Я проснулась среди ночи от жуткого грохота. Сначала мне показалось, что произошла какая-то глобальная катастрофа и стены комнаты начинают разваливаться. Спросонок начала шарить рукой рядом с постелью, пытаясь включить ночник, потом вспомнила, что не дома. Дрожащим голосом спросила:

— Что случилось?! Полина, это ты?!

— Всё в порядке, спи! Это я с кровати упала.

— Зачем? — Меня разобрал смех.

— У меня дома стена с другой стороны, — мрачно объяснила моя невидимая собеседница и пообещала. — Если кому-нибудь об этом расскажешь — убью на месте.

Меня разбирал хохот, я не могла ответить ни слова. Полина несколько секунд послушала меня, потом подозрительно осведомилась:

— Бахмурова, у тебя истерика, что ли?

Я едва смогла взять себя в руки:

— Похоже на то.

— Знаешь, есть такое хорошее народное средство…

— Только не надо давать мне пощёчины, я уже успокоилась.

— А то смотри, это я быстро — мяукнуть не успеешь.

После этого я долго не могла уснуть. А когда уснула, то как-то так получилось, что не успела я закрыть глаза, как уже нужно было вставать.

Одеваясь, Полина косилась на меня, ожидая, наверное, что я буду насмехаться над ней из-за ночного происшествия. Я молчала. Наконец, девочка не выдержала.

— Как спалось? — Деланно безразличным голосом поинтересовалась она.

— Плохо. Ерунда какая-то снилась.

— Какая?

— Представляешь, приснилось, что я с кровати упала!

Полина замерла, во все глаза уставившись на меня. Такого поворота событий она явно не ожидала.

— С какой ещё кровати? — Подозрительно осведомилась она.

— Думаешь, я помню? — отмахнулась я. — Я даже не совсем уверена, что это я была, может ещё кто-то. Делать мне больше нечего — сны запоминать. Так и головы никакой не хватит.

Полина успокоилась, а через минуту даже заулыбалась.

— Как ты думаешь, что мне сегодня одеть? — Спросила она.

— Чем тебе вчерашняя футболка разонравилась?

— Ты ещё скажи, чтобы я шорты одела! — В голосе моей собеседницы прозвучал откровенный ужас. — Это — самый быстрый способ дать мне понять, что ты ничего в одежде не смыслишь. Я пытаюсь пробиться в нашем классе на какую-нибудь официальную должность, а значит, мне и имидж нужно соответствующий поддерживать. Мне нужно то, что на литературном языке называется «деловым костюмом».

Я взяла полотенце и пошла в душ. Там стояла солидная очередь. Обескураженная, я вернулась обратно. Полина сидела перед зеркалом и пыталась что-то сотворить со своими, если уж совсем честно, жиденькими волосами.

— Раньше вставать надо, — заметила она. — Папа говорит, что после восьми утра поднимаются или аристократы или идиоты.

— А я кто по-твоему? — С интересом спросила я.

— Ты всего на три минуты встать опоздала, так что для первого раза это не считается. Тем более, я тебя не так-то уж и хорошо знаю. А к тому времени, как ты задержишься с подъёмом в следующий раз, я уже смогу ответить на твой вопрос.

— Спасибочки.

Полина долго молчать не могла. Стоило только наступить небольшой паузе, она тут же принялась рассуждать, что, на самом деле, всё у нас идёт неправильно.

— У нас школа Навигаторов, правильно? Самая главная из всех «Штук» вообще. И это не важно, что мы всего лишь на первом курсе. Нам по статусу не положено, чтобы мы по утрам в очереди к умывальнику стояли. Вот сейчас поживём без комфорта, вырастем, разозлимся — и устроим революцию, пусть знают!

— И кого ты смещать собираешься, если мы и так главными будем?

Полина задумалась.

— Но ведь в Правительстве не все Навигаторы — из суперов? Есть и обычные люди? Вот их-то мы и сместим.

— А потом что будем делать? — Продолжала допытываться я.

— Что-нибудь придумаем… Да и что ты в самом деле, — разозлилась она, — я шучу, а ты на самом деле уже прикидывать начинаешь. У тебя чувства юмора вообще нет.

— Есть, только оно у меня… хм-м… специфическое.

— Впервые оказываюсь в положении, в котором постоянно находится мой папа: пожаловаться некому, — поведала она мне через минуту. — Если нам и вправду доведётся сегодня встретиться со здешним начальством, я выскажу претензии, это за мной не задержится. Только вот думаю: мне за это по шее не накостыляют?

Я никогда не была хорошим физиономистом, но лицо Полины было таким выразительным, что, стоило ей только о чём-нибудь подумать — я тут же понимала, что пришло ей в голову. Сейчас в глазах у неё явно мелькнул огонёк беспокойства. Она всерьёз опасалась, что кому-то из вышестоящих может не понравиться её излишнее рвение.

— Никита сказал к вам придти, — раздался голос с порога. Полина едва сдержалась, чтобы не завизжать, как она это сделала вчера; ей удалось вовремя взять себя в руки, она даже не повернулась, продолжая смотреть в зеркало.

— Анастасия Ивановна, кто это у нас там? — Деланно безразличным голосом поинтересовалась она.

«Анастасия Ивановна? Я, что ли? А почему „Ивановна“?!»

В дверях стоял тот самый мальчик, который вчера появился самым последним. Пухлощёкая растрёпанная со сна физиономия в больших круглых очках придавала ему настолько комический вид, что я тут же забыла про Полину и не совсем вежливо фыркнула.

— Никитин сосед, — доложила я. — Которого мы вчера не записали.

— Передайте своей компаньонке, что меня зовут Марек Кирилин, я занимаюсь психологией. Всё.

И он ушёл.

Полина тупо посмотрела ему вслед, потом повернулась ко мне.

— Что это было? — И, не получив ответа, пожаловалась. — Я скоро привыкну к тому, что сюда никто не стучится. А через неделю вообще начну удивляться, если кто-нибудь дверь будет открывать не ногами, а руками.

— Зачем ты меня Ивановной назвала?

— Потому что отчества твоего не знала.

— У меня папу всю жизнь Вадимом звали.

— Позвони ему и скажи, что теперь он — Иван. На то, чтобы его перекрестить моего нынешнего статуса дочери Сенатора вполне хватит. Я даже могу бумагу выписать…

К девяти мы собрались в актовом зале на первом этаже. Мальчишки оказались сознательными: о вчерашней дискотеке напоминали только неровно стоящие ряды стульев.

Полина прохаживалась по сцене, углублённая в свои мысли, время от времени окидывала собирающихся ребят рассеянным взглядом, наконец, остановилась, пальцем по головам пересчитала присутствующих.

— Так, ребята, — сказала она, — чтобы между нами не оставалось никаких недомолвок, сразу хочу предупредить: за место старшей я не держусь. Если кто-то хочет встать на моё место: я препятствовать не буду, как только посчитаете нужным, проголосуете поднятием рук. Примитивная демократия: обычного большинства будет достаточно, чтобы на моём месте очутился тот, кого вы захотите здесь видеть. Всем ясно? — Услышав в ответ молчание, она удовлетворённо кивнула. — Теперь к делу. Я не знаю, что и как сегодня будет происходить, поэтому подробные инструкции дать не могу. Скажу только одно: если появятся какие-нибудь проблемы — пулей ко мне, не раздумывая, иначе за дальнейшее я отвечать отказываюсь. Руки не распускать, что бы ни случилось. Никита, это тебя в первую очередь касается. Мы интеллектуалы, а не каскадёры, понятно? Башкой нужно работать, а не кулаками.

Мне стало интересно, чего это Полинка так разоряется. Я отыскала взглядом Никиту. Увидела — и сразу всё поняла: на его лице живописным жёлто-зелёным пятном расплывался вчерашний утренний синяк.

— Кто-нибудь знает, где тут учебный корпус? — Под конец поинтересовалась она, не дождавшись ответа, вздохнула. — Ладно, пойдёмте искать! — И легко прыгнула со сцены.

Мы всей гурьбой высыпали на улицу. Там нас ждала первая неожиданность. Двое парней, лет по двенадцать-тринадцать, сидящие на стоящей в стороне скамейке, при нашем появлении вскочили с места и двинулись нам наперерез. К тому времени, как мы до них добрались, они выстроились, загораживая нам проход. Руки в карманах, ничего не выражающие лица, позы — деланно расслабленные.

— Стройтесь, — процедил тот, кто был выше. — По росту.

— И не отнимайте наше время, — добавил второй.

— Кто у вас главный? — Осведомился первый. — Уже выбрали?

— Да, — улыбнулась Полина, выходя вперёд.

Я сразу подумала, что недаром она целое утро выбирала, что нужно одеть: выглядела она не в пример презентабельнее, чем вчера. Джинсы, короткая джинсовая куртка, оранжевая водолазка (хоть тресни, неравнодушна она к этому цвету!), с волосами ничего особенного сделать так и не получилось: они попросту были собраны в аккуратный высокий хвостик.

Разглядев Полину, ребята с изумлением вытаращились на неё. Один даже непроизвольно сделал шаг назад.

— Мне тоже становится? — С такой же милой улыбкой осведомилась девочка.

Старшеклассник замешкался.

— Да, — ответил он, глядя куда-то в сторону. Второй ткнул его локтём в бок, что-то коротко прошептал.

Полина встала в шеренгу первой, хотя нам сказали, что становиться нужно по росту, а она не была не самой высокой.

— Давайте-давайте, ребятки, стройтесь, — скороговоркой пробормотала она. — Мне самой интересно, что сейчас будет.

Старшеклассник прошёлся вдоль образовавшегося строя.

— Короче так, — сказал он и откашлялся, опасливо стрельнул глазами в Полинину сторону, — вы тут самые маленькие и ничего не знаете, поэтому будете слушаться старших, то есть нас. Это понятно?

Мы молчали. Все смотрели на Полину, но она ничего не говорила, только глаза её смотрели так весело, словно ей анекдоты рассказывали, а не объясняли, как жить дальше.

— Я не слышу ответа! — С угрозой в голосе проговорил оратор. Ребята, на которых падал его взгляд, хмыкали и переглядывались.

— Ладно, не хотите по-плохому, по-хорошему будет ещё хуже, — сказал второй, который держался чуть в стороне. — Сейчас у каждого из вас есть школьные карточки. На каждой — двести пятьдесят баллов. Это — ваш статус, слагающийся из поведения, успеваемости и тому подобных вещей. Чем больше баллов — тем лучше. Минус двести пятьдесят — исключение из «Штуки». А теперь все вытащили свои карточки, я вам сейчас покажу фокус.

Он поднял руку с каким-то мудрёным устройством, размерами напоминающим стандартный силикатный кирпич.

— Андрюша, сними-ка с каждого по десять… нет, по двадцать очков.

Наши карточки дружно булькнули. Дрожащими руками я долго не могла вытащить свою, а когда у меня это получилось, мне пришлось убедиться, что из двухсот пятидесяти вчерашних очков у меня осталось двести тридцать.

Вот оно, значит, как! Теперь понятно, чем тут будут пугать!

— Чего вы хотите? — Сухим и резким голосом осведомилась Полина, глядя на свои баллы.

— Всего! — Нагло потребовал высокий. — Скажем полы мыть — будете полы, скажем унитазы драить — будете унитазы драить, скажем…, — он хмыкнул, не закончив. — Короче, всё будете делать.

— А вы не сильно широко будете улыбаться?

Я даже не поворачивая головы могла со стопроцентной вероятностью определить, чей был это голос. Никитин, чей же ещё!

Мальчик сделал шаг вперёд. Рядом с ним очутился Ромка — вчерашний приятель Мариши. Смотрелись они немножко комично: Рома был чуть ли не на пол-головы ниже своего спутника.

— Вы-то кто такие?

— Неважно, — набычился Никита (с некоторых пор знакомая для меня поза). — Милые мои, вы не рассчитали, что вас тут двое, а нас — сорок. Не боитесь в кустиках остаться?

Старшеклассники нервно переглянулись. Похоже, эта мысль уже приходила в их головы и оставила после себя много следов.

— Наше дело маленькое, — примиряющимся голосом объяснил первый.

— С нас взятки гладки, — подтвердил его напарник. — Мы сказали — и свободны.

— А там делайте, что хотите. Нам-то что.

— Вот-вот.

И они пошли прочь. Один из них что-то начал говорить в своё устройство, исполняющее, как мне стало понятно, на территории «Штуки» функции мобильника.

Всем нашим тут же стало понятно, что именно произошло. Это была полная и безоговорочная победа Никиты. Старшекурсники, сначала пытались строить из себя командиров, но после Никитиного вмешательства наперебой принялись уверять всех, что они — просто холопы, которые и очутились здесь только потому, что их послали. А потом вообще предпочли исчезнуть от греха подальше.

Всё правильно. Кто же знал, что первоклашки окажутся такими боевыми и не захотят занимать приличествующее их положению первое место. С конца, разумеется.

Во взгляде, который Никита бросил на Полину, читалось плохо скрываемое торжество.

И тут наши карточки снова булькнули. Когда я взглянула на свою, я чуть не выронила её. У меня осталось только двести очков! Из двухсот пятидесяти! А я ещё даже до школы не добралась!

Полина, сжимая в руке карточку, подошла к Никите.

— Урод! — Выдавила она ему в лицо. — Тебе что, больше всех надо? Я тебе сказала, не высовываться! И чего ты добился?

Она говорила тихо, но её свистящий шёпот был слышен гораздо отчётливее, чем если бы она кричала.

Никита вспыхнул:

— Выбирай выражения, Иванова! Я, в отличие от некоторых, чужие задницы вылизывать не буду!

— Будешь! — Нежно проворковала Полина. — Если я скажу.

— Это ТЫ так думаешь.

— Можешь прямо сейчас устроить голосование и выяснить, кто из нас старший. Согласен?

— Мне на твои голосования с высокой колокольни…

Полина продолжала улыбаться. Меня, если честно, от этой улыбки, мороз по коже продирал, я знала, чем всё это заканчивается. И смотрели они друг на друга так, что, казалось, очутись между их лицами лист бумаги — тот вспыхнет и сгорит без остатка.

И вдруг к ним подошёл Марек — наш утренний знакомый.

— Тоже мне, начальнички, — сказал он, близоруко поверх очков вглядываясь в лица стоящих перед собой. — Ладно, вы пока меряйтесь амбициями, а мы все пойдём учиться. — И двинулся по асфальтовой дорожке, нимало не заботясь, идёт кто-нибудь за ним или нет. За ним двинулись некоторые наши ребята, неловко переглядываясь между собой.

Не хотела бы я очутиться на месте Никиты или Полины! Они, удивительно похожие, обиженно посмотрели вслед мальчику, потом удивлённо воззрились друг на друга.

— Кто это? — Тихо спросила Полина.

— Сказал, что психологией увлекается, — так же тихо ответил Никита.

— А, да-да, заходил вроде бы утром. Я не успела его разглядеть.

— Против такого психолога дружить надо.

— Это точно. Если по-другому у нас не получается…

Я уже как-то упоминала, что тонкости человеческих взаимоотношений — не мой конёк. Лишний раз я имела возможность в этом убедиться, когда они потопали рядом, мирно беседуя между собой, только что за руки не взялись. Такого поворота событий я ожидала меньше всего. Все разногласия между ними, казалось, тут же забылись. Некоторое время я вместе с остальными ребятами таращилась вслед ушедшей парочке, потом мы бросились их догонять.

— Можно я с тобой? — Спросила Марина, очутившись рядом, стрельнула в меня своими глазищами, широко улыбнулась.

Я только кивнула. Она схватила меня за руку. Ладошка у неё оказалась маленькой и горячей. Я даже озабоченно взглянула девочке в лицо: не больна ли? Нет, не похоже, что у неё температура, слишком уж бодрая и, кстати, чем-то донельзя довольная. Больные такими не бывают. На несколько секунд мне показалась, что рядом со мной не Мариша, а Санька. Моя сестрёнка тоже любит ходить со мной, взявшись за руку.

— Марин, тебе кто-нибудь говорил, что ты очень красивая?

— Все говорят, — смущённо хихикнула моя спутница. — А что — я на самом деле симпатичная? — Кокетливо поинтересовалась она, причём, судя по её лукавому личику, ответ ей был известен заранее.

— Хоть я сама девочка, — ответила я со всей искренностью, но иногда и мне хочется повесить на стену твою фотку, чтобы иногда смотреть.

— Здорово! — Восхитилась Марина — Таких комплиментов мне ещё никто не говорил! Настёна, а ты не подлизываешься ко мне? — Вдруг с беспокойством осведомилась она.

Я так удивилась, что даже не сразу нашлась, что можно ответить. Настёной меня называли только дома и очень-очень близкие люди. А тут вдруг… Ладно, она могла догадаться, ничего в этом странного, наверное, нет; всё-таки такой вариант моего имени имеет некоторое распространение.

— Зачем? — Вопросом на вопрос ответила я.

Моя спутница этим удовлетворилась и ещё крепче сжала мне руку.

Сама не представляю, зачем я завела этот разговор. Наверное, мне показалось, что, если я с самого начала скажу Маринке, что думаю о её внешности, нам будет проще общаться в дальнейшем.

Учебный корпус мы искали долго. По прошествии получаса нам, наконец, удалось добраться до пятиэтажного здания с большими стёклами, затемнёнными, словно в нашем холле, почти до состояния зеркальности. Оно удачно вписывалось в окружающий пейзаж, и на фоне потемневших стволов высоких деревьев почти не было заметно.

Мы вышли к нему сзади, где на стоянке в полном беспорядке были припарковано несколько десятков гравов разных форм и расцветок. Вокруг «Штуки» — карантинная зона, значит на этих гравах ребята передвигаются только по территории школы. Я сразу подумала, что было бы неплохо завести свой собственный грав. Только вот каким образом? Их здесь покупают, или из дома можно выписать?

Никакого дежурного перед входом не оказалось. Мы просто подошли — и дверь растворилась в воздухе. Мы восприняли это как должное. Как же быстро ко всему привыкаешь!

Войти внутрь всей толпой у нас не получилось. Полина попыталась протиснуться в дверь вместе с какой-то девочкой, та снова стала непрозрачной. Ей пришлось пропустить девочку вперёд, потом пройти самой.

— Интересно, зачем такие сложности? — Пробормотала Марина у меня за спиной. — Здешнее начальство не любит…

Я сделала шаг вперёд и не услышала окончания фразы, а когда дверь снова стала прозрачной, Марина уже закончила.

— Всё в порядке? — Подошёл к нам Рома.

— Да! — Удивилась я такой заботливости. Мне стало неловко, когда я сообразила, что вопрос был обращён не ко мне, а к Марише.

Девочка восприняла это как должное.

— Не дёргайся, — в голосе её прозвучала сложная смесь раздражительности и снисходительности.

Рома засмущался и исчез.

Странные всё-таки отношения между этими ребятами.

То помещение, где мы очутились, очень напоминало вестибюль какой-нибудь дорогой гостиницы, сделанной под старину. Низкие пластиковые потолки, тяжёлые драпировки на окнах, коричневый большими клеточками линолеум. На противоположной от входа стене располагался длинный ряд лифтовых дверей.

