Мистер Шерлок Холмс всегда был против публикации этих заметок об ужасе из Карфакса; он полагал, и не без оснований, что это может нанести урон его деловой репутации. Напрасно пытался я убедить его в том, что наши соотечественники, и в особенности жители Лондона, вправе знать всю правду о страшной опасности, нависавшей над ними и столь счастливо избегнутой, — мой друг был непреклонен. Он запретил мне не только предавать гласности что-либо касающееся этих сверхъестественных событий, но и упоминать о них в его присутствии. «Никогда, Уотсон, — сказал он, — никогда, слышите, вы не должны даже заикаться об этом. Обещайте!» Произнося эти слова, он непроизвольно погладил пальцами то место на шее, где у человека проходит arteria carotis и где у него никак не могли зажить две припухшие красные ранки, как от прокола булавкой. Этот машинальный, но такой выразительный жест подействовал на меня сильнее всяких слов.

И я молчал. Молчал тринадцать лет. Молчал, пока это было возможно. Но теперь, тринадцать лет спустя, когда по всему Лондону и даже за его пределами, поползли зловещие слухи, один нелепей другого, когда из Техаса приехали родственники мистера Квинси П. Морриса и шумно требуют выяснения обстоятельств его трагической гибели в Трансильвании, когда, наконец, за дело взялись господа сочинители, которые мало того что понятия не имеют об истине, так ещё и намеренно искажают её (я имею в виду мистера Брэма Стокера и его «Дракулу»), теперь, повторяю, я больше не могу молчать. И пусть мой друг Шерлок Холмс сердится на меня, я твёрдо намерен рассказать без утайки всё, что знаю об ужасе из Карфакса.

Пасмурным осенним утром (я могу даже назвать точную дату: 1 октября 1886 года), часов в восемь, Холмс получил телеграмму следующего содержания:

«Приезжаю Лондон поездом. Не могли бы вы принять меня через час очень важному делу. Мина Харкер».

Мы как раз завтракали. Протянув мне телеграмму, Холмс снял с полки справочник с расписанием поездов и, полистав его, удовлетворённо воскликнул:

— Ага, вот. Через пятнадцать минут на Фенчёрч-стрит прибывает поезд из Пурфлита. От Фенчёрч-стрит подземной железной дорогой до Паддингтонского вокзала ещё минут двадцать. Там она, скорей всего, возьмёт кэб, это ещё десять минут. Как видите, она отправила телеграмму заблаговременно, чтобы наверняка застать нас дома.

— Вы её знаете?

— Первый раз слышу. Но, думаю, буду не разочарован. Она предусмотрительна, это говорит в её пользу. И она специально едет в Лондон, чтобы повидаться со мной, а значит, дело серьёзное.

Без четверти десять мы принимали запыхавшуюся гостью. Это была хорошенькая, хотя и очень бледная, девушка с прямым, серьёзным взглядом и твёрдо сжатыми губами, что, несомненно, свидетельствовало о силе характера. На ней было клетчатое дорожное платье, простые перчатки, в руках дешёвенький ридикюль. Она перевела взгляд с меня на Шерлока Холмса и, безошибочно угадав в нём великого сыщика, обратилась к нему:

— Вы должны простить меня за столь ранний визит, но к полудню я должна быть дома. Моя подруга Люси Уэстенра говорила о вас много лестного. Когда-то вы очень помогли её матери в Уитби…

— Так вы приехали из Уитби? — Казалось, мой друг был бесконечно разочарован.

— Нет, из Пурфлита. В Уитби я гостила у Уэстенров.

Холмс сразу повеселел.

— Я помню это маленькое дельце с пропавшей служанкой, — сказал он. — Как поживает мисс Уэстенра? Как чувствует себя её почтенная матушка?

На лицо девушки набежало тёмное облачко.

— К сожалению, мистер Холмс, они обе умерли. Мы похоронили их десять дней назад.

— Вот как? Сожалею, мисс Харкер.

— О, нет, не мисс… я замужем, вот уже полтора месяца. И вы не должны извиняться. Это является частью моей истории.

— В таком случае, миссис Харкер, садитесь вот в это кресло и рассказывайте обо всём с самого начала. Я и доктор Уотсон постараемся помочь вам.

Девушка послушно села в предложенное кресло, оправила платье, предварительно быстро оглядев его, и, положив ридикюль на колени, заговорила:

— Как я уже сказала, я замужем. Мой муж, Джонатан Харкер, замечательный, чуткий человек. Он юрист и недавно, несмотря на свою молодость, возглавил юридическую контору в Эксетере. Я помогаю ему чем могу.

Холмс, всё это время внимательно наблюдавший за девушкой из-под прикрытых век, улыбнулся:

— Не сомневаюсь, вы хорошая жена и помощница. Не каждая девушка готова работать в школе и при этом учиться стенографии и машинописи, чтобы помогать мужу.

На миловидном личике нашей гостьи выразилось изумление:

— Да, я преподаю этикет и правила поведения в школе для девочек. Но как вы догадались?

— Это просто. У вас манеры классной дамы, вы не богаты и должны зарабатывать своим трудом. Следы мела и краски от ленты для пишущей машинки на запястье говорят сами за себя. За манжетой вашего платья, рядом с носовым платком, виднеется очинённый карандаш. Вряд ли девушка станет носить его, если не привычка часто и много записывать. Вы, наверно, и дневник ведёте стенографически. Я прав?

— Действительно, как просто. Позвольте мне продолжить. В мае этого года мой муж совершил деловую поездку в Трансильванию, и там с ним произошли ужасные вещи. Я даже не знаю, как рассказать о них. Всё это настолько странно, фантастично… Сначала я даже думала, что это бред, вызванный болезнью. И только доктор Ван Хелзинг…

— Доктор Ван Хелзинг? — Холмс бросил вопросительный взгляд в мою сторону.

— Никогда не слышал о таком, — признался я.

— Он голландец, живёт в Амстердаме, — пояснила гостья. — Настоящая знаменитость. Его пригласил в Англию доктор Джон Сьюард… Это наш общий друг: мой, Джонатана, Люси… Тоже необыкновенный человек. Ему всего двадцать девять, а между тем его заботам вверен громадный приют для умалишённых в Пурфлите. Он так любил её! Бедная, бедная Люси… — По щекам девушки потекли слёзы, и она торопливо достала платок.

