына, едва успевала сунуть в карман его пиджака пачку презервативов вместе с маисовой лепёшкой, как парень тут же убегал. Она с грустью отмечала, что мальчик всей душой и всем телом сливается с местным населением, того и гляди, про телегу забудет. Разговаривать на эхвынском становилось для него привычно и удобно, в отличие от русского языка, в котором он путался. Нанаец несколько раз пытался завести с Вязом беседу про Бабу-ягу или Курочку Рябу, желая проверить его знания в русском фольклоре, но парень в ответ хохотал, думая, что у гостя начались «миражи», как это часто случалось с отцом, и Нанаец отстал, сосредоточившись на Фецире.

 

Фецир

– Странная тоска появилась в груди, – пожаловалась однажды Ло мужу.

– Наверное, весна так действует, – предположил Гр и добавил, показывая рукой на свою грудь: – У меня тоже вот здесь свербит. Потерпи. Вот дождёмся ананасов, будет легче, а пока выпей минералки.

– Надоела твоя минералка, и здоровый образ жизни тоже надоел! – шёпотом огрызнулась Ло, взволнованная другим обстоятельством. – Ты заметил, Нанаец стал какой-то беспокойный?

– Может, тоже засвербило?

– Может, и так, только в другом смысле. Вроде радуется чему-то… – уточнила Ло и достала с кухонной полочки блендер, чтобы смешать фрукты для косметической маски.

– Не иначе что-то задумал! Надо бы приглядеться, – тихо сказал Гр.

Открыв бутылку с минеральной водой, он отхлебнул из неё и передал жене. В прихожей хлопнула дверь. Это Нанаец, ополоснув после обеда руки, пошёл в гараж. По прошествии полутора лет работа над Фециром подходила к концу. Уже с пол го да, как Гр чувствовал невыносимую скуку. Такое случалось и раньше: если дело оказывалось слишком долгим, проходимец терял к нему интерес. С каждым днём он всё реже появлялся рядом с товарищем, предпочитая курить на балконе трубку. В его отношении к Нанайцу всё чаще проскальзывали недовольные нотки, усиливающиеся по мере того, как чудо-машина приобретала всё более завершённый вид. Бывали дни, когда он с трудом скрывал раздражение, так и хотелось наговорить гадостей, чтобы изобретатель, разозлившись, убрался бы восвояси. Разумеется, оставив Фецир на приколе. Настороженный разговором с женой Гр озадачился и поспешил в гараж, чтобы прояснить обстановку.

Нанаец сидел на корточках возле заднего колеса машины и старательно закручивал последние гайки.

– Ну как, хорош? – с восторгом спросил он у Гр, увидев, что партнёр остановился поблизости.

– Хы-ы-ыр-р-рош, – раздался невнятный ответ.

Медленно двигаясь вокруг странной на вид установки, Гр стал угрюмо разглядывать возвышавшуюся перед ним громадину. Его злость перекинулась на машину, за рождением которой он наблюдал много времени, на которую возлагал большие надежды. Он демонстративно засвистел, показывая, что ему наплевать, хорош или плох Фецир. Нанаец не обратил внимания на дурное настроение вечно чем-то недовольного Гр, мастеру было не до капризов: Фецир начинал свою жизнь! Нанаец сделал завершающую закрутку и встал. Всё! Наконец-то можно окинуть плоды своей работы общим взглядом! Как и Гр, Нанаец был сражён: несомненные достоинства автоагрегата внушали чувство восторга.

Двумя огромными колёсами Фецир гордо упирался в пол гаража, слегка просевший под страшной тяжестью. В первый момент было трудно угадать, для чего предназначалась машина, но, несмотря на это, никто бы не посмел усомниться в её мощи – великим и грандиозным казался Фецир! В три раза выше телеги, раз в пять шире её по площади, он смотрелся сказочным неуклюжим гигантом, пришедшим сюда за тем, чтобы сражаться с микробами. При взгляде на его размеры в голове рождались мысли о скоростных дорогах, где ему было самое место! Вокруг корпуса, ровно по кругу, бежали парами маленькие колёсики, соединяющиеся с корпусом железными трубами. «Такой не упадёт!» – с невольным уважением подумал Гр, подходя ближе и трогая передний бампер, блестевший на солнце, как начищенный кирзовый сапог. К бамперу сверху была прицеплена железнодорожная цистерна. Она крепилась с помощью части железного столба. «Наверное, для ДЗ», – сообразил Гр. А к заднему, покрашенному в зелёный цвет, были подвешены грабли и три половые швабры с тряпками.

Над цистерной болталась брызгалка, вроде той, что есть у городских поливальных машин, только располагалась она не как обычно, горизонтально, а перпендикулярно по отношению к дороге. Судя по всему, брызгалка могла поворачиваться в разные стороны, сидела она на огромном подвижном шарнире. Центральную часть корпуса занимала пузатая камера, имеющая несколько крошечных иллюминаторов, разбросанных по всей её поверхности, и люк, который находился вверху и был сейчас плотно закрыт. «Для работы под водой!» – догадался Гр и сжал зубы от злости. Над камерой торчала широкая подзорная труба. Гр пригляделся и понял, что она выходит откуда-то снизу, из-под коленчатого вала, где, вероятно, прятался главный отсек, рассчитанный на одного человека, откуда должно осуществляться управление Фециром.

– Кто будет сидеть в нижней кабине? – вызывающе громко спросил он и остановился рядом с Нанайцем. Свистеть почему-то расхотелось.

– Мы с тобой! По очереди! – ответил напарник. – Иначе нельзя, машине не нужен лишний вес. Лучше ДЗ больше залить.

Гр погладил складные грабли, нужные для того, чтобы сгребать мусор по обочинам дорог, не выдержал и тихо произнёс:

– Надо же. Дух захватывает…

– Это точно! – подтвердил Нанаец. – Сам не верю, что всё закончилось. Можно начинать дезинфекцию, вот только смотаюсь на север за новой порцией ДЗ, вернусь и приступим. Не рассчитал немного, всё средство ушло на эксперименты.

– Как «смотаюсь на север»? – глухо спросила Ло, которая, оказывается, тоже прибежала в гараж и стояла у входа. Её лицо было покрыто фруктовой маской, засохшей и не дававшей возможности широко отрывать рот. – Я правильно поняла, вы собрались ехать на север? – повторила женщина вопрос и запальчиво крикнула: – Но ведь это, по крайней мере, подло! Прямо вот так, с ходу и вдруг уедете? Без предупреждения? А как же мы?

От негодования мышцы её лица напряглись, маска покрылась мелкими трещинами, сделав женщину похожей на черепашку.

– Я скоро вернусь! – засмеялся Нанаец, удивлённый неожиданными для него словами.

– Она права, – с угрозой в голосе подтвердил Гр, – нельзя обижать даму, которая оказывала тебе гостеприимство. Нельзя вот так взять и… уехать, и оставить её наедине с проблемами. Скажу откровенно, ты поступаешь как предатель. Оставить нас в такое время! Моя жена привыкла к тебе! И сын.

– Да о чём вы, ребята?! – расхохотался Нанаец, ничего не понимая. – Мечта с вами, Фецир в гараже, остаётся заправить его и начать дезинфекцию. В чём дело? Да поймите! Это необходимость, а проблем у вас больше нет. Занимайся зарядкой, – обратился он к Гр, – продолжай бегать по горам, время пролетит незаметно, я приеду, и мы выведем наш Фецир на дорогу.

Создатель ДЗ ласково похлопал машину, передал ключи от неё Гр, и все поднялись в квартиру.

– Нет! Вы не можете так поступить! – не могла успокоиться Ло. Вытащив сахарницу из хозяйственной сумки, она треснула ею об стол с такой силой, что та разбилась.

На крики прибежал испуганный Вяз и кинулся выбирать осколки из сахара.

– Видите, что натворила ваша чёрствость? – трагическим голосом произнесла Ло. Намазанная мякотью папайи, проходимка упала на стул и отвернулась.

– Покажи, куда ты идёшь? – спросил Гр, вынимая из карманов брюк подаренный Нанайцем компас.

– Во-о-н туда, к Полярной звезде, – ответил товарищ и показал на красную стрелку, направленную на север. – Держите, возможно, пригодится, – шепнул Нанаец на ухо застывшей Ло и положил в её руки свёрток с больничным халатом. – Если придётся, действуйте настойчиво, но без перегибов, чтобы не сломать пациента.

Ло не двинулась, всем видом показывая, как сильно на неё подействовал поступок неблагодарного мужчины. Гр, занятый разглядыванием красной стрелки, ничего не сказал в ответ, когда Нанаец стал прощаться. Он даже не посмотрел вслед приятелю, услышав, что тот вышел за дверь. Один только Вяз громко хлюпнул носом.

 

Эксперимент

Нанаец ушёл, и Гр почувствовал себя так, будто стоит в одиночестве на мосту. Доски под его ногами вдруг затрещали, и он полетел в пропасть. Понимая, что ещё немного и нельзя будет позвать на помощь, Гр набрал воздуха в лёгкие и закричал, стоя на краю телеги:

– Ло! Где ты?!

– Сдурел, что ли? – раздалось рядом. – Тут я.

Гр вздрогнул от неожиданности и упал в руки жены. Они находились на балконе. Внизу шумела эхвынская Столица. В мире ничего не изменилось, кроме того, что поблизости не было Нанайца. Ло покачала Гр на руках, погладила по голове и грубо сказала:

– Ну, куда тебя снова понесло? На какие подвиги? Чего испугался? Фецир-то у нас. Можешь хоть сейчас приступать к дезинфекции.

– Без мечты? Без ДЗ? – оживляясь, спросил Гр.

Ло поставила мужа на ноги.

– ДЗ? Вот, смотри! – торжественно произнесла она и достала припрятанный на груди флакон. – Когда ты гонялся за мечтой… и за мной, ну, когда ты перепутал меня с кенгуру и грозился открутить хвост, я забрала у тебя ДЗ и спрятала, от греха подальше. – Женщина горделиво поправила съехавший на бок бюстгальтер.

– Отлично! – воскликнул Гр, обрадованный, что мечта цела и невредима. – Теперь посмотрим, кто из нас на самом деле умный! – Он погрозил кулаком в сторону, куда ушёл Нанаец, на душе сразу полегчало.

Переодевшись в спортивные костюмы, супруги побежали заправлять Фецир. Прежде всего наполнили цистерну водой, после чего Ло вылила в неё почти всё содержимое флакончика, оставив немного в качестве духов. Вода в цистерне радостно заколыхалась, запузырилась, зашипела, забулькала и засверкала всеми цветами радуги. Снопы яркого света вырвались из отверстия, будто туда капнули не десять капель бесцветного концентрата, а кинули бомбу. Стены, пол, потолок гаража осветились неоновым светом.

– Это ещё что за катавасия? – изумлённо воскликнул Гр, отшатываясь. Он принюхался к разлившемуся в воздухе странному аромату. – И чем это пахнет? Чем-то горьким. Ты что-то бросила в ДЗ?! Красный перец? – Гр отказывался верить, что волшебное средство может быть испорчено.

– Бросила! Только не перец, а горький шоколад! – не уклоняясь от гневного взгляда мужа, с вызовом ответила Ло. – Я всю жизнь искала, тебе известно об этом, вот и попробовала! Откуда мне было знать, что шоколад не смешивается с пьяной мечтой! Ты думаешь, почему вода заплясала? Потому что ДЗ был наполовину разбавлен «Маисовкой», пьяна твоя мечта, вот и бушует! Забыл, что приучил к алкоголю?

Расстроенный, не зная, какие аргументы привести в своё оправдание, Гр проворчал:

– Садись за руль, меня дорога не примет. Вот ключи.

Протиснувшись в середину главного отсека, Ло устроилась на сиденье в виде раскрытого лотоса и запустила мотор. В ответ раздалось приятное урчание, которое отлично гармонировало с весёлым плеском не на шутку разыгравшейся воды. Ло сжала пальцами руль и надавила на газ. Послушный её прикосновениям Фецир выкатился из гаража и двинулся в сторону дороги. Гр бодро бежал рядом. В его сознании произошло просветление, чему, возможно, способствовал искрящийся в цистерне раствор. Проходимец бежал и думал о том, что всегда мечтал, сам того не зная, только об одном – чтобы ему завидовали. Вот как сейчас! В глазах эхвынцев, провожающих взглядами странную машину, он ловил неприкрытую зависть, и это грело лучше «Маисовки», грело и придавало сил. Сердце Гр наполнилось восторгом. Вот он, момент счастья! Вот что значит – схватить мечту за хвост! Он потрогал на бегу швабры, поправил накинутые на них тряпки и хотел запеть, но откуда ни возьмись показался человек в форме, который испортил всё настроение.

Выкинув жезл впереди себя, полицейский преградил путь Фециру.

– Мы являемся передовой страной, поэтому приветствуем любые передовые технологии, связанные с уборкой территории, – уважительно сообщил мужчина. Эхвынец минуту рассматривал брызгалку и швабры, а потом заявил: – Но по закону вы должны иметь разрешение на инновационную деятельность. Вы можете его предъявить?

– Можем, – ответил Гр, – вот домой вернёмся, достанем из-под соломы и предъявим.

– Да, пожалуйста! – лучезарно улыбнулся полицейский. – В таком случае дороги будут в вашем полном распоряжении! Я проконтролирую.

Он помог развернуться, для этого эхвынцу пришлось разогнать собравшуюся толпу людей и пройти несколько метров вперёд, защищая машину от любопытных граждан. Ло дала три мощных гудка, Фецир дёрнулся и устремился к дому, по пути загребая мусор на дороге.

– Не вышло! Подлый Нанаец всё предусмотрел! Разрешение им, видите ли, нужно! Без него бизнес нельзя начинать! – кричал Гр, открывая двери гаража.

– Успокойся. Мы и без разрешения поймём, работает ли пьяный ДЗ, – сказала До.

Она предложила устроить проверку дезинфицирующего средства, используя воздушных змеев. Их в гараже оказалось несколько штук. Это Вяз, увлёкшийся полётами, сделал небольшой запас бумажных аэропланов. Ло нашла пластмассовые лейки, с помощью которых Нанаец и Гр когда-то поливали горы для утрамбовки песка, наполнила лейки булькающим раствором из цистерны, и, прицепившись к двум змеям, супруги поднялись в воздух. Полили небольшой участок дороги и… сделали выводы, которые оказались неутешительными. Крупные брызги нервно шлёпались на трассу, собирались в ещё более крупные водяные шары и громко лопались под колёсами легковых автомобилей. Через десять минут эксперимента повсюду красовались мутные разводы, они взрывались, разбрызгивая грязь, и, казалось, увеличивались в размерах.

– Надул-таки, гад! – удовлетворённо сказал Гр, приземляясь одновременно с Ло.

У жены на высоте началась воздушная болезнь: от пережитого страха несчастная ничего не слышала, ничего не соображала. Гр пришлось ещё раз прокричать ей в самое ухо, для верности зажав голову женщины в своих руках:

– Говорю, надул-таки Нанаец! Подсунул ненастоящий ДЗ, а ты, ворона, – тут Гр крепко тряхнул голову Ло, которая наконец поняла, что именно говорит муж, – ничего не заметила!

– ДЗ был настоящим! – дерзко возразила супруга. – Это выкрутасы твоей пьяной мечты, с неё спрашивай!

Гр растерянно оглянулся. От радужного настроения, овладевшего им пару часов назад, не осталось и следа. Снова грусть и хандра в сердце. Его внимание привлекли несколько капель раствора, упавшие рядом с дорогой в песок. На том месте, где только что темнело мокрое пятно, он увидел физиономию Систа. Морда таращилась на Гр голубиными глазками, словно насмехалась.

– Ну что, выкусил? Выкусил? – спрашивал бывший партнёр.

Гр осторожно передвинулся подальше, тяжело вздохнул. «Опять миражи», – обречённо подумал он, чувствуя крепкую хватку тоски на своей шее.

 

Дорога на юг

Бросив оглобли, держа в руках заплёванный мечтою компас, Гр старался поймать распущенными ушами попутный южный ветер, чтобы можно было наконец сориентироваться и двинуться вперёд. Но ветер бил в него, издеваясь, со всех сторон, и Гр, растерянный, остолбеневший, не мог понять, куда идти. Круживший в воздухе песок мешал сосредоточиться и не давал разглядеть пустыню. За его спиной, в телеге, сидела Ло, злая на судьбу, и Вяз, который как всегда что-то жевал, равнодушно посматривая из-за откинутого полога на попытки отца сдвинуться с места.

Вот уже несколько недель стояла несусветная жара, которая бывает в разгар эхвынского лета, когда даже местные жители стараются не выходить лишний раз из дома. Ло, напуганная отсутствием денег, не устрашилась ни жары, ни поднявшегося ветра. Придя в себя после воздушной болезни, она предложила двинуться на юг, убедив мужа в том, что именно там нужно искать счастье.

– Нанаец взял в Столице кредит под наш сталагмит, а на юге, где законы ещё гуманнее, мы и сами возьмём под Фецир. Постираем перчатки и – возьмём! Ты откроешь свой бизнес, – уверенно сказала она, и Гр, впавший в длительную меланхолию после неудачного эксперимента с ДЗ, согласился.

Нельзя было держать чудо-машину в гараже, куда в любой момент мог нагрянуть полицейский. Собрали пожитки и тронулись в путь.

Идти пришлось по открытой пустыне. Гр по-прежнему избегал дорог, Ло не любила пески, поэтому вся тяжесть пути досталась Гр. После трёх недель скитаний по пустыне ему страшно хотелось спать: глаза закрывались, а ноги подкашивались. Кроме усталости, мучили умственные спазмы, он уже чувствовал, как выжженное алкоголем пространство начинает медленно выползать из его головы и, расплываясь во все стороны, смешивается с густым знойным воздухом. В небе вместо привычной раскалённой лампочки он теперь видел чёрную гранату, которая взрывалась с промежутками в двадцать минут, посылая вниз горящие осколки. Осколки врезались ему в голову, причиняя невыносимую боль. Казалось, ещё немного и пустыня превратится в одну сплошную воронку, откуда нельзя будет выбраться.