Впечатление портили только расписания уроков, вывешенные на стенах, доски объявлений, какие-то сложные графики и чертежи, кнопками прикрепленные в самых неожиданных местах. Некоторое время мы с боязливым любопытством бродили, разглядывая интерьеры. Мимо нас деловито пробегали старшеклассники. С насмешкой поглядывая на нас, они входили в лифтовые кабинки и уезжали, кто вверх, кто вниз. Над кабинками весело перемигивались цифры этажей, то с минусом, то с плюсом.

Всё это было кусочком студенческой жизни, интригующей и непонятной, и я поняла, что всегда мечтала о таком вот деятельном существовании.

— Бахмурова! — Послышался голос Полины.

Я подошла.

— Как ты думаешь, нас тут кто-нибудь встречать будет?

Этот вопрос прозвучал для меня самым настоящим комплиментом. Вокруг бродят четыре десятка суперов, а Иванова обратилась за помощью именно ко мне. Это что-то, да значило!

— Тут расписание для всех курсов висит, — ответила я. — Кроме нашего. Такое ощущение, будто нас в этой школе вообще нет.

— И что это значит? — Спросила Полина, пытливо глядя на меня. — Или мы не в тот корпус пришли?

— Боюсь, что расписание нам самим придётся писать.

— С чего ты взяла?

— Сколько взрослых ты тут видела? — Вопросом на вопрос ответила я.

— Двух, — тут же ответила Полина. — Один — директор, вторая — выдра, которая карточки нам выдавала.

— Тебе не кажется, что даже для крохотной деревенской школы это маловато, не то что для Школы Навигаторов? Мы тут живём почти сутки. По теории вероятности за это время мы должны были хотя двух-трёх учителей встретить.

— Ты имеешь в виду, — глаза девочки расширились, голос прервался от волнения, — что тут ВООБЩЕ НИ ОДНОГО ВЗРОСЛОГО?!

По гробовой тишине, которая возникла после этих слов, я поняла, что наши ребята с интересом прислушивались к нашему разговору, и теперь пытались осмыслить происходящее.

Время от времени появлялись экспериментальные школы, в которых из процесса обучения максимально устраняли человеческий фактор (так это, вроде, называется в Интернете?). Функции преподавателей исполняли роботы. Ничем хорошим это не заканчивалось. Возникали многочисленные психологические проблемы. Больше трёх лет не могли выдержать даже самые смиренные ученики.

Полина уселась на корточки, сжимая голову руками, словно та набухала изнутри и была готова взорваться. Я её понимала. Одно дело — играть в Навигатора, зная, что рядом есть взрослый человек, который подскажет, если вдруг возникнет критическая ситуация, пожурит, если что-то сделал не так, подскажет, что можно и нужно делать сегодня, завтра, послезавтра. Другое — быть просто старшим.

Впервые я видела Полину в критической ситуации. Мне даже стало её жалко, настолько маленькой и несчастной она мне показалась. Впрочем, это ощущение тут же пропало. Девочка медленно поднялась, обвела всех взглядом, судорожно перевела дыхание.

— Ребята! — Объявила она. — Все дружно рассматриваем расписания и ищем свободные кабинеты. Если найдём хоть один — в нём и будем заниматься.

— Чем? — Спросил худенький светловолосый мальчик в очках.

— Там будет видно, — бросила Полина, но на лбу её появилась морщинка. Похоже, тоже задумалась, что мы будем делать в абсолютно пустом классе без всяких учителей.

Мне очень хотелось, чтобы по поводу учителей я ошиблась, и они всё-таки каким-нибудь образом очутились бы на месте.

Ребята принялись бродить по вестибюлю, внимательно разглядывая расписания.

Я тоже пробежалась взглядом по графикам. Все были написаны разными почерками. Больше половины предметов я не знала и могла только догадываться об их содержании, очень часто вместо названия предмета стояла сложная аббревиатура. Однако время и номера кабинетов были прописаны чётко.

— Полина, — подошла к своей соседке по комнате, — по-моему, у нас 217 и 218 аудитории.

Та удивлённо воззрилась на меня.

— Уже вычислила?

— Это единственные свободные. Посмотри сама, — предложила я. — И до самого вечера ни у одной нруппы занятий там нет.

Полина обошла все расписания, долго подсчитывала, шевеля губами, потом решительно тряхнула головой.

— Ребята! — Громко сказала она. — Пойдёмте, я знаю, куда идти!

В лифт можно было заходить по одному: двое в очень тесной кабинке не умещались, а если и умещались, то лифт категорически отказывался подниматься.

Я думала, что Полина уедет первой, вместо этого она подошла ко мне.

— Как ты так быстро посчитала?

— Я не считала, это и так видно.

— Думаешь? — Озадачилась девочка.

Я молча кивнула. Можно было бы, конечно, хотя бы в общих чертах объяснить, каким образом у меня это получается, но Полина была не в том настроении, чтобы меня слушать. А считала я очень просто: в своём воображении я построила таблицу со всеми номерками аудиторий, по вертикали отображались десятки, таких столбиков было тридцать, по горизонтали — единицы — их, само собой, десять; всего учебных классов оказалось триста. Как только я видела в расписании номер аудитории, цифра в моей виртуальной таблице тут же пропадала. После того, как я просмотрела все расписания, в таблице остались две сиротливых циферки: двести семнадцать и двести восемнадцать. Куда уж проще. Или Полине ничего неизвестно о таком вот простеньком способе?

Когда я вошла в тесную кабинку, двери тут же захлопнулись, сила тяжести вдавила меня в пол и двери тут же открылись. Перемещение произошло почти мгновенно.

«Здесь даже не нужно указывать этаж, — поняла я. — Похоже, это указано в карточке. Мы при всём своём желании не на тот этаж попасть не сможем»

Длинные светлые коридоры с большими окнами были такими же, как во всех обычных школах. За одним, впрочем, исключением: двери тут оказались настолько близкими друг к другу, что как-то не верилось, что за ними — настоящие учебные классы, а не какие-нибудь кладовые для инвентаря.

«Или они очень длинные?» — Задумалась я, потом подошла к окну и удивлённо расширила глаза. По высоте — четвёртый этаж, если не пятый. Откуда, если с улицы здание трёхэтажное? А если судить по номеру аудитории, то вообще второй. Впрочем, первая цифра в номере даже в обычном мире не всегда обозначала этаж.

Когда все ребята снова собрались вместе, мы всей гурьбой отправились искать наши кабинеты. Полина забежала вперёд и указательным пальцем по головам пересчитала всех проходящих мимо. Судя по её умиротворённому виду в конце подсчёта, все сорок первокурсников оказались на месте.

Я хотела сказать ей что-нибудь язвительное, но сдержалась. В конце концов, ей скоро должно надоесть при каждом удобном случае всем показывать, что она тут главная.

Нужные аудитории оказались расположенными напротив друг друга в крохотном закоулке. На правах старшей Полина первой открыла дверь. Ребята ожидали увидеть всё, что угодно, но не то, что там оказалось на самом деле.

Совсем крохотная комната. С потолка на толстых гофрированных шнурах свисают интернет-костюмы, больше похожие на глубоководные скафандры, чем на компьютерную периферию.

Тут, наверное, следует сделать крохотный экскурс в историю техники. Для работы в земной графической сети, ещё в начале существования последней, разработали специальные интернет-кресла. Минимальный набор такого кресла включает в себя сапоги, перчатки, шлем и сиденье, похожее на велосипедное. Этот набор позволяет совершать в виртуальном пространстве базовые движения: шевелить руками и ногами, ходить, прыгать, сидеть, лежать, оглядываться… Для того, чтобы комфортно работать в Интернете большинству пользователей вполне хватает этих немудрёных приспособлений.

Сложность, а, следовательно, и стоимость кресла увеличивается по мере увеличения той площади тела, которую он охватывает. Чем больше количество сенсорных датчиков, тем более сильные и глубокие ощущения можно испытать. Не хотелось бы вдаваться в такие подробности, но существуют даже специальные насадки интернет-костюмов, разработанные специально для взрослых. Надеюсь, вы понимаете, что тут имеется в виду…

Я, конечно, слышала, что самые последние разработки интернет-кресел уже вовсе и не кресла, а настоящие костюмы, но такого вот великолепия, если честно, не видела даже по визору, тем более, не ожидала встретить здесь.

Даже Полина, глядя на висящие ровными рядами и отражающие лучи утреннего солнца костюмы, потеряла дар речи. И, кстати, самая первая опомнилась.

— Вот это да! — Прошептала она. — Даже у меня таких нет! — В голосе у неё прозвучала неподдельная обида. — Похоже, здешняя администрация на нашем образовании экономить не будет.

Я даже с завистью подумала, что она — настоящая дочь Сенатора. Как бы мне хотелось мыслить вот такими вот глобальными категориями!

— Короче, так, ребята, — это опять была Полина. — Здесь — двадцать костюмов, в комнате напротив — тоже, наверное, двадцать. Девочки — сюда, мальчики — туда. Прыгаем в сеть, а там уже будем смотреть, что дальше делать.

Сколько я не разглядывала интерьер помещения, в котором мы находились, никаких пультов управления мне обнаружить не удалось, из чего можно было предположить, что костюмы включатся автоматически.

Я, как всегда, оказалась права. Первые несколько секунд мне пришлось болтаться внутри костюма словно одинокой селёдке в пустой консервной банке, потом крошечные сервомоторчики принялись регулировать размеры. Складывалось ощущение, что сначала кто-то мягко, но твёрдо, обхватил руками плечи, медленно повёл ладонями вниз, аккуратно обводя кистями рук очертания тела. В последнюю очередь нужный размер приобрели сапоги.

— Поднимите руки вверх, — попросил безликий голос. — Теперь присядьте. Сообщите, когда будете готовы войти в сеть.

— Я готова.

Вместо обычной заставки операционной системы перед глазами поплыли какие-то сложные настроечные таблицы. Тот же голос монотонно перечислял блоки системы и после некоторой заминки сообщал, что они загружены. Вскоре мне это порядком поднадоело. До сих пор я была уверена, что примерно такой же по длительности процесс происходит в звездолёте перед его отправлением. Чтобы обычный интернетовский костюм, каким бы навороченным он ни был, сканировался столько времени?!

— Блок визуального контроля… загружен. Блок системы обнаружения… загружен. Блок системы безопасности… загрузка запрещена. Блок…

Это ещё что за новости?

Я даже не успела задуматься над возникшим казусом загрузки; меня выбросило в сеть словно пустую запечатанную бутылку из-под шампанского с большой океанской глубины. Довольно необычное ощущение. Канонический вход в Интернет: это когда пространство вокруг медленно выплывает из тумана, приобретая очертания, как правило, платформы. Сейчас же меня выбросило откуда-то снизу, сильно подбросило над полом, я только крякнула, приземлившись на жёсткие плиты пола.

Оказывается, удариться копчиком — это очень больно, гораздо больнее, чем я могла себе представить. Вот это и есть самое прямое следствие отсутствия системы безопасности, будь она неладна. И с чего это, интересно, она отключилась? Или её кто-то отключил? Но ведь за такие художества можно и на Клатру на годик-другой. Впрочем, тут, в «Штуке» всё совсем по-другому. Может здесь так принято?

Помещение, в котором мы очутились, очень напоминало зал ожидания какого-нибудь космопорта: громадный ангар, светлые блестящие полы, большие матовые стёкла на высоте выше человеческого роста, за которыми, к сожалению, нельзя было рассмотреть ничего конкретного. Вместо канонического потолка над головой самым причудливым образом переплетались фрагменты несущих конструкций.

Ребята появлялись таким же образом, как я: их выбрасывало откуда-то из пола, они, ошарашенные мотали головой, словно собаки, выскочившие из воды. Подозреваю, что минуту назад я сама делала то же самое. Больше никого в более чем обширном помещении не было.

У одного из ребят возникли проблемы с визуализацией: часть тела в районе правой коленки у него оказалась полупрозрачной. Я оглядела себя. У меня с этим всё было в порядке. Впрочем, вданным момент моё тело было настолько простым, что тут и показывать-то особенно было нечего.

Если у человека проблемы с быстродействием компьютера или он собирается совершать сложную работу, ему во время нахождения в Сети, приходится сбрасывать свою привычную графическую оболочку, как правило, это изображение какого-нибудь современного артиста, певца, или кто там ему больше нравится, и он остаётся в стандартной. Тогда со стороны он кажется человечком, у которого грубо, словно на рисунке очень маленького ребёнка, зеленоватым цветом обрисованы контуры основных частей тела: руки, ноги, голова. Само собой, и действия такие незамысловатые оболочки могут производить самые примитивные: бегать, прыгать, сидеть, стоять, говорить — и всё. Сейчас все наши ребята были в таких стандартных оболочках.

Я давно привыкла ко всяким сетевым зрелищам, но вид множества ошарашенных зелёных человечков — это я скажу вам, зрелище ещё то. Нервно хихикнув, я уселась на пол. И тут же испытала гамму разнообразных ощущений, которые трудно передать несколькими словами.

Во-первых, мне впервые пришлось пользоваться интернет-костюмом. По сравнению с теми интернет-креслами, которыми мне пришлось пользоваться, по полноте ощущений это составляло такой же контраст, как разница между интеллектом обезьяны и человека. Я чувствовала всё ВООБЩЕ!

Не только тогда, в первый раз, но и все последующие дни, работая в этом костюме, я почти постоянно теряла ощущение виртуальности, мне казалось, что всё происходящее вокруг существует на самом деле.

Во-вторых, мне не очень часто приходилось пользоваться примитивными графическими оболочками. У меня есть любимый персонаж: девочка с головой кошки. Именно им я и пользовалась дома бОльшую часть времени. Этот персонаж был обрисован не очень чётко, много памяти не занимал, и с ним я практически не расставалась. Теперь же, став простым человечком «руки-ноги-голова» и одетая в сверхсложный костюм, я имела возможность почувствовать всем своим телом всё то, что чувствовал бы такой гипотетический человечек.

Я легла на спину, перевернулась на живот, сделала несколько движений, словно плыву. В голову мне приходят почему-то только кинологические сравнения. В то время я была похожа на щеночка, которого всю его сознательную жизнь, целый месяц, продержали в картонной коробке, а потом выпустили на громадный, залитый солнцем луг.

Ко мне подошёл тот самый парень с полупрозрачной коленкой, долго разглядывал меня. Он так широко улыбался в том, физическом мире, что даже на его нынешней сверхпримитивной оболочке тоненькая линия рта изогнулась аккуратным корытцем.

— А я знаю, кто ты, — заявил он.

Я вскочила, покраснев.

— И кто же?

— Мариша.

— С чего ты взял?

— Больше никому в голову не придёт вот так вот кататься по полу, словно котёнок на лугу.

Он ушёл, я только хмыкнула ему вслед. Умник! На что он надеялся, когда пытался меня узнать среди нескольких десятков таких же катающихся по полу детей? Да и на котёнок на лугу — тоже довольно странноватая картина. Телёнок — это я ещё понимаю.

Кто-то встал, подняв сразу две руки.

— Так, малыши, хватит с ума сходить! — Я поняла, что это Полина. Говорить подобным образом могла только она. — Я — Иванова, если кто ещё не сообразил. Выстроились все в шеренгу. Да хватит же орать, сколько вам говорить!!

Все понемногу успокоились.

— Поровнее встаньте!

Было видно, что она тянет время. Что делать дальше не совсем было ясно. Ни дверей, ни каких либо ещё проёмов, могущих служить каноническим выходом из зала, не было видно. А просто так стоять в одной шеренге и ничего не делать как-то глупо.

Раздумывая над тем, что моя соседка по комнате будет делать, когда мы выстроимся, я немного замешкалась, поэтому очутилась в строю самой последней.

И не пожалела об этом.

Пол в центре зала вдруг вздрогнул и раздался в разные стороны, так величаво из океанских волн могло бы вынырнуть какое-нибудь доисторическое чудовище. Чудовище и вправду появилось: огромное, в чешуе, сине-зелёного цвета, с громадными рыбьими глазами. Вместо воды с его шкуры посыпались осколки керамической плитки, которым был вымощен пол.

В ряду детей возникла паника. Они бросились врассыпную, толкая друг друга и отчаянно крича. Мне удалось никого не сбить с ног, я сразу бросилась в сторону и присела на корточки.

Уроды! За такие художества в Сети даже годика-другого Клатры будет мало. Лет десять, как минимум. С очень строгим содержанием.

Особенно мне не нравилось то, что блок безопасности не работает, о чём не позволяла забыть боль чуть пониже спины. Похоже, что не у меня одной: прихрамывая, кто-то пробежал мимо. Ещё один нежно баюкал ушибленную кисть руки. Чудовище продолжало медленно вздыматься вверх.

При включенной системе безопасности пользователь от любого удара в виртуале, будь он хоть сто раз смертельным, в физическом мире испытывал лишь лёгкие неудобства. Система безопасности амортизировала любые воздействия, которые потенциально могли иметь даже минимальный риск для клиента. Все без исключения игры в первую очередь проверяли именно блок безопасности, потом уже всё остальное. Из этого становится понятным, что наши нынешние приключения с выключенным блоком — игра на грани фола. Все, воздействия, которые испытывает на себе виртуальное тело, без всяких компенсаций передаётся физическому. Опасность была настолько велика, что об этом даже не хочется говорить.

Я оглянулась. Теперь уже никто не обращал особенного внимания на чудовище, постоянные пользователи Сети и не к таким зрелищам привычны. Причиной первоначальной паники явился эффект неожиданности. Сценаристам зрелища можно было поставить пятёрку. Тишина в громадном зале, монументальная архитектура только усиливает эффект спокойствия и статичности — и вдруг начинается ТАКОЕ!..

Ребята не разговаривали друг с другом. Трудно общаться, когда все вокруг на одно лицо. Мы встали гурьбой. Теперь Полина уже не высовывалась, поняла, что она тут не главная, и наряду с остальными пассивно ждала последующего развития событий. Среди остальных ребят я уже не могла её различить.

Неведомый сценарист не давал нам скучать, эти события последовали незамедлительно.

Чудовище принялось стремительно уменьшаться. В сети я и не такое видела, но тут не могла отвести взгляд от процесса трансформации. С точки зрения эстетики это было очень красиво. Крылья распахнулись, заняв почти весь объём помещения. Перья, искрясь, разлетелись в разные стороны, растворяясь в воздухе. Голова вывернулась наизнанку. Я даже зажмурилась, ожидая как минимум зрелища крови и мяса, но вместо этого из шеи вырос огромный цветок, очень похожий на кувшинку. Цветок втянулся обратно, кожа начала слезать, так стремительно, словно чулок с ноги…

Не буду описывать всё, что там происходило, всё это продолжалось довольно долго. Краешком сознания я прикидывала, сколько же нужно кропотливой работы, чтобы написать вот такую программу. Но вместе со всеми заворожено смотрела на происходящее.

— Достать бы эту программку, — вполголоса расфантазировался кто-то из ребят, оказавшийся рядом. — Прямо ходячий учебник по психотехнологиям.

Я повернулась к неожиданному собеседнику:

— Думаешь, нас гипнотизируют?

— Ты что — совсем дурак? — Хмыкнул тот в ответ. — Попробуй отвести взгляд!