— Уотсон, воды! И плесните туда немного бренди.

— Нет-нет, не надо, благодарю вас. Я не пью спиртное. Просто воды, если можно… Простите меня, мистер Холмс, я такая бестолковая рассказчица. Но я возьму себя в руки и исправлюсь.

Сделав два глотка из предложенного мной стакана и промокнув глаза, гостья продолжала:

— Джонатан… мой муж должен был передать кое-какие бумаги, связанные с покупкой поместья Карфакс в Пурфлите, Эссекс, некоему графу Дракуле. Он пробыл в замке Дракулы, в Трансильвании, до конца июня. За это время я получила от него пару ничего не значащих писем, а потом он и вовсе замолчал, и до середины августа от него не было никаких известий. Можете представить мою радость и тревогу, когда в августе я получила письмо из Будапешта, из больницы Св. Иосифа и Св. Марии, в котором говорилось, что Джонатан жив, хотя и очень болен. Я поспешила туда и, наконец-то, снова увидела моего милого Джонатана. Там мы и поженились 24 августа. Это был самый счастливый день в моей жизни. Возможно, последний счастливый день, мистер Холмс, ибо с той поры, как появилось это ужасное существо, я говорю о графе Дракуле, наша жизнь превратилась в непрерывную череду кошмаров.

— Расскажите о нём подробней, — попросил Холмс.

— Это ужасное, ужасное существо. Назвать его человеком у меня не поворачивается язык. Он силой удерживал Джонатана в замке, и только чудом мужу удалось бежать. Это едва не стоило ему рассудка! И вот недавно это чудовище, жаждущее крови, приехало в нашу тихую, славную Англию! Вы читаете газеты?

— О, да, это моё профессиональное хобби.

— В таком случае вы должны помнить репортажи в «Дейли телеграф» от 8 и 9 августа о сильном шторме в Уитби и разбившейся о скалы русской шхуне из Варны под названием «Димитрий». Вся команда шхуны исчезла, капитан умер, привязав себя к рулевому колесу, и только громадная собака выскочила на берег. Весь груз шхуны составляли пятьдесят больших деревянных ящиков, наполненных землёй. Предназначались они стряпчему мистеру Биллингтону, который и забрал их на следующее утро. Я помню эти подробности, потому что всё тщательно записываю. Вы правильно угадали насчёт дневника. И всё это имеет прямое отношение к делу.

— «Дейли телеграф», говорите? — переспросил Холмс. — Будьте добры, Уотсон, поройтесь в архиве. Что-то я не припомню сообщений о разбившейся шхуне. Должно быть, они не привлекли моего внимания, и я выкинул их из головы.

Пока я искал нужные газетные номера, гостья продолжала:

— Наши несчастья начались сразу же после этого кораблекрушения. Люси заболела, и ей становилось всё хуже. У неё начались приступы лунатизма, по ночам она вставала и пыталась выйти из дома, но я предусмотрительно запирала дверь. Один раз ей всё же удалось ускользнуть, без одежды, в одной сорочке, и я с трудом отыскала её на нашей любимой скамейке на кладбище позади руин аббатства. Мне показалось, над ней склонился какой-то человек, или большое животное, но когда я подбежала к скамейке, там никого уже не было. С той поры Люси стало совсем плохо. На шее у неё появились две незаживающие ранки, как от укуса тропической летучей мыши. Ей всюду мерещилось мертвенно-бледное лицо и горящие красные глаза. Каждую ночь она теряла много крови, и только благодаря искусству доктора Ван Хелзинга и самоотверженности её жениха лорда Годалминга и наших друзей доктора Сьюарда и мистера Морриса, отдавших ей часть своей крови, она смогла протянуть месяц. Но всё было против нас! 20 сентября бедной Люси не стало.

Воспоминания о смерти подруги так взволновали девушку, что некоторое время она не могла продолжать. Воспользовавшись паузой, я протянул Холмсу искомые номера «Дейли телеграф» и принёс миссис Харкер ещё стакан воды. После этого встал за спиной у Холмса и через его плечо пробежал глазами заметки, на которые ссылалась наша гостья. Действительно, описанные в них происшествия были довольно странными. Здесь явно чувствовалась какая-то неумолимая злая сила.

— Мы похоронили Люси и её матушку, скончавшуюся двумя днями раньше, в фамильном склепе Уэстенров на кладбище Хайгейт. А через несколько дней в окрестностях Хайгейта стали пропадать по вечерам маленькие дети. Находили их только на следующее утро. Все они как один рассказывали о «класивой леди», манившией их за собой, как в сказке, и почти у всех на шее, вот здесь, оказывались ранки, как от укуса крысы или маленькой собаки. «Вестминстер гэзетт» в специальном экстренном выпуске от 25 сентября назвала это «Хайгейтским ужасом». Неужели вы и об этом не слышали?

Холмс подал мне знак, и я снова обратился к нашим архивам. Между тем наша гостья завершила свой рассказ:

— В прошлую среду мы с Джонатаном шли по Пикадилли, и я засмотрелась на красивую барышню в дорожной шляпке, сидевшую в двуколке возле ювелирного магазина Джулиано, как вдруг Джонатан сжал мою руку и выдохнул: «Бог мой!» Проследив его полный ужаса взгляд, я увидела высокого, худого господина с крючковатым носом, чёрными усами и остроконечной бородкой, также глядевшего на ту хорошенькую барышню. У него было жестокое, чувственное лицо… и зубы… крупные и белые, казавшиеся ещё белее из-за ярко-красных губ… и они были острые, совсем как у зверя! «Знаешь, кто это? — спросил Джонатан, продолжая пристально разглядывать его. — Это он, граф Дракула! Но как он помолодел!» Когда коляска с барышней и господином, вышедшим от Джулиана со свёртком в руках, тронулась, граф последовал за ней. Боюсь даже и думать, что стало с бедной девушкой! Теперь вы понимаете, мистер Холмс?

