Константин СИТНИКОВ
ДЕРЕВНЯ ЗОМБИ
- Когда возвращается грузовик? - спросил доктор.
Он стоял, расставив ноги и заложив руки за спину, и смотрел на клубы желтой пыли, медленно оседавшей над джунглями в конце деревни. На нем были шорты и сетчатая майка, сквозь ячейки которой пробивался густой волос. Мощные ляжки тоже поросли жестким черным волосом. И из ноздрей торчали пучки черных острых волосков. Белая панама на двух пуговицах затеняла серые навыкате глаза, завидных размеров нос южанина и пространные, гладко выбритые щеки.
Я тяжело опустился на порожек и вытер лицо полотняной кепкой. У меня даже волосы на голове вспотели. А еще вон сколько их, этих ящиков...
Закурив, я сказал:
- Через два месяца.
- Хорошо, - сказал доктор, хотя я не видел в этом ничего хорошего.
Внезапно меня охватило раздражение.
Я скомкал сигарету и бросил ее в пыль. Поднявшись, взялся за длинный ящик и потащил в хижину. Рывком приподнял его, чтобы водрузить наверх... Тонкие дощечки треснули, и круглые банки с мясными консервами весело покатились в разные стороны.
Черт! А если бы это были реактивы? Доктор бы с меня голову снял.
На щеку мне капнуло. Я вытерся и посмотрел на пальцы, испачканные чем-то белым и черным... На щелястой крыше довольно закурлыкали голуби. Сцепив зубы, я принялся шумно дышать, с силой выталкивая воздух из ноздрей, но это не помогло. Что-то накатило на меня... слепое бешенство... Я пнул ящик ногой... и еще... и еще... Опомнился я только тогда, когда злополучный ящик превратился в груду обломков, а все вокруг было забрызгано коричневым мясным соком.
Прихрамывая, я снова вышел на солнцепек. Кровь тяжело стучала в висках. В глазах почернело. Проклятая жара! Я вскрыл банку с пивом и жадно присосался к отверстию. Пиво было горячее, пенистое - и сразу проступило наружу. Не удержавшись, я громко рыгнул и опять чертыхнулся.
Доктор пристально смотрел на меня.
- Джекииль, - сказал он, - вы слишком нервничаете. Что вас беспокоит?
- Все! - взорвался я. - Меня все беспокоит. Деревня, джунгли, эти ящики и то, что мы проторчим здесь два месяца.
А про себя я добавил: но главное, меня беспокоите вы, доктор Реджинальд Дуглас Хард! Но вслух я этого, разумеется, не сказал.
1. Зеленая жидкость
Черт его знает, что у меня за судьба такая. Дядя говорит, что я неудачник. И правда, мне уже двадцать два, а я до сих пор ничего толком не умею. С трудом дядя устроил меня в частную лабораторию. Подай, принеси, подержи - вот и все обязанности.
Мальчик на побегушках, одним словом. А на что я еще годен?
Медик-недоучка.
Нас было всего двое в лаборатории: доктор и я.
Не знаю почему, но мои приятели считают меня везунчиком. Только "везет" мне на одни неприятности. Правда, до сих пор я как-то умудрялся выходить сухим из воды. Я и на работу смог устроиться только после того, как проник в дядин кабинет и стащил из секретера пару сотен. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. После короткого семейного разбирательства дядя решил взять мою судьбу в свои руки и рекомендовал меня своему старинному другу доктору Харду.
Доктор занимался некрозами и регенерацией тканей.
- Умеете держать язык за зубами? - спросил он, бегло ознакомившись с дядиной запиской.
При этом он так и впился в меня своими серыми водянистыми глазами.
Я кивнул головой, решив со всем соглашаться. Дядя пригрозил, что если я не возьмусь за ум, то не миновать мне полицейского участка. Поэтому для вескости я еще добавил:
- Я буду нем как могила, док.
Он удовлетворенно кивнул, и в тот же день я приступил к своим обязанностям.
Ничего такого уж таинственного в работе доктора я не обнаружил.
Реторты, колбы, реактивы, катализаторы... Дело нехитрое. Через месяц доктор доверил мне промывать пробирки и наклеивать на них ярлыки, хотя, истинный крест, не понимаю, чем я такое доверие заслужил.
Работал я, надо признать, спустя рукава.
В то время я как раз переживал очередной свой любовный кризис и ходил как мешком пришибленный. Все валилось у меня из рук, я натыкался на столы и был склонен огрызаться в ответ на любое замечание. И именно в эти дни доктору вздумалось дать мне ответственное задание. Я должен был взять пробирку с купоросной жидкостью и перелить все ее содержимое в пробирку с лимонной жидкостью. Осталось только определить, какая из двух десятков пробирок в штативе содержит жидкость купоросную, а какая - лимонную. Я не отважился переспросить об этом у доктора и решил действовать на удачу. Взяв пробирку с "купоросом" (как мне казалось) и пробирку с "лимоном" (уж в этом-то я не сомневался), я принялся усиленно вспоминать: следует перелить жидкость из первой пробирки во вторую или, наоборот, из второй в первую?
Чем больше я думал, тем больше запутывался. Наконец, убедив себя, что это не имеет особого значения, я смешал жидкости, взболтал их и заткнул пробирку пробкой - обыкновенной такой пробкой из серой мягкой резины, с надорванным краем...
На следующее утро доктор встретил меня, как обычно, - рассеянным кивком, и я облегченно перевел дыхание: значит, все обошлось. Я даже повеселел и принялся насвистывать, промывая пробирки под проточной водой. Как всегда перед ураганом, небо над головой казалось мне по особенному чистым и ясным.
Буря разразилась внезапно, когда я уже и думать забыл об этой несчастной пробирке. Стояли майские деньки. Новое увлечение кружило мне голову. Жизнь была прекрасна. Весна дышала свежестью и ароматами цветов. Легко взбежав на второй этаж, я отворил дверь в лабораторию и...
- Джон... Джордж!.. Джеймс!! Джеремия!!! Адская прорва, как тебя там?!
Доктор возвышался посередине лаборатории в распахнутом белом халате. В руках у него была пробирка - та самая, я сразу узнал ее по надорванной резиновой пробке... Только теперь она сверкала чистейшим изумрудным цветом - цветом свежей травки и надежды.
- Джекииль, сэр, - робко напомнил я, предчувствуя беду.
- Джекииль, разрази тебя адское пламя! Что... что это такое?
- Пробирка, сэр, - сказал я, пятясь и натыкаясь на дверь.
Отступать было некуда.
- Сам вижу, что пробирка, - рявкнул он. - Внутри!.. Что - внутри?
- Жидкость, сэр.
- Жидкость! - взорвался он. - Нет, это неслыханно! Что вы с ней сделали?
- Смешал, как вы велели. Купоросную с лимонной...
- Что?! - Он задохнулся.
Некоторое время он стоял передо мной, весь перекосившись, и побелевшие его щеки дрожали от бешенства. Мне даже показалось, что он влепит мне пощечину. Но он сдержался. Резко повернувшись, так что взметнулись полы его халата, он ушел в кабинет и хлопнул дверью. Придерживаясь за стены, я добрался до своего стола и тяжело плюхнулся на стул.
Лучше бы он меня ударил!
Из-за двери доносились докторские рыдания:
- Все... все погублено... полгода работы... коту под хвост...
растяпа... сам виноват... кому доверился... мальчишке...
Я сидел, перебирая бумажки и пытаясь читать их невидящими глазами. Уши у меня то становились горячими, как оладьи, то холодели и съеживались. Мое воображение рисовало мне картины одна противоречивее другой. То я открывал дверь кабинета носом и униженно вилял хвостом, взглядывая на доктора снизу вверх виноватыми собачьими глазами... То я принимал оскорбленную позу и возмущенно бросал в лицо доктору какие-то невнятные для меня самого обвинения... И все это сопровождалось одной неизменной мыслью: теперь-то уж я точно с треском вылечу из лаборатории и загремлю в полицейский участок!