Вяз успел съесть два мешка сушёных бананов и принялся за третий, последний, но конца путешествию не было видно. Гр даже не знал, правильно ли они идут, так всё было страшно и непонятно. Круживший над пустыней ветер перемешал песок с воздухом, образовав такую плотную завесу, что Гр, как ни старался, не мог разглядеть привязанный к телеге Фецир. О том, что машина на месте и её не оторвало ветром, говорил тяжёлый грохот пустой цистерны, сопровождавший их с начала пути.

Остановившись, Гр вертелся вокруг себя, сильно вытягивая шею и наклоняя голову то вправо, то влево, но все усилия поймать ветер, чтобы попасть в струю, ни к чему хорошему не привели. Песок набился в рот, в уши и засорил уставшие глаза. В отчаянии постучав компасом об оглоблю, Гр потёр прибор пальцами, стараясь рассмотреть красную стрелку сквозь мутное стекло, но ничего не увидел. Компас был тоже забит песком.

– Вытяни одну руку вперёд, ладонью вверх, и иди туда, где будешь чувствовать тепло! – крикнула ему из телеги Ло, недовольная долгой остановкой.

Гр вяло подчинился. Поднял руку, подождал и, действительно, скоро почувствовал, что с левой стороны тянет горячим влажным воздухом. Обрадовавшись, он потащился дальше, ориентируясь на тёплое дыхание юга.

Через две недели семья очутилась в самом жарком городе Эх-Вынии – Бон-Боне, на берегу океана.

 

В банке

Гр был не в силах поверить, что этот роскошный город с паутиной мостов и громадами небоскрёбов и есть эхвынский юг. После посещения семинара по эхвыноведению ему было известно, что здесь должно быть полно пустых, незанятых мест. Однако как же врали межконтинентальные учебники! Ничего подобного! Даже многоэтажные автостоянки оказались забитыми до отказа, на улицах автомобили стояли плотным строем, между ними нельзя было просунуть палец. Дома, шпили, трубы. Нет ни одной колонки на улице! Так что пришлось обойтись без стирки. Выбили перчатки о телеграфный столб и двинулись прямиком к ближайшему банку.

– Ло, тебе не кажется, что мы заблудились? Что произошла ошибка и это не юг, а север, где полно фабрик? – с надеждой, что это не так, спросил Гр жену.

– В таком случае – это лучшая ошибка в нашей жизни! – воскликнула Ло, провожая взглядом расфуфыренных эхвынок, одетых в прозрачные одежды и очень ярко накрашенных. – Посмотри, дорогой, разве тебе здесь не нравится? Ведь это просто рай!

– Возможно, ты права. Но где в этом раю мы найдём место для свинарника? – обескураженно развёл руками Гр.

– Найдём, милый, не беспокойся, помни наш принцип: всегда можно найти то, что ищешь, надо только заглядывать в те места, куда нельзя заглядывать.

Всё произошло не так, как они ожидали, банк наотрез отказался выдавать кредит.

– Это невозможно! – заявил сердитый служащий, недовольный тем, что его отвлекают по пустякам. На грязные перчатки он даже не взглянул. – Посмотрите, у неё отваливаются колёса! – презрительно сказал эхвынец, разглядывая сквозь стеклянную дверь телегу, которую вместе с Фециром супруги заволокли на высокое крыльцо перед входом в здание. – И нет крыши, один тент, не говоря о кондиционерах! Нет-нет, ничем не могу вам помочь, была бы у вас, на худой конец, яхта, тогда другое дело! А телега, увы, нет. Увы. – Мужчина покачал головой и убрал руки за спину в знак того, что разговор окончен.

– Здесь какой-то странный диалект, он меня не понимает! – занервничал Гр. Бедняга беспомощно озирался на жену, которая, видя, что без неё не обойтись, уже тащила сердитого эхвынца поближе к двери, откуда, кроме телеги, был хорошо виден и Фецир.

– Возьмите это и дайте нам поскорее денег! – настойчиво сказала Ло и в нетерпении притопнула ногами, одной и второй – по очереди.

Клерк восхищённо ахнул и всплеснул от умиления руками:

– Авторский экземпляр? Как долго вы трудились над ним, сэр?

– Пять дней, – не задумываясь ответил Гр.

– Пять дней каждой недели! И так целый год! – поправила его Ло, заметив недоумённое движение эхвынских лохматых бровей.

– С эксклюзивом это не ко мне! – сделал заключение работник банка. – К сожалению! Да. Пройдите, пожалуйста, в зал ЖИП-персон. Да, это туда, – и показал подбородком в нужную сторону, а потом добавил, как его учили: – Мы вас любим.

– То-то! – Гр погрозил в ответ кулаком и поспешил вслед за Ло, которой уже несли кофе на подносе.

Через час они вышли на улицу, держа в руках новенькие бумажные пакеты с деньгами.

– Какое счастье, что ты оказался под пальмой, мимо которой проходил Нанаец! – произнесла Ло, с любовью поглядывая на мужа и прижимая пакет к груди.

– Да, это было как удар! Зов судьбы. Меня словно что-то вышвырнуло на улицу! – самозабвенно выкрикнул Гр. – Помню, выскочил из номера, схватился за пальму, а потом за Нанайца, чтобы он не убежал.

– Молодец! – похвалила его Ло и добавила, сталкивая ногой телегу с крыльца: – Хватит ютиться, пора пожить как люди. Имеем право отдохнуть.

 

Сказка

В тот же день они сняли апартаменты в центре оазиса, затолкали в угол широкого балкона телегу и предались отдыху, впервые за неполные двадцать лет супружеской жизни! Ло настояла взять в аренду лимузин с водителем, чтобы не ходить пешком на пляж, да и вообще, для общего комфорта. Гр согласился. Он понадеялся, что дорога прогнётся под тяжестью шикарного авто и перестанет кочевряжиться. Так оно и вышло. То ли дорога не распознала проходимца, то ли ей надоело с ним возиться, так или иначе Гр стал ездить по трассам, не заботясь о том, что может быть сброшен с них. Он купил себе футболки с воротничками, шёлковые шорты в ярких цветах, кожаные шлёпанцы и через месяц заметил, что борода его загустела, закучерявилась. «Наверное, от омаров!» – с восторгом подумал Гр, решив и дальше налегать на морские продукты.

– Вот оно счастье! – сказал он как-то вечером, сидя в шезлонге на открытом балконе и с наслаждением закуривая сигару.

Дневная жара сменилась лёгкой прохладой, в тихом воздухе пахло морской солью и барбекю, внизу расстилался город-оазис весь в огнях и гирляндах, похожий на сказочную картинку, в комнате на столе стояла ваза, полная денег, сын пил пиво в гостиной – всё говорило о счастье. Жизнь наладилась.

– Дорогой, – отозвалась Ло, – ты исполнил одно обещание и вывез меня за границу, теперь осталось только шубку купить, норковую, и найти волшебное дерево. – Она деловито поправила на плечах голубое боа из перьев страуса и продолжила пить фруктовый коктейль, мелкими глоточками потягивая его из длинной трубочки, стараясь делать это как леди.

– Куплю, – лениво произнёс супруг. – Вот немного отдохну, подыщу место для свинарника и пойдём покупать тебе шубку. Только зачем? В сорокоградусную-то жару?

Слова о волшебном дереве он проигнорировал.

– Затем, что мечта должна исполняться! – ответила Ло.

По правде говоря, о свинарнике Гр думал с большой неохотой. К чему эта затея? Какая разница, по какой причине ему завидуют, по причине ли свинарника, в связи ли с Фециром или потому что он ездит на лимузине? Череда прекрасных, солнечных дней, проводимых на пляже и украшенных вечерними ужинами в ресторанах, отвлекала от практических мыслей. Воспоминания о пограничном капитане, об украденных стволах, о Систе и корабле не беспокоили его. Гр был весел и бодр, как никогда прежде.

Незаметно пролетели три летних месяца. Наступила громкоголосая осень, и Вяз пошёл в последний, двенадцатый, класс, развеселив родителей своим намерением во что бы то ни стало получить среднее образование. Им казалось странным, что к двенадцатому году обучения школьник ещё способен сохранить интерес к учёбе. Сами они продолжали развлекаться, радуясь тому, что тепло не заканчивается – в отличие от денег, которых становилось всё меньше, но об этом супруги старались не думать, полагаясь на фортуну.

Ло расстраивалась по единственной причине: ей удалось найти волшебное дерево, но встреча с мечтой оказалась столь горькой, что хотелось поскорей забыть о ней. Не так давно они с мужем отдыхали в ночном клубе. Гр быстро напился и принялся хвастаться перед эхвынцами, разглагольствуя о принципах успеха. А Ло отправилась бродить по клубу, ведь надо же было показать публике свои завитые, выкрашенные в жёлтый цвет волосы, свои открытые плечи и ноги, тоже открытые почти до бёдер. Потягивая коктейль и пританцовывая, она вдруг очутилась перед высокой дверью, над которой на всех языках мира было написано: «Волшебное дерево!»

Ло обомлела. Передав коктейль официанту, проходимка открыла трясущимися руками дверь и вошла в комнату, которая вся блистала и сверкала в лучах прожекторов, направленных в центр, туда, где стоял высокий круглый столб. Верхушка столба была украшена крупными зелёными ветками с висевшими на них большими плодами, а вокруг него и по нему ползали прекрасные стройные эхвынки, одетые в прозрачные трусики. Их обнажённые тела, обмазанные чем-то липким, казались верхом совершенства, их жесты завораживали. Они были красивы той красотой, о которой мечтала Ло. Звучала музыка. Её темп делался всё быстрее, быстрее. Реагируя, столб закачался, завибрировал и с него посыпались плоды. Они падали на прекрасных эхвынок, которые не успевали от них увернуться, и оставляли вмятины на стройных телах. Падали на пол, раскалывались пополам, брызгали на присутствующих своим густым коричневым соком или не разбившись катились под ноги зрителям.

Мужчины повскакивали со своих мест и кинулись к столбу. Всё смешалось. Ло выбежала из комнаты.

Мужу она ничего не сказала, только стала грустить иногда, понимая, что уже ничто, ничто ей не поможет сделаться красивой. Зато Гр веселился от души, без оглядки на присутствие мечты, сделавшейся вялой и безжизненной. Проезжая мимо банка, который выдал им кредит, он каждый раз кричал, высунувшись из окна машины:

– Ну, как там поживает наш Фецир?

И громко хохотал, довольный, что ему не успевали ответить.

…Однажды случилось непредвиденное: в далёкой Умерике лопнула центральная биржа. Взрыв оказался настолько сильным, что волна от него докатилась до южных районов Эх-Вынии. Волна ударила в дверь валютного отдела, и банк, где стоял на приколе Фецир, развалился прямо на глазах опешивших супругов, едва не придавив их обломками.

– Уж не проделки ли это Нанайца? – испуганно спросил Гр, вжимаясь от страха в кожаное сиденье. Он внезапно сник и загрустил. Увиденное подействовало на него угнетающе.

– Зачем ему устраивать такое? Это кто-то из местных, – засомневалась Ло, впрочем, тоже порядком напуганная.

– Назло! – высказал предположение Вяз. – Узнал, что вы заложили Фецир, да и взорвал его.

Гр приказал развернуть машину. Приехав в отель, он забился под телегу и лежал там, не отвечая на взволнованные вопросы Ло, жестами показывая, чтобы она от него отстала. Дождавшись, когда жена удалилась в спальную и занялась там приготовлением фруктовой маски для лица, Гр выполз из своего укрытия и, захватив бутылочку «Маисовки», сбежал из отеля. Проходимец знал, куда идти и где искать спасение от охватившего его страха. В центральный парк, там обитали местные стрекозы. Его тут же окружила стая насекомых. Они начали трогать тонкими лапками его плечи, голову, руки, безудержно стрекоча и возбуждённо дёргаясь. Гр почувствовал, что погружается в тяжёлый знакомый туман.

Очнулся он много дней спустя, когда сильные волны эхвынского моря ударили в него со всей силы, оставив на искусанной стрекозами спине едкую соль.

– Мама! Ло! – закричал Гр, чувствуя невыразимую боль во всём теле. Открыл глаза и увидел, что лежит в разодранной одежде на пустынном берегу, вдали виднеется зелёный оазис, а рядом стоит Нанаец на лыжах, а за ним возвышается Фецир во всём великолепии технического прогресса.

«Мираж», – разочарованно подумал Гр, закрыл глаза и вознамерился заплакать.

 

Встреча четвёртая. На берегу океана

– Вот ты где! – обрадовался бывший рассветчик, поднимая Гр с мокрого песка. – Что тут произошло? Я спустился с парохода, доехал до города, гляжу – Фецир в руинах стоит! Значит, и вы поблизости. Ну, думаю, беда – не убило бы тебя взрывом! Кинулся искать, точно, ты весь израненный. И уши снова как лопухи. А мечта? – спросил он взволнованно. – Мечта уцелела?

– Не вспоминай! – развязно отмахнулся Гр, за внешней бравадой скрывая беспокойство по поводу испорченного ДЗ. – Мечта сначала запила, по-чёрному. Потом начала драться. В конечном итоге я был вынужден продать её рекламщикам, – соврал Гр. – Парни сказали, что она очень подходит на роль главной героини ролика «Природа и мы».

– Плохо, что допустил до пьянки, – огорчился приятель. – С мечтами так нельзя. Слабеют они от алкоголя, беспомощными становятся перед жизнью. Пьяная мечта всё равно что пьяный штурман, с такой опасно в путь отправляться, не знаешь, дойдёшь ли до цели. Ну, делать нечего. Продал, телевизионщикам, говоришь? Не пропадёт, стало быть, выживет. Однако объясни, почему ты здесь оказался? Почему не в Столице?

– Да мы как чувствовали, что ты морем вернёшься, вот и пошли навстречу. А тут взрывы, видишь, куда меня отбросило? – ответил Гр, притворно вздыхая.

– Время такое. Сейчас везде перестрелки, вот и до Эх-Вынии докатилось. Ну, ничего, ДЗ быстро вылечит твои раны. Опирайся на меня, пойдём в телегу, вымоем тебя.

– Ха-ха! – с надменностью на лице рассмеялся Гр. – Телегой мы не пользуемся и моемся теперь в ванне, живём в сказочных апартаментах!

– В апартаментах? – переспросил товарищ. – Это хорошо, значит, будет, где компьютер подзарядить. Да ведь я тебя зову в свою телегу! В гости ко мне.

– То есть, как это «в свою»? – поразился Гр.

– Так. Надоело по углам скитаться, в гостиницах ночевать, захотел, как вы, – в уюте и на свежем воздухе. Купил сегодня в сувенирном магазине. Представь мою радость – последняя была. Оставшихся денег на карточке как раз хватило!

Нанаец отодвинулся немного в сторону, чтобы Гр мог увидеть новенькую телегу, точь-в-точь такую же, на которой они с Ло объездили пол-Эх-Вынии. В душе у Гр всё перевернулось от обиды.

– Я думал, ты отказался от мысли привезти сюда семью! Зачем?! Пусть спокойно живут с твоими родителями, пока мы не построим дезопровод! Мы! Мы заменим тебе родных! Ты забыл, с какой любовью тебя принимала моя жена? Как кормила тебя сахаром? – не удержался он, чтобы не укорить товарища.

– О чём ты, Гр? – удивился Нанаец. – Семья, как и мечта, всегда должна быть рядом, за исключением редких случаев, когда их невозможно соединить, но компромисс всегда можно найти. – И радостно воскликнул: – А вот, смотри, ДЗ! Привёз столько, что надолго хватит!

Мечтатель шагнул к телеге и постучал по огромному бидону, стоящему сверху. Затем открыл его, смочил в дезинфицирующем средстве носовой платок и принялся с осторожностью обрабатывать спину и уши Гр.

– Ты правильно сделал, что поехал мне навстречу, – продолжил Нанаец, переходя от одного укуса к другому. Он так и не снял с себя лыжи, несмотря на то, что топтаться на одном месте в них было неудобно. – Я планировал начать дезинфекцию именно с юга. Это соответствует технологии, чтобы первым делом уничтожить самые сильные микробы, свойственные жаркому климату.

– Про телегу с ДЗ я понял, – перебил его Гр, – а зачем тебе лыжи?

– Чтобы форму не потерять! – улыбнулся товарищ. – По песку много не набегаешься в ботинках. А с помощью лыж я все городские пляжи объездил, разыскивая тебя. Я и Фецир для удобства на лыжи поставил, открой глаза, коллега!

Гр нехотя взглянул. Действительно, два огромных колеса машины покоились на широченных лыжах, каждая была размером с балкон, на котором сейчас стояла их с Ло телега.

– Грандиозно! – выдохнул он и быстро, зачарованно спросил, кивая вверх: – А эт-т-то что за дивное явление?

На цистерне, болтая ногами, сидела красивая девушка в роскошном вечернем наряде с диадемой на голове. Она лузгала семечки и, казалось, внимательно прислушивалась к разговору.

– А-а-а! Это моя Удача! – обернулся к машине Нанаец. – Странное создание, куда я, туда и она. Всегда где-то поблизости бродит. Да я к ней привык, не обращаю внимания. И ты не обращай.

– Цып-цып-цып! – позвал девушку Гр, сложив ладонь так, будто в ней что-то лежало.

Красавица презрительно улыбнулась, выпустила крылья за спиной и улетела.