Мой друг потянулся за трубкой и табаком, который он хранил в персидской туфле. Только раскурив трубку и разогнав узкой, бледной рукой дым перед собой, он ответил:

— Боюсь, что нет, миссис Харкер. Все мы в детстве зачитывались историями о вампирах… ведь вы к этому клоните? Но давайте будем беспристрастны. Вы рассказали нам несколько бессвязных фантастических историй. Простите, но я привык говорить со своими клиентами напрямик. Некий граф Дракула из Трансильвании, по всей видимости, благородный и всеми уважаемый джентльмен, желает приобрести имение Карфакс в Пурфлите, Эссекс. Что ж, вполне законное желание. Спустя некоторое время в Уитби терпит крушение русская шхуна «Димитрий». Кого винить? Шторм, туман? Но им не предъявишь судебный иск. Далее, смерть мисс Уэстенры… но вы сами сказали, что на шее девушки обнаружены ранки, как от укуса тропической летучей мыши. Уотсон, вы врач. Возможно такое?

— Вполне. Чарльз Уотертон в «Странствиях по Южной Америке» описывает случаи большой кровопотери от укусов летучих мышей-вампиров.

— Вот видите. Что у нас дальше? Малыши, которых заманивала «класивая леди»… Обычные детские игры! Наверняка «Вестминстер гэззет» уже поместила сообщение о поимке бешеной собаки, которая покусала этих детей. Кстати, Уотсон, вы нашли то, что искали?

— Да, вот номер «Вестминстер гэззет» от 25 сентября, а вот экстренный выпуск от того же числа.

— Замечательно! Положите их сюда, рядом с «Дейли телеграф». Я займусь ими позже. Как видите, миссис Харкер, всё довольно просто и нет нужды прибегать к фантастическим объяснениям. Поверьте мне, я уже семь лет занимаюсь частным сыском и ни разу не сталкивался ни с чем сверхъестественным.

В течение всего времени, пока мой друг произносил свою жестокую, но, видимо, необходимую речь, миссис Харкер сидела, сжимая и разжимая кулаки поверх лежавшего на коленях ридикюля, а когда он кончил, сказала со сдерживаемым волнением, но внешне спокойно:

— Я знала, мистер Холмс, что вы так скажете. Джонатан отговаривал меня, но, как видите, я не послушала его. У вас трезвый ум, во всём ищущий рациональное зерно, вам чужды фантазии. Именно это и делает вас тем, что вы есть, — Шерлоком Холмсом. И именно поэтому, несмотря ни на что, я здесь. — Она открыла ридикюль и вынула из него довольно объёмистую рукопись, изящно перевязанную розовой ленточкой. — Это дневник моего мужа, который он вёл стенографически в Трансильвании. Я переписала его на машинке. Здесь же вы найдёте записки доктора Сьюарда и мои собственные. Я также вела их стенографически, но перепечатала для доктора Сьюарда. После их прочтения вам многое станет понятней. А теперь простите, мне нужно спешить. Муж не должен знать, что я была у вас. Завтра, в это же время, если позволите, я снова загляну к вам. Если и тогда вы скажете мне, что всё это лишь старые сказки, что ж… значит, Джонатан прав и я зря потратила ваше время.

— Ну, Уотсон, — со смехом сказал мой друг, когда миссис Харкер ушла, — что вы об этом скажете? Положительно, мне понравилась наша гостья. Какой характер! Вот уж не подумаешь, что в этой милой головке намешано столько романтических ужасов!

— Так вы будете читать эту рукопись? — напрямую спросил я.

— Увольте, дружище! — засмеялся Холмс. — Вы же знаете, я не читаю беллетристики, тем более о вампирах. Мы поступим следующим образом. Вы проштудируете рукопись, и, если решите, что она стоит моего внимания, сделаете выписки. Ведь вас это не затруднит? А я тем временем займусь делом.

Он взял с каминной полки склянку с прозрачной жидкостью и сафьяновый несессер, где хранил шприц для подкожных инъекций.

Моё сердце облилось кровью.

— Холмс! — укоризненно сказал я. — Вы опять?!

— Жизнь однообразна и уныла, мой друг, — ответствовал он, наполняя шприц. — Мой мозг жаждет деятельности, он медленно умирает без интенсивной работы. Только не говорите мне, что у меня есть работа. Это, — он сделал презрительный жест в сторону рукописи, — скорее для вас, врача, чем для меня, частного сыщика.

Закатав левый рукав, он некоторое время разглядывал свою жилистую руку, выбирая свободное место, потом быстро вонзил иглу, вдавил крошечный поршенёк и с протяжным вздохом удовлетворения откинулся на спинку бархатного кресла.

— Какая это инъекция по счёту со вчерашнего вечера? — спросил я, с трудом сдерживая раздражение.

— Не волнуйтесь, Уотсон, всего лишь вторая. Вы же знаете, я никогда не выхожу за рамки благоразумия и не колюсь больше трёх раз в день.

— Опять семипроцентный кокаин?

— Он самый. Пожалуй, теперь я готов выслушивать даже истории о вампирах.

Вот так, в самом дурном расположении духа, вызванном неразумным поведением моего друга, приступил я к чтению дневника рукописи миссис Харкер. Сначала с недоверием и скепсисом, но постепенно всё более увлекаясь, погружался я в описание невероятных приключений молодого юриста, которые ему пришлось пережить в далёкой Трансильвании. Нет нужды пересказывать их здесь, поскольку в этой части дневник мистера Харкера опубликован в уже упомянутой мной книге практически без изменений. Два эпизода врезались в мою память с особой силой. Эпизод с графом Дракулой, с невероятной быстротой ползущим, подобно ящерице, из окна в окно по внешней стене своего замка. И другой эпизод с тремя кошмарными соблазнительными женщинами, двумя брюнетками и одной блондинкой, не отбрасывавшими тени, — как они спорили у постели спящего мужчины за право первой поцеловать его смертельным поцелуем вампира…

Будучи врачом, я понимал, что всё это напоминает скорее бред сумасшедшего, перенёсшего мозговую горячку. Кто в наше просвещённое время верит в вампиров! Но чем дальше продолжал я читать, тем меньшей становилась моя уверенность в истинности первого впечатления. Ведь не могли же разом сойти с ума все эти люди! Тем более, что я лично знал доктора Сьюарда, да и имена недавно скончавшегося старого лорда Годалминга и его сына Артура у всех на слуху. Не верить им — значит, не верить никому. А между тем, вся эта история была настолько невозможна, что я не знал, что и думать.