Пока я пытался приучить себя к мысли о том, что мне до конца дней своих придется жить с острейшим чувством вины и позора, рыдания за дверью сменились удивленным бормотанием, затем послышались громкие восклицания, как будто доктор был чем-то поражен... быстрые шаги, звон стекла... Я вытянул шею, напряженно прислушиваясь... Жизнь начала возвращаться ко мне...
Дверь с треском распахнулась, и на пороге вырос взъерошенный доктор... Никогда раньше я не видел его таким взволнованным.
Глаза у него прыгали... В руках была все та же пробирка с зеленой гадостью.
- Джим... Джек... Джеральд... Черт!..
Его халат прищемился дверью, и он раздраженно дернул, оторвав добрый кусок материи.
- Джекииль, - пискнул я.
- Джекииль! Давайте ногу... Что там у вас, туфли? Снимайте их к чертям! И носки... носки тоже долой! Поворачивайтесь! - Он схватил меня за пятку и кровожадно вскричал: - Ага! Вот она...
великолепная мозоль!
Не иначе, он помешался от горя.
- Док, - взмолился я, - что вы хотите делать?
- Да не вертитесь вы, черт!
Он смочил ватку жидкостью из пробирки и прижал ее к моей пятке.
- А! - я едва не свалился со стула. Как будто ледышку приложили.
- Ничего, ничего, потерпите немного, - приговаривал доктор, сильнее прижимая ватку. - Ну, вот и готово. Можете взглянуть.
Я плюхнулся на стул и задрал босую ногу на колено.
- Ну, что скажете?
Я изумленно провел по пятке пальцами... Кожа была розовой и гладкой, как у младенца. Никакого тебе ороговения, никакой тебе мозоли.
- Док! - воскликнул я. - Вы изобрели мгновенный уничтожитель мозолей!
- Больше, друг мой, больше! Регенерация, понимаете? Полная регенерация омертвевшей ткани! Наконец-то мы сдвинулись с мертвой точки. И все благодаря вашей легкой руке.
2. Первый пациент
Через день в нашей лаборатории появился первый пациент. В комнате, в которой раньше занимался я, произвели необходимые перестановки. В углу поставили высокую кожаную кушетку, набитую конским волосом, медицинская сестра, нанятая в качестве сиделки, постлала свежие простыни, взбила подушку, ровненько вытянула вдоль стены сложенное одеяло, и вскоре к нам на второй этаж при помощи двух санитаров поднялся изможденного вида мужчина.
Казалось, он находился в последней стадии физического и психического истощения. Многодневная щетина покрывала его провалившиеся щеки, красные вывернутые бессонницей веки слезились, левая рука, плотно забинтованная, висела на груди. Он сидел перед нами, не доставая ногами до пола, в одних больничных штанах, и костистые его плечи были бессильно опущены.
- Разматывайте, - велел доктор.
Голос его звучал невнятно из-за тройной марлевой повязки на лице.
Медицинская сестра, в такой же повязке, в резиновых перчатках, принялась разматывать бинты. Сначала они были белоснежно-чистые, но затем пошли желтоватые, сопрелые слои, а там и вовсе - слипшиеся от засохшей крови. Но вот сняты и они... Плотный комок подступил мне к самому горлу... Проклятие! И зачем я только заказал за обедом вторую порцию спагетти под острым соусом!
- Гангрена, - с удовлетворением констатировал доктор. - Превосходно! Некроз тканей в лучшем виде.
То, что было под бинтами, мало походило на человеческую руку.
Скорее, это была передняя конечность шимпанзе - черная кисть, скрюченные пальцы с синими ногтями, у локтевого сгиба кожа закручивалась, как обгоревший пергамент, и из-под нее торчал желтый остов руки.
Я прижал марлевую повязку ладонью: даже сквозь тройной слой проникал запах разложения.
- Шприц, - велел доктор.
Я сунул ему шприц. Он сбрызнул зеленую жидкость в воздух и вонзил иглу между указательным и средним пальцами страшной руки.
Мужчина даже не вздрогнул - должно быть, нервные окончания давно уже умерли. Поршень шприца медленно вогнал жидкость в руку мужчины.
- Заматывайте! - велел доктор.
Изменения к лучшему начались уже на следующий день. Кожа на руке больного перестала скручиваться, как пергаментный свиток. Ногти посветлели, и вся кисть из черной начала становиться темно-синей. Заметно улучшилось общее самочувствие.
Утром сиделка встретила меня удивленно-радостным восклицанием:
- У него впервые проснулся аппетит. Он кушал ночью четыре раза.
Когда она рассказала об этом доктору, тот покивал головой:
- Регенерация тканей требует усиленного белкового питания.
Закажите для него тройную порцию бифштекса с кровью. Не отказывайте ему ни в чем. Исполняйте любые его прихоти. Сегодня мы произведем вторую инъекцию.
Ночью у меня затрещал телефон. Я не сразу узнал голос сиделки.
- Он ест не переставая, - едва не плача, проговорила она. - Ходит по лаборатории и переворачивает все ящики... Весь мел у доктора сожрал... Я нашла ваш номер на столе под стеклом...
Умоляю вас, позвоните доктору... Вы оба должны немедленно приехать...
Я притащил в лабораторию большой бумажный пакет с продуктами.
Доктор привез картонную коробку, доверху набитую сырой курятиной в целлофане.
Наш пациент проявлял необыкновенную активность. Он тут же разорвал пачку кукурузных хлопьев и принялся поглощать их с такой жадностью, как будто голодал несколько суток. А когда доктор вскрыл свою коробку...
- Боже ты мой! - взвизгнула сиделка.
Одним прыжком пациент подскочил к коробке и, оттолкнув доктора, вспорол зубами целлофан. Нежные куриные косточки хрустнули...
Мужчина хватал один пакетик за другим. Причем действовал он обеими руками - перебинтованной рукой не менее активно, чем здоровой.
Мы с доктором переглянулись.
- Джекииль, - сказал он необычайно ясным и бесстрастным голосом (впервые он назвал меня правильным именем). - Джекииль, несите снотворное. Будем колоть.
Наш необыкновенный пациент заснул с куриным крылышком в зубах.
Мы перенесли его на кушетку и сами принялись разматывать бинты сиделка отказалась даже приближаться к нему. Последние слои кольцами упали на пол... Доктор присвистнул.
Рука была совершенно здоровая, но вся какая-то преувеличенная.
Кисть вытянулась и потяжелела, пальцы были непомерно длинные, морщинистые, поросшие черными волосками. Даже клетки кожи изменились стали крупными, хорошо различимыми, с темными ядрышками. Но особенно поразили меня ногти: желтоватые, жесткие, как жесть.
- Теперь я понимаю, почему он слопал мел, - проговорил доктор. - Ему требовался кальций.
- Но это же что-то ужасное, - пробормотал я с внутренним содроганием.
- Да, - согласился доктор, - случай исключительный. Впрочем, ничего принципиально нового мы не наблюдаем. Атипическая гиперрегенерация... Да-да, типичная атипическая гиперрегенерация...
Казалось, он находил успокоение в привычных медицинских терминах. Но от невольного противоречия, проскользнувшего в его словах, у меня сквознячок пробежал по позвоночнику.
Спустя полчаса доктор на всякий случай вколол пациенту еще двойную порцию снотворного и попросил меня вызвать машину медицинской помощи: больше не за чем было держать его в лаборатории.
3. Полное восстановление
Весь день доктор где-то пропадал. Я неприкаянно слонялся по лаборатории, перебирал свои записи, разглядывал пробирки, в которых зрела эта удивительная зеленая жидкость... Теперь их было уже несколько десятков, они занимали две полки в стеклянном медицинском шкафчике. Доктор готовился к решительному эксперименту. Так он сказал, уезжая из лаборатории сегодня утром. Что он еще задумал?
Пустая кушетка по-прежнему стояла в углу комнаты. Ничто, кроме картонной коробки с куриным мясом и круглой эмалированной урны с грязными бинтами, не напоминало о нашем недавнем пациенте.
Где-то он теперь и как-то с ним справляются несчастные медработники?