Через несколько секунд я была вынуждена признать правоту незнакомца. Даже разговаривая с ним и оборотившись к нему всем телом, я тем не менее, продолжала смотреть в другую сторону. А решив повернуть голову, вдруг почувствовала, что шея — это совершенно автономный орган и нужно приложить определённое усилие, чтобы она повиновалась сигналам мозга. Проще было закрыть глаза, что я незамедлительно и сделала. Не люблю всяких гипнотических технологий. Однажды по визору я видела, как один гипнотизёр заставил женщину вообразить себя кошкой. Она ходила на четвереньках, мяукала, вообще делала много всяких уморительных вещей. Все зрители смеялись, а мне было совсем не до смеха, потому что на её месте я почему-то представила себя, а потом подумала, насколько страшным оружием является гипноз. Страшным и… как бы это так сказать… неэтичным.

Голова, наконец, сумела договориться с шеей, куда мне нужно смотреть. Я сумела отвернуться, а потом из-под полуопущенных ресниц оглядела ребят. Все, как один, смотрели на завлекательное зрелище, даже мой сосед, который говорил о психотехнологиях. Я не совсем вежливо ткнула его локтём в бок. Тот без всяких усилий повернулся, посмотрел на меня.

— Чего пихаешься?

— На тебя что — не действует?!

Этот вопрос остался без ответа. Презрительно хмыкнув, тот отвернулся.

Хорошо бы узнать, кто это такой, чтобы в реале высказать, что я о нём думаю. Не признается ведь. И оказаться может кем угодно, от Полины до Мариши. Уже тогда, кстати сказать, в первый же день, я подсознательно поселила этих девочек на разные полюса.

Но Полинка так хмыкать не умеет. Я хоть не очень долго её знаю, но уверена, что она на редкость интеллигентна для таких штучек. Маринка — белая и пушистая, она тоже не будет грубить. Скорее всего кто-то из мальчишек…

Нет, похоже, этот карнавал в самом деле не совсем благоприятно воздействовал на интеллект. Я из сорока детей, из которых-то и по именам знаю всего двух-трёх, пытаюсь вычислить, кто повёл себя со мной грубо. В чём смысл?

Всё закончилось так же неожиданно, как началось. Особенно для всех остальных ребят (кроме меня), которые разглядывали превращения чудовища. Представьте себе, что вы любуетесь какой-нибудь картиной на вернисаже, и вдруг кто-то перед самым вашим носом сминает её и выбрасывает. Точно такое же чувство испытали ребята, когда на месте феерического зрелища вдруг ничего не оказалось. И даже искорёженные плитки пола восстановились и приняли свой первозданный вид.

В стене раздвинулся небольшой проём. Это случилось совсем рядом со мной. Я была готова ко всяческим неожиданностям и довольно проворно увернулась, но не сдержала нервного вскрика, что в наступившей тишине выглядело не очень красиво. Успокаивало только то, что для всех остальных моя личность осталась полнейшей загадкой.

Вошла невысокая русоволосая девочка лет десяти-одиннадцати, тоненькая и довольно симпатичная (по крайней мере, на мой вкус). Одета она была более чем старомодно: светлая футболка, светло-синяя изрядно потёртая юбочка до колен, совсем уже немыслимый для нашего просвещённого времени передник (так, вроде, называлась эта деталь одежды?). На голове её красовалась красная шапочка с ажурными, словно вырезанными из картона краями.

— Постройтесь! — Коротко приказала она.

Ребята начали переглядываться. Второе построение за один день? Тем более от кого-то в оболочке обычной девчонки? Это уже слишком.

— Ну! — Прикрикнула девочка. Она сделала замысловатый жест рукой, в которой держала корзиночку, и пол ощутимо тряхнуло. Одно из стёкол посыпалось вниз.

Это оказалось достаточным стимулом для послушания. Ребята выстроились в одну шеренгу.

— Михаил Сергеевич — там, а я — тут. И зовут меня — Красная Шапочка, — произнесла незнакомка звонким голосом. — Это понятно?

— Чего тут непонятного! — Буркнул кто-то из ребят. — Ты, значит, здесь всем заправляешь?

Мне показалось, что так мог сказать только Никита.

— Вот именно, — спокойно подтвердила Красная Шапочка. — Сегодня по дороге сюда ребята снимали с вас баллы в реале, я то же самое могу устроить здесь. И буду этим пользоваться. Меньше чем полсотни очков за раз я не снимаю, так что, если кто-то за время общения со мной проштрафится шесть раз — считайте, что в «Штуке» вы больше не учитесь. Это ясно?

Все подавленно молчали.

Красная Шапочка мило улыбнулась.

— Очень хорошо, что вы такие понятливые. Теперь по одному заходите ко мне.

В стене выросла дверь. Красная Шапочка исчезла в ней.

— Я первая.

Я поняла, что это была Полина и автоматически взглянула на её коленку. Почему-то очень важным показалось узнать, кто насмехался над Мариной. Я украдкой оглядела присутствующих. Человек с прозрачной коленкой стоял одним из последних.

Полина скрылась за дверью.

— Бахмурова, это ты? — Подошёл ко мне кто-то.

— Ну?

— Ты или нет?

— Ну, я. Как ты меня узнал?

— Догадался. Что ты про всё это думаешь?

— Про Красную Шапочку? — Буркнула я. — Чего про неё думать?

— Нет, я про это землетрясение. Такого ведь просто не может быть.

— Но было же!

— Ты что ль, Никит?

— Я, — призналась зелёная фигура. Человечек почесал рукой голову. — Это какую же программу надо сочинить, чтобы так здорово тряхнуло! Я бы месяц потратил.

— Вот и наша Шапочка месяц, наверное, потратила.

— Всё равно, — Никита нахмурился. Это выглядела очень комично на рисованном лице. — Не стыкуется ничего. А если бы что-нибудь развалилось?

— Стекло вылетело. Тебе мало?

— Я про другое. Только для того, чтобы произвести впечатление на пугливых первокурсников целый месяц корпеть над программой? А если бы стены не выдержали?

Он подошёл к валяющимся на полу осколкам и задумчиво принялся расшвыривать их ногами в разные стороны.

Я тут же очутилась рядом.

— Не понимаю, чего тебе не нравится?

— Всё — не нравится.

Дверь открылась, и появилась Полина. Теперь уже не в виде стандартного зелёного человечка, а в самом обычном, в котором ходила на земле, разве что на пару лет моложе.

— Чего выставились? Следующий!

— Что она там делает?! — Бросились к ней с расспросами ребята.

— Оболочки раздаёт. Земные. По спискам.

Я пошла следующей.

Комната, в которой происходило действо оказалась совсем крохотной. Красная Шапочка сидела в кресле, держа в руках мелко исписанный лист бумаги.

— Папа кто?

— Пожарник. Из службы спасения, — залепетала я, огорошенная столь неожиданным вопросом.

— Значит, права качать не будешь. Это радует. Фамилия?

— Бахмурова.

Красная Шапочка пробежала пальцем по листу, остановился на одной строчке.

— Есть такая.

В воздухе материализовалась фотография.

— Когда фотографировалась?

— В семь лет.

— Совсем оборзели, — кротко вздохнула она. — Со следующего года введу правило, чтобы при поступлении в «Штуку» пользовались фотографиями не более чем годовой давности. Детский сад тут развели!

— Я…

— Стой на месте и не шевелись!

Я почувствовала, как моё тело стремительно изменяется.

— Всё, можешь идти!

Я оглядела себя, насколько это было возможно в отсутствии зеркал. Да, это была я сама. Такая же, как в реальном мире три года назад.

— Сменишь фотографию или поменяешься с кем-нибудь оболочкой — вылетишь из «Штуки» быстрее чем кошка с собачьей выставки. Тут школа, а не бордель. Наказывать буду я. Страницу с буквой «Ж» у меня из словаря какие-то доброжелатели выдрали, поэтому на мою жалость можешь не давить, не знаю, что это такое. Всё, топай отсюда, ты не одна!

Я вышла, чувствуя, что на глаза наворачиваются слёзы. Хорошо ещё, что костюм не был предназначен, чтобы эти слёзы показывать всему виртуальному миру. Кобра в кабинете завуча по сравнению вот с этой девчушкой — не более чем ласковая бабушка.

Почему же они тут все такие грубые, а?!

— По-моему, ты маленькая была красивее, — сказала Полина, едва только я вышла в зал. Теперь меня можно было узнать.

— Отомстила за вчерашнее, да?

— Ну, — хмыкнула довольная Полина. — И, если честно, думала, ты обидишься.

— Ага, жди.

Рядом тут же очутился вездесущий Никита. Мне показалось, что я его теперь смогу узнать в любой оболочке.

— Девчата, я всё понял!

— Что ещё? — Слабым голосом осведомилась Полина.

— Это была не одна, а две программы. Первой нас всех тряхнуло, а второй разбило стекло, чтобы мы думали, что тряхнуло всё здание! Это ведь просто, как пять копеек!

На пороге возникла разъярённая Красная Шапочка.

— Вы совсем охренели?! — Взвизгнула она. — Думаете, я ждать вас буду?! С каждого — минус пятьдесят очков!

Я почувствовала вибрацию своей карточки, которая в реале лежала где-то в правом кармане, и чуть не расплакалась у всех на виду (такое явное выражение эмоций скрыть бы не удалось). На балансе — то пятьдесят очков! Ещё учиться не начала, а уже сто баллов потеряла! Как так можно жить?!

Инициализация (так я для себя назвала происходящее действо) закончилась быстро. Когда последний мальчик вышел из кабинета, вместе с ним появилась Красная Шапочка с корзинкой в руке. Там лежало что-то, прикрытое сверху светлой тряпочкой.

На сей раз строить нас Красная Шапочка не стала.

— Так, малыши, — девочка чуть шевельнула бровями, рядом с ней с громким хлопком появилось старинное кресло, в которое она тут же уселась. — Будем знакомиться. Михаила Сергеевича вы уже видели. Надеюсь, он произвёл на вас НУЖНОЕ впечатление. Настоящий руководитель Школы Навигаторов — я. Зовут меня, как я уже сказала, — Красная Шапочка. Если кого-то интересует моя биография — найдите одноименное произведение Шарля Перро, там всё есть. Захотите узнать больше — посмотрите старый детский видеофильм, называется «Про Красную Шапочку» Моя оболочка — оттуда. Если же вас заинтересуют факты моей биографии, не входящие в эти два произведения — искать не советую. — Она улыбнулась, обнажив белые, по-детски неровные зубы, сняла с колен корзиночку, некоторое время задумчиво разглядывала её, словно видела впервые. Я даже не успела уловить, когда внешний вид корзиночки изменился. Теперь это было нечто большое и объёмное, сплетённое из гибких чёрных прутьев. — Кто у вас старший — этого я не спрашиваю — и так ясно. — Красная Шапочка, обернувшись, взглянула в сторону Полины. — Значит, хочешь очутиться на моём месте?

— С чего ты взяла?

— Минус пятьдесят, — мило улыбнувшись, ответила ей девочка, потом обратилась ко всем. — И так будет с каждым, кто рискнёт обратиться ко мне на «ты». — Снова повернулась к Ивановой. — А что касается твоего, в общем-то логичного вопроса, то могу сказать только одно: слишком много ты перед сном болтаешь.

Я могла только догадываться, какие эмоции испытала Полина, но они были достаточно сильны: черты её лица заколебались, словно очертания горизонта в сильном потоке тёплого воздуха.

Наблюдая за моей соседкой, я не сразу осознала смысл произнесённых слов, а когда сообразила, то не смогла поверить в происходящее. Красная Шапочка призналась в том, что подслушивала наш разговор?! И не просто призналась, а проконстатировала факт. У неё что — совсем никакого такта?!

Впрочем, навряд ли при описании событий, происходящих в «Штуке» мне стоит оперировать подобными категориями. В который раз за последние два дня мне захотелось уехать домой. Насколько реальная жизнь в школе отличалась от той, которую я рисовала в своём воображении!

Красная Шапочка продолжала говорить. Мягко, но в то же время с командно-металлическими интонациями в голосе. Не знаю, каким образом ей удавалось соединять в себе столь противоположные признаки, может быть, во всём был виноват её образ маленькой симпатичной девочки. Интересно, кто она на самом деле?

— Первое. Что касается учёбы. За вами тут никто бегать не будет. Можете ходить на занятия, можете не ходить, можете опаздывать, можете не опаздывать — за этим никто смотреть не будет. Можете вообще не посещать школу — на это всем будет наплевать. Но раз в месяц вы будете сдавать экзамен, по всем предметам — сразу. В качестве оценки вы будете получать соответствующее количество очков. Это — единственный стимул, чтобы вы учились со всевозможной отдачей. Минус двести пятьдесят очков — исключение из «Штуки», впрочем, сегодня утром ребята вам об этом уже сказали. — Красная Шапочка поёрзала в кресле, усаживаясь поудобнее. — Второе — баллы. Или очки, кому как больше нравится. На территории школы, а так же за её пределами во весь период обучения за вами будет вестись доскональное наблюдения. Лично я баллы буду снимать за передачу информации касающейся или меня или моей школы посторонним лицам, неважно, в какой форме — устной, письменной, артикулярной, или любой другой, какую вы изобретёте. Также, кстати сказать, не советую награждать меня лично нелицеприятными эпитетами. Вам же хуже будет. — Она произнесла эту фразу едва слышно, почти шёпотом, от этого голоса у меня мурашки по коже побежали. — Всё, что вы скажете в любой момент времени, может быть использовано против вас. Так же, если я посчитаю, что сказанное каким-либо образом может быть использовано не во благо школы…, — девочка не договорила, но её угроза всем осталась понятна.

— Третье — как вести себя со всеми остальными курсами. Вы тут самые мелкие, поэтому всем подчиняйтесь. — Красная Шапочка медленно приподняла худенькие незагорелые плечи. — Хотя я на этом не настаиваю, мне лично от этого ни тепло ни холодно. Есть некоторые лица, которые по сроку службы имеют полномочия снимать баллы. Я бы на вашем месте с ними не спорила.

— И делать всё, что они скажут? — Послышался дрожащий от негодования голос Никиты. Он был первым, кто осмелился заговорить.

— Минус пятьдесят за наглость, — даже не смотря в его сторону, с лёгкой усмешкой проговорила девочка. — Я никому слова не давала. Теперь отвечаю по существу вопроса. Да. Делать всё, что они скажут. Впрочем, мне-то что, — она снова сделала движение плечами. — Я уже объяснила положение вещей, два раза повторять не буду. Ещё, кстати сказать, минус пятьдесят — за тупость. Последнее. Весь курс вашего обучения основан на самообслуживании. Вы получаете вопросы к экзамену, идёте в библиотеку, а потом столько времени, сколько считаете нужным, готовитесь по ним. Можете тратить на учёбу по десять минут в день, можете сидеть над учебниками круглые сутки. Важен результат. Через месяц, после экзамена, получаете следующий блок вопросов — и снова по ним готовитесь. Система примитивная, но действенная.

Красная Шапочка устало и грузно встала со своего кресла. Мне сразу бросилось в глаза это несоответствие. Про себя я решила, что в реале тому человеку, который носит оболочку Красной Шапочки, не может быть меньше тридцати. Какую бы оболочку не одевал человек в виртуальном мире, по динамике его движений в некоторых случаях можно вычислить его половую и возрастную принадлежность. Одно дело, как двигается десятилетний малыш, пусть даже и супер, другое — престарелая грузная женщина. Красная Шапочка больше походила на вторую категорию. Может она и была ребёнком, но тогда уж точно ребёнком полненьким, который утомлён своим избыточным весом.

— У вас будет появляться множество личных вопросов разного характера. — Теперь девочка стояла, чуть опустив голову, глядя в пол прямо перед собой. Создавалось впечатление, что она размышляла вслух. — Я — никого не принимаю. У вас есть старшая, обращайтесь к ней. Если кто-то, нарушая субординацию, придёт ко мне, то сначала вы должны будете найти ОЧЕНЬ веские причины оставить вас в этой школе. А когда отыщете, тогда будем решать все остальные вопросы.

Красная Шапочка исчезла. Без всяких спецэффектов, просто растворилась в воздухе. Пока все ребята таращились на то место, где она только что стояла, девочка появилась в двух шагах от Полины. Все шарахнулись от них, словно от прокажённых.

— Теперь поговорим про тебя, Иванова. Амбиций у тебя хватит для десяти таких, как я, поэтому полагаю, ты на своём месте. Но это не даёт тебе право считать, что ты чего-то там из себя представляешь. Тут я полностью согласна с твоей соседкой по комнате. — Красная Шапочка говорила медленно, отчётливо выговаривая каждое слово. Она неотрывно смотрела на свою собеседницу. Я видела напряжённую спину Полины и понимала, что она прилагает значительные усилия, чтобы выглядеть спокойной. — И авторитетом своего папули на меня давить не стоит. Как это звучит ни абсурдно, но здесь он не имеет никакой власти. Вообще. — Красная Шапочка сделала шаг вперёд. Теперь девочки стояли почти вплотную друг к другу. Несмотря на то, что Полина была в графической оболочке двухлетней давности, они оказались почти одного роста. — Ты — единственный человек, который имеет право заходить сюда в любое время дня и ночи. Общаясь со мной, советую выбирать стиль общения, в противном случае рискуешь не проучиться в нашей школе и нескольких дней. Были прецеденты, — последнюю фразу Красная Шапочка словно выплюнула из себя. — Сегодня в двадцать один восемнадцать придёшь ко мне за инструкциями, которые не обязательно слышать этой мелочи, — она показала на стоящих вокруг детей. — Я закончила.

— Это не мелочь, — процедила Полина, глядя в пол.

— Минус пятьдесят. Мелочь, — привычно мягким голосом возразила Красная Шапочка. — Ещё спорить будем?

Я попыталась подсчитать количество очков, оставшееся на карточке моей подруги, и подивилась её выдержке. Полина умела держать себя в руках, я бы на её месте разревелась.

— Ну? — Настаивала Красная Шапочка, снизу вверх глядя на свою собеседницу.

Полина молча покачала головой.

Губы Красной Шапочки искривились в усмешке, она едва заметно кивнула.

— Я заметила, что вы все почему-то не горите желанием проводить время в моём обществе, — саркастически сказала она. — Я сделаю робота, он проведёт экскурсию по нашей школе.

Внезапно повернувшись ко всем спиной, она пошла прочь, в сторону своего кабинета. Дверь, даже не успев закрыться за ней, с неприлично-чмокающим звуком втянулась в стену.

Ребята собрались вокруг Полины. Никто ничего не говорил, она тоже молчала.

Некоторое время ничего не происходило, потом в центре зала пол заколыхался, оттуда появилась высокая человеческая фигура. Человек был в плаще и шляпе с широкими полями. Он встал в полный рост, отряхивая колени. Типично человеческое движение. Когда он повернулся в нашу сторону, я едва смогла сдержать возглас удивления. Это был Сенатор.

Первой опомнилась Полина. Неверными шагами, словно в каждое мгновение готовая броситься бежать прочь, она подошла к отцу.

— Ты кто?

— Робот, — бесцветным голосом ответил тот. — А что касается моей внешности, то это лично тебе передала привет Красная Шапочка.