Пока я читал, на улице стемнело, как вечером, хотя, поглядев на часы, я с удивлением обнаружил, что ещё нет и двух. Плотный туман клубился за окном, оседая на стёклах крупными каплями. В гостиной сгустились сумерки, но мне не хотелось вставать и зажигать свет. Возможно, я просто боялся нарушить целостность впечатления от рукописи. Поэтому я продолжал читать, напрягая зрение, пока мог различать строчки на бумаге.

Шерлок Холмс не мешал мне, сидел неподвижно, откинувшись в кресле, закрыв глаза и положив ногу на ногу. Только один раз, когда мне показалось, что он уснул, он нарушил свою неподвижность, чтобы закурить трубку. Он нарочно выбрал трубку подлиннее, чтобы можно было держать её, не поднимая руки с колена. Время от времени, достаточно редко, — так, чтобы только не погасла трубка, — он затягивался, совершенно бесшумно, и так же бесшумно выпускал из ноздрей дым. В каких мирах витал его одурманенный наркотиком разум? Быть может, столь же фантастических, как тот, в который погрузился я. Шторы на окне были не задёрнуты — обращаю на это особое внимание читателя.

Я дошёл до того места в дневнике доктора Сьюарда, где описано, как друзья под руководством профессора Ван Хелзинга проникли в склеп несчастной Люси, мисс Уэстенры, и открыли крышку её гроба. Я содрогался, читая, как они воткнули кол в грудь отвратительного вампира, которым стала невинная девушка, как они отрезали ему голову и набили рот чесноком, как они со стуком положили крышку обратно и начали со скрипом ввинчивать шурупы…

В это время за окном явственно послышались стук, шорох и писк. Я поднял глаза от рукописи и увидел в окне огромную летучую мышь. Она билась крыльями о стекло и издавала громкий писк — точь-в-точь как те стук и скрип, которые родились в моём воображении, когда я читал о завинчивании крышки гроба. Как только я увидел её, мерзкая тварь испустила пронзительный визг, оросила стекло уриной и исчезла в темноте.

Это так подействовало на мои взвинченные нервы, что я вскрикнул и вскочил на ноги, уронив рукопись на пол.

— А, вы тоже её заметили? — промолвил Холмс довольным голосом.

— Как, вы разве не спали? — удивился я.

— Вздремнул немного сразу после укола, — признался он. — У вас забавный вид, когда вы увлеченно читаете. Говорил вам кто-нибудь об этом? Я не мог лишить себя удовольствия наблюдать за вами. Вы же знаете, я вижу в темноте, как кошка. По вашему лицу можно было проследить все перипетии этой, несомненно, увлекательной истории.

— А летучая мышь? — спросил я. — Видели вы её? Или это плод моего воспалённого воображения?

— Я давно за ней наблюдаю. С самого её появления из этого чёртова тумана. Забавно, правда? Стоило нам оказаться вовлечёнными в вампирскую историю, как тут же наш дом начали осаждать рукокрылые. Итак, что вы скажете о рукописи?

Прежде, чем ответить, я подошёл к окну и тщательно задёрнул шторы, после чего на ощупь нашёл спички и зажёг лампу. Вернулся к креслу и неторопливо собрал рассыпанные по ковру листки. Мне нужно было время, чтобы обдумать свой ответ. Мой друг, приспустив веки, терпеливо ждал.

Не знаю, что больше подействовало на меня, сама ли рукопись с её мрачными тайнами или это внезапное и необъяснимое появление огромной летучей мыши в самом центре Лондона, но теперь я был более склонен верить нашей посетительнице, чем прежде. О чём прямо сказал Холмсу:

— Думаю, стоит отнестись к этому серьёзно. Если такие люди, как доктор Сьюард и молодой лорд Годалминг, рискуя всем: репутацией, честью, свободой, — отважились на такие ужасные поступки… — И я подробно пересказал моему другу всё, о чём только что узнал из рукописи.

— Так, вы говорите, они вбили покойной мисс Уэстенре кол в грудь и отрезали ей голову, и всё это лишь потому, что считают, что она и была та самая «касивая леди», которая покусала детей в Хайгейте? — задумчиво проговорил он. — Похоже на коллективное сумасшествие… Ну, хорошо, я, пожалуй, возьмусь за это дело. Что он собой представляет, этот граф Дракула? Мы должны знать своего врага, чтобы иметь возможность рассчитывать на победу.

— Профессор Ван Хелзинг сообщает о нём много интересного, в основном из фольклора. Если верить всему, что о нём говорится, граф Дракула поистине необыкновенное существо. Это вампир, живущий за счёт крови других; он бессмертен, в том смысле, в каком понимаем это мы, смертные; он обладает силой двадцати мужчин; он может исчезать в одном месте и появляться в другом; он управляет стихиями. Помните шторм в Уитби? Это его рук дело. Он повелевает волками, крысами, летучими мышами, пауками и другими животными. Он может окутать себя туманом; он может материализоваться из пыли в лунных лучах; он может проскользнуть в щёлочку толщиной с волосок; он может…

Холмс остановил меня движением руки.

— Что может граф Дракула, понятно: практически всё, — сказал он. — А чего он не может? Есть у него слабые места, недостатки, которыми мы могли бы воспользоваться?

— Он не отбрасывает тени и не отражается в зеркалах; он хиреет без свежей крови; он не может проникнуть в дом, пока его туда не пригласят, хотя бы единожды; он может пересекать проточную воду только во время прилива или отлива; его сверхъестественные способности исчезают с наступлением дня; он боится чеснока и святой воды, с опаской относится к распятию; он не может выйти из гроба, если на него положить ветку шиповника; единственный способ успокоить его — отрезать ему голову…

Холмс преувеличенно вздохнул.

— И этим, Уотсон, мы должны заниматься!