– Это ты зря, – сказал Нанаец. – Удача не любит вранья, оно для неё вроде сломанного шлагбаума, которому нет веры, за версту чует и пойдёт другой дорогой.

Гр стало плохо. Скорчившись, он схватился за живот, его вырвало. Пьяный угар давал о себе знать, а может быть, рассказ Нанайца подействовал таким образом. «Как у него всё ладно получается, – злобно подумал Гр, – всё как в мозаике складывается: мечта, Удача, Фецир, а мне одни дула от танков!»

Бедняга отплевался и спросил, пытаясь казаться бесстрастным:

– Когда начнём?

– Есть небольшая проблема с дезинфектатором. – сокрушённо произнёс Нанаец. – Брызгалка почему-то не работает, вся песком забита, как будто в буре побывала. Нужен ремонт, а купить растворитель не на что. Скажи, сохранились ли два красных ведра, в которых я получил кредит?

– Жена в них фиалки развела. Для красоты, – признался Гр.

– Срочно беги к ней, пусть пересаживает цветы в горшки, а вёдра неси мне! – командирским голосом приказал Нанаец и, увидев, как съёжился напарник, уже мягче добавил: – Ты пойми, получу эхвины за вёдра, купим растворитель, промоем брызгалку и двинем по дорогам. Хорошо, что я лыжи не снял, с ними я быстро в Столицу сгоняю. За день обернусь, думаю. С удовольствием прогулялся бы с тобой, да Фецир нельзя оставлять без присмотра.

Он взял Гр за плечи, встряхнул его для бодрости и, повернув лицом к городу, легонько подтолкнул вперёд, а сам улёгся на телегу, как был, с лыжами на ногах, и принялся ждать.

Гр вернулся часа через два. В его руках были красные вёдра.

– Вот женщины, – крикнул он, часто и глубоко дыша, – не хотела отдавать! Но когда узнала, что это ты просишь, в одну секунду освободила, помыла и вручила мне со словами «Ждём денег!»

– Умная, что тут скажешь, понимает остроту момента. Ну, я поехал. – Нанаец спрыгнул на песок, поправил рюкзак за плечами, взял лыжные палки и вместо прощания сказал: – А ты карауль машину, телегу, личный марафет наведи. Носовой платок больше не смачивай в концентрате, опасно. Просто прикладывай к ушам через каждые двадцать минут, к вечеру на место встанут. – Сказал, оттолкнулся и поехал в Столицу.

 

Встреча пятая. Ужин

Вечерело. Увидев удобное местечко между дюнами, Гр остановил Фецир рядом с небольшим кактусом, выключил зажигание, вылез из главного отсека и сделал знак жене, тащившей по песку телегу, чтобы она тоже остановилась.

– Надо передохнуть, – сказал Гр. – Пятый день в пути. Интересно, что имел в виду Нанаец, когда пообещал, что к вечеру вернётся из Столицы? Или у него лыжи реактивные?

– От конструктора всего можно ожидать, – резонно заметила Ло.

Она запрыгнула в кибитку, сняла с себя шляпку, устроив её между колен, укуталась в боа и мгновенно уснула рядом с Вязом, который ел сушёные груши. А Гр ещё долго сидел на оглобле, уставившись в голубое эхвынское небо, и думал о том, что они поступили весьма разумно, сбежав из Бон-Бона. Денег осталось на дне вазы, апартаменты нужно было освобождать, а кроме того, у них теперь был целый бидон чистейшего, без примесей, алкоголя и шоколада ДЗ! Надо быть глупцом, чтобы не понимать всей выгоды сложившейся ситуации! Что до лыжника – пусть попробует найти ветра в поле! Размечтался жук – семья, телега, Фецир! Неблагодарный.

Ло, когда узнала, что Нанаец отделился от них, не выдержала и в порыве гнева ударила Гр насосом. «Как он может! Как он может так поступать с нами! – кричала она, не понимая, что делает. – Мы для него настоящая семья! Мы! Он наш! Наш!» Потом стала бить себя в грудь и рыдала, и кричала, пока ей не пришла в голову мысль отомстить негодяю. Наскоро умывшись, Ло помчалась продавать телегу Нанайца. На вырученные деньги купила три экзотических пера в шляпу, тем и успокоилась. Они не стали дожидаться возвращения Нанайца. Как только Ло купила перья, семья погрузилась в телегу и окружными путями отправилась в Столицу.

«Вот доедем до центра, – размышлял Гр, сидя на оглоблях, – продуем с помощью насоса брызгалку и начнём дезинфекцию. Посмотрим, кто будет смеяться последним». Он попросил Вяза, который от груш перешёл к сухим кальмарам, перестать обжираться, а лучше пойти да набрать шампиньонов в дюнах. Упал на песок, закрыл глаза и сладко уснул.

Проснувшись, первым делом полез на ближайшую пальму. Забрался на самую верхушку, чтобы рассмотреть, что делается в мире, и нет ли где поблизости Нанайца.

– Кризис продолжается! – сообщил он Ло, которая проворно жарила шампиньоны, приправляя блюдо соком авокадо.

– А кривоногий? Нигде не видно? – обеспокоенно спросила жена, помешивая массу в сковороде.

– Не видно! Должно быть, уже вернулся. На берегу. Наверное, ищет меня с Фециром! Увидеть бы его рожу! – хохотнул Гр.

Юморист спрыгнул с пальмы, достал из-под циновки бутылку «Маисовки» и присел за стол, на который Ло уже поставила тарелки.

– Ну, ну! Расслабься, – посоветовал он жене, взглянувшей на него с неудовольствием, – сегодня можно! Устроим свой праздник, если так и не научились бить себя по ушам.

Гр ласково похлопал жену по её круглой спине и потянулся за стаканами, как вдруг две большие тени упали на стол и телегу. Взглянув вверх, Гр и Ло увидели крупную птицу, рядом с ней парил Нанаец, прицепленный за руку к воздушному змею.

– Добрый вечер! – сказал путешественник, приземляясь. – Как я рад, что всё в порядке и я нашёл вас.

Он отстегнулся от крепления, кинул змея в песок, сбросил лыжи и присел на стул, с которого при появлении гостей свалился Вяз. У парня от изумления пошли пузыри носом. Птица уселась неподалёку.

– Шампиньоны на ужин? – спросил Нанаец весело и с чувством голода. – Пахнет вкусно. У меня пара картофелин есть. В Столице купил. Дефицит!

Он достал из рюкзака сваренную в мундире картошку. Онемев от неожиданности, Гр с Ло смотрели на пришельца, не в силах произнести ни слова.

Гр по инерции налил водки в стакан и выпил. А Ло, очнувшись, закрыла сковородку крышкой, затем враждебно произнесла:

– Пусть вас кормят там, где вы пропадали целых четыре месяца, оставив нас одних в Столице. А когда встретились с моим мужем на берегу океана, заявили, что отделяетесь от нас. Подлости такой я не видывала.

– Там, где я был, шампиньоны не растут, – шутливо заметил гость. – Кругом одни снега да метели. А насчёт отделения не беспокойтесь! Наши телеги всегда будут рядом. Я так и сказал жене, заскочив к ним на недельку, сказал, что вызову их, как только мы с вами определимся, в какую сторону двинуть. Вот момент настал, завтра подам телеграмму, пусть приезжают. Да, кстати! Чуть не забыл. Ребята, я побывал на Луне! По просьбе эхвынского правительства.

Супруги застыли, сражённые новым для них известием. Вяз, воспользовавшись онемением родителей, присел к сковородке и принялся жадно есть.

– Не верите? Напрасно, – добродушно продолжил Нанаец. – Смотрите, у меня медаль «За покорение Луны. В благодарность от эхвынского народа». Я привязал красавицу к одному месту, и теперь она будет сиять только над Эх-Вынией. Для чего? Для того, чтобы эхвынцы могли построить лестницу, по которой будут подниматься в космос. Всё ещё не верите? Думаете, почему именно меня послали? Всё очень просто. Был фестиваль воздушных змеев, дай, думаю, и я попробую подняться в небо. На своей мечте. Что вы думаете? Поднялся выше всех! Меня и выбрали. Лети, говорят, к Луне, слишком много развелось спонтанности в мире, надо взять космос под контроль. И рассказали случай, когда один чудак-перчаточник, гоняясь за какой-то дамой, распугал все самолёты над Эх-Вынией, ни одного не осталось. Никто из пилотов не хотел рисковать. Страна несла большие убытки…

– Ты побывал на Луне? Вот это новость! – резко перебил его Гр, выйдя из столбняка.

Он тотчас вспомнил железный забор, межгалактический городок, генерала, учебную барокамеру, подлую голубоглазую буфетчицу, и страшная догадка пронзила его. А что, если Нанаец никто иной, как выпускник межконтинентальной академии? Что, если он?.. Нет! Это уже слишком. Все радости жизни в руки одного человека? Страшное беспокойство овладело Гр. Он почувствовал, как горло его сжала зависть, ему стало трудно дышать.

– Как там, на Луне, всё в порядке? – прохрипел он и, не дожидаясь ответа, спросил: – Что это за птица рядом с тобой? Раньше её не было.

– Моя мечта, – скромно ответил Нанаец.

– Больно жирная стала, – проворчала Ло. Она уже освоилась с присутствием человека, у которого недавно украла телегу.

– Подросла! – радостно согласился Нанаец. – Раньше умещалась в пузырьке из-под марганцовки, а сейчас, пожалуйста, – с петуха ростом.

Во время беседы птица смотрела на своего хозяина и качала в такт его речи головой, будто поддакивала.

На Гр напала икота. Тело несчастного содрогалось, пока завистник не догадался хлебнуть из бутылки. Расслабившись, Гр внимательно рассмотрел мечту: нежно-зелёный цвет, напоминавший молодые побеги бамбука, длинные перья, похожие на перья страуса, длинная, вся в рюшках, шея, роскошный хвост, заплетённый в множество мелких веничков, крепкие чёрные лапки – облик птицы заворожил его.

«Почему, – думал Гр, – почему она не моя? Почему мечты бегут от меня, как от какого-то монстра? Почему они не любят меня? Неужто презирают?»

В горле у него что-то забулькало, зашипело от злости, и, забывшись, Гр вдруг бросился на птицу. Зажав её хвост между пальцами, он попытался укусить мечту за спину.

Однако гостья оказалась сильной. Вывернув шею, она клюнула обидчика в лоб и выкрутилась из его рук. Затем взлетела в воздух, набрала высоту и камнем упала на голову Гр.

От неожиданной атаки грубиян оробел. Он замахал руками, показывая, что сдаётся, и, когда птица уселась рядом с хозяином, уважительно сказал, трогая голову:

– Ух, какая она у тебя дерзкая!

– Это точно, – подтвердил Нанаец. – С характером, не всем в руки даётся. На вот, выпей, успокойся.

Он хотел налить воды в стакан, но Гр опередил его и плеснул «Маисовки», которую выпил одним махом. Потом полез в сковородку, чтобы закусить, но, не обнаружив грибов, рассвирепел.

– Почему в моём доме меня бьют по голове и съедают мои грибы? – рявкнул он и дал Вязу подзатыльник. Он с удовольствием бы врезал Нанайцу, однако вспомнил, что тот был чемпионом по боксу в институте, поэтому грохнул кулаком о телегу, отчего у неё отлетела правая оглобля.

 

Ссора

– Кстати, а где моя телега? – спросил Нанаец, оглядываясь на треск оторвавшейся оглобли. – Путешественник встал и осмотрелся.

– А я её продал! – нагло, с вызовом ответил Гр, прекращая мутузить кибитку.

Проходимец вдруг успокоился. Он решил ни в чём не извиняться перед Нанайцем. Подумать только, какой успех: фестиваль, полёт на Луну, Фецир! Зелёная мечта! Дудки. Пусть попрыгает без машины! И без собственной телеги. Хватит с Гр унижений. Не в его привычках отказываться от задуманного и возвращать то, что он стащил у кого-то. Гр поправил воротник футболки, передёрнулся, встал, сунул руки в карманы шорт и принялся ходить взад-вперёд перед носом бывшего товарища, насвистывая марш. Ему помогла Ло. Увидев, что гость ничего не понял и пребывает в недоумении, она вынула откуда-то барабан с палочками и начала что есть силы бить в него, создавая искусственный шум, чтобы усилить произведённый словами мужа эффект. Шляпка на её голове, казалось, тоже приобрела воинствующий вид – поля напряглись и дрожали.

– Где моя телега? – громко переспросил Нанаец.

Ло демонстративно отвернулась от его вопросительного взгляда, а потом, передумав, закричала, не переставая лупить в барабан:

– Нет твоей телеги! Видишь на шляпе три пера? Вот где твоя телега – у меня на голове! Мой муж не сторож твоему хозяйству! Продали, купили перья! Ты, наверное, думал, что мы обрадуемся вашему семейству? Ха-Ха! Глупо было не воспользоваться случаем и не продать телегу. Знаешь, сколько было желающих поставить её дома в качестве сувенира? Много! Кучу денег получила! Ещё на три пера хватит!

– Вы, наверное, шутите. Не могу поверить, что это сделали мои друзья. Зачем? – Нанаец искренне недоумевал. Он не понимал причин столь неожиданной агрессии.

– Я ещё и не то могу сделать, – медленно произнёс Гр, нарочито отчётливо выговаривая каждую букву и толкая мечтателя указательным пальцем в грудь.

Ло перестала бить в барабан и подошла к ним поближе.

– Да, он может! – подтвердила женщина и громко ударила двумя палочками одновременно. Затем схватила со стола две картофелины, бросила на песок и раздавила, наступив на них пяткой.

Нанаец вздрогнул, лицо его сделалось печальным.

– Ты, наверное, болен? Снова ломает? – участливо спросил он, заглядывая в глаза Гр.

– Я совершенно здоров. А вот ты не в своём уме, если решился так низко оскорбить Ло. Твоя телега – плевок в её сторону! Какая «семья»? Ты должен жить с нами, пока ДЗ не побежит в Эх-Вынию рекой!

– Вот в чём, оказывается, дело! Но это невозможно, – твёрдо ответил Нанаец, начиная понимать, чем вызвана перемена в настроении супругов. – Объясните, почему вы были в Бон-Боне, куда я прибыл, чтобы двинуться к вам, в Столицу? На какие деньги вы жили в апартаментах и почему брызгалка Фецира отказывалась работать?

– Потому что отныне ты не имеешь никакого отношения к дезинфектатору! – закричала Ло и ещё раз ударила в барабан. – Он наш! Нечего было жрать сахар столовыми ложками!

– Да, это так, – подтвердил Гр, подбочениваясь и покачивая плечами. – Теперь Ло – мой компаньон, машина наша. А ты уволен. Навсегда, без права на восстановление.

Нанаец окинул взглядом присутствующих: Ло целилась в него палочками, Гр держал в руках железные шампуры для шашлыка, которые он незаметно вынул из телеги, когда бил по ней кулаками, Вяз долизывал сковородку, с угрожающим видом поглядывая на птицу – всё говорило о том, что его окружали враги.

– Что ты будешь делать, когда закончится ДЗ? Тебе хватит минимум на три месяца! – спросил он.

– В этом мы без тебя разберёмся. А ты что хочешь, то и делай. Строй свою дорогу среди кактусов, только смотри не уколись!

– Вот как? – удивился Нанаец и ласково погладил мечту, которая уселась к нему на плечо и ждала сигнала, чтобы снова клюнуть Гр. Угадав её настроение, Нанаец погрозил птице пальцем, показывая, что не стоит реагировать на крик.

– Вы только посмотрите на него! – изумилась Ло, следившая за его движениями. – Какая патологическая вальяжность! Какое извращённое спокойствие! Я бы со стыда на вашем месте сгорела, столько сахара съели у нас, просто ужас, а ещё кочевряжитесь!

– Довольно. Пусть будет так, как вы задумали, – с невозмутимым выражением лица сказал Нанаец и быстро подошёл к лежащему на песке бумажному змею. Задумчиво и с грустью посмотрел на Фецир, стоявший вблизи телеги, будто что-то решая для себя, затем повернулся к змею спиной и вдруг так громко пукнул, что Ло выронила барабанные палочки из рук. Вяз отскочил в испуге от пустой сковородки, а Гр залез под телегу. Раскалённый жарким воздухом и всё ещё яркими, несмотря на ранний вечер, солнечными лучами, змей загорелся. Пламя охватило его крылья, вырезанные из плотного ватмана, его гофрированную гриву и пустую, сделанную из офсетной бумаги голову. На фоне темнеющего небосклона горящий змей представлял собой тревожно-радостную картину, убедившись, что бумажный аэроплан горит со всех сторон, Нанаец встал на лыжи и взял в руки палки.

– Мама! Как это ему удалось? – крикнул Вяз.

– Бред. Куда он направился? – раздражённо бросил Гр, вылезая из-под телеги.

– Наглец! Что вытворяет при детях, – сказала Ло, приходя в себя после взрыва.

Все вместе они посмотрели на путника, стараясь разглядеть на его спине приспособление для поджога. Но там, кроме рюкзака, ничего не было.

– Эй, ты куда? – спросил Гр по привычке, не особенно надеясь, что Нанаец ответит.

Но тот ответил, как всегда, чистосердечно и прямо:

– Поеду на Северный полюс, посмотрю, может, растоплю пару айсбергов. Займусь разведкой питьевой воды, подумаю, как доставлять её в пустыню.

– А можно? – с отчаянием в голосе поинтересовался Гр, чувствуя, как у него засосало под ложечкой.

Ло подняла палочки и хотела снова ударить в барабан, но остановилась, заинтригованная ответом гораздого на выдумку экспериментатора.

– Отчего же нельзя? Айсберги, они ведь ничейные. Подплывай да откалывай кусок! – Услышала женщина ответ проходимца и поразилась, какие верные и вместе с тем простые решения находит этот человек.