— Ты можешь стать кем-нибудь ещё?

— Изменение моей внешности заблокировано.

— Ну и ладно, — с неожиданной лёгкостью согласилась Полина. — Пойдёмте, ребята!

Всё здание оказалось декорацией. То-то, наверное, удивился Никита со своими выкладками! Едва только Сенатор сделал первый шаг, всё вокруг исчезло — стены, пол, потолок… Мы очутились под холодным ночным дождём.

Не знаю, что думали другие ребята, но у меня в тот момент полностью исчезла граница, отделяющая реальность от виртуального мира. Костюм для выхода в Интернет оказался настолько хорош, что я каждой клеточкой своего тела ощущала холодные струи воды, стекающие по коже, отдельные капельки. Даже волосы намокли, так и хотелось засунуть их под воротник кофты.

Я, конечно, понимаю, что уровень развития современной техники позволяет создавать виртуальный мир, по многим параметрам не отличающийся от обыкновенного, физического, однако настолько высокая степень реальности даже для человека, привыкшего к современным технологиям — это всё-таки слишком.

То место, где мы очутились, очень походило на декорации к плохонькому фильму ужасов: ночь, густой клочковатый туман, уродливые корявые деревца, под ногами хлюпает болотная жижа. Можно было только предполагать, насколько обширной территорией располагал сайт «Штуки»: всё, что оказывалось в нескольких шагах, терялось в непроглядной тьме.

Я снова почувствовала в своей руке маленькую горячую ладонь Мариши. Интересно, почему она именно ко мне тянется, а не к кому-нибудь ещё?

— Можно с тобой, Настёна? — Послышался её шёпот.

— Да, конечно. Всё в порядке?

— Ага. Только страшно немножко, — смущённо призналась девочка.

— Ты во сколько лет фотографировалась?

— В десять.

— Ты, оказывается, здесь самая старшая среди нас, а боишься, словно какая-нибудь малышка.

— У меня просто самая новая оболочка, — мягко поправила меня Марина. Она задорно улыбнулась, подняла лицо вверх и открыла рот, ловя капли дождя. — Здорово получается, — сказала она. — Капельки на губах чувствую, а в рот ничего не попадает. Интересно, а изобретут когда-нибудь такие костюмы, чтобы не только всей кожей чувствовать, а внутренностями тоже?

— Мне и от этого костюма не по себе, — буркнула я.

— Ну а всё-таки? — Допытывалась Марина.

— Следующее слово интернет-технологий: шлем с электродами. Оденут на голову такую штучку — и все удовольствия в одном флаконе, причём без всяких там датчиков и рецепторов.

Моя спутница замолчала, обдумывая услышанное. Я бы ни за что не призналась ей, что это не я такая умная, что эту фразу я недавно вычитала в Сети в каком-то диссидентском издании.

Мы шли долго, минут десять. Наконец из окружающего мрака начали проступать очертания зданий полусферической формы. Человек, который конструировал сайт, похоже, был романтиков, которые зачитывались похождениями космических экспедиций и во всех земных делах оставляющих отпечаток своего увлечения. Как иначе можно объяснить тот факт, что все эти здания были один к одному похожи на базы землян на бескислородных планетах?

Дождь усиливался. Упругие струи били по лицу, растворяли ярко-жёлтый цвет крохотных окон, струясь, стекали по металлическим поверхностям многочисленных строений.

— Ко мне! — Прокричал Сенатор.

Мы стали собираться вокруг него. Вдалеке раздался громкий звук, похожий на взрыв. Сенатор на это никак не отреагировал.

— Это — сайт нашей школы! — Громко начал объяснять он, пытаясь перекричать шум дождя. — Здесь, — он сделал широкий жест рукой, — учебные корпуса. Те, которые поменьше — курсовые, для каждого курса — свой. Вы не имеете права заходить в корпус не своего курса. Ваш — вот он! — Сенатор постучал кулаком по полусфере ближайшего здания, сморщился от боли, когда случайно попал по острой заклёпке. — Корпуса побольше — учебные базы, где расположены технические модели и ситуации. Самый большой корпус — библиотека, в ней вы будете проводить основную часть времени, отведённого для учёбы. Правила пользования библиотекой — такие же, как на земле, с этим трудностей возникнуть не должно. Книги оттуда выносить нельзя, пользоваться литературой разрешено только в пределах читального зала.

Сенатор, наклоняясь вперёд, чтобы противоборствовать дождю, двинулся вдоль стены. Мы пошли вслед за ним.

— Здесь! — Показал Сенатор на едва видимый овальный зазор в стене.

— Что — тут?! — Изо всех сил заорал кто-то из ребят.

— Дверь! Заходите!

— А вы?!

— Я — робот! И без карточки! У меня не получится! Я вас тут подожду!

Я не уверена, что передаю слова Сенатора дословно, слишком большой шум стоял вокруг, до меня едва ли долетало одно слово из пяти, но общий смысл был примерно такой.

Конструктор сайта впридачу ко всему оказался человеком с очень нестандартной пространственной логикой. И ещё мне кажется, что он пытался воздействовать на нашу психику постоянными контрастами. Только что мы были под жутким ливнем, в грязи, среди металлических полусфер, напоминающих инопланетные пейзажи. А, пройдя за овальную дверь, сразу оказались в громадной комнате, устланной коврами. В центре, уютно потрескивая дровами, горел камин, вдоль стен, занавешенных портьерами, стояли мягкие глубокие кресла.

При нашем появлении сотнями разноцветных огоньков вспыхнула большая люстра под потолком.

Мы собрались перед камином, протягивая к огню дрожащие руки.

Кто-то, обжёгшись, отдёрнул руку.

— Это виртуал? — Спросил он. — Или реал? Что-то я ничего не понимаю…

Ему никто не ответил.

Только очутившись в сухости и тепле я поняла, насколько сильно промокла и замёрзла. У моей спутницы зуб на зуб не попадал, я сама выглядела не лучше.

— Сильно замёрзли? — Подошёл к нам Рома.

— Терпимо, — ответила Марина.

— Давайте в реал выйдем на минутку. — предложил мальчик. — Погреемся хотя бы.

— Ты знаешь, как отсюда в реал выйти? — С интересом осведомилась Марина. — Или фантазируешь, чтобы нам ещё хуже стало?

— Нет, я просто думал…

Он смутился и отошёл.

— Зря ты так на него, — сказала я Марине. — Он просто хотел позаботиться о нас. Мне бы льстило, если бы за мной так ухаживали, как Ромка за тобой.

— Маленький он ещё ухаживать! — Бросила Марина.

Мне стало смешно. Это она-то Ромку считает за маленького! Хотя сама, несмотря на свою самую взрослую среди наших ребят оболочку, съёжившаяся и дрожащая, по размеру больше напоминает котёнка, вылезшего из таза с водой, чем человеческого детёныша.

— Это, значит, наша штаб-квартира? — Спросила Полина, по-хозяйски обходя помещение. Она посидела в одном кресле, в другом, заглянула за портьеру, надолго исчезла в дальнем углу, вернулась довольная.

— Там несколько переходов кто-то оставил, — сообщила она. — Один из них — в библиотеку. Пойдёмте напрямую?

— А как же твой папа? — Спросила какая-то девочка.

Впервые я видела, чтобы человек так быстро переходил от полной умиротворённости к состоянию крайнего гнева.

— Какой ещё папа?! Это робот!!

— Всё равно жалко, — сказала другая девочка. — Он там стоит один, мокнет, ждёт нас…

Мы потянулись на улицу, с сожалением покидая почти домашний уют нашей будущей резиденции.

— А ты видела, как он по заклёпке ударил? — Шёпотом спросила меня Марина, оглядываясь на остальных ребят, чтобы кто-нибудь случайно не услышал.

— Видела, — так же шёпотом ответила я.

— Он почти как человек.

— Красная Шапочка специально такую имитацию сделала, чтобы нашу Полинку посильнее обидеть. — Не дождавшись моей реакции, Марина продолжила рассуждать. — Только ведь Полина умная, она на такие фокусы не ведётся.

— Тогда бы она так не орала, что это не её папа, — резонно ответила я.

Марина опустила глаза.

— А если бы на его месте был ТВОЙ папа?

Я ничего не ответила. Действительно, как бы я в этом случае реагировала?

На улице ничего не изменилось, стояла такая же темень, хоть глаз выколи, даже дождь, вроде бы, стал ещё сильнее, хотя несколько минут казалось, что больше уже некуда. Вода, пузырясь, текла по асфальтовой дорожке в кювет.

Мы пошли дальше. Ребята жались к Сенатору. Я чуть отстала (не люблю толпы), поэтому не слышала всех объяснений нашего экскурсовода. Робот что-то говорил, указывая то в одну, то в другую сторону. Вскоре мы добрались до самого большого купола. Насколько я помню, это была библиотека.

Ребята начали заходить внутрь. Я очутилась в библиотеке одной из последних, мне было интересно посмотреть на Сенатора. Тот сделал несколько шагов в сторону, сунул руки в карманы и съежился под холодными каплями дождя, ожидая, пока все пройдут. Насколько человеческая поза!

В вестибюле было людно. Семи — восьмилетние дети озабоченно сновали взад-вперёд, некоторые останавливались на несколько секунд и пропадали, рядом возникали другие малыши, бросали быстрый взгляд вокруг, соображая, где очутились — и тут же убегали по своим делам. Подобным образом работали те самые переходы, несколько из которых Полина отыскала в нашем корпусе. Действительно, на сайте такая погода, что куда проще сделать переход и перемещаться между объектами напрямую, минуя «улицу», чтобы не бродить по грязи и под дождём.

— Я думала, что они тут все взрослые будут, — прошептала мне Марина.

— Оболочку выдают один раз — и на весь период обучения, — так же шёпотом ответила я. — Если сфотографировалась для вступительных документов в восемь лет — то все пять лет будешь восьмилетней по сайту бегать.

— Хорошо, если бы в реале так было. Представляешь? Всю жизнь прожить — и чтобы тебе всегда восемь лет было!

Я была не согласна с собеседницей, но в дискуссию решила не вступать: не до того было.

Место, где мы очутились, очень напоминало обычную земную (правда, очень большую) библиотеку в старинном стиле. (Помешались они тут на старине, что ли?) Паркетные полы, длинные коридоры, высокие деревянные двери с узкими высокими зеркалами вместо стёкол, ковры, развешанные по стенам, на всех лестницах — ковровые дорожки, мебель — семнадцатого-восемнадцатого века, всё это освещается неверным светом свечей в бронзовых подсвечниках.

Мы поднялись на второй этаж.

Со стороны это, наверное, выглядело довольно забавно: Сенатор в окружении четырёх десятков детей от семи до десяти лет гордо, словно крейсер, шествовал по коридору. Старшекурсники, попадавшиеся навстречу, жались к стенкам и с любопытством разглядывали процессию. Я понимала, в чём дело. В Сети, само собой, можно было встретить кого угодно, даже зелёного орангутанга в доспехах рыцаря (со мной однажды было такое в какой-то байме), но здесь, на сайте «Штуки», было принято пользоваться земными оболочками. Да и если бы кто-нибудь всё-таки решился нарушить запрет, Сенатор был последним, изображение которого нарушители решились бы использовать в качестве графической оболочки.

— Здесь — зал каталогов, — говорил робот, указывая на двери, около которых мы проходили, — тут — зал по именам авторов от А до О, там, дальше, — от О до Я. В следующем зале книги распределены по именам. Читальные залы маркируются латинскими буквами — от А до ЖЭ.

— Что нужно, чтобы получить книги? — Спросила Полина.

Сенатор на секунду остановился, взглянув на неё.

— Ничего, — ответил он. — Находите книгу в каталоге, потом в зале, садитесь и читаете. Информацию нельзя копировать никаким способом: ни на аудио, ни на видео, нельзя распечатывать, тем более нельзя выносить литературу за пределы библиотеки. Всё это карается снятием всех очков и изгнанием из «Штуки». Почти все книги — в одном экземпляре, а вас — много.

Это заставило меня задуматься. Странная тут, однако, библиотека! Насколько я могу судить, с точки зрения реала, виртуальная книга — самый обычный текст, упакованный в графическую оболочку. В обычной Сети библиотека — это просто собрание книг; там можно зайти на Сайт, скопировать нужные произведения — и спокойно уйти. Оригиналы остаются в том месте, где они и были. Здешняя же библиотека — такая же, как земная, в реальном мире. Или тут книги не копируются с носителя на носитель, а перемещаются? А в чём смысл?

Улучив время, я отстала от основной группы и заглянула за одну из дверей. На меня дохнуло прохладной сыростью, словно из пещеры. Я закрыла дверь и побежала за ребятами.

— Ты где была? — Спросила Марина.

— Шнурок развязался.

Девочка не поняла моей шутки, не совсем удачной, и опустила взгляд на мои ноги. Никаких шнурков у меня там, само собой, не было. Когда я дома фотографировалась, то была обута в летние сандалии. Автоматически я тоже взглянула на свои ноги, потом перевела глаза на её — и вздрогнула от неожиданности. Правая коленка Мариши была полупрозрачной! Значит там, у Красной Шапочки, она сама на себя наговаривала? Зачем?

— Костюм барахлит, — пожаловалась она, заметив, куда я смотрю. — Это, наверное, блок визуализации глючит.

— Ага, — рассеянно подтвердила я.

Библиотеку мы осмотрели быстро.

— Последнее, что мы осмотрим — общий корпус, — сказал нам Сенатор, когда мы снова собрались в вестибюле. — Там вы будете сдавать экзамены и получать вопросы к следующим.

В общем корпусе царила атмосфера самой обычной земной школы. Впервые увидев множество ребят в одном месте, я заметила, что их костюмы имеют одну общую черту: на рукаве каждого в области плеча светились яркие полоски. Больше пяти ни у кого не было. Я поняла, что это — указатель того, на каком курсе находится ученик. Мои выводы подтверждались тем, что, стоило только нам преодолеть порог общего корпуса, у всех нас на плече вспыхнула одинокая голубая полоска. Первый курс.

В вестибюле висели графики экзаменов с точным, до минуты указанием, когда эти самые экзамены сдавать. Я отыскала первый курс. Пятого октября, двенадцать двадцать.

— Сейчас вы получите список вопросов к первому экзамену, — сказал Сенатор.

Мы зашли в просторный класс, на одном из столов оказалась кипа листов с вопросами. Мы разобрали их. Хватило вровень каждому. Не удержавшись, я наскоро проглядела свой и с ужасом расширила глаза. Неужели всё это у нас будут спрашивать?!

— Кто принимает экзамен? — Спросил рыжеволосый мальчик.

— Не знаю, — последовал краткий ответ.

Мы вернулись в наш корпус озадаченные и подавленные. Больше всего смущал тот факт, что никто нас тут учить не собирался. Полное самообслуживание. Сам приходишь в библиотеку. Сам выбираешь нужные книги, сам готовишься. А важен только конечный результат.

Как там сказала Красная Шапочка? Система примитивная, но действенная. Куда уж действеннее!

Совершенно случайно внутри нашего корпуса вместе с нами очутился Сенатор. Некоторое время он с изумлением разглядывал интерьер.

— Странно, пробормотал он. — Во мне запрограммировано, что сюда заходить нельзя.

— Погрейтесь! — подошла к нему Марина. — Вы же совсем замёрзли. У нас вон и камин работает.

Ребята зафыркали: предлагать погреться роботу. Девочки отнеслись к словам Марины более сдержанно. Скорее всего, из-за того, что нам было не впервой общаться со своими куклами так, словно это живые существа. А робот — чем не кукла?

— Ну, всё, ребята, у вас больше ко мне вопросов нет? — Спросил Сенатор.

Вопросов, конечно, было множество, но все молчали, переполненные новыми впечатлениями.

— Я вам больше не нужен?

— Нет, не нужны, — за всех ответила Полина. — Спасибо вам.

— Не за что.

Сенатор с каким-то странным смущением оглядел нас, улыбнулся, опустил руку в карман плаща и вытащил оттуда… пистолет! Ребята замерли, глядя на него. Только сейчас, задним числом, я понимаю масштабы грозившей нам тогда опасности. Среднестатистическим пользователям Сети, особенно игровых сайтов, видеть оружие не в новинку, тем более им пользоваться. А что касается того, сколько раз ребята «погибали» под чужими пулями, так подсчитать это — никаких калькуляторов не хватит. Но в тот момент все как один забыли, что наши блоки безопасности не работают. Если бы Сенатор принялся палить в ребят, мы бы лёгкими ранениями не отделались. Подозреваю, что раны от таких виртуальных пуль для реального тела могли бы иметь вполне летальный исход.

Впрочем, Сенатор сделал то, что мы от него ожидали меньше всего. В полной тишине он вставил ствол себе в рот и нажал на курок.

Выстрел прозвучал неправдоподобно сильно. Белесо-розовые сгустки брызнули на ковёр. Я стояла совсем рядом, что-то острое царапнуло меня по щеке. Я тупо уставилась в нечто, лежащее у меня в ладони, чрез секунду я поняла, что это был осколок кости черепа, и завизжала так, как этого не делала, наверное, никогда в жизни.

Что творилось вокруг — этого даже нельзя описать! Все бегали, кричали что-то нечленораздельное… Сенатор ничком лежал на полку. Тёмная струйка крови лениво выползла из-под головы, остановилась и начала застывать в мягком пушистом ворсе ковра.

Я обратила внимание на Полину, которая среди всеобщей суеты единственная стояла неподвижно. Она мрачно смотрела на тело робота, потом подняла голову вверх и заговорила. Слова её звучали громко и отчётливо, голос звенел от напряжения. Процентов восемьдесят из её слов я не поняла, а остальные двадцать… лучше бы и не понимала, потому что она ругалась. Никогда бы не подумала, что встречусь с девочкой, которая умеет ругаться настолько нехорошими словами. Я не рискну даже с многоточиями процитировать хотя бы одну фразу.

Красная Шапочка, к которой она обращалась, появилась за её спиной. Холёная, аккуратненькая, в своей обычной позе — сжимая ручку корзинки двумя руками. На губах застыла неопределённая улыбка.

— Ладно, Иванова, будет тебе, — сказала она, даже с какой-то усталостью в голосе.

Полина резко обернулась.

— Понравился спектакль? — Не дожидаясь ответа, вздохнула. — Баллы я с тебя снимать не буду, иначе ты уедешь прямо сейчас. Но наказать тебя нужно. Кстати, малыши, для того, чтобы выйти из Сети достаточно просто сказать «Выход».

Она исчезла.

Тело Сенатора начало бледнеть, постепенно растворяясь в воздухе.

И тут началось самое настоящее светопреставление. Кресла начали взрываться одно за другим. Шкаф, стоящий в углу комнаты накренился и рухнул всей своей многокилограммовой тяжестью, от чего пол содрогнулся. Камин принялся выворачиваться наизнанку, стёкла окон посыпались вниз звенящими мелкими осколками. За какие-то десять секунд наш уютный корпус превратился в невесть что. Я даже не рискну назвать это свалкой, на свалке и то, как правило, больше порядка.

Ребята с визгом носились по комнате, пытаясь увернуться от летящих осколков мебели. Я заметила какого-то мальчишку, который настолько испугался, что — единственный из всех — стоял посреди комнаты, боясь даже пошевелиться.