В одиннадцать часов вечера, покидая гостиную, я увидел, как Холмс снова потянулся за своей склянкой и сафьяновым несессером…

Проснувшись на другое утро раньше обычного, часов в семь, я застал Холмса полностью одетым в гостиной.

— Присаживайтесь, Уотсон, — пригласил он, — у нас ещё есть время, чтобы насладиться чашечкой кофе. Я обдумал вчерашнее дело и пришёл к выводу, что оно может оказаться гораздо серьёзней, чем представлялось вначале. По крайней мере, смерть мисс и миссис Вестенры — не шутка. Вы, конечно, знаете моё отношение к сверхъестественному, но… кто знает.

— Там вы думаете, что всё это может быть правдой?

— Ничего не могу об этом сказать, пока лично не изучу все подробности дела. Меня беспокоит другое.

— Что же?

— Вполне ли искренна с нами миссис Харкер. Сдаётся мне, Уотсон, она чего-то недоговаривает.

Его слова удивили меня.

— Почему вы так решили? По-моему, вы излишне подозрительны по отношению к девушке.

Мне не хотелось верить в плохое.

— Или вы слишком доверчивы, — улыбнулся мой друг. — Что ж, не будем забегать вперёд. Подождём, что она скажет нам на этот раз.

Однако часы пробили десять… одиннадцать… а нашей вчерашней гостьи всё не было. В полдень Холмс свернул газету, которую просматривал от нечего делать, и с раздражением швырнул её на пол.

— Ну вот, Уотсон, — разочарованно проговорил он, — похоже, фантастическое приключение, которое было наклюнулось, сорвалось с крючка. Ох уж мне эти женщины!

— Возможно, что-то помешало ей приехать? — предположил я. — Какое-нибудь непредвиденное обстоятельство. Или даже несчастье.

— Скажите ещё, что её покусал вампир. Не хочу даже и слышать об этом!

В тот день я трижды становился свидетелем безобразной интермедии с участием склянки и сафьянового несессера. Порой мой друг просто невыносим.

Но на том история не кончилась. На другой день, во втором часу пополудни, раздался звонок в дверь, и на пороге нашей гостиной появилась миссис Харкер. Её лицо было мертвенно-бледным, и даже спешка, — а она явно спешила, — не вызвала обыкновенного в таких случаях румянца на щеках. Но больше всего меня поразили тёмные, почти чёрные круги у неё под глазами. На голове девушки была шляпка, низко надвинутая на лоб, а вокруг шеи бархатка на застёжке; и шляпка, и бархатка, на мой взгляд, совсем не шли ей.

— Простите меня, мистер Холмс, и вы, доктор Уотсон, что я подвела вас и не приехала вчера, — заговорила она прерывистым голосом, в котором сквозили страх и отчаяние. — Клянусь Богом, я не могла! Вы простите меня?

— Присядьте, миссис Харкер, — поспешил сказать я, прежде чем мой друг не выдал какую-нибудь бестактность. — Выпейте с нами кофе. Не желаете ли бисквитов?

— Нет-нет, благодарю вас, — как мне показалось, испуганно ответила девушка. — С тех пор, как всё это началось, мне кусок в горло не лезет. Вы прочли рукопись, мистер Холмс?

— Доктор Уотсон прочёл, — сказал Холмс. — И, к сожалению, она произвела на него впечатление. К сожалению, поскольку теперь, по всей видимости, мне придётся заняться этим делом. Итак, чего вы хотите от меня?

Миссис Харкер нервно потеребила под подбородком ленточку, которой была привязана её шляпка.

— Я уже и сама не знаю, чего я хочу. Позавчера, когда я ехала к вам, у меня был чёткий план. Я знала, что мой муж и его друзья, доктор Сьюард, лорд Годалминг, мистер Моррисон и доктор Ван Хелзинг, найдут способ обезвредить графа. А теперь…

— Что же произошло такого, что ваше настроение изменилось?

— Многое, мистер Холмс. Но позвольте мне рассказать всё по порядку. В то утро, когда я ездила в Лондон, мужчины куда-то ушли, оставив меня в неведении относительно своих планов. Они считали, что охота на вампира не женское дело, и решили поберечь мои нервы. Только потом Джонатан рассказал мне, что они ходили в Карфакс, чтобы разузнать что-нибудь о графе.

— Вы не первый раз упоминаете это место, — заметил Холмс. — Расскажите о нём подробней.

— Это большое поместье, около двадцати акров, окружённых каменной стеной. Там много старых деревьев и глубокий пруд. Дом обширный, старинный, с высоко расположенными зарешёченными окнами. Одной стороной он примыкает к старой часовне или церкви. Но всё это я знаю только со слов мужа, так как сама там не была.

— Где вы сами остановились в Пурфлите?

— Доктор Сьюард любезно предоставил нам с Джонатаном комнату в своём приюте для умалишённых, на втором этаже. Конечно, не очень приятное соседство. Но, во-первых, выбирать нам не приходится, ведь наше собственное жильё в Эксетере довольно далеко. А во-вторых, там какая-никакая, а всё же охрана. Сами понимаете, иногда в таких местах содержатся буйнопомешанные…

— Далеко от приюта до Карфакса?

Это было в манере Холмса — задавать клиенту множество уточняющих вопросов, и я мог только порадоваться тому, что мой друг наконец стряхнул апатию и вернулся к своим всегдашним привычкам. Миссис Харкер сказала:

— В том-то и дело, мистер Холмс, что совсем рядом. Знай мы это раньше, возможно, бедная Люси была бы сейчас жива.

— Итак, мужчины отправились в Карфакс. С какой целью?

— Доктор Ван Хелзинг считает, что граф каким-то образом привязан к земле, которую он привёз из Трансильвании. Помните, я говорила вам о пятидесяти ящиках, доставленных в Уитби на шхуне «Димитрий»? Ещё в замке Дракулы мой муж видел, как граф отсыпается в одном из таких ящиков. Джонатан навёл справки у стряпчего мистера Биллингтона об их дальнейшей судьбе. Так вот, из Уитби они были отправлены по Большой северной железной дороге в Карфакс. Получатель — фирма «Картер, Патерсон и Ко», Лондон. Они прибыли на Кингс-Кросс и оттуда были перенесены в старую часовню Карфакса, о которой я упоминала. Там мужчины их и нашли. Точнее, они нашли двадцать девять ящиков. Остальные двадцать один исчезли!