– Возьми меня с собой! – нагло, тоном капризного ребёнка попросил Гр.

Нанаец лишь рассмеялся:

– Подумаю. Если что, подам сигнал. Следи за небом! Оно подскажет. Да, чуть не забыл, вот эхвыны за вёдра, они по праву ваши. – Он вынул из кармана деньги, бросил их в руки подскочившей Ло и встал на лыжи.

Упираясь палками в песок, неутомимый путешественник заскользил по поверхности пустыни. Заходящее солнце било ему прямо в глаза, лёгкий ветер дул в спину, задирая низ рубашки. Заметив, что Нанаец жмурится, мечта вспорхнула с его плеча и полетела впереди. Её мощные крылья показались Гр двумя фантастическими опахалами, достойными сказочного шейха. Несчастный сморщился от невыразимого чувства тоски, поэтому не успел отклониться: зелёная птица вдруг развернулась, с шумом пронеслась над Ло и Вязом и со всей силы клюнула Гр в шею. И вновь полетела впереди хозяина, продолжавшего твёрдо шагать вперёд. Вот он ещё раз оттолкнулся палками от Эх-Вынии и окончательно скрылся из виду растерянного Гр…

Проходимец стоял на прямых одеревеневших ногах, не понимая, что произошло, почему ему кажется, что он снова стоит на мосту? Один во всём мире! Почему вдруг нагрянули мысли о пограничнике-капитане и украденном насосе? Почему пятна раздавленных картофелин опять напомнили о Смете? Он почувствовал, как солёные слёзы обожгли глаза, и понял, что вместе с каплями едкой влаги из организма убегают и последние капли надежды. Надежды на то, что когда-нибудь у него получится найти и приручить мечту, чтобы она сидела у него на плече или летела впереди, закрывая от солнца. Ему сделалось невыносимо больно. Чтобы удержаться и не закричать в голос, он сжал уши руками и зашатался…

 

Как Гр компас потерял

С дезинфекцией решили повременить. После ссоры с Нанайцем Гр был не в состоянии чем-либо заниматься. Душевное равновесие, восстановленное на юге, бесповоротно нарушилось: повсюду мерещились мокрые пятна на песке, в которых угрожающе проступали физиономии Систа и мелькала тень пропавшего корабля. Гр был подавлен. Он не выпускал из рук вырванное у зелёной птицы перо, говоря, что только в нём видит намёк на выздоровление. Как только супруги добрались до первого городка под Столицей, они сняли крохотную квартиру. Телега никуда не помещалась, её повесили на крюк за окном, а Фецир оставили у подъезда, привязав цепью к тому же крюку. Приближался Новый год. Чтобы порадовать себя и мужа, Ло предложила сходить в магазин за подарками, Гр равнодушно согласился. Отправились вдвоём.

Очутившись среди бесконечных витрин и полок, среди блеска ярких обёрток, Гр неожиданно повеселел. Поначалу он ходил за Ло, помогая жене выбирать крем от загара, а потом незаметно отстал, увлёкшись разглядыванием заводных игрушек. Ему понравился танк с двумя дулами – одно впереди корпуса, второе позади, – это показалось Гр забавным. Он сделал несколько выстрелов бумажными пульками и разочарованно поставил танк на место. В другом отделе приглянулся бинокль с козырьком от солнца, проходимец купил его для Вяза, чтобы сын перестал мучиться, разглядывая пролетающих мимо окна стрекоз. «Пора человеку рассмотреть красавиц!» – подумал заботливый отец и пошёл за хулахупом для жены, о котором Ло мечтала в связи с расплывшейся талией.

При мысли о талии он вспомнил о мечте, о которой уже и думать забыл. А тут почему-то вспомнил. Вспомнил, что несколько раз видел, как мечта примеряла купальник Ло, стягивая завязки в узел у себя за спиной. Гр оглянулся в поисках нужного отдела и, не увидев ничего подходящего, сел в пластмассовый автомобильчик. Супермаркет был настолько огромен, что ходить по нему не отдыхая было совершенно невозможно. Тут и там стояли скамейки и диванчики для взрослых и автомобильчики для эхывынских детей, которые отдыхать на скамейках ещё не умели, поэтому, щадя их силы, взрослые придумали эту игру. Громко сигналя, дети носились по супермаркету. Папы и мамы счастливо улыбались, глядя на малышей, и думали о незыблемости любви.

Никто из взрослых никогда не садился в автомобильчик, поэтому все были неприятно удивлены, когда Гр принялся гонять по супермаркету наравне с ребятишками, ликуя от возможности подержаться за руль. Такое поведение бросалось в глаза. «У него, что – детей нет? Или автомобиля?» – спрашивали эхвынцы друг у друга. Будь это их соотечественник, они не раздумывая, как и положено по закону, отправили бы хулигана в пустыню, на строительство искусственных оазисов, но что делать с залётным гражданином в рваных перчатках, они не знали. Люди неохотно расступались, оборачиваясь на резкий гудок пластмассовой машинки, словно раздумывая, а не выставить ли навстречу шлагбаум в виде вытянутой вперёд эхвынской ноги? Но, пока они думали, Гр благополучно проносился мимо, хлопая по пути крышками роялей и включая вентиляторы. Неизвестно, сколько бы продолжалась эта вакханалия, если бы впереди не показалась вывеска отдела женских купальных костюмов. Обрадовавшись, Гр так газанул, что не рассчитал и врезался в стену. Раздался треск, похожий на тот, что он слышал во время бунта дороги, в глазах потемнело, и герой супермаркета потерял сознание.

Очнулся Гр от жуткого холода. Открыв глаза, бедолага увидел, что стоит, полуголый, в одних трусах и футболке в ярко освещённой витрине супермаркета и не может пошевелиться, ибо связан по рукам и ногам: широкая красная лента обвивала тело проходимца снизу доверху, заканчиваясь большим бантом у него на животе. За окном плавала вечерняя темнота, а за спиной – тишина пустого магазина. С потолка несло ледяным воздухом из включённого на полную мощность кондиционера. На полу стояла табличка. Согнувшись, Гр с трудом прочитал: «Человек, который не любит детей». Гр удивился. Он стал в напряжении водить глазами по сторонам в поисках эгоиста. Красный бант при этом сдвинулся, и к Гр тотчас подошла уборщица. Она поправила ленту, потрогала бант, проверяя, не развязался ли узел, и отошла подальше, чтобы оглядеть живой манекен. Эхвынка, должно быть, осталась довольна. Улыбнувшись, женщина прищёлкнула пальцами и вернулась к своим швабрам.

– За что? – прошептал Гр ей вслед. Видя, что его не слышат, закричал: – Зачем?!

– Затем, чтобы другим неповадно было! – не оборачиваясь ответила уборщица.

Злодейка удалилась в глубину магазина, оставив нарушителя слушать жужжание кондиционера. Гр страшно замёрз. Он постарался придвинуться поближе к одному из прожекторов, бьющих в него мощными лучами из углов витрины. Сделал несколько неловких прыжков, запнулся о собственную ступню, завалился на бок, ударился головой об пол и от страшной боли снова отключился. На этот раз он приходил в себя очень долго, потому что, когда сознание вернулось к нему, Гр понял, что наступило утро, судя по розоватому свету за витриной. При падении бант развязался, лента расслабилась. Освобождённый от пут Гр приподнялся на руках и, оглянувшись по сторонам, спросил у высокой блондинки, проходившей мимо него, на чистом английском языке:

– Ду ю спик инглиш, мадам?

Блондинка в ответ показала крупные, как у лошади, зубы, мотнула хвостом и, дико заржав, унеслась прочь. Гр сначала испугался, но потом сообразил, что, вероятно, находится на ипподроме и что надо делать ставки. Он беспокойно ощупал себя – ни рубашки, ни брюк на нём не было, одна сбившаяся, гладкая на ощупь лента, от которой становилось ещё холоднее. Гр снова обуял страх: с разных сторон на него наступали лошади. Чья-то рука повесила ему на грудь табличку с номером, а на его спину вспрыгнул жокей, который принялся бить Гр шпорами от сапог и хлестать что есть мочи хлыстом, требуя, чтобы он побежал. И Гр помчался. Он полетел по внезапно открывшемуся полю, хромая и сбиваясь с ритма. По неопытности он толкался в крупы впереди идущих лошадей и получал в ответ удары копытами в лицо. Гр хрипел, плевался, а хлыст всё сильнее впивался в его тело, и шпоры ранили бока…

Мокрый от пены, он в ужасе проснулся. Пригляделся к темноте и понял, что лежит в туристической палатке, что свободен и может двигаться. Гр выполз наружу и принялся судорожно оглядываться в поисках компаса, который всегда лежал в одном из карманов его брюк. Возможно, подарок Нанайца вывалился, когда Гр раздевали? Но нет: вокруг валялось всё что угодно, только не компас.

– Мама! Ло! – крикнул проходимец в тишину пустого зала, однако, понимая, что не дождётся ответа, заполз обратно в палатку. Положил под голову рюкзак, тщательно прикрыл ноги лентой, обхватил себя за плечи и уснул, согреваемый мыслями о Ло, которая наверняка, наверняка уже перерыла всю Эх-Вынию в поисках своего мужа.

 

Новый год, или Снова хандра

– С Новым годом, с Новым годом и с харо-о-о-ши-и-им днё-о-ом! – громко пела Ло, наводя в квартире порядок. Вернувшись из супермаркета с покупками в сумке, она не увидела рядом с собой мужа и решила, что Гр сбежал, как он частенько делал при подступах тоски.

Ло посмотрела на роскошное боа, на тапочки с лебяжьей опушкой, на шляпку и вспомнила, как ещё совсем недавно щеголяла на эхвынском юге. Ей захотелось устроить себе праздник, поэтому она так торопилась закончить уборку, чтобы успеть помыться до наступления Нового года и облачиться в красивую одежду. Ло давно нарядила маленькую пальму и сейчас двигала растение вместе с горшком поближе к окну, туда, куда падали солнечные лучи. Хорошо бы обойтись без гирлянд, которые съедали много электричества! Ах, это замечательно, если пальма будет сверкать сама по себе, освещённая естественным образом!

– Дорогой, – позвала проходимка мужа, забыв о его отсутствии, – помоги мне!

– Папа не пришёл из магазина, – басом ответил Вяз из другой комнаты, где он, сидя на корточках, проводил эксперимент – отрывал у стрекозы, залетевшей в открытую форточку, по одному крылышку с каждой стороны её слабого тельца и без особого интереса, словно заранее зная ответ, наблюдал, сможет ли стрекоза взлететь?

– Тем хуже для него, пусть попробует вернуться. – проворчала Ло, раздосадованная тем, что некому будет оценить её праздничный наряд. С чувством омерзения женщина оттолкнула от себя пьяную мечту, сообразив, что та трётся у её ног только потому, что потеряла хозяина. – Кыш! Пошла вон, попрошайка!

Обиженная мечта, так и непривыкшая к подобному обхождению, поскакала к холодильнику за «Маисовкой», но Ло опередила её, схватила несчастную за лапку и выбросила в форточку прямо на горячий асфальт.

– Она же растает, испарится, в ней же никаких жизненных сил нет, – равнодушно заметил Вяз, стоя на пороге комнаты и отрывая два последних крыла у стрекозы.

– Закономерный конец для мечты, – жёстко констатировала Ло.

Она со злости так резко двинула новогодним деревцем, что красная пятиконечная звезда, составленная из стеклянных трубочек и бусинок, упала на пол. Звезда была бы хороша для настоящей крепкой ёлки, но не для карликовой пальмы, на которой она не держалась. Раздался нежный звон разбившегося стекла – пальма из новогодней красавицы превратилась в пошлое, нелепо разодетое, тропическое растение.

– Это была моя последняя связь с родиной. Последняя, – трагическим голосом прошептала Ло, разглядывая уцелевшие бусинки, затем грустно добавила: – Кому нужна ёлка без звезды? – и без сожаления выбросила пальму в форточку вслед за мечтой.

– Теперь уж она точно погибла, – сказал уверенно Вяз, на лице парня блуждала саркастическая улыбка.

Эти слова в равной степени могли относиться как к мечте, которая, если и была ещё жива, то после удара горшком наверняка погибла, так и к стрекозе, бессильно дёргающейся в его руках. Эксперимент закончился победой практики, как и нужно было ожидать: стрекоза была беспомощна без крыльев.

Ло села на табуретку, соображая, что бы такое предпринять, чтобы снова обрадоваться и запеть песню, уборка закончена. Праздничное настроение исчезло вместе с разбившейся стеклянной звездой. До Нового года оставалось два часа.

– Ничем хорошим это, естественно, не кончится.

– угрюмо сказала Ло, имея в виду привычку мужа пропадать неизвестно где. Она замела на клочок газеты стеклянные осколки, растрёпанные пёрышки мечты, погибшую стрекозу и выбросила всё в мусорное ведро.

– Правильно, туда им и дорога, – заявил Вяз.

– Я на дискотеку! – крикнул юноша, скрываясь за дверью.

Ло раздумала принимать душ и переодеваться во всё красивое. На душе стало мрачно. Несмотря на то что в углу комнаты на табурете возвышался бидон, до отказа заполненный дезинфицирующим средством, тоскливое предчувствие охватило женщину. Муж совершенно отбился от рук. Он больше не реагировал на подкачку воздуха, не слушал команды и не боялся, что его поставят в угол. Кибитка прохудилась, истончились оглобли, перчатки протёрлись до дыр, и трудно было представить, что кто-то поможет получить новые. Паспорт Гр по-прежнему носил следы нарисованной Вязом бабочки, а под фотографией стояли фальшивые печать и дата. Будущее рисовалось страшной картиной, в которой не находилось места для радости. Углубившись в мысли о наступающем Новом годе, Ло не заметила, как пришёл муж.

– Кыс-кыс-кыс! – услышала она и обернулась.

В дверях стоял полуголый Гр, весь увитый красной атласной лентой. Его глаза горели огнём человека, перенёсшего сильный стресс, а ноги подгибались. Не замечая жены, Гр звал мечту, держа в руках розовый бюстгальтер.

– Не ищи! Нет больше твоей подружки! – с радостью оттого, что делает мужу больно, гневно крикнула Ло. – Выбросила в форточку твою любовь! А сверху уронила горшок с новогодней ёлкой! Всё, кончилась твоя мечта!

Несчастный посмотрел на Ло. Казалось, он не узнавал жены, но смысл её слов постепенно доходил до него, судя по тому, что лицо мужчины делалось свирепым. Он захотел что-то сказать и не смог, громко икнув. От бессилия что-либо исправить Гр рывком схватил разбросанную на кровати одежду Ло, в ярости разорвал её и выскочил на улицу.

– Иди к той, с кого ты снял эту тряпку! – Ло бросила ему вслед розовый бюстгальтер.

Дверь захлопнулась.

 

Среди айсбергов

Верхушки далёких айсбергов кололи низкое небо.

Сбросив лыжи, Нанаец сидел на корточках посреди молчаливой снежной пустыни и уныло качал головой. Безмолвные просторы, безучастные и холодные, наводили тоску. Вокруг расстилалась равнодушная ко всему Арктика. Путешественник легко добрался до полюса и даже выловил небольшой по размерам айсберг и принялся греть лёд своим горячим дыханием, но уже через час у мечтателя покраснели и распухли руки, а губы перестали чувствовать друг друга. Нанаец понял, что проделал длинный путь напрасно: затея оказалась невыполнимой. Добыть питьевую воду из айсбергов оказалось непросто.

Возможно, впервые за много лет он позволил себе расстроиться, воспользовавшись тем, что находится в ледяном безмолвии, где его никто не видит. Вчерашний рассветчик, оптимист задумался над бестолковостью своего пижонского образования, которое, может быть, и выручало когда-то, но в условиях мирового кризиса стало бесполезным. Вести рассведческую деятельность было незачем, в мире открыто воровали друг у друга не только идеи, но и чужие перчатки, уходя из гостей. Не брезговали ничем. Вот и Гр не удержался, стащил у него из-под носа Фецир вместе с новенькой телегой. Не оправдали надежд айсберги.

Что теперь делать? Специальное образование в некотором смысле даже мешало поиску решения. Потому что вместо осмысления новых стратегий приходилось тратить время на жалость к разбитой Родине, вот как сейчас, например. Его вдруг пронзила острая боль за родную страну, за её опустошённые хаосом пространства. Эта большая боль смешалась с другой болью, поменьше, идущей от подлого поступка Гр, от огорчения за собственную беспечность. Нанаец застонал. Стон был похож на звуки хомуса. В них слышалось столько тоски и печали, что сидящая неподалёку мечта тоже застонала, приняв на себя часть вины своего хозяина.

Когда наконец звуки хомуса, замороженные холодным воздухом, смолкли, Нанаец перешёл к размышлениям о философичности жизни – в том смысле, что понял, как много в ней неожиданностей. Идея, ради которой он обошёл эхвынские дороги, придумал ДЗ, смастерил дезинфектатор, потеряла свою актуальность, но вовсе не потому, что Гр отнял у него машину. Нет, начинать всеобщую дезинфекцию в условиях мировой эмоциональной нестабильности было очень опасно: обозлённые люди становились равнодушными не только к чистоте планеты, но и к личной гигиене. По слухам, кое-где наотрез отказывались от туалетного мыла, а вместе с ним и от романтики отношений. Всё упростилось и огрубело. В последний приезд на родину Нанаец не смог купить билет на самолёт, чтобы вернуться в Эх-Вынию. Лётчики всеми способами отнекивались от полётов, боясь браться за штурвал. Пилоты опасались подвохов со стороны политиков, перепутавших все дорожные карты. Пришлось возвращаться с помощью воздушного змея.