— Выход! Выход! — Раздались возбуждённые голоса.

— Выход! — Едва смогла прошептать я.

Выбравшись из костюма, я едва добралась до ближайшего стула, рухнула на него и откинулась на спинку сиденья. Не было сил даже держать прямо голову. Полина сидела на полу, привалившись спиной к стене. Несколько раз промахнувшись мимо кармана, она вытащила свою карточку, она увидела число баллов, лицо у неё изменилось, она быстро спрятала её назад.

Рядом со мной устроились ещё несколько девочек, все как один бледные до синевы. Только Марина более-менее сохраняла присутствие духа и даже пыталась улыбаться побелевшими от напряжения губами.

— Нас всех чуть не убили, — сказала Полина.

Кто-то из девочек не смог удержаться от язвительного замечания:

— Очень ценное наблюдение.

— Заткнись! — Бросила Полина, даже не оборачиваясь — У кого ещё не загрузился блок безопасности? — Этот вопрос был обращён ко всем присутствующим.

— У меня, — тихо сказала Марина, и даже подняла руку, словно прилежная первоклашка.

Все присутствующие одновременно загалдели.

— Лучше спроси, у кого он ЗАГРУЗИЛСЯ. — Это была всё та же рыжеволосая девочка.

Полина уничтожающе взглянула на неё. Про себя я отметила, что она, похоже, не любит терять инициативу и посочувствовала себе. Вот ведь послал мне Бог соседку по комнате. (Уже тогда я начала подозревать, что хлебну с ней лиха)

(И, кстати, оказалась права)

Впрочем, обо всём по порядку.

— И у кого блок безопасности ЗАГРУЗИЛСЯ? — Последнее слово она проговорила совсем уже ядовитым голосом

Все промолчали. Полина задумалась. Все взоры устремились на неё. Именно она была старшей, на кого ещё было смотреть. Но она даже близко не представляла, что можно сделать. На редкость глупая ситуация.

— Девчата, кто из вас в компьютерах разбирается?

Она скривилась так, что я сразу поняла, что ей самой неприятно от своего заискивающего голоса.

И тут словно какой-то тумблер переключился. Полина заговорила быстро и решительно.

— У кого есть какие идеи, кто виноват и что делать?

Она и не ожидала ответа.

— Красная Шапочка. Это она всё сделала, — подал голос кто-то из девочек.

— А кто-нибудь ещё в этом сомневается?

— Она просто показала, кто там, в Сети главный, — выдвинула предположение светловолосая девочка. — Меня Таня зовут, если кто не знает.

— И что? — Коротко осведомилась Полина.

— Если бы она просто сказала нам, что мы должны её слушаться, то обязательно нашёлся бы кто-нибудь, кто мог ей не поверить. А так всем всё сразу стало понятно. Не знаю, как у вас, а у меня с карточки полсотни очков слетело только за то, что я дверь ногой закрыла.

— Ты-то откуда знаешь?

— У меня кофта тонкая. Я чувствовала, что с карточкой происходит, пока была в сети. Когда с неё очки снимаются, то она вибрирует по-особенному, ни с чем не перепутаешь

Последней из костюма выбралась невысокая темноволосая девочка, имени которой я не помнила. Всхлипывая и закрывая лицо руками, она выбежала в дверь. После неё остался стойкий неприятный запах.

— Её прямо в скафандре вырвало, — мрачно заметил кто-то.

— А как теперь? — Озабоченно спросила Полина. — Костюм ведь теперь грязный… будет… там, внутри. — Она в замешательстве оглянулась. — Чего вы все на меня так смотрите?

Ребята молчали.

— Ну? — Мрачно осведомилась она, меняя тему. — Может кто-нибудь ещё к папочке уехать хочет?

Во всём происшедшем была виновата только она и никто больше. Но наши девчонки не смели и слова сказать в её обвинение и только с немым обожанием разглядывали свою руководительницу. Не нужно быть психологом, чтобы понять, что каждый примерил происшедшее на себя. А если бы она сама была на месте Полины и Красная Шапочка вот так вот запрограммировала самоубийство робота, изображающего собственного отца? Отец, конечно, не настоящий, виртуальный, но всё равно это очень и очень неприятно.

— Чудненько! — Полина начала задумчиво бродить по помещению под внимательными взглядами остальных ребят, потом вдруг обратилась ко мне.

— Бахмурова, ты вроде бы девчонка умная, объясни мне, зачем этой дегенератке с корзиночкой объяснять нам, что она в Сети самая главная и сильная, если она на самом деле самая главная и сильная? — Спросила она и зачем-то хлопнула себя по нагрудному карману куртки.

Я никогда не рассматривала вопрос в данном ракурсе, поэтому надолго задумалась. Другие девчонки, перешёптываясь, разглядывали меня с таким видом, словно я с белоснежными крылышками за спиной только что влетела к ним в окно. Я не сразу поняла, почему, потом догадалась. Дочь сенатора (подумать только!) назвала кого-то умной. До этого ведь дорасти нужно!

Наверное, на моём лице так выразительно мелькала напряжённая работа мысли, что Полина принялась следить за мной с интересом зоолога, разглядывающего предсмертные судороги белой крыски после инъекции очередного препарата.

— А если бы она этого не сделала, ты бы была уверена в этом?

Не знаю, оправдала я Полинины ожидания или нет, но та кивнула с таким глубоким удовлетворением, словно я только что разрешила глобальнейшую проблему бытия.

— Ответ правильный, — сказала она. — Молодец.

Я восхитилась ей. Надо же, только что сидела в луже, даже просила у меня помощи, но, стоило только ей только выяснить, что нужно, тут же обратила ситуацию в свою пользу.

— Нужно с мальчишками поговорить, — решила она. — У них голова совсем по-другому устроена, может что-нибудь умное скажут.

— С чего вы взяли? — Спросил тоненький голос из-за спины.

Полина так заулыбалась, что я всерьёз начала опасаться за целостность её лица. Конечно, на «Вы» назвали, тут любой заулыбается.

— Так думаю Я. Этого мало?

За сегодняшний день произошло множество событий, большей частью негативных, но то, что случилось только что — это мне не понравилось больше всего. Не хватало ещё, чтобы после встречи с Красной Шапочкой и официального признания своей должности старшей курса, Полина принялась задирать нос выше головы.

В комнате напротив никого не оказалось. Это было не удивительно: мальчишки покрепче нас, да и времени, чтобы привести себя в порядок, им нужно куда меньше. Они ждали нас около выхода из корпуса. Мы оживлённо принялись делиться впечатлениями. Чуть в стороне от всех стояла девочка, которая, несмотря на холодный ветер, была в одной футболке. Куртку она держала в руках, с брезгливой гримасой отстраняя от себя.

Тут я вынуждена признаться, что сожаление — это было не самое первое чувство, что я тогда испытала; я сразу подумала, как хорошо, что ЭТО не случилось со мной.

Когда мы всей гурьбой добрались до холла, там нас ждал сюрприз. На стене около входной двери был повешен пёстрый плакат. «СЕГОДНЯ, 2 СЕНТЯБРЯ, В ДЕВЯТЬ ЧАСОВ ВЕЧЕРА, СБОР ВСЕХ ПЕРВОКУРСНИКОВ В АКТОВОМ ЗАЛЕ ХОЛЛА». Вокруг текста был нарисован орнамент из немыслимо — ярких цветов. Внизу, рядом с надписью АДМИНИСТРАЦИЯ танцевали, взявшись за руки, три разноцветных чёртика. Нарисованных, само собой.

Ребята некоторое время разглядывали художество неизвестного автора. Это было трогательно, но нелепо. Так же, как если бы команда военного звездолёта в зоне боевых действий решила отметить Рождество и развесила бы между пультами и дисплеями командной рубки ёлочные украшения.

Только одна из девочек прошмыгнула внутрь, едва не врезавшись в растворяющуюся в воздухе дверь. Если на неё и обратили внимание, то тут же об этом забыли. Я узнала эту девочку: именно её вырвало, когда она была в скафандре.

Бедненькая, ей, наверное, невыносимо стыдно и она сильно переживает.

— Что за идиотизм! — Сказал кто-то из мальчишек.

— А когда мы туда придём, они нам кукол начнут дарить, — отозвался второй.

— Или велики! — Поддержал его третий.

Мальчишки вступили в оживлённую дискуссию, высказывая предположения одно абсурднее другого. Каждая фраза встречалась новым взрывом хохота.

— Не вздумайте кто-нибудь туда идти! — Предупредила Полина, когда мальчишкам надоело смеяться и все взоры, наконец, устремились на неё. — Помните утренних красавцев? Этим — нужно то же самое, только начинают они издалека.

— А если они хотят с нами подружиться? — Тихо спросила Марина.

— Зачем?

Девочка смутилась.

— Я не знаю, может быть…

— Не знаешь, значит молчи! — Не совсем вежливо прервала её Иванова. — Каждое действие должно иметь логику, особенно здесь, в «Штуке», когда дело касается отношений между двумя курсами. Эти проблемы позвольте решать мне. Резюме: если сегодня после половины девятого я увижу кого-нибудь на первом этаже, — она запнулась, несколько секунд подумала, потом махнула рукой, — не маленькие, сами придумайте, что я тогда с вами сделаю.

Полина сорвала плакат, скатала его в трубочку, сунула трубочку подмышку и вошла внутрь. Ребята потянулись за ней.

Марина догнала её:

— А можно я это объявление возьму?

— Это ещё зачем?

— Мне чёртики понравились, — призналась девочка, опуская глаза.

Лицо у Полины стало непонятным.

— Добровская, ты издеваешься надо мной? — Слабым голосом осведомилась она.

— Почему — издеваюсь? — Искренне удивилась Мариша. — Они же смешные!

— Кто?

— Чёртики. Я их вырежу.

Несколько секунд Полина решала, издеваются над ней или нет, в конце концов молча отдала плакат.

— Много ли нужно ребёнку для счастья? — Насмешливо осведомился Марек, проходя мимо. — Нарисовали чёртиков — она и рада. Как идиотка детсадовская.

В отношении Мариши только он, пожалуй, мог сказать такую гадость. На него все зашикали, а у Никиты, который во всё время разговора маячил сзади нас, был такой вид, словно он сдерживался из последних сил, чтобы не дать своему сожителю по физиономии. Хоть он по натуре и драчун, но, думаю, сдержался по тем причинам, что и я минуту назад.

— Бывают же такие уроды! — Со злостью произнесла Полина, когда мы очутились в нашей комнате. Я рассеянно кивнула, хотя не совсем понимала, о ком она говорит. В этой школе мне пока ещё не удалось встретить ни одного человека, который не подходил бы под такое определение.

— А ещё психолог, — продолжала моя соседка. — Таких психологов надо по соснам развешивать.

— По поводу сосен — это ты, положим, перебрала, но типаж интересный, — заметила я в ответ. — До сих пор полагала, что все, кто так или иначе связан с психологией — на редкость располагающие к себе люди, через несколько слов могут втереться в доверие к любому индивиду. А наш Марек ведёт себя диаметрально противоположно. Интересно — почему?

— Придурок потому что!

— Полин, не злись. Сама говорила, что мы должны держаться друг за друга, а сама как себя ведёшь?

— Если я буду позволять нашим обижать друг друга, ничего хорошего из этого не получится. Тем более Маришку. Я такой, как она, в четыре годика была. Или даже в три. Куколки, раскраски, чёртики всякие… нарисованные… Вот идиотизм!

— Ты чего ругаешься?

Полина смотрела в свою карточку.

— Помнишь, я Красную Шапочку дегенераткой обозвала?

— Ну?

— Ещё полсотни как не бывало!

— Сколько же у тебя теперь осталось?

Полина приоткрыла рот, словно хотела ответить, но ничего не сказала.

— Сама знаю: ноль.

Полина молча кивнула. Лицо у неё было расстроенным.

— Вот что, — сказала вдруг она. — Сейчас как раз период, когда мы сами устанавливаем правила. Давай договоримся, что если вопрос о количестве очков не задаю я, то он — бестактный.

— А если его задашь ты?

— Тогда всё идёт так, как это и должно идти. Ещё не хватало, чтобы количество очков от меня скрывали!

Дверь без всякого стука распахнулась.

Заплаканная девочка, возникшая у нас на пороге, заставила Полину резко измениться в лице. Подозреваю, что несколько мгновений у неё продержалась мысль, зачем она вообще взялась за бразды правления.

— Тебе-то чего нужно? — Спросила она.

— Машка уезжает!

— Какая Машка?

— Которую в скафандре вырвало…

Потемнев, словно грозовая туча, Полина вышла из комнаты. Я, чуть помедлив, последовала за ней. Понимаю, что это не очень красиво — лезть не в своё дело, но тогда мной двигало только любопытство — и ничего больше. Командовать Иванова умела — это я уже поняла. А вот насколько хорошо у неё получиться общаться с людьми?

Через минуту я с сожалением поняла, что всего в этом мире уметь нельзя. Точнее, я и раньше это подозревала, а сейчас лишний раз имела возможность в этом убедиться. Из Машиной комнаты Полина вышла донельзя расстроенная.

— Что, совсем плохо? — Спросила я.

Та молча кивнула.

— А если Марека попросить?

— Она наорала на меня, — убитым голосом поведала мне Полина. — Обвинила меня во всём, в чём только можно. И в чём нельзя тоже. Я на самом деле высовываюсь всюду как дура, да? А все не говорят мне об этом только потому, что у меня папа — Сенатор, да? Или нет?

Девочка с надеждой смотрела на меня, губы её дрожали, словно она была готова расплакаться.

Я бы ни за что в жизни не сказала, что я на самом деле думаю по этому поводу. Во-первых, мне с Ивановой ещё пять лет нужно было учиться, во-вторых, если Полина из-за меня уедет из «Штуки» — я этого не смогу себе простить.

— Давай Марека попросим с ней поговорить, — повторила я.

— Какого Марека? — Вскинула на меня глаза Полина.

— Который с Никитой живёт. Он говорил, что занимается психологией — вот и пусть практикуется.

— Это идея. Поговоришь с ним?

— А почему я?

— Мы с ним поцапаемся — это как пить дать.

— С чего ты взяла?

— Я что, по-твоему, себя не знаю? Увижу его, вспомню, как он утром себя вёл со мной — и выскажу ему соображения, как ему жить дальше, он, конечно же, в долгу не останется — и начнётся скандал. А скандал нам не нужен, так ведь?

Я кивнула и пошла к Мареку.

— Кто там ещё? — Раздался голос из-за двери.

— Это я, Марек. Можно войти?

— Никиты нет.

— Я к тебе.

Наступила пауза.

— Ладно, запрыгивай!

Мальчик сидел на диване и печатал в персональнике.

— Чего тебе?

— Марек! — Произнесла я проникновенно. — У меня к тебе громадная просьба. Даже две. Ты не мог бы себя вести хотя бы нанемножечкоповежливее? Хотя бы по отношению к девочкам?

— Нет! Вторая просьба в таком же стиле?

Такой ответ не особенно меня расстроил, ничего другого я не ожидала.

— Не совсем. А это правда, что ты психологией занимаешься?

— Правда.

Марек даже изволил улыбнуться.

Никогда не любила одержимых, чем бы они ни занимались. Даже если объектом приложения сил такого человека является наука, пусть даже самая безобидная, своей односторонностью фанатик причиняет многочисленные неудобства всем: и родственникам, и знакомым, и просто окружающим. Марек, подозреваю, — из таких. Только если дело касается психологии, он оживляется, всё остальное его не интересует вообще. И как прикажете на такого парня воздействовать?

— Классно. Интересно, наверное, знать, что в чужих головах делается?

Марек со вздохом отложил персональник.

— Подлизываешься, — проконстатировал он. — Воздействуешь на самолюбие. Втираешься в доверие. Иначе говоря, ищешь подходы. Тебе чего нужно?

— Чтобы ты с одной девочкой нашей поговорил. С ней сегодня неприятность случилась, она теперь хочет уехать.

— Что за неприятность?

— Когда Красная Шапочка разгромила наш корпус, её стошнило прямо внутри скафандра.

Марек снял очки, взглянул на меня не по — близорукому цепкими глазами.

— Не нужно приносить смысл в жертву красоте.

— Ты о чём? — Не поняла я.

— О речи. Она блеванула?

Я со вздохом кивнула.

— Ясно. Пошли!

Первое, что я заметила, войдя в Машину комнату — вчерашняя Маришина кукла, сидящая на самом видном месте — в кресле около входа. Тут же оказалась и сама Марина. Как тесен мир: она оказалась Машиной соседкой. Когда мы вошли, Марина вымученно улыбнулась нам. Причина подобного поведения была понятна. Посреди комнаты стояла большая сумка. Маша резкими движениями бросала туда одежду. Полина маячила неподалёку со страдальческим выражением лица.

Марек уселся на стул в углу комнаты с таким видом, словно и стул, и комната были его собственными.

Маша, подняла голову.

— Ты чего пришёл? — Бросила она.

— Уезжаешь? — Равнодушно поинтересовался мальчик.

— Тебе-то что?

— Ничего. Посмотреть пришёл.

— Всё? Посмотрел? Теперь проваливай!

— Слабенькой, значит, оказалась? Не выдержала прелестей здешней жизни?

— Проваливай, говорю! — Теперь Маша разозлилась по-настоящему.

Марек остался сидеть на своём месте и даже поёрзал, устраиваясь поудобнее. Я сразу вспомнила Красную Шапочку — она ёрзала точно так же..

— У тебя в школе суперы были? — Поинтересовался он как ни в чём не бывало. — Ах, да, ты же из деревни. Какие там суперы. — Он помолчал. — Значит, ты была школьной суперзвёздочкой. Самой умной. Учителя тебя любили. Ты была не просто лучшей, а самой лучшей. Под твою планку даже некого было поставить. А как только ты очутилась среди себе подобных, то сразу стало ясно, кто ты есть на самом деле. Никто. Сидела бы лучше дома, чем причинять беспокойство посторонним людям. И каково нам будет учиться здесь после того, как ты уедешь — ты об этом подумала? Эгоистка маленькая. Уродка моральная. Мало тебя ремнём били, если били вообще.

Девочка опустилась на пол, рядом со своим чемоданом, глядя на Марека большими круглыми глазами. ТАК её ещё никто не оскорблял.

— Думаешь, если очутишься в обычной школе, тебе будет легче чем здесь? Как бы не так. Только кто-нибудь узнает, что тебя из «Штуки» выгнали… — Он хмыкнул, глядя, как Машины глаза стремительно наливаются слезами. — Ты станешь всеобщим посмешищем. — И поспешил уточнить. — Это в лучшем случае. Если у твоих родителей хватит возможностей, тебя переведут в другую школу, ты даже попробуешь притворяться обычным ребёнком, только навряд ли это получится. И придётся тебе проситься обратно. Когда тебе будет лет двенадцать, ты снова вернёшься в «Штуку», может быть даже в нашу, и придётся тебе учиться среди десятилеток. И опять же ты окажешься изгоем. Этакая дылда среди малышей. Тебе эти проблемы нужны? — Марек поднялся. — Ты подумай хорошенько. Обблевала ты свой скафандр — и что? У нас некоторые мальчишки тоже не удержались, до сих пор свои скафандры моют. Так в чём проблема? Никто из них и не собирается уходить. Наоборот, прикалываются друг над другом. — Уже около двери он обернулся. — Правда говорят, что все девчонки дуры. У вас головы совсем по-другому устроены, фиг разберёшься, что у вас там внутри…

— Подожди! — Слабым голосом окликнула его Маша. Марек остановился, вопросительно глядя на свою собеседницу. — А правда, что мальчики… тоже…

Тот не ответил и молча ушёл.