Доктор вернулся под вечер. Он тут же бросился к телефону и сделал несколько звонков. Как я догадался из разговора, звонил он в морг, и мне это очень не понравилось. Речь шла о каких-то трупах, которые должны были доставить, но почему-то не доставили. Доктор был взвинчен.
Закончив звонить, он принялся бегать по кабинету.
- Док, - спросил я, чтобы отвлечь его, - вот мы занимаемся регенерацией. А что это такое?
- Что такое регенерация? - переспросил он, прекращая свою беготню, и прижимая пальцы к вискам, словно для того, чтобы собрать разбежавшиеся мысли. - Что такое регенерация? Ну, как вам сказать? В двух словах... это восстановление отмерших тканей.
- Это что же, мертвые ткани оживают? - удивился я.
- Нет, разумеется, они не оживают... они растворяются и поглощаются особыми клетками - некрофагами... а затем их замещают новые, живые клетки. - Доктор оживился, это был его конек. - Что интересно, продукт распада отмерших тканей служит для них как бы стимулятором роста и питательной средой... Иногда регенерация приводит к образованию большего объема тканей, чем было изначально, - тогда мы говорим о гиперрегенерации; либо к образованию тканей, имеющих несколько иное строение, - это называется атипической регенерацией... Что мы и наблюдали у нашего... э, подопечного... М-да... До последнего времени медицина была бессильна в подобных случаях. Но теперь... с появлением нового средства...
- Кстати, док, мы до сих пор не придумали для него названия!
Доктор задумчиво почесал переносицу и удивленно потер пальцем о палец... У него целыми слоями сходила старая кожа, заменяясь младенчески-розовой нежной кожицей... Он засмеялся.
- Удивительно, я случайно пролил на себя эту жидкость и словно бы помолодел... Название, говорите? Думаю, вы не будете возражать, если я назову его вашим именем? Средство Джекииля...
Джекииля, э?..
- ...Хочкиса.
- Средство Джекииля Хочкиса.
И он снова рассмеялся.
* * *
...С тонким, ноющим звуком раскрылся зубчатый замок молнии, и чехол из искусственной кожи развалился на две продольные половины. Этот узкий, продолговатый мешок привезли двое подозрительного вида парней в грязных белых халатах. Они подъехали с заднего входа на медицинском фургоне с погашенными фарами. Я видел, как доктор рассчитывается с ними наличными в темном коридоре. Потом они уехали, и мы с доктором остались одни в лаборатории. Доктор запер дверь на ключ и опустил железные жалюзи. Были зажжены все электрические светильники. Горели трубки дневного света на потолке, горели настольные лампы, горел большой рефлектор. Сияли полированные и эмалированные поверхности, сияли стеклянные и зеркальные поверхности, таинственно мерцали зеленые пробирки.
Под искусственной кожей оказался плотный полиэтилен, а за ним...
Сквозь мутную пленку явственно виднелись очертания голого человеческого тела... Мертвого тела. При его виде мне стало дурно.
- Док, - сказал я, с трудом превозмогая слабость в ногах. - Только не говорите, что вы собираетесь сделать это.
Он ободряюще похлопал меня по плечу.
- Что с вами, друг мой? Вы выглядите так, будто проглотили ежа.
Ведь мы не собираемся никого убивать, верно? Наоборот, мы вернем жизнь этому несчастному... Думаю, Творец простит нам эту невинную шалость... Что же касается земных законов, то я принял все меры предосторожности... Видите ли, еще совсем недавно этот труп был бездомным бродягой и пьяницей... У него даже родственников не осталось... В лучшем случае, его ожидали дешевые похороны и безвестность. Мы же дадим ему новую жизнь - и славу! Неужели вы хотите остановиться на половине пути?
Он постоял, глядя на меня своими веселыми сумасшедшими глазами.
С большой неохотой я помог ему содрать с мертвого тела полиэтиленовую оболочку.
- Чем не красавец?
Красавец? Меня едва не стошнило.
На вид мужчине было лет тридцать пять, клочковатая борода какого-то пыльного цвета торчала в разные стороны. На бледном теле страшно чернели следы побоев, на груди и в паху они сливались в сплошные темные пятна; синяки и кровоподтеки обезображивали лицо. Но самым страшным было то, что вся левая половина тела обгорела, обуглилась.
- Кто это его так? - не удержался я.
Доктор безразлично пожал плечами. Его не интересовало, кто это сделал. Кто бы это ни был, именно благодаря ему у доктора был материал для работы.
Он остался очень доволен осмотром.
- Не человек, а музей некрозов, - сказал он. - Вы готовы, Джекииль?
* * *
Системы и капельницы заняли маленькую комнатку, мертвое тело было утыкано гибкими трубками, по которым текла зеленая, желтая и красная жидкости: средство Джекииля, питательные вещества и консервированная кровь.
Я полулежал в глубоком, мягком кресле, завернувшись в шерстяное одеяло. Доктор перевел меня на ночное дежурство. Рано утром он отпирал дверь лаборатории своим ключом и прямо с порога спрашивал об изменениях. Я только качал головой. Ночь за ночью ничего не происходило. Жидкостей в стеклянных сосудах убывало сначала на четверть, потом на треть, а в последнее время - наполовину, и при этом - никаких видимых изменений. Осматривая тело, доктор хмурился и жевал губы от неудовольствия.
Первые изменения обнаружились на исходе второй недели. И обнаружились они, можно сказать, случайно. Уже давно было ясно, что процесс разложения замедлился или даже остановился совсем.
Тело хранилось при комнатной температуре - и совершенно не портилось. Однако при всех этих благоприятных симптомах - никаких намеков на регенерацию.
Однажды, не вытерпев, доктор перекрыл пластмассовые вентили на трубках, отодрал все лейкопластыри и выдернул из покойника все иглы. Он был настроен очень решительно.
- Помогите мне, - выдавил он сквозь зубы.
- Док, что вы собираетесь делать?
- Заткнитесь. Беритесь за плечо... Переворачивайте его...
Мы повернули мужчину лицом к стене.
Я не могу без содрогания смотреть на трупные пятна. Но тут они показались мне какими-то необычными... Я ткнул резиновым пальцем в лиловое пятно на лопатке... Оно мгновенно побелено и стало медленно приобретать прежний лиловый оттенок...
Еще будучи студентом-медиком, я проходил практику в городском морге. Всякого навидался. И уж одно-то я хорошо усвоил: старые мертвецкие пролежни не исчезают... Это вам скажет любой первокурсник. А тут...
- Док, взгляните сюда.
Он бросил быстрый взгляд на белые следы от моих пальцев и кивнул головой. Разумеется, он тоже это заметил. Мы осторожно вернули мужчину в прежнее положение.
- Скальпель, - распорядился доктор.
Кожные покровы на животе мертвого мужчины разошлись под острым хирургическим ножом.
- Разумеется, - пробормотал доктор, копаясь в обнаженных внутренностях. - Я должен был сразу догадаться... Селезенка...
скелет... слизистая оболочка... Это происходит... медленно...
ужасно медленно... но это происходит... Джекииль! Понимаете вы?
Он регенерирует!.. Вы только взгляните на его селезенку... Она увеличилась почти вдвое...
- Но почему именно селезенка?
- Селезенка - в первую очередь... Слизистая оболочка - медленней... Скелет - намного медленней... Разные органы и разные системы человеческого организма не одинаково способны к регенерации... Вы же знаете, нервные клетки почти не восстанавливаются... Сердечные мышцы рубцуются, но не восстанавливаются... Совсем не восстанавливаются, понимаете?..
Как я упустил это из виду!.. Работать!.. Работать, коллега!..
И снова потянулись бессонные ночи.
Страшное случилось в начале июня.
Доктор возился в своем кабинете, я задремал в кресле. Тоненькое стеклянное позвякивание уже некоторое время слышалось...
Стеклянные сосуды с разноцветными жидкостями мелко дрожали, касаясь друг друга круглыми боками... В детстве я жил рядом с железной дорогой так начинала дрожать посуда в шкафах, когда проходил поезд... Позвякивание становилось все сильней и настойчивей... Запрыгала, застучала ножками кушетка...