— Вот как?

— Да, мистер Холмс.

— А что стало с теми ящиками, которые ваши друзья нашли?

— Доктор Ван Хелзинг сказал, что лучше их пока не трогать, чтобы граф ничего не заподозрил. Оставив всё, как было, мужчины вернулись домой. К этому времени я уже вернулась из Лондона, разделась и легла в постель.

— Почему вы не хотели, чтобы они знали о вашем визите ко мне?

— Я говорила как-то Джонатану, что неплохо было бы заручиться чьей-нибудь поддержкой, но он и слышать об этом не захотел. Что мне оставалось делать? Когда всё кончится, я обязательно признаюсь мужу, и, надеюсь, он простит мне эту маленькую хитрость. — Миссис Харкер продолжала: — Позавчера Джонатан весь день провёл в разъездах, и ему удалось напасть на след ещё двенадцати ящиков. Он повидался с неким мистером Джозефом Смолеттом из фирмы «Харрис и сыновья, погрузка и перевозки», Сохо, и тот рассказал ему, что шесть ящиков были отправлены из Карфакса в Майл-Энд-Нью-Таун, на Чиксэнд, 197, и ещё шесть в Бермондси, на Джамайка-роуд. Ту ночь мужчины провели дома, — они допоздна разрабатывали план дальнейших действий, — вот почему я не смогла приехать. Накануне меня мучили кошмары. Чтобы этого не повторилось, доктор Сьюард дал мне хлорал, и я крепко уснула.

Вчера мистер Смолетт прислал моему мужу записку, в которой сообщил адрес некоего Сэма Блоксэма из Уолворта, и Джонатан отправился повидаться с ним. От Блоксэма он узнал, куда были перевезены остальные девять ящиков. Это оказался старый, пыльный дом на Пикадилли с каменным фасадом, аркой и высокими ступенями перед дверью, рядом с большой белой недавно выстроенной церковью.

План доктора Ван Хелзинга был таков. Они все вместе отправятся в старый дом на Пикадилли и с помощью слесаря проникнут внутрь. Чтобы не вызывать лишних подозрений, делать это решили не раньше десяти утра. Если никто и ничто им не помешает, они обезвредят все ящики, которые там найдут. Для этого нужно «стерилизовать» землю в них, положив в неё кусочки освящённой облатки. После этого, как считает доктор Ван Хелзинг, Дракула не сможет больше воспользоваться своими убежищами. Затем мой муж, доктор Сьюард и доктор Ван Хелзинг останутся в доме на Пикадилли, а лорд Годальминг и мистер Моррисон отправятся по другим адресам, чтобы повторить всю работу там. Но сначала решено было покончить с Карфаксом.

Джонатан не хотел оставлять меня одну, но я настояла на том, чтобы он не отделялся от своих друзей. Когда они ушли, я места себе не находила и каждую минуту подбегала к окну. И вот, спустя час или около того, я увидела, как они идут по дороге к станции через луг. Джонатан помахал мне рукой и кивком головы дал понять, что дело сделано. Я кивнула в ответ, показывая, что поняла его. А в двенадцать сорок пять я увидела Дракулу! Он спешно покидал Карфакс! Без всяких сомнений, граф заглянул в своё логово и увидел, что оно разорено. Представляю, как он взбесился! Он направлялся на юг. Скажите, мистер Холмс, что я должна была делать? Дождавшись, когда граф скроется из виду, я побежала на станцию и дала мужу и его друзьям телеграмму: «Ждите Д. Он только что спешно покинул Карфакс и торопится на юг. Похоже, он совершает обход и захочет повидать вас. Мина». После этого, честное слово, я собиралась вернуться домой, но что-то сказало мне: «Твой муж и твои друзья сейчас там, в Лондоне. Им грозит смертельная опасность». Эта мысль была так невыносима, что я села на первый поезд до Лондона, и вот я здесь. Я правильно поступила?

— Вы поступили бы ещё правильней, миссис Харкер, — сказал Холмс, — если бы ничего от меня не утаивали.

— Я не понимаю, — пробормотала девушка.

Честно говоря, я тоже ничего не понимал. Мой друг уже высказывал сомнения в искренности нашей гостьи, но я счёл его слова бездоказательными. Между тем, Холмс продолжал:

— Вы уверены, что рассказали мне всё? Что ничего не скрываете?

Девушка вскочила.

— Мистер Холмс! — голос её звенел от возмущения.

Мой друг тоже встал.

— Итак, вы сказали нам всю правду. В таком случае, что это?

С этими словами он шагнул к девушке и двумя быстрыми движениями сорвал с неё шляпку и бархатку. Нашим глазам открылось страшное зрелище. Чистое чело девушки уродовал ужасный знак, что-то вроде ожога, которого не было во время нашей первой встречи, а на её шее пылали две красные ранки.

Миссис Харкер пошатнулась и без чувств упала на ковёр.

— Бренди! — крикнул Холмс.

Он держал ей голову, а я вливал в губы девушке неразбавленный бренди. Спиртное произвело на неё неожиданное действие. Сперва она начала икать, а потом извергла из себя густую струю крови. Тогда я не знал, что это значит, но потом узнал, и слишком хорошо. Мне пришлось убирать кровь носовым платком.

Мы перенесли миссис Харкер на диван, и там она пришла в себя.

— Что со мной? Где я? — Её взгляд выражал полное недоумение, как у человека, который глубоко спал, и его внезапно разбудили.

Постепенно память вернулась к ней, она торопливо села на диване и испуганно схватилась за шею. Я молча протянул ей бархатку и шляпку, и она быстро их надела.

— Итак, вы всё знаете, — тихо, с отчаянием проговорила она. — Да, мистер Холмс, вы правы, той ночью Дракула укусил меня. Но не думайте, что я заодно с этим чудовищем! Если я и скрывала что-то от вас, то только потому, что мне было стыдно. Это такое испытание, мистер Холмс!