Мы остались одни. Маша долго сидела, съёжившись и обхватив себя руками, потом несмело улыбнулась.

— Я и вправду дура, — сказала она. — Уезжать собралась — глупость какая… Вы идите, девчата, и не бойтесь, я никуда не уеду. Просто посижу тут немножечко, а потом все вещи обратно разложу. И Мареку спасибо скажите.

Мы послушно удалились.

— Вначале я ему хотела по физиономии съездить, — сообщила Полина. — Но у тебя было такое лицо, мне показалось, что ты сделаешь это сама. А потом всё как-то так интересно образовалось. Я уже склонна поверить, что он психолог, и психолог очень хороший, слишком уж быстро всё разрулил, я и мяукнуть не успела.

— К Мареку зайдём?

— Зачем?

— Маша ведь просила ему спасибо сказать, — напомнила я.

— Ладно, давай. Хотя мне кажется, ничем хорошим это не закончится.

— Кстати, имя «Марек» — это довольно редкое, да?

— Оно не редкое, оно польское. А зачем ты спрашиваешь?

— Просто почему-то вспомнила.

Сожитель Марека висел в кресле и быстро-быстро перебирал руками, словно что-то вязал. Для современных людей, выросших в эпоху графического Интернета подобное зрелище было привычнее, чем вид сидящего за письменным столом. А разглядывать человека, который находиться в сети было так же неприлично, как… даже не могу подобрать сравнения. Как, допустим, рассматривать сидящего в туалете.

Именно поэтому, окинув Никиту быстрым взглядом, мы дружно повернулись к нашему психологу. На наш стук он отреагировал недовольным «Кто там ещё?!», а увидев, что это мы, ничуть не изменил своего агрессивного настроения.

— Чего опять припёрлись?

Полина потеряла дар речи, что-то глухо промычала, и повернулась ко мне, всем своим видом показывая, что передаёт бразды правления последующим диалогом в мои руки.

— Тебе Маша спасибо сказала, — запинаясь, поведала я. — Она никуда не едет.

Марек, лежащий в постели и читающий потрёпанную книгу, даже не соизволил встать.

— А мне что с того? Я ей не брат, чтобы этому радоваться.

— Но ведь ты поговорил с ней. Мы думали, тебе интересно будет знать, чем всё закончилось.

— Это и так было ясно. Маменькина дочка. Слабая психика. Первый раз очутилась за пределами дома — её и начало крутить. А чем всё закончилось — это и ежу понятно, докладывать мне было необязательно… Кстати, вот вам ещё: разговаривать я с ней пошёл из-за эгоистических побуждений, решил проверить некоторые моменты. Получилось. А теперь — топайте отсюда, я вас не приглашал.

— Глупый ты, Марек, — сказала Полина.

— А ты умная? Почему тогда очков меньше, чем у всех?

Полина лучезарно улыбнулась. Для меня это было сигналом.

— Пойдём! — Заторопила я её, схватила за руку и потащила к выходу. — Нам ещё уроки делать нужно… Столько всего задали… А Маша сейчас, наверное, вещи обратно раскладывает… И пищевик у нас, наверное, скоро сгорит, там провода немного подплавились..

Не помню, что именно я тогда говорила; моей главной задачей было болтать без остановки, чтобы Полина в моём монологе не нашла возможности вставить свои комментарии по поводу поведения Марека. Это мне удалось, я вытащила её за дверь, а скандал так и не успел разгореться.

— Я знаю, зачем вы сюда пришли. — Бросил нам вслед Марек, когда дверь уже закрывалась. — Подлизаться ко мне. Думаете, что если вам самим придёт в голову уехать, я тоже буду вас отговаривать. Как бы не так. Пальцем не пошевельну!

— Урод моральный! — С чувством произнесла моя подруга, когда мы очутились за дверью.

— Ага! — Раздался в ответ довольный голос. Даже лёжа на кровати, он умудрился пожать плечами.

Дверь, наконец-то, захлопнулась.

Полина понемножку остыла.

— А я говорила, что ничем хорошим это не кончится, — произнесла она таким тоном, будто обвиняла меня во всём, что случилось.

— Мы его поблагодарили — и то ладно.

— Есть такой тип людей, которые в любой гадости могут найти что-нибудь хорошее. Ты, наверное, из таких, да?

— Наверное.

Стрелки на часах приближались ко времени, которое было назначено Полине Красной Шапочкой. Моя подруга, обложившись книгами, в позе лотоса сидела на своей кровати. По тем лукавым взглядам, которые она время от времени бросала в мою сторону, я поняла, что мне устроена какая-то мудрёная проверка. И как, позвольте спросить, на всё это реагировать? Напомнить о встрече или не стоит?

Терпение, оказывается, — не самая сильная сторона моей новой сожительницы. В девять часов Полина слегка заволновалась, в пять минут десятого — начала тихо паниковать, в десять минут десятого её беспокойство достигло своего апогея.

— Бахмурова! — Наконец, позвала она.

Я подняла голову от персональника:

— Что?

— Я пойду посмотрю, чем там ребята занимаются.

— Хорошо, иди.

Полина вскочила с постели, сделала несколько шагов по направлению к двери, потом вернулась обратно.

— Я всё поняла! — Заявила она. — Ты надо мной издеваешься.

— Я? Издеваюсь? — У меня настолько хорошо получилось удивиться, что Полина некоторое время колебалась, прежде чем продолжить.

— Ты ведь знаешь, что у меня назначена встреча с Красной Шапочкой?

— Знаю, — спокойно ответила я. — Через шесть минут.

— А почему не напоминаешь?! — Этот вопрос она почти выкрикнула.

— Я вижу, что ты и сама это помнишь. Не нужно считать других глупее себя, хорошо?

Сжав губы, Иванова проследовала к интернет-креслу, уселась в него, резким движением нахлобучила на голову шлем. Бросила на меня такой взгляд, что у меня волосы чуть не задымились.

Ну и ладно, пусть злится. Нужно понемножку начинать её воспитывать. Если не я, то кто?

Мне уже доводилось упоминать, что неприлично наблюдать за человеком, который работает в Сети. Тем не менее, я не могла отказать себе в удовольствии иногда поглядывать на Полину и угадывать, что с ней сейчас происходит в виртуале. Вот она быстро-быстро перебирает ногами, к гадалке не ходи, понятно, что ищет апартаменты Красной Шапочки. Время уже — двадцать две минуты десятого. Опоздала. Поделом, теперь будет знать, как надо мной психологические эксперименты проводить! Нам и одного психолога много!

Двадцать восемь минут. Опять принялась дрыгать ногами, только уже помедленней. Устала? Нет, скорее всего, пришла, куда нужно, и теперь степенно ищет искомый кабинет, делая вид, что никуда особенно не торопится.

Я склонилась над персональником, но глаза невольно устремлялись к соседке, поза которой стала приобретать некоторую статичность. Наконец, её карточка знакомо булькнула и Полина застыла, словно оловянный солдатик. Понятно: пришла и выслушивает инструкции. А очки сняты за опоздание.

Я едва сдержала тяжёлый вздох. Мало того, что она — старшая нашего класса, она ещё и дочка Сенатора планеты; Красная Шапочка вполне могла бы предложить ей сесть. Так нет же, не предложила, хотя вокруг никого нет, кого могло бы искусить подобное панибратство. Интересный персонаж. Неужели Красная Шапочка считает себя настолько самодостаточной, что готова отвергнуть возможность дружбы с дочкой самого высокопоставленного лица обитаемой части галактики?

Полина стояла навытяжку долго, минут двадцать. Меня это стало даже утомлять. Только я собралась укладываться спать, девочка, наконец, стянула с головы шлем, некоторое время щурилась, словно там, где была, глаза успели отвыкнуть от яркого света.

— Что она тебе сказала? — Не смогла удержаться я от нетерпеливого вопроса.

Полина взглянула на меня так, словно не узнала меня. Молча выбралась из сетевых принадлежностей, скользнула в своё любимое кресло, несколько минут просидела нахохлившись, словно больной цыплёнок, затем с мрачной торжественностью в голосе провозгласила:

— Я сейчас унижаться буду.

— Передо мной? — Удивилась я.

— Что? А, нет, перед тобой я буду унижаться послезавтра. Или завтра. Скорее всего — завтра. А сейчас мне нужен Никита. Позовёшь?

— Хорошенькое начало! — Расхохоталась я. — Если ты собралась перед Никитой унижаться, то сама и должна к нему идти. А то какое же это для тебя унижение будет?

— Пойдём вместе?

Я с радостью согласилась. Если бы Полина меня не пригласила, я бы напросилась сама. Всё-таки интересно, чего ей такого сказала Красная Шапочка, если она сразу же решила поговорить с Никитой. И не просто поговорить, а начать унижаться перед ним.

Пока мы шли, у меня в голове прокручивались возможные варианты. Я уже немножко знала Полину, поэтому могла предположить, что ради себя она унижаться ни перед кем не будет. Но у неё обострённое чувство ответственности; если дело касается всех ребят вообще, тут она не остановится ни перед чем. Только что при чём здесь Никита? Какую он может принести пользу? Для начала предположим, что Полинка знает о Никите не больше, чем я. Даже меньше, если учесть, что познакомилась я с ним на полдня раньше. А что о нём известно мне?

Он имеет какое-то отношение к технике, что видно из вчерашнего разговора с Мареком, когда он говорил, что двум художникам вместе не ужиться. Полина этого не слышала. Этот вариант отметаем.

Второе: у Никиты довольно серьёзные амбиции. Нужно вспомнить, что в начале разговора у Полины снялись очки. Может быть она хочет на время предложить свою должность старшей Никите? Тоже навряд ли. Когда кому-нибудь что-нибудь отдаёшь на время, первое, о чём необходимо подумать: насколько реально вернуть отданное назад. А я уверена на девяносто девять процентов, что, если Никита станет главным, обратно свою должность он не отдаст. И этот вариант — в сторону. Скажу без ложной скромности: если уж Полинка захочет кого-нибудь временно поставить на своё место, это буду я: меня она знает немножко больше, чем остальных, да и вела я себя до сих пор так, что не давала повода сомневаться в мягкости моего характера.

Третье: Никита не прочь подраться, о чём наглядно свидетельствует живописный синяк на щеке. Может быть Полина хочет использовать именно это качество? А почему именно после разговора с Красной Шапочкой? Впрочем, от Ивановой всего можно ожидать. Ещё заставит Никитку найти в реале и поколотить Шапочку…

Нет, пожалуй, слишком мало информации, чтобы промоделировать могущее произойти с большой достоверностью.

— Это вы? — Удивился Никита.

— Кто же ещё? — Поинтересовалась моя подруга, протискиваясь в дверь.

— И чего ты хочешь?

— Поговорить с тобой.

— Говори. Только Марек спит. Может выйдем из комнаты?

— Ещё чего!

Она прошла по комнате, аккуратно распинывая ногами валяющуюся на полу обувь, привстав на цыпочки, заглянула в тот угол, откуда доносилось ровное сопение Никитиного соседа, уселась на стул около стола, на котором горел ночник. Мальчик устроился около неё. Я осталась около двери, каждую секунду ожидая, что Полина передумает и вышлет меня вон. От неё всего можно было ожидать. Этого не произошло. Может быть потому, что Полина тут же про меня забыла.

— Только что была у Красной Шапочки и столько всего узнала, что впору энциклопедию издавать о жизни в нашей «Штуке». Красная Шапочка мне сказала, что каждый курс в нашей школе — это отдельное государство со своими законами, силовыми и финансовыми структурами, со своим административным делением. На четвёртом курсе, к примеру, анархия, на пятом — жёсткая диктатура, на третьем — что-то очень похожее на демократическую республику, на втором — вообще не понятно, что. И только от нас зависит, каким образом мы будем организовывать нашу жизнь на целых пять лет.

— Не от нас, а от тебя, — поправил её Никита. — Или я не прав?

— Ладно, пусть будет от меня, — согласилась Полина. — Если ты так желаешь. С завтрашнего дня я начну разговаривать со всеми ребятами, с каждым — персонально. Нам столько всего нужно сделать, что голова идёт кругом.

— Например?

— Достать где-нибудь денег, чтобы обеспечить хотя бы минимальные жизненные удобства. Мне сегодня девчонки на старые пищевики жаловались. Для начала было бы неплохо их поменять, чтобы с голоду не умереть. Да и заправки у них едва ли на неделю хватит.

— А мы тут при чём? — Не понял мальчик.

— Как ты думаешь, кто финансирует «Штуки»?

— Навигаторы, кто же ещё!

— Нет. — Страшным шёпотом ответила Полина. — Ребята сами зарабатывают деньги, в основном в Сети. А потом оборудуют на них и жилые помещения, и учебные классы, вообще — всё. Мы на первом курсе, поэтому общие сборы нас пока затрагивать не будут, но уже со следующего курса на придётся обслуживать не только нас самих, но и какую-то часть школьной территории.

— А если мы откажемся?

— Я тоже об этом спросила. Красная Шапочка сказала, что отказавшиеся работать во благо школы больше двух суток в ней не проучатся. Мне придётся выяснить, кто из наших какими талантами обладает и стараться максимально это использовать. Иначе мы тут и месяца не сможем продержаться.

— Нам учиться надо, а не деньги зарабатывать, — возразил Никита. — Иначе бардак получится.

— Мы должны пытаться всё это совмещать, — терпеливо объясняла девочка. — Все так живут. А мы ничем не лучше их.

— Ладно, завтра мы ещё наспоримся по этому поводу. А зачем тебе понадобился я?

Полина сцепила ладони между собой, так сильно, что костяшки пальцев побелели.

— Я не знаю, что ты ещё умеешь делать, — медленно заговорила она, — но кулаками ты махаешь виртуозно. По крайней мере, мне так кажется из-за твоего синяка. Я права? Давай договоримся так: если ты готов отвечать за нашу безопасность, то больше я тебя ни по каким вопросам беспокоить не буду.

Она смотрела в сторону. Никита раздвинул губы в улыбке, потом задумался, взъерошив короткий ёжик волос.

— И каким же образом мне отвечать за вашу безопасность? — Спросил он.

— Извини, конечно, Никита, но это твои проблемы. — С притворным огорчением ответила ему Полина. — Я тебе готова дать самые широкие полномочия. То есть, если ты решишь, что правильно будет всех хулиганов со старших классов зарыть на лужайке за нашим корпусом — я тебе слова против не скажу. Напротив, буду помогать всеми возможными средствами — делай то, что считаешь нужным. Но и спрашивать буду соответствующе. Если хоть с одной нашей девчонкой произойдёт какая-нибудь неприятность, я, Никиточка, лично твою карточку в окну вышвырну.

— Слушай, Иванова! — Вскочил Никита со своего места. — Выражения выбирай!

— Сядь! — Процедила Полина. Мальчик, как ни странно, подчинился. — Ты помнишь тех уродов, что нам сегодня утром встретились?

— Помню. — Кивнул Никита. — И что?

— Мне очень не понравились их намёки. И вообще всё их поведение. А так, как я тут старшая, мне нужно, чтобы ничего подобного больше не повторилось. И я постараюсь сделать для этого всё возможное. Если нужно будет тебе пятки вылизать — вылижу прямо здесь и не поморщусь. Только согласись!

По поводу пяток — это Полина, конечно, преувеличила. Но подобная образная речь произвела на мальчика впечатление. Но для приличия он всё-таки решил поломаться.

— А если они опять баллы будут снимать? Ты понимаешь, что у меня всего полсотни очков, а я только день проучился! Стоит мне только завтра устроить разборки и это не понравится Красной Шапочке — всё, можно собирать вещи!

— У меня — минус сто пятьдесят. И что? Бахмурову вместо себя ставить, а самой в кусты?

Вспомнив обо мне, Полина повернулась к двери:

— Проходи, Настюх, чего ты как бедная родственница у порога мнёшься?

Я подошла к ребятам.

— Почему у тебя так мало очков? — Удивилась я. — У тебя же совсем недавно было ноль!

— С Красной Шапочкой пообщалась, будь она неладна!

Из её кармана послышалось электронное бульканье. Сильно побледнев, девочка вытащила карточку, закусила губу, несколько раз глубоко вздохнула и только после этого посмотрела на неё.

— Теперь ещё меньше, — пролепетала она и глаза её стали стремительно наполняться слезами.

Я никогда не видела, как Полина плачет. И, если честно, очень не хотелось на это смотреть. Но больше всего не хотелось, чтобы Полина плакала в этой комнате, перед Никитой. Она ведь при своём темпераменте может сделать с ним всё что угодно, чтобы не оставлять свидетелей своего позора.

— Ладно, Полиночка, пойдём! — Схватила я её за плечо и потащила к двери. — Всё в порядке, ты только не переживай!

Полина безропотно дала себя увести, но около двери опомнилась.

— Уйди, Бахмурова!

Если бы она толкнула меня чуть сильнее, я, пожалуй, не смогла бы удержаться на ногах.

Полина уселась на то самое место, с которого я увела её минуту назад. Я видела, что на её лбу выступили капли пота, ярко блестевшие в свете ночника.

Никита сидел потупившись, словно был в чём-то виноват.

— Ну, что? — Шёпотом спросила она

— Ладно. Я согласен вас охранять. Но мне нужно будет ещё четыре человека.

— Два, — жёстко возразила Полина. — Зато выбирать будешь сам.

Я удивилась, насколько быстро она перешла к своему обычному тону.

— И чтобы два человека сорок охраняли?! Нет, Иванова, ты какую-то ерунду несёшь. Иди лучше поспи, а завтра на свежую голову поговорим.

— Ну, во-первых, не сорок, а тридцать восемь, а во-вторых…

— Заладила, во-первых, во-вторых! — Шёпотом заорал Никита, оглядываясь в сторону спящего психолога. — Ты понимаешь, что сейчас нам самое главное одну-две недели продержаться, чтобы свой статус зафиксировать. А потом уже можно считать, сколько реально нужно людей! Короче так: завтра ВСЕ мальчишки будут исполнять мои распоряжения! Все до единого! Иначе проваливай вон со всеми своими полномочиями!

Я даже закрыла глаза, полагая, что начнётся драка, но Полина меня в очередной раз удивила. Когда я через несколько секунд осмелилась посмотреть в её сторону, она, присев на корточки, пыталась заглянуть Никите в лицо.

— Никиточка, — говорила она, — я, конечно, понимаю, что на тебе сейчас громадная ответственность, но тебе нужно как-то к этому привыкать. Если ты каждый раз будешь так нервничать…

Она уговаривала его до тех пор, пока не проснулся Марек и крайне невежливо не послал нас спать.

— Совсем офонарели, четыре часа ночи! — Возмущался он нам вслед.