Капельницы посыпались... Да что это, землетрясение, что ли?..
Мертвец содрогался под простыней. Его босые ступни подергивались.
- Док! - закричал я, выскакивая из кресла. - Скорее!.. С ним что-то происходит!
Я подпрыгнул и отпрянул назад, ступив босыми ногами во что-то холодное и скользкое. Это растеклись по полу цветные жидкости из упавших капельниц. Кровь и питательный раствор соприкоснулись и смешались по краям, образовав красновато-желтую смесь.
Изумрудное средство Джекииля лениво подползало к ярко-красной лужице.
Доктор выбежал из своего кабинета. В руках у него был большой шприц (со снотворным, догадался я), как будто он держал его наготове. Он сразу оценил обстановку.
- Держите его, Джекииль!
Мертвец бился как в эпилептическом припадке, и я лишь с большим трудом сумел поймать его прыгающую руку.
- Колите, до... кхы!..
Договорить я не успел. Чудовищная сила подняла меня в воздух, перенесла через письменный стол и со всего размаху швырнула о стену. Я почувствовал, как руки отделяются от лопаток и остаются где-то там, под потолком, а сам я стекаю по стене на пол...
Перед глазами у меня оказалась задняя сторона спинки моего кресла с прорвавшейся в одном месте красной материей и торчащей из-под нее фанерой... Кресло то раздваивалось, то совмещалось, как будто я здорово выпил... Потом комната накренилась, и больше я ничего не увидел.
4. Сердце и мозг
- Сломана ключица... пара ребер... сотрясение мозга... Раньше, чем через два месяца, он не встанет...
- Ерунда, ерунда, милейший, - добродушно возразил доктор. - Ты же знаешь, я не могу ждать. Ему вовсе нет необходимости валяться так долго. Денька через три... через два... он будет, как новенький...
Собеседник доктора весело рассмеялся.
- Меня забавляет легкость, с какой ты об этом говоришь... Знаю, у тебя свои методы... Ты всегда был лучшим среди нас... Я слышал, ты занимаешься процессами регенерации?
- Так, пустяки... Когда ты вернулся из Полинезии?
- Я был в Малайзии. Жара страшная...
Они заговорили о посторонних вещах.
Я открыл глаза и увидел, что голова у меня щедро забинтована.
Пара выбившихся витков наползало на глаза, и мне пришлось повернуть голову, чтобы разглядеть собеседников. Доктор сидел в моем кресле, задрав ногу на ногу. Незнакомец, высокий, худощавый мужчина, стоял, привалившись к письменному столу.
Не сразу я сообразил, что лежу на той самой кушетке, на которой до меня уже побывало двое пациентов. Мои руки были вытянуты под простыней вдоль тела. Правое плечо забинтовано. На теле - тоже плотная гипсовая повязка. Я почти не помнил, что со мной случилось... Помнил только, как воздух вылетел из моей грудной клетки и стало невозможно вдохнуть...
Впрочем, теперь я чувствовал себя лучше.
- ...Ты не поверишь, - говорил незнакомец, - для малайцев это обычная вещь. Я слышал, что в некоторых деревнях зомби используются вместо рабов. Тамошние шаманы, дукуны, заставляют мертвецов двигаться... работать на плантациях... вообще выполнять всякую тяжелую, бессмысленную работу.
- Зомби? - переспросил доктор.
- Ну да, - подтвердил худощавый. - Тебе, коли уж ты занимаешься некрозами, это должно быть интересно. В Куала-Лумпур я наткнулся на лавчонку, в которой продавалась всякая всячина. Среди раковин с обломанными краями и чучел с вылезшей шерстью я обнаружил вот это, незнакомец полез в карман и вытащил из него крошечную видеокассету.
- Что это?
- Любительский фильм. Без всяких титров и комментариев. Судя по дате, его отсняли почти два года назад. Кто отснял, с какой целью - ничего этого мне неизвестно. По словам владельца лавки, кассету продал ему мужчина из племени семанги, назвавшийся посредником. Он даже подробно рассказал мне, как можно найти этого посредника. Я заплатил за кассету десять долларов и считаю, что не прогадал. Знаешь, что здесь запечатлено? Весь процесс вскрытия зомбированного мертвеца!
- Сердце?! - воскликнул доктор. - Было у него сердце?
- Было, и вполне здоровое.
- Так что же ты молчал! Кассету!
Незнакомец рассмеялся.
- Следовало бы проучить тебя за твою скрытность, да ладно уж...
Держи, доктор Гениус... Смотри-ка, - вдруг сказал он. - Кажется, твой парень пришел в себя... Вон как лупает глазами... А?
Два-три дня, говоришь?..
* * *
Доктор ошибся. Я был как новенький уже на другое утро. Осмотрев меня, он решил, что можно снять повязки.
- Поднимите руку... Глубоко вдохните... Какие-нибудь неудобства?
- Док, - сказал я проникновенно, - у меня такое ощущение, будто я заново родился.
От избытка чувств мне хотелось сделать что-нибудь сумасбродное.
Я согнул руки в локтях и гулко заколотил кулаками по груди, наподобие Тарзана, после чего для убедительности издал еще воинственный клич: "Йех-ху!"
- Святая надкостница, - пробормотал ошеломленный доктор. - А ведь и вколол-то я всего - ничего... Пару кубиков...
Все это время на языке у меня вертелся один вопрос.
- Док, - спросил я наконец, - а что стало с тем мертвецом?
Вместо ответа доктор внимательно на меня посмотрел, словно оценивая мое состояние.
- Вы уверены, что хотите это знать?
- Док, мы вместе начали это дело. Вы назвали свое чудесное средство моим именем. Коли уж мне суждено разделить с вами славу, то я должен разделить и вашу ответственность. Не скрывайте от меня ничего.
- Хорошо, - согласился он, - я скажу вам, что с ним стало. Я вколол ему снотворное, а затем сильнодействующий яд. Было бы безумием оставлять этого монстра живым.
- Вы убили его!
- У меня не было другого выхода. К тому же он отслужил свое, мы доказали возможность оживлять некоторые ткани человеческого тела, теперь перед нами стоят другие, более грандиозные задачи.
- Какие же?
- Видите ли, несмотря на явные успехи, которых мы с вами добились, нам не удалось одного, быть может, самого главного:
заставить регенерировать сердце и мозг. Я уже говорил вам, что сердечные и нервные клетки не восстанавливаются. Совсем. И тут наука бессильна.
- Что же делать?
- А вот это вы сейчас увидите.
Он провел меня в свой кабинет.
На его рабочем столе блестел новенький видеоплейер. Я догадался, что сейчас увижу кассету, которую принес доктору тот худощавый мужчина. Он пустил перемотку назад. На экране замелькали снятые крупным планом руки, которые совершали странные действия:
сначала одна рука подносила окровавленный скальпель к жестяному тазику, из тазика выскакивало что-то серовато-желтое и прилипало к плоскому лезвию. Затем рука возвращалась к черепу с отпиленной крышкой и начинала возиться в нем. Вторая рука в это время поддерживала изуродованную голову за черное ухо. Все эти действия совершались с удвоенной скоростью и производили комическое впечатление. Но вот картинка на мгновение замерла, ожила снова, послышался звук - позвякивание металлических инструментов и какой-то непрерывный шум, то ли из-за низкого качества записи, то ли шум тропического ливня, - и вся комичность сразу исчезла. Съемка велась ручной камерой, изображение мелко подрагивало и порой пропадало совсем, затемненное чьей-то спиной. Чувствовалось, что снимать было неудобно, что рука у снимавшего затекла... То и дело объектив кренился и начинали мелькать чьи-то ноги, и длилось это довольно долго... Потом незадачливый оператор спохватывался, снова появлялись руки, которые все копались, копались внутри вскрытого черепа, вырезая длинные, узкие полоски пузырящегося, похожего на виноградные грозди вещества... На минуту возник общий план, и я увидел, что руки эти принадлежат здоровенному мужчине с красным тяжелым лицом мясника. Но тут же камера снова совершила наезд на вскрытую черепную коробку.