«Эх, что-то я сделал не так, – думал изобретатель, – если позволил Гр сбить мои планы. Политики политиками, но роль дезинфекции в истории ещё никто не отменял. А теперь, что ж, надо ждать потепления обстановки в мире, прежде чем браться за уничтожение пыли на дорогах». Нанаец ощущал себя человеком, внезапно выброшенным в открытый океан. По прошлому опыту он, разумеется, знал, что, оказавшись в воде, нужно оглядывать её поверхность, чтобы вовремя заметить проплывающие мимо предметы, вроде боксёрских перчаток или надувного матраца. Знал, что, если сильно повезёт, можно ухватиться за мощный загривок белого медведя или вскарабкаться на обломок айсберга и доплыть на нём до берега, орудуя замёрзшим шарфом вместо весла. Что ж. Нанаец решительно встал и огляделся. Он, кажется, знал, что нужно предпринять в первую очередь.

Вот что бывает, когда пожалеешь Родину: тотчас следует боль от перенесённого предательства, затем наплывают философские размышления, а за ними приходит осознание своих поступков.

 

Костёр, или Северное сияние

Серое небо отодвинулось от верхушек айсбергов – над снежной пустыней прибавилось воздуха. Стало легче дышать. Нанаец вывернул карманы своих брюк наизнанку и стоял, наблюдая, как из них ворохом сыплется разная мелочь. Потом вытряхнул содержимое рюкзака прямо на снег и присел на корточки: перед ним валялась груда ненужных вещей, которые напомнили ему о его же ошибках.

– Японский городовой! – выругался путник, неприятно поражённый видом своих глупостей, таких очевидных на фоне сияющей снежной белизны. Одна только маленькая фотография – его жена и две дочери на фоне далёких синеющих гор – привлекла внимание Нанайца. Он бережно вытянул снимок из кипы пожелтевших квитанций, сунул его во внутренний карман тёплой, подбитой искусственным мехом куртки и продолжил разглядывать своё прошлое.

Ошибки лежали большим неуклюжим комом. Во все стороны торчали непонятные по своему назначению резиновые пики, бумажные скрепки, пластилиновые камни. Нанаец принялся перебирать хлам, торопясь покончить с этим делом быстрей, чтобы не замёрзнуть. Впрочем, он скоро убедился, что тут одни сплошные никчёмности. Старый доллар, приклеенный к марке техасского торгового дома, чёрные очки в клеточку, завёрнутые в Зингапурский контракт пятилетней давности, высохшая рыбья шкурка, картонная коробка с разноцветными морскими звёздами, чертежи рыболовецкого траулера, пакет из-под сока, сморщенный рыбий пузырь – всё вызвало в нём чувство отвращения, напомнив о ненужном, пустом, несущественном. Каким всё показалось жалким, ничтожным на фоне спокойных вечных снегов! К чему эта рухлядь? Какой в ней прок? Вот почему была так тяжела его походка в последнее время! Собственные ошибки, тяжким грузом давившие на плечи, не позволяли быстро шагать.

– Как же я захламился! – сказал вслух Нанаец.

Почему он не догадался избавиться от них раньше, это уже не имело значения. Нанаец выпрямился и ногами сгрёб мусор в одно место. Постояв в небольшом раздумье, вынул из рюкзака флакончик с ДЗ и вытряс несколько капель на кучу старых предметов. Спичек, чтобы поджечь, не оказалось, тогда он развернулся спиной к ошибкам и оглушительно пукнул. Далёкие айсберги недовольно вздрогнули и предостерегающе покачали своими верхушками. Им не понравился звук, но то, что за ним последовало, заставило их снова застыть в удивлении.

Мощное пламя охватило свалку. Взвившись до самых небес, оно осветило красным светом застывшие снежные просторы, мечту, одобрительно следившую за действиями человека, и пустой рюкзак. Не ожидавший подобного эффекта, потрясённый силой природы, Нанаец резко отпрянул в сторону. Он пристально смотрел на яркий огонь, заворожённый его причудливой формой, и думал о том, что огонь похож на живой цветок. Глядел, как отрываются лепестки у цветка, устремляясь в чёрное небо, и как исчезают в нём, рассыпаясь от холода и смешиваясь со звёздами. Полярная ночь молчала.

Нанаец был спокоен. Теперь ничто не будет мешать движению, можно заново, налегке обходить все дороги и, переждав мировой кризис, приступать к дезинфекции. Встав на лыжи, человек поманил за собой зелёную птицу, перелетевшую в сторону от костра, оттолкнулся палками и уверенно заскользил по твёрдому снегу, подальше от разгорающегося огненного цветка. Прочь от своих прошлых ошибок!

А где-то в жаркой Эх-Вынии в это же время Гр без дела валялся в старой телеге среди скользких арбузных корок. Кибитка упала с крюка и теперь стояла под окнами квартиры. И телега, и особенно Фецир, потерявший швабры и тряпки по пути с юга, вызывали любопытство жителей дома. Эхвынцы думали, что это реквизиты боевика, и всё ждали, когда же начнутся съёмки фильма. Гр спускался сюда, когда ему бывало грустно, сегодня был именно такой вечер. Любитель «Маисовки» печально, без всякой надежды глядел в темнеющее тихое небо, стараясь отыскать в нём Полярную звезду.

Всполохи костра на юге небосклона заставили проходимца вздрогнуть и подняться во весь рост. «Нанаец! Знак подаёт! Включил Северное сияние!» – пронеслось в его голове. Гр стал судорожно что-то искать на дне телеги, разгоняя пьяных стрекоз. Среди груды пустых бутылок нашёл самодельный компас, бывший когда-то будильником с треснувшим стеклом. Попытался вытряхнуть застрявшие под стеклом арбузные семечки, но, побоявшись, что потеряет время и пропустит сияние, бросил это занятие. Поддел через трещину, с помощью тростинки, большую стрелку, повернув её в сторону Северного сияния, и трусцой побежал к отблескам надежды.

 

Встреча шестая. Пепелище

Гр бежал очень долго, насколько мог, быстро, напрягая остатки сил, растраченных на пьянки со стрекозами. Он бежал и ничто не могло его остановить, потому что впереди его ждала встреча с Нанайцем, который наверняка давно простил своего напарника, если решил подать ему знак, как обещал. Эта способность бывшего товарища выполнять обещания, так всегда раздражавшая Гр, сегодня не казалась ему странной. Он торопился достичь Полярного круга, пока не исчезли из виду искры манящего надеждой костра, уже начавшие медленно таять. Его шорты намокли от пота, футболку он и вовсе сбросил в Эх-Вынии. Не обращая внимания на смену пейзажа, упрямец бежал вперёд, выставив впереди себя правую руку с компасом.

Через несколько дней пути Гр остановился, с трудом перевёл дыхание и оглянулся. Вокруг ничего не было видно, один белый густой туман перед глазами. Проходимец догадался протереть запотевшие стёкла очков, после чего понял наконец, что очутился посреди огромной снежной равнины, по сторонам которой теснились угрюмые айсберги. А в центре, как раз там, где он стоял, ещё теплился слабый костёр. Его последние искры устремлялись в чёрное небо. Подхваченные усиливающимся ветром искры разносились далеко вокруг, слабо освещая тёмный воздух рядом с Гр.

Нанайца нигде не было видно, только маленькая ракушка, каких много валялось на берегу эхвынского океана, чёрным пятнышком блестела в подтаявшем снегу, говоря о недавнем присутствии здесь человека. Костёр догорал. От него на запад шли чёткие следы лыж, теряющиеся между сугробами. «С утра пораньше пошёл растапливать айсберг, скоро придёт», – подумал Гр, чувствуя, как сильно он замёрз и устал. Мокрые шорты встали колом на морозе, а борода превратилась в сосульки.

Будучи не в силах сдвинуться с места, бедняга не стал дожидаться, когда потухнет костёр, а просто сел в его середину. Блаженное тепло разлилось по всему телу, напоминая эхвынский юг. Измученный страхами не успеть к Северному сиянию и долгой дорогой, Гр обхватил колени руками, уткнулся в них лицом, согрелся и незаметно уснул. Во сне снова вспотел, борода, царапавшая шею, оттаяла. Должно быть, пепел остыл, потому что Гр резко проснулся от холода. Вздрогнув, он открыл глаза и в ужасе закричал: рядом сидел белый медведь на корточках и курил трубку. Медведь, обернувшись на крик, вынул трубку изо рта и засмеялся:

– Шорты прожёг! Что теперь Ло скажет? Ты ведь замёрз бы совсем, если б я не оглянулся. Далеко ушёл. Остановился посмотреть, как танцуют искры от костра, и увидел, что они как-то разом заволновались все, будто их кто потревожил. Пришлось вернуться, чтобы понять, в чём дело, а тут ты… в пепле сидишь.

Несчастный хотел заплакать от радости, но вид Нанайца, с накинутой на плечи медвежьей шкурой, деловитый и строгий, остановил его. Он вышел из пепла и робко спросил:

– Костёр развёл… Где дрова-то взял?

– Это случайно вышло, сжёг старые ошибки, – вполне миролюбиво ответил Нанаец.

– А я подумал – Северное сияние, знак мне подаёшь. Значит, не звал? – расстроился Гр, ужасаясь тому, что напрасно старался: мучился, бежал, торопился.

– Не звал, – подтвердил Нанаец, но шкуру между тем перекинул со своих плеч на плечи Гр, чтобы тот согрелся.

Гр благодарно икнул. Чувство тревожной неуверенности постепенно покидало его.

– Много айсбергов растопил? – поинтересовался он с любопытством.

– Глупость всё это! Ребячество! – отмахнулся Нанаец. – Тут без Фецира не обойдёшься. Сначала нужно дороги на север проложить, продезинфицировать, чтобы не занести инфекцию во льды, а потом уж думать о том, как их растопить. Замкнутый круг.

Сказал он это всё таким тоном, что Гр стало понятно, старый приятель не намерен с ним драться. Это несколько раскрепостило его.

– А как же мечта? Всеобщая дезинфекция? – недоумевая спросил проходимец.

– Я заморозил её на время. Вот она, смотри! – Нанаец вынул из-за пазухи большую длинную сосульку. В отсветах несмелого невидимого солнца она сверкнула, задорно и весело, будто переняла эстафету у недавно погасшего костра.

Гр вырвал сосульку из рук бывшего коллеги и начал её грызть.

– Смешной ты, Гр, глупый. Любитель мороженого, – грустно улыбнулся путешественник. – ДЗ у меня украл вместе с машиной, телегу мою продал, поверил в сосульку. Эх ты! Вот дождусь окончания кризиса и займусь новым Фециром. С кредитом-то расплачиваться надо.

– А сейчас-то что будешь делать? – поспешно задал Гр вопрос, чтобы увести разговор в сторону от дезинфектатора.

– Бахчу разведу! Здесь! – беспечно ответил Нанаец.

Он поднял из пепла компас-будильник, вытряхнул себе на ладонь арбузные корочки и задумчиво посмотрел кругом.

– Дык… Снег же! – растерялся Гр.

– Дык смотри! – засмеялся Нанаец. Развернулся, присел и, поднатужившись, громко пукнул: снег медленно растаял под тёплым потоком воздуха, в нём образовалась небольшая лунка, куда неугомонный изобретатель бросил горсть тёплого пепла, положил сверху арбузное семечко и присыпал его всё тем же пеплом.

– Я знал, я знал, что они пригодятся! – закричал Гр, в страшном возбуждении сбрасывая с себя шкуру и пытаясь проделать то же самое. Но его физические усилия закончились жалким свистом, на который неизвестно откуда прилетела зелёная птица. Зыркнув на полуголого бородача зелёными глазищами, она угрожающе защёлкала клювом, но успокоенная жестом хозяина опустилась на снег. Гр несколько смешался от своего поражения и опять залез под медвежью шкуру.

– Смотри, простудишься, – с иронией сказал ему Нанаец, глядя, как бывший друг поспешно доедает сосульку.

Сам он, не тратя времени даром, пошёл работать. Снял с себя второй свитер, шарф, снял мягкие сапоги, сделанные из кожи змеи, надетые под унты, кинул всё гостю и отправился делать лунки.

…К тому моменту, как измождённые долгим кризисом умериканцы подползали к Арктике с обратной стороны земного шара в надежде поживиться там нефтью, у Нанайца уже раскинулась весёлая бахча среди вечных льдов, полосатой зеленью разукрасившая белые снега.

 

Арбузы в снегах

«Гринпис» забил тревогу. Никто ничего не понимал. На Крайнем Севере происходило что-то невероятное, не поддающееся никакому объяснению. Приборы отмечали наличие тёплого течения в Ледовитом океане! Да, конечно, это была всего лишь небольшая струйка, но она явственно прослеживалась, начиналась за Полярным кругом и продолжалась до самого юга. Один учёный сделал предположение, что кто-то по неосторожности оставил включённым кипятильник на дрейфующем айсберге ЩИ, известном своей красотой, а потому активно посещаемом туристами. От этого могло начаться его активное таяние. Но наверняка никто не мог сказать ничего вразумительного. Для начала решили просто понаблюдать за течением, изучить его состав, характер, ну а потом, если будет необходимость, принять меры, чтобы не допустить экологической катастрофы. Однако все заранее надеялись на лучшее.

Ничего этого Нанаец не знал. Он продолжал день за днём обходить лунки, внимательно осматривая плоды, и по мере надобности согревал их собственным теплом. Вид созревающих арбузов тревожил воображение Гр. Они напоминали ему Ло, телегу, стрекоз, вынуждая задумываться о будущем. Вечерами, когда усталый Нанаец, лёжа в сооружённой им яранге, почитывал газету, которую ему доставляла зелёная птица, Гр стал наведываться в гости к умериканцам.

Эти люди давно делали ему какие-то знаки из-за высокого айсберга, то посылали в воздух красную ракету, то мигали жёлтым фонариком в ночи. Дождутся, когда Нанаец углубится в бахчу, и давай сигналить, приглашая Гр в гости. Забежав раз-другой на умериканский огонёк, проходимец приучился задерживаться у них допоздна. В ярангу он возвращался сильно вспотевшим, раскрасневшимся от выпитого виски. Увлечённый разведением арбузов Нанаец ни на что не обращал внимания. Агроном с нетерпением ожидал первого урожая, его не насторожило даже то, что Гр заштопал прожжённые костром шорты. Нанаец продолжал следить за арбузами и просматривать прессу, изредка делая пометки в календаре, висевшем на стенке яранги.

В одну особенно тёмную ночь, когда мечтатель крепко спал, а зелёная птица улетела на рыбную ловлю, Гр запустил голодных умериканцев на бахчу, продал им оптом созревшие арбузы! И пока они ползали по грядкам, собирая немалый урожай, спрятал полученные доллары под заплатку на шортах, накинул на себя медвежью шкуру и вскочил на лыжи. Он чувствовал себя физически окрепшим. Он был богат.

Не оглядываясь Гр побежал по упругому снегу, стараясь делать такие движения руками и ногами, чтобы было непонятно, в каком направлении он двигается. Это на тот случай, если Нанаец кинется преследовать его. Гр подпрыгивал, переворачиваясь в обратную сторону, ехал немного назад, потом снова прыгал и, опустившись, ехал чуть-чуть вбок от главного курса. И так несколько раз. Подобный вид езды сильно влиял на скорость, но зато след оставлял такой, что сам Шерлок Холмс встал бы в тупик при его виде.

Гр торопился. Он бежал к своей Ло.

 

Встреча седьмая. Удача за штурвалом

Лыжи с трудом скользили по горячему песку, а шкура белого медведя пудовой тяжестью давила на плечи, но Гр упрямо бежал вперёд, удаляясь от Северного полюса. Разгорячённый мыслями о скорой встрече с женой и том впечатлении, какое на неё окажут заработанные им доллары, он не заметил, как суровый зимний пейзаж сменился бескрайней песчаной пустыней. Желания опережали бег лыж: Гр уже видел себя в окружении стаи блестящих стрекоз, а Ло – в новенькой, долгожданной шубке. Его глаза затуманились мечтательной дымкой, и Гр заснул прямо на лыжах, завалившись на бок. Сгорая от духоты, мучимый жаждой, увидел он сон, похожий на прошлые миражи.

Бредёт будто он по грязной пустыне, едва передвигая ноги, из самых последних сил. Глаза слипаются от пота и пыли, от яркого солнца болит затылок, в ушах стоит нестерпимый звон. Хочется пить, но вода давно закончилась и колодца не видно уже который день. Вдруг перед ним возникает табличка, торчащая среди барханов, с надписью «Вода» на ней. Рядом лежит лопата. Гр хватает лопату и начинает копать под табличкой, однако натыкается на камни, которые острыми углами торчат из песка. Гр в отчаянии оглядывается и видит, что вокруг него целый лес табличек и на каждой написано «Вода».

Ошеломлённый, садится он на песок, и жуткий страх наполняет его сердце. Он понимает, что никогда, никогда не выйдет из этой бесконечной пустыни, потому что изнемог от жажды и не знает, куда идти дальше. Чтобы спрятаться от раскалённого солнца, он вырывает таблички и сооружает из них навес, и лежит там тихо и неподвижно, надеясь на случайный караван. Но караван всё не появляется, зато в небе слышится тарахтение самолёта, ближе, ближе, и вот взгляду изумлённого Гр, высунувшегося из-под навеса, предстаёт белоснежный самолёт, приземлившийся неподалёку. Из самолёта вываливается белый медведь в купальных плавках. Приблизившись, он наклоняется к Гр и весело говорит, едва не поперхнувшись от запаха:

– Ну и воняет же у тебя, дружище!

Медведь чешет лапой свой нос и при этом оглушительно чихает. В воздух поднимается столб песка, сквозь который Гр видит, что в руках у медведя лопата.

– Лопата есть, почему воды нет? – спрашивает зверь и принимается копать.