И, хотя ещё не было одиннадцати, Полина предпочла в дискуссию не вступать и потащила меня за собой.

Очутившись в комнате, она тут же уселась в своё кресло, обхватила колени руками и задумалась, глядя куда-то в пространство. Я сразу поняла, о чём она думает. Об очках. Точнее. об их отсутствии.

Установилась такая тишина, которая бывает в доме, где умер человек. Любой, даже самый малейший звук казался неуместным.

Спать расхотелось. Сначала я подошла к окну, долго вглядывалась в темноту, прижимаясь лбом к холодному стеклу, потом взглянула на часы и всё-таки решила, что нужно укладываться спать. Полина продолжала сидеть в той же позе. Всем своим видом она выражала безразличие и отчаяние.

Я уселась рядом, благо размеры кресла это позволяли, приобняла одной рукой.

— Полина, не переживай так.

Она передёрнула плечами, сбрасывая руку.

— Не трогай меня! И вообще уйди отсюда!!

— Ничего не изменится от того, что ты будешь сама себя взвинчивать.

— Тебе хорошо говорить! — Зашептала девочка срывающимся голосом. — Если тебя из «Штуки» выпрут, сколько людей об этом узнают? Максимум — десятка два. А если я приеду домой — полсотни планет будут это обсуждать. И папе будут всякие неприятные вопросы задавать. Я о папиной репутации беспокоюсь больше, чем о чём-либо ещё. Он меня растил, воспитывал — а я ему такую свинью подложу!

— Но ведь ещё ничего не случилось?

— Случится. Завтра. У меня — минус двести. Между прочим, мы ещё и учиться по-человечески не начали.

Тут я уже не нашлась, что можно ответить. Если бы я спросила «А кто в этом виноват?», то я сама себя перестала бы уважать; слишком уж это некрасиво.

Я всегда полагала, что хоть немножечко знаю людей, но Полина в который раз разуверила меня в этом. Она вдруг легко вскочила с кресла и выпалила на одном дыхании:

— Ладно, не стоит об этом переживать! Всё, проехали! Больше об моих очках ни слова! У меня для тебя есть сюрприз!

Я опешила и недоверчиво взглянула в лицо:

— Ты серьёзно?

— Да! Хочешь узнать, какой?

— Я о другом. Ты в самом деле готова забыть всё, что с тобой случилось?

— А что со мной случилось? — Дурашливо заморгала Полина, потом посерьёзнела. — То, что я живу с тобой в одной комнате — это не повод портить тебе настроение. Я не выходила за тебя замуж, чтобы взваливать на тебя свои проблемы. Всё, больше об этом не говорим!

Некоторое время мы молчали. Я пыталась собраться с мыслями.

— Приятный? — Наконец, спросила я.

Полина удивилась, потом до неё дошло.

— Ты о сюрпризе? Да, в какой-то степени.

— Тогда давай, показывай. Люблю приятные сюрпризы.

— Помнишь, я про Марека говорила? Что у него имя нестандартное?

— Помню. И что?

— Мне Красная Шапочка дала список нашего класса. И никакого Марека там нет.

— И где этот список?

— На платформе оставила. Сейчас принесу.

Полина подошла к своему интернет-креслу, надела сапог, перчатку, шлем и принялась всем телом извиваться. Я поймала себя на том, что снова с любопытством её рассматриваю. Бродить по сети на одной ноге и сохранения равновесия балансировать одной верхней конечностью — это шоу ещё то!

Полина выделывала всякие па минут десять. Наконец, на мониторе появился длинный список, потом из печатника выскользнула бумага.

— Ну, как я тебе? — Поинтересовалась она, снимая шлем и вытирая тыльной стороной ладони вспотевший лоб.

— А? — Повернулась я к ней.

— Только не ври, что не видела.

— Видела, — призналась я. — А зачем ты так?

— Повыпендриваться перед тобой захотелось, — нимало не смущаясь поведала Полина. — Мало кто умеет в виртуале с одной рукой и ногой жить. А всё началось с того, — она сделала интригующую паузу, — что однажды я играла в какую-то навороченную стрелялку. Прошла все уровни, и в конце самого последнего правая половина костюма полностью отказала! А очки терять не хочется — просто жуть! И сохраниться уже нельзя было. Представляешь, каково мне было: какие-то драконы вокруг, совсем рядом вулкан работает, чуть зазеваешься — и сразу в лаву, с воздуха обстреливают… А я — одноногая и однорукая…

— И как, получилось у тебя до финиша дойти?

Полина несколько мгновений колебалась, словно решала, обмануть или нет, потом, похоже, решила, что не стоит.

— Нет, — и тут же реабилитировала себя. — Зато я в таком виде прожила пять часов двадцать семь минут. После этого ходить в Сети по ровной поверхности на одной руке и ноге — это для меня всё равно, что на танке по Невскому проехаться.

Интересное сравнение. Никто из тех, с кем я была знакома до этого, не оперировал бы подобными категориями. Именно после этой фразы я вдруг остро осознала, что все вокруг меня — в той или иной степени — чужие. И Полина — тоже, несмотря на то, что она моя соседка по комнате и, как следствие этого, вроде как самый близкий в данное время для меня человек.

— Тут есть Кирилин, но не Марек, а Игорь, — сообщила я, внимательно проглядев список. — Зачем он нас обманул?

— Может он просто пошутил?

— В таком случае у него чувство юмора оставляет желать лучшего. Это ни капельки не смешно.

— Позвать его?

— Зачем?

— Чтобы спросить…

У Полины стали такие глаза, что даже после этих двух слов я поняла, что говорю ерунду, правда, почему это ерунда — этого я не понимала, и остановилась.

— Бахмурова! — В Полининых глазах, казалось, навеки, поселилась мировая скорбь. — Мне тебя искренне жаль. У тебя никакого дипломатического таланта.

— При чём тут это?

— Ну, спросишь ты у него, почему он поменял имя, он тебе ответит, в итоге ты удовлетворишь своё любопытство — и всё. Слишком мал удой с факта, что он шифруется под другим именем.

Я задумалась, вспоминая значение слова «удой». Вроде бы вспомнила.

— Что же ты предлагаешь?

— Молчать. До первого удобного случая. Тем более, этот материал из таких, что за время своего хранения не уменьшают свою ценность, а увеличивают.

— А вот этого я точно не понимаю.

— Если уж я решила сделать из тебя Навигатора, то придётся объяснить, — вздохнула девочка, услышав мой упавший голос. — Тем более, мне не так-то уж много осталось…, — эту фразу она произнесла вполголоса. — Ну, так вот, если ты прямо сейчас скажешь, что Марек — это на самом деле не Марек, а Игорь, то ни у кого это никаких особенных эмоций не вызовет; его ещё никто толком не знает, ребятам всё равно, как его зовут. А когда пройдёт время, мы все передружимся, более плотно начнём общаться друг с другом, все будут знать, что Марек — это Марек, вот тогда информация про его настоящее имя станет настоящей бомбой, и такой ценной, что ей даже можно будет шантажировать.

— Теперь понятно, — сказала я и подумала, что Полина очень вовремя объяснила мне, как нужно себя вести. Я как раз хотела указать ей на некоторые интересные вещи, касающиеся Марека. А теперь сохраню их для себя. Кто знает, вдруг мне и вправду придётся его когда-нибудь шантажировать? Список «интересных вещей» начинался самым простеньким вопросом: откуда Марек знает, что Маша — из деревни. А заканчивался вопросом настолько интересным, что я не могла удержаться, чтобы всё-таки не задать его Полине.

— Кстати, а карточка Марека до сих пор у тебя?

— Я её ещё утром ему отдала, ты что, не помнишь?

— Когда?!

— Когда он пришёл к нам. Помнишь, я тогда ещё перед зеркалом сидела и тебя Ивановной обозвала?

— Помню. А дальше что?

— Потом он сказал, чтобы я ему отдавал карточку. Я отдала. Он сказал «всё» — и ушёл.

— «Всё» — это я тоже помню. А про карточку как-то из головы вылетело.

Полина с жалостью посмотрела на меня:

— Ты, наверное, устала? Ложись спать. Я тебе могу даже постель расстелить.

— Расстели!

Я, наверное, слишком широко заулыбалась. Полина тут же возмутилась:

— Обойдёшься! — Потом недоверчиво спросила. — Ты в самом деле про карточку ничего не помнишь?

— Стала бы я тебя обманывать!

— Ты бы всё-таки отдохнула немножечко, Настя.

— Некогда отдыхать. Ты список вопросов к следующему зачёту помнишь?

— Ага, наизусть, — съязвила Полина.

— Нам всё это и за год не выучить. А зачёт уже через месяц. Так что расслабляться некогда.

— Думаешь, так постоянно будет?

— Надеюсь, нет. Просто пугают для начала. Говорят, первые курсы во всех институтах — самые трудные. Навряд здесь по-другому.

— Давай для начала список вопросов вытащим из Сети и распечатаем.

— Только у ребят нужно спросить, — тут же сказала Полина, — вдруг у кого-нибудь проблемы с печатником или с бумагой. Тогда нужно распечатать и им… Кстати! — Её лицо озарилось. — Тебе не кажется, что заниматься поодиночке — по меньшей мере нерационально?

— Хочешь, чтобы ребята готовили уроки все вместе?

— Я предложу им это. Думаю, они не откажутся. А ещё лучше, — девочка заходила по комнате, не в силах сдержать возбуждение, — если мы друг другу преподавать будем. Я, допустим, хорошо знаю политологию, ты — химию, Марек — психологию. Выберем предметы, которые нам больше всего нравятся — и будем друг друга по ним учить.

— Только вот вряд ли Марек согласится.

— Да что ты к нему привязалась в конце концов! — Разозлилась Полина. — Думаешь, я ему рога не обломаю, когда мне это будет нужно?

«Думаю — нет», — мелькнуло у меня в голове, однако я решила промолчать.

А здорово всё-таки Марек-Игорь Полину достал, если она только при одном упоминании его имени приходит в бешенство!

— Самая главная проблема — безопасность, — заявила она, — и в данный момент она более-менее решена. Всё остальное — завтра. Ты во сколько дома спать ложилась?

— Когда как.

— А я всегда — в десять.

— И не скучно тебе было всю жизнь по расписанию жить?

Полина остановилась.

— Нет, конечно, — ответила она. — Потому что даже не представляла, что можно делать как-то иначе… Ладно, ты как хочешь, а я — спать. Пока!

Хотя я несколько минут назад тоже собиралась укладываться на боковую, но именно в самый последний момент всё-таки решила на пару минут выбраться в Сеть. Второй день уже пользуюсь здешним компьютером, а в Графонет с него так и не выходила. Неправильно это. Надо посмотреть, что там и как. А больше всего меня интересовала платформа моего персональника, которая должна стать моей второй комнатой, только не в реальном мире, а в виртуальном, в Сети.

После изобретения нейронных процессоров последнее, восьмое, поколение «Пентиумов» уступило место новому поколению вычислительных машин — «Аксонам». Быстродействие последних позволило в корне модифицировать земной Интернет. Пространство Сети стало графическим. Контраст был таким же разительным, как разница между наборной строкой символьного компьютера и окнами Windows.

В новой редакции Интернет оказался похож на громадную виртуальную планету. На этой планете были свои материки, объединяющие сайты различных направлений: коммерческие, научные, развлекательные, информационные… Материки делились на зоны влияния различных прокси-компаний, внутри же этих зон располагались территории, которые в старом, аналоговом, Интернете назывались сайтами.

После американской катастрофы 2131 года из сетевого сленга стали изгоняться английские слова, некоторые заменялись неуклюжими русскими синонимами, тем не менее, слово «сайт» оказалось нетронутым. Может быть потому, что найти русский эквивалент этому короткому слову оказалось затруднительно.

Пространство виртуальной сетевой планеты было величиной условной: можно было войти в крохотный, ничем не примечательный домик и очутиться посреди бескрайней пустыни или в каком-нибудь парке аттракционов; всё зависело от фантазии мастера, создавшего сайт.

В корне изменилась архитектура компьютерной техники. Постоянное подключение к Интернету сделало возможным некоторые компоненты системного блока перенести в виртуальный мир. Изменения коснулись в первую очередь всех видов памяти. Каждому компьютеру в реальном мире соответствовала виртуальная платформа в сети, имеющая вид прямоугольного сооружения, парящего в пространстве. Именно на ней и располагались индивидуальные компоненты компьютера.

Первые платформы, серые, с острыми выщербленными краями, очень напоминали бетонные гробы, что немало забавило пользователей. С течением времени они изменились, приобрели цвет и объём, а форма некоторых оказалась настолько своеобразной, что оставалось только удивляться богатой фантазии их владельцев.

Самый обычный пейзаж Интернета — это тысячи висящих в сером пространстве платформ всяких цветов, форм и размеров. Внизу, на поверхности планеты, в лёгкой электронной дымке помех — многочисленные вывески сайтовых реклам и огоньки, окаймляющие посадочные площадки для платформ.

Большей частью платформы тихо парят, изредка мягко сталкиваясь друг с другом, так же противодействующей силой отбрасываются назад, это значит, что их владельцы отсутствуют или занимаются своими делами, не требующих сетевых ресурсов. Если пользователь проявляет активность и вводит адрес, его платформа приподнимается над остальными и стремительно исчезает в сером тумане…

— Спокойной ночи, Полина! — Сказала я.

Моя ненаглядная соседка что-то неразборчиво пробормотала и отвернулась к стене, закутываясь в одеяло.

Тут же выключился свет. Этого ещё не хватало! Автомат запрограммирован на «Спокойной ночи?» А если мы с Полиной поссоримся и никто этой фразы не скажет, свет, что, всю ночь будет гореть?

Несколько минут я бродила по комнате в темноте. Полинка уже спала, или, по крайней мере, хорошо притворялась. Свет так и не включился. Надо бы, наверное, завтра разобраться с этой системой. Ещё не хватало выстраивать режим дня в зависимости от того, когда начинает или прекращает работать освещение!

Я уселась в интернет-кресло, закрепила на поясе карабин, забралась в сапоги, на несколько размеров больше, чем нужно, поёжилась от неприятного ощущения холодной кожи обуви, одела перчатки и шёпотом, чтобы не разбудить подругу, сказала:

— Включение компьютера.

Клавиатура начала послушно подмигивать. Вскоре прямо над клавиатурой, в воздухе, появилась оранжевая шестиконечная звезда. Я уменьшила яркость.

— Система загружена, — подтвердил приятный женский голос.

— Выход в Графонет! — Приказала я, одевая на голову шлем. И успела заметить заставку, возникшую на мониторе: стальное графонетовское небо с множеством одинаковых тёмных прямоугольников платформ. Мне они всегда напоминала летящие по воздуху гробы, поэтому, подав команду на выход в Интернет, я всегда торопилась забраться в шлем.

В настоящей сети картина была гораздо более пригляднее, чем на заставке, которая почему-то, вот уже почти столетие, с начала эпохи графического Интернета, не менялась. Та же самая шестиконечная звезда на голубоватом фоне переливалась всеми цветами радуги.

— Графонет приветствует вас! — Раздался приятный женский голос.

Бродя по Сети, я однажды наткнулась на статью об этой женщине. Она записала эту фразу, когда ей было двадцать три года, тогда она работала диктором на местном визо — канале. Потом она состарилась, умерла, а пользователи Сети ещё много-много лет будут слушать это приветствие. «Интернет приветствует вас». Не знаю, как других людей, но меня эта простенькая фраза заставляет вспомнить о бренности бытия.

Я решила не удивляться ничему, что бы ни происходило на территории сайта «Штуки» и подсознательно ожидала каких-нибудь сюрпризов. Однако ничего такого при входе в Сеть не случилось: он оказался более чем стандартным: через голубой туман медленно начали проступать контуры стен и предметов.

С этого компьютера в сеть я никогда не выходила, поэтому, очутившись на незнакомой платформе, с интересом принялась вертеть головой. Пришлось пробормотать несколько цифр, фокусируя зрительные пластины, похоже, у предыдущего владельца шлема было неважное зрение. Тогда я как-то не подумала, что вчерашним вечером этим шлемом пользовалась Полина.

Разглядев интерьер крохотного помещения, в котором очутилась, я не смогла сдержать возгласа удивления.

Вокруг царил жуткий беспорядок, какого мне не приходилось видеть ни разу в жизни, ни в реальном, ни в виртуальном мире. Вся мебель — разгромлена, стенные шкафы — и те выкорчеваны из стен, полки — разбиты, все держатели методично вырваны, даже лак вроде бы содран с дверей. Про всё остальное говорить не приходилось: книги с оторванными страницами, корешками вверх, выдранные из переплётов, валялись по всей комнате, пол был усеян бумагами всяких форм и размеров, преобладали тетрадные листы, исписанные мелким убористым почерком.

Среди всего этого беспорядка я даже не сразу заметила незнакомца в углу комнаты. Это был человечек, каких рисуют очень маленькие дети: вместо туловища — овал, даже не очень ровный, четыре палочки, по одной на каждую конечность, кружок — голова, внутри — две точки — глаза и пара небрежных штрихов, долженствующих обозначать рот и нос — стандартная оболочка перемещающегося по сети. Я сразу подумала, что выгляжу точно так же, поэтому внешнему облику странного посетителя нисколько не удивилась.

Важным было другое: то, чем занимался незнакомец. Он с увлечением копался в какой-то картотеке. Просмотренные карточки из плотного желтоватого картона он не глядя бросал через плечо. Одна из таких карточек спланировала к моим ногам. Я подняла её. Речь шла о технических данных фотонной тяги.

Почему-то именно это возмутило меня до глубины души. Подумать только: кто-то собирал всё это, исписал горы бумаг, потратил уйму времени, чтобы собрать и классифицировать нужную, я полагаю, для моего дальнейшего обучения, информацию. А какой-то козёл…

По другому я его назвать не могла, хоть не очень привыкла оперировать нецензурными словами.

Находясь в состоянии, близком к шоку, я стояла посреди комнаты, и только и могла что хлопать глазами, наблюдая за происходящим и про себя награждать незнакомца всякими эпитетами, среди которых почему-то преобладали зоологические термины..

Козёл покончил с очередным ящиком, сбросил его на пол и приступил к следующему. Его методичности можно было позавидовать.

Я пыталась собраться с мыслями. Говорят, что залезть в чужой карман гораздо более прилично, чем забраться на постороннюю платформу. По крайней мере, в силу чисто физических причин в кармане не может очутиться столько личной информации, сколько умещается на одной платформе. Особенно если учесть, что из-за особенностей строения платформ память, могущая располагаться на ней, не имеет объёма, говоря иначе, просто-напросто неограниченна.

Я конечно понимаю, что платформа является моей личной собственностью не более двух дней, но ведь это не повод устраивать на ней погром? Комната, кстати, принадлежит мне ровно столько же. А если в мою комнату кто-нибудь ворвётся и начнёт в ней всё громить, насколько это будет логично?

Я нервно хмыкнула, на миг представив себе эту картину. И забыла, что мне нужно соблюдать тишину. Человек повернулся и увидел меня. Реакция последовала незамедлительно. Я не успела ничего предпринять, а он уже бежал ко мне. Мчался так, словно земля горела у него под ногами. Я только успела слабо прикрыть рукой лицо. Жест почти полностью бесполезный в реальном мире, тем более, в сети, где даже в костюме-минимуме лицо прикрыто прочным шлемом.