- Видите? Видите? - восклицал доктор, приплясывая от возбуждения. - У него полностью сохранился мозг!.. Никаких следов разложения... Если бы я был там!.. Ах, какие возможности!
Он снова пустил обратную перемотку, и опять заплясали на экране окровавленные руки, медицинские инструменты... Отпиленная черепная крышка вскочила на место... Я увидел короткие курчавые волосы... обтянутые черной кожей лицевые кости... морщинистые веки над выпуклыми глазными яблоками... Веки открылись...
Я схватил доктора за руку, и он нажал кнопку воспроизведения.
Чернокожий коротышка лежал на деревянном столе. Брюшная полость и грудная клетка у него были вскрыты и опустошены... Железный тазик наполнен вырезанными внутренностями... А он лежит себе и моргает!
- Чему вы удивляетесь? - Доктор снова включил перемотку. - Это же зомби... мертвец... Сейчас будет самое интересное. Смотрите.
Теперь железный тазик был пуст, а здоровяк с лицом мясника только-только собирался произвести надрез. Я бывал в анатомических театрах и не раз видывал шоу под название вскрытие. Мужчина произвел стандартный надрез. Обнажились внутренности. Он сунул руку под ребра и с натугой достал из грудной клетки большой, темный мышечный мешок...
- Вот оно! - Доктор заставил картинку замереть и произвел увеличение. Сердце! Великолепное здоровое человеческое сердце...
Он принялся нажимать кнопки на дистанционном пульте управления - так, чтобы картинка двигалась по одному кадру, и я мог проследить весь процесс шаг за шагом. Сердце было вырезано и брошено в железный тазик.
Кассета перемоталась на начало - туда, где мясник с чернокожим коротышкой только еще входили в бамбуковую хижину... Я содрогнулся при мысли, что через полчаса коротышка превратится в груду костей и мяса...
Женский голос, неожиданно громкий, произнес что-то, не то по-польски, не то по-русски. Только теперь я понял, что снимала женщина.
- Грандиозно! - воскликнул доктор. - Мозг и сердце... Нервная и кровеносная системы... Если соединить традиции малайзийских шаманов с достижениями современной науки... Потрясающие результаты... Полная регенерация человеческого организма!..
Собирайтесь, Джекииль!.. Мы отправляемся в Малайзию!..
5. Малайзия, полуостров Малакко
Столица Малайзии Куала-Лумпур - "Грязное Устье" - полностью оправдывала свое название. Это был неопрятный, насквозь китайский городишка. Несколько часов мне пришлось провести в душном гостиничном номере, охраняя вещи, пока доктор искал проводника и договаривался о машине. Больше двух суток тряслись мы в разбитом грузовике по колдобистым дорогам. Я отбил себе весь копчик, подпрыгивая на деревянных ящиках в щелястом кузове.
Доктор сидел в кабине с чернокожим водителем. Рядом с огромным доктором тот походил на подростка, на нем были завернутые до колен полотняные штаны и свободная яркая рубашка с короткими рукавами и глубокими вырезами по бокам.
Центральные районы полуострова оказались настоящей глухоманью.
Отправляясь обратно, водитель на плохом английском сказал мне, что вернется за нами через два месяца. Дни проходили незаметно, доктор возился со своими пробирками, дожидаясь посредника.
Посредник не появлялся.
Хижина, в которой мы остановились, была чем-то вроде пародии на гостиницу, только вместо тараканов по ее бамбуковому полу сновали вереницы крупных рыжих муравьев, а по стенам и потолку шмыгали маленькие зеленоватые ящерки чечеко. Содержала ее крепкая темнокожая женщина из племени семанги, с отвислыми грудями и широкими бедрами, обернутыми длинным клетчатым саронгом. Была она на редкость молчалива. По вечерам она приходила к нам наводить порядок, приносила вареный рис, сдобренный острыми приправами, рыбу и овощи. При этом она неодобрительно поглядывала на бамбуковую раздвижную ширму, за которой доктор возился со своими пробирками и колбами. Она словно бы нюхом чувствовала исходящую от чужака опасность.
На четвертый день она привела свою дочь, совсем еще девочку, с чуть припухлыми грудями и такими же припухлыми губами. Я расхаживал по хижине в носках, которые давно уже продрались на пальцах и заскорузли от пота. Я не снимал их даже на ночь, и доктор давно уже грозился, что доберется до моих ног. От них и вправду слегка попахивало. Пригладив обеими руками свалявшиеся волосы и продрав ногтями щетину на щеках, я пригласил их входить.
Доктор перестал звякать стеклом и вышел из-за ширмы с пробирками в обеих руках. Он был гладко выбрит, прямые черные блестящие волосы вокруг обширной лысины были аккуратно зализаны за уши, от него благоухало крепким мужским дезодорантом.
- Надеюсь, вы не собираетесь сношаться с этой черномазой? - спросил он, окинув девчонку брезгливым взглядом.
- Не ваше дело! - огрызнулся я.
На мой вкус, она была вполне ничего.
Он вернулся за ширму и тут же вышел из-за нее, натягивая на руки резиновые перчатки. Одним движением смахнул с деревянного грубо сколоченного стола грязную посуду и кивнул девочке, чтобы она ложилась.
- Раздвинь ноги, - велел он. - Ноги раздвинь.
С гримасой брезгливости на лице он осмотрел ее и принялся сдирать перчатки.
- Даю вам четверть часа, - сказал он, швыряя перчатки в картонную коробку с мусором. - И вынесите, пожалуйста, мусор.
Неужели так трудно это сделать?
Он опять вернулся за ширму и принялся звякать своими стекляшками. Проклятый южанин! Чтоб тебе с твоей женой четверть часа черти давали!..
В тот день доктор достал меня окончательно. Накануне он вымучил у меня душ. Он, видите ли, не может мыться в реке. Вода в ней, и правда, желтоватая, глинистая - не знаешь, то ли тебе мыться во время купания, то ли после. Доктор умудрился разыскать большой ржавый жестяной бак с клеймом ВВС США; вместе с двумя худосочными аборигенами мы притащили его с другого конца деревни и водрузили на четыре столба позади хижины. Перед этим он заставил меня вычистить бак изнутри песком и пробить на дне крошечные дырки. От реки провели узкий канал и соорудили примитивный водопровод из бамбука. Вода очищалась в специальном отстойнике, обшитом досками, и затем подавалась в бак. Стенками служила плотная полиэтиленовая пленка, которой ушло целый рулон, как будто кому-то доставило бы удовольствие разглядывать волосатую докторскую задницу!
Душ - ладно. Но на кой черт ему понадобился еще сортир? Вот чего я никак не мог понять. Неужели нельзя сходить в джунгли? Я послал его куда подальше вместе с его сортиром (про себя, разумеется) и, натянув потуже полотняную кепку, отправился за деревню. Уже вторую неделю мы здесь, а я до сих пор ничего толком не видел. Деревенька, правду сказать, так себе. Жителей в ней раз-два и обчелся, как будто они куда сгинули. Хижин больше, чем жителей. Сидели в тенечке на корточках те двое, что помогали мне сооружать душ, возились во дворе хозяйка гостиницы и ее дочка - и все. Никаким посредником даже и не пахло, наврал этот долговязый дядька про посредника.
В джунгли я излишне углубляться не стал - тут без паранга не обойтись. Паранг - это что-то вроде мачете, специально, чтобы сквозь заросли продираться. Держась берега реки, я перепрыгивал по кривым, нависшим над водой стволам деревьев, что твоя обезьяна. Желтая вода неторопливо текла под ногами, неся мелкие ветки и пальмовые листья, в некоторых местах она закручивалась крошечными водоворотами или начинала бурлить, натыкаясь на груды камней. Здесь, возле камней, она казалась почище, и я решил заново наполнить флягу. Вылив согревшуюся на солнце воду в реку, я подставил узкое горлышко под струю... Но не успел набрать флягу и наполовину. Шагах в десяти от меня против течения затрещал тростник, и я увидел крепкого чернокожего мужчину. Он не был похож на заморенных жителей деревни. Зачерпнув из реки большими тыквенными сосудами, он поднял палку-коромысло на плечо и снова скрылся в тростнике. Я успел заметить здоровенный нож-тесак, привешенный сзади поверх саронга. Эге, похоже, поблизости есть еще деревня. И женщины там должны быть не в пример здешним...