— Я понимаю, — отозвался мой друг, — вам трудно об этом говорить, но расскажите, как всё произошло. Не сочтите это пустым любопытством, это поможет нам понять, с чем мы имеем дело.

Рассказ миссис Харкер сводился к следующему. Приняв хлорал, который доктор Сьюард дал ей, девушка крепко уснула. Она даже не заметила, как её муж вернулся домой и лёг рядом. Проснувшись посреди ночи, она увидела, что комнату наполняет белый туман. Она почувствовала чужое присутствие, и её охватил страх. Тщетно пыталась она разбудить мужа — он спал как убитый. И вдруг она увидела у самой постели чёрную фигуру. Это был граф Дракула! Она попыталась закричать, но её парализовало от страха. И тогда граф обнажил ей горло и вонзил в него зубы… А потом, досыта напившись, распахнул свою рубашку и вспорол себе грудь. Хлынула кровь, и тогда граф, схватив свою жертву за шею, прижал её рот к ране…

— Он вынудил меня пить его мерзкую кровь! Отныне я не чиста. Видите этот знак на моём лбу? Это ожог от освящённой облатки, которой коснулся меня доктор Ван Хелзинг. Даже небо отвернулось от меня! Теперь вы понимаете, почему я пришла к вам, мистер Холмс. Вы должны помочь мне! Во имя моей бессмертной души!

Шерлок Холмс очень серьёзно кивнул.

— Можете положиться на нас с доктором Уотсоном, миссис Харкер. Теперь я вижу, что это не пустые сказки. Что ж, если нам предстоит сразиться со Злом, мы сразимся со Злом. Поезжайте домой и ждите своих друзей. Будут новости, хорошие или плохие, телеграфируйте.

Проводив гостью, Холмс скрылся в своей спальне и вскоре вышел оттуда в скромном костюме священника.

— Собираетесь навестить Дракулу? — спросил я. — В таком случае не слишком ли вызывающе вы оделись, мой друг?

— Ха-ха! Вы верх остроумия, Уотсон. В этом наряде я вызову меньше подозрений. Ведь я собираюсь проникнуть в чужой дом. Что до Дракулы, не думаю, что застану его на Пикадилли после того, как там побывали друзья нашей гостьи.

— Так вы идёте на Пикадилли? Что же вы хотите там найти?

— Хоть какую-то зацепку. И вообще, пока что мы всё знаем со слов девушки, к тому же покусанной вампиром. Пора взглянуть на место действия своими глазами. Таким образом, я убью двух зайцев: получу подтверждение или опровержение словам миссис Харкер и выясню, чем закончилась встреча её друзей с графом.

— Вам нужна моя помощь?

— Вряд ли. Не забывайте, я неплохо боксирую.

— Ждать вас к ужину?

— Не стоит. У меня могут появиться дела в Уэст-Энде.

Он надвинул шляпу на глаза и выскользнул на улицу.

Вернулся Холмс гораздо раньше, чем планировал, сразу после заката, причём в самом мрачном расположении духа. Это можно было понять по тому, что он не ответил на моё приветствие и только ещё глубже надвинул шляпу на глаза. Было воскресенье, мальчик-слуга ушёл пораньше, а миссис Хадсон возилась на кухне с обедом, так что мне пришлось самому отпирать дверь. Мой друг долго возился в дверях, и мне пришлось прикрикнуть на него:

— Входите же, Холмс, что вы там застряли?

После этого он сразу вошёл и, не снимая шляпы, поднялся наверх. Я последовал за ним, рассчитывая узнать что-нибудь о результатах его похода, но он быстро прошёл к себе и самым невежливым образом захлопнул передо мной дверь.

Признаться, это меня задело за живое. Мой друг всегда отличался скрытностью, особенно в том, что касается неоконченных расследований, и я с пониманием относился к этой его привычке. Но на этот раз он переступил всякие границы, нарушив элементарные правила вежливости.

— Не хотите разговаривать со мной — ради Бога, — громко сказал я, обращаясь к закрытой двери, — но хотя бы обедать вы выйдете?

Молчание было красноречивей любого ответа.

В ту ночь я спал очень плохо, никак не мог согреться, хотя и закутался в два одеяла. Неожиданно заныла старая рана, полученная в Афганистане. В четверть второго пополуночи я окончательно понял, что больше не усну, зажёг свечу и, накинув халат, выпоз в гостиную, чтобы глотнуть чего-нибудь горячительного. Странное дело, но гостиная, всегда такая уютная, встретила меня подвальным холодом. По полу стлался густой белый туман, точнее сказать, едкий пар, и, проследив за его движением, и увидел, что он выползает из щели под дверью спальни Холмса.

Страшное подозрение закралось в мою душу. Подкравшись на цыпочках к двери, я прислушался. Ни звука. Тогда я набрался смелости и, готовясь услышать поток брани, негромко постучал. Никакого ответа. Что мне оставалось делать? Держа в одной руке горящую свечу, я повернул дверную ручку и заглянул внутрь.

Холмса в спальне не было!

Если в процессе знакомства с моими скромными очерками о мистере Шерлоке Холмсе у читателя сложилось впечатление, что я не отличаюсь особой догадливостью, что особенно заметно на фоне гениальной проницательности моего друга, всё же могу сказать в своё оправдание, что и я не вовсе лишён сообразительности. Мне достало смекалки, чтобы понять, что означает отсутствие Холмса в комнате, из которой он не выходил.

Сердце во мне замерло. В памяти всплыли слова: ОН не может проникнуть в дом, пока его туда не пригласят… «Входите же, Холмс, что вы там застряли?» Да ведь я сам впустил ЕГО в дом!

Между тем, туман, или пар, наполнявший комнату, постепенно рассеялся. Если Дракула и был здесь, то уже покинул дом. Но зачем он приходил? Оглядевшись, я не заметил никакой пропажи. Тогда я вернулся в гостиную, и мой взгляд упал на каминную полку. Склянка с кокаином и сафьяновый несессер исчезли!

С тяжёлым сердцем приступаю я к заключительной части своего рассказа. Эта история не принесла мистеру Шерлоку Холмсу ничего, кроме горя и бед, и всё же, уверен, я не мог обойти её молчанием. Я не сомневался, что искать Холмса нужно на Пикадилли.