Через несколько минут колодец готов. Медведь аккуратно прикрывает его арбузной ботвой и направляется к самолёту.

– Ты куда? – осмеливается спросить Гр, тяжело поднимаясь на ноги.

Но медведь будто не слышит вопроса, он продолжает идти, однако, что-то вспомнив, вдруг поворачивается и спрашивает:

– Слушай, а это не шутка была – про три пера в шляпе? Такие дорогие?

– Не шутка, – отвечает ему Гр, – понимаешь, одно время Ло нужна была шляпка, она купила её с большим трудом. Но какая шляпка без пера? Ты ведь знаешь, женщины добьются, чего хотят! Вот Ло и продала телегу Нанайца.

– Понимаю, – говорит медведь, – на шляпке торчат перья, купленные на мои деньги, на песке Фецир, сделанный по моим чертежам, в телеге ДЗ, приготовленный моими руками, на твоих плечах шкура белого медведя, убитого мною! Нехороший ты человек, Гр. Всё время норовишь из-за угла пакость какую-нибудь сделать! Ну да ладно! – И шагает к трапу.

– Ты куда? – без особой надежды на ответ, слабо выкрикивает Гр, уже понимая, что ему вряд ли ещё раз представится случай встретиться с медведем. Не каждый день они летают над пустыней! Тот недолго думает и, наклонившись, произносит:

– В Мондон. Арбузы, которые ты продал, о-о-о-чень понравились умериканцам, нефть они так и не нашли, но устроили аукцион. Семечки от арбузов купили унгличане, так меня теперь в Унглию приглашают, чтобы бахчу там разбить. Извини, брат, спешу, надо кое-куда залететь, хочу янтарное кольцо купить для жены, очень она янтарь любит.

Гр подходит к самолёту и трогает его. Самолёт горяч от солнца. На фюзеляже чёткая надпись: «Фецир-2».

– Откуда? – спрашивает Гр с тоской в голосе.

– Удача помогла! Прилетела! – заметив недоумевающий взгляд Гр, радостно рычит медведь и поясняет с гордостью: – Видишь, теперь с воздуха буду работать. – Приподнявшись на цыпочки, он ласково гладит крыло самолёта.

– Возьми меня с собой, – мямлит Гр, ничего не поняв из объяснений медведя.

– Рад бы, да не могу, визы у тебя нет, да и экипаж не позволит. Я-то всего лишь пассажир.

При этих словах из кабины пилота выглядывает улыбающаяся во весь рот Удача, а за ней – зелёная птица, которая больно клюёт Гр в плечо. А медведь, вынув миндальные орешки из яркого матерчатого мешочка, подвешенного снизу к кабине пилота, и, подкормив ими птицу, говорит:

– Гр, мечту беречь надо, кормить, поить, только не водкой. Играть в развивающие игры, лишь тогда можно надеяться, что она ответит взаимностью, преподнесёт то, о чём ты и помышлять не смеешь в своём скудоумии! В худшем случае, мечту можно строить как дом. Кирпичик за кирпичиком, чтобы не вспугнуть, но никак не кусать за хвост и уж тем более не есть как морковку! Подумай об этом. – Взбегает наверх, убирает трап и захлопывает за собой дверь.

Белый самолёт взмывает в жёлтое от солнечного света небо, держа курс на запад. Гр провожает его взглядом и подходит к колодцу, чтобы напиться воды. Наклоняется и вдруг проваливается вниз. Понимает, что это не колодец, а страшная дыра, уже виденная им когда-то. Он летит в дыру, задевая руками и ногами тяжёлые грубые предметы, которые бьют его, рвут на нём одежду, цепляются за волосы и бороду, как будто стараются сорвать с него кожу. Есть ли тут окна, двери, чтобы ухватиться за ручку и выбежать? По темноте вокруг и по запаху Гр догадывается, что это дымовой проход, забитый сажей и заполненный угарным газом. Чем дальше, тем проход становится уже, и вот наконец уменьшается до размеров подзорной трубы. Гр, боясь, что сейчас застрянет и задохнётся, рвётся вперёд, слышит мощный взрыв и просыпается.

Ощупав в темноте пространство вокруг себя, он вспомнил, что лежит один, под украденной медвежьей шкурой, в шортах с зашитыми под заплаткой долларами. Резкий тошнотворный запах, похожий на запах гнилой арбузной корки, ударил в нос. Гр перевернулся на живот, намереваясь выползти на свежий воздух, и вдруг услышал негромкое жужжание снаружи.

– Медведь вернулся! Друг! – закричал он, торопясь высунуться из-под шкуры.

Знакомые стрекозы, облепившие со всех сторон медвежью шкуру, радостно загудели. Гр прикрыл ладонью глаза и огляделся. Прямо перед собой он увидел колодец, увитый свежей арбузной ботвой, брошенную неподалёку лопату и скорлупу от миндальных орехов. Гр посмотрел вверх: в жёлтом небе ему прощально помахала крыльями то ли зелёная птица-мечта, то ли белый самолёт большого белого медведя.

 

Депрессия в кармане

Из медвежьей шкуры Ло сшила шубку, по виду почти как норковую, о какой мечтала бог весть с каких времён, едва ли не с первого дня замужества! Такой удачи она и вообразить себе не могла, поэтому не стала ругать мужа за то, что он бросил отвязанную телегу без присмотра, прожёг шорты и потерял футболку. А когда узнала о зашитых в шортах долларах, и вовсе раздобрилась – выставила на стол «Маисовку» ради встречи.

Даже ночью Ло отказывалась снимать шубку, надевая её на голое тело перед сном, отчего Гр постоянно казалось, что рядом с ним лежит белый медведь. Гр будил его и начинал беседу – о способах разведения бахчи в снегах, о Мондоне, где наверняка слишком тепло для арбузов, о нефти, о самолётах. Медведь что-то бурчал в ответ, но как Гр ни прислушивался, ему не удавалось понять, чем именно недоволен сосед. Так проходила вся ночь, а утром Гр вставал вялым и долго ругал жену за устроенный маскарад. Доллары решили припрятать, мало ли как повернется жизнь, а пока раздумывали над тем, с чего начать дезинфекцию, с какой стороны? А главное, как действовать в сложившейся обстановке? Местное радио предупреждало: надо быть начеку – мировой бедлам продолжал усиливаться, его отзвуки, будто громовое эхо, докатывались до Эх-Вынии и не растворялись до тех пор, пока эхвынцы не поднимались все разом в воздух на воздушных змеях и не начинали читать стихи. Громовое эхо смолкало, напуганное мощью коллективной поэзии, и убегало туда, откуда прикатывалось.

В мире, уставшем от политических низких интриг, блуждал кризис. Он был в самом разгаре: повсюду бродили усталые злые люди с депрессией в карманах штанов. Они крепко сжимали её своими худыми, слабыми от голода руками, не понимая, откуда взялась и зачем привязалась к ним эта зараза. Было невозможно определить, они ли тискали депрессию, или это она так прилипла к пальцам, собрав их в кулак, что не было никакой мочи разжать руки.

Люди разгуливали по улицам деревень, городов, распугивая бездомных псов своим мрачным видом, и недоверчиво присматривались к жизни. Кое-кому порой удавалось открыть ладони, тогда граждане хватали лопаты и со всех ног бежали копать картошку, однако, разозлённая тем, что от неё отцепились, депрессия свирепо кусала их сквозь штаны, и бедняги, взвывая от боли, останавливались на полдороге.

Были такие, кто немного разбирался в ситуации, и понимал, что освободиться от зловредной гостьи можно одним только способом, не очень приличным, правда, зато верным. Надо было сорвать с себя штаны и, свернув в тугой узел, сжечь, как это делали когда-то в средневековье, спасаясь от чумы. Но это было слишком экстравагантно! Обнажиться перед честным народом означало сознаться в том, что ты полный неудачник, поэтому народ страдал, не имея надежды быть избавленным от укусов.

К счастью, кое-где, в закоулках, уже попадались бесштанные люди, видимо, те из несчастных, кто совсем уж отчаялся и был доведён до крайности. Они согласились предстать перед миром в чём мать родила, лишь бы отделаться от жуткой боли, которая становилась нестерпимой. В основном это были мужчины. Они поодиночке жгли костры в тёмных уголках улиц, ещё не догадываясь объединиться и свалить штаны в общую кучу. Таких смельчаков было немного, и их ещё мало кто понимал. Но они были, они существовали, и это ощущалось в воздухе, которым все дышали.

Люди терпели депрессию. По вечерам они заглядывали в чужие окна больших домов, пытаясь увидеть чужую счастливую жизнь, чтобы хоть мельком, хотя бы одним глазком, удостовериться в существовании счастья. Однако те, кто был счастлив, давно научились быть хитрыми: лукавцы наглухо закрывали горячие окна тяжёлыми тёмными шторами и строили вокруг домов толстые заборы, чтобы остальные не слышали, как они весело за ними смеются, как громко хохочут, хвастаясь друг перед другом ловкими пальцами.

В Эх-Вынии, как передавало радио, обстановка была полегче, возможно, потому, что от депрессии тут спасались в небе, куда злодейка не могла добраться в силу приземлённости своего характера, в силу низменности своей сути. Эхвынцы чаще, чем обычно, взмывали в воздух, дёргая воздушных змеев за хвосты, и с большей резвостью бежали в банановые леса. Здесь продолжали петь птицы, неподвластные мировым кризисам, и повсюду тянулись золотые нити, нескончаемые и надёжные, как само солнце, от всего леса исходил оптимизм. Можно было сказать, что мировые катаклизмы не страшили эхвынцев, тем более что они давно зашили все имеющиеся у них карманы по приказу своего правительства.

Гр не слышал команды правительства. С некоторого времени в правом кармане его штанов поселилась депрессия, может быть, даже это он сам её и поймал по всегдашней своей привычке хватать без разбору всё, что плохо лежит. А может быть, она просто запрыгнула в карман, когда увидела в нём дырку. Почувствовав укус в руку, Гр сразу подумал о зелёной птице-мечте и обрадовался, однако вскоре понял, что ошибся. Он хотел выбросить мерзавку, да не тут-то было. Воспользовавшись дыркой, депрессия отправилась гулять по всему телу Гр, кусая и щипая его в разных местах. Сколько он ни хлопал себя по бокам и ляжкам, укусы не прекращались.

В борьбе с гадюкой Гр осунулся и похудел. Под дужки очков, ставших большими, он придумал подкладывать обрывки газеты, чтобы они не съезжали на нос, а под фуражку – кусочки ваты, с той же целью. Многолетнее путешествие по Эх-Вынии чрезвычайно утомило его. Надежды на вольную жизнь колонизатора не оправдались, бедняга всё чаще задумывался о том, что неплохо бы вернуться, но – куда? На родине царил бардак. Об этом сказал знакомый писатель, с которым Гр неожиданно повстречался в один из особенно тоскливых дней, когда искусанный мерзкой тварью он слонялся по улицам города в поисках стрекоз. Скиталец обрадовался старому знакомому.

На этот раз встреча была долгой. Имея за плечами опыт поиска мечты, Гр хотел пофилософствовать, чтобы понять её зависимость от счастья, хотел похвастаться перед соотечественником своей бывалостью, лихостью и добытым богатством – долларами. Он поведал о своей жизни в Эх-Вынии. Его речь получилась более складной, чем при первой встрече, очевидно, потому, что сейчас он старался не торопиться, однако закончилась так же внезапно, как и в прошлый раз. Когда Гр дошёл до рассказа о дырках в карманах, о неравной борьбе со злодейкой-депрессией, он почувствовал, что страшно утомился. Не откланявшись, проходимец быстро убежал. На прощанье он крикнул, что собирается на пирамиду, хотя откуда взялась эта мысль, Гр и сам не знал. Одним словом, приврал на ходу.

Убежал и продолжил думать о том, где же теперь его родина: в российском ли Курске, где он родился, в Москве ли, где когда-то учился, в казахской ли столице, где служил, в украинском ли Харькове, куда переехала вслед за мужем сестра, или в белорусской деревне, откуда была родом жена? Ло, кстати, говорила: нельзя везти Вяза в страну, которая только и ждёт, чтобы забрать мальчика в армию. Она утверждала, что незнакомый с российской действительностью, далёкий от её идеалов Вяз не справится с потрясением и погибнет. С этим было трудно не согласиться. Жена иногда говорила разумные вещи.

С некоторых пор Ло страшно раздражала Гр своими разговорами, особенно о том, что они переживают кризис усталого возраста, опасный тем, что никто не знает, как с ним бороться, что кризис коварен своими непредсказуемыми последствиями. Наслушавшись ужасов об ухудшении обоняния и притуплении вкуса, о грозящем равнодушии к солёному и горькому, Гр лёг на телегу отдыхать. Он пробовал зазывать стрекоз, но те с брезгливым гудением пролетали мимо, всё чаще собираясь над кудрявой головой сына. Гр разозлился. Однажды он схватил рогатку и принялся гоняться за подружками, но только перебил окна в доме, чем напугал Вяза. Время шло, а сил не прибавлялось. Наверное, Ло была права: это усталый возраст давил на мысли, давил на всё тело. Зато депрессия бодрилась, она легко скакала со спины Гр в бутылку и обратно и не собиралась никуда уходить. Дни бежали быстро не только для Гр: «норковый» мех шубы, часто просушиваемый на солнце, скоро высох, шкура белого медведя начала расползаться – Ло не успевала штопать шубку…

 

Беседа

Была тихая эхвынская ночь. Разбросав своё жаркое тело во сне, она раскинулась под ясным небом, отдавая всю себя земле. Её тёмно-синяя звёздная накидка, блестевшая будто серебряный невод, сплетённый таинственным волшебником, придавала всему сказочный вид. Пустыня некрепко, равнодушно дремала, зная, что от ночной красавицы через несколько часов не останется и следа. Пустыню давно не вдохновляли ни звёзды с их бесконечной игрой в жмурки, ни высокомерная Луна, ни призывное прикосновение дышащего негой воздуха. Пустыня слушала только себя, изредка неглубоко вздыхая о чём-то своём. Её сухой шелест доносился до Гр и Ло, которые из-за невыносимой духоты вышли ночью из квартиры и присели на скамейку, с одной стороны которой росла пальма, с другой стоял фонарь. Гр был в одних жёлтых трусах и в фуражке со сломанным козырьком, а Ло – в шёлковом пеньюаре. Женщина то и дело распахивала полы своей одежды, чтобы охладиться. Супруги пребывали в расслабленном, разнеженном настроении. Их позы выражали сонливую отрешённость и вялость.

– Фу, как пышет! Прямо доменная печка! – сказал Гр, кивая головой в сторону пустыни.

– Ты слишком много выпил, Гр, вот тебе и пышет. Что скажешь насчёт дезинфекции? Кризис закончился, пора бы и приступать.

– Приступим, не волнуйся, хоть завтра. Только, знаешь ли, раскатывать по дорогам Эх-Вынии большой охоты нет, не любят они меня. Сделаем проще: будем дезинфицировать автомобили, чтобы они чистыми выезжали на трассы, пусть собирают на себя грязь, эффект будет тот же. Поставим Фецир во-о-он там, в углу двора и начнём. Тебя на кассу посадим.

– Неплохо придумано, – согласилась Ло.

– Смотри! – негромко воскликнул Гр. – Полярная звезда. В той стороне Нанаец, – и указал рукой вверх.

– Забудь о нём, – прошептала Ло, теснее прижимаясь к мужу. – Что тебе Нанаец? У нас ДЗ, Фецир, шубка наконец.

– Нет, Ло, ты не понимаешь, у него мечта. Зелёная птица! И Удача за штурвалом самолёта. А ты убила мою мечту. Как ты могла?

– Ты опять за своё! – рассердилась Ло и отодвинулась. – Лучше бы подумал о Вязе! Полночь, а его всё нет!

– Я думал, он в школе ночует. Разве сейчас не осень? На улице слышно, как кричат дети.

– Наш сын год назад окончил школу, а ты и не заметил. Мальчику девятнадцать лет, он ищет, чем заняться.

– Девятнадцать лет? – ужаснулся Гр.

– На самом деле двадцать, – уточнила жена. – Твоя сестра, когда малыш приезжал к ней делать паспорт, перепутала и убавила один год.

В это время послышались усталые шаги, из темноты показался Вяз без пиджака, в трусах и в расстёгнутых сандалиях, с барабанными палочками в руках. Его плечи и спина были сплошь усеяны прилипшими к ним стрекозами. Парень посмотрел с сожалением на родителей и, не заходя домой, завалился под пальму спать.

– Взрослый, – с чувством гордости произнёс Гр.

Неожиданно он побледнел и прислушался. Где-то сбоку раздался знакомый смешок, заставивший его вздрогнуть. Точно! Через минуту в свет фонаря выступил пограничный капитан.

 

Капитан

Он ничуть не изменился, было такое впечатление, будто капитан только что покинул свой пост на границе и чудесным образом перенёсся в центр Эх-Вынии. Выглядел он статным и подтянутым, как и тогда, без грамма жира на животе, со стрижкой «ёжик» на голове, с круглыми, оттопыренными ушами. Только выражение его лица было другим: вместо хмурого недовольства жизнью на нём сияло трудно скрываемое счастье. Одет капитан был очень необычно даже для Эх-Вынии, можно было подумать, что он прибыл сюда из Увропы, с барижской улицы, где, по представлению Гр, ходили одни стиляги и пропащие женщины. Гр отшатнулся, ухватив Ло, которая от неожиданности вскрикнула и принялась во все глаза рассматривать незнакомого ей проходимца.