Как только тростники сомкнулись за мужчиной, я торопливо закрутил крышку фляги и сбежал с древесного ствола. Под ногами захлюпало. Вскоре заросли кончились, я осторожно выглянул наружу... Полуденное солнце лупило с выцветшего от жары неба.
Передо мной, насколько хватало глаз, простирались плантации - обширные поля заливного риса, расположенные в заболоченной низине. Сотни чернокожих - мужчин и женщин, - обрабатывали их под прямыми палящими лучами солнца. Они медленно передвигались на корточках, разгребая жидкую почву руками. Между ними лениво расхаживали крепкие мужчины с бичами в руках. Надсмотрщики. Вот это да! В Малайзии применяют рабский труд? Узнал бы об этом доктор...
Послышался шорох. Я едва успел спрятаться за тростником - кто-то подошел почти вплотную к зарослям. Осторожно отогнув тростину, я увидел между продолговатыми, двоящимися от яркого солнца листами неопределенные не то белые, не то розовые - пятна. Пригляделся - и глазам своим не поверил. Белая женщина!
Она была неряшливо одета. Розовая блуза, вся перепачканная землей и соком зелени, болталась на ней лохмотьями. В прорехи джинсовой юбки виднелись белые ноги. Лицо женщины показалось мне каким-то бессмысленным.
Но рассмотреть ее как следует я не успел. Черный надсмотрщик подскочил к ней и, выкрикнув что-то на своем гортанном языке, ударил ее бичом по спине. Без единого звука, испуганно пригнув голову, она вернулась к работе.
Какого черта! Им что, мало своих чернокожих?
Отпустив тростину, я попятился и вернулся к кривому дереву, нависшему над водой. Наполнил флягу по самое горлышко и поспешил в деревню. Доктору я решил пока ничего не говорить.
6. Большой дом
А доктор даже и не заметил моего отсутствия.
- Джекииль, вы даже не представляете, что я нашел! - такими словами встретил он меня.
От радости он готов был меня обнять. А я-то думал, он набросится на меня с кулаками за то, что я пропадаю черт знает где. В руках у него была страшно потрепанная тетрадь.
- Это дневник, - пояснил доктор. - Дневник той самой женщины из России, которая снимала фильм.
И он поведал мне, что, пока я пропадал черт знает где, он пытался поставить очередной опыт, но что-то у него там не заладилось, и в сердцах он расколотил пару пробирок и одну колбу. Он крикнул меня, а когда я не отозвался, принялся сам убирать осколки. Вообще-то прибираться по хижине это моя обязанность. Каковой, признаться, я нередко пренебрегал.
Прибираясь, он и наткнулся под старой циновкой на этот русский дневник.
- Вы читаете по-русски, док? - осведомился я.
- В том-то и дело, что нет.
- Чему же вы тогда радуетесь?
- А тому, что написан он вовсе не на русском. Эсперанто. Вы молоды и не помните, а я еще застал то время, когда все повально увлекались эсперанто. Меня самого не обошло стороной это увлечение. Чему я сейчас ужасно рад. Хоть и с трудом, но мне удалось разобрать большую часть того, что здесь написано.
- И что же здесь написано?
- Строго говоря, это не дневник, а рабочая тетрадь, и о самом авторе из нее узнать можно лишь немного. Ее зовут Анна Кривцова, и с середины девяностых ее муж Николай Кривцов занимается приблизительно тем же самым, чем и мы с вами: некрозами и регенерацией тканей. Они супруги, и она во всем ему помогала.
Вот, собственно, и все, что я могу о них сказать. Понимаете, Джекииль, они жили здесь. Быть может, на этом самом столе он препарировал своих зомби.
При этих словах у меня подступило к горлу: как-никак это был наш обеденный стол.
- Должен признать, - продолжал доктор, - в некоторых вопросах этот русский продвинулся гораздо дальше. Он действовал очень напористо, пожалуй, даже слишком напористо. Если верить этому дневнику, а я ему безусловно верю, он препарировал не меньше сотни зомби. Это просто Гален нашего времени. Даже если он не был силен в качестве, он брал количеством. Здесь подробно описаны все эксперименты, которые он ставил. Я собираюсь повторить некоторые из них.
М-да, если уж доктор признает, что какой-то ученый действует "слишком напористо", то это действительно нечто из ряда вон выходящее.
- А меня вот что занимает, - заметил я. - Что с ними стало потом? И почему она бросила свой дневник здесь? И как, в конце концов, та видеокассета попала в лавку старьевщика в Куала-Лумпур?
А про себя я подумал: "Анна... Так, значит, ее зовут Анна..."
Я ни на минуту не сомневался, что та белая женщина на рисовой плантации и есть автор дневника Анна Кривцова.
* * *
На другое утро я отпросился у доктора на несколько часов. Он был настолько занят подготовкой к опытам, что, по-моему, даже не расслышал меня. Посчитав разрешение полученным, я торопливо направился вдоль реки. У меня было смутное представление о своих дальнейших действиях. Я понятия не имел, как буду общаться с этой русской, но незнание языка меня не обескураживало. И не такие трудности преодолевали!
Солнце поднималось все выше. А вот и кривое дерево, нависшее над водой. Осторожно пробравшись через кусты, я выглянул из тростников. Работники были на своих местах. Передвигаясь на корточках, они разгребали пальцами жидкую грязь. Между ними похаживали надсмотрщики. А вот и она. Все в той же розовой блузе и джинсовой юбке. Притаившись в кустах, я наблюдал за ними. Это продолжалось долго, очень долго. Солнце поднялось уже в зенит, когда я услышал барабанную дробь, созывавшую, должно быть, на обед. Работники начали подниматься с корточек и, подгоняемые надсмотрщиками, побрели в джунгли. Плантация опустела.
Выскользнув из кустов, я поспешил за ними.
На вырубке стоял огромный дощатый дом без окон. Он походил на сеновал или конюшню. Вот в него и загоняли этих несчастных.
Закрыв большие ворота на засов, надсмотрщики, переговариваясь высокими голосами, ушли. Я скользнул вдоль стены, снял засов и отворил ворота.
Десятки чернокожих мужчин и женщин были битком набиты в этот сарай. Одни лежали на грубых нарах, другие сидели на корточках прямо на земляном полу, третьи черпали тыквенными чашками мутную воду из большого жбана. На меня они не обратили никакого внимания. У всех были бессмысленные лица и ходульные движения.
Спертый воздух был полон запаха испражнений и немытого человеческого тела. Поморщиваясь с непривычки, я стал выискивать глазами белую женщину. Она сидела среди чернокожих в дальнем углу, тупо уставившись неподвижными глазами прямо перед собой. Я протиснулся поближе к ней и позвал:
- Эй! Я знаю, как тебя зовут. Ты - Анна. Верно?
Никакой реакции, как будто я говорил с пустым местом.
Только сейчас я смог как следует присмотреться к ней. Лицо у нее было изможденное. Сквозь рваную блузу просвечивали отвисшие груди. Она ничем не отличалась от остальных. Но все же она была белая женщина.
Продолжая бормотать всякую ласковую бессмыслицу, я присел рядом с ней и прикоснулся к ее руке. И снова никакой реакции. Тогда, осмелев, я положил руку на ее обнаженное колено.
И тут я услышал шум подъезжающей машины. В стенах дома были крупные щели, и, припав к одной из них, я увидел подъезжающий "джип", окутанный клубами пыли. За рулем сидел белый мужчина внушительных размеров. Приглядевшись, я узнал в нем того самого здоровяка из видеофильма. Как его? Николай Кривцов. Муж этой женщины.
Что он здесь делает?
Навстречу ему подбежал один из надсмотрщиков, и они о чем-то заговорили. Я не слышал их, да и все равно я ничего бы не понял.