Быстро одевшись и сунув в карман пальто револьвер, я выскочил на улицу. Поймать кэб было делом пяти минут. Я велел кучеру гнать к Пикадилли Сёркус и оттуда неторопливо ехать на запад до Гайд Парк Корнер. Миссис Харкер не упоминала номер дома на Пикадилли, но у меня был ориентир: большая белая церковь. Перед четырёх- или пятиэтажным домом № 138 я подал кучеру знак остановиться. Этот дом как нельзя лучше подходил под описание, данное ему миссис Харкер: каменный фасад, арка, высокие ступени перед дверью. И выглядел он ужасно запущенным. По левую руку через улицу темнел Грин-парк. Отпустив кэб, я поднялся по ступенькам и подёргал ручку двери. Дверь была не заперта и поддалась с лёгким скрипом.

Ещё с порога в нос мне ударил запах сырой земли и плесени. Если до этого у меня и были какие-то сомнения, то теперь они рассеялись. Это было логово вампира. Я зажёг фонарик, который всегда беру с собой, когда выхожу из дома в тёмное время суток. В прихожей имелось две или три двери. Одна была приоткрыта и вела, по-видимому, в столовую. Посветив туда, я увидел просторное помещение, заставленное огромными ящиками. Всего их было восемь.

Глухое мычание донеслось из дальнего угла. Натыкаясь на острые углы, я поспешил туда и увидел извивающегося на полу Холмса. Он был в одном белье, руки связаны за спиной, во рту кляп.

Я быстро освободил его.

— Благодарю вас, дружище, — тяжело, с расстановкой, проговорил он, потирая шею.

Сорочка его была испачкана кровью.

— Вы ранены? Я должен вас осмотреть.

— Да, он задел меня, Уотсон… Шустрый малый… — И он грустно пошутил: — Этот невежа с востока и не слыхал… о боксе. Сдаётся мне, Уотсон… он не джентльмен.

— Давайте я вас перевяжу. Ведь я врач.

— Пустяки, дорогой… Уотсон… — успокоил меня Холмс. Слова давались ему с трудом. — Поищите лучше что-нибудь из одежды. Льняная скатерть подойдёт. Не могу же я… на улицу… в таком виде.

Пока я рылся в шкафу, Холмс оторвал от сорочки рукав и, скрутив из него жгут, перевязал свою рану.

Завернув моего друга в скатерть, я помог ему подняться. Он чувствовал себя слишком слабым, чтобы продолжать погоню за графом. Поймав кэб, мы вернулись на Бейкер-стрит, и я уложил Холмса в постель.

— Не уходите, Уотсон, — попросил он. — Я не смогу заснуть, пока не позабочусь обо всём. Судя по всему, друзья миссис Харкер сделали своё дело на Пикадилли — «стерилизовали» землю в ящиках. Но там только восемь ящиков. Девятый исчез. Думаю, Дракула собирается покинуть Англию. Сделать это он может только кораблём. Времени у нас мало — в его распоряжении была вся ночь…

— Время ещё есть, — сказал я. — После встречи с вами граф приходил сюда. — И я рассказал Холмсу обо всём, что произошло в его отсутствие.

— Кокаин, — пробормотал Холмс, — ему нужен был кокаин… Понимаете? Обмен веществ у него… быстрей… гораздо быстрей… И привыкание… тоже… Мы должны остановить его, Уотсон!

Он взял с меня слово, что утром, как только на улице появятся первые разносчики газет, я куплю свежий номер «Таймс». Там публикуется список всех пароходов, которые на днях покидают Лондон. Если там не найдётся ничего подходящего, я должен буду немедленно отправиться к Ллойду на Фенчёрч-стрит, 71: они ведут учёт всех кораблей, включая парусники. Мне следует обращать внимание на все суда, заходящие в порты Чёрного моря.

Забегая вперёд, скажу, что именно таким образом мы и узнали, что Дракула покинул Англию на «Царице Екатерине», о чём мы немедленно известили нашу клиентку телеграммой. Мистер Стокер передаёт этот эпизод несколько иначе, сократив число действующих лиц драмы на два человека: мистера Шерлока Холмса и вашего покорного слугу.

Я старался приободрить Холмса:

— К утру вы будете в порядке, дружище. Мы ещё потягаемся с графом.

Но как врач я видел, что дела моего друга не столь блестящи, слишком много крови он потерял.

Ночью я встал проверить больного, но его и след простыл!

Вернулся Холмс перед самым рассветом. Вид у него при этом был, хоть и бледный, но вполне довольный. Особенно меня порадовал ярко-красный цвет его губ, значит, больной пошёл на поправку.

Так завершилось дело об ужасе из Карфакса. Позднее мы узнали, что друзья миссис Харкер, воспользовавшись подсказкой Шерлока Холмса, выследили графа Дракулу в Трансильвании и избавили от него мир.

Как-то в середине октября к нам заглянул инспектор Лестрейд из Скотленд-Ярда. Он многозначительно поглядел на моего друга.

— Как вы себя чувствуете, мистер Холмс? — спросил он. — Я слышал, вы были больны.

— Был, — ответил Холмс, сворачивая газету и откладывая её в сторону, — но теперь абсолютно здоров и, как видите, бодр.

— Это очень хорошо. Не могли бы вы мне помочь? Странные дела творятся в Лондоне, мистер Холмс. Помните шайку Моддарда, занимавшуюся разбоем и убийствами? Мы никак не могли поймать их. А вчера получили телеграмму с уведомлением о том, что шайка обезврежена и что её члены находятся там-то и там-то. Мы отправились по указанным адресам, и что же? Нашли одни трупы. Кто-то убил их, всех до единого!

— Что же вас беспокоит? Шайка обезврежена, главарь мёртв, а вам даже палец о палец не пришлось ударить.

— Так-то оно так, мистер Холмс. Только не нравится мне всё это. Преступник должен предстать перед судом, а не валяться мёртвым с прокушенным горлом.

— Ну, на вас не угодишь, инспектор, — сказал мистер Шерлок Холмс и демонстративно потянулся за газетой.

26.05.2011