На нём были щёгольские лакированные туфли, тёмно-бордовые, с серебристой пряжкой посредине, узкие, в коричневую полоску брюки и в крупную клетку бежевая рубашка с короткими рукавами. Из нагрудного кармашка торчала авторучка с мелким цветочком на конце, к тёмному поясу был прицеплен массивный, кубической формы брелок с ключами, на каждой руке капитана красовались часы разных марок. Наверное, они были очень дорогие, потому что при взгляде на них у Гр потемнело в глазах, и он уполз под скамейку. «Ни за что не вылезу!» – подумал несчастный, панически вжимаясь в песок. Сердце его гулко билось, а привыкшее к укусам депрессии тело крупно сотрясалось. Гр прикрыл ладонями лицо и ждал конца. «Страшнее, чем Сист, – пронеслось в его голове, – уж лучше от кулаков отбиваться каждое утро, чем повстречаться с этим человеком».

Почувствовав дружеское похлопывание, он раздвинул пальцы и увидел белозубую улыбку капитана, который наклонился и пытался вытащить его из-под скамейки.

– Я нашёл тебя! Нашёл! – возбуждённо бормотал капитан.

Поставив Гр на ноги, он крепко обнял перебежчика и замер на несколько секунд, в течение которых Гр с ног до головы обдала такая волна страха, что он едва не лишился сознания. Его начала бить мелкая дрожь. Почувствовав это, капитан отстранился и, нежно, с любовью глядя Гр в глаза, закричал:

– Я нашёл тебя! Я искал тебя почти семнадцать лет!

– Зачем? – осмелился прошептать бедолага.

– То есть как «зачем»? – опешил капитан и даже немного обиделся из-за такого нелепого вопроса. – Чтобы выразить сердечную благодарность! – И видя, что Гр сейчас упадёт, истерзанный неизвестностью, посадил его на скамейку рядом с застывшей Ло и объявил: – Ты мой благодетель! Я обязан тебе по гроб жизни. И вся моя семья. – Заметив, что Гр стал задыхаться, а на женщину напала икота, поспешил разъяснить: – Ты всю мою жизнь перевернул! В один миг! Всю философию наизнанку вывернул. Я, как только ты сиганул за границу-то, сразу понял, что такой случай бывает раз в жизни. Караван ничейных танков! Уложил к стенке наряд… нет, нет! Что ты?! Что ты! О чём подумал? Аж позеленел весь. Ха-ха-ха! – рассмеялся капитан и продолжил: – Солдатиков связал всех по отдельности и уложил головой к границе. Никто не ожидал от меня такой подлости! Потом, когда рядовые сообразили что к чему, стали проситься, чтобы я их с собой взял, пришлось объяснить, мол, сначала один прорвусь, а уж потом всех заберу. Пока велел молчать, сунул кляпы в рот на всякий случай и – вперёд, навстречу счастью. Сорвал погоны с плеч, сел в передний танк и со всей колонной прямо в Эх-Вынию! Границу легко прошёл, никто и не заметил. Я ж там каждый завиток знаю! Ну а когда в Эх-Вынии оказался, тут всё как по маслу пошло. Стал танки продавать, деньги появились, я ошалел от радости. Жизнь поначалу вёл развесёлую. Пришёл в себя, когда последний танк остался. Сначала растерялся, а потом вспомнил, как нам мозги промывали рассказами об эхвынской кухне, ну и занялся ею. Изучил досконально, в каждом уголке страны побывал, в каждую кастрюлю заглянул. И что дальше, спросишь? Книгу издал! «Эхвынские рецепты»! Разошлась по всему миру за три дня, теперь знаешь, сколько здесь туристов. Не считано! И все едут попробовать «манредю» с маринованными креветками под огуречно-лимонным соусом. Правительство Эхвынии мне официальную благодарность вынесло. За пропаганду их традиций. Газеты пишут, экономика идёт вперёд семимильными шагами, и всё благодаря их кухне, вернее, моей книге. Выяснилось, вся загвоздка в петушиных гребешках, их добавляют в каждое блюдо, оттого эхвынская еда и имеет странный привкус, привкус секса и победы. Рецепты – нарасхват!

После того как книга вышла, мне сразу – тендер на строительство ресторанов. Зелёный свет, кредиты и прочее. Ну, открыл один, потом другой, третий, сейчас целая сеть по всей стране. Где увидишь петуха в пограничной фуражке, это моё. Недавно свинарник на сто голов построил, эхвынцы-то оказались охочими до сала! Едят, за уши не оттащишь! Живу в Столице с семьёй, имею личный самолёт, вот ключи от него, – капитан радостно потряс перед носом Гр ключами. – Летаю наперегонки с воздушными змеями. Эхвынцы хохочут! Разве я мечтал об этом, когда стаскивал с тебя ботинок?

Капитан сжал кулаки в восторге и воздел их с чувством к небу. В его непроизвольном жесте было столько ликования, столько бесконечного удивления перед улыбкой судьбы, что Гр чуть не двинул ему в ухо. Во время тирады капитана, которую тот выпалил одним духом, Гр не проронил ни слова и никак не отреагировал на злые щипки Ло, которая к концу речи ресторатора посерела лицом. Услышав звон ключей, она толкнула Гр в бок и прошипела:

– Доволен? Тюфяк!

– Не ругайте его, – остановил её капитан, – он же не знал, что я сделаюсь предателем родины. Да и я не знал. Если бы знал заранее, может быть, не стал бы пугать вашего мужа, сдирать с него ботинок. Просто ушёл бы с ним, и дело с концом. Но, понимаете, во мне это чувство проснулось позже, когда увидел бесхозные танки. Тут никто не виноват. Такова хронология жизни. Сначала увидишь, потом почувствуешь, потом делаешь.

– А я подумал, ты за фуражкой пришёл, – сказал Гр для того, чтобы что-нибудь сказать.

Он ещё не понял в полном объёме того, что произошло, но уже было ясно: капитан не опасен. Поняв, что боятся нечего, Гр перестал дрожать. Он ощутил такую ненависть к бывшему пограничнику, что у него занемели спина и ноги от злости. «Прохвост! Какую философию подвёл! Присвоил танки, а говорит о какой-то хронологии! Эх, знать бы, что ты продажная шкура, я бы с тобой не так разговаривал!» – подумал Гр и потянулся, чтобы снять фуражку.

Капитан закричал:

– Оставь! Какая мелочь! Забудь! Я твой должник.

При этих словах лицо Ло порозовело, улыбка несмелой радости начала проступать на её губах, икота прошла. А Гр снова насторожился. Он до сих пор не мог забыть хищного выражения лица пограничника, когда тот разжимал его зубы ножом.

– Вот, возьми! – воскликнул капитан и вынул из целлофанового пакета, лежавшего у его ног, ботинки, в которых Гр когда-то переходил границу.

При виде старой обуви проходимец испытал ужас. Он весь похолодел.

– Как вы неосторожны! Нельзя так грубо напоминать человеку о прошлом, которое он хочет забыть! – разочарованно и сердито сказал Ло, впрочем, внимательно оглядывая обувь.

– Возьми, мне чужого не нужно, – настаивал на своём улыбающийся капитан. – Хотел сказать тебе спасибо и заодно, думаю, отдам, нехорошо человеку без ботинок по пескам шастать. Долго не мог найти, хотя проследить тебя несложно, ты очень заметный оказался, одна борода чего стоит! То здесь о тебе услышу, что ты фабрику открыл, то там, что ты лекции читал о колониализме, то вдруг слышу, что в небо ударился! А недавно узнал от одного соотечественника, тоже из наших, что ты где-то в центре обитаешь, скрываешься от кого-то. Ну, я сел на самолёт и полетел, так и нашёл. Рад. Рад несказанно!

– Он сунул ботинки в руки оторопевшего Гр, у которого на лице отразилась такая мука, что собравшийся удалиться в пустыню капитан остановился, и заботливо спросил: – Может быть, ты не ел давно? Больно худой. Пойдём в самолёт, я тебя прямо к ресторану доставлю! – предложил сердобольный кулинар и продолжил: – Поешь, успокоишься, я же понимаю, что от такой новости кто хочешь обалдеет! Ты же, небось, все эти годы под страхом жил? Боялся? Всё! Забудь. Я за тем и приехал, чтобы освободить тебя от страха, отблагодарить, чтобы ты знал – никому ты не нужен в своей стране, там теперь бьются над тем, как самосознание уберечь. Не хочешь в ресторан? Ну, как знаешь.

Видно было, что капитан немного огорчился. Он стоял, слегка размахивая руками, и смотрел на Гр, не зная, как его развеселить. В это время из темноты выступил молодой мужчина в чёрных очках и с огромным мешком в руках. Мешок извивался и визжал.

«Ещё один стиляга, – с ненавистью подумал Гр, – даже ночью очки не снимает».

– Они у меня для зоркости, – словно услышав его мысли, пояснил мужчина, – в них я всё насквозь вижу. Например, – при этих словах молодец вгляделся в темноту, – сетку под вашей телегой, а в сетке… так… «Маисовка» написано. Увлекаешься?

Гр угрюмо спросил, кивая в сторону очкастого:

– Этот тоже предатель?

– Не груби, – капитан предостерегающе поднял палец. – Из моего наряда. В полном составе забрал, вместе с жёнами и детьми, так что у нас теперь здесь община. Присоединяйся.

– Товарищ капитан, – гнусаво произнёс стиляга, подыгрывая своему командиру, – пора освободить, ревут как угорелые! – И тряхнул мешком.

– Понимаешь, в чём тут дело! – засмущался капитан от удовольствия, что имеет возможность преподнести своему благодетелю сюрприз, – ко мне бедуины иногда заезжают на ужин, байки всякие рассказывают. Иногда полезные. Я узнал от них, что ты когда-то мечтал свинарник в оазисе построить. Насмешил, конечно, с оазисом-то, но идея отличная. Я взял на заметку и вскоре построил. Вот, думаю, голова мой перебежчик! Поэтому первый приплод – тебе. Тут их десять штук, хватит, чтобы развернуться.

По его сигналу мужчина в очках осторожно положил рядом со скамейкой мешок, затем вытянулся по стойке «смирно». Капитан наблюдал за реакцией Гр. Увидев, что лицо старого знакомого наконец оживилось, он облегчённо вздохнул и стал объяснять Ло.

– Вы их только кормите, всё остальное они сделают сами, – сказал он проникновенно, поглаживая шевелящийся мешок. – И не расстраивайтесь, они не доставят много хлопот, а польза будет огромная. Вот моя визитка, будут вопросы – к вашим услугам. А мне пора. Ещё раз – рад, рад, рад. – Капитан положил на колени Гр визитную карточку и повернулся, чтобы уйти.

– Подожди, – остановил его Гр, обливаясь потом от недоброго предчувствия, – кто этот «наш», о котором ты говорил? Кто он? Как его имя?

– Нанаец. Он сказал, вы знакомы. В друзьях вроде ходили.

Услышав про Нанайца, Ло встала со скамейки:

– Где он сейчас? Что делает? – спросила она с негодованием.

– Где, не знаю, встретились мы в самолёте. А что делает? Вы разве не слышали? – капитан искренне поразился. – Газет совсем не читаете?! Телевизор не смотрите? Весь мир стоит на ушах от его экспериментов! Он ведь чуть Кольфстрим не устроил в Ледовитом океане! Не знаете?! Однако! – Капитан покачал в удивлении головой и, свистнув своему подчинённому, что-то шепнул ему на ухо. Молодец скрылся в пустыне и через минуту вернулся с эхвынской газетой в руках. – Почитайте. Здесь обо всём написано, – сказал капитан и откозырял. – Удачи!

Они вместе с очкастым шагнули в темноту, вскоре раздался звук взлетающего самолёта, наступила тишина, от которой проснулся Вяз.

– Кто храпит? – спросил юноша.

Ему не ответили. Гр поднялся со скамейки и развернул газету – на него смотрел Нанаец, сидевший верхом на огромном арбузе.

– Читай же! – закричала Ло в нетерпении.

Услышав дрожащий голос мужа, Ло вырвала у него газету и кинула её сыну.

– Читай! Переводи!

Вяз нехотя встал под фонарь и начал читать.

 

Заметка в газете

– «Мондон – Уляска», – сонным голосом произнёс Вяз, разглядывая заголовок.

– Это мы и без тебя видим! Ты дальше давай! – закричали Ло и Гр.

Юноша встряхнулся и продолжил более живым голосом:

– «Маленький самолётик с остатками нерастаявшего снега на крыльях приземлился в Мондонском аэропорту. К нему подкатили трап, по которому первым спустилась зелёная птица-мечта, а за ней – миловидная девушка, лицом похожая на русскую красавицу. И птица, и девушка были в очках и шлёмах, такая экипировка указывала на их принадлежность к отряду лётчиков, что вызвало шквал аплодисментов среди встречающих. Аплодисменты усилились и превратились в настоящую бурю, когда на трапе показался человек, ради которого сотни людей пришли сегодня на взлётное поле. Нанаец, прибывший в Мондон по приглашению унглийского правительства, известный всем как победитель Всеэхвынского конкурса летательных змеев покоритель Луны. Его эксклюзивные опыты по выращиванию арбузов в снегах вызвали интерес унгличан».

– Та-а-ак… – пробормотал с ненавистью Гр, не выдерживая и перебивая сына. – Пишут, что прибыл в Мондон по приглашению унгличан, прознавших о его технологии. Знаем мы эту технологию! – он захохотал. – Помнишь, я рассказывал об этой потехе?

– Нельзя называть потехой то, ради чего тебя приглашают в Мондон, пусть это даже будет обыкновенный пук, – урезонила мужа Ло. – Не отвлекайся, – кивнула она сыну.

– «Нанаец прямо на поле раздал унгличанам арбузные семечки, вынув их из кармана, все принялись их рассматривать с таким видом, словно ни разу не видели, – читал Вяз. – “Йес! Йес! Я слышу голос вечности!” – сказал один из встречавших джентльменов. – закричал другой. – В нём сфокусировалась история планеты!” “Сорри!” – высунулся кто-то из толпы и попросил у Нанайца семечко для жены. Во время официальной части представитель одной крупной рекламной компании заявил, что унгличане жаждут знать об уникальной технологии буквально всё. Нанаец коротко рассказал о своём открытии, после чего встречающие перестали улыбаться. Узнав, в чём секрет появления лунок, все приняли деликатно-смущённый вид и стали хором переспрашивать: правильно ли они поняли, что лунки – “это результат пука”? И точно ли секрет технологии заключается… “Точно”, – гордо ответил Нанаец и показал, как это делается».

Гр охватило чувство патриотического восторга, проходимец снова захохотал.

– Слышишь, Ло! – крикнул он сквозь смех. – Ты представь, как он показывал! Умора!

– Да тихо вы! – призвал родителей к спокойствию Вяз. – Слушайте! Дальше пишут… ага, вот: «Джентльмены сделались серьёзными и начали извиняться перед гостем, мол, напрасно побеспокоили вас, в нашем обществе вряд ли примут арбузы, выращенные столь необычным способом, а уж если слух дойдёт до королевы, любительницы варенья из арбузных корочек, то нацию ничто не спасёт. Выйдет мировой скандал».

– Представляю! Должна же быть на него управа!

– с гневом воскликнула Ло.

– «Присутствующие дамы, – продолжал Вяз, – предложили более корректный способ для получения лунок, с помощью пылесоса, например, или фена. На выбор. Но упрямый бахчевод заявил, что выращивает продукт в экологическом плане совершенно уникальный – безупречно чистый и свободный от химических радикалов, и что от точного соблюдения технологического процесса зависит его качество. В доказательство своих слов он привёл такой образец: “В нашей Зибири, – сказал Нанаец, – огурцы выращивают на высохших коровьих какашках, так называемом навозе. Очень вкусные огурцы получаются. Так вот, мой способ подсмотрен у самой природы. При чём тут фен или пылесос?” “Сэр! – воскликнул кто-то из толпы. – Но ведь мы не людоеды!” “Вы, наверное, смеётесь, не могу поверить, что слышу от вас эти слова”, – сухо произнёс герой эхвынского неба. Убедившись по лицам унгличан, что они не шутят и серьёзно обижены, Нанаец приказал пилотам подняться в кабину и прыгнул в самолёт. Переговоры были сорваны».

– И что? – удивилась Ло. – Ничего не вышло?

– Да нет, похоже, что он и тут выкрутился, как всегда, – язвительно заметил Гр, заглядывая в газету из-под руки Вяза. – В Мондоне ничего не получилось, так паршивец полетел на Уляску, к умериканцам, те известные своим демократизмом ребята. Смотри, что тут говорят, не поверишь! – И, забрав у Вяза газету, Гр стал быстро переводить: – «“Вринпис” забил тревогу: у берегов Уляски появилось тёплое течение, из космоса видны огромные зелёные поля, раскиданные в большом беспорядке среди вечных снегов. Посланные в экспедицию учёные со всего света сообщили, что на поля слетаются диковинные птицы, нарушая все известные науке законы миграции и пугая белых медведей нежными переливами своих тонких голосов. Один учёный как-то заметил попугая размером с курицу. Видно было, что попугай поражён открывшимся перед ним зрелищем, он бродил по снегу, между лежащими на нём арбузами, в полном недоумении. Попугай часто оглядывался на свои маленькие, в виде нескольких чёрточек, следы, при этом что-то яростно шепча себе под нос. Учёный подобрался поближе и услышал, что птица ищет рифму к слову “мираж”. Учёный не удержался и подсказал: “Антураж”, на что пернатый поэт благородно поклонился в ответ. Подумать только, попугай ходил по бахче в поисках вдохновения и сочинял стихи – невиданное дело! Пока экологи разобрались, откуда он прилетел и что случилось с Уляской, умериканцы успели собрать не один урожай арбузов. Нанаец был доволен. На пресс-конференции он заявил, что, так как эксперимент удался, ему можно покинуть Уляску и вернуться к своей мечте».