Надсмотрщик махнул рукой в ту сторону, где осталась наша деревня, и показал два пальца. Мне почему-то показалось, что они говорят о нас. Прижавшись лицом к щелястой стене, я продолжал наблюдать за ними. Они еще о чем-то поговорили. Потом здоровяк достал портмоне и отсчитал надсмотрщику несколько зеленых бумажек. После чего развернулся и, закутав все желтой пылью, умчался.
О чем они могли говорить? Если о нас с доктором, то почему этот русский заплатил малайцу? Уж не за наши ли головы? Признаться, мне это очень не понравилось.
Надо было предупредить обо всем доктора.
Пообещав Анне скоро вернуться, я торопливо выскользнул из большого дома, закрыл ворота щеколдой и поспешил обратно в деревню.
7. Посредник
Из хижины доносился чей-то незнакомый голос, тонкий и быстрый.
Мужчина с короткой кучерявой бородкой на круглом коричневом лице сидел на корточках посередине хижины. На нем были европейские шорты и традиционная яркая рубаха с широкими рукавами, баджу.
При моем виде он вскочил и залопотал на ломанном английском, обращаясь ко мне:
- Посредник объяснять большой человек нельзя-нельзя смотреть поляна старый дукун. Почему большой человек не понимать такая вещь?
- Ерунда, ерунда, милейший, - добродушно трубил доктор, - я предлагаю тебе сто долларов. Ты ведешь нас на эту несчастную поляну и договариваешься с дукунами о зомбификации. Мы получаем зомби, ты получаешь еще сто долларов. Это уже двести. Ты понимаешь: двести. Вот чудак! Доктор решил прибегнуть к моей поддержке: - Джекииль, объясните ему, что живые деньги идут ему в руки, а он отказывается от них из одного своего ослиного упрямства.
- Боюсь, док, он не поймет, что такое ослиное упрямство.
Посредник снова уселся на корточки и укоризненно сказал:
- Поляна старый дукун - священный поляна. Белый не может видеть.
Дукун заколдовать белый, которой видеть. Дукун сделать посредник зомби. Зачем зомби белый деньги?
- Ну, что ты будешь делать! - в сердцах сказал доктор. - Я уже целый час бьюсь с этим малым, а толку никакого.
Он поднялся с циновки, и сразу в хижине стало тесно - все же он был ненормально огромен.
Посредник заволновался:
- Почему большой человек вставать? Разве мы кончить? Давай говорить-говорить.
- Говорить-говорить, - передразнил его доктор. - Тебе только говорить, а дело стоит. Или ты ведешь нас на поляну старых дукунов и получаешь свои деньги, или мы ищем другого посредника.
Посредник осклабился, показав свои мелкие желтые, как кукурузные зерна, зубы.
- Большой человек шутить. Другой посредник нет.
Доктор только безнадежно махнул рукой.
Целый час посредник просидел без движения, только улыбался.
Через час он сказал:
- Посредник согласен. Большой человек давать деньги. Идти завтра утром.
- Вот это другое дело! - обрадовался доктор.
Посредник вскочил на ноги и, взявши деньги, без дальнейших разговоров исчез. Как только его яркое баджу мелькнуло в щелях бамбуковой хижины, я рассказал доктору о своем маленьком приключении. Разумеется, я опустил излишние подробности. Утаил я и то, что обнаружил эти рисовые плантации еще вчера. Я представил это в таком виде: прогуливаясь сегодня вдоль реки, я случайно наткнулся на рисовые плантации и увидел работавших там под наблюдением надсмотрщиков чернокожих.
- Как вы думаете, док, это были зомби? - спросил я.
- Скорее всего. Но теперь они меня мало интересуют. Завтра у нас будет свой собственный экземпляр.
Тогда я рассказал ему о белой женщине. Это его больше заинтересовало. А когда я рассказал о "джипе" и мяснике, он даже вскочил от волнения.
- Так, значит, этот русский тоже здесь, - пробормотал он. - Ну что ж, отлично, потягаемся. С этим, - он постучал себя по голове, - и с этим, он указал на потрепанную тетрадь, - я обставлю его в два счета.
Моей обеспокоенности по поводу мясника он не придал никакого значения. Ну, коли уж доктор об этом не беспокоится, то и мне не след, решил я и отправился пить пиво. Несмотря на то, что иногда доктор доводил меня до белого каления, я доверял ему как Господу Богу. Если не больше.
8. Доктор - зомби!
Проводник заявился на рассвете, когда в чистом холодном воздухе далеко разносилась барабанная дробь с рисовых плантаций. Он весело скалил кукурузные зубы, махал руками и тараторил без умолку. Из его болтовни я понял, что ему удалось уговорить старых шаманов и они согласились сделать для доктора зомби (он сказал: "дукун делать большой человек зомби, если большой человек так хотеть"), но они запросили двойную плату. Доктор начал спорить, и они сошлись на трех сотнях.
Мы вышли за деревню и углубились в джунгли. Солнце уже поднялось над деревьями, и начало припекать.
Впереди ходко шагал посредник. За ним ломился доктор в громадных бутсах. Следом тащился я, проклиная все на свете: посредника, шаманов, доктора и его затею. С меня текло в три ручья, к тому же я вывихнул лодыжку и сильно хромал. Мы продирались через джунгли, лианы цеплялись за одежду, путались под ногами, болтались перед самым лицом.
Мы шли не один час, прежде чем впереди, среди синих глыб зелени, показался прогал.
- Поляна дукун, - сказал посредник.
Это было выжженное и убитое место посреди джунглей. На дальнем конце поляны одиноко торчал деревянный столб, украшенный резьбой. К нему длинной лианой был привязан голый коричневый мужчина без головы. Кучерявую голову он держал в руках на коленях.
Возле столба на корточках сидел морщинистый старик с большой деревянной маской на лице. Маска была разрисована яркими цветными полосами и оснащена пучками шерсти. Посредник велел нам оставаться на месте, а сам направился к старику. Доктор хищно глядел в сторону безголового мужчины. Я тяжело опустился на груду сухих листьев, и, несмотря на зной, меня охватила мелкая дрожь: возле самой земли тянуло влажным сквознячком... Все вокруг казалось таким нереальным. Солнце покачивалось и кривлялось, зацепившись за столб, к которому был привязан безголовый мужчина. Мужчина тоже покачивался и кривлялся в желтом мареве. На мгновение мне почудилось, что он приподнимает руками свою отделенную от тела голову, чтобы водрузить ее на законное место. Но, сморгнув, я прогнал это нелепое видение:
голова по-прежнему неподвижно лежала у него на коленях.
Чтобы не мерещилась всякая чертовщина, я стал глядеть на то, как посредник договаривается с колдуном. Старик достал из-за пазухи что-то темное, оторвал от него кусок и протянул посреднику. Они сунули это за щеки и принялись дружно жевать. Как жевал старик, я не видел из-за маски, но мог догадываться о том, с какой энергией он работает своей челюстью, по мелкому подрагиванию головы и всего тела. Потом посредник принялся размахивать руками и что-то втолковывать колдуну. Несколько раз он указывал в нашу с доктором сторону. Потом он проворно вскочил и направился к нам.
- Большой человек ждать, - коротко сказал он.
Он протянул нам по темному кусочку спрессованных листьев и сунул точно такой же кусочек себе за щеку. Не закрывая толстых губ, он принялся жевать, и я увидел, как между его мелких желтоватых зубов запузырился желтый сок. Я тоже положил травяной кусочек на язык и разжевал его. Мне показалось, что я разжевал мыло, я хотел было с отвращением выплюнуть его, но тут мою гортань обожгло и челюсти свело судорогой. Кровь загремела в голове, как водопад.
У меня что-то случилось со зрением. Мне показалось, что дукун двоится, потом этот раздвоенный дукун двоится опять и их становится уже четыре. Но потом я понял, что это не галлюцинация, и их действительно стало четверо. Они были неразличимы в своих разрисованных деревянных масках. Они мерно покачивались в такт барабанам.
Трам-там-там! - били барабаны все быстрее.