Он схватил меня за руку и куда-то потащил. Сначала я пыталась сопротивляться, но потом поняла, что незнакомец гораздо сильнее меня, и смирилась с происходящим. Хуже всего было то, что он держал меня за руки, за две руки сразу, а это значит, что выйти из Сети самостоятельно, нажав определенную комбинацию клавиш на клавиатуре, я не могла. Голосовое управление я включать не стала, не уверенная в должном быстродействии незнакомого компьютера.

Оказывается, зря.

— Что тебе нужно?

Он не отвечал. Подвёл меня к окну, деловито принялся связывать мне руки за спиной, опять же молча, что мне не нравилось всё больше и больше. Убить человека, который находится в виртуале в стандартном костюме, в котором сейчас была я, довольно затруднительно; ничего такого я не боялась. Но вот причинить множество неприятностей при желании можно очень даже легко.

И эти неприятности не замедлили произойти. Незнакомец даже не стал открывать окно — резким движением локтя выбил раму и выбросил меня в образовавшийся проём.

…Вот так да!

Несмотря на более чем нежный возраст, мне в уже приходилось один раз падать с интернетовской платформы. Самое главное было при этом не забывать, что находишься в виртуальном мире, а не в реальном. При падении повредить, тем более, сломать конечности было просто-напросто невозможно, даже находясь в костюме улучшенной тактильной чувствительности, что уж было говорить про учебный костюм-минимум из сапог, перчаток и шлема. Здесь с большей вероятностью можно было получить психическую травму, чем какую-либо ещё.

Сначала, очутившись в плотном сером пространстве, я вскрикнула, потом взяла себя в руки, вспомнив, что рядом Полина. Ещё не хватало разбудить соседку по комнате. Тем более, я её знала не так долго, всего два дня. Не хватало ещё начинать знакомство с таких неприятных вещей, как внеплановая ночная побудка.

— Всё в порядке, — шёпотом уверила себя я.

Парить в воздухе — это только на первый взгляд приятно и красиво. На самом деле ощущения довольно препаршивые, особенно если воздух тяжёлый, насыщенный водяными парами, вокруг — полная темнота, а руки связаны за спиной. Огни сайтов перемигиваются далеко внизу, но почему то кажется, что поверхность совсем близко и она ощетинена чем-то очень острым. Невольно группируешься, принимая позу эмбриона. А падать в свернувшемся положении неприятно даже кошке, которая по всем законам природы может упасть только на четыре лапы — и никак иначе. Вторая же половина психики во главе со всеми рефлексами требует упасть именно на четыре лапы, то есть на две ноги и две руки. Человеческая психика пытается разрешить парадокс: вкупе с желанием сгруппироваться возникает не менее острое желание развернуться… — и что делать?!

Это противоречие — чуть ли не единственное, что отравляло мне жизнь, пока я парила в воздухе. Я даже стала размышлять, что это за гад такой сбросил меня с родной платформы. В голову как назло ничего не лезло. Какой-нибудь здешний вредитель-хулиган? Или прошлый владелец компьютера? Это вряд ли. Какой смысл ему разрушать всё то, что собирал не один день. Одна картотека с типами фотонной тяги чего стоит. Написать громадное количество карточек таким мелким почерком, оставить всё это следующему владельцу компьютера. А потом всё перепутать и разбросать. В чём смысл?

«Попробуем рассуждать логически. Тот, кто сейчас у меня там, на платформе, явно что-то ищет. Почему именно сегодня? Похоже, посчитал, что, утомлённая событиями сегодняшнего дня, я буду спать как убитая, поэтому это — один из немногих дней, когда платформа будет с большой степенью вероятности пуста.

Второе: что ему там надо? К сожалению, я знаю слишком мало, чтобы так сразу ответить на этот вопрос. Поживём — увидим. Но начало учёбы, конечно — потрясающее! Если и дальше всё так пойдёт, то скучать будет некогда»

Потом мои мысли переключились на погоду. Насколько извращённым должно быть мышление человека, чтобы устроить над своим сайтом вечную ненастную ночь? Вчера вечером Полина жаловалась на погоду, сегодня днём я имела возможность понять, что климат не изменился, а теперешнее состояние атмосферы убедило меня в том, что погода на сайте меняться не будет никогда. Обрадовать этот факт может только людей (кстати, почему-то довольно многочисленных), которым нравится плохая погода. Я тоже не имею ничего против дождя, если он быстро заканчивается и если в это время сидишь в уютном доме, а не бродишь по улице…

Земля приблизилась неожиданно. Кажется только что далёкие огоньки проглядывали сквозь туман откуда-то глубоко снизу, и вот я уже, извиваясь, скольжу по холодному мокрому металлу. Так и есть, упала прямиком на какой-то купол. Хорошо ещё, что в этом простеньком костюме, а не в том, в котором мы учимся. В этом можно слегка поранить голову, ладони и ступни, как раз те места, на которые одеты интернетовские принадлежности. В навороченном костюме, который позволяет испытать всю гамму тактильных ощущений, да ещё с отключенной системой безопасности… Пожалуй, то, что осталось бы от меня в таком случае, было бы проще закрасить, чем отскрести.

Я плюхнулась прямиком в лужу, вровень на то самое место, которое ещё не перестало болеть после моего сегодняшнего выхода в Сеть в школьном костюме, и не смогла сдержать стон. Вот ведь не вёзёт, а! И руки, связанные за спиной не помогли.

Кое как обретя равновесие, я крохотными шажками, не переставая морщиться и постанывать побрела через темноту. Не может быть такого, чтобы мне кто-нибудь не встретился бы!

Сначала я думала, что дождя не замечаю потому, что привыкла к нему, только потом, когда уже очутилась в реале и вспоминала этот марш-бросок под дождём я поняла, что в том простеньком интернет-костюме, которым я пользовалась, его немудрено было не заметить.

Затрудняюсь сказать, сколько времени я бродила в темноте между куполов, но никак не меньше получаса. Кого-нибудь повстречать у меня так и не получилось. Я уже начала прикидывать, как отреагирует Полина, когда утром, проснувшись, увидит моё тело, безвольно висящее в интернет-кресле. Конечно, она сразу увидит руки, зафиксированные у меня за спиной, и поймёт, что в виртуале меня кто-то банально связал. Интересно, что интересного она скажет, освободив меня?

Помниться, именно тогда я дала себе зарок никогда не выходить в Сеть без голосового управления. С одной стороны, эта функция крайне неудобна: всё, что вы не говорите, даже самым тихим шёпотом, программа воспринимает как потенциальную команду, пытается её распознать и спрашивает, стоит ли исполнить необходимое действие. Это очень утомительно и поглощает львиную долю системных ресурсов. С другой стороны, если выйти в Интернет, имея голосовое управление, то будешь застрахован от таких вот казусов со связанными руками.

Металлические купола безмолвствовали. Дверей ни в один из них я отыскать так и не смогла. А если бы и нашла, что — головой с разбега в них стучаться? Все они были похожи один на другой, только общий был гораздо больше всех остальных, но и около него тоже никого не было. Немудрено — ночью никто не учиться. А если такие любители и находятся, то они, учась не первый год, накопили у себя список необходимых переходов и перемещаются между пунктами назначения напрямую, минуя «улицу».

Я уже почти потеряла всякую надежду выбраться с сайта до утра, но совершенно случайно набрела на небольшой столбик, высотой чуть ниже меня. Он был тёмного цвета и совершенно сливался с окружающей местностью, из-за чего я заметила его, только столкнувшись с ним.

Некоторое время я недоуменно разглядывала эту деталь пейзажа, и почти уже пошла дальше, но тут совершенно случайно на конце столбика заметила нечто, напоминающее клавиатуру. Нагнувшись, долго и пристально изучала странный выступ. Так и есть — клавиатура. Выглядит она очень нелепо, так смотрелся бы, наверное, телевизор на лесном пеньке. Вода, пузырясь, стекала между клавишами, мокрыми и склизкими от постоянной сырости и дождя. На них кое-где видна даже краска, которой были нарисованы буквы. Интересно, зачем здесь эта клавиатура и работает ли она?

Постараться что-нибудь напечатать? А в чём смысл, если не видно монитора? И чем печатать — носом?

Есть такая поговорка: голь на выдумки хитра. Теперь, получив хотя бы призрачный шанс на свободу, собственной изобретательностью я удивила сама себя. Отыскала невдалеке кусочек проволоки, взяла его в рот и, крепко зажав его зубами, принялась нажимать на кнопки.

Т-Р-Е-Б-У-Е-Т-С-Я-П-О-М-О-Щ-Ь

А что ещё мне было писать?

Я постояла, прислушиваясь к шуму дождя, потом повторила призыв, добавив в конце, что имею срочную необходимость связаться с учениками первого курса.

Прошло несколько томительных минут. Вдали послышались голоса, которые стремительно приближались. Наконец, рядом появились мальчик и девочка лет восьми в блестящих чёрных дождевиках. Их возраст меня обмануть не мог: оболочки на этом сайте раздавали один раз и на весь период обучения, тут никому не могло быть меньше шести и больше десяти.

— Ты откуда такой красивый? — Поинтересовался мальчик.

Обычный сетевой шовинизм. Неизвестные лица в стандартных интернетовских оболочках априори имеют мужской пол.

Девочка молча принялась развязывать узелки.

У меня едва получилось пошевелить пальцами, разминая затёкшие руки.

— Я с первого курса, — сказала я. — Первый раз за всё это время вышла в Сеть со своего компьютера в холле — и меня кто-то сбросил с платформы. А саму платформу разгромил.

— Как это — разгромил? — Не понял мальчик.

— Все шкафы переломал, все записи перепутал, там вообще ничего целого не осталось.

Пока я жаловалась, девочка внимательно смотрела на меня, потом они с мальчиком синхронно переглянулись.

— Ну, что, слетаем, посмотрим? — Спросил мальчик.

Девочка поморщилась, нерешительно потопталась на месте, потом кивнула.

— Ладно!

Я даже не успела удивиться. Они взяли меня за руки, с двух сторон, и поднялись в воздух.

— Помнишь, где твоя платформа? — Осведомилась девочка.

— Нет.

— Эх, ты.

Мы двигались очень быстро, но через несколько минут скорость нашего движения замедлилась: рядом с нами из воздуха появлялись серые в выбоинах поверхности платформ, очень похожие на бетонные гробы начала графического Интернета.

— Первокурсники в шестом квадрате! — Прокричал мальчик своей спутнице.

Многие из платформ оказались заняты: через светящиеся окна виднелись смутные человеческие фигуры.

Мне вспомнился ночной полёт на метле в «Мастере и Маргарите» (это кино я видела совсем недавно, перед тем, как отправилась на учёбу). Думаю, главная героиня романа испытывала те же ощущения, что и я. Мне настолько понравился этот способ передвижения, что я решила во что бы то ни стало отыскать подпрограмму, отвечающую за полёт. Это гораздо проще, чем бродить под дождём.

Наконец мы добрались до группы платформ, все окна в которых были тёмными. Я сразу узнала свою платформу: через выбитое окно пробивался слабый желтоватый свет.

— Это — моя!

Когда мы очутились в помещении, я смогла разглядеть своих неожиданных спасителей. Ничего примечательного в их внешности не было: дети не так сильно, как взрослые, отличаются друг от друга. Я только отметила нос девочки, чуть больше стандартной длины, но это ей, как ни странно, шло.

— Ничего себе! — Присвистнул мальчик, когда они обошли мою платформу по периметру. Злоумышленника, само собой, на ней больше не было: всё, что можно было обыскать, он обыскал. И ту самую злополучную картотеку, которую он потрошил, когда я появилась на платформе, он допотрошил до конца: содержимое всех ящичков валялось, разбросанное, по комнате.

— Жалобу подавать будешь? — Спросила девочка.

— Кому?

— Красной Шапочке.

— А можно как-нибудь без этого?

— Можно, — ответил мальчик.

— Нам-то что, — добавила девочка.

Не прощаясь, они взялись за руки и вылетели в окно. Обиделись, что ли?

Надо было спросить хотя бы, с какого они курса.

Всё происшедшее со мной за последний час напоминало дурной сон. Я отыскала остатки стула, ножки которого оказали отломанными, уселась на седушку и задумалась о своей нелёгкой жизни, устроив подбородок на переплетённых пальцах рук. Проще было создать новую платформу, чем восстанавливать старую. Будто у меня больше проблем нет, чем заниматься сортировкой книг и карточек. Кстати, книги тут ведь не из школьной библиотеки? Тогда их, пожалуй, стоит оставить. Насколько я понимаю, электронные книги на здешнем сайте — дефицит (я имею в виду — личные). А вот всё остальное…

На уборку ушло чуть больше четверти часа. Я вышла в реал, убедилась, что Полина безмятежно спит (даже слегка похрапывает во сне), бросила взгляд на часы — половина двенадцатого, и принялась форматировать отдельные фрагменты помещения. Несколько раз пришлось выходить в Сеть и перетаскивать книги в сторону, чтобы случайно не уничтожить их.

Под конец платформа приобрела первозданную чистоту, словно компьютер только что сошёл с заводского конвейера. Впечатление портила только кучка потрёпанных томов в дальнем углу.

У платформы оказалось даже нечто, напоминающее балкон. Закончив уборку, я вышла на него (так и тянет написать: «подышать свежим воздухом», но о каком воздухе в виртуале может идти речь?). Наверное, мне просто захотелось полюбоваться окрестностями.

Я дала платформе самый малый ход и принялась разглядывать проплывающие мимо величественные сооружения. Абсолютное сходство с бетонными гробами, особенно если смотреть снизу и чуть сбоку! Интересно, вид платформ на здешнем сайте канонизирован или можно применять оболочку на своё усмотрение? Скорее, первое, иначе нашёлся бы хоть кто-нибудь, если не изменивший вид своей платформы, то хотя бы разукрасивший её в более весёлый цвет.

Неожиданно мимо проплыла платформа, в окне которой горел свет.

Кто-то из наших или в кучку первоклашек затесался старшекурсник?

Я хотела сделать так, чтобы наши платформы чуть соприкоснулись, но немного не рассчитала, и из-за сильного удара едва смогла удержаться на ногах.

— Какого хрена?! — Заорал косматый старик, выскакивая на свой балкон. Я чуть не умерла от страха.

— Я… нечаянно… Я уже… тут… ухожу…

— Ты кто?!

— Меня Настя зовут, — призналась я, чувствуя, что жить мне остаётся не больше минуты. — Бахмурова.

— Настюх — ты, что ли?! — Расхохотался старик. — Проходи, сейчас я состыкуюсь с твоим гробом!

Я покачала головой, отступая на шаг.

— Не пойду! Вы кто?

— Да Никита я, неужели не узнала?!

Вскоре мы сидели на его платформе.

Никита нарядился под какого-то древнего рокера: кожаная куртка с множеством заклёпок, огромные, на пол-лица солнечные очки, густая чёрная борода, пышная шевелюра седых волос.

— Это точно ты? — Недоверчиво осведомилась я.

— Кто же ещё! — Самодовольно хмыкнул рокер, обошёл вокруг заваленного бумагами стола, по хозяйски развалился в кресле, с усмешкой воззрился на меня. — Моя платформа, каким хочу, таким и хожу. Как я тебе?

— Жуть!

— Я тоже так думаю.

— Чуть не умерла от страха, когда тебя увидела. Не можешь оболочку…, — я запнулась, — подемократичнее подобрать?

— Мне нравится.

Мне оставалось кротко вздохнуть. А что ещё можно сделать? Мальчишки живут в каком-то своём непонятном мире, понять их абсолютно невозможно.

— Тебе чего не спится? — Спросил Никита.

— А тебе? Ты ведь каждое утро заспанным приходишь!

— А тебе-то что с того? Я же не могу только учиться и учиться, мне и жить когда-нибудь надо!

— Это ты ЗДЕСЬ живёшь?

Я глядела обширное помещение, напоминающее зал деревенской библиотеки. В нём было так много всего (особенно книг и всяких записей), в нём царил такой порядок (относительный, конечно), что я не могла вслух не позавидовать.

— А ты чего такая взъерошенная? Случилось чего?

Я кивнула, некоторое время собиралась с мыслями, а потом принялась рассказывать о своих злоключения.

Когда я закончила, рокер расхохотался. Смеялся он долго и со вкусом, хлопая себя по коленям, обтянутым узкими джинсами, откидываясь назад и показывая блестящие в полумраке золотые зубы. Он вытирал выступающие от сильного смеха слёзы.

Кто бы смог узнать в этом развязном бородатом мужике десятилетнего мальчишку?

— По тебе актёрский факультет плачет, — сказала я. — Если выгонят из «Штуки» можешь пойти туда. С руками оторвут.

— Ох, уморила! Ох, не могу! — Продолжал веселиться рокер. — Это надо же: вышла в Сеть — и сразу с платформы сбросили! Я хоть в совокупности пять лет из своих десяти провёл в Интернете, каждому козлу прямо говорил, что он — козёл, но довыпендриваться до ТАКОГО у меня ни разу не получалось! Ты прямо все возможные неприятности на себя цепляешь!

— Хватит смеяться, я спать хочу! Успокой меня — и я пойду.

Никита, хохотнув ещё несколько раз, замолчал.

— Ладно, — сказал он неожиданно серьёзным голосом. — Если хочешь, оставляй свою платформу рядом смоей, я тебе какую-нибудь литературку скопирую, мебель расставлю, а потом пудовый замок напрограммирую: ни один гад больше не сунется.

— Сделай пожалуйста, ладно?

Очутившись в реале и стащив с головы шлем, я долго сидела, бессмысленным взглядом глядя прямо перед собой. Как в анекдоте: сходила, называется, за хлебушком.

День оказался более чем насыщенным.

Я почистила зубы, умылась, уже собиралась ложиться спать, но не смогла сдержать искушения и включила монитор. За несколько минут вид моей платформы разительно изменился: Никита уже успел написать программу для нескольких глубоких кресел, около стены начал появляться письменный стол, очертаниями пока ещё напоминающий верстак для рубки мяса…

Перед тем, как уснуть, я почему-то вспомнила Марека. Хоть он и на редкость неприятный тип, но всё-таки молодец. Отыскал слова, чтобы заставить Машу изменить свои намерения. И мальчишек оговорил — даже не запнулся. То, что никого из них не стошнило — это ясно как два плюс два; одежда на всех была чистой.

И всё-таки множество вопросов, связанных с ним, не давало мне покоя. И самый главный — почему я ничего не помнила про то, как Полина отдала ему браслет. Гипноз? И, в конце-то концов, каким образом он без карточки вчерашним вечером смог войти в наш корпус?! Или у него уже карточка была? Где он её отыскал ночью?

Сначала мне странной показалась Маринка Добровская со своим Ромой, теперь — Марек Кирилин. Да и Никита какой-то не такой: целыми ночами висит на сайте «Штуки», в жуткой оболочке, от которой любой среднестатистический человек запросто начнёт заикаться… Кругом одни загадки!

Может быть, именно так начинается классическая паранойя?