– Каков подлец! Не унимается! – воскликнула Ло. – Только я не поняла, при чём же тут Эх-Выния? Ей что за дело до арбузов?

– Похоже, есть дело. Посмотри, что написано в конце!

– «После отъезда Нанайца дело с арбузами постепенно заглохло. Сначала остыли лунки, потом засохла бахча и улетели птицы, а вскоре и все поля, не так давно зеленевшие буйными листьями на сильных извивающихся стеблях, покрыло колючим снегом. Разочарованные умериканцы после нескольких тщетных попыток прогреть лунки известным им способом, решили, что они, возможно, неправильно питаются, употребляя слишком мало горячей пищи, вследствие чего выделяют мало энергии. Сожалея о том, что упустили Нанайца, они забросили бахчу и вернулись к нефтедобыче. Снежные просторы Уляски, потревоженные экспериментом, ещё долго приходили в надлежащий вид. Любопытные аборигены на протяжении полугода выкапывали из-под снега чудные зелёные ягоды, которые они затем разбивали на две половинки, и, нагрев на костре, пили сладкий сок, выплёвывая на белый снег маленькие чёрные косточки. Эхвынцы, вдохновлённые примером Нанайца, устремились на север. Каждый из них посчитал своим долгом поддержать человека, приехавшего в нашу страну с гуманной целью – продезинфицировать наши дороги. Именно поэтому на Крайнем Севере опять зеленеет бахча, а рядом стоит построенный Нанайцем завод, который давит арбузный сок и отправляет его по проложенному Нанайцем трубопроводу в Эх-Вынию. Этот человек подарил эхвынцам мечту – связал их с холодом, о котором они имели очень смутное представление, ограниченное стаканчиком фруктового мороженого. Теперь все мы знаем, север и юг – два брата-близнеца, без которых невозможен прогресс. Нанаец создал в Эх-Вынии империю под названием БЗ, Бодрящая Зима, и являет собой пример успешного делового человека».

Гр уронил газету. Фонарь погас. Над Эх-Вынией вставало солнце, обещая, как всегда, жаркий день. Читать дальше не хотелось: бессонная ночь, полная потрясений, давала о себе знать общей усталостью и резью в глазах. Да и зачем читать, всё было ясно и так. Ссутулившись, Гр направился в дом.

 

На вершине

Прошло около года. Гр не заметил, как очутился на вершине пирамиды, выгодно отличавшейся от живых клубящихся шаров, с одного из которых он свалился в руки Ло, тем, что стояла на месте, никуда не двигалась и имела ровную площадку наверху. Гр лежал там, распластавшись на спине, лицом вверх, и наблюдал за жизнью. Ему было всё равно, где он находится: встреча с капитаном, заметка в газете сделали его равнодушным ко всему происходящему. Всем управляла Ло. Гр иногда сомневался, находился ли он в Эх-Вынии или в какой-то другой стране, ему неизвестной, но спрашивать об этом было лень.

Он помнил, что на другой день после отлёта ресторатора Ло очень долго куда-то тащила телегу. В телегу был погружён визжащий поросячьим визгом мешок, и к ней был привязан Фецир. Гр смотрел на быстро меняющийся пейзаж и не мог разобрать, что это – жёлтая пустыня или же северная равнина, покрытая песками, сквозь которые иногда просвечивалась то ли соль, то ли снег. Его ничто не интересовало. Он теперь думал о том, как написать книгу. О чём, об этом он пока не знал, поэтому страдал, выжидая творческое вдохновение. Когда Ло остановила через несколько месяцев пути свой караван, Гр увидел, что вокруг полно пирамид, по которым ползают какие-то люди.

– Здесь будет наш дом, – сказала жена и, легко выпрыгнув из телеги, неожиданно поцеловала незнакомого лохматого человека, подбежавшего с любопытством рассматривать странную на вид машину. С некоторых пор Ло делала что хотела, не стесняясь мужа и невзирая на свой далеко не юный возраст.

– А вы будете нашими клиентами, – ласково добавила она, обращаясь к другому – плешивому старику, и хозяйским жестом поправила бампер Фецира. Перед поездкой она вместе с Вязом немного переоборудовала дезинфектатор, добавив в конструкцию крохотную танцевальную площадку за счёт того, что убрала пузатую камеру, сделав на её месте настил. Затем почистила машину, смазала болты кукурузным маслом, продула брызгалку, и комплекс был готов к действию.

Передохнув и приглядевшись, Ло вкатила на одну из пирамид телегу, закрепила колёса камнями, втянула туда же с помощью верёвки Фецир. Приказала Вязу петь песни на площадке, а в перерывах продавать билеты на дискотеку, оставила Гр ловить вдохновение, а сама, хоть и без особой охоты, занялась свинарником. Дело это было для неё привычным.

Наконец-то Гр оказался предоставлен сам себе. Таких, как он, валяющихся посередине улицы без дела, было немного, может быть, от силы, человек пять лежали на тротуарах, да и те изредка вскакивали, чтобы проверить, всё ли исправно в их бизнесе, после чего снова падали и принимались глазеть по сторонам. По их нервным, неуверенным позам, по их неловко поджатым коленям и неестественно выгнутым спинам было понятно, что они не могут расслабиться, как Гр, который позволял себе иной раз уснуть между ног прохожих. Ему давно стало безразлично, кто куда шагает и какая длина шага у людей, потому что он понял: нельзя подстроиться под чужой ритм, можно только выработать свой собственный, как Нанаец, например, чья походка отличалась отсутствием длинных пауз. А у него вот не задалось. Совсем недавно Гр казалось, что он тоже нашёл свой ход, что ещё немного и это станет его сущностью, если бы не капитан, если бы не газета, сбившая Гр с аллюра…

Он изредка бросал равнодушный взгляд на Фецир, который стоял в углу площадки и поливал тоненькой струйкой ДЗ каждого, кто подходил к машине и, затолкав денежку в кассовый аппарат, вставал под брызгалку. Да, клиентов было не так много, как хотелось Ло, но самое главное, что люди проявили интерес к дезинфекции. Напуганные последними событиями в Узком проливе, где недавно затонул корабль с пищевыми отходами, они тем не менее пока не осознали всей глубины катастрофы и потому не спешили встать под струи дезинфицирующего раствора. Гр услышал об этом краем уха, когда радостная Ло говорила Вязу: «Ах, пусть бы ещё один корабль затонул!», но промолчал: зачем вмешиваться в то, что тебя не интересует? Для него сейчас главное – поймать Музу за хвост.

Никто из пробегавших мимо него граждан не сомневался относительно того, зачем он здесь лежит. Никому и в голову не приходило бросить в пустой бумажный стаканчик, стоявший рядом с бородатым мужчиной, мелочь или плеснуть текилы из термоса. Все понимали: стаканчик не что иное, как намеренная демонстрация личных успехов, дань уважения давно ушедшей молодости. Дань, имеющая оттенок тоски по утерянному в жизненных невзгодах гранёному стакану. Это умиляло прохожих. Несмотря на равнодушие к миру, Гр не забывал любоваться собой. Он то так, то этак раздвигал ноги, показывая новые туфли, или, скрестив на груди руки с зажатыми в них двумя дымящимися трубками, взглядом призывал смотревших на него людей в свидетели того, где он был раньше и к чему пришёл сейчас.

Время от времени недалеко от него останавливались какие-нибудь новенькие ботинки и по своей неопытности громко и отрывисто спрашивали:

– Как пройти к центру?

Гр, прищурившись, долго смотрел на проходимца, примериваясь, как бы проще ответить, и со вздохом вытаскивал из-под спины табличку, передвигал её на грудь таким образом, чтобы подошедший мог прочитать единственное слово, начертанное гвоздём: «Центр», и снова прятал табличку под себя. Ботинки смущённо тёрлись друг о друга, низко кланялись, говорили «мерси, сисени, спасибо» и убегали.

Когда к нему приближались шпильки, Гр закрывал глаза и принюхивался, испытывая наслаждение от того, что мог по одному только запаху сказать, какого они цвета.

– Ду ю спик инглиш? – произносили шпильки первые слова пароля.

– Ложись, кукла! – отвечал Гр и, если унюхивал красный цвет, самый его нелюбимый, разочарованно открывал глаза.

Он не отпускал незнакомку до тех пор, пока та не меняла свой окрас на любой, лишь бы с неё сошла раздражавшая его краснота. Если же цвет приблизившихся к нему шпилек был оранжевым или голубым, он так и мял барышню с закрытыми глазами, не утруждая себя разглядыванием женских красот. Больше всего ему нравился зелёный, наверное, потому что напоминал офицерские погоны и то время, когда ещё можно было скакать на одной ноге, спускаясь с крыльца, и думать об отпуске. Впрочем, он старался не отвлекаться от поисков вдохновения. Один эхвынский поэт давненько сказал ему, что для творчества первым делом нужно найти Музу. Гр это запомнил и теперь искал среди шпилек даму с таким именем. Правда, пока ни одной не попалось! Жаль. Сил становится всё меньше.

– О, как это бьютифул! – кричали очередные шпильки и отдавали себя в цепкие руки Гр, которые начинали безжалостно их ощупывать, будто желая найти в них какой-то изъян, и долго вертели в разные стороны, прежде чем, удовлетворив свою ненависть, или любовь к данному цвету, выбрасывали вон.

– Ах, шалун, шалун, шалун! – пищали восторженно шпильки, застёгивали на ходу пряжки на щиколотках и убегали в тёмный переулок.

Иногда мимо проходила настоящая женщина с шарфиком на шее, с маленькой сумочкой в руках. Гр и её хватал за короткую юбку, и её подминал под себя с той же грубой небрежностью, с какой обращался со шпильками. Женщина обычно не сопротивлялась, а просто начинала делать вид, что её это не касается. Через какое-то время, выбравшись из-под Гр, она радостно отряхивалась и смущённо пожимала плечами, оглядываясь на прохожих, словно хотела сказать: «Видите, что он вытворяет? Против моей воли! Разве его можно остановить?» Стайки воздушных стрекоз с лёгким жужжаньем летали поодаль и грустно смотрели вниз. С ними Гр уже давно не водился.

Временами ему надоедало лежать на спине, и тогда он переворачивался вниз лицом и принимался смотреть между досками, положенными для удобства на площадке, туда, где прыгали и кричали люди, пытающиеся пробраться к вершине пирамиды. Они задирали свои искажённые тупым упрямством лица вверх и протягивали к Гр руки, упрашивая, чтобы он подтянул их к себе. Особенно ловкие сами добирались до щелей, отчаянно крича при этом и делая невероятные, несуразные скачки. Они умудрялись протиснуть грязные пальцы между досками и уцепиться за них, но тут же с криком падали вниз, потому что Гр чисто инстинктивно бил по грязным пальцам небольшим молоточком, вроде того, что лежит у мевропатолога в кармане халата и который Гр специально завёл для этих целей.

– Мразь! – кричали ему снизу.

Но Гр не слушал. Оскорбления не задевали его. Он продолжал монотонно, вполсилы, бить молотком по пальцам, надеясь, что когда-нибудь ударит и по руке Нанайца. Больше, чем встретить Музу, ему хотелось увидеть лицо бывшего товарища там, внизу, среди толпы прыгающих людей. Улыбнуться ему свысока, протянуть свою руку навстречу, а потом – ка-а-ак вдарить со всей силы по его пальцам! И ещё раз, и ещё раз! И ещё!

– Напрасно стараешься, – сказала ему как-то Ло, оторвавшись от ночного сериала, – он не придёт.

– Откуда ты знаешь? – недовольно повернулся к ней Гр, бросая своё занятие.

– Он не любитель толпы, гуляет сам по себе, гляди, как бы на голову тебе не свалился, – предупредила жена.

Гр инстинктивно испуганно сжался, впервые подумав о том, что, действительно, ведь у Нанайца есть птица, как же он этого не учёл?

– Тебе не кажется, что пирамида иногда раскачивается? – осторожно спросил он у Ло.

– Пирамида стоит крепко, на то она и пирамида. Это не столб, её раскачать невозможно! – отрезала женщина, сделав звук телевизора громче.

Ответ жены не успокоил Гр. С каждым днём он всё явственнее ощущал, что пирамида шатается, особенно по вечерам. Однажды ему показалось, будто кто-то невидимый, сильный приподнял один её край, оторвав от земли, и затем резко бросил. Подождал минуту, подошёл к противоположной стороне и снова приподнял, и снова яростно бросил. Гр до смерти напугался, ощутив, как зашевелился под ним пол:

– Смотри, – закричал несчастный, – смотри, какие волны пошли! Опять проделки Нанайца!

Он вскочил на ноги, намереваясь забиться под телегу, и вдруг заметил Луну в небе. Давешняя знакомая была так близко и напоминала сломанный компас, сделанный из будильника и утерянный где-то на севере. Её грозный вид с поломанными стрелками посредине лица ужаснул мужчину.

– А! – дико закричал Гр. – И ты туда же?! Издеваться?! Смеяться?! А вот этого не хочешь? – Подпрыгнув что есть силы, он размахнулся, чтобы ударить металлическим молоточком по ненавистному лику, поскользнулся на груде мокрых бумажных стаканчиков и начал падать с пирамиды, оказавшейся невообразимо высокой.

От неожиданности человек даже не понял, что произошло, он подумал, что просто уснул от страха. Да, конечно. Уснул и видит сон, который снится каждую ночь в последнее время, как будто проваливается в душную бездонную дыру и падает в неё до тех пор, пока не проснётся, с этим он давно смирился и даже ждал, зная, что посмотрит сон, вспотеет и откроет глаза.

Но сегодня всё было по-другому, более похожим на правду. Почувствовав, что летит вниз не вертикально, как это бывало во сне, а резко по наклонной, как это и должно происходить, если бы он и впрямь упал с пирамиды, Гр догадался, что падает по-настоящему. Чьи-то руки отпихивали его от себя, подталкивая вниз, чьи-то ноги пинали в разные части его тела, чьи-то злобные ухмылки проносились мимо его лица, и страшная земля с неумолимой скоростью приближалась ему навстречу. А Ло?! Успеет ли она поймать его? Как в первый день их знакомства? Но ведь жена осталась наверху?!

Гр раздвинул онемевшие от страха губы и закричал, стараясь увернуться от кулаков:

– Мама! Ло! Где ты?! – и услышал, как кто-то страшно захохотал ему в ответ…

 

Послесловие – пояснение предыдущей главы

Автор уже заканчивал роман о Гр, втайне от себя печалясь, что расстаётся с героем на грустной ноте, оставляя его в объятиях депрессии, так и не узнав, нашёл ли проходимец свою мечту, как вдруг получил письмо от одного знакомого эхвынца. Неожиданное послание потрясло автора. Сражённый сообщённой ему новостью, побеждённый объективной реальностью писатель был вынужден переделать концовку, поменяв её настроение из грустного в несколько даже трагическое. Сам этот факт напомнил литератору о необходимости быть верным правде даже в художественной игре. Ведь что получилось? Как он ни пытался уберечь читателей от всего неприятного, жизнь показала, что от реализма невозможно скрыться. Что нельзя быть таким самонадеянным и рассчитывать на то, что воображение может оказаться сильнее реальности. Но – обо всём по порядку.

Итак, знакомый эхвынец писал: «Зная, что Вы работаете над романом о человеке, который многие годы путешествовал по нашей стране в поисках счастья, я подумал, что Вам будет небезынтересно узнать его судьбу. Однажды душной ночью я открыл окна своей квартиры и оказался невольным свидетелем разговора Гр с его женой. Сколько я ни старался считать про себя крокодилов, чтобы скорее заснуть, мне это не удавалось сделать. Разговор супругов мешал мне. Они говорили о дезинфекции, о Полярной звезде, о мечте, о своём сыне, который тоже откуда-то появился, сопровождаемый мерзким жужжанием стрекоз, мальчишка тут же засвистел носом. Меня всё это раздражало, не скрою. Я и хотел бы, но не мог не слышать их слов, этого свиста. Слишком тиха была та ночь.

К тому же вскоре прилетел самолёт, что окончательно нарушило мой сон. Из самолёта вышел, как я понял, бывший капитан-пограничник, Ваш соотечественник, ставший в Эх-Вынии довольно-таки известной личностью. С ним Гр встречался много лет тому назад, видимо, когда покидал Вашу страну. Пограничник вернул Гр его ботинки, подарил поросят в мешке газету со статьёй о другом Вашем герое – Нанайце. И улетел. К тому времени проснулся Вяз. Гр попросил сына читать статью, а сам начал изредка хохотать всхлипывать, из чего я решил, что он нетрезв. Газету я прилагаю к письму. Гр бросил её на скамейке, когда, сильно расстроенный, ушёл в дом».

Автор, вначале обрадованный полученным письмом, обещавшим уточнения в судьбах героев, воодушевился. Отложив письмо на середине, он принялся внимательно читать газету и пришёл в восторг от достижений Нанайца. В большом нетерпении вернулся к письму и перевернул страничку, предвкушая хорошие новости и о Гр, в надеже найти дальше одно только приятное, и обомлел. Описание высоких пирамид и то, как несчастный Гр упал с одной из них, ошеломило автора.

Задумавшись, он долго, очень долго сидел за компьютером, забыв о времени. Всё щёлкал и щёлкал по клавиатуре и резко двигал мышкой, будто пытался с её помощью улучшить судьбу главного героя. Пил остывший несладкий кофе, несколько раз перечитывал полученное послание и размышлял над тем, как часто мы, ожидая одного, получаем совершенно противоположное. Как часто оступаемся, набиваем шишки или летим в пропасть, не умея всего-то-на-всего соотнести свой рост с расстоянием до Луны или сверить свои надежды с ускользающим далёким горизонтом.

И напоследок: для автора осталось загадкой, почему он говорит о себе в третьем лице как о мужчине, а имя, стоящее на этой книге, – женское.