Все завертелось перед моими глазами в бешеной пляске: солнце, столб, деревянные маски, - и я закружился вместе с ними, как щепка, попавшая в водоворот. Мои ноги болтались далеко внизу, не касаясь земли... Среди танцующих я заметил и доктора, и проводника, и безголового мужчину, державшего в обеих руках голову и весело притопывавшего ногами в такт барабанной дроби...
Солнце вспухало и лопалось в небе, вспухали и лопались в голове кровяные пузыри...
Все оборвалось так внезапно, что я едва не упал. По-прежнему я стоял на краю поляны. Но теперь я был один. Солнце стояло у меня за спиной. Вечерело. Вместо безголового мужчины к столбу был привязан доктор. Я почувствовал дурноту, наклонился, и меня вырвало.
Подойдя к доктору, я тронул его за плечо.
- Эй, док, с вами все в порядке?
Он не ответил.
Глаза у него были открыты, но взгляд его мне не понравился:
пустой он был какой-то.
Над ним с громким, непрерывным гудением роилось скопище мух.
Что они с ним сделали?
Я не сомневался, что он находится под действием наркотической травы.
Развязав его, я попробовал приподнять его за руку, но он был слишком тяжел.
- Ну же, док, вставайте! - проговорил я в отчаянье.
И тут произошло нечто, что меня очень напугало. Доктор вскочил.
При этом его взгляд оставался совершенно пустым.
- Пойдемте домой, док!
И мы пошли.
Я заставил доктора выпить и уложил его на циновку. Он ничего не мог делать сам, и мне приходилось возиться с ним, как с ребенком.
* * *
Вечером приперся посредник. Он был, по обыкновению, весел.
- Посредник пришел за свой деньга. Большой человек давать второй половина деньга.
- Что они с ним сделали? - набросился я на него.
Он уставился на меня непонимающе.
Тогда я попытался втолковать ему более доступно:
- Что старый чертов дукун делать большой белый человек?
Он посмотрел на меня удивленно, как будто не понимал, о чем тут можно говорить.
- Большой человек хотеть делать зомби, - объяснил он мне снисходительно. - Старый дукун, не чертов дукун, мудрый дукун, хорошо делать своя работа. Посредник хотеть получать своя деньга.
- К черту зомби! Что вы сделали с доктором? Отвечай, или я вытрясу из тебя твою жалкую душонку!
Посредник оторопел.
- Друг большой человек совсем глупый, да? - спросил он. - Посредник договариваться с большой человек дукун делать его зомби. Посредник не понимать, зачем большой человек хотеть дукун делать его зомби.
Тут я взорвался:
- Да не его, а для него! Понимаешь, дурья башка?
- Посредник не понимать, что есть "дурья башка". Посредник не понимать, что есть "для". Посредник не хотеть больше говорить-говорить. Посредник хотеть получить своя деньга.
Это наконец переполнило чашу моего терпения. Я вытолкал его из хижины, а сам опустился на циновку и обхватил голову руками.
Они превратили доктора в зомби!
Эта мысль была так нелепа, так невыносима и ужасна, что я потерял последние способности соображать. До боли, до слез в глазах вцепившись пальцами в волосы, я раскачивался на циновке, как в трансе, и в десятый, в сотый раз бессмысленно повторял одно и то же:
- Они превратили его в зомби!
9. Страшный Кривцов
Меня разбудила дробь барабанов, доносившаяся с рисовых плантаций. Сквозь щели в хижину сочилась густая охра. Я вскочил на колени и дико огляделся. Циновка доктора была пуста, хижина была пуста. Желтые жесткие, как бамбуковые жерди, солнечные лучи пронизывали воздух. Панама была на месте.
Но куда подевался сам доктор?
Я выскочил наружу. Единственная улица деревни была безлюдна. В неподвижном воздухе уже разливалась утренняя жара.
Доктора нигде не было.
Слышалась частая дробь барабанов. Сигнал, призывающий на плантации зомби. Сигнал, которому они не могли противиться...
Страшное подозрение охватило меня.
Я нашел доктора на плантации. Надсмотрщик, размахивая бичом, пытался заставить его работать. Доктор, тупо на него глядя, явно не понимал, чего от него хотят. Выведенный из себя, надсмотрщик замахнулся бичом... Но ударить он не успел. Ударом кулака я свалил его на землю, и он затих, оглушенный. Другой надсмотрщик кинулся было ко мне, но его остановили. О чем-то они посовещались и потом ходко направились к Большому Дому, должно быть, докладывать по начальству.
Нужно было уходить. И чем быстрее, тем лучше. Схватив доктора за локоть, я потащил его обратно в деревню.
К черту все! К черту все эти эксперименты! К черту всех этих зомби! Мы возвращаемся в Штаты!
Только бы дождаться грузовика. А там - хватаю доктора в охапку и в аэропорт. Признаться, я понятия не имел, как проведу его через контроль. А что, если вывозить зомби из страны запрещено? В крайнем случае, скажу, что он болен.
Но я не успел.
На улице послышался шум приближающейся машины. Но это был не грузовик скорее "джип". Я бросился к двери и поглядел сквозь щели. Так и есть! Этот русский и с ним двое надсмотрщиков.
Направляются прямо к нам!
Я вспомнил, что у доктора был револьвер. Он лежал где-то в вещах.
Побросав вещи, я схватился за револьвер. Так просто я не сдамся!
Дверь открылась, и, пригнувшись, в хижину вошел здоровяк. Лицо у него было красное, а глаза серые, холодные и насмешливые.
Надсмотрщиков он оставил за порогом.
Увидав в моей руке револьвер, Кривцов усмехнулся.
- Я пришел поговорить с вами, - сказал он на чистейшем английском. Меня зовут Николай Кривцов. А вас как?
Я проигнорировал его вопрос.
- Рад познакомиться с вами, мистер Икс, - сказал Кривцов. - Доктора Харда я уже знаю. Правда, заочно. Я внимательно слежу за его публикациями. Собственно, ради него я и пришел сюда. Он мне нужен. Точнее, мне нужен его мозг.
С этими словами он полез в карман брюк.
Опасаясь подвоха с его стороны, я направил дуло револьвера прямо ему в лоб.
Он рассмеялся и достал сигареты.
- На вашем месте я бы не стал баловаться с этой штукой, она может выстрелить.
Он спокойно закурил.
- Видите ли, - продолжал он, выпуская толстую струю дыма, - я пришел к вам по-хорошему. А ведь я мог бы взять доктора силой.
Натравил бы на вас зомби... А их, как вам известно, пули не берут. Но мы же цивилизованные люди. Я хочу предложить вам сделку. Нет-нет, я не стану предлагать вам деньги в обмен на голову доктора... Это было бы оскорбительно. Я предлагаю вам нечто равноценное: жизнь. Вашу жизнь.
- Зачем вам понадобился доктор? - спросил я.
Это были первые слова. которые я произнес за все утро, и голос у меня прозвучал хрипло.
- Видите ли, - начал он в своей иезуитской манере, - я, как бы это выразиться, зашел в тупик в своих исследованиях... Мне нужен свежий взгляд... И свежий материал, если вы понимаете, о чем я говорю. Я не требую от вас ответа немедленно. Я даю вам четверть часа на размышление. Через четверть часа я вернусь, и вы сообщите мне свое решение.
Заключение
Я вернулся в Штаты. Без доктора. Некоторое время я бродяжничал, пока не попался на мелкой краже. Меня забрали в полицейский участок, и тут всплыла эта история с доктором. Я рассказал им все. Но они мне не поверили. Боюсь, говорил я слишком сумбурно и неубедительно. Было высказано предположение о моей невменяемости. Психиатрическая экспертиза показала явные психические отклонения, и меня поместили в клинику тюремного типа. Со временем я привык к постоянному надсмотру и решеткам на окнах. В конце концов, моя участь была не в пример лучше участи бедного доктора. Хотя порой меня посещает странная мысль...
Что, если этот страшный Кривцов не просто отпустил меня?
Что, если он незаметно меня усыпил и превратил в одно из этих несчастных существ.
Что, если и я - зомби?